Дюфур продолжает лежать, полагая, что партия им уже выиграна.

— А что же я вам говорил!

Теперь они стоят перед машиной, дверцы закрыты, спинки сидений подняты.

Мадам Берт. Сиденья у вас, мсье Дюфур, действительно хороши, но вот сама машина?.. Давайте посмотрим мотор. Вы ведь его ремонтировали?

Дюфур (поражен). Вы хотите осмотреть мотор?!

Мадам Берт. А как же!

Дюфур нажимает стартер, и, как только раздается характерный шум запущенной машины, мадам Берт хмурится. Мотор работает.

Дюфур. Пожалуйста!

Он открывает капот, и над ним склоняется мадам Берт.

Мадам Берт. Но он же совсем маленький! Вы его, случайно, не подменили?

Дюфур озадаченно оборачивается, мадам Берт вопросительно поглядывает на Розали.

Розали (смеясь над Дюфуром). Да нет, Берт! Они все такие!

Теперь они втроем стоят неподалеку от машины. Капот, багажник, дверцы снова открыты, спинки сидений откинуты назад. Вконец измученный Дюфур вопросительно смотрит на мадам Берт.

Мадам Берт (возмущенно). Ну и что?! Конечно, в ней можно спать, но ведь она уже прошла сто тысяч километров! Вы же сами сказали! Дверцы стучат, всю ее надо смазывать, внутри запахи старого владельца, вам пришлось ее ремонтировать, а вы еще просите за нее такую цену!

Дюфур воздевает руки к небу и идет к машине.

Мадам Берт. Пойдемте, проедемся немного, и тогда я вам скажу.

Дюфур (уныло). Знаете, мадам Бертини, вы очень трудный покупатель! Это же исключительный случай, а вы еще привередничаете! Редкая удача, а вы торгуетесь!

Мадам Берт (приближаясь к нему). Мсье Дюфур, я никогда не покупаю рыбу, не понюхав жабры!

Улица перед домом Бертини.

Слышатся обрывки разговоров, шум проходящего неподалеку поезда. Перед входом, держась за руки и поглядывая на машину, стоящую у тротуара, стоят Пьер и Люсьен. Бывшая типография их деда сейчас перестраивается. Пьер звонит, ему открывает Розали. Она удивлена их появлением. Они неловко здороваются, Розали ведет себя, как примерная барышня.

Розали. Здравствуйте!..

Пьер. Здравствуйте. Здравствуйте. (Люсьену.) Поздоровайся!

Люсьен (робко). Здравствуйте.


Розали вводит в дом Пьера и Люсьена. Мадам Берт в восторге от появления внуков, встречает их с распростертыми объятиями, крепко целует Люсьена.

Мадам Берт. А, мои маленькие! Как это мило, что вы решили навестить свою бабушку!

Розали (Пьеру). Сегодня вы как будто поспокойнее?

Оба смеются.

Мадам Берт (целуя Пьера). А разве вы знакомы? С каких же это пор?

Пьер (уклончиво). Да не так давно…

Мадам Берт. Ну что ж, я очень рада повидать и тебя и маленького Люсьена. (Люсьену.) Угостить тебя чем-нибудь? (Пьеру.) Как Виктория? И твой отец?

Розали, взяв Люсьена за руку, ведет его к буфету.

Пьер (принимая грустный вид, несколько театрально). В том-то и дело, Берт… плохи у нас дела… (После длинной паузы.) С отцом случилось несчастье.

Мадам Берт (в испуге, порывисто поворачиваясь к Пьеру). Что-нибудь опасное?

Пьер (драматично). Мне даже пришлось ехать в больницу. Его отвезли туда на «скорой помощи», и хирург сказал… что еще бы немного — и… Это случилось во время работы, представляешь… Альбер теперь стал такой нервный… Когда я приехал в больницу, он уже лежал на операционном столе.

Мадам Берт. Боже мой, бедняжка!.. Надо скорей туда поехать.

