Негодная певица и некромант за клавесином

— Еда!

— Карин…

— Хм?

— Карин, нельзя так. Что о тебе подумают?

Я пожимаю плечами, хватаю истекающую маслом манящую жареную булочку и, прежде, чем откусить сразу половину, спрашиваю:

— Дан, что ты обо мне подумаешь?

— Я порадуюсь, потому что хороший аппетит признак выздоровления.

— Вы её слишком избаловали, — упрекает папа.

— Господин Тавиран, вы заблуждаетесь. Карин взрослая самодостаточная девушка и сама принимает все решения. Я могу лишь поддержать, но никак не избаловать.

Родители делают одинаково неодобрительные выражения лиц, будто хором репетировали, но сказать больше ни мама, ни папа ничего не решаются, тем более я уже хватаю ещё пару булочек. в каждую руку по штуке и откусываю от них поочерёдно.

Я понимаю, что ни одна приличная девушка не будет вести себя подобным образом, но… я ведь не на публике, верно? Почему, когда я очень голодна, когда я только вышла после тяжёлого, не побоюсь слова, испытания, когда у меня бушуют эмоции, я должна сдерживаться перед самыми близкими? А Дан близкий. В каком-то смысле он даже ближе мне, чем родители — в отличии от них он знает меня, мою суть, мой нрав, мои мечты.

После завтрака слуги традиционно подают кофе и газеты.

Мама тотчас теряется. Она смотрит на газеты, которые женщина не должна читать. Она смотрит на поданный кофе, на Дана. Читать неприлично, и уйти из-за стола неприлично. Конечно, можно сослаться на внезапное плохое самочувствие, но уловка будет настолько явной, что тоже неприлично.

— Мама, советую с молоком, — улыбаюсь я, намеренно игнорируя её затруднение.

— Кстати, поздравляю, Карин, — Дан указывает заголовки статей. — Теперь посвящённые тебе статьи на передовицах ведущих изданий.

— Мне?

Пока я хлопаю глазами, мама первой берёт газету, забыв про все приличия и неприличия. Папа чуть отстаёт. Я выбираю газету из оставшихся.

Дан, жестом показав слугам отступить, сам разбавляет для меня кофе молоком.

Он просто заботится обо мне как друг или он… ухаживает?

При родителях я точно не стану задавать этот вопрос. Да и вообще, зачем спрашивать? Зачем выяснять отношения? Сейчас всё хорошо, вот и достаточно.

Я делаю глоток и опускаю глаза в текст на передовице. Ага… А какой сегодня день? Дата выпуска газеты на день не совпадает с датой моего концерта на афише. Дан слукавил или газета вчерашняя?

Насчёт того, что статьи посвящены мне, точно слукавил. Они не про меня, а про вероломное предательство эльфийских жрецов. Я ещё раз перечитываю. Газетчики обвиняют не всех эльфов, только жрецов? Вроде бы правильно… Эльфы из жюри, насколько я помню, пытались защитить зрителей. Но почему пишут только о жрецах? А король? Разве он может быть непричастен? Конкурс проходил от его имени, и не исключено, что он изначально был задуман как часть плана по возвращению магии.

Ответ я нахожу абзацем ниже, и он неожиданный. Эльфийский король передал в нашему Парламенту неопровержимые доказательства сговора своих жрецов с нашей же высшей аристократией с его величеством во главе.

Что же, понятно, почему Парламент принял эльфийское объяснение. Разве маги упустят такой шанс?

— Его величество ещё юн, — выдыхает папа. — Его ввели в заблуждение…

Дан откладывает газету и пожимает плечами:

— Вероятно, так и есть. Вероятно, короля ввели в заблуждение советники, на которых он всецело полагался. И наивность будет стоить ему короны.

— Наследному принцу всего три года. Нет никого, кто безусловно мог бы встать на позицию регента…

— Регент? Господин Тавиран, очнитесь. Экстренное заседание Парламента уже в разгаре. Через пару часов наше королевство будет объявлено республикой. Карин, ты готова? Через пару часов начинается твой концерт.

Глава 67

— Я готова.

Я удивляюсь как спокойно звучит мой ответ, и вдвойне удивляюсь спокойствию внутри. Я ловлю взгляд Дана, вижу его улыбку и улыбаюсь в ответ. Я теряюсь в его глазах, и с невероятной остротой переживаю, казалось бы, ничем не примечательное мгновение. Время словно останавливается.

Где-то рядом и одновременно далеко-далеко кашлянул папа. Щёлкают стрелки часов, а всё смотрю и смотрю…

Дан первым выныривает из нашего странного уединения.

— Прошу, Карин. Я попросил Мэри подготовить для тебя наряд. Она страшно ругалась, что в такой момент я заставляю её забыть о переживаниях и работать, но на самом деле она была рада одеть тебя на твой дебют.

— Можно ли называть концерт дебютом? — прищуриваюсь я и поднимаюсь навстречу ожидающей меня горничной.

— Почему нет? — хмыкает Дан.

Он тоже считал, что я не пою, а вою, что у меня нет никаких шансов стать певицей. Что изменилось? Им движет… чувство вины? Если это так, будет жаль. Впрочем, я не собираюсь гадать о его мотивах, я собираюсь наслаждаться подаренной возможностью.

Я выбегаю из комнаты.

Переодевание, причёска и макияж много времени не занимают. Во-первых, я не стремлюсь к чему-то сложному. Во-вторых, горничные оказываются мастерицами своего дела. Мне кажется, они не совершают ни одного лишнего движения.

