Нежная дикарка

Глава 6

— Келси, это Инее. Ты готова? Я жду в вестибюле.

— Минуточку, Инее. — Говоря это, Келси торопливо расчесывала и укладывала свои блестящие волосы. — Знаешь, я проспала — все из-за этих вчерашних танцев. — Девушка на другом конце провода хихикнула и повесила трубку, а Келси схватила папку и портфель с чертежами и эскизами и бегом бросилась вниз.

Вот уже шесть недель, как она жила в Португалии, и ей казалось, что она перенеслась в волшебную страну стремительных рек, бегущих с поросших сочной зеленью гор, множества ослепительно ярких цветов и вьющихся лоз, древних замков, старинных церквей, мрачных монастырей и крохотных городков, архитектура которых вызывала восторг и вселяла благоговение.

Все это было ничуть не похоже на то, что Келси ожидала увидеть в тот день, когда спускалась по трапу самолета рядом с Маршаллом — взволнованная, смущенная и совершенно ошеломленная той быстротой, с которой он стал распоряжаться ее жизнью.

В аэропорту их встретила Инее — высокая, стройная девушка-португалка с длинными, черными как смоль волосами и огромными миндалевидными глазами; как выяснилось, она работала секретаршей у подрядчика, которого Маршалл нанял для выполнения строительных работ. Она мило поздоровалась, улыбаясь черными глазами из-под полуопущенных ресниц, и Келси сразу же почувствовала к ней расположение; это было очень важно, так как ей предстояло работать с Инее в самом тесном контакте.

Инее отвезла их сначала в гостиницу — длинное, приземистое белое здание, уединенно стоявшее посреди сосновой рощи. Здесь они оставили вещи, а сами отправились на виллу, где, как известила их на ломаном английском Инее, их ждал Пирес, “наш — как это у вас называется? — босс”. Келси было интересно увидеть виллу, где ей предстояло доказать, что она недаром проучилась столько лет и чего-то стоит, но увиденное превзошло все ее ожидания. Выехав из маленького шумного городка в северной части страны, они свернули с шоссе на заброшенный проселок, в конце которого их встретила громкими криками и широченными улыбками группа людей.

— Пирес. — Инее указала на высокого, крепко сбитого мужчину, стоявшего возле массивного двухэтажного особняка, но Келси не могла оторвать глаз от дома, над которым ей предстояло работать. Это было величественное старинное здание, сложенное из грубо отесанного камня; снаружи оно было, по португальскому обычаю, выкрашено в белый цвет, но краска потрескалась и облезла, решетчатые жалюзи широких окон и тяжелых дубовых дверей болтались на одной петле, а ажурные балконные решетки, украшавшие все проемы второго этажа, совсем обветшали. В плаке дом был Г-образной формы, крыша одного флигеля была высокая, двускатная, а второго — плоская и сплошь поросла зеленью. С некоторой натяжкой это здание можно было бы отнести к колониальному стилю, но оно отличалось от всего виденного ею ранее. В особенности Колей поразило крыльцо — куполообразное и целиком покрытое глазурованной голубой плиткой; из такой же плитки были выложены наличники всех окон дома.

— Ну как? — С самого приезда Маршалл не сводил с нее глаз, и Келен порывисто повернулась к нему, ее лицо сияло восторгом.

— Просто чудо, и такой необычный. Как ты его нашел?

— В одном из городов на севере Португалии у меня есть друг, он давно подыскивал для меня подходящий дом. На этот особняк он наткнулся по чистой случайности. Его продавали просто за гроши; почему — увидишь, когда зайдем внутрь, — добавил он, усмехаясь, — и хотя работы здесь невпроворот, мне он понравился. Место просто идеальное — тихое, уединенное, а в придачу к дому продается большой участок земли. Энрике организовал строительные работы, а теперь вот и мы пожаловали. — Он пристально посмотрел на нее. — Ну как, придется потрудиться? — Говорил он с легкой иронией, но Келси почувствовала за ней теплоту.

— Еще как, — ответила она полушепотом. Внутри дома объем предстоящей работы ее просто ошеломил. Всего в здании было четырнадцать комнат, шесть на первом этаже и восемь на втором, окна выходили в открытый внутренний дворик. В доме, должно быть, уже много лет никто не жил, и он пришел в полное запустение; везде чувствовался затхлый запах гнили.

Два часа ушло на обсуждение с Пиресом первоочередных задач — в том числе было решено очистить от деревьев и кустарника обширную площадку позади дома, где Маршалл решил устроить большой бассейн. К тому моменту, когда Инее повезла их обратно в гостиницу, навалившаяся после дороги усталость, смятение при мысли о масштабах предстоящей работы и неотвязная мучительная головная боль, причиной которой был жаркий, влажный климат, окончательно доконали Келси.

— Устрой себе сиесту, — отрывисто приказал ей Маршалл у двери номера, когда заметил, как помутнели ее янтарные глаза и мертвенно побледнело лицо. — Ужин будет только через три часа, я тебя разбужу заранее.

С того вечера в Англии, когда Маршалл подарил ей кольцо, он стал вести себя с ней как-то отчужденно, и это порой причиняло Келси беспокойство, хотя она не могла не признать, что так ей легче скрывать свои чувства.

