Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров

«Это эпоха заговоров, – многозначительно провозглашает персонаж романа Дона Деллило "Бегущий пес" (Running Dog), – эпоха тайных связей, союзов и отношений»{23}. Эта цитата приводится в многочисленных книгах и очерках о современной конспирологии. В ней отражено широко распространенное как среди обычных людей, так и среди ученых мужей представление о том, что теории заговора сейчас популярны, как никогда. Как высказался один психолог, «в прежние века люди баловались конспирологией на любительском уровне, однако в наше время заговор стал образом мышления и методом действия»{24}.

Есть много объяснений, почему сейчас якобы наступил золотой век конспирологии. Эксперты из числа современников подозревают, что всему виной развитие интернета. Политолог Джоди Дин начала свою статью, опубликованную в 2000 г., с утверждения, что, «поскольку в наш информационный век глобальная сеть становится все более запутанной, многих из нас ошеломляет и сбивает с толку вездесущая неопределенность»{25}. Вероятно, с тех пор положение только ухудшилось; в исследовании распространенности конспирологических теорий в социальных сетях, проведенном в 2015 г., наше время назвали «веком дезинформации»{26}.

Другие специалисты указывают на роль реальных событий. По словам журналиста Джонатана Кея, разрушение башен-близнецов открыло «ни много ни мало контркультурную пропасть», своего рода интеллектуальную черную дыру, которая засосала «широкий спектр политических параноиков»{27}. Другие предпосылки для развития конспирологии прослеживаются еще раньше. Возможно, это началось в 1970-х гг. в связи с кризисом доверия к правительству, который развился из-за параноидального поведения Никсона. Может быть, это случилось в 1960-х гг., когда после гибели Джона Кеннеди и роста числа неудач во Вьетнаме общество утратило наивность. Или же это началось в 1950-х гг. вместе с паранойей холодной войны.

До недавнего времени мы могли только гадать, как это происходило на самом деле. Но в 2014 г. политологи Джо Усцински и Джозеф Парент запустили оригинальную и амбициозную исследовательскую программу для того, чтобы получить четкий ответ.

На первый взгляд не заметно, как в течение длительного времени меняется интенсивность конспирологического мышления. В наш цифровой век можно легко понять, о чем говорят люди, если посмотреть популярность хештегов или количество «лайков» страницы в Facebook. Менее очевидно, каким образом можно узнать, сколько людей рассуждало о теориях заговора 100 лет назад. Но Усцински и Парент поняли, что наши предки из «аналоговых времен» оставили после себя богатейший источник данных: письма в редакцию. Справедливости ради следует отметить, что газетные страницы с письмами читателей часто упускаются из виду и нередко рассматриваются просто как свалка отходов отработанных эмоций. Однако социальные аналитики выяснили, что письма в редакцию прекрасно отражают общественное мнение и поэтому могут быть очень полезны для исследований{28}.

Итак, Усцински и Парент начали анализировать письма читателей, которые на протяжении более чем века публиковались в The New York Times{29}. Была собрана выборка порядка 1000 писем в год, с 1890 по 2010 г., всего более 100 000 писем. Затем группа хорошо подготовленных (и хочется надеяться, хорошо оплачиваемых) помощников тщательно проанализировала каждое письмо на предмет наличия теории заговора. Поддерживает письмо эту теорию или же опровергает, Усцински и Парент полагали, что в любом случае обсуждение данного предмета означает, что пишущий счел тему достойной обсуждения, а редактор решил, что она важнее остальных, а раз так, письмо стоит напечатать.

Среди приблизительно 100 000 писем в 875 упоминались теории заговора. Это составляет менее 1 % всех писем, что может показаться очень малой долей, однако Усцински и Парент отмечают, что писать можно было абсолютно на любую тему. И неудивительно, что при вычленении любой конкретной темы, будь то конспирология, комедия или кулинария, получается относительно немного откликов читателей.

Среди подозрений, выдвигаемых авторами писем, исследователи обнаружили несколько настоящих перлов. Подозревались в заговорах все те, кого обычно подозревают, – президенты, крупные компании, средства массовой информации, а также замечательный набор менее заметных персонажей, в том числе фермеры и почтальоны и даже компания Уолта Диснея. В 1890-х гг. люди беспокоились о том, что Англия и Канада сговорились отобрать территорию у Соединенных Штатов или что мормоны фальсифицируют выборы в пользу республиканцев. Для первых двух десятилетиях ХХ в. были характерны теории, в которых представители деловых кругов пытались разрушить демократию. С 1930-х по 1960-е гг. во многих предполагаемых заговорах фигурировали коммунисты. А в последние примерно 50 лет подозрения сместились в сторону самого американского правительства, в особенности относительно различных спецслужб.