Вскоре в сопровождении горничных я спускаюсь в холл.

— Ты собираешься выйти в этом?! — почти хором восклицают родители.

И одновременно я слышу от Дана:

— Карин, сегодня ты особенно прекрасна.

— Спасибо.

Снаружи уже ждут экипажи, их почему-то целых три. Один для меня, один для Дана, и один для родителей. Я с лёгким разочарованием провожаю Дана взглядом. Почему он не со мной? Не со мной… Мысль эхом отзывается внутри, и на языке появляется лёгкий привкус досады.

Погрузиться в меланхолию мне не позволяет Марк. Невесть откуда взявшийся мальчишка запрыгивает в салон следом за мной и захлопывает дверцу. Мальчишка сияет, на лице улыбка от уха до уха.

Экипаж почти сразу трогается.

— Госпожа, рад вас видеть!

— Я тоже, Марк. Как ты?

— Спрашиваете? Я то нормально. А вот вы тогда… Я очень за вас испугался, госпожа.

— А я за тебя. Получал уже письма от сестры?

— Одно. Кэрри написала из столицы, она благополучно доехала. Новостей по поводу её учёбы ещё не было.

— Будут.

— Будут, — соглашается Марк.

Повисает неловкое молчание. Я хочу спросить, как Марк справился в тот роковой день, когда я оставила его и всех остальных прятаться под сценой, а сама ушла, но мне тяжело задать этот вопрос. Почему…?

Словно поняв меня лучше меня самой, Марк подмигивает и сдвигает занавеску на окне. Я послушно выглядываю, не ожидая увидеть что-то особенное. И у меня перехватывает дыхание. Моя мечта… исполнилась слово в слово. Афишами с моим портретом обклеен буквально весь город.

Конечно, может быть, только несколько улиц — Дан заранее знал маршрут, но мне приятнее думать про город.

На глаза наворачиваются слёзы, я тронута до глубины души.

— Марь… — выдыхаю я, невольно обращаюсь к нему “домашним” именем.

Афиши, афиши, афиши…

— Да, госпожа?

— Следующей обклеим столицу!

Марк натянуто улыбается, в его глазах мелькает что-то странное. Не грусть, а… настороженность? Думаю, Марк сам решит, хочет ли делиться со мной своими сомнениями.

Экипаж останавливается у бокового входа в концертный зал, и Марк выпрыгивает на улицу. Я только сейчас замечаю, что парнишка приодет. На нём, оказывается, модный костюм. Рукава Марк закатал точь-в-точь как Дан.

У входа меня ждёт Мэри, сзади догоняют родители и Дан. Я вдруг понимаю, что стою в окружении дорогих мне людей — близких, друзей.

Я так счастлива!

Оглядевшись, я впитываю в себя это невероятное ощущение и торопливо поднимаюсь по ступенькам — нехорошо опоздать на свой первый концерт.

Коридор приводит меня в гримёрку, Мэри лично подправляет в причёске пару выбившихся прядок, невесомо касается лица кисточкой с пудрой и подхватывает карандаш, чтобы сделать быструю зарисовку… моего пути к славе.

— Карин, тебя не смущает, что ты… не репетировала? — не выдерживает Мэри.

— Я спою от души. Что может быть лучше?

— И правда…

Я посылаю Мэри воздушный поцелуй.

— Карин, — окликает меня Дан. — Зрители в нетерпении.

— Иду, нет, лечу! — я чувствую себя окрылённой.

Дан подаёт мне руку, и к сцене мы идём вместе. Только у самого занавеса Дан отпускает мою руку и выходит к зрителям один. Я подглядываю в щёлку — зал полный! Если честно… я не понимаю, когда успели распродать билеты. Разве горожанам сейчас до концертов, после превращения предоставленного эльфам парка в мёртвый пустырь, после трагедии?

Или люди пришли, потому что моё участие упоминали в газетах? Но я хочу, чтобы ко мне приходили ради моих песен…

Выделяется первый ряд — он пустой, заняты только пять центральных кресел. Сидят мои родители. Слева от них Мэри и Марк, а справа неожиданный гость. Я бы меньше удивилась появлению в зале нашего или эльфийского короля. Справа от родителей через одно пустое кресло сидит Берт.

Дан останавливается на краю сцены:

— Я рад сегодня объявить выход певицы, чьё исполнение не оставит равнодушным. Кари Ти!

Хм?

Разве представление не должно быть немного многословнее? Меня царапает странный диссонанс между дотошной подготовкой концерта и внезапной небрежностью сейчас. Может, концерт готовил Марк? В одиночку — слабо верится.

Возможно, Дану просто неловко участвовать в том, что ему кажется позором.

— Благодарю за высокую оценку моего таланта, Дан, — я присоединяюсь к нему на сцене.

Дан немедленно отступает и, слегка поклонившись, садится за клавесин. Зрители аплодируют в едином порыве. Их единодушие… удивляет.

Я глубоко вдыхаю, и запеваю свою самую первую песню — о крыльях, о свободе.

Песни перетекают одна в другую, музыка звучит фоном. Я даже не пытаюсь слушать мелодии, не говоря уже о том, чтобы попадать в ноты, которые я всё равно не слышу. Музыка сама по себе, мои песни сами по себе. Думаю, пару раз я заканчивала петь посреди мелодии и начинала следующую песню. Это даже забавно.

Часовой концерт как один глубокий вдох и долгий выход.

Музыка стихает, и я завершаю песню в тишине.

