Недостающее звено

Глава 15. Воспоминания. Посольские Купола

Поля, засеянные энергетическими цветами, тянулись на добрую сотню километров. За ними снова лежала пустынная местность: пологие низкие барханы, серый песок, редкие скалы и груды камней под мрачным желтоватым небом. Иногда Тревельяну чудилось, что в каменных глыбах проступают знакомые очертания стен и лестниц, колонн и фундаментов, но древние руины убегали назад так быстро, что он не успевал их рассмотреть. Да и стоило ли этим заниматься? Время поджимало, а раскопки – дело долгое, трудоемкое и непростое. К тому же Ивар полагал, что в этих развалинах нет ничего, кроме камней и обломков пластика. Возможно, под ними были подземные камеры, как в древнем городе, и в них – изваяния, барельефы и другие артефакты, нечто такое, что проливало свет на прежних обитателей, их жизнь и трагический конец, но все это – забота грядущих экспедиций и специалистов-археологов. Он мог бы помочь им, припомнив, где и когда увидел статуи лоона эо, но этот эпизод не торопился просыпаться в памяти. Казалось, его занесло тысячелетними песками – такими же, что покрывали Хтон.

Солнце поднялось в зенит, когда навстречу стали попадаться ручьи, питавшие озера, и скалы покрупнее, собранные плотными группами и окруженные полями энергоцветов. Была тут и другая растительность, теснившаяся к водоемам и больше похожая на земную, чем шипастые стебли и деревья-змеи: кустарник с перистой, как у папоротника, листвой, травы с метелками длинных зеленых хвоинок и колыхавшиеся на слабом ветру гибкие ленты, произраставшие на толстых белесоватых стволах. В этих лесах, пронизанных скудными лучами солнца, водилась какая-то живность – в озерах что-то булькало, а на кустах Тревельян разглядел мохнатые шары величиной с кулак, со множеством глаз и конечностей.

– Проклятое паучье племя, – заметил командор. Подключенный к зрительным органам трафора, он видел больше подробностей, чем Тревельян. – Пауки, клянусь Великой Пустотой! Я слышал, что в далеком будущем, когда оскудеет наша планета и Солнце начнет гаснуть, только они и останутся на Земле. Пауки… ну, еще тараканы и крабы.

– Может быть, – отозвался Тревельян. – Но это случится не за десять тысяч, а через миллионы лет. Этот мир был процветающим и живым еще недавно – в геологических масштабах, разумеется.

– Синдром ускоренного старения? Отчего бы?

– Понятия не имею. Но я с тобой согласен: примерно так же будет выглядеть Земля через сотню миллионов лет. Или через миллиард.

Мышцы у Ивара затекли. Хотелось размяться, но он лишь вздохнул и мысленным усилием включил режим массажа. По оболочке скафандра от шеи до пят побежали волны, заставляя тело расслабиться; он закрыл глаза и представил, что лежит в бассейне, в теплой, пахнущей морем и солью воде. Сейчас проплывет метров двести, примет душ и пообедает: телятина под грибным соусом, отварной картофель, сливовый пудинг, сухое красное вино и книлинский коктейль… Потом прогуляется по кораблю, поболтает с милой Анной Кей или найдет собеседника посерьезнее – скажем, портрет Обо Коиче, специалиста по скифам, гуннам и монголам. И обсудят они, что делать с Серым Трубачом, Братом Двух Солнц, Стражем Очага, Взирающим на Юг, с этим кровавым деспотом и людоедом… Глядишь, Обо Коиче что-то и присоветует…

Верно сказано в Книге Йездана, подумал Тревельян: у нас есть только то, что мы теряем. Потом, разумеется, сожалеем об утерянном… Что ему не сиделось на корабле, в безопасности, уюте и хорошей компании? Зачем он потащился в эту гнусную пустыню? Любопытство… склонность к авантюрам и любопытство… А ведь Йездан, книлинский мудрец и провидец, говорил и такое: у протянувшего руку к запретному знанию да будет она полна пыли… Так и получилось! Что сейчас в его руке? Древняя пыль этого мира да четыре взбесившихся киборга… ну, еще те статуи… статуи, конечно, ценная находка… припомнить бы, где он их видел и когда…

– А вот и жучки, – произнес командор. – Выстроились как почетный караул и нас не трогают. Тут наверняка укрепленные позиции, вторая линия обороны.

Они миновали очередную группу утесов, окруженную полосой растительности. На скалах в одинаковых позах застыли сокрушители Фарданта: стволы метателей смотрят вверх, лапы согнуты, резаки и клешни втянуты в отверстия корпусов. Демонстрация мирных намерений, решил Ивар, чувствуя слабое давление в затылке, будто невидимая ладонь гладила его по волосам. Что-то пыталось проникнуть в его разум, кто-то стучался в мозг, разыскивая щелку в ментальном барьере; эти попытки были настойчивыми, но осторожными.

– Вон из моей головы, – пробормотал он на альфа-хапторе. Очевидно, мысль была воспринята: незримая ладонь исчезла, словно огромный многоногий спрут отдернул щупальце.

Наступил полдень. Солнце стояло в зените, ветер стих, температура за бортом, как сообщил командор, достигла плюс десяти по Цельсию. Сержант и его подчиненные бодро пылили среди пологих дюн, огибая каменные россыпи и перешагивая мелкие ручьи. Чудилось, что равнина бесконечна; ее серый окоем сливался с желто-серым небом, и кроме редких скал с пятнами зелени ничто не привлекало взгляда. Веки Ивара сомкнулись. Он засыпал, мерно покачиваясь в кресле, погруженный в изменчивую плоть трафора; спинка за его плечами подалась назад, под головой сформировался валик, скоб продолжал трудиться, массируя тело. Крохотный ментальный щуп коснулся его сознания, оставшись незамеченным; Тревельян пребывал уже за гранью яви. Годы, словно облетающие листья, уносились ветрами времен, и с каждым вздохом он все глубже погружался в прошлое, в юность, не столь уж далекую по нынешним меркам Земли, но, как и в древности, канувшую безвозвратно. Ему снова было восемнадцать лет, он снова учился в Академии, и на его зеленоватой униформе блестели нашивки первокурсника.