Пробыв в Португалии ровно столько, сколько требовалось на то, чтобы одобрить первые наметки по ремонту фасада здания, устройству бассейна и перепланировке комнат, Маршалл уехал, пообещав на прощание, что будет звонить каждый вечер и узнавать, как продвигается работа.

Еще до отъезда он говорил, что предполагает вернуться через пару недель, но Келси постеснялась напомнить ему об этом, когда они прощались, о чем сильно пожалела в ту самую минуту, когда его машина скрылась из виду.

А затем потекли чудесные дни. В восемь часов, до наступления жары. Инее заезжала за Келси в гостиницу и везла ее на стройку, находившуюся на расстоянии нескольких миль. Там она погружалась в дела: набрасывала эскизы, обсуждала и утверждала план работ на день. Сразу же после полудня за ней снова заезжала Инее. Маршалл устроил так, что в ее обязанности входило быть не только компаньонкой и помощницей Келси, но одновременно и ее гидом. После обеда и короткой сиесты Инее знакомила ее со страной, и две девушки провели немало счастливых часов, осматривая крохотные городки и деревни в округе.

Не прошло и нескольких дней, как Келси начала понимать страну, где ей предстояло провести ближайшие полгода. Вместе с Инее они бродили по улочкам ослепительно белых городков, уснувших в лучах жаркого полуденного солнца, любовались красотой живописных гор, напоминавших Келси зеленый Уэльс, и лесами на побережье, где сосны и эвкалипты, каштаны, дубы и тополя росли вперемешку, возвышаясь над разостланным под ними ковром из вереска и папоротника; они посетили несколько великолепных старинных церквей и музеев, и на их пути встретилось множество греющихся в золотистых солнечных лучах ветряных мельниц; треугольные крылья, вертевшиеся на их конических каменных башнях, походили на паруса яхт.

Это была не жизнь, а просто идиллия, работа над домом тоже продвигалась вперед хорошими темпами, однако пролетела неделя, за ней другая, а Маршалл все ограничивался лишь ежевечерним коротким звонком, от которого у Келси оставался горький осадок неудовлетворенности, и постепенно Келси не на шутку забеспокоилась: а что, если он жалеет о совершенном великодушном поступке, если раскаивается в том, что пошел на их фиктивную помолвку? Дважды он уже собирался приехать и оба раза сдавал билет — якобы из-за того, что завален работой, и в конце концов, повинуясь импульсу, она несколько дней назад не выдержала и написала ему длинное сухое письмо, в котором объясняла, что для окончания порученной ей работы нет никакой необходимости продолжать помолвку; она будет рада ее расторгнуть и работать у него на сугубо деловых началах.

Три последних дня она жила ожиданием звонка, но телефон упорно молчал — Маршалл перестал даже звонить, как раньше, по вечерам. Понапрасну просидев у телефона два вечера и порядком понервничав, она приняла приглашение Инее на чей-то день рождения в поселке, где жила ее португальская подруга, и приехала в гостиницу в предрассветные часы, не чуя под собой от усталости ног.

В последний раз глянув в зеркало и полюбовавшись своим свежим загаром, придавшим ее коже персиковый оттенок, и золотыми бликами, игравшими в ее чуть выгоревших на солнце волосах, она открыла дверь своего номера и застыла: в дверном проеме темнела фигура высокого мужчины, поднявшего руку, чтобы постучать.

— Маршалл? — Она удивленно взглянула на его угрюмое лицо. — Господи, что ты здесь делаешь?

— Именно этот вопрос мне хотелось бы задать тебе. — Его лицо было холодным и жестким, ни капли нежности. — Что ты здесь поделываешь, Келси?

— Что? — Она недоуменно следила за тем, как он, оттолкнув ее, прошел в комнату и медленно закрыл за собой дверь. — В вестибюле меня ждет Инее; пожалуй, мне…

— Я ее видел, — отрывисто бросил Маршалл. — Я отправил ее на стройку сказать, что сегодня тебя там не будет.

— Не будет? — Она посмотрела на него, и внутри у нее все растаяло. Он был одет в темно-серые, сшитые на заказ брюки и белую рубашку с короткими рукавами и открытым воротом. Это был настоящий мужчина, мужское начало чувствовалось во всем, каждая клеточка, каждая пора говорила об этом. — Когда ты приехал? — К своему огорчению, она обнаружила, что ее голос дрожит.

— Вчера в десять вечера. — Его глаза сверкали, как стальной клинок. — Где ты была?

— Где я была? — повторила она в замешательстве и вдруг от неожиданности так и подпрыгнула: он с силой ударил ладонью по крышке туалетного столика.

— Не играй со мной в игрушки, Келси! Где ты была?

— Инее пригласила меня на вечеринку. — Она не сводила глаз с его потемневшего лица.

— Ах, значит, пригласила? — грубо переспросил он. — А нельзя ли поинтересоваться, кто сопровождал тебя и прекрасную Инее на вышеуказанное мероприятие?

— О чем это ты? — Его тон начинал ее сердить. Не звонил, не звонил — и на тебе, ворвался…

— По-моему, совершенно ясно, о чем это я. Я четко и недвусмысленно спрашиваю мою невесту на чистом английском, с кем она провела эту ночь.

