После Бряхимова русское войско двигалось вниз по Волге, громя и грабя крепостицы булгар и поселения их союзников.
Ибрагим, эмир булгар, убежал в свою столицу — Булгар Великий и теперь спешно собирал армию. Брошенные без защиты селяне из разных поволжских племён — разбегались от реки, немногочисленные булгарские гарнизоны и торговые факторы — следовали за ними. От устья Казанки Волга почти под прямым углом повернула на юг, на берегах вместо союзников эмирата пошли данники, но серьёзного сопротивления не было. Два городка русская армия уже сожгла, теперь мы выкатывались к главному рубежу защиты каганата с севера — к Янину.
Так называли столицу Эпира, хорошо укреплённый полис, построенный Юстинианом. Мне оно знакомо по «Графу Монте-Кристо». Там вспоминают правителя этого города Али-пашу и его дочку. Но откуда оно «здесь и сейчас»?
В здешней географии есть несколько деталей, которые для меня неожиданны. Кажется, что география от эпохи мало зависит: «Волга впадает в Каспийское море» — разве это может измениться? — Может.
Каспийского моря здесь нет — есть Хазарское. Хотя в последнее время его часто называют Болгарским — множество булгар расселилась в низовых городах. Ещё при хазарах основную часть населения столицы каганата — Итиля составляли булгары. Почти вся глиняная посуда делалась ими. Почему кочевники-булгары стали горшечниками — не знаю.
В Каспийское море, по мнению местных, впадает не Волга, а река Итиль. Истоки которой в северных горах. Рипейских? Репейных? Средневековые карты довольно чётко показывают, что Итиль течёт к Булгару с востока, как Кама, а не с запада, как Волга. «Не ту страну Гондурасом назвали!» — Волга впадает в Каму, а не наоборот.
Впрочем, география всегда отражала не истину, а мнение правителей в данную эпоху. Глобус Украины никогда не встречали?
Русские, двигавшиеся по Волге, считали её главной рекой. А арабские географы записывали со слов местных купцов и аристократов. Для этих людей Кама была частью их «исконно-посконных» земель и, соответственно — главной рекой.
География соответствует текущей политике правящего класса. Хотя, конечно, несколько меньше, чем история.
В месте слияния — водосброс Волги и Камы был, до построения Волжского каскада, примерно равен. Как и их длины от истоков.
А вот приводить в качестве аргумента ширину водного зеркала при слиянии Камы и Волги — не надо. То, что мы видим в 21 веке — Куйбышевское водохранилище. Старые карты показывают обширную дельту Камы. Десятки километров плоских островов, разделённых множеством рукавов.
Эти края — треугольник с южной стороны при слиянии Волги и Камы — сходен с Росью или Крымом: отстойник для степных неудачников. Те из кочевых народов, кто не сумел «усидеть на рельсах» — удержаться в Великой Степи, откатывались в здешние леса. Так, несколько веков здесь отсиживались мадьяры. Выбитые гуннами с Иртыша, они попали в общий поток Великого Переселения народов, в отличие от более мудрых хантов и манси, сразу ушедших в тайгу в направлении Салехарда.
Наследники гуннов — хазары, достали мадьяр и здесь. Пришлось бежать дальше — основывать в Паннонии католическое королевство — одно из самых мощных государств среднего средневековья. А что поделаешь? — Жить-то хочется.
Сейчас на этих землях живёт с десяток разных народов. Наиболее многочисленны два племени — суваш и булгар. Одни — беженцы от хазар, другие — от врагов хазар. Каганата уже давно нет, но бывшие беженцы возвращаться на свои прежние земли не собираются. Осели, окрестьянились, ассимилировали местное и не-местное население. Теперь считают эти места — своими, исконно-посконными.
Ещё булгарские семьи (аилы, аулы, коши) есть в составе половецких куреней. Во множестве стоят их характерные уже стационарные дома-юрты в Дельте Волги. Столетия Волжские булгары были вассалами хазарских каганов — каганат кончился, а булгары в Дельте — остались. Как и хазары, и печенеги, и прочие. Сейчас там огузское ханство.
После похода Святослава-Барса, разгромившего каганат, в низовья Волги пришли огузы-торки. Часть кочевала и дальше, а часть осталась здесь. В качестве правящей династии. Не очень хорошо правящей: двигающихся вслед за огузами других тюрок — кыпчаков — ханы Итиля не остановили. И сейчас половецкие отряды регулярно грабят городки в Дельте. Но выжечь начисто — и не хочется, и не можется. Уж больно важен для всех здешних народов этот торговый перекрёсток.
Потом придут татаро-монголы. И древний Итиль, и новая столица — Саксин станут прахом под копытами ханского коня.
Вся Волга станет прахом, пепелищем. От Итиля до Ржева. Но — потом. Пока русские рати суздальского, рязанского, муромского, тверского князей, выясняющие с булгарским эмиром вопрос о «кочке» — об Окской Стрелке, выгребают к северному краю дельты Камы.
Южнее дельты Камы, на высоком левом берегу Волги стоит столица — Булгар Великий — ещё одно порождение паранойи правителя.
В основе Великого Булгара — действия двух человек: правителя волжских булгар по имени Аламуш, и секретаря багдадского посольства, часто называемого ибн Фадлан.
Аламуш, балтавар по должности, вассал кагана хазар, принявший, в 922 году от РХ, ислам и титул эмира, был человек очень толстый, пузатый и широкий, «говорил как из большого кувшина». При этом — отнюдь не ленивый и умный. Впрочем, иначе бы он и не выжил.
Прежде всего, Аламуш ислам не принимал. Он уже был мусульманином. Лет 10 — минимум.
Муэдзин в его доме провозглашал икаму — призыв к молитве — дважды в день. Так, как установлено у ханифитов.
Тут приезжает ибн Фадлан и указывает на нарушение канона — отличие от других школ фикха. Аламуш немедленно приказывает муэдзину слушаться прибывшего от престола халифа — муэдзинить по-новому. Но — не долго.
«Таким образом муеззин совершал молитву соответственно с этим указанием несколько дней, в то время, как царь спрашивал меня о деньгах и препирался со мной о них, а я приводил его в отчаяние относительно этого и защищался доказательствами в этом деле. Когда же он был приведен в отчаяние относительно этого, то дал распоряжение муеззину, чтобы он провозглашал икаму дважды, и муеззин это сделал».
Фиг с ней, с икамой, но 4 тысячи золотых динаров багдадцы зажали! Такие деньги! Кинули…
Вопрос веры для разумного средневекового правителя — вопрос прагматический. Не своей веры — веры народа. Аламуш пытался форсированно навязать Аллаха местным народам. Признание нового бога — измена прежнему. Изменников никто не любит. Навязывающих измену — тоже.
Вообще-то, булгары, были по теме религии довольно… индифферентны.
Татищев пишет:
«имели издревле закон браманов, из Индии через купечество принесенный, как и в Персии до принятия махометанства был. И оставшие болгарские народы чуваши довольно происхождением души из одного животного в другое удостоверивают».
Татищев смешивает зороастризм (распространённый на территории Ирана) и индуизм (браминов Индии). Судя по раскопкам в Болгарии, поклонники Заратустры среди булгар хана Аспаруха — были.
Постоянным элементом в орнаментах волжских булгар было «мировое дерево». Это символ шаманизма древних сибирских племён. Но у булгар это дерево — без нижней части, без корней. У чувашей активно почиталось священное дерево дуб. Но относить их к древним германским племенам, тоже поклонявшимся дубу — не следует.
Китайцы отмечали у гуннов веру в Небо, в Тенгри: «Хунну называют Тянь (название неба или Небес по-китайски) — Тенгри». Это верховное божество было вполне усвоено всеми тюркоязычными народами.
Ибн Фадлан пишет об огузах:
«А если кого-нибудь из них постигает несправедливость или случится с ним что-либо неприятное, он поднимет свою голову к небу и говорит: «Бир тенгри», а это означает «[клянусь] богом единым», так как «бир» по-тюркски «один», а «тенгри» на языке тюрок — «бог».
Другое олицетворение Тенгри — скачущий белый конь — встречается в изображениях на раскопанных вещах Волжской Булгарии.
Но вот аль-Балхи даёт сравнительный анализ разных имён создателя:
«Арабы его называют Аллах…, а других богов называют Илах (NB: мусульмане — язычники?)… Тюркский народ его называет Бир Тенгри, что означает «Бог Единственный» (NB: язычники тюрки — монотеисты?)… Евреи его именуют в своем языке Элохим Адонай или Яхия Ашер Яхия. Елохим означает «бог» на их языке. (NB: «элохим» — множественное число, «боги». Иудеи — язычники?). Я слышал, что булгары называют Создателя именем Эдфу, а когда я их спрашивал, как они называют своего идола, они мне отвечал — Фа…».
«Эдфу» часто связывают с названиями огня и солнца в тибетских верованиях. Но булгары точно не кочевали по Тибету. Просто попав, первыми из тюрок, в степи к западу от Алтая, населённые в то время ираноязычными народами, они, за столетия своих странствий, нахватались у соседей разных богов и обычаев. И не только религиозных.
Утигуры, одно из трёх основных племён Азовской Великой Булгарии, имели привычку деформировать головы своим младенцам, накладывая круговые давящие повязки. Голова получалась цилиндриком, вытянутым вверх.
Почему — непонятно. Может быть, для удобства ношения высоких, железными колпаками, шлемов сарматов? У утигуров деформированы до 80 % черепов. У других болгарских племён — только единичные случаи. Где они подцепили этот обычай — понять невозможно.
Деформация черепов встречается в районе Самарканда, но она иного типа — лобно-затылочная — морду лица шире делали. И цели были объяснены путешественнику: чтобы отличаться от таких же тюрок-соседей, и чтобы не воровали в рабство — плосколобых считали больными.
Мусульманское обрезание на таком фоне выглядит милой детской шалостью. Это ж не лицо — мало кто видит.
Такое религиозное многообразие сохранялось веками: венгерский путешественник монах Юлиан, побывавший в Волжской Булгарии в первой половине XIII века сообщал:
«Волжская Булгария — великое и могущественное царство с богатыми городами, но все там язычники».
Заметим: «все — язычники» — после трёх веков ислама.
Разнообразные по вере, языку, обычаям племена составляли довольно аморфную конфедерацию. Хазары хотели получать дань и назначили управляющим (балтавар) ханский род одного из племён. Не самого многочисленного, но достаточно сильного. Традиционно — не враждебного, религиозно и этнически — нейтрального.
Эта нейтральность была важна, ибо, хотя булгары уходили из Приазовья со скандалом, но основная масса — «чёрные булгары» — остались на месте под властью хазар. Психи на Каме не должны были провоцировать своих соплеменников в Приазовье.
И тут Аламуш, отнюдь не первый в ряду правителей Волжской Булгарии, занялся собственным госстроительством. Уничтожая при этом своеобразие, самобытность, этническую самоидентификацию местных племён.
Не ново: уничтожить племена, чтобы создать народ. Лидер одного из здешних кланов использовал для этого не собственную, племенную, исконно-посконную веру, но внешнюю, чуждую религию — ислам.
Очень демократично: все равны перед лицом общей чужести.
Рискованный шаг: за такое убивали.
Ибн Фадлан, въехав в земли огузов, пишет:
«Первый из их царей и главарей, кого мы встретили, — Янал младший. Он прежде уже принял (было) ислам, но ему сказали: «Если ты принял ислам, то ты уже не наш глава». Тогда он отказался от своего ислама».
Аламуш, бывший уже мусульманином, поступил не по Яналу — свою личную веру попытался распространить на всю конфедерацию местных племён.
Ибн Фадлан подробно описывает первую их встречу:
«он встретил нас сам, и, когда он увидел нас, он сошел (на землю) и пал ниц, поклоняясь с благодарением Аллаху великому, могучему».
Это обращение правоверного. Язычники-огузы встречали арабов иначе:
«…пусть Атрак разрежет этих послов каждого пополам, а мы заберем то, что с ними имеется».
Что заставило Аламуша изменить традиции, противопоставить себя и собственному народу, и сюзерену — кагану хазар — достоверно неизвестно. Возможно, поход руссов 913 года.
Тогда 20 тысяч (как говорят) северян прошли с Дона на Волгу, выжгли побережье Каспия вплоть до Исфахана и вернулись к Итилю с огромной добычей. Заплатили хазарам за проход согласно предварительной договорённости… Плату приняли — в свободном проходе отказали: обнаружили среди рабов мусульман и, почему-то, очень возмутились. Северяне попытались пробиться к Дону — их остановили на волоке, перебив 3/4 войска. Остатки двинулись вверх по Волге. Их вырезали булгары.
«Грабь награбленное» — хороший повод для создания государства. «В основе почти каждого крупного состояния лежит преступление» — старая мудрость. В основе Волжской Булгарии — каспийский хабар. Награбленное — частый источник стартового капитала национального строительства.
Главное — удачно инвестировать. Аламуш запустил реформирование Волжской Булгарии и исламизацию населяющих её народов. И нарвался на мощное сопротивление.
Как мусульманин — он ненавидим и презираем. И подданными — соотечественниками-язычниками, и господами — хазарами-иудеями. Как вассал, отказавшийся подчиняться сюзерену — он изменник. Ни народное пешее и легко-конное ополчение, ни тяжёлая конница аристократов — не будут за него сражаться. Более того — им и доверять-то нельзя!
Любая армия, выведенная Аламушем в поле, наверняка обратит оружие против своего предводителя. Или просто разбежится. А ведь кроме войн, есть ещё и заговоры, тайные убийцы. Аламушу нужна «норка» — место, где он может спрятаться, отсидеться. Куда он может стаскивать награбленное. Где к нему тяжело подобраться убийце-фанатику. И он строит крепость — убежище для себя и немногочисленных «верных».
Аламуш, обращаясь к халифу, просил:
«о присылке к нему (людей) из тех, кто научил бы его вере, преподал бы ему законы ислама, построил бы для него мечеть, воздвигнул бы для него минбар, чтобы совершалась на нем молитва за него (царя) в его городе и во всем его государстве, и просит его о постройке крепости, чтобы он укрепился в ней от царей, своих противников…».
Ислам, мечеть, минбар… экие мелочи! Именно из-за крепости, точнее — из-за обещанных четырёх тысяч золотых динаров на её постройку, которые ибн Фадлан не привёз, миссия Багдадского посольства провалилась.
Но процесс уже пошёл, убийцы уже ищут голову «предателя веры отцов», и Аламуш всё-таки строит крепость.
Как и многие правители до него, начиная с царя Давида с его Сионом, который был крепостью задолго до появления евреев в Палестине, Аламуш взял чужое укрепление, возникшее за полтысячи лет до него, в мысовой части «Коптелова бугра» над Волгой, и перестроил.