Она уже готова бежать собираться к отъезду, но Пьер удерживает ее.

Пьер (признаваясь). Нет-нет… сейчас… он уже дома.

Она удивленно, но с облегчением посмотрела на него.

Мадам Берт. Слава богу! Ты же меня так напугал!

Розали подошла к мадам Берт, и теперь обе уставились на Пьера, приводя его в замешательство.

Розали. А на самом деле что с ним?

Пьер (колеблясь). Да вот… выходя из грузовика… он оступился о камень… и кррак… перелом…

Розали. Опасный? Открытый?

Пьер в смущении отрицательно качает головой.

Мадам Берт (ставя все на место). Так!.. Значит, у него просто сломана нога, верно?

Пьер утвердительно качает головой.

Мадам Берт (облегченно, почти радостно). Но ведь это же не опасно!

Розали возвращается к столу, где начинает намазывать Люсьену бутерброды. Пьер, чувствуя, что фокус не удался, делает последнее усилие. Мадам Берт не спускает с него глаз.

Пьер. Да… конечно, с медицинской точки зрения это не опасно… скажем, для его ноги… Но для самого отца… возникает много проблем. Целый месяц он не сможет водить машину. И, значит, мне придется ездить на грузовике, чтобы не потерять клиентов, ты же понимаешь… а по вечерам играть, если я не хочу, чтоб меня выгнали! Ну и потом… всякие расходы… а заработки плохие… (После длинной паузы, сделав нечеловеческое усилие.) Ну вот… я и подумал, что, может быть, теперь… если бы ты согласилась….

Не глядя больше на Пьера, мадам Берт какое-то мгновение размышляет, а потом не спеша отходит к окну, где Люсьен поглощает свои бутерброды, и ласково запускает руку в его шевелюру.

Мадам Берт. Вот это аппетит! (И снова подойдя к Пьеру.) Молодец, Пьер, я очень довольна тобой! Ты рассудил правильно и ведешь себя, как настоящий мужчина! (Нежно похлопав его по плечу.) Ты понял, что это твой долг — помочь отцу всем, чем ты можешь (после небольшой паузы), а уже никак не мой, старой, беспомощной женщины. (Снова пауза. Пьер разочарован и озадачен.) Ты огорчен? И духом упал? Но ведь один месяц! Он же быстро пролетит, ты от этого не умрешь! Альбер выздоровеет… А если не выздоровеет, тогда подумаем, что нам делать… (Подходит к буфету, вынимает традиционную бутылку розового вина, три стакана, ставит все на стол, у которого уже скромно уселась Розали.) Вот, выпей стаканчик, подкрепись немного.

Пьер присаживается к столу. Мадам Берт наливает вино, подает Пьеру стакан и поднимает свой, чтобы чокнуться с ним. Розали делает то же самое, но расстроенный Пьер, беря стакан, нечаянно опрокидывает его. Мадам Берт и Розали, видя его смущение, разражаются хохотом. Розали вытирает тряпкой разлитое вино, мадам Берт снова наполняет его стакан, пытается отвлечь разговором.

Мадам Берт. Ты сегодня играешь?

Пьер. Нет, сегодня мы свободны. По вторникам мы не играем.

Забавно, что смущение Пьера передается и Розали. Он украдкой посматривает на нее, а она, взволнованная, в смущении опускает глаза.

Мадам Берт. Тогда поедем с нами! Ты знаешь, что у нас теперь машина?! Уже восемь дней! Только мы боялись ее выводить… А сегодня решились!

Предложение очень соблазнительно.

Мадам Берт. Ты ее и поведешь! Это же твоя вторая профессия! Верно? А Розали, кстати, посмотрит, как ты с ней управляешься! (С видом сообщника.) Она уже давно не водила машину. Ты мог бы ей дать по пути урок! (Обращаясь к обоим.) Я вам предлагаю поехать к морю!

Пьер еще колеблется, но уже больше для вида. И тут Розали взглянула на него.

Пьер. Я согласен. Но вот как быть с Альбером и Викторией?

