Не проходите мимо

Фельетон двадцать первый

АВТО-МОТОБИОГРАФИЯ

- Уважаемый механик, можно вас на секундочку? - Владимир Прохорович, уделите минуточку! - Товарищ Калинкин, вы обещали сейчас подойти! - Володя, будьте ласковы!.. - Браток! Сделай доброе дело!.. И главному механику станции автообслуживания Владимиру Калинкину, аккуратному молодому человеку с черными бачками, приходилось ежесекундно проявлять ласку, любезность и доброту. Его синий щегольской комбинезон мелькал то у бензозаправочной колонки, то возле склада запчастей, то на площадке для мойки машин. Через калинкинские руки за день проходили сотни различных механизмов. - Товарищ главный, - вкрадчиво обратился к Владимиру Прохоровичу какой-то испуганный автопутник в майке и крагах. - Видите ли, я только начинаю учиться водить автомобиль... И машина-то не моя, а одного приятеля... Серенький "Москвич" печально глядел на дорогу одной фарой и несколько припадал на переднее правое колесо. - В следующий раз берите машину не у друзей, а у врагов. И вообще не расстраивайтесь, с каждым бывает. Не могли разъехаться со столбом? Так? Вы налево - и он налево, вы направо - и он направо? - Да! - радостно согласился путник в майке. - Значит, это типично? Вы меня вдохновляете! - Буксиром обеспечу, - утешил потерпевшего Владимир Прохорович, - больше ничем помочь не могу! Напевая "Выхожу один я на дорогу", Калинкин направился было к станции, но его остановили. Возле механика стоял мужчина в ермолке. Он радостно жестикулировал, несколько раз раскрыл рот, но никаких звуков почему-то не производил. - Что за пантомима? - удивился Калинкин. - А у него сирена испортилась! крикнул бензозаправщик. - Он двести километров гудел сам. - Вы, товарищ, шагайте в медпункт, а я тем временем вашей сирене голос поставлю, - и Владимир Прохорович направился к онемевшей машине. Через минуту автомобиль уже обрадовано сигналил, поторапливая владельца. - Рубль семьдесят в кассу! - сказал Калинкин вернувшемуся из медпункта шептуну. - Что сказала медицина? - Прописали дышать паром, - прошипел пациент. - А где я его в дороге возьму? - Отвинтите пробку радиатора и дышите сколько угодно! С террасы, где на плетеных оттоманках отдыхали пассажиры, послышался восторженный дамский вопль. Владимир Прохорович оглянулся. У бензоколонки остановился зеленый лимузин. Из него изящно выпрыгнул высокий мужчина в белом теннисном костюме. Несмотря на жару, его горло было старательно замотано шарфом: народный тенор Красовский берег голос. Калинкин подошел к артисту, и друзья долго трясли друг другу руки. Владимир Прохорович с превосходством посмотрел на террасу. Старое знакомство со знаменитым тенором давало ему право на такой взгляд. Красовский давно уже обзавелся личной машиной. А владельцы автомобилей всегда искали дружбы Калинкина. Если на других станциях даже мелкая поломка грозила крупной потерей времени, то у Владимира Прохоровича больше четверти часа никогда никто не задерживался. Опытные туристы предпочитали "дать крюк" в десяток километров, но починяться на "калинкинском перекрестке". В числе знакомых Владимира насчитывалось три академика, пять заслуженных артистов и один народный, восемь композиторов, два художника и девяносто семь писателей, из коих восемьдесят были -драматургами. Вероятно, поэтому пешеходам, мечтающим о собственных машинах, Калинкин резонно советовал: - Пишите драмы, пьесы сочиняйте! - Опять на рыбалку, Семен Иванович? - любезно спросил Калинкин тенора. Учтите, на Моржовом пруду вот уже две недели рыбы забастовку устроили отказываются клевать. Знаменитый капитан китобойной флотилии Маломедведицын - серый "Москвич" № 14-51, зажигание пошаливает - за десять дней ни одного карася там не загарпунил! - А вы сверните в Горелово. Там такие места! Рыбий курорт! Уж кому знать, как не мне, - я там родился. Вскоре тенор умчался к тихим гореловским заводям. Калинкин снова заметался среди машин. - Уважаемый механик, окажите любезность! - Дорогой, можно вас на секундочку? - Товарищ главный! Вы обещали мне буксир. Если бы машина была моя, я бы подождал, но это автомобиль одного моего друга... - Новичок-водитель в крагах молитвенно сложил руки. Калинкин усмехнулся. - Вам куда нужно? Судя по номеру, вы из Крупчанска. А в ту сторону грузовиков еще не было. Да, наверно, в ваши ближайшие планы не входит встреча с другом? Он, может, человек вспыльчивый, нервный, и вам безопаснее ехать в другую сторону? - Да, нервный... Лучше бы, конечна, в другую.. и подальше, - уныло сказал горе-шофер. - Вот идет самосвал, я вас к нему прицеплю. Впрочем, нет. Эти машины следуют в Электрострой. Они до Крупчанска не доходят. К станции быстро приближалась машина, занимавшая По ширине больше половины шоссе. Странно было даже, как этому гиганту удавалось разминуться со встречным транспортом. На радиаторе грузовика блестела фигурка зубра... Из-за поворота показался второй автовеликан, за ним - третий. - Товарищи, терпение, - предупредил Калинкин владельцев индивидуальных автомобилей. - Самосвалы я обслуживаю вне очереди. Будьте Сознательны. Они едут на стройку. Но, видимо, грузовики были в полном порядке и ни в ремонте, ни в заправке не нуждались. Слегка сбавив ход, они продефилировали мимо станции. Неожиданно последний из самосвалов свернул к Кювету. Калинкин бросился к нему. - В чем дело, браток? - Да ни в чем, - улыбаясь, высунулся из окошка водитель. - Несу общественную нагрузку: от имени нашей бригады должен Вынести благодарность некоему Калинкину... Он вчера нам здорово пособил: задержись мы на станции минут на тридцать - весь график бы полетел вверх тормашками... - Как бы он сейчас не полетел из-за твоей задержки! - похлопав мотор по теплому боку, сказал Калинкин. - Спасибо на добром слове - езжай, не отставай от масс! Самосвал приветственно просигналил и помчался догонять колонну. А Владимир, автоматически вытирая руки ветошью" смотрел ему вслед, пока не послышался вопль сирены: к автостанции лихо подкатило маршрутное такси "Красногорск - Кудеяров - Ялта". Из машины выпрыгнул блондин в огромных роговых очках и спортивной куртке. Он открыл заднюю дверцу и помог выйти сначала пожилой женщине в белом полотняном костюме, а затем стройной девушке со спортивным значком на лацкане костюма. Последним из машины вышел брюнет с трубкой в зубах. В руке он держал шляпу из рисовой соломки. Брюнет о чем-то пошептался со своим спутником, достал из кармана деньги, несколько раз пересчитал их, вздохнул и отдал водителю. - Мама! Надя! - вскричал Владимир Калинкин детским голосом, но, уловив любознательные взгляды автообслуживаемых, с достоинством пошел навстречу Пелагее Терентьевне и девушке. - Прибыли согласно расписанию, - отметил главный механик меж двух поцелуев. - АО вас, товарищи операторы, мне звонили. Предупреждали о приезде! Операторы и Владимир были представлены друг другу. - Я вижу, вы уже переоделись для съемки, - весело сказал Юрий. - Это вы про мой костюм? - польщено молвил Владимир. - Имейте в виду: только плохие автомеханики щеголяют в замасленных спецовках. А я считаю себя хорошим. У меня богатая авто-мотобиография. Восемнадцать грамот, персональное "спасибо" министра, именной фотоаппарат. - Ладно, ладно, - успокаивающе сказала Пелагея Терентьевна. - Все они о тебе знают: и что ты заслуженные механик и что ты похвастаться любишь. Теперь я, Вова, пойду в твою комнату, отдохну. Надежда, проводи меня! Перекресток, где кудеяровская дорога впадает в новое шоссе, знаменит своим былинным дубом. Если верить клятвам директора местного краеведческого музея, это древнее древо (которое почему-то числится в списке памятников архитектуры) насчитывает от роду триста лет и тридцать три года. В ветвях этого дуба слышен шепот веков. Если бы дерево могло рассказать о прожитых им годах! Дуб начал здесь расти еще в древние рытвинно-ухабные времена, задолго до асфальтового периода. Двуколки исправников, губернаторские кареты, фуры переселенцев, рыдваны и дрожки - чего только не засасывала исконно-посконная дорожная грязь! Сгинули губернаторы, исчезла вместе с ними вековая грязь Лежит теперь от горизонта до горизонта новая дорога, отполированная миллионами автомобильных колес, умытая освежающими струями автополивальщиков. Если раньше дорога шла от одного заштатного городишка к другому, то нынче, протянувшись, как стрела, она соединяет большие города с большими стройками. И мчатся по ней тяжело груженные машины - туда, где возникают новые каналы и гидростанции, где разливаются невиданные доселе моря. И радуется старый дуб. И приветливо машет путникам своими мощными ветвями. Операторам, расположившимся в тени исторического дерева, весь перекресток был виден как на ладони. Дуб стоял метрах в ста от автостанции, у поворота дороги. От шоссе его отгораживала кустарниковая изгородь. Здесь любили отдыхать автопутники. И поэтому от бензоколонки к историческому Дереву была протоптана незарастающая тропа. Сыто урча, от бензоколонки отваливали машины. Укрывшись от солнечных лучей под пятнистыми зонтами буфета, автотуристы заправлялись кефиром и сосисками. Официантка с вышитым на кофточке автомобильчиком курсировали между столиками и буфетной стойкой, похожей на кузов лимузина. Среди разнокалиберных "ГАЗов", "МАЗов", "ЯЗов", "Побед", "Москвичей", "ЗИСов" и "ЗИМов", игриво Насвистывая любимый романс, мелькал главный механик. - Как мы его будем снимать? - озабоченно спросил Мартын. - Как обычно, - отозвался Юрий, - сценарий Бомаршова, коррективы наши. Учти, Март! В твоем распоряжении не больше часа. Ты должен уже сегодня быть в Горелове. - А, пожалуй, - пробормотал Мартын, - это все Же хорошая у тебя завелась мысль - разъехаться. Экономия времени. Пока ты будешь снимать Николая Калинкина на Кожкомбинате и попутно вести следствие по делу Поросенка да Чайника, я займусь деревней... А приедешь ко мне - и мы закончим последние кадры: золотая свадьба, сияющие старики, съезд детей, семья в сборе. - Есть практические предложения, товарищ Благуша, - сказал Юрий. - Давай делить пленку и подотчетные суммы. - Подотчетные уже давно исчерпались, - вздохнул Мартын, - остались одни подзаложные, ломбардные. А вот что делать с пленкой? Ее явно не хватит. - Надо экономить, авось дотянем. ...Пестрый фургончик с надписью "Фрукты", слабо пискнув тормозами, замер перед Калинкиным. - Браток, - просительно крикнул шофер, - что-то мотор барахлит, а в чем дело - не разберусь. Помоги! Владимир Прохорович вместе с водителем фруктовой Машины полез в автомобильные внутренности. - Гарный кадр! - встрепенулся Мартын и расчехлил аппарат. Очки Благуши вдохновенно сверкали. - Пли! - скомандовал Юрий. - Но не увлекайся, экономь пленку. Операторы бросились к тому месту, где стойла фруктовая машина. Из фургончика, кряхтя и отдуваясь, выкатился шарообразный гражданин. На круглом туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова. - Кого не встретить на большой дороге! - развел руками Юрий. - Вот гражданин Поплавок собственной персоной! - Вы будьте, более или менее, настороже, - наказывал Поплавок кому-то в машине. - С незнакомыми в разговоры не вступайте и никого не берите в попутчики, Я позвоню по телефону и сейчас же вернусь., Из кузова донеслось заверение". - Я уловил вашу мысль... Бдительность на данной этапе для меня самое дорогое! Услышав знакомые интонации, Юрий быстро подошел к фургону и заглянул внутрь. На узком сиденье, суча ногами, сидел человек с маленькой, похожей на гриф контрабаса головкой. - Уже на новом месте? - спросил Юрий. - Не бойтесь со мной разговаривать, Умудренский. Мы с вами встречались на суше и на воде! Так вот где вы вынырнули! - Промкооперация... хи-хи... для меня самое дорогое, - ерзая на сиденье, хихикнул Умудренский. Он держал в каждой руке по пучку удилищ и весь был опутан какими-то сетями. - С начальством мы сошлись страстями. Ездим вот... хи... хи... вместе на рыбную ловлю... И Умудренский снова отчаянно заерзал. - Что с вами? - удивился Юрий. - Что вы елозите? - У меня во внутреннем кармане пакет с наживкой, - криво улыбнулся Умудренский, - он порвался, и кузнечики распрыгались. Я весь... хи-хи... в кузнечиках. - Умудренский, с кем вы откровенничаете? - Послышался обеспокоенный голой Поплавка. - А-а, товарищ Можаев! С вами, более или менее, можно... Вы из центра... Понимаете, я хотел позвонить в Красногорск, на работу. И не мог! Это, более или менее, безобразие! Даже скорее более, чем менее! - А разве телефон не работает? - опросил Владимир Калинкин, опуская капот машины. - Работать-то работает. Но все-таки вам, молодой человек, как должностному лицу, я должен поставить на вид, - начал Поплавок. - А вы кто такой, что имеете право ставить мне на вид? - поразился Калинкин. - Поплавок Иннокентий Петрович, русский, девятьсот одиннадцатый, да, нет, не состоял, не имею, служащий, начальник отдела кадров Облпромкожсоюза, отдуваясь, пробормотал толстяк. - Телефон-то расположен в общем зале это, более или менее, вопиющее безобразие. Переговорный аппарат должен быть изолирован от посторонних. Нужна будка! Я не могу говорить о служебных делах, когда меня все слышат. Может, я хочу сообщить государственную тайну? - Тайны надо хранить, а не разбалтывать их по телефону, - наставительно сказал Калинкин. - А жалобу прошу изложить в письменной форме. Я вам сейчас принесу книгу... - Работник моего масштаба не может оставлять свою подпись в какой-то книге! Это, более или менее, непредусмотрительно. И, заняв место рядом с ерзающим Умудренским, Поплавок захлопнул дверцы фургона. Машина укатила. - Товарищ Можаев, - произнес Владимир, - мама мне сказала, что вы едете на Кожкомбинат к Николаю. А вы знаете, что в том районе уже работает довольно мощная киногруппа? - Какая? - изумился Юрий. - Кто? - Самого Протарзанова... (голубой "ЗИМ" № 42-87, я ему два раза менял покрышку). Виктор Викторович со своими ассистентами здесь уже с неделю. - Юрий! - обрадованно вскричал Мартын. - Будет пленка! Мы узнаем новости со студии! - А сейчас я вас познакомлю с интересным человеком, - всматриваясь в даль, произнес Калинкин. - Капитан китобойной флотилии Маломедведицын. Больше всего любит ловить карасей, если не считать, конечно, китов. Капитан лихо осадил свою малолитражку у бензоколонки. - Худо, - вздохнул Маломедведицын, - на Бабьем броде Тоже не клюет. Что делать, товарищи? - Рекомендую самое рыбное местечко области - село Горелово, - сказал Калинкин. - На каждый кубометр воды - дюжина сомов, а рыбью мелочь можно сосчитать только с помощью арифмометра! - Вот ведь хороший парень, - сказал Маломедведицын добродушно. - Механик лучший по всей дороге. Если что с машиной - прямо к нему. Кудесник! Но любит преувеличивать! Впрочем, у каждого свое. Я вот, к примеру, с младенчества занимаюсь фотографией! Ты мой друг и обязан страдать наряду с родственниками и родными! Товарищи операторы! Будьте консультантами! Как вы считаете: если у дуба я его запечатлею? На фоне зеленых насаждений? Впрочем, минуточку, еще одна Калинкина! Чудно! Брат и сестра - семейный кадр! И, ухватив Надю с Володей под руки, Маломедведицын потащил их к историческому дереву. Когда Мартын и Юрий проконсультировали уже третий вариант семейной фотографии, по ту сторону кустов, на шоссе раздался скрежет тормозов. Затем послышался томный тенорок: - Дидочка, подожди меня минуточку, я только съезжу заправлю машину. У нас осталось всего сто граммов бензина. А вот за поворотом бензоколонка... Ты пока погуляй вокруг дуба. Это тот самый дуб, который посадил пират Кудеяр в честь смерти своей невесты шемаханской боярыни Февронии. Ах, Диди, в древние времена умели любить! Феврония ждала Кудеяр а пятьдесят лет, а ты боишься остаться без меня на минутку В просветах между ветвями был хорошо виден туфлеобразный белый фаэтон. - Я слышу речь не мальчика, но еще и не мужа, - шепотом сказал Юрий. - Мне кажется, младший Бомаршов более тяготеет к острым драматургическим конфликтам, чем старший. - А может, это не Альберт? - засомневался Калинкин. - Машина-то его... Но внешность... Где львиная грива? Где крысиные усики? - Уже недели две как Альберт перестроился... Под влиянием газетной критики... Завел новую прическу, перешивает гардероб... - усмехнулся Юрий и взял фотоаппарат из рук капитана. - Переходим на документальный жанр. - Тише, не спугните! - прошептала Надя. - Слушайте! - Но почему ты меня высаживаешь? Тебе стыдно показаться со мной вместе на людях? - спросила спутница Альберта. - Или ты женат и в паспорте у тебя сюит брачный штамп? - И ты можешь думать обо мне так дурно? - воскликнул Бомаршов, предъявляя Диди свой "чистенький" паспорт. - Я волнуюсь за твою жизнь. Ведь здесь работает на выдаче горючего один из Калинкиных! Этот мрачный бензозаправщик может убить нас шлангом... - Ты преувеличиваешь. - Ни капли! Обычный акт кровной мести! Калинкины мечтают всеми правдами и неправдами породниться с капиталами моего папы! Если же Калинкин нас увидит вдвоем, он поймет, что их расчеты рушатся... А как тогда мы получим горючее? - Ах, вот какой разговор! - зловеще прошептал Владимир. - Не мешайте мне. Я сейчас выйду один на дорогу и... Но тут Надя подмигнула Мартыну, и Благуша, ухватив Владимира за талию, лишил его свободы передвижения. - Не торопись! - Тихо сказала Надежда. - Продолжайте фиксировать Альбертика на пленку. Кажется, у меня есть замысел... Калинкина взяла у Маломедведицына очки-светофильтры, водрузила их на нос, распушила волосы так, как это делала Вера. Затем, выхватив из кармана Владимира химический карандаш, покрасила губы в фиолетовый Цвет. - Ну, мой выход, - сказала Надя и, раздвинув кусты, шагнула на шоссе. - Боже! - вскричала она, заломив руки. - Что я вижу! Берт! Бомаршов оглянулся. Челюсть его отвисла, словно у паралитика. Глаза стали двумя нулями. - Ве... Ве... Верусик... - пролепетал Альберт, пряча паспорт. - Я... она... ты... Мы случайно... - Берт! - Вериным голосом простонала Надя. - Ты разбил наше счастье... Юный Бомаршов попал меж двух огней. Ой то делал шаг вперед, к "Вере", то отступал назад, к Диди. - Сейчас мы выясним отношения! - сказала Диди и зачем-то погляделась в зеркальце над рулем. - Что ж, выясним, - согласилась "Вера". - Папа! - простонал Альбертик, хватаясь то за сердце, то за голову. - Он вас никогда не любил! - Сказала Диди задорно. - Он уже три часа любит меня! И он будет моим! Пусть проигравший плачет, кляня свою судьбу! - Дайте мне на вас посмотреть хорошенько, - не выдержав, своим голосом сказала Надя. - Не часто приходится носом к носу встречаться с такими откровенными фифочками. - Пусть я фифочка, - отчеканила Диди, - но вы можете проститься с вашим Альбертиком! - Это не она! - вдруг закричал Драматургов сын. - Это не Вера! Оптический обман! Это Надежда Калинкина! Семейные интриги! Кровная месть! Я... Неожиданно Альберт осекся. Он увидел выбирающихся со своего наблюдательного пункта операторов, Владимира и капитана. - Папа! - пискнул юный Бомаршов, хватаясь за рычаги управления. Белый фаэтон взревел мотором и, взяв с места в карьер, скрылся за поворотом. - Ставився як лев, а згинув як муха, - усмехнулся Мартын. - От нас не уйдет! - сказал Владимир. - Горючки не хватит. ...Когда Пелагее Терентьевне, уже приготовившейся к отъезду, рассказали эту эпопею, она развела руками: - Что поделаешь, в семье не без урода... Эх, жалко мне Вероиду!.. Ну, Вова, домой не опаздывай... Золотая ведь свадьба все-таки... И воздух снова наполнился мощным гулом моторов. Мимо Станции мчались грандиозные двадцатипятитонные машины, и казалось, шоссе прогибается под ними. Многие автомобили, в том числе и "Победа", в которой сидел Юрий, выехали на шоссе и устремились за грузовиками.

