Нежное сердце

Глава 3

Один взгляд в ледяные глаза Цезаря Наварро и на его лицо, черты которого стали жесткими, — и Грейс поняла, что она опять сморозила что-то не то.

Своей холодностью и замкнутостью он напомнил ей отца. Тот всегда принимал такой вид, когда она или Бет совершали что-либо неподобающее. Клив Блейк был замечательным и любящим отцом, ему никогда не приходилось повышать голос на своих дочерей. В этом просто не было необходимости. Достаточно было поджать губы и холодно сказать что-нибудь, как сестрам становилось ясно — они в чем-то провинились.

Холодность Цезаря Наварро Грейс расшифровала мгновенно: она что-то не то сказала. Колени ее подогнулись, в голове не осталось никаких мыслей. Грейс даже не могла вспомнить, о чем они говорили.

Ах, ну да, вдруг озарило ее. Она уверяла Цезаря, что никому и словом не обмолвится об отношениях, которые связывают его с Рафаэлем. Неужели она ошибалась? Грейс стало жарко.

С трудом заставив себя поднять глаза, она криво улыбнулась:

— Вы с Рафаэлем не пара?

Одна темная бровь взметнулась вверх.

— Может, объясните мне, почему вы пришли к такому выводу?

«Даже голос Цезаря напоминает голос отца, — с содроганием подумала Грейс. — Мягкий, приятный, но бьющий эффективнее, чем хлыст. Кажется, я попала. Надо же было так ошибиться в отношении работодателя и Рафаэля!»

Если, вызвав ее к себе в кабинет, Цезарь не собирался сообщить ей об увольнении, то теперь он сделает это без колебаний. Сердце Грейс упало.

Да, но кто же тогда изображен на единственной фотографии, стоящей на письменном столе? Очевидно, этот кто-то занимает очень важное место в жизни Цезаря, так как он не походит на эмоционального человека, который заставляет свой стол различного рода фотографиями.

Не о том она думает. Как ответить на вопрос?

— Это самое правдоподобное объяснение того факта, что молодой, богатый и поразительно красивый мужчина в расцвете сил не фотографируется с прекрасными женщинами, которых он впоследствии укладывает к себе в постель… — Грейс оборвала себя, поняв, что таким объяснением она не улучшила, а, наоборот, усугубила сложившуюся ситуацию. — Не могу поверить, что я произнесла это вслух, — потрясенно выдохнула она.

— Могу вас заверить, что вы произнесли это вслух. — И снова Цезарь не знал, как ему следует вести себя с особой, которая, судя по всему, привыкла говорить все, что думает. То ли ему действительно стоит уволить ее и положить конец всему этому, — и к черту восхитительный мусс! — то ли рассмеяться, то ли перебросить через колено и хорошенько отшлепать.

— А вам не приходило в голову, что подобных фотографий не существует, потому что я владею значительным количеством средств массовой информации? — поинтересовался он.

— Нет, никогда, — с кривой улыбкой пробормотала Грейс. — Означает ли это, что женщины все-таки ходят за вами табунами?

— Может, стоит напомнить вам старую истину: чтобы сказать что-либо вслух, сначала надо подумать? — предостерег ее Цезарь.

Грейс отвела взгляд в сторону:

— Прошу прощения.

Цезарь кивнул, принимая извинение:

— Итак, вы считаете меня поразительно красивым мужчиной, находящимся в расцвете сил, так, мисс Блейк?

Щеки ее запылали как маков свет.

— Да, — чувствуя себя крайне неловко, призналась Грейс.

Цезарь переменил позу, скрестил руки на груди и понял: он испытывает удовольствие оттого, что мисс Блейк явно чувствует себя некомфортно.

— Да, меня еще никто никогда так не характеризовал. Поразительно красивый мужчина, находящийся в расцвете сил, — медленно и со вкусом произнес Цезарь.

— Вы перестанете это повторять? — не выдержала Грейс и совсем уж невпопад спросила: — Родни где-нибудь поблизости?

— Вы спрашиваете, потому что боитесь, что он отведет вас в лесок и прикончит там?

