Сверкающая черная карета с могущественными гербами Стерлингов на дверцах отъехала от железнодорожной станции. Кучер и лакей на запятках гордо смотрели вперед. В карете сидели Мэй Пибоди, ее двоюродная тетя Вайолет, сиамская кошка Изис, шелти Эхо и английский спаниель Пак.
Изис лежала на коленях Мэй, Пак устроился у нее в ногах. Оба спали, но вот Эхо сидела у окошка, провожая своим вытянутым носом мелькающие пейзажи и отчаянно облаивая их. Любимым развлечением Эхо был лай. Она лаяла на Мэй. Она гавкала на
все семейство Пибоди. Эхо могла лаять на странные шумы и на те, что слышала каждый день. Она могла лаять на проезжающие мимо экипажи, скрипучую дверь и шуршащие на ветру листья. Замолкала она лишь тогда, кргда Мэй устраивала ей взбучку.
Мэй поглаживала кремовую шерстку Изис и слушала болтовню тети Вайолет. Тетя ее была доброй женщиной, но раздражающе глупой. Она, наверное, считала, что Мэй будет интересно услышать о разветвленном генеалогическом древе Стерлингов и делилась всем, .что узнала от живущих в этих краях друзей.
— Что я наделала! — Мэй с силой сжала пальцами ткань своего дорожного платья. — Что я наделала! Мне не надо было слушать отца.
Тетя Вайолет покачала головой, отчего собранные в пучок короткие кудри упали на виски.
— Моя дорогая, не стоит опять расстраиваться. Твой отец уверял, что граф — превосходный человек.
— Не было причины для такой спешки.
— Ерунда. Твой отец едва ли мог оставить тебя в доме. А так он уедет через пару дней. И только подумай, моя дорогая, ты выходишь замуж в знатное семейство. Не просто баронет, а настоящий пэр с титулом, который восходит к норманнам.
— Не нужны мне титулы, тетя Вайолет.
— Разумеется, нет, моя дорогая. Но это так приятно. Я вот помню, как моя подруга Амелия де Фробишер-Фробишер вышла замуж за сэра Освелла Чизрайта…
Мэй позволила тетке болтать, а сама откинулась на кожаные сиденья и уставилась в окошко на мягкие склоны холмов. Карета переехала через каменный мост и нырнула под сень берез. Путешествие от Эксбриджа заняло всего пару часов, и роса все еще покрывала листья.
Шел сентябрь — ее любимое время года, но Мэй была слишком напугана, чтобы наслаждаться им. Она жалела, что три недели назад позволила отцу принять приглашение Темпла Стерлинга. Еще больше она жалела, что была настолько глупа, чтобы сесть на поезд до Лонг-Ридинга, а сейчас она загнана в ловушку в этой карете с ее милой, но глупой тетей на пути к человеку, которого она не знает и с кем уже помолвлена.
Каким образом ей выпала такая странная судьба? Мэй была вполне довольна жизнью, привыкнув думать о себе как о старой деве. Статус незамужней стал для нее чем-то близким, знакомым, удобным, как потертые, но хорошего качества туфли. И она принимала себя такой, какая она есть.
С самого детства ее характер был слишком независимым, суждения резкими, а способность скрывать их почти отсутствовала. К тому времени, когда она появилась в свете, все приличные семьи в округе уже сформировали свое мнение — Мелисанда Пибоди стала для них пугалом. Они не забыли, как она спасала от их сыновей лягушек, ежей и выдр хотя бы потому, что мальчишки часто оставались с разбитыми носами и надранными ушами.
Подпирая стену, пока ее подруги и сестры танцевали с кавалерами, Мэй чувствовала, как от обиды сжимается сердце. Но она также знала, что никогда не изменит своего поведения. Каждый раз, когда она пыталась это сделать, она вспоминала страдающих животных, которым без нее никто не поможет.
К двадцати годам Мэй и все окружающие уже смирились с тем, что она останется старой девой. Сначала она стыдилась, зная, что причиной тому — отсутствие у нее мягкости, послушания и хороших манер. Но затем постепенно осознала: теперь ей никто не смеет указывать, что делать. Великолепно.