Мадам Берт. А мы по дороге завезем Люсьена домой. И варенья с собой прихватим!.. Для Альбера! Люсьен им скажет, что ты остался у меня и вернешься домой попозже…

Пьер уже больше не сопротивляется, а мадам Берт поспешно вынимает из буфета банки с вареньем.


На краю дороги, ведущей к морю, только что остановилась машина. Шум моря, омывающего широкий пляж. На этом фоне неясно слышатся голоса приехавших, относимые в сторону легким ветерком. Пьер и Розали возятся у машины, а мадам Берт смотрит на море, вдоль берега которого идет дорога.

Все снова усаживаются в машину, но на этот раз за руль садится Розали, Пьер — подле нее, а Берт — позади. Машина трогается с места рывком, едет вначале неуверенно, но, постепенно набирая ход, стремительно удаляется.


Через некоторое время машина останавливается неподалеку от ресторанчика на берегу моря, откуда слышится музыка. Близится вечер — уже виднеются светящиеся вывески.

Первой выходит из машины мадам Берт, вполне удовлетворенная тем, что Розали выдержала экзамен.

Мадам Берт. Я тобой очень довольна, Розали. Прекрасно вела машину.

Розали (подходя к ней с Пьером). О, Берт, а вы сомневались?

Мадам Берт. Маленькая проверка никогда не мешает… А как же было не воспользоваться таким профессором?!.. (Берет, их обоих под руку.)


Берег моря. Вечер.

На деревянной террасе ресторанчика, больше похожего на кабачок, у столика сидят рядом Розали и Пьер, а против них — мадам Берт. Шумит море, из ресторана доносится музыка. Над водой — сверкающее звездное небо.

Мадам Берт (в превосходном настроении). А Гастон всегда был похож на школьного учителя! Еще маленький он твердил таблицу умножения, как кюре свои десять заповедей! Серьезный, прилежный!.. И когда с войны вернулся, он нас тоже не удивил… Мы же больше трех лет ничего о нем не знали, и вдруг является! Разбогател!.. Женился на богатенькой! А его Симона?! Ну и голова же у нее!..

Пьер никогда ее такой не видел, свою бабку, — он ее открывает заново для себя.

Пьер. Ну а Альбер?

Мадам Берт. Альбер?!.. Этот был еще честолюбивей Гастона!.. Но уж больно мягок, вроде Роз! Настоящая девчонка! Неловкий, всегда чем-то обиженный, и все коленки ободраны! Вот как и теперь — у него всегда лапа сломана. Он тоже совсем не меняется… (Задумчиво.) Бедный мой Альбер… Его ведь съедят! Вот увидишь, с потрохами сожрут!

Пьер, опешив, смотрит на нее. Значит, она все видит, все понимает!


Все трое под руку не спеша возвращаются к машине. Чудесный вечер. Чуть слышно доносится музыка. По другую сторону бухты светятся далекие огни города.

Мадам Берт. Как они хороши, эти огоньки! (Пьеру.) А где мой дом? Покажи-ка мне его…

Пьер наклоняется, прижимает ее к себе и рукой показывает направление, в котором ей надо смотреть.

Пьер. Вон там! Нет, смотри сюда, левее! На берегу, после темного провала, видишь вон тот пучок огней!..

Мадам Берт. Так далеко?! (Заметив, что они уже подошли к машине.) Ну вот что: я хочу домой, а вы, если не устали, можете еще проехаться. (Лукаво улыбаясь.) Думаю, что вы и без меня обойдетесь! Но сначала отвезите меня домой. Давайте поедем через порт. Ты поведешь, Пьер! Я люблю наш порт.

Пьер. Это я знаю. Видел, как ты там прогуливалась однажды. В коляске мимо меня проехала.

Мадам Берт. Видел?! (Мечтательно.) Какая это была прогулка!

Машина остановилась перед домом Бертини. Пьер и Розали стоят возле мадам Берт, держащей в руках ключ от дома.

