Глава 10

(— Ну, Юнис?

— Вы хотите услышать о моем маленьком! Босс, вы несносный старикан.

— Дорогая, я не хочу услышать ничего такого, о чем бы вы не хотела говорить. Будь у вас хоть тройня от какой-нибудь дикой обезьяны, это нисколько не повлияет на мое отношение к вам.

— Сладкоречивый старый лицемер. Вы же сгораете от любопытства.

— Нисколько. Это ваше дело и ничье больше.

— Не юлите, босс. Мои дела — ваши дела. Как может быть иначе? Принимая во внимание нашу с вами близость… которая мне по душе, если хотите знать. Вы вернули меня к жизни… когда я была уже мертва, как песок в пустыне. Теперь я счастлива, и если вы будете немного настойчивее, я сдамся.

— Хорошо, дорогая. Как, черт возьми, получилось, что у вас появился ребенок? Когда у вас отыскалось на это время? Мне известна вся ваша биография, начиная со средней школы.

— Босс, в вашем секретном досье была информация о семестре в средней школе, который я пропустила из-за ревматической лихорадки?

— Дайте-ка вспомнить. Да, была.

— Опечатка. Не «ревматическая», а «романтическая» лихорадка. Мне было пятнадцать, и я руководила нашими болельщиками. Наша баскетбольная команда выиграла региональный турнир… и я была в таком восторге, что отдалась стопперу.

— Юнис, леди не подобает говорить «отдалась».

— Босс, иногда вы наводите на меня тоску. По вашим понятиям, я не леди и никогда ею не была. Но у меня столько же прав находиться в этом черепе, сколько и у вас, а может быть, и больше. Поэтому не пытайтесь заставить меня говорить так, как говорила ваша мама. Хотя бы теперь, когда у меня больше нет Джо, с которым можно отдохнуть от ваших чопорных манер.

— Извините, Юнис.

— Джейк Соломон прав, босс. Я люблю вас. Но теперь мы с вами очень близки; нам следует расслабиться и получать от этого максимум удовольствия. Я многому могу научить вас в женских вопросах, если вы позволите. А теперь слушайте и не перебивайте.)

Внутренний голос Иоганна начал изрекать длинную цепь односложных слов, которые были табу во времена его юности.

(— Юнис! Пожалуйста, не надо, дорогая, вам это не идет.

— Замолчите, босс. Я скажу все, что собираюсь сказать, даже если вы оглохнете. — Она продолжила: — Вот, пожалуй, и все. Это были те слова, от которых я заставляла себя воздерживаться в вашем присутствии. А теперь скажите мне, было среди них хоть одно, которое вы не поняли?

— Не в этом дело. Никто не должен произносить слова, оскорбляющие слух других людей.

— Я никогда не делала этого, босс. При людях. Но теперь я у себя дома. Вы хотите, чтобы я снова ушла?

— Нет, нет. А вы уже уходили?

— Конечно, босс. Я мертва, как мне кажется. Но сейчас я здесь и хочу здесь остаться. Если вы мне позволите. Если я смогу расслабиться, наслаждаться жизнью и не бояться обидеть вас. Не понимаю, почему латинские многосложные слова делают из меня леди, а односложные с теми же значениями — нет. Вы и я думаем одним мозгом — вашим, едим одним ртом — моим, вернее, тем, который был моим… и писаем через одну и ту же дырку. Почему бы нам не пользоваться одинаковыми словами? Кстати, что касается писания… о, извините, сэр, я хотела сказать «мочеиспускания»…

— Бросьте ваш сарказм, девочка!

— Кого это вы называете девочкой? На себя посмотрите. Пощупайте, что там у вас между ног? А как вы, бывало, смотрели на эти ноги, сластолюбивый старый козел! Меня даже в дрожь бросало. Кстати, о мочеиспускании. Вскоре надо будет позвать сестру с уткой, поскольку трубок больше нет… а я никак не могу выйти из комнаты, пока вы писаете; там темно, и я могу заблудиться и не найти дорогу назад. Поэтому вам надо или привыкнуть к этому, или прогнать меня навсегда, или смириться с тем, что у вас лопнет ваш новенький мочевой пузырь.

— Конечно, Юнис. Я все понял.

— Я снова вас обидела, босс?

— Юнис, вы меня никогда не обижали. Иногда вы меня удивляли, иногда пугали, но гораздо чаще восхищали. Но вы меня никогда не обижали. Даже вашим перечнем непристойностей.

— Ну, я так и думала. Если вы их уже знали, то вы не могли обидеться. А если вы их не знали, вам тоже было не на что обижаться.

— Хорошо, дорогая. Я больше не буду исправлять вашу речь. Кстати, для справки: я употреблял все эти словечки задолго до того, как родилась ваша мама, а может быть, и бабушка.

— Моей бабушке шестьдесят восемь.

— Значит, я знал их и с удовольствием употреблял задолго до того, как родилась ваша бабушка, потому что они были табу. Но теперь для вас, детей, как я понимаю, они больше не запретны.

— Да, не запретны. Обыкновенные слова. Здорово облегчают разговор.

— Эти слова были в ходу задолго до того, как видео испортило английский язык. Кстати… вы произнесли одно такое слово… как его? Ага, «трахаться».

— Ах да, босс, это слово не следовало включать. Оно не классическое. Это современный сленг. Это глагол, который значит «совокупляться».

— Фу ты! Юнцы! Когда я был ребенком, я знал по крайней мере две дюжины слов со значением «трахаться», некоторые — новые, некоторые — старые, и это помимо обыкновенной ругани.

— Вы не дали мне договорить, босс. Это слово служит для обозначения всевозможных видов совокупления, о которых вы и не слыхивали, которые бы вас так шокировали, что вы бы выпрыгнули из своей постели. Ничего удивительного в том, что вы не слышали раньше этого слова.

— Почему же, слышал. Эй, младенец, у меня есть для вас новость.

— Да, сэр? То есть, мисс Смит, дорогуша. Мисс Смит… Как я смеялась, когда в первый раз услышала это обращение. Но это неплохо, поскольку оно объединяет нас. Скажите, как вам понравился Розенталь? Он вкладывает в поцелуй столько чувства! Больше, чем некоторые парни в постели.

— Дорогая, ваши мысли не только грязные, но очень непоследовательные.

— Как у меня могут быть грязные мысли, когда это, в общем-то, ваш мозг, босс? Я по колени влипла в это дерьмо.

— Замолчите, Юнис, сейчас моя очередь говорить. В том, что вы мне говорите, нет ничего нового. Такие слова существовали на протяжении всей истории. Оргиями наслаждались и в викторианской Англии. Все это было известно и во времена моей юности, хотя на это и смотрели большими глазами. Юнис, поскольку мы пытаемся найти общий язык, то разрешите мне сказать вот что: все, что вы когда-либо видели, пробовали, слышали, я встречал в своей жизни еще до того, как родилась ваша бабушка… и если мне это нравилось, я продолжал это делать, несмотря на риск.)

Второй голос некоторое время молчал.

(— Может быть, мы просто раньше начинаем? Сейчас меньше риска и меньше запретов.

— Разве?

— О, я уверена, что мы начинаем раньше. Мне было пятнадцать, когда я забеременела, а начала я на год раньше.

— Юнис, дорогая, основная разница между молодыми и старыми и главная причина так называемого конфликта поколений в том, что молодые просто не могут поверить, что старики когда-то по-настоящему были молодыми… в то время как для старика его молодость кажется не такой уж далекой, и его чертовски раздражает, когда кто-либо говорит, что старый хрыч не знает, что такое быть молодым.

— Босс…

— Да, дорогая?