Фельетон двадцать второй

ИСТОРИЯ И МЕСТКОМ ВАС ОПРАВДАЮТ

Прежде дом был знаменит только своими пузатыми, как самовары, колоннами. В нем мирно обитали два взаимоисключающих учреждения - "Облводка" и "Горводопровод". Потом неведомо зачем их слили. Новый гибрид был назван трестом "Буфет-ларек". В результате проведенной реформы нижний этаж здания высвободился, и туда перекочевала местная филармония. С тех пор этот особняк иначе, как "домом с музыкой", никто в городе не называл. Перед фасадом внутри загончика, обрамленного литой чугунной оградой, целыми днями толпились представители концертно-эстрадных жанров. Работники треста "Буфет-ларек" из своего бельэтажа слышали увлекательные разговоры об отгадывании мыслей на расстоянии, заниженных ставках, репертуарном кризисе и о пантомимах для детей дошкольного возраста. На сей раз здесь шумели более обычного. Уже три дня формировалась концертная бригада Елизаветы Калинкиной для гастролей в колхозах области. И сегодня дирекция филармонии в лице товарища Какаду должна была окончательно решить, кто же, наконец, отправится в дальний вояж. Происшествие это не было рядовым. Актерским коллективам редко дозволялось удаляться от областного центра. - Творческая масса не должна отрываться от руководства, - назидательно говаривал товарищ Какаду. - Если она уедет далеко, как я буду осуществлять повседневный контроль? К счастью, после того как в "Красногорской правде" появилось письмо сельских зрителей, истосковавшихся по культ-обслуживанию, решено было направить бригаду в самый отдаленный район. Филармонисты страстно мечтали о поездке, втайне опасаясь, что многих могут не включить в программу. Естественный репертуарный отбор производил сам товарищ Какаду, и это осложняло ситуацию. О чем бы сегодня ни беседовали артисты, все в конце концов сводилось к одному: возьмут или не возьмут... В глубине аллейки сосредоточенно прогуливалась почтенная Дама в накладных буклях - бабушка местного чревовещания Турнепсова-Ратмирская. Время от времени она беседовала сама с собой по поводу предстоящих гастролей. В последнем сезоне ее оригинальный жанр испытывал репертуарный голод. Специфика чревовещания устрашала известных авторов, и Турнепсовой в основном приходилось пробавляться продукцией крючника-малоформиста Взимаева. Вот и сейчас, уловив на величавом лице Ратмирской признаки уныния, малоформист быстро подбежал к ней. Вкрадчивым голосом человека, продающего товар из-под полы, Взимаев произнес; - Уймите волнения страсти. Взимаев о вас позаботится! Есть стихотворный скетч специально для вашего жанра. "Экскаватор и новатор". За новатора вы говорите, а за экскаватора вы вещаете, понятно? Публика впервые услышит голос шагающего экскаватора! Чудный утробный юмор! Шагай вперед, мой экскаватор, Ведь на тебе сидит новатор! Новатор крутит регулятор Шагай вперед, мой экскаватор! - Я подумаю! - ошеломленно сказала Турнепсова. Ей не хотелось осложнять отношения с универсальным Взимаевым. - Пятнадцать минут на размышление, - ультимативно произнес литературный крючник и побежал на другой конец сквера. Беспокойство творческих работников по поводу предстоящих гастролей имело под собой фундамент. Никогда нельзя было угадать, чего потребует товарищ Какаду в текущий момент. Все зависело от того, какую передовую статью сегодня утром он прочитал, какой разговор имел с начальством, кто что ему сказал по телефону. И он тут же, не переводя духа, кидался "проводить в жизнь" руководящее указание. Но проводником он вое же не являлся. Если говорить языком физики, то его скорее можно было назвать трансформатором, так как все, что он читал и слышал, странным образом трансформировалось в его голове и зачастую обращалось в свою противоположность. ...Однажды руководитель филармонии, по ошибке попав на Совещание физкультурников, услышал о том, как важен массовый туризм. Он созвал репертуарно-музыкальных деятелей и Срочно приказал составить программу, посвященную пропаганде дела массового туризма среди трудящихся. В эту программу товарищ Какаду предложил включить песенки "Я хожу, хожу, хожу...", "Эх, расскажи, бродяга..." и "Выплывают расписные..." Репертуарно-музыкальные деятели указания своего шефа не выполнили. Они знали: надо подождать сутки, завтра будет другая передовая, а следовательно, другие "установки". Так все и произошло. Передовая, напечатанная на следующий День, призывала к высокой идейности. - Есть новое указание, - сказал товарищ Какаду. - Идейность. Надо бороться. И он сразу же встал в первые ряды борющихся. Директор филармонии напал на мастера художественного свиста, чью соловьиную программу он признал абстрактной и безыдейной. Кончилось тем, что свистуна одевали под Соловья-разбойника и выносили на сцену сидящим на дереве. Там он десять минут олицетворял собой былинного злодея, после чего аккомпаниатор в гриме Ильи Муромца (носитель прогрессивного начала) сбивал его палицей. Но труднее всего было с юмором и сатирой. Смех настойчиво требовал себе "зеленую улицу". И товарищ Какаду зашёл в тупик. - Где достать Гоголей и Щедриных? - страдальчески вопрошал он. - Надо откликнуться, а то ка-а-ак аукнется!.. Надо искать! И товарищ Какаду нашел. Нашел в ансамбле сопельщиков и гудошников солиста по фамилии Щедрин. Сопельщик был немедленно переквалифицирован в сатирика. По заказу товарища Какаду он приступил к созданию обозрения "История одной филармонии", и уже сам Взимаев ревниво поглядывал на новоиспеченного конкурента. Вот отчего деятелям эстрады никогда не было известно заранее, что день текущий им готовит. Озабоченные ходом событий, они скопились у окна кабинета, в котором товарищ Какаду, совместно с Елизаветой Калинкиной, составлял программу гастрольной экспедиции. В маленьком кабинетике, оклеенном серыми обоями, вот уже два часа продолжалась битва за репертуар. Товарищ Какаду сидел за столом, покрытым мышиным сукном, и священнодействовал над списком артистов. - Учтите. Прочувствуйте. Надо идти навстречу сельскому зрителю. Затрагивать колхозную тематику. О чем говорилось в сегодняшней передовице "Красногорской правды"? О животноводстве и птицеводстве. А что такое наша газета? Орган областного руководства. Значит, руководство нацеливает нас на птицеводство и животноводство. А вы недооцениваете! Недооцениваете... - Почему же? Я, наоборот... - Наоборот не надо. Будет переоценка. Так что у вас имеется в наличии по поводу птиц и животных? Птиц и животных... птиц и животных... Во время разговоров товарищ Какаду нередко повторял одни и те же слова или части фраз. Можно было подумать, что В его голове спрятана патефонная пластинка. Запись на ней стерлась, и иголка ходит по одной и той же борозде. Калинкина нервно прохаживалась по комнате. Грушевидная голова товарища Какаду (где едят - пошире, где думают - поуже) раздражала Елизавету Прохоровну своим мерным покачиванием. - Есть ряд неплохих вещей, - сказала Калинкина. - А они отражают сельское хозяйство? Хозяйство... хозяйство... - Отражают, отражают, - в такт ответила Елизавета Прохоровна. - Мы так и решили - включить их в программу. Отрывки из романов "Ясный берег" и "От всего сердца". - Во-первых, вы не имеете права решать, - заметил товарищ Какаду. - Решают наверху. А во-вторых, не та тематика: "Ясный берег" - это что-то ко дню флота, а "От всего сердца" - романсом попахивает... попахивает... попахивает... - Учтите: авторы - лауреаты... - Лауреаты? - переспросил товарищ Какаду. - Что ж вы мне раньше не сказали? Раз лауреаты - значит, можно... Ну, а по музыкальной части что? - Певцы исполняют арии из "Чародейки" и "Пиковой дамы". - Автор не лауреат? - Нет. - Тогда не пойдет. И по теме не то - предрассудки, пропаганда карточных игр... Нам нужно другое - о птицеводстве... птицеводстве... птицеводстве... - Так у этого автора есть птицеводческий балет - "Лебединое озеро", улыбнулась Калинкина. - Насчет лебедей указаний нет. Вот если б гусь... - Лебедь - это гусиный родственник, - быстро нашлась Елизавета Прохоровна. - Родственник? А нет ли тут семейственности? А вы знаете, что в прошлом году писалось о семейственности? - Очень хорошо знаю. - Очень не надо. Это может привести к перегибу. Лебедя не надо... А что исполняют разговорники? Прошу подбирать репертуар в разрезе поднятых мною вопросов. - Сцена из комедии "Волки и овцы", монолог из пьесы "Овечий источник". - Волки... волки... волки, - прощелкал товарищ Какаду. - Гм... Ах, да! В позапрошлом году было указание их уничтожать. А в этой вашей комедии их как? - Обличают. - Это в свете решений. В свете решений... Перейдем к следующему вопросу. Ксилофонист. Что он может в колхозном смысле? Например, про МТС? - Ну, знаете! - не выдержала Калинкина. - Нельзя же так утилитарно подходить к программе. - Утилитарно... утилитарно... утили... Сбор утиля мы отразили еще в прошлом месяце. - Верно. Танцевальная сценка "Мы приехали к вам в гости, вы нам сдайте тряпки-кости". Сняли после первого же концерта. - Это не имеет значения. Главное - тема была отражена, отражена... отражена... Товарищ Какаду говорил размеренно, со скоростью одно слово в пять секунд. И сегодня чаще, чем когда-либо, патефонная иголка скользила по одной и той же борозде... Существовал только один верный способ вернуть товарища Какаду в русло беседы - произнести магическое слово. Магические слова живут не только в сказках. Они существуют и в мире реальном, что не мешает им обладать чудодейственной силой. Их много еще, магических слов. На смену фразе-отмычке "Сезам, отворись" пришло прозаическое, но не менее действенное словосочетание; "Я от Сезам Ивановича". Едва оно прозвучит, как мгновенно распахиваются задние двери магазина, передний вход театра и даже объятия начальника Отдела кадров... Вместо древнего заклинания "Встань передо мной, как лист перед травой" появилось энергичное и категорическое "Явка обязательна". И этого достаточно, чтобы заставить любого ответственного работника примчаться на собрание-заседание с резвостью конька-бегунка... К той же волшебной категории принадлежат: "Согласовано наверху" (заменяет устаревшее "По щучьему велению"), "В порядке ведения" (бывшее "Не вели казнить, вели слово молвить") и сладкозвучное "Сумма прописью" (вместо "Ох ты, гой еси, чего хочешь проси"). Удивительное действие оказывала на товарища Какаду любая фраза, содержащая в себе слова "директива", "инструкция". Услышав их, он немедленно замолкал и настораживался. - Мне пришла в голову директивная мысль! - воскликнула Елизавета Прохоровна. - Что? Директивная? У вас? Почему? Вы же не руководящий работник... Вам могут приходить лишь инициативные мысли... Но слово "директива" произвело необходимый спасительный эффект. Товарищ Какаду запнулся. Беседу можно было продолжать. - Надо еще включить в программу жонглера, - предложила Елизавета Прохоровна. - А как у него тематика? Как решена проблема подъема целины? Целины... целины... - Плохо решена. Недоучитывал до сих пор. Но, несмотря на это, десять лет пользуется неизменным успехом. - Десять лет назад я работал в другом месте. Поэтому за его репертуар не отвечаю. А сейчас пусть решает проблемы. - Хорошо, я с ним поговорю, - усмехнулась Калинкина, - но за успех не ручаюсь. - Тогда не поедет, не поедет... - Ну, а что вы предложите мне как фокуснику? Откликнуться на насущные вопросы повышения удойности крупного рогатого скота? Об этом, кажется, говорилось во вчерашней газете? - Говорилось. Правильно. Надо откликнуться. Как это отражено на сельскохозяйственной выставке? Показом экспонатов. И мы должны показом... Например, так... например, так... например, так.... Вы выносите на сцену большую охапку кормов. Сено и прочий силос. Накрываете это плакатом. Текст: "Столько ест непородистая корова". Переворачиваете плакат - текст: "А вот что она дает взамен". И вместо кормов под ним стакан молока. То же самое делаете второй раз. Кормов горсточка. А вместо стакана - бидон. Текст: "А вот производительность труда породистой коровы". Доходчиво, наглядно, сельскохозяйственно. - Слушая вас, - сказала Елизавета Прохоровна, - я всегда мечтаю об одном фокусе... - Мечтайте. Мне неизвестны инструкции, запрещающие мечтать. - Найти бы такую инструкцию: накрыть ею одного моего любимого начальника, потом поднять - ан исчез он. Нету его... - Пользуйтесь. Пока есть указания о развитии критики и самокритики пользуйтесь. Критикуйте. А я обязан терпеть ваши выпады. Но бригаду по вашему списку не пошлю. Нет у меня прямых инструкций на нецеленаправленный репертуар... репертуар... репертуар... Елизавета Прохоровна махнула рукой и вышла из кабинета во дворик. По печальным лицам актеров, стоявших под окном товарища Какаду, Елизавета Прохоровна поняла, что они слышали все обсуждение программы. - А мне, братцы, обидно не за себя, за зрителя досадно, - голосом Ивана Сусанина пробасил Бурлаков. Музыкант-виртуоз тоже был оскорблен до глубины души: - Жаловаться буду... Письма писать буду... - Писали уже, - пожала плечами Турнепсова-Ратмирская. - А товарищ Какаду сидит себе сиднем тридцать три месяца и три дня. Для меня всегда это остается загадкой: как такие люди попадают в искусство? Он ведь в "Горводопроводе" работал, а после слияния с "Облводкой" не у дел остался... И что его тут держат? - А за что его увольнять? Он ничего не нарушает. На все откликается, молвил малоформист Взимаев. - Зря ругаете руководство. Ей-богу, с ним легко обновлять репертуарчик. Деликатный человек - никогда не скажет: халтура, моя. Заглянет в инструкцию, и все в порядке! Так что понапрасну наваливаетесь на вполне приемлемую личность. Елизавета Калинкина молча слушала сетования своих коллег. Ее мысли были заняты предстоящей поездкой. - Но как быть с бригадой? - задумчиво произнесла она. - Как спасти номера? Где ее достать, дополнительную директиву? - Постойте, дети! - воскликнула прародительница местного чревовещания. Дополнительная директива... дополнительная директива... - Что с вами? - удивился эксцентрик. - Вы, видимо, стали заговариваться, как товарищ Какаду. - Это ничего... это ничего... Тьфу ты, нечистый дух!.. Будет нужная директива! Елизаветушка! Айда! И, оставив удивленных сотоварищей в скверике, Турнепсова-Ратмирская увлекла Калинкину за собой. Шум под окнами товарища Какаду стихал. Серый кабинетик нагрелся под лучами полуденного солнца. Стало душно, как в теплице. Товарища Какаду разморило. Он клюнул носом. Клюнул раз, клюнул два и впал в состояние блаженной дремоты. СОН ТОВАРИЩА КАКАДУ И снился чудный сон товарищу Какаду. Ему снилось, будто бы он назначен руководить всем искусством сразу. Выдали ему персональный "ЗИМ", запряженный четверкой бронзовых коней, с возницей Аполлоном па ковровом облучке. Приезжает товарищ Какаду в свой кабинет, а в прихожей все девять муз сидят за секретарскими столиками и подшивают инструкции. - Мельпоменочка, - игриво потрепав музу по подбородку, сказал товарищ Какаду, - можете пускать драматургов! В кабинете стен не видно - кругом картотеки, картотеки... Каких только необходимых вещей в них нет! Инструкции, директивы, указания, цитаты, рецензии, отзывы, мнения и высказывания всех вышестоящих работников... Но больше всего тешили его взор никелированные, похожие на холодильники репертуарные автоматы. - До чего искусство дошло! - умилился товарищ Какаду. - Прежде напрягаться приходилось, ответственность нести, а теперь раз, два... дзинь-бум... - и отзыв готов. Машину не обманешь! Из прихожей донесся властный голос. - Опять Бомаршов, - поморщился товарищ Какаду. - Пьесу пришел проталкивать. - Распорядись насчет денег, Какадуша? - закричал Бомаршов с порога. Пьесу тебе приволок. - Сейчас провернем! - потер руки товарищ Какаду. - Кого это ты проверять вздумал? - закричал Бомаршов. - Меня, члена всех комиссий и всех редколлегий! Да я же переиздаюсь каждый год! - и он принял позу, в какой запечатлен Пушкин на Пушкинской площади в Москве. Товарищ Какаду взял пьесу, сунул ее в репертуарный автомат. Дзинь-бум! лязгнула машинка, и из нее выскочила карточка: НАРУШЕНИЙ СТАНДАРТОВ НЕ ОБНАРУЖЕНО. НЕПРИЯТНОСТЕЙ НЕ БУДЕТ. - Ну, вот и все, - радостно сказал товарищ Какаду, - вот и получил ваш шедеврик одобрение. Он оглянулся, но драматурга уже не было. Только облако винного пара степенно поднималось к потолку. А перед товарищем Какаду возникла уже высокая женщина с белокурой косой. - Оставьте ваши фокусы, товарищ Калинкина! - закричал товарищ Какаду. Почему вошли без доклада? - А я не Калинкина, - сказала женщина. - Я Публика - муза общественного мнения. "У меня вроде такой в аппарате нет, - подумал товарищ Какаду, - наверное, внештатная единица". - Мнение вашего автомата для зрителя не закон, - сказала Публика. - А вдруг никто не пойдет на эту пьесу? - А мы ей рекламу устроим! Премию на конкурсе подкинем. По воем театрам пустим. Куда зритель денется? Выхода нет. Пойдет, как миленький. Внештатная муза, сраженная аргументами, пригорюнилась. - Эй, кто там? - крикнул товарищ Какаду властно. - А, Терпсихорочка! Ты сейчас дежуришь? Вот тебе мой указ: если эта гражданка, по фамилии Публика, придет еще раз - не принимать! Ясно? - Так точно! - встав по стойке "смирно", отрапортовала дежурная муза. Раздалась тихая музыка, и в балетной юбочке впорхнул бородатый автор. "Я принес либретто нового балета на современную тему!" - жестами объяснил он. Товарищ Какаду нашел ящик на букву "б". - Б... ба... бал... Так! Балет на современную тему? Нужен! Давайте посмотрим, чего вы налибреттили.,. Молодежная тема. М... М... мол... Так! Тема тоже нужна! Так... Собрание. "Па-де-де секретаря первичной организации и активистки", А о чем они здесь говорят? Какую разъяснительную работу он проводит среди нее? - Но это же балет, - жестами возразил автор. - В нем все чувства выражаются танцем. - Недомыслие. Неприлично секретарю танцевать весь вечер. Пусть немножко потанцует, а потом произнесет речь. А остальные что, немые? Нехорошо. Зажим критики. Пускай и они используют право голоса. Пусть все говорят! Потанцуют - поговорят, потанцуют - поговорят. Вот так и пишите! Автор беззвучно заплакал, сделал пируэт и убежал, утирая слезы бородой. Вдруг раздался топот. Товарищ Какаду оглянулся. Перед ним отбивали шаг на месте несколько десятков людей. Они смотрели на товарища Какаду умоляющими глазами, протягивали руки и жалобно канючили: - Работать охота... Снимать охота... Кинорежиссеры мы... - А-а, - обрадовался товарищ Какаду. - А я-то было испугался! Ну, с вами я умею разговаривать! Вот бог подаст сценарий, тогда заходите! А потом кто рас знает, как вы снимаете? Кто может гарантировать, что вы выпустите хорошие фильмы? Нет уж, лучше мы ничего не будем производить. Ясно? Освободите помещение! - Освободите помещение! - повторил грозный женский голос. И опять товарищ Какаду увидел перед собой музу общественного мнения в образе Елизаветы Калинкиной. - Раз-два-три! - приказала Публика, и мгновенно исчезли все картотеки. Репертуарные автоматы, жалобно позвякивая и на ходу теряя болтики, поплелись в окну, рассчитались па "первый-второй" и сиганули в него. - Все рушится! - закричал товарищ Какаду. - Гибель инструкций! Конец искусства! Он бросился к телефону. Дрожащей рукой набрал номер вышестоящего товарища. - Как быть? - завопил он. - Что делать? Как принимать решения? - Самостоятельно, - ответила трубка. - И давно уже пора! Товарищ Какаду в ужасе бросил трубку...

