Не та девушка

Глава 1

Совсем близко под чьей-то тяжестью ломается ветка. Вздрагиваю и замираю, напряжённо вслушиваясь в лесные шорохи.

Когда из звуков остается лишь скрип старой телеги, цокот копыт да беззаботный храп Смули, позволяю себе расслабиться, хотя и ненадолго.

У Гренского леса плохая репутация. Здесь часто пропадают люди, и толком даже не знаешь, кого больше бояться: разбойников или хищных зверей. Я с тоской всматриваюсь вдаль, но признаков скорого приближения к дому не вижу. Впрочем, много сейчас не разглядишь. Лунного света едва хватает на то, чтобы заметить впереди ямку или крупный камень, и вовремя направить лошадь в объезд.

С досадой оглядываюсь на Смули, уютно свернувшегося калачиком под шерстяным пледом. Под голову он положил обе ладони, а лицо прикрыл плотной шляпой для защиты от комаров.

В задачу слуги входило безопасно доставить меня домой на каникулы. Однако в первом же трактире мой предполагаемый защитник спустил на выпивку все монеты, доверенные отчимом, и у нас не осталось ни гроша на ночлег.

Старик всучил мне поводья, пошатываясь, завалился в повозку, вынуждая меня заступить на место возницы и по залитой лунным светом дороге ехать домой.

Чтобы не трястись от страха, придумываю способы отвлечься. Сначала вспоминаю лекарственные формулы из школьных учебников. Чуть не заснув от подобного развлечения, решаюсь на запретное.

С помощью магического заклинания, которому втайне научилась у школьной подруги, извлекаю из воздуха мелкие водяные капли, собираю их воедино и направляю себе в рот прохладную струю. Освежившись, организм оживает и кое-как бодрствует последующие несколько часов.

Хотя возможно, мне только кажется, что бодрствую. Ведь я замечаю прибытие к поместью Фрёдов, когда повозка останавливается перед массивными воротами. Я почти сутки нормально не отдыхала, поэтому сползаю с сидения совершенно разбитая. Все тело ломит, и, как показывает беглый осмотр ног, сплошь покрыто синяками.

Несмотря на это, чувствую себя везунчиком. Такое количество ухабов могли запросто развалить телегу. Просто чудо, что мы доехали быстро и без приключений!

Завернувшись плотнее в потертый бархат, сонно потягиваюсь и стучу в ворота. От ударов молота разносится гулкое эхо. По опыту знаю: эти звуки едва слышны в самой ближней части замка. Только тролль услышит с его звериным слухом, однако именно на это я и рассчитываю.

В это время суток все обитатели поместья спят, только старая троллиха Ингвер наверняка хлопочет на кухне. Месит тесто для пряных лепешек, собирает яйца из-под кур, масло взбивает.

Не ее ли силуэт мелькнул там, за деревьями? Нет, слишком он высокий и мощный. Наша кухарка хоть и рослая, но не настолько.

Неужели отчим встал спозаранку, чтобы самолично приветствовать падчерицу, прибывшую домой на каникулы? При одной мысли о нем мне становится так зябко, что еще плотнее кутаюсь в ткань. Вот кого я меньше всего хочу сейчас видеть – так это сира Барди Фрёда, безукоризненного в своей жестокости аристократа!

Так никого и не заметив среди густо растущих садовых деревьев, поворачиваюсь к Мирте, щекотно уткнувшей влажные губы мне в затылок. В ее умных, усталых глазах светится нетерпение: «Ну когда же мы доберемся до стойла, хозяйка?" Ласково треплю ее по загривку, обещаю скорый отдых, но как только разворачиваюсь лицом к замку, едва удерживаюсь от испуганного вскрика.

По другую сторону ограды, всего в метре от меня стоит огромный мужчина, одетый в отвратительные лохмотья: мешковатую рубаху всю в заплатах, и безразмерные холщовые штаны, подвязанные веревкой так, чтобы не спадали. Он наверняка не мылся целую вечность, и амбрэ от него соответствующий.

Лицо не разглядеть за длинными космами и толстым слоем голубовато-серой грязи. Глаз тоже не видно, но я ощущаю на своей коже его пристальный взгляд и с трудом подавляю желание бежать от него со всех ног. Хотя одновременно понимаю: от такого далеко не убежишь!

Опасливо пячусь. Шажок. Еще шажок. Натыкаюсь на лошадь и жмусь к ней, такой спокойной и уверенной. Радуюсь, что нас с незнакомцем разделяет трехметровая, стальная решетка. Ее не под силу перемахнуть даже такому гиганту.

Неужели разбойник или нищий забрался в дом, чтобы поживиться, а теперь случайно наткнулся на меня, легкую добычу?

- Кто ты? - прерывает наши гляделки мужчина.

Голос у него неожиданно приятный: низкий, теплый, с хрипотцой, и ни капли не грубый. Кажется, таким голосом невозможно выкрикивать грязные ругательства. Мне хватает двух слов от незнакомца, чтобы перестать его бояться и ощутить к нему жгучий интерес. Откашляв свою растерянность в ладошку, заявляю как можно авторитетнее:

- Ханна Фрёд, дочь хозяина этого поместья. А ты кто, незнакомец?

- Хродгейр, юная госпожа. Новый слуга.

Хоть он и произносит формальное «госпожа», но в его интонациях нет и намека на почтительность. Скорее, так... легкая снисходительность. Он и «новый слуга» выговаривает с едва заметной ухмылкой, как будто насмехается над дурацким капризом судьбы.

К счастью, после короткой беседы в пальцах горообразного мужчины звенькают ключи, и он приступает к вскрытию ржавого замка, давая повод порадоваться его приходу.

Вскоре Хродгейр настежь распахивает ворота, ловко подхватывает под уздцы лошадь и вместе с храпящим пьяницей Скули ведет ее в конюшню. Я же плетусь в обход замковых флигелей, чтобы через черный вход попасть на кухню, к прислуге.

Не успеваю открыть потемневшую от времени дверь, как она сама выстреливает наружу, чуть не сбив меня с ног. Оттуда вылетает большая, словно медведица Ингвер и душит в объятиях:

- Ханна, детка моя! Ты здесь... Мы тебя позже ждали, не раньше обеда... Ноги бы оторвать этому пропойце! Кто же ездит среди ночи по лесу, полному разбойников? А я услыхала какой-то стук... На всякий случай отправила Хродгейра проверить... Думала, чой-то мне, старой, опять померещилось! А нет... Это ты стучала, ты! Значит, старая Ингвер еще не выжила из ума!

Глава 2

Выспаться у меня так и не получилось.

И дело тут не только в кошмарах. Ровно через секунду после того, как смыкаю глаза, выныриваю из сновидений под встревоженное шипение Ингвер, во сне игравшее роль ревущего монстра:

- Ханна, детка! Ищут тебя! Я притащила завтрак хозяевам, а там... Не ровен час из-за тебя парень окочурится... Пострадает невинно... Ты уж вставай скорей!

Из ее беспорядочных объяснений ничего не могу уразуметь. Почему мой недолгий отдых влетел кому-то в монетку? Почему я должна немедленно мчаться во внутренний двор?

Впрочем, от отчима и его ближних можно ожидать чего угодно, поэтому без долгих расспросов спрыгиваю с печи, и стремглав несусь за дверь – туда, откуда доносится шум.

Поначалу ничего не разобрать – столпившиеся слуги мешают увидеть, что творится за ними. Но чем ближе я подбегаю к месту событий, тем больше я вижу, и тем труднее становится дышать. Происходящее раздирает изнутри, прямо по сердцу царапает острыми когтями.

К позорному столбу, вбитому в самом центре двора, привязан за руки огромный мужчина, до пояса обнаженный. Такой рост и мощное телосложение я видела всего однажды. Это Хродгейр.

В метре от него стоит отчим, хищно скалится и, засучив рукава, охаживает несчастного плетью. От каждого удара на широкой спине бедняги остается рваная кровавая полоса. Он, должно быть, испытывает невероятную муку, но не кричит – видно, на грани обморока от болевого шока.

Словно компенсируя молчание жертвы, в перерывах между ударами, истязатель истошно визжит:

- Грязный ублюдок! Куда ты дел девчонку? Где Ханна-а?

Плетка со свистом рассекает воздух, и снова крик:

- Проклятый вор! Тупой полукровка!

Наконец, растолкав людей, последним рывком преодолеваю расстояние, отделявшее меня от места экзекуции. Достигнув отчима, бросаюсь между ним и избиваемым, складываю руки в просительном жесте и умоляю:

- Сир, я здесь. Прошу, оставь слугу! Он ни в чем не виноват! Если и винить кого-то в моем исчезновении, то одну меня!

Только сейчас, оказавшись так близко, замечаю, что искаженное от злости лицо отчима и белоснежная рубашка густо забрызганы алыми каплями. Из уголка его искривленного рта течет слюна, как у бешеного зверя. Ярко-голубые глаза полыхают безумным огнем - злые, колкие льдинки.

Мое присутствие ничуть его не успокаивает, а всего лишь отвлекает от исходной жертвы. Теперь он кружит вокруг меня, как голодный хищник, жаждущий крови. Пожирает взглядом и хлестко стучит сложенной вдвое плетью по своей широкой ладони.

От страха я едва держусь на ногах. Сжимаю пальцы в кулаки, чтобы скрыть мелкую дрожь, но мой ужас невозможно спрятать. Я трясусь всем телом - бьюсь, как бабочка, попавшая в паутину.

То прячу глаза, то верчу головой в слабой надежде разглядеть в одном из узких оконцев замка мать. А вдруг она выглянет во двор и за меня вступится? Или случайно придет сюда и при ней этот изверг не посмеет унижать людей...

- Вот значит как, - вдруг выплевывает он, издевательски улыбаясь. - Как всегда прибежала спасать сирых и убогих. Ну и где? Где ты была до сих пор?

- Я проголодалась. Пришла на кухню подкрепиться и случайно там заснула после бессонной ночи... Прощу прощения, сир.

Ему нравится мое кроткое «прошу прощения», нравится моя униженная поза. Он даже плеткой перестает стучать, просто сжимает ее в ладони и кивает в такт своим мыслям.

Ловлю на себе сочувственные взгляды слуг. Их жалость ослабляет. Отныне я смотрю только в землю прямо перед собой. Слышу резкий упрек:

- Почему Смули повез тебя ночью?

Из вопроса понимаю, что мой несостоявшийся возница до сих пор не найден. Значит, Хродгейр его не выдал, взял удар на себя. Или же старый пьяница дальновидно спрятался сам, а новый слуга случайно попал под раздачу. Впрочем, сейчас это не важно. Главное, чтобы сир Фрёд не узнал правду, иначе старику конец. Робко лепечу:

- Я соскучилась по дому и уговорила Смули продолжить движение домой после ужина. Это моя вина.

- Твоя. О да, твоя! – злые глаза продолжают кромсать меня взглядом с изощренной жестокостью. Похоже радуется, что именно на мне появился повод сорвать свою ярость. Он все также кружит вокруг меня, ни на секунду не останавливаясь. - Ты поступила глупо, безответственно и не отделаешься словами. Слова – это слишком легко. Проси прощения, как следует.

- Прошу прощения... – не понимаю, к чему он клонит и собираюсь опять перебирать заезженные фразы, но меня перебивают:

- Встань на колени!

Здесь, во дворе обычно полно грязи, а сейчас грязно вдвойне. Видно, Ингвер с утра успела не только собрать яйца, но и разделать кур для обеда, а вот убрать за собой не хватило времени.

Перья, требуха и всякая гадость валяются повсюду, прямо под ногами. А одета я в свое лучшее платье. Точнее, в единственное.

То, что висит у меня в шкафу, трудно назвать одеждой. Так... сто раз перешитые обноски, в которых сойду за свою среди нищих.

Мне жалко платья, но еще больше мне жаль себя. Кажется, встану сейчас на колени – и во мне надломится нечто важное и неимоверно ценное. Остатки самоуважения, выстраданного в прежних неравных схватках. Поэтому, опустив глаза, я тихо говорю:

- Нет, сир. На коленях перед тобой я ползать не буду.

Он замирает. Перестает кружить. Останавливается прямо передо мной так, что глаза мои упираются в его начищенные до блеска сапоги. Затем два пальца цепляют мой подбородок и поднимают его наверх, заставляя встретиться взглядом.

Больно смотреть в эти голубые озера, все нутро обжигающие ледяным холодом. Даже от кожи белой, как снег, тоже веет зимой. Он приближается к моему лицу вплотную, обдавая ноздри своим кислым дыханием. Шипит, словно ядом сочится:

- Ты думаешь... Раз я каждую ночь имею твою мать, я потерплю твое неповиновение? Ошибаешься. Да, да, ошибаешься! Пока не встанешь на колени, я продолжу избивать полукровку. Сама знаешь. Полукровка – нелюдь. Никому не нужная грязь. Когда он умрет, никто его даже не хватится.

Глава 3

Вздрагиваю от этих слов, как от пощечины. Наибольшая нелюдь здесь - это Барди Фрёд. Влиятельный аристократ со связями, правительственный советник по межрасовым отношениям, вершащий чужие судьбы. Он в сто раз хуже самого грубого и невежественного тролля!

На секунду я теряю контроль над собой, и негодяй тут же считывает в моем взгляде отвращение. С рыком отпихивает меня и размахивается плетью с такой силой, будто собирается разрубить Хродгейра пополам. Резкий свист - и плеть глубоко вонзается в и без того истерзанную плоть!

Больше мыслей в голове никаких не остается. Валюсь на колени. Прошу, умоляю сира Фрёда пощадить своего слугу. Под мои истошные крики его рука снова взлетает в воздух, замирает там на секунду... и расслабленно опускается. Он холодно оглядывает меня и надменно произносит:

- Я все еще жду, Ханна.

- Смиренно прощу твоего прощения, сир, - лепечу я дрожащими губами, растираю по щекам градом хлынувшие слезы, - и милости для твоего нижайшего слуги.

- То-то же, - он победно щерится, еще выше задрав породистый подбородок. - Да, то-то же. Пожалуй, я помилую его. И тебя я тоже прощу. Надеюсь, этот случай послужит тебе уроком, Ханна. Нельзя рисковать чужим имуществом и чужими слугами, разгуливая по ночному Грёнскому лесу.

- Да, сир. Я запомню этот урок, обещаю.

Сир Фрёд пристально всматривается в мои глаза, ища там скрытый подтекст, но я крепко держу себя в руках. Ничего, кроме мольбы этот зверь в моем взгляде не находит.

Полностью удовлетворенный, он приказывает слуге лить воду на свои руки по локоть в крови. Затем, отряхнувшись, раскатывает рукава шелковой рубашки, кивает управляющему на привязанного к столбу полукровку и небрежно изрекает:

- Пусть повисит здесь до завтрашнего утра без еды и воды. А утром скинь его в свинарник. Если выживет, так тому и быть.

- Но, сир, - начинаю я возмущенно. – Там же грязь попадет на открытые раны...

- Еще одно слово, - шипит он мне на ухо, присев совсем рядом на корточки, - и он сейчас же отправится к свиньям. Только дай мне повод. Наши свиньи, говорят, вечно голодные. Да, да, голодные! И очень любят мясо. В любом его виде.

Сглатываю ком в горле, утираю рукавом брызнувшие снова слезы и киваю. Опускаю глаза, чтобы скрыть свои мысли.

Зверь. Отродье. Исчадие бесов. Однажды ты... Однажды я тебя... Отправлю домой в бесовские недра!

Отчим удаляется в замок, и слуги, гонимые управляющим Гьёрном, тоже расходятся кто куда. Только я по-прежнему сижу на коленях, в грязи и вонючей птичьей требухе.

Мне все равно, как я выгляжу. Лишь одна мысль свербит в голове. Переживет ли Хродгейр сегодняшний день? Переживет ли следующий час? А вдруг он уже умер?

В страхе вскакиваю на ноги и присматриваюсь к пострадавшему со спины. Земля вокруг него насквозь пропитана кровью. Человек бы такое не перенес, но в этом полукровке течет и двужильная троллья кровь, дающая крохотный шанс отложить встречу с предками на потом.