Заключавшийся в его словах намек внезапно дошел до ее сознания, и она почувствовала, как гнев пунцовой волной заливает ей щеки.

— Ты что, думаешь, мы провели это время в обществе парочки мужчин? — В эту минуту ей больше всего на свете хотелось влепить ему пощечину.

— Келси, мое терпение не безгранично. — Он скрипнул зубами. — Отвечай на мой вопрос. Я точно, знаю, что в три часа ночи тебя в гостинице еще не было, потому что перед сном я позвонил тебе в номер и телефон не ответил.

— Да, в три меня здесь еще не было, — бросила она ему вне себя от ярости. — Дело в том, что Инее привезла меня домой в десять минут четвертого; если не веришь, спроси у нее, она подтвердит.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— Вероятно, потому, что он заслуживает только презрения, — едко ответила она, и, когда его красивое лицо исказил бешеный гнев, у нее по спине пробежал опасливый холодок. И как это ей могло прийти в голову, что она любит такого высокомерного, противного?..

— Ты играешь с огнем, девочка моя, — тяжело дыша, проговорил он. — Что ж, давай попробуем зайти с другого конца, если ты не против. Что это значит? — Он бросил на туалетный столик маленький голубой конверт, и Келси, вздрогнув, увидела, что он надписан ее собственным почерком.

— По-моему, я все изложила как нельзя более ясно, — холодно ответила она, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не дрожал голос.

Он слегка прищурился:

— Да уж, черт побери, куда яснее! Я возвращаюсь из паршивой поездки во Францию, которая достойно завершила адский месяц в Англии, когда несчастья сыпались на меня одно за другим, и обнаруживаю, что мне указывают на дверь. Вот так, никаких тебе объяснений, никаких извинений, ничего!

Она изумленно вытаращила на него глаза.

— Это совсем не то, что ты думаешь. — Она окончательно перестала что-либо понимать.

— Неужто?

— саркастически рассмеялся он. — Так что же это такое? Ты хочешь расторгнуть нашу помолвку? Так вот: мне бы очень хотелось знать имя мужчины, который этому причиной.

Гнев куда-то улетучился, и Келси побледнела:

— Если тебе так хочется это знать, то пожалуйста: его зовут Маршалл Хендерсон.

Целую минуту он молчал, пожирая ее глазами, а потом шумно вздохнул, и его большое тело как-то обмякло.

— Не потрудишься ли объяснить? — отстранение сказал он.

— Могу я присесть? — спросила она с изрядной долей сарказма, и в первый раз с момента их встречи он улыбнулся, хотя в глазах все еще пряталась настороженность.

— Давай. — Он махнул рукой в сторону кровати, но она после минутного раздумья демонстративно прошествовала к мягкому креслу в другом конце комнаты и смущенно примостилась на краешке. — Я жду, — протянул он, бросая красноречивый взгляд на ее белое как мел лицо. — И не нужно так пугаться.

— Я вовсе не пугаюсь, — заявила она и резко откинула голову назад, выставив вперед маленький подбородок. — Не обольщайся.

— Я редко обольщаюсь.

Она проглотила ехидный ответ, готовый сорваться с языка, и хмуро посмотрела на него исподлобья, пытаясь проникнуть в его мысли. А он, казалось, уже совершенно расслабился — полный контраст с той яростной собранностью, в которой он пребывал всего лишь несколько минут назад, на твердо очерченных губах даже играло нечто вроде улыбки. Не человек, а хамелеон какой-то!

— Ты сюда ни разу не приезжал, — запинаясь, начала она, понимая, что нужно говорить крайне осторожно, чтобы не выдать себя. Он ни за что не должен догадаться, как ранило ее его долгое отсутствие. — Я отлично помню, как в Англии ты говорил, что будешь приезжать каждый уик-энд, и я просто подумала.., ну.., что ты, наверное, занят. То одно срочное дело, то другое…

Она запнулась, и он окинул ее ободряющим взглядом.

— Ну и что?

— Вот я и решила, что ты, может быть, сожалеешь об ограничениях, которые наша помолвка накладывает на твою светскую жизнь, о дополнительных трудностях…

— Короче говоря, ты решила, что я не приезжал из-за того, что вращался в других.., сферах? — Его голос звенел, как сталь, и от нее это не ускользнуло.

— Я не знала, что и подумать. Эти телефонные звонки — только спросишь, как дом, и сразу — бац! — бросаешь трубку! А в последние дни ты и звонить перестал.

— Возможно, так оно и было, но дело в том, что я работал от зари до зари и сверх того, — мягко произнес он. — Когда я звонил тебе в последний раз, я предупредил, что еду во Францию и что там мне придется туго.

— Я думала, ты едешь всего на один день. — Вид у нее был совсем унылый. — А сюда ты ни разу не приезжал.

— Не потому, что не хотел. — Внезапно появившаяся в его взгляде нежность повергла ее в такое смятение, что она, повернувшись в кресле, стала смотреть в другую сторону. — Я не стану докучать тебе перечислением всего, что произошло за последние недели, но из Англии, Келси, мне было никак не вырваться. От меня зависели работа и благополучие слишком многих людей.

