Небо над полем

НЕСЛУЧАЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

К огромному автобусу с выписанными по всему борту крупными бело-синими буквами «Звезда» и большой красной с синим ободом звездой подкатил неказистый, дребезжащий «рафик». Стоявший рядом с Поспеевым Хитров (вот уж кого никогда не беспокоило ожидание: на полчаса позже попадем на базу, что из того. Еще три дня торчать там безвыездно») тут же бросил не то укоряюще, не то восхищенно:

— Ну, Витек — пижон: вот репей в букете лилии!

За спиной Поспеева другой голос — вратаря Неуронова — проворчал:

— Дождались, наконец. Опять они с нами…

Вслед за Говоровым, который выскочил первым и теперь с деланной предупредительностью держал дверцу, из «рафика» выгрузились со своими яркими спортивными сумками шесть девчонок. Поспеев сразу обратил внимание, что одна из них удивительно похожа на Говорова.

— Приказано подбросить до дома отдыха! — сообщил Витек сверкая огромными черными глазами. — Я не виноват, честное слово. Мне их нацепили! Они сами нацепились.

Девчонки же, не обращая на него внимания, с показной деловитостью пересаживались в автобус футбольной команды.

— Кто эта? — о девушке, похожей на Говорова, спросил Поспеев у Хитрова. Тот живо откликнулся:

— Сестра ж Витька. Тоже Витька. Вика — в смысле. Двойняшки они. Чемпионка Союза. По прыжкам. Ну, в воду. С трамплина. Знаешь, что это такое?

— Узнаю, — ответил Поспеев.

Проходившая мимо сестра Говорова улыбнулась Хитрову — значит, они знакомы. Конечно же, знакомы: Витек с Аликом неразлучны. Но она взглянула и на Поспеева, словно припоминая, видела ли его или вообще он впервые встретился ей, — и вдруг он похолодел: она и ему подарила улыбку, и вовсе не безразличную, с какой-то загадкой.

Улыбнется ли всем остальным? Нет, прошла опустив взгляд. У самой дверцы автобуса стоял младший Катков, которому Поспеев с первого дня своего пребывания в «Звезде» завидовал, и завидовал только тому, что у этого Свята есть такой старший брат, как Сергей Катков, кумир его, поспеевского, футбольного детства. Сейчас же Свят подал руку этой Вике, помогая подняться на высокую ступеньку. Помогал ли всем? Поспеев проглядел.

Свят и Вика обменялись какими-то словами. Свят даже рассмеялся — добродушно, покровительственно.

— Все по местам! — скомандовал тренер. Савельев только по пути на игру не брал в автобус женщин. Когда же, как сегодня, ехали всего лишь на тренировку, брал с охотой — это ему даже нравилось. Он, хоть и на несчастные полчаса, чувствовал себя главным и над этими девчонками — надоедает ведь командовать одними упрямыми парнями.

Так уж получилось, что весь этот сезон был связан у меня со «Звездой», командой, которая никогда особенно не блистала, но и никогда не скатывалась столь низко, как в начале весны. С одним-единственным очком она после пятого тура болталась на последней строчке турнирной таблицы, когда я получил от редактора задание раскрыть все, что с ней происходит, на страницах нашего «Старта» под рубрикой «Командировка в команду». Но одной командировкой обойтись не удалось. Мой первый приезд в «Звезду» совпал с возвращением в нее Сергея Каткова, который привел с собой младшего брата. Дебют Святослава, возрождение игры, наконец драматический переход в «Звезду» лучшего футболиста страны прошлого года Андрея Сосноры — все это произошло в первом круге, который «Звезда» закончила в середине таблицы и совершила тогда же невероятное: вышла в финал Кубка и победила в нем самих чемпионов. Но разве не мы, журналисты, всегда утверждаем, что футбол прекрасен способностью дарить невероятное?

Тогда же, в конце первого круга, и появились в «Звезде» два новичка — Василий Поспеев и Алексей Брайко. Правда, никто не ждал увидеть их в основном составе раньше следующего сезона. Да и кому дано было разгадать тайные мысли Савельева: ничто так не мучило, не задевало тренера, как постоянные утверждения прессы о том, что только образовавшейся связке братьев Катковых с Соснорой «Звезда» обязана кубковым триумфом. Доказать обратное, доказать, что это он, тренер Савельев, взял верх над своим знаменитым коллегой, тренером чемпионов Дорониным, можно было, лишь найдя замену старшему Каткову и Сосноре. И в этом его поняли бы многие: ведь эти двое — в критическом футбольном возрасте, а тренер обязан думать о будущем…

Утром, после разминки в лесу и завтрака, Савельев объявил состав на предстоявшую вечером игру с командой, которая хоть и занимала в турнирной таблице строчку много ниже «Звезды», но всегда была для нее не слишком удобным соперником.

Все, что говорил Савельев, сперва воспринималось как должное и обычное.

Однако Сергея что-то в поведении тренера настораживало, казалось подозрительным. Но и он никак не ожидал того, что произошло. Он знал, в какой очередности Савельев обычно называет состав, но когда подошла очередь Андрея Сосноры, секундная пауза заставила Сергея взглянуть в сторону, где сидел новичок, приглашенный совсем недавно, каких-то три месяца назад.

Он сам привез его: увидел в каком-то матче, запомнил потом узнал, что парень заканчивает армейскую службу, поговорил с Савельевым, тот отнесся безразлично — наверняка хитрил, — Сергей сел в машину и поехал за парнем.