Мадам Берт (Розали). Поезжай, прокатись с молодым человеком. (С улыбкой.) Только не слишком поздно ложись спать!..

Она входит в дом. Пьер и Розали переглядываются.

Невысокая ограда большого сада. Уже ночь. Никого кругом не видно. Чуть слышно шелестит густая листва высоких деревьев. Летают какие-то насекомые.

У ограды стоит машина мадам Берт. Фары потушены, в саду темно. Откидной верх открыт, опущены спинки, в машине обнявшись лежат Пьер и Розали. Яркий свет фар проехавшей мимо машины на мгновение осветил их…


Крадучись, стараясь не производить шума, подымается по лестнице своего дома Пьер. Но то башмаки чуть постукивают, то ступеньки под ним поскрипывают. Дойдя до площадки, Пьер вынимает из кармана ключ и наклоняется к двери, намереваясь осторожненько, бесшумно открыть замок. Но тут неожиданно дверь сама открывается перед его носом. За дверью ждет его в пижаме Альбер, опираясь на палку, — нога еще в гипсе.

Альбер (шепотом). Ну что?


В спальне мадам Берт окно без занавесок открыто на улицу. В комнате не осталось никакой мебели, кроме кровати и одного стула, стены оголены. Тишина, прорезаемая вдруг звоном стоящего на стуле будильника.

Мадам Берт лежит в кровати, но она не спит, глаза ее устремлены в потолок. Посмотрев на будильник, стрелки которого показывают три часа ночи, она подымается, в ночной рубашке подходит к окну и выглядывает на улицу. Потом возвращается к стулу, на котором лежит ее платье, накидывает поверх ночной рубашки не то халат, не то пальто и выходит на пустынную, молчаливую улицу.

Типография, которую начали перестраивать, являет собой картину разгрома. На ночь здание окружают временной загородкой. Склонившись, мадам Берт сквозь щели в досках смотрит на остатки своей прежней жизни, а потом уходит.

На террасе «Занзибара» опрокинутые стулья нагромождены на столики. Где-то неподалеку у себя в комнате кто-то кашляет во сне.

А мадам Берт все идет и идет по тихим в этот час улицам города.

Угрюмо выглядит кинотеатр — все огни в нем потушены. Пустынны вокзал, железнодорожные пути, лестницы, спускающиеся к порту. Тусклый свет уличного освещения.

Порт. Пробегает кошка. Плотными рядами выстроились автомобили. Неподвижны подъемные краны. Плещутся волны, мягко покачивая стоящие на рейде пароходы.

И на этом фоне — хрупкий силуэт прогуливающейся старушки, спокойной и счастливой, наслаждающейся прекрасным зрелищем ночи, бездонного неба с сияющими звездами.


Надпись: «АВГУСТ».


«Занзибар». День.

Эрнест и несколько посетителей ресторана неодобрительно посматривают с террасы на мадам Берт и Розали, укладывающих багаж в свою машину, которая стоит у широко открытой двери дома Бертини.

Розали в джинсах, на плече у нее висит новенький фотоаппарат.

Из дома выходит Альфонс с чемоданом, он помогает его уложить в машину, шутит и смеется.

Возле машины останавливаются прохожие, из окон выглядывают соседки. Все шепотом комментируют такое чрезвычайное событие.

Снедаемый любопытством Эрнест не выдерживает и пересекает улицу. Однако, дойдя до ее середины, он останавливается.

Уже садясь в машину, мадам Берт увидела Эрнеста и приветливо улыбнулась. Розали, прежде чем сесть за руль, прощально помахала ему.

И наконец машина, окруженная неподвижным и молчаливым плотным кольцом любопытных, трогается и вскоре исчезает за углом. Эрнест, покачивая головой, возвращается к себе в бар.


Расхаживая по залу взад и вперед, Эрнест разговаривает по телефону, по своему обыкновению прижимая аппарат к груди.

Посетители бара и соседи, не отрывая от него глаз, с интересом слушают разговор. Их мимика, покачивания головой и без слов достаточно ясно выражают их отношение к происходящему.

