Неизменный (ЛП) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Рэйчел Хиггинсон (Рэйчел Хиггинсон Неизменный Серия: Игра на доверии

Рэйчел Хиггинсон Неизменный Серия: Игра на доверии — 1

Перевод: Terra d’amore

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление: Eva_Ber

ПРОЛОГ

Махинация.

Афера.

Обман.

Называйте как хотите, речь идёт об одном и том же — мошенничество.

Мелкий воришка не поймёт всех нюансов, из которых состоит безупречная афера. Мошенничество — это не минутный проступок и не следствие сбитого нравственного ориентира. Нет. Настоящая афера требует мастерства, ловкости, часов планирования и организации, и, наконец, когда твоя команда в сборе, звёзды сходятся и ветер дует в нужном направлении, остаётся только идеальное исполнение.

Нравственно-честные и законопослушные граждане мира сего смотрят на них свысока. Они предполагают худшее, веря в то, что аферисты не более чем порочные и испорченные людишки. Отбросы общества, которые не могут найти настоящую работу. Но, предполагая худшее, они игнорируют наиважнейший признак, присущий этому типу людей — все они творцы.

Настоящая афера не случайна и не осуществляется из-за склонности к лени. Реальная афера месяцами тщательно собирается по крупицам. Безустанная подготовка и внимательное изучение — краеугольные камни каждой операции. Но даже в самой продуманной афере нельзя предусмотреть всё. Судьба тоже прикладывает руку. Из добрых побуждений или злых, творец полагается на её милость.

И в конце концов, игра должна быть сыграна в совершенстве. Всё должно идти по плану. Всё должно быть на своих местах и происходить исключительно вовремя. Ставки высоки. Риск велик.

Но последствий недостаточно, чтобы мы отвернулись.

Мы уже услышали песнь Сирены и откликнулись на её смертоносную приманку. Ведь мы не преступники. Мы творцы.

Творцы афер.

По крайней мере я была ею когда-то. До того, как на поверхность не всплыли другие реальности, заставив меня сменить приоритеты. Возможно, в этом и кроется разница между преступниками и хорошими людьми — в том, что они теряют и как отчаянно готовы идти на риск.

Раньше я была готова рисковать. Зачастую я ставила на кон всё и каждый божий раз выигрывала. Пока не настал тот день, когда победа не стоила риска. До тех пор, пока я не поняла, что должна оставить темноту позади, даже если это означало отказ от игры.

Не то чтобы игра была такой уж великолепной.

Это был спутанный клубок, который оставил меня опустошённой и мелкой, скрутивший меня цепями, которые я сама же и сотворила. Эта игра была алчной, всепоглощающей, требующей крови для расплаты и моей души в качестве подстраховки.

В те времена бывали моменты, когда я думала, что не выживу. Я стояла на обрыве перед смертью и смотрела вниз с самого его края. Один неверный шаг или несвоевременный порыв ветра, и я бы сорвалась вниз в чёрную бездну, никогда больше не всплыв.

Порой, когда я вспоминала те моменты, те бесконечно тёмные и лихие времена, я не могла дышать. Я чувствовала, как моё сердце разбивается вдребезги. Я будто чувствовала, как рвутся, разрушаются, дробятся на части мои конечности и мышцы, сухожилия и вены, моё сердце и разум. Я будто забывала, как дышать.

Будто забывала, как существовать.

Пока не вспоминала о нём.

Он был единственным неизменным в моей жизни, кто толкал меня вперёд сквозь тьму. Он был единственным неизменным, кто любил меня больше всего на свете, помимо того, кем я являлась, кем я была или могла стать. Он хотел, чтобы я была лучше. Он хотел быть лучше для меня.

Проблема была в том, что он был также закручен в этом безумии, как и я.

Я больше не жила той жизнью. Я вырвалась на свободу и нашла подобие безопасности, чтобы возвести новый фундамент для собственной жизни. Но я не могла вспоминать прошлое, не представляя его улыбку, или его глаза, или его прикосновения. Я не могла вспоминать о том, где я была, не думая о том, где мы могли бы оказаться.

Куда бы он мог меня привести.

Иногда жизнь идёт не по твоему плану. Порой обстоятельства меняются, иногда даже к лучшему.

Но он был моим неизменным тогда, и он остаётся моим неизменным призраком, преследующим меня и сейчас.

Я не могу быть с ним, но он будет со мной всегда.

Глава 1

Пятнадцать лет назад

Чудненько. Ещё один глухой переулок.

В тёмных закоулках центра Вашингтона постоянно происходили некие события, и ни одно из них не подходило десятилетней девочке.

Я хорошо это знала, потому что была свидетелем изрядной доли происшествий в этом городе. Но это никогда не останавливало моего папашу, от того чтобы тащить меня на свои рабочие делишки.

— Не отставай, Каро, — рявкнул он, когда его компашка показалась на виду.

Утреннее солнце не достигало этого закоулка, и холодный ветер трепетал в моих волосах, оседая на голые руки.

— Я должна быть в школе, папа. У меня контрольная по физике сегодня.

Он быстро взглянул на меня поверх плеча, выражение его лица лишь в незначительной степени выражало чувство вины.

— С утра я позвоним им. Сказал, что у тебя болит горло.

От разочарования под моей кожей вспыхнул гнев, окрасив лицо красным. Я склонила голову, позволив своим коротким волосам упасть на щёки.

— Да расслабься. Это просто выходной. Ты должна быть благодарна. Когда я был ребёнком, я бы убил за то, чтобы мой старик отмазал меня от школы. Напишешь свою контрольную завтра.

— Не в этом дело. Меня не волнует, что я не в школе. Я не хочу быть здесь.

Он хмыкнул.

— А, да? Тогда ты никогда не будешь успешна в том, чем занимаешься.

Я замерла на месте, как вкопанная. Он обвиняет меня в этом? Меня? Я даже не знала, что и сказать. Все слова, аргументы и яростные мысли, что я хотела обрушить на него, застряли на моём сухом языке словно пробка.

Поняв, что я не иду за ним, он развернулся и прошёл несколько шагов назад ко мне. Он взглянул на группу мужчин, зависших между ржавой дверью и сочащимся мусорным баком.

— Да ладно тебе, Каро, я пошутил, — заверил меня он, хотя мы оба знали, что это неправда. — Роман попросил об услуге. Вот в этом грузовике. Есть груз… и он стоит нашего времени, так ведь?

Я вызывающе вздёрнула подбородок.

— Я думала, что ты больше не будешь заниматься этой фигнёй. Думала тебя повысили.

Его нос, похожий на луковицу, покраснел.

— Меня повысили. Это всего на один раз. Я им нужен. А мне нужна ты.

Мой отец, Леон Валеро, недавно преодолел путь от высококлассного мальчика на побегушках до букмекера. Он работал на братьев, которые управляли организованным преступным синдикатом в подпольях Вашингтона. Они не были самой большой группировкой, либо же печально известной компанией, но за эти годы они приобрели репутацию, с которой нужно было считаться.

Мой отец работал на них дольше, чем я жила на этом свете. Букмекерство должно быть лучшей работой, чем та, которой он занимался до этого. Букмекер заслуживал большей доли уважения в организации и большей зарплаты. Он делал ставки на всё, на что можно было ставить, выплачивал выигрыши и выбивал дерьмо из тех, кто не мог оплатить свои долги.

Это повышение должно было означать большую стабильность для меня. Он не должен был так много отсутствовать. Он должен был больше зарабатывать. И он больше не должен был брать меня на свою работу.

Обещания, обещания.

— Слушай, — сказал отец. — Здесь Фрэнки.

Я взглянула на единственную девчонку моего возраста, с которой мне дозволялось играть.

Её волосы почему-то были ещё темнее чем мои, хотя я всегда считала свои волосы чёрными. Её больше походили на чернила. Или на нефть. Сегодня она спрятала их под шапкой.

— Это потому что Фрэнки сделает всё что угодно, чтобы доказать, что она не принцесса.

Отец проигнорировал мой комментарий. Он знал, что я права. Но проблема была в том, что она была принцессой. По крайней мере двое из нас могли судить об этом.

— Ты нам нужна, Каро, — он понизил голос, продолжив: — Фрэнки и Гас не имеют и половины тех шаров, что имеешь ты. Без тебя ничего не может произойти.

Я закатила глаза и уставилась на увитую плющом кирпичную стену, которая окаймляла переулок, однако моё внимание было захвачено кое-чем ещё. Вообще-то не кое-чем, а кое-кем. Кем-то новым.

Я могла распознать всех обычных игроков. Это были парни, которым доверяли мой отец и его боссы. Большинство из них были настолько взрослыми, что я называла их дядями. Как будто если бы они стали частью нашей и без того неблагополучной семьи, это сделало бы их лучше. В лучшем случае они были головорезами, в худшем — убийцами, преступниками или торговцами наркотиками. Но с этой ложью я смирилась. Дядя Брик. Дядя Винни. Дядя Жирный Джек. Моя жизнь была поучительной сказкой.

Когда мы были детьми, Фрэнки была единственной девчонкой, которую я по-настоящему знала. Были девочки в школе, но ни одна из них не проявляла ко мне внимания. Я была бедным, печальным изгоем, девочкой, которая коротко стригла свои волосы, потому что у неё не было матери, которая научила бы её плести косички или, черт возьми, завязывать маломальский хвостик. По этой причине мы с Фрэнки и были близки. Нелегко было расти в этой стае животных. Но она не посещала мою школу. Она ходила в одну из этих пафосных частных школ, где их каждый день заставляли носить юбки и гольфы. И как осиротевшая племянница трёх братьев, управлявших синдикатом, она, по моему мнению, по сути была королевских кровей, и уж точно выше в пищевой цепочке.

А ещё были братья Аттикус и Аугустус — более известный, как Гас — сыновья держателя общака — бухгалтера, Оззи Усенко. Он занимал одну из главенствующих ролей в братве. Даже несмотря на то, что братья были не многим старше меня, они уже проходили подготовку, чтобы стать частью банды на постоянной, оплачиваемой основе.

В особенности Аттикус, хотя ему едва исполнилось шестнадцать. Он был рождён для этой жизни. Каждый раз, когда нам дозволялось быть частью их работы, я видела этот голод в его глазах. Он хотел этого. Хотел быть одним из бойцов.

Гас же не относился к этому серьёзно. Он ни к чему не относился серьёзно. Аттикус был устрашающим и сильным и очень преданным братве. Гас же просто не хотел, чтобы отец выбил из него всё дерьмо, если он решит не учувствовать.

И его стремление стоило того. Его отец был злым, как чёрт.

Синдикат не часто вербовал детей для помощи в особо значимых делах. Как правило это была я либо братья. На кон было поставлено не так то и много, в случае, если они потеряли бы кого-то из нас. Звучит жестоко, но я знала, что правда такова. И я была самым расходным материалом из всех. Я была несовершеннолетней дочерью букмекера, легкозаменяемой и не имеющей большого значения. Поэтому я старалась, чтобы меня не прижали. Может им и было плевать, что случиться со мной, но мне не было.

Управлявшие синдикатом братья всегда защищали Фрэнки — единственного ребёнка их любимой сёстры, который уцелел. Единственная причина, по которой она участвовала в деле, заключалась в том, что никто не смел сказать ей нет. Хотя вскоре им пришлось бы начать. Фрэнки ненавидела своих дядюшек. Она винила их в смерти родителей. Её мать была убита бойцами итальянской семьи, конкурирующей за тот же плацдарм, что и Пахан и её братья, известные, как боссы. А её отец — который, так уж случилось, что тоже был итальянцем, — погиб от их рук в отместку. Фрэнки только и делала, что занималась этой фигней в наказание её дядям.

Парень, стоявший у стены, был приблизительно возраста Гаса. Хотя трудно было сказать наверняка. Не смотря на рост, он выглядел полуголодным и слишком худым. Его долговязые руки и ноги выглядели так, словно я смогла бы сломать из пополам, если бы приложила достаточно усилий. Но вот его лицо выглядело старше. Старше, чем у Гаса или Аттикуса, быть может даже, старше, чем у моего отца. В его глазах была усталость, а рот был сжат в тонкую линию, и от этого всего он одновременно выглядел и грустным, и пугающим.

— Кто это? — я дернула подбородком в сторону того парня.

Отец покачал головой.

— Нам необходим кто-то тощий в заднем конце.

— Он из Братвы?

— Не-а. Просто бродяга. Джек нашёл его, когда он копался в мусорке, и предложил обед в обмен на помощь.

Я взглянула на дядю Джека, который был размером с мусорный контейнер и знать не знал о жизни на улице и голоде. Не то чтобы я тоже знала об этом. При всех недостатках моего отца, он всегда заботился о том, чтобы у нас была крыша над головой и еда.