Ничего нового: так вырастают неприступные крепости на Цейлоне во время династической войны двух братьев-принцев, так строят гигантские замки соратники Вильгельма Завоевателя, окружённые морем враждебных саксов, так строит «город Ярославов» Ярослав Мудрый в Киеве.
Ограничить доступ: потому что каждый входящий — вероятный враг. Отбиться малыми силами — потому что других просто нет.
«Зачем Спарте стены, когда у неё есть доблесть её сыновей»?
А если — нет? Если нет — «доблести её сыновей»?
Правители строят себе крепости, когда ощущают собственно бессилие, явную, исходящую со всех сторон опасность. Когда они брошены собственным народом, своей «родной» аристократией. Когда они «поступают против совести нации». «Совести» — в её сиюместном и сиюминутном массовом понимании.
Аламуш бежит из собственных, родовых, «коронных» земель и ставит новую столицу на пограничной земле. На ничейной земле внутри собственного эмирата. Новая вера укореняется не в том или ином народе, а между ними.
К началу Новой Эры всё лесное пространство между Уралом и Карпатами занимали угро-финские племена. Любые народы на Русской равнине формируются на основе этого, угро-финского «субстрата».
Насколько это значимо? Для сравнения: все известные волны переселенцев на Британские острова — кельты, римляне, англы, саксы, датчане, норвежцы, нормандцы… дают в генотипе англичан 21 века 4–6%. Остальное? — Гены, унаследованные от «автохтонного населения».
Пришельцы всегда заимствовали женщин у туземцев. Но булгары странствовали так долго, что поднабрались у всех. Судя по языку, они были с Алтая, откуда сбежали в последнее тридцатилетие перед Рождеством Христовым.
Это связано с одной холодной зимой в Северном Китае. Хуанхе, знаете ли, сильно замёрзла. Обычно неприступный Ордос стал досягаем для тяжёлой китайской конницы. Военный разгром дополнился внутренней смутой, и держава хунну около 51 г до н. э. раскололась на две части: восточные хунну признали верховенство китайского императора, западные хунну — были вытеснены в Среднюю Азию.
Забавно видеть, как на огромном пространстве, в тысячелетнем периоде времени, развернулись последствия той холодной зимы. От Хуанхе до Гастингса. Где «был уничтожен последний реликт Великого Переселения Народов — королевство саксов в Англии».
Трудно найти в истории более «тонкое» место. Когда «ткань мира» столь истончилось, что изменение малозначительного, обычно, параметра — толщины льда на реке — дало столь глобальный и долговременный эффект. Вот где место для деятельности попаданца! Вот где точка возможной бифуркации! Вот где можно запустить новую ветвь исторического процесса! Свою Альтернативную Историю.
Или наша история, которую мы называем РИ — Реальной Историей, для кого-то — АИ? Для кого-то, кто мартышкой прыгает по мировому дереву Иггдрасил? Кто подсказал полководцам империи Хань — место, время и способ? А Аттила, «бич божий» — просто побочный эффект, случайный выброс на окраине? Как «Погибель земли Русской» — отходы жизнедеятельности Чингисхана?
Хунну побежали.
«Трудовые Резервы бегут? — Все бегут».
Все народы к западу от хунну побежали на запад. «Эффект домино». Бежали долго, прихватывая по дороге всё — словечки и вещички, женщин и жрецов.
Булгары, вероятно, были первым тюркским народом, оторвавшимся от общих корней около 30 года до РХ. Среднеазиатские степи были в это время населены индоиранскими племенами. Остатки греко-македонцев Александра Великого, племена его противников-скифов, что-то от двух волн персов, ошмётки ещё более древних арийцев… — подцеплялись и их верования.
Естественно, в общую свалку «домино» попали и угро-финские племена Южной Сибири. Не только упоминаемые мадьяры — предки ещё одного поволжского народа: сабир, суваш, чуваш.
Бегать впереди «гуннского паровоза» — никакого здоровья не хватит. Мадьяры, суваш, булгары «легли под гуннов». Но держава Аттилы довольно быстро развалилась. Суваши оказались на Тереке, серьёзно воевали в Закавказье то — за Иран против Византии, то — наоборот. В Закавказье их называли гуннами, хазары им служили, пока персидский шашиншах Хосрой не разгромил в 562 году. Некоторое время они оставались в равнинном Дагестане, в 682 году вождь Алл Ительвер принял христианство. Но тут «власть переменилась» — хазары усилились, а с юга полезли мусульмане. Такие, знаете ли, надоедливые… И — многочисленные.
В второй половине VIII века под влиянием арабских нашествий часть суваш переселилась в Среднее Поволжье и к X веку в междуречье Волги и Камы построили город Сувар.
Булгары тоже успели поразвлечься — основать, между Доном и Кубанью, «Великую Булгарию».
Хан Кубрат, подобно Теодриху Великому, с детства воспитывался при императорском дворе в Константинополе. Был крещён. А вернувшись в родные донские степи поднял своё племя болгар-онногуров и провозгласил в 632 году, независимость. От всех. Поскольку все господа разбежались — авары ушли на запад, в Паннонию, а тюркоты резались между собой на востоке.
Кубрат был одним из наиболее успешных политических проектов тогдашней Византии. Прошедший имперскую военную и дипломатическую школу, он последовательно бил всех окружающих. И сувашей, которые прежде несколько раз на Кавказе заставляли болгар уходить со своих кочевий, и хазар, упорно пытавшихся изображать из себя наследников гуннов Аттилы в формате самого большого друга самого большого в мире тюркского каганата.
Но век человеческий — короток. Через тридцать лет и три года Великая Булгария разделилась на пять орд пяти сыновей Кубрата.
Это было настолько важное событие, что хан хазар позволил себе (только после смерти Кубрата!) принять высший в степной иерархии титул — каган. А самого Кубрата похоронили у села Малая Перещепина Полтавской губернии. Там и его меч, с крестом на рукояти, и личная печать с монограммой и византийским титулом «патриций».
Хазары установили в Степи порядок. Несколько… кладбищенский. Остальные — разбежались и попрятались. Три из пяти болгарских орд ушли на запад, на Дунай и дальше: в Болгарию, в Македонию, в Италию.
Не совсем ушли, не «с концами». Основатель Древнеболгарского царства, сын Кубрата, хан Аспарух был пойман византийцами в засаду и убит вместе со своим окружением. Подошедшие с опозданием основные силы его армии побили хитрых греков и похоронили царя. А случилось это на территории нынешнего города Запорожья. Откуда мощи Аспаруха были перезахоронены на государственном уровне Республики Болгарии в Церкви Сорока Севастийских мучеников в городе Велико-Тырново.
Если Болгария вздумает требовать свои исконно-посконные земли между Дунаем и Днепром, то есть исторически обоснованные аргументы. А если они ещё и папу Аспаруха посчитают, то болгарская исконная посконность может претендовать на земли до Кубани. Ещё можно Аспаруха объявить правоприемником его братьев и племянников…
Учите болгарский, ребята. От речки По в Италии, до речки Казанки на Волге.
Основатель «Волжской Булгарии» хан Котраг увёл своих кутигуров из-под мечей хазар. Куда-то. Тут есть варианты. Феофан Исповедник говорит — на другой берег Дона. Но не на Волгу. Между легендарным ханом Котрагом и надёжными археологическими свидетельствами появления древних болгар в Камско-Волжском регионе — столетие.
Надо сказать, что после 1944 года с надёжностью у историков в части происхождения казанских татар и чувашей стало… не надёжно.
«Историческая политика» — термин введён в Германии в 1980-х годах. И очень полюбился в странах Восточной Европы. Но «мы ж впереди планеты всей!» — у нас проявилось раньше: после Постановления ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 г. «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» и последовавших решений, принятых на специальной сессии Отделения истории и философии АН СССР (Москва, апрель 1946 г.) и научной сессии Отделения истории и философии Академии наук СССР и Чувашского научно-исследовательского института (Москва, январь 1950 г.).
Времена были легендарные, «когда срока огромные брели в этапы длинные». Работа И.В. Сталина «О языкознании», лже-науки генетика с кибернетикой…
Короче: Котраг увёл булгар на Волгу. А там уже собралось много аналогичных неудачников.
Ибн-Руста в «Книга драгоценных сокровищ» пишет:
«Царь Булгар, Альмуш по имени, исповедует ислам. Страна их состоит из болотистых местностей и дремучих лесов, среди которых они и живут. Они делятся на три отдела: один отдел зовется Барсула, другой — Асгал, а третий — Булгар».
Это к тому, что при эмире Аламуше — в начале 10 века — булгаре были одними из многих. Даже не первыми.
За два-три поколения Алмуш и его наследники «достанут всех». К концу столетия останется только один этноним — «булгар». Аналогично, столетием позже, на Руси тоже исчезнут племенные названия — дреговичи, радимичи, поляне… весь, меря…
В «Книге видов земли» аль-Балхи упоминает только два города: Булгар и Сувар, оценивая численность каждого в 10000 жителей. При этом специально отмечает, что жители живут в домах только зимой — летом переселяются в войлочные юрты.
Ибн Фадлан вообще не упоминает о городах. Применительно к столице — Булгару Великому — это понятно: Аламуш ещё только просит у халифа денег на постройку.
Ибн Фадлан красочно описывает свой страх, когда он сообщил Аламушу об отсутствии денег. Впрочем, взаимная симпатия этих людей оказалась сильнее: багдадцев отпустили живыми. Аламуш построил на центральном плато на «Земле трёх озёр» свой замок с мощной мечетью внутри. А внизу, у Волги, в устье Малого Иерусалимского оврага — посад с оборонительной стеной. Так возник Ага-Базар — одна из важнейших торговых площадок на пути «из варяг в хазары».
Выбор места был не слишком удачен: город рос медленно, его расцвет придётся на первое столетие Золотой Орды. Но Аламуш ввёл Волжскую Булгарию в мировой круг мусульманских государств. Археологи фиксируют в это время волну переселенцев из Средней Азии в эти места. Строители из Самарканда и Бухары — строили и учили, проповедники — учили и строили. Строили народ. Единая вера, единое государство, единственный царь.
У строителей получалось хорошо: в Биляре, куда после нашего нынешнего похода эмир перенесёт столицу, уже стоят великолепные здания. Русские летописи уже под нынешним годом будут называть Биляр — «Великий город». Там уже построена каменная мечеть со стенами метровой толщины и баня в 120 кв. м площадью. С подполовым отоплением!
Чуть позже Биляр превратится в одну из самых укреплённых крепостей этого мира: «матрёшка» из четырёх структур. Цитадель с деревянной стеной в 10(!) метров толщиной, внутренний город с двумя линиями валов и деревянными стенами поверху, внешний город с тремя линиями валов и рвов, посад с собственными стенами. Общая площадь — более 8 квадратных километров. Вот уж точно — «Великий Город»! Говорят о населении в 100 тысяч человек — два нынешних Киева! Один из крупнейших городов средневековья.
Но это — потом. После нынешнего бегства Ибрагима из Булгара.
Ещё позже, через семьдесят лет… — придёт Батый.
«Погибель земли Русской» началась с «погибели земли Булгарской».
«Булгарская погибель» была куда погибельней русской. На то было несколько причин.
Месть. До 11 августа 1378 года, когда мурза Бегич был убит, а его войско разгромлено на Воже, русские никогда не побеждали существенных отрядов татаро-монгол. Соответственно, и кровной мести у степняков к русским не было.
А булгары перерезали три четверти корпуса Субудея сразу после Калки. Монголы должны были взять долг крови, отомстить. «Монголы» — означало для булгар не подчинение, но уничтожение, геноцид. Причём булгары, в отличии от русских и европейцев куда лучше это понимали — сами степняки.
Вера. Булгары были мусульманами. Чингисхан и его окружение, обычно довольно нейтральные к религиозным отличиям, прямо благоволившие христианам, по опыту своего общения с несторианами в Великой Степи, были крайне враждебны исламу.
Из Ясы Чингисхана:
«8. Когда хотят есть животное, должно связать ему ноги, распороть брюхо и сжать рукой сердце, пока животное умрет, и тогда можно есть мясо его; но если кто зарежет животное, как режут мусульмане, того зарезать самого…».
Есть «не-кошерное» — правоверный не может. Это — опоганиться. Скорее — умрёт с голоду. А сделать «кошерное» — нельзя. Проще самому зарезаться. Чингисхан разрушал ислам через пищевые табу. Не запрещая остальных обрядов:
«11. Он постановил уважать все исповедания, не отдавая предпочтения ни одному. Все это он предписал, как средство быть угодным Богу».
И снова: исполнять Яссу — отказаться от Корана. Ибо формулировки Пророка в отношении иноверцев не позволяют «уважать все исповедания, не отдавая предпочтения ни одному».
Информированность. Булгары всё это знали. А ещё они знали о массовых казнях всех подряд после взятия городов, о тактике монгольских войск, об обманах и жестокости. Потому что по той же дороге, по которой шёл ибн Фадлан, по пути, которым приходили позднее строители мечетей и проповедники, пошли, из Самарканда и Бухары, тысячи беженцев.
Они принесли с собой множество вещей, сделанных там, в Средней Азии. Археологи отмечают скачок числа таких вещей в Волжской Булгарии в годы вторжения монгол во владения Хорезм-шаха. Но археология не может воспроизвести те тысячи страшных, леденящих душу историй, которые рассказывали беженцы местным о новых дикарях с востока. Возбуждая во многих сердцах сочувствие к себе и ненависть к монголам, стойкость безвыходности, абсолютную уверенность в невозможности примирения или подчинения.
«Святая Русь», не имеющая всего этого комплекса «отягчающих обстоятельств», потеряла за время Батыева нашествия треть населения. В Великой Булгарии не было столь огромных, пустых, лесных, болотистых, заснеженных пространств, как на Руси, где можно было спрятаться, через которые отряды находников просто не смогли пройти. Доля городского, сконцентрированного населения была в Булгарии выше. Говорят, что на «Святой Руси» перед «Погибелью» было 250 городов при 7–8 миллионах населения. На огромной территории от Бреста Литовского до Нижнего Новгорода. В Булгарии, на значительно меньшем пространстве, при 1–1.5 миллионах — 150–200 городов. И они не могли, подобно Суздалю — сдаться. Никаких иллюзий по поводу возможности соглашения с кочевниками — в Булгарии не было.
«Женщины сотнями бросались с крепостных стен, чтобы не достаться завоевателям… Ибо почти все их предводители были в детстве рабами у нас» — это описание китайского историка взятия крепостей монголами Чингисхана в Северном Китае.