— Именно!

И Цезарь не выдержал. Он рассмеялся.

Грейс недоверчиво смотрела на него, чувствуя, как этот густой мужской смех вызывает в ней сильное желание. Ее бросало то в жар, то в холод, волны страсти накатывали одна за другой, соски набухли, в низу живота появилось влажное тепло. Это было одновременно и самое приятное, и самое неприятное чувство из всех испытанных когда-либо Грейс. Ощущения доставили ей удовольствие. Но мужчиной, вызвавшим их, оказался непонятный Цезарь Наварро.

Хуже того, он догадался о ее чувствах. Это было ясно по тому, что его смех начал стихать, и Цезарь вперил в нее пристальный взгляд своих блестящих черных глаз.

— Послушайте, раз уж мы решили, что вы меня увольняете, не могли бы вы распорядиться, чтобы Родни проводил меня до ворот? Я совсем не хочу ляпнуть что-нибудь такое, что снова заставит меня краснеть, — на одном дыхании выпалила Грейс.

Цезарь развеселился. Особенно ему нравилось то, как покаянные слова слетали с прекрасно очерченных влажных женских губ. Губ, которые хотелось целовать, при взгляде на которые твердела его плоть. Интересно, а на вкус эти губы такие же восхитительные, как шоколадный мусс, который он попробовал накануне?

«Я никогда этого не узнаю», — одернул себя Цезарь.

Грейс Блейк работает на него, а он никогда не вступал в отношения с женщинами, которые на него работали. Какими бы восхитительными, непредсказуемыми — и очень возбуждающими — они ни были.

Краска на ее щеках и напрягшиеся под белой блузкой соски сказали Цезарю, что Грейс также находит его физически привлекательным.

Что ставило перед ним дилемму, так как накануне ночью он пришел к одному решению, ради которого и вызвал Грейс к себе в кабинет.

— Мистер Наварро? — осторожно проговорила она.

Цезарь выпрямился, обошел стол и сел в кресло. Через стол Грейс не сможет заметить его возбуждение.

— Насколько я помню, мы не совсем правильно начали наше знакомство, мисс Блейк. Может, начнем заново?

«Что он хочет этим сказать?» — мгновенно насторожилась Грейс. Неужели он готов забыть все те вещи, которые она наговорила ему вчера и сегодня? Значит ли это, что у нее по-прежнему есть работа? Если так, то, вероятно, она ошиблась на его счет и Цезарь Наварро не так беспощаден, как она предполагала. Да, ну и ляпнула же она! Грейс почувствовала, что ее щеки снова заливает краска смущения. Необыкновенно привлекательный мужчина в расцвете своей мужской красоты. Кроме того, невозможно забыть реакцию, которую в ней вызвал его смех.

Грейс тряхнула головой.

— Не уверена, что я смогу жить на пустошах Хэмпшира, — призналась она.

— Поместье не отгорожено от мира, мисс Блейк, — протянул Цезарь. — Ближайший город расположен чуть более чем в десяти километрах отсюда. Точнее, в десяти километрах двухстах метрах. А на территории поместья, кроме вас, проживают еще двадцать человек. Да, я знаю, что большинство из них — сотрудники моей службы безопасности, — опередил он Грейс. — Но в остальном они такие же люди, как мы с вами.

Почему ее не удивляет, что Цезарь Наварро точно знает расстояние до города, а также количество человек, проживающих в поместье?

Грейс скорчила гримасу:

— Вот именно! Они и еще камеры видеонаблюдения повсюду.

— Камеры видеонаблюдения не повсюду, мисс Блейк. — Он нахмурился. — В ванных комнатах их, к примеру, нет.

— Это была бы настоящая паранойя, — отрезала Грейс. — Не говоря уже о нарушении тайны частной жизни.

— Вы считаете меня параноиком?

В его голосе прозвенела стальная нотка, которую трудно было не заметить.

— Я не привыкла, что за каждым моим движением наблюдают…

— Камер в моем кабинете нет.

— Но доступ сюда мне запрещен.