Но всё в этом мальчишке кричало о том, что он с улицы. Он имел тот скрытный взгляд, который выдавал его нынешний образ жизни больше, чем ему хотелось бы. Я могла бы поспорить на что угодно, что горячий обед для него звучал подобно выигрышу в лотерее. Я могла представить, как дядя Джек заверяет его в том, что риск не велик по сравнению с такой щедрой наградой.

Конечно же этот парень согласился.

Косяк в том, что я знала дядю Джека, и не было ни единого шанса, что он соберётся потратить хотя бы секунду на этого парня после того, как тот закончит работу. Ну разве что только для того, чтобы замести следы, а это означало, что парень исчезнет.

Навсегда.

От беспокойства у меня скрутило живот.

— Смитсоновский институт, — я посмотрела в глаза отцу. — Если я помогу тебе, ты отвезёшь меня в Смитсоновский институт.

— Опять? — я пристально посмотрела на него. Он закатил глаза. — И это всё?

— Я хочу взять с собой Фрэнки.

Его хмурый взгляд превратился в гримасу.

— Ага, ладно, посмотрим, что на это скажет Роман.

Конечно же её старший дядя согласится. Как только я дам возможность Фрэнки провести день со мной и моим отцом, ей будет безразлично куда ехать. И Роман не сможет ей отказать.

— Так что, ты в деле?

Мне было больно соглашаться на сегодняшнее дело, но, тем не менее, я согласилась. Честно говоря, у меня не было особого выбора.

— «Вопящий орёл», — объяснил он. — Это марка в магазине электроники рядом с 7-Eleven (прим. крупнейшая сеть небольших супермаркетов). К ним должен прийти большой фургон с телевизорами.

Мои губы разомкнулись, и я медленно вздохнула, чтобы с облегчением выдохнуть. Среди всей прочей работы, «Вопящий орёл» был наименее рискованным делом, практически детской шалостью. Самой большой опасностью было то, что мне надерёт зад менеджер по продаже электроники.

Но для отца я не подала виду. Если он почувствует хотя бы намёк на моё облегчение, он не станет медлить с тем, чтобы втянуть меня в ещё большее дерьмо.

Вместо этого я спросила:

— И для того, чтобы взять «Вопящего орла», понадобились мы все?

Горлом он издал некий звук.

— Чтобы не оскорбить твоё самолюбие, внутри останешься только ты, Гас и Фрэнки. Аттикус здесь, чтобы вести фургон.

— А новенький?

Он ещё раз взглянул на него.

— Не волнуйся об этом новом парне.

Я бросила взгляд на Фрэнки, чтобы ещё раз посмотреть на новенького, и не быть замеченной. Если отец не хочет, чтобы я волновалась о нём, значит у этого парня очень плохая роль в сегодняшнем ограблении. Или сразу после.

Леон много чего делал, но он всегда вываливал всё дерьмо на прямую.

Парень рассматривал свои кроссовки, полные дыр. Его волосы были тёмными и лохматились над ушами, а кожа была тусклой, что случалось из-за отсутствия здоровой пищи. Он запустил руки в карманы джинсов, большими пальцами наружу, выставив на обозрение грязные ногти и кожу.

— Почему мы стоим, Валеро? — отозвался Винни с заднего конца переулка.

Мой отец не удостоил его даже взглядом, просто пожав плечами.

— Минуту. — Он повернул лицо ко мне. — Я дам знать, когда мы будем готовы уходить. Ты справишься с остальным?

Я понятия не имела, что делать, но всё равно кивнула.

Отец отошёл от меня, чтобы поговорить с парнями. По правде сказать, то, что делала я, было лишь малой долей всей работы. Я лишь устраивала отвлекающую сцену — классическая обманка. Пока чей-то взгляд был прикован ко мне, остальные парни проникали внутрь и забирали всё, что хотели.

Звучало довольно просто. Да как бы не так. Для этого требовалось мастерство, навык. Фрэнки и ГАС могли наделать много шума, но им едва ли удавалось привлечь внимание всего магазина на необходимое время. Истинная причина, по которой отец отмазал меня сегодня от школы, заключалась в том, что я была лучшей чёртовой лгуньей, какую вам только довелось встретить. Фрэнки и Гас направились ко мне. Фрэнки выглядела взбешённой, Гас — будто ему всё равно. Как обычно. Но мой взгляд был прикован к новенькому. Слова моего отца крутились в моей голове, как пинбол из аркады в одном из игровых автоматов. Он сказал не беспокоиться об этом парне.

Ага, конечно.

Его глаза метались по переулку, пока я шла к нему, так, словно он пытался смотреть куда угодно, кроме меня. Он подпрыгивал на каблуках, уперев руки в бока. Он готовился сбежать.

Видя, как он нервничает, я замедлила шаг. За эти годы я повстречала немало беспризорников. Похоже, у синдиката всегда имелись незначительные дела, случайная работёнка, за которую можно было расплатиться едой или поездкой куда-либо. Дети кое-что имели с этого, а синдикат получал практически бесплатную рабочую силу в виде несовершеннолетних, которые и знать не знали об организации. Все были в выигрыше, кроме ФБР, которые хотели арестовать кого-то из членов братства, кого-то, кого им необходимо было выслеживать. Пока у них была незначительная работёнка, я выбирала не переживать за детей. Но тут что-то было иначе.

То, что они впутали другого человека в настоящую аферу, означало лишнего свидетеля, кого-то, кто не клялся в верности команде.

Я учуяла его запах ещё до того, как приблизилась к нему, и сердце в моей груди загромыхало. Он был как бродячий щенок. Со сломанной лапой. И кто-то только что отрезал ему хвост, украл его кость и протащил через канализацию.

Серьёзно, что это был за запах?

— Привет, — мягко произнесла я, стараясь не спугнуть его. — Я Кэролайн.

Его кадык подпрыгнул вверх и опустился, пока он глотнул.

— Привет.

Он вновь посмотрел в сторону, игнорируя меня. Я распознала этот взгляд. В кругу моего отца меня часто игнорировали. Никто особо не думал о девочке, которая вечно болталась со своим папашей-неудачником. Меня не замечали, когда они вполголоса говорили о делах или передавали деньги в тускло-освещённых барах, где воняло мочой и стариками. Я просто была ребёнком одного из букмекеров, которого иногда использовали в работе.

Но меня задело то, что этот бездомный мальчишка обращался со мной также.

Я, по крайней мере, принимала душ с утра.

— Раньше я тебя здесь не видела, — настоятельно сказала я, мой голос звучал твёрже, а тело напряглось.

Он задрал голову и посмотрел на узкую полоску неба, видневшуюся между двумя высокими зданиями, окружавшими нас.

— Ага.

Его рот остался приоткрытым, и я смогла разглядеть его зубы. К моему удивлению, все они были на месте, насколько мне было видно. Но самое странное было то, что они были белоснежными. Пахло от него ужасно, но учитывая состояние его зубов, он не мог быть бездомным долго.

— А имя у тебя есть?

— Нет.

Я подавила желание зарычать.

— Раз уж мы будем работать вместе, я бы хотела знать твоё имя.

Он опустил голову и наконец взглянул в мои глаза. Яркие, глубокие, до невероятности голубые. Я никогда ещё не встречала подобных глаз. На фоне его чумазого лица они сияли как лазеры.

— Мы не работаем вместе. Я занимаюсь кое-чем другим.

Внутри меня заиграло любопытство, как пузырьки кока-колы.

— И чем же ты занимаешься?

Он перевёл взгляд на Джека и Винни.

— Кое-что другое.

Я уже было решила пнуть его под коленку, когда Фрэнки и Гас встали рядом с нами. Под моей кожей загудело раздражение. Мне нравилась Фрэнки. Правда. Но она была очень красивой. И теперь новенький отдаст ей всё своё внимание, а я так и не узнаю, какова его роль в этом деле.

Ну или хотя бы как его зовут.

— Кто твой новый друг, Каро? — широко улыбаясь и излучая радостную энергию, спросил Гас.

Фрэнки поправила свою поношенную бейсболку.

— Новенький?

Парень быстро затряс головой.

— Не-а. Это на один раз.

Мы втроём обменялись взглядами. Мы уже это слышали. Не от детей нашего возраста, а от людей, которых затянула такая жизнь. Все так говорили. Работа, не важно какая, всегда была единоразовой. Никто не хотел жить преступной жизнью. Это было нечто, во что ты вляпался, а потом тратишь остатки своей жизни, пытаясь понять, как из этого выбраться.

Ну или ты просто умираешь.

В обоих случаях всё начиналось с обещания единоразовой сделки.

— Ты голоден? — предположила я.

Его очень яркие глаза остановились на мне.

— Охеренно голоден.

Я отступила на шаг назад от его грубости. Меня удивили не сами слова, а то, как он их произнёс. Тоном, который разрезал воздух и хлестнул меня по щеке, оставив след.

Этот мальчишка был отчаянным. И это делало его не только вызывающим жалость или беспокойство. Это делало его диким. Хищным.

Он присутствовал здесь не от того, что хотел этого, а потому, что это было необходимо ему, чтобы выжить. И по какой-то идиотской причине я хотела ему помочь.

По той же причине, по которой в углу моей спальни лежал маленький, побитый чёрный котёнок.

— Завязывай с котами, Каро, — прорычал отец, когда я притащила его домой на прошлой неделе. — Ты не сможешь спасти всех бездомных котов в Вашингтоне. Ты же в курсе, верно?

Может на счёт котов он и был прав, но мальчишку я спасти могла.

— Как тебя зовут? — спросила я его напрямую.

Он смотрел на меня до тех пор, пока мне не захотелось отвернуться, пока мне не захотелось позволить ему выиграть в этой битве взглядов и притвориться, что я ничего не говорила.

— Сойер, — наконец ответил он. — Сойер Уэлси.

— Сойер Уэлси, — повторила я, не в силах остановиться. Слова со свистом вылетели из меня на выдохе, который я и не заметила, что задержала. Это, вероятно, было липовое имя, но звучало по-настоящему. Очень правильно. Словно первая частичка правды, которую мне довелось услышать.

Выражение его лица превратилось в насмешку.

— Всё правильно, Кэролайн. Что-то не так с моим именем?

Я чувствовала, как Гас и Фрэнки смотрят на меня, глазами полными любопытства и обвинений. Никто не называл меня Кэролайн. Даже отец. Я всегда была Каро. Но этому парню я представилась, как Кэролайн.

Почему я это сделала?

Чувствуя себя странно, не в своей тарелке и совершенно сбитой с толку этим оборванцем, я закатила глаза, так будто бы мне было всё равно.

— Фрэнки, дай Сойеру свою кепку.

Та натянула её на глаза.

— Нет.

Послав ей разочарованный взгляд, я потянула подбородок к Сойеру Уэсли.

— Он ещё не делал то, что мы делаем, и на каждой улице камеры. Позволь ему, по крайней мере, прикрыть лицо.

Она закусила нижнюю губу и задумалась над моим предложением. Повернувшись к нему, она спросила:

— Чем они расплатятся с тобой?

Он приподнял одно плечо, его челюсть щелкнула.

— Едой. Может ночлегом на сегодня.

Мы втроём опять переглянулись.

— Каро, Фрэнки, пойдёмте, — прокричал отец с другого конца переулка.

— Дай ему кепку, Фрэнки, — прошипела я. — Дай ему хотя бы шанс скрыться от копов.

От моих слов тело Сойера напряглось, острое осознание пронзило его, и его лицо из отчаянного превратилось в испуганное.

Кто-то ещё велел нам поспешить. Фрэнки сняла кепку, её тёмные кудри рассыпались по спине подобно водопаду. Я взглянула на выражение лица Сойера, ожидая, что он мгновенно будет загипнотизирован, но оно осталось неизменным. Его лицо было непроницаемым. Я должна была отдать ему должное.

Она бросила ему кепку. Он поймал и натянул её, и с силой надвинул на свой лоб.

— Пойдём, — скомандовал Гас. — Не стоит их злить.

Фрэнки и Гас развернулись к моему отцу и его команде, последовав за ними вниз по переулку, уже разыгрывая роль несносных детишек, оставшихся без присмотра.

Сойер было дело отправился за ними, но я схватила его за локоть, не желая позволять ему идти на это без подготовки.

— Заставь их понять, что вы важен, — быстро сказала я ему.

Он сузил глаза, но ничего не сказал.

Не зная, понял он или нет, я продолжила:

— Если тебе нужна еда или ночлег, тебе нужно это заработать. А если ты не сделаешь этого, то они заставят заплатить тебя самого. — Я смотрела поверх плеча на отца и его шайку. — А может быть и хуже.

