Нечто чудесное

Глава 3

– Просто немыслимо, Филберт, совершенно невероятно! – объявила Александра старому лакею, приковылявшему в ее спальню с охапкой дров.

Филберт близоруко прищурился на семнадцатилетнюю хозяйку, растянувшуюся на животе поперек кровати; кулачки по привычке подпирают подбородок, вылинявшая рубашка распахнута на груди, коричневые мужские штаны тесно облегают ноги.

– Это положительно неприлично, – продолжала Александра исполненным негодования голосом.

– Что именно, мисс Алекс? – осведомился слуга, подходя ближе. На покрывале валялось что-то белое и большое – по предположению полуслепого лакея, либо полотенце, либо газета. Филберт пристально уставился на непонятный предмет, на котором там и сям виднелись черные пятна, из чего он справедливо заключил, что перед ним газета.

– Здесь говорится, – уведомила Александра, постукивая пальцем по выпуску от 2 апреля 1813 года, – что леди Уизерфорд Хит дала бал на восемьсот приглашенных, с последующим ужином, на котором гостям было подано сорок пять блюд. Сорок пять! Видана ли когда-нибудь подобная расточительность?! Далее автор бесконечно распространяется о присутствующих и их нарядах. Послушай же, Сара! – воскликнула девушка, улыбаясь Саре Уизерс, только что принесшей стопку свежевыглаженного белья.

До смерти отца Александры, случившейся три года назад, Сара занимала должность экономки, но поскольку семья оказалась в более чем стесненных финансовых обстоятельствах, ее вместе с другими слугами пришлось уволить. Остались лишь Филберт и Пенроуз, чересчур старые и дряхлые, чтобы отыскать другое, более подходящее место. Теперь Сара приходила раз в месяц, чтобы с помощью деревенской девчонки заняться стиркой и глажкой.

Притворно жеманным голоском Александра процитировала:

– «Мисс Эмили Уэлфорд сопровождал на бал граф Машем. Ее туалет из шелка цвета слоновой кости украшали жемчуга и бриллианты». – Алекс, еще раз хмыкнув, свернула газету и обратилась к Саре: – Ну можно ли поверить, что людям действительно интересно читать подобный вздор? Кому есть дело до наряда мисс Уэлфорд или до того, что граф Делтон только что вернулся из поездки в Шотландию и «ходят слухи, будто он выказывает несомненный интерес к некоей молодой леди, обладающей красотой и положением в обществе»?

Сара Уизерс, подняв брови, с неодобрением уставилась на облачение Алекс.

– Некоторые молодые девушки весьма заботятся о своей внешности, что, впрочем, вполне естественно, – язвительно сообщила она.

Александра философски пожала плечами, приняв этот добродушный укол с обычным веселым безразличием:

– Потребуется намного больше, чем пудра и атлас, чтобы сделать из меня настоящую леди.

Ее давние надежды вылететь из кокона прекрасной бабочкой с золотистыми волосами, к великому сожалению, не оправдались. Коротко стриженные вьющиеся волосы темно-каштанового цвета обрамляли лицо с задорно вздернутым носиком и маленьким упрямым подбородком. Она по-прежнему оставалась стройной и худенькой, и мальчишеская фигура отнюдь не прибавляла ей привлекательности. Единственной, поистине примечательной чертой были огромные аквамариновые глаза, окаймленные густыми черными ресницами. Кожа девушки приобрела легкий золотистый загар от работы и долгих поездок верхом на солнцепеке. Однако собственная внешность больше не волновала Алекс – слишком много гораздо более неотложных дел занимало ее мысли.

Почти сразу же после смерти отца скончался дедушка. И Алекс фактически стала главой семейства. На юные плечи свалился груз забот. Приходилось присматривать за престарелыми слугами, растягивать, насколько можно, скудные деньги, добывать еду и даже справляться с постоянными истерическими припадками маменьки.

Ее ровесница, воспитанная в обычных традициях, возможно, никогда не сумела бы принять вызов судьбы. Но ни внешность, ни способности Александры ни в коем случае нельзя было назвать ординарными. Едва ли не с самого детства она выучилась ловить рыбу и охотиться, чтобы составлять компанию отцу во время его нечастых наездов. Теперь же девушка со спокойной решимостью использовала приобретенные навыки, чтобы кормить семью.

Грохот сваленных в дровяной ящик поленьев мгновенно отвлек Алекс от мыслей об усыпанных бриллиантами бальных нарядах. Вздрагивая от сырости, пропитавшей толстые стены дома, так что даже летом было невозможно согреться, Алекс зябко обхватила себя руками.

