Шум дождя разбудил меня – иначе я проспала бы вечность. На часах было почти два. Голова не болела – уже хорошо! Дождь разрядил атмосферу, да и сон пошел на пользу. Я потянулась с наслаждением и встала.
На кухне взгляд мой споткнулся о лужицу кофе на столе – в сердце неприятно кольнуло. Стараясь не думать о событиях раннего утра, я быстро вытерла со стола и вымыла чашки. Затем не спеша привела себя в порядок и сунула в микроволновку два здоровенных гамбургера – зверски хотелось есть. Хорошая штука – эти запаянные в целлофан гамбургеры! Хранятся в морозильнике хоть месяц, а если хочешь быстро и без хлопот пообедать, на минуту в печку – и готово! Я вынула горячие гамбургеры и с аппетитом перекусила, попутно прикончив открытую утром банку сока.
Несмотря на дождь, который недавно ливнем прошел по городу, в воздухе по-прежнему висела духота. Обед разморил меня, и я вновь бухнулась на диван, раздумывая: чем бы заняться до вечера? В том, что никакие силы сегодня не выгонят меня на улицу, я была уверена на сто процентов. Черт с ним, с турбюро, потерпит. Как-то незаметно вновь мои мысли вернулись к Марине. Сейчас, спустя несколько часов, она уже не казалась мне столь однозначно сумасшедшей. Скорее, меня просто испугало ее экзотическое одеяние. Может, если б не эта злополучная шуба, я по-другому восприняла бы ее появление? Может, из-за этого я упустила что-то важное?..
Что она там говорила про документы? Да, я видела, что это вырезки из газет, но даже не потрудилась прочесть их! Что, если Марина действительно обратила внимание на что-то существенное, выпавшее из поля зрения следствия? Ведь так бывает, мне ли не знать этого! А письмо? Где оно? Напрягая последние работающие извилины, я старалась вспомнить – показывала мне письмо Марина или нет. Но так и не вспомнила.
«Ну вот, начала заниматься самоедством! – заворчала на себя. – Не хватало еще чувствовать себя виноватой – почему не до конца выслушала бред полоумной, к тому же наркоманки!»
Интересно, кто все же посадил ее на иглу? Или она принимает «колеса»? А может, героин? И как давно?
Вопросы, вопросы… Червь сомнений потихонечку вползал в душу. Где-то я дала маху, в этом почти не приходится сомневаться. Но где? Что прошло мимо моего внимания?
Чтобы развеять свои сомнения, я достала заветный мешочек с гадальными костями, к которым всегда обращаюсь в трудных случаях. Немного подержала в руке, заряжая своей энергией, и, мысленно сконцентрировавшись на вопросе, бросила кости.
8 + 21 + 25.
Что означает: «Научитесь пропускать мимо ушей необоснованные обвинения».
Уже хорошо! Значит, я обвиняю себя необоснованно. Ладно, еще вопрос… Я вновь поглаживаю кости и бросаю на столик.
1 + 18 + 27.
«Представляются приятные поездки». Все, завтра же позвоню в туристическое агентство и уеду куда угодно – только бы подальше от Тарасова!
Едва лишь я разобралась с ближайшим будущим – мысли вновь вернулись к недавнему прошлому. «Ангел на самом деле вовсе не ангел, а демон…» Что бы это могло значить? Просто – поток больного сознания или?.. Кого имела в виду Марина?
Поняв, что подремать на диване мне не придется, я решила принять ванну. Лежать в теплой пене с запахом лаванды – приятное занятие! Наполнив ванну и добавив душистой пены, я с наслаждением погрузила в нее свое изнуренное жарой тело, предварительно поставив рядом, на туалетную полочку, телефон. Это на тот случай, если кто-то позвонит: я собиралась пробыть здесь долго. Прикрыв глаза и положив голову на сложенное валиком махровое полотенце, расслабилась и тут же провалилась в дрему.