Когда я повернулась к Сойеру его странные голубые глаза снова были прикованы ко мне.

— Зачем ты говоришь мне это?

Я пожала плечами. Мне на самом деле нечего было ответить.

— Ты бы сделал для меня тоже самое.

Он склонил голову вбок.

— Не сделал бы.

Его честность заставила меня ухмыльнуться.

— Ну, теперь сделаешь. — Я наклонилась к нему, снизив голос до шёпота. — Теперь ты у меня в долгу.

Его глаза расширились, а губы сжались в тугую линию. Я была слишком довольна собой, чтобы сдержать улыбку, а потому быстро развернулась и поспешила вслед за друзьями.

— Пошли, малыш, — крикнул вслед Сойеру Джек. Он шагнул вперёд, вышел из переулка и вступил в игру на доверии, которая безвозвратно изменила его жизнь. Аферу, которая изменит нас обоих навсегда.

Я не знала, что произошло с Сойером до самого позднего вечера. Фрэнки, Гас и я сделали своё дело. Мы зашли в магазин электроники и проторчали там целый час. Мы никогда не планировали что-либо воровать, но вели себя до чёртиков подозрительно, пока охрана магазина не переключала на нас всё внимание. Как раз в тот момент, когда менеджер направился к нам, чтобы нас выгнать, я вывернула карманы, полные мятых однодолларовых купюр, и со слезами на глазах спросила, что я могу купить отцу на день рождения. Он подвел меня к витрине с часами и, чувствуя себя достаточно виноватым, уделил мне все свое внимание. Фрэнки и Гас столпились вокруг, когда он наклонился, чтобы показать мне одни из часов, и я стащила его бумажник просто так, веселья ради. У меня была дурная привычка брать что-нибудь для себя, когда я была на деле. Фрэнки называла это моими трофеями. Но я оставляла их не в память о работе, не ради хвастовства или чего-то то в этом роде. Это больше походило на подстраховку или залог. Мне необходимо было начать откладывать деньги на тот день, когда мой отец перестанет заботиться обо мне или его убьют. Я заплатила за дешевые часы с черным ремешком и с благодарностью шмыгнула носом у стойки. Фрэнки, Гас и я вышли из магазина. Сигнализация сработала как раз, когда мы вышли на тротуар. Из-за угла выскочил водитель, крича вслед своему грузовику, который мчался по улице, уже затерявшись в потоке машин. Проехав еще один квартал, грузовик заезжал в гараж, в котором, по чистой случайности, не было работающих камер слежения, где его быстро выгружали в другой грузовик и оставляли на поиски федералов.

В послеполуденной суете Вашингтона взвыли сирены, и перед нами с визгом остановились две полицейские машины. Фрэнки, Гас и я смотрели на эту сцену широко раскрытыми глазами, как и положено десятилетним детям. Мы отошли в сторону, когда нас попросили, но крутились вокруг, пока полицейские брали показания, разговаривали со свидетелями и пытались выяснить, что произошло. Оказалось, что камеры наблюдения были выключены во время ограбления. А курьер каким-то образом оказался заперт в мусорном контейнере за зданием. Никто не видел вора и не понимал, что что-то не так, пока водитель не выбрался из своего мусорного заточения. Никто даже не мог опознать водителя, так как до исчезновения грузовика, казалось, что ничего странного не происходит. Управляющий магазином был ошеломлен. Водитель, понятное дело, в ярости. А копы совершенно сбиты с толку. Они даже спросили нас, не видели ли мы что-нибудь. На что мы ответили: — Нет, офицер, мы просто покупали подарок на день рождения для моего отца.

— Тогда почему бы вам не поехать домой, — предложили они. — Нечего вам торчать на месте преступления.

Мы торжественно кивнули и направились вниз по улице. Наша работа была закончена, так что нам предстояло убить остаток дня. Мы решили перекусить пиццей в нашем любимом месте.

Позже в тот же вечер отец говорил мне, какую замечательную работу я проделала, и вручил мне пятьдесят баксов за то, что я была такой хорошей девочкой. Я спросила, какова была его доля за сделку, а он лукаво улыбнулся мне и сказал:

— Не беспокойся об этом, малышка. Просто знай, что какое-то время нам не нужно ни о чем беспокоиться.

Это был его извечный ответ. Он был одержим идеей ни о чем не беспокоиться.

Ирония заключалась в том, что из-за его работы я постоянно обо всем беспокоилась.

Но сегодня нас не поймали. И на том спасибо.

И Сойера Уэсли тоже. Я не буду знать, что с ним случилось в течение нескольких месяцев, но до тех пор буду думать о нем каждый день.

Глава 2

Наши дни

Говорят, старые привычки умирают с трудом. Это объясняло почему в данный момент я грызла ноготь на большом пальце, пытаясь отговорить себя от того, чтобы схватить полулитровую бутылку вишнёвой Колы, которая стояла за стеклом холодильника.

Газировка была для меня вредна.

Я в это верила.

И повторяла себе каждый день.

Но я всё ещё стояла здесь, на заправке, и находилась в конфронтации с самой собой.

— Нет, Кэролайн. Она тебе не нужна.

Разговоры с самой собой были ещё одной дурной привычкой, с которой я не могла расстаться. В конце концов, бормотание себе под нос не приводило к кариесу, целлюлиту или раку.

— Одна бутылка Колы не доведёт тебя до рака, — шепотом я спорила сама с собой.

Я открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь, дотронулась пальцами до гладкого пластика напитка, которого я так сильно хотела. У меня был трудный день. Я устала и находилась в полном истощении. Два отдельных симптома, которые шли рука об руку, но имели совершенно разное происхождение.

Первое — беспокойный ночной сон. Второе — пожизненные часы бодрствования, которые никогда не проходили так, как им положенно.

Задвинув дверцу холодильника, я рывком открыла другую, и достала, наконец, минеральную воду. Может Кола и не способствовала развитию рака, но уж точно помогла бы в образовании целлюлита на моей попе, а он уж точно не нуждался в помощи в этом деле.

Пока я шла к кассе, я рассматривала небольшое пространство, заметив камеры позади головы продавца, которые показывали помещение магазина, заправку и нескольких людей.

Я встала в очередь за женщиной средних лет, со стаканом кофе в одной руке и мобильником в другой, а также с ребёнком, который пытался расплатиться за бензин мелочью и рвал долларовые купюры. Они оба были так поглощены собственными покупками, что и не заметили, как я встала за ними.

Не то чтобы и я этого хотела. Но то, так люди стояли в очереди многое говорило о том, какие они в жизни. К примеру, подростку у прилавка неплохо было бы прекратить тратить все свои деньги на травку и принять душ. Кроме того, если он собирался заплатить за бензин хотя бы двадцатку, то ему не хватало два доллара сорок семь центов.

А у женщины передо мной было двое детей, ну или по крайней мере двое детей, которыми она готова была хвастаться в Инстаграмме, а ещё изменяющий муж и экзема. На плече у неё висела сумочка за шестьсот долларов из осенней коллекции Марка Джейкобса. Она и понятия не имела, как легко было пройти мимо неё на пути к выходу и выхватить бумажник, наполовину свисающий из её сумочки.

Не то чтобы я собиралась делать это.

По крайней мере, теперь.

Но, как я сказала, старые привычки умирают с трудом.

Честно говоря, сейчас я предпочла бы её сумочку, но не её личность.

И уж точно не неверного мужа. Судя по тем сообщением, что она отправляла своей подруге Шерри, которые я читала из-за её плеча, он был тем ещё кадром.

Но не все ли они были такими?

Когда подошла моя очередь, я поставила минералку, маленькую упаковку фисташек, которую я схватила в последний момент, большой пакет мармеладок Swedish Fish и попкорн с белым чеддером на прилавок.

— И ещё тридцать долларов за шестую колонку, — сказала я продавцу.

Он начал пробивать мне чек, пока мои глаза были прикованы к монитору позади него. К счастью они показывали и меня, и людей сзади.

Во мне разгорелся старый инстинкт, и я боролась с желанием пригнуться и спрятать лицо. У безгрешных людей нет причин, чтобы прятаться. Ежедневно обычная американская женщина прогуливается с улыбкой на лице, совершенно не думая о том, сколько камер могли её поймать. Она не рычала на «Большого брата»¹. Она беззаботно разгуливала целый день, не подозревая о том, сколькими способами запечатлевается её жизнь.

Вот такой я была сейчас. В блаженном неведении.

Или, если быть точнее, желала быть в неведении.

— Карта или наличные? — спросил меня парень за кассовым аппаратом.

Я проглотила вечно преследовавшее меня беспокойство.

— Карта.

Вытащив карту из своего, не столь дорогого, как у дамы за мной, зато уж точно гораздо лучше защищённого кошелька, я прочитала выбитые на ней слова — Кэролайн Бэкер, с некой долей обвинительного неверия, впрочем, как и всегда.

Аппарат обработал карту, моргнул о том, что моя покупка была одобрена по сниженной ставке. Из меня вырвался легкий вздох облегчения.

У меня была хорошая работа и стабильная зарплата, но я никак не могла побороть тревогу во время очередной оплаты покупок.

Что если в этот момент моя карта перестанет работать?

Что если в этот момент я пойму, что мой счёт обчистили?

Что если в этот момент они меня найдут? Что если в этот момент они разрушат мою свободную гавань и утащат обратно в ад?

Тогда я столкнусь лицом к лицу с прошлым, от которого с таким трудом убежала?

— Вам нужен чек? — спросил продавец.

Я кивнула.

— Да, пожалуйста.

Доказательство того, что моя карта работает. Доказательство того, что я всё ещё свободна.

Снаружи холодный вечер закружил вокруг моего тела, кутая меня в осень, запах костра и скрипучего горного воздуха. Я улыбнулась сияющему солнцу, опускающемуся за пики голых горных вершин. Был вечер пятницы. Наконец-то.

Я дождаться не могла, когда доеду до дома, стяну с себя эту рабочую одежду и свернусь калачиком под одеялом до самого утра.

Делало ли это из меня старуху? Можно ли было в двадцать пять быть старой?

Полагаю, что нет. Но для меня вечера пятницы были украшением всей рабочей недели. Мои деньки, когда я ходила в клубы, на вечеринки и жила дикой жизнью подошли к концу. Добро пожаловать в однообразие, надёжность и нормальность. В моей жизни нашлось время, чтобы с ними познакомиться.

Я подошла к своему чёрному Murano, размахивая пластиковым пакетом, полным вкусняшек. Я уже было открыла дверь, нажав большим пальцем на дистанционный ключ, когда мой взгляд упал на клочок белой бумаги на лобовом стекле. Всего маленький листочек, но он был целенаправленно помещён со стороны водителя, так, чтобы я его точно увидела.

Во рту тотчас пересохло, и я боролась с желанием начать оборачиваться по сторонам. Чтобы сделал нормальный американец? Каков был протокол для листовок, прикреплённых к вашему окну?

— Прочти её, — прошептала я в ответ самой себе.

Просунув руку в ручки пакета, я вытащила бумажку и прочла её. Хижина в Блэкберне обещала джакузи на каждой террасе и отдельные домики с впечатляющим видом, типичное для этой части Колорадо жильё. Я и без того знала всё об этом курорте. Моя соседка была в нём управляющей.

У меня ускорилось сердцебиение, быстро колотясь в моей груди, несясь наперегонки с адреналином в моей крови. Скомкав бумагу заледеневшими пальцами, я приказала себе не паниковать. Простое совпадение, возможно. Нет, совершенно точно.

Но моё сердце не слушалось.

Засунув листок в карман, я с невозмутимым видом заправила машину. Затем я спокойно опустилась на водительское сидение и завела внедорожник. Позволив ему с минуту прогреться, я, наконец, разрешила себе осмотреть чёрный Мерседес на другой стороне улицы. Ждал ли человек, находившийся в машине, пока я заведу свою? Следил ли кто-нибудь за мной?

Я уперлась лбом в руль и попыталась дать себе рациональные ответы на свои же вопросы. Я просто хотела отправиться домой, натянуть штаны для йоги и напомнить себе, что никакие чёрные Мерседесы меня больше не преследуют. Только вот прямо домой я не поехала.

Вместо этого я наматывала круги по маленькому туристическому городку Фриско в Колорадо, пока не могла больше ехать, пока не поняла, что обо мне будут переживать, если я не объявлюсь дома. Потребовались все мои силы, чтобы сменить направление, а не проездить всю ночь напролёт. Подальше от этого города, от этого штата и от этого ненавистного клочка бумаги, который неприметно лежал в моём кармане.