Так шли годы. Ее сестра Меделин вышла замуж, но мнение Мэй не изменилось. Меделин полностью подчинилась мужу. К счастью, он оказался хорошим человеком. Однако Мэй знала, что если бы она оказалась на месте сестры, то муж никогда не согласился бы на ее постоянные битвы с теми, чью жестокость она не желала терпеть. Нет, любой мужчина мечтает о жене, которая растворится в его жизни, его интересах и его удобствах. Но старая дева не должна нигде растворяться. Конечно, ей приходилось терпеть людскую жалость и едва скрываемое злорадство, но вознаграждением стало то, что она, незамужняя женщина, имела те же права, что и мужчина. Мэй могла поступать так, как ей заблагорассудится. Разумеется, не имея состояния, она не могла на самом деле делать то, чего ей хотелось, — например, взять еще больше потерявшихся и голодающих животных и обеспечить им постоянный кров. Для этого требовалось особое здание. И хотя у нее есть небольшая сумма на жизнь, осуществить свою мечту не представляется возможным.
Мечты. Мечты были похожи на желания. Мэй выпрямилась и принялась шарить в складках накидки, пока не обнаружила выпуклость в кармане. Она сунула туда руку и вытащила зеленую стеклянную бутылочку.
Поднеся ее к окошку кареты, Мэй смотрела на радужное переливание зеленого и голубого. Образы темного леса, луговой травы и лишайника сливались с цветами неба перед закатом и таинственными аметистовыми, гиацинтовыми и фиалковыми оттенками. Когда она смотрела в стекло, то вспомнила свои мечты и желания.
— Какая милая вещица, Мэй.
— Что? О да, тетя. Я купила ее у старьевщика в тот день, когда прибыло письмо от графа.
— Это бутылочка с солями? — Тетя Вайолет часто падала в обмороки и имела огромную коллекцию нюхательных солей.
— Нет. Внутри что-то есть, но это не соли. — Мэй вытащила пробку и вытряхнула туго свернутый кожаный лоскуток. Тетя Вайолет взяла его и развернула.
— Это просто бессмысленные царапины.
— Посмотрите на обороте.
— «… Не лети мотыльком на огонь». Забавно, но что это значит?
— Не знаю, — призналась Мэй. — Возможно, дети играли и положили в бутылочку послание.
— Кожа выглядит ужасно старой, моя дорогая. Где это взял старьевщик?
— Не знаю. Я как раз разглядывала послание, когда прибежал кузен Малыша Тома и мы помчались к трактиру, а к тому времени, как я сообразила навести справки, старьевщик ушел из Эксбриджа. Боюсь, я была слишком расстроена… Я думала о том письме от графа.
— Понимаю.
Мэй едва ли слышала тетю Вайолет. Она мучилась чувством вины. Настроилась отказать графу и не слушала никаких возражений отца. Потом как-то вечером она поднялась к себе в комнату и прошла мимо стола, где рядом со шкатулкой для рукоделия стояла эта бутылочка. От отблеска свечи цвета переливались и привлекли ее внимание.
Повинуясь интуиции, Мэй открыла бутылочку, прочитала послание и вспомнила свои мечты и желания. Темпл Стерлинг обещал, что она будет счастлива. Для этого он предоставит в ее распоряжение некоторую денежную сумму. Названная в письме сумма была огромной — более чем достаточной, чтобы построить приют для животных.
Послание из бутылочки натолкнуло Мэй на одну мысль, но она тут же отказалась от нее. Как она может выйти замуж, чтобы завладеть деньгами мужа, даже с благородной целью — спасти невинных животных? Как может она так поступить, когда граф делал предложение, исходя из более возвышенных чувств? Он помнил рассказы отца о ней и, основываясь на том, что знал, хотел, чтобы она стала его женой. То, что мужчина станет восхищаться молодой леди исключительно на основе рассказов ее отца, было весьма необычно. И не совсем так. Ведь у Темпла Стерлинга, графа Дарента, был ее фотопортрет. И он все равно хотел жениться на ней.
Возможно, именно поэтому она приняла его предложение. Он же видел ее на фотографии — низкорослую, с некрасивыми каштановыми волосами и карими глазами, наводящими на мысль о полевой мыши. И потом, была еще другая причина, которую она даже себе не позволяла обсуждать. У нее появятся дом, семья, дети. Есть много причин оставаться старой девой, но тогда у нее не будет детей. И каждый раз, когда она думала об этом, в груди все сжималось от тупой боли.
— Ты выглядишь усталой, моя дорогая. Не стоит волноваться о замужестве. Все образуется само собой. — Тетя Вайолет была замужем почти тридцать лет и думала, что каждая женщина боготворит своего мужа.
— Да, тетя.
— Только подумай, ты станешь графиней.
— Да, тетя.
— Я думаю, титул придает характеру человека так много хорошего.