— Босс, я всегда знала, что вы молоды душой, несмотря на все эти старческие пятна на вашем лице… я очень хотела, чтобы вы не были старым и больным. Мне было так больно видеть, как вам больно. Иногда, придя домой, я плакала. Особенно когда вас что-нибудь злило, и вы говорили мне то, что не хотели сказать и о чем позже жалели. Я хотела, чтобы вы стали здоровым… и знала, что это невозможно. Я одна из первых подписала ваш контракт. Точнее, Джо и я… как только мы узнали в Клубе редкой крови о такой возможности. Раньше мы не могли этого сделать, иначе бы вы узнали и запретили мне.

— Юнис! Юнис!

— Вы мне не верите?

— Верю… но от этой мысли у нас появляются слезы.

— Высморкайтесь, босс, и перестаньте хныкать. Ведь все кончилось хорошо. Вы же хотели услышать о моем маленьком. Может быть, это отвлечет ваши мысли от несущественных проблем.

— Только если вы сами хотите рассказать… Юнис, моя любовь. Моя единственная любовь…

— По-моему, я ясно сказала, что хочу. Я расскажу все. Это займет немало времени, но если вы хотите это услышать, если вас это не будет шокировать, то пожалуйста, босс. В рассказе будет много деталей моей сексуальной жизни, которые помогут вам в вашей… точнее, в нашей сексуальной жизни. Или вы в самом деле верите в ту чушь, которую вы говорили доктору Гарсиа о том, что вы и не думаете «быть женщиной по-настоящему»?

— Я не знаю, Юнис. Я не так долго был женщиной, чтобы понять, чего я хочу. Черт возьми, дорогая, вместо того чтобы веста себя как девушка, я сам на девушек заглядываюсь. Например, на эту рыжеволосую сестричку.

— Да, я заметила.

— Это сарказм или ревность?

— Что? Я вовсе не иронизирую, босс, дорогой. Я вовсе не хочу, чтобы мы друг с другом ссорились. Ревность для меня — лишь слово в словаре. Я говорю то, что думаю. Когда Вини накладывала на нас косметику, вы заглядывали ей под халат каждый раз, когда она нагибалась. И я поневоле смотрела. На ней не было бюстгальтера. Вини — женщина и знает это. Если бы у вас было мужское тело, а не только мозг, ей, пожалуй, не следовало бы так близко подходить к вашей постели.

— Вы, помнится, сказали, будто не знаете, что такое ревность.

— Я не ревнива. Я лишь хотела сказать, что все могло бы случиться. Я не критиковала ее, Я не имею ничего против девушек. С девушкой тоже может быть совсем неплохо.)

Иоганн ответил не сразу.

(— Юнис… вы хотите сказать, что у вас были связи с другими… м-м…

— Босс, сегодня не начало двадцатого века. Мы живем в двадцать первом. Так и говорите: трахалась ли я с бабами? Вы спрашиваете, не лесбиянка ли я?

— Нет, вовсе нет! Может быть, я и имел это в виду… Просто я хотел, чтобы вы пояснили, что вы имели в виду. Ведь вы же замужем. Или замужество — лишь прикрытие? Я думаю…

— Перестаньте «думать», дорогой. Трахалась. Я не гомосексуальна. И Джо тоже не гомосексуален. Джо, как кот весной, всегда готов трахаться, и у него это здорово получалось. Правда, когда он рисовал, то забывал обо всем. «Гомосексуальность» — это слово больше не беспокоит никого из моих ровесников. Ни слово, ни сам акт. А почему бы и нет? Правительство это поощряет своей пропагандой ограничения рождаемости. Если бы я была лесбиянкой, у меня бы не появилось притворной «ревматической» лихорадки. Девушки ласковее, но с ними я слишком раскованна; мне гораздо интереснее быть с парнями. Но в какой вы команде, босс? То вы говорите, что мякнете перед Вини: то вы расстраиваетесь из-за того, что она мне тоже приглянулась. Что же вы собираетесь делать с нами, дорогой? На какой вы стороне? Или на обеих? Или вообще обойдемся без секса? Нет, только не это! Я имею право голоса?

— Конечно, имеете.

— Интересно, босс, вы весь оплевались, когда я предположила, что вы могли бы отблагодарить доктора Хедрика в постели… а когда мы говорили о том, чтобы переспать с девушкой, вы немного воспрянули духом. Я думаю, вы ничего не собираетесь себе пришить?

— Юнис, что за чушь вы несете! Любимая, хотя я и счастлив, что мы вместе, но «конфликт поколений» все еще не исчерпан. Виноват, но у меня привычка, выработанная на протяжении всей жизни, никогда не говорить все, что я думаю, женщине, даже если я с ней в одной постели.

— Да, конечно, вы со мной в одной постели!

— Вот именно. И мне поэтому еще трудно говорить вам всю правду. Мне очень трудно стать женщиной. Но еще прежде чем встал вопрос о докторе Хедрике, я задумался над последствиями для женщины… молодой и… богатой.

— Богатой? Я об этом не подумала.

— Юнис, любимая, нам придется думать и об этом. Конечно, мы будем «женщиной по-настоящему».

— Ура!

— Успокойтесь, дорогая. Если бы мы были бедными, то самое простое было бы попроситься назад к Джо. Конечно, если бы он нас принял. Но мы не бедны; мы просто до нелепости богаты, а от богатства избавиться еще тяжелее, чем его приобрести. Поверьте мне. Когда мне было около семидесяти пяти, я попытался несколько разгрузить свое состояние, пока я еще жив, чтобы оно не досталось моим внучкам. Но отдать деньги, не потеряв большую их часть в самом процессе, так же трудно, как загнать джинна в бутылку. Поэтому я сдался и составил мое завещание таким образом, чтобы как можно меньше из моих денег досталось моим так называемым наследникам.

— Так называемым?

— Да, так называемым. Юнис, моя первая жена была милой девушкой, очень похожей на вас, как мне теперь кажется. Но она умерла при родах, и сын от нее давно уже умер. Агнес взяла с меня обещание, что я снова женюсь, и я так и сделал, едва овдовел. От второго брака была девочка, но ее мать развелась со мной, когда ребенку не было и года. Я женился в третий раз — снова дочка, и снова развод. Я толком не знал своих дочек и пережил их и их матерей. Но… Юнис, у вас тоже редкая кровь; вы не знаете, как наследуется тип крови?

— Точно не знаю.

— Жаль. Имея склонность к математике, я выучил схему наследования типов крови так же хорошо, как и таблицу умножения. Потеряв первую жену, я стал более предусмотрительным и обеспечивал присутствие доноров до того, как моих жен направляли в палату для родов. Вторая жена имела кровь группы А, третья — В… позже я узнал, что обе мои мнимые дочки имели группы 0.

— Мне кажется, я что-то упустила, босс.

— Юнис, отец с группой крови АВ не может произвести детей с группой 0. Но не подумайте, что я держал зло на моих дочерей; ведь это была не их вина. Я бы любил Эвелин и Роберту, пытался любить, хотел любить, но их матери не допускали их ко мне… пока не оказалось, что я могу завещать много денег. Вот тут-то и произошло переключение с честной неприязни на поддельную любовь. Это было отвратительно. Я не чувствую каких-либо обязательств перед внучками, поскольку они не мои внучки. Что вы, Юнис, думаете об этом?

— О, босс, по-моему, комментарии здесь излишни.

— То есть? Кто это там всего пять минут назад говорил, что мы должны быть абсолютно откровенны друг с другом?

— Я согласна с вашими выводами, босс, то есть с фактами, которые привели вас к этим выводам. Мне кажется, наследственность не должна здесь играть какую-либо роль. Мне кажется, что вы бередите старые раны… а это плохо. Плохо для вас, босс.

— Дитя мое, вы сами не знаете, о чем говорите.

— Может быть.

