Неестественный свет

Глава четырнадцатая Сепарация

Отделение одной из фракций путем удаления верхнего слоя — снятием или процеживанием через перья или ткань.

Элпью покинула дом ранним утром. Ее ждал насыщенный день. Подлеца посадили в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в нарушении общественного спокойствия. Элпью хотела воспользоваться этой возможностью и накопать что-нибудь против него. Дабы засадить его под замок наверняка.

— Он когда-нибудь говорил про Актон или описывал дом? — Элпью снова пришла в Роуз-корт и разговаривала с актером, которого расспрашивала до этого о Подлеце.

— Нет. Он никогда там не бывал.

— Что вы хотите этим сказать? — Элпью заморгала, не веря своим ушам. — Но вы же сказали…

— Я сказал, что он работал на женщину, которая жила в Актоне. Хотя сам он никогда в Актон не ездил. Полагаю, он был у нее на посылках и телохранителем.

Элпью эта новость полностью обескуражила.

— Тогда что же заставило его бросить свою работу в театре?

— Это все страсти, дорогая моя. Некоторые люди по ошибке принимают сцену за витрину, где они могут выставлять себя в поисках богатого покупателя. Посмотрите на них на всех: Мэри Ли стала леди Слингсби, Хестер Дейвенпорт — графиней Оксфордской, Маргарет Хьюз содержал принц Руперт…

— Но все они женщины, — перебила его Элпью. — Мужчины же не станут…

— Еще как станут! Вспомните Чарлза Харта[75] и леди Каслмен.

— Понятно, но ведь все это происходило добрых тридцать лет назад.

— Может быть, но все актеры по-прежнему надеются на счастливый случай, поверьте мне. На каждое представление приходят герцоги: Клэктон, Брайтон, Блэкпул… И актрисам это нравится. Они из кожи вон лезут, чтобы заполучить в поклонники пэра. — Актер наклонился вперед и заговорщически прошептал: — Между вами, мной и балдахином: в настоящее время граф Скаредейл ухаживает за миссис Брейсгирдл…

У Элпью отвисла челюсть.

— Но она же профессиональная девственница!

Откинувшись в кресле, актер воздел брови и поджал губы.

Элпью сделала мысленную пометку использовать эти сведения в следующем материале для Кью и вернула беседу к Подлецу.

— Но этот Фрай, вы говорили, что он ушел из труппы в услужение к неизвестной даме? Зачем он это сделал?

— О, он полностью провалился как актер, разве я не сказал? — Лицедей улыбнулся вкрадчивой, отработанной, исполненной достоинства улыбкой актера второго плана. — Этот нелепый высокий голос! Как у ребенка. А акцент, дорогуша. Понять его могли бы только жители луны.

— Тогда почему его вообще взяли в театр?

— С этим смешным голосом он идеально подходил на роли евнухов. И, разумеется, внешность. Вид у него был устрашающий.

— Всего лишь вид. Никто его не боялся?

— Да нет, мы все его боялись. Он был чудовище.

— Да что же такое происходило, когда он говорил? Зрители не смеялись?

— Играть он не мог, это правда. Но ему всегда давали роли, где слова нужно было произносить во время драк, на бегу или во время удушения. Он говорил как бы с натугой. — Актер вздохнул. — Дело в том, что этого у него было мало.

— Как у синьора Фидели, — сказала Элпью, почему-то потрясенная такой возможностью.

Взвизгнув и схватившись за бока, актер расхохотался.

— Напротив, если судить по тому, что я видел в артистической! Нет, я имел в виду его роли. Как-то раз ему дали роль побольше, но он с ней не справился. Кто-нибудь другой, вроде него, думаю, как-нибудь выкрутился бы, но только не он. Вообще ничего не смог сделать.

— А что, есть другие вроде него?

— Само собой, и много. Добрая старая Нелл Гуин,[76] например.

— Нелл Гуин! — Мысли Элпью понеслись вскачь. Что он хочет этим сказать?

— Да, — подтвердил актер, взмахнув манжетами. — Идентичный случай. То же самое.

— Нелл Гуин и Подлец?

— О да. Неотличимы. Бедная старушка Нелл совсем не умела читать. Ни слова. Учила все со слуха.

— О! — Элпью была ошарашена. — И это все?

— Весьма серьезная незадача для актера, вы не находите? — Актер одарил ее обиженным взглядом. — Не уметь читать в профессии, которая является венцом мира?

— Полностью согласна. — Улыбнувшись, Элпью поспешила улизнуть.