— Настолько серьезно? — Она подняла глаза на его угрюмое лицо.

— Поверь уж лучше на слово. — Он отбросил со лба черные волосы, и она впервые заметила, каким усталым он выглядит, каким измотанным. — Это было ужасно, но худшее уже позади, и потери минимальны. Как часто бывает в таких случаях, дело вдруг приняло неожиданный оборот, и мы теперь сильнее, чем прежде, но некоторое время все висело на волоске.

— Правда? — Она вдруг почувствовала себя ужасной дурой. И зачем она только написала это письмо? Это все он, Маршалл. Из-за него она совершает поступки, которых в нормальном состоянии никогда бы не совершила.

— Так или иначе, я приехал. — Он ехидно усмехнулся. — Рада меня видеть?

— Да, рада. — Келси сочла, что честность в умеренных дозах не повредит. — Мне столько нужно тебе показать и…

— Иди ко мне.

Увидев, какое у него лицо, она застыла, а ее мысли понеслись галопом. Это же Маршалл, прирожденный обольститель: выражение сердечности и нежности на его лице ничего не значит, он, наверное, был таким со всеми, он…

— Иди ко мне, я сказал.

Она медленно поднялась и с каменным лицом, напряженной походкой пересекла комнату.

— Ты все-таки обворожительный клубок противоречий, — лениво пробормотал он, властно заключая ее в объятия. — То сущая снежная королева, а через минуту — просто бочка с динамитом.

Она бросила на него настороженный взгляд — лицо как мел, янтарные глаза прищурены.

— Ты думаешь? — Келси напряглась в его объятиях, как натянутая струна.

— Не думаю, а знаю. — Он коснулся ее лица, осторожно провел по нежному подбородку. — Какая у тебя чудесная золотистая кожа, маленькая пчелка моя. А волосы… — Его прикосновения ее загипнотизировали, зрачки расширились так, что глаза стали почти черными. — Ты рада меня видеть? В самом деле рада?

— Да. — Ее голос был так же бесстрастен, как и ее лицо. Он ни за что не должен догадаться, как она рада. Этого унижения, в добавление ко всему остальному, ей просто не вынести.

Что он думает, когда вот так смотрит на нее? Это было выше ее понимания. Келси замерла в объятиях Маршалла и напряженно ждала, что будет дальше, а он тем временем внимательно всматривался в ее лицо, изучая его дюйм за дюймом, черточку за черточкой.

— Что ж, можно с уверенностью сказать одно: ты отлично знаешь, как приголубить мужчину, — насмешливо протянул он через некоторое время. — В чем, в чем, а в избытке восторженности тебя не заподозрить.

Она ощутила сильный укол разочарования, когда он ее отпустил, даже не попытавшись поцеловать, подошел к окну и резким движением отдернул легкую занавеску.

— Отлично! Мой “рейндж-ровер” уже пригнали. Терпеть не могу ездить пассажиром.

Она подошла, встала рядом с ним и вгляделась в тихий дворик внизу:

— Ты его взял напрокат? — Она почувствовала запах его одеколона, и мышцы ее живота немедленно отреагировали, судорожно сжавшись.

— Купил. Коль скоро я решил сюда регулярно наезжать, мне понадобится приличная машина. — “Приличным” “рейндж-ровер” был безусловно: сверкающий свежим лаком бутылочно-зеленого цвета, он выделялся среди машин на стоянке, как принц крови среди простолюдинов. — Не беспокойся. — Маршалл скосил глаза и посмотрел на нее сверху вниз; его глаза улыбались. — Для более спокойных условий я потом куплю другую машину, но мне показалось, для знакомства со страной лучше подойдет “рейндж-ровер”. Что-то меня здесь потянуло в горы.

— А я вовсе и не беспокоюсь, — равнодушно ответила она. — Полагаю, к тому времени меня уже здесь не будет.

В его смуглом лице что-то изменилось, хотя она не могла точно определить, что именно, а потом он припал к ее губам медленным, дразнящим Поцелуем, от которого ее сердце бешено забилось, а в ушах оглушительно зазвенело.

— Келси, — простонал он, хмелея от ее близости и страстно проводя руками по ее спине, — что же ты со мной делаешь? — Поцелуй вдруг стал почти свирепым, в нем была жестокая, звериная чувственность, от которой она беспомощно задрожала, а ее руки помимо воли обхватили его за плечи.

Она не почувствовала, как он подвел ее к кровати, но, когда упала на мягкое одеяло, на короткое мгновение к ней вернулся рассудок, и от страха ее глаза расширились. “Маршалл, нет…” Ее шепот заглушили его твердые губы, он снова зажал ей рот, стремясь проникнуть в его сладостную глубину, а в его движениях появилась настойчивость, которой ее тело не замедлило подчиниться. Как она его любит…

Лишь ощутив его руки, гладившие обнаженную кожу ее живота, она вернулась к реальности и осознала, насколько велик беспорядок в ее одежде. Она не знала, когда он успел расстегнуть ее блузку, и теперь, обнаружив, что полуобнажена, залилась пунцовой краской и, стремительным рывком отвернувшись от него, села.