Летом, после второго семестра, его учебная группа отправилась на Луну. Это было традицией; юным ксенологам полагалось пройти стажировку в дипмиссиях инопланетных рас – по крайней мере, близких к гуманоидам, способным дышать смесью азота и кислорода, с водно-солевым метаболизмом, не исключающим прямые контакты с людьми. С конца двадцать второго века все дипломатические представительства находились на Луне, в особом регионе на окраине Моря Дождей, где в древности приземлилась русская ракета с луноходом. Там, под скалами, выстроили базу космофлота, а на поверхности – астродром, служивший пристанищем для боевых крейсеров в течение трех столетий. Поодаль, в кратере Кеннеди, были пробиты шахты глубиной восемьдесят и диаметром сто двадцать метров, а в них смонтированы цилиндрические многоэтажные конструкции; верхние части подземных башен, прикрытые прозрачными полусферами, торчали наружу, и с них открывался великолепный вид на астродром с крейсерами. Посольские Купола – так называлось это место, объявленное экстерриториальным, – предназначались для инопланетных дипломатов; день за днем они могли любоваться на флот землян, пересчитывать корабли и пушки и делать соответствующие выводы. Правда, многие из семнадцати Куполов долго пустовали: в Первом Куполе с 2185 года расположилась миссия лоона эо (конечно, представленная сервами), а следующий, Третий, был заселен книлинскими дипломатами почти через век.

С тех пор прошло немало времени. Теперь весь кратер и часть примыкавшей равнины были накрыты силовым колпаком, который удерживал воздух, регулировал погоду и обеспечивал суточный ритм, привычный для землян. Подземная база превратилась в музей, на взлетном поле, сильно сократившемся в размерах, тоже возвышался музейный экспонат – крейсер «Оберон» на ракетной тяге, а самая ценная из древностей, русский луноход, очутилась посреди городской площади. Город Кеннеди разросся и выплеснулся на равнину, став первым лунным мегаполисом, где в условиях искусственного тяготения обитали миллионы жителей. В Море Дождей росли вязы, дубы и буки сказочной толщины и высоты, лес полукольцом пересекала магистраль, уходившая в тоннели в гребне кратера и проложенная так, что все семнадцать Посольских Куполов располагались вдоль нее. Кроме Куполов, музея, города и лесных угодий были тут другие диковины и чудеса: участок девственной лунной почвы с отпечатками колес лунохода [34], озера и теплые целебные источники, заповедник с древними формами жизни, чьим украшением были эпиорнисы [35], и огромный мемориал, посвященный Сражению у Марсианской Орбиты [36]. Словом, в Кеннеди было на что посмотреть, и город не зря считался такой же туристической Меккой, как станции над кольцами Сатурна, Порт Бурь в венерианском океане, Долина Первопоселенцев на Фарсиде, рядом с Олимпом [37], и старинная база космофлота во Внешнем кометном облаке [38].

Но Ивару, равно как и его сокурсникам, любоваться чудесами было некогда – каждому полагалось отслужить определенный срок в шести Посольских Куполах, у дроми, хапторов, кни’лина, лоона эо, лльяно и терукси. Порядок определялся жребием, а срок – системой счисления, принятой у тех или иных межзвездных рас; система же, согласно общей галактической закономерности, зависела от количества пальцев. Кни’лина, дроми, терукси и хапторы были пятипалыми, и стажировка в их Куполах длилась десять суток; еще восемь – у лоона эо с их восьмеричной системой счисления, и двенадцать – у лльяно, кисть которых, вдобавок к пяти пальцам, имела рудиментарный палец-коготь. Считали, что такая практика полезна для совершенствования в языках, освоенных под гипноизлучателем, но это являлось формальной причиной, шитой белыми нитками, – так, например, никакое внушение не позволяло овладеть речью лльяно или дроми. Истинный повод состоял в другом: в проверке будущих ксенологов на совместимость с инородной жизнью. Десять суток у терукси или восемь в Первом Куполе могли считаться отдыхом, но остальные дни и ночи были из разряда тяжких испытаний, и это касалось всего, начиная от запаха чужаков, их пищи, нравов и обычаев, и кончая самой грубой прозой – такой, как посещение удобств. С другой стороны, если будущий ксенолог не в силах ужиться с высокоразвитыми расами, то как он вынесет контакт с народом диким, примитивным, кровожадным и совершенно непохожим на землян? Так что стажировка в Куполах являлась и своеобразным экзаменом, определявшим профпригодность.

Двенадцать дней у лльяно Ивар пережил без проблем. Речь этой расы была недоступна голосовым связкам гуманоидов, и с лльяно общались на искусственном языке, созданном лоона эо, их давними торговыми партнерами. Общение Ивара не тяготило, он даже не видел обитателей Купола, поскольку лльяно, существа нелюдимые, в прямой контакт с ним не вступали и отдавали распоряжения по внутренней связи. Он трудился на одном из нижних ярусов, превращенном в ферму, выносил навоз и чистил стойла кротких пухлых тварей, напоминавших поросят с рудиментарными ножками. У лльяно они служили пищей, мясо потреблялось в сыром виде, без соли и специй, и исключений для Ивара не делали, так что он его тоже ел – сначала с отвращением, но через несколько суток притерпелся.