Эрнест. Послушай, Альбер, ты меня все время спрашиваешь, что она делает, и я тебе все рассказываю. Но я вовсе не хочу вмешиваться в ваши дела! Даже несмотря на то, что я тебя вполне понимаю! Ну вот… Доктора?! Очень может быть… Но что ты ему скажешь, этому доктору? Имей в виду, она вовсе не выглядит тронувшейся… В конце концов, она развлекается (подмигнув посетителям), и никто не посмеет сказать, что она не имеет на то права! Никто не может этого сказать…

Слушатели потихоньку посмеиваются. Этот скандальный отъезд очень их развлекает.


На одной из улиц Тулона перед обувным магазином стоит знакомая нам малолитражка.

Из дверей магазина в сопровождении полного мужчины выходят мадам Берт и Альфонс, Розали следует за ними. Они останавливаются перед входом и, немного отступив, рассматривают внешний вид магазина.

Толстяк. С того момента, как вы даете мне гарантию и уплатите первый взнос, я не возражаю против перестройки… (с сомнением) хотя… продажа обуви с бесплатной починкой… не знаю… не знаю…


Палящее солнце ярким светом заливает дома, улицы и строительные площадки Сент-Маргерит.

С большого строительства, как обычно, выезжает маленький грузовичок Альбера, подъезжает к площади, где, как всегда, разворачивается и, проехав по лабиринту улиц, уже на другой стройке разгружает песок.

На бульваре, перед домом, где живет Альбер и где сейчас стоит машина, никакого оживления.


У себя на кухне Альбер диктует письмо Виктории. Она пишет, время от времени огорченно посматривая на него.

Альбер. «Мой дорогой Гастон, надеюсь, что и ты и вся твоя семья здоровы. Я получил от тебя ответ на свое письмо. Я ходил к твоему адвокату и отнес ему все бумаги, которые ты потребовал. Он говорит, что дней через восемь все будет оформлено. Я думал, что ты сам приедешь подписывать, но он меня заверил, что все это можно сделать и заочно, по почте. В общем, я сделал все, что требовалось, и теперь остается только ждать. Сейчас мне кажется, что ты был прав и что это было самым разумным решением… Виктория говорит, что я в конце концов заболею из-за нашей матери, но это было бы слишком глупо. На этот раз я не могу сообщить тебе о ней ничего нового, поскольку она уехала на машине со своими друзьями, и ни одна душа не знает, куда они направились…»

За кадром звучит голос Альбера, продолжающего диктовать письмо Гастону, а на экране виден Альбер, стоящий у стойки бара Шарло и с раздражением отбрасывающий тетрадку, в которой на этот раз нет никаких деловых поручений. Держа в руках лотерейные билеты, он с нетерпением разворачивает газету.

Голос Альбера. «…Ни единого письма и даже открыточки. В конце концов, теперь меня это уже не удивляет, но когда я вижу в газетах сообщения об автомобильных катастрофах…».

Крупные заголовки газет, сообщающие о катастрофах, жертвах автомобильных аварий, с жуткими подробностями. Альбер в ужасе рассматривает фотографии искалеченных машин…

Голос Альбера. «…я схожу с ума от страха, что когда-нибудь она может быть наказана за свое недостойное поведение. И хотя я ей этого не желаю, я часто об этом думаю…».

Шарло за стойкой, неодобрительно покачивая головой, смотрит на Альбера. Сейчас уже слышится привычный шум бара и музыка.

Шарло. Слушай, Альбер, тебе не кажется, что лучше бы тебе что-нибудь другое почитать?

Звонит телефон, Шарло снимает трубку, слушает, окинув взглядом Альбера.

Шарло. Это тебя… Эрнест… насчет твоей матери. Пройди в кабину.

Альбер, бросив последний взгляд на фотографию, какое-то мгновение в ужасе колеблется, а потом бросается в кабину.