Сыщица вернулась на Джермен-стрит, чтобы сменить на посту графиню, которая пошла к адвокату выяснить, какие у нее есть лазейки и можно ли сохранить за собой дом. Пигаль на весь день одолжила ей карету с кучером.

Когда Элпью вошла на кухню, Годфри пробудился и выглядел соответственно проведенной ночи.

— Ах ты, рогоносец, ничтожный, лживый сукин сын, пошел вон.

И Элпью метлой выгнала его в вестибюль.

— Но я…

— Заткни пасть, дурень! Мерзкий предатель нашей госпожи, бандит, катись отсюда!

Годфри заворчал, забормотал себе под нос ругательства.

— Годфри… — Элпью схватила его за рукав, — … неужели ты не понимаешь, что, помогая хозяину в его делишках, ты сделал всех нас бездомными?

— Как так? Мы сможем по-прежнему жить с нашей хозяйкой, когда он снова уедет.

Элпью затащила его назад в кухню и усадила в одно из уцелевших кресел.

— Годфри, к тому времени наша госпожа будет жить на улице.

Слуга тихонько заворчал.

— Не буду я жить ни на какой улице.

— А разве сэр Питер не обещал взять тебя с собой?

— Куда взять?

— Ну, куда он там поедет.

— В Новый Свет! Я не могу туда ехать. Терпеть не могу корабли. И вообще, я не говорю на их языке.

— Но ты же ездил с сэром Питером в темноте, позапрошлым утром, не помнишь? Куда-то за Лондон. Как раз перед рассветом.

— Ну и что с того? У нас свободная страна.

— Да ладно, старина. — Элпью решила пойти другим путем. — Давай-ка вместе приберемся на кухне и подумаем, что можно сделать, чтобы удержать этот дом.

Некоторое время они работали молча — вытирали пролитое вино, сметали муку, перья, горох, убирали заплесневелые приправы.

— Знаешь, Годфри, — сказала Элпью, бросая в мешок для мусора большой черный ком затвердевшего, покрытого плесенью джема. — Тебя могли повесить за бродяжничество.

— Я не бродяга. У нас были лошади.

— Значит, это был ты?

— Я этого не сказал. Ничего не знаю ни про какие грабежи на дорогах.

— Но вы выезжали на Кенсингтон-роуд и дальше?

— Да, там мы догнали какую-то карету, и сэр Питер сказал: «Это мои друзья. Давай остановимся, мне надо с ними поговорить. Посторожи лошадей». — Годфри отодрал от пола кусок помадки и сунул в рот. — Так я и сделал.

— И?

— Что — и?

— Что случилось дальше?

— Ну, он велел мне держать руки под плащом. Чтобы отпугнуть грабителей, которые могли рыскать в лесу и увести лошадей, пока он занят с друзьями.

Глядя на него, Элпью нарисовала себе эту картину. В темноте, на расстоянии, могло показаться, что Годфри держит под плащом мушкет.

— Ну а потом?

— Они немного поболтали, потом джентльмен отдал сэру Питеру на хранение кое-какие вещи, так он сказал, и мы поскакали назад. И сэр Питер спрятал их, положил на хранение, как и обещал. Это все, что мне известно.

Графиня поднялась по лестнице в контору адвоката. Она решила нанести визит Джону Коули. Ее собственный адвокат умер несколько лет назад. Слишком много портвейна за обедом. И к чаю, и на ужин. Она вспомнила, как миссис Уилсон говорила, что Коули — гений в имущественном праве. И кто знает, может, он проговорится о чем-нибудь по делу Уилсонов, пока они будут беседовать на другую тему.

Адвокат сидел за столом, как и в прошлый их визит, строча какие-то бумаги.

Графиня тихо уселась перед ним.

— Чем могу служить сегодня, мадам? — Коули отодвинул в сторону документ, который только что закончил.

— Мне кажется, вы знаток в области имущественного права.

Коули кивнул.

— Больше не суете нос в дела других людей?

— Я насчет своего мужа, — сказала графиня, не обращая внимания на грубое замечание. — Он продал мой дом.

Коули кивнул.

— Так что же?

— А я не хочу продавать. Дом подарил мне король Карл.

— На каких условиях? Владение на правах аренды? Пользование на правах аренды?

Графиня покачала головой.

— Я не помню всех подробностей, но он был передан мне в пожизненное владение.

— Почти наверняка это не было безусловное право собственности на недвижимость. Карл даровал только одно такое право в Сент-Джеймсском предместье, на Пелл-Мелл, той актрисе с крупными… формами…

— Нелл Гуин, — пробормотала графиня. — Потаскуха!

