На следующий день. Комиссия.
Я пришёл пораньше, как и все наши. Настроение было у всех ниже плинтуса, да оно и понятно. Эти деятели от культуры заставили всех по новому взглянуть на нашу музыкальную деятельность. Заставили задуматься, а надо ли нам это? Стоит ли оно того? Мы репетируем уже третью неделю и те песни, что мы поём и играем ансамблем уже звучат как надо. Теперь нам необходимо разучить комсомольские песни и песню «День Победы» с хором и оркестром и вот тут у нас всё плохо. Симфонический оркестр филармонии отказался с нами сотрудничать, что совсем не удивительно, но в меру неприятно. С хором же вообще затык, в городе просто нет профессионального хора. Чувствую придётся просить о помощи Брежневу, не получается у меня малахитовая чаша, не получается.
Наконец собрались все ответственные товарищи и началось… Вернее началась вакханалия, другого слова я и не подберу. Мои песни громили, как дивизию СС «Галичина», как ярых предателей и вредителей! И слова провокационные и музыка буржуазная и совсем не интересна не молодёжи, не Советским гражданам. Смысл песен вообще асоциален и вреден, а автор бессовестно молод и совершенно не годится для такой важной и ответственной работы. Его сценарий явно не соответствует реалиям жизни и только выпячивает некоторые недостатки Советского строя, совершенно не воспевает подвиг и самоотверженность героического Советского народа! В общем полный аллес капут!
Все ребята сидели понурые и потерявшиеся, в глазах девочек стояли слёзы и обида и только важная комиссия сидела тихо и внимательно выслушивала выступающих обличителей врагов народа, не выражая никаких эмоций и переживаний, лишь изредка что-то записывая в свои блокноты.
Наконец многочисленные обличители закончились и начались малочисленные защитники. Сначала выступил Илья Петрович, за ним Сергей Сергеевич и вдруг, неожиданно для всех, поднялся на трибуну товарищ Патрушев. Ну что могу сказать? Или я чего-то не понимаю или на него так Валя подействовала? Очень сомнительно! Что вообще происходит?
Он разнёс всех критиков в пух и прах! Я не знаю кто и с кем ему писал речь, но получилось очень сильно. А когда он в конце добавил, что в отношении некоторых товарищей обличителей начаты персональные проверки о соответствии их занимаемой должности и членству в Коммунистической партии СССР, то народ тихо охренел. А уж когда он объявил, что в отношении товарища Синельникова начато уголовное дело о попытке изнасилования несовершеннолетней, что он арестован и отстранён от занимаемой должности, то в зале захлопали и первым был я! А все остальные меня искренне поддержали и правильно!
В общем итогом комиссии стало решение обвинения с меня снять, претензии к музыкальному спектаклю признаны не обоснованными и надуманными, мне дали зелёный свет. Назначили нам куратором и ответственным за проведение мероприятия Хорошеву Татьяну Юрьевну и на этом распрощались со всеми. Я с благодарностью пожал руку товарищу Патрушеву, второму секретарю обкома, дай бог будущему первому и всей остальной «высокой комиссии». Душевно с ними попрощался пообещав не подвести, оправдать, соответствовать и так далее, что положено по тексту.
— Что Андрей Фёдорович несладко пришлось? — спросила меня улыбающаяся Татьяна Юрьевна — Ничего-ничего, что нас не убивает, делает нас крепче!
— Золотые слова Татьяна Юрьевна, но как-же это всё… — я сморщился.
— Да! Приятного мало! — согласилась она — Ладно ребята, время дорого, слушаю ваши предложения и вопросы, идеи и мысли. Мы теперь должны сделать спектакль на семь с плюсом, иначе нас не поймут! Да кстати, а кто будет петь «День Победы»? — посмотрела она на меня.
— Мне бы хотелось чтобы её спел Василий Севастьянович! Он коммунист, ветеран войны, награждён боевыми орденами и медалями, кому как не ему? Тем более он участник нашего ансамбля, вот пусть первым и споёт её со сцены на всю страну! — заявил я.
Ребята меня горячо поддержали и правильно.
— Хорошо! — сразу согласилась Татьяна Юрьевна — Обком партии не против кандидатуры товарища Верхоступова, он достойный представитель партии и народа. Возьмётесь Василий Севастьянович? — повернулась она к нему.
— Почту за честь! — ответил он с достоинством — И не подведу!