— Не «может быть», а точно. Ребенок он и есть ребенок. О детях надо заботиться, их надо любить. Иначе во всей нашей жизни не было бы никакого смысла. Юнис, я сказал вам, что моя первая жена была чем-то похожа на вас. Агнес… мы любили друг друга такой любовью, что это было больше чем просто любовь. И я был с ней всего один год, потом она умерла при родах. И я любил своего сына так же сильно, как и ее. Когда его убили, во мне что-то умерло… и я пошел на дурацкий четвертый брак в надежде оживить себя, получив еще одного сына. Но в тот раз мне не повезло — детей не было. Мне пришлось всего лишь отвалить денег, и я снова стал свободен.

— Извините, босс.

— Не за что извиняться. Но я хотел сказать не об этом, Юнис. Когда мы поправимся, напомните мне, что надо порыться в ящике с драгоценностями и найти его солдатскую бирку — все, что осталось от него.

— Если хотите. Но, дорогой, это же ужасно: все время оглядываться назад вместо того, чтобы смотреть в будущее.

— Это зависит от того, как смотреть назад. Я не печалюсь о нем, я горд за него. Он погиб с честью, сражаясь за свою страну. Но на его солдатской бирке указана группа крови, «Тип 0».

— Ого!

— Да, именно «тип 0». Это значит, что мой сын был таким же моим, как и дочери. Но это не мешало мне любить его.

— Да, но… вы узнали об этом благодаря той бирке? После того как он погиб?

— Черта с два! Я знал об этом со дня его рожденья; я подозревал, что он может быть не от меня, еще когда Агнес забеременела… и я принял это. Юнис, я носил рога с достоинством и никогда не высказывал ей свои подозрения. Что же, следующим женам я достался уже с ветвистыми рогами. Муж, который ожидает чего-то другого, обречен на разочарование. Но у меня никогда не было иллюзий на этот счет, поэтому я не был разочарован. Для этого не было оснований. Я и сам научился сексу большей частью у замужних женщин, и началось это с раннего подросткового возраста. Я думаю, такое бывает в каждом поколении. Но рога причиняют боль лишь тогда, когда мужчина достаточно глуп, чтобы верить, будто его жена не такая, как все, несмотря ни на что.

— Босс, вы думаете, что все женщины такие?

— О нет! Во времена своей юности я знал множество супружеских пар, в которых и он и она — насколько мне было известно — шли к алтарю девственниками и оставались преданными друг другу всю жизнь. Может быть, и среди теперешней молодежи есть такие пары.

— Да, наверное, есть. Но я не из таких.

— И я тоже. В этом вопросе нельзя полагаться на статистику, Юнис. Секс — это такой предмет, о котором все врут. Но я хотел сказать, что мужчина, который наслаждается сексом, где это только возможно, а затем женится и ожидает, что его жена не такая, как все, просто глуп. Я был умнее. Что касается Агнес, то она была ангелом, но с копытами. Это старый сленг, но понять его легко. Мне кажется, что Агнес за свою короткую жизнь никогда не ненавидела кого-либо и любила так же свободно, как и дышала. Юнис, вы сказали, что рано начали, да?

— В четырнадцать лет, босс. Скороспелая сучка, правда?

— Скороспелая — может быть, но не сучка. И моя Агнес тоже не была сучкой, хотя она радостно отдала свою девственность, как она говорила, в двенадцать лет.

— В двенадцать?

— Удивлены, дорогая? Опять конфликт поколений: ваше поколение думает, что это оно изобрело секс. Агнес действительно была скороспелой, в то время в шестнадцать лет девушка не считалась готовой для половой жизни. Обычно начинали в семнадцать или восемнадцать. И очень часто можно было столкнуться с настоящей девственностью, хотя я и не специалист в таких вопросах. Но рекорд принадлежал не Агнес. Я помню в школе девочку из грамматической школы, которая «отдалась» в одиннадцать лет, не испытывая при этом никаких угрызений совести. К тому же она была любимицей учителей, у нее был невинный взгляд, и она получала призы за регулярное посещение воскресной школы. Моя дорогая Агнес была такой же, только ее доброта и милая внешность не были поддельными. Она просто не видела в сексе ничего грешного.

— Босс, в сексе нет греха.

— А разве я сказал, что есть? Однако в те дни я чувствовал себя виноватым, пока Агнес не вылечила меня от этого предрассудка. Ей было шестнадцать лет, мне — двадцать. Ее отец был профессором в ветеринарном колледже, где я учился, и однажды в воскресенье меня пригласили на ужин… в первый раз мы делали это на диване в гостиной. Все это произошло так быстро, что я даже несколько удивился и испугался.

— Что напугало вас, мой дорогой? Ее родители?

— Да. Они были наверху и, вероятно, еще не ложились. К тому же Агнес была так молода — в то время девушки не могли выходить замуж раньше восемнадцати. Не то чтобы меня когда-либо останавливал ее возраст, просто в ту ночь я не был готов, не ожидал этого.

— А как можно к этому подготовиться, босс?

— Контрацептивы. Мне оставался еще целый год до получения диплома, у меня не было денег, не предвиделось никакой работы, и меня, честно говоря, не тянуло жениться.

— Но о контрацептивах должна заботиться девушка, босс. Именно поэтому я и чувствовала себя такой дурой, когда залетела. Мне бы и в голову не пришло просить, чтобы парень из-за этого женился на мне, даже если бы я была уверена, что забеременела именно от него. Когда я поняла, что залетела, то собрала все свое мужество и сказала родителям. Они меня отругали. Отцу пришлось заплатить штраф, потому что лицензии у меня еще не было. О том, чтобы выйти замуж, даже разговора не было. Меня даже не спросили, от кого я забеременела, и я сама не стала бы говорить об этом.

— Юнис, неужели вы не знали, от кого?

— В общем-то знала. Наша баскетбольная команда и три девушки, болельщицы, поселились в одной гостинице; с нами был и тренер, учитель физкультуры. Но он ушел в город. Мы собрались отметить победу в комнате у парней. У кого-то была марихуана. Я затянулась раза два, но мне не понравилось, и я занялась джином и лимонадом, которые гораздо вкуснее. Я не собиралась участвовать в сексуальной оргии: у нас в школе это было не принято. К тому же у меня был парень, и я была ему верна… то есть, как правило… и его не было с нами. Но когда моя подруга сняла с себя одежду, то и я не смогла удержаться. Я высчитала в уме, что у меня еще два безопасных дня, и тоже разделась, то же сделала и третья подруга. Никто не заставлял меня делать это, босс. Не было даже намека на изнасилование. Как же я могла винить парня?

Но оказалось, что я сосчитала неверно, и к середине февраля я уже точно знала, что залетела. Потом я рассказала родителям, и меня отослали на юг к тетушке, чтоб я полечилась от «ревматической лихорадки», которой у меня, сами понимаете, никогда не было. Мне потребовалось на это 269 дней после того баскетбольного матча, и я как раз успела к началу занятий в школе и закончила ее вместе со своим классом.

— Ну, а как же ваш ребенок, Юнис? Мальчик? Девочка? Сколько ему сейчас лет? Двенадцать? И где он сейчас?

— Не знаю, босс. Я подписала отказ от материнства, чтобы мой отец получил свои деньги назад, если найдется кто-либо, кто захочет принять ребенка. Босс, разве это справедливо? Пять тысяч долларов… отец едва наскреб их, а те, которые живут на пособие, не платят штрафа и могут даже требовать бесплатного аборта. Я этого не понимаю.

— Вы ушли от ответа, дорогая. Где ваш ребенок?

— Мне сказали, что он родился мертвым. Но, насколько я знаю, они всегда так говорят, если девушка подписывает отказ и кто-то хочет взять ребенка.

— Но это можно узнать. Если бы ваш ребенок умер, то и штраф бы не взыскивался. Отец вам об этом не рассказывал?

