Негодяй в моих мечтах

Глава 29

Джек ответил Лорел поцелуем на поцелуй, позволив своим большим ладоням лечь ей на ягодицы, пока они страстно терзали рты друг друга.

Однако он решил, что эта ночь будет служить только удовольствию его прелестной Ежевички. Когда Лорел уперлась обеими руками в его плечи и оттолкнула, он послушно перекатился на постели и потянул ее за собой. Облако ее прекрасных темных волос укрыло лица их обоих, полностью скрывая их, храня в тайне и безопасности их страсть. Ее груди прижимались к его груди, полные и тяжелые. Ее соски напряглись остриями, которые он ощущал даже сквозь жилет и рубашку. Она оседлала его тело, и ее влажное лоно своим жаром проникло сквозь ткань. Это было пыткой, сладкой и мучительной, — ощущать ее так близко и не иметь возможности войти в нее.

Возможно, именно этой пытки он и заслуживал.

Наконец она выпрямилась, не слезая с него, как средневековая всадница, прелестная леди Годива, ее чудесные волосы водопадом стекали по пышной груди, розовый рот распух от его поцелуев. Она пробежалась язычком по этим соблазнительным губам.

Затем она занялась его съехавшим на сторону галстуком. Джек допустил это, глядя в ее сосредоточенное лицо. Она трудилась над затянувшимся узлом, и груди ее игриво подрагивали, когда она изо всех сил тянула упрямый льняной лоскут.

Джек медленно провел руками по ее распахнутым бедрам до стройной талии. Так хотела Лорел, а он был лишь матросом на ее корабле.

В конце концов, она торжествующе улыбнулась и широким жестом отбросила развязанный галстук прочь.

— Я его перехитрила!

За какие-то секунды она избавила Джека от жилета и вытащила из брюк рубашку. Затем, потянув его за руки, она принудила его сесть, чтобы совсем снять с него то и другое. Раздетый до пояса, он вновь повалился на постель и, лежа под ней, мечтал только об одном: бешено сосать ее груди, одновременно вторгаясь в ее влажную жаркую сердцевину… но он заставил себя выжидать.

Раздевание шло быстро. Улыбаясь, она пробежалась быстрыми ладонями по его телу, задрожавшему под этими дразнящими прикосновениями.

Остальная одежда была снята с него с еще меньшими усилиями, и Лорел сразу оказалась на нем, задержавшись лишь на тот миг, который понадобился ему, чтобы удобнее пристроить ее верхом.

— Вот так?

Он пробежался пальцами по ее округлым бедрам.

— Тебе решать, — мягко произнес он. — Как захочешь, так и будет.

Ее язычок мелькнул, проходя по губам, она серьезно обдумывала его слова, а Джек с тоской подумал, что если она еще дольше затянет свои колебания, он запросто может умереть. Но тут она обволокла его своей влажной, жаркой сладостью, дюйм за мучительным дюймом, пока не уперлась руками в его грудь, полностью на него насаженная.

Двигалась она медленно, превращая происходящее в изысканную пытку, возбуждая его до невыносимых высот… но он даже не пытался ее подгонять. Его руки лежали на ее бедрах только затем, чтобы помогать ее наслаждению. Он дразнил ее соски, пощипывая их и нежно катая между пальцами. Она резко отбросила назад свои локоны и ускорила езду, переводя ее в настоящий галоп.

Она была так прекрасна, эта сидящая на нем амазонка, бесшабашная, дикая, властная, открыто чувственная, уверенная в своей красоте, уверенная в том, что он отчаянно хочет ее.

Она вскидывалась и падала, все быстрее и быстрее. Выгибалась, сверкая от пота, такая прекрасная, с жарким взглядом, впившимся в его взгляд, с полуоткрытым в судорожных вдохах ртом.

Когда ее настигло освобождение, она выкрикнула его имя. Джек зарычал, теряя над собой контроль, сильно схватил ее за бедра и сделал один мощный глубокий выпад, пролив в нее, задыхающуюся и трепещущую над ним, свое семя.

Сердце к сердцу, кожа к коже, вдыхая дыхание друг друга, на волне вожделения, смешанного с истинной любовью, они вознеслись к вершине экстаза.

Лорел лежала в объятиях Джека, ее шелковые волосы рассыпались по его груди и животу. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы бесконечно длился этот миг вне времени, который мог всегда принадлежать им, если бы все не пошло наперекосяк.

Ему было невыразимо больно от того, что она услышала его слова, но притворилась, что не слышит. Как сильно должен был он искалечить ее прекрасную, любящую душу, чтобы она не могла теперь поверить в то, что он так щедро предлагал ей.

Он нежно провел рукой по изгибу ее талии.

— Так ты выйдешь за меня замуж, Ежевичка?

Он почувствовал, как она застыла при этих словах. Ее внезапная оцепенелость, напомнила кролика, старательно прячущегося, чтобы остаться незамеченным коршуном.

Ежевичка?!

При звуке своего прозвища она вздрогнула. Затем отклонилась, потянув за собой покрывало. Она отодвинулась как можно дальше. Теперь она была от шеи до ступней укрыта от его глаз и прижимала к себе покрывало, словно боялась, что он сорвет с нее эту тряпку.

