Не уходи, Аук!

Кто он такой?

Сперва я тебе расскажу про того, чье имя повторяет лесное эхо: «Аук! Аук!» В этой книге он главный, а ты про него ничего не знаешь: кто он, сколько ему лет, где он живет?

У него удивительный дом. Днем по потолку ходит солнце, ночью там светят луна и звезды, осенью идет дождь, зимой падает снег. И всем это видно, потому что у дома нет крыши. И окон нет. И стен и дверей тоже. Каждый, кто хочет, может входить свободно. Дом Аука открыт для всех.

Дом так велик, что в нем можно заблудиться. Но такой дом и нужен Ауку. Ведь у него огромная семья: тысячи внуков и внучек, все красивые, только сдвинуться с места не могут, потому что вросли в землю.

И еще живет в этом доме самый разный народ. Кто прячется в подземелье, кто на собственных крыльях взлетает на верхние этажи. Лестницы и лифта нет, а этажи с весны до осени сами по себе все выше и выше растут.

Живут в доме Аука тихони и молчуны, чьих голосов не услышишь. Живут и певцы, трещотки, свистуны. Весной хор поет круглые сутки, замолкая лишь во время дождя.

В доме Аука много чудес. Есть аптека без продавцов, где денег не платят и рецептов не спрашивают. Лесные звери и пришлые кошки и собаки носом, по нюху находят нужные им лекарства в упаковке из листьев, стеблей и корней.

В доме Аука боятся огня. Обед не варят, чай не кипятят, зимой пьют снег, летом чистую воду. Когда из ручья, когда из дождевой лужи, а чаще всего питьем служит роса.

Много народа живет в доме Аука, но там всегда красиво и чисто. Если кто намусорит, то только гости. Бывают такие неряхи. А ведь хозяин принимал их по-доброму: угощал орехами и ягодами. Он очень гостеприимен, Аук.

Сколько же ему лет? Аук не так стар, как море и горы. Они самые старшие на Земле. Но и лес появился очень давно. А где лес, там и Аук.

Кто же он такой? Он — сказка о лесе, о вечно живой силе природы, которая и удивляет, и радует нас, и загадывает нам загадки. Многие из них мы еще не в силах разгадать.

В давние времена человек мало знал и всего боялся: грома, молнии, ночной темноты, дремучего леса. Но все больше и больше узнавая жизнь природы, люди поняли, что лес не страшен, не злобен, он могуч, щедр и прекрасен, он человеку друг.

Девочка Брусничка, с которой ты скоро познакомишься, называла сказочного Хозяина леса по-родному: дедушка Аук. Ты узнаешь, каким Брусничка его себе придумала.

Но ты можешь с ней не согласиться и представить себе Аука совсем по-другому, по-своему.

Все ребята любят фантазировать. Буду рада, если ты нарисуешь своего Аука и пришлешь рисунок мне.

Но сперва прочитай эту книгу.

Какой у него характер

Все знают, что дерево неподвижно. Но бывают такие удивительные минуты, когда срываются с места и те, у которых нет ни крыльев, ни ног.

Посмотри осенью, как созревшие семена клена кружатся в воздухе, словно рой желтых стрекоз. Это отправились в путешествие будущие клены. Это Аук сеет лес.

Посмотри весной, как растопыриваются еловые шишки и весенний ручей уносит выпавшие из них семена. Это плывут на новоселье будущие ели. Это Аук сеет лес.

Сеять лес — его любимое занятие. Он сеет в любую погоду, днем и ночью, на севере, на юге, на востоке, на западе. Если бы бессчетное множество семян не погибало, он бы засеял лесом земной шар.

Нет на Земле такого неутомимого, неугомонного, неистового сеятеля, как Аук!

У него огромные сеялки, ни одну из них человеку не поднять. Ведь не возьмешь в руки ни осеннее небо, ни весенний ручей, ни городскую улицу, ни засыпанную снегом поляну, по которой, как на лыжах, скользят на прилистниках будущие липы — бурые шарики семян.

Семена летят, плывут, ползут, кружатся, катятся, прилипнув к птичьей ноге, уносятся в неизвестную даль, скачут верхом на звере, запутавшись в его шерсти.

Может, и ты, возвращаясь из леса, сам того не зная, несешь будущее дерево, или куст, или цветок на подошве ботинка, на рукаве, на спине.

Зачем Ауку плуг и борона, лопата и грабли, если по тайге бродят стадами дикие кабаны? Разыскивая упавшие кедровые шишки, кабаны своими длинными рылами вспашут, разрыхлят землю под будущие кедры.

А сеять кедры будут белки и таежные птицы-кедровки. Закапывая орехи про запас на зиму, они, бывает, не могут разыскать свои подземные тайнички.

— Бедная я, бедная! — жалуется кедровка. — Кому достанутся мои орехи?

Зато Аук доволен. Кому достанутся? Лесу! Из зарытых и забытых птицами и белками кедровых орехов вырастут новые деревья. Лес вас кормит, отплатите лесу добром за добро!

Что еще придумал Аук? Запрятал в сочную мякоть ягод семена до того твердые, что птичьему клюву их не расклевать, птичьему желудку не переварить. Волей-неволей дрозды, наклевавшись оранжевых ягод, сеют в лесу рябину, а любители бузины — славки, зарянки, вороны — сеют бузину.

Всех заставляет служить себе Аук: и человека, и воду, и ветер, и кабанье рыло, и беличью лапу, и птичий клюв.

Нет на Земле сеятеля хитрей, чем Аук!

И в каждое из семян он вложил такое упорство, такую яростную силу жизни, что, куда бы оно ни упало — на груду щебня, в трещину кирпичной стены, — корешок, извиваясь, будет искать, нащупывать щелку, где есть хотя бы горстка земли.