— Когда меня здесь нет, запрещен, — рассеянно кивнул Цезарь, все еще не придя в себя от замечания насчет параноидальности. — Зато установлены датчики движения. Они начинают работать, если в кабинете кто-то появляется. Их надо отключать.

— Замечательно! — Грейс с трудом сдержалась. Ей очень хотелось подбочениться. — Какие ценности хранятся в этой комнате, если я не могу зайти сюда, чтобы вытереть пыль?

— Это мое святилище, — коротко ответил Цезарь. — Место, где я могу побыть совершенно один.

— Чем же вы занимаетесь? Танцуете голым при полной луне или еще что-нибудь в этом роде?

Цезарь сделал глубокий вдох. Похоже, эта девушка никогда не перестанет его удивлять.

— Вы хоть изредка задумываетесь, прежде чем открыть рот? — мягко поинтересовался он.

— Обычно да. — Грейс скорчила гримасу. — Но с вами у меня это почему-то не получается.

Цезарь вздернул бровь:

— Я заставлю вас нервничать?

— Не то слово, — пробурчала она.

— Какое из моих качеств заставляет вас нервничать?

Грейс закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Цезарь Наварро слишком большой, слишком пугающий, он слишком уверен в себе, слишком высокомерен, сдержан настолько, что ее постоянно переполняет желание сделать что-нибудь, способное поколебать его выдержку. И к тому же он действительно до невозможности хорош собой.

— Я пошутила, — сказала Грейс, — и признаю, что это была неудачная шутка.

Цезарь кивнул, уголки его губ поползли наверх.

— Неужели вы наконец-то учитесь сначала думать, а уж потом говорить.

— На это можно надеяться, — кивнула Грейс.

— Кстати, отвечая на ваш предыдущий вопрос… Может, мне нравится чувствовать, что я могу танцевать здесь голышом, если это вдруг взбредет мне в голову.

— В самом деле? — спросила пораженная Грейс.

Цезарь фыркнул:

— Кажется, наш разговор снова стал каким-то чудным. — Он покачал головой, осознав, что теперь уже у него появилось желание шокировать Грейс. — Я вызвал вас к себе, вспомнив наш вчерашний разговор. Коттедж находится слишком далеко от главного дома. Не хотите ли занять одну из спален в восточном крыле?

Ее глаза расширились.

— Вы предлагаете мне перебраться в главный дом? К вам и Рафаэлю?

Губы Цезаря сжались, когда он вспомнил, в каких отношениях он, по мнению мисс Блейк, состоит с Рафаэлем.

— Мне кажется, вы не будете чувствовать себя в изоляции, если поселитесь в одной из спален восточного крыла, — повторил он.

Грейс нахмурилась:

— А как прикажете понимать утверждение Кевина, что в главном доме вечером не остается никого, кроме вас и Рафаэля?

— Может, именно эта фраза заставила вас решить, что меня с Рафаэлем что-то связывает?

— Да, и еще недружелюбное отношение ко мне Рафаэля, — нахмурилась Грейс.

Губы Цезаря растянулись в невеселой улыбке.

— Вам не приходило в голову, что присутствие Рафаэля в главном доме и его недружелюбное отношение связано с чем-то другим?

— Например?

— Подумайте, мисс Блейк, — бросил Цезарь.

Грейс пожала плечами:

— Ну, он почти всегда находится рядом с вами. Решает ваши личные вопросы. Подает вам еду. Очевидно, с подозрением относится ко всем новым людям в вашем окружении.

— И у вас не появилось ни одной мысли по этому поводу, мисс Блейк?

— Он такой же параноик, как и вы?

Цезарь поджал губы:

— Ваша откровенность меня забавляет, но все-таки будьте осторожнее.

«Что все это значит?» — спросила себя Грейс и задумалась. От новой идеи у нее перехватило дыхание.

— Он ваш личный телохранитель, — медленно произнесла она.

— Неплохо, мисс Блейк. — Цезарь наклонил голову. — Рафаэль не только мой личный телохранитель, но и руководитель всей моей службы безопасности. Родни и другие секьюрити подчиняются непосредственно ему.