— Даже если это и было пользование на правах аренды, не вижу причин, почему бы вашему мужу не продать его на оставшееся время. — Он хмыкнул. — И, разумеется, покупатель будет весьма заинтересован, чтобы вы прожили как можно дольше.

Графиня сердито на него посмотрела. Адвокат же принялся машинально что-то рисовать.

— А почему Его Величество сделал вам такой подарок?

Графиня покраснела.

— Потому что меня покинул муж. — Она знала, что в таких делах важна осмотрительность. — Король был очень великодушным человеком. Не выносил людских страданий.

— Но ваш муж вернулся? — Коули делал какие-то пометки. — Как давно он вернулся?

— Всего несколько дней назад, — вздохнула графиня. — Я знала, что он негодяй. Не могу поверить, что дала себя так одурачить.

— Закон говорит…

— Я знаю, что говорит закон, — оборвала его графиня. — Я хочу, чтобы вы нашли способ обойти закон.

— Тогда я вам не помощник. — Коули положил перо. — Никто не выше закона.

— Даже король? — спросила графиня.

— Интересное замечание, мадам. Я бы сказал, что король и есть закон. Но это разные вещи.

Графиня молча рассматривала каминную полку. Надо найти способ устрашить этого человека. Часы пробили полчаса. Часы! Вот как она его попугает.

— Красивые у вас часы, мистер Коули.

— Да. Подарок.

— Правда? Случайно, не от миссис Уилсон?

— Нет. — Коули наклонил набок голову. — С чего вы так решили? Их подарил мне мой ученик. Мой слуга Натаниэл.

Так, подумала графиня, в высшей степени сомнительное объяснение!

— Должно быть, вы платите ему значительно выше принятого, мистер Коули, если слуга может позволить себе делать такие великолепные подарки.

— Этот юноша практически мой приемный сын. — Коули посмотрел на часы и неловко поерзал в кресле. — Он одно время работал во дворце. Еще когда был совсем маленьким. Эти часы ему подарила перед смертью королева. На прошлой неделе он подарил их мне. На день рождения.

Вот так сказочка! Графиня вежливо улыбнулась и решила, что лучше ей поискать совета где-нибудь в другом месте.

— Я слышал, будто среди ночи к вам домой приходили констебли. — Коули подался вперед. — Что там такое случилось?

— Я думала, уж вы-то должны знать. — Графиня пристально на него посмотрела. — Какой-то здоровенный тип вломился в дом и начал крушить мою кухню, непонятно по какой причине. По счастью, констебли как раз привели домой моего слугу, которого муж нарочно увел, чтобы напоить.

Коули никак не отреагировал.

— А у вашего мужа нет ли каких-нибудь… — Он умолк, выразительно подняв брови, — … привычек, которые мы могли бы использовать к вашей выгоде?

— О да. — Наклонившись вперед, графиня прошептала: — Мне кажется, он грабит на дорогах.

— Вы можете это доказать?

— У него есть ключ от чужого дома. — Она снова в возбуждении наклонилась к юристу. — От дома человека, которого ограбили на Кенсингтон-роуд. Кроме того, он спрятал на кухне целую банку драгоценностей.

— И где они теперь?

— У него.

— А где он?

— Откуда я знаю? Убежал.

Коули поиграл концом пера.

— Но если бы мы могли его найти…

— Да?…

— Мы могли бы устроить его арест, и тогда он не успел бы завершить сделку по продаже и его права перешли бы по доверенности к вам.

— Это называется Тайбернский билет?

Лицо Коули медленно озарилось улыбкой.

— Понимаю, к чему вы клоните. Чтобы спасти миссис Уилсон?

Графиня ничего такого в виду не имела, но… если одним ударом можно убить двух этих зайцев, она не против.

Вернулась Пигаль, ведя с собой кузнеца. Оставив его менять дверной замок, она пошла на кухню к Элпью и Годфри.

— Zut![77] — воскликнула она, обозревая открывшийся ей разгром. — При свете дня даже еще хуже. — Она засучила рукава. — Годфги, у тебя есть молоток?

Годфри, все еще как в тумане от усталости и с похмелья, стоя на коленях, отколупывал перочинным ножиком от каменных плит пола куски марципана. Он поднял глаза, увидел Пигаль — черное с золотом платье с отделкой из черного кружева, ярко-рыжие волосы, взбитые в высокую прическу, безукоризненно покрытое свежими белилами лицо, желтые зубы в обрамлении улыбающихся кроваво-красных губ, загнутые длинные ногти — и испустил вопль, от которого застыла в жилах кровь. Пигаль дала ему пощечину.