Вскоре с трудом улавливаю слабое шевеление рук, как будто он пытается ухватиться покрепче за веревку и подтянуться.

Хвала Великому! Значит, жив!

Облегченно выдыхаю, но моя радость не длится долго. Ведь бедняге предстоит выдержать целые сутки мучений.

Задираю голову к небу. Выглядит оно неутешительно. Лазурно-чистое, как обычно на горизонте ни облачка. Если бы дождь пошел, Хродгейр мог бы попить... Однако вместо столь необходимой влаги с неба поступает только жара.

Чувствую, как усиливается зной, подпекая голову. Вокруг раненого уже вовсю роятся мухи и слепни. Я могу их отгонять, конечно, но этого мало! Ему требуется нормальный уход. Питье, обработка ран, тень, покой...

Слышу за спиной тяжелое шарканье. Вздрогнув, оборачиваюсь, но тут же успокаиваюсь при виде Ингвер, пришедшей убрать куриную требуху.

Лицо троллихи, обычно землистого цвета, сейчас еще больше потемнело. Крупные губы скривились от избытка чувств. Она с жалостью поглядывает на раненого, взволнованно прижимая к голове заостренные уши. Когда подходит ко мне поближе, шепчет:

- Я слыхала разговор сира Фрёда и Гьёрна. Управляющему было велено наблюдать тайком за парнем. Коли пожалеет его кто и даст воды, - сразу в свинарник швырнуть, не ждать до утра. Оставь его, детка. Не жилец он боле. Как ни крути, парню не помочь.

Верчу головой по сторонам, пытаюсь разглядеть долговязую фигуру Гьёрна. Где засел управляющий – не понять. Хоть он и высокий, но ужасно худой. Совсем как жердь. Он может прятаться где угодно. В стенах замка полно потайных местечек и глубоких ниш. Теперь эти ниши скрывают управляющего, лишая меня возможность помочь Хродгейру.

После слов Ингвер хочется расплакаться от безысходности. Так глупо завершить свою жизнь по дурацкой прихоти высокородного выродка? Что он о себе возомнил, этот гадкий, ничтожный Барди Фрёд? Что он выше Великого, даровавшего жизнь всякому существу в этом мире?

Высокомерный, подлый, коварный червь!

Не бывать этому, не-бы-вать!

Когда Ингвер отходит, встаю перед раненым в паре метрах - так, чтобы видеть его лицо. Оно слегка опущено к земле, но главное сейчас – представлять, где находится его рот.

Шепотом произношу эльфийское заклинание, и вылавливаю из воздуха малюсенькие капельки воды, размером с песчинку. Направляю их в полуоткрытый рот Хродгейра. Армия мелких капель дружным потоком устремляется в сторону его пересохших губ.

Вскоре он сглатывает, и тут же вновь с жадностью размыкает рот. Когда он делает еще несколько глотков, то тяжело, с трудом размежает веки.

Сейчас, при ярком освещении его глаза под длинными, темными ресницами отчетливо светятся золотом янтаря. Они не менее красивые, чем глаза троллей, способных видеть в темноте, разве что более выразительные и более человеческие с круглыми, а не продолговатыми зрачками.

Впрочем, гораздо больше меня удивляет другое. Мне кажется, в его глазах нет и тени отчаяния, только спокойствие, сила и решимость.

Решимость выжить, не иначе...

Глава 4

«Моя фэйри»? Вздрагиваю от неожиданности. До сих пор только мама меня называла этим сказочным именем!

И как ему может хватить моей помощи? Он бредит? Разум помутился от боли? Ничего не хватит!

Кроме того никак не пойму, откуда он знает про Гьёрна? Даже я, не скованная в движениях, не смогла разглядеть управляющего! Может, у полукровки чутье звериное, как у троллей? Или он кожей способен видеть, как эльфы?

Собираюсь возразить, возмутиться, закидать вопросами, но не успеваю.

Сзади меня раздается звук шагов, громкое пыхтение и неприятный девичий голос укоризненно произносит:

- Госпожа Ханна, уж больно ты любишь грязь!

В нынешней ситуации эта фраза звучит слишком неоднозначно. Оборачиваюсь и разглядываю служанку моей сводной сестры.

За последние месяцы, что мы не виделись, Рыська пополнела, лицо округлилось, но добрее выглядеть не стало. На нем все такое же брезгливое выражение, как будто окружающие люди - за редким исключением - воняют коровьим пометом.

Сегодня девушка щеголяет в светлом кремовом платье. Вероятно, чтобы подчеркнуть свой высокий статус среди слуг. Любой в нашем доме знает: чем меньше шанс запачкаться, тем светлее себе может выбрать платье служанка.

Отвечаю также двусмысленно, ей в тон:

- Грязь честна и непритязательна. Она не изображает из себя то, чем не является.

На лице девушки, по-лисьему хитром, мелькает негодование. Она понимает намек, но заморачиваться с ответом не намерена, поэтому мгновенно переводит тему:

- Зачем я пришла... Ах да! Госпожа Гретта тебя кличет. У нее к тебе важный разговор.

Знаем мы ее «важные» разговоры! Наверняка речь зайдет о столичной моде или способах завивки волос. Отмахиваюсь от приглашения с чистой совестью:

- Передай ей, что я уже занимаюсь важными делами. Мне некогда.

Она бросает внимательный взгляд за мою спину, на Хродгейра. Вмиг догадывается, что за дело я имею в виду, и тут же находится:

- По правде говоря... Госпожа Гретта имеет большое влияние на отца. Стоит ей намекнуть, что некий слуга - ей помеха, как... твое важное дело тут же закончится.

Она многозначительно улыбается одними губами. Так бы улыбалась гадюка, умей она это делать.

Грязные шантажистки! Что сестра, что ее служанка!

Беспокойно оглядываюсь на полукровку... Он недвижим – наверно, без сознания. Ему срочно нужна помощь, но на данный момент наибольшее, что могу для него сделать – это не навредить. С трудом удержавшись от неласковых прозвищ, устремляюсь ко входу в замок, одновременно поторапливая девчонку:

- Тогда пойдем быстрее к твоей госпоже! Я очень спешу.

- Прошу меня простить... Но госпожа Гретта вряд ли примет тебя в таком виде... – она, скривив носик, указывает на мое перепачканное платье.

Рыська отправляется к хозяйке доложить о моем скором визите, а я тем временем, перепрыгивая через две ступеньки, несусь в свою комнату на верхнем этаже замка, чтобы переодеться.

Очень надеюсь, что Гретта меня не задержит! О чем нам вообще с ней говорить – не представляю. Мы отличаемся, как день и ночь, и точек соприкосновения у нас столько же: ее отец и моя мать. Сестру интересуют только мода и удачное замужество, а меня учеба, книги и...

Открыв дверь в свою чердачную комнату, ахаю от увиденного. Здесь все в пыли, а стены и потолок увиты толстым слоем паутины. Плачут по этой комнате метла, тряпки да ведро с водой, но пусть поплачут еще немного!

Вхожу, стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать амбре заброшенности вперемешку с чужим равнодушием.

Распахнув шкаф, хватаю первое попавшееся платье и бросаю его на кровать. Скидываю на пол испачканную одежду, а взамен надеваю тот темный балахон, что выудила из шкафа. Он длинный до лодыжек, со скромным декольте, скрывающим грудь, но зато обнажающим уродливое родимое пятно под левой ключицей. Кое-где платье подштопано, кое-где полиняло и пахнет ветошью, но какая разница... Хотя бы чистое.

Теперь я мчусь к сестре, на второй этаж.

Резко открываю дверь и по инерции врезаюсь в надушенный белоснежный ком, стоящий прямо у входа. Тот ойкает, валится на пол, и я начинаю взахлеб чихать от резкого, приторного аромата.

Отчихавшись, понимаю, что врезалась в Гретту. Правда, ее новый мм... имидж изменил ее почти до неузнаваемости.

Белоснежное платье из бесчисленных слоев тюли и кружев окутывает и без того пухлую фигурку. Шея увешана нитями мелкого жемчуга, доходящими до едва прикрытой груди. На голову натянут огромный белый парик, и сама она бледная, как простыня.

Видно, с пудрой перестаралась да и с помадой тоже. Ядовито-красное пятно на месте ее рта напоминает древнюю легенду о престарелой вампирше.

Что она с собой сотворил? А главное зачем?!

Пока прихожу в себя, Гретта неуклюже поднимается и тащит меня к огромному зеркалу. Жеманно гримасничая, прикладывает к груди руки, вертит завитые локоны паприка - точь-в-точь плохая актриса в дешевом театре. Крутится перед своим отражением и вдруг как будто саму себя вопрошает:

- Мой лик окутан тайною глубокой. Как у невесты, не находишь?

- Скорее, он окутан толстым слоем пудры и запахом духов, - отзываюсь, опять чихнув. - Почему ты так странно разговариваешь? С каких пор ты полюбила поэзию и мм... нестандартные наряды?

- С тех самых пор, как суженый назначил мне обед. Готовлюсь к встрече с ним. Намереваюсь поразить.

- Гретта, от души поздравляю тебя! Желаю счастья с твоим суженым, но... Зачем ты меня позвала?

- Ах, неужели сложно так понять мою печаль? – сестра наконец отрывается от зеркала, и с упреком таращится на меня как будто голыми от пудры глазами. – Мой суженый еще не знает, кому фортуной предназначен. И ты, сестра, судьбою послана мне в помощь!

На этих словах окончательно вскипаю. Я только зря теряю время. Время, отнимающее у Хродгейра жизнь. Капля за каплей.

Хватаю Гретту за плечи гораздо крепче, чем собиралась, и чеканю:

Глава 5

Сестра кивает и тут же сбрасывает с себя налет искусственных жестов. Охотно превращается в себя. С разбега плюхается на широкую кровать, скидывает домашние туфли и заявляет:

- Мне нужна твоя помощь, что непонятного? Я, конечно... возможно... есть шанс, что и сама справляюсь. Продемонстрирую тонкость и многогранность своей душевной натуры, и он оценит... Но хочется все же так, чтобы наверняка.

- Кому ты собираешься понравиться?

- О, Великий! Так ты не в курсе? Мой дражайший батюшка устроил смотрины. Сегодня на обед к нам пожалует самый завидный холостяк королества. Богатый, как все гномы вместе взятые! И знатный, как самый высокородный эльф. А еще... – после многозначительной паузы она с придыханием добавляет, - он вхож ко двору. Говорят, он целых два раза участвовал в королевской охоте! Второй раз – по личному приглашению принца! Ты понимаешь, что это значит? – она с горящими глазами смотрит на меня.

Стараюсь фокусироваться на ее словах, но мысли все время утекают в другую сторону. Гляжу из окна во двор, прямо на позорный столб и бессильно повисшую на нем фигуру. Представляю, как сейчас мучительно приходится Хродгейру на солнцепеке. Без воды, с насекомыми, хищно облепившими раны... ему срочно требуется помощь, а эта бездушная девица лопочет про каких-то холостяков и их богатства!

Цежу сквозь зубы:

- Ближе к делу.

- Да я и так только по делу! – обиженно фыркает она. – В общем, слушай. Мне нельзя упустить такого жениха. С ним надо действовать наверняка. Вот я и подумала про тебя. Говорят, ты в своей школе с эльфийкой подружилась. Может, она показала тебе какие-нибудь особые эльфийские фишки? Ну типа... Как приворожить к себе мужчину... Все знают, что эльфийки способны околдовать любого.

- Что? - в шоке замираю. Откуда сестра могла такое узнать? - Ничему меня Айрин не учила! Ты же знаешь, эльфам запрещено делиться секретами своей магии с людьми!

- Подумаешь... Запрещено. Как будто эльфийские девушки всегда слушают родителей!

- Но простые люди, как мы с тобой, не воспринимают магические заклинания! При всем желании!

- Ладно, допустим, ты не знаешь заклинаний. Ну тогда, может, вы проходили на уроках любовные зелья? Есть же там всякие травки-муравки... Человек выпил – и смотрит на мир радостным одуванчиком. Помнишь тощую Дарлу из замка Фергю? Ей как раз прописывали такое от депрессии. А мне надо, чтобы сир Крёз выпил – и увидел во мне прекрасную розу, без которой ему не жить.

- У нас Ингвер спец по травам. Спроси её! У неё опыт, знания. Я только начала учиться.

- Но ты же в столичной школе училась! Я тебе доверяю больше, чем старой, невежественной троллихе. Она поди свое имя скоро позабудет! Или вместо нормальной человеческой дозы такую забабахает, что и тролль окочурится.

- Единственное, чем могу помочь – это советом.

- Ну? Говори! – она с горящими глазами смотрит мне в рот, боясь пропустить даже пол словечка.

- Перестань изображать из себя ту, кем ты не являешься. Будь собой. Если мужчина захочет тебя, реальную тебя, то вы непременно будете вместе.

- А если он не захочет меня настоящую?

- Значит, не судьба. К чему напрасно тратить на него время?

- Ничего не напрасно! По-твоему, стать женой первого советника, кушать изысканные явства из золотых приборов и регулярно бывать в королевском дворце – это напрасная трата времени?

- Если цена за всю эту роскошь - жизнь с нелюбимым человеком, то да.

- Вот глупая! Почему мне раньше казалось, что ты умнее? И это все, что ты можешь мне посоветовать? – она в недоумении морщится.

- Да, все... Ну что... Я пойду уже?

Напрасно спросила. И того хуже, зря я в этот момент посмотрела в окно. Сестра мгновенно ловит мой обеспокоенный взгляд, хитро щурится и заявляет:

- Рыська мне все доложила... Поможешь мне увлечь сира Крёза, и я помогу тебе с твоим делом. Не поможешь – заставлю отца еще строже наказать слугу. Хоть какой-то способ выпустить пар после твоего отказа! Ну как? Может, все-таки передумаешь?

Я едва скрываю свою досаду. Отворачиваюсь на секунду, чтобы спрятать выражение лица. Как я могла забыть, с кем имею дело?

Нельзя ни в коем случае показывать сестре то, чем ты дорожишь и что считаешь важным. Иначе собственными руками даришь ей рычаги давления, власть над собой!

Стараюсь принять равнодушный, скучающий вид. Повернувшись к ней неторопливо заявляю:

- Что же... Сосватать тебя знатному жениху – занятная задача. Я не владею рецептами приворотных зелий, но многому научилась в столице. Мне известно, как надо краситься и в чем предстать перед мужчиной, чтобы привлечь его внимание. Я готова тебе помочь. Но признаюсь, и мне нужна твоя помощь.

Она вопросительно приподнимает невидимые, скрытые пудрой бровки, и я продолжаю:

- Видишь ли... Я никогда не лечила полукровок и даже ни разу их не видела. Наставницы учили подбирать лекарства для людей, иногда для троллей и эльфов, но про полукровок никто не заикался. Мне любопытно, какие травы им подходят. Позволь мне испытать на слуге свою новую мазь. Хочу убедиться, насколько она дейст...

- Ты меня поражаешь, - нетерпеливо перебивает Гретта. – Гьёрн среди нашей челяди самый начитанный, но даже он велел опасаться этого нелюдя. Ведь эти создания опаснее троллей и коварнее людей. Они обожают человечину, а в полнолуние питаются исключительно кровью девственниц. У нас тут в округе девушки простолюдинки пропадают одна за другой. Не его ли рук дело? В общем, к чему я веду... Незачем лечить этих мерзких тварей. Чем их меньше – тем спокойнее живется остальным чистокровным!

- В глубине души ты знаешь: это чьи-то больные фантазии! Ходят слухи, к примеру, что ты напропалую флиртуешь с троллями из кузнецы. Нельзя верить всему, что говорят. Так ведь? – сестра, поспешно сглотнув, кивает, и я продолжаю, - Хродгейр слуга твоего отца. Уверена, у сира Фрёда имелась для него работа, когда тот решил нанять полукровку. Наверняка, нечто тяжелое и грязное, на что другие слуги не согласились. Кто будет выполнять его обязанности, интересно? Впрочем, как хочешь... Если тебе нужна моя помощь, отвлеки от полукровки управляющего Гьёрна и своего отца. Тогда я постараюсь помочь тебе.

