– Давай пельмешек, не капризничай, – уговариваю я малыша, который никак не хочет брать бутылочку.
Выплевывает соску изо рта, разбрызгивая смесь по лицу, и отворачивается, маленький негодник!
– Оставь, Мира. Значит, он не голоден, – говорит тетя.
– Но он ел три часа назад! Разве не пора снова проголодаться?
Я практически в отчаянии. За ту неделю, что прошла с момента похорон Луизы, Амир был на нашем с тетей попечении. В первые дни он плакал почти все время, когда бодрствовал, но постепенно привык к тому, что теперь питается только смесью из бутылочки. И вот, сегодня снова упрямится. Не знаю даже, что с ним делать.
– Плохой пельмеш! – отчитываю мелкого привереду, а он в ответ только улыбается беззубым ртом, испачканным в белой жидкости.
Быстро вытираю его влажной салфеткой и даю уже обычную соску– пустышку, которую тот с энтузиазмом сосет, глядя на меня большими карими глазками.
– Не смотри на меня так, месье Бархатные глазки! Вот похудеешь и можешь не надеяться, что я буду и дальше всем говорить, что ты самый хорошенький мальчик на свете. Ты же мой пельмеш! Держи марку, малыш.
– Сумасшедшая девчонка, – качает головой тетя, впервые за эти дни улыбаясь мне. – Мурад еще не проснулся?
– Не знаю, он не выходил из спальни, – пожимаю плечами.
Тетя смотрит на часы, которые показывают одиннадцать утра, и тяжело вздыхает. Я понимаю, что она беспокоится за своего сына, но думаю, ему просто нужно немного пространства. Люди по– разному проживают свое горе.
Не понимаю только, как Мурад собирается справляться с Амирчиком, учитывая, что уезжает он уже послезавтра, а всю неделю за ребенком присматривали мы с тетей. Мне даже пришлось взять отпуск на работе, благо отпустили сразу, хоть и были недовольны этим фактом.
– Я не знаю, что он собирается делать с моим внуком, – говорит мне тетя. – Поговорю с ним сегодня об этом. Дети должны расти с родителями, но в нашем случае Амиру было бы лучше здесь, со мной. В этой Москве у нас ни одного родственника, а Мурад целый день на работе. Ребенок постоянно будет с няней, без надзора. Это никуда не годится.
– Разве ты справишься с ним? – обеспокоенно спрашиваю я.
Конечно, я не возражаю против того, чтобы пельмешек жил с нами, но я ведь тоже работаю, а у тети проблемы со здоровьем.
– Мы можем нанять няню здесь, чтобы была под моим надзором, – вслух размышляет она. – Но я, конечно, сначала послушаю, что скажет Мурад и только потом предложу. Мой сын не из тех мужчин, кто женится снова, едва похоронив жену, а Амир – ребенок и ему нужна любовь и женская забота, которую отец дать не сможет. Если малыш останется тут, то у него будем мы с тобой, чтобы учить и воспитывать. С другой стороны, если Мурад останется в Москве совсем один, без семьи, то что будет с ним? Мне так жалко его, Мира, он сам не свой. Не знаю даже, как правильнее будет поступить.
– Пусть он сам решит, тетя, – говорю ей. – Все– таки, именно он родитель Амира и должен понимать, как для него будет лучше.
Я перевожу взгляд на заснувшего малыша и аккуратно глажу его по крошечной ножке в горчичном носочке. Быть родителем непросто. Я перелопатила весь интернет, чтобы понимать, как правильно ухаживать за младенцами. Как купать, чем можно мыть его бутылочки, как часто кормить и что делать, если он плачет. Тетя говорила, что в ее времена все было по– другому, поэтому подсказать она могла разве что возможные причины недовольства Амира, заключающиеся либо в коликах, либо в прорезывающихся зубках, хотя ему всего– то три месяца. Не знаю, сумеет ли, да и захочет ли узнавать и справляться со всем этим Мурад. Скорее всего действительно наймет няню с проживанием, если увезет его отсюда.
Вечером, пока я купаю пельмеша, тетя предлагает сыну вместе выпить чай и поговорить. Я понимаю, что она заведет с ним тот самый разговор и мое присутствие при этом не нужно, поэтому, подавив любопытство, набираю в ванну воду и даю малышу от души насладиться, так как этот маленький мальчик на удивление сильно любит купаться.
– Ты мой идеальный, белоснежный, пухленький пельмешек! – приговариваю, пока вытираю его полотенцем в спальне тети, уложив на ее кровать и слегка щекоча кругленький животик. – Так бы и съела!
Пельмеш довольно улыбается, суча ножками.
– Кто у нас тут хороший мальчик, а? Ты искупался, нагулял аппетит и теперь съешь всю свою бутылочку, да? Ты ведь не разочаруешь свою любимую тетушку Миру, правда?
– Кх– х– х… – пускает пузыри месье Слюнтяй.
Я одеваю его в белый спальный комбинезон с голубыми и серыми котиками, а потом одеваю шапочку на круглую головку с редкими темными волосиками. Ну просто прелесть!
– Хоть сейчас в рекламу подгузников, тебя бы с руками оторвали, – делаю комплимент малышу, радуясь, что угадала с размером.
Мурад привез с собой совсем мало вещей, так что мы с тетей основательно закупились в детских магазинах всем необходимым для малыша. Включая мимимишную одежку.
– Давай, кушай и не капризничай, – даю ему заранее приготовленную бутылочку и на этот раз пельмеш меня радует, выдувая все до конца. – Ты ж моя умница!