Так как же ответить на заданный вопрос? Стало ли больше разговоров на конспирологические темы после Второй мировой войны? Активизировались ли они в связи с убийством Кеннеди, Уотергейтским скандалом или терактом 11 сентября? Был ли взлет конспирологии после прихода эпохи интернета? Усцински и Парент сообщают, что, «несмотря на шумиху», ответ на все эти вопросы – решительное «нет».

Была пара лет, особенно урожайных на теории заговора, но это не те годы, о которых вы могли подумать. Число писем на конспирологические темы ненадолго возросло в середине 1890-х гг., когда появился страх перед крупным бизнесом, и в 1950-х гг., когда достигли наибольшего накала страсти в связи с «красной угрозой». Но это были непродолжительные периоды, и число писем быстро снижалось до обычного уровня. За все это время не наблюдалось экспоненциального роста. Возможно даже, люди стали говорить о теориях заговора чуть меньше, чем раньше. Исследователи подсчитали, что на протяжении 50 лет после смерти Кеннеди в среднем в год было меньше писем с конспирологической тематикой, чем в течение 70 лет до этого события. В целом можно сказать, что с годами не менялось почти ничего. Конспирологические разговоры в большинстве случаев были стабильным шумом на заднем плане, и их интенсивность удивительным образом не зависела от политических событий, экономики или развития средств коммуникации.

Усцински и Парент приходят к заключению, что «все данные свидетельствуют об одном убедительном факте: мы не живем в эпоху заговоров сейчас и не жили в обозримом прошлом». Итак, если наше увлечение конспирологией – это не свежее приобретение, то когда же оно появилось? Оказывается, довольно давно.

Пока горел Рим

По утверждению историка Стивена Дандо-Коллинза, днем 19 июля 64 г. в Риме стоял палящий зной. Это было накануне чрезвычайно популярных ежегодных Римских игр в честь побед Цезаря (Ludi Victoriae Caesaris). Большой цирк (Circus Maximus) – огромный стадион, вмещавший четверть миллиона зрителей, – был уже подготовлен к мероприятию, и народ стекался в город. В этот вечер торговцы едой, выстроившиеся вдоль улиц, примыкающих к стадиону, топили свои жаровни, деловито готовясь накормить толпы людей, когда забрезжит рассвет. Невозможно определить точно, где именно, но где-то в непосредственной близости от стадиона вспыхнул пожар. Пожары были нередки в Древнем Риме, но этот отличался от прочих. Раздуваемый сильным ветром, он быстро распространялся по узким извилистым улочкам, пожирая тесно стоящие дома. Этот ад, который потом назвали Великим пожаром Рима, продолжался почти неделю. Множество людей погибло в огне, половина жителей города осталась без крова. В общей сложности две трети города превратились в руины и пепел{30}.

Не успели еще остыть угли, как распространились теории заговора. Подозрение немедленно пало на императора Нерона. По словам римского историка Тацита, который в детстве стал свидетелем этого пожара, «никто не осмеливался бороться с огнем, потому что какие-то темные люди не позволяли его тушить, угрожая расправой. Некоторые из них сами бросали в дома зажженные факелы, крича, что так велено»{31}. Что касается Нерона, то Тацит пишет, что, когда вспыхнул пожар, Нерон находился за 58 км от Рима, в своем родном городе Анциуме. Когда он вернулся в город, то быстро организовал обездоленным людям кров и питание. Тем не менее общественность отнюдь не преисполнилась благодарности за его усилия. Поползли слухи, что, пока город горел, молодой, инфантильный, поглощенный собой император находился в Анциуме, где выступал с пением перед публикой.

Тацит не был уверен в причастности Нерона к пожару и слушал отчеты о слухах без явного одобрения. Другие были менее сдержанны. Светоний, родившийся через пять лет после пожара, в свое время был уважаемым историком и имел доступ к официальным архивам Рима. После, попав в немилость к императору Адриану предположительно из-за любовной связи с императрицей, Светоний потерял право доступа к архивам. Поэтому биография Нерона, написанная им через 50 лет после пожара, в значительной мере основывалась на слухах. «Словно ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, – писал Светоний, – он поджег Рим настолько открыто, что многие консуляры заставали у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать». И затем Светоний добавляет, что после возвращения из Анциума «на этот пожар он смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел "Крушение Трои"»{32}.