Глава 6

Вот уже третий час суетливой белкой кручусь вокруг Гретты, и теперь торжественно могу заявить: она смотрится, как налучшая версия самой себя.

Нам удалось не только смыть с нее толстый слой пудры, но и назойливый запах духов. Кожа лица после увлажняющей маски выглядит посвежевшей и как будто светится изнутри. Чисто вымытые волосы уложены в высокую прическу, самую модную в столице и подчёркивающую плавную линию скул. Из одежды мы выбрали изумрудное платье, прекрасно дополняющее карие глаза и каштановые волосы.

Капля жасминового масла за ушки – и теперь моя подопечная едва заметно пахнет летними цветами. Я думала и вовсе обойтись без искусственных ароматов, но наши наставницы уверяли, что жасмин пробуждает в мужчине аппетит не только к еде, но и к другим, более чувственным удовольствиям.

Наношу последний штрих. Слегка затенив ресницы сурьмой, растираю каплю гранатового сока на бледных, тонких губах. Отступаю назад на пару шагов и любуюсь полученным результатом.

Конечно, сестра не стала за два часа сногсшибательной красавицей, но и отталкивающей чудачкой больше не выглядит. Передо мной стоит ухоженная девушка, на которой приятно остановить свой взгляд.

Стереть недовольство и хищное выражение глаз с ее лица не в моих силах, но все же у нее есть хороший шанс понравиться мужчине.

Теперь я считаю, что моя часть сделки честно выполнена и бочком-бочком продвигаюсь к двери. Собираюсь незаметно выскользнуть, но не успеваю.

Сестра подбегает ко мне, ловит мое запястье мертвой хваткой и заявляет:

- Ты должна... нет, ты обязана с нами отобедать.

- Нет, не, нет, нет! Так не пойдет! У меня даже нет подходящего платья! - возмущенно указываю на свой непрезентабельный балахон. По дороге домой, я заметила странствующую нищенку в почти таком же мешковатом платье.

- Я и помыться с дороги не успела. Не хочу портить вам обеденную картину и вообще... Мы об этом не договаривались!

- Ты останешься и точка, - Грета решительно топает ногой. - Ты своего полукровку не только помазала, но и напоила. Хотя про это мы с тобой тоже не договаривались.

- Но зачем я тебе? Думаешь, сир Крёз придет в восторг при виде бедных родственников вероятной невесты?

- Зачем, зачем... Вот заладила! Затем, что я так хочу! И еще затем, что жизнь того полукровки висит на волоске, зажатом в моих пальчиках, понимаешь? – усмехается она, рассеянно перебегая взглядом со своего отражения в зеркале на мое, и обратно. Как будто сравнивает нас, таких разных.

Внезапно до меня доходит суть ее плана. Гретта хочет на фоне унылой замарашки меня усилить выгодное впечатление от своей внешности. Это же известная уловка моих красивых одноклассниц. Рядом с некрасивыми подругами те выглядели еще выигрышнее.

Что же... Если мне не отвертеться от функции чучела, то пусть хотя бы не бесплатно!

- Я соглашусь присутствовать на обеде в качестве бедной родственницы, если пообещаешь уговорить отца разрешить мне вылечить Хродгейра.

- Если сир Крёз захочет прийти к нам еще раз или пригласит с ответным визитом, так тому и быть! – соглашается она, поправляя едва заметные выбившиеся из прически пряди. – Тогда твой полукровка не отправится к свиньям, и ты сможешь играть с ним в докторшу и пациента, сколько тебе приспичит.

Сердито сверлю глазами ее затылок, но Гретта так пристально сфокусирована на себе, что чужих эмоций не видит и не слышит. Все, как обычно.

В назначенное время наша троица, окруженная слугами, идет встречать дорогого гостя.

К парадному входу подъезжает карета, запряженная двумя гнедыми. На правом боку экипажа светится печать эльфийского заклятия, гарантирующая пассажирам магическую неприкосновенность.

Говорят, эльфы согласились продавать эту печать людям лишь после недавнего нападения на короля Ойглинда. Она выделяется самым знатным, богатым гражданам королевства и свидетельствет о высоком статусе нашего гостя.

Элегантный возница соскакивает на землю и ловко открывает дверцу кареты, откуда выпрыгивает высокий молодой человек.

Он вычурно одет и будто нарочно поправляет темную шевелюру так, чтобы продемонстрировать шикарные алмазные запонки на манжете. Один такой алмаз может оплатить строительство школы в деревне троллей.

Материал, из которого сделана его трость, поразительно напоминает кость дракона. Говорят, даже подделка под драконью кость стоит бешеных денег, а уж оригинал и вовсе доступен лишь первым лицам королевства.

Неудивительно, что прибывший франт обезопасил себя мощной эльфийской печатью. Без магической защиты его бы сто раз уже ограбили!

Единственная деталь, не соответствующая поверхностному лоску, - его серьезные, вдумчивые глаза. Мужчина тщательно изучает принимающую сторону и неожиданно останавливает свой взор на мне, вроде бы надежно спрятанной за сводными родственниками.

Мне кажется, я смотрю на себя чужим взглядом и вижу спутанную гриву каштановых волос, припухшие от бессонной ночи веки, темные круги под глазами, бледную кожу и платье чернорабочей служанки. Так себе картинка!

Под его пристальным взглядом меня заполняет ощущение собственной никчемности. Поэтому, когда он наконец отворачивается к Грете, я испытываю облегчение. Ужасно хочется поскорее раствориться за ближайшей дверью, но для меня это непозволительная роскошь.

Отчим напротив липнет к гостю, как волос к мокрой коже. Пытается при этом сохранить важный, независимый вид, но у него не получается. Он то и дело заглядывает гостю в глаза и слишком щедро сыплет любезностями.

Сфокусировавшись на потенциальном зяте, он, к счастью, забывает про меня. Больше не поглядывает в мою сторону, сердито набычившись. Вспоминает про меня только единожды, когда в силу вежливости приходится представить гостю жалко одетую незнакомку:

- Дочь моей жены сиры Альмиры. Уже двадцать лет ей. Пора бы взрослеть, созревать так сказать в полноценного взрослого человека, а она все ребенок ребенком! Да, да! Погляди, в какое неуместное платье Ханна вырядилась на торжественный обед! Строит из себя простолюдинку. Нет, ну что за блажь, а?

Глава 7

После свадьбы с матерью, отчим самолично заявился в мою комнату, открыл шкаф, извлек оттуда все красивые платья и сжег. Сообщил, что его падчерице негоже носить столь шикарные наряды, ведь скромность – лучшее украшение любой девушки.

Он оставил только старые платья, в которых я любила бегать по саду. Мне казалось, он скоро купит что-нибудь взамен выброшенного, то, в чем не стыдно выйти в свет. Однако время шло, а одежды в моем шкафу так и не прибавлялось.

Я пожаловалась маме, и она пообещала поговорить с мужем. Но ничего не изменилось даже после этого разговора.

Своей дочке сир Фрёд постоянно пополнял и без того богатый гардероб. Приглашал именитых портних, покупал украшения у искуснейших гномов-ювелиров. Мне же, чтобы выпросить два приличных платья для школы, пришлось пройти через долгие, унизительные оправдания и услышать множество упреков в транжирстве.

Впрочем, гораздо больше меня сейчас волнуют другие вопросы. Мне хотелось хотя бы за обедом увидеть мать, но она не пришла, - в виду неважного самочувствия - и ее отсутствие добавляет свою лепту в мою тревожность.

В итоге, я взвинчена до предела и едва держу себя в руках. Для меня каждый неторопливый жест, каждая вежливая формальность, каждая досужая сплетня – это пустая трата времени, продлевающая чужие мучения. Кажется, время сгустилось настолько, что секунды можно резать ножом, а минуты долбить кувалдой. До дрожи обидно, что нельзя перепрыгнуть все эти церемонии!

Я не вслушиваюсь в чужие разговоры, но некоторые темы против воли цепляют внимание. Особенно, когда речь заходит о легендарной троице – трех реликивиях непобедимого воина.

Во время последней межрасовой войны эльфы потерпели поражение, поскольку меч, щит и пояс их главнокомандующего оказались безвозратно утеряны. По древним преданиям в эти три реликвии была вложена без остатка магия каждого эльфа, жившего в те времена. Остроухим пришлось подписать мировую и, как троллям признать себя подданными короля человека.

Однако недавно в столице поползли слухи, будто щит найден спустя столетия и находится у короля Ойглинда. Эти сплетни, как ураган потрепали каждую пару ушей в королевстве. Некоторые обсуждали, как заполучить себе бесценную реликвию, а некоторые – как ее удержать.

Мне хотелось все же надеяться, что щит - подделка. Ведь в противном случае за право им обладать может развязаться настоящая война, а это недопустимо в нашем хрупком межрасовом равновесии!

Оказалось, отчим придерживался совершенно другого мнения:

- Проклятые воины света вконец обнаглели. Да, да, обнаглели! Недавно пытались ограбить карету самого короля. Он со своей охраной едва отбился против немыслимого полчища разбойников. Нет, только представь себе, сир Крёз! Поедешь однажды проведать друга, и вдруг в карету врываются размалеванные рожи... В таком случае я бы не отказался от магического щита.

- О магическом щите бессмысленно мечатать. Им эксклюзивно владеет король. Для нас, простых поданных, выход один. Вооружайся! Усиливай охрану.

- О, я подготовился. Если сунутся ко мне, столкнутся с неприятным сюрпризом. Очень неприятным, уж поверь! Я слышал, воинам света нужны магические артефакты. В придворных кулуарах ходили разговоры, что его величество ехал не с пустыми руками.

- Слухи не врут. Король Ойглинд планировал перевозку артефакта. Он выстроил себе замок покрупнее, рядом с озером Нимф и решил в нем окончательно обосноваться. Хотел и самое ценное забрать с собой, однако в последний момент передумал. Магический щит во время нападения остался в старом дворце. Где он сейчас – никто не знает.

- Зачем им щит? Вот правда, зачем он разбойникам? Он же не даст им ничего без меча и пояса...

- Это всего лишь легенды, сир Фрёд. О неотделимом единстве трех артефактов, о непобедимости их владельца и троичной защите непобедимого воина. На деле злоумышленники обходят стороной владения короля Ойглинда. За год не случилось ни одной кражи, ни одного нападения. Сдается мне, щит неплохо охраняет хозяина даже без остальных двух составляющих. Что касается последних... Порой мне думается, что меч и пояс уже у воинов света. Конечно, они не могут ими воспользоваться в полной мере, не владея магией, но все же...

- Нет, нет, пояса у них нет! То есть... Либо пояса, либо меча у них нет. Так мне кажется. Впрочем, я в этом уверен.

- У кого же он?

- Не знаю. Никто не знает. Подумал просто, что найти два артефакта сразу тем громилам не по зубам. Слишком тупы. Да, слишком они для этого тупы.

С трудом удерживаюсь от комментариев... Почему-то считается признаком дурного тона поправлять старших, а мне любой ценой надо сыграть свою роль на обеде идеально.

Наконец, обсудив разбойников, здоровье присутствующих, политические тенденции и веяния моды, мы садимся за стол.

Ингвер превзошла саму себя, наготовив огромное количество блюд. Пахнет все аппетитно, и в обычные времена я бы набросилась на закуски, как беременная волчица. Но сейчас едва прикасаюсь к еде.

Поскорей бы закончились смотрины! Будь моя воля, сир Крёз прямо сейчас безоглядно влюбился бы в Гретту, чтобы мне немедленно позволили приступить к лечению Хродгейра!

- Почему очаровательная Ханна ничего не ест? – неожиданно интересуется гость. Я сижу напротив него. Его, очевидно, раздражает моя полупустая тарелка и отсутствующий вид. А еще, наверно, задевает тот факт, что я не смотрю на него с тем восхищением и обожанием, с которым взирают на него отчим и Гретта.

- Все блюда превосходны, но в особенности я бы рекомендовал копченую медвежатину. Разреши за тобой поухаживать!

Он смотрит вопросительно, ожидая ответа. Замечаю, как взгляды Фрёдов в одинаковом смятении устремляются ко мне. Внимание гостя к моей персоне их не на шутку настораживает, да и мне тоже не по себе. С чего бы богатому щеголю выделять невзрачную простушку?

Мне вдруг приходит в голову, что он пытается сыграть роль благородного сира, покровителя слабых. Наверно, так он набивает себе цену перед хозяином замка и его дочерью.

Глава 8

- Полукровка... Но почему? – удивляется сир Крёз. Он, как ни странно, упорно отказывается меня записывать в сумасшедшие. Пытается найти толику нормального в моей аномалии.

- Почему нет? Он сильный, умный, с твердыми принципами, – бормочу, пожимая плечами. По инерции продолжаю думать: и правда, почему он? Почему я так отчаянно хочу помочь ему?

Мне понравилось, что он не сдал старика Скули, даже не попытавшись тем самым спасти свою шкуру. Он не кричал под пытками, и не ныл перед лицом смерти. Не прогнулся перед отчимом, хотя унижением мог бы выклянчить себе прощение.

А еще... Я чувствую в нем загадку. Он интересен мне, как хорошая книга, полная острых ощущений, опасностей и ярких эмоций. Редкий экземпляр. Штучный...

- Взгляните, какое мечтательное выражение появляется у Ханны, когда она думает о своем женихе, - язвительно улыбается Гретта. Я срочно стираю с лица налет всякой мечтательности и возвращаю шпильку:

- Уверена, ты будешь такой же, когда обручишься со своим избранником.

После этого гость отчего-то замолкает, и весь остаток обеда никому не удается его разговорить. Выразительной мимикой сир Крёз не страдает, поэтому считать что-либо по его внешности очень непросто.

В отчаянной попытке привлечь его внимание к Гретте я рассказываю о ее детских шалостях, услышанных когда-то от Ингвер, но все напрасно. Ничего из сказанного не помогает увлечь его в беседу.

Если так пойдут дела и дальше, то потенциальный жених ускользнет у Гретты из пальцев. Тогда у Хродгейра не останется шансов выжить.

Мне кажется, от жары и переживаний я нахожусь на грани обморока. Перед глазами то и дело проплывает туман, застилающий окружающие лица, а голова внезапно становится невесомой, как пух. Каким-то чудом, прихожу в себя под тяжелыми, пытливыми взглядами гостя.

Они, как якорь, заземляют меня в реальность и возвращают к главной цели обеда.

Когда мы выходим прощаться на крыльцо, лица у принимающей стороны напоминают осужденных перед казнью. Неужели мы зря старались? Неужели его так и не заинтересовала Гретта?

Лишь в самом конце, уже находясь одной ногой в карете, сир Крёз вместо прощания произносит:

- На следующей неделе мне придется отлучиться из города. Буду рад, если ваше семейство почтит меня своим визитом через две недели. Ханна, я приглашаю твоего жениха тоже. Непременно жду вас обоих!

- Благодарю за приглашение... – я растерянно оглядываюсь на отчима.

И что ответить на такое? Правда вряд ли будет уместна... Если Хродгейр переживет сегодняшний день и если он согласится изображать моего жениха, то мы, конечно же, прибудем вместе на званый обед.

- Это большая, просто огромная честь для всех нас, но видишь ли... Жених Ханны очень, очень занят, - находится сир Фрёд. – Вряд ли он сумеет...

- Едва ли он откажет в визите первому советнику Его Королевского Высочества, - хмурится сир Крёз. – Отвергнув приглашение первого советника, он нанесет личное оскорбление королю. Такое король не забывает.

- В таком случае он несомненно придет, - поспешно заявляет сир Фрёд, хватаясь за платок и вытирая блестящий испариной лоб.

Когда гость залезает в карету и возница подстегивает лошадей, я лихорадочно пытаюсь подытожить текущее положение дел.

Сестра обещала, если сир Крёз захочет прийти к нам еще раз или пригласит с ответным визитом, полукровка не отправится к свиньям. Нас только что пригласили. Значит, он в безопасности?