– Не стоит зря тратить дрова, Филберт, – поспешно сказала она, когда лакей нагнулся, чтобы добавить полено к крохотному, жалкому огоньку. – Здесь не холодно… просто свежо. Очень полезно для здоровья. Кроме того, я через несколько минут уезжаю на день рождения брата Мэри Эллен, так что нет смысла топить.

Филберт нерешительно кивнул, но тут полено выскользнуло из ослабевших рук и покатилось по щербатому деревянному полу. Лакей выпрямился и в отчаянии огляделся, силясь увидеть, куда оно закатилось. Пожалев полуслепого старика, девушка мягко подсказала:

– Оно у письменного стола.

Слуга заковылял к столу и присел на корточки, пытаясь ощупью отыскать полено.

– Сара! – неожиданно воскликнула девушка, ощущая, как странное предвкушение чего-то неизведанного, испытываемое ею иногда в последние три года, вновь теснит грудь. – У тебя бывало когда-нибудь такое чувство, будто что-то вот-вот должно случиться?

Сара с шумом задвинула ящики комода.

– Конечно!

– И это предчувствие сбылось?

– Совершенно верно.

Глаза Александры ярко, восторженно блеснули.

– Правда? И что же произошло?

– Дымоход обвалился, в точности как я предупреждала вашего папашу, что так и будет, если его не починить как можно скорее.

Звонкий музыкальный смех серебряными бусинками рассыпался по комнате.

– Нет-нет, это совсем другое, – покачала головой Александра и с некоторым смущением призналась: – У меня появилось это чувство вскоре после смерти дедушки, но всю последнюю неделю оно меня не покидает и становится все сильнее. Кажется, я словно стою на краю обрыва, ожидая, что вот-вот это произойдет.

Застигнутая врасплох мечтательным голосом и непривычным спокойствием девушки, пребывавшей обычно в состоянии лихорадочной деятельности, Сара подозрительно уставилась на нее:

– И что же, по-вашему, должно случиться?

– Нечто чудесное! – объявила Александра, почти задрожав от непонятного восторга, и уже хотела добавить еще что-то, но громкий женский вопль, донесшийся из спальни дядюшки Монти и сопровождаемый стуком захлопнувшейся двери и шлепаньем босых ног, остановил ее на полуслове. Александра села и одним грациозным энергичным движением, гораздо больше соответствующим ее природе, чем дремотная неподвижность, сорвалась с постели – как раз в ту минуту, когда в спальню с разъяренным видом влетела Мэри, молодая крестьянская девушка, помогавшая Саре стирать белье.

– Клянусь, он треснул меня прямо по заднице! – вскричала Мэри, потирая вышеупомянутую часть тела, отличавшуюся немалыми размерами и пышностью, и обвиняющим жестом показала на комнату дядюшки Монти. – Никто не смеет такое вытворять со мной, никто! Я честная, порядочная девушка, да-да, и…

– В таком случае веди себя как порядочная девушка и придержи язык! – резко перебила ее Сара.

Александра вздохнула, вспомнив о многочисленных обязанностях хозяйки дома, мгновенно затмивших все мечты об ужине из сорока пяти блюд.

– Я сейчас же поговорю с дядей Монти, – пообещала она. – Уверена, он больше никогда не станет этого делать. – И, весело улыбаясь, предупредила: – Не станет, конечно, если ты не будешь нагибаться в пределах его досягаемости. Сэр Монтегю… он… как бы это сказать… ценитель женской красоты, и когда у дамы такой округлый… э-э-э… зад… не может устоять перед искушением похлопать по нему, в точности как знаток лошадей при виде чистокровной кобылы.

Эти дипломатические речи польстили и одновременно немного успокоили разгневанную девицу. К тому же, несмотря на столь неподобающее джентльмену поведение, сэр Монтегю тем не менее был возведен в рыцарское достоинство самим королем.

Оставшись одна, Сара медленно обвела взглядом пустую комнату.

– Нечто чудесное! – фыркнула она, с тоской и горечью думая о семнадцатилетней девочке, пытавшейся без жалоб и упреков нести бремя находящегося в упадке хозяйства с помощью совершенно оглохшего престарелого дворецкого, слишком гордого, чтобы признаться в собственной глухоте, и полуслепого лакея. Выдержать милую семейку было столь же непосильной задачей. Двоюродный дедушка Алекс, сэр Монтегю Марш, которого все звали дядюшкой Монти, хотя и добродушный старик, весьма редко бывал трезвым; впрочем, он напивался ровно настолько, чтобы не обделить вниманием ни одной юбки. Миссис Лоренс, мать Александры, которая должна была взять в свои руки бразды правления после кончины мистера Лоренса, с радостью передоверила все обязанности дочери и стала самым тяжелым испытанием для девочки.