Дион Кассий, писавший спустя 165 лет после пожара, пошел еще дальше, утверждая, что у Нерона была группа хорошо организованных слуг, поджегших город исключительно по злобе. Дион явно ухватился за идею, что Нерон в безумном ликовании распевал песни, когда вокруг пылал город, и приукрасил ее своими подробностями. Его мелодраматический пересказ пожара стоит процитировать целиком:

Был ли на самом деле поджог или нет, действительно ли Нерон пел, играя на лире, неизвестно: ему не довелось стать персонажем теории заговора. Чтобы прекратить распространение слухов, он создал свою собственную конспирологическую теорию. По словам Тацита, Нерон «приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами»{34}. У нескольких христиан выбили ложные признания, на основании которых задержали многих других. Тацит пишет, что их обвиняли «не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому». Они стали козлами отпущения, и Нерон отнесся к ним безжалостно. «Их умерщвление сопровождалось издевательствами, – рассказывает Тацит, – их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или, обреченных на смерть в огне, поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения».

Великий пожар был далеко не единственным событием в римской истории, вызвавшим появление теорий заговора. Увлечение римлян конспирологией уходит корнями в самое начало империи. Ромул, один из основателей города и первый римский царь, предположительно исчез при загадочных обстоятельствах. По слухам, его советники сенаторы умертвили своего царя, стремясь укрепить собственную власть. Дион Кассий изложил происшедшее в характерном для него мрачном стиле, написав, что жаждущие власти сенаторы окружили Ромула, когда он произносил речь, и «растерзали его на части» тут же на полу здания сената. Дион отметил роковое совпадение, утверждая, что преступление было сокрыто «сильной бурей и затмением солнца – теми же событиями, которыми сопровождалось его рождение. Таким был конец Ромула»{35}. Виктория Паган подметила, что вся история Древнего Рима насыщена рассказами о предполагаемых заговорах. Многие из этих сюжетов основаны на реальных событиях; убийства и другие подлые злодеяния были весьма характерны для древнеримской политики. Но часто, как в случае с нашумевшими слухами о пиромании Нерона или неожиданной смертью Ромула, истории были, несомненно, приукрашены или даже полностью выдуманы.

Это касается не только Рима. Древний мир был полон заговоров и конспирологических теорий. Историк Джозеф Ройзман пишет, что по крайней мере уже в V в. до н. э. деятельность знаменитых афинских ораторов и драматургов была пронизана «рассказами о заговорах, которые касались абсолютно всех аспектов жизни в Афинах. Козни строили против жизни людей, их имущества, должности, репутации, а также против государственных интересов, власти и относительно международных отношений»{36}. В заговорах подозревали почти каждого, начиная от политиков и деловых людей и заканчивая иммигрантами и рабами, и эти истории, по-видимому, воспринимались всерьез как правящей верхушкой, так и народными массами.

Увлечение конспирологией продолжалось на протяжении всего Средневековья. Как и прежде, теории заговора были популярны и среди черни, и в аристократических кругах. По словам Барри Коварда и Джулиана Сванна, в голодные годы крестьяне обычно считали свое бедственное положение следствием не «плохой погоды или неправильного распределения ресурсов, а подлых действий спекулянтов», а правящая элита часто приписывала нежелательные изменения «заговору придворных, министров, фаворитов, еретиков или масонов»{37}. Даты и имена менялись, но склонность к конспирологии оставалась неизменной на протяжении веков. Ковард и Сванн указывают, что «английские парламентарии в начале XVII в., например, часто обращались к Тациту и римской истории для объяснения политики своего времени».

Великий лондонский пожар, уничтоживший в 1666 г. центральную часть города за четыре дня, – яркий пример того, как история повторяется и конспирология вместе с ней. Покуда бушевало пламя, Сэмюэл Пипс записал в своем дневнике про ползущие тут и там слухи о том, что «пожар явился следствием заговора»{38}. Были те, кто подозревал, что подожгли свои по указанию короля Карла II. По словам современников, некоторые даже проводили «ужасную параллель между Его Величеством и Нероном»{39}. Другие предполагали, что поджигателями были заговорщики-католики или враждебные Англии державы. Вскоре арестовали француза Робера Юбера, который признался, что устроил пожар, действуя в сговоре с французскими католическими шпионами. Его признание было не вполне правдоподобным. Так, сначала он заявил, что поджог был в Вестминстере. Затем, когда узнал, что пожар на самом деле начался на Паддинг-Лейн и даже не дошел до Вестминстера, изменил показания. Тем не менее власть и жители Лондона воспользовались возможностью возложить вину за пожар на этого добровольного козла отпущения. Имея в качестве доказательства вины лишь это сомнительное признание, Робер был повешен 27 октября 1666 г. перед толпой ликующих зрителей{40}.