Для знатоков: «…в детстве рабами…» — традиция брать в заложники-аманаты детей племенных князьков распространена по всему Древнему миру и Средневековью.
На Руси уцелела треть городов — здесь, по моей оценке, ни одного. На Руси уцелело две трети населения — здесь едва ли четверть… Включая ушедших на север удмуртов.
До этого ещё 70 лет. А пока… вгрёбываем и вспоминаем.
У Аламуша не было полноты власти: ибн Фадлан пишет о четырёх царях, сопровождавших эмира. У Аламуша не было силы: его булгары не имели существенного численного превосходства над другими здешними народами. У Аламуша не было «богопомазанности» — он отказался от веры отцов. Но у него были деньги. «Удачно украл у вора».
Добыча руссов, захваченная при разорении Каспийских побережий и доставшаяся жителям Волжской Булгарии, была инвестирована во власть. В создание единого государства, в строительство городов.
Булгары очень тяжело переходили от полукочевой к оседлой жизни, юрто-подобные жилища были им милее.
И Аламуш ломает традиции народа, создавая город. Пример царской крепости — Булгара Великого — впечатлил: булгары расширили, перестроили Биляр. Создали «Великий город». Население которого уже не перебирается летом в войлочные юрты.
Третий город, расцветший в эпоху Аламуша — Сувар.
Булгары и суваши — племена близкие, тюрко-язычные, гунно-подобные. Но — разные. Если болгары были, видимо, изначально тюрками, поднабравшихся за время странствий кое-какой угро-финскости, то суваши, кажется, проделали обратный путь — из угорского народа Южной Сибири превратились в кочевых тюрков пред-кавказских степей.
Сходство обычаев, образа жизни, общий опыт столетий кочевания в Великом Переселении, обеспечивали довольно мирное существование двух народов. А память о различии в происхождении, о взаимных войнах из-за кочевий — обеспечивала несмешиваемость.
Прожив рядом уже только на новом месте, в Заволжье, два века, оба народа вполне друг друга разделяли. Это касалось и городов: булгары строили Биляр, суваши — Сувар. Ни те, ни другие видеть на своей земле «раба Аллаха и халифа Багдадского» — не хотели. Вот и пришлось Аламушу строить свой город на «пустой земле».
Посольство халифа, в силу проявленной несостоятельности — обещанных денег не привезли — только ухудшило отношение к халифату. Но Аламуш, воспользовавшись поводом, форсировал исламизацию. Даже не получая финансового подкрепления из Багдада — ему уже некуда было деваться. А деньги… это не было для него критично. О чём он сам прямо говорил ибн Фадлану.
Много, ой много взяли на Каспии разгулявшиеся руссы!
Аламуш, используя общечеловеческую природу ислама в противовес местным племенным верованиям, форсировал унификацию населения страны. Одновременно, требованием о переходе в новую, «эмирскую веру», расколол родовые верхушки соседей. Часть сувашей приняли «зелёное знамя пророка», и Сувар во второй половине 10 века получает обширную автономию, местные владетели, под мусульманскими именами, чеканят собственную монету.
Но не все рады этому «счастью». Ибн Фадлан пишет, что многие люди ушли упорствовать в язычестве за Волгу. Здесь, на неширокой полосе между текущей на юг Волгой и текущей на север Свиягой располагаются союзники-изменники волжских булгар — суваши-язычники.
Большая часть из разделившегося на две части племени Суваз (Сувар, Саван) во главе с князем Вырагом сохранила родную религию сувашей. Это, как говорят, дало толчок к образованию чувашской нации. Забавно, что клинопись шумеров-семитов успешно читается именно на языке этого племени угро-тюрок.
Для Аламуша раскол среди сувашей — необходимость. Уход недовольных на другой берег — подарок. Оставшиеся — ослаблены, часть земель освободилась. Это — оборотный капитал: эмир забирает владения себе и тут же раздаёт тем, кто присягает ему. Тем тысячам людей из малых племён, которых видит ибн Фадлан, пытавшихся молиться Аллаху, не зная ни арабского языка, ни Корана, ни обрядов. Эти «ошмётки былых племён», сливаясь, создают основание «велико-булгарской» нации.
А с ушедшими за реку сувашами-язычниками — мир.
Булгары и суваши во многом схожи: среди соплеменников тоже есть упорные язычники. Они тоже ушли за Волгу. Но они — свои, единокровные. Отношение к упорствующим из своего народа — значительно жёстче. Это — изменники, мятежники. Враг, которого надо уничтожить до четвёртого колена.
Так начинается история ещё одного народа этой эпохи — берендеев.
Загадочный народ, пятнающий своим названием листы русских летописей, карты русских земель и русские легенды. Законченные, упёртые, фанатичные. Часть булгар, не принявшая ислам и эмира-монархиста, недостаточно сильная — чтобы победить, но достаточно — чтобы всё бросить и уйти.
Эти люди не могут оставаться вблизи эмирата — они враги и их пытаются уничтожить. Они уходят вверх по Волге, пытаются осесть выше устья Оки в поволжских лесах. «Берендеево царство» — слышали?
Но и там им не дают покоя. Походы Святослава-Барса на хазар…
«Булгар — город небольшой, нет в нём многочисленных округов, и был известен тем, что был портом для упомянутых выше государств, и опустошили его русы…».
Почему Святослав не разгромил полностью Волжскую Булгарию? Спешил к более богатым городам хазар? Или союзники-проводники отсоветовали? Единокровцы, родственники… и иноверцы?
Аналогично — странно мягкое завершение похода Владимира Крестителя.
Русь и Булгар предпочитают торговать, из Булгара приезжает в Киев к Крестителю посольство агитировать за Аллаха. Еретики-язычники на Волжском пути становятся раздражающим фактором. А Креститель как раз в это время отодвигает южную границу от Киева. На левом берегу Днепра ставит Переяславль, на месте победы киевлян над печенегами. А на правом создаёт Рось. «Мирные» — подчинённые тюрки — должны защищать Киев от тюрок «диких».
Должны. А конкретно? Какой именно народ? Единственное союзное тюркоязычное племя в этот момент — берендеи, булгары-язычники. Их и расселяют на южной киевской границе. Не их одних — Владимир очень интенсивно строит городки по южному порубежью. Эту политику активно продолжает его сын Ярослав Мудрый:
«в 1032 г. Ярослав поча ставити городы по Рси».
И одновременно Мудрый очень больно громит язычников на Волге. Город его имени — один из примеров.
«Берендеево царство», поволжские берендеи оказываются между «молотом и наковальней»: между экспансией русского христианства (у меря) и экспансией булгарского мусульманства (у эрзя). Между замкнутостью, враждебностью к окружающему миру своей секты, и пребыванием на торной торговой дороге — «путь из варяг в хазары».
А на Роси — дорожный тупик. Отстойник. Там — погранзона, там всякие… шляться не будут. Врагов рубить — дело знакомое. И новые волны берендеев перебираются с Волги на Днепр. В 1105 году русская летопись указывает, что вежи берендеев пограблены половцами Боняка у Днепра, на дороге к Зарубу. «Разграблены»… И народ откочёвывает дальше к западу. На собственно Рось.
Ими, степняками-язычниками, христианская Русь заняла территорию, долгое время остававшуюся нейтральной зоной, «защитилась погаными от поганых», от кочевой степи.
Поросье (примерно 80х150 км) — естественный укрепрайон. Обойти можно только далеко на западе, уже у Буга, или по приречной дороге вдоль Днепра. Пробить…
Река Рось для кочевников и без укрепления довольно сильное препятствие. Еще больший «заслон» от степи — окружавшие с юга, юго-запада и севера большие леса, через которые конница может пробираться только по наезженным дорогам. Само Поросье, изрезанное небольшими речками — огромное пастбище с прекрасной травой и великолепными водопоями.
В Киев зовут и новгородцев, сажавших Владимира Крестителя — Великим Князем, пленных ятвягов и ляхов, родственных чехов и моравов, болгар дунайских, хазар, варягов, пруссов, викингов, просто — беглых рабов. Всё — туда, на южную границу.
В этом котле берендеи держаться обособленно: они, первое время, единственное тюркоязычное племя. Они — единственные огнепоклонники. И они превосходят окружающие народы своим вооружением. Высокие быстрые кони — родственные чуть более поздним «угорским иноходцам» позволяют догнать в степи любого противника на тарпане. Высокие железные шапки-колпаки, унаследованные ещё от сарматов. Качественные доспехи и оружие.
Сходные однолезвийные палаши — один из основных экспортных товаров Волжской Булгарии, хорошо продаётся даже на весьма насыщенных оружейных рынках Средней Азии и Ирана.
И — внутренняя спайка. Единство отверженных. Поддерживаемое и традиционной родовой структурой окружённого со всех сторон врагами племени, и единством религиозных фанатиков.
Даже торки могут родниться с кипчаками, у них один бог — Тенгри. Но не берендеи.
Храбрость, ярость в бою берендеев отмечается неоднократно. Как и их продажность. Отношение к смерти, особенно — к смерти в бою — у язычников отличается от христианского. Ещё: презрение к иноверцам, готовность нарушить клятву, данную «неверному»…
Берендеи стали ядром «отстойника» на Роси. Позже к ним присоединились битые печенеги, бродячие аланы, торки, даже — половецкие роды. Но стиль задавали «бродячие бронированные язычники» от устья Камы. И это — видно.
На другой стороне Днепра русские князья точно так же осаживали кочевые племена. Те же торки, ковуи, аланы, кипчаки… все эти этнические группы довольно быстро ассимилировались. Их могильники не идентифицируются. Народ, потерявший могилы предков — перестаёт существовать.
Скифы как-то сказали персидскому царю Дарию, вздумавшему переправиться через Дунай и погоняться за кочевниками по степи:
— Если ты найдёшь места, где мы хороним наших умерших — мы будем биться. Но пока ты не видишь могил наших предков — бегай за нами.
Берендеи, бывшие изначально не сколько народом, сколько сектой, стали им на Роси. Они обрели, создали здесь могилы своих предков. И распространили свою языческую тюркскую обрядовость на окружающих. Даже — на русских князей.
Достоверно — на одного.
«Богатейшее поросское погребение, совершенное под курганом у села Таганча. Похоронен мужчина, ориентированный головой на запад, с ним положена целая туша коня. Инвентарь захоронения: остатки узды и седла, сабля, копье, остатки щита, булава, кольчуга, шлем, серебряные накладки и серебряная чаша. Датируется концом XI–XII в. Погребальный обряд — языческий, несмотря на находку в могиле медальончика с изображением Христа. Считать это погребение принадлежащим богатому тюркскому воину нельзя, потому что, измерения его черепа показали, что это европеоид, длинноголовый, с признаками «средиземноморского типа». Характеристика черепа позволяет считать погребенного принадлежащим к русской княжеской семье (об этом свидетельствуют и скандинавская длинноголовость, и греческая средиземноморская примесь). Своеобразие инвентаря подтверждает отличие от кочевнических погребений. Кочевники, в том числе и черные клобуки, не пользовались щитом, остатки которого найдены с воином из Таганчи, не было у них и булав. Необычна и находка христианского медальончика, причем раннего, относящегося к X в., что, видимо, означает наследственное владение этим предметом в течение нескольких поколений…
Попадая в окружение язычников, даже русские князья, судя по Таганче, легко вновь обращались к язычеству, и поэтому черноклобуцкие соратники хоронили их в соответствии со своим языческим мировоззрением… погребение это если и принадлежало не самому Ростиславу Рюриковичу, то, во всяком случае, такому же лихому князю…».
Упоминаемый здесь Ростислав Рюрикович — продукт мероприятия, о котором князь Роман Благочестник проповедовал княжьим «прыщам» в Смоленске: о свадьбе, устроенной Ростиком между сыном Рюриком и дочерью половецкого хана. Парнишка пошёл и в воинственного папу, и в хитроумного деда, в честь которого был назван. И, как видно, приобрёл уважение и добрую память у полу-степняков на Роси.
Берендеи, помимо упоминаемого в фольке «Берендеева царства» где-то возле Костромы, помимо Поросья, где они упоминаются летописями, заселяли один из районов Волыни, о чем свидетельствуют сохранившиеся там наименования: Берендеева слобода, Берендеево болото. Попали они сюда в период войн Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского за Киев. Ибо, как и все чёрные клобуки, принимали в русских смутах сторону Волынских князей. Изю Блескучего почитали как отца, что отмечено летописцем в записи о смерти князя в 1154 г.: «…и плакася по нем вся Руская земля и вси чернии клобуци и яко по цари и господине своем, наипаче же яко по отци…».
Боголюбский — всепрощением не страдал. После вокняжения Андрея в Киеве, пришлось самым рьяным из берендеев бежать на Волынь.
Берендеи удивительны ещё и тем, что это единственный народ, полностью изгнанный с Руси, но вернувшийся обратно.
Мономах в 1121 г. «прогна… берендичи… а торци и печенези сами бежаша».
Берендеи ушли на запад к мадьярам. Не новость: точно так же уходили на запад сперва печенежские орды, потом половецкие.
Печенеги активно проникали в Венгрию с первой половины X в. при короле Золтане, поселившем их на северо-западном пограничье, женившем сына — королевича Токсона на знатной печенеженке. Став королем, Токсон принял ко двору хана Тонузобу, приведшего ему на службу целую орду, которой дали кочевья вдоль северной границы страны — на Тиссе. Венгры упоминают еще двух ханов — Билу и Баксу, перешедших на службу к Токсону. Им был отдан во владение город Пешт. При сыне Токсона в конце X в. в Венгрию пришло еще несколько печенежских ханов со своими ордами. Не только пограничные, но и центральные области королевства были заселены печенегами, довольно быстро сливавшимися с венграми, принявшими католичество.
Но берендеи… Они были не только приняты мадьярами, но и отпущены назад спустя 18 лет.
Какой правитель отпустит налогоплательщиков? В «Истории Пугачева» упоминается, например, несколько случаев, когда российская армия пресекала попытки киргиз-кайсаков откочевать в чужие приделы.
Какой правитель отпустит боеспособный народ-войско в подчинение соседям?
Такая уникальная свобода становится понятной, если вспомнить «особые отношения» между мадьярами и волжскими булгарами некогда мирно кочевавших на одних лугах Нижнего Прикамья. И давнее, обоснованное столетиями уже, общее убеждение: берендеи — «отмороженные язычники», католиками точно не станут.
Летописец писал, что пришло 30 тыс, берендеев, посланных королем Венгрии. Это была та, выгнанная Мономахом, разросшаяся на дунайских пастбищах, орда.
Нуждающийся в помощи киевский князь вновь предоставил земли в Поросье, и берендеи стали самой боеспособной частью вассальных Руси кочевников.
