Нежный ангел

Глава 2

Адам пришпорил свою лошадь и поскакал к железной дороге, которая проходила за грин-риверской гостиницей когда вдруг увидел девушку. К тому моменту он не смыкал глаз в течение двадцати четырех часов, последний раз полноценный ночной сон он смог себе позволить больше недели назад. Его взор затуманился от усталости, ныла каждая косточка, и он потерял способность четко мыслить. А потому он сначала не поверил своим глазам.

Взмахнув линялыми нижними юбками, она выходила из дощатой повозки, чтобы освободить застрявшее колесо, и на мгновение глаза их встретились. Ее темные локоны были стянуты лентой на затылке и спускались по плечам. Ее глаза были темно-синими, а кожа слегка золотистой. А лицо… Он как будто увидел Консуэло Гомес, ту Консуэло, какой она была двадцать пять лет назад. Их сходство казалось таким разительным, что у него перехватило дыхание, Он разыскивал ее три года! Иногда он был так далек от того, чтобы найти ее, и это дело казалось ему таким безнадежным, что после бесплодных поисков он возвращался к Консуэло, надеясь уговорить ее оставить эту затею. Но каждый раз ее спокойная улыбка и легкая печаль в глазах снова гнали его на поиски. Он боялся признаться себе, что это путешествие никогда не закончится. Иногда он представлял себя средневековым рыцарем, сказку о котором Тори рассказывала своим детям: всю жизнь он искал то, что никогда не существовало на свете, и в конце концов, так ничего и не найдя, состарился и умер.

Он искал ее следы в миссии, куда поместили ее ребенком он даже нашел одну из монахинь, которую после пожара вновь направили в Сан-Антонио. Под ее попечительством было всего десять детей, и она всех их помнила. Ребенка, который был рожден в канун еврейской Пасхи и которого принесли в их миссию, нарекли Энджел, и она росла, оправдывая свое имя. Она пережила пожар, и ее отправили в сиротский приют в Уичито. Что случилось с ней после этого, монахиня не знала.

Адам поехал в Уичито. Записи десятилетней давности сохранились, что само по себе было чудом, и вот он уже разговаривает с парой, которая ее удочерила. Для него не составило большого труда понять причину, по которой девочка сбежала от них. Это было его первое возвращение ни с чем после бесплодных поисков. Девочка дожила до восьми лет — это было все, что он узнал. Невозможно угадать, что стало с ней после этого, если только она не умерла.

Она могла сейчас находиться в любом уголке страны.

Но тоска в глазах Консуэло не позволяла ему сдаться.

Десять месяцев назад он наткнулся на имя Джереми Хабера, мастера по дереву, а девушку, которую он звал своей дочерью, тоже звали Энджел. Энджел не такое уж распространенное имя. Могли ли существовать две женщины с одинаковым именем, с темными волосами и голубыми глазами и приблизительно одного возраста? Надежда была слабой, но он не мог снова вернуться к Консуэло с пустыми руками.

И вот теперь она стояла не слишком далеко от него, и его предположение оказалось не совсем уж невероятным.

Это была дочь Консуэло. После стольких лет бесплодных поисков, после всех преград, которые пришлось преодолеть, он все-таки ее нашел!

Не двигаясь — лучше сказать, он не мог сдвинуться с места, — Адам смотрел, как девушка привязала к столбу поводья и вошла в таверну. Даже после того, как дверь за ней захлопнулась, он с ошалелым видом смотрел туда, где она только что стояла.

Потом так резко, как будто его окатили ледяной водой, он вышел из ступора. Он больше не испытывал ни усталости, ни голода, ни холода. Его отделяло несколько шагов от конца путешествия длиной в три года, а потому он быстро пересек улицу и пошел за ней.

Когда Энджел вошла в таверну, Билл протирал шваброй пол в баре. Увидев Энджел, он испугался, и не успела она с ним поздороваться, как он нервно спросил ее:

— Что вы здесь делаете, мисс Энджел?

В дневное время таверна была призрачным местом. Словно шрамами, она была покрыта тенями и пахла кислым виски и затхлым табачным дымом. Тишина отдавалась эхом, и перекладины окна бросали тени на пол, покрытый древесными опилками. Энджел пожалела, что не отложила свою миссию на вечер, но, как это у нее обычно бывало, нетерпение опять одержало верх. Папу она пристроила на лесной склад, и когда придет, чтобы забрать его оттуда, он очень обрадуется, узнав, что она принесла еще пять или десять долларов. Сегодня вечером она решила устроить праздник с настоящим обедом и хотела, чтобы он видел, что они могут позволить себе это, не трогая своих сбережений.