Сергей не спрятал усмешки, вспомнив, как ходит этот парень, — загребая на ходу ступнями ног, — давно уж так не ходят футболисты…

Лукавое лицо с какой-то наивной девичьей улыбочкой…

Впрочем, парню не откажешь — хитер, храбр, вынослив. Кто-то даже сказал про него: «Бензина в его баке всегда хватит на две игры кряду…» Это — не главное. Никому не подражает. Про него же сам Сергей думал: «Во всем необычен, многих удивит…» Говорят, в армии ему не повезло — до ЦСКА не дошагал.

— Поспеев, — сказал Савельев.

На лукавом лице ничто не отразилось — никаких неожиданных чувств, словно заранее человек знал, что все будет так, а не иначе. Для Сергея это же означало нечто иное: Савельев заранее говорил с парнем. Но Савельев обязан был об этом же поговорить и с Андреем, если Поспеев выходит вместо Сосноры. Поскольку тренер обошелся без объяснений с Андреем, значит, просто струсил. Проявив тренерскую — достойную похвалы в любом случае — смелость, одновременно проявил и человеческую — постыдную в любом случае — трусость.

Когда же подошел черед назвать его, Сергея, Савельев объявил:

— Брайко.

Вот как? В дубле, тоже недавно, появился парнишка с такой фамилией, верно, но и речи не заходило о его исключительных дарованиях. Кажется, и восемнадцати не исполнилось.

— Покажите хоть его, — вдруг попросил вратарь Неуронов.

Из-за спины Минина не встал, а словно взметнулся смущенный» побледневший от волнения и, вероятно, от необычности своего дебюта юноша. И смотрел он не на Неуронова, пожелавшего его увидеть, и не на Савельева, доверившего ему столь многое, а на Сергея, и Сергей посчитал себя обязанным подбадривающей улыбкой поддержать юношу, но тот, побелевший еще более, отвел взгляд в сторону, и капельки пота запрыгали на лбу, на светловатых бровях.

Поспеев сам рассказал мне о своей решающей встрече с Сергеем Катковым. Время могло изрядно потрепать воспоминания, и удивительного тут ничего не было — Поспеев же эту встречу не выпускал из своей памяти никогда. В дальнейшем, хотя и не сразу, она стала для него тем, что вдохновляло, придавало силу и решимость его поступкам. Не сразу. Но к этому, по его убеждению все шло с самого начала. Не знаю, достаточно ли я точен, его рассказ я основательно не перепроверял а сам он не особенно старался подбирать выражения — таким уж был этот человек. Дело же происходило так.

Был прощальный матч Поспеева в армейской команде первой лиги. Хоть он уже законно демобилизовался, его упросили сыграть еще, еще разок порадовать трибуны, не избалованные футбольными чудесами и кудесниками. После игры, когда футболисты расходились по домам, оставляя быстро опустевший стадион, к Поспееву подошел мужчина лет тридцати, которого Поспеев не сразу узнал, но тем не менее почувствовал, что давным-давно где-то встречал этого человека. А тот прямо спросил:

— Ты знаешь, кто я?

— Да, вроде, — в замешательстве ответил Поспеев.

— Чем ты думаешь заниматься дальше?

— Работать. И вроде в футбол играть.

— Если играть всерьез, а не вроде, я б тебя показал в «Звезде».

— А там на нас посмотрят? — с недоверием, и не скрывая его, ответил Поспеев, скорее он сомневался не в себе, а в возможностях собеседника.

— Если я привезу - посмотрят.

И тут Поспеев почувствовал, как сжалось сердце, как замерло дыхание: да ведь это сам Сергеи Катков.

— Если бы я знал… ну, я дурачился же сегодня… разве то игра?.. да и на прощание…

— Мало ли что ты вытворял — важно увидеть, на что ты способен.

— А я на что-то способен?

— Ты сам знаешь лучше меня.

— Правильно. Да. О высшей лиге и я мечтал. Только не брали меня. Доронин вроде интересовался, да, видать, забыл…

— Все логично. Не брали таким, каким ты был и есть. Наверно, видели, что с тобой повозиться придется. Не всем нравится возня с новичками.

— А «Звезде»?

— Ну так что — поедем?

— Да мне бы проститься надо кое с кем.

— У меня нет времени ждать до утра. Так что звони и… выбирай.

Что ж выбирать, если он уже в «Звезде» жил? В команде его детской мечты. Иногда садился в поезд, ехал из своего шахтерского поселка в прокуренном вагоне, чтобы своими глазами увидеть матч «Звезды». Совсем недавно, всего каких-то пять лет назад, ехал смотреть игру вот этого самого Сергея Каткова, который сейчас стоит перед ним и приглашает в «Звезду».

В том-то и дело, что Катков еще играет, — это же счастье, выйти когда-нибудь на поле на равных правах вместе с Сергеем Катковым, много лет игравшим в сборной! Кто оценит это счастье? Кто может его понять? Только тот, кто мечтал о футболе — как жизни своей. А он, Вася Поспеев, из маленького шахтерского поселка, затерянного в буерачной степи, мечтал.

— Ну так что — едем?

— Конечно. Да. Хоть сейчас.

Все в нем было спокойным до той минуты, пока «Волга» не миновала распахнутые ворота и он не увидел перед собой автобус с огромной надписью «Звезда». В горле сразу и нестерпимо застрял комок воздуха. По спине скользнула холодная капля. Даже коленки подрагивали. Уловил чужую мягкую улыбку — скорее не как поддержку, а как простое понимание того, что с ним происходит.

— Хорошо, — странным голосом сказал Катков.

— Что — хорошо? — испугался Поспеев.

Машина замерла на стоянке.

— Хорошо, что поджилки трясутся. Тем больше веры. У меня по крайней мере. Ну что, пошли?

— Да. Ладно.

— А вообще-то, чего ты ждешь от «Звезды»? — спросил Катков!

— Игры, — быстро ответил Поспеев. — Игры.