Следующим был Купол дроми, где Тревельяна ждали десятидневные мучения. Нижние конечности дроми сгибались не так, как у землян, конфигурация тела тоже отличалась, а кроме того они, подобно деревьям, росли всю жизнь, достигая в преклонных годах гигантского размера. По этим причинам мебель и другое оборудование, включая санузлы, не слишком подходили для людей, даже молодых и гибких, освоивших все позы йоги и гимнастику у-шу. Пища дроми тоже была не подарок, как и мерзкая вонь их тел и одежд, пропитавшая ярусы Купола снизу доверху, но приходилось терпеть. Зато унизительных работ на Ивара не возложили. Десять дней он слушал лекции Мастера Переговоров [39], посвященные войнам дроми с Земной Федерацией в двадцать четвертом и двадцать пятом веках. Войны дроми проиграли, но если верить Мастеру, то было шествие от победы к победе, наполнившее космос трупами землян и обломками их кораблей [40].

У терукси и кни’лина, очень близких людям по физиологии, Ивар отъелся и отдохнул. Вежливые дипломаты терукси ему сочувствовали, зная, что перенес гуманоид, побывавший у лльяно и дроми, и практика в их Куполе пролетела как сказочный сон: Ивар ел и спал, вел приятные беседы и занимался национальными видами спорта – жонглированием и метанием ножей. У кни’лина ему пришлось похуже. Миссию держал клан похарас [41], не воевавший с Землей, но все кни’лина, за редким исключением, не благоволили людям, считая их волосатыми варварами. Что до похарас, то они отличались болезненной гордостью, церемонностью, религиозностью и были строгими вегетарианцами – правда, кухня у них оказалась выше всяких похвал. Десять дней, проведенных в их Куполе, Ивар посвятил знакомству с изысканными блюдами и священной Книгой Начала и Конца, творением книлинского пророка Йездана.

Предпоследний этап стажировки пришелся на хапторов и стоил ему года жизни. Хапторы считались гуманоидами, но их внешний облик был далек от идеала красоты: заостренные уши, глаза с вертикальным зрачком, лысый шишковатый череп, огромная пасть с клыками и шея что бревно. Среди этих высоких мощных чужаков Тревельян ощущал себя карликом, о чем ему не давали позабыть, как бы случайно подталкивая, пихая, наступая на ногу, тыкая пальцем или локтем под ребра. Все это сопровождалось гнусными ухмылками и ухающим хохотом. Хотя хапторы проиграли Пятилетнюю войну и были вынуждены сотрудничать с Федерацией, это не сказалось на их эгоцентризме и врожденной агрессивности: себя они полагали великими воинами, а прочие расы – мразью. Исключением являлись лишь лоона эо, снабжавшие хапторов установками для планетарных работ.

К лоона эо – а точнее, к сервам – Ивар и перебрался после десятидневных мучений. К счастью, кости ему не сломали и не отшибли почки, а синяки и ссадины были не в счет – под действием медицинского импланта они исчезали за пару часов.

Приблизившись к Первому Куполу, Тревельян встал перед входной мембраной, глядя в темный зрачок видеокамеры. За прозрачной стенкой виднелся кустарник с мелкими золотистыми листьями и цветами всех оттенков радуги, от синего до алого; заросли были такими плотными, что взгляд тонул в них как в темноте пещеры. Голография, подумалось ему. Для реальности это выглядело слишком красивым.

Система идентификации опознала Ивара, мембрана растаяла, и он вдохнул аромат свежей зелени. Кустарник не был миражом. Его стебли изогнулись, освобождая проход, нежные запахи окутали Тревельяна; он вступил в золотисто-зеленый тоннель, сделал дюжину шагов и замер в изумлении. За поясом растений лежала просторная площадка, обставленная в стиле далекой древности: мягкие диваны и кресла, обтянутые шелком, бюро с гнутыми ножками, круглые столы из ореха, часы с сияющим бронзовым маятником, мраморный камин, вазы севрского фарфора и парящие в воздухе хрустальные люстры. Ошеломленный, Ивар коснулся ближайшего кресла – его резная спинка тоже не являлась иллюзией, а была твердой и восхитительно гладкой.

– Зал для дипломатических приемов, – раздалось за его спиной. Он резко повернулся.

Перед ним стоял серв, самый совершенный биоробот во Вселенной. Он был почти неотличим от человека, хрупкого и невысокого – сервов изготовляли по образу и подобию тех существ, с которыми им предстояло контактировать. Это создание в безукоризненном темном фраке словно сошло со старинной гравюры: дипломат, каким его представляли в прошлых веках, в девятнадцатом или двадцатом столетии. Но человеком он не являлся, хотя обладал интеллектом много выше границы Тьюринга.

– Рад заглянуть в твои глаза, – произнес серв традиционную формулу приветствия. – Я исполняю обязанности Второго Регистратора.

Это была высокая честь – Ивара, юного курсанта, встречало второе лицо в Куполе лоона эо. Он протянул руку, ощутил пожатие сухих прохладных пальцев и пробормотал:

– Я тоже рад. Меня зовут Ивар Тревельян. Скажи, Регистратор, эта обстановка, камин, часы и люстры – все это сделано недавно? На Земле или в ваших астроидах?

– Второй Регистратор, – поправил серв. – Эти предметы сделаны вашими мастерами, но не в последние века. Здесь все подлинное: диваны бидермейер, комоды и бюро ампир, столы и кресла чиппендейл. Все это приобретено в тот год, когда мы поселились в Куполе.

Приличный срок, – подумал Тревельян; сервы переехали с Плутона на Луну в давние времена, еще в конце двадцать второго столетия. Его удивление прошло – он вспомнил, что лоона эо большие ценители искусства и платят за приглянувшийся товар с царской щедростью. По слухам, в их астроидах хранились шедевры и редкости с сотен обитаемых планет, начиная с погребальных сосудов кни’лина и кончая колоссальными абстрактными полотнами, изделием айхов.

Серв глядел на него. Его зрачки были синими, как море в теплый полдень, шевелюра цвета бронзы лежала волосок к волоску.

– Чем ты занимался в других Куполах, Ивар Тревельян? – спросил Второй Регистратор на мелодичном языке лоона эо. – Например, у хапторов?