— Верю! — улыбнулась она по доброму — Ну что товарищи, за работу?
5 февраля 1971 года. Москва. Аэропорт Шереметьево.
Я прилетел в Москву регистрировать свои песни по звонку Брежневой. Да нужно вначале поработать с композитором и поэтом-песенником Тихоном Хренниковым, ещё и сама Пахмутова выразила желание пообщаться. Летел я с куратором от КГБ, который оказался вполне нормальным мужиком. Когда мы с ним всё выяснили и всё спокойно обговорили, у нас сложились вполне рабочие отношения и даже немного приятельские личные. Я ведь ничего не скрывал и прямо отвечал на все его вопросы, а зачем скрытничать? Я сам понимал, что мои секретные секреты долго не будут секретами и обязательно найдётся кто-то, кто проболтается или преднамеренно сольёт информацию комитетчикам, так и получилось. Поэтому, когда он спросил меня о жизни прожитой в коме, я не стал ничего скрывать и подтвердил такое дело. Рассказал всё до 91 года, а всё остальное рассказывать пока отказался. Только так и никак иначе. Чуть поупиравшись он, вернее они, согласились. Единственное на чём я категорически настаивал, это не докладывать пока наверх Андропову, до моего личного разговора с Брежневым, а потом он сам решит, что и как. И вообще, лучше если все материалы обо мне сначала вы дадите почитать лично Леониду Ильичу, для вас же будет лучше, намекнул я им. Если не дураки поймут, а нет, так на дураков и суда нет.
Вот я шагнул в зал ожидания.
— Андрюха на выход! — сказал Я-Денис — Вон твоя зеленоглазая несётся!
Тут на нас запрыгнула визжащая от счастья Виктория.
— Привет муж! — чмокнула она меня в губы.
— Привет жена! — чмокнул он её в ответ.
Москва-Москва, как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём переплелось! Не то слово! Я смотрел на москвичей из окна машины и вспоминал ту Москву из моего прошлого-будущего и эту. Если честно, то та мне нравится больше, эта пока какая-то неухоженная, серая, обыкновенная. Что-же мне принесёт день сегодняшний и день завтрашний? Кто бы знал. Я смотрел и узнавал город и в тоже время нет, слишком многое поменяется за 50 лет. Хотя если честно, то не всегда к лучшему, было в этой старой Москве какое-то очарование старины, дуновении истории. Как говорится на каждый цвет у всех свои фломастеры. Будем поглядеть, как оно сложится, пока в глаза бросается грязный снег и бегущие по своим делам, нахохлившиеся москвичи. Всю серость скрашивают только сияющие рядом глаза Вики и довольная улыбка дяди Миши. Вика, как пулемёт вываливала на меня свои новости. Потом я рассказал свои, передал приветы и мы только загадочно посматривали друг на друга. Ну а как вы хотели, мы не виделись целый месяц, других у меня не было, ведь своё слово я держу. Я прекрасно понимаю, что меня ждёт, понимаю и боюсь. Очень боюсь! Просто очень-очень боюсь!
Мама Галя не приехала меня встречать, да я и не очень надеялся. У неё и своих дел немеряно, да и есть кому меня встретить. Да и куда я от неё денусь? Тёщенька явно уже всё распланировала и подготовила. Ничего, прорвёмся. Пока буду собой, а там поглядим, как карта ляжет? А вот как меня встретят дедушка с бабушкой? Ой, что-то мне ссыкотно!
А вот и их дом, Кутузовский проспект 28. Меня оперативно выгрузили, завели в подъезд, затем в лифт и вот она, Виктория Петровна, бабушка Вики. Именно в её честь Вику и назвали, скромная, тихая женщина с несгибаемым характером.
— Бабушка познакомься! — шагнула к ней Вика — Мой Андрей приехал!
— Ну здравствуйте молодой человек! — внимательно смотрела она на меня — Можете звать меня Виктория Петровна!
— Лисицын Андрей Фёдорович! — улыбнулся я — Можете звать меня Лисёнком, до Андрея Фёдоровича я ещё не дорос, но обещаю вырасти!
— Уверенны? — хитро улыбнулась она.
— Очень на это надеюсь! — грустно улыбнулся я.
— Это похвально! — прищурилась она — А теперь идите мыть руки и будем пить чай!
— Замечательно! — довольно потёр я руки — Люблю повеселиться, особенно… — замялся я — Ну в смысле вкусно покушать! — смутился я.