— А еще чего?

— Ничего больше.

Катков смерил его испытующим взглядом. И улыбка снова осветила суховатое лицо — вот тут Поспеев почувствовал себя уверенно, словно какая-то сила подтолкнула его навстречу тому, что до этого дня до этой минуты было одной лишь мечтой.

Однако матч, в котором дебютировал Поспеев «Звезде» не удался. Она снова превратилась в команду начала сезона, когда поражения словно искали ее, хотя приходили — как узнавал Поспеев из газетных отчетов — порой и не по игре.

В этот же день старались все, но то, что они делали на поле, выглядело работой, а не игрой. Даже омоложение состава не принесло свежести. Напротив, исчезла недавняя размашистость, исчезла та неожиданность решений, которые так украшали игру «Звезды» в последних матчах первого круга. Поспееву казалось, что команды, как единого целого, просто нет.

Но он был достаточно опытен, чтобы увидеть главное: Витек с Аликом и Святом чаще, чем с остальными, «играли друг с другом. Может быть, увидеть это помогла нелепая и совсем уж неуместная мысль о том, что сейчас в тихом доме отдыха к телевизору прильнули шесть девчонок, не сводивших глаз, конечно же, с одного Говорова. И эта же мысль подталкивала его на правый фланг, поближе к трем друзьям. Ведь камера-то наверняка следит за ними, — значит, надо и самому попасть в кадр, чтобы та черноглазая еще раз улыбнулась, увидев его, Поспеева, как улыбнулась она возле автобуса?

Но нет, посторонние мысли в сторону — игра все-таки захватила его. И он ясно понял свое положение: Минин с правого фланга атаки потянулся поближе к своему другу Збарскому на левый, вступал в силу и закон игры, и хотя Поспеев отчаянно метался в поисках связей, он должен был уйти с правого фланга.

А что землячок Брайко?

Затерялся среди чужих защитников. Надо помочь. Но он и сам не промах! Вот и рывок — как пошел Алеша!

Мяч на ноге. Отменный удар. Поспеев ясно видел, как мяч от рук вратаря ударился в траву за линией ворот.

А судья? Судья показывает, чтобы вводили мяч в игру!

Но был же гол? Не засчитали железный гол? Он ринулся к судье. Неужели тот не видел, что мяч побывал за линией? Еще секунда — схватил бы судью за грудки. Еще секунда — и, если бы не вмешательство Свята, команда доигрывала бы без Поспеева.

— Да бросьте вы! — злой голос Свята, звонкий и гордый. — Забьем еще!

По такой-то игре забьем? Что же в этом Святе? Самонадеянность? Или он увидел то, чего никто не видит? Но все равно — спасибо тебе, спасибо…

Испытав Поспеева, судьба должна была ему улыбнуться.

Перед самым перерывом Поспееву удалось пройти с мячом к лицевой линии. Он задержался там, выжидая, когда кто-либо из партнеров придет на помощь, но те не спешили, да и соперники не атаковали. Вдруг блеснули серые глаза Свята, застывшего между двумя защитниками. Глаза приказывали, и Поспеев пробросил мяч так, чтобы Свят, вовремя рванувшись, мог оставить защитников позади себя и с ходу нанести удар. Они поняли друг друга. Удар Свята был точным. Во втором тайме поначалу мало что изменилось. Но то малое было не в пользу «Звезды». Ее игра — Поспеев почувствовал это всем своим опытом — стала еще более натужной, оборона еле справлялась, а Неуронов творил чудеса в своих воротах, в раскисшей грязи.

Поспеев видел, что и Свят теперь нервничал со всеми вместе, и случись то же, что произошло в первом тайме с незасчитанным голом, он уже не сдерживал бы товарищей, а первым ввязался бы в спор с судьей.

И все же Поспеев почувствовал, что только Свят способен наладить игру. Он этого хотел, чтобы именно Свят наладил.

Он слышал, как Свят решительно приструнил Говорова, не побоялся задеть самолюбие Збарского, что-то раздраженно кричал Хитрову, буквально рявкнул на Минина и даже упрекнул старика Шлыкова.

Поспеев видел, что все это по делу, и потому никто не обижался, не огрызался. И его не оскорбил резкий крик:

— У тебя что сегодня? Футбол или натирка паркета?

Так надо сейчас, иначе просто нельзя. Но Поспеев не заметил той минуты, когда игра приобрела стройность. Ему показался естественным, второй гол.

И хотя второй гол был забит без его участия, у Поспеева не возникло и тени сомнения: первый матч в «Звезде» — удача.

Поспеева удивило то, что в раздевалке он не увидел ни Сергея Каткова, ни Сосноры. Только удивило. Причин он искать не стал, да и не об этом он думал. Он благодарил Свята за вмешательство, за то, что он остановил, не дал схватиться с судьей, он был ему во всем благодарен, однако кое-что требовало выяснения сейчас же. И чтобы выяснить это, он должен был заговорить с сидевшим рядом Святом.

— Почему ты так долго… не принимал меня в игру? Из-за того, что я вышел на место твоего друга? Или брата?

И не видя, он понял, что младший Катков удовлетворенно усмехнулся. Но также понял, что другие слушают их.

— Даже если бы вместо меня, — ответил Свят. — Играл ты хорошо. Для первого раза. Но ко мне надо, привыкнуть. К сожалению, я такой.

— Я тоже, — не удержался Поспеев.

— Если у тебя хватит терпения, — сказал Свят, — мы сыграемся.

— У меня — хватит.