– Переводил дипломатический документ, – произнес Тревельян, потирая еще не рассосавшийся синяк на боку. – Ноту с протестом по поводу маневров Звездного Флота в районе системы Ригеля. Это…

– Я знаю, – мягко вымолвил Регистратор. – Триста тридцать парсек, голубой гигант, радиус в тридцать шесть раз больше, чем у вашего Солнца. Хапторы очень недовольны?

– Да.

– Что еще ты делал?

Перечислив свои обязанности у лльяно, дроми, кни’лина и терукси, Ивар с облегчением вздохнул. Все плохое и хорошее было уже позади, стажировка подошла к концу, и последние восемь дней обещали стать самыми приятными. Этот золотой кустарник с яркими цветами… эти прекрасные изделия древних мастеров… этот чарующий аромат… От него слегка кружилась голова.

– Чем ты желаешь заняться в нашем Куполе? – поинтересовался серв.

Этот вопрос Ивар обдумал заранее и потому ответил без колебаний:

– Запретными Товарами. Их ассортиментом, воздействием на человека и… хмм… причинами, по которым наложен запрет.

– Ты говоришь о гипноглифах?

– Не только. Статуэтки, Зеркала Преображений, эрца и прочие медикаменты. Еще покрывала, живые коврики и те музыкальные шары… Как вы их называете?

– Коум, – сказал Второй Регистратор, – мы называем их коум. – Он поднял взгляд к потолку. За гранью Купола сияло бирюзой искусственное небо с белыми перьями облаков, наплывавших со стороны кратера. Серв совсем по-человечески покачал головой. – Твое желание кажется мне странным, Ивар Тревельян. Другие стажеры этой темы не касались.

– Меня влечет запретное.

– Ну что ж… Вы, гуманоиды, неравнодушны к тайнам и секретам, особенно чужим… Случается, вы сами их изобретаете. – На лице серва мелькнуло что-то похожее на улыбку. – Ты хочешь изучать Запретные Товары? Изучай! Только в пределах допустимого. Напоминаю, что, пока ты в Куполе, на нас лежит ответственность за твое здоровье.

Апартаменты, в которых поселили Тревельяна, были удобными и просторными, пища – отменной, воздух – душистым и сладким, точно в преддверии райского сада. Он мог бродить по всем шестнадцати ярусам подземной башни, включавшей, как и другие Купола, сотни залов, кабинетов, складов и технических отсеков, так что обойти их за восемь дней казалось невозможным. Разумеется, сервы не ели, не пили и не нуждались в сне, но то была скрытая часть их жизни, которая не выставлялась напоказ; на многочисленных раутах, встречах и переговорах они вели себя как люди. В их складах хранилось все, что требовал дипломатический протокол: вина и фрукты, одежда и мебель, посуда, украшения и образцы товаров, включая сувениры и подарки. Штат миссии состоял из сорока послов-Регистраторов, нескольких десятков слуг и двухсот работников, лишенных индивидуального обличья и меньше походивших на людей, чем дипломаты и слуги. С работниками Ивар почти не сталкивался – они обладали полезным свойством не мозолить глаза и появляться лишь в случае необходимости. О его повседневных нуждах заботились слуги, а руководство учебным процессом было возложено на Тридцатого Регистратора, который в местной табели о рангах являлся помощником атташе по культуре.

Не такая важная персона, как Второй, решил Тревельян, знакомясь со своим наставником. Вместо фрака тот носил комбинезон с небрежно распахнутым воротом и короткими рукавами. Глаза у него были серыми, рот – маленьким и пухлым, а светлые соломенные волосы торчали в художественном беспорядке. Это подкупало.

– Как мне тебя называть? – спросил Ивар.

– Тридцатый, – раздалось в ответ.

– Должно быть, ты часто общаешься с людьми.

– Правильное заключение. Моя задача – контакт с молодежью. Дети, подростки, юноши, девушки… Те, кто на заре жизни приходит в наш Купол, влекомый любопытством или тягой к знанию.

– Возможно, тебе подошло бы земное имя. Олаф, Али или Сергей звучит лучше, чем Тридцатый.

Серв улыбнулся, растянув пухлые губы.

– Это была бы иллюзия, Ивар Тревельян, иллюзия того, что мы с тобой подобны. Но я – не человек, даже не продукт естественной эволюции. Тридцатый Регистратор лучше соответствует моей сущности. Кроме того, имя мне дали Хозяева. Я не вправе его изменить.

Хозяева… Лоона эо… Наверное, он прав, подумал Тревельян, смена имени нежелательна. Нужно помнить, что Тридцатый отличается от человека, отличается в главном, как и остальные сервы: у них есть Хозяева, а у людей их нет.

– Приступим, – перешел к делу Ивар. – Покажи мне предметы вашего экспорта, а после них – Запретные Товары. Я знаком с ними только по названиям.

Согласно кивнув, Тридцатый включил голографический проектор.

Лоона эо торговали со всем Рукавом Ориона и еще с половиной Галактики – большей частью миниатюрными, размером с песчинку чипами для устройств с искусственным интеллектом. Кроме того, гигантскими агрегатами, способными обогатить атмосферу кислородом, очистить океаны и сушу от мусора и переработать его в плодородный грунт; такие планетарные ассенизаторы были очень популярны у хапторов и дроми. Еще поставлялись оборудование для терраформирования девственных планет, космические станции всех назначений, кроме военного, медицинская техника, редкие лекарства, безалкогольные вина и мед с Тинтаха, экзотические фрукты, украшения и ткани. Оружие лоона эо не продавали никому, и попытки собрать из чипов мозг боевого робота или иной машины уничтожения успеха не имели – чипы рассыпались в пыль.

Но кроме всех этих изделий и земных плодов, в трюмах их торговых кораблей хранилось и кое-что другое, игрушки или вещицы для развлечений, а может, для шалостей и фокусов. Если так, то эти фокусы и шалости казались странными, не подходящими для прочих рас, а для гуманоидов особенно – по той причине, что ментальный дар у них встречался редко, и разум не очень ладил с подсознанием. Что до самих лоона эо, то были они телепатами, а игры телепатов опасны для других существ, ибо раскачивают их неустойчивую психику.