Берендеи занимали довольно большие территории в верховьях Роси, вокруг русского города Ростовца. Там находились их вежи и даже небольшие городки, не очень укрепленные: в 1177 г. шесть «городов берендичь» были легко взяты половцами, которые очень редко брали города, хотя и часто осаждали их.
Возвращение берендеев даёт одну из немногих количественных характеристик кочевников. Обычно летописец употреблял определения: «множество», «мнози», «аки борове». Называя цифру (30 тыс.), летописец имел в виду не количество воинов, а численность всей берендеевой орды.
У кочевников примерное соотношение воинов к массе населения в эпоху средневековья равняется 1:5.
Пара числовых замечаний.
В Степи в эту эпоху 10–15 половецких орд по 20–40 тысяч в каждой. Примерно 400–500 тысяч человек. На Руси 7–8 миллионов жителей. Кочевое и землепашенное сообщества устроены так, что военное равновесие достигается при соотношении населения 1:20. Т. е. если Русь и Степь едины — каждая внутри себя, то они примерно равносильны. А вот если с одной стороны разброд и шатание… Боняк и Тугоркан сумели добиться относительного единства Степи. И били русских неостановимо. Потом Тугоркан погиб, а Мономах сумел объединить Русь. Как следствие — орды были разгромлены, Шарукана загнали за Кавказ.
Со смерти Мономаха прошло сорок лет. Орды вернулись на прежние кочевья, размножились. Едва Степь объединится — она ударит. Про хана Кобу — грузинского внука Шарукана — я уже вспоминал. Его походы будут очень скоро. Степь наливается силой — её надо куда-то применить. Это — неизбежно.
Тем более, внутри, в самой Степи, происходят структурные изменения.
Все кочевые орды, включая монгол, приходя в южнорусские степи, начинают с общенародного непрерывного круглогодичного «таборного» кочевания. Затем идёт распад: народ распадается на орды, орда разделяется на роды-курени, и, соответственно, разделяются территории кочевки. В нынешние времена дробление у кипчаков продолжается: основой становится большая семья — кош (аил). Это ещё более укорачивает кочевой маршрут.
Дальше должен происходить переход к полу-кочевому, полу-осёдлому, осёдлому скотоводству. Так случилось на Роси под влиянием русских князей. Так происходит в Степи вблизи прежних городов, вроде донской Белой Вежи.
Степь сама по себе, не только под влиянием окружающих «цивилизованных народов» меняется, ищет новые пути.
Ещё о демографии.
Одной из особенностей монгол Чингисхана было то, что, почти сразу после объединения племён, на них «пролился золотой дождь».
Я не шучу: в 1211–1230 годах в монгольских степях выпало рекордное количество осадков. Вода в монгольской степи — «золото». Дожди способствовали активному росту растений, наполнению ими пастбищ. Излишки корма позволили содержать больше животных. И семьи в народе — умножились.
Так совпало: внутренние процессы разложения родоплеменной общины монгол, удивительные таланты Темуджина, честолюбие и любовь его жены Борте, привели к созданию кочевой империи. А дожди, пролившиеся через пять лет, после избрания весной 1206 года на Великом курултае в верховьях Онона кагана, принявшего имя Чингис, наполнили империю народом.
Произошёл демографический взрыв, следы которого видны и в «Ясе». Формулировки условия мобилизации рассчитаны на семью из 6, а не из 5 человек. Родители, две сестры и два сына. На семью, где у воина есть младший брат.
Очень не ново: ацтеки, бывшие небольшим земледельческим племенем в низовьях Миссисипи, в «тучные годы» провели серию успешных войн, наворовали кучу женщин, которые не только нарожали множество маленьких ацтецят, но и сумели их прокормить (мотыжное земледелие — женское занятие). И в следующем поколении двинулись в Мексику основывать Теночтитлан и резать майя и прочих.
Аламуш инвестировал захваченное награбленное, Чингисхан — выпавшие дожди, Монтесума — плодовитость пленниц — все построили свои государства. Мораль: из ничего — ничего и бывает, не сеяно — не растёт. Для успешного создания государства, как и для успешного бизнеса — нужен первичный капитал. А уж где и как ты его взял… Наследники и потомки — всё равно переврут.
Возвышение Всеволожска, даже само его существование, было бы невозможно без понимания соседей, без учёта их особенностей и взаимоотношений. Ещё важнее это понимание стало при расширении моего влияния за пределы Стрелки. «Святая Русь» отнюдь не замкнутый мирок, окружённый со всех сторон тупыми и злобными язычниками. Отнюдь! Именно во множестве этих народов, в силе их, и состоит, в немалой части, и слава Русская. И само даже Руси существование. Так, например, успешный Западный поход берендеев, со свойственным им воинственностью и фанатичностью, позволил поуменьшить одну из главных опасностей для Руси в ближайшие столетия.
Всё это — было или будет. А пока Залесские рати причаливают к правому берегу Волги у Янина.
Здешний берег не столь высок как Дятловы горы, но тоже обрывист и крут. Складывающие его известняки изрыты глубокими и длинными пещерами. Типа той, в которой Том Сойер гулял с Бетси и угробил индейца Джо. Только здесь хуже: в пещерах живут злые духи. Которые убивают забредших в их владения — душат или сжигают колдовским огнём. Ифриты, итить их ять, натурально.
И это правда: выходы метана довольно часты в этих местах.
Издавна жители правого берега занимаются садоводством и ломкой камня для добывания извести. Левый берег низменный, луговой, селений на нем мало.
Как повернула Волга на юг, по правому берегу пошли красноватые уступы гор с прослойками светлых и сероватых оттенков. Соратники дивились и чудеса видели:
— Гля, гля! Город в скалу ушёл! Вон же: и стены крепостные, и церкви с крестами.
— А тама…! Гля! Мужик на коне. С мечом подъятым! Архангел Михаил — Сатану повергает…
Нет предела человеческой фантазии. Которая в давних останках каких-то девонских устриц способна увидеть архангела божьего. Но это проходит: чем дальше, тем больше скалы бледнеют, превращаясь в белые громадные глыбы, нависшие над водой.
Где-то за ними Юрьевские горы, в глубине которых будет знаменитое село Антоновка, родина сорта яблок — антоновки… Чего-то так яблочка захотелось… Сочного, наливного, душистого… Ох, господи, не доживу.
На третий день после поворота на юг, от устья Казанки, от Казани, которой ещё нет, только холм стоит, где Кремль Казанский поставят, вышли к городку на правом берегу. Говорят — Янин, говорят — северная граница Камского устья.
Кама впадает в Волгу широко — шестью-семью рукавами. Огромное пространство камышей, болот, плоских островов, отмелей. Житница. Выше по Каме и южнее — зона устойчивого мотыжного земледелия. Количество мотыжек, найденных археологами в только одном Биляре приближается к четырём сотням.
Янин лежит напротив самого северного Камского рукава. Местность… дрянь. Для боевых действий.
У реки — узкая полоска галечного пляжа. Галька — где мелкая, а где здоровенные валуны лежат. Бегом не проскочишь — ноги поломаешь.
Сам городок — на косогоре. Широкая ложбина, слегка наклонённая к Волге, разрезается двумя узкими промоинами-оврагами. Метра 4–5 глубины-ширины. И берег между их устьями — такой же обрыв. С трёх сторон — естественные препятствия.
Выше городка по реке береговая стенка уменьшается и через версту совсем исчезает — там водопой для скота и пристань. Здесь наше войско к берегу и причалило. Потому что ещё выше по реке — береговая стенка опять появляется и всё выше поднимается. А ниже городка и вовсе гора стоит.
От водопоя идёт дорога вверх, от берега. У реки — огороды, выше, в обе стороны этой широкой долины — выпасы. Ещё дальше, на высотах, особенно с северной стороны — лес. Лес — хороший. Спелый широколиственный — дуб, липа.
Здесь, в Предволжье, типичный рельеф выглядит так:
«Северные окраины речных поперечных долин круты и представляются более или менее высокими обрывами, а южные отлого спускаются… на профильной линии ряд последовательных перевалов, которые широкими пологими склонами обращены на север, а обрывами на юг…».
Военно-географическое описание Казанского военного округа императорских времён подчёркивает труднопроходимость естественных природных рубежей для противника, продвигающегося с юга или юго-запада.
Но вот тут конкретно — наоборот. И мы сами — пришли с севера, и рельеф — другой. Сама долина широкая — несколько километров, северный борт хоть и высок, но далеко и пологий. А вот с юга от городка у реки такие… здоровенные плоские ступени-террасы. И гора.
Я, естественно, слазил.
Гора называется Лоб или Лобан.
«Место лобное
Для голов ужасно неудобное»
Это, смотря какая голова сюда влезла. Мне вот осмотреться на местности интересно, поэтому моей голове здесь удобно.
«Высоту любят дым и дурак» — старинная японская пословица. «Дым багровый кругами всходит к небесам…» — поскольку я не «всхожу к небесам», то — не «дым». А кто? Мда… Ну и ладно, ну и не новость.
Горка интересная. Большая, крутая, с южной стороны речушка в Волгу течёт. С восточной стороны — высоченная стена обрыва. Но главное — вид с неё. Где-то я такое видел… Вот не бывал же здесь, а… Дежавю? — Нет, русская классика: тут Илья Репин картинки рисовал. Эскизы к «Бурлаки на Волге».
Родители мои не сразу поняли, что я в живописи — как свинья в апельсинах. Максимум — рейсфедером по ватману на кульмане. Успели назаставлять альбомов гениев по-рассматривать. То-то я смотрю — топография знакома…
Только смотреть мне надо с горки в другую сторону — на север, на этот Янин. Как же его брать-то…? Вечером военный совет будет, я теперь там вместо Лазаря. В смысле — самый младший. Сказать чего-то надо. Хорошо бы — умное.
Городок небольшой: примерно — 100х600 м., рядом, за северным оврагом — посад сходной площади. Но шире и короче.
Посад — неукреплён. Канава — в метр глубиной, забор — жерди в два метра ростом — укреплением не считается.
Забавно: про то, что «русские идут!» уже давно в курсе. А вот укреплять посад, хоть бы канаву почистить от наваленного мусора — не удосужились.
В городке в юго-восточном углу, на краю оврага и речного берега — цитадель, 50х100 м, фактически — отгороженный угол городской стены, только стена — ростом выше.
С напольной стороны (с запада) — укрепления состоят из вала высотой метра полтора (утоптанный суглинок с битым кирпичом и камнем), на нём срубы, засыпанные землёй, шириной и высотой 3.5, длиной 5 метров, ров между оврагами — в 5 метров глубиной-шириной. Верховья оврагов продолжаются дальше ещё на полверсты.
Скверно: крепостная стена из срубов. У булгар в это время должны быть преимущественно более слабые тарасы. Не в смысле Тараса Бульбы, а в смысле конструкции: строят две деревянные параллельные стенки, соединяют их между жердями, пустое пространство заваливают глиной, землёй. Та же кирпичная кладка «американка», но без кирпичей.
В оврагах… что-то течёт. Типа ручейков или цепочки болотцев. Хорошо посмотреть не дают — стрелами со стен кидаются. Но судя по запаху… болото. С оттенком городской канализации и мусорной свалки.
Ров — по глубине, ширине — под стать оврагам. По профилю: треугольный, одинаковый по длине. Профили оврагов… скорее — подпрямоугольные, к реке расширяющиеся. Склоны рва укреплены кольями, вбитыми в шахматном порядке.
Со стороны южного оврага и берега — срубы прямо на земле стоят, без вала, чуть отступя от края.
Так же стоят срубы на грунте и вдоль северного оврага, но…
От пристани на Волге идёт дорога, огибает посад, раздваивается. По одной ветке — караваны идут от берега Волги, переваливают водораздел, там где-то перегружаются в лодки или так топают — уже по среднему течению Свияги.
Другая — загибается влево, обходит посад, огибает верховье северного оврага. После чего ведёт назад. Мост через ров и… приходим в полосу 2–3 метра между оврагом и стеной. Вот же ж… умники! Топать под обстрелом со стены с правой стороны… даже щитом толком не закрыться! Интересно: а как они тут разъезжаются? А, вижу: за мостом — караульная избушка. Такая… «в три наката повышенной прочности». Оттуда махнут — на надвратной башне — отмахнутся. Или — наоборот.
В паре сотен метров от волжского берега дорога упирается в городские ворота. Отсюда — стена уже по краю оврага, без отступа. Над воротами — башенка деревянная. И… точно: аналог перибола. Как это бывает в булгарских крепостях, стены у ворот сделаны «в нахлёст». Метров 6–8, где подобравшегося к воротам противника будут долбить с четырёх сторон: с боков — с обеих стен, спереди — из башенки, ещё и в спину со основной стены издалека наискосок — стрелой достанут.
В северо-западном углу, там, где дорога пересекает по деревянному мосту ров и «уходит под сень стены» — угловая башня. Тоже бревенчатая, в один ярус, под четырёхскатной крышей.
Что ещё хорошенького? Ну хоть что-то приятное для осаждающего найти можно?!
Гласиса перед рвом — нет. Фоссебрея — нет. Это довольно типичное препятствие для Волжской Булгарии и Средней Азии: затрудняет подступ противника непосредственно к самим крепостным укреплениям. Обычная форма: в метр высоты глинобитная стенка шагах в 20–30 перед валом или рвом.
Фланкирующих башен — нет, изломов линии стен — нет, барбакана — нет. Ни «входящих» углов, ни «исходящих. По верху стены — бревенчатый невысокий сплошной парапет.
Великолепно! Большое каменное «дубль-ве с завиточком», как сделано на крутом склоне горы в Великом Стоне — не здесь.
Ещё радует отсутствие стационарных конструкций для «нагадить на голову» Типа желобов, хоботов, поворотных кранов. Для: кипятка выливать, камней бросать, дерьмо помётывать… Зубцов, бойниц нет. По всей стене — двускатная щепяная крыша.
Бойниц в эту эпоху не любят: дырка в стене уменьшает её прочность, очаг гниения для деревянных стен. Ни «подошвенного боя», ни среднего огневого пояса — нет. А то ведь враги и забраться могут. Как несколько ночей подряд лезли тайком в бойницу башни крестоносцы в Антиохии.
Другая причина — отсутствие огнестрелов. Ружьё, пушку можно высунуть дулом наружу. И там уже — снаружи — этим дулом… водить. В смысле — целиться. Лучник же стреляет сквозь бойницу. Ему нужно свободное пространство. Для лука — вертикальное, для стрелы — горизонтальное, для «локоток оттопырить» — вбок. При здешних толстых стенах — очень неудобно. Поэтому и бойницы делают только в башнях. Но здесь и этого нет: бить нас будут с верхних площадок. Оттуда и летит дальше, и выцеливать удобнее.