«У меня хватит? А почему нет? Я на все готов ради футбола, а тут — такой футбол может быть, что но ночам сниться будет. У меня — хватит. Ради футбола. И себя в футболе. И футбола в себе…»

Впереди шел Алеша Брайко. Поспеев понимал, в каком состоянии находится парень, но ничем не мог ему помочь: (незасчитанный гол остается — не мог потому, что не умел, и сейчас корил себя, зная, как нуждается Алеша в поддержке.

— Домой едешь? — спросил Поспеев, догоняя Брайко.

— Завтра поеду, — тихим голосом ответил Алеша. — Понимаешь, Свят пригласил к себе.

Новость эта удивила Поспеева: он не привык к таким отношениям между футболистами — ведь Брайко, по сути-то, мог стать конкурентом именно Святу Каткову. Поспеев поймал себя на мысли, что в этой команде властвуют какие-то особые отношения, какой-то незнакомый и редкий климат. Значит, вот что такое «Звезда» — особый климат?

— А ты? — спросил Алёша.

— Да нет, я не поеду. А ты будешь там — много обо мне не болтай.

Алеша неловко кивнул, наверняка соглашаясь против своего желания. Поспеев знал, что кто-нибудь ждет у выхода. Наверно, режиссер из цирка. Случайный друг. Случайный. Только так. Вот у Алеши случайных друзей не будет.

«А я в его годы мечтал о друзьях? Мечтал. Но разве о таких, как этот, из цирка?»

Поэтому никто и не пригласил к себе. А ведь все знают, что до дому сто километров. Что места в общежитии еще не выбили. Да и номер в гостинице не сделали. Живи на загородной базе. Ни холодильника, ни газовой плиты. Когда кухня не работает, все на замках. А почему? Значит, Савельев в нас еще не верит — только и всего.

— Васек!

— Иду.

— Играл ты как бог!

— Слышал уже.

— Да брось ты! Поедем в цирк. Дело есть.

«Так всегда. Вместо того, чтобы у кого-нибудь из ребят переночевать или домой поехать, — хоть на поезд уже опоздал, на попутных всегда можно добраться — отступление. Всегда так. А что эта цирковая жизнь? Грош ей цена. Скольких она сожрала — и меня тоже? Наверное, и меня тоже. Нет, никогда!»

— Ладно, поедем в цирк.

— Там такие девочки ждут! Как раз в твоем стиле, веришь?

— Ладно, поедем...

Андрей шел под моросящим дождем, пытаясь мысленно поставить в какой-то причинно-следственный ряд события прожитого дня.

Он хотел было задержать такси без зеленого огонька, по машина свернула к светившемуся огромными окнами ресторану. Какой-то длинноногий с пышной седой гривой мужчина выскочил из нее, пробежал под дождем к подъезду ресторана. Не успел он открыть дверь как она — будто сама — распахнулась, и на политый дождем тротуар выскочили две не такие уже и молодые женщины — то ли крашеные под цвет жареных каштанов, то ли в париках, а за ними… Андрей не хотел верить своим глазам. Он поднял воротник плаща и пошел прочь. Дождь не щадил его.

То, что он увидел, показалось ему невероятным: из ресторана выскочил сегодняшний новичок с девичьим лицом. Глядя на него, Андрей видел вовсе не этого загулявшего новичка, а себя прежнего, себя давней поры, когда он познакомился с той, которая спустя шесть лет по-настоящему вошла в его жизнь.

О Поспееве же подумал всего лишь с недоумением: «Уже? Так сразу? Губить себя, еще и не начав по существу? Хотя — не моя забота… каждый отвечает за себя в этом футболе…»

Позади кто-то закричал, и рядом с Андреем оказалась та самая машина, теперь уже с зеленым огоньком. Таксист открыл дверцу:

— Садись.

Андрей взглянул через плечо: возле ресторана метались по мостовой тени. Женский голос кричал:

— Вася! Вася!

Андрей вскочил в машину, но в ту же минуту рядом очутилось рассерженное лицо новичка — ничего от прежнего лукавства, лицо жесткое и полностью утратившее привлекательность.

— Ты? — еще сердито, но уже и с испугом прошептал Поспеев.

— Я! — прокричал Андрей, пытаясь захлопнуть дверцу.

Он мог приказать парню: «А ну, садись», — увезти его с собой и открыть тому душу — дабы спасти его, оградить парня от падения. Футболист стоил этого, но стоил ли этого человек?

Спасать чужую душу, ограждать человека от падения Андрей не захотел, но вовсе не потому, что утром ему было нанесено оскорбление.

Поспеев отскочил в сторону.

— Поехали, — сказал таксист. — Вот так они все начинают. Говорят, сегодня он играл здорово. Да что то здорово? Хорошо, что я тебя увидел, а то пришлось бы повезти Вечно — с приключениями. А зачем мне?

— Не все, — возразил Андрей, — так начинают.

— Не все — это единицы. А большинство…

— Просто те на виду, о ком вы говорите. А большинство вкалывает.

— Может, ты и прав, тебе ж лучше знать, — нехотя согласился таксист.

Ему кричали вслед:

— Васек! Ну Васек!

Он уходил — устало и не спеша. Слышал, как за спиной стучали каблуки по мокрому асфальту.

— Да ты что?

Выдернул руку из длинных цепких пальцев.

— Что с тобой?

Запах вина и косметики словно подтолкнул его дальше.

— Вася, ну Вася? .

Продолжал, глядя прямо перед собой, идти по темной улице.