...Телефон звонил настойчиво и требовательно... Товарищ Какаду открыл глаза. Родные серые обои окружали его. Дребезжал на столе аппарат. Товарищ Какаду отер с чела ледяной пот. - Да, главискусство слушает... То-есть это я, товарищ Какаду! Откуда говорят? А, из исполкома! Конечно, узнаю! Здравствуйте! Э... э... э!.. Да, да, бригаду в колхозы посылаем! Репертуар? Согласно директивам целенаправленный, воспитательный... Как? Все разрешить? И даже жонглера выпустить без сельхозтематики? Я вообще не против, но... но... но... хотелось бы в письменной форме... Дополнительные указания? Ах, пришлете потом? Тогда я сейчас же подпишу! Подпишу... подпишу... Окончив разговор, он торопливо наложил свое начальственное тавро на программу, составленную Калинкиной... ...Вечером от особняка с пузатыми самоварными колоннами отошел автофургон филармонии. Под брезентовым тентом восседала едущая на гастроли концертная бригада. Когда все угомонились, молчавший до сих пор Бурлаков вдруг загудел: - Я так и не уразумею, как удалось нашего мыслителя уломать... - Ходят слухи, - сказал музыкальный эксцентрик, - что нами, наконец, заинтересовались в облисполкоме. Говорят, товарищу Какаду был спецзвонок... Турнепсова-Ратмирская и Калинкина рассмеялись. - Верно, - сказала Елизавета Прохоровна. - Мы ходили в облисполком. Нам сказали, что уже поставили вопрос перед главком, но те что-то долго не решают. Обещали сами заняться вскорости... А нам ждать некогда. Что оставалось делать? Тогда мы позвонили товарищу Какаду по автомату, из вестибюля исполкома. И... дали директиву. - Обманули самого товарища Какаду? - воскликнул кто-то из актеров, - Почему обманули? Он спросил: откуда говорят? Мы честно ответили: из исполкома. Не с площади же! А кто говорит, ведь для пего это неважно. Лишь бы прозвучал руководящий голос. - А откуда же вы добыли этот самый руководящий тембр? - удивился музыкальный эксцентрик. - Я вещала, - скромно потупив очи, сказала Турнепсова. - Я откровенно заявила, что, по моему мнению, программа составлена вполне удовлетворительно. - Это был ваш лучший номер! Не только история, но даже местком вас оправдает.