— Я его не спрашивала. Это очень деликатный. вопрос, босс. Мы назвали это «ревматической лихорадкой». В любом случае, когда мне исполнилось восемнадцать, мне выдали лицензию на трех детей без каких-либо вопросов.

— Юнис, неважно, что вы придумали для прикрытия. Если ваш ребенок жив, мы можем найти его!)

Второй голос не ответил.

(— Ну, Юнис?

— Босс, лучше не ворошить прошлое.

— Вы не хотите детей, Юнис?

— Я этого не говорила. Вы сказали, что для вас не имело значения, что ваш сын не был по-настоящему вашим сыном. Я думаю, вы правы. Но если где-то и есть мой ребенок, а ему сейчас около тринадцати лет, то мы чужие друг другу. Я не была ему матерью, не воспитывала его: я ему никто. К тому же вы забываете, что меня убили.

— О, Юнис, дорогая!

— Видите? Если бы мы нашли этого мальчика или девочку, мы не смогли бы утверждать, что я жива, что снова живу внутри вашей головы. Мы не посмеем это утверждать… иначе нас снова свяжут, но уже навсегда. — Она вздохнула.

— Но я бы хотела иметь ребенка от вас. Вы рассказывали мне об Агнес, дорогой. Расскажите еще. Она действительно была похожа на меня?

— Да, очень. То есть не внешне. Но если бы я верил в переселение душ — а я не верю, — то я бы подумал, что вы — это Агнес, которая вернулась ко мне.

— А может, я и есть она? Почему вы в это не верите, босс?

— Вы это серьезно?

— Нет. Я никогда в это не верила, хотя большинство наших друзей верили в реинкарнацию. У меня не было оснований верить или не верить в нее. Поэтому я никогда не высказывала своего мнения на этот счет. Но, босс, когда вас убивают, а вы не умираете, то поневоле начинаешь по-другому смотреть на все это. Дорогой босс, вы считаете, что я — лишь продукт вашего воображения, не так ли?)

Иоганн не ответил, и она продолжала:

(— Не бойтесь признаться, босс; вы меня не обидите. Я знаю, что я это я. Мне не нужны доказательства. Но вам нужны, вы должны знать наверняка. Признайте это, дорогой. Будьте открыты со мной.

— Юнис, мне действительно надо знать наверняка. Ведь если я сошел с ума, если вы лишь продукт моего воображения, то мне лучше ничего не знать об этом. Дорогая, простите меня… но я почувствовал облегчение, когда вы сказали, что не хотите разыскивать вашего ребенка.

— Я знала, что вы обрадовались… и знала почему. Босс, не торопитесь. У нас уйма времени, так что расслабьтесь и наслаждайтесь жизнью. Какое-нибудь доказательство придет само собой… такое, что знаю я и о чем вы не можете знать помимо меня. Вы получите доказательство и будете так же уверены в моем существовании, как и я.

— Что ж, логично. Юнис… вы сейчас говорите так, как говорили, когда хотели успокоить меня.

— Я и впредь собираюсь успокаивать и ругать вас, босс, как если бы я была вашей мамой. И я никогда не перестану любить вас, босс. Но кое с чем нам надо поторопиться.

— С чем?

— С уткой. Иначе у нас с вами случится «мокрое дело».

— О, черт!

— Расслабьтесь, босс. К этому надо привыкнуть.

— Черт возьми, я не хочу, чтобы меня усаживали на утку, как ребенка на горшок! Знаете, что получится? Ничего! Я зажмусь и не смогу этого сделать. Юнис, там, за дверью, ванная. Может быть, нам попросить, чтобы нас туда довели и оставили одних.

— Босс, вы не знаете, что получится. Вы вызовете сестру. Она постарается вас отговорить. Затем она пойдет за доктором Гарсиа. Он придет и тоже будет спорить, а если вы будете упрямиться, он вызовет Джейка. К тому времени, как порисуется Джейк, мы намочим постель.

— Юнис, вы несносны. Хорошо, давайте скажем сестре, чтобы принесла нам утку.

— Минуточку, босс. А не можем мы как-нибудь убрать эти перила?

— Как?

— Если мы сможем, то что остановит нас? Мы сами доберемся до ванной, никого не спрашивая.

— Юнис, я не ходил уже больше года!

— Но это было до того, как вы получили это подержанное, но, в общем-то, достаточно новое тело, босс.

— Вы думаете, мы сможем идти?

— Давайте попробуем. Если у нас закружится голова, мы сможем удержаться за кровать, а затем медленно опуститься на пол. Я уверена, что мы сможем хотя бы ползти, босс.

— Хорошо. Давайте попробуем.

— Посмотрим, как устроены эти перила.)

Иоганн обнаружила, что разобраться в устройстве перил не так-то просто. Лежа в постели, их никак нельзя было опустить. Не удивительно, сказала она себе, если бы это можно было сделать, то их конструкция была бы несовершенной.

(— Юнис, нам все-таки придется вызвать сестру. Черт!

— Не сдавайтесь, босс. Может быть, надо нажать вон ту кнопку на пульте. Если перегнуться через перила, то мы наверняка сможем дотянуться до нее.)

Иоганн подтянула колени, повернулась… и приятно удивилась от того, что ее тело оказалось таким гибким. Затем она просунула руку между прутьями, но до пульта не дотянулась и выругалась. Затем она вдруг обнаружила, что перила закреплены двумя простыми замками; по одному на каждой стороне в нижней части кровати. Дотянуться до них было действительно трудно.

Большим пальцем руки она открыла левый замок, и перила легко убрались. Она засмеялась.

(— Ну как, партнер?

— Пока все замечательно, босс! Держитесь за край кровати, когда будете спускать ноги. Если упадете, то все пропало. Держитесь!)

Иоганн опустила ноги на пол и встала, держась за кровать. Все ее тело дрожало.

(— Кружится голова.

— Конечно. Но это пройдет. Успокойтесь, дорогой. Босс, мне кажется, мы можем идти… но лучше не рисковать и отправиться ползком. Если у нас снова закружится голова, мы сможем прилечь на коврик. Если Вини что-нибудь услышит, то с этого момента нас будут кормить только через решетку. Что вы думаете на этот счет?

— Я думаю, что нам нужно скорее добраться до унитаза, чтобы не пришлось сваливать вину на кошку. Будем добираться ползком.)

Спуститься на пол было несложно; но ползти было нелегко: ноги путались в халате, Иоганн села и снова была удивлена гибкостью своего тела. Такие изгибы Иоганну не удавались с двенадцатилетнего возраста.

Но думать об этом было некогда. Спальная накидка не вызвала особых затруднений: она застегивалась спереди на магнитную ленту. Иогчнн скинула ее и положила на пол. Но халат застегивался сзади.

(— Липучка?

— Нет, завязки. Похоже, что они не затянуты на узел. Если потянуть, они развяжутся.)

Наконец Иоганн освободилась и от халата. Дальше она поползла голышом. Открыв дверь в ванную, она оказалась у цели.

…Наконец она облегченно вздохнула.

(— Теперь полегчало.

— И мне тоже. Хотите попробовать дойти до кровати? Только надо будет за что-нибудь держаться. А можно подозвать кресло и катить его перед собой.)

Иоганн почувствовала, что стоит на ногах довольно твердо, ходить было даже легче, чем когда-либо за последние двадцать лет. И все-таки она держалась поближе к стене, на которой были перила, предназначенные для старика, который всегда боялся упасть. Таким образом она добралась до трельяжа, остановилась перед ним и взглянула на себя.

(— Боже мой, Юнис, какая вы красивая!

— Боже мой, на что мы похожи! Сучка-грязнуля! Босс, посмотрите, какие ногти на ногах! Это же настоящие когти! О Боже, груди провисают! И живот стал дряблым!

— Красивая. Совершенно бесподобная. Юнис. любимая, я всегда хотел увидеть вас совершенно голой. И теперь вижу!