Как только экипаж скрывается из виду, отчим разворачивается ко мне. Лицо его искажается в страшную, гневную маску, и он орет, потрясая кулаками у меня перед носом:

- Ты еще здесь?! Иди лечи его, своего никчемного женишка! Если он умрет, клянусь самим Мехксином, я тебя сотру в порошок! В пыль! Запру в подвал на ближайший год! Да ты понимаешь, что ты со мной только что сделала? Зарезала без ножа, опозорила на весь двор! Мой будущий зять - слуга, полукровка... О боги... Полукровка!

Отголоски его последних воплей едва доносятся до ушей. После первых же его криков опрометью бросаюсь во двор. Всего минута – и я уже рядом с Хродгейром.

Тереблю его, зову по имени, но он никак не реагирует на мои слова. Мышцы обмякли. Он горячий и весь мокрый от пота. В таком пекле, как сейчас удивительно, что он все еще жив!

Ножом для сбора растений, который всегда таскаю с собой в кармане, разрезаю толстые путы на запястьях, и не успеваю его удержать, как раненый мешком валится на землю.

В нашем замке все болеют там же, где и спят. В мужской половине слуги ночуют на соломенных матрасах. Там по слухам водятся крысы. На здоровых мужчин они не нападут, а вот тяжело раненого могут сожрать в один присест.

Значит, полукровку следует отнести на кухню. Днем там прохладно, ночью печка обогревает помещение, а главное, Ингвер давно извела там всю живность.

Только как его перенести? Верчу головой по сторонам, вижу двух проходящих мимо слуг. Оба не старые и довольно крепкие на вид, поэтому обращаюсь к ним за помощью. Не помогут ли уважаемые сиры перенести их раненого коллегу в более подходящее место?

Они чешут лбы, переминаются на месте и тот, что повыше, вдруг гундосит:

- То хозяин велел али юная госпожа самовольничать изволит?

Уверяю их, что такова воля хозяина, и вскоре Хродгейр уже лежит на кухонном сене, в прохладе.

Первым делом раненого необходимо напоить. На спину его не повернуть из-за глубоких повреждений, поэтому перекатываю его на бок, тяжелую голову укладываю к себе на колени и кое-как, по ложечке вливаю в рот воды. Большая часть проливается мимо, но кое-что заходит внутрь. Он сглатывает снова и снова.

Худо-бедно напоив больного, набираю в колодце ведро воды и приволакиваю на кухню под удивленные взгляды служанок. Горсть лечебных трав бросаю в ведро и кипячу воду на огне.

Одно из своих старых платьев пускаю на тряпки. Если продолжу в том же духе, у меня скоро не уцелеет никакой одежды, даже нищенской. Придется снова идти на поклон к отчиму, но думать об этом нет никакого желания.

Глава 9

- Ханна, Ханна... – слышу я знакомый голос, но кому он принадлежит сквозь сон никак не разберу. Кто-то теребит меня за плечо. – Меня распирает от счастья! Мы приглашены в замок сира Крёза! Ты даже не представляешь, какой это успех! Там бывают только приближенные к королевской семье! Мы должны, просто обязаны это отпраздновать! Мой кошель туго набить серебром. Вставай, соня, вставай, ну же!

Еле-еле разлепляю веки. Всматриваюсь сквозь полумрак. Надо мной склонилась Гретта. Ее фигуру окутывает бархатный дорожный плащ, как будто она прямо сейчас собирается улизнуть из замка.

На улице темно, в окошках отражаются отблески огня, щелкающего в печке дрова.

Ингвер беспробудно спит на своем лежаке.

Стоп. Если троллиха легла, - а ложится она очень поздно! - то сейчас должно быть хорошо заполночь. Значит, я сплю уже несколько часов.

А это, в свою очередь, значит, что... лекарь из меня никудышный!

Отпихиваю сестру в сторону, и подползаю к Хродгейру. Беру тяжелое запястье и сквозь обиженное сопение сестры прислушиваюсь к ударам сердца. Пульс у него совершенно нормальный. Ровный, сильный, как у здорового, спящего человека. И жара больше нет.

А раны... Что с ранами - в таком освещении не разглядеть. Будем надеяться, процесс их заживления идет полным ходом.

Надо бы его напоить, но дать ему отоспаться еще важнее, поэтому не рискую его тревожить. Пусть отдохнет, как следует.

Закончив с Хродгейром, беру Гретту под локоток и вывожу на улицу, чтобы не мешать спящим. Сегодня полнолуние, туч нет, поэтому во дворе мы выделяемся так же отчетливо, как прыщи на носу.

Стоит кому-нибудь из прислуги выйти по нужде - и нас, подозрительных полуночниц, ославят на весь замок. Слухи дойдут до сира Фрёда. Тогда он объявит, что я дурно влияю на его дочь.

Эта перспектива меня порядком напрягает. Тем более, на заступничество мамы рассчитывать не приходится.

Мысль о маме еще больше бередит душу. Что с ней? Где она? Почему до сих пор не пришла повидаться с дочерью?

Если нездорова, то могла бы прислать служанку, позвать к себе. Что-то здесь не чисто. Обещаю себе додумать эту мысль потом, а пока возвращаюсь в реальность к своей взбалмошной сводной родственнице.

Ругаюсь тихонько, полушепотом:

- Ты с ума сошла? Шляться по ночам непонятно где?! Это опасно!

- Ну же, не будь занудой! - она хватает меня за руку и просительно заглядывает в глаза, - После сегодняшнего сватовства я без пяти минут замужем. Даже, если сир Крёз на мне не женится, тот факт, что мы вхожи в его дом, повысит мой статус невесты до небес. Совсем скоро мне придется сидеть в четырех стенах и изображать важную, замужнюю сиру, понимаешь? Я хочу насладиться свободой, пока могу! Хочу сходить в деревенский трактир, как свободная девушка. Хочу ловить восхищенные взгляды красивых мужчин, необузданных троллей. Может, странствующий эльф обратит на меня внимание! Я хочу ощутить власть над сильными мира сего...

- А я хочу спать! – перебиваю её нетерпеливо. - И еще хочу, чтобы твой отец не убил меня за то, что потакаю твоим безумным желаниям! Неужели ты не понимаешь, что статус невесты скатится на самое дно, если кто-то прознает про твои ночные похождения!

- Никто не прознает. Мы нацепим карнавальные маски и представимся чужими именами. Даже говорить будем другими голосами. Смотри, - она откашливается, и тоненько продолжает, - Я все продумала. Ты будешь Клеей, моей служанкой. А я буду сирой Фавритой, незаконной дочерью короля. Ненадолго. К утру вернемся!

- В лесу опасно по ночам. Ты всю жизнь здесь живешь. Должна лучше меня это знать!

- Только пешим опасно, но мы не пешком пойдем! Тут до трактира всего-то минут за двадцать можно доскакать... Я как раз пару надежных лошадок привязала у ворот...

- Да простит мне ваше незаконнорожденное величество, но нет. Дерзну вам отказать!

- Ну Ханночка, ну миленькая... Ну пожалуйста! Хочешь, я тебе свои любимые жемчужные бусики подарю и платьице розовенькое, шелковое... Ну сходи со мной в трактирчик всего разо...

- Нет!

Разворачиваюсь и шагаю в сторону кухни, как вдруг Гретта жестко чеканит мне вдогонку:

- А я все равно пойду. Даже одна. И если со мной что-то случится... В моих вещах Рыська найдет записку. Там черным по белому написано, что это ты меня подговорила сходить в трактир!

Ох, подлая! Пряником соблазнить не удалось – так взялась за плеть?

Разворачиваюсь к ней и сминаю в пальцах подол платья. Руки чешутся - так охота сестру схватить за ухо и притащить к родимому батюшке. Пусть посадит ее под домашний арест на недельку – пресечение свободы этой занозе пойдет только на пользу!

А еще лучше пусть отправит ее чистить конюшню в назидание...

Но Гретта словно читает мои мысли. Отпрыгивает от меня подальше и шипит:

- Если ты все расскажешь отцу, я поклянусь перед Храмом Великого, что ты среди ночи заманила меня на кухню, а твой полукровка попытался взять меня силой! Еле вырвалась! Как ты думаешь, что после этого сделают с ним сделают?

- Что ты несешь, сестра! Он на грани жизни и смерти, едва дышит! Неужели ты и впрямь думаешь, что твой отец тебе поверит?

- Не поверит, конечно! Но ведь ему уже давно хочется наказать дерзкого слугу, так что он не удержится от соблазна!

После такого коварства теряю дар речи. С трудом держу себя в руках.

Гнев переполняет грудь и проливается за ее пределы. Растекается в крови по всему телу. Теперь каждая частичка меня заряжена мощнейшей энергией. Яростью.

Внезапно чувствую знакомое покалывание в ладонях. Там совершенно неожиданно, против моей воли собирается магия. Очень надеюсь, что ее голубоватое свечение в полумраке не заметно.

Прежде, чем сработало сознание, подсознание уже считало мой эмоциональный импульс и отозвалось магическим всплеском. Сейчас мне до одури хочется парализовать сестру особым заклинанием. Три часа она не сможет шевелиться. А через три часа начнут просыпаться слуги и наведаться в трактир она по-любому не успеет...

Глава 10

В трактире шумно и столько народу, что не продохнуть. Как будто вместо нечисти полнолуние выгнало из дома самых беспутных мужчин округи.

Помятые лица, грубый хохот, шелест игральных карт и звон бьющихся бутылок сводят меня с ума. Кажется, закрыв за собой дверь трактира, мы вошли в совершенно иной мир. Дикий, грязный и необузданный.

Десятки мутных мужских глаз устремляются на нас с Греттой и принимаются ощупывать похотливыми взглядами. Черная, кожаная маска облегает мои щеки и часть лба, как вторая кожа. Надеюсь, она хотя бы частично скрывает раскрасневшиеся от волнения щеки и панику в глазах. Дорожные плащи выдают наше сложение, и увиденное многих приводит в восторг.

Раздаются радостные, пьяные возгласы:

- Какая хрупкая куколка... Иди ко мне! Я буду с тобой нежен!

- Пышка – чур мне! Люблю, когда есть, за что ухватить!

- Какого беса? Жирно не будет? Я тоже ее хочу!

- Так я поделюсь, мне не жалко!

- А мне оставьте очаровательную эльфийку!

«Очаровательная эльфийка», «хрупкая куколка» - это про меня что ли?! Мамочки, как страшно! Они говорят про нас так, будто медвежью тушу делят. Причём, делёж этот явно не задался.

Слышатся тролльи проклятия на чистейшем оркском, человеческие ругательства... Мой оркский достаточно хорош, чтобы понимать, о чем речь. Таких заковыристых угроз про «вбитые внутрь носы» и «выдранные через глотку уши» даже на столичном рынке не слышала. Не ровен час из-за нас начнется драка!

О чем я думала, когда соглашалась на эту авантюру? Наверно, полуспящий мозг не в состоянии был нормально функционировать. Сейчас-то он проснулся. Но поздно. Ловушка захлопнулась.

Судорожно всхлипываю и ускоряю шаг. Стараюсь смотреть под ноги, не встречаться ни с кем взглядом и не отставать от сестры.

Гретта подходит к стойке хозяина, лысого, крепкого старика. Выкладывает серебряную монету пухлыми, почти детскими пальчиками и требует новым тонким голосом налить себе чего покрепче. Ее ухоженный вид, изысканный наряд и вежливая речь здесь, посреди неотесанных мужланов смотрятся какой-то нелепой шуткой!

- Налей им за мой счет! – выкрикивает какой-то завсегдатай. – Угощаю, красотки!

- Благодарю, не стоит. Я в состоянии заплатить за себя и свою служанку, - сдержанно отказывается Гретта.

- Она тебе такая же служанка, как мне! – звучит все тот же хриплый рокот. – Хорош заливать! У служанок не бывает таких гладких ручек и такой нежной кожи! Ставлю своего коня, чистокровного рысака из Гридля, что две сиры приехали сюда поразвлечься, и лучшего места вам для этого не найти! Эйрик завсегда готов услужить красивым сирам!

Вскоре хозяин голоса, грубо распихав остальных, предстает перед нами во всей красе. Одет он в богатый синий камзол, но на этом все плюсы в его внешности заканчиваются.

Щеки и лоб изуродованы багровыми шрамами, один глаз закрыт плотной, черной повязкой, второй азартно блестит на Гретту. Ярко-рыжие волосы взлохмачены – видно, этому сиру гребень абсолютно не ведом. На поясе торчит рукоять меча.

Из всех пор его тела сочится запах опасности и непредсказуемости, который очевидно ощущают и остальные посетители трактира. Они медленно, неохотно отступают на свои места и возвращаются к прежним нехитрым развлечениям.

Инстинктивно пячусь назад, от него подальше, и утыкаюсь спиной прямо в Гретту.

Она хватает меня за локоть, и я ощущаю, как от страха трясутся ее поджилки. Повернувшись к своей спутнице, с изумлением замечаю в ее глазах ужас вперемешку с восторгом и возбуждением, - она сошла с ума, не иначе!

Поскорей шепчу ей на ухо кодовые слова:

- Мы идем домой.

- Нет. Не раньше, чем подчиню себе этого льва, - возражает безумная.

- Ты не подчинишь себе льва, засунув голову к нему в пасть. Ты же обещала меня слушаться. Сейчас же. Идем. Домой.

- Тебя зовут Эйрик? – улыбается сестра одноглазому, непринужденно отодвигая меня в сторонку. – «Эйрик» - значит могущественный и сильный. Уверена, тебя назвали так не случайно. Расскажи мне свою историю, Эйрик.

Она подходит поближе к хозяину мужественного имени и принимается неумело флиртовать. Глупо хихикает, накручивает на пальчик локоны из слегка пострадавшей прически. Эйрик в ответ довольно гогочет, рассказывает какие-то нелепые байки, по-хозяйски обнимает ее за плечи, за талию. Потом откровенно лапает за все выступающие изгибы - благо их немало, - а вскоре и вовсе хватает ее, как куль с мукой и забрасывает себе на плечо.

От неожиданности и ужаса я замираю. Мне же это снится, так ведь? В моем мире незнакомцы не смеют на глазах других людей похищать богатую, знатную девушку!

Гретта первая из нас приходит в себя. Оказавшись в плену, уже через секунду визжит, колотит ручками, дрыгает ногами в открывшихся на радость публике панталонах, но без толку. Из хватки здоровяка ей не вырваться, а окружающие лишь подбадривают похитителя пошлыми тостами и веселым ржанием.

Наконец, и я очухиваюсь от шока. Кричу изо всех сил, протискиваюсь к сестре, что очень непросто делать, когда тебя окружает сплошная стена из мужских тел и столов. Временами из этой стены возникает чья-то грубая рука и пытается то меня удержать, то усадить к себе на колени.

Мне приходится очень кстати освоенное на столичном рынке искусство точечного пихания локтями. Через несколько минут я выскакиваю на улицу помятая и взъерошенная. Оглядываюсь по сторонам.

Яркий свет луны – этой ночью мой главный помощник. С его помощью получается разглядеть неподвижно лежащего Эйрика, прямо у порога трактира. Его рыжие волосы отливают бронзой в траве.

Наверно, Гретта его чем-то огрела по голове и сбежала. Но тогда где же искать ее саму?

Несмотря на немалое расстояние между нами, вскоре замечаю и Гретту. Она стоит неподалеку от лошадей на привязи, утирает глаза, а утешает ее другой мужчина, гораздо уже в плечах и тоньше Эйрика.

Откуда она их только берет, бедовая душа?

Лица ее собеседника не вижу. Тем более, на голову его нахлобучена огромная шляпа. Он протягивает сестре фляжку и та отпивает глоток.

Глава 11

Самое приятное в возвращении домой - то, что надменная Гретта беспрекословно исполняет любую команду. Послушно дает задний ход, взбирается на своего коня, и мы рысью направляемся в замок.

В дороге я пытаюсь распросить ее о произошедшем, но эффект зелья, видимо, не рассчитан на реализацию столь сложных задач. Девушка не в состоянии ничего объяснить. Она лишь повторяет за мной мои же вопросы, как глупое эхо.

Когда мы приближаемся ко въезду в замок, то переходим на шаг, чтобы производить меньше грохота. Гретта по моей подсказке извлекает ключ из потайного кармашка своего платья, открывает ворота и тут же за нами их снова замыкает. Мы бесшумно движемся к конюшне.