Фельетон двадцать третий

БРИГАДА ННН

За населением пятнадцатой комнаты укрепилась слава самых шумных жильцов общежития. Один из них с отчаянной отвагой - независимо от обстоятельств места и времени - совершенствовал технику выбивания чечетки. И довел ее до такой степени виртуозности, что ни на комбинате, ни в районе, ни даже в области соперников у него не было. Стенгазета "Дубилка" утверждала, что чечеточник добился от собственных конечностей двести колебаний в минуту. Второй шумовик приобрел известность своим драматическим тенором. Голос у него действительно в наличии имелся, но репертуар состоял почему-то из одной песни "Тройка мчится, тройка скачет". Так как фраза "Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей" удавалась ему хуже остальных, то на нее затрачивалось наибольшее количество энергии. - Ну, опять поехал! - вздыхали в других комнатах. Третий шумовик никакой ценности для самодеятельности не представлял. Он вообще бы считался человеком без таланта, если бы не его особая способность хлопать дверьми так, что на областной сейсмической станции каждый раз отмечались толчки "неизвестною происхождения". И поскольку один бил чечетку, другой "ездил к любушке", а третий бегал по общежитию, то уборку в комнате делать было некому. Уборщицы, зайдя в помещение "шумовиков", в ужасе роняли веники и мчались в комендатуру, где ультимативно требовали повышения оплаты за уборку комнаты номер пятнадцать. Шумовики упорно не поддавались воспитанию. На них не производили впечатления листовки Дома санпросветительной работы: "Микроб - твой враг, не вводи его в себя! Мой руки, подметай пол!" Их не могла пронять стенная газета, поместившая карикатуру "Шумные неряхи". Не возымели действия и лекции коменданта общежития: "Держи в чистоте материальную часть и постельные принадлежности". Шумовые эффекты обычно начинались в половине пятого, едва жильцы комнаты № 15 возвращались с работы. Но сегодня, несмотря на то, что часы показывали уже без четверти пять, было тихо. Это показалось подозрительным дежурному вахтеру, и он, соблюдая все правила маскировки, пробрался в коридор первого этажа. Но туг его от удивления чуть не хватил кондрашка: чечеточник, певец и хлопальщик робко толпились у своей комнаты. - Удивление, переходящее в изумление, - прошептал вахтер, любивший интеллектуальные фразы. Он было собрался подойти поближе, как заметил входящего в коридор редактора многотиражки Кожкомбината Арзамасцеву. Шумовики смутились еще больше. - Ксения Николаевна, - жалобно сказал чечеточник, - пока мы были на работе, к нам вселили других жильцов... - Счеты с нами сводят, - уточнил певец. - Ночевать-то где? - робко сказал третий. Ксения Николаевна недоумевающе посмотрела на испуганных друзей, а затем решительно отворила дверь. Следом за ней и шумовики вошли в комнату. Постели, обычно представлявшие собой винегрет из простынь, матрацев, одеял и подушек, сегодня выглядели так, что могли вызвать зависть даже у женского общежития. Пол, по которому еще утром плакали все щетки и тряпки поселка, оказался вдруг паркетом и блестел, как хоккейная площадка. И, самое странное, по комнате были развешаны плакаты: "Наплевать на чистый пол: дави на нем окурки". "Шуми как можно громче - этим ты помогаешь соседям отдохнуть после работы". "Какое расстояние до милой, если к ней едут по пять часов в сутки второй год и никак не приедут?" - Дотанцевались, - сказал чечеточник. - Допелись, - произнес тенор. - Дохлопались, - вздохнул третий шумовик. Ксения Николаевна тем временем прочитала записку, лежавшую на столе, и, сдерживая улыбку, протянула ее ребятам. "Уборка произведена бригадой ННН. Количество затраченного труда можно определить, заглянув под стол: там нами оставлен один квадратный метр пола в первобытном состоянии. Извините, что вмешались в вашу личную жизнь". Прочитав записку, шумовики, не сговариваясь, полезли под стол. Там было мрачно. Валялось полтора рваных ботинка, десяток впрессованных в паркет окурков и листовка Дома санитарного просвещения. Чечеточник и тенор, перемигнувшись, попытались незаметно от Ксении Николаевны спрятать окурки в карман. Третий шумовик уверенно произнес: - А ботинок этот подкидыш. У нас такого не было. Ксения Николаевна посмотрела на торчавшую из-под стола ногу чечеточника. Правый ботинок танцора уже начинал терять подметку и становился очень похожим на найденный башмак. - Посмотри, - сказала Арзамасцева, - чей ботинок? - Да, - согласился третий шумовик, - его... Что поделаешь, товарищ рвет подметки на ходу... Хоть бы мелкий ремонт ему делали за счет ансамбля... - Подумаем, - согласилась Ксения Николаевна и наклонилась под стол: - А окурки, между прочим, дорогие товарищи, надо класть в пепельницу, а не в карман. - Все будет в ажуре, - скучным голосом сказал тенор, - мы сейчас доуберем... Без этой энской бригады. Три Н - подумаешь тоже, псевдоним. - Хороший псевдоним, - сказала Арзамасцева, - и расшифровывается, наверное, просто: Нерях Надо Наказывать! ...А в это время все три Н - Николай Калинкин и его друзья Никита Малинкин и Никифор Ягодкин - сидели в палисаднике, под окном комнаты № 15. Они явились сюда, как только увидели, что шумовики возвращаются с работы. Шутка явно удалась, и, казалось бы, настроение у трех Н должно было быть, по меньшей мере, веселым. Но лица у всех были грустными: Калинкин, работавший в другом цехе, только сейчас сознался, что у него сегодня во время обеденного перерыва произошло чрезвычайное происшествие, чреватое крупной неприятностью. На первый взгляд вовсе ничего худого не было в том, что из кожи, рассчитанной на пять голенищ, раскройщик сделает шесть. Ничего. Иному, быть может, за это и премию бы выдали. Николай сделал шесть вместо пяти, и ему дали выговор. Словом, возник конфликт, за последнее время не раз встречающийся не только в жизни, но и в литературе. - Если каждый будет нарушать технологию, - кричал начальник цеха Иван Встанько, - то... - Но я же нарушаю в обеденное время, - волнуясь, сказал Николай. - Человек хочет старые нормы поломать, а вы... - А мы пока видим, что такие вот недотепыши ломают электроножи, - вставил начцеха. Сносить оскорбления молча - это уже выходило за пределы семейных привычек Калинкиных. Николай ухватился за слово "недотепыш" и разразился пылкой речью по поводу взаимоотношений консерваторов и новаторов, за что тут же, не отходя от ножа, получил выговор от начцеха, Тут начцеха перенес гнев на мастера. - Кого вы поощряете? Кого поддерживаете? Это надо выяснить. Я поставлю вопрос! Когда начцеха удалился ставить вопрос, мастер подошел к Николаю и, заикаясь, сказал: - В-в-вот, в-в-видишь, обв-в-винили... Это он еще гов-в-во-рил, не зиав-в-вши, что я тебе рекомендацию в-в комсомол дал... Уж лучше я ее назад в-в-возьму... Ты на меня не обижайся... Николай, которого сегодня вечером должны были на комитете принять в комсомол, даже онемел от удивления, Мастер, очень довольный тем, что инцидент обошелся без лишних разговоров, торопливо отошел к своей конторке. И тут он наткнулся на молодого брюнета с киноаппаратом в руках. - Интересно, - неожиданно сказал молодой человек, - у вас беспринципность врожденная или благоприобретенная? На месте парторга я бы выяснил это обстоятельство. - Не ваше дело! - перестав заикаться, гаркнул мастер. - И вообще... попрошу посторонних... - Я же вам говорил, у меня разрешение товарища Шагренева на съемку в цехе, - сказал молодой человек. - Я оператор студии кинохроники Юрий Можаев. - Ах, от директора? - приосанился мастер. - Тогда продолжайте снимать... - Не тревожьтесь, я уже снял, что мне было нужно, - успокоительно сказал оператор. Молодой человек с киноаппаратом зафиксировал Николая Калинкина именно в тот момент, когда, невзирая на обеденный перерыв, юный энтузиаст ломал старые нормы и боролся с консерваторами. Он снял также, как Встанько воинственно размахивал кулаками. Оставалось еще несколько кадров. Юрию хотелось отснять прием Калинкина в комсомол. - Встретимся вечером в комитете, - сказал кинооператор Николаю, уходя из цеха... ...Но в комитет Калинкин решил не ходить. - А зачем? - говорил он друзьям. - Все равно с сегодняшним выговором да без рекомендации меня не примут. - Бывают случаи, когда и с выговором принимают, - неуверенно сказал Никифор Ягодкин. - Ты все-таки рационализатор... - Да что рационализатор! Это, брат, уже не особая заслуга. Из окна комнаты № 15 послышался голос Арзамасцевой: - Так когда зайти посмотреть, как вы снова запакостите комнату?.. А вообще желаю вам жить в чистоте и не в обиде. Да, кстати, если встретите Калинкина, передайте: пусть ко мне зайдет. До свиданья! - Ох, Колька, если уж Ксения Николаевна тебя вызывает, - сказал Никита Малинкин, - то плохо будет. Это начцеха на тебя наябедничал. - Не пугай ты его, - сказал Никифор Ягодкин. - По-моему. в комитет надо пойти... Бывает и с выговором принимают, смотря какой выговор. У тебя не строгий... По-моему, шансы есть. - А без рекомендации тоже принимают? - спросил Калинкин. - Эх, вот положение! Да еще, надо же так, позавчера кинооператор приехал! Фильм о Калинкиных снимает... И меня хотел на комитете заснять... Ну, да ладно, не повезло... Но почему все-таки предложения зажимают? Почему вместо пяти не хотят шесть заготовок выкраивать из кожи? И куда излишки идут? А Встанько все кричит: "Ты бы, - говорит, - лучше время на кино выкраивал, а не глупости выдумывал... Нормы кем утверждены? Министром. А он, как ни поверни, все умнее тебя... И не морочь мне зря мозги..." Тем временем в комнате № 15 обсуждали события вечера. - А я знаю, - проговорил чечеточник, отстукивая по паркету па, известное среди любителей под названием "автоматная очередь". - Это те самые огольцы, из-за которых мы значки ГТО в прошлом году не получили. - Они, - сказал тенор, - по ехидству замысла чувствую. ...Эпизод со значкистами, о котором помнили вое на комбинате и который попал даже в доклад секретаря райкома, заключался в следующем. Физорг комбината, обычно считавший, что все виды спорта, взятые вместе, неспособны заменить биллиард, вдруг вместе с нагоняем получил указание экстренно провести прием норм на значок ГТО. Прием норм проводился не на гаревых дорожках, не у ящиков с песком для прыжков, а в уютной тиши кабинета. - Бегаешь? - Бегаю. - Прыгаешь? - Прыгаю. - Политическое значение физкультуры осознаешь? - Осознаю. Оказалось, что в основном все бегают, прыгают и осознают. Так нормы были приняты за один вечер, причем физкультурники и не знали даже, что их уже внесли в списки значкистов. Кому могло прийти в голову, что три вопроса заменяли все нормативы. В День физкультурника на стадионе "Кожевник" было объявлено торжество. Стадион хотя и считался действующим спортсооружением, тем не менее не был еще достроен. Выход на полю преграждался канавой с водой. Сообщение через нее поддерживалось с помощью двух досок. И вот когда колонна кожевников, даже не подозревающая того, что она на сто процентов состоит из значкистов ГТО, двинулась на поле, выяснилось, что мостки исчезли. - Прыгай! - кричал физорг, подбадривая своих питомцев. - Не бойся! Водой холодной закаляйся, если хочешь быть здоров! Процентов шестьдесят преодолели водный рубеж без особых трудов, процентов десять оказались не на должной высоте и поэтому здорово промокли. Остальные дрогнули и отступили на исходные позиции. - Нет, - печально сказал предзавкома комбината, - не готовы они к труду и обороне. Ведь канава-то значительно меньше, чем нормы по прыжкам в длину... - ...Они, - повторил третий, - по ехидству замысла чувствую. Недаром тогда слухи ходили, что мостки сняли ребята Из нашего общежития. - Слышите? - показывая на окно комнаты № 15, произнес Никифор Ягодкин. Помнят еще с прошлого года. И зачем ты, Колька, в таких рубахах ярких ходишь? Тебя всегда за километр определить можно. Если б тебя тогда биллиардист наш догнал - кием бы проткнул! - Эх, как она на это посмотрит, - вздохнул Калинкин, - что скажет... - А я своей матери не боюсь, - сказал Никита Малинкин. - Я не о матери, - сказал Николай. - Я о Ксении Николаевне. Что она обо мне сейчас думает? Три Н закручинились. Если многие старые производственники не знали молодого редактора многотиражки близко, то комбинатовская молодежь считала Арзамасцеву своей наставницей. Арзамасцева раньше была начальником учебно-производственного цеха. И сотни нынешних мастеров кожевенною дела получили путевку в жизнь именно из ее рук. Ребят она знала так хорошо, что безошибочно определяла участников любой шалости, совершенной "неизвестными учениками". Так, например, случай с мостками на стадионе для нее не был загадкой. Конечно, это сделали Калинкин, Малинкин и Ягодкин. - Что-то она обо мне думает? - повторил Николай. - Ты не ной, - сказал Малинкин, - сам виноват. Она здесь была, тебя искала. Зачем испугался? Она трусов не любит. - А на комитет не пойдешь, - сказал Никифор, - второй раз трусом будешь. - Еду, еду, еду к ней... - запели в комнате № 15, - Хватит! - сказал чечеточник и отбил па, известное среди любителей под названием "последний нонешний денечек", - Мне танцевать не дают, а ты поешь... - Я вас, артистов, перевоспитаю, - сказал третий, шумовик. - Будете всякие там тцнцен-манцен в клубе делать. Может, я желаю над собой работать в тишине... - Ага! - раздался голос вахтера дяди Кости, и он вошел в палисадник. Обнаружены на месте! Покушение на нарушение! Чего прячетесь? Вот тебе, Калинкин, записка от Ксении Николаевны! Друзья развернули бумажный фантик: "Коля! Успокойся! Все знаю, рекомендацию тебе дам я. Не опоздай на комитет. Арзамасцева". ХОЖДЕНИЕ ПО МУХАМ Тропинка плела на крутом бедре холма заячьи петли. Внизу, отражая небесную синь, голубела река, и казалось, что по ней идет лед - такими белоснежными были облака, плывущие в небе. Народный тенор Красовский стал спускаться с обрыва первым. Капитан-китолов Маломедведицын замыкал шествие. В середине шариком катился Поплавок и едва переставлял ноги Умудренский. Его галифе трепетали на ветру, как паруса. И было страшно, как бы ветер не задул сильнее и не сбросил их владельца вниз, в пучину вод. Маленькая рыбка, Золотой карась, замурлыкал тенор, забыв о том, что его голос - народное достояние, Где твоя улыбка, Что была вчерась,.. Сначала все шло хорошо. Заветные места оказались свободными от местных конкурентов. Рыба гуляла по дну непугаными табунами. Красовский впал в оптимизм и официально объявил, что идет на побитие рекорда по карасям. Умудренский же, рыболов поневоле, предпочитал рыбу в копченом, соленом и фаршированном виде. Он сидел, ухватившись за удочку обеими руками, и пожирал глазами поплавок. В глубине души Умудренский был доволен, что ни у кого не клюет. Это уравнивало в правах его, новичка, и опытного удильщика Красовского. - Лучше пескаря в руки, чем кита в море, - нервно бормотал Маломедведицын, водя удилищем. За час великого сидения только Поплавок вытащил микроскопическую рыбку. А рыба в реке бродила толпами. Она все время ходила вокруг да около крючков, не проявляя почему-то горячего желания к их заглатыванию. Умудренскому движения рыбьих ртов казались зевотой. И от этого ему захотелось спать. "На данном этапе любовное отношение к удилищу для меня самое дорогое! подбадривал себя Умудренский. - Не дай бог заснуть! Расположения лишусь!" - Хватит! Я перехожу на ловлю голавлей и вызываю всех на соревнование! хлопнул себя по коленке тенор - Но голавль берет в основном на муху. Вот, глядите, сидит муха.. Я ее.. есть! Теперь на крючок, так... И только крючок канул в воду, как удилище забилось в конвульсиях. Раз! Рыбешка, словно струйка ртути, мелькнула в воздухе. - Все, более или менее, ясно, - сказал Поплавок. - Но мух что-то маловато... Их скорее менее, чем более... - Я достану, - радостно сматывая удочку, проговорил Умудренский - Я, персонально, пойду в Горелово и наберу там целый килограмм мух. - А почему именно ты? - спросил Поплавок. Но Умудренский уже обдумал все он не боялся упреков в подхалимаже. - Кому же еще? - невинно переспросил он. - Товарища Красовского все знают - проходу не дадут. Товарищ Маломедведицын опять же человек грандиозной популярности. Вам я бы не советовал: все-таки почти засекреченный работник, не будет ли тут притупления бдительности с вашей стороны? Вот и выходит, кроме меня - некому. Улавливаете мою мысль? - Улавливай мух, да поскорее! И лучше более, чем менее, - одобрил идею Поплавок. - Быстро! Понял? Но Умудренский, делая вид, что спешит, уже взбирался в гору. На душе у него было радостно: не придется сидеть с удочкой в руке и ударять лицом в грязь. Охоту за рыбой Умудренский считал монополией малолетних бездельников и скучающих ответработников. Находясь в промежуточной стадии, он с удовольствием взялся за оперативное задание, где, как ему казалось, он сможет сверкнуть талантом. - Дам сейчас мальчишкам в деревне по двугривенному, - рассуждал Умудренский, - и тысяча отборнейших мух обеспечена! А я буду тем временем попивать холодное молочко в тени яблонь. Тропинка шла через поле. Вдали краснели крыши Горелова. Где-то вверху, казалось в самой стратосфере, пели жаворонки. Столько красоты было в этом полевом приволье, что даже хладная душа Умудренского умилилась. "Плохо же мы знаем природу, - думал он. - Сидишь в городе, занимаешься сложными проблемами, а природу как-то не замечаешь... А вот ведь какая красота крутом... Эх!.. Ух!.. Ах!." Если бы Умудренский обладал феноменальной памятью, то он обошелся бы без междометий Он просто вспомнил бы частенько мелькающие в субботних номерах газет "Уголки фенолога". - Вот это да! - восторгается обычно наивный читатель после прочтения очередного "угла". - Вот это отобразил! "...Роями вьются пчелы и насекомые в расцветших вершинах лип. Желтый пламень махровых цветов зажигается утренним лучом на кудрявых макушках деревьев. И зноем пышет нежный аромат, и жужжат пчелы, словно мед закипает в зелени листвы, позолоченной цветочными венчиками и бледными крылышками прицветников1". Или еще забористей: "...Залихватским росчерком речистого голоска только один зяблик может так молодецки поставить восклицательный удалой знак, заключительный аккорд в конце своей нежнозвучной песенки. А его супруга дивит орнитологов несравненным изяществом и уютом оригинального гнезда-полушария Само превосходство над гнездами других птиц, пожалуй, объясняется именно тем, что строительством занимается не он, а только она - радетельная клуша-наседка2". ..По мере приближения к селу мысли Умудренского приобретали все более практическое направление. Куда обратиться прежде всего? Первым строением оказалась свиноферма. "Мухи обожают грязь, - рассуждал он, - следовательно, надо прежде всего зайти сюда. Свинья не выдаст - она любит грязь еще больше, чем насекомое..." На ферме охотника за мухами встретил пушистый старичок. Седой пух покрывал его голову и щеки. Из ушей, похожие на струйки пара, вились седые пряди. - Комиссия или просто так? - осведомился старичок. - Я, собственно, потребитель, - сказал Умудренский. - Мне бы мух. Улавливаете мою мысль? - и он даже пожужжал немного для пущей ясности. - Или вы того, - весело сказал старичок, щелкнув себя по кадыку, - или вы этого, - он покрутил пальцами перед лбом. - Могу дыхнуть, - мрачно ответил Умудренский. - Кроме варенца, сегодня ничего не пил. Просто для некоторых опытов научного характера... нужны мухи. - У нас ферма, извиняюсь, не мушиная, а свиная, - вдруг рассердился старик. - И мух в свинарниках нету. Потому чистота - залог здоровья... А здоровая свинья - колхозу чистый доход. Понял, мил-человек? Ступай отсюда подобру-поздорову! - Уловил вашу мысль, - печально сказал Умудренский и, грустно взглянув на чистенькие свинарники, пошел прочь. "Хитрый дед наверняка принял меня за ревизора-инкогнито, - решил Умудренский. - Свинья - чистоплюй! Хо-хо! Так я и поверил!" Искатель мух принадлежал к тому числу скептиков, которые с большей охотой верят в грязь, чем в чистоту. Их мало таких, сомневающихся во всем, но они еще есть. Глядя на солнце, они видят на нем только пятна, потому что смотрят сквозь закопченные стекла предубеждения. Такие люди примечают временный деревянный забор, но не хотят увидеть за ним стройку гигантского размаха и чудесной красоты. Умудренский готов был поклясться самым для него дорогим, что от него умышленно прячут грязь в колхозе и утаивают желанных мух. - Неужели есть такие деревни? - вслух размышлял Умудренский. - Впрочем, где-то читал я об этом. Не то Дедоевского, не то Пальцева произведение... Нет, меня не обманешь. Надо зайти в избу, завести деловой разговор и сразу предложить денег. А то на фермах, наверное, много народу, и каждый боится заработать при свидетелях частным образом... несколько рублей. В первом же доме - он сразу активно не понравился Умудренскому своим подозрительно аккуратным видом и свежей крышей - старичок с мальчонкой, чистившие картошку, очень удивились незнакомцу. - Здравствуйте - произнес Умудренский таким задушевным тоном, каким обычно разговаривал с начальниками, и быстро обшарил глазами стены. Лицо его сразу померкло: никаких признаков существования мух в комнате не было. Ответив на приветствие, старичок и мальчик вопросительно посмотрели на незваного гостя. Умудренский почувствовал себя неуютно. "С чего начать? - засомневался он. - Так сразу вроде неудобно..." - Митек, - сказал хозяин дома, не сводя глаз с Умудренского, - вон Прохор Калинкин идет, кликни его. - Дедушка Прохор! - зазвенел мальчуган, выскакивая на улицу. - Дедушка Прохор! К нам подозрительный дяденька зашел! - Вы ошибаетесь, я совершенно не подозрительный... - начал было Умудренский, но в избу уже вошел легонький старик в полувоенном кителе. Мощная борода, точно охапка свежих стружек, лежала на его груди. Взгляд у бородача был такой воинственный, что искатель мух сразу же полез в карман за документами. Удостоверение сотрудника Облкожпромсоюза удовлетворило Прохора Калинкина. - А что же ты, батюшка, не объяснил, зачем зашел-то? - спросил смущенно хозяин дома. - По сторонам смотришь, словно икону ищешь, глаза странные... - Это я мух высматривал, - смутился Умудренский. - Меня послали их купить очень крупные люди. - Мух? - не веря ушам своим, переспросил Калинкин. - Опыты на них ставить будут! Строго секретно! - Эх ты, "облкож" да еще "пром", - рассмеялся Калинкин. - Нешто муха скотина, что ее в хозяйстве иметь надо? От нее микроб и сплошная эпидемия. Калинкин говорил, бурно жестикулируя. Все знаки препинания он ставил пальцем в воздухе. - Мы эту живность ликвидировали еще в четвертой пятилетке! - и Прохор Калинкин поставил в воздухе восклицательный знак. - Ну-ну, - фыркнул хозяин дома, - это ты уж, Прохор, хватил. Можно еще и у нас мух достать. Калинкин задумался на мгновение и поставил в воздухе пальцем вопросительный знак. Потом пошелестел бородой и объявил: - Верно! Можно! Трындычиха, вот кто вам нужен! Впрочем, я тоже в том направлении двигаюсь, так что могу проводить. - А далеко она живет, ваша Трындычиха? - спросил Умудренский, когда они вышли из дома и под ребячьи крики "Мухолов, мухолов!" зашагали по улице. - Во-первых, она не наша, а сама по себе, единоличница, - сказал дед Прохор, аккуратно расставляя в воздухе запятые. - Выгнали ее из колхоза два года назад. Баба дошлая. Она за копейку любое безобразие совершить может. За медный пятак - и этак и так. А уж полтину - дугой спиду... А ведь дело-то не в гроше, а в душе. Душа подороже гроша. Так я говорю? - Ого, кого я бачу! Сдается, то старый знакомый, Умудренский! - сказал чей-то бас. - Каким ветром? Умудренский увидел оператора Благушу. Рядом с ним стояла какая-то девушка. - Здравствуйте, - прижав руку к сердцу, ответил Умудренский. - А я, Прохор Матвеевич, умираю от нетерпения, - сказал Благуша. - Музей старого быта надо снимать. Мы с Надей шукали вас по всему селу. - Я вот с гражданином занят был, - усмехнулся Калинкин. - У него дело большой важности - мух ловит. Для нужд промкооперации. - Да я, собственно... - забормотал Умудренский. - Да я ничего... Промкооперация для меня самое дорогое... - Вот оно, виднеется уже, Трындычихино гнездо, - махнул рукой Прохор Матвеевич, - трухлявый дом, в конце улицы стоит... На одних проводах держится! Если бы не электрический шнур, так бы под землю и ушел!.. Этот дом приезжие часто с нашим колхозным музеем старого быта. путают. - Благодарю за хорошее отношение, - торопливо сказал Умудренский, - это для меня самое дорогое... И фигура мухолова, похожая издали на контрабас, зашагала по улице. - Деликатного обхождения человек, - сказал Прохор Матвеевич. - Уж доподлинно: такой мухи не Обидит. - У нас в Виннице говорят: "В потихонях черт сидит", - откликнулся Благуша. Прохор Матвеевич, Надя и Мартын неторопливо шли по дороге. - У вас много еще странностей, - сказал Мартын. - Такой зажиточный колхоз, а деревня называется Горелово. Я слышал, что поблизости есть Неурожайка и в ней самые добрые в области урожаи снимают... - Да уже давно народ решил переименовать. Отправили в столицу все бумаги... Со дня на день ждем решения, - ответил Прохор Матвеевич и вдруг, крикнув: "Минуточку, ваше плодородие!" - бросился в ближайший дом. - Это он агронома увидел, - сказала Надя. - Папа агрономов всегда зовет пышно - "ваше плодородие". ...Умудренский, наконец, отыскал Трындычиху. На крыльце, отдуваясь, стояла великолепная по объему женщина. Воздух над ней струился, как над жаровней. Несметное количество каких-то шелковых и кисейных шуршащих кофточек было натянуто на толстуху, и от этого она смахивала на большую ожившую луковицу. - Так что же вы будете покупать? - басила Трындычиха. - Молоко? Ягоды? Овощ у меня любой - весь винегрет вокруг дома растет. Мед имеется. - Меня интересует товар деликатный, - сказал Умудренский. - Для научно-популярных нужд. Мне рекомендовали к вам обратиться. - Что ж, у Трындычихиной все имеется! - гордо повела плечом толстуха. Что хочешь продам. Хватило бы у вас денег. - Мне нужны мухи, - как можно мягче выговаривая слово "мухи", произнес Умудренский. - Можно! - ничуть не удивилась торговка и распахнула дверь своей избенки. Гул бессчетных мушиных стай обласкал слух Умудренского. Мухи сидели на потолке, на стенах. Умудренский, не задумываясь, протянул пятерку. Выпросив у торговки лист бумаги, он свернул из него фунтик, затем зажмурил глаза и головой вперед, как в прорубь, кинулся в мушиный дом. Доски пола под его ногами заходили ходуном, запели на разные лады. Наловив мух, Умудренский вышел из избы. Кулек в его руках жужжал, как мотор. Когда Умудренский вернулся на место рыбной ловли, он уже не нашел там ни своего начальника, ни его компаньонов. Он побродил по берегу, заглядывая под каждый кустик, порядком продрог и, горячо проклиная любимое начальство, зашагал к шоссе.