А росток, согнувшись в три погибели, чтоб не сломаться, будет толкать белым затылком заваливший его щебень. Некоторые ростки пробивают даже асфальт.

И на фабричной трубе может вырасти деревце. Пусть ему там жить плохо, но пока оно живо, его ветки трепещут на ветру, как победный зеленый флаг. И такие же зеленые флаги поднимаются всюду, где двинулся в наступление лес.

Наступление леса начинается с опушки. Отсюда на пустошь забрасывается первый лесной десант: легкие, летучие семена берез и осин.

Березы и осины быстро растут, но недолго живут. Им на смену забрасывается второй десант: семена ели. Маленькие елочки боятся солнечных ожогов, и уже подросшая березка, как щитом, своей тенью прикрывает сестру. И еще ее подкармливает, удобряя землю опавшим листом.

Где какому дереву прижиться, решают трое: солнце, вода и земля. Солнце прогревает на севере только верхний слой земли, но для елки этого достаточно. Ее корни тянутся далеко, но не проникают в землю глубоко. Внучке елочке поручил Аук заселить суровый северный край.

А вот у сосны сильные, цепкие, глубоко уходящие в землю корни. В горных походах она лучшая скалолазка, взбирается на такие кручи, куда елочке не залезть. И засуху она способна вытерпеть. Свою длинноногую внучку сосенку Аук посылает покорять горы, усмирять голые зыбучие пески, завоевывать болотную топь.

Ждать вестей от внуков и внучек приходится долго. Сто лет пройдет, прежде чем вырастет лес.

Но Аук терпелив. Он ждет.

Его почтальоны — все пролетные птичьи стаи. Что же расскажут Ауку, возвращаясь с севера, журавли?

— Курлы-курлы! — кричат журавли. — Мы видели чудо: березки ростом не выше нас, журавлей. На зиму они с головой уходят под снег, и никакие морозы им не страшны!

Вести поступают и с юга. Их принесла на своих черных с желтыми пятнами крыльях, вернувшись с зимовки, красавица иволга.

— Почему опоздала? — спрашивает ее Аук. — Погода была летная. Я ждал тебя еще три дня назад.

— По-че-му? — весело посвистывает иволга. — Я задержалась в степи, где раньше плакало поле. А как было ему не плакать, если ветры выдували лучшую землю, губили посев? Но сейчас на пути ветров встала зеленая застава. Должна же я была спеть лесную песню пограничникам — твоим внукам вязам, кленам и дубкам.

Над морским берегом летит птичья стая. Ветер раздувает вершины сосен, словно зеленые просмоленные паруса. Затих, стал неподвижным зыбучий песок, сосны пронизали его своими длинными корнями. И морские волны поют славу дереву, укротившему пески.

Над болотами летит птичья стая. И там растет сосна. Правда, тоненькая, как свечка. Но растет.

Стаи летят кто строем, кто кучкой. А по бокам — одиночки хищники, подстерегая тех, кто устал, кто отстал.

— Во время перелета через горы, — доносит Ауку сокол, — я видел сосны на одной из вершин. Не всякая птица залетит так высоко. С твоими внучками разговаривают орлы. У их подножия стелются облака.

— Внучки мои, внуки мои! — радуется Аук. — Сила и слава моя!

Но не всегда птичьи крылья приносят Ауку радостные вести.

Осенью возвращаются с севера белые лебеди, и в лебединых кликах Ауку слышится плач.

В лесной тесноте деревья защищают от ветра друг друга. Но в северном редколесье елям, с их неглубокими корнями, трудно устоять против ветра.

Лебеди пролетали над еловым побоищем. Ветер сражался с лесом, и ветер победил.

Белые птицы кружились над поверженными елями. Вырванные из земли с корнями, могучие деревья умирали молча и гордо, как стоявшие насмерть бойцы.

Но как бы ни были велики потери Зеленого Войска от ветра или, что еще страшней, от лесного пожара, не такой у Аука характер, чтоб смириться, признать свое поражение.

Еще остались на севере непобежденные, неповаленные деревья. Пусть ветер многие из них искалечил, начисто отсек ветки с подветренной стороны. Но эти, похожие на однокрылых птиц, лохматые ели живы.

Они поют свою лесную скрипучую песню. Весной из растрескавшихся шишек упадут на снег новые семена.

Нет! Аук не сдается! Он снова будет сеять, снова наступать.

На гарях вспыхнут малиновые султаны иван-чая, потом зазеленеют кусты, запоют птицы. Лес вернется на старое пепелище.

Отнять землю у леса может только человек.

Человеку нужно много земли, чтобы строить города и поселки, пахать поле, разводить скот, сажать сады. Но, заботясь о лесе, он сажает и ели, сосны, березы; не вырасти новым поколениям внучек и внуков Аука, если на помощь лесу не придет человек.

Как грачи искали весну

Если ты спросишь, почему грачи прилетают первыми, раньше ласточки, раньше стрижа, я отвечу: посмотри на грачиный клюв.

Если ты спросишь, почему грачи вьют гнезда не в лесной глуши, а в светлой березовой роще или чаще всего на деревенских околицах, на городских окраинах, на кладбищах, на растущих вдоль дороги деревьях, я отвечу: посмотри на грачиный клюв.

Это клюв птицы-землекопа. У старого грача он белеет и блестит, как лопата, много поработавшая на своем веку.

Если бы ласточки прилетели в весеннюю рань, когда еще не проснулись ни комары, ни мошки, они бы погибли от голода. А грачи, копаясь на проталине, найдут, чем поживиться. Потому они и селятся поближе к полю, где раньше оттаивает земля.

Грачи очень гордятся тем, что раньше всех перелетных, первыми начинают птичью весну.