— Истегик, я ничего такого в виду не имела. Хотела только починить столбик балдахина.

Годфри вприпрыжку кинулся в сад на поиски инструментов.

— Тут, боюсь, ничем не поможешь. — Она бросила расщепленные останки кресла в огонь, затем переломила о колено оставшиеся перекладины и сунула в корзину для дров.

Пол был усеян черепками, книгами Годфри, страницами из старых пьес графини и разнообразными бумагами, которые разлетелись во время схватки.

— Как много бумаги! Зачем она все этто хганит? — Встав на колени, Пигаль принялась складывать их в стопки.

Элпью выжала в таз тряпку.

— Надеюсь, этот противный адвокат даст ей дельный совет.

— Боюсь, плохи ее дела, — вздохнула Пигаль, перебиравшая перемазанные джемом странички. — Нужно пгобиваться на самый вегх, чтобы отменить этту пгодажу. И этто пгавда, что говогил о мужьях эттот raclure,[78] сэг Питег. Вот почему я была настолько остогожна, что не завела себе дгугого с тех пог, как овдовела, по счастью, в молодом возгасте. — Она поднесла скрепленный печатью листок к глазам и прищурилась. Развернула письмо и несколько секунд изучала почерк. — Чье этто billet doux?[79] — воскликнула она, бросая письмо Элпью.

Та взглянула и решила не привлекать к нему внимания. Это было одно из любовных писем, которые они обнаружили в доме той дамы в Актоне.

— Ах, это. Оно принадлежит моей госпоже.

— Пгавда? — У Пигаль глаза на лоб полезли. — Я погажена! Вот уж не думала, что она в его вкусе.

Элпью поднялась.

— Вы знаете, кто написал это письмо?

Герцогиня слегка надулась, словно ее уличили в нескромности, и пожала плечами.

— Ну да, конечно, знаю.

Элпью, подбоченясь, встала над ней.

— Ну и?

— Оно написано коголем.

Элпью не совсем поняла.

— Королем Карлом?

— Коголем Каглом! Не смеши меня, — загоготала Пигаль. — Эттот стагый душка уже давно гниет в могиле. Нет, Petit Roi,[80] Вильгельм.

Элпью выхватила у нее письмо и уставилась на него.

— «Моя дорогая тайна, обожаю тебя больше всего на свете…» — Она перевернула страничку. — Мистер Рой! — прошептала она. — Ну конечно. Рой. Roi. Petit Roi.

— Голландский гном… — с отвращением фыркнула Пигаль. — Как она могла?

— О, господи! — Элпью схватила Пигаль за запястья. — Вот оно. Вы попали в точку! Мистер Ньютон был прав. Все это касается маленького короля.

Извинившись, Элпью умолила Пигаль посторожить в ее отсутствие дом — ей нужно отлучиться по срочному делу. Пигаль сыпала вопросами: как давно графиня получает любовные письма от короля? Как далеко у них зашло? Как ей удалось все это время хранить тайну?

Элпью, напустив как можно больше тумана, объяснила, что Пигаль ошиблась. Графиня владеет этими письмами, но написаны они были не ей. Пигаль прыгала на месте.

— Еще лучше! Они могут ее спасти. Она может шантажом заставить коголя отменить пгодажу дома — этто в его власти.

Элпью заколебалась. Такая возможность существовала. Но как же миссис Уилсон? Отправить ее на виселицу ради графининого дома? Однако Элпью поняла, что теперь она близка к разгадке. Близка к тому, чтобы узнать то, что узнал Бо и что привело его к смерти. Миссис Уилсон нет нужды умирать.

— До возвращения графини мы ничего не можем сделать, — сказала Элпью, накидывая плащ. — Прошу меня простить. Я скоро вернусь.

Очаровав на Сенном рынке хозяина какой-то повозки, она убедила его позволить ей за небольшую плату проехать на задке его фургона. Поудобнее устроившись между тюками сена, она вытащила из кармана листок с уравнением. Проклятье! Она поняла, что оставила список значений у себя под подушкой, в кухне графини. Тем не менее большинство их Элпью помнила и могла извлечь из памяти. Чем и занялась.