Краткого взгляда на историю достаточно, чтобы понять: золотой век конспирологии начался тысячи лет назад и заканчиваться не собирается. Некоторые из античных теорий заговора поразительно похожи на современные. Однако есть и ряд заметных различий. Во времена Античности конспирологические теории, как правило, имели отношение к местным, внутренним событиям и причины обычно предполагались достаточно конкретные и личные. Стоит также отметить, что, хотя многие истории были, несомненно, приукрашены, они не были полностью выдуманными. Когда императоры и монархи обладали абсолютной властью, произвести какие-либо значимые изменения можно было только путем заговора.

Со временем интересы конспирологии расширились. Предположения о существовании местных мелких заговоров на почве личных интересов сменились версиями значительно большего масштаба. Предлагаемые сюжеты стали более таинственными, глобальными и губительными. И наконец, сами заговорщики теперь представлялись менее явными и более зловещими.

На пути от простых теорий, характерных для прошлых времен, к нынешним крупномасштабным версиям имели место две важнейшие истории, первая из которых произошла благодаря молодому немецкому идеалисту Адаму Вейсгаупту.

Паника вокруг иллюминатов

{41}

В 1772 г. Адам Вейсгаупт, следуя по стопам своего отца и крестного, стал профессором права в университете баварского города Ингольштадт. Однако он никогда по-настоящему не увлекался правом. В свои 24 года Вейсгаупт был неугомонен и идеалистичен. Разочаровавшись в строгом иезуитском образовании, основанном на зубрежке, вдохновленный идеями Просвещения, он загорелся желанием улучшить общество и с помощью силы разума разрушить религиозные суеверия. Кроме того, по словам историка Джона Робертса, Вейсгаупт был «циничным, беспринципным карьеристом и лжецом… Все свидетельства об этом периоде карьеры говорят о том, что это был неприятный, но характерный для университетской среды типаж: умный, своенравный, эгоцентричный и склонный к самообману зануда».

По мнению Робертса, истинной страстью Вейсгаупта были интриги. С ранних лет его интересовали тайные общества вроде пифагорейского союза. Он вступил в масонскую ложу в 1774 г., но был разочарован отсутствием у франкмасонов политических целей и настоящих тайн, а также высокими членскими взносами. Он решил организовать собственное тайное общество. На первом заседании, состоявшемся 1 мая 1776 г., присутствовали только сам Вейсгаупт и четверо его студентов. Он назвал свое общество орденом иллюминатов.

Неоднозначность личности Вейсгаупта отразилась на особенностях ордена. Его мировоззрение было идеалистическим, на грани наивности. Единственной целью ордена Вейсгаупт указал «донести до человечества, сколь важны совершенство разума и его благородство… чтобы сопротивляться злым замыслам, чтобы помочь в борьбе с несправедливостью по отношению к обездоленным и угнетенным, чтобы подвигнуть людей на доблестные дела и в целом способствовать улучшению средств познания и науки». В то же время, став главой собственного тайного общества, Вейсгаупт смог удовлетворить свою жажду внимания и интриг. Он тщательно раздувал ауру таинственности вокруг ордена. Члены организации получали новые имена, должны были выучить значения тайных слов, пройти тщательно разработанные обряды посвящения, им было приказано порвать все отношения с семьей и друзьями. Чтобы набрать новых членов ордена, Вейсгаупт внедрял иллюминатов в масонские ложи и сманивал людей оттуда. Он разработал сложную иерархию, про которую не знал никто, кроме самых высокопоставленных участников. Для продвижения вверх требовалось полное беспрекословное послушание. Истинные политические цели ордена – мирное преобразование общества – лишь постепенно раскрывались перед участником по мере достижения наивысших ступеней иерархии.

К началу 1780-х гг. в ордене насчитывалось около 300 членов со всей Европы. Однако расширение организации привело к ослаблению конспирации. Властность и педантичность Вейсгаупта раздражали некоторых новых участников. Несколько человек проговорились о деятельности иллюминатов посторонним лицам, преувеличив исходящую опасность. К 1784 г. слухи об ордене привлекли внимание властей. Правительство Баварии издало указ, запрещающий тайные общества, и Вейсгаупт прекратил собрания иллюминатов. Утечка информации продолжалась, газетчики и проповедники все чаще распространяли тревожные слухи, обвиняя иллюминатов в «безбожии, неверности правящему дому, политических интригах и моральной испорченности».