Среди предметов с неясным назначением попадались статуэтки, перенимавшие через месяц-другой облик и нрав владельца, бывшие как бы его вторым «я», крохотным, но достаточно разумным, чтобы вести беседу, сочувствовать, радоваться, утешать. Некоторым такой компаньон скрашивал одиночество и дефицит общения, заменяя семью и друзей; человек настолько привыкал к нему, что, лишившись статуэтки, мог погибнуть в тоске и печали. Покрывала или Ткани Забвения отличались сказочной красотой, переливами алых и золотых или синих и серебряных оттенков; набросивший их на голову мог парить над землей и водами, погружаться в морскую бездну, проходить сквозь скалы и летать среди звезд во всех галактических ветвях. Следствием таких сеансов были провалы в памяти – вплоть до полной амнезии. Были еще зеркала, с виду обычные, но позволявшие манипулировать миром зазеркалья и изменять собственный облик, делая его смешным, уродливым или прекрасным. Эта забавная игра вела к тому, что глядевший в Зеркало Преображений тоже менялся в лучшую или в худшую сторону, а в какую именно, никто не мог предвидеть. Эрца и другие снадобья действовали на людей как мощные депрессанты, подавляя инстинкт самосохранения и вселяя тягу к суициду. Музыкальные шарики коум наигрывали мелодию в течение двух-трех секунд, но этот мотив преследовал человека до гробовой доски. Светильник в виде коврика с изысканным рисунком вызывал галлюцинации; мнилось, что узор оживает, срастается с телом и заставляет мышцы дергаться в бешеной пляске.

Однако самым опасным считался гипноглиф, артефакт с сильнейшим психотропным действием, который погружал глядевшего в транс. Как и в случае коума, гипнотический эффект наступал через несколько секунд, лишая воли и способности к сопротивлению, а иногда – памяти и разума. Гипноглифы имели форму чаш, экранов, ваз или предметов неопределенных очертаний, сиявших и искрившихся, точно бриллиант в потоке света, и на одни из них можно было смотреть часами, а другие вели к быстрому коллапсу нервной системы и смерти. Они завораживали гуманоидов всех известных рас, не поддавались копированию, ничего не излучали и не нуждались в энергии. У землян, кни’лина, терукси и хапторов это был самый Запретный Товар из всех запретных, но все-таки его ввозили, ввозили тайком, ибо гипноглиф обладал массой ценных применений, интересующих спецслужбы.

С этими опасными предметами Ивар знакомился не в натуре, а по голограммам, представлявшим внешний вид и данные об их воздействии на человека. Был ли у сервов Запретный Товар? Лежал ли он в какой-то тайной кладовой в их Куполе, в контейнерах за семью замками? Вопрос оставался открытым. Тридцатый заявил, что соблюдение земных законов является для сервов доминантным и что его коллеги не балуются контрабандой. Это с одной стороны, а с другой – в Куполе хранился весь ассортимет товаров, кроме самых крупных и громоздких.

Впрочем, незаконный ввоз тех или иных изделий был проблемой таможни и Тревельяна не волновал. Зачем они лоона эо – вот интригуюшая тайна! Какое у них назначение? Игры и фокусы или что-то посерьезнее? Вдруг лоона эо, такие мудрые, миролюбивые, а на самом деле полные коварства, готовят заговор, ментальный геноцид? За год в академических стенах Ивар растерял простодушие юности; как утверждали его наставники, доверчивость – большой порок, несовместимый с работой ксенолога, который обязан учитывать не слова и намерения, а только реальные факты. Мирный контакт с лоона эо насчитывал восемь веков, на их планетах жили люди, их охраняли земляне-защитники, и все это было неоспоримым фактом, основой для доверия. Насколько полного? Тут Тревельян сомневался – как-никак, Запретные Товары все же попадали в Федерацию, и значит, уважение к ее законам не являлось безусловной доминантой.

На седьмой день он задал эти вопросы Тридцатому.

Они сидели в пищеблоке, похожем на обычное кафе: четыре столика под полосатым тентом, раздаточный автомат, увитые зеленью решетки, а за ними – голографический морской пейзаж. Кафе находилось на первом ярусе, который вместе со вторым предназначался для гостей; здесь были зал для совещаний, бассейн, прогулочные палубы, пункты питания и жилые каюты. Ивар ел, Тридцатый делал вид, что ест – его челюсти мерно двигались, перетирая крохотный кусочек мяса. Над морем-миражом сияло призрачное солнце, и легкий теплый ветерок гнал к берегу барашки пены.

Тридцатый отодвинул тарелку. Съеденного им не хватило бы, чтобы насытить младенца.

– Ты спрашиваешь, зачем Хозяевам гипноглифы? Зачем зеркала, покрывала и музыкальные шарики? Я знаю об этом столько же, сколько ты, Ивар Тревельян.

Ивар приподнял брови.

– Может ли такое быть? Ты их доверенный слуга.

– Но с ограниченными функциями. Я родился… был изготовлен в астроиде Парзанг вблизи Куллата и там же прошел обучение. Со мной занимались другие сервы и еще Хозяин по имени Дайар. Я бы хотел его увидеть… он был так терпелив и добр… – Взгляд Тридцатого затуманился. – Мой ранг – Помощник, и я владею знанием, необходимым для службы в этом качестве. Сервы высшего ранга знают больше.

– Например, Второй Регистратор?

– Скорее, Первый. Возможно, он сумеет ответить на твои вопросы. Если захочет.

– Если захочет? Странная формулировка для робота!

– Мы не роботы, Ивар Тревельян, мы создания с искусственным интеллектом. Ты еще молод, но должен понимать разницу. Мы обладаем свободой воли – конечно, в определенных пределах.