— Прости. — Она трясущимися руками запахнула блузку и низко опустила голову, так что упавшая копна волос закрыла ее красное лицо от его пронизывающего взгляда. — Я не хотела тебе позволить… Я не должна была… Мне не следовало…

— Это мне не следовало. — В голосе Маршалла слышалась все та же ядовитая самоирония, и Келси не смела поднять на него глаза. — Входя в эту комнату, я дал себе зарок, что не трону тебя сегодня и пальцем. Я хотел, чтобы ты меня получше узнала и наши отношения как-то снова наладились.

— А что, разве они когда-нибудь были налажены? — с горечью спросила она.

— Возможно, и нет. — В его голосе появилась едва заметная хрипотца. — Но если я тебя соблазню, они вряд ли улучшатся, не так ли? Слушай, Келси, ведь ты мне не доверяешь? В этом все дело?

— Нет, дело не в этом, — ответила Келси, не поднимая глаз.

— Нет, черт побери, в этом! — грубо оборвал он ее. — Не знаю уж, с чего ты вбила в свою умненькую головку, что ты у нас эдакая Красная Шапочка, а я — злой Волк. Рано или поздно тебе придется подпустить меня поближе.

— Почему? — Она наконец подняла голову и посмотрела в его загадочные глаза.

— Потому, — отрывисто бросил он.

— Почему — потому?

— Потому — и все. — Он наклонился к ней и начал застегивать блузку; движения его пальцев были спокойными, уверенными, на лице холодная, отрешенная маска. Как он владеет собой! Гнев жаркой волной прилил к лицу Келси, и оно сделалось совсем красным. Камень какой-то, а не человек!

— Чтобы ты поставил еще одну галочку в списке своих побед? — Злые слова сорвались с ее языка помимо воли; Келси понимала, что несправедлива к Маршаллу, но не могла остановиться — она была готова наговорить чего-нибудь еще похуже и задеть его еще больше, лишь бы только сорвать с его лица эту жуткую холодную маску.

— Будем считать, что я этого не слышал. — Даже не удостоив взглядом ее пунцовое лицо, он встал и расслабленной походкой подошел к дверям. — У тебя десять минут на то, чтобы подготовиться и принести все твои эскизы и предложения. Хочу посмотреть, чем ты тут занимаешься в отсутствие мужской компании. — В тоне, которым это было сказано, улавливалась откровенно язвительная, злая насмешка, и на мгновение она его чуть не возненавидела. Все это для него лишь игра, веселое развлечение, нечто новенькое! — Не заставляй меня ждать, Келси.

— Разве я осмелюсь? — Она вдруг поняла, что вот-вот сорвется у нее с языка, и почти остановилась, но не удержалась. — А что, Лора заставляла тебя ждать? — Ей стоило огромного труда выговорить это имя — горло перехватил спазм.

Маршалл развернулся на каблуках и секунду, казавшуюся ей вечностью, пристально ее рассматривал. Она замерла, не зная, чего ожидать, но, когда он заговорил, его низкий голос звучал металлом, а слова вонзались в нее, как острые кинжалы:

— Если ты дорожишь своим благополучием, Келси, никогда не произноси при мне ее имени. — Она вытаращилась на него, но его лицо было все таким же каменным, только глаза свирепо горели. — Поняла? — Она не смогла ответить и лишь вздрогнула, и тогда он с холодной яростью переспросил:

— Да или нет?

— Да. — Она не чувствовала своих онемевших губ и не поверила своим ушам, услышав собственный голос. Да, она задела его за живое, еще как! Как только дверь с грохотом захлопнулась за ним, она снова рухнула на кровать, охваченная чувством жуткой безысходности. Неужели он все еще так ее любит? Настолько, что не может слышать ее имени из уст другой женщины?

Что же ей делать? Уже в этом вопросе заключалась насмешка над собой. И в самом деле, что же ей делать? Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что любовь не спрашивает, когда и где ей возникнуть. Если бы выбор зависел от нее, она бы никогда его не полюбила, но так уж случилось, что она его полюбила, и ей так же не под силу избавиться от этого чувства, как ему — забыть свою покойную жену. Сами того не желая, они при каждой встрече высекают друг из друга искры, и, кажется, единственное, что он к ней чувствует, — это сильное физическое влечение. Но у нее нет ни малейших сомнений в том, что выражали его глаза перед уходом: то была ненависть.

"Ну, прекрати, перестань реветь”, — настойчиво уговаривала она себя, торопливо ополаскивая разгоряченное лицо под холодной струей воды и приводя в порядок волосы. Ей нельзя позволить себе такую роскошь, как слезы; им она даст волю позже.

Ровно через отпущенные им десять минут Келси уже была внизу и, завернув за угол, увидела, как из тени в углу вестибюля появилась и двинулась к ней его высокая худощавая фигура; на красивом лице — вежливая улыбка, как если бы он пришел на встречу с незнакомым человеком.

— Дай-ка сюда. — Он без труда отобрал у нее огромную папку с эскизами и набитый бумагами маленький портфель, а затем, жестом предложив ей пройти вперед, направился к выходу. Она молча шла к “рейндж-роверу”, а в голове у нее царил сплошной хаос.