Я расскажу тебе, как это случилось.

В ту пору Аук еще не составил весеннего расписания, и когда кому возвращаться с зимовки, никто толком не знал.

Мартовским утром лес был по-зимнему молчалив. И вдруг тишину нарушил многоголосый разговор стаи. На лесной поляне словно кто-то разбросал крупные куски угля. По насту разгуливали грачи.

— Каким ветром вас принесло в такую рань? — строго спросил Аук. — Все перелетные еще на зимовках. Я вас не звал.

— Нас позвало небо! — выпятил грудь Вожак. — Я увидел в небе весну, пушистое облако, которого зимой не было, и привел домой стаю. Похвали нас, Аук, за то, что мы прилетели первыми.

— Да, мы первые! — загорланила стая. — Мы самые ранние, самые смелые! Мы, мы, мы!!!

— Но в лесу еще нет весны, — покачал головой Аук, — земля под снегом. И похоже, что он не стает до новой луны.

— До новой луны? Так долго ждать! Да мы погибнем от голода.

Кто-то из молодых предложил вернуться обратно, но его не захотели слушать.

— То ли тебя ослепило солнце, то ли у тебя глаза крота! Неужели ты не видишь, что все устали и не в силах далеко лететь?

Стая волновалась все сильней и сильней. Какая-то сердитая грачиха, растопырив крылья, подскочила к Вожаку:

— Это ты во всем виноват, ты нас погубил! Мы летели вить гнезда. Где же весна, ради которой мы торопились домой?

— Где весна? — угрюмо повторила стая. — Где весна, Вожак, которую ты нам обещал?

Ауку стало жаль и голодных птиц, и отчаянного Вожака, на которого они надвигались. Вот-вот заклюют.

— Может, вам и не так далеко лететь! — сказал Аук. — Ищите черную оттаявшую землю. Сейчас только она сможет вас прокормить.

Грачи молчали. И тут вперед выступил Вожак:

— Что носы повесили? Будем искать весну. Ради будущих гнезд, ради грачат мы должны найти черную землю. Я лечу первым. Кто за мной?

И стая неохотно поднялась на крыло.

Пока грачи летели над лесом, им с высоты была видна лишь белевшая между деревьями снежная земля.

Но лес кончился. Миновав деревню, стая свернула в поле. И в белом море снега проступили черные островки. В поле, где все открыто солнцу, раньше, чем в лес, приходит весна.

— Мы нашли весну! — крикнул Вожак. — Я вижу черную землю! Покорми нас, добрая земля!

Стая опустилась на проталину. Кто-то длинным клювом вытащил запрятавшуюся в подземном убежище личинку, кто-то выхватил полусонного червячка.

Наевшись, грачи повеселели и уже без ропота полетели в деревню вслед за Вожаком.

Там, на околице, Вожак заметил высокие березы. Грачи живут по законам стаи и во время перелетов, и дома держатся вместе, вьют гнезда рядом. Березы, которые они выбрали, становятся птичьим поселком, где каждое дерево многоквартирный, шумный, но дружный грачиный дом.

Птичьи крики всполошили всю деревню. Старики и старухи, улыбаясь, выглядывали из окон, молодые вышли на улицу.

— Грачи прилетели! — прыгали от радости мальчишки.

И растроганные грачи решили, что всегда будут прилетать в эту пору и своего первенства не уступят никому.

— Если есть проталины, они нас прокормят, — сказала сердитая грачиха, — но как мы узнаем, что уже открылась черная земля?

— По облаку, которое позвало нас домой! — ответил Вожак. Наверное, тебе случалось, приложив губы к замерзшему стеклу, продышать щелку, чтоб видеть, куда тебя везет автобус. А проталины — это щелки в снегу, которые продышали черные влажные губы согретой солнцем земли. И всплывшие над проталинами кучевые облака — это дыхание земли, ставшее видимым.

Пусть и для тебя кучевые облака будут весенним сигналом. В поле проглянут проталины, и ты услышишь крики вернувшихся с зимовки грачей:

— Мы самые первые, самые ранние, самые смелые! Мы, мы, мы!!!

Поющие, цветущие и жужжащие числа

Хотя Аук сам посоветовал грачам искать черную землю, но он надеялся, что гнезда они будут вить в лесу. Грачи не вернулись, и Аук загрустил.

А что, если и другие перелетные птицы вернутся домой в ту пору, когда лес еще не может их прокормить? Он потеряет их, как уже потерял грачей. Плохо тогда будет лесу! Листву на деревьях сгложут гусеницы, зверям не станет покоя от комаров.

Надо было что-то придумать. И по вызову Аука с зимовки в Африке прибыл скворец. Перышки на его груди отливали на солнце фиолетовым и зеленым.

Птица радуется, вернувшись домой. От радости скворец запел. Он пел, растопырив крылья и полузакрыв глаза, восхищаясь собственной песней и собой.

— Запомни сегодняшний день, — сказал Аук, когда скворец кончил петь. — Я составляю весеннее расписание для всех перелетных птиц леса, поля и реки. Каждая птица будет возвращаться домой в сытное для нее время. Сегодня твое поющее число.

— Мое? — удивился скворец. — Но я не вижу в лесу ничего съедобного. Почему ты решил вызвать с зимовки именно меня?

— Из-за твоего носа! Он поменьше грачиного, но тоже может копаться в черной земле. И тебя прокормит проталина. Где тебе поселиться, решай сам, я тебя не неволю. Помни, что в лесу для тебя найдется дупло. Когда устроишься, вызовешь с зимовки свою подругу.

Аук знал, что скворцы отличаются верностью и выбирают пару на всю жизнь.