Хижина в Блэкберне.

Хижина не имела для меня никакого значения, кроме того, что там работала Франческа. Это был очередной дорогой курорт, полный туристов. Но в уголке была надпись от руки, корявым почерком, которая говорила о чём-то более зловещем. Я не узнала почерк и не знала, что эта надпись означала. Или предназначалась ли она для меня. Я знала только, что мне это не нравится.

«Где он?» — вот что там было написано.

Это могло быть послание для кого угодно и о ком угодно. Вовсе не обязательно, что оно было адресовано мне.

К тому времени я, наконец, заставила себя отправиться домой, я практически поборола инстинкт спастись бегством, пусть даже и не до конца.

Паника была обычной для меня эмоцией. Я никогда не теряла бдительность. Я никогда не могла чувствовать себя комфортно здесь, как бы сильно я ни любила этот город, расположенный в живописной долине, со всех сторон окружённой скалистыми горами. Я никогда не могла почувствовать себя в достаточной безопасности, в достаточном спокойствии или в достаточном уединении.

Было слишком много поводов для беспокойства. Слишком многие были во мне заинтересованы.

Поэтому-то я и не могла бросить всё и бежать. Я была втянута в невозможную игру, балансируя между прежней жизнью и той, что я выкроила для себя сейчас. Я не владела прежними ресурсами. И прежними возможностями.

К тому времени я свернула на свою улицу. Я убедила себя, что то послание было не для меня. Я мысленно вернулась на стоянку у заправки и вспомнила каждую белую листовку на каждой машине. Это была случайность.

Простая ошибка.

Причина, по которой я знала это, была проста: если бы эта записка действительно предназначалась мне, я бы уже была мертва.

Глава 3

После того, как я припарковалась на подземной парковке здания, где находилась моя квартира, я, держа пакет с закусками в руках, вызвала лифт до шестого этажа. Как только я ступила в холл, сразу же почувствовала запах пиццы. У нас в доме был традиционный пятничный вечер.

Который, по всей видимости, начался без меня, потому что я опоздала.

Ещё до того, как я полностью открыла дверь, та распахнулась, явив мою улыбающуюся лучшую подругу и хихикающую девочку четырёх лет с копной тёмных кучеряшек.

— Попкорн! — завизжала малышка, врезавшись в моё бедро и обернув вокруг меня руки.

Франческа ухватилась за дверь до того, как та смогла ударить Джульетту сзади по голове.

— Вообще-то меня зовут Кэролайн, — произнесла я в маленькую макушку, — а не попкорн.

Она убрала руки, но продолжила смотреть на меня с одной из своих заразительных улыбок.

— Но мне больше нравится Попкорн, — сказала она.

Я положила ладонь на её ангельскую щечку.

— Мне тоже.

Франческа лихорадочно замахала руками.

— Ладно, Принцесса Единорожка, давай оставим Попкорн в дверях, чтобы мы могли поесть.

Джульетта встала на мои ступни, чтобы я смогла провести её по квартире.

— Принцесса Единорожка? — спросила я, выгнув бровь.

— Тётя Франческа хотела, чтобы я была Принцессой Какашкой, — воскликнула она с равной степенью возмущения и развлечения.

Я была совершенно не удивлена.

Я повернулась к своей лучшей, — а по правде сказать, к моей единственной в целом мире подруге, — и посмотрела на неё.

— Серьёзно, Франческа? Принцесса Какашка?

Облокотившись об кухонный островок, она ухмыльнулась.

— Что?

— Не знаю даже с чего и начать.

Её улыбка стала ещё шире.

— Эй! Уж если кто и знает, какого это — быть принцессой, то это я.

— Почему, тетя Франческа? — спросила Джульетта с невинной улыбкой и детской непосредственностью.

Франческа серьёзно взглянула на Джульетту и со всей важностью заявила:

— Потому что я была принцессой.

— Да ладно? — завизжала Джульетта. Она развернулась ко мне. — Мамочка, это что, правда? Тетя Франческа была принцессой?

Я прижала Джульетту поближе, ненавидя то, что Франческа ворошила наше прошлое, ненавидя то, что она взывала к демонам, которые до сих пор преследовали нас.

— Она была принцессой очень, очень давно.

Энергия Джульетты была заразительной и невозможно было сдержать улыбку, когда голова моей дочери так быстро крутилась туда-сюда между нами.

— Реально? С короной, платьем и целым замком?

Мы с Франческой обменялись многозначительными взглядами. Я была мамой-одиночкой, и единственной, кто помогал мне растить Джульетту, была Франческа. Жили мы втроём в трехкомнатной квартире, которая появилась у нас ещё до рождения Джульетты. Единственное общение, которое было у Джульетты вне дома, происходило в детском саду и подготовительной школе. И хотя она иногда возвращалась домой, рассказывая забавные вещи, которые она подхватила в этих местах, большая часть ее диалогов была скопирована с Франчески и меня.

Иногда это приводило к весьма интересным электронным письмам от учителей. Они не рекомендовали их детям подскакивать во время тихого часа и орать: «Может настоящий Слим Шейди встанет?» (прим.: Would the real Slim Shady please stand up? — строчка из трека Эминема The real Slim Shady).

Я винила в этом Франческу.

Подобному дурному влиянию способствовало и те коробки с пиццей, которые мы открыли, обнаружив в них наш стандартный заказ: пицца Тай Пай для нас, и с сыром и оливками для Джульетты, которую мы с Франческой неизбежно прикончили бы в районе полуночи. А Джульетте мы сказали бы, что пока она спала, её пиццу доел троль.

В восьмидесяти пяти процентах своего времени я была хорошей матерью. А в оставшихся пятнадцати я врала, чтобы доедать её еду и не чувствовать вины из-за приобретённых калорий.

Всем известно, что калории из детской еды не считаются.

Сказала женщина, которая только что отговаривала себя от нападения на вишнёвую Колу.

— Ты меня раскусила, малявка, не было у меня ни короны, ни платья, — сказала Франческа.

Джульетта оставила мне место на кухонном островке, по другую сторону от её тёти.

— Но это же самая лучшая часть! — Франческа с несогласием покачала головой. Когда мы были детьми она наотрез отказывалась носить платья. Черт, да она до сих пор отказывалась их носить.

— У меня было кое-что покруче.

Джульетта смотрела на неё во все глаза.

— И что же у тебя было?

Огонёк в глазах Франчески потускнел, а рот сжался в попытке сдержать улыбку.

— У меня была власть.

— И? — спросила Джульетта, явно не впечатлённая её словами.

Франческа тоже почувствовала это и подняла ставки:

— И прислуга.

Джульетта склонила голову и снова захихикала. Сложно было сказать, поверила ли она Франческе, но, по крайней мере, ей было весело. Что же касалось меня, я была практически готова к тому, что в любую секунду к нам постучит Департамент полиции Фриско и потребует объяснить принцессой чего конкретно была Франческа.

Интересненький бы вышел разговор.

— Что будем смотреть? — спросила я, чтобы поменять тему.

Джульетта не раздумывала. Она вскинула руки и закричала, через чур громко для квартиры с картонными стенами:

— Принцесса-невеста!

Я послала Франческе беспомощный взгляд.

— Опять?

— Это тема нашего вечера. Её любимая, кстати, — ответила Франческа. — Посмотри на её лицо. Как я могла ответить нет?

Я даже не положила сумочку и пакет со вкусностями в прихожей. Но когда Джульетта смотрела на меня своими кристально-голубыми глазами, я знала, что она намеревалась получить всё, что пожелает, чем бы это ни было. Вот это была власть. Она может и не понимала значение этого слова, но владела ею в полной мере.

Но если отбросить шутки в сторону, то я считала себя хорошей матерью. Я была строга, когда это было необходимо. Не баловала её. У неё был неизменный режим сна и подходящие по возрасту домашние обязанности. Но когда она смотрела на меня этим щенячьим взглядом своих огромных, невинных глаз, я просто не могла сопротивляться, она брала своё.

Так что, возможно, я баловала её больше, чем хотела признавать.

Но она была послушным ребёнком.

Я опустила сумочку рядом с обувью и приготовилась к тому, что мной будет командовать четырёхлетка, за которую я несла полную ответственность.

Сложив руки перед собой, она быстро заморгала и прошептала:

— Мамочка, ну пожалуйста!

Вот и всё. Победа. Она меня сделала.

Пытаясь сохранить суровое выражение лица, я сказала:

— Как пожелаешь, Принцесса Какашка.

Мы втроём разразились диким хохотом, растворяясь в этом вечере и позабыв об остальном мире, занимаясь нашим обычным пятничным весельем. После пиццы мы все вместе свернулись на диване и лопали попкорн и сладости. Джульетта уснула на середине фильма, а мы с Франческой досмотрели его до конца. Как обычно.

Это было нашим обыденным делом в течении последних трёх лет. С тех пор, как Джульетта начала интересоваться телевизором. В течении недели я не разрешала смотреть телевизор, но пятничный вечер был посвящён просмотрам кино.

Я всегда любила этот ритуал, вечер, который мы сделали нашим. По началу Франческа не оставалась с нами на целый фильм и не ела пиццу с нами, предпочитая быть в одиночестве или с каким-нибудь случайным парнем. Но сейчас эти вечера стали значить для неё так же много, как и для нас.

Мы были семьёй. Не в общепринятом смысле, не связанной кровными узами, но мы заботились друг о друге, поддерживали друг друга, защищали друг друга. Я не понаслышке знала, что кровные семьи могли быть продажными, а преданность не передавалась по наследству. Франческа была моей семьей, потому что я поддерживала её, а она меня, и не было в мире ни единой вещи, которая могла бы заставить нас отступиться друг от друга.

Втроём мы всегда чувствовали себя в безопасности, оторванными от всего остального мира пока жили здесь. Всё было так, как мы и хотели. Когда мы с Франческой поселились здесь, мы сделали осознанный выбор жить скромной, но нормальной жизнью.

Такой, какой ранее не было ни у Франчески, ни у меня.

Вот только сегодня мне было как-то не по себе. Я прижала свою спящую дочь поближе к себе и задумалась о записке, которую нашла на своей машине у заправки. Стоило ли говорить об этом Франческе?

Или же у меня была паранойя?

Ладно, я знала, что была параноиком. Я всегда такой была. Наличие паранойи оставило меня в живых к двадцати пяти годам. Я не могла отмахнуться от того, что работало на меня. Но стоило ли из-за этого рушить нашу жизнь и начинать всё заново?

Это был разговор, к которому я пока не была готова.

— Что у тебя на уме? — тихо спросила Франческа.

Я повернулась к своей подруге.

— У меня всегда что-то на уме, Фрэнки.

Она вздрогнула от упоминания её старого имени, того, которым я и сама смогла бы звать её с трудом. Для нас двоих Фрэнки Волкова была мертва.

Как и для её дядей.

Тон её стал резким, с острым оттенком страха. Наши прежние имена могли навлечь беду, воззвать к демонам, от которых мы с таким отчаянием избавились.

— Ладно, почему бы тебе не рассказать мне об этом, Каро?

Я пропустила её оборонительный тон, пытаясь сформулировать круговорот своих мыслей.

— У меня весёлое предчувствие.

Она чуть смягчилась, испустив свою неуместную агрессию с долгим выдохом.

— Это всё из-за пиццы, Принцесса Какашка?

Из меня вырвался смешок.

— Вполне возможно.

Мы долго сидели в тишине. Франческа щёлкала каналы на телике, остановившись на ночном повторе «Настоящих домохозяек». Я подумала, что разговор окончен. После того, как мы прожили бок о бок столько времени, знали друг друга всю нашу жизнь, у нас не было необходимости в длительных обсуждениях. Я почти всегда знала, о чем думает она, а она знала, что творится в моей голове.

И каким-то образом мы всё ещё любили друг друга.

Но спустя какое-то время она всё же озвучила свои мысли.

— Мы бы уже были мертвы, — сказала она. — Ты знаешь это так же хорошо, как и я, Кэролайн. Если бы они узнали, где мы находимся, нас бы уже не было.

Я тоже думала об этом, но не могла избавиться от тревоги в груди.

Я вновь взглянула ей в лицо, зная, что она права. Мои пальцы машинально сжались на плече Джульетты, защищая мою дочь от зловещих призраков, нависших над нами.

— Ты чувствуешь себя в безопасности здесь?

В уголках её губ затаилась грустная улыбка.

— На земле нет такого места, где бы я чувствовала себя в безопасности. Но я думаю, мы неплохо спрятались. А мне и этого достаточно.

Но тот клочок бумаги всё ещё находился в моём кармане.

Где он?

Где кто?