— Да уж, видите. Жаль, что у меня не было времени привести себя в порядок перед тем, как вы меня увидели. Волосы растрепаны. И… да, так и думала. От нас пахнет.

— Эй!

— Извините, нажала по ошибке не ту кнопку. Босс, мы примем горячую пенистую ванну, прежде чем вернемся в постель. Провислости и обмяклости за один день не убрать, но, по крайней мере, мы можем помыться. — Она повернулась и осмотрела свои ягодицы.

— О Боже! Широкие — это хорошо, но до определенной степени.

— Юнис, это самая симпатичная попка в штате. Да что там, во всех Штатах!

— Была когда-то… И снова будет. Я обещаю, босс. С завтрашнего утра мы начинаем систематические упражнения. Все надо подтянуть.

— Хорошо, если вы так считаете, хотя я по-прежнему говорю, что вы самая роскошная и красивая девушка, которую я когда-либо видел. Юнис? Помните тот наряд под русалку? На вас был лифчик?)

Она засмеялась.

(— О небо! Нет, босс, не было. Но тогда мои груди были упруги и не провисали. Я думаю, в тот раз вы видели меня в наиболее голом виде.

— Как вы думаете, красавица, на кого я сейчас смотрю?

— О, я имела в виду то время, когда я еще была жива. Тогда я была вашей «милой девочкой», которая не смела позволить вам увидеть больше, чем вы бы хотели, несносный старик. Впрочем, вы могли бы увидеть меня и совсем голой, если бы у вас хватило мужества об этом попросить.

— Теперь я каждый день буду проводить по несколько часов перед зеркалом.

— Почему бы и нет, дорогой; теперь это ваше тело. Но давайте положим перед ним гимнастический мат и будем тем временем делать упражнения. Многие упражнения легче делать перед зеркалом. Я думаю…)

Дверь резко открылась.

— Мисс Смит!

Иоганн вздрогнула от неожиданности, затем ответила:

— Мисс Герстен, какого дьявола вы врываетесь в уборную без стука?

Сестра не обратила внимания на эту вспышку гнева, поспешно подошла к пациентке и подхватила ее под руки.

— Обопритесь на мое плечо. Давайте вернемся в кровать. О Боже, что скажет доктор Гарсиа! Он убьет меня! С вами все в порядке?

Иоганн увидела, что сестричка вот-вот заплачет.

— Конечно, все в порядке. — Иоганн попыталась освободиться из ее объятий, но обнаружила, что девушка была сильнее, чем казалась. — Вы не ответили.

Сестра заплакала.

— Ну пожалуйста, дорогая, не спорьте со мной! Давайте уложим вас в постель, пока вы себя не поранили. Может быть, доктор Гарсиа не будет сильно злиться.

Видя, что молоденькая девушка так взволнована, Иоганн не стала сопротивляться и отправилась в постель. Рыжеволосая сестричка перевела дыхание.

— А теперь, если вы будете крепко держаться за мою шею, я подниму ваши ноги. Несносная девчонка! Так меня испугать!

Иоганн не старалась ей помочь.

— Вини…

— Да, дорогая? Позвольте мне уложить вас в постель! Доктор будет ужасно злиться.

— Не так быстро. Если вы хотите пожаловаться, то идите жалуйтесь. Я могу держаться за кровать и не упаду.

На лице сестры отразилось отчаяние.

— Вы хотите, чтобы меня уволили, мисс? Или занесли в черный список? Что я вам сделала плохого?

— Вини, дорогая…

— Да?

— Не стоит говорить доктору Гарсиа.

Иоганн обняла ее за талию. Сестра покраснела, но не отстранилась.

— Но я обязана. Я должна сообщать ему обо всем.

— Но не на этот раз. И я тоже ничего ему не скажу. Совершенно секретно, знаем только вы да я. И больше никто.

— Хорошо. Я не буду говорить, если вы не скажете.

— Обещаете?

— Обещаю.

Иоганна поцеловала ее. Вини не отстранилась, но казалась удивленной и слегка напуганной. Затем она задержала дыхание, приоткрыла губы и ответила на поцелуй.

Когда они оторвались друг от друга, сестра сказала:

— За это меня тоже могут уволить.

Она не пояснила, за что именно. Казалось, она не замечала того, что Иоганн свободной рукой поглаживала ее грудь.

— Ну хорошо. Остановимся на этом, и я лягу в постель… Нет, не помогайте мне, я сама управлюсь.

И Иоганн доказала это — легла сама. Сестра накрыла ее простыней, и сразу же ее лицо приняло официальное выражение.

— А теперь давайте оденемся. — Она нагнулась, чтобы поднять халат и накидку. — Какая капризная девочка! Раскидала свои одежки по полу. И так меня напугала!

— Выкиньте их на помойку. Я не буду их носить.

— Ну-ну, дорогая. Вам не обязательно носить накидку. Всего лишь халат. Хотите, я принесу новый?

— Вини, я больше не собираюсь носить эти идиотские ангельские наряды. Вы можете оставить накидку. Но халат я носить не буду. Лучше останусь голой.

— Доктор Гарсиа…

— Перестаньте угрожать мне доктором Гарсиа. Мы уже обсудили это, не так ли?

Сестра закусила губу.

— Да…

— Его не касается, сплю я голая или нет. И я буду спать голой, пока мне не принесут что-нибудь приличное. Вы ночуете здесь? Может быть, вы одолжите мне ночную рубашку? Или пеньюар.

— Да, я сплю здесь. Но я не могу одолжить вам рубашку, потому что я и сама сплю раздетая.

— Что ж, это разумно.

— Но в вашем доме есть халаты, и белье, и все такое. В вашей гардеробной.

— Черт возьми! Кто их заказал?

— Я не знаю, мисс Смит. Их принесли и сложили там, когда стало ясно, что они вам понадобятся.

— Хорошая организация. Вы уверены, что они моего размера? Хотя я и сама не знаю, какой у меня размер.

— Они подойдут. Я сама измеряла вас.

— Отлично! Найдите мне наиболее женственный пеньюар… я буду тренироваться.

— С удовольствием.

Сестра вышла.

(— Бабник!

— Что за ерунда, Юнис! Конечно, она симпатичная девочка… но я просто вдруг понял, как с нею следует обращаться. Пришлось порыться в своей памяти. Давно уже не практиковался.

— Но вам это понравилось.

— А вам разве нет?

— Конечно, понравилось. Она замечательно целуется. И я вовсе не ханжа в этих вопросах. Кто был шокирован, когда я сказала, что с девушками может быть совсем неплохо? Вы, старый лицемер. И бабник.

— Юнис, вы должны меня понять. Я почти век имел дело только с девушками. Неужели вы думаете, что я могу измениться за ночь? И поверьте мне, я почувствую себя извращенцем, когда какой-нибудь мужчина прикоснется к нам. Вероятно, я потеряю сознание.

— Бедный босс. Не волнуйтесь. Юнис вас научит. Я-то знаю, как надо целовать мужчину.

— Надо думать, что умеете.

— Разве я сказала что-то непристойное? Ничего. Я знаю, как это делают… Он, видите ли, потеряет сознание! Подумать только!

— Послушайте, маленькая всезнайка, я не давал вам повода называть меня бабником и педерастом в одной фразе. Вы сможете прочитать мои мемуары позже. Кстати, о Вини… Вы думаете, она любит девушек? Ведь я видел, что ей было приятно.

— Хм… Я думаю, что она просто очень славная, хотя вполне могла бы гулять по обеим сторонам голубой улицы. Если вы хотели спросить, не лесбиянка ли она, то я готова поспорить на что угодно, что это не так. Ей гораздо интереснее быть с мужчинами. Понаблюдайте за ней, и вам станет ясно.)

Вини вернулась, держа в обеих руках по пеньюару.

— Я думаю, что…

— Вини.