— Она не задержится, — заверил Аука скворец. — Ей должна понравиться моя последняя песенка, в которую я вставил кое-что новенькое из подслушанного мной в Африке. Ты это не заметил? Тогда я спою тебе ее еще раз. Но сперва я должен позавтракать.

И скворец полетел в поле.

— А вот и я! — весело крикнул скворец насторожившимся при его появлении грачам. — Не ждали? Не отрицаю: вы первые, но и я не последний. Аук составил расписание не только для одного меня, и у вас еще будет много встреч.

Скворец не ошибся. Все ширились и ширились в поле проталины, да и в лесу уже и маленький клюв мог подобрать с оттаявшей земли семечко, склевать проглянувший росток. Жаворонок спел первую песню поля, а лесной забияка зяблик отметил первой дракой свое поющее число.

Запел лес, запело поле, но река еще по-зимнему молчала.

И вот на плечо к Ауку опустилась белая трясогузка.

— Лети к реке, — сказал ей Аук. — Разбуди ее, она ждет тебя.

Подрагивая хвостиком, трясогузка побежала по берегу. Ее звонкую трель заглушил пушечный грохот ледохода. Это был как бы салют пичужке, которая спела первую песню взломавшей свои ледяные оковы реке.

И потянулись домой птицы, которые кормятся у воды или на воде. Закричали в небе пролетные стаи гусей и уток, засверкали на солнце лебединые крылья, забегали по берегу длинноногие кулики.

Одному из них, желтоглазому, в черном галстучке речному зуйку, трясогузка похвасталась:

— Это я своим хвостиком лед расколола! Не веришь? Нет?

Зуек деликатно промолчал. Он не сомневался, что лед треснул сам по себе, но он признавал и заслуги трясогузки, она подала сигнал не только птицам. Люди прозвали белую трясогузку ледогонкой, заметив, что с ее прилетом на реке начинался ледоход.

Пела река песню свободно бегущей воды.

Пело поле песню проснувшейся земли.

Пел лес, хотя и не в полную силу. Еще не было слышно ни кукушки, ни пеночки-трещотки, ни славки-черноголовки, ни соловья — многих птиц, которыми особенно дорожил Аук, потому что они охотятся за вредными для леса насекомыми.

Чтобы, вернувшись домой, все эти птицы были довольны и сыты, Аук прикидывал: кому прилетать к майскому параду жуков, кому к открытию комариных игр, кому по зеленому сигналу лакомой для гусениц молодой листвы.

Вспоминая, не пропустил ли кого-нибудь, Аук прислонился к дереву. А оно загудело:

— Скажжи, Аук, какие цветы нас жждут?

Это проснулся и заговорил зимовавший в дупле Пчелиный Народ. А на лесной земле не было еще ни одного распустившегося цветка.

Аук погладил голые красные ветки вербы.

— Распуши барашки, вербушка! Выручи меня!

По пчелиному обычаю, рой сперва высылает пчелу-разведчицу. После облета она, станцевав танец меда, оповестит пчелиную семью о цветах, с которых можно собрать взяток.

— Верба, верба, верба! — танцевала разведчица. — Первый мед, первый мед, первый мед!

Не успев одеться в листья, верба цвела, зазывая пчел золотистым сиянием тычинок.

Пчелы полетели к вербе, а Аук стал готовиться к новым встречам. Он не хотел, чтоб гудение шмелей застигло его врасплох.

В лесу еще не везде стаял снег, но пролеска благородная набирала бутоны. Аук наклонился над ней:

— Я вижу, ты храбрая. За это тебя будут называть подснежником. Но будь и храброй, и доброй. Пусть в твоей синей чашечке найдется сладкая капля нектара для моего друга шмеля.

Так в весеннем расписании Аука, кроме поющих чисел, появились цветущие и жужжащие числа. Все нужно лесу: и птичьи ненасытные клювы, и трудолюбивые пчелиные и шмелиные хоботки.

От множества забот Аук устал. Но едва лишь собрался отдохнуть, как к его ногам опустился тетерев-косач, лесной черно-синий петух с красными бровями, и зачуфыкал.

— Ты чего распетушился! — отмахнулся от него Аук. — Ты никуда не улетал, и сейчас мне не до тебя.

— Чуфык! — бормотнул тетерев. — И у тех, кто улетал, и у тех, кто не улетал, будут детеныши. Ты подумал о лете, Аук?

Лето на языке Лесного Народа называется Временем Новых Следов. Новое поколение оставляет на земле следы своих лап и лапок.

Летнее расписание Аука украсили красные, черные, сизые, желтые, розовые бусины ягод. Птичьи и звериные малыши особенно любят чернику, воронику и малину.

Но тут обиженно засвистел дрозд-рябинник:

— А где же оранжевое рябиновое число, Аук? Ягоды нужны и осенью. Если перед отлетом нас не накормит рябина, мы, дрозды, до зимовки не долетим!

А потом зацокала белка:

— У меня к тебе просьба, Аук! Сделай так, чтобы орехи поспевали до заморозков, и я могла бы их закопать про запас. Зимой у меня сон плохой. Проснешься, и хочется пощелкать орешков.

А потом захрюкал кабан:

— Аук! Прикажи дубу ронять спелые желуди осенью, чтобы мы, кабаны, разжирели перед голодной зимой.

И олень присоединился к просьбе кабана, три раза топнув о землю копытом.

Просили еще многие звери, птицы, деревья, травы. Просили кто как умел — хлопали крыльями, топали, тявкали, рычали, ворчали, шуршали, шелестели, гудели, щебетали, пищали: не забудь нас, Аук!

И пришлось Ауку написать расписание для всего Лесного Народа на весь год.

Зато теперь порядок. Каждый лесной житель знает свой срок: когда кому менять летнюю шубу на зимнюю, когда засыпать осенью и когда просыпаться весной, когда кому зацветать и когда созревать семенам, когда кому улетать и когда прилетать домой.