Оттуда доносится такой мощный раскатистый храп, что я от души сочувствую лошадкам, вынужденным слушать такое каждую ночь. Одно хорошо: конюх дрыхнет без задних ног и даже не замечает нашего присутствия.

На выходе из конюшни беру сестру за мягкую, холодную ладошку, затем веду по долгим замковым коридорам.

Стоит ей достать ключик и отворить дверь в родные покои, как с нижнего этажа начинают доноситься шорохи только что проснувшихся горничных. Слава Великому! Мы едва успели до пробуждения слуг!

В комнате у Гретты царит полный мрак. Мы то и дело спотыкаемся о разбросанные вещи. У, неряха! Только бы лбы себе не расшибить в качестве эпиграфа этой безумной ночке!

Зажигаю пару свечей, и передвигаться становится проще. Помогаю сестре скинуть с себя шелковое платье, хорошенько помятое, местами порванное – когда только успела? - и прошу принести записку, которой она меня шантажировала.

Та равнодушно всучает закрытый конверт, адресованный отчиму. После этого отправляю сестру прямиком в кровать. На уроке нам говорили, что подобные зелья обычно действуют в течении нескольких часов, поэтому напоследок ей приказываю:

- Когда тебя придут будить, попроси, чтобы тебя оставили в покое. Ссылайся на то, что болит голова! Оставайся в кровати до тех пор, пока... тебе не захочется спорить.

Пробираюсь на кухню, к счастью, никем в дороге не замеченная. Бросаю в горящий очаг конверт с бессовестной клеветой, и без сил валюсь на сено рядом с полукровкой.

Я измотана до предела, но вдруг понимаю: что-то не так. Здесь в кухне я увидела нечто, чего быть не могло. Что именно не совпадает с привычной реальностью никак не пойму.

Мощной воронкой меня утягивает в сон, хочется махнуть рукой на все аномалии мира вместе взятые и отключиться.

Но какая-то часть меня, самая ответственная и дотошная, все-таки удерживает меня в реальности.

Тру глаза и безудержно зеваю. Сосредоточиться тяжело, я и не пробую. Осматриваюсь и снова пытаюсь поймать это ощущение неправильности.

Ингвер еще спит, но уже потягивается и смешно клацает клыками, готовясь к пробуждению.

Перед сном она, как обычно навела порядок. Дощатые столы чисто вытерты. На пол накидана свежая солома. Кастрюли и сковородки, отмытые до блеска, висят на гвоздях.

Первые лучи света пробрались сквозь оконце на кухню и деликатно скользят по больному.

Его лицо по-прежнему покрыто слоем грязи и напоминает сейчас прекрасное глиняное изваяние.

Ему не досталось от предков троллей ни выпирающей нижней челюсти, ни приплюснутых ноздрей, ни торчащих наружу клыков. Природа наделила его четко очерченным подбородком, прямым носом и выразительной, даже чувственной, я бы сказала, линией рта. Ровный лоб - еще одно отличие от троллей, с их ярко выраженными надбровными дугами. С точки зрения людей, этот полукровка – красавец, каких поискать.

Ну и что с того... В каждой расе и даже в их смешении рождаются красавцы. Что тут необычного? Почему мне не заснуть, несмотря на жуткую усталость?

Вдруг с глаз словно спадает пелена, и я отчетливо вижу то, чего раньше не замечала.

Хродгейр лежит на спине, хотя лежать на таких страшных ранах ни в коем случае нельзя. Ему сейчас, должно быть, ужасно, до безумия больно! К тому же, если давить на такие глубокие, свежие порезы, те снова начнут кровоточить. А я почти весь запас лекарских заготовок у Ингвер истратила... Вот же гадство!

Озадаченно потираю подбородок.

Как он оказался на спине?

Собираюсь перекатить его на бок, чтобы проверить состояние ран. Аккуратно поддеваю за плечо и пытаюсь перевернуть... Раз за разом ничего не получается. Он будто прирос к полу, и стал во сто крат тяжелее вчерашнего. Или это я совсем ослабела от бессонных ночей?

- Что за бесовщина тут творится? – бормочу растерянно.

Снова пытаюсь его подцепить за бок, подтолкнуть чуть-чуть в сторонку, но тут происходит непоправимое. Моя рука вдруг теряет опору, и я падаю на полукровку по какой-то невероятной траектории.

Внезапное падение прерывается - ровно тогда, когда мои губы приземляются на его, и я напрочь забываю дышать.

В ту же секунду понимаю: я в его руках, горячих и сильных. Они легко удерживают меня на одном месте, совершенно не торопятся меня отстранять. И глаза его открыты, и смотрят прямо в мои с небывалой янтарной нежностью.

Он в сознании и... полностью контролирует происходящее!

Мне кажется, я сошла с ума. Или заснула, и мне снится странный сон, в котором Хродгейр не полукровка больше, не слуга. Он мужчина, перед которым я испытываю смущение и трепет.

Ну уж нет!

Смущение? Трепет?!

Очнись, Ханна! Что за вздор!

Он всего лишь твой пациент! Очень необычный, конечно... ну и что с того?

Это не причина трепетать перед ним робкой бабочкой!

Побарахтавшись немного в его руках, отделяюсь от него и отползаю подальше. Зажимаю ладонью горящие губы. На них огонь драконий, текучая лава... Как будто раскаленным железом рот припечатали. Закрываю глаза и пытаюсь успокоиться.

Стараюсь убедить себя, что произошла дурацкая случайность. Бывает же, люди теряют равновесие так нелепо, что нарочно не придумаешь.

Говорят, булочник по пьяни поскользнулся и упал в отхожую яму. Еле выловили. А сын мельника недавно зацепился за мельничное крыло. Чуть не обделался бедняга, пока болтался в воздухе на высоте птичьего полета... Наверняка, и меня от усталости и недосыпа занесло не туда.

Глава 12

Тем утром я успел насчитать двадцать отдаленных ударов по металлу, прежде, чем полуглухая Ингвер выглянула из кухни, протянула ключи и попросила:

- Проверь-ка, парень, нет ли кого у ворот!

Конечно, у ворот кто-то был. Некто мелкий и слабый, судя по силе ударов, и, судя по их количеству, на редкость настойчивый. То ли беспризорный ребенок, то ли нищенка, ослабевшая от голода.

Помимо ключей я прихватил с собой пару сочных корнеплодов, найденных вчера в лесу, и направился к подъездной дороге. Хозяин замка нищих не жаловал, поэтому вряд ли сегодняшним визитерам перепадет здесь что-нибудь посущественнее.

Уже издали я почуял ядреную смесь лошадиного пота и пропойцы Скули. А потом сквозь остальные запахи ощутил аромат ее, фэйри. Всего на несколько секунд раньше, чем увидел.

Не помню, в какой момент по позвоночнику пробежала дрожь. Предвкушение чего-то особенного. Подобно глотку воды после недельной жажды в клетке страданий. Или яркой радуге, раскрасившей серый дождливый день. Или первой победе на арене смерти. Или первой влюбленности. Хотя вру! Все влюбленности, что были раньше, не сравнятся с этим пронзительным, чарующим чувством!

Как только взгляд упал на нее, изящную, хрупкую фею, с огромными зелеными глазищами, губами, нежными и чувственными, словно мечтой нарисованными, то мозги сразу напрочь отшибло. Мир исчез, сузился необратимо до тонких, девичьих размеров.

В ее глазах будто листва крестоцвета только-только прорезалась в почве. От кроткого взгляда повеяло весной, новой жизнью, волшебством, и в груди защемило от острой тоски по дому. Ее близость, точно сквозь портал зашвырнула меня на родину. Эта девочка пахнет моим Даэнорисом, магией пахнет так сильно, что крышу сносит от дурной ностальгии!

Как такое возможно? Откуда у заурядного вора дочь, оглушающая чистой, совершенной красотой?

В тот момент я едва сдержался, чтобы не наброситься с расспросами на уставшую девочку. Пришлось себя заткнуть и буквально заставить ноги двигаться в другую сторону. Если не отвратить ее от себя грубым напором, шанс на взаимную откровенность у нас еще появится.

Мы расстались на время, но душа алкала ответов. Я отвез пьяницу Смули в конюшню, окатил его колодезной водой из ведра, чтоб очнулся. Расспросил старика, чихающего и плюющегося, что за дева с ним прибыла.

То, что это падчерица Фрёда, вернувшаяся на каникулы из школы знахарей, многое прояснило, хотя и вопросов породило немерено.

Почему до сих пор никто не знает о появлении новой фэйри?

Их рождение ожидают, как восход солнца на угольно-черном небе. Благодаря таким, как она, эльфы открывают для себя новые грани утерянной магии. Большую часть высокородные, как правило, зажимают себе, но и людям перепадают крохи.

Никто, кроме фэйри не способен извлекать из прошлого древние заклятия и разгадывать древние рукописи! Стоит им освоить магическую базу, как остальные знания начинает липнуть на них отовсюду без остановки!

Почему же эта магия, вместо того, чтобы бить ключом... нет, даже мощным водопадом, в ней сейчас полусонная, еле теплится? Почему ее, эту девушку не боготворят ни люди, ни эльфы?

Почему вместо армии, свиты, по праву положенных, ей дают никчемного слугу в сопровождающие?

Почему Ханну не нашли и не обучили эльфы, как всех ее редких предшественниц?

Или хитрые высокородные обнаружили деву, но припрятали до поры до времени? Закопали под землю бесценное сокровище, чтобы извлечь на свет в подходящий момент?

Не случайно от той телеги фонило тайным охранным заклятием, настроенным на отпуг врагов. Его невозможно заметить не-эльфу, если только не привыкнуть, как я, к магии с самого детства.

Ошеломленный неожиданной встречей с фэйри, я потерял бдительность. Не заметил, как Фрёд, грубое животное, налетел на меня с толпой слуг, вопя, что я похитил его драгоценную падчерицу. Люди, мол, видели, как я встретил ее у ворот и после встречи со мной она, его Ханна, исчезла.

"Его Ханна"?! Как посмел он, червь презренный, отзываться о фэйри так беспардонно?

- Она не твоя, - вспылил я на наглую ложь. – и никогда твоей не будет! Много чести.

Почему его так взбесили мои слова, я тогда не осознал. И не мог даже предвидеть, что за вслух высказанную правду придется вскоре балансировать между жизнью и смертью.

Все завертелось и, как в вихре вышло из-под контроля. Меня, связанного, прикрутили к позорному столбу, объявили никчемным, дерзким слугой и вынудили проходить через наказание.

После первого же удара, взорвавшего тело острой болью, стало понятно: наши детские перебранки с хозяином замка остались в прошлом. Сейчас все всерьез, и это поставило меня перед выбором.

Стоило, возможно, поддаться инстинкту самосохранения: оборвать путы, разбросать людишек и скрыться. Обгонять любых скакунов я научился с семи лет, так что технически побег не стал бы проблемой.

Но тогда моя задача осталась бы невыполненной. Втереться в доверие к этому лжецу, тонко чувствующему малейшую фальшь, вряд ли смог позднее кто-то из наших, что обернулось бы катастрофой, обозначенной моим именем. Несмываемый, недопустимый позор для воина света – провалить задачу, не дав другим возможности все переиграть!

По сути, ничего иного мне не оставалось, кроме как принять удар на себя, изображая обычного слугу. С единственной оговоркой. Стонать и молить о пощаде на радость скотине Фрёду я не собирался!

Ожидал, все обойдется банальной жесткой поркой. Разбежался!

Как мог я предугадать, что Барди Фрёд своей кровожадностью переплюнет бешеного пса, порешив избавиться от меня навсегда? Так, на всякий случай.

Видно, он своим звериным чутьем ощутил исходящую от меня опасность.

Если бы не фэйри, не ее доброта и магия, мой труп уже гнил бы в какой-нибудь безымянной яме.

Тяжело быть обязанным девчонке. И вдвойне тяжелее быть в долгу перед той, что сводит с ума, прикоснувшись одним лишь взглядом, от реального контакта с которой искры брызжут, насквозь прошибают все тело.

Глава 13

Работа Ингвер меня всегда убаюкивала. Хорошенько выспавшись под уютное копошение кухарки, просыпаюсь новым человеком. Впервые за последние несколько дней меня никто не выдергивал из сна в бесконечные разбирательства и проблемы.

В первые минуты после пробуждения наслаждаюсь уютным треском поленьев, ароматом чая и скворчащего мяса на сковородке.

Сладко потягиваюсь под колючим шерстяным пледом, которым Ингвер накрыла меня, мерзлячку. Хорошо-то как!

Я дома на каникулах, отдыхаю от сурового школьного режима. Никаких больше подъемов в пять утра, чтобы драить полы и готовить завтрак, никаких строгих наставниц с их фирменными пронзительными взглядами а-ля: «Вижу тебя насквозь!»

Море свободного времени и масса непрочитанных книг в библиотеке. Мама обещала на этих каникулах подарить особую книгу про сказочных фэйри, раздобытую для меня отцом.

Не то, чтобы я увлекалась сказками в свои зрелые, мудрые двадцать лет... И не совсем понятно, почему книгу сказок мне вручают сейчас, а не в детские годы. Но, с другой стороны, эти сказки выбраны моим отцом, которого я по-настоящему любила. Поэтому обязательно прочту их от и до, чтобы почтить его память... А сразу после этого возьмусь за по-настоящему интересное: базовый анатомический атлас знахарей и целителей.

Мама, конечно же, обнаружит меня с книжкой в саду и снова начнет подтрунивать. Мол, ни один мужчина не захочет себе жену, образованнее, чем он сам. А я парирую, что и сама не соглашусь на менее образованного. Не нужны мне дикари, невежественные и...

Внезапно в голове проносится череда последних событий, и я подскакиваю на печке, как ледяной водой облитая. Сна ни в одном глазу!

Меня тревожат мысли о спрятанной в собственной спальне маме, об отравленной сводной сестре, о потраченных мною лекарственных запасах Ингвер. Но больше всего меня волнует ситуация с Хродгейром.

Захочет ли он остаться здесь после вчерашнего?

А если и захочет... Как сообщить помягче о том, что ему предстоит сыграть роль моего жениха? Что-то мне подсказывает, он не готов изображать того, кем не является, в угоду вышестоящим.

К тому же, после того, как я упала на его губы, мои слова будут выглядеть слишком подозрительно. Как будто заманиваю его на должность жениха всеми способами. Даже обольщением не брезгую. Стыдоба!

От воспоминания о вчерашнем инциденте снова начинают гореть губы. Почему именно в тот момент с координацией возникли трудности? И почему мое падение произошло по такой странной траектории?

В очередной раз связываю эту нестыковку со вчерашней усталостью и перевозбужденным воображением.

Хорошо, что сегодня я отлично выспалась. Надеюсь, конфузов с равновесием больше не случится ни у меня, ни у окружающих.

И кстати об окружающих и конфузах...

В течении последних двух дней Ингвер не раз навещал старший кузнец с красноречивым именем Страшный Угги.

Замечая меня в кухне, он забавно смущался. Морщил массивный лоб, ерзал огромными нижними клыками по по верхней губе и на ходу придумывал повод, по которому якобы зашел.

В четвертый его визит я наконец сообразила, что своим пребыванием на кухне комкаю кухарке личную жизнь и решила больше не злоупотреблять ее гостеприимством.

Таким образом, передо мной встал ребром жилищный вопрос.

После завтрака вооружаюсь ведром воды, щеткой, тряпками и отправляюсь отмывать свою комнату. Всего лишь пару часов спустя моя чердачная комнатушка выглядит уютной и вполне пригодной для жилья.

Здесь есть стол, стул, кровать и шкаф. Еще пара подсвечников и запас свечей, чтобы не куковать в темноте. Большего мне и не надо.

Переношу сюда свои немногочисленные пожитки из кухни. Расставляю их в шкаф и, довольная, осматриваю крошечное помещение.

Здесь я точно никому не помешаю. В чердачном пространстве, по соседству с комнатой хранится всякая сушеная снедь: рыба, грибы, травы. Кроме Ингвер сюда обычно никто не заходит. Остальных пугает вероятность встретить летчих мышей.