Виктория Петровна осуждающе покачала головой, а я повернулся к Вике — Где тут у вас руки моют?
— Проголодался? — хитро улыбалась она.
— Что-то от волнения жор напал! — признался я.
— А-а-а! Боисся? — рассмеялась Вика, довольно наставив на меня пальчик.
— Ага! — почесал я бровь — До последнего думал, что это неправда! — повинился я.
— Теперь сбежишь? — встала Вика в позу, уперев руки в бока.
— Да не! — замотал я отрицательно головой — Куда я теперь без тебя? Помру ведь от тоски! — печально вздохнул я.
— Ладно, выкрутился! — ехидно усмехнулась Вика — Пошли провожу!
— Проводи прелестница, проводи! — довольно заулыбался я и тут нас жёстко обломали.
— Жду вас за столом через десять минут! — заявила строгая бабушка и развернувшись ушла на кухню.
Попробуй откажи доброй бабушке? Мы с Викой переглянулись и молча пошли мыть руки. Потом мы пили чай, я отвечал на хитрые вопросы бабушки и в перерывах пытался чего-нибудь съесть, печеньку там или сушку, что успею. Наконец завуалированный допрос закончился и Вика утащила меня гулять на улицу. Она показала свою школу, любимый двор, самые дорогие ей места, а когда никого не было рядом, мы быстренько целовались. Затем снова болтали, смеялись, дурачились, пару раз забегали в подъезды целоваться, в общем весело провели время. Только мучал меня один вопрос, а где я сегодня буду ночевать? Что-то мне не верится, что в квартире у Виктории? Увезут меня, надеюсь не в тундру, а в гостиницу. Вроде как до штампа в паспорте, тут не принято? А секса то ой как хочется, слово я держал, да и Викуля так смотрит, что прям кровь закипает и чего делать?
Леонид Ильич задержался на работе, как всегда вылезли дела которые не отложить. И всё таки не понимаю, это дурость, глупость или кто-то специально спланировал? Вот пусть комитет и разбирается, а то совсем мышей не ловят. Он открыл входную дверь, зашёл и замер. Какая замечательная песня и слова и музыка, а голос? Неужели наш любимый певец приехал? Забавно! А голос и впрямь замечательный, немудрено что внуча влюбилась, прямо курский соловей.
Тут из зала вышла жена.
— Что Витёк мужа не встречаешь? — негромко спросил он улыбаясь — Никак соперник у меня появился?
— Ещё какой! — ответила она и они обнялись — Молодой, красивый, а шарм, а харизма? Была бы молодой влюбилась без памяти! Не удивительно, что внуча с него глаз не сводит, да и он с неё!
— Ну и как он тебе вообще? — с интересом посмотрел он на жену.
— Хороший парень! — ответила она не задумываясь — Настоящий!
— Даже так? — обалдел Леонид Ильич.
— Так Лёня, так! — закивала головой жена — Он из нашей проказницы человека сделает!
— Ого! — удивлённо распахнул он глаза — Ты это за пару часов общения поняла?
— Я это поняла мгновенно, как только заглянула ему в глаза! — ответила она — Там и понимать нечего, ОН ЛИЧНОСТЬ! — подчеркнула она голосом — Пойдём, познакомишься вживую!
— Ничего себе! — думал Брежнев — Жена ещё никогда в людях не ошибалась! Пойдём, посмотрим на личность!
Когда они вошли в комнату, Андрей их не видел, сидя спиной ко входу и увлечённо рассказывал, как они репетируют новые песни к 23 февраля и что возникла огромная проблема с симфоническим оркестром и профессиональным хором. Дочь Галя его внимательно слушала и кивала согласно головой.
— Без вашей помощи мама Галя никак! — закончил он и развёл руки в стороны.
— Молодец какой! — подумал Брежнев — Дочку уже мамой называет, а той это нравится, хоть виду и не показывает, но нас то не обманешь!
— А может и я на что сгожусь? — громко спросил он.
Андрей одним слитным движением выскользнул и оказался перед Брежневым.
— Ах какой молодец! — восхитился Леонид Ильич — Сразу видно бойца! И кто это у нас? — наклонил он голову набок и с хитринкой посмотрел на Андрея.