Раздаются аплодисменты. Приветствуя меня, зрители встают со своих мест.

Я, конечно, талант, но…

Я исполняю глубокий реверанс, и Дан выходит ко мне с охапкой букетов.

Глава 68

Самых разных цветов, веточек и зелени столько, что за ними я едва вижу. Дан помогает их удержать, и провожает меня со сцены, толком не позволив побыть со зрителями. Я слабо понимаю, зачем мне с ними задерживаться и позволяю себя увести в гримёрку, где меня ждут пирожные и кофе.

Появляются Мэри, Марк, родители… и даже Берт. Он неловко улыбается, протягивает мне букет тюльпанов.

— Поздравляю тебя с исполнением мечты, Карин. Это то, чего ты хотела?

— Да, Берт.

Он растягивает губы в ещё одной неловкой улыбке и садится за стол за моих родителей, словно прячется за них от меня, от Дана. Я слабо понимаю, зачем он приехал. Он никогда не был в меня влюблён, я уверена. После того, как я “опозорилась” его родители больше не захотят видеть меня своей невесткой. Ответов у меня нет и я не стану их искать. Зачем? Можно ведь считать, что Берт здесь попрощаться.

Дан берёт на себя инициативу и разливает по чашкам кофе. Мне и маме подливает молока, папа отказывается и оборачивается ко мне:

— Значит, ты выбрала Огл, Карин?

— Я собираюсь в столицу. Зал был полный. Думаю, гонорара хватит, чтобы не только покрыть затраты на аренду зала, афиши и прочие расходы, но и на организацию нового выступления.

— Хм… Карин, но ведь ты не можешь продолжать петь и заниматься магией?

— Почему, пап? — пока он говорит спокойно, я могу поддержать разговор, хотя предпочла бы обсудить что-нибудь… не семейное.

— Потому, если ты продолжишь, то тебя никто не возьмёт замуж. Семья Дельси уже от тебя отказалась.

— А зачем мне замуж?

— Как это, “зачем”?! — вскидывается мама.

Папа придерживает её за руку, и мама послушно умолкает.

— Чтобы рядом с тобой был надёжный муж, который позаботится о тебе, обеспечит, который не бросит тебя в тяжёлых жизненных обстоятельствах, станет опорой и поддержкой.

Когда-то я поверила этим обещаниям. Закончилось разводом. И если бы не Азири Ра, я бы не прожила и пары дней. Моё состояние не вина Берта, а результат принятия микстуры. Но… Того факта, что он всё же бросил меня это не отменяет.

— Пап, ты о чём? Я прекрасно обеспечу себя сама. Даже если забыть про карьеру певицы, у магов высокие гонорары, особенно у некромантов. Просто посмотри, чего я уже достигла.

— Тебе повезло.

— А знаешь, кому не везёт? Тому, кто не рискует и вообще ничего не делает. Везение… это один из моих талантов.

— Дети, — вклинивается мама.

Её вопрос отзывается болью. У меня нет желания обзаводиться малышом прямо сейчас, но однажды, когда я сама немного повзрослею, когда почувствую, что наконец-то я могу многое дать своим детям… И я не про деньги, а про мировоззрение. Я совершенно не хочу быть матерью, замолкающей по первому же одёргиванию от мужа, как случилось только что.

Я знаю, что жертвы микстуры становились мамами, так что бесплодие у меня нашли не из-за неё.

Боль вспыхивает, и я отвечаю резче, чем собиралась:

— Мама, дети появляются не от брачного ритуала, а от отношений с мужчиной.

Мама заливается краской.

— Карин, — упрекает папа, но в его голосе звучит бессилие.

— Передай, пожалуйста, — я киваю на тарталетку с фруктовыми кубиками, залитыми взбитыми сливками.

Папа медлит, и мою просьбу выполняет Дан:

— Мы здесь, чтобы поздравить Карин с успешным первым концертом. Простите, но разговор становится слишком серьёзным для сегодняшнего вечера.

— Не совсем так, — внезапно вмешивается Берт. — Карин, я поздравляю тебя, но я здесь не только для поздравлений. Говоря откровенно, я приехал ради возможности попросить тебя о небольшом одолжении.

— Одолжении? — переспрашиваю я. Неожиданно.

— Это личное. Удели мне, пожалуйста, несколько минут с глазу на глаз. Например, у окна в конце коридора мы сможем поговорить, но не будем наедине…

Я даже слегка заинтригована. Возможно, я чего-то не знаю? Возможно, отец Берта выбрал меня не только как дочь друга? Была более… вещественная причина?

Дан, кажется, собирается вмешаться. Спасибо ему, но сейчас в помощи я не нуждаюсь.

— Да, я готова тебя выслушать, Берт, — только выслушать.

Быстрая, уже не такая неловкая улыбка, и Берт поднимается из-за стола.

Я тоже встаю и выскальзываю из гримёрки раньше, чем Берт успевает предложить мне руку. Я не хочу ему отказывать, но и идти, держась за его локоть, я тоже не хочу. Он вынужден догонять и следовать по коридору за мной.

Как только мы удаляемся от гримёрки достаточно далеко, чтобы нас не услышали, я оборачиваюсь к Берту и скрещиваю руки на груди. Я смотрю на своего бывшего мужа из прошлой жизни и бывшего жениха из этой и не понимаю… что я здесь делаю? Почему я стою с ним, а не наслаждаюсь тарталеткой? Где атмосфера праздника? Почему поздравление превратилось в разговор о будущем и попытку вернуть меня к тому, от чего я бежала? Да, родители желают мне лучшего, но так, как они это лучшее понимают, точнее, как понимает его папа. А я взрослая.