В булгарских крепостях есть полный набор вариантов триады ров-вал-стена: один ров — один вал — ноль стен, два рва — один вал — одна стена, два рва — два вала — две стены, три-три-одна, четыре-четыре-две… Хотя здесь вряд ли: вторая стена должна быть выше первой. А её не видно.
По классификации Раппопорта: городище с частичным использованием рельефа в оборонительных сооружениях.
Булгары много строят таких — частично использующих или вообще не использующих рельеф — крепостиц. Как и русские. Потом придут монголы со своей стенобитной техникой, и иллюзии защищённости — исчезнут. Дальше будут только «подчинённые окружающему рельефу». Преимущественно мысового или петлевого (на речном мысу или в петле реки) подтипов.
Наверное, поэтому, Янин, после уничтожения монголами, не отстроился заново.
И как всё это… штурмовать? И — чем? Я ж не Субудей с Батыем! Сам-то я как-то в полиоркетике и параскевастике… в смысле: в искусстве осады городов… не, не очень. «Казань — брал, Астрахань — брал, Шпака — не брал» — сказать не могу. Не из-за Шпака.
Ещё из приятного — наш авангард подсуетился. У нас Муромские впереди идут. Они ещё затемно здесь высадились. Ухитрились и посад почти целым взять и мост с избушкой. Теперь вяло перестреливаются с защитниками крепости. И луки слабые и стрелять снизу вверх неудобно.
Пока войско ставило лагерь, мы с Суханом облазили окрестности. Даже в овраги нос сунул: подглядел из-за угла, как булгары воду из болотца таскают да на стены выливают. Боятся, наверное, что запалим всё это хозяйство.
Принципиальная особенность средневековых крепостей на Русской равнине — дерево-земляной характер. ДЗОТ — это исконно-посконно, это по-нашему! И даже если по не-нашему, то — всё равно, исконно, по-здешнему.
На Западе, после относительно короткого периода после падения Римской империи, перешли к каменным укреплениям, на Востоке часто глиняные делают. А вот у нас… хоть готы, хоть булгары…
Если дерево внутри, в земле — оно гниёт, если снаружи — сохнет, горит. На линии укреплений древних городищ почти всегда можно найти следы пожара — сгорела вся «защита и оборона».
Интересно: а колодцев у них внутри нет? Раз они воду из оврага ведёрком таскают… Должны быть, просто берегут питьевую воду. Народ из посада в город убежал. А главное — скотину пригнал. На такую ораву — много воды надо.
Уже ближе к вечеру по лагерю забегали сеунчеи — большой военный совет.
Я, знаете ли, совершенно не торопился. Там всё с молебна начнётся — чего мне там делать? Тем более, после «божьего поля» в Мологе — у меня на 18 лет освобождение. От церкви вообще и от молебнов — в частности.
Да и штуку интересную нашёл. В посаде, пока Николашка у муромских ребят коровку трофейную на ужин торговал, увидел такой… Луноход? Членовоз? Звездо-вагон? Несамоходная многоколёсная платформа. Под юрту. Монстр!
Обычные юрты разбирают и перевозят «россыпью». Но летописцы отмечают и возимые на телегах. Восьмиколёсное чудовище в полтора метра ростом, с площадкой… 6х5 метров. Это ж сколько лошадей сюда запрягать надо?! Хотя… если у каждого кыпчака на походе 10–12… а эта штука, наверняка, для какого-нибудь хана… интересно, а оно катается? — Катается. Тяжело, скрипуче, но… транспорт…
Тут в третий раз прибежал сеунчей, уже с матюками и повизгиванием — пришлось идти.
С накрывшей меня депрессией и апатией я упустил очень важное дело — переподчинение отряда. Тошно мне с людьми разговаривать. Так что, уселся тихонько среди тверских. Володша обернулся, смерил меня презрительным взглядом, хмыкнул. Но тут какой-то боярин, не старый, но с совершенно седой, серебряной, половиной русой бороды, говорить начал:
— Промыслом Божьим и милостью Богородицы дошли мы досюда. Ныне перед нами Янин — городок крепкий. В нём, как языки сказывают, четыре сотни горожан да посадских. Которые за семейства свои, за дома да имение, будут биться крепко. Ещё — десятка три дружины местного владетеля да ещё три — от эмира присланы ныне. Не «белые булгаре», но тоже воины добрые. Припасов у них… довольно. С водой — хуже. Но колодцы и в городе, и в замке — есть.
Мужчина внимательно оглядел собравшихся и продолжил:
— Говорить они не хотят. На подмогу надежду имеют. Толмачей наших шуганули от стен стрелами. Сидеть тут в осаде… нет времени. Лазутчики наши доносят, что эмир собирает два войска. Конное — на низу, у Ага-Базара, лодейное — у Биляра.
Помолчал, оглядел князей. Дождался пока Боголюбский чуть прикрыл глаза, и выдал:
— Есть слух, что эмир, де, в три дня будет здесь. С лодиями. И с десятью тысячами войска. И выкатится сюда они могут резво. Пройдут тишком северными протоками Камы и ночью, через Волгу на огонёк из города, нежданно-негаданно… Прям тут.
Оп-па! Ну ни фига себе!
Народ сразу зашумел, заволновался.
— Откуда?! Откуда столько?! Мы ж их под Бряхимовом в пыль раскатали… Они ж от нас всю дорогу улепётывали! Брехня! Врут твои соглядатые!
Но стоило Боголюбскому кашлянуть, как шум стих. И боярин ответил спрашивающим:
— Откуда?! Оттуда! Под Бряхимовом мы били лесовиков волжских. Бестолковищу дремучую. Теперя эмир своих булгар собирает. Не поганые с чащоб вылезают — идут агаряне безбожные. Ополчения городские, да вятшие с дружинами. Вот они и ударят. В два войска. Одно с востока, другое с юга. А может статься и третье войско заявится — суваши навалятся. С запада.
— Дык… Это что ж получается? Они нас заманывали?! Окружили-обошли?! А мы, аки сопляки желторотые, в самое их гнездо влезли? А теперя они нас… голыми руками со всех сторон… Окромя северу… Бечь надо… Спешно уйти до Казанки… А то — к Свияге… А лучше к Суре и там уж… А на что нам та Сура? Хай там мордва мордуется… И то дело — навоевались и домой… Да что ж мы как медведь в пчелиное дупло…?! Тута — ихние земли… Пожгли-пограбили — пора и честь знать…
Вдруг рядом с Боголюбским вскочил на ноги молодой парень лет шестнадцати:
— Стыдно! Стыдно господа бояре да воеводы! Нам ли об убегании думать? Или не мы крест святой несём? Или не с нами милость Царицы Небесной? Или нет в нас доблести воинской, храбрости русской? Воздвигнем же мечи наши славные да и сокрушим полчища басурманские! С нами господь бог и воинство небесное! Не устоять никаким ворогам!
Наконец-то я рассмотрел старшего сына Боголюбского. Не похож: ни смуглости на коже, ни скуластости, светлые глаза, русые волосы. Скорее — славянин из вятичей. Кровь с молоком. В мать пошёл. А вот убеждённость, напор, такой… религиозный фанатизм… похоже на Боголюбского. То-то он на сына с хоть и скрытой, но — с любовью посматривает.
Командирское собрание дружно начало бурчать:
— Оно конечно… Царица Небесная — само собой… Только ежели они разом… Да хоть и по-очереди… Это ж каждый — впятеро против нас! Ежели и суваши — и поболее… Не, пустое, не сдюжим… А ну как она… за грехи-то наши… Да об чём толкуем?! Их же ж… Полчища! Тьмы! Аки борови! На что нам смерти лютые в земле басурманской?
Ропот нарастал. Конечно, против господствующей идеологии никто не вякнет, но соображение же надо иметь! А Изяслав Андреевич уж больно сразу по христианскому… уелбантурил: «Кто не с нами — тот против нас!». С нами сила божья — кто против?
Ответ очевиден: только собственная наша глупость.
Боголюбский шевельнулся, устраиваясь поудобнее, пристукнул своим посохом, ропот стих. И в мгновения наступившей вдруг тишины неожиданно громко прозвучало моё бормотание, под сурдинку, себе под нос:
— Брать. Брать Янин. Спешно.
— Это кто сказал?!
Боголюбский впился глазами в ряды окружающих его бородатых лиц бояр и воевод.
Вот же попал! «Язык мой — враг мой» — сколько раз сам себе повторял! А всё не выучил.
— Я, княже.
Пришлось встать и посмотреть Боголюбскому в глаза. Тот откинулся назад, смерил полуприщуренным взглядом, взмахом руки оборвал начавшийся, было, ропот и веско произнёс:
— Обоснуй.
Та-ак. И вот я тут — весь из себя такой… «обоснувальник». Теперь давай — делай ему презентацию проекта. В стиле: «не для того — чтобы хорошо», а «потому что — иначе хуже будет». Перебор вариантов надежды в безнадёжном положении.
Нормально — типичная ситуация по первой жизни: делать надо необходимое. Остальное само получится.
— Сидеть здесь под стенами — нельзя. Эмир соберёт столько войска, сколько захочет. Ударит — когда захочет, как захочет. Отдать тактическую инициативу… э… право выбора — бить битыми. Уходить — нельзя. Большое лодейное войско — догонит, прижмёт к берегу. Они-то — свежие, без груза. На берегу соберётся и конное войско, и ополчение сувашей. Раскатают, в землю вобьют.
Я хорошенько подумал и подытожил:
— Мы во всём их слабее. В разы. В лодиях, в воинах, в конях…
— С нами сила господня!
— Это — точно, княжич. Но на Руси говорят: «на бога надейся, а сам не плошай». Давай-ка и мы своим умом малость подумаем. Чтобы не оплошать. Мы во всём булгар слабее. Кроме одного — страха. Они — битые. Не все — верхушка. Эмир, ближники его, гридни — «белые булгары». Они битые, они от нас недавно в страхе бегали. Стало быть, надо страх им — усилить. Убежать или на месте стоять — дать им страх перебороть, осмелеют они. А идти им навстречу, бить их войски порознь… Не потянем, маловато нас. Получается… Надо брать Янин. Брать легко, играючи, быстро. Чтобы лазутчики эмиру донесли: «Богородица и на этой земле русским щастит. Боголюбский только ножкой топнул, а у нас крепость крепкая — сама ему в руку упала». Тогда можно его и дальше пугать: не надейся, де, эмир, на крепости. Мы тебя и поле бивали, мы тебя и в городках побьём.
Я, очень довольный собой, поклонился слушателям и сел ногу на ногу, ожидая, в тайне, криков «браво» и аплодисментов.
Увы, первая реакция зала звучала иначе:
— Шо за придурок?
— А… шпынь мутный… набродь смоленская… у тверских мурло какое-то прирезал — вот и славится.
— А… а то я уж подумал — всерьёз…
Рязанский князь Глеб, до того отрешённо смотревший в сторону, повернул ко мне своё несколько лошадиное, вытянутое лицо, ещё удлиняемое обширными залысинами и, с нескрываемой брезгливостью, обычной по отношению к невежде, к наглому сопляку, влезшему в разговор серьёзных, старших и вятших людей, поинтересовался:
— Ну и как же ты городок брать надумал? Воевода свежевылупленный.
Я?! Брать?! Я не надумывал — «как»! Я надумывал — «нужно» брать. Что нельзя убегать, стоять, ждать. А — как…? Я ж в этой… в полиоркетике… И, кстати, Боголюбский, к примеру — тоже. Уж сколь много есть примеров его кавалерийского геройства, а вот крепости… Даже и ты, Глеб Рязанский — Боголюбскому такой возможности не предоставил: когда братья Андрей да Ростислав (Торец) к Рязани подступили, сам с отцом в Степь сбежал. Сдал город, не дожидаясь штурма. Ещё известны две чётких неудачи. Две осады, Луцка и Чернигова, в которых Андрей принимал участие, проявил героизм, был ранен при отражении вылазок… — обе закончились безуспешно.
Булгары не сдадутся, они подмоги ждут. Штурмовать крепости наши полководцы не умеют… А я… Да я и вовсе никогда…!
— Брать-то? Да как обычно. Залезть на стенку. Попихать сторожу. Открыть ворота. Которые там… с ножиками будут бегать, слова доброго не слушать — прирезать.
Глеб непонимающе мигнул. Ещё раз мигнул. И расплылся в улыбке. По собранию прокатились смешки, перешедшие в общий хохот. Не «аплодисменты, переходящие в овации», но тоже… «порвал зал».
Общее напряжение, дошедшее, после изложения оперативной обстановки, едва ли не до мордобоя между членами этого… княжвоенсовета, рассеялось. Глеб, отсмеявшись, аккуратно вытер уголки рта и, повернувшись к Володше, негромко, но очень отчётливо, спросил:
— Твоё? Бестолочь приблудная. Липнет же… всякое дерьмо к красному сапогу.
Лицо у меня… стало в цвет красного княжеского сапога. Смолчать… да я…! да мы…! попандопулы всех времён и народов…! Эти укреплённые курятники… одним задрипанным авианосцем… да просто доисторической трёхдюймовкой даже с не полным БК…!
Что характерно для 12 века: авианосцы по Волге не шныряют. И всего прочего… даже доисторической трёхдюймовки… даже допотопной трёхлинейки… Из всего… допотопного — имеется одна Ванькина голова. Которая сегодня смотрела и думала. Сваливала на свалку и молотила молотилкой.
Я вскочил на ноги:
— Государь! Дозволь сказать!
Боголюбский вяло отмахнулся ручкой. Ну уж нет! Ты сам меня дёрнул.
— Тогда дозволь сделать!
— Чего? Чего сделать-то?
— Как я сказал: влезть на стену, побить сторожу… Только их там много, помощники нужны.
— Х-ха. Сделаешь. Полезешь. Нынче ночью все полезут. Там и поможете. Друг другу.
Боголюбский медленно осматривал собравшихся.
— Сегодня ночью — общий штурм. После полуночи. Как рог запоёт. Давай, Вратибор, сказывай.
И он кивнул полуседобородому боярину. Похоже, этот Вратибор — типа начштаба. Где же он так бородой-то… фигурно поседел?
Смысл простой плана простой. Ночью, потому что обороняющиеся превосходят нас в стрелках, точнее — в удобстве стрельбы сверху, подойти со всех сторон и дружно полезть на стены. Всем хоругвям иметь по лестнице длиной в семь саженей. Это около 8.5 метра. Не предел: при штурме Измаила в одном месте потребовались лестницы в 12 метров — такой был перепад высот от дна рва до верха стены.
