Энтони
Омегу привезли в роскошный особняк. Энтони оробел, когда вышел из автомобиля, дорожка, выложенная белыми камнями, вела за угол дома. По её бокам возвышались постриженные кусты, утопающие в белых цветах. Омега вздрогнул, когда доктор прикоснулся к нему.
– Не бойся, малыш, – ухмыльнулся Бруно, увлекая его за собой. – Ты примешь душ и наденешь чистую одежду. Когда-то и я смиренно стоял на пороге этого дома, выпрашивая милость.
– Доктор, разве вы знали нужду? – удивился Энтони.
– Да, малыш, – неожиданно Бруно свернул с мощёной дорожки, через минуту они оказались в беседке, увитой виноградом.
Чёрные ягоды свисали и ароматно пахли, а над ними вились пчёлы. Энтони испуганно смотрел на доктора, Бруно же, казалось, был вовсе не здесь. Миновала долгая минута, может быть, две, тот повернулся к нему и грустно улыбнулся.
– Я не мог и подумать, что когда-нибудь смогу отыскать чистый генокод, не отягощённый бессмысленным спариванием со случайными партнёрами. Малыш, ты чудо, ниспосланное нам небесами!
Энтони втянул голову в плечи. Он был самым обыкновенным омегой, немного симпатичным на личико, но не больше.
– Вы меня переоцениваете, – пролепетал Энтони.
Доктор схватил его за руки и притянул к себе, их дыхание смешалось, и омега увидел алчный блеск в глазах своего названного спасителя. Стало невыносимо страшно, солнце вроде ещё скользило в небесах, но ощущение тёмной, непроглядной ночи опустилось на беседку. Доктор Бруно прильну к его губам, жадно целуя. Энтони не мог оттолкнуть своего мучителя и застонал, проклиная свою судьбу.
Барт
Барт переступил порог дома господина Лероя и окунулся в аромат веселья и приближающегося разврата. Надо отдать должное хозяину дома, смотрины редко кого оставляли разочарованными. Здесь нельзя было в открытую лапать омежек, грубо высказываться или заставлять силой следовать за собой. Господин Лерой зорко следил за порядком, создавая иллюзию прошедшей эпохи, когда только родители имели право выбирать пару для своих сыновей. Но пришло новое время, и на первое место вышли чувства, которые порой приводили к трагедиям. Барту нравилось ощущение обречённости, толкавшее его к одному-единственному омеге, предавшему его… Только в доме господина Лероя он мог почувствовать себя по-настоящему живым.
Альфа прошёл к импровизированному бару, пополнил пустой бокал односолодовым виски и довольно усмехнулся. Вечер только разгорался, а он уже после ссоры с отцом обрёл отличное настроение. К сожалению, пока ни один омежка не вызывал в нём душевного трепета. Но, возможно, Барт просто мало выпил виски.
– Надо же, Бартоломью, – откуда-то сбоку послышался глумливый голос Бака Мёрфи.
Альфа был наслышан о несдержанном характере мужчины, который к сорока годам так и не обзавёлся ни семьёй, ни потомством. Барт не осуждал его образ жизни, но при каждой встрече странным образом испытывал дикую неприязнь к нему. Вполне возможно, это было заложено на генном уровне, мол, альфы все друг другу лютые соперники и никак иначе. Но вот рядом с Мёрфи ему хотелось впиться в глотку и рвать того в клочья, пока их не растянут в разные стороны.
– Отцепись от меня, – недовольно прорычал Барт и попытался обойти неприятного ему типа.
– Не торопись, – скривил губы Мёрфи. – Придёт время, ты приползёшь ко мне на коленях!
– Господин Харпер, всё в порядке? – к ним приблизился господин Лерой, тучный мужчина неопределённого возраста.
– Я уже ухожу, – процедил сквозь зубы Мёрфи и поспешил скрыться среди гостей.
– Прошу прощения за несдержанность господина Мёрфи, – Лерой всем видом изображал прискорбие. – Сегодня очень много новых омежек, не желаете ли взглянуть?
Энтони
Энтони привели в небольшую комнату, где располагался душ и столик для макияжа с огромным, подсвеченным зеркалом. Омега первым делом бросился под воду смывать мерзкий запах доктора Адамса, казалось, будто он весь пропитался запахом гнилых помидоров. Майка и штаны намокли, пришлось их снять вместе с нижним бельём, и Энтони остался совершенно обнажённым.
Стыд обжёг кожу, омега с трудом пересилил желание схватить полотенце и обмотаться им, чтобы скрыть свою наготу. В комнате никого не было, но Энтони не покидало ощущение, что чужие жадные взоры пожирает его невинное тело. Омега был чист во всех смыслах начиная от тела, заканчивая мыслями. Ласкал ли он себя под одеялом? Да, безусловно! Но дальше этого никогда и ни с кем не заходило. И поцелуй в беседке с доктором Адамсом показался ему неимоверно противным. Энтони был абсолютно уверен, что судьба уготовила ему счастье, что он встретит достойного альфу, и они создадут истинную семью, где дети будут расти в любви и заботе.
Доктор Адамс разрушил все мечты всего лишь одним мерзким поцелуем. Энтони стоял под душем и чувствовал, как струи воды хлещут по его обнажённому телу, словно злые плети. Он сгорал от стыда и унижения, его привели на потеху чужим альфам. Кто знает, что с ним будет после этой безумной ночи?!
– Малыш, – мерзкий голос доктора Адамса добрался до его ушей.
Энтони повернул вентили, вода перестала хлестать по спине, и он вышел из душа, затравленно взглянув на Бруно.
– Я принёс тебе одежду, – ухмыльнулся доктор. – Сегодня ты будешь блистать!
Омега с ужасом взглянул на свой наряд, рубашка нежно-голубого оттенка была из прозрачной органзы, а брюки больше походили на лосины. Энтони безропотно облачился в одежду, понимая, что своим сопротивлением вызовет ненужное недовольство. Доктор Адамс с нескрываемым удовольствием наблюдал за ним. Омега был на грани того, чтобы разрыдаться, но держался из последних сил.
«Если мне хватит мужества, то я смогу сбежать, – подумал Энтони, украдкой взглянув на самодовольного доктора. – И пусть все сгинувшие без вести омеги приведут мне на помощь прекрасного Олли»!
Барт
Барт прошёлся по двум залам, опустошая третий бокал виски. Настроение, конечно, не вернулось, но появилось ощущение вседозволенности. Почему?! Альфа ловил на себе восхищённые взгляды омег, готовых выпрыгнуть из своих узких штанов к нему в объятья. Барт мог взять каждого, провести с ним ночь, а потом вернуть господину Лерою с запиской о своих сожалениях. И да, он поступал так уже не один раз! Но совесть не терзала альфу, ведь каждый из них получал свой бонус.
Омежка стоял, вжавшись спиной в стену, дрожал от страха и вглядывался во всех огромными, миндалевидными карими глазами. Дешёвая ткань рубашки впивалась в тело, подчёркивая его красоту и стройность. И Барту бы пройти мимо, но там, внутри его естества, скрытого от всех посторонних глаз, всё воспламенилось, словно кто-то поднёс спичку к открытому газовому крану. Альфа не мог игнорировать этого сладкого омежку, это было бы против его природы, лакомая добыча одурманивала чудесным ароматом терпкого жасмина, приправленного щепоткой ванилью и утренним рассветом.