Отчаянно пытаясь спасти свою организацию, Вейсгаупт лично встретился с Карлом Теодором, курфюрстом Баварии, и поведал ему большинство тайн иллюминатов. Напрасно он это сделал. 2 марта 1785 г. Теодор издал еще один указ, где запрещалась деятельность именно иллюминатов. Вейсгаупт бежал из Баварии. Начались расследования, устраивались аресты, и для всеобщего обозрения была опубликована большая часть секретных документов иллюминатов, включая личные письма Вейсгаупта. Иллюминаты перестали существовать, но не были забыты.

Раскрытие реально существующего тайного общества, имеющего на самом деле политические цели, в сочетании с многочисленными раздутыми слухами об отвратительной и разрушительной деятельности организации вызывало беспокойство и тревогу. Стали говорить, что тайное общество Вейсгаупта просто ушло в подполье и продолжает функционировать. Поскольку настоящего ордена больше не существовало, теперь ничто не мешало их противникам представлять в своем воспаленном воображении иллюминатов, распространившихся не только по Баварии, но и по всей Европе и даже в недавно получивших независимость Соединенных Штатах. Разоблачение иллюминатов Вейсгаупта бросало тень и на масонов. Известно, что агенты иллюминатов внедрились в несколько масонских лож, и кто может уверенно сказать, что всех их разоблачили. Происходили тревожные события, и казалось все более правдоподобным, что это связано со скрытыми заговорами тайных обществ. А затем вспыхнула Великая французская революция.

«Сегодня легко недооценить, каким потрясением была Французская революция, – пишет Робертс. – Поскольку с нее началась эпоха революций, которая длится до сих пор, мы воспринимаем идею революции совсем не так, как люди XVIII в.». В течение 10 бурных суматошных лет между 1789 и 1799 гг. обрушилась старая система наследования аристократических привилегий, и на смену ей пришло новое, более равноправное светское общество. Революционные идеи начали распространяться по Европе, и вскоре миллионы людей получили основные права, которых у них никогда раньше не было, в то время как аристократия внезапно обнаружила, что ее могущество и богатство растаяли. Это были великие и небывалые изменения – быстро возникла совершенно новая политическая реальность. Понятно, что люди пытались как-то к ней привыкнуть. «Казалось, что масштабы и жестокость изменений… не поддавались никаким известным, традиционным вариантам объяснения, – писал Робертс. – Требовалось осмысление на каком-то совершенно ином уровне».

Ближе к концу революции, в 1797 г., почти одновременно вышли книги двух авторов, где приводилось новое объяснение происходящему. Первая из них была написана Огюстеном Баррюэлем. Баррюэль был французским дворянином, священником-иезуитом и полемистом. К тому времени он уже добился некоторого литературного успеха, критикуя философию Просвещения с точки зрения своих ярых религиозных убеждений. В 1789 г., когда вспыхнула Французская революция, Баррюэль опубликовал памфлет, в котором обвинял в происходящем тлетворную идеологию Просвещения и слабость французского духовенства. Но к 1797 г., когда вышли первые два тома его «Иллюстрированных мемуаров истории якобизма», он пришел к убеждению, что на самом деле все было тщательно подстроено кем-то, оставшимся в тени. Он писал: «Все, даже самые ужасные деяния, совершенные во время Французской революции, были ожидаемы, заранее спланированы, предрешены и взаимосвязаны… они были порождены хорошо продуманным злодейством»{42}. Злодеями он считал философов Просвещения, масонов и якобинцев. Но Баррюэль утверждал, что эти группы были всего лишь «наиболее заметными из негодяев, участвовавших в грандиозном заговоре, инициаторы и пособники которого действовали уже давно и широко распространили свою деятельность». Баррюэль полагал, что за всем этим кроется значительно более мощный и зловещий враг: ужасные иллюминаты Адама Вейсгаупта, чья цель «не просто уничтожение французского короля, а повсеместное разрушение, уничтожение общественного строя и веры».

У профессора натурфилософии Эдинбургского университета шотландца Джона Робисона были похожие соображения. Почти сразу после выхода книги Баррюэля он опубликовал свой труд с ярким названием «Доказательства заговора против всех религий и правительств Европы, осуществляемого на тайных встречах франкмасонов, иллюминатов и обществ чтения. Собраны из достоверных источников». Хотя Робисон не соглашался с Баррюэлем насчет некоторых деталей, основные идеи этих книг совпадали. Робисон утверждал, что Французская революция организована иллюминатами и это их первый шаг на пути к всеобщей всемирной анархии. По словам Робисона, лидеры иллюминатов «не верили ни единому своему слову, не верили тем теориям, которые излагали… На самом деле они намерены были упразднить все религии, свергнуть все правительства и привести мир к массовому разграблению и катастрофе»{43}. На тот случай, если его читатели встревожились недостаточно, Робисон предупреждал, что иллюминаты «по-прежнему существуют и занимаются тайной деятельностью», а «их агенты пытаются пропагандировать нам свое мерзкое учение».