Она настолько погрузилась в свое занятие, что забыла спрыгнуть у Флитского моста. Подобрав юбки, чтобы не мешали бежать, она протолкалась сквозь толпу женщин, продававших чулки и сладкую пшеничную кашу на молоке, ночные колпаки и пудинги, и без остановки неслась до самой решетки Флитской тюрьмы. Ей нужно поговорить с миссис Уилсон, спросить, не было ли у нее или ее мужа каких-либо дел с королем или хотя бы с кем-нибудь при дворе. Она с полчаса кричала сквозь решетку, стоя на коленях на тротуаре. Наслушалась похотливых замечаний насчет своей груди и брачных предложений, но на ее призывы к миссис Элизабет Уилсон никто не отозвался.

Элпью не собиралась так легко сдаваться. До этой женщины можно было добраться и другими путями. Она звала у калитки и колотила в нее кулаками, пока ей не ответил подошедший охранник.

— Чего надо? — проворчал он. — Жениться или еще чего?

— Нет, — с самым кротким видом ответила Элпью. — У меня срочное дело к смотрителю.

Стражник поднял брови.

— Он, конечно, об этом знает?

Элпью улыбнулась.

— Я уверена, что, если вы скажете, что я здесь, он меня примет. — Она скрестила пальцы и попросила Бога, чтобы на сей раз уберег ее от грязных домогательств.

Охранник зашаркал прочь, потом вернулся и открыл калитку.

— Знаешь, куда идти?

Элпью с улыбкой прошла мимо него на территорию тюрьмы и в контору смотрителя.

— Мистрис Элпью, — просиял смотритель.

Он уже расстегивал пуговицы на животе, явно желая сразу перейти к делу. Элпью осталась стоять у двери.

— Мне нужно поговорить с миссис Элизабет Уилсон, вопрос жизни и смерти.

Смотритель, ухмыляясь, похлопал себя по коленям.

— Конечно, конечно. Но сначала давай-ка немножко попрыгаем, а?

Элпью покачала головой.

— Сначала я поговорю с миссис Уилсон, потом порезвимся.

Смотритель надулся.

— Нет. Сначала дело, потом ты увидишься с миссис Уилсон.

В дверь постучали.

— Да?

Смотритель заворчал, и дверь открылась. На пороге стоял один из приставов.

— Подождите минутку! — крикнул смотритель, застегиваясь.

Элпью воспользовалась этой возможностью, торопясь покинуть контору смотрителя, который крикнул ей вслед:

— Ты все равно не можешь с ней повидаться. Вчера поздно ночью ее от нас забрали.

— Забрали? — круто повернулась Элпью. — Куда?

Смотритель встал и схватил Элпью за зад.

— В Ньюгейт. Готовят к отправке на Тайберн.

— На Тайберн! — взвизгнула Элпью, отпихивая его руку.

Он кивнул.

— Да. Ее казнят. Завтра на рассвете.

Разбитая до судорог тряской поездкой домой в карете, проехавшей по улицам, на которых перестилали булыжную мостовую, графиня, прихрамывая, поднялась на крыльцо и толкнула дверь. Она совершенно забыла о намерении Пигаль привести кузнеца и сильно ударилась плечом. Ее светлость осмотрелась в поисках колокольчика, которым ей никогда не приходилось пользоваться раньше. Нашла и резко потянула. Внутри раздался глухой удар в импровизированный барабан.

Графиня подождала. Никто не шел. Ну и дела! В собственный дом не попадешь. Она крикнула в щель для писем:

— Элпью! Годфри! Это я, ваша хозяйка. Сейчас же откройте.

Через несколько минут очень запыленная Пигаль повернула ключ и распахнула дверь.

— Почему ты мне не сказала, что этта штука у тебя вместо звонка? — проворчала герцогиня, которая слышала удары и, решив, что это ломятся в парадную дверь сэр Питер или Подлец, спряталась под кроватью Годфри.

— Я спасена! — Графиня вплыла в дом. — Если мы сможем найти моего мужа.

Пигаль закатила свои подведенные глаза.

— Загляни под ближайший камень, — пробормотала она. — Или в любую сточную канаву.

— Важно не впустить его сюда, на случай, если он станет владельцем. Где Годфри?

— Ушел, — фыркнула Пигаль. — Выбгосить мусог.

— А Элпью?

— Ушла по важному делу, как она сказала. — Пигаль взяла бокал с вином, к которому до этого прикладывалась. — Ну а тепегь, когда мы одни, гасскажи мне все пго него.

— Про кого? — Графиня сняла плащ, перчатки и села. Пигаль принесла бокал и ей.

— Оставь свою таинственность! Пго коголя Вильгельма, газумеется.

Вино выплеснулось изо рта графини обратно в бокал.