Забавно... Они так и не догадались, что миф про летучих кровососов придумали мы с Ингвер, чтобы место оставалось уединенным.

После уборки я еще долго сижу на кровати, скрестив ноги. Настраиваюсь на следующий по плану шаг: посещение мамы.

Ее совместная с мужем спальня расположена на втором этаже, буквально в шаге от его личного кабинета. Я не знаю, чем сейчас занимается отчим и в каком настроении пребывает, но уверена в одном: встреча с ним не сулит мне ничего хорошего.

Потому и крадусь туда, как в логово оборотня: замирая от ужаса, потея от каждого шороха и пугаясь собственной тени.

Проскользнув до спальни никем не замеченная, останавливаюсь перед огромной дверью. Набираюсь мужества, чтобы постучаться.

А вдруг на мой стук выйдет сир Фрёд и выльет на меня ушат дурного настроения? Выгонит отсюда несолоно хлебавши, заявит, что негоже тревожить маму...

Или того хуже. Вдруг я увижу, что маме требуется срочная помощь, а он не даст ей помочь?

Пока борюсь с собственными страхами, рассматриваю золотом выгравированную надпись на латинском: «Amor non est medicabilis herbis» Нет лекарства от любви. Эту надпись мама велела выжечь над дверью в спальню после их свадьбы.

Мне теперь кажется, что в этих словах заключается истинная причина ее недуга.

Жизнь рядом с сиром Фрёдом не может не сказаться на здоровье. Он как будто отравляет воздух своим ядовитым присутствием. Если не на физическом уровне, то как минимум на душевном.

Я так боюсь отчима, что решаюсь на постыдный шаг. Прижимаюсь к дверному проему ухом и вслушиваюсь в происходящее за толстыми досками. Если различу его ледяные интонации или размеренную, тяжелую поступь, ни за что не постучусь! Тихонечко уберусь восвояси и подкараулю момент, когда его в спальне будет.

Вдруг улавливаю за дверью какой-то подозрительный звук, напоминающий тихие, осторожные постукивания по стене. Зачем отчиму обстукивать свои стены? Он окончательно спятил?

Меня пронзает ужасная мысль. А если это мама, обессиленная болезнью, стучит по стене, умоляя помочь? Вдруг ей необходима срочная помощь врача? Прямо сейчас, без всяких проволочек? В спальне хозяев над кроватью есть шнур, ведущий в комнату слуг. Дернешь за шнур – и служанки обязаны прибежать...

Глава 14

- Что ты здесь делаешь? – за моей спиной раздается недовольный окрик отчима. – Кто позволил тебе войти?

Ледяной тон острыми лезвиями кромсает натянутые нервы. Едва сдерживаю себя, чтобы не пуститься в бегство. Убежать сейчас из комнаты – это путь в никуда.

Оттягивать неизбежный разговор, подкармливая свои страхи, больше нельзя. Нужно как можно больше выяснить про маму.

- Я пришла маму проведать, - бормочу растерянно. Снова осматриваю ее бледное лицо, пытаюсь определить, что с ней происходит.

Не такой я оставила ее почти год назад. Тогда в ней энергия била ключом, а харизма – водопадом! Сейчас же при виде маленькой, неподвижной фигурки сердце обливается кровью.

- Что с ней? Что говорит врач?

Вместо ответа отчим закрывает за собой дверь, повернувшись к замку всем корпусом. Что его руки вытворяют с замком мне не видно. И от этого становится по-настоящему страшно.

А что, если он комнату запер на ключ? Вдруг решил меня унизить по полной программе? Как тогда я выйду, если станет невмоготу слушать его оскорбления?

Со второго этажа, как Хродгейр, я точно не спрыгну. Ведь мои кости не из оркской стали сделаны, чтобы с такой высоты бросаться вниз.

Пока я рассматриваю маму и безуспешно пытаюсь справиться с накатившей паникой, отчим подходит поближе и усаживается на край кровати в полуметре от меня. Заботливо поправляет на ногах больной шелковое одеяло и вдруг щерит зубы в понимающей улыбке:

- Вижу, ты переживаешь за Альвиру. Ей бы это польстило, будь она в сознании. Преданная дочь дороже золота. Твою преданность высоко оценил бы любой. Да, да, абсолютно любой!

Его тон необычайно спокоен, почти мягок, но от приторно сладких слов по коже словно расползаются пауки на цепких, бархатных лапках. Обманчивая мягкость пугает меня больше, чем дикие приступы злости.

Я киваю и осторожно отодвигаюсь подальше. С удовольствием, отбежала бы от него на другой конец комнаты, - да что там, на другой конец замка! Едва держусь, чтобы не дать панике связать себя в тугой, отупевший от ужаса узел.

Цепляюсь за мысль: никто не посмеет обидеть дочь в присутствии ее матери. Даже если та без сознания.

Наконец, он все-таки начинает говорить о главном:

- Я приглашал самых дорогих докторов. Спустил на них огромную сумму. Просто огромнейшую... За такие деньги я бы легко купил чистокровного рысака! И каков результат? Никакого! Никто не смог объяснить, что с ней случилось. Никто!

- Если дело в деньгах... Это не проблема. Отец оставил мне наследство, у меня есть деньги. Правда, еще несколько месяцев я не смогу ими воспользоваться, пока мне двадцать один год не стукнет – так сказал мамин юрист, сир Даммен. Но мама - мой опекун, а ты, будучи маминым законным представителем, можешь оттуда взять деньги на ее лечение. Бери, сколько нужно! Прошу, не стесняйся! Я готова подписать что угодно в присутствии юриста.

Когда я заканчиваю свою речь, нас разделяет гораздо меньше полуметра... Мне кажется или он сантиметр за сантиметром приближается ко мне? Заглатывает в себя дистанцию между нами, как голодный змей курицу.

Нервы не выдерживают. Я вскакиваю и торопливо отхожу к открытому окну.

Несмотря на хорошую циркуляцию воздуха, обдувающую щеки и шею, мне душно. Кажется, горло сдавили удавкой и мешают вдохнуть полной грудью. Медленно вдыхаю и выдыхаю.

Пытаюсь успокоиться. Нужно довести этот разговор до конца ради мамы. Мой долг ей помочь. Любой ценой.

Заставляю себя говорить ровно:

- Что именно говорят врачи? Какие методы лечения они уже опробовали?

Отчим спокойно встает и опять подходит ко мне вплотную. От него пахнет чем-то противным, сладко-кислым, напоминающим подгнившие фрукты. В его близости я начинаю дрожать, почти задыхаться. В голове не укладывается, как такое красивое лицо может вызывать столь жгучие омерзение и страх, страх, страх до тошноты.

В голубых глазах застыло странное выражение. Уверенная, наглая жадность. Они как будто утверждают: «Трепыхаться бессмысленно, пташка. Ты попалась. Ты моя.»

Жесткий рот произносит другое:

- Хочешь поговорить о матери? Поговорим. Позже. Живым нужно думать о живых.

- О живых? – взорвавшись от возмущения, перехожу на повышенный тон. - Мама жива и мы должны ей помочь! Надо найти других врачей. Вызвать из столицы самых лучших. Позови моих наставниц из школы. Думаю, тебе они не откажут, тем более во время каникул.

- Мы ей поможем, - обещает сир Фрёд. - Обязательно поможем.

Пячусь от него, наступающего, подальше и утыкаюсь поясницей в оконную раму. В спину дует теплый ветер, доносится щебет птиц с соседних деревьев - оттуда веет призрачной свободой, и я с опаской выглядываю на улицу.

До земли далеко. Если упаду, то в лучшем случае сломаю ноги или руки. В худшем – шею.

Вздрагиваю всем телом, когда его потная ладонь ложится мне на запястье. В ужасе смотрю на нее, как на ядовитую гадюку. Пытаюсь стряхнуть, но вместо того, чтобы меня отпустить, он хватает второе запястье железными пальцами. Ощупывает меня больным, похотливым взглядом и бормочет:

- Есть в тебе что-то неуловимое глазу. Вроде обычная девка. Даже не на что посмотреть, - он, чуть скривившись, опускает взгляд на мою грудь и тут же вновь буравит мне глаза. - Но стоит раз, всего лишь раз задержать взгляд на твоем лице, то все, пропал. Твой образ намертво вязнет в мыслях. Навязчиво лезет под кожу. Все мысли потом о тебе, дуре никчемной... Думал, с глаз долой - из сердца вон. Отправил в школу на год, как ты хотела. Толку ноль. Вернулась - и кровь опять кипит при виде тебя. Что ты со мной сделала? Околдовала? Мерзавка! Думаешь, я не заметил, как ты строила глазки сиру Крёзу? Разбила ему сердце новостью, что уже занята. Я хотел тебя укрыть от чужих взглядов, спрятать под дурацкими тряпками. Проку нет. Даже Гьёрн, - зараза одной ногой в могиле! - и тот на тебя заглядывается! Чаруешь мужчин, как эльфийская кокетка. У меня на нее нюх, на магию...

- О чем ты говоришь, сир! Я пришла на обед по настоянию твоей дочери! Мне не нужны мужчины и я ни с кем не кокетничала! – скулю, жалко оправдываюсь, но этот безумец меня будто не слышат, талдычит свое. Пока его пальцы больно впиваются в запястья, он наступает, вжимая все сильнее в оконную раму.

Глава 15

К счастью, коснуться моего лица он так и не успевает.

Дверь в спальню содрогается от раздирающего уши грохота! Удар. Еще удар... Фрёд замирает, в его глазах разгорается звериная ярость.

- Кто посмел... – рычит утробно, и в тот же момент дверь влетает в помещение, не выдержав очередного толчка.

Дверной проем теперь щербат, и сквозь него заходит мой спаситель.

В первую секунду не верю своим глазам.

Полукровка?!

Отчим тоже не верит увиденному. Считает, наверно, эффектное появление слуги дурным сном. Только этим можно объяснить, что даже при живом свидетеле он не собирается меня отпускать.

Продолжает натягивать до отказа мои волосы, накрученные на кулак. Будто с гордостью демонстрирует другому мужчине свою власть надо мной. Мне так больно, что с трудом удерживаюсь от стонов.

- Ты? – с ненавистью выплевывает мерзавец пришедшему слуге. – Ты живучий, как кошка, но не бессмертный! И твои жизни когда-нибудь кончатся!

Полукровка подступает все ближе. Словно тигр перед прыжком движется мягко, неторопливо, внимательно считывая движения жертвы янтарными глазами. Шаг. Второй. Третий. Кивает на меня, требует:

- Отпусти ее.

- Слабо я тебя отделал, тварь безродная. Ничему ты не научился. Я плачу тебе. Я купил тебя. Я твой хозяин. Я твой бог. Я для всех высший бог в этом замке, понятно? Любое мое желание – священная заповедь для вас, моих прислужников! – с каждым выкриком мой мучитель исступленно дергает руками.

От его резких, хаотичных движений боль становится невыносимой! Кажется, еще чуть-чуть и с головы вместе с волосами сорвется кожа. Не в силах больше сдерживаться, тихонько скулю.

- Отпусти ее, - повторяет Хродгейр, продолжая приближаться. В его голосе вибрирует, набирает силу мощь.

Откуда этот командный рык у простого слуги?

Мне странно, что отчим не понял до сих пор, кто кому должен здесь подчиниться! Похоть, должно быть, окончательно разъела его мозги!

Однако острая боль неожиданно ослабевает и я, освобожденная, без сил стекаю на пол. Отползаю подальше от зверя, забиваюсь в угол комнаты и обхватываю пострадавшую кожу головы. Изверг бессердечный! Тролль отмороженный! Так издеваться над людьми...

Фрёд, весь дрожа то ли от злости, то ли от страха выхватывает невесть откуда кинжал и наставляет его на слугу трясущимися пальцами. Цедит сквозь зубы:

- Так и знал, что не забудешь ту порку. Придешь за расплатой. Ну так я подготовился. Я с тебя живого теперь шкуру сдеру. Скормлю псам твою печень и заставлю на это смотреть. Никакой пощады. Разрежу по кускам.

С боевым кинжалом на безоружного? Даже от отчима я не ожидала такой подлости! Среди слуг ходили сплетни, что Фрёд хорош, нереально хорош в ножевых схватках. "Быстрый и коварный", - так говорила Ингвер. Поэтому сейчас он не теряет уверенность с полукровкой. Продолжает вести себя вызывающе, хотя в честном бою проиграл бы такому исполину в два счета.

Зажмурившись от ужаса, упускаю момент, когда кинжал Фрёда со звоном врезается в каменный пол и отлетает на другой конец комнаты. Когда открываю глаза, его запястье уже крепко зажато в широком кулаке полукровки, а ноги беспомощно дрыгают над полом, не доставая до опоры. Слуга с легкостью удерживает хозяина на весу, как сучок невесомый и рычит:

- У нас. Был. Уговор. Он в силе?

Тело отчима извивается в конвульсивных попытках вырываться из захвата или хотя бы огреть противника по лицу. Ничего не получается. Снова и снова он дергается, как беспомощная марионетка, подвешенная на крючке, но запястье крепко зафиксировано Хродгейром, что лишает всякой возможности освободиться. Наконец до Фрёда доходит тщетность своих попыток и он шипит:

- Договор в силе. Отпусти!

- Поклянись здоровьем дочери.

- Наш договор в силе. Клянусь здоровьем... Ханны.

- Она не дочь тебе. К счастью. Клянись здоровьем Гретты.

- Тварь! Как смеешь ты своими грязными губами произносить ее светлое имя... А-а-а! Отпусти!

- Клянись.

- Просто возьми половину денег и исчезни! Ты сделал половину. Я тебе заплачу ровно половину... Нет, даже больше половины заплачу! Все отдам! Ты станешь богат! Сможешь купить самых искусных шлюх в столице! А хочешь... Хочешь попасть в элитный бордель города, куда доступ открыт лишь аристократам? Говорят, туда захаживал сам принц, когда был помоложе! Я тебя проведу! Отымеешь всех грудастых красоток! Будешь жрать первостатейные отбивные в их трактире! Клянусь, тебе понравится! Испытаешь удовольствие, которое ни один полукровка до тебя...

- Я жду.

- Тва-а-арь! – рычит и ругается, как последний тролль. Изо рта по снежной, гладко выбритой коже стекают вязкие слюни. Из покрасневших глаз так и рвутся обжигающие эмоции: злость, ненависть, отчаяние. - Клянусь! Клянусь здоровьем Гретты. Наш договор в силе.

- Дальше.

- Если я нарушу свое слово, пусть моя дочь умрет! Мерзавец! Ненавижу!

Вслед за последними выкриками, относящимися уже к Хродгейру, тело Фрёда шумно падает на пол. Он не в себе. Уткнувшись лбом в каменный пол, со злостью лупит серые плиты, быстро краснеющие от разбитых в кровь костяшек пальцев.

Полукровка с брезгливостью вытирает освободившиеся пальцы об штаны и обещает:

- И еще одно. Если обидишь Ханну... – мое имя он произносит с бережной осторожностью, точно смакуя на вкус, - ты пожалеешь. Обещаю.

В этих словах звучит угроза. Что-то подсказывает мне, что его обещаниям можно верить и без цветастых клятв. На выходе мужчина подходит к небольшой картине в изящной серебряной рамке, стоящей на секретере. Словно невзначай берет ее в руки и задумчиво рассматривает.

Лицо Хродгейра невозмутимо, как будто из мрамора слеплено. Но даже в его неподвижности есть нечто пугающее. Человека, которого нельзя сломить, нельзя и просчитать. Когда до отчима доходит, что слуга разглядывает изображение дочери, он взвизгивает в отчаянии:

- Не трону я Ханну, не трону! Только и ты оставь мою дочь! Заклинаю тебя, слуга! Оставь мою дочь!

Глава 16

В тесном чулане полно всякой утвари, а вот света почти нет. Поэтому основными глазами здесь становятся руки. Ощупываю предмет за предметом - ищу корзину побольше.

В моих планах сегодня же отправиться в лес за травами, чтобы приготовить порошок и мазь, которые израсходовала на полукровку.