Я не буду обижаться, я буду учиться вести разговор так, чтобы и мне, и родителям было приятно. Неужели у нас не найдётся тем, которые нам подойдут? Буду хвастаться успехами и победами. Вот прямо сейчас вернусь и расскажу, как я счастлива, что выступила!

— Карин, ты меня не слышишь?

— М? Извини, Берт. Я задумалась, — как много я пропустила?

У Берта появляется очень неприятная усмешка.

— Теперь понимаю, как ты ухитряешься не видеть очевидно. Это слишком глупо даже для женщины.

— Что?

Берт кривит губы.

В прошлой жизни эту свою сторону Берт показывал мне всего пару раз незадолго до развода.

— Ты идиотка, Карин. Ты думаешь, что ты успешно выступила? Открой глаза! Ничего подобного.

— Да-да, ты считаешь моё исполнение воем.

Одолжение было лишь предлогом, чтобы выманить меня и наговорить гадостей?

Не знаю, чего Берт добивается, но я зря согласилась на разговор.

— Считаю, но я тебе совершенно не об этом, Карин. Вернись на сцену и спустись в зал.

— Зачем?

— На каждом кресле, начиная со второго ряда, ты увидишь горстку белого порошка. Это ни что иное, как распавшиеся косточки. Кроме той дамы, мальчишки, твоих родителей и меня, у тебя не было ни одного зрителя. Тебе аплодировала нежить, которую некромант в такт ударам по клавишам дёргал за незримые верёвочки. Какой успех? Твой Дан обманул тебя как самую доверчивую идиотку.

Вот и объяснение странностям, которые я заметила.

Чувствую ли я себя обманутой или огорчённой? Нет… Скорее, я впечатлена тем, как Дан постарался сделать мне приятное. Не стал осуждать, отговаривать, а просто взял и исполнил мою мечту, пусть и своеобразно.

Проснуться и узнать, что мне пора на сцену, во сто крат лучше, чем проснуться и оказаться кошмарных воспоминаниях. Благодаря Дану эльфийская трагедия подёрнулась дымкой забытья и кажется далёкой-далёкой.

— Берт. Кем были зрители не имеет никакого значения, потому что Дан выкупил все до единого билеты. Так называемая “правда”, на которую ты попытался открыть мне глаза, пустышка.

— Пустышка?!

— Разве нет? Концерт при полном зале состоялся, и я еду покорять столицу. Я буду выступать, кем бы ни были мои зрители.

— Идиотка.

— Дан призвал костяных призраков, чтобы меня порадовать. Ты же тычешь мне “правдой” в лицо, чтобы огорчить. Не вышло. Но всё равно я от души пожелаю: прах побери тебя, Берт.

Рассмеявшись ему в лицо, я возвращаюсь в гримёрку, ловлю на себе внимательные, настороженные взгляды и… растягиваю губы в неискренней улыбке. Мне резко расхотелось сладкого, а кофе я выпью у Дана на стеклянной террасе, когда мы будем наедине. С родителями я увижусь, но позже, когда буду готова.

Я благодарю их всех за то, что пришли и поддержали меня. Я благодарю родителей, благодарю Мэри и Марка. И даже для Берта у меня находится тёплое слово. Почему бы и нет? Целый час он страдал, наблюдая за моим концертом. Слух он сберёг берушами, но ведь сидел, терпел, ждал, а гадость не удалась.

Не благодарю я только Дана. Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку.

Дан ловит мои пальцы в свои, наклоняется, целует запястье:

— Карин…

— Как насчёт того, чтобы прямо сейчас отправиться на репетицию моего следующего концерта? — беззаботно предлагаю я. Это всего лишь предлог, чтобы уйти.

Дан меня понимает:

— Конечно, — легко соглашается он.

— Дочка?

— Мам, пап, увидимся завтра! Мэри, Марк, до завтра. Берт… прощай.

Дан подхватывает меня под руку.

Наш уход похож на бегство, но мне всё равно. Я переплетаю наши пальцы и искренне наслаждаюсь мгновением. Я не сомневаюсь — я нравлюсь Дану как девушка, иначе бы он не смотрел на меня влюблёнными глазами.

Почему я не замечала?

Мы спускаемся к боковому выходу, и Дан вдруг останавливается в шаге от двери. Я чувствую его нерешительность. Дан поворачивается ко мне лицом.

Мы наедине…

Неужели Дан меня поцелует? От предвкушения и восторга у меня перехватывает дыхание, когда Дан опирается свободной рукой о стену сбоку от моей головы. Дан меня не удерживает, я не чувствую себя пойманной в ловушку.

Дан медлит и…

Не целует.

— Он… рассказал тебе? — хрипло спрашивает Дан, ломая всю романтику.

Кто? Что? О чём?

— Про нежить в зрительном зале? — уточняю я.

— Значит, рассказал.

— Дан, — усмехаюсь я, — если ты хочешь, ты можешь продолжать выкупать билеты. С чего бы мне возражать?

Я говорю полувсерьёз, полушутя. Я не думаю, что Дан действительно станет выкупать билеты, а если станет, то я попрошу этого не делать. Сегодня Дан сделал мне подарок, но в будущем не важно верит он в меня или нет, я исполню свою мечту. Важно, что Дан, я уверена, будет рад.

