Беда с этим жеребенком! То забежит далеко вперед, то отстанет, то начнет резвиться на свежей пахоте, то подбежит, прильнет к матери и семенит рядышком со старыми лошадьми: пашет, мол, и он. А когда устанет, забежит вперед, встанет поперек борозды — и баста. Окончена пахота. Понял, хитрец, как можно остановить лошадей, запряженных в плуг!
Георге нажал на правую ручку, чтобы борозда шла глубже, но плужный передок протяжно заскрипел — кони остановились. Впереди стоял жеребенок и вопросительно смотрел на него: «Ну, как вам это понравится?»
— Если пахать тебе надоело…
Георге повесил вожжи на ручки плуга, заткнул кнут за голенище и уселся на свежую борозду. Жеребенок будто того и ждал. Навострив уши, подошел к Георге.
Это был вороной жеребенок месяцев двух от роду, со звездочкой на лбу. Шевеля губами, потянулся к руке Георге.
— Чего тебе дать? Нет у меня ничего.
Жеребенок склонил голову набок, как бы прислушиваясь, в каком ухе у него звенит, и по-прежнему вопросительно смотрел на Георге. Ему не верилось, что у парня так уж ничего и не найдется. Снова потянулся, стал искать, пет ли у него карманов на коленях.
— Ну и шельма! — улыбнулся Георге, нащупывая в правом кармане ломоть хлеба, который он брал каждое утро именно для этого проказника.
— Давай намалывай.
И пока жеребенок подбирал крошки у него с ладони, поучал его:
— Вот возьму и запрягу тебя. Запрягу я тебя, Васька, и посмотрим, как ты тогда запоешь.
Но жеребенка это совсем не пугало. Кончив есть, стрелой понесся по стерне, и Георге взял в руки вожжи.
— Поехали.
От кобылы шел пар. Время от времени она опускала голову до самой вспашки, и Георге решил через три круга покормить лошадей. Первый круг он кое-как прошел, но когда снова стал подниматься в гору, кобыла призывно заржала, подзывая жеребенка.
— Уж и затосковала!
Взмахнул кнутом, но кобыла рванулась в сторону и вытащила плуг из борозды. Пришлось взять ее под уздцы и вернуть назад. Но едва тронулись, кобыла снова заржала.
— А черт, долго еще ты будешь выкидывать штучки? И куда делся этот жеребенок?
Еле-еле удалось ему довести борозду до конца. Остановил лошадей на кормежку. Жеребенка не было и возле телеги. Георге осмотрелся.
— Ну что ты с ним будешь делать! Вечно куда-то убегает.
Залез на телегу. Да вот он, шагов на сто ниже стоит возле девушки в синей косынке.
«Кто бы это? Постой, чья там зябь? А, это дочь бади Михалаке».
Он свистнул несколько раз, но то ли ветер дул не в ту сторону, то ли жеребенок совсем оглох. Георге привязал лошадей к телеге и пошел напрямик. Подойдя поближе, увидел, что жеребенок что-то ест с ладони у девушки.
«Ну и нахал! — улыбнулся парень. — А эта девчонка бади Михалаке наверняка уже парням снится. Сколько же ей лет? Наверно, около шестнадцати, видел, как она танцевала на чьей-то свадьбе».
— Добрый день, баде Георге! — крикнула ему Русанда еще издали.
— Добрый день, Русанда! Смотри не избалуй мне жеребенка, а то не смогу удержать его дома — привыкнет есть одни калачи.
— Вы думаете, не стоит его баловать? Смотрите, какой хорошенький.
Только подобрав все до последней крошки у нее с ладони, Васька услышал призывное ржание матери. Сорвался с места и галопом помчался к телеге.
— Ты что сеешь? Горох? — Георге уселся на меже.
— Горох.
— Не рано?
— Отец говорит, что нет.
Ветер достал из-под косынки прядь русых волос и стал играть ими, лаская щеку девушки. Раздосадованная, она повернулась лицом к ветру, чтобы он же уложил прядь на место.
— Вы позавчера видели журавлей?
— Как же! Видел.
— Вам кто-нибудь показал или сами увидели?
— Сам. Пахал на Реуте.
И она сама увидела! Они сами увидели их! Это все не случайно.
Георге сорвал несколько стебельков сухой травы, принялся плести. Спросил Русанду:
— Чего ты никогда не приходишь в клуб? Не пускают?
— Нет, пускают.
— Тогда почему не приходишь?
Она нагнулась, чтобы поднять выпавшую из кошелки горошину.
— А с кем я пойду?
И покраснела как мак — вот бывает же так, само по себе слово сорвется с языка! Зря она не послушалась отца — земля еще холодная, и горох может погибнуть. Снова нагнулась — поднять сапу, и Георге увидел в кармашке ее кофточки два зеленых стебелька.
— Что у тебя там, если не секрет?
— Подснежники. Хотите?
Она быстро вынула их и робко протянула ему.
— Ты была в лесу? — спросил Георге, тщательно очищая корешки.
— Они растут у нас в саду. Очень много их растет!
— Неужели? Вот тебе и новые фрукты.
Взял корешки в рот и на мгновение почувствовал мягкую, свежую теплоту. Тайком взглянул на кармашек, откуда их вынула девушка, и спросил:
— Вечером пойдем в клуб?
— Кто будет играть?
— Две скрипки. Придет мош Дэнуцэ с внуком.
— Если будут два музыканта, пойду.
Солнце клонилось к закату.
— Тогда я зайду за тобой вечерком.
— Приходите.
Георге поднялся и пошел к своей телеге. На ходу он обернулся. Русанда рыхлила грядки для гороха, и ветер, оставшись наедине с девушкой, снова трепал ей волосы.
«Скажи на милость, у бади Михалаке в саду подснежники, а я и слыхом не слыхивал!»