— Я подумала, может, вы знаете, где я могу найти того незнакомца — того самого, с которым я играла вчера вечером? Он уже уехал из города? — спросила она.

Билл торопливо обошел барную стойку, нервно поглядывая на дверь через плечо Энджел.

— Вы не должны здесь находиться, мисс Энджел. Утром сюда приходили двое мужчин, они искали вас и задавали кучу вопросов о вашей вчерашней игре. Они выглядели просто отвратительно, мисс Энджел.

Энджел нахмурилась и постаралась не замечать холодка, пробежавшего по спине.

— Искали меня? Что они хотели?

Билл покачал головой:

— Не знаю, но бьюсь об заклад, они плохие люди. Похоже, их здорово интересует та безделушка, которую вы выиграли у незнакомца.

— Эта… — Она хотела было открыть свою сумочку, где был спрятан крест, но вовремя спохватилась. Двое людей разыскивали ее и спрашивали о ней? Может быть, они захотят купить этот крест? Может быть, они просто хотят его забрать? Она должна все обдумать.

Энджел рассеянно кивнула:

— Спасибо, Билл.

Он тронул ее за плечо.

— Думаю, вам не нужно приходить сюда сегодня вечером, мисс Энджел. — Он еще раз опасливо покосился на дверь. — Этот незнакомец, мисс Энджел… его нашли мертвым сегодня утром. Убит выстрелом в голову.

Первое, что пришло ей в голову в тот момент, это сожаление, что исчезла возможность вернуть свои деньги. Затем .Она удивилась: какое отношение могло иметь к ней убийство неизвестного?

Она пожала плечами:

— Он был не слишком-то приятным парнем. Думаю, это сделал с ним человек, которого он обманул после того, как натворил дел здесь.

— Может быть, — нехотя согласился Билл. — Но все равно не нравится мне это: то, что его убили, и то, что эти плохие люди внезапно появились здесь и расспрашивали о вас.

Будьте осторожны, мисс.

— Хорошо, — ответила она, и вдруг ей пришло в голову, что эти двое могли оказаться представителями закона. А ей меньше всего нужно было, чтобы сейчас, когда дела пошли так хорошо, ее арестовали и посадили в тюрьму.

Энджел выходила из таверны как раз в тот момент, когда туда вошел какой-то человек. Она не обратила на него внимания, пока он не догнал ее и не произнес:

— Извините…

И тогда ей стало ясно о нем все, что требовалось узнать.

Она пошла вперед не останавливаясь.

— Мисс, можно вас на минутку? — окликнул он ее.

Она прибавила шагу.

Он не отставал.

Энджел прошмыгнула в узкий проход, но мужчина оказался проворнее, чем она ожидала. Она едва успела достать нож из-за подвязки, как он уже стоял рядом с ней. Он резко опустил руку на ее плечо, она увернулась и пнула его в ногу.

У него оказалась удивительная способность сохранять равновесие и быстро приходить в себя после нанесенного удара — и он только чуть откачнулся назад, а затем ударил ее правой рукой, пытаясь отнять у нее нож. Молниеносным движением она подняла нож вверх, намереваясь попасть ему по руке, но опять не рассчитала — может, он предвидел ее движение, но за долю секунды до того, как лезвие вонзилось в его плоть, его сильный толчок изменил направление удара и лезвие рассекло воздух.

Девушка отступила от него на шаг, прижимая к себе нож, готовая снова броситься на него. Она тяжело дышала, и он тоже. Его шляпа повисла на шнурках у него на шее, волосы на лбу повлажнели от пота, он стоял полусогнувшись, выдвинув ладони вперед, словно заслоняясь ими от ножа.

— Подождите минутку. Я не собираюсь причинять вам вред. Только… уберите нож. Я просто хочу поговорить с вами, — наконец заговорил он.

Он смотрел на нее, а не на нож, и это внушило Энджел уважение, хотя это уважение и делало ее уязвимой. Короткими шажками Энджел медленно двинулась в сторону — и он вместе с ней, все еще сохраняя оборонительную позу. Наконец она произнесла:

— Говорите.