Я приподнимаюсь на цыпочки и с невесть откуда взявшейся решительностью первой касаюсь губами его губ. Дан отвечает на поцелуй и вдруг подхватывает меня на руки, крепко прижимает к себе. Я смутно осознаю, что сперва мы целуемся на крыльце, потом Дан, не прекращая целовать, выносит меня на улицу. Кто-то открывает и закрывает для нас дверцу, экипажа, мы оказываемся в салоне одни.

И я тянусь, чтобы расстегнуть ворот его рубашки.

Эпилог

Вечер в столице. Я сижу на балконе, любуюсь закатом и как веером обмахиваюсь белой карточкой из очень плотной бумаги. По краю вьётся растительный орнамент — каждый листочек выписан с удивительной тщательностью, и я подозреваю, что у меня в руках работа художника, а не печатный оттиск.

— Госпожа, — негромко окликает горничная. — К вам Марк с гостьей.

— Да? Проси.

Казалось бы, в доме Дана я по-прежнему гостья, но слуги почему-то относятся ко мне почти как к хозяйке.

Да, у нас с Даном закрутился сумасшедший роман… Он избавился от “ментальной занозы”, я в этой жизни просто безумная сама по себе. Не могло быть иначе — полыхнула феерия. Но всё равно отношение слуг меня удивляет, особенно в те моменты, когда мне начинает казаться, что наш роман не продлится долго, и от этого хочется наслаждаться каждым мгновением ещё острее.

— Добрый вечер, госпожа!

— Добрый вечер, Марк, — сегодня мы виделись только утром, да и то мельком. — Как встреча с Кэрри?

— Она учится и счастлива. Госпожа, я взял на себя смелость пригласить вашу кузину…, — он неловко кланяется и, пятясь, выходит.

Кроме молчаливой горничной, на балконе остаётся молодая женщина с короткой стрижкой. Одета модно, щеголяет клетчатой юбкой до колен точь-в-точь как приглянувшаяся мне.

Я поднимаюсь навстречу.

Женщина мне не знакома.

— Я Эмилен, — с улыбкой представляется она. — Ты мне писала.

— Да…, — та самая кузина, судьбой которой меня пугали. — Рада знакомству.

Я протягиваю руку, и Эмилен пожимает мою ладонь.

— Взаимно. Я рада, что ты нашла себя. Было тяжело?

— Оно того стоило, — пожимаю я плечами. — Ты приехала ради меня в столицу?

— Не совсем. Когда я прочитала твою историю в газетах, я поняла, что газетчики много если не врут, то привирают, а ещё я поняла, что до того, как я сбежала с тем бродягой, у меня были уроки магии. С упором в теорию, но всё же. Я приехала попробовать поступить в академии.

— Удачи.

— Везение — это отлично, но пожелай мне упрямства. Я думаю, я не смогу поступить с первого раза, но я смогу найти хорошего преподавателя.

— Я буду верить в тебя, Эмилен.

— Спасибо. Уже поздно… Марк встретил меня с дилижанса.

— Я думаю, Дан не будет против, если ты останешься на ночь в гостевой комнате, — мне неловко это говорить. Как я могу приглашать в дом Дана гостей? Сам факт, что Эмилен здесь появилась, неловкий.

Горничная делает шаг вперёд и, склонив голову, сообщает, что гостевая комната уже готова. А в следующее мгновение на балконе появляется Дан. Мой любимый некромант в одно мгновение оказывается рядом, подхватывает мою руку и запечатлевает на запястье поцелуй.

— Естественно, я не против. Госпожа Эмилен, — он выпрямляется и поворачивается к ней, — прошу простить меня за неучтивость. Разумеется, вы можете остановиться у нас.

— Благодарю.

Эмилен запинается. Слишком очевидно, что сейчас её присутствие на балконе… лишнее. Горничная вежливо приглашает её пройти в комнату, и как только дверь на балкон закрывается, Дан заключает меня в объятия, целует с жаждой, как будто не может напиться. Я отвечаю с не меньшим пылом и незаметно для самой себя забираюсь под ворот его рубашки. То, что пуговицы застёгнуты, раздражает. Дан же дотягивается до застёжки на моём платье…

Ха, если мы увлечёмся, то продолжим не в спальне, а, как это один раз уже чуть не случилось, благо вмешалась горничная, у всех на виду — балкон выходит на улицу.

И мы увлекаемся.

Почти.

Тяжело дыша, Дан отстраняется, хватается за перила.

— Карин…

Да, балкон не место, согласна. Особенно сейчас, когда в столице слишком много магов, никакие наспех наброшенные чары рассеивания внимания, невидимости и отвода глаз не скроют нас от проницательных взглядов.

Чтобы хоть немного разрядить искрящее между нами напряжение, чтобы не наброситься на Дана с поцелуями, я взмахиваю карточкой и шутя касаюсь уголком кончика его носа.

— Смотри, что я получила, — хвастаюсь я.

Сощурившись, Дан быстро прочитывает текст:

— Приглашение выступить в посольстве эльфов на вечере в честь прибытия наследного принца?

— Ага.

Дипломатические танцы продолжаются.

Решением Парламента монархия была упразднена, король предстал перед судом, был единогласно признан судейской коллегией виновным в государственной измене и приговорён к пожизненному тюремному заключению.

Эльфийский королевский двор принёс глубочайшие извинения, приправленные отчётом по итогам внутреннего расследования. Нектар вечности был подан одному высшему жрецу, двум его ученикам и четырём младшим жрецам — все они погребены за пределами Священного леса, в Тишайском Ельнике на границе с Тишайским болотом. Очевидно, что эльфы казнили нескольких исполнителей и не тронули вдохновителей, но нашей молодой республике точно не до войны. К тому же главное случилось — контур разрушен окончательно, и никакими жертвоприношениями эльфы восстановить его не смогут.