— А что если мы недостаточно хорошо спрятались, Фрэнки? Что мы будем делать?

Она отвернулась к телевизору, в её тёмных глазах клубились воспоминания о нашем прошлом.

— Убежим, — она так крепко сжала пульт, что от напряжения у неё побелели костяшки пальцев. — И на этот раз не остановимся.

Моё тело оставалось спокойным, неподвижным, расслабленным, но сердце в груди громыхало, а кровь неслась по венам словно в погоне. Из телевизора доносились звуки: громкие и богатые женщины орали друг на друга, но моя голова ощущалась так, словно её погрузили под воду. Я не слышала ничего, кроме свиста собственных безумных мыслей.

Мы с Фрэнки еле-еле убежали из мира кошмаров. Нам повезло, что мы остались в живых. И ещё больше повезло, что смогли найти место, которое смогли назвать домом. Но не проходило и дня, чтобы я не думала о том, какой была наша жизнь, и не чувствовала, пробегающий по коже холодок, как будто приведение, потянувшееся из могилы, чтобы затащить меня внутрь.

Так я просидела ещё час, изо всех сил пытаясь запихнуть всех сбежавших демонов моего прошлого обратно в накрепко закрытый ящик, в котором я обычно их держала. Потребовалось время, чтобы сердцебиение успокоилось, паника утихла, а всё то, чем я была когда-то, уместилось в моей внутренней тюрьме. Но я справилась.

Я подняла Джульетту, тихо вздохнув от того, какой большой она стала. Её длинные волосы упали на мои руки, когда я относила её в её комнату, а она нежно обвилась вокруг моего тела.

Положив её на её кровать принцессы, я накрыла малышку пушистым розовым одеялом и поцеловала в лоб.

— Я люблю тебя, моя сладкая Джульетта, — прошептала я, как и каждую ночь прежде, повторяя слова из песни Нила Даймонда, в честь которой я её назвала.

Она не ответила — слишком крепко спала. В итоге она повернулась и устроилась поудобнее.

У меня затекло тело от того, как долго я смотрела на её сладко-спящую фигуру. Моё прошлое было ужасным, но она была моим светлым будущим. Она была причиной, по которой я бежала, и причиной, по которой я всегда буду бежать. Она стоила всех проблем.

Я положила руку на живот, вновь вздохнув. Интуиция подсказывала мне, что что-то надвигалось. И на этот раз я прислушалась. И приготовилась. Я укрепила свою решимость против чего бы то ни было.

В первый раз я сбежала, чтобы Джульетта смогла жить. С тех пор ничего не изменилось. Если бы мне пришлось каждый день до конца своей жизни бежать, чтобы сохранять жизнь своей дочери, я бы это делала.

Глава 4

Утро понедельника наступило слишком рано. Я не была готова к реалиям рабочей недели после такого спокойного выходного дня, когда мы завтракали в нашем любимом кафе, занимались стиркой и гуляли с малышкой в парке после обеда.

Я отвезла Джульетту в дошкольный класс на весь день и поспешила на работу, всего лишь на пятнадцать минут выбившись из графика. К сожалению, на главной улице совершенно не было пробок, а потому у меня не было и оправдания перед боссом, кроме извинений за то, что вот такой вот я человек. Опаздывающий человек. Вечно опаздывающий.

Я винила Джульетту. До её рождения я, вообще-то, всегда прибывала вовремя туда, куда было нужно.

Зная, что несмотря на моё опоздание, Мэгги будет полна великодушия и сострадания пока мои извинения включали в себя латте с лесным орехом, я захватила пару в местном кафе, а затем направилась в горы, к уединенному маленькому курортному домику под названием «Мэгги на горе», что был в семнадцати минутах езды от города.

Курорт представлял из себя собрание замечательных одно- и двуспальных коттеджей, которые, хоть и выглядели старомодными, но были очаровательными. Мы славились тем, что были домом вдали от дома. Вдали от города, вдали от работы и даже вдали от сотовой связи.

Многие любили останавливаться у нас на денёк-другой. Реже на все выходные. До того момента, пока наших гостей устраивало уединение. К счастью, мы могли предложить им бесплатный WI-FI, чтобы облегчить тревогу от разлуки с их бесполезными смартфонами.

Мэгги наняла меня, когда мы только переехали в эти края. Я приехала в город на четвёртом месяце беременности со свежей карточкой социального страхования, нулевой кредитной историей и постоянным потоком слёз. Я находилась в полном раздрае.

Она наняла меня, предложила платить наличкой и не задавала никаких вопросов. Позже до меня дошло, что она предположила, будто я сбежала от парня, который жестоко со мной обращался.

В обратном я её никогда не уверяла.

Спешно войдя в офис, я нашла её в её обычном виде: она склонилась над столом, очки на кончике носа, длинные седые волосы собраны в низкий пучок. Я поставила перед ней латте и натянула свою лучшую улыбку.

— Отменяем розыск, — заявила она невозмутимо, ни к кому не обращаясь. — Она-таки не умерла.

— О, Мэгс. Ты волновалась за меня?

Она взглянула на меня с самым непроницаемым выражением лица, которое я только видела.

— Волновалась? Нет уж. Бесилась? Да! Было бы ужасно, если бы ты потерялась где-нибудь в горах, это могло бы принести неприятности моему бизнесу.

У нас всё было забронировано аж до конца марта. Этой женщине точно не нужно было ещё больше дел.

Их у неё было и без того слишком много для её скудного штата сотрудников.

Борясь с улыбкой, я подтолкнула к ней её латте.

— Если тебе от этого хоть немного полегчает, то мне действительно очень жаль. Я размышляла насчёт отмазки, включающей медведя, сиротку и корзину со щенками. Хочешь послушать?

Она потянулась за кофе и с осторожностью отхлебнула из стакана. Мы двигались в верном направлении. Полный глоток означал бы абсолютное помилование.

— Дай угадаю, — протянула она. — Сиротка продавал щенков на обочине, когда из лесу выскочил медведь?

— Вот и нет. Сиротка продавал медведя, когда из лесу выскочили щенки. Но не волнуйся, я всех спасла. Беда миновала.

Губы её дрогнули, но она сдержала улыбку.

— Ну теперь ты здесь, так что тебе, вероятно, лучше приступить к работе.

Я вздохнула.

— Вероятно, что так.

Мэгги подсунула список моих дел на сегодня. У Мэгги были списки абсолютно для всего. Списки того, что необходимо сделать. Список того, что необходимо купить. Список того, что необходимо увидеть. Если что-либо сосуществовало с ней в одном физическом измерении, у Мэгги был для этого список.

Когда я только начинала здесь работать, я была мастером на все руки. В основном занималась хозяйством. После того, как я исправила джакузи в одном из гостевых коттеджей, она прибавила к моим обязанностям сервисное обслуживание. Когда я решила поступать в колледж в Брекенридже и получить диплом менеджера гостиничного бизнеса, она перевела меня в офис. Теперь я была её заместителем, что позволяло мне проводить вечера и выходные с Джульеттой.

— Джиллеты решили остаться ещё на неделю? Я думала они ненавидят это место.

Мэгги сделала большой глоток кофе.

— Похоже, что у них произошёл прорыв. Их терапевт рекомендовал проводить больше времени вдали от города для лучшего изучения процесса восстановления.

Я закатила глаза.

— Кто берет с собой в романтические поездки своего психотерапевта?

Мэгги фыркнула.

— Кто-то, кого только что застукали с его секретаршей. Но если хочешь знать моё мнение, то единственный, кто получил выгоду от этой поездки, — это психотерапевт.

— Ну ему-то хорошо, что они решили остаться ещё на неделю. Он, вероятно, воспользуется всеми привилегиями.

Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

— Не думаешь, что он мошенник? Пользуется бедной несчастной миссис Джиллетт и её муженьком-подонком?

— Думаю, что он согласится с нами в том, что муженёк-то и впрямь подонок. — Я ещё раз обдумала вопрос Мэгги. — Но не думаю, что он мошенник. Он просто… пользуется случаем.

— Пожалуй, можно сказать и так, — пробормотала Мэгги, явно со мной не соглашаясь.

Я до того сильно сжала в руках бумагу, что список моих дел на сегодня сморщился по краям. Хотелось отступить. Хотелось поменять мнение. Конечно же терапевт их грабил. Конечно же все было не в порядке.

Но я не могла сделать это. Я уже произнесла те слова. И я была слишком насторожена по поводу подозрительного поведения, чтобы объяснять почему мой моральный компас периодически шалит.

Вместо этого я уставилась на список, пытаясь восстановить расплывшиеся буквы. К счастью, Мэгги сменила тему.

— Оу, ты ведь получила в субботу посылку, — заявила она. — Она в кабинете.

— Странно. Не знаешь от кого?

Она покачала головой.

— Не обратила внимания. Паренёк из FedEx закинул её вместе с другими. Просто случайно заметила твоё имя на ярлыке, прежде чем открыть.

— Ладно, я посмотрю. Это, наверное, адресные этикетки или носки, или ещё что-то в этом роде, — она с любопытством заломила бровь. — Наверное, заказала что-то и забыла об этом.

— Может ты ничего и не заказывала. Может это от кого-то другого.

Я фыркнула, отмахнувшись от неё.

— Вряд ли.

— От родителей? — настаивала она. — Давно утерянный дядюшка? Бывший бойфренд?

Я склонилась над столом, подперев подбородок руками, и улыбнулась:

— Я что, на крючке?

На Мэгги было непохоже, чтобы она совала нос в мою личную жизнь. У нас было строгое соглашение: ты не лезешь в мою жизнь, я не лезу в твою. Я была дилетантом по части скелетов в шкафу в сравнении с этой женщиной.

Ну ладно, её, быть может, и не разыскивал самый страшный из синдикатов русской мафии на всём Восточном побережье, но свои секреты у неё тоже имелись.

Она махнула рукой в воздухе.

— Просто любопытно. Ты никогда не брала отпуск. Я видела тебя только с твоей соседкой. Я знаю тебя, и ты мне нравишься. Но я уверена, что есть ещё кто-то, кто знает и любит тебя.

Я глотнула правду, пока она не осела в моей желудочной кислоте и не сгорела в моих нервах.

— Есть много людей, которые знают меня и любят, но, если по правде, я всегда была одинокой. Дома у меня не так уж много друзей.

— А семья?

Я закатила глаза, но поделилась с ней толикой правды:

— Только отец. Но он не стал бы присылать посылку.

— Что случилось с твоей мамой?

— Мне известно о ней не больше чем тебе, — заявила я, желая быть абсолютно правдивой. — Она слиняла, как только я появилась на свет. Отец встретил её в стрип-клубе. Она была его любимой танцовщицей. Отец говорил, что ей нравилась идея о том, чтобы обзавестись семьёй, остепениться. Но она быстренько осознала, что материнская жизнь её не устраивает, стоило мне только родиться.

Челюсть Мэгги превратилась в сталь.

— Никогда не понимала подобных женщин. Материнство — это не выбор. У тебя есть ребёнок, следовательно, ты мать. Конец истории.

Я улыбнулась, улыбка моя была полна искренностью, грустью и воспоминаниями о моём собственном выборе.

— Я тоже так думаю. Стоило мне только узнать, что я беременна Джульеттой, моя жизнь изменилась. С тех пор каждое принимаемое мною решение зависело от неё. Я больше не могла думать лишь о себе.

— Это потому что ты из хороших матерей, — подмигнула мне Мэгги. — А вот твоя мать была куском дерьма.

Мои руки взлетели к сердцу в фальшивом негодовании.

— Пресвятая Мария Магдалена! Как ты смеешь говорить такое о моей матери?

— Ой, да как будто ты думаешь иначе, — улыбнулась она.

Рано или поздно, но я должна была перестать поощрять плохое поведение Мэгги.

— Ладно, грубиянка, а теперь проваливай, мне нужно хоть немного поработать.

Она встала и направилась в офис, одной рукой захватив газету, а второй принесённый мною кофе.

— Не забудь про посылку.

А я уже и забыла.

— О, точно. Я проверю во время обеденного перерыва.

— А сейчас тебе ни капельки не интересно?

— Ну не тогда, когда я уже выбилась из графика на сорок пять минут, а у Макгрегоров течёт раковина.

— Умница.

Мы разбрелись до конца утра. Мы бы встретились во время обеденного перерыва, когда я забежала к ней в кабинет на несколько минут, чтобы отдохнуть и перехватить свой сэндвич с ветчиной. Тогда бы я и разобралась с посылкой.

По правде сказать, меня пробирало любопытство. Всё утро, перескакивая от одной работы к другой, заселяя новых постояльцев и подсвечивая маленькие карты местности, чтобы они могли найти свои коттеджи, я ломала голову в попытках вспомнить, что же такого я заказала, о чем и думать забыла.