Мэй моргнула, пытаясь постичь логику этого утверждения.
— Ты отправишься в Лондон на сезон. — Тетя Вайолет взволнованно всплеснула руками. Затем склонилась к Мэй, коснулась ее руки и заговорщицки подмигнула. — И что лучше всего, ты будешь представлена.
— Что?
— Представлена ее величеству королеве!
— Тетя, вы думаете, это достаточная причина, чтобы принять предложение джентльмена? Я… я приняла его, потому что отец так волновался обо мне и потому что граф кажется хорошим человеком.
— Я не сомневаюсь в этом, дорогая.
— Так оно и есть!
— Не спорю.
— Ох!
Карета резко свернула с дороги и проехала через ограду из высоких кирпичных столбов, соединенных коваными железными решетками.
— Мы уже почти на месте, — вскричала тетя Вайолет, уставясь в окошко. Внезапно она откинулась на подушки, обмахиваясь носовым платком. — Боже мой. Боже мой.
— Вы не заболели, тетя?
— Боже мой. — Тетя Вайолет указала рукой на окошко.
Мэй высунула голову из кареты и увидела, что они движутся по длинной аллее, по обеим сторонам которой тянулись старые дубы, сверкала цепь прудов и в последнем бил фонтан со скульптурой мчащихся лошадей, которыми управлял морской бог. Дальше расстилалась широкая лужайка, а за ней поднимались белые стены Стерлинг-Холла — настоящего замка. Мэй сглотнула комок в горле, увидев массивный центральный портал с коринфскими колоннами. Ее взгляд метнулся к длинному ряду высоких окон.
— Боже мой, — произнесла она.
Мэй опустилась на сиденье. Потревоженная ее движением Изис встала, перепрыгнула к тете Вайолет и начала потягиваться. Пак поднял голову, взметнув длинные уши. Эхо встала на сиденье рядом с Мэй и завиляла хвостом. Она умильно смотрела на хозяйку, пытаясь решить, стоит ли рисковать, залаяв.
— О Боже мой. — Мэй начала приглаживать волосы, подкалывать шпильки и поправлять вуаль. — Я не должна была приезжать. Я не должна была приезжать. Я такая уродина.
Тетя Вайолет поднесла к лицу нюхательную соль, восстанавливая душевное равновесие.
— Ерунда, Мелисанда Пибоди. Ты из хорошей семьи, твоя мать была Сеймур, как ты знаешь. А отчим твоего деда был адмирал и принадлежал к семье Перси.
— Какое это имеет значение, тетя? Я не знаю графа, но ты только посмотри на этот дом! Самый настоящий дворец!
В волнении Мэй схватила Иэис и принялась ее гладить. Внезапное внимание хозяйки не понравилось кошке, и она гневно взмахнула хвостом. Карета приближалась к дому. Она свернула к полукруглой подъездной дорожке, которая вела к портику. У подножия лестницы выстроились слуги.
Взгляд Мэй упал на высокого мужчину. За несколько секунд ей удалось разглядеть его лицо. Она увидела гладкую кожу, блестящие глаза — такие, что обычно видятся в прорезях маски, и волосы, черные, как вороново крыло. У нее пересохло во рту. Неужели это Темпл Стерлинг?
Карета подпрыгнула. Время, казалось, замедлило свой бег, цвета стали ярче, солнце теплее, а контраст между тьмой и светом отчетливее. Изис пыталась вырваться, а Мэй не отрывала глаз от мужчины. Это не может быть Темпл. Сейчас она осознала, что в ее представлении граф Дарент был намного старше и походил на представительного дядюшку. Графы должны быть напыщенными, важными, с круглыми животиками и густыми бакенбардами.
У этого человека не было бакенбардов, и ничто не скрывало чистых линий его щек. Он выглядел серьезным, но не напыщенным. Мэй увидела изысканный костюм и золотую цепочку для часов.
Карета резко остановилась, и Эхо по инерции соскочила с сиденья. Изис потеряла остатки терпения и с отчаянным мяуканьем вырвалась из рук Мэй. Она вскочила на сиденье, потом перепрыгнула на окошко, а Эхо сопровождала ее действия громким лаем. Стоило лакею открыть дверцу, как Изис стремительно выпрыгнула из кареты.
— Изис! — Мэй дернулась за кошкой, но не успела.