– Дядя Монти, – с легким укором начала Александра, грозя пальцем отцовскому дядюшке, приехавшему к ним жить два года назад, когда все остальные родственники от него отказались.

Дородный джентльмен сидел у камина перед почти угасшим пламенем: подагрическая нога заботливо покоится на стуле, выражение лица ангельски-невинное.

– Пришла отчитывать меня за девчонку? – пробормотал он, оглядывая ее злобными покрасневшими глазками. В это мгновение он был так похож на провинившегося ребенка, что Александра невольно улыбнулась.

– Да, – призналась она, – а заодно выяснить, где ты прячешь бутылку контрабандной мадеры, которую принес вчера твой друг мистер Уотерли.

Дядюшка Монти безуспешно попытался воспылать праведным негодованием:

– И кто, позвольте спросить, утверждает, что подобная бутылка находится в моей комнате?

Однако старик тут же осекся, искоса взглянув, как Александра быстро и привычно обыскивает все давно знакомые тайники – под подушкой дивана, под матрасом и в дымоходе. Заглянув еще в несколько укромных местечек, девушка подошла к стулу и протянула руку.

– Немедленно отдай, дядюшка Монти.

– Что? – непонимающе переспросил он, неловко ерзая – из-под его обширного зада показалось горлышко бутылки.

Девушка, заметив это, весело хмыкнула:

– Бутылку мадеры, на которой ты восседаешь!

– Хочешь сказать – мое лекарство, – поправил ее Монти. – Доктор Битл велел мне пить мадеру в лечебных целях, когда заноет старая рана.

Алекс всмотрелась в налитые кровью глаза и розовые щеки, оценивая степень его опьянения с точностью, приобретенной двумя годами общения с бесшабашным, безрассудным, но милым и добрым стариком. Подступив ближе, она настоятельно повторила:

– Немедленно отдай, дядя. Мама ожидает к ужину сквайра с женой и хочет, чтобы ты тоже спустился. Нужно быть трезвым, как…

– Чтобы вынести эту чванную парочку, следует напиться до полусмерти! Говорю тебе, Алекс, меня от них лихорадит! Благочестие подобает святым, а святые – неподходящая компания для мужчины из плоти и крови.

Но, видя, что девушка не отступает, старик покорно вздохнул, приподнялся и вытащил из-под себя полупустую бутылку.

– Вот и хорошо, – похвалила Александра, дружески похлопав его по плечу. – Если ты еще не уснешь к тому времени, когда я вернусь, мы сможем поиграть в вист и…

– Когда вернешься? – встревоженно охнул сэр Монтегю. – Не хочешь же ты сказать, что исчезнешь и оставишь меня одного с твоей мамашей и ее невыносимыми гостями?

– Я приглашена к Мэри Эллен, – весело пояснила Александра, направляясь к порогу и посылая родственнику воздушный поцелуй. Она захлопнула дверь под аккомпанемент рассерженного бормотания насчет «погибели от скуки» и «тоски смертной».

Девушка как раз проходила мимо материнской спальни, когда Фелисия Лоренс окликнула ее слабым, но повелительным голосом:

– Александра! Александра, это ты?

Кажется, мать опять сердится!

Алекс мысленно собралась и приготовилась к очередной стычке с матерью из-за Уилла Хелмсли. Расправив худенькие плечи, девушка ступила в комнату. Миссис Лоренс сидела перед туалетным столиком, одетая в старый заплатанный пеньюар, и хмурилась, глядя в зеркало. За эти три года прекрасное лицо Фелисии постарело на десять лет. Лукавые искорки, светившиеся в глазах, погасли, волосы цвета красного дерева поблекли, превратились в тускло-каштановые, тронутые сединой. Но Алекс знала: не столько скорбь, сколько гнев и боль – причины разительных перемен. Три недели спустя после того, как Джорджа Лоренса опустили в могилу, перед их домом остановился великолепный экипаж, из которого вышли члены «второй семьи» ее любимого отца – жена и дочь, с которыми тот прожил в Лондоне свыше двенадцати лет. Его законная семья влачила едва ли не нищенское существование в маленькой деревушке, тогда как незаконную он содержал в роскоши. Даже сейчас Алекс корчилась от боли при воспоминании о том ужасном дне, когда ей пришлось неожиданно столкнуться лицом к лицу со сводной сестрой, необыкновенно хорошенькой девочкой по имени Роуз. Но самый жестокий удар был нанесен Алекс, когда она увидела великолепный золотой медальон на белой шейке Роуз, подарок отца. Он подарил точно такой же Алекс, только ее был оловянный.