Многие люди — ученые, охотники, лесоводы, пчеловоды, грибники — пользуются расписанием Аука. Этому можешь научиться и ты.

О чем говорит тебе бабочка-крапивница, то закрывая, то раскрывая свои пестрые крылышки? Она говорит: «Я апрель!»

Апрель закукует первой кукушкой, закурлыкает в небе журавлем, глянет на тебя синими и лиловыми глазами подснежников.

Май загремит первой грозой, заблестит молодым листом, загудит майским жуком, защелкает соловьем, запахнет ландышем.

«Я август!» — вспучит лесную подстилку белый груздь.

«Я сентябрь!» — упадет к твоим ногам желтый лист.

Ноябрь проскачет по лесу перелинявшим зайцем-беляком.

Если бы даже сгорели все на свете календари, по птичьей песне, по цвету листвы, по шерсти зверя, по спелой ягоде, по шляпке гриба можно узнать, какой сейчас месяц в году, только зорко смотри и чутко слушай!

Правда, бывают годы, когда сроки сдвигаются, но уж в этом Аук не виноват.

Бывает такая долгая и теплая рябиновая осень, что дрозды-рябинники, по своему птичьему легкомыслию, забывают про отлет.

Бывает, в марте засыплет снегом черную землю, и грачам на время приходится откочевать на юг.

Бывает, в апреле вернутся морозы, и капли сока, которые, как слезы, роняла раненая береза, замерзнут. Повиснут на дереве сладкие сосульки, березовые леденцы.

Однако Аук не изменит своего расписания, потому что писал его не на один год.

Он писал его на века.

Девочка Брусничка и Лесной дед

Как давно это было, я тебе сказать не могу. Известно одно, что в тех местах, о которых будет рассказ, люди тогда не ели моченой брусники. И черничных киселей не варили. Потому что ни брусники, ни черники да и других ягод они еще не знали.

В те далекие-далекие времена в глухой лесной деревушке родилась девочка такая маленькая, что ее называли Невеличкой.

Мать умерла рано, Невеличка ее не помнила. Отца она почти не видела, он уходил на заработки. Что самое дорогое было у девочки? Бабушка и лес.

Лес пел малышке колыбельные песни. За ветки кустов она хваталась, как за родные руки, когда училась ходить. Лес начинался сразу за огородом. И дальше, куда ни глянь, все зеленое — кусты да деревья. И девочке казалось, что зеленому лесу, как и синему небу, нет конца.

Бабушка рассказывала девочке, что за могучими стволами, за густыми кустами живет в чаще Лесной дед — Аук. Все деревья ему внуки и внучки: и березка внучка, и елочка внучка, и дуб ему внук, и клен ему внук.

Звери, птицы, козявки — весь Лесной Народ обращается к Ауку за помощью. Медведю он вытащит занозу из лапы, ежу наточит иголки, бабочке заштопает крыло. Аук все может: захочет, обернется зверем, птицей, деревом, захочет — человеком.

Аук бывает грозным и страшным. Но тому, кто любит и бережет лес, бояться нечего: Лесной дед ему друг.

— Почему ты зовешь его дедушкой? — спрашивала бабушку Невеличка. — Разве он нам родной?

— А как же не родной! — отвечала бабушка. — Лес нас кормит, одевает, обувает. Без леса нам не прожить.

И правда: и грибы, и ягоды, и пчелиный мед, и лучина, которая освещала избу, и хворост, пылавший в печи, и лапотки на ногах Невелички, и ложка, которой она ела, и скамейка, на которой она сидела, и стол, и пол, и крыша, каждое бревнышко избы, в которой они с бабушкой жили, — все было из леса, а значит, от Аука.

Невеличке очень хотелось с ним повстречаться. Только он не показывался ей на глаза. А вот слышать его она слышала.

Теплым весенним вечером бабушка с внучкой любили посидеть на крылечке. Уже скрылась за деревьями горбушка солнца, золотистая, как хлеб, только что вынутый из печи. Закрылись на ночь цветы, замолчали зарянки, а лес все шумел и шумел.

— Бабушка! Почему Аук никак не угомонится? Уж скоро ночь, а он все разговаривает и разговаривает с внуками.

— Видно, есть о чем поговорить. Да и стар он. А на старости лет плохо спится. Тебе с ним не равняться. Иди-ка спать!

Девочка слышала голос Аука и в летние грозы. Стоя у раскрытого окна, она смотрела, как листья деревьев выворачивались ветром наизнанку, трава припадала к земле, а кусты колотила дрожь. Да и самой Невеличке было страшно, когда черное, мохнатое небо прорезала огненная изломанная черта.

— Бабушка! Кто это в небе с огнем балуется? — спрашивала девочка.

— Это Лесной дед баньку затапливает. Что дереву, что кусту, что самой малой травинке — всем хочется помыться. Только они не любят, чтобы кто-нибудь подсматривал, как они моются. Закрой, внучка, окно!

Голос Аука девочка слышала и зимой. Когда они с бабушкой собирали хворост, в лесу сердито потрескивало.

— Это он кряхтит, на стужу жалуется, — говорила бабушка. — Должно быть, на зиму обернулся деревом. Но в лютый мороз и у дуба кора трещит. Да и я, признаться, озябла. Дома отстряпаюсь, и полезем греться на печь.

Когда Невеличка подросла, то стала ходить в лес и одна. Как-то, собирая грибы, она услышала тихое шипение. Из травы медленно поднялась плоская змеиная голова.

Но девочка не испугалась. Она вспомнила слова бабушки: ни одно лесное животное первым не нападет на человека. Не тронь меня, и я не трону тебя!