Дав ребенку отрыгнуть, несу его в гостиную и сажусь с ним на диван, чтобы посмотреть телевизор. Все равно других развлечений пока нет, да и тетя с Мурадом что– то долго разговаривают. Смотрю на малыша с грустью, думая о том, что сейчас решается его судьба, и думаю о том, как же я буду скучать по этому крохе, если его папа решит его увезти от нас.
***
Пельмеш засыпает у меня на руках, так что я отношу его обратно в спальню тети и кладу в люльку, которую мы принесли из комнаты Мурада. Он спит, как настоящий ангелочек, чуть приоткрыв круглый ротик и тихонько сопя. Я накрываю его легким одеяльцем и уже хочу выйти, когда замечаю стоящего на пороге Мурада.
– Он уснул? – вполголоса спрашивает он.
Киваю и прикладываю палец к губам, отчего мужчина смотрит на меня осознанным впервые за долгое время, взглядом. До этого он словно был весь в себе, отстраненный и равнодушный.
Мы выходим в гостиную, прикрыв за собой дверь, и Мурад снова заговаривает.
– Самира, спасибо за то, что позаботилась о моем сыне, – чуть ли не официально говорит он. – Мы с мамой поговорили и приняли решение оставить его здесь. Она займется подбором няни в ближайшие дни и тебе больше не придется ей помогать с Амиром.
– Мне это только в радость, – говорю оборонительно, потому что мне не нравится подтекст, который я слышу в его словах. Словно я сделала лично для него большое одолжение и он теперь из– за этого чувствует себя обязанным.
Я прекрасно знаю такой тип людей, как Мурад. Претенциозное благородство – вот как я называю их мышление и образ жизни. Он для всех хочет быть хорошим, никому не доставлять неудобств, а попросить о чем– то для него смерти подобно. Напыщенный придурок!
Это было еще одной причиной, почему я не хотела, чтобы моя кузина Лейла выходила за него. Она идеализировала его, потому что именно такое впечатление он и производил. А учитывая, что она по природе своей слишком уступчива и бескорыстна, Мурад бы просто командовал ею всю жизнь. Не открыто, может даже не намеренно, но своим примером он заставлял бы ее пытаться всегда соответствовать, быть лучше. А так как она уже возвела его на пьедестал, то ничто не заставило бы этот идеал рухнуть. Конечно, слишком властный Тимур тоже не лучшая пара для нее, но с ним она хотя бы научилась показывать зубки.
– Тем не менее, скоро ты снова будешь свободна делать все, что пожелаешь, – добавляет Мурад, держа руки в карманах брюк и глядя мне прямо в глаза, словно пытается понять, о чем я думаю. – Слышал, на работе дела у тебя идут хорошо.
– Хочешь завести светскую беседу? – насмешливо приподнимаю бровь, отчего– то нервничая из– за его изучающего взгляда, словно он и правда может услышать мои мысли.
– Нет. Хочу сказать, что мое мнение о тебе стало лучше.
– Ну, спасибо большое! И что бы я делала без твоего одобрения? Целыми днями сидела и ждала, когда же до нашего господина Хайдарова дойдет, что я не так уж плоха, как он думает. Теперь смогу хоть спать спокойно.
– Не ерничай, тебе не идет, – жестко отрезает мужчина. – Вижу, что разговаривать с тобой, как со взрослым человеком бесполезно, поэтому больше не буду пытаться. В любом случае, спасибо за оказанную помощь.
– Не за что, – с трудом заставляю себя сохранять нейтралитет, потому что не хочу подтверждать его мнение о том, что я незрелая.
Тоже мне, взрослый человек! Он не взрослый, а занудный! Вот только как ему не объясняй, до такого не дойдет.
Мурад кивает и направляется к себе, но потом останавливается и снова оборачивается. Блин, ну что еще ему надо? Я бы обошлась без его благодарностей и нравоучений. Все равно ничего другого он не скажет.
– Могу я попросить тебя об одолжении? – едва выдавливает он из себя после длинной паузы, наверняка находясь в ужасе, что просит о чем– то меня.
– Смотря каком, – откровенно наслаждаюсь его неловкостью.
– Мама предпочитает умалчивать и сама справляться со своими проблемами. А я знаю, что периодически ее здоровье дает о себе знать. Ты можешь мне сообщить, если она будет хуже себя чувствовать или ей понадобится медицинская помощь?
– Могу, – отвечаю серьезно, потому что насчет тети он прав.
– Я могу тебе платить…
– Не надо! – обрываю это оскорбительное предложение, прежде чем оно прозвучит. – Просто иди уже, Мурад. Я не нуждаюсь в твоих деньгах, тем более за заботу о человеке, которого люблю и уважаю.
К счастью для себя, он уходит. Потому что еще несколько слов и я точно снова вышла бы из себя, высказав все, что думаю о нем, и не выбирая при этом выражений.
До чего же бесячий человек! Хорошо, что он уезжает, потому что пока он в этом доме – для меня тут не будет места, ведь мы никогда не сможем ужиться рядом друг с другом.
Я иду за постельным бельем в спальню тети, потому что она предпочитает ложиться пораньше, и останавливаюсь у кроватки пельмешка. До чего же сладко он спит! Хоть одна польза от этого Мурада, что он создал такого прекрасного человечка. На этом все. Хорошо, что малыш остается с нами. Родителей ему, конечно, никто не заменит, но любящая бабушка намного лучше позаботится о нем, чем отец, которому по большому счету на все наплевать. Ну просто человек-робот какой-то!