«Мог ведь захватить и меня… не убыло бы с него… значит — не нужен… эти?.. ну, черт с ними, где-нибудь приткнусь… пойду к Збарскому — он тут где-то живет…»

Впереди маячил красный огонек уличного светофора. Не вечно же красный, сменится и зеленым…

«Пусть думает Соснора, что я неизвестно где ночевал». Не узнать ему, что все-таки удалось поймать такси и уехать на загородную базу команды. Полдня проспал. Потом бродил по тихому, умытому дождем лесу. И еще одна ночь в пустом, гулком доме. А утром на попутной машине добрался до города, успел как раз к сбору футболистов у автобуса на площади. «Если сторожа не спросят, никто и не узнает, где я две ночи провел. А Соснора? Думает пусть — как хочет…»

Много позднее, рассказывая мне о своей первой поездке в шахтерский поселок, Свят Катков не забыл упомянуть об интересе, какой проявил Сергей к прошлому Поспеева.

«Странным мне показалось, — рассказывал Свят, — что Сергея меньше интересовала семья Брайко, а больше — семья Поспеева. Конечно, разница — будь здоров. Вася — младший из пятерых братьев. Отец — пьяница. Был знаменитым шахтером, слава о нем гремела, а он — спился. Братья — шахтеры. Могучие такие. Даже как-то неудобно было с ними на «ты». А Вася в них не пошел. Он же красивый, правда? Я себя виноватым перед ним чувствовал, но только и всего. А Сергей как- то странно смотрел на меня. Я теперь знаю — почему. Он ждал, что я скажу ему: надо помочь парню. Я же не сказал. Тогда я максималистом был во всем. До глупости. А ведь именно тогда надо было взяться за Васю…»

«Но ведь?…» — робко возразил я, и Свят тотчас же меня перебил: «Верно! Может быть, если бы я вмешался, то все пошло бы прахом. Савельев бы не стерпел — для него режим: все! — и от Васи избавился. А так: известно ведь, что было потом».

Тренировочное поле на загородной базе готовили, как всегда, с опозданием. Стрекотала машинка, заканчивая разметку, вычерчивая белым по изумрудной зелени травяного ковра. Осеннее солнце слепило глаза, словно требовало: запомните меня, нескоро теперь встретимся, еще неделька и простимся до весны.

На тренировочное поле Соснора и Поспеев шли рядом.

— Ты извини меня, — вдруг сказал Соснора. — Я позавчера был не прав.

Поспеев от неожиданности вздрогнул. Он почему- то думал о том, как все переменчиво в природе, в жизни. Весь вечер и всю ночь лил дождь, висели над городом бескрайние тучи. А с утра, и точнехонько к разминке, такая свежесть и все сверкает. Миру-то и слово одно тут — красота.

— Я должен был захватить тебя с собой. Но я этого не сделал.

— Знаю, — пряча усмешку, ответил Поспеев.

— А почему? Тоже знаешь?

— Нет, не знаю.

Соснора в огорчении покачал головой.

— Я решил сперва, что не мое дело твоя жизнь. Как и где ты сорвешься. Но когда я подумал, что ты за этот вечер и ночь, очевидно, потерял в будущем года два игры, мне стало жалко.

— Меня?

— Чего же тебя жалеть? Мне игру стало жалко. И твою. И вообще футбол. Раньше я никому и никогда не старался облегчить жизнь. Не было у меня такого в характере. А как пришел в «Звезду», все старое сломалось во мне. Потому что тут нельзя по-старому. Заруби. И уж если я позволяю себя ломать, то ты — обязан. Ради себя. Своей игры. Ты ж все можешь.

— Но я, Андрей, ничего не понимаю, что тут делается

Поспеев не сомневался, что Соснора имеет право так говорить: в прошлом году журналисты назвали его лучшим футболистом сезона. Но он не сомневался и в том, что Соснора не ответит. Однако Андрей, уловив внутреннее существо вопроса, сказал спокойно и просто:

— Агитировать тебя я не стану — ни за Савельева, ни за себя, ни за Сергея. Потому что тебе играть и играть.

Но в этом-то вопросе Поспеев никаких сомнений и не знал: если выбирать, то уж не сторону Савельева, хотя совсем и не обязательно именно сейчас делать выбор. Ему хотелось, правда, подтолкнуть Соснору, чтобы тот потребовал выбора именно сейчас. Но Соснора не искал союзников, он всегда верил, что решать должна игра.

— Тебе играть, — повторил Соснора. — Тебе и думать о себе. А «Звезде» ты нужен — это я точно говорю. В любом случае: будет или не будет тренировать ее Савельев, будем или не будем играть мы с Сергеем. Даже если вдруг Свята в ней не станет.

После очередного матча, несмотря на победу, Савельев увез всех футболистов на загородную базу: два предстоящих и последних в сезоне матча, оба на выезде и оба с опасными командами, требовали, конечно, восстановления сил у ребят, полноценного отдыха, забот доктора и массажиста — этих ревнивых и обидчивых тружеников футбола.

Никто из футболистов не роптал. Подобные тренерские решения вошли в систему не в одной «Звезде».

Ужин в привычной тишине снимет напряжение. Затем одни футболисты сразу же завалятся спать, другие терпеливо подождут выпуска спортивных новостей чтобы узнать подробности остальных матчей тура. А утром парная баня успокоит нервы.

Но утро принесло бурю. И не только в том смысле, что за окном уже с полуночи бушевала поздняя октябрьская гроза. И не потому, что в парной истопник чего-то не доглядел, и ребята остались недовольны. Дело было в другом.

Свят Катков искренне восхищался вчерашней игрой Поспеева: ни в уме, ни в богатейшем воображении парню не откажешь. Человеческие же его слабости Свята никак не трогали.

— Где ты был до двух часов ночи? — отодвинув от себя тарелку, спросил Шлыков. Мясистые брови нависли над глазами, отчего те казались злыми.

Поспеев словно и не слышал вопроса, продолжал терзать свой завтрак.

— Между прочим, тебя спрашивают серьезно, — сказал Неуронов. Распаренное большое лицо с гладким лбом, на котором светились залысины, застыло, как гипсовая маска.