Но вспомнить ничего так и не смогла.

Выпив полчашки кофе, я решила прокрасться в кабинет и выяснить, что там за посылка была, но времени так и не было. Слишком многие нуждались в моей помощи, или же в совете, или же в моих навыках прикладывания банковских карт.

В районе одиннадцати я была голодна, а внутренняя сторона моих пальцев окрасилась жёлтым от текстовыделителя, которым я пользовалась.

Дверь кабинета звякнула, и я натянула свою профессиональную улыбку, ожидая увидеть Гарсиаса. Но вместо этого в кабинет вошёл один из самых восхитительных мужчин, которых я только встречала в реальной жизни. Плечи мои опустились, а в горле пересохло, стоило только взглянуть на него. За ним следовал утренний след, подсвечивая его высокую фигуру, бросая на него мягкий золотой ореол. Он склонил голову набок, пытаясь убрать золотисто-каштановые волосы с глаз. А улыбка его сияла, словно в сотню мегаватт. Он обладал классической внешностью, искренней улыбкой и полным отсутствием криминального прошлого.

И он пришёл сюда из-за меня.

— Доброе утро, Кэролайн, — пробормотал он, подходя к стойке. — Выглядишь, как и всегда, чудесно.

Взглянув на свой простой наряд, состоящий из узких джинсов и чёрной туники в стиле бохо, я смогла лишь улыбнуться его комплименту. Мои длинные темные волосы сегодня были заплетены в косу и лежали на плече, а макияж был минимальным. Выглядела я невзрачно.

Совсем не чудесно.

— Ты милый, Джесси, — сказала я ему. Его уверенная улыбка дрогнула. Я закусила нижнюю губу, чтобы скрыть, что я это заметила. Джесси Хастинг родился и вырос в Скалистых горах Колорадо, и его тело демонстрировало это. Его семья владела ранчо неподалёку от Фриско, и взрослел он, пася коров, объезжая лошадей, и делая всё то, чем обычно занимаются на ранчо. А сейчас, став взрослым, он сам владел собственностью, примыкающей к владениям его родителей, и намеревался когда-нибудь взять всё хозяйство на себя.

Городские сплетники же поговаривали, что его отец не собирался передавать бразды правления, пока Джесси не остепенится. Но Джесси было под тридцать, выглядел он так, словно сам был высечен из горы и имел небольшое состояние. Не нужно было быть гением, чтобы понять: жениться он в ближайшее время не собирается. Но этому мужчине по-настоящему нравилось встречаться. И, не так давно, он решил, что хочет встречаться со мной.

— Как твоё утро?

— Хорошо, — он облокотился на стойку, и мы оказались друг к другу ближе, чем я была готова. — А твоё как?

Мои губы дрогнули в неохотной улыбке.

— Тоже хорошо.

— Напряженное утро в горах?

От этого парня одни неприятности. И не потому что он выглядел как грех и умел веселиться, а потому что он ещё и был по-настоящему милым. Его большие карие глаза были искренними и открытыми, а рядом с его озорной улыбкой находилась очаровательная ямочка.

С благодарностью за то, что можно поговорить о чем-то нейтральном, я ухватилась за разговор о делах.

— Всё утро было напряженным. Предпраздничная лихорадка в этом году рано началась.

— Я заметил. Полагаю, это связанно с мероприятиями для Хеллоуина в Саммите. Мы теряем сезон.

Я сморщила нос. Я тоже так думала.

— Ну, для экономики это неплохо, так ведь?

Он прочистил горло.

— Конечно. С этого и нужно начинать.

Мы обменялись заговорческими взглядами. Его семья зарабатывала деньги своими силами, но большинство местных жителей Колорадо полагались на приезжих. Сезон с ноября по март считался напряженным, но и лето не особо отличалось. Раньше был небольшой перерыв в апреле и с мая по сентябрь или октябрь, но, в последнее время, мы крутились как белки в колесе.

Я прочертила линию на карте перед собой закрытым маркером.

— Так в чём дело? Ты хотел поговорить с Мэгги?

Он приблизился.

— Вообще-то, я хотел увидеть тебя.

— Оу, в самом деле?

Его улыбка стала неотразимо застенчивой.

— В самом деле.

— Хочешь арендовать коттедж на выходные? Или клубный домик? Или, может, провести день в джакузи?

Низкий рокот его смеха ощущался в глубинах моего живота, вызывая во мне незнакомые гулкие покалывания.

— Вы сдаёте ваши джакузи на день? Даже не знаю что и подумать.

С невозмутимым выражением лица, я сказала:

— Я не имела в виду, что мы сдаём их на весь день всем подряд. Только тем, ну, знаешь, тем уникальным гостям, готовым платить по часам.

Его смех стих, а то, как расширились его глаза, стало, возможно, одной из моих любимейших вещей в жизни.

— Не может быть.

Я улыбнулась и, наконец, закачала головой:

— Я просто прикалываюсь. Хотя нужно подумать об этом. Идея не так уж и плоха.

Он вновь заулыбался и сжал маркер в моей руке.

— Это определенно ужасная идея. Но позволь мне присутствовать, когда ты расскажешь о ней Мэгги.

— Я посмотрю, что смогу сделать.

Мы обменялись ещё одной улыбкой, и огонёк в его глазах сменился серьёзностью. Джесси Хастинг был находкой. Стоило только любой одинокой девушке, проживающей в округе Саммит, или же заезжей туристке, только взглянуть на этого парня, так они сразу начинали овулировать. Я, кстати, ничем не отличалась.

Ладно, конечно отличалась.

Да и, кроме прочего, мои яичники не начинали овуляцию по команде.

И я, как и прежде, сходила с ума от страха перед вопросом, который, как я видела, формулировался в глубине его насыщенных шоколадных глаз.

Джесси откашлялся и начал потирать шею, которая внезапно приобрела ярко-красный оттенок.

— Завтра вечером будет выступать одна группа. Я учился в колледже с их вокалистом, и они очень классные. Они будут играть на главной улице в ресторане «У Фута». К тому же, погода обещает быть хорошей, и должно быть реально весело. И мне просто интересно, может ты захочешь пойти со мной?

— Джесси Хастинг, ты что, нервничаешь? — я попыталась скрыть улыбку, но была обречена на провал.

— Ты заставляешь меня нервничать, Кэролайн Бэкер.

Я едва заметно вздрогнула, заслышав свою липовую фамилию.

— Я видела, как ты подходишь к случайным незнакомкам и приглашаешь их на свидания, — заявила я. — Один раз, «У Фута», я видела, как ты стащил девушку с её стула и начал танцевать с ней, даже её не спросив. Ты просто предположил, что она хочет с тобой танцевать, и не важно, что ты оказался прав!

От смущения верхушки его щёк потемнели.

— Ладно, но ни одна из этих женщин не была похожа на тебя. Ты куда более пугающая, чем случайные дамы в баре, прикончившие половину бутылки Грей Гус.

Этот комментарий вызвал моих смех.

— И чем же я тебя так пугаю?

Джесси откашлялся.

— Тем, что собираешься отказать мне.

— Так зачем тогда спрашиваешь, если знаешь, что я откажу?

К нему вернулась уверенность, а губы его растянулись в дерзкой улыбке.

— Потому что считаю, что игра стоит свеч. И может быть в первый раз ты сказала «нет» из-за Джульетты. Но, возможно, если ты узнаешь меня получше, то перестанешь отказывать. И, быть может, если ты узнаешь меня получше и я всё ещё буду спрашивать тебя, ты, наконец, согласишься.

Я очень сильно старалась не выглядеть польщенной. Я на самом деле отказывала ему во всём. Но просто невозможно было не почувствовать себя особенной, после того, как мужчина подобный Джесси Хастингу прилагал столько усилий, чтобы закадрить меня.

За эти годы Джесси пару раз небрежно звал меня на свидания, а когда я отшивала его, вёл себя так, словно ему всё равно. Но прошлым летом что-то изменилось. Вместо простых, непринуждённых приглашений на ужин, он начал прямо-таки преследовать меня. Он заезжал ко мне на работу, привозил всякие мелочи, вроде кофе или мороженного, а если видел меня в городе, то ходил на те же мероприятия, на которых, как он знал, буду я. А ещё он знал Джульетту.

И может он и не знал всего обо мне. Но он знал, что у меня есть дочь. И он знал, что я воспитываю её одна. И, похоже, его это не останавливало.

Кроме того, эти двое были не разлей вода. Что особенно меня беспокоило. Потому что я не возражала против их дружбы. Или того, как он заставлял её смеяться. Или того, как он о ней искренне заботился.

Говорить ему «нет» было трудно. Он даже не подозревал насколько.

И не только потому что он был таким настойчивым, и, ко всему прочему, супер-сексуальным, ответственным и милым. Думаю, что таких парней как Джесси больше не производили.

По правде говоря, самым сложным в том, чтобы отказывать его вниманию было в основном то, что я отчаянно нуждалась в хорошем сексе.

Давайте начистоту: последняя ночь, которой мне захотелось бы похвастаться, была та, когда я забеременела Джульеттой. И, так как я не спешила повторять этот особый подвиг, у меня был длинный, очень длинный, супердлинный период засухи.

Меня так и подмывало согласиться на свидание с этим парнем. Ночь в окружении других взрослых людей, с хорошим пивом и приличной музыкой звучала превосходно. Ночь в окружении этого конкретного взрослого звучала ещё лучше.

Но я не могла сделать это.

Мне нужно было думать о Джульетте.

И мое хрупкое существование в этом городе было построено как карточный домик.

У меня не было времени на свидания. И в особенности с такими мужчинами, как Джесси Хастинг.

— Может быть, когда-нибудь, в далёком-далёком, в очень-очень далеком будущем, каждый из моих ответов не будет отрицательным, — со всей нежностью сказала я ему. — Но на сегодняшний день я всё ещё не готова. Мне очень жаль.

Не впечатлившись моим ответом, он наклонился так, что все его тело уперлось в одно предплечье.

— Ты что, не любишь хорошую музыку?

— Люблю.

— Тогда, должно быть, дело в месте встречи?

— Мне нравится «У Фута».

— Тогда все дело в компании.

— Это не так! — моя рука опустилась на его кулак, и я сжала его. Я ненавидела разочарование в его голосе. Еще больше я ненавидела себя за то, что именно я была тому причиной. — Джесси, я знаю, что это звучит банально, но я просто не в том положении, чтобы встречаться с кем-то. Я бы хотела, чтобы всё было не так, потому что я могла бы увлечься. Тобой. Но если серьезно, сейчас вся моя жизнь — это Джульетта. Я просто… не то, чтобы это обязательно должно касаться конкретно тебя или кого-то еще… но я просто не хочу, чтобы мужчины входили и выходили из её жизни в зависимости от того, с кем встречается ее мама. Я не хочу, чтобы у неё было сумасшедшее детство. Или, по крайней мере, я не хочу, чтобы она знала, как все плохо. И ты ей нравишься. Я хочу, чтобы она продолжала любить тебя. Понимаешь?

Вместо того чтобы согласиться со мной или убежать в противоположном направлении, как ему следовало бы, он разжал кулак и повернул его так, чтобы мы могли сжать наши руки вместе.

— Всё так плохо, Кэролайн?

Мое вырвавшееся признание тяжело повисло в воздухе над нашими головами, как грозовая туча, готовая разразиться дождем.

— Все в порядке. Я не это имела в виду.

Его взгляд держал меня в плену.

— Тебе нужна помощь?

Я прочистила горло и одновременно оттолкнула и гордость, которая кричала «нет», и девушку внутри меня, которая хотела рухнуть на пол и начать рыдать, говоря «ДА, ДА, ПОЖАЛУЙСТА». Да. Трудно быть матерью-одиночкой. Я имею в виду, что бы ни происходило в моем прошлом, это борьба была совсем иной.

Забота об одном крошечном человечке была тяжким трудом. И даже с помощью Франчески мне всё ещё приходилось делать многое для Джульетты.

— Я просто имела в виду, что я мать-одиночка и, кажется, ничего не могу сделать вовремя. В том смысле, что Джульетта так быстро растет в чём-то одном и недостаточно быстро в чём-то другом, и я пытаюсь уравновесить заботу о ней и работу, и медицинскую страховку, и визиты к дантисту, и стараюсь не утонуть. Ты хороший парень, Джесси. Ты заслуживаешь девушку, которая может уделить тебе все свое внимание. Со мной ты всегда будешь третьим.

Его голова склонилась набок.

— Третьим?