Опасаясь, что человеческие государства заключат союз и надавят одновременно, эльфы идут на всё, чтобы добиться мира, включая подкуп и поставки редчайших растений, ещё недавно запрещённых к вывозу из Леса.

Два дня назад в столицу прибыл наследный принц — об этом писали газеты.

А теперь у меня в руках приглашение.

— Карин, ты ведь понимаешь, что тебя приглашают не за талант, а в рамках “извинительной” политики?

— С какой стати мне беспокоиться о причинах? Я просто выступлю. Быть певицей, приглашённой на официальны вечер в честь наследного принца это новый уровень признания, не так ли?

— Хочу увидеть.

— Ты придёшь меня поддержать, Дан? — радуюсь я.

— Нет, Карин, прости, но я приду посмотреть на страдания принца.

Я усмехаюсь.

Принца, если он не глухой, действительно ждут страдания…

— Люблю тебя.

— Карин, ты отослала подтверждение?

— Да.

— А на дату ты смотрела?

— Хм?

— Завтра…

— Эльфы, дорогая, считают смену дня не от полуночи, как большинство человеческих государств, а от заката. Они считают, что с заходом солнца день “умирает”. Ночь они сравнивают с периодом роста в утробе матери, а восход для них рождение.

— Звучит бредово.

— Эльфы. И я, Карин, не про культурные различия. Я про то, что выступаешь ты сегодня. Сейчас. Ты уже опаздываешь.

Упс.

Ни я, ни Марк таких нюансов не знали, вот и ошиблись. Я смотрю вниз на то, в чём я сейчас. Дан откровенно забавляется, он быстрее меня понял, какое решение я приму. Домашняя одежда? Тапочки с помпонами? Я скидываю с плеч кашемировую накидку и остаюсь в одной пижаме.

Я готова!

Если я скажу, что это мой сценический наряд, кто опровергнет мои слова?

— Так чего мы ждём, Дан?

Он пожимает плечами, улыбается и подаёт мне руку. Вдвоём мы спускаемся в холл, где вместе ожидаем подачу экипажа, целуемся, и у меня даже закрадывается мысль никуда не ехать, провести время с любимым, но я эту мысль гоню — от пения я не откажусь. Пение — это моя жизнь. Не только, но значительная её часть.

Экипаж подан. Дан накидывает мне на плечи палантин, который я скинула на балконе и там же забыла. А ещё Дан заправляет мне за ухо прядку волос и смотрит… влюблённо.

Я прищуриваюсь, шутливо качаю указательным пальцем и сбегаю на улицу. Дан следует за мной, помогает забраться в салон, запрыгивает следом, и экипаж трогается, сходу набирает скорость.

К счастью, улицы полупустые, мы едем свободно. Нам время от времени попадаются встречные экипажи, а желающих попасть в центр почти нет. Да и можно ли говорить о центре, если дом Дана в Правобережном квартале, а через реку начинается старый квартал аристократии и чуть дальше в излучине высится дворец. Интересно, а сможет ли королевская семья сохранить его за собой?

Дорога занимает меньше получаса. Экипаж останавливается перед воротами небольшого парка, и у меня по спине пробегает неприятный холодок. Слишком свежи воспоминания. История будто повторяется — нас встречает эльфийка и предлагает следовать цветочной тропой. Под ногами, указывая направление, расцветают маргаритки. Мою пижаму эльфийка словно не заметила, даже самую капельку обидно становится — я бросаю вызов, а она в ответ молча кланяется и как ни в чём не бывало отступает на шаг, всем своим видом показывая, что её безупречная вежливость не повод рассчитывать не то что на разговор, а вообще на реакцию.

Чувствовать себя пустым местом неприятно…

Какое мне до неё дело? До них всех? Я здесь не ради эльфийских снобов, не ради их наследного принца. Я здесь ради сцены.

Маргаритки приводят нас к шатру, где у входа встречает ещё одна эльфийка. Дан протягивает ей моё приглашение.

— Госпожа, вы всё-таки прибыли.

— Госпожа прибыла ко времени, — Дан демонстративно смотрит на часы.

Эльфийка не утруждает себя спором и приглашает внутрь шатра.

Внутри то ли ещё один шатёр, то ли просто полог натянут, отделяющий пространство, где проходит вечер, от сулжебного коридора. Скорее всё же натянута ткань, да ещё и складками, образующими потайные карманы, ниши и даже относительно просторные комнаты. Нас размещают в одной такой условной гримёрке. Ни зеркала, ни графина с водой, чтобы смочить горло перед выступлением, только жёсткая деревянная лавочка и табурет.

Пока я настороженно осматриваюсь — не доверяю я эльфам, хоть и понимаю, что сейчас им вредить людям не с руки — Дан садится и одновременно ловит меня за талию, притягивает к себе, и я оказываюсь у него на коленях.

Вот теперь выдержка эльфийку подводит — он покидает нас с порозовевшим лицом и покрасневшими кончиками острых ушей.

Долго ждать не приходится, минут через десять появляется эльф и с неизменным вежливым поклоном приглашает меня в зал.

— Мне сообщили, что вы будете аккомпанировать госпоже на клавесине?

— Буду, — легко соглашается Дан.

— Уточните, пожалуйста, как вас представить.

— Некромант за клавесином, — пожимает плечами Дан, цитируя мою афишу.