Робертс отмечает, что ни Баррюэль, ни Робисон на самом деле не сообщили ничего нового. Уже в первые революционные годы распространились слухи, что к происходящему приложили руку масоны или какое-то другое тайное общество. Робисон и Баррюэль занимались не придумыванием, а обобщением. Они взяли все имеющиеся теории заговора и соединили их в единую большую теорию, объяснявшую не только Французскую революцию, но вообще все происходящее в мире в прошлом, настоящем и будущем. Простая всеобъемлющая конспирологическая теория, сформулированная Баррюэлем и Робисоном, прекрасно соответствовала страхам и потребностям людей. Несмотря на обилие фактических ошибок и логических несоответствий, обе книги вскоре были переизданы, переведены на другие языки, распространились по Европе и через Атлантический океан достигли Америки.

Так были заложены основы современной конспирологии. Мелкие интрижки XVIII в. и более ранних веков превратились в политический умысел всемирного масштаба.

Ужас перед иллюминатами длился недолго. Когда-то их считали вершителями революций, но в наши дни их статус понизился, и сейчас орден Вейсгаупта подозревают во влиянии на поп-звезд. Музыкантов, таких как Джей-Зи, Леди Гага, Канье Уэст и Кеша, называют «марионетками в руках иллюминатов» и обвиняют в том, что их шоу «зомбируют сознание молодежи всего мира»{44}. Справедливости ради надо признать, что некоторые музыканты действительно имеют склонность к использованию тайной символики. Так, например, жест «Roc», который использует Джей-Зи, повторяет масонскую пирамиду и «всевидящее око». Однако пик популярности этого направления пришелся на начало 2015 г., когда Мадонна выпустила песню под названием «Иллюминаты». Во время интервью она сказала: «Я знаю, кто такие иллюминаты на самом деле и откуда взялось это слово». Она утверждала, что в действительности это всего лишь группа умных людей, а смысл песни такой: «Если вы думаете, что я из общества иллюминатов, то огромное вам спасибо за комплимент, потому что мне очень хотелось бы быть членом этой группы, быть настоящим иллюминатом»{45}.

Объясняя, почему паника вокруг иллюминатов утихла довольно быстро, социологи Сеймур Липсет и Эрл Рааб предположили, что успешность теории заговора определяется двумя критериями{46}. Во-первых, должна быть «тайная группа людей», которые, предположительно, дергают за ниточки. Но, кроме того, нужны «менее тайные, более заметные посредники, связанные с заговорщиками». Например, конспирологическая теория про какие-нибудь обширные интриги католической церкви может иметь успех, только если существует некоторое количество иммигрантов-католиков, олицетворяющих угрозу, воспринимаемую в таком случае более реалистично. Когда люди искали объяснения Французской революции, еще был на слуху скандал вокруг настоящих, живых иллюминатов. Однако спустя несколько лет иллюминаты стали не более чем воспоминанием.

На втором этапе развития современной теории заговора была придумана новая тайная группа. В отличие от иллюминатов Вейсгаупта, которые хотя бы существовали на самом деле, эта группа заговорщиков была полностью вымышлена. Однако несчастные люди, назначенные на роль ее посредников, оказались вполне настоящими.

Сионские мудрецы

«Протоколы сионских мудрецов» – это тоненькая книжечка, содержащая всего около 80 страниц текста{47}. Но скромный размер контрастирует с ошеломляющими откровениями, содержащимися внутри. В «Протоколах» описан заговор ужасающего масштаба, якобы начавшийся давным-давно и приближающийся к мучительно жуткому завершению. И это не просто разоблачения, сделанные на скорую руку кем-то со стороны. Это откровения, продиктованные самими заговорщиками, – протокол тайного сборища верховного совета международного еврейства, тех самых сионских мудрецов, в честь которых назван документ. Конечно, записанные доклады предназначались исключительно для еврейских глаз, но копия каким-то образом была опубликована в России в начале XX в. По-видимому, доклад был подслушан русским шпионом или, в зависимости от того, какую из версий вам рассказывают, запись была изъята у участника, украдена из некого секретного сионистского архива или даже присвоена любовницей распутного мудреца.

«Протоколы» состоят из 24 коротких проповедей, которые главный старейшина изложил своим внимательным соратникам, разъяснив изобилующий жуткими подробностями план достижения мирового господства. В первом протоколе описаны моральные принципы, на которых основана вся программа. Утверждается, что гои – нееврейские народы – неразумные дикари, у которых отсутствует живой ум, благоразумие и самообладание, характерные для евреев. Позволить этим людям руководить друг другом – все равно что дать слепому слепого поводыря. Поэтому утверждается, что единственная жизнеспособная форма управления – мировая диктатура, возглавляемая евреями.