— Меня зовут Адам Вуд. Я проделал долгий путь, чтобы найти вас. Я только хочу задать вам несколько вопросов.

Верьте мне, нож вам не понадобится.

У него был низкий, успокаивающий голос — голос, который был бы незаменим для коров и испуганных лошадей.

Энджел не была ни той, ни другой.

Она сделала неожиданный отвлекающий маневр ножом и за долю секунды, пока он следил взглядом за ее движением, успела использовать свой шанс. Она подставила ему ногу, он натолкнулся на стену, и через мгновение ее нож был прижат к его горлу.

— Ладно, Адам Вуд, — прошипела она, — задавайте свои вопросы.

Его руки были подняты, а глаза выражали естественный испуг человека, который внезапно оказался в столь незавидном положении. Она видела, как поднималась и опускалась его грудь, когда он делал вдох и выдох, но все остальное время он оставался неподвижным. И чересчур спокойным, чтобы она поверила ему.

Он спокойно проговорил:

— Если вы собираетесь перерезать мне горло, то лучше всего провести ножом слева направо. Тыкая в меня острием, вы лишь доводите меня до безумия.

Энджел непроизвольно сжала нож и прижала острием к мягкой плоти у ямки на горле незнакомца. Появилась кровь, но мужчина даже не вздрогнул.

Она чуть отодвинула нож.

— Что ты хочешь от меня? — спросила она.

Он осторожно посмотрел на нож и не ответил.

— Где твой напарник? Почему вы меня преследуете?

Ответа не было.

Энджел начала сомневаться, правильно ли Билл оценил ее положение. Этот человек не выглядел опасным; определенно в нем не было ничего, что могло бы напугать такого человека, как Билл, который за свою жизнь повидал немало всякого сброда. Это правда, он был изнурен дорогой и грязен, на щеках отросла светлая щетина, а красные прожилки на глазах говорили об усталости. У него были волосы цвета летней пшеницы, длинноватые на затылке и гладкие на макушке, где они были примяты шляпой, его глаза были голубыми — не жестко-голубыми, как оружейный металл, а нежно-голубыми, как рассвет. В его лице было что-то такое, что пробуждает в женщинах материнский инстинкт — но это, конечно, ничего не значило. Энджел слышала, что у Малыша Билли была физиономия, которая умиляла людские сердца, но он хладнокровно порешил пятьдесят человек, пока не нарвался на такого же, как он сам. А этот… он был далеко не ребенком. Его лицо было слишком худым, что делало его менее привлекательным, но за спокойным взглядом голубых глаз скрывался невозмутимый, с быстрой реакцией, познавший тяготы жизни. Может быть, он спокойный, и, может быть, он честный. Но он небезопасный.

С другой стороны, ремень для оружия на его бедре выглядел так, как будто его носили не только для украшения.

Он, возможно, ехал за ней с револьвером на взводе, или он мог выхватить его перед тем, как она схватилась за нож, или в любой другой момент после этого. Непонимание, почему он этого не сделал, так возбудило ее любопытство, что она убрала нож от его горла — всего на дюйм или два — и отступила на пару шагов назад.

— Чего ты хочешь от меня? — снова спросила она.

Он расслабился, почти опустил руки, но все еще держал их далеко от ремня с оружием.

— Ваше имя Энджел Хабер?

Она не ответила.

— Вы воспитывались в христианской миссии в пригороде Санта-Фе?

Это застало ее врасплох. Нож дрогнул в ее руке, и он заметил это.

— После того как миссия сгорела, вас отправили в сиротский приют в Уичито, где вас удочерила семья по фамилии Грегор, и…

— Кто рассказал вам все это? — оборвала она его хриплым голосом. Нож чуть не выпал из ее пальцев. — Кто вы такой, черт возьми?

Он опустил руки.

— Меня зовут Адам Вуд, — ответил он просто. — Ваша мать послала меня разыскать вас.

У Энджел закружилась голова. Ее мать. Ей было шесть лет, когда она впервые узнала, что у детей бывают матери.

Потом всякий раз, когда она слышала слово «мама», перед ней вставал смешанный образ Девы Марии и матери-настоятельницы. Мама. Это слово ничего для нее не значило.