Эльф ещё раз кланяется и жестом приглашает нас следовать за ним.

Проведя нас по коридору к выходу в зал, он просит ещё минуту подождать. Я не возражаю. Я как раз потрачу эту минуту на то, чтобы определиться с репертуаром. В письме, прилагавшимся к карточке-приглашению, распорядитель вечера в самых вежливых выражениях объяснял, что моё выступление должно стать сиянием распустившегося бутона. Цветок распускается, цветок насыщает воздух ароматом и цветок закрывает лепестки. В переводе на человеческий это означало, что от меня ждут не более трёх песен.

Наивные… Каждая песня может длиться бесконечно долго.

Полог поднимается, и я слышу, как распорядитель объявляет:

— Открытие этого сезона, невероятный талант… Кари Ти и некромант за клавесином!

Раздаётся странное шуршание.

— Эльфы не аплодируют, — наклоняется к моему уху Дан. — Они трут ладонь о ладонь, имитируя шелест листвы.

А как было на конкурсе? Отдельно эльфов я не рассматривала, аплодировать могли зрители из людей, их было немало. Я бы сказала, что в основном были они.

Дан подхватывает меня под руку, и мы вместе выходим, я едва вспоминаю скинуть ломающий образ кашемировый палантин.

Сцены нет. Для нас подготовлено небольшое пространство три на три шага или чуть больше, стоит клавесин. Я нахожу взглядом принца — любопытно же. Его выделяет серебряный обруч, формой напоминающий венок из листьев, сходящихся от затылка ко лбу, и по центру прозрачный камень. Одежда светло-серебристая, с вышивкой, ткань особенно лёгкая, летящая, но непроницаемая для взглядя. А в остальном парень как парень, только глаза живые, цепкие и уши острые.

Я в брючной пижаме, реверанс будет слишком уродливым, поэтому я кланяюсь по-мужски, как Дан.

— Для меня много значит ваше согласие прийти, госпожа Ти, господин Тельви.

— Как и для меня возможность выступить, ваше высочество, — отвечаю я.

— Жду с нетерпением, — принц лишь слегка, но склоняет голову, чем безмерно меня удивляет.

Он разительно отличается других эльфов — принц не выглядит отстранённым, наоборот, проявляет живое участие, при этом остаётся в рамках вежливых фраз.

Ещё один совместный поклон, и Дан отпускает мою руку. Я краем глаза слежу, как он садится за клавесин, касается инструмента. Раздаются первые ноты мелодии. Я не могу знать, как играет Дан, считается ли его игра красивой. Мне одинаково нравится и его исполнение, и моё, когда я просто лупила по клавишам.

Я делаю глубокий вдох.

— Зима-а-а-а укрыла снежны-ы-ы-ым покры-ы-ывалом землю, — вспоминаю я одну из своих песен о приходе весны и пробуждении жизни, жажды свободы и магии. Песня провокационная, всё же эльфы пытались лишить людей магии.

Музыка становится громче, увереннее, и я тоже пою громче.

Чтоб меня всегда так слушали!

Эльфы в зале словно одервенели. Или, скорее окаменели. Один замер с бокалом у губ, и бордовый густой напиток проливается на небесно-голубую тунику. Другой держит вилку с наколотой на неё долькой фрукта. Следует либо откусить, либо опустить вилку, но он держит.

Я перевожу взгляд на принца.

Проняла! От приветливого благодушия не осталось и следа. Принц бледен, глаза широко распахнуты, а уши…

Никогда бы не подумала, что такое увижу. Острые уши принца сворачиваются в трубочку в самом буквальном смысле. И не только у него.

Не прерывая пения, я перевожу взгляд на ближайших зрителей. У них у всех уши либо уже свёрнуты, либо сворачиваются! Глядя на них я так воодушевляюсь, что тяну гласные ещё дольше, ещё громче. Профессионал, наверное, сказал бы, что ещё выше, но я не разбираюсь. Я просто пою, вкладывая всю себя.

Музыка льётся.

Я пою, пою. Пою, пока хватает дыхания. Сколько я уже песен исполнила? Две или три?

Я глубоко вдыхаю…

Принц резко поднимается:

— Госпожа Ти, я потрясён вашим талантом до глубины души, — восклицает он и прижимает ладонь к груди. — Позвольте выразить вам моё глубочайшее восхищение и мою глубочайшую признательность. Ваше пение произвело на меня неизгладимое впечателние, я запомню до конца своей жизни.

— Я с радостью продолжу! — заверяю я принца.

Приятно посмотреть, как принц бледнеет. Его выдают уши — самый краешек начал было разворачиваться и резко скручивается обратно.

— Госпожа, я благодарен вам за вашу отзывчивость, и от себя лично, не как принца, а как эльфа, я позвольте выразить вам моё уважение. Я всегда восхищался теми, кто отдаётся искусству, но, как принц, я не вправе злоупотреблять вашей щедростью. Госпожа, прошу принять на память презент.

Отказываться нет причин.

Уверена, плохого мне не подарят.

Принц подходит ко мне, останавливается в шаге. За его плечом как по волшебству появляется лакей. Слуга не скрывался, но просочился по залу настолько неприметно, что кажется, будто он использовал отвод глаз. А может и использовал, хотя вряд ли — это может быть расценено как неуважение к гостям-людям, в том числе и ко мне.

Лакей удерживает небольшой поднос. Похоже, презентов несколько, хотя в глаза бросается только букет из белых, похожих на каллы, цветов. Интересно, для Дана тоже что-то приготовили или как музыкант он не в счёт?