В последующих протоколах объясняется, как подорвать демократию и ускорить ее гибель. В протоколах даны указания евреям сеять семена раздора по всему миру, культивировать неприязнь между людьми разных рас, классов и национальностей. Следует контролировать средства массовой информации, манипулировать политиками, подрывать религию, заменяя ее безжалостным материализмом (несомненно, теория эволюции была придумана сионскими мудрецами). И это только в спокойные времена. Когда понадобятся более жесткие меры, они должны будут обеспечить распространение чумы и голода, экономический кризис, убийства глав государств, организовывать бессмысленные войны. Нужно формировать у населения беспомощный страх и террором принудить его к подчинению. Согласно «Протоколам», хитрость состоит в том, чтобы совершать все это, оставаясь в тени до тех пор, пока не будет слишком поздно что-либо изменить. Когда иноверцы в достаточной степени выронят бразды правления обществом, евреи выйдут из тени и возьмут власть в свои руки. При новой власти благонадежные граждане будут следить друг за другом. Тираны установят полный контроль во всех сферах жизни и будут мгновенно и безжалостно искоренять любое инакомыслие. Любой, кто что-либо совершит, скажет или даже подумает против еврейского режима, будет немедленно казнен.

Этот дьявольский манифест привлек к себе внимание людей. Удобство «Протоколов» заключалось в неопределенности документа: излагалась общая стратегия завоевания мира, однако не содержалось упоминаний конкретных имен, дат или мест. Это означало, что его можно было приспособить для любого случая. Как выразился Ричард Леви, «Протоколы» оказались «настоящим Розеттским камнем истории, единым ключом, открывающим все загадочные тайны современного мира»{48}. Все, что происходит в мире, можно объяснить тайными махинациями сионских мудрецов. Наблюдательным читателям остается лишь выбрать, в каких именно бедах нашего общества они хотели бы обвинить евреев{49}. Революции во Франции и в России? Организовали сионские мудрецы. Первая и Вторая мировые войны? Все тех же рук дело. Экономический кризис 1929 г. и последовавшая за ним Великая депрессия? Вы угадали. Войны в Корее, Вьетнаме, Афганистане, Ливане и в Персидском заливе? Мудрецы, мудрецы, мудрецы. На их совести не только крупномасштабные проекты вроде войн и революций. По мнению некоторых сторонников подлинности «Протоколов», мудрецы интересуются и мелочами. Их обвиняли во всем, начиная с популяризации джаза (особое беспокойство вызывали «распущенная чувственность плавных звуков» и «бесстыдные пляски»{50}, на которые воодушевляла подобная музыка) и распространении жевательной резинки (чтобы сделать женщин более развратными){51}, заканчивая поощрением проституции, алкоголизма и даже, почему-то, собачьих выставок{52}.

«Протоколы» сочетали в себе шокирующие откровения и возможность объяснить с их помощью все мировые беды и потрясения, что позволило им занять достойное место в истории. «Протоколы» издавали и переиздавали по всему миру. Название книги варьировалось от относительно мягкого «Тайны сионских мудрецов» (Secrets of the Wise Men of Zion) и умеренно тревожного «Международное еврейство: Исходная мировая проблема» (The International Jew: The World's Foremost Problem) (с комментариями Генри Форда, опубликовано в США) до совершенно апокалиптического «Еврейский антихрист и протоколы сионских мудрецов» (The Jewish Antichrist and the Protocols of the Elders of Zion) (издание, вышедшее в нацистской Германии в 1938 г.). Миллионы экземпляров были проданы или розданы. Кто-то подсчитал, что в 1939 г. по размеру тиража «Протоколы» занимали второе место после Библии{53}.

Конечно, при всем при этом имеется одна маленькая проблема. Сионских мудрецов не существует. «Протоколы» – подделка. Причем подделка низкого качества. Цитируя историка Нормана Коха, «Протоколы» – это «кошмарно написанная реакционная галиматья»{54}. Это низкопробная грубая фальшивка, бессмысленно и некачественно компилированная из нескольких мутных источников. История создания «Протоколов» сама по себе может послужить темой для конспирологических теорий. Но не в «Протоколах» впервые был придуман миф о еврейском мировом заговоре. Этот миф создавался на протяжении веков.