Конечно, она знала, что ее родила какая-то женщина и что какая-то женщина ее бросила. Она думала об этой женщине так же часто, как котенок думает об оставившей его бездомной кошке. Это слово не имело к ней никакого отношения. А теперь этот человек приехал к ней и ожидает, что она поверит своей маме…

Внезапно она опять ощутила внушительный вес ножа в своей руке и резко вскинула его, обороняясь, прямо перед собой.

— Ты, гнусный лжец! — прошипела она" — Что тебе от меня надо? Где твой напарник?

Он выглядел усталым и раздраженным и еще каким-то… разочарованным, что ли? Он смотрел на нее и действительно был разочарован.

— Я не знаю, о чем вы говорите. У меня нет напарника, и я только что сказал, что мне нужно от вас. Я три года вас искал. Ваша мать хочет вас видеть. Она послала меня, чтобы я привез вас домой.

Энджел едва смогла удержаться от смеха. История была настолько абсурдной, что просто не могла быть правдой. Он ожидал, что она поверит, что через столько лет какая-то женщина послала его отыскать ее следы и привести ее домой… куда домой? И с какой целью? Он что, в самом деле ожидает от нее, что она поедет с ним просто потому, что он это сказал?

— Послушай меня, ты, изъеденное блохами отродье из помета бешеной собаки! Что бы ты там ни говорил, мне это совсем неинтересно, поэтому перестань слоняться по городу, расспрашивая обо мне прохожих, и прекрати меня преследовать. На этот раз я отпущу тебя, но если я увижу твою физиономию снова, я позову шерифа — если до этого сама не продырявлю твою шкуру. А теперь убирайся отсюда!

Мгновение он не отрываясь смотрел на нее. Затем произнес:

— Я устал. Мне нужна ванна, еда и хорошая постель. Я знаю, где вас найти, и я вернусь. Хотя теперь я не понимаю, зачем мне вообще это нужно.

Он полез в карман, и Энджел тут же направила на него свой нож. Но он только вынул из кармана что-то маленькое и плоское и швырнул это на землю.

— Если вы захотите со мной поговорить, я буду в гостинице.

Он повернулся и ушел.

Когда он удалился, Энджел не сразу вложила нож в ножны. Осторожно оглядевшись вокруг, она подняла предмет, который он бросил на землю. Это был дагерротип женщины… нет, не просто женщины. Женщины с густыми черными волосами, властным взглядом и с необычной линией подбородка, знакомой формой рта и носа… Это была не просто женщина. Это была она сама.

Когда Энджел заехала за Джереми на лесной склад, она была задумчива и подавлена. Она притворилась, что ее заинтересовали небольшие деревянные бруски, которые он выбрал для поделок, и задавала полагающиеся вопросы, но не могла сосредоточиться на его ответах. Адам Вуд… Неужели возможно, что он говорит правду? Правда ли существует женщина, которая претендует на то, чтобы называться ее матерью, и которая действительно послала этого человека, только чтобы найти ее? Энджел это казалось лишенным смысла. Какая сумасшедшая сука станет делать что-либо подобное? И зачем?

Сразу же, как только Энджел убедилась, что Адам ушел, она вернулась в таверну. Она расспросила Билла, был ли Адам одним из тех типов, которые расспрашивали о ней.

Смятение, охватившее ее, возросло еще больше, когда она увидела реакцию Билла: его описание той парочки так же отличалось от примет Адама Вуда, как американский кролик отличается от полевой мыши. До того как он последовал за Энджел, Билл никогда раньше не видел этого человека, и, насколько Биллу известно, он никого не расспрашивал о ней.

Так что либо Билл спятил, либо теперь за ней охотились уже трое. Энджел знала, что такое неприятности — у нее был нюх на них, и умение обходить их стороной давно стало ее второй натурой. Но тут было что-то другое.

Да, это неприятности, но какие-то странные. Она не могла их понять.

Когда она забралась в повозку и взяла вожжи, ей было не по себе. Может быть, уже пора уезжать отсюда? На собранные деньги можно добраться до Денвера, а Денвер — большой город. Там найдется множество разных возможностей для того, чтобы в ее кармане появились деньги, и там совсем нетрудно затеряться в толпе. Она хотела подождать, пока папа окрепнет, но…

— Что тревожит твою головку, крошка? Что-то случилось, пока ты была в городе? — спросил Джереми.