— О…

— Да, — кивнул Цезарь. — Вот вам и «о». У него черный пояс по нескольким единоборствам, к кому же он отличный стрелок.

— Это многое объясняет, — заметила Грейс. — Он, случайно, не пробовал вчера и сегодня еду, прежде чем подать ее вам на стол? — неожиданно для самой себя спросила она.

— Вот это было бы паранойей, — пожал плечами Цезарь. — Или вы хотите предупредить, что в будущем он должен выполнять и эти обязанности?

Щеки ее покраснели.

— Э-э, нет.

— Вот и хорошо, — кивнул Цезарь. — А теперь мне нужно закончить кое-какие дела, прежде чем я уеду в Лондон. Если вы хотите подумать насчет моего предложения поселиться в восточном крыле, подумайте. Только не забудьте сообщить мне о вашем решении, хорошо?

Грейс пришла в кабинет Цезаря Наварро в полной уверенности, что ей велят собирать вещи и отправляться восвояси. Она была обескуражена — как самим Цезарем, так и его предложением перебраться в главный дом. Надо признать, предложение было весьма заманчивым. Коттедж располагался далеко от дома, и в нем было одиноко. Девушка остро тосковала по матери и Бет.

Хотя немного личного пространства ей не помешало бы, если оглянуться на прошлое. Присмотр за матерью по утрам, затем работа, возвращение поздно вечером домой и чуткий беспокойный сон — на случай, если матери что-нибудь понадобится.

Последние месяцы жизни матери, когда Грейс уволилась с работы, были самыми тяжелыми — на себя у нее не оставалось ни минутки. Нет, Грейс не расстраивалась — все-таки Хизер и Клив заботились о ней начиная с шестинедельного возраста, и она всего лишь возвращала тепло и любовь. Но это также означало, что девушка совсем не бывала одна.

— Мисс Блейк, — окликнул ее Цезарь.

— Что? — Она медленно повернулась и встретилась взглядом со своим боссом.

— В пятницу вечером я пригласил двух гостей. Я буду очень признателен, если вы приготовите для нас что-нибудь особенное.

Грейс удивилась. Нет, не потому, что Цезарь Наварро попросил ее приготовить вкусные блюда для гостей за три дня до вечеринки. Она выполнит его просьбу, чего бы это ни стоило и сколько бы людей он ни пригласил. Нет, удивление вызвал тот факт, что Цезарь, имея репутацию отшельника, вообще приглашает гостей.

По тому, как приподнялись брови мистера Наварро, и насмешливому выражению, появившемуся на его лице, можно было понять, что он догадался, о чем она думает.

— Конечно, мистер Наварро, — кивнула Грейс.

Цезарь одарил ее мимолетной улыбкой и откинулся на спинку кресла:

— И если можно, я хотел бы попросить вас приготовить восхитительный шоколадный мусс, такой, как вчера. Я уверен, что по крайней мере один из приглашенных, попробовав его, получит удовольствие.

Грейс заметила, что насмешка исчезла из его глаз, в них замерцал теплый огонек. Может, потому, что он вспомнил о ее шоколадном муссе, который она, без ложной скромности, тоже считала восхитительным?

Зайдя сегодня в кухню в шесть тридцать, чтобы к семи часам утра управиться с завтраком для Цезаря, Грейс заметила вымытую стеклянную вазочку из-под шоколадного мусса. Она предположила, что мусс выкинули либо Рафаэль, либо Родни и даже помыли посуду. Однако сейчас, после замечания Цезаря, Грейс начала в этом сомневаться.

— Вам, значит, понравилось? — осведомилась она.

— Настолько, что я даже сравнил удовольствие от его поедания с сексом, — чуть ли не промурлыкал Цезарь.

— Что?! — Шокированная Грейс отступила на шаг.

— Разве я произнес это вслух? — насмешливо поинтересовался он.

Щеки Грейс запылали.

— Вы и сами знаете, что да.

Цезарь поднял одну бровь:

— Вам, значит, можно говорить что в голову взбредет, а другим нельзя?