Видимо, я действительно заснула. Запах цветов кружит голову. На самом краю поля я вижу женщину – она удаляется. Пытаюсь догнать ее, но безуспешно. «Что мне от нее нужно?» – вяло проносится в сознании. Но что-то, видимо, нужно, раз я преследую ее! Неожиданно женщина останавливается и оборачивается: это Марина! Я уже отчетливо вижу лицо, движение губ… Она что-то говорит, а что – непонятно.
«Громче!» – кричу я изо всех сил, но голос тихий, вялый. Запах лаванды заполняет мои легкие, становится трудно дышать…
Лицо Марины начинает надвигаться на меня, увеличиваться – все больше и больше. Оно уже заполнило все пространство поля. Я ничего не вижу, кроме ее лица, вернее губ. Они шепчут: «Помогите! Я уже не смогу, а вы сможете, я знаю… Я верю…»
Видение исчезло так же вдруг, как и появилось. Мое сознание вновь вернулось в действительность, и я открыла глаза. Пена попала в ноздри, и даже во рту ощущалась горечь лаванды. Видимо, наваждение было вызвано именно этим. Но голос Марины! Я слышала его так отчетливо…
Больше не раздумывая, обтерев руку об полотенце, я набрала знакомый номер особого отдела областного УВД.
– Дежурная слушает, – услышала я металлический, безжизненный голос.
И как это они ухитряются вырабатывать такой идиотский тембр?
– Мне добавочный… – я назвала несколько цифр.
– Минутку. – В трубке раздался мелодичный перезвон коммутатора.
– Слушаю! – Теперь голос был живым и очень знакомым.
– Вадим, привет! Это Татьяна Иванова. Узнаешь?
Терпеть не могу, когда меня с кем-то путают по телефону.
– О-о-о! «Татьяна Иванова»… Почему так официально? Я твой голос узнаю из тысячи! Как поживаешь, Пинкертон в юбке, или в чем ты там сейчас?
Голос все более приобретал игриво-томную интонацию.
– В ванной! – в тон ему ответила я, приняв игру.
– О-о-о! – В трубке раздался призывный стон. – Секс по телефону? Я готов! Уже расслабился…
Я расхохоталась.
– Кончай балагурить, Вадим, у меня к тебе серьезное дело.
– Да-а? Я хорошо помню наше последнее совместное «дело»: нам обоим было очень хорошо, дорогая… Разве не так?
– Вадим! – как можно строже сказала я, стараясь остановить не в меру разгулявшийся темперамент моего старого друга. – Еще одно слово – и я звоню твоей жене!
– Тьфу, весь кайф сломала…
– Прости, но мне сейчас действительно не до этого. Однако, обещаю, как только освобожусь, – с меня чашка кофе!
– Надеюсь, кофе будет в постели? – Он все еще продолжал заигрывать.
– Носков, – прорычала я, – ты можешь быть серьезным?!
– Все, сдаюсь.
– Достань мне одно дельце. Всего на полчаса. Я только посмотрю – и все.
– Что за дело? – тон Вадима сразу стал деловым.
– Записывай: Александр Ветров, семьдесят шестого года рождения, погиб на Кавказе в январе этого года.
– Записал. Куда привезти – может, домой? Вода в ванне еще не остынет?
Я пропустила хохму мимо ушей.
– Через час жду в кафе «Ковбой» на Немецкой.
Он хотел сказать что-то еще, но я быстро положила трубку.
Когда приехала в кафе, он уже ждал меня. Перед ним на столе стояла недопитая чашка кофе и вазочка для мороженого. Вазочка была пуста. Сластена!
– Привет! – он привстал, галантно поцеловав ручку. При этом его глаза оценивающе прошлись по моей фигуре. Увиденным Вадим остался доволен, потому что физиономия его томно расплылась.
– Ты великолепна! Впрочем, как всегда, – добавил он. – Что будешь пить?
– Давай сразу о деле. Принес?
– Обижаешь! – Он вынул из кейса, стоявшего на соседнем стуле, объемистый пакет, размером чуть больше машинописного листа. – Ведешь новое дело?
– Еще не знаю. Когда вернуть?