По-прежнему не говоря ни слова, они доехали почти до места, а когда до виллы оставалось не более мили, он внезапно свернул на заросшую травой обочину и выключил двигатель. Они были вдвоем. Вдалеке по дороге шла большая группа одетых в черное женщин, но их голосов не было слышно, и тишину нарушал лишь шорох сосен, верхушки которых слегка покачивал легкий ветерок.

— Ты в порядке? — негромко спросил он, повернувшись к ней, и она поспешила кивнуть:

— Да.

— Врунья, — удрученно заметил он. — Мне не следовало так на тебя набрасываться. Приношу свои извинения, но моя просьба остается в силе. Я не желаю слышать ее имени. — В его голосе снова зазвучал металл.

— Понимаю. — “Что за глупость ты сморозила, — рассердилась она на себя, — ты ничего в нем не понимаешь и вряд ли когда-нибудь поймешь”. В эту минуту она его почти ненавидела.

— Сомневаюсь. — Он наклонился и взял ее за руку, и она собрала всю свою волю, чтобы дрожь, которая била ее, не прорвалась наружу. — Давай замнем для ясности, ладно? Вот и умница. — Он взял ее за подбородок, приподнял голову и заглянул в глаза. — Займемся пока что нашим делом, и пусть все образуется само собой. — В его голосе звучала такая нежность, что ей вдруг захотелось разреветься. “Ну что я за тряпка такая”, — ужаснулась Келси.

— Хорошо, пусть будет так. — Голос у Келси дрожал, и она поспешила переменить тему:

— А что делают эти женщины?

— Они собирают сосновую смолу, — негромко ответил он. — Потом из нее делают битум и скипидар, здесь эта отрасль промышленности находится на подъеме. Насколько мне известно, значительная часть ее продукции экспортируется.

— А разве деревья от этого не погибают? — спросила она, чтобы только не молчать.

— Сбор смолы начинают лишь в последние два года перед тем, как дерево будет срублено, а поскольку треть Португалии покрыта сосновыми лесами, недостатка в них не ощущается. Мужчины специальным топором с длинным лезвием делают в стволе отверстие, а под ним прикрепляют маленький железный стаканчик, в который стекает смола. Весной и осенью ее сборщиков можно увидеть повсюду, — добавил он сухо; он понял, что она уводит его в сторону от больной темы.

— Понятно.

Женщины исчезли из виду. Маршалл еще раз испытующе посмотрел на Келси и снова завел машину; его глаза были прищурены, лицо угрюмо.

— Я вовсе не такое уж чудовище, пчелка моя. — Они уже свернули к вилле. Впереди показалась Инее, она им махала рукой. — Во всяком случае, не все время. Просто ты то и дело наступаешь мне на больную мозоль.

— Знаю. — Она спокойно посмотрела на его настороженное лицо. — Ладно, как ты сам сказал, займемся делом. На данный момент это главное.

— А что, разве я так сказал? — пробормотал Маршалл, спрыгивая на землю. Он обошел вокруг машины и помог ей выйти. Тут на них налетели Инее и Пирес, и времени на разговоры больше не было.

За шесть недель Пирес и его рабочие многое успели, и Маршалл, осмотрев стройплощадку, остался доволен. Фасад дома сверкал свежей краской, а для предполагаемого бассейна уже расчистили площадку и вырыли котлован. Все комнаты вычистили и оштукатурили, а в три комнаты верхнего этажа провели водопровод — там намечалось разместить ванные. Внизу между двумя комнатами сломали перегородку: здесь предполагалось сделать оборудованную по последнему слову техники кухню, в которой можно будет также завтракать. А маленький внутренний дворик преобразился до неузнаваемости. По проекту Келси его выложили такой же голубой плиткой, как и крыльцо, а в углу устроили небольшой фонтанчик, хотя воду к нему еще не подвели.

— Совсем недурно. — При виде дворика Маршалл не смог скрыть удовольствия, и Келси обрадовалась: архитектурное решение принадлежало исключительно ей. — Насколько я понимаю, скоро начнут строить бассейн, а одновременно — оборудовать ванные и кухню. У тебя уже готовы эскизы?

Все утро она проработала, набрасывая возможные варианты отделки, и к полудню, к удовлетворению Маршалла, все проблемы, которые могли возникнуть, были решены.

— Мы еще не начинали обивку комнат и меблировку, — сказала она, когда он велел ей заканчивать. — У меня лишь самое приблизительное представление о том, какие тебе нравятся цвета, и нужно массу…

— Решай все сама, — безапелляционным тоном заявил он.

Она изумленно на него взглянула:

— Маршалл, но ведь это твой дом и тебе в нем жить. А если мой выбор тебе не понравится?

— Понравится. — Этот тон она знала. Он означал, что спорить дальше бесполезно.

— Что же, на твой страх и риск. — Она бросила на него беспомощный взгляд, и, когда их глаза встретились, его губы скривились в усмешке.

— Да, как всегда.

Она поспешила отвернуться: он стоял слишком близко.

Распрощавшись с рабочими, они вернулись к “рейндж-роверу”, и он помог ей забраться на сиденье.

— Тебе не нужно сначала заехать в гостиницу?

— Сначала? — Она бросила на него удивленный взгляд.

— Я приглашаю тебя пообедать, а потом покатаемся. Может быть, хочешь переодеться? — Этот вопрос не допускал возражений.