Грейс закусила губу и опустила глаза, ибо в этот самый момент в голове ее вспыхнула отчетливая картина, вызванная предыдущими словами Цезаря: он, обнаженный, целует женщину, проводит пальцами от ее грудей к…

Боже милостивый!

Второй раз за утро Грейс поняла, что возбуждена. И возбудил ее Цезарь Наварро!

И ему известно, какой эффект он оказывает на нее. Чтобы понять это, достаточно заглянуть в сверкающие темные глаза.

Отрицать, что ее физически влечет к Цезарю, было глупо. Пики ее грудей заострились, а в низу живота появилась влага.

— Неужели откровенная мисс Блейк наконец-то лишилась дара речи? — протянул Цезарь.

— Я не думаю, что нам следует соревноваться на тему «Кто кого повергнет в шоковое состояние», — вспыхнув, ответила Грейс.

Выражение его лица стало непроницаемым.

— Вы шокированы, мисс Блейк?

Была ли она шокирована? Честно говоря, даже больше, чем следует двадцатишестилетней молодой женщине, которая к тому же целый год прожила в романтичном Париже.

Грейс любила свою работу, ей нравилось создавать кулинарные шедевры. Она приходила в восторг, когда ими восхищались. Но кулинария больше чем работа. Это искусство. Удовольствие для всех чувств, в чем Цезарь Наварро, безусловно, успел убедиться вчера вечером. Искусство это не давалось просто так. Чтобы добиться совершенства, нужно было попотеть. Грейс училась несколько лет, стажировалась под руководством лучших шеф-поваров, прежде чем создавать свои блюда, не говоря уже о десертах и выпечке, на приготовлении которых она специализировалась.

Все это повлияло на ее личную жизнь. Времени на романтические отношения не оставалось. Должность шеф-повара предполагала работу днем и вечером. Грейс быстро поняла, что мужчины не хотят приспосабливаться к ее графику.

Вот почему она оставалась девственницей в двадцать шесть лет. Нет, конечно же это была не единственная причина. Другая причина крылась в том, что Грейс мечтала найти постоянного спутника жизни, свою любовь и именно с ним заняться сексом.

Может, причиной этого желания стало то, что она ничего не знала о своих биологических родителях. Бет в этом отношении повезло чуть больше. Ей было известно, что ее родителей звали Джеймс и Карла Лоренс и что они погибли в автокатастрофе, когда ей было пять лет.

Лучших родителей, чем Клив и Хизер, пожелать сложно, но Грейс солгала бы, если бы утверждала, что не хочет выяснить, кто ее настоящая мать. Была ли она молода и одинока, не способна растить ребенка одна? А может, ее мать умерла при родах? Предположения были самые разнообразные.

Конечно, можно найти информацию о ее настоящих родителях, если постараться, и когда-нибудь Грейс этим займется. Только не через два месяца после смерти приемной матери. Это было бы проявлением неуважения. Но когда-нибудь она все-таки постарается выяснить, кто дал ей жизнь. Выяснить, жива ли еще эта женщина.

— Если бы я знал, что вам понадобится столько времени, чтобы ответить на мой вопрос, я не стал бы его задавать.

Грейс вздрогнула, услышав нетерпеливое замечание Цезаря, вторгшегося в ее мысли.

— Нет, меня нисколько не шокируют ваши замечания, мистер Наварро, — четко ответила она.

— Нет?

— Нет. — Однако сжатые кулаки выдали ее.

Как ей не быть шокированной, если их беседа приняла личный оттенок?

Темные глаза сверкнули.

— В таком случае, кажется, я упоминал о неких делах, которыми мне надо заняться.

— Конечно, — холодно улыбнулась Грейс. — Может, у вас есть еще какие-нибудь требования касательно ужина в пятницу?

— Я так не думаю.

— Отлично, — кивнула Грейс. — Позже я подготовлю меню для вас, чтобы вы его одобрили.

— Да, и не забудьте о решении относительно переезда в главный дом.

— Да, о решении относительно переезда в главный дом, — эхом отозвалась Грейс.

Повернувшись, она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.

Ну и что прикажете делать с его предложением и ее неожиданным влечением к хозяину дома?