– Можешь не возвращать – я снял ксерокопию. Только потом уничтожь.
– Я тебя обожаю!
– А кофе пить со мной не хочешь!
– Давай заказывай.
– Пожалуй, здесь не стоит, – передумал Вадим. – Кофе отвратный, съешь лучше мороженого. – Он подозвал официантку и сделал заказ. – Я надеялся, что ты угостишь меня своим. Я ведь знаю, что кофе лучше тебя никто не готовит…
Его ладонь мягко прикрыла мою руку. Я быстро высвободилась. Нельзя давать ему расслабляться – иначе не отвяжется!
– Вот лишат меня лицензии – пойду работать в кафе. Будешь хоть каждый день пить кофе «от Татьяны».
Поняв, что на «чашку кофе» меня не расколоть, Вадим заговорил серьезно:
– Между прочим, чутье тебя не подвело. Дело закрыть поторопились.
– Это интересно! Тогда почему же вы его закрыли?
–А мы его и не открывали. Его вели коллеги из Пятигорска. А нам прислали для ознакомления. На поверхности была очевидность несчастного случая. Показания свидетелей ничего нового не добавили. А копаться никто не хотел. Сборы закончились – спортсмены разъехались по разным городам. Так сказать, за границу. Ну, ты меня понимаешь. Попробуй достань их на Украине или в Прибалтике! Это тебе не Союз Советских Социалистических Республик, где нажал одну кнопку – и вся милиция в ружье. От Москвы до самых до окраин… Сейчас одних разрешений на визу месяц оформлять надо. Но если внимательно прочитать дело, то пробелы чувствуются!
– В чем?
– Так с ходу не скажу, но чую: ты что-то раскопаешь. Интуиция! – Он многозначительно поднял палец. – Я так думаю.
– Спасибо, Вадим. Я рада, что ты так думаешь. Ведь, честно говоря, сама я пока никак не думаю! – И, стараясь ничего не упустить, я рассказала ему об утреннем визите.
На прощание еще раз заявила Вадиму, что обожаю его, и в подтверждение даже чмокнула в щеку, ловко увернувшись от его отнюдь не дружеских объятий. Мне не терпелось открыть поскорее пакет.
– Надеюсь, замуж не собираешься? – уже почти вслед мне крикнул он. – Я этого не выдержу – умру от горя!
– Не страдай – так долго ты сам не проживешь!
Дома, разложив материалы следствия на столе и удобно усевшись в кресле, я углубилась в чтение. По рассказам свидетелей, за день до трагедии к Александру приехала его сестра, чтобы вместе с ним встречать Рождество. Он заказал для нее номер в кемпинге, недалеко от базы горнолыжников. Но что-то при их встрече разладилось. Саша вернулся от сестры расстроенным. На вопросы друзей не отвечал, а когда узнал, что несколько ребят отпросились домой на праздник, то якобы попросил кого-то отправить какое-то письмо с городской почты – так быстрее дойдет. Кто-то видел даже, как он писал что-то, но кому Ветров отдал письмо – никто не знал. На этот факт следствие вообще внимания не обратило. А зря!
Я взяла чистый лист бумаги и вывела первую строчку: «Письмо». И поставила жирный вопросительный знак. Значит, письмо все же было. Но то ли самое, что получила Марина? И почему она получила его через три месяца после смерти сына?!
Один из свидетелей подзывал Сашу к телефону. Ветрову звонила девушка. Сестра или нет – этого никто не знал. Александр ничего не объяснил. А ближе к вечеру куда-то заторопился. Сказал, чтоб его не ждали, что они с сестрой придут прямо в бар, где договорились вместе отмечать Рождество. И ушел. Больше его никто не видел. Имеется в виду – живым…
Правда, были показания еще одного свидетеля, который видел, как поздно вечером под Рождество к канатке поднималась пара. Лиц он не разглядел, но по одежде парня можно было предположить, что это был именно Саша Ветров.