— После Франчески, — пояснила я. — Мы как из песни «Spice Girls».

Ему это ни о чём не говорило.

— «Spice Girls»?

Я улыбнулась, и на этот раз улыбка была настоящей, а не вымученной, искренней и не скрывающей других эмоций, которыми я трусила с ним поделиться.

— Дружба была очень важна для них.

Его плечи затряслись от смеха.

— Очевидно, я пригласил тебя не на тот концерт.

Я закатила глаза.

— Называй как хочешь.

— Нет уж, я хочу гораздо больше, — признался он. — За последние пару месяцев моему самолюбию был нанесен серьезный удар.

Я похлопала его по руке и отстранилась. У нас не было причин держаться за руки.

— Ах, бедняжка. Как я уже сказала, предложение на круглосуточные услуги гидромассажной ванны открыто в любое время. Назовем это скидкой для друзей и членов семьи.

Его брови взлетели до линии волос.

— Ты предлагаешь свои услуги?

Мое лицо вспыхнуло от смущения.

— О, нет, не свои. Для этого мы позвали бы профессионала.

Мы одновременно поняли, что я сказала, и оба снова расхохотались.

— Что здесь происходит? — спросила Мэгги с порога. — Похоже на вечеринку.

«Наконец-то! Мое спасение. Что она там делала?»

Наверняка подслушивала.

— О, привет, Джесси, — Мэгги сделала вид, будто удивлена. — Что привело тебя сюда?

Его щеки снова покраснели.

— О, ничего. Я просто мимо проходил. Решил поздороваться с Кэролайн.

— Как мило с твоей стороны. — Она повернулась ко мне, ее глаза бросали на меня лазерные лучи обвинения. — Разве это не мило, Кэролайн? Он такой заботливый человек. — Она снова повернулась к Джесси, делая все это до смешного неловким. — Ты вдумчивый парень, Джесси. В наши дни нам бы не помешали еще несколько таких, как ты.

— Ну, спасибо, мэм, — пробормотал он, делая шаг в сторону. Подальше от Мэгги.

Она продолжала улыбаться ему и хлопать ресницами.

— Не за что. — Она бросила передо мной идеально квадратную коричневую коробку. — Я решила сама принести её, Кэролайн, раз уж ты не желаешь обращать на неё внимания.

Вежливое выражение на моём лице сменилось на напряжённое, когда я изо всех сил сжала руки по бокам, лишь бы не смотреть на коробку. Мне захотелось сбросить её со стойки и пнуть ногой через всю комнату. Я понятия не имела, откуда она взялась и чье имя было на обратном адресе. Я не хотела этого знать.

Забавные ощущения с прошлой недели вернулись, свернувшись у меня в животе, как змея, готовая укусить.

Моя улыбка дрогнула, но я сумела произнести:

— Я как раз собиралась взять ее, когда Джесси зашёл.

— Ага-ага.

Проигнорировав Мэгги, я повернулась к Джесси.

— Мне прислали посылку.

Говорить было не о чем, но любопытный взгляд Джесси заставил меня броситься в объяснения.

Но на этот раз он не знал, что ответить.

— Здорово, — сказал он.

Мне хотелось биться головой о стойку. Или же схватить посылку, вылететь за дверь и сбросить её с самой высокой горы.

В такие моменты я сомневалась в здравомыслии Джесси. Он в самом деле хотел пригласить на свидание меня? Самую странную девушку на свете?

— Так от кого же она? — надавила Мэгги.

Собрав мужество из самых потаённых своих уголков, я взглянула на этикетку. Имени на ней не было, лишь в адресной строке: откуда-то из Штата Огайо, что для меня ни о чем не говорило.

У меня не было дел в Огайо.

— Понятия не имею.

— Ладно, а ты не думала её открыть? — продолжала давить Мэгги, находясь в явной одержимости от всего этого.

Я потянулась к канцелярскому стакану за ножницами и трясущимися пальцами разрезала шов. Это был один из самых сюрреалистичных моментов в моей жизни. Кто знал, что в этой коробке?

Секреты моего прошлого?

Бомба?

Или отрубленная голова?

Ну ладно, с отрубленной головой я погорячилась. Но таинственная посылка, невесть откуда взявшаяся, буквально вопила о беде.

— Господи, дорогуша, это напряжение меня убивает, — застонала Мэгги.

Прежде чем столкнуться с неизбежным, я нервно взглянула на Джесси. Нормальные люди не боятся загадочных посланий. Люди, которых не преследуют ночные кошмары, просто открывают их, взволнованные тем, что могут обнаружить внутри.

Напомнив себе, что я нормальный человек, ну или, по крайней мере, претендующий на это звание, я отодвинула края и отважилась заглянуть в коробку.

Полегчало ли мне? Это была не голова.

Это было хуже.

Страх смешался с ужасом, за которым последовал болезненный укол паники.

Коробка была практически пуста, если не считать единственного, побитого и помятого при транспортировке, цветка. Пыльца и лепестки усеивали коробку, окрашивая её своим малиновым цветом. Я чувствовала, как с лица сошла краска, пока я поднимала трясущимися руками прикреплённую ко дну коробки записку.

— Что это? — спросила Мэгги, и в её голосе звучала тревога.

Я откашлялась и облизала пересохшие губы.

— Это лотосовый георгин. Мой любимый цветок.

Мэгги встала рядом, ощущая опасность.

— От кого он?

Перевернув записку, мне пришлось пару раз моргнуть, прежде чем написанные слова обрели смысл. Я держала записку очень близко, чтобы она не могла увидеть наспех нацарапанные слова.

Я НАШЁЛ его для ТЕБЯ.

— Здесь не написано, — я засунула записку в карман, пытаясь вспомнить, как выглядел почерк на первом флаере. Был ли он похож на этот?

Был ли он таким же?

Джесси наклонился и пододвинул к себе коробку указательным пальцем. От движения цветок упал, глухо ударившись о коробку.

— Ммм, глупо было отправлять его подобным образом.

— Им нужно было использовать доставку, — согласилась Мэгги. — Из-за пересылки он испорчен.

— Вообще-то красивый. Как ты говоришь он называется? — спросил Джесси.

— Лотосовидный георгин, — произнесла я онемевшими губами.

Эти слова вызвали непрошеные воспоминания из моего прошлого.

Букет цветов на красном столе предназначался не мне.

Высокий, долговязый мальчишка потянулся к ним, пролив немного воды на дорогую отделку.

— Это тебе.

— Ты их стащил, это не считается, — сказала я ему, не в силах скрыть улыбку и бабочек, атакующих мой живот.

Его низкий смех разнёсся по просторной комнате.

— Позволь не согласиться, — возразил он. — Опасность, непредсказуемость, потенциальное время, проведённое в тюрьме. Эти цветы были добыты дорогой ценой. Кто угодно может купить цветы. В магазинах их раздают почти за даром. Но сколько парней преодолели два этажа, взломали сигнализацию и рисковали жизнью, только чтобы подарить тебе цветы?

Я закатила глаза, ненавидя то, как покраснели мои щёки. Но я не могла не любить внимание Сойера ко мне.

— Как раз на прошлой неделе. Двое, вообще-то.

Он сократил расстояние между нами, протягивая один стебель, который он взял из хрустальной вазы.

— Лгунья.

— Воришка.

А в следующую секунду его губы прижались к моим — голодные, жадные, собственнические. Мне пришлось приподняться на цыпочки, чтобы до него дотянуться. Его руки обвили меня вокруг талии и прижали к себе. Моё сердце билось о грудную клетку, подпрыгивая от предвкушения, волнения и слишком сильных чувств к этому мальчишке.

Он отстранился и прошептал мне на ухо:

— Возьми цветок, Каро.

Я кивнула и позволила ему обернуть мою руку вокруг цветка. Я держала его под лунным светом, льющимся из панорамных окон, и удивлялась его красоте.

— Что это за сорт цветов?

Сойер потряс головой.

— Они твои. Вот что за сорт.

Оторвав взгляд от цветка и смотря в сверкающие глаза Сойера, я чувствовала, что влюбляюсь в него ещё больше. Как это вообще было возможно? Он уже был в моём сердце. Что ещё я могла ему отдать? Душу? Всю свою жизнь?

На следующей неделе на моём пороге оказался такой же букет цветов. Записка гласила: «Лотосовидные георгины. Я убил целую неделю, чтобы их найти. Но Шестерка, ради тебя, я бы искал их всю жизнь».

Но посылка с этим цветком была не от Сойера. Я бы узнала почерк. И он бы не стал присылать малиновый.

Он бы прислал белый.

И точно не таким образом.

Кто ещё меня искал?

— Я не знаю от кого он, — честно я ответила Джесси и Мэгги. — Всё это странно.

— Ты в порядке? — спросил Джесси, понимая, что я не в порядке.

Я вздохнула, приводя в порядок свои нервы. Затем встретилась с ним взглядом. Когда собираешься соврать, всегда важно удерживать взгляд человека. Большинство людей, у которых есть тайна, не могут справиться со стыдом. Большинство склоняют голову, или сосредотачиваются на чем-любо другом, когда собираются утаивать правду. Но если вы можете смотреть прямо в глаза, пока изливаете ложь, никто никогда не заподозрит, что вы произносите что-либо кроме правды.

— Я в порядке, — уверенно заявила я, — просто это удивило меня, — улыбнувшись, я закрыла коробку и повернулась, чтобы выбросить все это в мусорное ведро. Коробка была слишком большой для маленькой урны, но, если честно, я и не хотела её выбрасывать. Я хотела приберечь её, чтобы потом изучить в одиночестве. — В любом случае, мне пора возвращаться к работе. Наш следующий постоялец должен быть здесь с минуты на минуту.

Джесси любезно принял намек. Склонив ко мне голову, он продолжал удерживать мой взгляд.

— Если передумаешь насчет завтрашнего вечера, дай мне знать.

Я не позволила своей улыбке сломаться.

— Ты будешь первым, кто узнает. — А потом я подмигнула ему. Потому что, черт возьми, почему бы и нет.

— Пока, Мэгс.

— Пока, дорогой.

Колокольчики на двери зазвенели, когда он выходил. Мы с Мэгги молча смотрели, как он забирается в свой грузовик «Кинг-Конг» и задним ходом сдаёт по подъездной дорожке. Когда от него не осталось ничего, кроме поднятой пыли от шин, Мэгги хмуро посмотрела на меня.

— А теперь, когда он ушёл, ты собираешься рассказать мне про этот цветок?

Я вытащила бумаги перед собой и сосредоточилась на этом.

— Мэгги, тут нечего рассказывать. Ты знаешь столько же, сколько и я.

— Ну да, ну да.

Я уронила ручку и подняла широко раскрытые глаза.

— А теперь о других, более захватывающих новостях: Джесси снова пригласил меня на свидание!

Ее губы дрогнули в еще одной сдержанной улыбке. Эта женщина никогда не улыбалась без крайней необходимости. Это сводило с ума.

— Полагаю, ты опять ему отказала.

Удивленный смех вырвался из меня.

— Ну что ж… из-за Джульетты. Конечно, я ему отказала.

— Умница. Лучше играть в труднодоступность с таким уловом, как Джесси Хастинг. Таким образом, когда ты наконец скажешь «да», он уже будет наполовину влюблен в тебя.

— Да я не по этому ему отказываю! — крикнула я ей в спину, так как она уже направилась к двери, черт знает зачем.

— Я верю тебе! — крикнула она в ответ, но прозвучало это вовсе не правдоподобно. Я фыркнула на лежащие передо мной бумаги. Записка с угрозами все еще горела у меня в кармане. «Я нашёл тебя». Но кто же меня нашел?

И главное: зачем?

Глава 5

Пятнадцать лет назад

Только мы вошли на склад, я сразу направилась к Фрэнки. Вокруг штабелей и картонных коробок двигались мужчины. Пришла большая партия чего-то. Я не знала, чего именно. Таких подробностей мне не сообщали.

Но всё же вызвали моего отца. По всей видимости, это была ситуация, когда нужно было свистать всех наверх. Была почти полночь, а завтра мне нужно было в школу. Я должна была спать дома, но папа сказал, что не может рисковать и оставить меня сегодня одну. И мне не понравилось, как это прозвучало. Я жила с осознанием того, что папина работа, как правило, опасна. Но сейчас было ещё хуже, чем обычно.

Фрэнки тоже была здесь, а это означало, что Роман, Дмитрий и Александр где-то здесь и руководят всей операцией. Я заметила стол, заваленный пушками. Большими пушками. Маленькими пушками. Страшными пушками.