История лжи

Недоверие и предубеждение к евреям уходит корнями к ранним годам христианства. Проповедник IV в. Иоанн Златоуст, которого очень уважали за его ораторское искусство, красноречиво обвинял евреев, утверждая, что, поклоняясь дьяволу, они убивают младенцев{55}. В 1215 г. папа Иннокентий III был обеспокоен тем, что христиане могут случайно вступить в отношения с евреями. Чтобы этого не случилось, евреям было предписано носить отличающую их одежду, отсюда берет начало желтый «знак позора», который вынуждены были носить в Европе многие евреи в Средневековье и потом вновь – при нацистах. Пару десятилетий спустя папа Григорий IX учредил инквизицию, дабы упорядочить усилия Римской католической церкви в борьбе с ересью. Среди других обвиняемых казнили большое количество евреев, а также во множестве сжигали их священные книги{56}.

Согласно ханжеской логике некоторых средневековых богословов, еврейский Талмуд был одновременно богохульной книгой и, как ни парадоксально, свидетельством истинности христианского учения{57}. Христианские богословы утверждали, что евреи поступают так же, как дьявол, который знает всю правду о христианстве, но намеренно отвергает ее и губит верующих. Люди начинали воспринимать евреев как сообщников Сатаны, обладающих тайным знанием и черной магией и затаивших неутолимую злобу к христианству. Стали обычным делом утверждения, что еврейский народ состоит в заговоре против христиан.

Была популярна теория, что евреи имеют обыкновение отравлять христианские колодцы с питьевой водой. Когда эпидемия чумы в XIV в. опустошала Европу, вспышки болезни обычно также связывали с мировым еврейским заговором с целью отравления колодцев. В некоторых случаях палачи с помощью пыток добывали признание у подозреваемых евреев, на этом основании были сожжены заживо тысячи людей. Самый страшный погром произошел в Страсбурге{58}. Охваченное ужасом население, пытаясь предотвратить чуму, решило заранее перебить всех евреев в городе. (Возможно, тут сыграло роль то, что некоторые городские аристократы брали кредиты у евреев-ростовщиков и воспользовались шансом избавиться от долгов.) Городские власти пытались вмешаться, но не смогли сдержать толпу. В итоге около 900 евреев сгорели заживо, остальные были крещены или изгнаны. Тем не менее через некоторое время эпидемия чумы прокатилась по городу, унеся жизни 16 000 человек.

Кроме того, существовал «кровавый навет» – утверждение, что евреи регулярно убивают христиан и собирают их кровь, которую якобы используют при выпечке пасхальной мацы, для приготовления снадобий, излечивающих их физическое уродство, или для выполнения дьявольских ритуалов{59}. Этот миф возник в XII в., когда в Англии на окраине Нориджа маленький христианский мальчик был найден мертвым накануне пасхального воскресенья. Монах-бенедиктинец Томас Монмутский провел любительское расследование и предложил некое запутанное объяснение происшедшему. Он утверждал, что согласно тайному учению евреи должны пролить кровь христиан, чтобы вновь обрести свою родину. Поэтому тайный совет еврейской знати собирается раз в год, чтобы выбрать христианского ребенка на роль жертвы. Эта идея крепко засела в умах людей. С тех пор на протяжении веков, как только где-то пропадал или обнаруживался убитым христианский ребенок, подозрение в первую очередь падало на местных евреев.

Такие религиозно обусловленные страхи сохранялись столетиями. В то время во многих регионах евреи были лишены гражданства и права собственности, замкнуты в гетто или вообще исключены из христианского общества. Положение начало меняться после Великой французской революции, когда многие евреи получили основные гражданские права и начали выходить из изоляции. Естественно, они поддерживали либеральные и демократические политические течения, поскольку это давало надежды на бо́льшую свободу. Все еще не имея возможности заниматься своей традиционной деятельностью, многие из них переселялись в города и придумывали новые способы зарабатывать на жизнь. Большинство из них оставались нищими и незаметными, однако некоторые стали весьма состоятельными людьми.

Все это привело к росту социальной напряженности. Многие оказались не в восторге от резких изменений, происходящих вокруг. Для кого-то возвращение евреев в общество стало определяющей чертой современного мира. Вековые предрассудки, давшие начало кровавому навету и мифу об отравлениях, усугубились и преобразились, в них нашли отражение новые тревоги и обиды. Отныне евреи стали врагами не Бога, а человека{60}. В 1879 г. появилось новое слово – «антисемитизм»{61}. Так произошел переход от набора примитивных средневековых суеверий к полноценной политической идеологии.

«Протоколы» прекрасно сочетались с новой политикой антисемитизма, однако не сразу обрели популярность. Впервые они были опубликованы в сокращенном виде в российской газете «Знамя»{62}