У нее на языке уже вертелась правдоподобная ложь, но его спокойные карие глаза смотрели на нее терпеливо и слишком проницательно. Она не хотела лгать ему, потому что скрывать это было бессмысленно. Им нужно как можно скорее уехать отсюда, и это будет легче осуществить, если его предварительно подготовить.

Она взяла вожжи в одну руку и открыла сумочку. Но вытащила не крест, а дагерротип.

— Я встретила человека, которому поручили найти меня.

Он дал мне все это, — тихо сказала она.

Джереми взял изображение дамы заскорузлыми руками ремесленника, и она увидела, как расширились его глаза, когда он взглянул на портрет. Значит, ее воображение тут ни при чем. Сходство было очевидным.

— Вот это да… — С радостным удивлением он переводил взгляд с портрета на нее. — Когда тебе это сделали? Как это попало к человеку, который тебе его дал?

— Он говорит, что это моя мать. И еще он сказал, что она разыскивает меня, чтобы вернуть домой.

Энджел не знала точно, какой реакции ожидала от Джереми, но уж точно нелегкого удивления и радости, которые появились на его лице; когда он вновь взглянул на дагерротип.

— Господь милосерден, — произнес он ласково. — И вправду, через столько лет… Это просто чудо.

— Энджел рассердилась:

— Может, он лжет?

— Имея этот портрет в качестве доказательства? — Джереми отрицательно покачал головой. — Непохоже. — Он посмотрел на нее, и улыбка осветила его худое, болезненное лицо. Он был взволнован, его глаза искрились радостью. — Энджел, милая, ты знаешь, что это означает? У тебя есть семья, настоящая семья, и они хотят, чтобы ты вернулась!

— Моя семья — это ты, — резко оборвала его она и, взяв вожжи, щелкнула кнутом. Ее охватили гнев и какая-то смутная обида, причину которой она не могла понять.

Джереми схватился за борт повозки, и лошади побежали по дороге.

— Что он еще сказал? — нетерпеливо спросил он. — Он рассказал тебе что-нибудь об этой женщине? Когда ты собираешься встретиться с ней?

— Никогда. — Энджел не отрываясь смотрела на дорогу. — Мне она не нужна, так же как и я не была ей нужна восемнадцать лет назад.

— Энджел, ты не понимаешь, что говоришь. — Потрясение и обида в голосе были его самым сильным оружием.

Он разочаровался в ней. — Энджел, это твоя мать…

— Возможно. — Она с силой сжала в руках поводья, чтобы сдержать резкость тона, и лошади, возражая, задергали головами. Сделав над собой усилие, она заставила себя успокоиться и потянулась через сиденье, чтобы похлопать Джереми по руке. — Как бы там ни было, — улыбнулась она, — это не имеет значения. Нам ведь хорошо с тобой вместе, правда? Какое нам дело до этого бродяги, который приехал в наш город и доставляет нам беспокойство?

Он не ответил, к тому времени он уже хорошо усвоил, что, когда Энджел переходила на такой тон, спорить с ней было бесполезно. Но на его лоб легла морщинка, выражающая озабоченность, и разочарование не покидало его глаз.

Дом, который они снимали в Грин-Ривер, появился еще до того, как возник сам городок. Единственной причиной, почему его не снесли, было то, что его построил один из основателей поселения, и большая часть города принадлежала его наследникам. Он был сделан из глины и бревен, вместо окон промасленная бумага, закопченный, периодически засоряющийся дымоход, который, как правило, раз в месяц падал в печку. Энджел не могла представить, чтобы кто-то, кроме мышей, жил до них в этой развалюхе в течение многих лет, пока она не пришла и не предложила три доллара в месяц за аренду. Она выполола сорняки, которые росли под окнами, заслоняя свет, залатала промасленную бумагу и замазала щели между бревнами, чтобы не было сквозняков. Это было не ахти что, но это был их дом, и когда сейчас Энджел остановилась во дворе и увидела, что передняя дверь криво весит на петлях, промасленная бумага сорвана с переднего окна и болтается на ветру, ее охватила такая ярость, что если бы ей попались сейчас эти мерзавцы, она задушила бы их своими руками.

Она остановила лошадей и выпрыгнула из повозки, держа наготове нож.

— Оставайся здесь! — хрипло приказала она Джереми.