— Я немного вспотела, — запнувшись, ответила она; внутри у нее снова что-то екнуло.

Он утвердительно кивнул, и они помчались в гостиницу. Солнце уже пекло вовсю, и Келси очень пригодилась большая соломенная шляпа, которую Инее купила для нее в первый же день, — она надежно защищала ее светлую кожу.

— Полчаса тебе хватит? — спросил Маршалл, когда они остановились у ее двери. — Если я тебе понадоблюсь, я в двадцатом номере, в конце коридора.

Ты мне нужен все время, мелькнула у нее мысль, когда она закрывала дверь. К сожалению, ты не отвечаешь мне взаимностью, вот в чем проблема.

Она с размаху повалилась на кровать и полежала минутку в умиротворяющей прохладе, а ее мысли между тем куда-то неслись с бешеной скоростью. Ей хочется провести где-нибудь вечер с ним вдвоем — еще бы: они не виделись больше месяца, и от желания быть с ним рядом у нее ноет все тело. Тем не менее она отлично понимала, что так легко нарваться на неприятности.

"Черт, черт, черт!” Она вскочила, бросилась в ванную комнату и налила холодной воды. У нее от него раскалывается голова.

Через пять минут она неохотно вышла из воды, растерлась досуха полотенцем и, накинув тонкий шелковый халат, подошла к зеркалу: слегка тронула веки тенями, а ресницы — тушью, волосы стянула на макушке высоким пышным узлом. Голую шею сразу обдало чудесной прохладой — она и не знала, какой жар идет от ее тяжелых волос, — а прическа подчеркнула мягкую красоту ее золотистой кожи и больших янтарных глаз.

Отказавшись от юбки с блузкой, она вынула из гардероба светло-зеленое отрезное платье спортивного покроя из легкого ситца и подобрала ему в тон босоножки из мягкой кожи.

Перед тем как выйти из комнаты, она схватила со стола, на котором лежали ее эскизы, темные очки — не столько для защиты от солнца, сколько для того, чтобы спрятаться от его пронизывающих карих глаз, которые по временам, кажется, способны читать ее мысли. Лучше такой щит, чем никакого.

Она тихонько постучалась в дверь его номера, оттуда донеслось ворчливое: “Войдите!”, и она осторожно приоткрыла дверь:

— Маршалл, это всего лишь я. Из ванной доносился плеск воды, а затем послышался и его низкий голос:

— Извини, Келси, на этот раз ты управилась раньше меня. Как только я вернулся в номер, мне позвонили по важному делу, и разговор затянулся. Посиди, я сейчас.

Он не заставил себя долго ждать, появившись из двери ванной через пару минут, и от его вида она просто обмякла. Если не считать полотенца, небрежно повязанного вокруг бедер, он был совершенно обнажен, мускулистое тело покрыто коричневым загаром, широкая грудь обильно поросла вьющимися темными волосами, в которых блестели, как жемчужинки, капли воды. Она глядела на него во все глаза и с ужасом обнаружила, что не в силах оторваться. От него веяло такой мужской силой, что у нее перехватило дыхание, а пальцы на ногах поджались.

— Потерпи еще минутку.

— Что? — Она подняла невидящие глаза навстречу его небрежному, ленивому взгляду и сразу поняла: он знает, какое впечатление производит на нее, и просто упивается этим.

— Я говорю — потерпи минутку, — дразняще-вкрадчиво повторил он, и она рассеянно кивнула, титаническим усилием воли отрывая глаза от его глаз. Как это у нее получается — сразу любить и ненавидеть одного и того же человека?

Он стал рыться в гардеробе, а она взяла со стоявшего рядом столика журнал и примостилась на краешке кресла. “Только бы он не вздумал здесь одеваться”, — молила она про себя, ее сердце бешено колотилось, а щеки горели огнем. Всем своим существом она ощущала присутствие его смуглой фигуры где-то рядом, и, если дрожь в теле ее не обманывала, он спокойно, не спеша одевался. Она сосредоточенно листала журналы, и когда несколько минут спустя он подошел и встал рядом, одетый в серые хлопчатобумажные брюки и рубашку с короткими рукавами, она с облегчением подняла голову и натолкнулась на его смеющиеся глаза.

— А я и не знал, что тебя интересует техническое моделирование, — проговорил он. — Что до меня, то я им очень увлекаюсь; нужно будет показать тебе модель паровоза, которую я приобрел несколько лет назад.

Она не сразу поняла, о чем это он, но, опустив глаза на журнал, увидела, что держит в руках специальное издание для коллекционеров, которое Маршалл, должно быть, привез из Англии. Он всласть потешился над ее смущением — как это на него похоже! Она вся ощетинилась и с трудом удержалась от того, чтобы не наговорить ему кучу дерзостей. Она знала наверняка: любой словесный поединок между ними обязательно кончается ее поражением.

— Ты готова?