Фельетон двадцать пятый

"КРАСНОГОРСКОЕ РУНО"

Виктор Викторович Протарзанов раскинул свой бивуак на вершине холма. Отсюда ясно были видны колонны овец, выходившие на съемочные рубежи. Со штативами наперевес бежали навстречу отарам операторы. Ассистенты торопливо взбирались на возвышенность, нервно передавали донесения И мчались назад с приказами кинокомандующего. Протарзанов сидел на походном складном стульчике, положив одну ногу на барабан для сушения пленки. Лицо Виктора Викторовича болезненно морщилось. Он переживал Острый приступ подагры. В такие минуты даже верный адъютант Гиндукушкин старался не попадаться мэтру на глаза. Подле шатра на пуфике томно возлежала Чита. Пес, рожденный и воспитанный в городе, впервые близко столкнулся с живой бараниной и был устрашен ее нецивилизованным видом. Над съемочным плацем звучало жалобное овечье блеяние. Овцы и барашки, мобилизованные в соседних деревнях, никак не могли проникнуться значительностью момента. Они ежеминутно порывались бежать домой и кидали умоляющие взоры на Своих владельцев, которые плотным кольцом окружили луг, Помощники режиссера, временно исполняющие обязанности чабанов, еле-еле справлялись с парнокопытными статистами. Привлеченные редким зрелищем, сюда пришли рабочие Кожкомбината, окрестные колхозники и три пионерских лагеря с горнистами. - Неужели и у нас на Кожкомбинате будут снимать? - Тревожно спрашивали рабочие. - Тогда прощайся с планом! Три дня работать не дадут! - Кинокомедия из животной жизни! - радостно кричали ребятишки, помогая помрежам ловить заблудших овец. Юрий Можаев некоторое время наблюдал из толпы за действиями товарищей по оружию. Зрители всё прибывали. Среди вновь подошедших была высокая женщина в цветастом платье и оригинальных босоножках, напоминающих древнегреческие котурны. - Пламенный привет, товарищ Арзамасцева! - здоровались с ней рабочие. Добрый вечер! Материал-то на фельетон просится, а? - Ксения Николаевна, - озабоченно спросил Юрий, - вы были в артели "Наш ремешок"? И Арзамасцева, понизив голос, сообщила Можаеву, что разговаривала с Федей Белорыбицыным, который только-только вернулся с курорта; что Федя уверен, будто Самозванцев его нарочно отправил туда в такое время. Кроме того, Ксения Николаевна почерпнула от Белорыбицына много интересных. сведений о кожрегланах и прочих чудесах артельной жизни. - Спасибо вам, товарищ Можаев, - кончила свою информацию Арзамасцева, - а то бы я об этой Бакшиш никогда не узнала... Или узнала бы слишком поздно... - Ксения Николаевна, - взмолился Юрий, - как журналист журналиста прошу: посвятите в курс сегодняшнего комбинатовского собрания. Я так был занят съемкой Николая Калинкина, что не мог присутствовать. А ведь там, кажется, шел разговор о кожноподкожных махинациях? - Долго рассказывать! Заседали три часа. - А вы в двух словах, телеграфным языком. - Попробую, - улыбнулась Арзамасцева. - Итак, зажим рационализации. Кому выгодно? Встанько и другим. Каким образом? Остаются излишки. Их вывозят. Якобы "обрезки". В артель. Самозванцев оформляет фальшивыми ведомостями. Берет себе. Отдает частным портным. Они шьют в основном пальто. Бакшиш реализует. Деньги делятся. Все ясно? - Почти... А кто конкретно разоблачил эту шайку-лейку? - Одному человеку это было бы не под силу. Тут много народу приложило стараний. И вы, и Федя Белорыбицын, Николай Калинкин, который боролся за новые нормы... и ОБХСС. Ну, как говорится, подробности в газетах... - Спасибо, Ксения Николаевна! На душе стало спокойнее... Жаль, я не был на собрании... С режиссером надо встретиться. - Вы хорошо знакомы с самим Протарзановым? - спросила Арзамасцева. - Слегка, - усмехнулся Юрий. - Во-первых, мы работаем на одной студии, а во-вторых, я пять лет приобщался к искусству под его руководством. Виктор Викторович - масштабная фигура. Гроссмейстер инсценировки. - И у него все ученики такие критиканы? - улыбнулась Ксения Николаевна. - К сожалению, не все, - развел руками Можаев. - Вот, например, сюда направляет стопы свои мой соученик. Фанатик протарзановщины! К Юрию бежал, прыгая через кочки, Власий Гиндукушкин. - Как жизнь в искусстве, старик? - кричал он. - Рад тебя видеть! Юрий сделал несколько шагов навстречу Власию. - Кто эта красивая женщина? - зашептал ассистент-адъютант. - Сначала здравствуй, - отвечал Можаев. - А что касается женщины, то это редактор комбинатовской многотиражки. - Ого! - воскликнул восхищенно Гиндукушкин и горделиво подбоченился. Он считал принятую позу наиболее эффектной. На лбу Власия сверкал зеленый целлулоидный козырек. Щуплую грудь прикрывал галстук леопардовой масти. Щеки и флюгерообразный носик были исчерчены свежими царапинами, словно по ним прошелся чей-то маникюр. - Неужели у баранов такие когти? - поразился Юрий. - Меня терзали орлы, - самодовольно отвечал Гиндукушкин. - Лавры Прометея мешают тебе жить спокойно? - Птички стоят мне столько нервов! - хватаясь почему-то- за печень, простонал Власий. - Я организовал в красногорском зоопарке трех орлов. Специально для кадра "Нападение звена воздушных пиратов на мирного чабана"... По почему ты скрываешься среди толпы? Иди приветствуй мэтра! Придерживая Можаева за локоток, Власий направился к режиссерскому штаб-шатру. - Хочешь, я расскажу тебе одну потеху? Только, старик, чтоб это было между нами... И, не дожидаясь согласия Юрия на хранение тайны, Власий затарахтел: - Ты, старик, не знаешь этой истории. Мэтру поручили заснять документальное кинополотнище о перегонке судна "Дагестан" из Черного моря в Белое. Словом, Европа справа! Якорей не бросать!.. Отразить южную экзотику, а затем арктические торосы, заносы и айсберги. Виктор Викторович со своей группой выехал в Одессу. Ты, старик, не представляешь - там райский климат! Мэтр принял решение задержаться подольше - он вообще любит южную природу. А чтобы совместить приятное с полезным, снял процедуру перегонки корабля без отрыва от Одессы Всю "Европу справа" засняли при помощи фанерных щитов, расписанных местными театральными художниками. Особенно роскошно получились виды Гибралтара и туманы Ла-Манша. Даже охота на белого медведя - его наняли у дрессировщика Тендера - выглядела очень натурально. И кто бы мог догадаться, что все эти айсберги и медведи сняты под Одессой?! О, у Протарзанова все получается шедеврово!.. Но, представь, старик, вдруг морское начальство решило перебазировать на север не "Дагестан", а какой-то другой стан... А фильм уже снят! Крах, скандал, фиаско! - И, конечно, ему все это сошло? - с негодованием спросил Юрий. - Еще бы! - продолжал Гиндукушкин. - О! Это же всемогущий мэтр! Он нажал на все кнопки и добился того, что в рейс двинулся заснятый им корабль. Для этого, правда, пришлось произвести капитальный судоремонт на пару миллиончиков. Но что такое миллионы по сравнению с репутацией Протарзанова! Фильм вышел на экраны и имел гранд-успех. Ну, каков мэтр, а? Все может, все умеет. - А ты, как всегда, сделал из этого анекдот? Вместо того чтобы бить в набат, ты рассказываешь байки по углам?.. И проходишь мимо безобразий!.. Нет, я бы тебя привлек как соучастника... - А по твоему, старик, я должен бежать к прокурору и рассказать ему эти дела давно минувших рублей? Мне что, больше всех надо? Я оператор, а не госконтроль! ...Протарзанов встретил Юрия приветливо. К этому времени приступ подагры уже почти кончился. - Здравствуйте, мой юный друг, - проговорил мэтр. - Наконец-то вы прибыли под мое начало! А где Благуша? Я уже сыскал вам обоим работу. Можаев удивился: - Почему вы должны нам искать работу? Благуша и ныне на боевом посту. Я в данный момент кончаю съемки на Кожкомбинате... - Э-э, мой юный друг, - рассмеялся Протарзанов и потрепал Юрия по плечу, вы, видно, не в курсе событий. Фениксов приказал вам прекратить съемку этой... как ее?.. семьи Малинкиных... и подключиться к моей теме. Я согласился принять под свое крыло моих воспитанников. Вызывайте Благушу и приступайте... - Ничего не понимаю! Мы же говорили со студией! Леденцов приказал продолжать съемку. - Леденцов меня не волнует. Есть более значительные проблемы. Мы делаем фильм о выдающемся открытии! Красногорское руно! Возьмите у Гиндукушкина сценарий и ознакомьтесь. Но вернемся к нашим баранам. Эй! - прогремел он в мегафон. - Готовьте орлов! Давайте сюда чабана! Юрий неверными шагами поплелся прочь из кинолагеря "Итак, все кончено Судьбой неумолимой... Ах, черт! Какие погребальные мысли лезут в голову!.. Что же делать? Снимать или не снимать? Телеграфировать Мартыну и переключаться на овец?.." Тем временем декорация для одного из центральных кадров документального киноочерка была почти готова. У подножия холма заканчивалось сооружение высокогорного пастбища. Свободные от консервации шумов звукооператоры обрядились в мохнатые бурки и папахи: лжечабаны создавали фон. Тут же монтировался первый план с помощью автомобильных насосов шоферы надували скалы. Резиновые резервуары постепенно принимали грозные очертания. Под их сенью и должна была разыграться битва орла с чабаном-изобретателем. Сам изобретатель "красногорского руна" - Гавриил Хватадзе - стоял перед Протарзановым, сгибаясь под тяжестью бурки. Он кидал опасливые взоры на пернатых налетчиков, смиренно сидевших у ног зоопарковского представителя. Орлы, втянувшие головы в плечи, тоже казались одетыми в бурки. Изредка орлы кидали презрительный взгляд на суетившихся кругом документалистов. - Дорогой Гавриил Автандилович! Вы, как крупный ученый, кандидат сельскохозяйственных наук, конечно, понимаете свою сверхзадачу. О сквозном действии перед аппаратом я тоже говорить не буду. Но вот суть кадра. Кстати, одного из эффектнейших в сценарии. Вы - на коше, высоко в горах. Перед вами - одна из тысячи горячо любимых подопытных овец. Вы когда-нибудь видели, как пасут отару? Только издали? Достаточно... Итак, наблюдая за отарой, вы ласкаете кудри данного экземпляра. На лице - дума о серийном производстве каракуля. И в этот момент в воздухе - свист крыльев и клекот. Орлы Ягнятники! И вы, не задумываясь, грудью становитесь на защиту овцы! Ведь плод многолетних трудов может быть унесен неразумным хищником! Создатель "красногорского руна" вникал в речи режиссера без воодушевления. Ему было жарко и боязно. Орлы, несмотря на мирный вид, не внушали доверия. Поэтому жгучие черные усики Гавриила Автандиловича, похожие на часовые стрелки, опустились вниз. Если обычно они вытягивались в прямую линию, словно стрелки часов, показывающие без пятнадцати три, то сейчас усики стояли на двадцати минутах восьмого: настроение плохое. - Товарищ Хватадзе, прошу занять место! - предложил Протарзанов. Начинаем сцену с орлами! - прорычал он в рупор. Но тут произошла неожиданная заминка. Гордые птицы, оказывается, передвигались только пешком: у них были подрезаны крылья. Эффектно задуманному кадру грозила гибель. Виктор Викторович разбушевался. В рупор-усилитель он поносил нехорошими словами местный зоосад, Гиндукушкина и всех пернатых вообще. В конце концов творческая мысль преодолела конструктивные недостатки орлов. Хищников ухватили под микитки и водрузили на вершину надувной скалы. Дергая за веревки, привязанные к орлиным щиколоткам, добились того, что птицы кое-как помахивали крыльями. Но когда началась съемка, затюканные ягнятники почему-то не захотели кидаться на блеющих овец. Они изо всех сил цеплялись за скалу. И вдруг раздался странный свист. Птицы испуганно заклекотали. Скала, пронзенная орлиными когтями, неторопливо испускала дух и таяла на глазах. Производственный ритм был нарушен. Отара заволновалась, как предштормовое море. Белые барашки волнами набегали на ряженых звукооператоров. Смешались в кучу овцы, люди. Порядок был восстановлен лишь совместными усилиями всех тридцати трех кинобогатырей и их дядьки режиссера. Шоферам, набившим руку на склейке автокамер, поручили спешно залатать пораненную скалу и возвратить ей надувательную способность. - Чтобы не терять времени, - скомандовал Протарзанов, - мы будем снимать крупный план. Товарищ Хватадзе, давайте сюда ваше подопытное животное. Так! Подымите ей голову, пусть смотрит целеустремленным взглядом. Поймите, она родоначальница той породы овец, которые потрясут меховую промышленность! Да, почему она у вас какая-то серая, какая-то неэстетичная? Гиндукушкин, приведите овцу в человеческий вид! Власий быстро схватил канистру с питьевой водой и окатил родоначальницу с головы до копыт. - Вай! - закричал кандидат сельскохозяйственных наук так страстно и скорбно, что весь табор замолк. - Вай! Что вы делаете? Она хрупкая! Она простудится! Хватадзе стремительно, как абрек, бросился на овцу, закутал ее буркой и, приговаривая: "Сушить надо, кашлять будет", - повлек через поле туда, где виднелась небольшая липовая роща. - Черт побери! - сказал Протарзанов. - Пока он ее там приголубит и обогреет, зайдет солнце. Придется готовиться к вечерним съемкам. Осветители начали снимать чехлы с прожекторов. Электрики потянули провода к столбам. Однако наиболее мощный агрегат, известный под кличкой "Племянник солнца", по-прежнему был спеленут: ввиду скудости энергетических ресурсов района его временно оставили в покое. В этот напряженный момент на режиссерский холм поднялся рослый мужчина и отрекомендовался председателем одного из близлежащих колхозов. - Овечек пора бы по дворам распустить, - кротко сказал он Протарзанову. При вашей организации вы еще недельку здесь наверняка провоюете. - Вы что, враг искусства? - вскричал Виктор Викторович. - Почему же враг? - удивился председатель. - Мы же вам пошли навстречу. Обеспечили же массовку?.. Но не тощать же из-за вас мелкому рогатому скоту! - Можете жаловаться в письменной форме, - высокомерно процедил Протарзанов. - Напишите письмо в вашу местную газету, и когда выйдет номер, очень прошу: пришлите экземплярчик! И он повернулся спиной к колхознику. - Спасибо за идею! - сказал тот. - Так и сделаем. У нас найдется кому написать! - и неторопливо сошел с холма. ...