— Да, мисс Смит?

— Никаких больше «мисс Смит». То есть вам не надо называть меня «мисс Смит». После того как вы меня поцеловали. Или я это неправильно поняла?

(— Бабник!

— Умолкните. Юнце. Она будет нам полезна.)

Сестра ничего не ответила, только покраснела.

— Будем считать, что вы ответили, дорогая, — мягко сказала Иоганн. — Так что называйте меня… нет, черт возьми, я не хочу, чтобы вы называли меня Иоганном. Мне нужно новое имя. Вини, дорогая, какое женское имя ближе всего к Иоганну?

— М-м… Иоганна.

— Боже упаси. В моей семье уже есть одна Иоганна. А еще какое?

— Ну… вы можете называться Джоанной.

— Отлично! Вы дали мне имя. Я думаю, что теперь вы моя крестная мать. Вы не против быть крестной матерью старика, который только что родился заново, но в качестве женщины?

Вини улыбнулась.

— Я польщена.

— Называйте меня теперь Джоанна, а не «мисс Смит». Хм, теперь мне надо придумать промежуточное имя. «Юнис»…

(— Ну, босс, я тоже польщена.

— Да, дорогая, но пока помолчите.)

— …«Джоанна Юнис Смит». Вини, вы знаете, откуда это мое среднее имя?

— Я не должна знать, — ответила сестра, чуть помешкав.

— Значит, знаете. Это в честь милой и доброй леди, которая дала мне это замечательное тело… и я надеюсь, она слышит меня, где бы она сейчас не находилась. (Слышу, босс!) Положите эти пеньюары, подойдите ко мне и назовите меня моим новым именем. Я хочу, чтобы все было по-настоящему.

Маленькая рыжеволосая сестра робко подошла к постели и склонилась над пациенткой.

— Я нарекаю тебя «Джоанной Юнис», — и поцеловала ее.

Вероятно, Вини хотела отделаться лишь формальным поцелуем, но Джоанна Юнис не допустила этого. Когда все закончилось, у обеих женщин на глазах были слезы.

Джоанна провела рукой по щеке Вини, и та встала.

— Спасибо, дорогая. Теперь я Джоанна. Джоанна Юнис. Дайте мне, пожалуйста, платок и себе тоже возьмите.

(— Ну как, Юнис?

— Ваша техника становится лучше. У нас даже пальчики ног дрожали. Ну вы и бабник!

— Кого вы называете бабником! Меня зовут Джоанна Юнис.

— Нет, это вы — Джоанна, а я — Юнис, а вместе мы — Джоанна Юнис… Спасибо за такой замечательный подарок, босс… Джоанна. Я знаю, что вы не бабник. Но займитесь нашей крестной матерью, если вы серьезно хотите ею воспользоваться.)

— Какой пеньюар вам больше нравится… Джоанна?

— Вини, я ни черта не смыслю в женских нарядах. Полагаюсь на ваш вкус.

— Ну… этот узор довольно ярок. Но на вашей фигуре он будет смотреться.

(— Нет, босс! Возьмите тот, что с меньшим вырезом.

— Юнис, я думал, вы должны гордиться своими грудками. Они вовсе не провисают.

— Да не в них дело. Поверьте мне, Джоанна, я знаю, что говорю.)

— Возможно, вы правы, Вини. Но мне, наверное, не следует носить такой халат перед докторами и юристами. Пожалуй, я начну не так резко. Помогите мне надеть этот, что с меньшим вырезом.

Когда они надевали халат, Джоанна спросила:

— Вини, а как вы узнали, что я в ванной?

— Что? По монитору, конечно. Ваше сердцебиение и дыхание участились. Значит, вы двигались. Я побежала проверить… и точно — моя безобразница встала с постели. Ох, как вы меня напугали, дорогая!

— Вини, в вашем рассказе есть брешь, через которую может пролезть целый слон.

— Что вы имеете в виду, Джоанна? — насторожилась сестра.

— Мое сердцебиение и дыхание участились минут за десять до того, как вы прибежали.

— О, дорогая! Вы на меня не донесете? Вы ведь обещали.

— Да, обещала, и вы тоже обещали, Вини со сладкими губками. С этого момента никто из нас ничего не будет говорить доктору Гарсиа, если, конечно, мы обе не сочтем, что ему следует это знать. Друг за друга, дорогая. Давайте рассказывайте, что там у вас случилось.

— М-м… да ничего особенного. Тот, кто дежурит у дисплея, не имеет права ни на минуту сводить с него глаз. Но ваше состояние настолько улучшилось… и мисс Слоун задремала… а ей надо было поспать, бедняжке… а доктор Гарсиа пошел навестить мистера Саломона… а он не любит, когда за ним посылают, если пациент в нем не нуждается… а ванная комната совсем недалеко от дисплея…

— Понятно. У нас возникла одна и та же потребность в одно и то же время. Правильно?

Вини снова покраснела.

— Меня следует уволить. Я знаю, когда речь идет о пациентах, нельзя так рисковать. С ними может случиться все, что угодно.

— Вас не уволят. И вы будете здесь еще долго после того, как уйдет доктор Гарсиа. Если, конечно, вы захотите остаться. Как я выгляжу?

— Просто чудесно! Я сама не смогла бы выбрать, но этот халат идет вам гораздо больше, чем тот, с узором. (— Что я говорила, босс?) — Но дайте я подкрашу вам губы помадой. Ее совсем не осталось.

— Черт! Как же это случилось?

Вини засмеялась.

— Не спрашивайте меня. Мне и самой придется подкрасить губы, пока доктор нас не увидел. Джоанна… ничего, если я буду называть вас «мисс Джоанна» в присутствии доктора? Он ужасно строгий.

— Пусть он идет к черту. А впрочем, называйте, если вам так удобнее. Но я просто Джоанна, когда его с нами нет. Вы будете моим тренером и сделаете из меня настоящую леди.

(— Это моя задача, босс. И как я вижу, эта задача не проста.

— Ну, и вы будете помогать. И не надо меня перебивать. Вини — наше секретное оружие.

— Хорошо, Но это оружие может и выстрелить.

— Послушайте, дитя, я научился обращаться с женщинами задолго до того, как появилась на свет ваша бабушка.)

— Я буду рада помочь, чем смогу… Джоанна, дорогая.

— Тогда постарайтесь для начала убедить нашего дорогого доктора, что я достаточно здорова и могу принять ванну. От меня пахнет. А от леди не должно пахнуть.

— Но у вас была постельная ванна всего два часа назад!

— Мне недостаточно постельной ванны, и вы это знаете. Подайте ему идею, что вы сможете помочь мне забраться в ванну и выбраться оттуда. Если у вас возникнут трудности, приведите его сюда и я устрою ему скандал. Если доктор будет упрямиться, я сделаю так, что он сам будет тереть мне спину. — Джоанна улыбнулась. — Красьте нам губы и отправляйтесь искать его.


(— Вы понимаете, чем это может для нас кончиться?

— Я знаю, что чувствую себя лучше. Но я еще не совсем здоров. Юнис, эти «панели» на грудях никуда не годятся.

— О, они пропускают свет, но они даже не прозрачны. Но именно поэтому этот халат гораздо сексуальнее того, что с узором. Мужчины всегда ошибочно принимают наготу за сексуальность. Это их типичная ошибка.

— Может быть, но я всю свою жизнь не имел ничего против наготы.

— Не стану спорить. Джоанна, но одежду выбирать буду я. До тех пор пока вы не начнете думать как женщина. Но я специально выбрала халат, который на первый взгляд кажется более скромным, И мы будем в нем, когда придет Джейк.

— Юнис, Джейк, вероятно, ушел домой. Для него все это было очень тяжелым испытанием.

— Да, ему было тяжело. Но он все еще здесь; он не мог уйти, не попрощавшись.