Я… — Она явно запаниковала, будто убегала от хищного зверя.— Я не могу!

Джек сел на постели, сбившиеся простыни закрывали ему бедра.

— В чем дело? Почему ты так испугана?

— Нет, — затрясла она головой и напряженно промолвила: — Со мной все хорошо.

Он протянул к ней руку. Она отпрянула.

— Знаешь, что сделали мои родители, когда узнали, что я жду ребенка?

Он кивнул:

— Они сказали, что ребенок умер.

Она засмеялась смехом ломким, как бьющееся стекло.

— Они заперли меня в комнате.

Джек нахмурился:

— Я понимаю, что они расстроились…

Она вскинула голову, глаза ее были полны жгучей ненависти.

— Они заперли меня больше чем на шесть месяцев!

— Боже мой! — У Джека все похолодело внутри. — Боже, Ежевичка! — И тут до него дошло. — О нет!

Он сделал то же самое!

— Они сказали, что выпустят меня, если я скажу им, кто отец ребенка. Они сказали, что выпустят меня, если я выпью крапивный чай, чтобы вызвать выкидыш. Они обещали, что все будет как раньше, если я позволю какой-то старой ведьме убить мое дитя вязальной спицей!..

«А ты сказал, что выпустишь ее, если она откажется от Мелоди. Может быть, ты не говорил такие слова, но ты это подразумевал, и Лорел это поняла».

— Моя мать! Мой отец! Последние люди на земле, от которых я ждала вреда!

«Так же как от меня. И не забывай, что именно ты оставил ее в таком положении».

— Так что простите меня, милорд. — Она говорила сдавленным голосом, словно у нее перехватило дыхание. — Простите, если я не верю ни одному чертову слову, которое говорит мне человек, заперший меня в этой комнате!

Джек закрыл лицо руками.

Дыхание со свистом вырвалось из ее груди. Он ощущал, как ее трясет.

Он откашлялся. Пришло время рассказать ей все.

— Я нашел повитуху, которая принимала Мелоди. Твои родители велели ей убить ребенка, но она его сохранила. В течение трех лет она шантажировала твоих родителей, чтобы в тайне содержать Мелоди.

Лорел не сводила с него широко открытых глаз.

— Она… она показалась мне доброй… той ночью.

— Думаю, так и было, — кивнул Джек. — Она умирает, иначе, я думаю, она держала бы у себя Мелоди до конца. Она очень любит ее, и Мелоди тоже очень к ней привязана.

— Это хорошо, что она ее любит, — выдохнула Лорел.

Следующая часть истории была не столь простой.

— Когда нянечка Прюит заболела, она попыталась найти тебя. Она поговорила с Амариллис, считая, что это ты. Твоя сестрица выгнала ее, не дав ни гроша. Это произошло… немногим больше трех месяцев назад.

Глаза Лорел вспыхнули синим пламенем.

— У меня больше нет сестры.

— Нянечка Прюит вспомнила, как ты говорила: «Он в “Браунсе”». Поэтому она оставила Мелоди на пороге клуба с запиской, прикрепленной к ее пальтецу. Как я понимаю, она боялась, что ее привлекут за шантаж.

Лорел высоко подняла колени и обхватила их руками.

— Возможно, мне стоило назвать им твое имя, — пробормотала она. — Они, наверное, смогли бы разыскать тебя, а я не смогла.

Джек покачал головой:

— Не смогли бы. Я более трех лет скитался по морям, не задерживаясь ни в одном порту дольше, чем на несколько недель. Из множества писем, посланных мне, до меня дошла самая малость.

Лорел закрыла глаза, вспоминая.

— Я писала тебе письмо за письмом, но затем сжигала их. Моя мать держала всех слуг в ежовых рукавицах. Эти письма никогда бы не вышли за пределы нашего дома.

— Почему ты им ничего не сказала? — прошептал он.

Она уронила лицо в колени.

— Я была в таком ужасе, когда они меня заперли, когда они меня избивали… что не могла с ними говорить. Затем, позднее, когда я плакала и умоляла… когда я превратилась в глупенькую отчаявшуюся трусиху и обещала рассказать им все… сделать все, что угодно, моя мать с издевкой объявила, что уже слишком поздно. Теперь скандал разразится, что бы ни сделать, а никакому скандалу не будет позволено помешать браку Амариллис с ее драгоценным графом.

Джек чувствовал, что его шанс вернуть любовь Лорел гаснет с каждым ее словом. Она слишком долго жила в предательстве. Сможет ли она вообще когда-нибудь поверить в любовь и добро? Как ей поверить ему, когда столько всего свидетельствует против? Неудивительно, что она решила, будто ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя.

Не говоря ни слова, она медленно раскачивалась взад и вперед.