Они помолчали. Физиономия серва была непроницаемой. Тревельян задумчиво разглядывал вазу с фруктами. Лунные персики и сливы достигали невероятной величины.

– Завтра моя практика кончается, – наконец промолвил он. – Можно ли увидеть Первого?

– Можно. Он хочет поговорить с тобой. Дать напутствие.

– Когда?

– Сейчас.

– Большая честь, – произнес Тревельян. Честь в самом деле была большая – Первый Регистратор являлся главою миссии и полномочным послом лоона эо в Земной Федерации. – Скажи, Тридцатый… это напутствие… его получают все стажеры?

– Нет. Только самые любопытные.

Серв улыбнулся. Странная улыбка, подумал Ивар: живет на губах, но не в глазах. Глаза казались скорее печальными.

– Куда я должен явиться?

– В парк.

– На третий уровень?

Парк был разбит ниже гостевых ярусов и, как помещение под верхним куполом, тоже предназначался для дипломатических приемов. Он занимал весь третий этаж, немногим более гектара.

Голова серва качнулась в жесте отрицания.

– Нет. Спустись на шестнадцатый ярус.

– Разве там тоже есть парк?

– Есть, – сказал Тридцатый и поднялся.

– Должно быть, совсем небольшой, – пробормотал Ивар, стараясь не отстать от провожатого. Шестнадцатый, самый нижний из подземных ярусов, во всех Куполах считался техническим; там находились система жизнеобеспечения и утилизации отходов, резервуар с водой и аварийные запасы воздуха.

Они вошли в голубоватые морские волны. Мираж простирался на шесть или семь шагов, и сразу за ним темнела стена Купола с проложенной вдоль нее дорожкой. Тридцатый повернул направо, приложил ладонь к гладкой поверхности, и она бесшумно раздалась. За стеной зияла пропасть – как чудилось Ивару, бездонная. Иллюзия, решил он, вспомнив, что башня заглублена в лунный грунт всего на восемьдесят метров.

– Лифтовая шахта, – пояснил его спутник. – Она ведет в парк. Спускайся, Ивар Тревельян.

Шахта была гравилифтом – самым обычным, если не считать того, что ее проложили в наружной стене. Видимо, имелись причины для такой секретности, и, подумав об этом, Ивар ощутил невольный трепет. Он медленно поплыл вниз в потоке теплого воздуха. В его воображении рисовались тайные ходы в рыцарских замках, ведущие то ли к несметным сокровищам, то ли к плененным драконам, то ли в спальни прекрасных принцесс. Потом он с удивлением заметил, что стены лифтовой шахты стали отдаляться и наконец исчезли вовсе; теперь он плавно опускался в пустоте, заполненной белесым туманом, словно пролетал через облако.

Голова у Тревельяна вдруг закружилась, темные точки фонтаном брызнули в глаза, в уши ударил гром барабанов. Он прищурился и судорожно сглотнул. Грохот и точки пропали с той же внезапностью, как появились, белая пелена разошлась, и Ивар увидел внизу зеленый ковер, расшитый цветными блестками. Через минуту он приземлился на поляне, в густой траве, у начала извилистой тропы. Вокруг стояли деревья неведомых пород с гладкими серыми и коричневыми стволами, струился в воздухе цветочный аромат, посвистывали птицы, и где-то недалеко журчал и пел ручей. Гигантская лифтовая шахта над ним уходила в бесконечность, и в ней с торжественной неторопливостью вращались облака.

В самом деле парк, подумалось ему. Парк! И какой огромный! Видимо, иллюзия… Он зашагал по тропинке, ожидая, что вот-вот проникнет в голографический мираж и упрется в стену, но все вокруг было настоящим – и земля под ногами, и высокие деревья с серебристой и золотистой листвой, и изумрудная трава, и яркие огромные цветы, и птицы, похожие на мотыльков, и скалы, заросшие мхом, и маленькие водопады, что прыгали среди камней. Все это казалось соединенным, связанным в некое сакральное единство, в чарующую гармонию райского сада, которой можно восхититься, но не описать тому, кто этого не видел, – ибо такая красота лежала за пределом слов.

Тревельян сошел с тропинки, прикоснулся к узким золотистым листьям и древесному стволу, потрогал замшелый бок валуна, прислушался к птичьему свисту. Ощущения были реальными, но разум с этим никак не соглашался: диаметр Купола – сто двадцать метров, а он, если считать по прямой, отшагал как минимум двести. Чудо! Но в чудеса ему не верилось.

Вернувшись на тропу, Ивар сделал еще десяток шагов и остановился, морща лоб и озираясь. Цивилизация лоона эо была предметом лекций, которые читали в Академии, однако не на первом курсе. Систематических знаний он не имел, но, движимый любопытством, добрался как-то до «Двух эволюций» Стефана Лемини [42] и теперь пытался вспомнить то, что сообщалось в примечаниях. Он размышлял минуту или две, затем потер висок, довольно хмыкнул и пробормотал:

– Молекулярный сканер-копировщик! Дьявольщина! Он в самом деле существует!

Это устройство в Федерации считали гипотетическим, так как ни один земной специалист его не видел. Описание Лемини, составленное по устным сообщениям наемников, служивших у лоона эо, не отличалось полнотой, а иногда казалось сомнительным и противоречивым. Копировщик якобы был предназначен для изменения масштаба неорганических структур и работал в двух режимах, преобразуя большие формы в малые и малые в большие. По отрывочным сведениям, он являлся основой технологии лоона эо, так как позволял продуцировать крупные конструкции из небольших объектов и при нужде осуществлять обратную свертку зданий, космических станций, громоздкого оборудования и даже участков местности. Однако, как утверждали источники Лемини, живые существа, включая растительность, не поддавались масштабированию; молекулярная перестройка вела их к гибели.

