Негодяи и ангелы

28

Макс Игрунов, сын генерала, хотел избить и трахнуть Ларису Бабушкину. Сначала избить, а потом трахнуть. Или наоборот — последовательность процедур в данном случае дело второстепенное. И не то чтобы она так уж сильно привлекала его. Вокруг было полно баб в сто раз лучше, и Макс постоянно их бил и трахал. Подобно воинам варварских орд он не представлял одно без другого, и из всех видов секса предпочитал изнасилование. И почему-то считал, что бабам это нравится. То, что Лариса отказывается ему подчиниться, больно било по самолюбию Макса. К семнадцати годам он успел привыкнуть, что его либо уважают, либо боятся. Если не его лично — то его отца, что почти одно и то же. Правда, с тех пор, как Макс отказался после девятого класса поступать в Суворовское училище и наперекор воле отца пошел в ПТУ, в его отношениях с отцом наступило охлаждение. Но Макс все равно не верил, что отец может оставить его в беде. Ведь это ударило бы уже по самолюбию самого генерала и даже могло испортить его карьеру. Но все-таки Макс был не совсем идиот, и когда у Ларки в квартире поселился новый мужик, он решил не лезть напролом. Мало ли что. Хоть вид у мужика и помятый, но именно у таких всегда полно дружков, которые не прочь подраться, которым нечего терять и которым плевать на генеральский авторитет с высокой колокольни. А потом во дворе появился лейтенант в полевой форме — афганке, пилотке и погонах с невзрачными звездочками. Лейтенант Цыганенко специально так оделся, чтобы меньше походить на генеральского адъютанта. Лейтенант начал с бабушек, целыми днями сидящих во дворе — и не ошибся. Лишь только он заикался о дезертире, который согласно анонимному сообщению может скрываться в квартире номер 25, как старушки начинали выкладывать информацию.

— Нет, сынок, не было у Ларки дезертиров. Вообще-то у нее сейчас мужик живет, но на вашего бегуна не похож. Тому ведь лет двадцать поди, а этому — все сорок. И по фотографии не похож. Я вашего по телевизору видела… Все, к кому Цыганенко обращался со своими вопросами, думали, что речь идет о Чудновском, и лейтенант, подчиняясь приказу генерала Игрунова, не пытался без надобности их разубеждать.

— И давно она с ним живет? — интересовался он насчет сорокалетнего мужика и немедленно получал ответ.

— Не, недавно. А раньше с ней другой жил. Водолаз, кажись.

— Аквалангист, — тут же поправляет другая бабка.

— И что с ним случилось?

— А убили его. Может, просто побить хотели, а он головой ударился и помер. Но все равно — он хороший парень был, сам бы драться не полез.

— Хороший, — кивает другая бабка. — Вежливый. с нами всегда здоровался. Сам бы не полез…

— А акваланг его Ларка продала потом. Она же санитаркой в больнице работает, а жить на что-то надо. Детдомовская она. Еще с матерью Лешкиной ругалась, та все орала, что Ларка права не имела его вещи продавать.

— А сама бы пропила, да и все. Пьет она, мать-то Лешкина. А Ларка — девка хорошая, работящая и не пьет совсем.

— А кто убил, не нашли? — наконец удается вставить слова лейтенанту.

— Да где же их найдешь. Тут у нас училище под боком, — («ПТУ», — поправляет более образованная бабка). — Кажный день кого-нибудь побьют или сначильничают.

— Шпана, — встречает в разговор еще одна старушка. — А все потому, что строгости никакой не стало. Раньше такого не было. Лейтенант Цыганенко мог бы напомнить, что после войны, к примеру, бывало и не такое. Сам он, правда, в те времена даже в проекте не значился, но его собственная бабушка много рассказывала любимому внуку о бурной молодости покойного дедушки. Однако лейтенант не стал вступать со старушками в дискуссию. Главное он узнал: Лариса Бабушкина жива, а ее прежнего друга забили насмерть парни из ПТУ, среди которых вполне мог быть и сын генерала Игрунова. Правда, поскольку Лариса и Алексей не успели сочетаться законным браком, потерпевшей она не считалась и ее слова не имели для следователей никакого значения. Кроме старушек лейтенант поговорил с местными милиционерами — якобы желая выяснить, не мог ли Алексей Черкизов быть дезертиром, сбежавшим из мотострелковой дивизии несколько месяцев назад. А когда проникшийся к нему симпатией опер сказал, что Лариса Бабушкина, вообще-то, ненормальная, Цыганенко попросил показать ему что-нибудь написанное ею собственноручно — дескать, надо проверить, не могла ли она по ненормальности своей сама на себя написать донос насчет дезертира. Так он выяснил, что письмо генералу Игрунову написала действительно Лариса.

Попутно он узнал, что следователь Степанов собирается закрыть дело о гибели Алексея Черкизова, списав все на несчастный случай во время драки. То есть с этой стороны опасности ждать не приходится. Неприятности могут случиться, только если Лариса каким-то образом выйдет на влиятельных врагов генерала Игрунова. А это крайне маловероятно. Поэтому Цыганенко к Ларисе не пошел — мало ли, вдруг человек в военной форме подействует на нее, как красная тряпка на быка, Сейчас она вроде бы успокоилась .

— следователю не звонит, в милицию не заходит. Может, все и обойдется. Если кого и следует опасаться, то скорее матери Алексея Черкизова. Если до нее дойдут слухи, что сына убил Максим Игрунов, то она может навести шороху. Однако старушки говорят, что эта дама крепко поддает и имеет специфический круг общения. Так что шансов связаться с врагами генерала у нее не больше, чем у Ларисы, а в милиции ее просто не станут слушать. Рассудив так, Цыганенко связался с генералом и изложил ему свои соображения.

— Хорошо, приезжай в штаб, — ответил Игрунов-старший. — Будем думать. Лейтенант Цыганенко не учел только одного — того, что Макс Игрунов знает адъютанта своего отца в лицо. А Макс, направляясь из «путяги» домой и проходя мимо райотдела милиции, видел, как Цыганенко вышел оттуда и зашагал к метро.