— Ты пришел в три часа. — Это уже опять Шлыков. Какое-то необычное волнение в его голосе. И голос у него сегодня резкий, глуховатый, недобрый. — Я видел собственными глазами. Ты меня тоже видел.

— А если я рыбу ловил? — ответил Поспеев. Он постарался придать своему лицу невинное выражение, а глазам — лукавость и смирение. Все равно никто не узнает, кто приезжал к нему, с кем он целовался. Однако Шлыков стукнул кулаком по столу.

— Так ведь выходной день? — Поспеев поверил, что нашел оправдание вполне подходящее.

— Выходной начнется после массажа.

Неожиданно подал голос спокойный Збарский:

— Давайте это происшествие, или как там юридически поточнее назвать, оставим на первый раз между нами? Ну, скроем от тренеров. А ему всыплем.

— Темную? — живо включился Говоров. — Да, кстати. Как раз кстати. Девочки… которые прыгают с вышки в воду… просили передать, что не желают видеть вас, маэстро Поспеев, на своих тренировках.

Но если бы приезжала та, черноглазая сестра Говорова он должен был бы только встать и гордо уйти. Это быта бы его правота, а не вина… А так… как всегда случайное, и, значит, виноват. Перед всеми…

Однако и болтовня Говорова была неуместной, поэтому Збарский обвел всех вопросительным взглядом, и каждый кивнул ему в знак согласия — все, кроме Свята Каткова.

— Продолжаем прием пищи, — сказал Збарский. — А ты запомни. И лучше на всю жизнь. О чем тут Витек выступал — не знаю. С ним и выясняй. А насчет прошлой ночи — запомни. Тут мы все в ответе.

Встав из-за стола и проходя мимо обиженного и одновременно обеспокоенного Поспеева, Свят негромко сказал ему:

— Земляк твой не при чем. Он спал. Понял? А я тоже караулил. Мне было любопытно. Понял? Но если ты его потащишь в своей цирк — темной не миновать. Так и знай. И хуже, чем темной. Если ты не стал для него опорой, то пусть я.

Поспеев не просил пощады, не искал оправданий — и это Святу даже понравилось: на такого человека не жаль потратить время, чтобы сохранить его для «Звезды», характер — это очень важно, даже если в обыденной жизни этот характер, как говорится, не подарок, зато в футболе, в игре такой характер бывает ценнее всего.

Странное дело: Поспеева сейчас занимал более других вовсе не Свят, а Андрей, и он попытался поймать его взгляд, но вместо него набрел в своих поисках на сочувствующий взгляд Минина.

— Усек, — сказал он и сам подивился своему голосу — тот подрагивал. — Понял. Нет, точно…

После завтрака, когда Брайко ушел на массаж, Поспеев запер комнату на ключ. Он лежал, упрятав лицо в подушку, и скоро почувствовал, что подушка стала мокрой.

«Плачу? Как в детстве плачу?» Он помнил, что в детстве часто плакал. После того, как отец, устав от пьяного буйства, заваливался на диван и храпел, младший сын плакал — от обиды, от стыда, от зависти к сверстникам, от необходимости скрывать горечь этих вечеров. Но с тех пор, как он стал жить вне дома, он уже никогда не плакал — ничего не могло произойти такого, что бы сравнилось с теми ночами детства.

Такого по горестности своей просто не бывает в жизни — так ему казалось до сегодняшнего дня.

«Плачу? Почему же я сегодня плачу?»

Робкий стук в дверь. Брайко вернулся.

«Мне пора на массаж».

Чья-то крупная ладонь подтолкнула сзади. Поспеев ухватился за поручни трапа, неловко посторонился, бросил взгляд через плечо.

За ним входил в самолет Сергей Катков. И хотя Поспеев отошел в сторону, пропуская Сергея, тот снова подтолкнул его, приглашая отправиться в хвостовой салон.

— Побеседуем? — предложил Сергей.

— Со мной? — удивился Поспеев.

Сергей знал, что почти никто не придаст значения тому обстоятельству, что он с Поспеевым устроился в хвосте ТУ-104, где мало кто любит сидеть. Сам же Поспеев и не подумал о чьей-то реакции. Но слова Сергея: «Посидим вдали от шума городского», — удивили и насторожили: с тех пор, как Сергей привез Поспеева в «Звезду», они и десятком слов не обменялись, хотя Поспеев нередко порывался поговорить с Сергеем основательно, чувствуя, что теряет иной раз голову. Сейчас его удивило это предложение: ему казалось, что Сергей бесповоротно разочаровался в нем.

Мгновенно оценив все, Поспеев не только согласно кивнул, но и настроил себя на безоговорочное признание всего, что обрушит на него Катков.

А тот был спокоен, мягок, не прятал улыбку, однажды, по привычке своей, взмахом руки взлохматил Поспееву прическу.

Город, который их ждал — и поджидал с нетерпением, в надежде отомстить за поражение в финале Кубка, они оба не любили, хотя и по разным причинам.

— Тебе, конечно, не боязно играть и против Пеле, не говоря уж о доронинских чемпионах, да?

— Для меня они уже не чемпионы, — ответил Поспеев. — Без Сосноры, да после Кубка… Это раз. А еще — ведь я же мог играть у них. До армии меня хотели было позвать официально. Доронин сам приезжал смотреть. Ох, я и старался. До комедии доходило. Знаешь, он мне даже два слова сказал. На всю жизнь запомнил. «Мороки много», — сказал. Нет, меня обнадежили. А потом забыли. Или не собирались помнить. Обидно? Сначала — да. Ждал, как первого гола. А потом… Совсем капельку было обидно. За них, не за себя. Что они такие… Не все у них в команде в порядке.