— Прости, что нечаянно тебя потревожила, — сказала змее Невеличка. — Не злись, не шипи, я ухожу.

И змея, посмотрев вслед девочке своими немигающими глазами, снова уснула, свернувшись в холодный клубок.

Лесной Народ навещал Невеличку и на дому. Летом ежи топтались на огороде, где в борозде для них была поставлена мисочка с молоком. Зимой на огород погрызть капустную кочерыжку прибегал заяц, синицы просили корма, заглядывая в окно.

Вот так и жили бабушка с внучкой, пока отец Невелички не женился второй раз, взял в дом вдову с дочкой. И все переменилось. Ежей прогнали, синиц отвадили, бабушку выжили.

Новая хозяйка сказала, что нет в ее доме места колдунье. Так она обозвала бабушку за то, что бабушка лечила деревенских лесными травами. И бабушка уехала в другую деревню к младшей дочери.

Сперва Невеличка обрадовалась мачехиной дочке. Они были одногодки, родились в тот месяц, когда осень с летом встречаются, даже в один и тот же день. Но девочки не подружились.

Мачехина дочка всюду любила совать свой нос, подсматривать, подслушивать, а потом высмеивать.

— А у соседей бабка с дедом подрались! Хи-хи! А наша курносая в лесу с пнями разговаривает! Хи-хи!

— Не с пнями, а с Ауком! — оправдывалась Невеличка.

— Аук? Кто он такой? Ты его когда-нибудь видела?

Невеличка убегала в лес и подолгу аукала:

— Аук, отзовись! Дедушка Аук, покажись!

Может, Аук и отвечал ей шорохом травы, шелестом ветвей, птичьим свистом, но по-прежнему был невидим.

Невеличка видела Аука только во сне: будто он невысокий, но кряжистый. Ходит в лаптях, на которых растут опята. Борода у него голубовато-серая, цвета лишайников, а глаза молодые, шустрые и любопытные, как у щенка.

Но вот в лесу запахло осенью. Появились грузди, которых раньше августа не найдешь.

Вечером накануне рождения дочки мачеха поставила тесто на пироги. И Невеличка обрадовалась:

— Вот хорошо, вот спасибо! Завтра я тоже гостей позову!

— Какая прыткая! — прищурилась мачеха. — Нам и на своих гостей пирогов не хватит. И кто к тебе придет, кому ты нужна?

— Пусть она позовет своего Аука, которого на свете нет! — съехидничала мачехина дочка.

— Думаешь, не позову?

И за Невеличкой захлопнулась дверь.

Девочка бежала, бежала по лесу, пока не упала, споткнувшись о корень, который в сумерках не могла различить. Так поздно Невеличка никогда не бывала в лесу и впервые в жизни заблудилась.

— Аук! — позвала она шепотом. — Где ты? Ау!

В кустах орешника зашуршало, и к ногам девочки подкатился темный клубок.

— Ты кто? — осторожно потрогала его Невеличка.

Колючий… Да это еж! Уж не тот ли самый, который приходил к ней в огород пить молоко?

Живой колючий клубок покатился по лесу. Невеличка пошла за ним. Темнота все сгущалась, и девочке было трудно следить за своим проводником.

Но тут прилетела сова, чьи глаза светились, словно два желтых фонарика. Может, та самая, с подбитым крылом, которая жила у них дома, пока не поправилась.

Фонарики-глаза звали девочку за собой.

Невеличка вышла на лесную поляну. От поросшего опятами трухлявого пня лучилось зеленоватое сияние. При холодном свете гнилушек старичок, точь-в-точь такой, какого девочка видела во сне, пришивал паутинками белые заплатки на шляпки красных мухоморов.

— Дедушка Аук! — ахнула Невеличка. — Они мне не верили, они смеялись, но я знала, что ты есть! Придешь ко мне завтра на день рождения?

— Не обижайся, но не могу я сидеть в избе, душно. Да и дел у меня много. Все мухоморовы заплатки смыло дождями. И птиц надо проводить. Иволга и чечевица собрались в отлет.

Значит, не придет… Девочкины слезы закапали на дедово плечо.

— А ну, перестань! Нечего мне дождик устраивать! И так сыро. Твой день рождения мы справим в лесу. И подарок получишь, и гостей позовешь сколько хочешь.

— А чем же мы их будем угощать?

— Не бойся: угощение найдется. Пока отдыхай. Заночуешь у нас.

Аук свистнул, и на полянку выскочил заяц.

— Проводи гостью. Там ей под дубом постелено. И погрей девочке пяточки.

Невеличка убежала из дома босиком, и от вечерней росы ноги у нее были мокрые и холодные. Но когда заяц прикорнул у ее ног, ей стало тепло.

Лежа в постели — огромном, свитом из мха гнезде, девочка смотрела на крупные августовские звезды. Они падали с неба одна за другой, как падают с веток спелые желуди.

Девочке было уютно, словно в родном доме. Только слышала она не шепот бабушки, а голоса ночного леса.

— Я сплю! Сплю! — повторяла сова-сплюшка. — И ты спи, спи, спи!

И девочка уснула.

Утром, когда она проснулась, ни зайца, ни Аука не было. Может, они ей приснились? Но тогда кто оставил возле пня новенькую, сплетенную из ивовых прутьев корзинку?

И что всего удивительней: за одну ночь под соснами выросли маленькие кустики. Их словно обрызгала красная роса. Невеличка собрала с ветки несколько красных росинок, и они не растеклись у нее в руке. Она их попробовала: да они вкусные!

Так вот какой подарок ей приготовил Аук! В лесу появились ягоды. Они висели на веточках, как блестящие бусинки, которые спелые — сплошь красные, а которым еще надо доспеть — белые, с румянцем на тугой щеке.