Юрию хотелось побыть одному. Все более удаляясь от кинолагеря, он сначала бродил вдоль шумных палаток звуковиков, потом скитался среди осветительных агрегатов, затем решил добраться до виднеющейся вдали рощи. - Спокойнее, спокойнее, - уговаривал Юрий себя. - Вот сейчас доберусь до этого липового базиса и приведу свои нервы в штилевое состояние... Корабли сожжены. Мосты тоже. Будем снимать фильм до победного конца!.. А как быть с Мартыном? Сказать? Не сказать? А вдруг у него опустятся руки? Лучше сказать, но... когда кончим съемки. Будет, конечно, буря... Что ж, поспорим и поборемся мы с ней... В тишине и покое, среди почтенных лип приютилась голубая дачка, обнесенная крепостным забором. Над воротцами была приколочена металлическая вывеска: НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ СИНТЕТИЧЕСКО-АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ Размышляя об универсальной обтекаемости надписи, Юрий присел на скамью подле калитки. Зазвенела щеколда, и наружу высунулась похожая на кочанок цветной капусты седоватая голова с круглой лысинкой. - А что вы тут делаете, добрый человек? - Сижу, - ответил Юрий. - А что, строго воспрещается? - Посторонним - категорически! - фыркнула голова. - А вы из кино будете? Я всех ваших по аппаратикам угадываю. Товарища Хватадзе небось ждете? Сейчас доложу! Цветная капуста исчезла. "Загадочный человек этот Хватадзе, - подумал Юрий. - Приравнял своих овечек к государственной тайне. Спецсторожа, предварительный опрос. Хорошо еще, что анкеты не заставили заполнять". Снова брякнула щеколда Седенький вахтер, выйдя за ворота, сделал приглашающий жест: - Гавриил Автандилович немного задерживается. Просит вас подождать. Зайдите. - Ну что ж, - усмехнулся Юрий, - не будем обижать хозяев. - И тут же подумал; "Интересно, какие волшебства скрываются под этой вывеской-ребусом". Вопреки ожиданиям, кроме старичка вахтера, внутри ограды не было видно ни лаборантов, ни старших барановедов, ни младших овцеводов. Очевидно, весь личный состав лаборатории находился на месте съемок великого открытия. Дверь веранды распахнулась, и навстречу Юрию вышел сам кандидат наук Хватадзе был в медицинском халате и держал в руке желтый солдатский ремень с пряжкой, похожей на электросчетчик. Усы-стрелки показывали без десяти два: руководитель лаборатории пребывал в хорошем настроении. - Зачем пришел, дорогой? - спросил он. - Почему, дорогой, от своей киноотары отбился? Наверное, товарищ Прогарзаношвили прислал? - Я об овечке беспокоился. Жалко овечку. - Сейчас она подсохнет - назад пойдем. Сниматься будем. Садись пока тут. Ожидай Хватадзе. Никуда не ходи - не мешай изобретать. Кругом, дорогой, ток имеется высокого напряжения. Один шаг не туда - угольком станешь. У нас даже баран и тот в резиновой обуви ходит. Научная среда, ничего не поделаешь! Сиди смирно, дорогой, смотри на мое учреждение.. Хороший дом, а? - И Хватадзе исчез, ключом заперев за собой дверь. Юрий покорно сел на скамейку. Слева из маленького, поросшего мхом погребка тянуло запахом винных бочек. Справа, из полуоткрытого окна дачки струился тонкий аромат свежего шашлыка и жареного лука. У Юрия начал разыгрываться аппетит. - Хорошо, что Мартына тут нет, - пробормотал он и, решив прогуляться вокруг дачи, встал со скамьи. - Благуша не выдержал бы этой кулинарной пытки! С задней стороны дома, подле большого трехстворчатого окна Юрий остановился. Его привлекли треск и вспышки света. Так сильно пахло озоном, будто только-только закончилась бурная летняя гроза. Зная, что любопытство большой порок, Юрий все же не выдержал и заглянул в окно. Заглянул и... обомлел. - Так вот в чем, заключается синтетическо-аналитический метод! - прошептал Юрий и быстро расчехлил аппарат. - Это очень пригодится... РАССКАЗ О ТОМ, КАК ГАВРИИЛ ХВАТАДЗЕ ВЫВОДИЛ ЦВЕТНЫХ ПСОВ, СКРЕЩИВАЛ СВИНЬЮ С ЧЕРНОБУРКОЙ И КАК ДОШЕЛ ОН ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ, ЧТО ИЗОБРЕЛ СИНТЕТИЧЕСКУЮ ОВЦУ Когда дитя гор и цитрусов Гавриил Хватадзе приехал в столицу, он еще не мечтал о научной карьере. Субтропический юноша был шумлив, как Терек, и беззаботен, словно утренний ветерок в теснине Дарьяла. Гавриил верил в свою счастливую звезду. Эта вера базировалась на трех китах: свидетельстве об окончании средней школы, неотразимых для юных москвичек усиках и престарелом папе-садоводе, который сбывал курортникам плоды своего мандаринового сада и половину выручки отправлял сыну. Постоянно имея приток свежих мандариновых денег и неограниченные резервы свободного времени, черноусый Гавриил принялся за устройство сердечных дел. Среди покоренных им особ было одно нежное создание - дочь известного профессора-естествоиспытателя. Ее пылкая любовь и навела Хватадзе на мысль посвятить свою жизнь достижению ученых степеней. Гавриил стал ассистентом тестя. Маститый родственник решал сложнейшие проблемы по выращиванию седьмой ноги у мушки дрозофилы. Но после двух-трех ударов по профессору со стороны широкой общественности Хватадзе сообразил, что тесть шагает по неверному пути. И Гавриил решил вести самостоятельный исследовательский образ жизни. - Надо, понимаешь, как можно скорее выходить из научного тупика! - сказал Гавриил своей супруге. - Твой папа отсталый человек. За два года не мог устроить мне защиту диссертации! Вместо того чтобы из любимого зятя делать кандидата наук, он делал из мухи слона! Свободный, как горный ветер, Хватадзе принялся за поиски более фундаментального объекта, чем муха-семиног. Однажды, когда Гавриил Автандилович находился на даче, мирная трапеза была прервана просительным собачьим лаем. Возле террасы, явно рассчитывая на угощение, стоял пудель волшебного голубого цвета. - Бог подаст, - сказала супруга, поглощая жирный плов. - Вай! - озаренный идеей, вскричал Гавриил и бросился к собаке. - Феномен! Голубой пудель! Дорогая, угости собачку! Ну, пойди сюда, мой желанный, пойди сюда, мой небесный... После того как коварно плененный пес был водворен в спальню, на террасе состоялось летучее совещание. - Хватадзе сумеет поставить дело на солидную ногу! - ораторствовал Гавриил Автандилович. - Это уже не мушиный масштаб! Срочно надо запатентовать производство разноцветных собак, понимаешь? Чтоб Хватадзе поручили научно-исследовательскую ферму! - Надо глядеть в корень! - рассудительно заметила супруга. - Какие проблемы будет решать твоя ферма? - Прежде всего, дорогая, - произнес Хватадзе, - выяснение законов изменения окраски для последующего внедрения в массовое собачье производство. Хватадзе вытеснит голубых песцов! Хватадзе выведет спецпороду камуфляжных псов! Зеленая масть, например, незаменима для охотничьих промыслов. Представляешь, дорогая, зайцы будут принимать наших собак за болотные кочки! Цветомаскировка. - На болоте зайцы не водятся, - мудро заметила супруга. - Наши собаки загонят их туда! - вдохновенно воскликнул Гавриил Автандилович. - И еще одна проблема: стрижка щенячьего поголовья для джемперовязальной промышленности! Переворот в текстильной индустрии! Ощущаешь, дорогая? Это типичная докторская диссертация. - Если ты успеешь ее защитить, - зловеще молвила жена. Но блестящим перспективным планам не удалось сбыться. Через два дня пришел какой-то нахальный человек. Он объявил себя владельцем соседнего дома и потребовал возвращения пуделя в дачное лоно. Выяснилось, что голубая окраска собаки не наследственная, а благоприобретенная. Чтобы белая шерсть пса не пожелтела, при купании в лохань кладут синьку. На этот раз воду пересинили. Несмотря на удар, нанесенный неблагодарным четвероногим, Хватадзе твердо решил работать в области экспериментов над домашними животными. За два года Гавриил Автандилович стяжал известность в меховой промышленности. С упрямством одержимого гонораром человека он пытался вместе с профессором Динозавровым вывести устойчивый гибрид свиньи и лисы чернобурки. Хватадзе действительно присвоили звание кандидата наук, после того как он вырастил боровка чернобурой масти. - Вот когда на этом поросенке вырастет мех, - пообещали ему, - тогда стяжаете и звание доктора. Но мех на боровке почему-то упрямо не всходил, и Хватадзе уже начал присматривать себе следующий объект исследования. Идея, как и все гениальные идеи, родилась случайно. Супруга Гавриила Автандиловича так строго следила за собой, что он никогда не мог разобрать, где кончается косметика и начинается подлинник. Наблюдая как-то раз за процедурами массирования, втирания, облучения и завивания, Хватадзе набрел на поразительное открытие. - Вай! - изумился Гавриил Автандилович. - Вот он, выход! Докторская степень у меня в кармане! В эту же ночь были продуманы все детали создания синтетической овцы...

...Минут через десять Можаев встретился с Хватадзе у погребка, издающего винный запах. - А, дорогой, кругом ходил, вокруг гулял, да? - нервно спросил кандидат наук, вытирая бумажной салфеткой лоснящиеся губы. - Жизнью рисковал, дорогой? - Что мне бояться? - молвил Юрий. - У меня ботинки на микропористом ходу. - Хватадзе, понимаешь, задержался! - сказал кандидат наук. - Говорю ей: "Сушись скорее, баранья твоя голова! Кино ждет. Режиссер ждет! Товарищ во дворе сидит!" Но разве она понимает? Уловив на лице Юрия насмешливое выражение, Гавриил Автандилович пылко заговорил: - Дело Хватадзе, дорогой, надо ценить! Хватадзе уважать надо! Знать надо, что он открыл!.. Понимаешь, каракуль считается так; чем старше, тем хуже, тем дешевле. Кольца крупней. Завиток грубей. Овчина получается в конце концов. А метод Хватадзе научный. Передовой. Берется, понимаешь, простой шашлычный барашек. К двум годам Хватадзе с помощью секретных лучей из этого барана-дворняжки делает самый лучший каракуль! Большая выгода промышленности получается, дорогой! Обычно на манто, например, берется десять юных ягнят. А Хватадзе делает шубу из двух взрослых овец. Твой Протарзаношвили молодец. Правильно задумал: биографию барашка от пастбища до манто... Понимаешь, дорогой? - Понимаю, - отвечал Юрий. - Но почему у вас в лаборатории, как в духане, шашлыком пахнет? Это синтез или анализ? - Ай, злой человек! При опыте, при облучении, перегрев иногда получается... Вот барашек и начинает пахнуть! - А при чем здесь жареный лук? Да еще вино? - Секрет изобретателя! - прошептал Хватадзе, сверкая глазами. - Свойство лучей, понимаешь? На крыльце веранды появилась женщина в синем комбинезоне. Она тащила упирающуюся овцу. Синтетическо-аналитическая овечка выглядела ослепительно. Ее можно было вести на любую выставку. Даже у орла-ягнятника и то не поднялось бы крыло на такую красоту! - Невозможно оставаться равнодушным при виде такой прелести, - сказал Юрий умиленно. - Разрешите, я ее сниму на память? - Пожалуйста, дорогой! Гавриил Хватадзе совершил великое открытие! Он его не скрывает! Гавр сделал свое дело - Гавр может уходить. Пусть потомки носят мой каракуль! ...По дороге к кинотабору у всех троих спутников было бодрое настроение. Овца радовалась окончанию лабораторной процедуры. Юрий размышлял о том, какой восторг на студии вызовут снятые через окно кадры. Хватадзе предвкушал тот торжественный день, когда экраны всей страны покажут его лицо миллионам зрителей. По небу, гонимая ветром-чабаном, бежала отара облаков. Заходящее солнце было наполовину прикрыто черной, как бурка, тучей. Хватадзе, подталкивая подопытную овцу, направился к холму. У протарзановского шатра стояла Арзамасцева. Мэтр, прощаясь, галантно целовал ей руку. - Ксения Николаевна? - удивился Юрий. - Еще здесь? - Овец можно отправлять к родным очагам! - раздался над лугом усиленный рупором голос Виктора Викторовича. - Продолжаем крупноплановые съемки! Гиндукушкин опрометью бросился выполнять приказ и налетел на Юрия. - Какая женщина! - скосив глаза в сторону Арзамасцевой, сказал Власий. Одно слово - и мэтр пал к ее ногам, вернул овцам свободу! Законные владельцы уже разгоняют их по домам! Сила убеждения! - Протарзанов просто испугался вмешательства прессы, - усмехнулся Юрий. Ксения Николаевна не только редактор многотиражки, но и фельетонист "Красногорской правды". - Я бы запретил красивым женщинам писать фельетончики, - сказал Гиндукушкин. - Неужели они не могут найти себе другого занятия, более благородного? Маленькие глазки Власия блудливо бегали. Носик-флюгер румянился под прощальными лучами солнца. Власий боялся, что Можаев станет расспрашивать его об утерянном письме... - Может, помочь тебе чем-нибудь, старик? Может, вы с Благушей решили все-таки доснимать свой шедевр? Вам нужна, наверное, пленка? Коробочку я могу устроить. Из собственных запасов. Как близким друзьям, а? - Пленки нам действительно не хватает, - огорченно сказал Юрий. - Посему от даров не отказываюсь! Ну, я пойду к Протарзанову. А ты меня потом разыщешь. ...Чита воинственно ощетинилась и зарычала. Виктор Викторович оглянулся. На фоне заката он выглядел монументально. Стальной костюм казался бронзовым. Рупор в руке походил на сказочную палицу. - Вместо того, мой юный друг, чтобы выполнять мои распоряжения, неумолимо сказал Протарзанов, узрев Можаева, - вы шатались под сенью местных кущей. Продолжайте в том же духе, продолжайте... - У меня на данном этапе дело не личного, а общественного порядка, произнес Юрий. - Я тут снял кое-что... Очень интересное. Эти кадры имеют для вас решающее значение! - Не надо, - холодно отмахнулся Протарзанов. - До сих пор я как-то обходился без помощи нерадивых учеников. - Предупреждаю, Виктор Викторович: снимая "Красногорское руно" и этого Хватадзе, вы губите государственные деньги! Самоуверенный, насмешливый взгляд приморозил Можаева к месту. - Так вот какими пустяками вы взволнованы, мой юный друг? - ядовито сказал мэтр. - Только не пытайтесь трещать крыльями и говорить слова из газетных передовиц. Об этике, растратах, самокритике и прочих сантиментах... Я отгадал, что вы хотели процитировать. Не так ли? - Вы помогли мне обойтись без резких выражений, - глухо сказал Юрий, беря себя в руки. - Но кое-что из "сантиментов" вами было забыто. Например фальсификация. - Я знаю, юноша, что вам давно не нравится мой творческий метод. Не делайте широких морских жестов - вы не в открытом океане. Не кивайте на эту толпу. Учтите, я снимаю для миллионов. Важен конечный результат. Если фильм будет снят по-протарзановски, мне простят все... И тогда вы придете ко мне с поздравлениями. Но... возвращение блудного сына не состоится. Его даже не пустят на порог. А сейчас, мой юный друг, убирайтесь и не мешайте мне творить. И, отвернувшись от Можаева, Протарзанов крикнул в рупор: - Эй, готовьте орлов! Тащите сюда чабана с овцой! Дайте свет! Как со скалой? Утечки воздуха нет? Снимаем кадр номер шестьдесят восемь! Учтите, мы должны придерживаться во всем суровой правды жизни! - Я тоже за правду жизни, - негромко сказал Юрий и, зайдя за режиссерский шатер, вскинул аппарат. На поле начиналась очередная инсценировка.