— На передние концы набить крюки. Вон, хоть мотыжки втульчатые из посада. Лестницы кидать на стену, цепляться крюками, лезть дружно. Стрелкам в хоругвях бить ворогов с луков. Как свои влезли — и самим лезть на стену. Передним — тяжёлых щитов не брать.
Дальше пошла разбивка отрядов по направлениям. А я сообразил, что… что не только я в войске умный.
— Дык… эта… дозволь спросить. Это ж ведь… таку лесенку-то можно и с нашего берега прям на стенку-то перекинуть. Ну, в ров-то… выходит, лезть не надо?
— Верно. С южной стороны — через овраг, с западной — через ров. От Волги с востока — кидать снизу от воды прямо на стену. С востока и с запада — иметь лесенки на сажень длиннее. А с северной, где дорога идёт, на нижнем краю — кидать через овраг, а по дороге, щитами покрывшись, идти с короткими лестницами, вполовину. И их на стену закидывать.
Русские воеводы воспользовались очевидным недостатком укрепления: относительно малой шириной рва и оврагов, относительно низкой стеной. С южной стороны, со стороны Лба имеем 5 метров ширины оврага, 3.5 метра — высота сруба, 1.2 — высота парапета.
«Сумма квадратов катетов есть квадрат гипотенузы» — кто сказал?! — Пифагор. — Ну, Пифагор, бери топор и пошли делать лестницу. Как твою гипотенузу, но с запасом.
Народ повалил из-под княжеского полога, почёсывая отсиженные задницы и уточняя между собой разные мелочи. А я подкатился к Муромскому князю Юрию. Князь стоял на берегу великой русской реки и от души отливал накопившееся. На его душе легчало прямо на глазах. Вид на Волгу и простор Камской дельты, также способствовал умиротворению.
Довольно мелкий ростом, очень живой, молодой мужчина, отчего и получивший прозвание «Живчик», только два года, как ставший, после смерти отца, Муромским князем, был постоянно озабочен происками своего двоюродного дяди — Глеба Рязанского. Ещё: тлеющим в Муроме язычеством, которое периодически прорывается даже и в убийствах воевод, священников и членов княжеской семьи, своеволием своих бояр, набегами соседей-мокши и беспорядками подданных-муромы…
Но более всего — необходимостью очень синхронно «уклоняться вместе с линией партии». «Партия», в лице Боголюбского, всякую «рассинхронизацию» рассматривала как измену, и наказывала… без ограничителей. А Мурому, последнему русскому городу на востоке, зажатому погаными, басурманами и противниками со всех сторон — без поддержки Суздаля — не выжить.
Вечно встревоженный, загруженный свалившимися на него после смерти отца проблемами княжества, он, однако, бывал смешлив.
Так и сейчас, когда я пристроился рядом, направив свою струю в ту же сторону, он, оценив высоту и дальность, хихикнул и посоветовал:
— Ты это зря. Ты поберёг бы. Напор-то. Ты ж на стену запрыгивать собрался. Ну. Встал бы к стене спиной, да как вынул бы, да как ливанул бы… Глядишь, отдачей бы прям на башенку и закинуло бы. Ха-ха-ха…
Забавно: ракет на Руси ещё нет, а концепция реактивной тяги в народе присутствует.
Заправляя штаны… со всеми этими тремя слоями завязок… я поддержал княжеское чувство юмора:
— Насчёт струи… поздно, княже. Но у меня другая задумка есть. Мосток самобеглый. Тебе ж южная сторона досталась? От горы? Вот там — очень даже уместно.
— Опять?! Ты уж народ на совете посмешил.
— От того смеха — битых воев не прибавилось. А вот если мою задумку не использовать… Тебе своих людей не жалко?
Ещё продолжая улыбаться, но уже твердея лицом, Живчик напряжённо спросил:
— Ну?
— А чего тут нукать? Бить наших будут на подходе. На подходе к стене. Да на самом залезании на стену. Чем быстрее воины наверх залезут — тем потерь меньше. С лестницами бегать… по тамошним буеракам и колдоё… быстро не получится. Перекладинки перебирать… в сброе, со щитом да с копьём… Всякий лишний миг — кому-то лишняя смерть.
По теории, при разумной организации, русское войско городок должно взять. Потери атакующей стороны втрое больше потерь защитников укрепленных позиций. Их там сотни 4–5. Мы-то крепость возьмём, всех их перебьём. И сами пол-войска положим. А потом придёт эмир и по нам, обескровленным и аморфным, вдарит.
Городок надо взять легко, «весело». С минимальными потерями и разрушениями. «Само упало», Богородица подмогла. Тогда и разговор с эмиром другой будет.
И ещё, уже чисто личное. Четырьмя отрядами, которые будут наступать с четырёх сторон, командуют четыре князя: Рязанский, Муромский, Тверской и брат Боголюбского — Ярослав. Идти в бой под командой Володши… и сам не хочу, и людей вести боюсь. Поставит куда-нибудь так…
«Сладкогласый песнопевец» царь Давид как-то повелел:
«Поставьте Урию в место самого жестокого сражения и отступите от него, чтобы он был сражен и умер».
«Повелел» — из-за женщины. Мне Володша… такое повелеет… за всё хорошее по совокупности…
Понятно, что потом Володшу ГБ накажет. Как Давида — в течение шести месяцев его тело было покрыто язвами. Но мне-то от этого…
— Тут, княже, проще показать, чем на словах объяснять.
И я, подобрав палочку, начал рисовать в пыли под ногами. Постепенно отступая от обильно политого нами места.
Как я уже рассказывал, масса серьёзных производственных вопросов в России решается в сортире. Вот почему продвижение женщин по службе вызывает у меня некоторые… сомнения. Или надо переходить к монгольскому туалету — там все вместе.
Мой план не влиял на действия других отрядов: не получится — не существенно. Но, в случае удачи, давал некоторые выгоды. Живчик покрутил носом, похмыкал и пошёл к Володше договариваться о замене в составе отрядов. А я вприпрыжку метнулся к своим: плотницкое дело… оно такое… неторопливое. Поэтому делать его надо быстро!
Пригородные посады надо обязательно выжигать. Макиавели, который настаивает на этом действии защитников города при приближении вражеской армии — абсолютно прав. Куча полезных вещей было взято нами в оставленных жителями домах. «Полезных» — для штурма. Для меня главное — «звездо-вагон». И, конечно, длинные брёвна, жерди и доски.
Супер-телегу разобрали и смазали. Все восемь ступиц. Разобрали саму площадку — тяжелая зараза. Оставили только крайние доски, к которым крепятся оси. И укрепили раму по диагонали. Понаделали легких деревянных щитов, чтобы эту раму в нужный момент накрыть. Поставили на передок — вороток… э-э… портального типа, блоки… типа перекидные, неподвижные, горизонтальные… тормоза… э-э… плугоподобные, одноразовые… Сам мостик, он же — пандус, сделали решётчатым. Будем по нему… как обезьяны. Опыт Бряхимовских оврагов применять. Но решётка густая — можно и и на ногах бегом бегать.
Я очень боялся, что конструкция получится слишком тяжёлой и развалится. В самый неподходящий момент.
Начинало темнеть, когда мы этого монстра покатили из посада, ручками, вокруг, в гору… Далеко, чтобы из крепости не увидели. Потом закатили на склон этого… Лобана.
Когда я тут утром «любовью занимался» — в смысле: «Высоту любят дым и…», обратил внимание на мелочь. Вдоль берега с этой стороны идут плоские террасы-ступеньки. По ним не спуститься толком — только перепрыгивая. С другой стороны, к верхнему концу оврага, идёт отрог горы. Такого… переменного профиля. А вот посередине — ложбина. Довольно ровная. С приличным уклоном к крепостице, к оврагу напротив середины стены. Вот на верхний конец этой ложбины мы монстра и закатили. Туда же притащили всякое чего, что можно россыпью тащить. И уже на месте приладить.
Я ребят распределил, кому чего делать — показал, два раза все подбежали, за верёвки похватались… Как оно в реале будет… Одна надежда — мои смоленские — к совместному труду привычные. Артёмий с Ивашкой их столько строевой долбали…
Сидим-ждём. Когда ж этот… рог хренов — петь начнёт.
Костров — не жечь, железом — не звенеть, громко — не разговаривать.
Соседи подходят из муромских хоругвей:
— Эт цо за хрень? Ты, цо, в Янин въехать собравши?
— А цо? Не видишь? Телега ж. Стало быть — покатаюсь.
— Ну ты… ля, ну ты вооще…
— Не ругайся перед боем. Лучше — молись и кайся.
Сейчас начну воспроизводить ту маленькую девочку, которая бегала за своей бабушкой по квартире и довела старушку до сердечного припадка. Своим криком:
— Молись и кайся!
Потом пришла мама, и объяснила:
— У ребёнка — дефект дикции. Она просила включить телевизор — там идёт «Малыш и Карлсон».
Нервничаю. Жду.
Сигнал к атаке, как и положено, прозвучал неожиданно. Мы как-то уже и ждать перестали. Тут оно как завопило… Противно. Где-то. Тут все ка-ак вскочили, ка-ак побежали…! А мы ещё — и покатили. Со всех сторон бегут, вопят, лестницы тащат. Муромские — цепкие: один в колдобину попадёт — падает, но свою лестницу не отпускает. Так они всей толпой и заваливаются!
А мы мимо катимся! Телега, хоть и смазывали, а скрипит, орёт. Мы орём. Всё быстрее, всё громче. Аппарат с горки разогнался… Даёшь! Итить-разъедрить! С ветерком!
Ночь тёмная, звёздная, глухая. Но на стене быстро, один за другим, вспыхивают факела. Это у нас что — внезапная атака?! Для кого? Для нас?! Потому что супостаты уже изготовились. И начинают метать огненные стрелы. Траву, что ли, у нас под ногами пытаются зажечь?
Тут оно как бубумкнуло! Ребята заранее в темноте притащили здоровенное бревно. Положили его вдоль края оврага. И вот наша супер-телега в то бревно со всего маха…! А сзади наши тормоза-лопаты-плугами — в землю воткнули. И мостик решетчатый, который на телеге незакреплённый лежит, согласно тому самому пресловутому английскому Исааку и мировому закону инерции — вперёд п-ш-ш-шел… И на дыбы! Поскольку к морде у него — верёвки привязаны, через вороток на портале перекинуты. А я ору ребятам. И они как хором вдоль бортов телеги вперёд бежали — так и назад. С верёвками! Которые к заднице мостика привязаны, впереди стоек портала через блоки пропущены.
«Шишка! Забегай!» — слышали такую морскую команду? «Шишке» забегать не надо — мы ж не на судне. И даже — не на корабле. Но бежать надо всем, быстро и дружно.
И вот, передний конец мостика встаёт дыбом вверх, задний тащат вперёд, а я ору уже совсем не по-людски, но ребята меня понимают. И тут верёвочки, которые через вороток, начинают отпускать. И эта хрень дырчатая, восемь метров длины, четыре метра ширины, плоскопараллельно, в приподнятом как у подростка состоянии, или, если кому нравится — как глиссер на редане, несётся вперёд, проезжается задом по направляющим на телеге и падает передом на стену. Где и цепляется.
Ё! Получилось!
Ребята — трапы из снятых в посаде дверей, плетней, столешниц… наверх — на пустой каркас, и парочку с тыльной стороны, для — на задний борт мега-телеги залезать — бросили. Высокая, зараза. Но мне приспособлей не надо… Как кенгуру в брачный период! Завопил — и на телегу. И по решётчатому… руками-ногами…
Шимпанзай! Павиань! Ура! Бей!
Спрыгиваю на стену, а там… ползает кто-то. А так-то… вот тут конкретно — драться не с кем. Любим со своими поработал. Пока я у телеги орал да переживал, он поставил стрелков по обе стороны телеги, и, практически в упор, с 8-10 метров, выбил на этом участке стены всех защитников, кто из-за парапета высовывался. А они ж… от вида и звука мега-телеги ошизели и вылезли. Посмотреть. Ну, их и… Лежат-валяются.
Какой-то… там с колен попытался меня копьецом… Копьё у покойника забрал, и мы побежали к цитадели.
Как говорили древние китайцы: «Хитрость жизни в том, чтобы умереть молодым, но как можно позже». Хитрю. Изо всех сил. В смысле: «можно позже».
На стене — куча народа. Лавочники посадские. Тычат за парапет копьями, топорами машут. И туда, в темноту за стеной — по рукам и головам штурмующих, и тут — прямо на парапете рубят крюки лестниц. Потому как — муромские лезут. Все — орут. Все так орут…! Я даже замолчал. А чего напрягаться, когда столько шума и без меня сделают?
Лестницы… каким «головы» срубили — сталкивают в сторону. И они… п-ш-шла…! По стене — в овраг. А с 8 метров навернуться… хотя там внизу болото с мусором… А у других… лестница, видать составная да плохо связана была. Как она складываться стала — местные от восторга аж запрыгали на месте. Ну, и мы их… туда же.
Стена широкая — метра три-четыре. Если бы они стенку из щитов поперёк успели… Но муромские по лестницам лезут, а мы тут сбоку. Чаржи с Резаном в ту сторону пошли, а тут Ивашка с саблей и Сухан с топорами. Ну, и аз грешный. С «огрызками». В общей свалке — очень даже… Лишь бы не дать строй им сомкнуть. А как им сомкнуть? Когда Любим идёт вдоль оврага и бьёт стрелами во фланг? А тут уже и муромские густо полезли. Булгар — кого за стену, кого со стены… Добежали до цитадели. В смысле — ещё ряд этих кубиков-срубов положен. Квадратиком. Прямоугольным.
Но это ж снизу, с земли — шесть сажен и парапет. А отсюда-то, со стены — только половина! А ещё лестница есть и калитка наверху открыта. Не могу отказаться когда так приглашают!
Правда, гостеприимство — не из всех выпирает. И невежи есть. По стене — народ тупо толчётся, железяками тыкают, поверху, по стене уже самой цитадели, чудаки с луками набежали — стрелять начали. Но на такой дистанции и муромские луки хорошо достают. А толпящихся товарищей… которые нам не товарищи, а басурманы… кафтан, правда, в клочья посекли. Какой-то умник ухитрился пяточкой топора мой кольчужный никаб сдёрнуть! Блин! Факеншит! Почувствовать кожей щеки холод топора противника…
«Шрамы украшают мужчину» — международная мужская мудрость. Но не на пол-морды же! Хорошо — успел повернуться. И внимательно посмотреть «топорнику» в глаза. Он так удивился увидев моё безбородое лицо! На всю оставшуюся жизнь. Очень недолгую.