Она встала, стараясь не глядеть ему в глаза и заставляя себя сосредоточиться на образах Анны и Джейд. Неважно, что сделало его таким, каков он есть, — главное, что это Маршалл, холодный, беспощадный Маршалл, который время от времени забавляется с очередной женщиной и бросает ее, как прочитанную газету. У нее нет оснований полагать, что он поступит с ней по-другому, если она поддастся охватившему ее безумию, — он ни на минуту не должен заподозрить, что она доверяет ему и испытывает нечто большее, чем дружеские чувства. Разве может она соперничать с тенью Лоры? Несомненно, с годами он все больше ее идеализирует. У нее нет ни малейшей надежды.

— По-моему, было бы недурно пообедать в ресторанчике, который Инее порекомендовала нам утром. До него несколько миль, но время у нас есть. О'кей?

— Ладно, — машинально ответила она. Ей было явно не до еды.

Он позволил ей выйти из комнаты, даже не пытаясь к ней прикоснуться, но, когда они спустились по лестнице в маленький вестибюль гостиницы, он взял ее за руку и заглянул в глаза. На его твердых губах появилась сердечная, хотя и не без тени ехидства, улыбка.

— Ну как, здесь тебе спокойней?

— Не понимаю, о чем ты. — Она сердито отвернулась.

— Что-то не верится. — Увидев, что она выхватила у него руку, он улыбнулся еще шире. — Мы помолвлены, Келси. Если я беру тебя время от времени за руку, это вполне в порядке вещей.

— Ты же знаешь, что это не по-настоящему. — Ее глаза сверкали гневом, который должен был ее защитить; между тем они вышли на ослепительное солнце и направились к припаркованному у гостиницы “рейндж-роверу”. — Тебе не следует притворяться все время. Это действует мне на нервы.

— А может, мне это нравится, — вкрадчиво ответил он, сощурив глаза.

Она недоверчиво поглядела на него:

— А мне нет.

— А может, понравится — ты только расслабься и попробуй.

— Чтобы стать еще одной твоей бывшей пассией? Нет уж, спасибо, — с чувством сказала она, — я в эти игры не играю. — Тут она отступила от него на шаг, и он нахмурился.

— Понятно, — задумчиво протянул он. — Но физически ты меня хочешь, Келси, так ведь?

Ее потрясенные глаза встретились с его спокойным взглядом, и она застыла, держась за ручку машины.

— Ты обольщаешься. — Она это почти прошептала, и, несмотря на смысл сказанного, ее тон лишь подтверждал правоту его слов. Он ничего не сказал, но на его лице появилось спокойное, добродушно-циничное выражение. — Ты просто самоуверенный…

— Не такой уж и самоуверенный, — решительно перебил он ее, не сводя глаз с ее раскрасневшегося лица. — Однако я считаю, что правде нужно смотреть в глаза, а именно этого, как мне кажется, ты и избегаешь.

Она молча уставилась на него. Да кто он вообще такой?

— Садись в машину, Келси.

От нее не ускользнули нотки веселья в его голосе. Ах вот как, ему весело! Ей на мгновение страшно захотелось набраться мужества и вернуться в гостиницу.

— Я не намерен продолжать дискуссию на такую.., э-э.., интимную тему на автостоянке, да еще в португальском климате, когда стоит такая жара.

— Не я ее начала. — Она юркнула в “рейндж-ровер” прежде, чем он успел ей помочь, и устроилась на сиденье, гордо откинув назад голову. — Нечего все валить на меня.

— Не будь ребенком, — холодно заметил он.

Внезапно она ощутила страстное желание его ударить. Его холодная невозмутимость просто выводила ее из себя. Когда он устраивался поудобнее на сиденье рядом, Келси упорно смотрела прямо перед собой и резко дернулась, едва он дотронулся до кольца на среднем пальце ее левой руки.

— Спокойно. — Его взгляд был каким-то странным. — Что-то ты разнервничалась.

— Это все из-за тебя. — Слова эти вырвались у нее непроизвольно, и, осознав их смысл, она сердито прикусила губу. Теперь-то уж он воспользуется ее оплошностью на сто процентов! Однако, как ни странно, он молча завел мотор и, окинув ее непроницаемое лицо долгим задумчивым взглядом, со своим обычным шиком покатил по грунтовой дорожке, соединявшей гостиницу с шоссе, оставив Келси наедине с собственными далеко не утешительными мыслями.

Первые несколько миль она сидела неподвижно, вся сжавшись, но затем красота сонного пейзажа, проплывавшего за окном, зачаровала ее, жаркий воздух также сделал свое дело, и она расслабилась. Да, он прав, она нервничает, а ей этого никак нельзя. Ей нужен весь ее ум, чтобы не позволить их и без того очень хрупким отношениям разрушиться после нескольких дней общения. Она понимала, что он не станет ей навязываться, и со своей всегдашней честностью призналась сама себе, что ему это и не потребуется: она, как спелый плод, готова сама упасть в его протянутую ладонь.

На мгновение она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Как хотелось бы ей быть хоть чуточку поопытнее, как хотелось хотя бы не быть девственницей — может, это вооружило бы ее инстинктивным знанием, как защититься от него; но едва эта мысль мелькнула у нее в голове, она тут же поняла, что все это абсолютная чепуха. Она просто-напросто по уши влюблена в него, и никакие события в прошлом или будущем не спасут ее от той власти, которой обладает над ней этот холодный, беспощадный человек, сидящий рядом. И виной всему ее собственная слабость.