— Мои родители не могли придумать более страшного наказания. Понимаешь? Когда они заперли меня в полном одиночестве, единственным, с кем я могла разговаривать, стало мое дитя. Я разговаривала с ней, пела ей песни, рассказывала все истории, какие могла припомнить. Иногда, когда я плакала, она танцевала у меня в животе, отвлекая от жалости к себе. Когда я спала, она будила меня ночью, мы сворачивались клубочком, и я шептала ей обо всех местах, куда мы с ней поедем, обо всех замечательных вещах, которые станем делать. — Она смахнула с ресниц слезы. — Особенно ей нравились истории о приключениях. Знаю, это звучит невероятно, однако клянусь тебе, что всегда могла ее успокоить, чтобы она не брыкалась, рассказывая ей о…

— Пиратах.

Она изумилась:

— Только не говори мне, что это до сих пор так.

— Ничего ей так не нравится, как история о капитане Джеке и его хитроумной команде корабля «Бесчестный грабеж».

Лорел недоверчиво подняла брови:

— По-моему, я сталкивалась с этим пиратом.

Ее поддразнивающий тон с особой остротой заставил его пожалеть обо всем.

— Правда? — Он отвел глаза в сторону. — Я не видел его уже много лет.

Хотя было абсолютно очевидно, что толку в этом не будет, он все же должен был попытаться.

— Ежевичка, я тебя люблю.

Она отодвинулась подальше, в глазах проснулось подозрение.

— Ложь тебе не поможет, Джек. Ты меня не любишь. Еще несколько дней назад ты обо мне вообще не помнил!

— Нет! Я просто… не знал, кого помню. — Он понимал, что это звучит нелепо. Лорел смотрела на него недоверчивыми глазами. — Все дело было в платье… понимаешь… — Он пытался объяснить ей, рассказать о словах Лементье и как он осознал правду. — Я был так слеп. Это всегда была ты, Ежевичка. Ты была причиной, из-за которой я снова и снова возвращался в этот дом. Ты была той, кого я хотел видеть, с кем хотел разговаривать. Ты была той, которую я всегда любил!

Она молча смотрела на него. Он продолжал, запинаясь, но решительно. Если уж он решил вывернуть себя наизнанку и подать ей на тарелке вместо завтрака, он сделает это. Сделает все, что угодно, лишь бы ушла из ее глаз эта мрачная подозрительность.

— Я люблю тебя. Только тебя. Мне нравится, что ты умеешь видеть самую суть вещей, что ты видишь людей… такими, какие они есть. — «Увидь меня, моя любовь. О, пожалуйста, увидь меня настоящего!» — Я люблю твое прекрасное лицо и чудесное тело и еще люблю твое истинное верное сердце! Я люблю девушку, которая не сдалась… и люблю девушку, которая уступила.

Она сморщилась.

Он на секунду замолчал.

— Я люблю выражение твоего лица, когда ты держишь на руках Мелоди. Я люблю, когда ты полностью погружаешься в книжку и едва можешь вспомнить собственное имя, если тебя от нее отрывают. Я люблю такое отношение к жизни… Лорел Кларк, ты живешь так: полный вперед, и плевать на пиратов… честно и бескомпромиссно… — Он выскользнул из постели, как был голый, и опустился перед ней на колени. — Лорел, это правда! Моя колючая Ежевичка, моя любовь!.. Это единственное, что я знаю наверняка. Я тебя люблю… и всегда буду любить. Как мне доказать тебе это? Что мне сделать, чтобы ты поняла, что для меня значишь?

Лорел, прижав скомканные простыни к замерзшему животу, пристально смотрела на Джека. Такого Джека она никогда раньше не видела. Никогда не видела, чтобы он говорил так страстно, молил ее так неуклюже и так трогательно…

Он был замечательный…

Если говорил правду.

Однако это не было обычным ухаживанием, это буйное обольщение гобеленами, бальными платьями и… запертыми дверями. Под принуждением она не могла позволить себе верить чему бы то ни было, никаким своим чувствам.

Если она в это поверит, если сдастся ему, а он вновь ее подведет, она вряд ли когда-нибудь снова придет в себя. Как нога, которую ломали слишком часто, ее сердце больше никогда не сможет действовать, как прежде.

Она с трудом сглотнула.

— Я хочу Мелоди. Я хочу оставить это место. Я хочу уехать далеко-далеко отсюда… и никогда не возвращаться.

Его лицо замкнулось. Напряглось.

— Ты хочешь покинуть меня?

Лорел бестрепетно встретила его взгляд.

— Ты спросил, чего я хочу. Ты дашь мне это?

Она увидела, как свет в его глазах погас. Ушел отчаянно моливший ее мужчина. Перед ней стоял мрачный Джек, бесстыдно голый и совершенно отрешенный от мира.

— Это единственное, чего я не могу тебе дать. — Твердо объявил он, затем отвернулся и стал собирать одежду. Такой же голый, он вышел из комнаты.

Лорел услышала, как повернулся ключ в замке. Этот металлический звук был как первая лопата земли на могилу ее надежд.

Он не отдаст ей Мелоди. Никогда. Лорел придется сбежать с дочерью и до конца жизни вести жизнь беглянки, едва сводя концы с концами.

Этого было недостаточно, чтобы остановить ее, но сердце разрывалось, сознавая, на что она обрекает Мелоди.

Лорел не хотела признаться себе в том, что сердце ее ноет еще и потому, что она на то же самое обрекает Джека.