Неверные данные, думал Ивар, оглядывая сад, что простирался во все стороны насколько видел глаз. В реальности он занимал, должно быть, несколько квадратных метров, но все тут было живым, деревья и травы, цветы и кусты, птицы, насекомые и сам Тревельян, превращенный в лифтовой шахте в крохотную мошку, столь малую, что капля воды мнилась ему озерцом, а камешек – утесом.

Он усмехнулся и продолжил путь. Он был гостем в чудесной стране эльфов, где любая гора или скала, роща или поле могли поместиться на его ладони. Правда, не сейчас.

Попетляв среди деревьев и скал, тропа вывела его к площадке, засыпанной гравием. Ее окружали кусты, похожие на небольшие кипарисы с плотными фиолетовыми кронами, дальше кольцом вздымались заросли голубоватых елей, и оттого площадка напоминала амфитеатр. Посередине, на плоской мраморной плите, Ивар увидел изваяния: четыре нагие фигуры, взявшись за руки, застыли под бессолнечным небом, глядя на крохотный мир, служивший им убежищем. Светлый камень подчеркивал грациозность их тел, изящество поз и прелесть спокойных лиц; они казались более хрупкими, чем люди, и не такими высокими, но в остальном как будто не отличались от землян.

Лоона эо, понял Ивар, созерцая фигуры в благоговейной тишине. Их красота завораживала, и он не сразу заметил серва, стоявшего поодаль словно часовой у врат святилища. Поклонившись, Тревельян произнес слова приветствия, выслушал ответ и, поглядывая на статуи, направился к Первому Регистратору. Это создание имитировало своих Хозяев, а не людей Земли: такое же грациозное и хрупкое, как мраморные лоона эо, с нечеловечески огромными глазами, маленьким ртом и шапкой золотых волос. С его плеч спадала мантия, руки с узкими кистями покоились перед грудью, и вид их зачаровал Тревельяна: все остальные сервы были пятипалыми, но этот не скрывал своей инопланетной природы.

– Статуи, – промолвил Ивар, – статуи… Они прекрасны!

Первый склонил голову.

– Да. Символ того, что мы здесь были, и мы здесь есть.

– Но почему вы их прячете? Такая красота достойна, чтобы…

Его прервали плавным движением рук.

– Символы бывают явными и тайными. Не нужно торопиться, Ивар Тревельян. Скрытое сейчас станет со временем очевидным.

Над изваяниями закружилась стайка птиц, таких крохотных, что в человеческих ладонях поместился бы целый десяток. Казалось, что они хотят приземлиться на каменные плечи и головы, но что-то их оттолкнуло; птицы умчались с негодующим щебетом.

– Ты задавал вопросы одному из нас, – сказал Первый Регистратор. – Ты спрашивал о том, что у других не вызывало интереса. Или, возможно, они хотели бы узнать, но смущение и боязнь их остановили – ведь ответы не всегда приятны. Ты все еще желаешь с ними ознакомиться?

Тревельян покраснел.

– Конечно. Наверное, я слишком безрассуден. – Сделав паузу, он спросил: – Это плохо или хорошо?

– В мире есть много такого, что не подпадает под вашу бинарную систематику. Оно просто есть. И есть другие феномены – то, что кажется сейчас плохим и даже страшным, но в перспективе такая оценка неверна. Следует судить по результату.

– Ты говоришь о Запретных Товарах?

– Да. Ты спрашивал, зачем они лоона эо? И раз ты желаешь это знать, я отвечу: лоона эо они не нужны. Вы считаете их игрушками? Пусть так! Но это игрушки для вас.

– В чем же их смысл?

– В изменении. Конечно, перемены любят не все, и когда-то они тоже боялись… – Первый поглядел на статуи. – Но они преодолели страх. Теперь ваша очередь.

Странный серв, мелькнуло у Тревельяна в голове. От него веяло силой и властностью, несовместимыми со статусом слуги – тем более, искусственного существа. Он вел себя не так, как остальные биороботы, и не так говорил; лоона эо были для него «они», хотя другие называли их Хозяевами.

– Наша очередь… – медленно протянул Ивар, чувствуя, как холодеет спина. – Очередь изменяться? Как? И зачем? Я не понимаю!

– Разве это такая уж сложная мысль, Ивар Тревельян? Малые и несмышленые в детстве, вы с возрастом изменяетесь, вы учите своих потомков, даете им книги и полезные игрушки. Разве сам ты не станешь умнее через год, или два, или через десять лет? Станешь, непременно станешь! Все, что растет, с неизбежностью меняется… Меняются люди, меняются их жизнь и культура, их цивилизация. Вы строили храмы из камня и дерева и плавили железо… потом пересекли океан, нашли и заселили новые континенты… потом отправились в космос, встретились с другими расами… Со временем вы забыли про голод и болезни, вражду и тяжкий труд… Разве это не перемены? И разве вы теперь не спрашиваете, куда двигаться дальше? То ли в Рукав Персея и в центр Галактики, то ли в глубины собственного разума?

– Ты хочешь сказать… – начал Тревельян и прикусил язык. Истина открылась ему словно проблеск огня во тьме; внезапно он понял, что связь людей друг с другом, то, что объединяет их и цементирует род человеческий – язык и телесное сходство, общая родина, память о прошлом и тысяча других вещей, – все это может сделаться глубже, крепче и надежнее. Если бы люди умели передавать эмоции и мысли без всяких технических средств, делиться ими, ничего не скрывая, не обманывая, не страшась непонимания… если бы этот драгоценный дар был не только у землян, но у всех народов, обитающих в Галактике… если бы они могли общаться так, как это делают лоона эо, без слов, без примитивных сотрясений воздуха… и если бы кто-то, желая подтолкнуть развитие ментального искусства, дал им… Что? Набор игрушек? Пособие по телепатии? Самоучитель мысленной связи?

Тренировочные снаряды, подумал Ивар. Небезопасные, как всякий предмет, связанный с экстремальным усилием… Взять хотя бы кольца или брусья – на них гимнаст покажет чудеса, а человек неподготовленный сломает шею. Возможно, ушибется или вывихнет сустав, а вот прыжки с трамплина – вещь посерьезнее. Однако прыгают… и каждый когда-нибудь прыгает в первый раз.