— Ты же прекрасно знаешь, как я отношусь к этому вороватому голландскому коротышке.

— Тогда почему у тебя его любовные письма?

Захлопав глазами, графиня мысленно повторила вопрос подруги.

— Еще раз, и помедленнее, Олимпия, ты меня заинтриговала.

Пигаль рассказала про письмо, которое она нашла во время уборки, и как она узнала почерк.

— О! — Графиня оглянулась в поисках писем. — Актонские письма.

— Актонские? — вскричала Пигаль. — Почему актонские?

Графине совсем не хотелось объяснять все до конца.

— Его несло по дороге, рядом с Кенсингтонским дворцом. Элпью увидела и подобрала, надеясь, что это деньги.

Пигаль не нашлась, что ответить. Графиня же попыталась слегка изменить направление разговора.

— Тот день в Актоне, Пигаль. Как же было весело!

— Этта ужасная женщина, она не говогила ни о чем, кгоме своих платьев! — завопила Пигаль. — Ты когда-нибудь слышала что-нибудь подобное?

Графиня покачала головой.

— Только от Месье.

— Какого месье?

— Le Grand Monsieur, ты что, забыла? Брата короля Луи.[81]

— A, Monsieur! — взвизгнула герцогиня. — Щеголял в Вегсале своими напудгенными щеками и слипшимися от кгаски гесницами.

— А его одежда — вся была усыпана бриллиантами!

— И пги всем пги этом… — Пигаль засунула язык за щеку. — А как же аббат?

— О, аббат! — простонала графиня. — Ты помнишь, как было в исповедальне? Стоишь на коленях и усердно каешься, а сквозь решетку ясно видишь, как блестят его алмазные серьги.

— Ах! — вздохнули в едином порыве подруги. — Мужчины!

— Кстати о мужчинах. Я должна бежать, догогая, или я опоздаю. Вскоге ко мне домой пгидет пагикмахег, а потом я встгечаюсь с тогговцем на площади в Ковент-Гагдене. Он должен пгодать мне пагу магтышек — вместо моего бедного Джогджа.

— Джорджа?

— Моей бедной умегшей белки, догогая. Забыла? Мой догогой Джогдж. — Она поцеловала графиню, оставив на ее щеке алый мазок.

Элпью скорым шагом шла по улице в Сити, пробираясь между луж и комьев застывшего навоза. Началась оттепель, от грязи все почернело. Стадо овец переходило через Уорик-лейн, направляясь на Ньюгейтский рынок. Сыщица миновала ларьки, торговавшие съестным, и женщин с лотками, громко зазывавших покупателей. Она шла в Ньюгейтскую тюрьму, надеясь хоть что-нибудь узнать. Оступившись на большой выбоине, Элпью налетела на высокого, крупного мужчину.

— Простите! — воскликнула она и пошла дальше. Но на плечо ей легла тяжелая рука.

Элпью подняла глаза. Это был Подлец.

Она бросилась бежать. Он помчался за ней.

Элпью то выбегала на мостовую, то возвращалась обратно на тротуар, петляя среди ларьков с едой. Он то и дело нагонял ее и хватал за одежду. Элпью нырнула в переулок, сбив с ног носильщика с высоченной стопкой корзин, которые удачно перекрыли дорогу. Раздался хруст, и послышался залп ругательств, выпаленных носильщиком, но затем грохот тяжелых сапог за спиной возобновился. Элпью резко свернула в еще более узкий проулок, пробираясь среди наваленных кучами отбросов. Шаги стихли. Может, он упал, а может — сдался. Не сбавляя скорости, Элпью выскочила на большую улицу.

И очутилась перед ухмылявшимся Подлецом, который своими огромными толстыми пальцами стал подталкивать ее назад в проулок.

— У меня для вас сообщение. — Он наклонился и схватил ее за ленты, шедшие по вырезу лифа. — Держитесь подальше от дела Уилсонов. Пусть свершится, что должно.

Извернувшись, Элпью попыталась убежать, но он без труда поймал ее за руку. Потом, отпустив ленты, взял ладонь Элпью и распластал ее пальцы.

— Я могу переломать их все до одного. — Он сделал резкое движение, отчего косточки одного из пальцев громко затрещали. Элпью вскрикнула.

На них стали оборачиваться прохожие.

— Сварливых жен что ли не видали? — крикнул он им с усмешкой. Люди пошли дальше. Элпью плюнула ему в лицо. Не обращая внимания на медленно стекавшую по правой щеке слюну, Подлец наклонился и прошептал ей на ухо, приблизившись настолько, что Элпью чувствовала его горячие, влажные губы на своей коже: — Вы слышали, что я сказал, мистрис Элпью?