Прижимая трубку к уху, потрясенный Альбер оторопело слушает Эрнеста, голос которого доносится и до нас.

Голос Эрнеста. Ну да!.. Она себя хорошо чувствует! Целый месяц отдыха — как ты думаешь — это ведь не вредно для здоровья!


Окраина Эстака.

Вдали виднеется море. Большой пустырь, чахлый кустарник. Неподалеку виднеется машина мадам Берт.

Пьер пытается притянуть Розали к себе, она в ярости его отталкивает.

Розали. А какое ты имеешь право?! С чего это тебя так забирает?! Или ты собираешься действовать, как Эрнест?!

Пьер (тоже начиная злиться). А ты еще будешь мне говорить, что не могла написать?! Хотя бы открыточку бросить?

Пьер хочет схватить ее за руку, но Розали защищается.

Розали. А я тебе не принадлежу! Я еще не твоя собственность, мой милый! Или ты воображаешь, что я тебе позволю посадить меня на цепь?

Пьер (пытаясь ее обнять). Розали!.. Розали… поди сюда… поди ко мне…

Она вырывается и бежит к машине. Он настигает ее и, придерживая дверцу машины, заикается от злости:

— А почему ж ты тогда спала со мной?! Значит, это ты меня собиралась посадить на цепь?! Тебе много нужно, верно?! Одного скандала с Берт тебе недостаточно?!

Розали (кричит). Скандала?! Какого это скандала?!

Схватив с сиденья куртку Пьера, она зло бросает ее ему в лицо и, захлопнув дверцу, нажимает на стартер.

Пьер склоняется к ней, а Розали кричит ему прямо в лицо:

— Дубина! Вот то, как вы принуждали ее на вас работать, — это действительно скандал!

Машина трогается, Пьер бежит за ней вслед.

— Я принуждал?!.. Да я ее никогда ни к чему не принуждал! — Запыхавшись и почти плача не то от ярости, не то от горя, Пьер, потрясенный, останавливается и кричит: — К чему я ее принуждал, к чему?!


Надпись: «СЕНТЯБРЬ».


Перед мастерской Альфонса стоит грузовик. Возле дома мебель, ящики, кухонная посуда и книги — все имущество Альфонса свалено в кучу на краю тротуара, и двое грузчиков постепенно заталкивают это добро в грузовик.

Здесь же чуть грустные мадам Берт с Розали и Птижаном и две заказчицы Альфонса. Одна из них плачет. Немного размякший, но, как всегда, жизнерадостный Альфонс ее утешает и говорит, говорит, говорит…

Альфонс. Да не плачь ты, ради бога! Тулон же в двух шагах отсюда! Я вам напишу, и вы все приедете ко мне в гости! Пойдем с вами гулять на набережную, будем любоваться нашим флотом! А если встретим матросиков, Розали их подергает за помпончики! (Прощается с провожающими, обнимает мадам Берт за талию, поднимает подбородочек Розали, целует в щечку плачущую заказчицу.) А мои дела и я сам будем там в полном порядке!.. Ну скажите, Берт, может человек обойтись без автомобиля? Да!.. А может он обойтись без башмаков? Нет! Вот видите! Значит, два года я буду выплачивать, а потом магазин — мой! Хотите, побьемся об заклад? Эй, Розали, можешь ставить на меня в ординаре! Правда, может, я приду «как попало»! Но все-таки приду, вот увидите!

Мадам Берт (прерывая Альфонса). Розали, сними нас!

Альфонс. Нет! Нет! Пусть Птижан нас снимет, а ты, Розали, стань с нами! (Он снимает фотоаппарат с шеи Розали, отдает его Птижану, а сам, не переставая болтать, увлекает мадам Берт к стене, на солнечную сторону.) Примем соответствующую позу! Это ведь настоящее волшебство! Оттуда сейчас птичка вылетит! Внимание! Замрем!

На какое-то мгновение все трое замирают, щелкает фотоаппарат.