К ее огромному ужасу, Изис приземлилась прямо на руки темноволосого мужчины, стоящего перед дверцей кареты. Он вскрикнул, отбиваясь от палево-коричневого клубка с когтями, и в эту же секунду вылетевшая из кареты Эхо бросилась на него. Мэй попыталась схватить ее за ошейник, но тут Пак протиснулся у нее между ног и, подскочив, прыгнул на Эхо. Под этим дополнительным весом молодой человек попятился, споткнулся и упал на нижнюю ступень крыльца особняка.
Несколько секунд прошли в оцепенении. Затем все одновременно пришло в движение. Мэй подобрала юбки и выпрыгнула на кареты, а лакей бросился к джентльмену. Слуга подскочил первым и попытался согнать Изис. Кошка зашипела и ударила его лапой. Слуга вскрикнул и схватился за руку. Вокруг лежащего мужчины столпились другие слуги, а в это время Пак, положив лапы на широкое плечо, принялся обнюхивать каждый дюйм его лица и шеи. Эхо устроилась рядом с головой мужчины и, помахивая хвостом, пронзительно лаяла.
Лакеи кричал. Слуга вопил. Горничные визжали. Кто-то прятал улыбку. Мэй сумела пробиться к мужчине, растянувшемуся на дорожке. Схватив Пака аа ошейник, она оттащила его в сторону.
— Пак, сидеть! — Спаниель немедленно сел.
— Эхо, не лай! — Эхо довольно тявкнула. Мэй перегнулась через лежащего молодого человека и легонько дотронулась указательным пальцем до носа собаки.
— Эхо, не лай!
Эхо, казалось, пришла в себя. Тяжело дыша, она встала над своей жертвой и принялась победно вилять хвостом. Отогнав собак, Мэй могла теперь уделить внимание человеку у ее ног.
И только тогда она увидела его взгляд. Это был взгляд, от которого слабели колени у закаленных в боях кавалеристов. Это был такой взгляд, который напоминал его жертвам о нападении варваров на Рим или об изгнании сатаны из рая. Его владелец приподнялся на локте и произнес:
— Снимите с меня эту чертову кошку, моя девочка, или я сверну ей шею.
— Не смейте! — вскрикнула Мэй.
Челюсти молодого человека сжались, и он процедил сквозь зубы:
— Тогда снимите эту проклятую штуку с меня, черт побери!
Всегда готовая кинуться на того, кто угрожает ее любимцам, Мэй презрительно посмотрела на незнакомца. Он никак не отреагировал на ее осуждающий взгляд, и тогда она, встав на колени рядом с ним, прошептала Изис:
— Котеночек мой. Хорошенькая кошечка. Моя Изис, любовь моя. — И несколько секунд гладила кошку.
— Вы что, собираетесь так провести весь день? — рявкнул молодой человек.
— Ш-ш-ш, — прошипела Мэй.
Он удивленно посмотрел на нее, но замолчал. Мэй очень медленно оторвала лапки кошки от груди молодого человека. Внезапно кошка выпустила когти, и под ними выступила капелька крови.
Прикусив губу, Мэй взяла Изис на руки и встала.
— Извините.
Слуга помог молодому человеку подняться на ноги.
— Вам больно? — спросила Мэй.
— Вам больно, милорд? — эхом отозвался слуга. Темпл Стерлинг одернул сюртук, стряхнул с рукава пыль и коротко сказал:
— Я в порядке.
Мэй почувствовала, как к лицу приливает кровь.
— Извините, милорд. Кошка сильно испугалась. Темные брови сошлись на переносице. — Кто вы такая и где Мелисанда?
Он стоял перед странной молодой женщиной. Но это была только одна часть его. Другая находилась в ловушке видения, вызванного внезапным нападением и шумом. Уставившись на свою неожиданную гостью, Темпл боролся с волнами памяти.
Та, другая его часть падала с лошади и, ударяясь, летела в грязь, смешанную с кровью его друзей. Он рывком сел, зная, что у него несколько секунд, чтобы найти коня, а артиллерийские снаряды свистели мимо и сотни людей участвовали в губительной схватке рядом с ним. Темпл вытер лицо и почувствовал на губах тошнотворный вкус крови, перемешанной с грязью.
На него надвигался русский кавалерист. Темпл подождал до самого последнего момента, отпрыгнул, повернулся и выстрелил в него из пистолета. Затем что-то ударило его сзади, и он снова упал на землю. Борясь изо всех сил, он стряхнул тяжесть со спины. А потом высвободил револьвер и выстрелил — ив это мгновение узнал юного капрала Генри Беддоуза. Потребовалось несколько драгоценных секунд, чтобы осознать, что у Гарри оторваны обе ноги и он уже мертв.