Все это вместе взятое яснее слов говорило о том, какого мнения придерживался Джордж Лоренс об Алекс и Фелисии.

Впрочем, в одном он обошелся одинаково с обеими семьями – оставил их без гроша.

Алекс пришлось ради матери схоронить глубоко в сердце боль предательства и попытаться вести себя как обычно, но печаль Фелисии обернулась яростью. Миссис Лоренс почти не выходила из своей комнаты, бережно лелея оскорбленные чувства и предоставляя девочке вести дела. Два с половиной года Фелисия не проявляла ни малейшего интереса ни к хозяйству, ни к скорбящей дочери и открывала рот лишь затем, чтобы пожаловаться на несправедливость судьбы и измену мужа.

Однако шесть месяцев назад миссис Лоренс поняла, что положение не настолько безнадежно, как она считала. Она наконец нашла способ избежать уготованной ей печальной участи, и орудием избавления должна была послужить Александра. Фелисия решила, что дочь просто обязана поймать мужа, который спасет их обеих от нужды и бедности. С этой целью Фелисия обратила самое пристальное внимание на все сколько-нибудь состоятельные семейства в округе. Но только Хелмсли, по мнению вдовы, оказались достойными ее былого положения и честолюбивых устремлений, и поэтому их сын Уилл отныне в ее глазах стал самым подходящим женихом для дочери, несмотря на то что он был весьма скучным, не слишком умным, забитым, ничем не примечательным молодым человеком, всецело находившимся под влиянием своих властных родителей, ярых фанатиков-пуритан.

– Я пригласила к ужину сквайра с женой, – сообщила миссис Лоренс, не отводя глаз от зеркала. – И Пенроуз обещал приготовить превосходный обед.

– Пенроуз – дворецкий, мама. Нельзя ожидать от него кулинарных изысков!

– Я прекрасно осведомлена о том, какую должность занимает Пенроуз в нашем доме, Александра. Однако он стряпает лучше тебя и Филберта, так что придется ему потрудиться. Кстати, насчет рыбы, – продолжала она, деликатно вздрагивая, – мне хотелось бы, чтобы ее не так часто подавали, как в последнее время. Никогда особенно не любила рыбу!

Александра, добывавшая для семьи пропитание, покраснела, словно сознавая, что не смогла достойно выполнить долг главы этого странного семейства.

– Прости, мама, но дичь почему-то почти не попадается. Завтра я отправлюсь подальше в лес и посмотрю, не удастся ли добыть что-то получше. Ну а сейчас я уезжаю и вернусь поздно.

– Поздно?! – охнула мать. – Но ты должна, слышишь, должна приехать к ужину! Ты ведь знаешь, какое огромное значение придают сквайр с супругой женской скромности и хорошим манерам… хотя меня терзает сама мысль о том, как посмел этот человек оставить нас в столь безвыходном положении, что теперь приходится считаться с каким-то сквайром!

Александре даже не стоило спрашивать, кто он, этот человек. Ее мать всегда упоминала о Джордже именно в таких выражениях либо небрежно бросала «твой отец», словно винила дочь за то, что та выбрала себе недостойного родителя, а она, миссис Лоренс, была лишь невинной жертвой этого выбора.

– В таком случае ты не обязана считаться со сквайром, – спокойно, но твердо отрезала Александра, – поскольку я не выйду за Уилла Хелмсли, даже если это спасет меня от голодной смерти, что, конечно, нам ни в малейшей степени не грозит.

– Не смей спорить со мной! – разъяренно прошипела мать, охваченная ужасом и отчаянием. – Я требую, чтобы ты вела себя как подобает благородной молодой леди. И никаких больше шатаний по окрестностям! Хелмсли не позволят, чтобы имени их будущей невестки коснулась хотя бы тень скандала!

– Я не желаю иметь ничего общего с Хелмсли! – воскликнула Александра, из последних сил стараясь сохранить хладнокровие. – Ненавижу Уилла Хелмсли, и, к твоему сведению, – закончила она, забыв в запальчивости, что рассудок матери держится на волоске, – Мэри Эллен сказала, что Уилл предпочитает молоденьких мальчиков.