— Энджел, пожалуйста…

Но она уже стояла на пороге.

Они сбежали — она узнала это еще до того, как вошла в дом. Ее закуток был перевернут вверх дном. Занавеска, отделяющая место, где она спала, валялась на печке, их с отцом матрасы были искромсаны и разбросаны по комнате, кровати опрокинуты, кастрюли сметены с полок, содержимое кладовки рассыпано по полу, остатки муки и сахара растоптаны по маленькой квартирке. Коробочка с инструментами Джереми разбита, и ее содержимое валялось на полу, стол и стулья были сломаны. Перья из подушек летали по воздуху, под ногами хрустело битое стекло.

Энджел смотрела на этот кошмар и чувствовала, как ее охватывает слабость. Впрочем, это длилось недолго, на нее вновь накатила ярость, да такая сильная, что Энджел буквально задыхалась от гнева. «Будь они прокляты! Будь навечно прокляты их черные отвратительные душонки!..» Но больше всего ее возмущало не то, что они сделали, а то, что они исчезли раньше, чем у нее появилась возможность добраться до них.

И вдруг ее сердце замерло, и она с трудом через столы и стулья пробралась к участку пола возле печки. Она упала на колени и начала руками разгребать перья и муку, но все это не имело смысла. Незакрепленная половица была поднята, и банка исчезла.

Она долго сидела неподвижно, глядя на пустой тайник.

Она не могла дышать, не могла даже думать: таким глубоким был черный колодец потрясения, в который она медленно падала. Ярость, боль, ужас… отчаяние.

А затем она услышала шарканье шагов за спиной.

— Энджел, что такое… О Господи!

Джереми стоял на пороге, опираясь на костыли, и пока обводил глазами комнату, он, казалось, от потрясения уменьшался в размерах — так бумага свертывается в комочек на огне. Его руки с вздувшимися венами беспомощно сжимали костыли; отчаяние, обида и непонимание, отражавшиеся в его глазах, как ножом полоснули Энджел по сердцу.

— За что? — прошептал он. — У нас ничего нет, мы никому ничего не сделали…

Убитый незнакомец. Двое мужчин, которые ее разыскивали. Адам Вуд.

Энджел быстро поднялась я, пройдя через комнату, взяла Джереми за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Забирайся в повозку, и побыстрее. Мы возвращаемся в город.

Адам брился, когда в дверь постучали. Ванна не сняла накопившейся усталости, а отбивная и яйца показались безвкусными. Он продолжал думать об Энджел, дочери Консуэло.

Он старался убедить себя, что ошибся, что это совсем другая девушка. Похоже, он совершил ошибку еще три года назад, когда впервые дал согласие на то, чтобы заняться этими поисками. Но в глубине души он не сомневался, что эта черноволосая мегера, которая хотела прирезать его в закоулке, была той самой девочкой, которую искала Консуэло. Той самой, которую он должен был забрать в Каса-Верде и представить Консуэло в качестве ее дочери. Ее любимой дочери, которую она оплакивала и о которой мечтала все эти годы.

Он знал, что должен быть готов к этому. Девчонка, воспитанная в сиротском приюте, с девяти лет предоставленная самой себе… Кого он ожидал увидеть? Аристократку с драгоценными украшениями и манерами выпускницы престижной школы? Удивительно, как она вообще дожила до восемнадцати лет, а что касается того, какой она стала за это время — ну что же, глупо было ожидать другого.

Но к этому он готов не был. Он дал согласие Консуэло найти ее дочь по одной-единственной причине: потому что она его об этом попросила, и он ни разу не подумал о последствиях. Единственным вопросом, который еще оставался, был вопрос, что ему теперь делать? Ясно, что девушка не хочет с ним ехать и ее не интересует ни мать, ни что-то еще.

Он не может заставить ее. Он не хочет заставлять ее. Разве он проделал весь этот долгий путь, провел годы в непрерывных поисках лишь для того, чтобы с помощью пинков и криков притащить домой дикую кошку, которая, похоже, в первую же минуту, увидев свою мать, плюнет ей в лицо?

Может быть, учитывая все обстоятельства, милосерднее будет сказать Консуэло, что девушка умерла?

Когда в его дверь постучали, Адам уже знал, что это она.

Кроме нее, больше никто не знал, что он здесь. Он смыл с лица мыльную пену, бросил полотенце на стул и торопливо надел рубашку. Прежде чем он открыл дверь, она успела постучать три раза.