Нет! Все закончилось. Темпл с трудом вернулся в реальность, молясь, чтобы никто не заметил его слабости. Молодая женщина так и. не ответила ему. Он был уверен в этом, поэтому повторил вопрос:
— Где Мелисанда?
И тут он заметил, что вокруг них образовалось пустое пространство. Из кареты пожилая женщина махала платком лакею, чтобы тот помог ей спуститься.
— Ну? — потребовал он. — Где же Мелисанда? Мэй проглотила подступивший к горлу комок.
— Я Мелисанда Пибоди.
Темпл согнул ушибленную при падении руку. Он посмотрел наверх, моргнул и впервые по-настоящему разглядел девушку.
— Вы не Мэй. Вы — горошина, маленькая некрасивая Меделин.
— Я не Меделин.
Ее щеки покрылись румянцем, но Темпла это не волновало. Она была причиной того кошмара с ревущими лошадьми, людьми и снарядами. Она и ее проклятые животные, их шум и беспорядок. Он возненавидел ее, потому что из-за нее он снова поддался слабости.
— Я Мэй, — сказала она.
Он с такой силой сжал зубы, что у него заныла челюсть.
— Этого не может быть.
— Уверяю вас, это так.
— В чем дело? — вспылил Темпл, едва контролируя желание уйти. — Я бы никогда не подумал, что доктор Пибоди попробует обмануть меня, просто потому что я богат. Но, возможно, я ошибся в нем. Может быть, вы сами затеяли эту игру, пытаясь выдать себя за сестру?
— О-ох!
Он промолчал. Пожилая женщина, вероятнее всего, тетя Вайолет, о которой ему писал доктор Пибоди, вылезла наконец из кареты и присоединилась к ним. Ее носовой платок взмыл в воздух, пухлые щеки затряслись, и эта самозваная Мэй кинулась к ней. Держа тетю за руку, она быстро вытащила бутылочку с нюхательной солью и провела ею перед носом тети. Подскочивший слуга принялся обмахивать леди газетой. Молодая женщина передала свою тетку на руки одного из лакеев и развернулась к графу.
— Вы напыщенный, раздувшийся от важности, невоспитанный индюк!
Мгновение все молчали. Темпл на секунду лишился дара речи, но затем угрожающе выпрямился. Он сжал руки в кулаки.
— Я не затеваю ссоры с самозванцами на пороге своего дома. — Темпл окинул молодую женщину презрительным взглядом, словно она была торговкой, которая имела наглость подойти к парадной двери. Он махнул рукой камердинеру. — Бридлбейн, отведите этих… женщин в голубую гостиную.
На щеки его гостьи вернулся румянец.
— Я не войду в ваш дом…
— Молчать!
Рев потряс его самого, а девушка от неожиданности замолчала. Темпл глазел на нее, ожидая дальнейших препирательств. Их не последовало, и он продолжил:
— Вы подождете в гостиной. Я позже зайду к вам. Слуги накормят ваших животных. Этим займется Бридлбейн.
Не дожидаясь ее согласия, он повернулся к ней спиной и ушел. Надо добраться до кабинета, прежде чем начнется новый приступ. Он не может себе позволить гневаться, даже если она виновата в его разочаровании и несчастье.
Мэй смотрела вслед графу, жалея, что у нее под рукой нет одного из тех грязевых «пирожков», которые она с сестрами так любили лепить в детстве. Он бы отлично смотрелся на лице графа. Этот человек сумасшедший, и он назвал ее маленькой и некрасивой. Неужели он думал, что она не знает о своих недостатках? Ох! Он не хочет ее присутствия и не хочет видеть. Она была слишком тщеславна, когда рассуждала по-другому. Он жестокий, иначе никогда бы так не отнесся к Изис, Эхо и Паку.
Мэй стояла, уставившись на дверь, и гладила Изис, когда появился слуга. Он протянул затянутые в перчатки руки, чтобы взять кошку. Мэй отшатнулась. Пак тут же прыгнул между ней и слугой и зарычал. Пес был всего-навсего спаниелем, но зубы его могли поспорить с крокодильими. Слуга замер.
Ехидно улыбаясь, Мэй обратилась к камердинеру:
— Бридлбейн?
— Да, мисс.
— Я уезжаю.
В это мгновение кучер дернул за поводья и экипаж отъехал от входа. Мэй чертыхнулась про себя, а тетя Вайолет разразилась бесконечными «Боже мой!».
— Бридлбейн?
— Да, мисс.