Однако невероятная непристойность этого объявления, которое Алекс вряд ли понимала сама до конца, не дошла до миссис Лоренс.

– Ну да… конечно, большинство молодых людей выбирают общество своих приятелей. Впрочем… – продолжала она, вставая и прохаживаясь по комнате неловкой походкой человека, бывшего долго прикованным к постели, – именно поэтому он не выказывает сильной склонности к женитьбе на тебе, Александра.

Она оглядела старые узкие коричневые штаны, белую распахнутую сорочку с широкими рукавами и коричневые сапоги, носившие следы поспешной чистки. В этом костюме девушка напоминала юношу из обедневшей, но некогда состоятельной семьи.

– Ты должна начать появляться в платьях, хотя молодой Уилл, кажется, не возражает против твоего вида.

Доведенная до предела, Алекс тем не менее терпеливо объяснила:

– Мама, все мои платья мне давно уже выше колена.

– Я велела тебе переделать одно из моих.

– Но я плохо управляюсь с иглой…

Миссис Лоренс остановилась и наградила дочь негодующим взглядом.

– Вижу, ты пытаешься любым способом воспрепятствовать помолвке, но я намереваюсь положить конец этому жалкому существованию, которое мы ведем, и сын сквайра Хелмсли – наша единственная надежда. – Она мрачно нахмурилась, уставившись на упрямую женщину-ребенка, стоявшую в дверях. Бледное лицо исказила гримаса горького сожаления. – Понимаю, Александра, мы никогда не были по-настоящему близки, но только этот человек – виновник того, что ты выросла буйным, неуправляемым сорванцом и теперь бродишь по окрестностям с мерзким ружьем, в мужских штанах и вытворяешь все, что в голову взбредет.

Охваченная гневным смущением, Александра сухо ответила:

– Будь я бледным, слабым, беспомощным созданием, каким ты хочешь меня видеть, все обитатели этого дома давно бы умерли с голоду.

У миссис Лоренс хватило совести немного смутиться.

– Да, ты права, но больше так продолжаться не может. Несмотря на все твои усилия, у нас куча долгов! Знаю, все три года я была не слишком хорошей матерью, но наконец пришла в себя и должна принять меры для того, чтобы благополучно выдать тебя замуж.

– Но я не люблю Уилла Хелмсли! – взорвалась Александра.

– Это даже к лучшему, – резко бросила миссис Лоренс. – Он по крайней мере не сможет ранить тебя так сильно, как это сделал твой отец! Уилл – отпрыск почтенной состоятельной семьи. Уж он-то не будет содержать в Лондоне вторую жену и не проиграет все до последнего пенни!

Девушка поморщилась при этом грубом напоминании о вероломстве отца, но мать невозмутимо добавила:

– Собственно говоря, нам очень повезло, что сквайр Хелмсли – человек бесцеремонный и властный, иначе он вряд ли согласился бы видеть тебя своей невесткой.

– Но чем же я так привлекаю его?

Миссис Лоренс не на шутку оскорбилась:

– Ведь мы связаны родством с графом, Александра, а сэру Монтегю дарован титул рыцаря!

После этого откровения мать впала в задумчивое молчание, а девушка пожала плечами и объявила:

– Я еду к Мэри Эллен. Сегодня у ее брата день рождения.

– Возможно, даже лучше, что тебя не будет за ужином, – кивнула миссис Лоренс, рассеянно проводя щеткой по волосам. – Насколько я понимаю, Хелмсли собираются сегодня заговорить о помолвке, и не хватало еще, чтобы ты хмурилась и уничтожающе фыркала!

– Мама, – повторила Александра со смесью тревоги и жалости, – я скорее буду голодать, нежели выйду за Уилла.

Но выражение лица Фелисии ясно говорило о том, что она придерживается иного мнения.

– Доверься взрослым в подобных делах. Поезжай к Мэри Эллен, но надень платье.

– Не могу. Мы решили устроить рыцарский турнир в честь дня рождения Джона О’Тула, как в былые времена. Помнишь, О’Тулы всегда устраивали такие турниры.

– Но тебе не пристало разгуливать в этих ржавых доспехах, Александра. Оставь их в передней, там им место.

– Ничего страшного, – заверила Алекс. – Я возьму только щит, шлем, копье и панцирь.

– О, как хочешь, – с усталым вздохом сдалась мать.