Ингвер уже не раз намекала на возврат долга. Но и без ее намеков мне хорошо известно: готовые снадобья она обычно продает, а вырученные деньги посылает старикам родителям. Те живут на бесплодных, пустынных землях, как и большинство троллей.

Дичи там почти не осталось, даже неприхотливые козы выживают с трудом. Большинство перебивается подножным кормом, не чураются ни червей, ни крыс.

К сожалению, денег для оплаты потраченных лекарств у меня нет. Так что свой долг предстоит возвращать натурой.

Вновь зарываюсь в горшки и плетенки под басовитое ворчание Ксимены. Она стоит за спиной и комментирует все, что я делаю. Ее поторапливания слушать порядком надоело, но в сложившейся ситуации присутствие поблизости служанки – это какая-никакая защита.

Прошлым летом мама устроила ее сына в деревенскую школу, и теперь женщина не против присмотреть за мной из чувства благодарности.

Из-за отчима мне страшно оставаться одной. Особенно, здесь в чулане, где темно и безлюдно... Останься я одна, превратилась бы в идеальную мишень для нападения.

Фрёд, конечно, пообещал меня не трогать, но у меня нет иллюзий на его счет. Я ведь невольно стала свидетелем его унижения. Такое он не забудет и не простит. Его месть мне – лишь вопрос времени. Он, как змей терпелив. Способен долго высиживать в засаде, поджидать свою жертву.

Наконец, извлекаю из кучи плетенок нормальную корзину, сделанную из прочных ивовых веток. Осмотрев, не нахожу в ней ни единого изъяна. Как раз то, что надо!

- Я уже употелась тебя ждать, госпожа Ханна... – Ксимена вытирает рукавом лоб. Бедняжка и правда вспотела. - Ингвер так тебя и описывала: упорная и дотошная. Прямо как Нойме. Та тоже, пока котел не отскребала от всех пятнышек, ни за что не успокаивалась! Пусть судьба ее цветет и благоухает во всех последующих жизнях!

Ксимена шумно вздыхает и быстро машет широкой ладонью перед своим лицом. Так по традиции поступает простой люд при упоминании покойника.

Этот жест меня удивляет. Нойме – последняя из пропавших девяти девушек. Я в числе многих надеюсь, что девушки живы. Всего лишь сбежали в город за лучшей жизнью. Но не успеваю поправить собеседницу, как женщина уже перескакивает на другую тему:

- Не знаешь ли, госпожа, с чего это вдруг хозяин приказал себе выковать железную дверь в спальной? Чем старая дубовая не угодила?

На ее вопросы уклончиво пожимаю плечами. Поверь, Ксимена! Ты вряд ли захочешь это узнать!

Запасшись подходящей емкостью, мы выходим из замка, минуем ворота, днем не запираемые на ключ, и бредем по хорошо утоптанной тропинке, все больше углубляясь в лес.

Когда мы проходим мимо Дерева Желаний, поневоле ускоряем шаг. Мне мерещится на секунду, что его раскидистые, длинные ветви пытаются дотянуться до очередной жертвы.

В старину друиды совершали здесь приношения, чтобы Дерево, напитавшись кровью, обрело силу выполнять их желания. Сколько людей здесь погибло никто не знает, но, каждый раз приближаясь к дереву, чувствую, как с ног до головы покрываюсь мурашками.

Оставив позади жуткое место, мы облегченно вздыхаем и, совершенно не сговариваясь, замедляем шаг.

Осматриваюсь по сторонам, вспоминаю, в каких местах любит селиться лангурник болотистый. Поддавшись чутью, сворачиваю направо в лесную чащу и тут же упираюсь в заросли лангурника на махровой поверхности мха. Пока аккуратно срезаю темно-красную траву, Ксимена тараторит о своем, не умолкая. Ее монотонный голос успокаивает и обволакивает уютом. Чувствую, как рядом с ней расслабляются мои окаменевшие от напряжения мышцы.

Голос служанки звучит по-мужскому низко, что вдвойне ценно в глухом лесу. Два тонких девичьих голоса звучали бы более уязвимо.

Краем уха слушаю, что Ксимена перестирала с утра все хозяйское белье и развесила его сушиться на длинных веревках. Но одно пятно с простыни сира Альмиры никак не отстирывалось:

- Желто-зеленое такое... Светлое, но подлючее! Так вцепилось в ткань зубами, что насилу грёнской жижей оттудова вывела! У нас в деревне говорят: коли эльф к к человеку пожалует - быть беде. Вот, так и случилось. К хозяину пожаловал высокочтимый Фугдис погостить, сразу опосля госпожа Альвира слегла с болезнью, а у меня начались невыводимые пятна!

- Это все суеверия, Ксимена... Я почти целый год жила в одной комнате с эльфийкой. И ничего. До сих пор жива и рога на голове не выросли. Лучше скажи, кто о маме заботится? Как зовут ее нынешнюю служанку? - рассеянно спрашиваю, и озираюсь в поисках следующего растения. – Попроси ее поить маму аккуратнее, чтобы тебе приходилось меньше стирать.

- Да что ты, госпожа Ханна! Никто твою мать не кормит из служанок! Хозяин-то наш, уж на что злючий, а на жену свою не надышится! Сам ее поит, сам переодевает. Только Марика иногда ему пособляла. Но уже с месяц, как Марика укатила домой к родителям, с посевом помогать.

- Сира Фрёда не попросишь быть поаккуратнее... Если, конечно, жить не надоело.

- Не надоело мне жить нисколечки... Жизнь какая-никакая, а моя. Каждый прожитый день – что пирожок с разной начинкой. Иногда горчит немножечко, иногда пересолен – ну так что? Все слопаем, не подавимся, - Ксимена заразительно смеется, и я поневоле ей вторю.

У нее открытая, приятная улыбка. Все зубы ровные и целые, в отличие от большинства деревенских женщин ее возраста. Отсмеявшись, она продолжает рассуждать:

- Да мне-то что... Пусть пачкает - я отстираю. Пока силенки есть, я не жалуюсь. Просто любопытство кусает... Почему пятна всегда одинаковые?

- Какие пятна?

Аккуратно под корень срезаю стебли. Синельник колючий оправдывает свое название. Синий стебель утыкан шипами. Второе его название – сон-трава. Стоит разок уколоться об короткую колючку, - и тебе обеспечен спокойный, беспробудный сон на ближайшие сутки.

Глава 17

Не сомневаюсь, отчим по-прежнему имеет на меня виды. Поэтому остаток дня держусь неподалеку от Ксимены, буквально следую за ней по пятам.

Ее темно-красная юбка – мой главный ориентир. Где бы я ни находилась, слежу, чтобы он не отдалялся от меня дальше, чем на несколько метров.

К счастью, женщина общительна и, похоже, искренне рада дополнительной паре рук во время глажки и разноса господского белья.

Пока помогаю служанке, постоянно чувствую на себе чей-то взгляд, от которого невыносимо свербит затылок. Однако стоит мне оглянуться, как это ощущение слетает с кожи подобно напуганной бабочке.

Во внутреннем дворе полно людей, занятых своими делами. Кто-то рубит дрова, кто-то кур забивает для господского стола. Вроде бы никому до меня нет дела.

В очередной раз резко обернувшись, начинает казаться, что я схожу с ума. Ощущаю себя уязвимой и... голой как будто.

Поскорее бы отсюда убраться! В замке у меня связаны руки. Чересчур мало опыта, чтобы помочь маме и слишком мало сил, чтобы уберечься от отчима. Возвращение в школу к суровым наставницам видится теперь заветным чудом. Ведь там наибольшая опасность - получить нагоняй за неправильно составленное зелье. Не жизнь, а мечта!

На мое счастье, Ксимена согласна провести со мной в комнате предстоящую ночь. Она уверена, что впечатлительная госпожа испугана из-за ее мрачного предсказания. Но на деле живых я боюсь намного больше, чем посланий от мертвых.

В моей комнате на внутренней стороне двери есть защелка. Очень символичная и ненадежная. Она выдержит деликатный нажим, но слетит от первого же сильного удара. Поэтому никакие дополнительные меры предосторожности не кажутся мне излишними.

Прежде, чем без сил свалиться в кровать, мы расставляем перед входом в комнату ловушки: ведра, доверху наполненные водой. Заодно, чтобы уж наверняка задержать потенциальных ночных гостей, навешиваем веревок, в которых запутается любой человек.

Наступает ночь. Во мраке растворяются последние шорохи. Тишина вместе с ровным дыханием спящей рядом служанки расслабляет, обнимает теплым, обманчивым покоем.

Не помню, в какой момент отключаюсь, зато отчетливо помню нахлынувший ужас, когда за дверью раздается шум падающих ведер и барахтающегося тела. То ли разозлившись на нежданного гостя, то ли испугавшись, Ксимена голосит:

- У-у, душегуб! А ну заходь! Я тебя топорищем уделаю! Все мозги тебе вышибу одним махом!

После этой угрозы, одетой в густой, сердитый бас, ночной визитер торопливо отправляется восвояси. Пока он громыхает ведрами за дверью, я не смею высунуть нос наружу. Забиваюсь под одеяло, парализованная страхом.

Когда же паника слегка отступает, и в голове вновь включается здравый смысл, ночной визит мне видится вполне соответствующим почерку сира Фрёда.

Добраться до меня в ночи, оглушить спящую, воспользоваться моей беспомощностью... А потом развести руками перед Хродгейром и заявить, что он, дескать и знать не знает, кто на меня напал. Не удивилась бы, если после произошедшего он меня бы еще и выставил в дурном свете!

Последующую часть ночи провожу без сна. Теперь я уверена, как никогда: отчим не оставит попыток до меня добраться. И даже Ксимена с ее зычным голоском и мощной комплекцией его ненадолго остановит.

К тому же, если я продолжу пользоваться ее помощью, вскоре она сама окажется мишенью хозяйских нападок. Это неправильно – подставлять под удар друзей.

Прокручиваю в голове десятки комбинаций, где каждая глупее предыдущей. Я даже всерьез продумываю вариант переодеться в мужчину и попробовать затесаться в Грёнские разбойники. Будь я повыше, покрепче да поуродливее, возможно этим бы все и закончилось. С нынешней внешностью за мужчину меня примет разве что слепой и глухой...

Эх, если бы только сир Фрёд имел иное слабое место, помимо того, что расположено у него ниже пояса, было бы проще выкрутиться из этой ситуации!

Внезапно меня озаряет: а ведь у него есть оно, слабое место, и я могу им воспользоваться. Если хотя бы щепотка удачи будет на моей стороне, все должно получиться!

Как только первые лучи солнца пробиваются в чердачные щели, я поднимаюсь с кровати и под сопение Ксимены крадусь на выход.

Ведра за дверью беспорядочно валяются в подсохших лужах воды. Надеюсь, ночной пришелец набил себе немало синяков, пока бултыхался на полу во тьме кромешной!

По витым лестницам спускаюсь на второй этаж, в полумраке нащупывая ступеньки сбитыми носочками туфель. Перила кое-где расшатались от старости, поэтому приходится соблюдать неимоверную осторожность, пока крадусь в спальню сестры.

Я понимаю, что время для разговора далеко не идеальное. Даже петухи еще не пропели, а Гретта любит отдыхать допоздна. Если нарушить ее сон, сестра разозлится. Но нет у меня другого выхода! И времени нет. Отчим просыпается рано, а мне нужна защита...

Захожу в огромную спальню и тихонько скольжу к кровати. Девушка спит, мирно посапывая.

- Гретта, ты хочешь замуж за сира Крёза? – шепчу ей на ухо и одновременно ее же каштановой прядкой вожу по лбу. Она вздрагивает и перестает сопеть. Прислушивается.

- Ты хочешь стать фрейлиной принцессы и каждый день бывать при дворе? – продолжаю искушать сестру, которая вдруг начинает широко улыбаться, по прежнему с закрытыми глазами.

- А хочешь, чтобы все твои подружки завидовали тебе и умоляли об аудиенции в твоем шикарном замке?

Сестра открывает глаза и разочарованно тянет:

- А-а, это ты... Зря я надеялась, что сам Мехксин отправил ко мне свою пособницу. Думала, сейчас скрепим договор кровью, и я получу желаемое. Тебя бы рекрутом в армию, сестрица! Ты бы с легкостью навербовала Его Величеству полк солдат!

- Какая разница, кто меня отправил? Ты хочешь замуж или нет?

- Ну, хочу. Знаешь ведь! - девчонка вяло, без всякого энтузиазма садится, взбивая за спиной подушки, и широко зевает, позабыв прикрыть ладошкой рот. Взлохмаченная, с удивленно моргающими глазами, она сейчас напоминает глуповатого речного растрепыша.

Глава 18

- Ой, тоже мне удивила! Все хотят себе чистых и непорочных в жены, - тянет сестра, и вдруг взволнованно шепчет, - А что? Ты уже не подойдешь?

- Что за вопрос! Конечно, подойду... на текущий момент, – возмущенно фыркаю и рассказываю о ночном происшествии, громыхающих ведрах и мокром полу. - Понимаешь? Кто-то ведет на меня охоту. Если бы не Ксимена...

- Ну даже, если и случилось бы чего, подумаешь! Нет, конечно, это неприятно, когда первый раз с нелюбимым и даже не с мужем! Но мы обе знаем, что в реальности ты полукровке не достанешься. Выйдешь замуж за другого, а полукровка так и не узнает о твоем пикантном опыте! Видишь? Ему и мне все равно, насколько ты невинна. Так что расслабься и дай мне поспать! – заключает девушка, широко зевая, но я взбудораженно трясу ее за руку:

- Ты даже не в состоянии просчитать события на несколько ходов вперед! Если сир Крёз решит на тебе жениться, он будет ждать, когда я первая выйду замуж. А разве кто-то возьмет меня в жены, если до свадьбы я потеряю невинность и не пройду проверку фамильным браслетом?

- Ох ты ж, грёнская выдра... Фамильный браслет! – причитает Гретта, широко раскрыв глаза. – Думаешь, у родителей полукровки есть фамильный браслет?

- Конечно! Это бесплатный эльфийский дар всем новоиспеченным родителям. Его получают даже бедные и безродные после рождения первенца.

- Бесы раздери этих эльфов с их магическими дарами! В кои то веки расщедрились, решили помочь людям, и теперь хоть плачь! Будь они позажимистее, столько девушек вздохнуло бы с облегчением!

Сестра какое-то время усердно морщит лоб, усиленно что-то обдумывая. Вскоре с энтузиазмом предлагает:

- Давай отстрижем тебе волосы и вымажем в вонючих свиных ошметках! Тогда на тебя точно никто не позарится! Сохранишь свою непорочность для проверки браслетом.

- Фу! Сама этой гадостью обмазывайся! Не забывай, теоретически мне следует выйти замуж первее тебя, а с твоими методами... В общем, я не согласна.

- Не согласна она, - передразнивает с досадой затейница и толкает меня в плечо. – Тогда какие еще варианты?

- Пусть твой отец прикажет полукровке меня охранять до визита к сиру Крёзу. Тогда все останутся довольны.

- Хм... Это, конечно, идея неплохая... Но неужели ты согласишься на то, чтобы это... ужасное существо крутилось возле тебя сутки напролет?! – лицо у сестры вытягивается почти в полтора раза. Тебе не страшно? А вдруг это он подкрадывался к тебе ночью?

- Нет. Полукровка хорошо видит в темноте. Он бы не свалился об первое попавшееся ведро и крики Ксимены его вряд ли напугали бы. Отсюда следует, что в замке есть другой любитель юных дев, и мне нужна от него защита.

- Ути моя бедная юная дева, - Гретта заключает меня в свои теплые, сонные объятия. – Надо мне все-таки запираться по ночам, а то мало ли... Эти дурацкие фамильные браслеты... Все, решено! Оставайся в моей постели. А после завтрака пойду уговаривать папочку устроить тебе охрану! Я слышала, он использует полукровку для какого-то секретного проекта. Представь себе, он даже мне не удосужился объяснить подробности. Но это ничего! Каким бы ни был важным тот проект, уверена, что удачный брак дочери для него важнее... И кстати, не забудь обрадовать своего женишка!