Альфонс. Ну вот! А теперь уходите! Долгие проводы — лишние слезы! В следующее воскресенье вы уже приедете меня навещать! Идите, идите…

Он их обеих целует, стараясь изо всех сил скрыть охватившее его волнение. Мадам Берт отвечает ему нежным поцелуем.

Взяв друг друга под руку, обе женщины уходят не оборачиваясь.

Розали (растроганно). До чего же это глупо! (После паузы.). А что мы станем делать сегодня вечером?

Мадам Берт (грустно). Пойдем в кино.


Берег моря. День.

В пустом зале ресторана «Лас Вегас», сейчас закрытом для посетителей, где опрокинутые стулья взгромождены на столы и горит только одна дежурная лампочка, репетирует Пьер со своими друзьями — участниками их «знаменитого» ансамбля. Они устроились не на эстраде, а рядом со столиками, где по вечерам обычно танцуют и где они себя чувствуют свободнее. В зубах у большинства сигареты. На полу рядом с ними магнитофон. Проиграв какой-то неистовый по ритму кусок, юноши останавливаются и, сгрудившись вокруг магнитофона, внимательно слушают тот же музыкальный мотив.

И вдруг оглушительный шум пробивает настойчивый телефонный звонок, который они слышат не сразу.

Один из музыкантов. Постой…

Он делает звук магнитофона потише, и тогда «юно слышится телефонный звонок.

Пьер (на. бегу). Пойду послушаю.

Пьер стоит, держа в руках трубку телефона. Пьер. Розали?.. Это ты?.. Слушай… Подожди, послушай!.. Что?!.. Когда?.. Она умерла?!.. Алло!.. Алло!..

Но в трубке частые гудки.


Красный грузовик на большой скорости едет по улице, где жили Бертини, резко затормозив, останавливается перед «Занзибаром». Видно, что машина только что покрашена, и вместо прежней надписи: «Любые перевозки по городу» по борту идет новая, выведенная крупными буквами: «Гастон Бертини и компания», а над ветровым стеклом: «№ 6».

Эрнест встречает выходящих из машины Пьера и осунувшегося Альбера.

Эрнест. Теперь он у тебя красный? Ты его в красный цвет перекрасил?! Но ведь…

Альбер, не ответив ни слова, переходит в сопровождении Пьера на другую сторону улицы, и оба скрываются в доме Бертини. Эрнест плетется за ними.


Войдя в пустую, оголенную прихожую, Альбер, словно пригвожденный, застывает у двери. Ошеломленный, потрясенный, он устремил взгляд на лестницу. Какое-то мгновение Пьер тоже смотрит наверх. Но тут между ними появляется Эрнест и, взяв Альбера под руку, увлекает его за собой, ничуть не смущаясь и не переставая болтать. Голос его гулко раздается в пустом доме. Пьер в это время осторожно, на цыпочках пробирается в кухню.

Эрнест. Она лежит наверху. Это случилось у нее в спальне. Сидела на стуле. Нам оставалось ее только положить на кровать. Они собирались в кино. Представляешь, как Розали напугалась…


На кухне, куда между тем вошел Пьер, полный порядок. У раковины сушится вымытая после ужина посуда. Сквозь открытое окно виднеется тихое вечернее небо. И слышится голос Эрнеста:

— Тут уж я ей срочно понадобился, этой шлюхе! Но теперь ты ее не ищи — сбежала наша Розали и машину увела, как полагается! А ты как думал?..

Пьер замечает на столе маленький сверточек. Он берет в руки пакет, на котором написано его имя, разворачивает его. На белом листе бумаги, в который завернуты две катушки с фотопленкой, одна лишь подпись: «Розали».