— Ерунда. Между мной и Джейком не заведено никаких церемоний.

— Босс, Джейк джентльмен до кончиков ногтей. Он может обойтись без церемоний со своим старым другом, но не с леди. Иоганн — это одно, а Джоанна Юнис — совсем другое.

— Но он знает, что я — Иоганн.

— Да? Почему же тогда он поцеловал нашу руку? Джоанна, мне придется следить за вами каждую секунду; вы вообще ничего не знаете о мужчинах.

— Я почти целый век был мужчиной.

— Это не в счет. Ну, все? Помолчите, он может прийти в любую минуту. Скажу без обиняков: последние несколько месяцев до того, как меня убили, Джейк проявлял ко мне повышенный интерес.

— Каким образом этот старый козел умудрялся?…

— Вы больше ничего не хотите спросить?

— Юнис, вы считаете, что я ничего не знаю о мужчинах. Возможно, это верно в определенном смысле. Но я знаю мужчин изнутри так же хорошо, как вы их знаете снаружи. Джейк сдержан. Но все-таки я дважды видел, как он ломался. И оба раза из-за вас. Естественно: ваша смерть его расстроила. Понятно, что ему трудно было принимать участие во всем этом маскараде и не говорить мне, что я унаследовал ваше чудесное тело. Тем не менее вы были лишь девочкой, с которой он встречался по службе и которая помогала ему в делах… Вы с ним ни разу не были близки? Впрочем, дважды он ломался. Из-за вас. Вероятно, он знал вас ближе, чем кто-либо об этом догадывался. Как? И где? Напрашивается только один ответ: в постели.

— Не обязательно в постели. То есть и в постели тоже. Но есть множество других мест. В его машине. В вашей машине. Несколько раз — в этом доме…

— Черт возьми! Значит, все мои слуги знают об этом?

— Вряд ли они что-либо подозревают. Для работы мы пользовались вашим кабинетом — и мы действительно работали, — а Каннингэм никому не позволял нас беспокоить. Вы задали грубый вопрос и получили прямой ответ. «Старый козел» был неплох и смело пользовался любым подходящим случаем. Едва ли мы пропустили хоть один день до того самого дня, когда меня убили.

— Эх вы, пара сексуальных маньяков! Что ж. Снимаю перед ним шляпу.

— Ревнуете, босс?

— Нет, завидую. Я вам был не пара. Я это понял с первого же дня, как вас увидел. Это было невозможно. А теперь — тем более. Просто завидую. Старый козел.

— Вовсе не невозможно, Джоанна.

— Да?

— Я была потрясена, когда увидела Джейка. Моя смерть его сильно ранила. Он любил меня. Но, Джоанна, мы можем ему помочь, вы и я… но только на сей раз мы будем полагаться на мой опыт.

— Что? Да это же кровосмешение!

— Не смешите меня, дорогая, Я не была в родственных отношениях с Джейком и думаю, что вы тоже не были.

— Я хотел сказать, что это будет здорово похоже на кровосмешение. Джейк! Юнис, когда я согласился с тем, что мне придется в конце концов «быть женщиной по-настоящему», я не имел в виду Джейка.

— Зато я имела в виду именно его.

— Выбросьте это из головы! Забудьте об этом. Если хотите, пусть будет доктор Хедрик. По крайней мере я мог бы попытаться помочь вам… после того как привыкну к тому, что я женщина. Или ваш бывший муж, Джо. Я думаю, вы имеете право…

— Только не Джо!

— Почему же? Вы о нем хорошо отзывались в этом отношении, и я всегда думал, что и в других отношениях вы его цените. Я не настаиваю… Черт, я могу думать о связи с мужчинами только на абстрактном уровне, я еще не переориентировался. Но я считаю, что вы имеете право на Джо.

— Босс, я не могу с ним. С кем угодно, но только не с Джо. Для него я зомби. Ходячий труп. Вряд ли он захочет… и даже если он захочет, мне будет трудно устоять перед соблазном сказать ему, что я еще здесь. Я не смогу. Я это точно знаю.

— А я не могу делать это с Джейком. Все это можно сказать и по отношению к Джейку. Ходячий труп.

— Не совсем. Конечно, он знает, что мы представляем собой этакий гибрид: ваш мозг и мое тело. Но он любил нас обоих. Он любил вас дольше, чем меня. А Джо вас даже не знает.

— Джейк любил меня? Юнис, вы не в своем уме!

— Это невозможно, дорогой. У меня просто нет своего ума. Как вы думаете, почему Джейк мирился с вашим несносным характером? Не из-за денег. Он богат, хотя и не так, как вы. Почему же он вас до сих пор не бросил? Из-за меня? Он бы избегал видеть меня, то есть мое тело, если бы это было возможно: ведь ему это причиняет боль. Он остался, потому что вы нуждались в нем. Послушайте, дорогой… то есть, Джоанна, с вами говорит сейчас ваша старшая сестра, и вы должны ее слушать. Будьте милы с Джейком. Больше от вас ничего не требуется. Я не прошу вас делать что-нибудь, чего вы не хотите. Боже! Джейк, конечно же, заметит, если вы будете делать это через силу, он разбирается в женщинах. Будьте всего лишь милой. Будьте женственной, и пусть он о вас заботится.

— Хорошо, я постараюсь. Джейк подумает, что у меня не все дома.

— Он будет думать, что вы славная девушка. Возможно, он станет вам отцом, а не тем, кем он был для меня. Если так, то мы будем себя хорошо вести и позволим нянчить нас.)

Джоанна вздохнула.

(— Я постараюсь. Юнис. Но подумать только! Ай да Джейк!

— Вот и славно, моя дорогая Джоанна. Будьте беззащитной и женственной, а Джейк сделает все остальное.)

Доктор Гарсиа вошел в комнату и энергично прошагал к кровати.

— Что это еще за разговоры о ванной? Я, кажется, ясно дал понять, что вам не следует форсировать события.

(— Джоанна, не давайте ему спорить.

— Смотрите, как я его обработаю!)

— О, доктор, вы меня так напугали!

— Как?

— Ворвались в комнату без предупреждения. Разве джентльмены так поступают?

Гарсиа был озадачен.

— Мисс Смит, я здесь работаю больше года и всегда входил к пациенту без церемоний. Вы хотите сказать, что это вас оскорбляет? После столь долгого времени?

— Время здесь ни при чем, доктор. Когда вы впервые пришли сюда, вы имели дело со старым беспомощным человеком. Затем вы помогали доктору Хедрику в работе с парализованной пациенткой, которая большую часть времени была без сознания. Я высоко ценю заботу, но времена меняются. Теперь я должна научиться быть женщиной и по возможности леди. Это не просто. И вы могли бы помочь мне в этом, если бы использовали по отношению ко мне формальные нормы этикета и вели бы себя со мной, как и с другими дамами.

Гарсиа слегка покраснел.

— У врача нет времени на соблюдение этикета.

(— Стукните его еще раз, дорогая! Он еще дрыгается.

— Хорошо!)

— Доктор, если бы я была в опасности, я бы приняла как должное то, что вы врываетесь без предупреждения. Моя жизнь зависит от вас. Но вы пришли сказать, то я не могу помыться в ванне. Уверена, что в этом сообщении нет ничего срочного. Я не прошу от вас многого — я всего лишь хочу, чтобы вы воспринимали эту комнату не как больничную палату с больным стариком, а как женский будуар. Я прошу вас помочь мне. Пожалуйста.

— Хорошо, мисс Смит, я буду об этом помнить.

— Спасибо, сэр. Кстати, теперь меня зовут Джоанна Смит, Я больше не могу быть Иоганном. Вы можете называть меня «мисс Джоанна», чтобы я быстрее привыкла к этому имени. Или просто «Джоанна», поскольку я не хочу быть излишне формальной со своим врачом. Правда-правда! Лишь немного формалитета, чтобы я быстрее научилась быть женщиной. Вы будете называть меня просто Джоанной?