Элпью кивнула и постаралась изобразить раскаяние.

— Да. Я оставлю ее в покое.

Он растянул губы в ленивой, но устрашающей улыбке.

— Хорошо. — Но не отпустил ее.

Элпью решилась: не рискнешь — ничего не узнаешь.

— Ты же должен быть в тюрьме, — заявила она. — Как ты оттуда сбежал?

— Я и не думал бежать. — Подлец презрительно рассмеялся. — Меня отпустили под залог.

На лице Элпью отразилось недоумение. Подлец явно был горд произведенным эффектом.

— Это мне друзья помогли. Важные друзья, — усмехнулся он. — Старинный закон, называется «неподсудность светскому суду». — Клацнув зубами, он вытер о камзол руки, словно запачкался от прикосновений к Элпью. Потом ущипнул ее за подбородок. — Не вешай нос, надутая киска! — Развернулся и пошел прочь.

Элпью хотела было пойти за ним, попытаться выяснить, где он живет, или что-нибудь, что привело бы к его хозяйке. Но это было слишком опасно. Учитывая, что никто не знал, где она, и что до казни миссис Уилсон оставалось меньше суток, Элпью решила придерживаться своего изначального плана.

Она торопливо пошла к тюрьме. Там она никого не знала, и удобной решетки, через которую можно было бы вызвать заключенного, не было. Элпью покричала у калитки, но никто не появился. Она обошла вокруг тюрьмы, дивясь причудливым украшениям внешней стены: тосканские пилястры, статуи, зубцы.

Элпью взглянула на часы. Близился полдень. Скоро будет смена караула. Она встала у самых ворот, пытаясь в просветы между железными листами разглядеть, что там внутри. Кто-то похлопал ее по плечу. В ужасе, что это может оказаться Подлец, предупреждающий ее вторично, она невольно вскрикнула и подпрыгнула на добрых шесть дюймов.

— Благослови тебя Бог, дитя мое, чего это ты так испугалась? — Это был священник.

— О, преподобный отец, простите. — Элпью, сколько себя помнила, никогда в церковь не ходила, но всегда внимательно наблюдала, как женщины обращаются со священниками. Она потупила взор и выдавила слезу. — Мне нужна ваша помощь, сэр, потому что моя кузина, благородная дама, находится там и должна завтра умереть, а мне обязательно нужно поговорить с ней о серьезных вещах.

— Это о каких же, дитя мое? — Священник дернул за веревку колокольчика, которого Элпью не заметила.

Элпью лихорадочно соображала. Что священник посчитает стоящим помощи? Все узники обычно говорят, что их обвинили несправедливо. Она понимала, что это не пройдет.

Неуклюжий охранник, громыхая, возился с висячими замками двух огромных засовов.

— О благополучии ее детей, сэр, которые завтра станут сиротами.

Охранник отодвинул засовы и забренчал внушительным кольцом с ключами, пытаясь найти ключ от главного замка.

— Вообще-то, дитя мое, я как раз должен помолиться за тех обреченных, что умрут завтра. Может, ты поможешь донести мой молитвенник?

Элпью сразу его поняла. Она схватила книгу и опустила голову.

Стражник окинул их обоих взглядом.

— Кто это? — Он указал ключом на Элпью.

— Это, друг мой, кающаяся грешница, которая обязана сегодня мне помогать — донести мои вещи и тому подобное. Можем мы пройти? Иначе я опоздаю.

Стражник с ворчанием впустил их.

Пока они шли через вонючие помещения, битком набитые преступниками и должниками всех возрастов и видов, священник заговорил:

— Тебе повезло, что сегодня служу я. Местный священник, подготавливающий приговоренных к смерти, заболел. — Служитель культа огляделся. — Что неудивительно при жизни в подобной мерзости. За мной прислали сегодня утром, чтобы я подменил его на время болезни.

Еще один охранник впустил их во двор, где обычно проходила насильственная вербовка во флот.

— Неприятное дело эта процедура. Никто особого почтения не выказывает. В последний раз, когда я здесь был, многие из заключенных с важным видом заходили и облегчались прямо в часовне, так что вокруг нас все время стояло зловоние.

Собака одного из заключенных подбежала и стала обнюхивать юбки Элпью. Та отпихнула ее, следом за собакой разбежались и куры.