Фельетон двадцать шестой

"КОММУТАТОР СЛУШАЕТ!"

Телефон убил эпистолярный жанр. После того как в трубку было сказано первое "алло", количество писем стало резко падать. Человечество начало экономить на бумаге. Если раньше влюбленным, чтобы выяснить отношения, требовалось минимум килограмм бумтоваров, то теперь можно просто набрать нужный номер и сказать: - Валя, это ты? Валя, это я. Есть личный разговор. Жду тебя на том же месте. Подруг с собой не бери. Конечно, почтовые отправления еще играют в жизни некоторую роль. Но это, надо полагать, объясняется еще недостаточной телефонизацией. Когда телефон войдет в быт так же широко, как зубная щетка или консервы "Зеленый горошек", то личная переписка отомрет сама по себе. Писатели, которые ныне упускают возможность создать эпистолярные шедевры, потом спохватятся, но будет поздно. Труднее будет телефону ликвидировать переписку служебную. Перед ней слабые токи пасуют. Зато радуются бюрократы: "На телефонный разговор резолюцию не наложишь, его в исходящие не подошьешь, к исполнению не предъявишь! Нет-с, уважаемый, давайте составим письмецо!" И вот уже бежит по улице скороход-рассыльный с охапкой фирменных конвертов. А ему навстречу другие курьеры с целыми грудами межведомственной переписки. Курьеры, курьеры, курьеры - тридцать пять тысяч одних курьеров! А канцеляристы, удовлетворенно взирая на уличную суету, с сознанием исполненного долга бредут к кассам получать зарплату. Телефон завоевывает все новые и новые рубежи. Если раньше он был достоянием ответственных работников и частных зубных врачей, то теперь телефонный кабель распространен уже более, чем водопроводная труба, хотя еще и менее, чем электрический провод. ...В селе Горелове телефонный коммутатор работал уже больше года. Руководить всем этим слаботочным хозяйством поручили Ольге Калинкиной курносой улыбчатой девушке. Правление колхоза подарило ей сшитую по спецзаказу в красногорском ателье форму работника Министерства связи: жакет с голубым кантом и фуражку. На рукаве жакета перекрещивались две позолоченные молнии. Ольга стала самым осведомленным человеком в колхозе. В ее коммутаторе сталкивались тысячи разговоров, и по характеру службы ей приходилось быть в курсе всех событий. Ольга могла ответить на любой вопрос, который ребром ставила жизнь: где в текущий момент находится председатель колхоза? Сколько литров молока дала за неделю рекордсменка Олимпия? В какую цену сегодня котировался колхозный лук на кудеяровском рынке? Почему вчера не состоялась лекция "Как лететь с Земли до звезд"? И зачем звонила Валя из зоолаборатории Мише по четырнадцатому номеру? - Коммутатор слушает. Тридцать третий? Готово. Одиннадцатый? Занято. - Ольга Прохоровна, это опять я, Благуша. Допомогайте! Войдите в мое положение... - Вхожу! Все знаю: пленка кончается, Можаев пропал на Кожкомбинате. Завтра днем часть Калинкиных разъезжается... Съемки будут сорваны. Не стоните, разговор с комбинатом заказан. - Чуете, мы с Надей в музее старого быта. Снимаем Прохора Матвеевича. Если Можаев... - Уже учла!.. Коммутатор слушает. - Оля, это я, тракторист Таратута. Соедини меня с книжным магазином в Кудеярове. - Подписка на Гюго уже кончилась. - Ой! Меня остальные Таратуты со свету сживут... Я ж в семье ответственный за культработу! Бальзака пропустил, Гончарова упустил, теперь Гюго... - Таратута, не занимай провода! Байки будешь рассказывать вечером в клубе. - А ты там будешь? - Выключаю!.. Коммутатор слушает. Из райисполкома? Дать председателя? Не могу. Потому что он сейчас в поле. Что передать? - Чтобы срочно, к вечеру, прислал сводку о заготовке меда в ульях. И чтоб по каждой пасеке! Отдельно гречишный и отдельно липовый. Скажите инструктор Сурепкин требует. Кто принял телефонограмму? - Калинкина. Коммутатор слушает. Одиннадцатый? Занято. Коммутатор слушает... Междугородная? Мне нужен Красноярск двадцать - пятьдесят пять. Жду. Да, Горелово. Я - Калинкина! Москва будет говорить? Слышимость хорошая. - Здравствуй, Олечка! - Здравствуй! Ой, Андрей, тут тебя все ждут, у всех к тебе дела... Автопоилка что-то капризничает, рентгеновский аппарат надо устанавливать, кинооператор прибыл - нашу семью снимает. - Проси его подождать три-четыре дня. Досмотрим сельскохозяйственную выставку - вмиг прилечу. А вообще колхоз раньше-то мог без инженера жить? Мог. Ну и сейчас поживет несколько деньков! Поздравь от меня маму с папой. Подарок везу им к золотой свадьбе! Ну и чудеса здесь! Оператору привет. - Кончайте разговор, ваше время истекло. Кончили? - Коммутатор слушает. Из райисполкома? Председателя еще нет. Он в поле. Что передать? - Скажите, чтобы срочно составил сводку внедрения индюков в приусадебные хозяйства колхозников. Скажите - инструктор Осотов требует. Кто принял? Калинкина? - Передам, передам... Коммутатор слушает. Одиннадцатый? Занято. - Безобразие! Час звоню - и все занято! У меня дела! - Подождите, товарищ, там тоже решаются очень важные дела... Коммутатор. - Ольга Прохоровна, это опять я, Благуша. Мы с Надей переходим на конеферму. Это чтобы вы знали, где я пребываю. Так я питаю надежду, Ольга Прохоровна! - Надейтесь, надейтесь!.. Коммутатор слушает. - У вас там на коммутаторе никого, более или менее, посторонних нет? Нас не подслушивают? - Да что с вами, товарищ? И вообще кто это говорит? - Поплавок, Иннокентий Петрович, русский, 1911, да, нет, не состоял, не имею, служащий, начальник отдела кадров Облкожпромсоюза. А вы кто? - Товарищ, бросьте шутить, не мешайте мне работать. Какой номер вам нужно? - Хороши шуточки! Бдительность - наше... - Я выключаю... - Минуточку! Мне нужен Красногорск. Девятнадцать - двадцать четыре. - Вы в правлении колхоза? Ждите вызова... Коммутатор. Одиннадцатый? Занято. - Опять занято? Я поставлю вопрос на общем собрании! С ума сойти можно! Да с кем же он разговаривает? С инкубатором? - Да, с двадцать вторым. - Тогда все понятно! Лучше вы мне позвоните, Ольга Прохоровна, когда они кончат. Это уже стихийное бедствие. - Вот сами влюбитесь, тогда будете знать! А пока ждите. Но я, на всякий случай, эти номера проверю. Одиннадцатый. Ну и что? Двадцать второй. Ну и ничего. Одиннадцатый. А зачем ты вчера в кино сказала Таратуте, что я тебе по характеру не подошел? А позавчера на танцах говорила мне, что подошел? Двадцать второй. Ну и что? Одиннадцатый. Ну и ничего! Ходи в кино тогда с Таратутой! Двадцать второй. Да он все занят. На тракторе круглые сутки, а в свободное время пытается на Гюго подписаться. Одиннадцатый. Ты мне Таратутой зубы не заговаривай. Ты прямо скажи: подошел я тебе характером или нет? Двадцать второй. Ну и что? - Эй, молодежь! Это Калинкина говорит! Хватит висеть на телефоне! Довыясните свои отношения вечерком в клубе... Двадцать второй. Ой, Оля, подожди! У нас самое интересное место в разговоре! Одиннадцатый. Не отключайся, Оля! Пусть она мне при свидетеле скажет: подошел или нет? - Ну, вот вам для полного счастья еще пять минут - укладывайтесь как хотите! Коммутатор... Опять райисполком? Председателя? Он еще не вернулся. Что передать? - Передайте: звонил инструктор Овсюгов! Пусть ваш хозяин быстренько составит сводку о торфоперегнойных горшочках! Значит, так: по месяцам, вы записываете? - и по неделям отдельно, и по декадам... - Записала, передам... Коммутатор слушает. Сорок Семь? Готово. Восемьдесят один? Готово... Это правление? Товарищ Поплавок? Красногорск на проводе. Говорите. Поплавок. Таточка Петровна? Здравсгвуйте, это я. Посторонних в комнате нет? Как без меня идут дела, более или менее? Нашлась моя рукопись? Таточка Петровна. Это про бдительность? Да, нашли, в вашем сейфе. Вы ее, оказывается, туда засунули и забыли. Мы брали бумаги - начальство потребовало... Поплавок. Нашлась. Ай-ай-ай! А я-то считал ее утерянной. Да, а как же вы открыли сейф, когда ключи у меня? Таточка Петровна. Как всегда - штопором. А разве вы не знали? Берется обыкновенный алкогольный штопор... Поплавок. Тише, тише! Вы, более или менее, разглашаете служебную тайну! Даже скорее более, чем менее... Нас могут подслушать... Да, прибыли составленные мной новые образцу анкет? Не те, которые на сорок восемь вопросов, а которые на семьдесят пять. Таточка Петровна. По-моему, нет... Поплавок. Это, знаете ли, более или менее, безобразие! Скорее даже более, чем менее! И вот так каждый раз: стоит уйти в законный отпуск, как все идет вверх дном! Ну, я вам через несколько дней позвоню. - Кончили?.. Не волнуйтесь, не волнуйтесь, я вас не подслушивала!.. Коммутатор. Одиннадцатый? Занято. Почему - не знаю. Пятьдесят восемь? Даю. Междугородная? Горелово. Будет говорить совхоз "Новоселье" через Кустанай? Да, я Калинкина. Не отхожу, не отхожу. Здравствуй, Феликс! - Салют, Оленька! Привет с целинных земель! Почему на письма не отвечаете? Сам виноват? Ну, знаешь, у нас тут дела... Подняли еще десять тысяч, ох, и ребята подобрались! Передай маме и папе поздравления, пожелания и все, что полагается от всех новоселов. Надо же, полвека брака! Юбилей! Жалко, что я не смогу побывать в Горелове! Поцелуй за меня маму и папу... - Горелово! Кончили разговор? - Кончили. Плохая слышимость была... Коммутатор. Главного инженера? Он в Москве, на сельскохозяйственной выставке. А кто его спрашивает? - Да это из Неурожайки. У нас молотилка, вы знаете, от ветряка работает. Так вот - заело. А урожай, сами знаете, нынче буйный - стоять никак нельзя! Механика бы нам! - Я поговорю. Пришлем вам самого лучшего, без двух минут инженер - только недавно в МТС из города приехал! Не волнуйтесь! Как только председатель приедет, я ему скажу. Коммутатор слушает... Опять райисполком? Опять, наверное, какая-нибудь сводка? Да, нет еще председателя! В полях он. - Звонит инструктор Пыреев, Запишите: пусть немедленно даст сводку о росте поголовья зеркального карпа в колхозных водоемах. И прирост мальков на каждую карпоматку. Ясно? - Ясно, ясно, записала, передам... Ох, бедный наш голова! Днями в бригадах, вечерами собрания проводит, а ночами сидит сводки пишет!.. Коммутатор. Одиннадцатый? Занято!. Девяносто девятый? Сейчас... Молочную ферму? Готово... Коммутатор. Кого? Меня лично? А-а, Филя, здравствуй. - Оленька, ты не забывай, что завтра у тебя сеанс одновременной игры. - Ой, я не могу! У моих стариков завтра золотая свадьба. Все наши приедут. - А на прошлой неделе ты, что же, не знала об этом? Ведь сама назначала! Мы и афиши написали: "Чемпионка района по шахматам Ольга Калинкина" и так далее. - Да как-то неожиданно все получилось: само торжество перенесли на послеурожайную пору, а завтра отмечаем дату в узкосемейном порядке. - Зазналась ты и так далее. Афиша же Висит... Придется отменять... Эх, чемпионка, расстроила ты меня... Ну, поздравь своих стариков! - Спасибо!.. Коммутатор слушает. Кожкомбинат? Товарищ Можаев? Наконец-то! Не кладите трубку, сейчас с вами будет говорить товарищ Благуша... Конеферма? Здравствуй, дядя Егор. Мне быстро кинооператора, который у вас там ходит. Что? Почему не может? Снимает папу с любимым конем? Ничего, папа подождет! Минуточку, товарищ Можаев!.. Это вы, Благуша? Говорите! Благуша. Мы что, снимаем фильм или ты окончательно перешел на следовательскую работу? Где пленка? Можаев. Во-первых, здравствуй! Во-вторых, пленку я достал у Гиндукушкина. В-третьих, дело Поросенка и Чайника оказалось гораздо сложнее, чем мы думали. Но это не телефонный разговор. Благуша. Ты бачил Гиндукушкина? У него, как всегда, "ясни очи, та чертови думки"? Значит, и Протарзанова встретил? Что же тебе сказал Витя в тигровом галстуке? Можаев. Вообще... "Он сказал мне лишь слово одно, это слово любовью полно". Передавал приветы. Благуша. О нашем фильме ничего не говорил? Можаев. Что ты волнуешься? Ничего страшного не произошло. Все в приблизительном порядке... И не нервничай, пожалуйста. Благуша. Ничего страшенного не произошло? Значит, что-то все же случилось? Эх, друже, чего-то ты крутишь! Можаев. Просто я берегу твое здоровье. Ты мне кажешься чересчур взволнованным. Дай мне слово, что ты возьмешь себя в руки! Тогда я тебе кое-что поведаю. Благуша. Ну, ну, добре. Сказывай. Можаев. Мне сказал Протарзанов, что фильм снимать не надо... Но я думаю, что два лишних съемочных дня роли не играют, а? Доснимем, Март, а там будь что будет! Благуша. Ах, нечистая сила! Как же это?.. Можаев. Март! Март! Что ты молчишь? Благуша. А что говорить? Приезжай поранку. Только утром, обязательно утром, а то все Калинкины разъедутся. Это страшно поспешливая семья... Эх, Юра! Как же так?.. - Разговор окончен! Ваше время истекло! - Вот и все, товарищ Благуша, теперь вы спокойны? - Абсолютно, Ольга Прохоровна, идеально! Благодарю за заботу! - Не стоит... Коммутатор слушает. Одиннадцатый? Занято. Сорок два? Готово... Семьдесят шесть? Даю... Опять райисполком. Нет, председатель еще на работе, в бригадах! - Тогда запишите: звонил инструктор Лебеда, просил к утру представить сводочку: сколько колхоз намеревается сдать в текущем хозгоду пуха и пера (отдельно по уткам, гусям и курам), свиной щетины, конского и барано-овечьего волоса. Записали? Чтоб к утру! - Передам... Коммутатор. А, привет агроному! Самому севооборотистому человеку на селе наш телефонный поклон! - Оля, соедини меня скорее с автобазой, а то тут дипломатический конфликт произойти может. Я ж при иностранной делегации экскурсоводом сейчас! Неурожайку кончили осматривать, едем к вам, в Горелово, а машина в разгоне. Дай мне автобазу - пусть скорее высылают автобус! И скажи папаше своему, чтоб бороду расчесал пофасонистей: ему как директору музея старого быта придется объяснения давать... - Даю автобазу!.. Коммутатор. Опять райисполком? А-а, Леночка? А я испугалась: думала, снова сводку с председателя требуют! У тебя какие-нибудь новости? - Только ты пока, Олюшка, никому не говори. Ну, председателю можно. Завтра в газете печатать будут: пришел указ насчет переименования наших деревень. - Наконец-то, Леночка! А мы теперь где живем? - В Богатове. С чем и поздравляю! А соседний колхоз пока не переименовывают. Ему пока старое название подходит. ...Оля не устояла перед соблазном первой сообщить односельчанам радостную весть. В несколько минут все гореловцы узнали, что они стали богатовцами. И вот тут-то новонареченные могли полностью оценить преимущества телефона перед почтой и даже телеграфом; бывшие гореловцы, ныне богатовцы, разбросанные по всей стране, с помощью междугородной станции были оповещены об изменении своих анкетных данных в тот же день. Понятно, что большинство новобогатовцев обещало прибыть на именины родного села. - Красивая жизнь! - восхищенно сказал Прохор Матвеевич Калинкин. - Я, персонально, больше писем не пишу! К чему? У меня дочка на телефоне! ...Телефон убил эпистолярный жанр!