Еще один свидетель видел, как мужчина сорвал вдруг с девушки шапочку и по плечам ее рассыпались черные волосы…
По словам Ангелины Ветровой, она весь вечер прождала брата в кемпинге и, не дождавшись, обиженная, легла спать. Она тоже заметила, что Саша был в тот вечер чем-то расстроен, но причины не знала. Да, брат действительно водил ее к фуникулеру, но это было днем, сразу после приезда. Решили, что свидетель ошибся или что видел он не погибшего.
Значит, Ангелиночка была тогда у брата. Интересно, какие у нее волосы: темные, как у матери, или светлые, как у отца?.. Судя по протоколам, алиби у нее нет. Интересно, интересно…
Я взяла свой лист и вывела вторую строчку: «Ангелина – алиби не имеет!» Подчеркнула жирной чертой.
Конечно, кощунство – подозревать в убийстве брата родную сестру, но – чем черт не шутит! Писали же недавно газеты, как внук убил родную бабушку только за то, что она не дала денег на наркоту. Жуть! Но факт остается фактом. Так что не будем пока выводить сестренку из числа подозреваемых.
Из оставшихся материалов интерес представляли лишь показания сторожа канатки. Он клялся и божился, что отключил пульт и опечатал его, как требовала того техника безопасности. Когда вернулся назад, канатка по-прежнему была отключена, пломбы – в целости. Как парень попал в кабину фуникулера – сторож понятия не имел. Кабина, в которой находился Саша, была недалеко от платформы – четвертая по счету. Расстояние между кабинками – не более трех метров…
Почему же Ветров не добрался до платформы по канату? Это осталось загадкой для всех, в том числе и для Сашиных друзей. Судя по их показаниям, погибший, да и многие другие ребята не раз проделывали этот путь по канату – просто так, ради остроты ощущений. К тому же, по общему признанию, трусом Саша Ветров не был никогда. Как же вышло, что он спасовал в тот раз?
Этот важнейший вопрос следствие оставило без ответа. Зато я, внимательно изучая его материалы, кажется, нашла этот ответ!
Рассматривая ксерокопии приобщенных к делу снимков – не слишком четкие, но все же позволяющие разглядеть детали, – я вдруг замерла над фотографией трупа в кабинке фуникулера. Странно… Более чем странно!
Окоченевшее тело Саши было слегка откинуто назад, руки спокойно лежали на скамейке; одна нога была вытянута, другая согнута в колене. На голове спортивная шапочка-петушок, воротник куртки опущен…
Мои последние сомнения рассеялись как дым!
Когда человеку холодно, что он делает в первую очередь? Ответ очевиден – пытается согреться! А значит, высоко поднимает воротник своей теплой куртки, надвинет шапочку на глаза и, конечно, засунет руки поглубже в карманы. Съежится, в конце концов! А поза Саши говорила, что ему вовсе не холодно. Он даже откинул голову, как будто хотел позагорать. Ночью, в мороз?!!
Нет! Парню вовсе не было холодно на фуникулере. А не холодно в морозную ночь могло быть только трупу! Следовательно, на фуникулер Саша попал уже мертвым. Или, по крайней мере, в бессознательном состоянии.
Пролистав оставшиеся документы, больше ничего интересного для себя я не нашла. Вскрытие, по просьбе родителей, не проводили. Видимых следов насилия на трупе не обнаружили, поэтому пошли им навстречу. Несчастный случай: Александр Ветров погиб по своей неосторожности. Дело закрыто за отсутствием состава преступления.
Я дочитала заключение до точки.
Ну нет. Как раз точку ставить рановато. Слишком много остается вопросов. Пожалуй, больше, чем ответов. Но это – пока! Потому что я собираюсь дать ответы на все вопросы.
Надо ехать в Сольск, найти Марину. Что она говорила про «родного человечка»? Да, выяснить предстоит многое. А начать надо с дочери. Не знаю, как там дальше пойдет, но сейчас Ангелиночка Ветрова вырисовывается у меня главным свидетелем и подозреваемым одновременно. Вот вам и «родной человечек» – роднее не сыскать! Ничего складывается ситуация…
Я почувствовала себя борзой, взявшей след…