Тут Ивар обнаружил, что Первый следит за ним с улыбкой.

– Тренировочные снаряды, – произнес серв, хотя вслух эти слова сказаны не были. – Мне нравится. Очень точная аналогия.

– Выходит, мы должны сделаться такими же? – пробормотал Тревельян, поворачиваясь к каменным фигурам. – Но этого не может быть! Люди не похожи на лоона эо! Их общество и культура древнее наших на порядок или на два, у них другая физиология, другое устройство мозга… Я знаю, я читал! Они ведь даже не гуманоиды! У нас два пола, а у них – четыре, и размножаются они иначе, при помощи ментальной конъюгации!

– Такими же вы не станете, Ивар Тревельян, ибо у каждой расы свой путь, своя судьба. Что же до различий и этой ментальной конъюгации… – Первый с иронией фыркнул. – Не так уж они велики, эти различия. Конечно, у лоона эо ментальный способ зачатия, а у вас… гмм… несколько более примитивный, но все же, все же…

– Да? – Ивар навострил уши.

– Все же был случай, когда человек, земной мужчина, и женщина лоона эо породили дитя. Ты слышал о Сергее Вальдесе?

– Адмирале Вальдесе? – Брови Тревельяна приподнялись в изумлении. – Разумеется, слышал! Он сражался с дроми… Но это было так давно! Шесть или семь столетий назад!

– Давно для вас, но не для нас, – заметил серв. – Лоона эо, сын Вальдеса, еще жив.

– Прости, но этого не может быть! Конечно, лоона эо очень долговечны, но человек Земли не может…

– Может, Ивар Тревельян. Перед войной с дроми Вальдес служил в Защитниках лоона эо и полюбил их женщину. Вы бы сказали, что это очень романтическая история… [43] – Первый Регистратор усмехнулся. – Она была изгоем, ее заставили покинуть астроид, так как… Впрочем, это не важно. Женщина по имени Занту была изгнанницей и очень одиноким существом. Телепат, вне общества себе подобных, обречен на муки, на страдания, которые я не сумею тебе описать… он видит, слышит, говорит, но остальные, все, кто рядом с ним, слепы, глухи и немы… Теперь о Вальдесе. Его послали Защитником на торговое судно Занту, и там они повстречались. Вальдес обладал ментальным даром, врожденной способностью, что проявляется у вашей расы очень редко. В своем роде он тоже был изгоем. – Серв смолк, потом добавил: – Можешь представить дальнейшее.

Тревельян внимал Регистратору с раскрытым ртом. Возможно, будь он старше и опытнее, эта история показалась бы ему чем-то вроде сказки о Лейли и Меджнуне, но ученый скепсис еще не успел отравить его юную душу до самых корней. В восемнадцать лет он еще верил в реальность легенд, пусть не умом, но чувством, пусть не всегда, но временами, и эта святая вера, еще не растоптанная ксенологией и прочими науками, шептала, что все услышанное – правда. Поразительная, невероятная, но правда!

И, словно желая окончательно его добить, Первый Регистратор вымолвил:

– Когда началась война, Вальдес оставил службу у лоона эо и вернулся в космофлот. Он был уже женатым человеком – кажется, так у вас говорят?.. – и его семья обосновалась на Тхаре. Земная женщина стала матерью его детей, подарила ему дочь и сына, а у них были свои дочери и сыновья. Ты, Ивар Тревельян, их потомок.

– Не может быть! Я веду свой род от Тревельяна-Красногорцева, командора Звездного флота!

– Снова – не может быть… – тихо повторил серв. – Ты говоришь это не первый раз, и я снова отвечу: может! В тебе и в любом из вас, живущих ныне, сокрыта память о многих людях. Бывает так, что она просыпается, но вы не в силах понять значение и смысл этих снов, вы даже не знаете, откуда они к вам приходят. Возможно, память прошлого проснется и в тебе… или не проснется никогда… Но знай: капля крови Сергея Вальдеса – в твоих жилах. Поэтому ты здесь.

– Чтобы услышать о нем, о Запретных Товарах и будущем, уготованном человечеству? – хмурясь, спросил Тревельян. – Но все это, должно быть, тайны и секреты, секреты и тайны… Что случится, если я расскажу о них?

– Расскажешь, но не сейчас. Скоро, совсем скоро ты позабудешь о нашей встрече и вспомнишь о ней в зрелости, в годы, когда к человеку приходят опыт и мудрость. Тогда тебе будет ясно, кому рассказать, что рассказать и о чем умолчать.

– Ты уверен, что все именно так и случится?

– Да, Ивар Тревельян. Испытано на многих.

– Выходит, я не единственный… – Ивар запнулся, – не единственный избранник?

– Думать так было бы наивно. Великие результаты достигаются медленными и терпеливыми усилиями многих людей. Медленными и терпеливыми, Ивар Тревельян! – Серв отступил к цоколю в середине площадки и прикоснулся к сплетенным рукам двух статуй. Казалось, что его кисть тоже высечена из светлого мрамора. – Прощай! И пусть твоя жизнь длится, пока не исчезнут пятна на лунах Куллата.

Это была ритуальная фраза прощания, означавшая вечность. Молча поклонившись, Тревельян шагнул к тропинке, ведущей к гравилифту, но вдруг обернулся и бросил последний взгляд на каменные фигуры и застывшего рядом Регистратора. Потом спросил:

– Кто ты? Ты не похож на серва.

– Не похож, – услышал Ивар. Но вопрос остался без ответа.

– Для чего ты существуешь? В чем твоя цель?

– В служении.

– В служении лоона эо, твоим Хозяевам?

Первый Регистратор улыбнулся, взглянул на мраморные изваяния, затем на Тревельяна и сказал:

– Просто в служении. У меня нет Хозяев.