— Разрешите представиться! — встал тот по стойке смирно — Лисицын Андрей Фёдорович, слесарь Тюменского Судостроительного завода, ученик десятого класса школы рабочей молодёжи, немного поэт, немного музыкант, а также жених вашей внучки Виктории. Отказываться от неё я не намерен, даже не уговаривайте. Воспринимайте меня, как стихийное бедствие, я уже здесь и никуда не денусь. Извините за категоричность! — он улыбнулся — Какой-то я резкий получился? Это наверное от страха?
— Меня что-ли напугался? — усмехнулся Брежнев.
— Ну не напугался, но определённая опаска имеется! — смело посмотрел он ему в глаза — Вдруг вы для Виктории другого жениха присмотрели, а тут, я весь в белом!
— А если и присмотрели, то что? — заинтересованно посмотрел Брежнев.
— А ничего! — пожал он плечами — Я уже здесь!
— Ну-ну! — покачал головой Брежнев и протянул руку — Леонид Ильич Брежнев, коммунист, немножко охотник, немножко начальник, немножко генеральный секретарь. Ты охоту как, уважаешь? — пристально вгляделся он в глаза, не отпуская руки.
— Сложный вопрос Леонид Ильич! — задумался он — На охоте я бывал, но вот нравится ли мне стрелять в животных, не уверен? А вот всё остальное принимается! — улыбнулся он.
— А мне дочь говорила у тебя песня про охоту есть, сильно её впечатлило! Споёшь? — улыбнулся он в ответ.
— Всегда пожалуйста! Она на охоте и написалась, слушал охотников и как-то раз, сложились и слова и музыка! — кивнул Андрей и пошёл к гитаре.
— Сильная вещь! — смахнул слезу Брежнев после исполнения — Правдивая! А есть что-нибудь ещё такое-же душевное?
— Есть, но про охоту песен больше нет, ещё не написал! Вот о России есть, спеть? — посмотрел он на него.
— Пой! — махнул он рукой.
Наше знакомство с Брежневым прошло без эксцессов, на мирной и дружелюбной ноте. Через час мы уже общались, как давние приятели. Круг вопросов что мы обговорили был обширен и неоднозначен, ему было интересно всё. Особенно моё личное мнение о том или об этом, иногда мы спорили, но без грубости и очень обоснованно. В общем нам было весьма интересно общаться друг с другом, никаких сисек-масисек не было и в помине, вполне себе даже здравый и рассудительный человек. Затем нас прервали наши женщины принеся горячее, Леонид Ильич предложил по 50 грамм коньячка за знакомство, я согласился, но только на пятьдесят грамм. В итоге гостиница отменилась и спать меня уложили в зале, а ночью ко мне прокралась Вика.
Утром бабушка застала нас в одной кровати, но… Видимо я им понравился, да и поздно уже, тем более это не я у Вики в кровати, а она у меня. В общем бабушка только недовольно покачала головой глядя на Вику, а я благоразумно спрятался под одеяло.
— Завтрак через пятнадцать минут! — грозно сказала она и удалилась.
Мы в темпе вальса побежали умываться и прибежали завтракать. Мне было немного стыдно и я старался не встречаться взглядом с Викторией Петровной.
— Не напрягайся Андрей! — сказала она мне, грозно глядя на Вику — К тебе претензий нет!
— Ну бабушка? — заныла Вика.
— Цыц! — грозно прервала её бабушка — А ты о нём подумала? Ладно у вас уже было, а если бы нет? В каком свете ты бы его перед нами выставила?
Вика опустила голову.
— Думай головой внуча! — подчеркнула она.
— Хорошо бабушка! — покаялась обречённо Вика.
— Виктория Петровна мы оба виноваты! — заступился я за любимую — Я должен был отправить её обратно, но… я так соскучился! — влюблённо посмотрел на Вику и мы улыбнулись друг другу.
— Ой не слепите меня своими счастливыми прожекторами! — рассмеялась бабушка Вики — Какие планы на день Андрей?
— Ждём маму Галю и едем к Пахмутовой! — ответил я — А кто будет там, я не знаю!
— Понятно! — кивнула Виктория Петровна — Дочь обещала к двенадцати подъехать!
— Ого! — воскликнула Вика — У нас ещё больше часа! Лисёнок спой!
— Куда же я денусь? — рассмеялся я — Давай только доедим, а то потом непонятно когда получится?
Мы быстренько доели и уселись в зале.
— Что тебе спеть? — спросил я Вику.
— А помнишь ты мне напел тогда на улице «Будет всё как ты захочешь», дописал? — хитро посмотрела она на меня.