Теперь девочка могла позвать в гости хоть всю деревню.

Невеличка приложила ладошки ко рту и закричала:

— Дев-чон-ки-маль-чиш-ки-те-тень-ки-дя-день-ки-ба-буш-ки-де-душ-ки! Берите корзинки и айда в лес на день рождения к Невеличке. Я приглашаю, Аук угощает. Приходите все!

Ватага мальчишек пробежала мимо окна, из которого, поджидая гостей, выглядывали мачеха с дочкой.

— Вы куда, пострелята? — окликнула их мачеха.

— Туда! — мальчишки помахали корзинками. — В лес!

Потом у окна защебетала веселая стайка девчонок.

— Вы к нам, девочки? Дочку мою поздравить хотите?

— Нет, мы не к вам. Нас позвала в лес Невеличка.

— «Позвала»! — фыркнула мачехина дочка. — А чем она вас будет в лесу угощать: мхом или корой? А у нас пироги!

Девочки пошептались, но не свернули с дороги.

А за ними повалил народ: парни, девушки, бабушки, дедушки… Все с корзинками. И все мимо дома с пирогами в лес на день рождения Невелички.

— Хи… — начала было мачехина дочка и замолчала. Над кем ей смеяться? Над собой? Никто поздравить ее не пришел.

Долго одиноко сидели у окна мачеха с дочкой, слушая, как на опустевшей улице кудахтают куры.

Но вот до них донеслась веселая песня. Пели деревенские, возвращаясь из леса. Вместе со всеми шла и пела Невеличка.

И старые, и малые проводили девочку до самого крыльца и хором благодарили:

— Вот угодила! Вот удружила!

Чем заслужила девчонка такую ласку, такой почет?

Мачехина дочка соскочила с крыльца, а потом и сама мачеха вмешалась в толпу. Глаза у нее разгорелись, когда она заглянула в девочкину корзинку. Такой товар можно свезти в город. Его на рынке с руками оторвут.

И мачеха засуетилась:

— Что же ты стоишь на пороге, милая? Пирог остыл. Все тебя дожидаемся, не садимся за стол!

На другое лето в лесу еще прибавилось ягод разного цвета: черную назвали черникой, сизую — голубикой, алую, продолговатую, как набухшая капля, — земляникой. А ту, круглую, краснобокую, которую Невеличка нашла первую и щедро всех одарила, — брусникой. Деревенским полюбилась эта поздняя ягода за то, что ее, сырую, можно запасать впрок.

А потом и саму девочку стали называть Брусничкой — по ягоде, которую ей лес подарил.

Каждый год девочка Брусничка справляет день своего рождения. У нее множество гостей: и люди, и птицы — глухари, рябчики, тетерева.

Приходи в лес в конце лета. Девочка Брусничка угостит и тебя.

Не уходи, Аук!

А теперь куда поведет нас сказка? В страну, где жили очень беспечные люди. Они не соблюдали правил охоты, они рубили, рубили деревья, а новых не сажали. Им казалось, что звери и птицы никогда не переведутся, что лес вечен и его богатствам не будет конца.

Но вот пронесся слух, что лес уходит, а с ним исчезнет все, что он дает людям.

Тут самые беспечные заволновались.

Как жить без леса? Об этом говорили и взрослые, и дети. Говорили и близнецы — мальчик и девочка, глядя в окно на двор.

— Смотри, как дворничиха напоследок размахалась метлой, — сказал мальчик. — Услышала, что метлу, как и все лесное, Аук заберет, а без метлы двор не подметешь.

— Она и с метлой не так уж часто подметала, — заметила девочка. — А вот что будет с нами без дневников, без тетрадок, без учебников, если уйдут лесные елки, из которых делают бумагу? Как я узнаю, что задано? На чем мне писать диктант? Школу, наверное, закроют.

— Что-нибудь придумают! — сказал мальчик. — Будут показывать учебные фильмы.

— Не будут. Пленку Аук тоже заберет. Кончились наши любимые мультики!

В окошко близнецам было видно, что у подъезда остановились двое мужчин. Ребята знали: тот, который живет на пятом этаже, — художник, а который на третьем — музыкант.

— Добрый вечер! — поздоровался художник.

— Если бы добрый! — горько усмехнулся музыкант. — Собрался я в санаторий «Старый бор». Надеялся поправить здоровье, подышать лесным воздухом. Пропала моя путевка. А самое главное, не представляю, как буду жить без скрипки. Пойдемте ко мне. Хотите послушать скрипку последний раз?

— Хочу! — живо откликнулся художник. — А я покажу вам картину, которую написал сегодня, прощаясь с лесом. Удалось ли мне запечатлеть красоту, которую мы потеряем, когда от нас уйдет лес…

— Дети, ужинать! — позвала близнецов мать.

За ужином все сидели грустные. Подавая на стол грибы, мать предупредила, что они последние.

— Без грибов прожить можно, а вот если лишиться работы… — вздохнул отец.

Он тревожился, что закроется фабрика спортивного инвентаря, на которой он работал. Для лыж, хоккейных клюшек, шведских стенок, теннисных ракеток не будет сырья.

За стеной плакала скрипка. Слушая ее, мальчик машинально ломал вынутые из коробки спички.

— Что ты делаешь! — рассердился отец. — Ведь это последние спички.

И тут мальчик заплакал.

— Все последнее, — бормотал он сквозь слезы, — книжки, тетрадки, мультики, клюшки, грибы, спички… все… все…

Ночью мальчику приснился сон. Будто он в пустыне. Ни деревца, ни куста, ни зеленой травинки. Мертвый песок.

Но какие-то люди, прилетевшие на самолете, раскинули в пустыне палатки. Люди раскапывают засыпанные песком развалины — остатки зданий и крепостных стен. Высокий человек в защитных очках — должно быть, начальник — объясняет, где и как надо копать.