Пьер бережно складывает бумажку и прячет ее в карман вместе с двумя катушками, вздыхает и обращает измученный взгляд к потолку, откуда все еще слышится грохочущий голос ни на минуту не умолкающего Эрнеста:

— Как и Альфонс, кстати! Только тот еще прежде удрал! В Тулон! А ты и не знал?! Да он же там купил себе магазин обуви! Новый! А на какие деньги, скажи?! Да уж тут спрашивать не приходится! Доказательств все равно не найдешь!.. Ведь, надо думать, у старухи были кой-какие сбережения?! Или она просто все заложила! Во всяком случае, я-то уверен: все, что у нее было, она ему сбагрила… Но ведь нет же такого закона, который мог бы ей помешать!


В опустевшей спальне стоящий у кровати Эрнест и тяжко рухнувший на стул Альбер частично скрывают от нас тело мадам Берт. Она лежит совсем одетая, в башмаках и кажется такой маленькой в этой огромной кровати. Ее шляпка лежит сбоку в ногах, на покрывале.

Закрыв лицо руками, Альбер тихонько плачет. Пьер остановился на пороге, так и не решившись войти.

Альбер (глядя на мать, в отчаянии). Но, Берт! Берт… Я тоже… тоже хотел… (Плачет.)


Ресторан «Лас Вегас». День.

В пустом, еще не открытом для посетителей зале ресторана молодые друзья Пьера настраивают инструменты. Часто останавливаясь, сначала тихо, они мало-помалу все громче и уверенней начинают играть ту песенку, под которую шли первые кадры фильма.

«Выйдешь замуж в двадцать лет

И быстро, оглянуться не успеешь,

Родишь троих, а то и четверых,—

И тут уж некогда и дух перевести.

Покупки и мытье посуды,

Уборка дома, завтрак всем подай,—

Весь мир провалится,—

Она и не заметит…

Что ж, надо плакать,

Иль смеяться?!

Завидовать ли ей, иль пожалеть?!

Трудно ответить!

Не видишь ведь,

Как время убегает…

Запах кофе на плите—

Вот и весь твой мир!

Дети, вон, шалят,

И муж покуривает трубку…

А дни бегут, бегут…

Вот только, кажется,

На свет родились дети,

А время уж прощаться…

И уж не стираешь их бельишко

И не гладишь…

Что ж, надо плакать

Иль смеяться?!

Завидовать ли ей,

Иль пожалеть?!

Трудно мне ответить…

Не замечаешь ведь,

Как время убегает…

А по воскресеньям что она видала?

Костюм разглаженный иль платье,

Да две-три веточки или цветок

В столовой, на обеденном столе…

Когда вся жизнь свелася

К бесчисленным шагам

Меж кухонным столом и шкафом,

Как между молотом и наковальней,

Тогда что ж, надо плакать?

Иль смеяться?!

Завидовать ли ей,

Иль пожалеть?!

Трудно мне ответить!

Не замечаешь ведь,

Как время убегает…»

Склонившись к столу, под дежурной лампочкой Пьер рассматривает фотографии, которые он успел напечатать с пленки, оставленной ему Розали. Он раскладывает их на столе. Это обычные любительские, не все достаточно удачные фото. И на всех них — сияющая мадам Берт.

Вот она склонилась над фонтаном, разбрызгивая ладонью воду. Вот она стоит перед машиной на краю дороги, а позади нее виднеется море. А тут, держа над головой зонтик, она сидит на песке, на пляже, и так далее, и так далее. А вот и та фотография, которую снимал Птижан в минуту отъезда Альфонса. И, наконец, портрет мадам Берт, который Розали, должно быть, сняла перед приездом Пьера и Альбера.


Музыка затихает, и слышится закадровый голос автора:

— Если разобраться, она прожила две жизни. Первую жизнь она прожила как дочь, жена и мать, а вторую просто как мадам Берт, одинокий человек без каких-либо обязанностей, со скромными, но достаточными средствами. Первая ее жизнь продолжалась без малого шесть десятков лет, а вторая — не больше полутора года…

На экране мадам Берт.

Маленькое личико, с глубокими морщинами, с большим ртом и тонкими губами, а в общем чем-то очень приятное.

…Она познала долгие годы рабства и короткие месяцы свободы и вкусила хлеб жизни до последней крошки.





Загрузка...