- Ты о чем? – хмурюсь из-за ее язвительного тона.

- Через неделю его допустят за стол в высшее общество. Он полакомится изысканной едой, достойной самого короля. Уверена, по такому случаю отец даже выделит ему приличную одежду... Хотя нет, на него надеяться бессмысленно. В ближайшее время свяжусь со своей швеей и прикажу сшить костюм по его размерам! Швея наверняка тройную мзду потребует за его объемы! Тебе тоже пора бы обновить гардероб. Сколько можно выпячивать свой маниакальный аскетизм! Позволь, наконец, отцу купить себе нормальные платья!

- Что? – я аж рот открываю от такого заявления, но быстро нахожусь с ответом. - Позволю, раз ты настаиваешь! Можешь заказать для меня платье. Можешь даже два, если хочешь.

- Ну наконец-то слышу в тебе голос разума! Ах да... Как бы сделать так, чтобы это создание сыграло роль твоего жениха подостовернее? Сир Крёз мужчина неглупый, - недаром первый советник короля! Стоит ему увидеть между вами неловкость, неискренность - и он сразу заподозрит обман. Ты должна понравиться полукровке, голубушка! Любить он, разумеется, не способен... Пускай этот самец смотрит на тебя с вожделением! Разбуди его похоть, сестрица!

От ее напутствий меня захлестывает волна протеста. Вожделенные взгляды Хродгейра мне не нужны. Пусть на других свой магнетизм проверяет! И все же невольно вспоминаю, как он умеет смотреть: страстно и нежно, чувственно и пронзительно, и... на миг дыхание сбивается с ровного ритма.

В постели у Гретты тепло. Сама не замечаю, как размякнув засыпаю, несмотря на то, что уже позднее утро и сквозь шторы просачивается мягкий солнечный свет. Сладко нежусь комфортом, таким желанным после жесткой кухонной печки и холодной, чердачной кровати.

За пробуждением следует сытный завтрак в постели, принесенный услужливой Рыськой.

Подкрепившись, Гретта встает, облачается в роскошное розовое платье, и отправляется на переговоры с отцом, спокойная и уверенная.

Через пол часа возвращается. С победным видом подходит к кровати и торжественно провозглашает:

- Он согласен. С сегодняшнего дня полукровка – твой официальный охранник.

- Как тебе удалось? - хлопаю в ладоши, до сих пор не веря в услышанное.

Гретта театрально раскланивается и довольно щебечет:

- Папа сперва отказывался. Твердил про важную работу. Мол, никто кроме полукровки с ней не справится. Но я его уломала. Знаешь, слезу пустила, и вся такая грустная-прегрустная спрашиваю: «Тебе твоя работа дороже счастья дочери?» И тут он не выдержал. Махнул рукой и дал добро. Только настоял, чтобы ты ночевала теперь с какой-нибудь служанкой. А то мол, негоже дикарям в его замке ошиваться по ночам возле одиноких, незамужних девиц. Ну, это же тебе не помеха? Ты теперь довольна? – не дав мне и рта раскрыть, тут же продолжает, - Я вообще-то считаю, что во мне пропадает великая актриса, правда? Чую печенкой, этот папочкин проект нацелен на добычу магических артефактов! Он с таким потерянным лицом на меня смотрел после своего «да», как будто перед его носом только что уплыли великие атрибуты.

Глава 19

Начинается череда необычных дней.

Впервые за последнее время чувствую себя в безопасности. В светлое время суток Хродгейр приглядывает за мной на почтительном расстоянии, а на ночевку устраивается за дверью на чердаке.

Его не слышно ночью и почти не видно днем. Только изредка высокий, широкоплечий силуэт мелькает за колонной замка и тут же растворяется в людской толпе.

Мне кажется, он частенько отлучается по личным делам. Я не против такой самоволки, лишь бы отчим об этом не проведал! Ведь пока тот считает, что я нахожусь под непрестанной защитой слуги, он не осмелится на новое нападение.

Мои дни протекали бы совсем гладко, если бы не одно «но». Вредная Гретта при каждой случайной встрече дразнит меня и Хродгейра «женихом и невестой».

Она думает, я краснею и препираюсь с ней из-за того, что ею приписан мне неказистый, унизительный жених. Но я протестую против слов, которыми она осыпает полукровку. «Нелюдь» и «тварь» - самые мягкие из ею выбранных.

Мне интересно: как отреагирует сестра, узнай она правду о своем отце? Признает ли тогда себя дочерью «нелюдя»? Один Великий знает, чего мне стоит умолчать о низости сира Фрёда!

Меня останавливает только одно.

Страх, что она знает обо всем и покрывает отца. В таком случае, если расскажу о произошедшем сестре, об этом тут же станет известно отчиму. Тогда мне точно конец!

Я даже знаю, какую эпитафию напишут на моем надгробии. «Болтливый язык значительно сокращает земную жизнь.»

В семейном склепе как раз пустует несколько ячеек для новых гробов. И даже гробы имеются стандартного размера. Ждут - не дождуться новых тел, чтоб накормить свою холодную, пустую утробу!

В конце концов, при виде приближающейся сестры привыкаю нырять в первое попавшееся укрытие. Впрочем, встречаю сестру теперь редко, поскольку большую часть времени я провожу в тех местах, что Гретта не жалует.

В первую половину дня помогаю Ингвер на кухне. Перетираю растения в порошки, перемешиваю лечебные составы. Руки ноют от непривычно долгой работы, как и спина, зато ненароком я расспрашиваю троллиху о маме. Кто из врачей к нам приезжал и какие выписывал лекарства?

Судя по ее объяснениям, мамина болезнь началась с внезапной слабости. Ингвер хотела помочь, отпоить госпожу целебными травами, но не успела. Однажды мама просто напросто не проснулась. Теперь лишь изредка ее удается поить специальными отварами, поддерживающими хрупкую ниточку жизни. Как ее вылечить и привести в нормальное состояние никто из врачей не знает.

Грубоватые шутки Ингвер, смех забегающих на кухню служанок создают иллюзию нормальности. Помогают расслабиться настолько, что даже удается забыть о нависших надо мной неприятностях. Мне отчаянно необходимы такие передышки, чтобы окончательно не спятить.

Ближе к вечеру я обычно отправляюсь в лес за травами. Я знаю и чту лесные правила. Не удивительно, что время, проводимое здесь, становится самым любимым за день... по крайней мере, до поры до времени.

На четвертое утро моей спокойной жизни на кухне меня находит Ксимена. Как обычно, сосредоточенно ощипываю подсушенные растения. Стебли и листья предназначены в разные рецепты, поэтому по очереди отправляются в разные сосуды.

Ксимена некоторое время наблюдает за моими монотонными движениями, как вдруг задумчиво произносит:

- Не ходила бы ты в лес, госпожа. Опасно это. Скверный сегодня день. Нутром чую.

- Я бы с радостью осталась дома, Ксимена. Но как раз сегодня вечером должен расцвести белолист. Он цветет всего один вечер. Если сегодня не пойду – упущу его лепестки. Без лепестков не сделаешь мазь! Хочешь – не хочешь, нужно возвращать свои долги!

Украдкой киваю на троллиху, которая невозмутимо помешивает мясной соус в котле. Та шумно вздыхает и выдает, на меня не глядя:

- Не смотри на меня так жалобно, детка! Сама виновата. Любишь лечить полукровок – люби и травки собирать. Так-то... Легко быть добренькой за счет других. А ты попробуй теперь по лесу побегай и поработай нежными ручками!

- Я соберу. Обязательно соберу. Обещала же, - улыбаюсь мягко, примирительно, но троллихой уже овладел воинственный дух ее предков. Она отчего-то решила, что я попытаюсь улизнуть от уплаты долга, и настроилась на перепалку.

- Если бы слушала меня и не тратила столько мази на парня, тебе сейчас бы не пришлось по лесу ходить!

- Ингвер, твоя мазь спасла ему жизнь! Нельзя быть такой жад... экономной, когда чья-то жизнь висит на волоске!

- Ничего она ему не спасла, наивная детонька! Ну, поправился бы парень не за ночь, а за несколько дней... Много ты знаешь про нас, троллей!

- Он не тролль.

- Но и не хлюпик, как вы, людишки. Ай, что с тобой спорить, упрямицей! Раз потратила мои запасы, теперь возвращай!

- Верну, верну, - ворчу себе под нос. - Если мне повезет, то уже сегодня к ночи соберу оставшиеся травы и освобожусь из твоего рабства!

- А парню, смотри, голову не морочь! – вдруг заявляет троллиха, сердито хмурясь и активно скребя ложкой по котельному дну. – Где это видано? Заставила его за собой ходить, как на привязи! Небось женскую силу на нем проверяешь? Что бы там не говорили про троллей, одно я знаю точно. Мы однолюбы. Коли полюбим кого, так навсегда. Не губи парню жизнь и на свою шею проблем не кличь!

Смешная эта Ингвер... Какая там любовь, когда он с такой неохотой согласился меня охранять! Плохого ему ничего не делала вроде. Кто знает, что творится в голове у полукровок! Я теперь много времени провожу на кухне и в лесу. Вдруг ему мой нынешний запах перестал нравится? Ему, наверно, рядом со мной находиться неприятно. Необъяснимо, но факт.

Ксимена, выпив хвойного отвара напоследок, желает нам всяческих благоденствий и подходит к порогу. Перед тем, как его переступить, просит меня:

- Раз уж все равно отправишься за травами, обещай хотя бы, что будешь осторожна. Неспокойно нынче в лесу...

Со смехом обещаю. Про себя же думаю, там каждый день неспокойно. Комарье и прочая мошкара никогда не дают расслабиться. К тому же, непрестанно надо бдить, чтоб в медвежий капкан не попасть и на змею ненароком не наступить. А в остальном... как обычно вернусь домой до заката и все будет в порядке.

Глава 20

Внезапно обнаруживаю себя в окружении глухой стены из зелени и веток. Оглядываюсь, ищу просвет в листве, руками пытаюсь развести растительность, чтобы выбраться, но попадаю, в итоге, в еще более тесное переплетение ветвей.

Они настолько плотно растут, что буквально фиксируют меня со всех сторон в одной точке. При малейшем движении цепляются за длинные косы, грозятся платье порвать на куски. Не выпускают наружу, как живые, хваткие стражи.

Шаг – и волосы прилипли к липучим веткам. Пол часа отдраю себя от них, отвоевываю по прядке у растений. Еще шаг – и теперь платье запуталось в колючках. В отчаянии тихо скулю.

Что, Ханна, ты возомнила о себе, что знаешь лес?

Забыла об осторожности?

Вот и пропадай за свою глупость!

Прижимаю к груди драгоценную корзину, полную трав, в который раз тщетно осматриваюсь в поиске выхода. Его нет, и я растерянно замираю на одном месте.

Солнечный диск подползает все ближе к краю горизонта, забирая с собой остатки света. К горлу подкатывает паника и застревает комом где-то в районе глотки. Становится трудно дышать.

Все местные знают: когда пешим на ночь застреваешь в лесу, то живым отсюда уже не выбраться.

По ночам наступает время хищников. После заката когти, клювы, клыки - полновластные хозяева леса. Если волк не допрыгнет через кусты, то другой зверь, покрупнее, до тебя запросто доберется.

Вдруг вдали ломается ветка под чьими-то тяжелыми ногами и щебет птиц затихает. В наступившей тишине цепенею, затаив дыхание и прислушиваясь.

В этой глуши слуги из замка не ходят. Единственным исключением могла быть Ингвер. Но с тех пор, как ее назначили главной кухаркой, она слишком занята, чтобы бродить по лесам в поисках трав. Значит, это кто-то чужой. Разбойник или того хуже... Может, отчим меня выследил?

Ноги больше не слушаются, колени подгибаются. Оседаю на землю, не в силах контролировать ужас.

Снова треск веток, но гораздо ближе. Некто крупный продолжает целенаправленное движение в мою сторону, ломая ветви по дороге. Кто идет по мою душу? Медведь-людоед? Отчим? Даже не знаю, кого из них мне бы меньше хотелось видеть!

Сердце стучит так громко, что приходится стиснуть его обеими ладошками, умоляя биться потише.

Неужели конец? А ведь так хочется жить и планов нереализованных громадье!

- Ты пахнешь страхом, - вдруг раздается удивленный голос Хродгейра. Его высокий, широкоплечий силуэт неожиданно вырастает передо мной, скрючившейся от ужаса в самой гуще кустов. - Меня боишься?

- Это ты! - ахаю от облегчения.

Немедленная смерть мне больше не грозит. Встаю кое-как, едва не лишившись при этом левогого рукава. Когтистые ветки впились в меня, не желая выпускать из своих рук. Бррр. Жуткое место.

Прошу полукровку:

- Пожалуйста, помоги мне отсюда выбраться!

- Боюсь, это мне не под силу.

- Почему?

- Мне было велено охранять Ханну Фрёд, к ней не прикасаясь. Как тащить тебя из кустов, при этом не трогая?

- Кем было велено?

- Моим работодателем, разумеется.

- Может, тогда веревкой воспользуешься?

- У тебя есть веревка? Просто я свою дома оставил.

Нет, он точно издевается! Лицо проникновенно серьезное, а в янтаре глаз пляшут золотые смешинки. Предлагаю неуверенно:

- Протянешь мне ветку подлиннее?

Предложение ни о чем, и мы оба это понимаем. Я издеру себе кожу в клочья, если он меня силой потянет сквозь колючую стену. Вот если бы он одолжил мне парочку крыльев... Вместо ответа Хродгейр фыркает, разрывает сплетенные ветви. Оставляет после себя широкий вытоптанный след из острых, обломанных веток, как медведь-шатун. Подходит поближе и играючи вскидывает меня на руки.

От неожиданного взлета мои пальцы разжимаются и корзинка с травами устремляется вниз, прямо в загребущие ветви. Он цепляет ее на лету и уточняет:

- Избавляемся от балласта?

Слова застревают в горле. Сглатываю, мотаю головой и выдергиваю у него свою добычу.

От тесного контакта перехватывает дыхание. Я никогда не была так близко к мужчине. По крайней мере, добровольно.

Страшно. Стыдно. Сладко. Как будто к запретному прикасаюсь тайком. Так и тянет оглянуться по сторонам. Никто меня из родных не видит?

Гоню эти чувства прочь.

У меня нет другого выхода. Лучше сгорать от стыда в его руках, чем достаться диким зверям на ужин... Так ведь?

Наверно, мы с ним теперь представляем нелепое зрелище. Я изо всех сил обнимаю плетенку с травами, а Хродгейр обнимает меня с моей корзиной. Так тесно прижимает к широкой груди, что сквозь холщовую рубаху ощущаю не только обжигающий жар его тела, но и ровную, пульсацию сердца.

Лицо полукровки совсем рядом, я слышу его глубокое дыхание, вижу каждую щетинку на твердом подбородке и каждый шрам на крепкой шее. Откуда их столько? Жаль, что нет той книги, где рассказана их история. Любопытство снедает изнутри, я едва удерживаюсь от соблазна кончиком пальца прорисовать узоры по неровным рубцам.

Сквозь густые, темные пряди волос заметны заостренные кончики ушей – еще одна деталь, которая досталось ему от троллей помимо мощного телосложения и янтарных глаз.

Стараюсь смотреть на него незаметно, украдкой, но все чаще и чаще сталкиваюсь с его насмешливым взглядом. Приходится отвернуться с деланным равнодушием и притвориться, что любуюсь проплывающим мимо пейзажем.

Вдруг понимаю – тот едкий амбрэ, которым он пахнет, - это запах серо-голубой глины, предельно редкой в наших местах. Кажется, она обладает уникальными свойствами, но какими именно – никак не могу припомнить, как не напрягаю память.

Когда обманная куща заканчивается, и перед нами открывается обычная, заросшая мхом поверхность земли, бормочу:

- Спасибо большое! Дальше я сама.

Полукровка никак не реагирует, будто меня не слышит. Продолжает невозмутимо нести, еще больше ускоряя шаг.

Я бы повторила свою просьбу, но зачем? У мужчины прекрасный слух. Он услышал меня, но предпочел проигнорировать.