Фельетон двадцать седьмой

МАТВЕЕВИЧ, ПРОХОРОВИЧИ И АНДРЕЕВИЧИ

Обязанности гонцов, курьеров и фельдъегерей в семье Калинкиных обычно исполняли три Андреевича: пятилетний Илья, шестилетний Алеша и семилетний Никита. - Богатыри! - бросал клич Прохор Матвеевич. И перед ним, как из-под земли, вырастали внуки, Доспехи Ильи состояли из трусов и сучковатой сабли. Алеша за неимением доброго коня сидел верхом на палке. Никита являлся с неизменной морковкой в зубах. Воинственные порывы младших братьев были ему чужды. Вероятно, у него в натуре имелось что-то вегетарианское. Он любил морковь, как кролик, и постоянно ходил с желтым ртом. - Ты, Никита, бегом в библиотеку! Сдай вот эту "Зарю над черноземом", а взамен что-нибудь такое с глубокой вспашкой жизни возьми. Ты, Алеша, заскочи в клуб - узнай насчет лекции. Если опять из Красногорска товарища Поплавка прислали, то я лучше спать дома буду. А тебе, Илья, самое ответственное задание: разыщи бабушку. Пусть скорее домой идет, Дед, мол, скажи, в избе не кормлен, не поен сидит! - Деда, а ты нам за это вспомнишь про Ивана Грозного? - спрашивал Никита. - Вспомню. - Ты пожилой, дедушка? - домогался Алеша, - Ты много видел? - Много, - соглашался дед. - А Петра Первого? - не унимался Никита. - Ты его помнишь, деда? - Как сейчас, - нетерпеливо шелестел бородой Прохор Матвеевич. - Только не задерживайтесь, богатыри! Выполняйте приказ! Андреевичи, восхищенно гогоча, убегали. Сегодня на внуков был спрос, как никогда: то надо было встречать дядю Тимофея и дядю Володю; то мчаться вскачь на коммутатор к тете Оле и передавать ей записки; то встречать тетю Веру и тетю Лизу... Андреевичи, браво справившись с заданиями, вертелись подле стола. В их взглядах, устремленных на сахарницу, светилась тайная надежда. Сегодня Прохор Матвеевич и Пелагея Терентьевна принимали поздравления по случаю пятидесятилетия со дня бракосочетания. Юбилей отмечался, так сказать, в рабочем порядке. Основные торжества были перенесены на послеуборочный период. Выставив никелированный живот, украшенный медалями, на столе шумно дышал самовар. Пелагея Терентьевна, как обычно, творила одновременно массу дел. Она наблюдала за производством ватрушек, расцеловывала прибывающих детей, отглаживала внукам свежие штаны, критиковала в хвост и гриву местную конеферму. Кроме того, она успевала присматривать за столом и не давала пустовать чашкам гостей. Прохор Матвеевич восседал в красном углу и любовался потомками. Он был в своем повседневном полувоенном кителе, при двух медальных планках. Известная всей округе калинкинская борода свисала, как сталактит. Прохор Матвеевич весело курил трубку, подаренную Тимофеем. Дым растекался по усам, и от этого они казались втрое длиннее. - А мой курительный агрегат дает дым куда большей густоты, - сказал Юрий. - Это я вам говорю, как курильщик курильщику! Смотрите! Можаев пыхнул трубкой и мгновенно, как волшебник, исчез в клубах дыма. Когда завеса рассеялась, Юрия на прежнем месте не оказалось: он уже влез на печку и оттуда в поисках точек съемок прицеливался киноаппаратом. Обычно этим делом занимался Благуша. Но ныне Мартын был хмур и задумчив, словно его уже проработали на художественном совете, Слишком большие запасы нервной энергии были израсходованы на ожидание пленки и Юрия. Озабочивал его и регламент съемки. Тимофей с Владимиром, приехавшие накануне, после обеда собирались уезжать. Елизавета торопилась па концерты в соседние села. Двое - Андрей и Феликс - вообще отсутствовали. Андрей Прохорович вместе с делегацией богатовцев изучал экспонаты Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, а Феликс Прохорович поднимал последние гектары целины. Когда Мартын уже полностью разочаровался в жизни и побежал па почту телеграфировать о пропаже оператора кинохроники Можаева, он встретил машину. На ней, развив недозволенную скорость, ехали Юрий и Николай. - Отыскался след Самозванцева! - объявил Юрий. - На комбинате такие подкожные дела обнаружены! Я тебе потом расскажу все детективные детали... Мартын ходил мрачнее тучи. Его морально угнетал тот факт, что картина уже зарезана на корню. И в глубине, на самом донышке души, Мартын считал, что сейчас, вместо того чтобы поснимать последние кадры, самое подходящее время извиняться перед Калинкиными за причиненные им бессмысленные хлопоты. И только частые встречи с глазами Надежды поддерживали его иссякающее мужество. Юрий же по-прежнему воинственно попыхивал трубкой, был бодр и аккуратен. - Товарищи Калинкины! - объявил он. - Еще один последний кадр, и кинолетопись окончена моя! Так соберитесь хоть на пять минут вместе! Где Тимофей Прохорович? Куда ушла Ольга Прохоровна? Прохор Матвеевич, обеспечьте явку детей! - Богатыри! - воскликнул глава семейства. Три Андреевича явились немедленно. - Хотите расскажу, как я видел Александра Невского? - Угу! - дружно выразили согласие Андреевичи. - Тогда отыщите дядю Тиму и тетю Олю! Только быстро! Внуки умчались. - Мартын, иди сюда! - сказал Юрий. - Мам повезло: мы встретили очевидца Ледового побоища! - Для своих семисот лет Прохор Матвеевич неплохо сохранился, - восхищенно заметил Мартын. - Дивлюсь я на нынешнее поколение, - начал Прохор Матвеевич, разглаживая бороду, - наивности в нем много... Почему-то все считают так: раз у человека борода, значит он должен помнить всю старину. Один корреспондент целый день допытывался, помню ли я Николая Алексеевича Некрасова. Я ему говорю: "Нет, сынок, не помню". А он мне: "Припомните, папаша, получше, иначе у меня очерк не получится". Вот и внуки пристают: расскажи да расскажи... То про Грозного, то про Димитрия Донского, то про Петра. Что мне делать! Вот я им и рассказываю согласно просмотренным кинокартинам... Прибежали в избу дети; - Тетю Олю нашли, дяди Тимы нет! - Андреичи, - взмолился Юрий, - поищите дядю еще раз! А ты, Март, смотри за другими Калинкиными, а то они очень непоседливые! Если уж на сегодняшней золотой свадьбе всех вместе не снимем... - Ничего страшного, - сказал Владимир, подмигнув Юрию. - На следующей неделе будем на другой свадьбе. Если Вера нас пригласит, конечно! - А мы решили празднества не устраивать, - сказала Вера из дальнего угла. - Пока ремонтируется наша половина дачи, мы с Альбертом поедем в Сочи. В комнату, эскортируемые юными богатырями, вошли Тимофей и Ольга. - Ура! - закричал Юрий. - Кажется, все на местах! Раз, два, три, четыре, пять, шесть... Постойте, а где Николай? - Я считал, что мальчик может этих лирических разговоров и не слушать, виновато проговорил Мартын. - Я его выпустил в сад из педагогических соображений. - Ты, Мартын, ведешь себя так, словно решил сегодняшние кадры и впрямь доснимать на Вериной свадьбе! - вздохнул Юрий. - Но учти, во-первых, как ты слышал, она будет не скоро, а во-вторых... - А во-вторых, на ней будут не все Калинкины, - подхватила Пелагея Терентьевна. - Лично я и видеть принца Альбертика больше не хочу. - На вашем месте, мама, я не стала бы так оскорблять человека, которого любит ваша дочь, - заволновалась Вера. - Вы настроили всю семью против Бомаршовых. А Надежда, так та распространяла сплетни, что у него сейчас какие-то отношения с какой-то Лелей... И чуть ли не каждый день надоедает мне своими пародиями, передразнивает моего Альберта. Но я знаю, Берт любит меня неограниченно. Он человек золотой души! - Не столько золотой, сколько позолоченной! - вставила Пелагея Терентьевна. - Снаружи шик, а внутри пшик! Вера порывисто встала и, алея от гнева, фыркнула: - Хватит злословить! Не вам с ним жить, а мне! Завтра Альберт получит новый паспорт, и мы сразу из милиции едем в загс! - На той самой машине, на которой твой Альберт в свободное от одной невесты время возит за город другую? - спросил Владимир Прохорович. Кстати, у меня есть сведения, что он и паспорта-то не терял! - Это опять кто-то распускает сплетни, - отмахнулась Вера. - Если раньше Альберта можно было в чем-то упрекнуть, то в последнее время од совсем иной, даже внешне. - Вот-вот, именно внешне. Знаешь такую древнюю пословицу: "Змея меняет шкуру, но не меняет натуру"? - с ударением произнес Владимир Прохорович. Мы вместе с Надей видели четыре дня назад, как Альберт возле моей станции целовался с одной девушкой... - Легче всего возвести на человека напраслину! - рассердилась Вера. - Еще одно слово об Альберте - и я покидаю вас. Владимир достал из кармана две фотографии и подал снимки Вере. Вера зарделась так сильно, что ее ярко накрашенные губы оказались самым бледным пятном на лице. Она скомкала фотографии и, не выпуская их из рук, выбежала из комнаты мимо ошарашенного Тимофея Прохоровича. В комнате наступила неуютная тишина. Братья и сестры понурились. Только самовар по-прежнему пребывал в хорошем настроении и весело пыхтел. - Разбегаются действующие лица и исполнители, - грустно сказал Юрий. - А ведь когда мы сегодня подъезжали к деревне, я казался себе мудрым и многоопытным. Рассчитывал быстро спять последние кадры. Но Благуша не слушал его, а смотрел на Надю. Юрий наклонился к уху приятеля: - Глядя на тебя, я вспомнил одну древнюю украинскую легенду: парубки влюбляются раз в жизни, да и то перед этим три года присматриваются к дивчинам, чтобы характер изучить досконально. Один мой друг считал даже это своей жизненной установкой, но... влюбился с первого взгляда. И вот уже почти целый месяц думает, что этого никто не замечает. - Неужели так заметно? - испуганно спросил Мартын и до конца съемок старался смотреть только на Пелагею Терентьевну. Тимофей Прохорович, сдвинув мохнатые брови, вышел из дому. - Хоть бы одним глазком заметить, как они вместе, эти Калинкины, выглядят, - простонал Юрий. - Едва ли Вера вернется быстро, - сказала Надя. - Ей сейчас не до съемок. Представляете, раззвонили о свадьбе на весь Красногорск - и вдруг такой конфуз! Вика Удилова и прочие уже наряды сшили к пиру. Ах, как они будут разочарованы! И я еще над нею насмешничаю... - Нет худа без добра. Хорошо, что паспорт вовремя, так сказать, "утонул" у этого Бомаршова, - усмехнулся Владимир Прохорович, - не успела наша красавица расписаться! Сейчас небось ревмя ревет где-нибудь под смородиновым кустом! - Человек переживает, а ты насмехаешься, - укоризненно произнесла Елизавета Прохоровна. - Женская душа не автомотор, в ней так просто не разберешься. А если бы ты узнал О своей любимой девушке накануне свадьбы такое? - Не волнуйся, с моей девушкой такого случиться не может! - веско заявил Владимир Прохорович. - Во всяком случае, я ее знаю лучше, чем Вера Альберта! - Типично мужская самоуверенность, - отметила Елизавета Прохоровна. - Вот Тимофей был убежден, что он Веру воспитывал в лучших традициях. А мы ведь его не раз предупреждали! - А чего его было предупреждать? - сказала Пелагея Терентьевна. - Он все знал. Его беда в другом: он увидит, покричит, а потом скажет: "Все это мелочи. Надо быть выше их", - и успокоится. - У них, у снабженцев, - пробурчал Прохор Матвеевич, наливая чай, - у всех твердости в характере нет. Торговля дело неустойчивое и неровное. Ежели каждую неприятность долго переживать, нервов на всю жизнь определенно не хватит. Вы уж сейчас па Тимошу не наскакивайте. Ему и так не сладко, не сахарно. В комнату ворвались три Андреевича. - Дядя Коля идет! - отрапортовал Илья, размахивая саблей. - Мама с базара приехала! - не слезая с палки-лошади, доложил Алеша. - Тетка Трындычиха дяде Тимофею какую-то бумажку передала, а он сразу ка-а-ак нахмурился! - дожевывая очередную морковку, сообщил Никита. Тимофей в дом не вошел. Он остановился в палисаднике, под окном. - А где Вера? - спросил Владимир Прохорович. - И почему у тебя такой вид, словно ты явился на гражданскую панихиду? Тимофей молча протянул Владимиру сложенную треугольником записку. Владимир быстро пробежал ее. За его спиной сгрудились Остальные Калинкины. - Вот это поворот, - ахнул Владимир. - Слушайте: СПЕШУ В КРАСНОГОРСК ЗАСТАТЬ АНДЕРТАЛЬЦА - ОН ТАМ ПО ПУТИ В СОЧИ. ВОЗМОЖНО, УЕДУ НА КУРОРТ. НАДО УСТРАИВАТЬ СВОЮ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ. ТЫ МЕНЯ ВСЕГДА ПОНИМАЛ, ПОЙМЕШЬ СЕЙЧАС. НЕ МОГЛА ПРОСТИТЬСЯ. ЕДУ ПОПУТНОЙ МАШИНОЙ. ОЧЕНЬ СПЕШУ. ЦЕЛУЮ. ВЕРА. - Да, как-то не педагогично получилось, - задумчиво Произнес Юрий, как-то не воспитательно... - Это я виноват, - тяжело вздохнул Владимир. - Слишком резко, грубовато как-то вышло с этими фотографиями. - Да при чем здесь твои фотографии? Это все мелочь, - мрачно сказал Тимофей. - Тут мы со Стасей виноваты. - Если бы я была ее матерью, - печально сказала Пелагея Терентьевна, - но я ею не была... - Как говорят у нас в Виннице, - тихо молвил Мартын: - "Хто дитям потаче, той сам плаче". - Давайте, - предложил Владимир, - я ее в два счета на своей мотоциклетке догоню! А можно сейчас же позвонить ко мне на перекресток. Там машину задержат! - Тут дело не такое простое. Ну покаялись, ну, виноваты... Что вам, легче от этого? А что дальше делать? - задумчиво произнес Прохор Матвееич, Давайте устроим совет. - Март, приготовься! - скомандовал Юрий, приободрившись. - Пора за дело. Вот этими кадрами семейного совета мы и кончим фильм! Начали! Пошли!