— Нет, Вася, так нельзя. Могучая была команда. Но все великие команды умирают. Одни рано, другие поздно. К тому же прошло уже два или три года.

— Верно, другие условия. А сейчас ушел и Соснора. Такую брешь никогда не заделают. Даже если Свята переманят.

— Почему Свята? Можно и тебя.

Поспеев молчал. Не потому, что не знал ответа, — в «Звезде», конечно, не очень-то уютно, грозили «темной» даже, но на новом месте еще нужно делать первый шаг, а в «Звезде» он вышел удачным — молчал потому, что не хотел давать себе оценку. Но Сергей не спешил, вынуждая Поспеева заговорить. Поспеев же чувствовал, что стоит Сергею его умело подтолкнуть, как он разоткровенничается.

Молчанию должен был прийти конец, и нарушил его Поспеев.

— Я, наверное, кругом виноват.

— В чем? — тихо спросил Сергей.

— Забыл о доверии. Но такой уж я человек. Расхлябанный. Все легко в жизни давалось.

— Легко?

— Конечно. Другие над каким-нибудь ударом месяцами работают, а мне двух дрессировок хватает, — Поспеев спохватился, поняв, что просто-напросто хвастается. — Понятно. Имеешь в виду мою жизнь дома? Свят рассказывал? Только я ведь ту жизнь не считаю жизнью. Вообще на поле только и. живу. Но страшно трудно отрезать все остальное. Нет, ничья помощь мне не нужна. Если не сам справлюсь — то это ненадолго. Так ведь?

Самолет подрагивал, пробиваясь сквозь густые облака.

Ребята занялись кто чем. Шлыков с Неуроновым разгадывали огоньковский кроссворд. Соснора рассказывал Святу о тренировках «Баварии». Збарский читал очерк о тренере Маслове в «Футболе». Минин силился задремать. Говоров и Хитров заигрывали со стюардессами.

— А мне трудно. Не верят мне. В мой характер. Я же вижу. Я и сам себе не верю. Вижу ведь, как все случайно у меня. И люди вокруг меня… или рядом — случайные. Весь мир получается у меня случайным.

— Весь мир?

— А что скрывать или рисоваться?

Мелькнула одна мысль и заставила замолчать «Почему он обо мне? Какие у него планы? Все говорят, что он старшим тренером будет. Не завтра, так с нового сезона. А Савельев? С кем — я?»

«Чего ты хочешь от «Звезды»?» — спрашивал и Савельев при первой же встрече. «Игры», — и ему ответил тогда Поспеев. «Игры? — Савельев попробовал выдавить из себя усмешку. — Игры… Это хорошо. А еще чего?» Слова какие-то жесткие, бездушные. Никакого участия. Просто показной интерес. «Ничего больше» — ответил Поспеев. «Чем же привлекла тебя «Звезда»? Так и хотелось крикнуть: «Да вы же меня позвали! Не я — к вам сам! А вы меня позвали!» — но ответил спокойно: «Игрой». Вдруг Савельев обнажил свои мысли: «У нас трудная команда. Ты же знаешь, наслышан наверно. Номер один у нас — Катков. Не тот, который тебя привез, а второй. Младший. Игра строится на него. Значит, надо… на поле, конечно, подчинять себя игре на него». «Постараюсь», — ответил Поспеев, не понимая, какого ответа ждал тренер. «Старания мало, надо научиться играть и на себя». Теперь понятно, чего от него, Васи Поспеева, хотят. Как отвечать? Вот и ответ: «Научусь. Для того в футбол и пошел». Савельев процедил: «Все зависит от тебя. Надежд на тебя много…»

Именно эта последняя фраза сверлит сознание сейчас. «Чьих надежд? Савельев надеется на меня, что я вытесню Свята? Смешно же. Святу цены нет, его не с кем и сравнить, если говорить всерьез. Да я ж мечтаю другом быть ему!»

— Так у меня вышло, — сказал Поспеев, взглянув на Сергея. — Но как я на поле? Такой я — нужен?

— Ты и такой, какой в жизни, тоже нужен.

Рука Сергея снова скользнула по голове Поспеева, по затылку, застыла на спине.

— Я не отвечаю за тебя, — сказал Сергей. — Потому что у меня на это и прав нет никаких. Но все равно: если ты сорвешься, я тебе первый спуску не дам.

«Когда я придумал себе, что одинок и прочее? Что все у меня случайное, что я сам — случайный? Зачем придумал? Прятался от себя? Вон сидит Минин. Бывший капитан… Он и в «Звезде» уже бывший. Не дли него ее климат. Вот он действительно одинок. Потому что со своей вершины не может — не умеет — спуститься вниз. А Сергей может, умеет. А я? Что — я? Играть надо получше — буду всем нужен…»

Противно заскрипела дверь. Потянувшись в постели, Поспеев открыл глаза.

— Хватит дрыхнуть. Ну?

Поспеев узнал голос Минина и увидел его, но, снова потягиваясь, спросил:

— Ты?

Он взглянул на окно, задернутое портьерой, закинул жилистые руки за голову. А Минин уже заговорил. Наверное, никогда в жизни не произносил он столько слов в один присест, болтал без умолку о погоде и красотах чужого города, о европейских турнирах и каких- то женщинах, которых и сам плохо помнил, вовсю расхваливал Доронина и — чего это? — снова болтал о погоде, снова о тех женщинах.

Однако Поспеев, не вылезая из-под одеяла, взглядом своим заставил Минина умолкнуть.

С поспеевского лица сползла девическая безмятежность. Завлекательная улыбочка, быстро менявшаяся на ухмылку, обычно тут же возвращалась назад. Но на этот раз она где-то застряла. В лукавых, невинных глазах блеснул жесткий и нетерпимый взгляд разгневанного мужчины, не только знающего себе цену, но и знающего, чего он хочет — и от себя, и от других людей.