— Здравствуйте! — говорит мальчик. — Что вы здесь ищете? Клад?

— Мы археологи, ведем раскопки Мертвого города, — отвечает начальник. — Когда-то здесь был город, богатый и красивый. Но уже много веков назад его покинули люди.

— Почему же они его покинули? — удивляется мальчик.

— Потому что высохла река. Жизнь невозможна без воды.

— А почему речка высохла?

— Ее занесло песком. А потом засыпало и город. Не стало леса, который сдерживал наступление песков. И теперь здесь пустыня. Но что с тобой, мальчик? Ты болен? Ты так побледнел!

— Мне надо скорей домой. Я должен рассказать, что я видел, предупредить. Ведь с нашим городом тоже может случиться беда!

И вот мальчик в кабине самолета рядом с пилотом. «Только бы не опоздать, только бы не опоздать», — думает он и умоляюще смотрит на пилота. Ему кажется, что самолет летит слишком медленно.

— Скорей не бывает! — угадав его мысли, улыбается пилот. — Мы уже прибыли.

Мальчик вылезает из самолета и растерянно оглядывается.

Он не узнает своего города. Если это его город, то где же большой детский парк? Его сразу узнаешь: у входа стоит скульптура — ребята, играющие в мяч.

И вот мальчик видит эту скульптуру.

Каменная девочка по-прежнему держит в руке каменный мяч. Но парка нет. Там, где росли деревья, чернеют глубокие ямы. И ни одной деревянной скамейки, ни карусели, ни киоска, где продавалось розовое, белое, шоколадное мороженое.

— Я опоздал, — бормочет мальчик, — опоздал…

К нему подходит черная лохматая собака, волоча за собой цепь. Должно быть, она прибрела сюда с окраины. Там она облаивала проходивших мимо забора чужаков.

Теперь там нет забора, нет будки, к которой она была привязана. Бездомная собака не знает, на кого теперь лаять, что стеречь.

— За мной! — командует мальчик.

Мальчик и собака идут по городу. Он опустел и затих. На стене концертного зала надпись: «Концерт отменяется». Понятно, без скрипки, без рояля какой же концерт!

Папина фабрика закрыта и еще много других фабрик и заводов. Закрыты и мамина типография, и библиотека, и кино, и почта, и газетный киоск, где бабушка продавала марки.

Каменные дома целы. Но они выглядят так, словно в городе был пожар. Вместо окон и дверей — дырки. Можно заглянуть в любой дом. Только на что там смотреть? Ни столов, ни стульев, ни шкафов, ни книжных полок, ни самих книг. Пустота.

«А что у нас дома?» — с тревогой думает мальчик. Он торопится, он бежит.

И собака, гремя цепью, несется за ним.

Но бежать трудно. Подул сильный ветер.

Тучи поднятой в воздух пыли закрывают солнце. Песчинки больно бьют по лицу.

Мальчик спотыкается, но тут кто-то хватает его за руку…

— Хорошо, что ты меня разбудила, — говорит сестре мальчик, — я видел страшный сон, будто от нас ушел лес.

— Он еще не ушел! — шепчет девочка. — На площади собираются люди, которые хотят, чтобы лес остался. Я пришла за тобой.

На площади толпа. Черноволосый молодой человек записывает в блокноте: «От химиков…», «От строителей…», «От Академии наук…».

— А вы от кого? — спрашивает он близнецов.

— Мы от детей!

В толпе послышался смех.

Но смех затих, когда седой человек строго сказал:

— Детям жить в будущем. А что мы им оставим в наследство?

— Простите, профессор! — обернулся к нему черноволосый. — Вы не находите, что наши тревоги преувеличены? Во многих случаях дерево можно заменить. Например, железнодорожные шпалы, школьные парты, лыжи…

— А кислород вы чем замените? — вспылил профессор. — Кто поставляет нам кислород, необходимый для дыхания? Лес и океан! А подснежник, а кукушку чем замените? Если я не видел в лесу подснежника, не слышал кукушки, для меня весна не весна. И эта весенняя радость незаменима. Уйдет лес, уйдут птицы и звери, а с ними какая-то часть нашей души. Живая природа необходима каждому из нас, чтобы чувствовать себя человеком.

Мальчика поразили эти слова. Чем больше он о них думал, тем тоскливей ему становилось.

Когда толпа подошла к лесу, мальчик не выдержал, выскочил вперед и крикнул:

— Я хочу быть человеком! Не уходи, Аук! Не уходи, лес!!

— Не уходи, лес! — сотнями голосов повторила толпа…

Пусть тебе на всю жизнь запомнятся эти слова.

Ты уже прочитал сказку о девочке Брусничке. Конечно, тебе самому не придется при свете гнилушек посидеть возле старике с голубой бородой, который пришивает белые заплатки на шляпки красных мухоморов.

Но не огорчайся, ты увидишь Аука, ты с ним обязательно встретишься. Ты побываешь у него в доме, в лесу, и он навести тебя в городе. У Аука много разных обличий, надо только умет их распознавать.

Если зеленая ветка постучалась в твое окно, это тебя приветствует, с тобой здоровается Аук.

Если зимой к тебе на кормушку прилетела синица, если весной горихвостка запела на вашем дворе, это звонкими птичьим голосами с тобой разговаривает Аук.

Если рыжий беличий хвост, словно огонек, мелькнул в зелени городского парка, это, обернувшись белкой, в гости к тебе пожаловал Аук.

И писала я эту книжку для того, чтобы Аук поселился и в твоем доме. Чтобы он, невидимый, вместе с тобой перелистывал страницы, когда ты будешь читать про него самого, про его внуков и внучек и про весь Лесной Народ.