— Дописал! — улыбнулся я — Тебе понравится! Слушай!
Когда допел Вика стала скакать вокруг меня, как козочка и приговаривать: — Здорово! Здорово! Здорово!
— Перестань Вика! — рассмеялась бабушка глядя на неё — Ты как маленькая?
— Бабушка! — подскочила она к ней — Разве он не прелесть?
— Прелесть-прелесть! — согласилась бабушка и посмотрела на меня — Андрей ты вчера пел о детстве, спой ещё раз! Там, где годы пролетели!
— Слушайте! — кивнул я и запел.[135]
Виктория Петровна ушла в воспоминания и была сейчас далеко-далеко, в своих воспоминаниях. Допел и не останавливаясь запел песню Трофима «Просто так».[136]
Допел и посмотрел на них, обе сидели задумчивые и улыбающиеся. Ладно продолжим в том-же духе, споём им группу Рождество «Ты знаешь так хочется жить!».[137]
Во время песни раздался входной звонок и Вика соскочив, убежала открывать двери.
— Привет мамочка! Чмок! — услышал я краем уха — Там Лисёнок поёт, раздевайся, а я побежала!
Вика забежала, уселась на тоже место и влюблённо уставилась на меня. Через минуту в зал зашла мама Галя и остановившись в дверях стала меня слушать. Затем уселась за стол и слушала внимательно на меня поглядывая, я спокойно допел, а чего дёргаться? Допел и заиграл песню ДДТ, «Всё что останется после меня!». Что-то меня пробило на философскую грусть![138]
Когда допел в зале стояла тишина, все сидели задумавшись.
— Я постоянно забываю, что ты дважды умирал! — произнесла вдруг мама Галя — Только лично пережив смерть, можно написать такие песни!
— Это как? — спросила её обалдевшая бабушка Вика.
— Долго рассказывать Виктория Петровна! — грустно улыбнулся я и посмотрел на маму Галю — Пора ехать?
— Да Андрей! — кивнула она — Машина у подъезда! Сейчас кофе попью и поедем!
А потом было несколько часов интереснейшего общения с мастистыми композиторами и поэтами. Выжали они меня досуха, но мне только на пользу. Песня «День Победы» понравилась всем и хоть они и попытались немного переделать и слова и музыку, но большую часть я отстоял, как мой дед Сталинград, хотя песня и стала в результате немного другой, но на мой взгляд только лучше и это главное. Затем уже я настаивал на соавторстве и этот раунд остался за мной, хоть я и понимаю, что мне просто сделали одолжение. Потом мы общались, пели, играли, спорили и опять пели и играли. В итоге все остались довольны и я и мастистые и заслуженные деятели искусств и мама Галя и моя счастливая Виктория. И это самое главное, все эти четыре часа и мама Галя и Вика молча и внимательно наблюдали за всем что происходит, слегка ошалевшими глазами. Я сразу поставил себя заявив, что выражений типа малатой человек и мой юный друг непотерплю! Только взаимное уважение всех и разговор хоть и не на равных, но без унижений и подначек иначе я ухожу и всё! Пусть и грубо, но сразу сняло все иллюзии и непонятки. Нравоучений мне и на комсомольских собраниях хватает. А потом я их просто ошеломил разнообразием жанров, стилей и манерой исполнения песен. Такого они точно раньше не слышали, а я просто был собой и ни под кого не подстраивался. Надо было видеть их глаза, когда я играючи, рвал все шаблоны и правила. Думаю они ещё пару часов будут меня обсуждать после моего ухода, да и в себя приходить пару недель точно, ведь я открыл им новые, безграничные горизонты творчества.
А потом меня повезли на Красную площадь, ну не говорить же им, что я тут был сотню раз, а может и больше? Пришлось ходить с восторженными глазами и видом ошалевшего провинциала, напевая про себя песню Малежика:
— Провинци Алка, провинци Алка!
Вот и я, провинци — Дрюшка! Бессовестная хрюшка!
Потом мы поехали домой к Виктории и общались уже там с мамой Галей и бабушкой Вики. Леонид Ильич не приехал ночевать, что-то важное случилось на работе и все мы рано улеглись спать. Меня снова положили в зале и снова ночью ко мне приползла Вика. Только бы бабушка не услышала, думал я, в очередной раз тыкая раскричавшуюся Вику головой в подушку.
Эх, житие мое!