Сейчас, когда она стояла так близко и у его горла уже не было ножа, сходство с Консуэло показалось ему таким поразительным, что на какой-то момент он просто онемел. Она была так красива, что у него защемило в груди. Горделивые черты нежного аристократического лица, пугающая глубина взгляда, пышная копна волос цвета воронова крыла, таких блестящих и живых, что, казалось, они сияют собственным внутренним светом, изгиб ее губ, поднятый вверх подбородок, плавность плеч и ее осанка, легкая и грациозная, заставляли мужчин неотрывно следить глазами за ее движениями, когда она шла по улице. Это была Консуэло. Но это была иллюзия. Оттолкнув Адама, Энджел прошла в комнату, не дожидаясь приглашения, и, сделав пару уверенных шагов по комнате, повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Так где же эта сука, которая претендует на то, чтобы быть моей матерью? — спросила она.

Он был разочарован. Стоявшая перед ним женщина с холодными голубыми глазами и небрежно уложенными черными волосами теперь не казалось ему красивой. Консуэло действительно была красива. Эта девушка не была ни элегантной, ни грациозной, ни неотразимой. Это была не Консуэло, и даже не ее бледная тень. Одетая в лохмотья и просящая милостыню на углу, ее мать затмила бы свое детище, как газовый шар — спичку. Нечего даже их сравнивать. Адам сам себе удивлялся, что обнаружил в них какое-то сходство.

Он застегнул пуговицы на рукавах рубашки и ногой закрыл дверь.

— Тебя еще чему-нибудь научили, кроме как вламываться в номера незнакомых мужчин?

Энджел не обратила на него внимания. Сначала она подумала, что он мог быть причастен к тому, что сделали с ее домом, но она оставила эту мысль еще до того, как вошла к нему в номер. Человек, который мог позволить себе снять номер в гостинице только для того, чтобы принять ванну, не нуждался в ее жалких пятидесяти долларах. Кроме того, у него не хватило бы времени, чтобы добраться до ее дома, учинить разгром, найти деньги и вернуться сюда — и при этом еще отлично выглядеть, как будто он собрался на светскую вечеринку. Кроме того, он привел себя в порядок, и причесанный, гладко выбритый, одетый в клетчатую рубашку и чистые хлопчатобумажные брюки он вообще не был похож на типа, которому доставляет удовольствие вспарывать стариковские матрасы. Энджел не выносила поспешных суждений, и она все еще не слишком ему доверяла, но зато она разбиралась в людях. Этот человек не мог быть вором.

Она повторила:

— Так где она?

Он наклонился над раковиной и, сполоснув бритву, насухо вытер ее полотенцем, перед тем как убрать.

— В местечке, которое называется Каса-Верде, в Нью-Мексико.

Нью-Мексико… Она прищурилась. Это было не совсем то место, куда она хотела ехать, но это было лучше, чем ничего. И по пути в Нью-Мексико они будут проезжать через Денвер. Чтобы куда-нибудь отсюда попасть, все равно нужно ехать в Денвер.

— Что ей понадобилось от меня через столько лет? — удивилась Энджел.

Взгляд его голубых глаз был оценивающим, а выражение лица — невозмутимым.

— Я думаю, — ответил он, — она скучает по вас.

Сделав усилие, чтобы удержаться от резкого ответа, Энджел спросила:

— И все, что от меня требуется, — это поехать повидаться с ней, верно?

— Верно.

— И вы оплачиваете дорогу?

В его глазах мелькнуло то ли удивление, то ли радость.

— Да, это так.

Джереми ждал в повозке внизу, и она не хотела оставлять его без присмотра надолго. И тогда она заявила:

— Без моего папы я никуда не поеду.

Эти слова весьма удивили Адама, но он не мог понять причину и постарался не показывать свое удивление. Он только кивнул.

— Поезд в Денвер отправляется через час.. Встретимся на станции.

И она ушла.

Адам стоял у двери и хмурился. Ситуация вышла из-под его контроля. Она уезжала с ним по собственному желанию, бесконечные поиски закончились, Консуэло вновь увидит свою дочь. Он должен был ощутить облегчение, но не мог.

Он чувствовал себя так, как будто собирался совершить самую большую ошибку в своей жизни.