— Зачем ты пришел? — спросил Поспеев. Он сел в постели, пальцы вцепились в поролоновый матрац.

— Ну, просто… — не нашелся Минин. — Нечего делать — вот и пришел.

— А ты не темни. Мне в темноте жить надоело. Поспеев сам и помог Минину, но тот не сообразил, что за помощью этой скрывалась хитрость.

— Доронин зовет тебя к себе.

— Меня? А тебя?

— Так я говорю о тебе.

— Понятно. Мне и в «Звезде» хорошо. Хорошо, где тебе «темной» грозят?

— Не допрешь ты.

— Это почему еще? Ты присмотрись — как они к тебе. Один Говоров чего стоит. Он же смеется над тобой. Вместе с сестрицей своей. Конечно, куда тебе с профессорской дочкой…

— При чем она? — Поспеев умел быть хладнокровным, но это хладнокровие стоило ему немало усилий. — «Звезда» — первая команда, в которой мне интересно играть. Я ведь не впервой в ней. Повидал и поиграл. Так «Звезда» — эго как раз то, что я искал. Если меня будут выгонять, стану на колени и просить буду, чтоб простили. Потому что такой команды, как «Звезда», больше нет.

— Я думал, в футболе дураки перевелись, — холодно бросил Минин, отступая к двери.

— А ты еще подумай, раз уж думал.

Конечно, Минин не верит, он ведь не понимает, что перед ним совсем не тот человек, которого он знал.

— Смотри, поздно будет, — процедил Минин.

— Ты смотри, — чтоб не сломаться сегодня же.

Он бил точно и не просто намекал на предстоящий вечером матч с доронинцами, он откровенно угрожал. И Минин должен был именно так понять его. Не иначе.

Поспеев откинул гибкое жилистое тело свое на постель, закрыл глаза, и постепенно лицо его вновь становилось лукавым и беззлобным. Это была маска — и жалеть приходилось лишь об одном, что первым о том узнал такой недостойный человек, как Минин.

Беглец. Не ужился. Не наступил на свое самолюбие. Или тщеславие?

«Захотел, чтоб мой уход тебя прикрыл? Не бывать. Для меня «Звезда» — все в жизни. Да что — в жизни? Моя жизнь просто — она, только и всего».

Он все еще лежал в постели, спрятавшись в подушки, натянув на голову одеяло. Но он слышал, что кто-то вошел в номер, остановился посреди комнаты.

— Слушай, красавчик, — узнал Поспеев голос Збарского, — тебя там внизу какие-то дамы спрашивают.

Собственный голос показался Поспееву тягучим и нудным:

— Много их?

— Две.

— Это еще ничего, — Поспеев высунул взлохмаченную голову. — Красивые?

— Они ждут, — напомнил Збарский.

— Как это в стихах? — Поспеев сел в постели. — Вас слава ждет — ему сказали… пусть подождет — ответил он... Пусть подождут и они, — Поспеев откинулся на постели, натянул на плечи одеяло. — Слава меня заждалась. Я лучше для нее посплю еще. В нашем деле она это любит. А те… Ты вниз пойдешь? Будь другом, скажи, что меня нет. Или что я сплю. Или что меня посалили на цепь. А? — он опять сел в постели. — Скажи, что меня посадили на цепь. Скажешь?

— Ладно, — согласился Збарский. — Только потому, что на цепь. Иначе бы не пошел.

Збарский ушел, а Поспеев даже не пытался представить что происходит внизу. Но и из постели не думал вылезать. Снова проскрипела дверь.

— Не спишь, красавчик?

— Какое-то среднее состояние.

— Твою просьбу я выполнил, — сообщил Збарский. — Они просили передать, что для человечества было бы просто великолепно, если бы тебя больше с цепи не спускали. Это что? Вчерашние?

— Какие вчерашние? Я вчера у одного знакомого был. Мы в армии служили вместе. Ну, и вместе играли. Ему потом ногу сломали… так уж вышло. Комиссовали. Не мог же я не навестить его. А эти? Наверное, прошлогодние. Перед финальной пулькой у нас тут сбор был. А ты? По магазинам болтался?

— Да вот, купил жене перстенек. Показать? Поспеев как-то сразу потускнел, и голос у него чуть

ли не дрожал от огорчения.

— У твоей жены есть сестра? Есть? Женил бы меня на ней, а?

— А как же сестричка Говорова?

— Понимаешь, если я завтра не женюсь, то пропаду. Честное слово. Я не знаю, почему. Что? Замужем? Вот всегда так. Не везет вообще. Только посмотришь на красивую девчонку, как выясняется, что она замужем, а рядом с тобой оказывается какая-нибудь полковая дама. И все опять по новой…

Что мог Збарский, хранивший со школьной скамьи, десять лет хранивший верность своей жене, ответить этому человеку, который и себе верности не хранил?

Но слова нашлись. Збарский понял, что именно сейчас в эту минуту он обязан их найти. Какие слова?

Позднее, как я ни упрашивал его, он не смог их повторить.

— Надоел он всем нам, — говорил Збарский. – Бубнил без конца: не могу то, не могу жениться, случайный, мол, человек в жизни этой. В смысле — в футбольной жизни. Вот меня и завело. Разозлился и выложил ему. Что человек сам себя делает — случайным или нет. Он-то ведь не случайным оказался, ты ж знаешь. Как он потом играл — мечта!

Да, я давно уже знал, что футбол не сам по себе.

Он — это судьбы. Не одни футбольные судьбы. Каждая футбольная судьба — лишь внешнее проявление, лишь слепок с человеческой судьбы…