Он выдавил из себя улыбку:

— Хорошо… Джоанна.

Она улыбнулась ему в ответ ослепительной улыбкой.

— Неплохо звучит, правда? Доктор, я буду рада вас видеть, когда бы вы ни пришли, по долгу службы или просто так, навестить. Я надеюсь, вы будете часто меня навещать. Только сперва предупредите сестру, чтобы я могла подготовиться к приему джентльмена. Всякие мелочи, сами знаете. — Она приподнялась на локте и взглянула на него, четко осознавая «скромность» своего пеньюара. — Например, помада. Непривычно ею пользоваться. Она у меня не размазалась? Все в порядке?

— Вы превосходно выглядите!

(— Сотрите это… перестаньте быть бабником, станьте наконец шлюхой. Вы же прирожденная шлюха, дорогуша.

— Оставьте это, сестричка. Я еще не закончил.)

— Да? Спасибо, сэр! Теперь скажите мне, почему я не могу принять горячую пенную ванну, чтобы не только выглядеть, но и чувствовать себя превосходно? Конечно, я выполню все ваши указания, доктор, но я хотела бы понять их. Вы можете мне объяснить это, не употребляя длинных медицинских терминов?

— Ну… Джоанна, я возражаю по поводу самих ванн. Люди то и дело, поскользнувшись, ломают в них ноги, разбивают черепа. А вы не научились даже стоять и тем более не умеете ходить.

— Это верно. — Джоанна откинула покрывало, спустила ноги на пол, села, поборола легкое головокружение и улыбнулась. — Давайте посмотрим, смогу ли я ходить. Вы поможете мне доктор? Обхватите меня рукой.

— Ложитесь!

— Зачем? Я чувствую себя хорошо. Есть здесь скамеечка? Мои ноги не достают до пола.

— Мисс Смит… Джоанна, черт возьми, помогите мне, я хочу оставить это дело и торговать помидорами! Полежите, пока я позову сестру. Мы будем держать вас с обеих сторон. Когда вы почувствуете, насколько вы слабы, вы не будете спорить со мной и вернетесь в постель.

— Хорошо, доктор, — послушно ответила она и легла.

Пришла Вини.

— Вы вызывали меня, доктор?

— Мы собираемся попробовать ходить. Помогите мне поднять пациентку. Возьмите ее с левой стороны.

— Да, сэр.

С их помощью Джоанна встала с постели. Комната слегка поплыла у нее перед глазами, но она оперлась на Вини, а плеча доктора едва касалась.

— Как вы себя чувствуете?

— Замечательно. Хорошо бы музыку. Я хотела бы танцевать.

— Ну что ж, хотеть не вредно. Но не надо этого пробовать. А теперь аккуратно, маленькими шагами…

Они пошли к двери. Джоанна с наслаждением ступала по мягкому коврику босыми ногами. Идти было здорово. Все было здорово!

(— Юнис, любовь моя, вы не представляете, какое у вас превосходное тело!

— Оно немного не в форме. Но две недели тренировки — и мы его приведем в порядок.

— О, черт, я даже в детстве не чувствовал себя так хорошо!

— Босс, достаньте руками до пола, задержитесь в этом положении и из него перейдите в позу лотоса. Делайте все это плавно.

— Вы думаете, мы сможем это сделать? Я всегда был неуклюжим, даже в детстве.

— Не беспокойтесь. Тело все помнит.)

Они остановились.

— А теперь осторожно повернитесь и направляйтесь к постели.

— Ну доктор… Теперь, когда я встала, почему бы не отвести меня в ванную?

— Вы не устали?

— Нисколько. Я даже не опираюсь на вас. Кажется, вы обещали, что я смогу помыться в ванной, как только смогу ходить. Или я должна еще постоять на руках? Отойдите, и я попробую.

Она отпустила его руку. Но доктор быстро обхватил ее за талию.

— Никаких глупостей! Сестра, в ванной есть перила? Она сможет за них держаться?

— Да, доктор.

— Если наша пациентка поскользнется и упадет, то вам лучше всего бежать в Канаду. Вы сможете найти кратчайший путь, если будете следовать за мной. Конечно, если вы побежите быстро и не отстанете.

— Вини не даст мне упасть, — сказала Джоанна и чуть прижалась к доктору. — Но если вы беспокоитесь, то можете сами мне помочь. Потереть спинку, например.

Гарсиа фыркнул.

— Десять минут назад вы накинулись на меня лишь за то, что я без предупреждения вошел в вашу спальню.

— И я снова сделаю то же, если это повторится. Но ванная… Это же ваша профессиональная обязанность, доктор, я прекрасно понимаю, что вы по долгу службы видели мое новое тело много раз. Если вы увидите его еще раз, меня от этого не убудет.

Она прижалась к нему чуть плотнее.

— Тереть спину пациенту не входит в мои профессиональные обязанности. Сестра, налейте теплую ванну и проследите, чтобы она не плескалась в ней слишком долго.

Как только они вошли в ванную и закрыли дверь, Джоанна обняла сестру и засмеялась.

— Дорогая, вы видели, какое у него было лицо?

— Джоанна, для того чтобы быть женщиной, вам вовсе не требуется моя помощь. Вы сами все отлично умеете.

— О дорогая, вы мне еще как нужны! Я не все умею. Я лишь попробовала на нем то, что действовало на меня, когда я была мужчиной его возраста. — Она снова засмеялась. — Я даже подумала, что он согласится потереть мне спину.

(— А я думала, что вы отдадитесь ему прямо на коврике.

— Юнис, помолчите; я его даже не ущипнул.)

Джоанна отпустила Вини и начала снимать халат через голову.

— Наконец-то! Пожалуйста, держитесь за что-нибудь. Доктор может войти в любую минуту.

— О нет, теперь он не посмеет. Никогда. — Джоанна повернулась и закрыла дверь на защелку. — А теперь он и не сможет. Так что не беспокойтесь.

— Нельзя запирать дверь. В больницах двери в ванную никогда не запирают.

— Это не больница, и я могу запереть дверь когда захочу. А если доктор Гарсиа обнаружит, что я закрыта — а он может сделать это лишь попытавшись войти — и посмеет мне об этом сказать, то я устрою такой скандал перед мистером Саломоном, что его мигом заменят. Вини, дорогая, я так долго была своенравным стариком, что мне трудно измениться. Только теперь мне придется использовать другие средства. Если хотите, снимите вашу униформу и повесьте ее в раздевалке. А то я могу вас забрызгать. К тому же здесь будет много пара.

— Нет, Джоанна. Доктор велел налить теплую ванну.

— Да, он велел, а я собираюсь принять такую ванну, какая мне нравится. Он об этом тоже ничего не узнает. Вы же знаете, что я больше не слабый котенок. Со мной ничего не станется и от горячей ванны. Если хотите, чтобы ваша одежда промокла, дело ваше. Но все-таки лучше, если вы заберетесь в ванну вместе со мной. Она большая. А с таким ростом, как у меня теперь, я вполне могу соскользнуть и утонуть. Если буду одна.

— Мне не следует делать этого, — нерешительно ответила Вини.

— Подумать только! Пациент теряет сознание в ванне и тонет, а сестра не успевает его спасти. Конечно, такую новость нельзя сообщать в вечерних передачах, но она вполне подойдет для утренней информационной программы.

— Джоанна! Вы меня дразните.

(— Да, босс. Теперь вы и бабник, и шлюха.

— Ерунда, Юнис. Мы все втроем наилучшим образом поместимся в этой ванне!)

Вини закусила губу и медленно начала расстегивать халат. Джоанна включила воду и начала регулировать температуру, стараясь не пялиться на Вини.

Загрузка...