А вокруг стоит ор страшной силы. Прикиньте: три тысячи мужиков — и все орут в голос. Преимущественно — матерно. Хотя как с этим у булгар…
«Вокруг» — по всему периметру крепости. Потому что там тоже лезут.
Наполеон говаривал: «Надо ввязаться в бой, а там посмотрим». И: «плох тот полководец, кто слишком много думает о резервах». Черчилль утверждал прямо противоположное: «Две вещи обычно требуются от главнокомандующего в битве: составить хороший план и держать сильный резерв». Такова разница между генералом и политиком.
Черчилль был враждебен Российской империи, Третьему рейху, Советскому Союзу. Всех их — не стало. А Наполеон просто умер на острове Святой Елены.
Черчилля у Волжских Булгар не было: план боя был навязан Боголюбским, а резервов они не оставили.
Они были уверены, что русские будут наступать с напольной стороны, что основной удар будет по дороге к воротам и от дороги на стену. Едва началось движение русских войск, как они закидали мост смолой и запалили его. Рязанцы, которые должны были наступать в этом месте, замешкались, и попали под густой град стрел. Но владимирцы и суздальцы довольно резво проскочили ров и полезли на стену. А при том обилии строевого дерева, которое осталось в посаде — оказалось легко заново перекрыть ров новыми мостками.
Булгаре были уверены, что мы пойдём с северной или западной сторон. Ведь от Волги — очень неудобно. Атакующим тверским и ростовским отрядам пришлось бежать вдоль обрыва по довольно узкой полоске заваленного булыжниками пляжа. И только потом, растянувшись вдоль стены — лезть на неё. Всё это время их били сверху и стрелами, и сулицами, и просто камнями. Там-то и строевых почти не было: камнями кидаться — воинской выучки не надо, баб да детей поставили.
Атака с юга тоже не представлялась сильной по сходным основаниям: пересечённый рельеф склона горы не позволял произвести правильное построение отрядов на исходной позиции.
Наверное, они были правы: муромцы выходили к оврагу не синхронно, лезли на стену вразнобой. Но одним из элементов этого «разнобоя» явился мой «членовоз», который по пропускной способности соответствовал 5–6 лестницам сразу в одном месте. Использование высокой телеги позволило уменьшить крутизну. Пандус, вместо лестниц, позволил не влезать, а вбегать.
А Любим, со своими ребятами, разогнал булгар на стене именно в этом месте. Буквально — на 1–2 минуты. Но, как оказалось, достаточно.
Янин был первой крепостью, во взятии которой я принимал участие. Как Бряхимовский бой — первой битвой, а сам поход — первым воинском походом. От каждого… мероприятия у меня осталось очень грустное впечатление. Честное слово, я могу найти куда более полезное применение человеческому труду, человеческим жизням, чем вот такое… времяпрепровождение. Понятно, что бывает нужно, необходимо. Но… Для себя понял, что совсем не хочу штурмовать крепости, не хочу их осаждать. Я хочу, чтобы они сдавались. Или брались… без такого массового хорового крика.
Мы ещё побегали по стене цитадели, посшибали вниз замешкавшихся булгар. Выскочили на Волжскую стену, увидели там кучу женщин и подростков со стариками, которые старательно кидали вниз, на головы моим соратникам из тверских и ростовских хоругвей, запасённые в больших кучах на стене камушки. Сказали им «ай-яй-яй» и показали «козью морду». После нескольких копий от нас, все всё сразу поняли, завизжали и разбежались. Так быстро, что когда соратники вылезли на стену, то и пыл свой боевой чуть на меня не… не излили. Ибо — больше не на кого.
Внутри цитадели кто-то ещё пытался сопротивляться, но наши умники, найдя на стене кучу потухших или вообще не зажжённых факелов — все их запалили и стали кидать вниз. Там сразу начался пожар, повалил дым, стали выскакивать туземцы…
Что характерно: с поднятыми руками, как немцев в кинохрониках о Сталинграде показывают — нету. Нету и — руки за спину, как у наших принято. Или — на затылок, как у америкосов. Нет, выскакивают, кидают оружие в сторону, падают на колени и ползут на четвереньках. Или усаживаются к ближайшей стенке и руками головы закрывают.
Стереотипы поведения при капитуляции — ещё не сформировались. Причина очевидна: очень мало кому удаётся вернуться и поделиться с соплеменниками опытом «правильной сдачи».
Тут я окончательно понял — мы победили. Потому что рядом со мной образовался Николашка. С мешком. И мы, от проявления воинской доблести, перешли, миную вторую стадию — резня зверская, сразу к третьей — грабёж побеждённых.
Надо поторапливаться. Потому что мы, конечно, оторвали лакомый кусок: цитадель — жилище местного владетеля. Тут должно быть богато. Но хлебалом щёлкать не следует: вон уже и муромские ребята кого-то трясут, и ростовские трудятся — двери в центральном бараке выносят.
Бой на стенах практически закончился. Только возле угловой башни ещё рубились присланные от эмира бойцы, да на стене между воротами и волжской стороной отбивался отряд владетеля. Кажется, они ещё имели надежду пробиться к берегу и уйти за Волгу. Ну, такие идеи только от безвыходности.
Народу у меня для правильного грабежа маловато. Надо правильно расставить и организовать ребят. Для грабежа наиболее ценного. А где оно?
Заглянул в колодец — пусто. В смысле — воду всю вычерпали, пожар заливали. Чего-то ещё дымит, но сильного огня не видно. А в колодец посмотреть — это правильно. Когда китайцы Каракорум брали, то монголы очень страдали от жажды и пытались вырыть колодцы. Воды не нашли, но получили классные хранилища: задушили и скинули туда всех жён последнего императора и казну с сокровищницей.
Я уже говорил: убрать «под землю» — основной способ обеспечения сохранности ценностей в эту эпоху. А кроме особых ценностей что-то брать… народу у меня маловато.
Я ходил-любопытствовал, заложив руки за спину по этому… дворцу? Дворец — полутороэтажный бревенчатый барак. Всё остальное — одноэтажное. Половина — глинобитное, или глиной обмазанное. Юрты есть. И простые, и с коридорчиками. Ну, думаю, там внутри… все красавицы гарема! Надо ж… ну… Я ж заслужил!
Заглянул — нет никого. Тюндюк — затянут наполовину, уыки — торчат, кереге — стоят. Видно, что убегали в спешке, но драки здесь не было. Чего-то блестящего — не валяется. И где тут искать… злато-серебро, самоцветы-яхонты?
Чисто из любопытства поковырял сапогом — под кошмой деревянная дощатая площадка. И как-то… неправильно половичок лежит, угол загнулся. С чего бы это? Откинул — точно, люк квадратный. Откинули крышку — подземелье, лесенка туда ведёт. Темно. Шипение, пыхтение, шевеление, завывание… Непонятно. Боязно. Копьём, что ль потыкать?
А у меня — «зиппа»! Мою — Маноха забрал. А у меня — Ивашкина! Щёлк… Светло! Прогресс! Красота!
Мда… насчёт красоты… можно было и не светить. Под лесенкой на полу на животе лежит мужик. Здоровый. Здоровенный. И как-то… туда-сюда дёргается. Голову поднял и, подслеповато мигая на свет, меня рассматривает. Страхолюдина. Настолько страхо…
Я сразу, с перепугу, скомандовал:
— Сухан! Взять!
Сухан туда прыгнул, Мужик как-то… даже не сдвинулся. Зацепился, что ли? Ну и получил боевым сапогом по затылку. И я — следом, уже с наручниками в руках. Щёлк-щёлк.
Факеншит! Что ж это мы такое нашли?!
Валяется тут… джина арабского после бутылки — представляете? А Валуева после двух? В наручниках за спиной, в состоянии крайнего озлобления, средневековом доспехе и чёрном халате? С окровавленным полуторным палашом рядом… И — рычит.
Быстро очухался. Головой трясёт и пытается подняться.
Рост — два пятнадцать, вес под полтора центнера без обвязки. На морде лица выражение типа: подходи ближе — порву нафиг. Не считая сломанного и свёрнутого на спину носа.
Фактура, блин. Типаж, факеншит.
Я… даже расстроился. Как Базаров: «Такое богатое тело! Прямо в анатомический театр». А до того времени — и мне бы в хозяйстве пригодилось. «Жаба» у меня… Чуть смерть отодвинулась — начинаю подгребать. Жаль же убивать! Такого… типично зверского убийцу.
— Сен кимсин? (Ты кто?)
— Ве сен? (А ты?)
— И - Иван, вахси бир хаюван (Я — Иван, лютый зверь).
— И - Салман, сиюах корку (Я — Салман, черный ужас).
Мда… Поговорили.
Дядя пытается подняться на ноги, пытается разорвать наручники. Но… это ж инновация! Это ж тебе не верёвочные или ременные путы. Пальцами за спиной ощупывает, а понять не может. Цапнули за шиворот, дёрнули…
Оп-па. А под ним — тельце. Размер — детский, пол — мужской, вид — голый. Только на голове — ком одежды. И на щиколотках… остатки шаровар. Судя по деталям… контакт был жёстким и, для активного партнёра, успешно завершённым.
— Бу недир? (Это — что?)
— Джафар. Ибн Абдула.
Исчерпывающе.
Ребёнок, лет 10–12, начинает шевелиться, стонать. Позвали ребят, вытащили наверх этот… «Чёрный ужас» и его жертву.
Начинаю разговаривать, выяснять. Салман особенно и не запирается. Отвечает спокойно.
Салман — раб. Урождённая двуногая скотинка. Отца и матери никогда не знал. С детства отличался силой и ростом. Отчего воспитывался в духе местного «бушидо» — пути воина. Убивать любого, на которого покажет хозяин. Год назад хозяин его продал — поменял на дорогого скакуна. Попал к владетелю Янина, Абдулой звать. Впечатлённый ростом, воинским мастерством и жестокостью нового раба, владетель определил Салмана в телохранители и учителя боевого мастерства к своему сыну.
Мальчишка сперва испугался нового слуги. Затем, мстя за свой страх, за естественные неудачи в воинской науке, просто — за силу своего раба, начал его… гнобить.
Воспитывать Джафара так, как его самого воспитывали — Салман не мог. За такие шутки с сыном хозяина — убьют сразу. Не глядя на рост, вес и мастерство.
Весь комплект гадостей, которые может сделать воспитателю воспитанник — были исполнены. В процесс были активно вовлечены и другие слуги. Пошла коллективная травля «Чёрного ужаса». Ужас он внушал всем, поэтому и травили его все. Ответить он не мог, потому что мальчишка всегда принимал сторону его противника, а владетель — сторону сына.
Самый сильный зверь — слон — больше всего боится мышей. Самый сильный человек Янина был не в силах ответить на поток унижений, оскорблений и издевательств со стороны слуг, рабов и соседей. Помимо неизбежности наказания и привычки к повиновению господину, вбитого «с молоком матери», Салмана удерживала клятва верности, принесённая владетелю.
Сегодня, в ходе нашего штурма, владетеля убили — клятва отпала. Захват нами городка освобождал от неизбежности наказания, а привычку к покорности… — Салман превозмог. И сделал, наконец то, о чём мечтал весь последний год — отомстил.
Вынужденный, по приказу господина, сидеть возле женщин и детей, а не биться с врагами на стенах, как и положено воину, он присоединился к их попытке спастись.
Управитель дома, поняв, что дело плохо, возглавил спасение семьи владетеля и ближайших слуг: указал тайный путь в подземелье. Предполагалось, что беглецы отсидятся до ночи под землёй, а ночью выберутся тайным ходом на берег Волги, проберутся вокруг Лба и там… Там должны были быть лодки рыбаков, служивших владетелю.
Не смотря на некоторую авантюрность, этот план имел смысл: для населения захваченного города самое главное не попасться на глаза чужеземным воинам в первые часы после штурма. Озверевшие и одуревшие от боя люди легко выхватывают оружие и пускают его в ход, совершенно не задумываясь. Не понимая не только чужих слов, но и самих себя.
Пехотные подразделения Красной Армии после рукопашного боя отводили на трое суток в тыл, в средневековье взятые штурмом города отдают на три дня войскам на разграбление. И дело не только в имущественном стимуле для атакующей армии — дело в невозможности управлять озверевшими людьми. Если начать наводить дисциплину — многие из вчерашних героев окажутся преступниками. Бывшие первыми на стене станут первыми на плахе.
Салман сломал план эвакуации. Разместив гражданских в подземелье, он их там и запер. А своего малолетнего мучителя — вытащил, разложил и поимел. Получая огромное удовольствие от криков о помощи, о пощаде, от трепыхания этого мягкого, привыкшего к хорошей еде и удобной одежде, не привыкшего к тяжёлому труду, тельца. И вообще — удовольствие.
Теперь, исполнив давнюю мечту, он был равнодушен к своей судьбе.
«Мир и благословение Аллаха лучшему из творений, нашему Пророку Мухаммаду, да благословит его Аллах и приветствует, который сказал: «Часто поминайте конец всех удовольствий — смерть».
Всевышний также сказал:
«Если бы ты видел, как ангелы успокаивают неверных и бьют их по лицу и ниже спины [со словами] «Вкусите наказание огненное за то, что сотворили ваши десницы! Аллах никогда не притесняет своих рабов».
Так чего ему, Салману, волноваться? Что «конец всех удовольствий — смерть» — общеизвестно. А ангельский мордобой и огненная порка — ему не грозят. «Аллах никогда не притесняет своих рабов».
Ребятишки выволакивали из подземелья гарем и прислугу покойного владетеля. Терентий, поставленный на «сбор урожая» раздражённо повторял, несколько только что выученных фраз по-тюркски:
— Тум реддедер. Мусевхерат — сол, гюим — догру. (Снимай с себя всё. Украшения — влево, одежду — вправо).
Женщин заставляли распускать косы и приседать, расставив ноги. Находили не только нитки жемчуга, драгоценные камни, золотые вещи, но и оружие. Потом кидали им что-то из снятого с убитых во дворе тряпья — прикрыть наготу. Хотя — не всем. Трёх-четырёх — у стенки поставили. Пейзаж для релаксации…
Из подземелья периодически доносились восторженный вопли Николашки: он добрался до казны. И прочего барахла.
Накапливающийся вокруг нас разно-хоругвенный народ начал волноваться. И по теме — «бабы», и по теме — «барахло». Но тут из лагеря ребята принесли Марану. И все поняли, что «глухая исповедь» — самое актуальное изобретение человечества. В смысле: у каждого есть возможность сдохнуть. Не сопровождая это ненужными звуками.
Марана сходу заняла аналог местной поварни — хоть воду можно подогреть. Развернула там лазарет. Как не крути, хоть и куда меньше, чем в Бряхимовском бою, но потери у меня есть. Туда же отволокли и этого… Джафара.