— Я тоже сохраню в памяти сегодняшний вечер! Я счастлива петь перед столь отзывчивыми слушателями.

Улыбнувшись, принц забирает с подноса цветы:

— Рильвины выросли в саду моей сестры принцессы Карвиниэль и обязательно примутся, там, где вы их посадите, госпожа Ти.

Я должна их сажать?

Я принимаю букет.

— Спасибо, я тронута.

В качестве “основного блюда” принц вручает мне набор целебных эликсиров, приготовленных на основе священных трав и мимоходом принц упоминает мою “победу” над микстурой Руза Пойтера. Да-да, обстоятельства сложились так, что в Гильдии меня услышали, провели проверку, и мои слова подтвердились. Микстуру запретили буквально в тот же день, что завершилось исследование, а менталистам совместно с некромантами и целителями ещё только предстоит найти способ помочь пострадавшим.

“Вторым блюдом” становятся травы для зельеварения.

Подарки хоть и выглядят скромно — подумаешь, гербарий — но стоят очень дорого. Можно сказать, что одарили даже не как королеву, а как императрицу.

А на десерт… Принц подаёт мне прозрачный кристалл на длинной серебряной цепочке. С неожиданным проворством принц захлёстывает цепочку вокруг моего запястья:

— Это особенный артефакт, которым пользуются все наши леди, — поясняет он. — Кристалл помогает заметить зарождение жизни и отслеживать состояние малыша до рождения.

Меня как холодом обдаёт.

— Это очень ценный дар, ваше высочество, — натянуто улыбаюсь я, ведь принц не мог знать о моей проблеме.

Не раскисать!

— В таком случае я всё-таки посмею злоупотребить вашей щедростью, госпожа, — подхватывает принц. — В скором времени один из королевских советников празднует юбилей. Я бы хотел подарить ему возможность насладиться вашим исполнением. Госпожа, я приглашаю вас. Разумеется, я не жду незамедлительного ответа. Господин Тельви, я также признателен вам за прекрасную игру.

Я не вслушиваюсь в словесное кружево, которое плетёт принц.

Я отмахиваюсь от сожалений о несбыточным.

Я полностью захвачена открывающимися перспективами быть приглашённой к Эльфийскому двору и выступить перед неким высокопоставленным лордом. Ха, за что принц его ненавидит? В любом случае мне ненависть его высочества только на руку. Лорду придётся не только слушать, но и изображать восторг. И я стану певицей, получившей признание, какое ещё никто из людей не получал.

Там и до концерта в Гранд-холле всего шаг останется.

Дан получает набор трав, также благодарит и заверяет, что с радостью будет мне аккомпанировать, когда я прибуду в Священный лес выступать. У принца от этих заверений дёргается ухо, но он продолжает улыбаться.

Почувствовав, что Дан кланяется, я тоже сгибаюсь в поясе. Принц отвечает лёгким кивком и возвращается к столу. Глядя ему в спину, я вижу, как скрутившиеся в трубочку уши начинают медленно разворачиваться.

Под шуршание, имитирующее шелест листвы, мы покидаем зал. Дан перехватывает у меня подарки, чтобы я не несла в руках — прячет во внутренних карманах.

— Ты счастлива, Карин?

— Да.

— Ты выступишь перед лордом? — мы покидаем шатёр, идём вслед за указывающими дорожку маргаритками.

— Да, Дан, — пусть не сомневается.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Да.

Что?!

Я оборачиваюсь, хлопаю глазами.

Дан наклоняется ко мне, почти что упирается носом в мой нос. Его глаза близко-близко, и у меня перехватывает дыхание, а ноги становятся ватными.

— Я люблю тебя, Карин.

— Я…

Дан отстраняется:

— Тебе не обязательно спешить с ответом, Карин, — внезапно мягкая улыбка исчезает, взгляд становится как будто хищным, и Дан буквально набрасывается. — Что это?!

Он бережно, но крепко обхватывает меня за запястье, на которое эльф повесил артефакт, поднимает мою руку так, чтобы я тоже видела своё запястье — кристалл, который должен был навсегда остаться прозрачным, горит нежным цветом утренней зари.

Я прекрасно знаю, отчего появляются дети — не от брачного ритуала, а от телесной близости. Уверенная в бесплодии, я намекнула Дану, что он может не беспокоиться о возможных последствиях, а сама не принимала никаких микстур. В результате… Получается, что приговор из прошлой жизни, с которым я смирилась, на самом деле… остался в прошлом?

Я касаюсь своего живота.

Розовый… у нас будет девочка?

Внезапно Дан опускается на одно колено и молча прижимается щекой к моему бедру. Его поцелуй обжигает даже сквозь ткань пижамы. Я касаюсь его плеча. Глаза застилает влагой, и пара счастливых слезинок даже срывается Дану на макушку. Я смаргиваю.

Перед глазами проносится вся моя жизнь. Обе жизни. Проносятся мечты. И на краткий миг мне кажется, что я воочию вижу своё будущее — тихую домашнюю свадьбу, рождение дочери, концерты на тысячи зрителей, выступление в Гранд-холе. Я понимаю, что будут не только победы, будут вызовы, которые предложит мне жизнь, но что бы ни ждало меня впереди, будущее прекрасно.

Обретённая яркая, полная вкуса и ощущений, настоящая жизнь прекрасна.

Я слышу аплодисменты. Кажется, присматривающая за мной Азири Ра мне аплодирует.

Конец.