— Недавно начальник наладил очень доходное дело — стал предлагать билеты желающим по той или иной причине увидеть людей, которые знают, что скоро умрут. — Кивком он попросил стражника открыть часовню. — Когда я служу, то не позволяю подобных вещей.

Их провели в часовню. Посреди нее стоял пустой гроб, вокруг которого — внутри огороженного пространства — сидели несчастные, которые, судя по выражению их лиц, были приговорены.

Элпью сразу же увидела миссис Уилсон и села рядом с ней.

Священник взял богослужебную книгу и пошел к алтарю.

— К вам, осужденные на смерть, я обращаюсь: покайтесь, — возгласил он, открывая молитвенник и кладя его перед собой на богато украшенный дубовый аналой.

— Что происходит? — прошептала миссис Уилсон. — В какую игру играет Коули?

— Мне нужно прояснить несколько вопросов, — прошептала в ответ Элпью. — Вы или ваш муж имели какие-нибудь дела с королем?

— Вы с ума сошли? — резко обернулась к ней миссис Уилсон. — Если бы я была знакома с королем, как вы думаете, неужели бы я первым делом не воззвала к его милосердию?

— Скажите, когда вы начали замечать странности в поведении мужа?

— В январе, — ответила миссис Уилсон. — В начале января.

Элпью замолчала, припоминая, о чем еще она хотела спросить, священник тем временем тараторил:

— …И лишь непрестанно укрощая наши греховные страсти, мы сможем почить с ним, и через могилу и врата смерти прийти к нашему благому воскрешению…

— Вы знаете кого-нибудь в Актоне?

Миссис Уилсон смерила Элпью взглядом.

— В чем дело? Придумывая все эти непонятные вопросы, вы хотите меня убедить, будто все равно заслуживаете платы? Даже несмотря на то, что позволяете мне умереть за преступление, которого я не совершала?

Элпью не сдавалась. Ей не хотелось напоминать миссис Уилсон, что она сама признала себя виновной в этом злодеянии.

— Вы знаете кого-нибудь в Актоне?

Миссис Уилсон покачала головой.

— … И мудрецы умрут, — бубнил священник, — и тоже канут в вечность, как и невежи и глупцы, и оставят свои сокровища другим. И все равно они думают, что дома их будут стоять вечно и что жилье их будет переходить из поколения в поколение…

— Вы доверяете своему адвокату?

— Коули? — переспросила миссис Уилсон. — Я знала его, когда еще была ребенком. Хотя после этой катастрофы я бы не стала рекомендовать его как специалиста по уголовным делам.

— Вы знали, что он обчистил ваш дом?

Лицо миссис Уилсон омрачилось.

— В самом деле? Полагаю, чтобы покрыть свои расходы. — Она глубоко вздохнула. — Крайне важно, чтобы юрист не голодал. Жаль, что за свой гонорар он сделал так мало.

— У него на каминной полке стоят ваши часы.

— Что ж, лучше так, чем их заберет государство. Детей у меня нет, наследников тоже. Несмотря на порошки Бо. И родственников нет. У меня был только мой муж. Теперь у меня нет ничего. А завтра… — Она повесила голову, и по щекам ее заструились слезы. — Не станет и меня.

— И падут они в ад, как овцы, и смерть поглотит их, а праведники наутро обретут над ними власть…

— Вы не знаете ни о чем таком, что случится в середине сентября?

— Зачем мне беспокоиться о будущем, которого я не увижу?

— Миссис Уилсон, умоляю вас, помогите мне. Еще есть шанс. Я чувствую, что вплотную приблизилась к разгадке секрета, который необходимо знать, чтобы спасти вашу жизнь, но вы должны мне помочь.

— … И сидят во тьме и в смертной тени, крепко прикованные несчастьем и цепями. Потому что восстали против слов Господа, и не прислушались к совету благочестивейших. И сердца их Он тоже обрек на страдания, и пали они, и не нашлось никого, кто бы помог им…

— Слушайте священника, миссис Уилсон. Есть человек, который может вам помочь, и это — я…

— Священник, — закричала, поднимаясь со своего места, миссис Уилсон, — прошу вас, уберите от меня эту скверную женщину. Она хочет передать мою историю в газету, чтобы завтра она продавалась в Тайберне.

— Ах ты, уличное отребье! — Священник нахмурился. — Никогда еще меня так не обманывали. Сейчас же убирайся из моей часовни! Паразитка на навозной куче жизни.

Элпью пыталась объяснить, в чем дело, но два дюжих тюремщика подхватили ее и вынесли вон, прежде чем она успела открыть рот. И без лишних церемоний вышвырнули на улицу.