По нормам 21 века — педофилия в особо жестокой форме. Но здесь… Это даже не «Святая Русь» — на Востоке мальчик в 10 лет может быть военачальником. Может требовать «припадания к земле пред моим сапогом» от взрослых, умудрённых, опытных воинов. Может быть женат, может предавать казни людей и целые города. Имеет право свершать деяния. Значит — должен отвечать за содеянное. В такой же мере, как и совершать.
Ни Салман, ни Джафар, ни остальные не воспринимают произошедшее, как сексуальное насилие взрослого над ребёнком. Для них это… социальная революция? «Верхи» — не смогли поддерживать свою «верхность», «низам» — надоела их «низость». Взбунтовавшийся раб сумел отомстить злому хозяину. «Восстание Спартака» в виде единичного «спартака» страхолюдного вида. Типа как у Твена о революциях: «Простолюдины взыскали полной мерой — по капле аристократической крови за каждую бочку пролитой своей».
Причём, судя по комментам шёпотом, народом отмечается гуманизм и человеколюбие Салмана:
— Мог ведь и ноги поломать, и глаза выдавить, и печень у живого вырвать, а так… владетель-то наш по-молоду и сам…
Меня от этого… передёргивает. «Они же дети»… Но «право» всегда сопровождается ответственностью за его применение. Иначе это безответственность. Самодурство. Следствием которого является бесправие. Ломать исконно-посконные обычаи сотен этносов, десятков поколений, сотен миллионов людей… просто потому, что я привык к иному… Я не настолько империалист.
А по христианству: «И воздам каждому по делам его» — с какого возраста — не указано.
Во дворе начался шум — пришлось выглянуть. Резан сцепился с какими-то… из Углича, кажется. Халат шёлковый на покойнике не поделили. Пришлось объяснить воинам, что когда мы тут кровь проливали и замок владетеля брали, они там, на пляжу, сидели да задницы свои берегли. Соратники обиделись, начали возражать, начали рукава засучивать.
Тут в ворота цитадели въехали конные. Князья заявились.
Боголюбский осмотрел ограниченное высокими стенами пространство, поморщился и выразился в смысле:
— Не подойдёт. Другое место надо найти.
А Живчик кинулся ко мне с восторгом:
— Ванька! Плешивый! Ну ты и молодец! Ну у тебя ума палата! Ну ты и зах…ячил со своей телегой! Мы ж на стену как по мостовой — бегом! Без заботы и несуразиц! Как к себе в терем!
И добавил, обращаясь к Боголюбскому:
— Ловок. Ой, ловок. Такую штуку уделал. И — храбр. Первым на стену заскочил. Как на совете и сказывал. И вон туда — на самую верхотуру — тоже первым.
Боголюбский был, явно, чем-то раздражён или встревожен. Это для меня, для остальных воинов — всё, победа. Можно покурить и оправится. А для него сегодняшняя удача — только шаг. На длинной дороге, которая называется «воинский поход».
Он, чуть повернувшись всем корпусом в сторону Володши, произнёс:
— За храбрость и смекалку — наградить.
К Живчику:
— Размещай людей. Смотри, чтобы без драк и пожаров.
И сыну:
— В другом углу, где владетеля добивали — дом гожий. Поехали.
Муромский Юрий-Живчик начал указывать — где каким отрядам становиться. Гридни его, естественно, заняли «полутороэтажное палаццо», начали костры жечь, мясо жарить, девок мять. Посторонних со двора — гнали за ворота, тащили и делили хабар и полон… Мастера! Всё-таки гридни — элита вооружённых сил «Святой Руси». Их с младенчества натаскивают. Когда 12-13-летний дружинный отрок чётко бьёт здорового мужика-булгарина ножнами меча между ног, так что тот всякое желание спорить по теме — куда это его жену тащат, мгновенно теряет… Выучка, однако. Навык, епрст.
Я уже объяснял, что мне здешние стандарты женской красоты… Фотографии любимых жен иранского шаха второй половины 19 века никогда на глаза не попадались? Очень был прогрессивный деятель. Съездил как-то в Россию, увидел там балет, привёз в Тагеран пачку балетных пачек. И фотографа. Которого заставлял делать фотографии своих жён. Даже не кастрировав! Я же говорю: шах был большой демократ. И — гуманист.
«Это не мужчины и не гермафродиты, как подумали многие, увидев эти фото. Нельзя сказать, что подобных обитателей в гареме не было. Но это были отдельные редкие случаи, которые держались в секрете, поскольку Коран… запрещает подобные вещи. В растительности на лице наложниц гарема нет ничего удивительного. Небольшие усики характерны для восточных женщин. А вот сросшиеся брови смело можно назвать элементом моды того времени. Что касается полноты обитательниц гарема, то и в 18 и 19 веке там было очень много упитанных женщин. Более того, полнота считалась признаком красоты. Женщин специально плотно кормили и практически не давали им двигаться, чтобы они становились такими же полными, как дамы на этих фотографиях».
Гарем у местного Абдуллы был немногочисленный, смотреть — не на что. Но я, всё-таки углядел молоденькую служанку. Которая ещё не успела подвергнуться влияниям здешней моды в полном объёме. В объёме моды, морды, бёдер и… и прочего.
Тут проблемы вообще отпали. «Не бывает некрасивых женщин — бывает мало водки». Водки здесь вообще не бывает, а мусульмане, как всем известно — вообще не пьют. Им Коран запрещает.
Что, конечно, неправда. В Коране сказано: «Не приходите на молитву не протрезвев». Но это ж не основание чтобы не пить! Там ещё сказано: «Не приходите на молитву, не очистившись после женщины или сортира». Но это ж не причина для запрета дефикации или мочеиспускания! Я уж не говорю о размножении.
В Волжской Булгарии пьют. Правда не бражку и пиво, как на Руси, а — меды. Как князья на Руси или простолюдины у пруссов.
Я послал Басконю посмотреть здешний подземный ход. Надо ж там пост поставить! А то влезут супостаты, а мы ни сном, ни духом… Он — нашёл. Ещё он нашёл бочки со столетними медами… И мы потихоньку, в лечебных целях, чисто для снятия стресса…
У меня ещё хватило соображалки затащить свою… избранницу на поварню. И заставить вымыться. Она сперва страшно перепугалась:
— Северные гяуры едят женщин правоверных! В смысле: моют перед едой. А потом — насилуют.
Когда я наглядно объяснил ей нелогичность предлагаемой местным муллой последовательности действий, она радостно захихикала, и мы приступили к правильному первому этапу. Некоторые опасения насчёт возможности второго этапа у неё ещё оставались, но потом природа, в моём лице, взяла своё. И ей стало ни до чего. Или она это умело изобразила.
Солнце уже поднялось, сквозь щели пристройки, в который мы устроились, чтобы меня не дёргали постоянно, пробивались столбами лучи света. Девушка подо мной издавала положенные звуки. Не как Шахрезада, но тоже приятно.
Интересно: у них «прекрасный» и «могучий» обозначаются одним словом — «севемли». Самый могучий, которого я за сегодня видел — Салман. Вот эта джиноподобная морда маньяка-убийцы с черепушкой домиком — «прекрасно»? Или у тюрок внешность — ничто? Лишь бы удар был хорош.
— Якши?
— Якши-якши! Гуклу сахиб еу! Спа-си-бо!
Ну и хорошо. В углу вдруг раздался шорох.
Реакция у меня… Факеншит! Хоть и голый, а «огрызок» уже в руке. Подошёл, сдвинул тряпки. Во. Малёк этот. Джафар. Лежит на каком-то ларе, свернувшись калачиком, трясётся.
Ага, понял: Мара его обработала и положила «в тихом, тёмном месте». Убежать он не может. Потому что… не может. Но руки связаны перед носом толстой верёвкой. Ну и пусть валяется. Реабилитируется в тишине и покое. Вечером не забыть — покормить чем-нибудь жиденьким.
Я стою как раз в столбе света, а он лежит в полосе тени. Но я вижу, что глаза у Джафара начинают… Куда-куда?! Рубли на этой территории — значительно позднее! Пока — динары и дирхемы, они диаметрами меньше. Так куда ж ты глазья распахиваешь?!
— Садик? Янлис? Э… Муртад?! (Правоверный? Неверный? Отступник?!)
Ребята, да что вы привязались?! Прямо хоть штаны не снимай. И анекдота про «тайную полицию Фиделя» — здесь не только не знают, но и не поймут.
«Муртад» — это смерть.
В Коране сказано о иноверцах:
«Поистине, те из обладателей писания (христиане и иудеи) и многобожников, которые не уверовали, — в огне геенны, вечно пребывая там. Они — худшие из тварей».
Но отношение к тем, кто оставил ислам ещё — хуже. Вопрос о том, как вести себя с мусульманами сменившими веру — в исламе никогда не стоял: если верующий отказывался вновь принять ислам, он подлежал физическому уничтожению. Практически это единственная стопроцентно «расстрельная» статья в исламском праве. Все течения ислама без исключения безоговорочно согласны с этим.
Забавно: знаю слово «выкрест» — иудей, принявший христианство, «ренегат» — христианин, принявший ислам, но как называется мусульманин, принявший христианство…
Кажется, только в России существовали устойчивые словосочетания типа: «крещённый татарин». В середине 19 века, казанский полицмейстер, мусульманин, получил очередной орден — крест Станислава третьей степени. Явился в свою мечеть: надо же похвастать наградой! Мулла устроил скандал: нельзя являться в дом Аллаха с символом чужой веры на груди!
Полицмейстер ушёл. Мулле разъяснили: это не символ христианства — это символ успешного исполнения государственной службы. Вы имеете что-то против?
Всё, проблема закончилась. В Казани, но не исламе.
Образцом поведения для мусульман является жизнь четырёх первых, «праведных» халифов:
«Али сжег несколько человек заживо, хотя Пророк и говорил ему: «Того мусульманина, который пренебрегает своей верой, нельзя наказывать наказанием Аллаха (огнем); его следует просто убить».
«Человек из племени Бани-Ижл стал христианином. Его привели к Али, закованным в цепи. Они долго говорили. Мужчина ответил ему: «Я ЗНАЮ, что Иса — Сын Божий». Тогда он встал и ногами ступил на него. Когда это увидели другие, они тоже начали топтать мужчину. Тогда Али сказал «Убейте его». Его убили и Али приказал сжечь тело».
«Кровь мусульманина может быть (законно) пролита в трех случаях: обращение к неверию верующего, супружеская измена, убившего невинного человека».
Так гласят «достоверные хадисы», так думают и делают здешние люди.
Увидев «моего приятеля» в сочетании с «противозачаточным» крестиком, каждый правоверный должен меня убить. Попытаться. Точнее: предложить вернуться «в лоно истинной веры», где, честно говоря, я никогда не был, а потом убить. Как халиф Али:
«К Али привели старика, который сначала был христианином, затем принял ислам, а потом вновь принял христианство. — Может ты принял Христианство, чтобы приобрести наследство, а потом вновь стать мусульманином, — спросил Али. Старик сказал: — Нет. — Может ты принял Христианство, чтобы жениться на молодой христианке, а потом вернуться в ислам? — Нет, — ответил старик. Али сказал ему: — Тогда прими ислам вновь. — Нет. Не раньше, чем я встречу Христа! — Али приказал и старик был обезглавлен».
Понятно, что этот мальчишка сейчас не опасен, даже ножкой шевельнуть не может. Поскольку крепёж ножек несколько… деформировался. Но придурков этого типа здесь много. Надо найти какое-то… какой-то способ…
А то в Коране сказано:
«Если же они отвратятся, то схватывайте их и убивайте, где бы ни нашли их».
Что я — не «они»… И мне — что минбар, что мини-бар — лишь бы наливали…
Я подсунул своего уставшего и опавшего «приятеля» мальчишке к лицу, покрутил пред носом:
— Бакин. Гурдун му? Бу адамин элинде бисак изи дегил. Буиз Аллах бисак. Бени юаргидамауа сезарет мусунуз? Сик ве белигрин Хаккинда? (Смотри. Видишь? Это не след ножа в руке человека. Это след ножа Аллаха. Ты осмелишься судить обо мне? Об избранном и отмеченном?)
Джафар задёргался, попытался отодвинуться, потянул в захлёб:
— Ля… ля..
— Ля иляха илля-Ллах.
«Нет бога, кроме Аллаха» — единственная фраза на арабском, которую я твёрдо знаю. Поскольку муэдзины орут громко. И противно. Хотя должны быть с красивыми голосами. А теперь повернутся в сторону Мекки, взяться за мочки ушей большими и указательными пальцами и завопить… Факеншит! Только бы не заблеять! И мизинцами — пятачок из носа делать не надо…
— Алди ми? (Понял?)
Потрепал мальчишку по голове, стал одеваться… А моя сегодняшняя… подружка — тоже. Сидит на полу, гляделки вылупивши, ротик открывши. Повторить, что ли?
Тут она «пала на лицо своё». И тоже — ля-ля… А задница — торчит… Так — повторить? Не, нынче не осилю. После сегодняшнего штурма, нервотрёпки с мостиком… Пусть часок подождёт.
Наверное, я чего-то неправильно делаю. Другие-то попандопулы… Даже первой суры не знают! А как жить в России без Корана?! Почти как без нагана — тяжело. Я не говорю — «верить». Верить нельзя никому, а уж из пророков — особенно. Но четырёх первых калифов… как двенадцать святителей — каждого поимённо!
Конечно, смерду это не надо. Но попандопуло, хоть как-то, а на «кочку» забирается. Надо быть в теме. «Вятшие» постоянно общаются между собой цитатами из священных текстов. Если у тебя такого запаса цитат нет — всё, как Черномырдин без мата. Улавливается только общее эмоциональное состояние.
Не надо думать, что я изначально предвидел необходимость плотного общения с мусульманами. Я вообще ничего не предвидел! Наоборот: был уверен, ислам — лишнее. В эту эпоху «Святая Русь» не имеет границ с мусульманскими странами. Но вот же — занесло в единственное место с мечетями в окружении Руси! В самое близкое: всего-то — тыща вёрст.
Эпизод с Ану показал мою неподготовленность к контактам с магометанами. Корана — не знаю, сур по памяти — не могу, арабским — не владею. Отупение после Бряхимова, не мешало ни гребле, ни «остроумию на лестнице»: прокручивались прошлые и возможные в будущем ситуации, формулировались и оттачивались какие-то фразы, весьма умозрительного применения. «Молотилка», хоть и неосознанно, без явной цели, но продолжала молотить. Я смотрел, думал. А жизнь создавала ситуации, где применение моих заготовок оказалось уместным.