— Веди нас в голубую гостиную.
— Слушаюсь, мисс. А слуга пока отведет животных на конюшню.
Лакей потянулся к ошейнику Пака. Собака зарычала и оскалила зубы.
— Нет, он этого не сделает, Бридлбейн. Мои животные пойдут со мной.
— Но, мисс, его светлость сказал…
— Разве граф будет искусанным?
— Нет, мисс.
— На твоем месте я бы сама принимала решения… Бридлбейн поглядел на Пака. Затем взглянул на Эхо, которая была маленькой, но очень быстрой, и на шипящую Изис.
— Следуйте за мной, мисс.
Они вошли в огромный холл. Он поражал великолепием: пол выложен серо-белым итальянским мрамором, справа и слева холл огибали лестницы, ведущие на второй этаж, белая балюстрада. Позади холла простирался зал, видимый сквозь раздвижные двери. Мэй быстро окинула взглядом белую лепнину с ионическими мотивами, украшенную арабесками и гирляндами.
Пройдя между двумя лестницами, Бридлбейн провел их в большую гостиную.
В гостиной Мэй тут же пожалела, что взяла своих любимцев. Комната была обставлена мебелью времен Людовика XIV. Потолок, стены и двери были витиевато украшены белым алебастром с серебряной отделкой, на стенах висели портреты кисти Рафаэля, Гольбейна, Ван Дейка и Рейнолдса.
— Настоящий дворец, — пробормотала она.
Найдя место на полу, где не было бесценного ковра, она отвела туда Пака и Эхо. Тетя Вайолет опустилась на софу и принялась возиться с платком и бутылочками с нюхательной солью.
Мэй села в кресло, которое выглядело достаточно прочным, чтобы выдержать ее с Изис на коленях. Кошка свернулась в клубок и задремала, совершенно равнодушная к несчастью, которое навлекла на хозяйку. Мэй не стала снимать накидку, зная, что долго здесь не задержится. Это и к лучшему, потому что в комнате сквозило.
Прикусив губу, она сказала себе твердо и решительно: «Плакать не буду. Не позволю ему увидеть, как я обижена. Он пожалеет меня, а я не хочу видеть презрение в его дьявольских глазах».
Мэй зажмурилась и заставила боль уйти вглубь, намного дальше, чем та маска, которую она показывала миру. Она загнала обиду так глубоко, что, если повезет, никогда больше ее не почувствует. И никогда не признается, что появилась на пороге дома мужчины, ожидая, что ее встретят как желанную невесту, и была отвергнута.
Мало-помалу краска на лице спала. Теперь Мэй надеялась только на быстрое возвращение графа. Она попросит его помочь ей вернуться домой. Внезапно глаэа Мэй чуть не выкатились из орбит.
— О нет!
Тетя Вайолет перестала обмахиваться платком.
— В чем дело?
— Ведь наш дом арендован.
— Да?
— Тетя Вайолет, мы сдали наш дом в аренду. — Мэй глубоко вздохнула. — Нам некуда идти.
— Боже мой, Боже мой, Боже мой! Мэй гладила Изис и напряженно думала.
— Надо найти маленький домик в Эксбридже.
— В деревне нет подходящих домов. Боже мой!
— Нет, есть. Дом старой миссис Сибторп.
— Мелисанда Пибоди, там нельзя жить. Нет, мисс, мы ни за что не станем снимать дом миссис Сибторп.
— Подумайте, тетя Вайолет. Я возвращаюсь в Эксбридж, и нам надо где-то жить.
Их спор был прерван появлением графа Дарента. Он молча подошел к Мэй, сунул ей под нос фотографии в рамке и указал на портрет, подписанный именем Мелисанда.
— Вот, — холодно сказал он. — Это Мелисанда. — Он перевел взгляд на портрет Мэй. — Вы, мисс, Меделин, Горошина.
Мэй встала, скинув Изис на пол. Она выхватила фотографии, перевернула их и, сдвинув подкладку, вытащила два фотопортрета. Затем ткнула пальцем в подписи на задней стороне и снова перевернула их.
— Как видите, милорд, кто-то перепутал местами фотопортреты, и портрет Меделин оказался вставленным в рамку с моим именем.
Ее слова были встречены молчанием. Она сунула фотографии в руки графа и, подобрав Изис, направилась к двери.
— Пожалуйста, пошлите за каретой. Я не имею ни малейшего желания оставаться в вашем доме. Естественно, я освобождаю вас от обещания жениться, так
как оно было дано по ошибке. До свидания.