Фрэнки сидела на земле, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к груди. Ее волосы были собраны на затылке в пучок, и, как обычно, спрятаны под бейсболкой. Одета она была в спортивный костюм, верх и низ которого совпадали. Я готова была поспорить на сотню баксов, что задницу на её штанах украшала надпись «Juicy» (прим. американский бренд женской и детской одежды, аксессуаров и обуви, известный своими велюровыми спортивными костюмами).

— Твой старик тоже вытащил тебя из постели? — спросила она, глядя на меня сонными глазами.

Я села рядом с ней на холодную землю.

— Что происходит?

— У нас война из-за этого груза, — вяло объяснила она.

— Что значит «война»?

— С ирландцами. Это их оружие.

В её голосе звучала такая скука, что трудно было воспринимать ее всерьез.

— Фрэнки, я серьёзно!

Вытянув ноги, она сначала зевнула, а потом ввела меня в курс дела.

— Роман хочет больше территории. А ирландцы не желают вести переговоры. На самом деле никто не желает вести переговоры. В любом случае, чтобы доказать свою точку зрения, Роман перехватил эту партию оружия. Понятно, что ирландцы хотят его вернуть, но мои дяди отказываются. Так что теперь мы убьем их их же оружием, мои дяди расширят свою территорию, а другие семьи будут сотрудничать, продвигаясь вперед.

— Твою мать.

Фрэнки впервые посмотрела на меня, и в её огромных чёрных глазах стало ещё больше боли. Она ненавидела свою семью. Она ненавидела то, что её мать умерла и оставила её на их попечение. Она ненавидела то, что из-за них у неё не было отца. Она ненавидела то, за что они боролись, и тот образ жизни, который они вели во имя власти, экспансии и простой самонадеянности.

Я не винила ее. Я тоже не могла понять такую жизнь. Не имело значения, что я выросла в этом мире и что другого я и не знала. Всем, у кого имелась душа, было очевидно, что то, что делали наши семьи, было неправильным. Я знала, что убивать людей из-за жадности и влияния — неправильно.

Иногда, когда мы с Фрэнки оставались одни, мы говорили о том, что было бы, если бы мы сбежали. Мы мечтали о далеких местах, не тронутых мафией и профессиональными преступниками. Мы шептались о Багамах или какой-нибудь далекой Африке. О чем угодно, что было далеко отсюда.

Но это были мечты, которые в реальной жизни ничего не значили. Никто из нас не мог избежать этой жизни. По крайней мере, сейчас. А Фрэнки приходилось куда хуже, чем мне. Она застряла здесь навсегда. Не было ничего такого, чего бы не сделали её дяди, чтобы найти её и удержать. Она была принцессой Волковых. У меня, по крайней мере, был шанс на лучшую жизнь после окончания средней школы.

Были вещи, которые я не говорила Фрэнки, потому что знала, что эти слова ранят её чувства. Но я планировала поступить в колледж где-нибудь вдалеке отсюда. Мне даже не понадобилось бы разрешение Леона. У меня были деньги, которые я копила с тех пор, как он впервые заплатил мне за работу. Всё, что мне требовалось делать, — это продолжать их зарабатывать. А потом я бы нашла колледж на другом конце страны и просто никогда не вернулась бы домой.

Отец мог бы навещать меня, если бы хотел. Но в любом случае, в Вашингтон я больше не вернулась бы никогда. И, возможно, когда-нибудь Фрэнки присоединилась бы ко мне. Может быть, её дяди позволили бы ей самой устраивать свою жизнь вдали от кровавой бойни их мира.

Ещё восемь лет.

Восемь лет я бы ещё смогла продержаться.

Мы замолчали, пока армия Волкова деловито двигалась вокруг нас, распаковывая ящики и описывая оружие — очень много оружия. Несмотря на огромную численность, в этот вечер мужчины были напряжены, остро осознавая, что их действия будут иметь последствия. Война была неизбежна. И наверняка у ирландцев всё ещё оставалось много оружия. Оно предназначалось не только для оснащения их операции. Они собирались его продать. Синдикат не просто украл оружие, он отнял у них огромную часть прибыли. Ирландцы наверняка разозлятся.

Аттикус вошел в здание в сопровождении Гаса, который сразу же заметил нас. Через секунду вошел отец Гаса, Оззи. За ним по пятам шел парень из переулка, на котором все еще была бейсболка Фрэнки. Пара парней, стоявших рядом, остановились, чтобы потрепать парня по голове или в шутку дать ему подзатыльник. Похоже было, что его поздравляют. Оказалось, что он был принят этой сумасшедшей группой. У меня пересохло во рту, и в груди расползлось неприятное чувство — словно паук, бегущий по прилавку в поисках укрытия.

— Как Роман узнал о поставке?

Фрэнки удивленно подняла брови.

— Ты в самом деле не догадываешься?

Я оторвала взгляд от новичка и посмотрела на свою подругу.

— Ну так расскажи мне.

Её большие глаза сузились в обвиняющем взгляде.

— Всё из-за тебя, Каро.

— Что ты имеешь в виду? Фрэнки, объясни.

Гас направился к нам, поэтому она понизила голос.

— Это ты сказала ему, чтобы он доказал свою ценность, помнишь?

Моя голова повернулась назад, чтобы посмотреть на оружие. Я сделала это?

Это произошло по моей вине?

Я почувствовала тошноту.

Даже хуже, чем тошноту.

А что может быть хуже тошноты?

Смерть.

Я почувствовала себя мертвой.

— В чем дело, миледи?

Мы с Фрэнки одновременно издали возглас отвращения. Гас был на два года старше нас, но гораздо глупее.

Его улыбка дрогнула, но всё же он скользнул по стене и уселся рядом со мной. Он толкнул меня плечом.

— Неожиданная пижамная вечеринка?

— Очевидно, что так.

Он принялся теребить шнурки.

— Они должны были позволить вам, девчонки, прийти ко мне домой или что-то в этом роде. Отстойно, что мы должны болтаться здесь.

Дом Гаса был очень похож на дом Фрэнки, потому что в нем была охрана. Его отец был бухгалтером Воров, основой третьего уровня сверху, командуя всей организацией. Оз был безумно умен. Я не все понимала в том, что он делал, но из того, что говорила Фрэнки, её дяди ничего не могли сделать без него.

А ещё он был самым настоящим злодеем.

Это был его второй лучший жизненный навык. На первом месте математические навыки, а садизм на втором. И он передал свою злость и гениальность своим детям. Аттикусу досталось зло, а Гас был гением. Но также он нёс бремя безумия своего отца.

Я уронила голову на костлявое плечо Гаса.

— Не такая уж и плохая идея. Ты должен пойти и сказать отцу.

Он тяжело выдохнул, отчего его губы сжались.

— Да, конечно. Проще самому себе надавать по морде, чем сделать это.

Мы все посмотрели туда, где Оз стоял в кучке с тремя паханами и одним из их заместителей, Рокко. Мои губы скривились, а руки сжались в кулаки. Я решила добавить Гаса в свой список беженцев. Когда-нибудь я вытащу их обоих.

Однажды мы будем свободны от этого места.

Гас рассмеялся, и это меня поразило. Я посмотрела на него, и он кивнул подбородком в сторону новенького.

— Что он делает?

Мы втроем наблюдали, как он бесцельно бродит по комнате, наблюдая, как мужчины распаковывают коробки, пока они не велят ему убираться. Затем он подходил к другой группе и зависал с ними, пока и они не гнали его.

Было очевидно, что он делает — учится. Вопрос был в том, для чего?

— Это правда, что он живет у тебя? — спросила я Гаса.

— Да, видимо, у него не было дома, и Роман не хотел, чтобы он жил на улице. Особенно после сегодняшнего вечера.

Толстый Джек повернулся и замахнулся на него, а Сойер поспешил в темный угол склада. Очевидно было, что Сойер, сам того не осознавая, испытывал свою удачу перед этими парнями. Раньше они с удовольствием гладили его по голове, но теперь он мешался, пока они пытались работать.

— Из него выбьют все дерьмо, — пробормотала я.

— Не-а, — возразил Гас. — Теперь он один из них. Роман сделал это официально после того, как доставили груз.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу.

— Что ты имеешь в виду?

— Каро, он Шестерка. Они приняли его сегодня утром.

Я не могла расслышать свой вопрос из-за бурлящей крови.

— Как это?

Гас указал подбородком на ящики с пушками, ружьями и другим оружием.

— А ты как думаешь? Либо он шестерка, либо труп. Они сделали ему одолжение.

Я вскочила на ноги, прежде чем смогла отговорить себя, и поспешила вдоль стен склада, стараясь никому не попадаться на пути. Я нашла его зависшим в темноте, наблюдающим за операцией так, словно завтра ему предстоял тест. Его руки были скрещены на груди, голова склонена вперед, глаза жадно следили за каждой ужасной и незаконной вещью, происходящей перед ним.

Он даже не обратил на меня внимания, когда я подошла к нему. Я хлопнула его по плечу, наконец-то привлекая его внимание.

— Я хочу посмотреть.

Когда он не поспешил с ответом, я снова шлепнула его по руке.

— Я хочу увидеть её, Сойер. Покажи мне.

— Что тебе показать? — прорычал он, наконец бросив на меня быстрый раздраженный взгляд.

— Гас сказал, что тебя приняли. Я хочу увидеть доказательства.

Он потер рукой рот и продолжал смотреть на мужчин. Его братьев. Его воров в законе.

— Покажи её мне, — требовала я. А потом я сломалась. Чувствовала я себя ужасно: виноватой и ответственной. Я вовсе не этого хотела. Не хотела, чтобы с ним произошло подобное. Я просто хотела… Я просто не хотела, чтобы он погиб. — Пожалуйста, Сойер.

Наконец он повернулся ко мне. Глаза его были твердыми и жесткими, готовыми к предстоящей жизни — будто бы он имел хоть малейшее представление о том, во что только что ввязался.

— Ты должна заслужить.

— Прошу прощения?

Он выдержал мой взгляд. Он был серьезен.

— Я тебе её покажу, но ты сначала должна это заслужить.

Я закатила глаза и отступила назад.

— Ты отвратителен.

Он последовал за мной, схватив меня за запястье, прежде чем я успела убежать.

— Подожди, нет, Боже… нет. Я не это имел в виду. Я не имел в виду… Я имею в виду, сколько тебе лет? Восемь?

— Да ты в самом деле мудак.

Его губы дрогнули.

— Хорошо, я знаю, что тебе десять. И всё же я не прошу тебя целоваться со мной или что-то в этом роде.

Я наклонила голову, ожидая чего-то более грубого, чем поцелуй. Да, мне было всего десять, но я выросла среди грязных мужиков и женщин, готовых с ними спать. Я не была такой уж наивной, когда дело касалось секса. Это заставило меня подумать, что, возможно, Сойер тоже был таким, хотя самое худшее о чём он подумал, это поцелуи.

— А тебе сколько?

Он вызывающе вздернул подбородок.

— Тринадцать.

Ехидное замечание о настоящих мужчинах я оставила при себе. Я была слишком раздражена им, этой ситуацией и собой, чтобы доверять словам, которые хотела сказать.

— И теперь ты принадлежишь им. На всю жизнь.

На его лице промелькнуло раздражение, и прежде чем он успел его стереть он смягчил свою хватку на моем запястье.

— Сделай что-нибудь для меня, и я покажу тебе то, что ты хочешь увидеть.

— Мне нет необходимости её видеть. Ты только что подтвердил, что она у тебя есть. Это всё, чего я хотела.

Его губы растянулись в широкой улыбке.

— Черт возьми, ты молодец. Я такого даже не ожидал.

Я пожала одним плечом.

— Если я тебя подставлю, долго тебе не протянуть, Уэсли. Лучше бы тебе побыстрее разобраться со своим дерьмом.

Он вновь был раздражен, но хорошо это скрывал. Он наклонился вперед, его голубые глаза светились в тусклом свете склада.

— Я знаю, что ты хочешь её увидеть. Ты буквально вибрируешь от любопытства. Всего лишь одно маленькое одолжение. Не такая уж большая работа для кого-то вроде тебя. — Он перекатился с пятки на носок. — Если ты, конечно, соответствуешь своей репутации.

Я аж фыркнула.

— Какой ещё репутации?

— Лучшего карманника на Восточном побережье. Гас так сказал, но, скорее всего, он лжет.

— Гас не лжёт, — подтвердила я. Если бы он провел какое-то время с Гасом, то знал бы это. Гас будто бы не мог сказать что-нибудь неправдивое. Поэтому то ему и приходилось работать со мной. Крещение огнём. Его отец хотел, чтобы он понял это или же платил за последствия.

Я подозревала, что Гас предпочитал последствия, потому что он продолжал говорить правду.

По сравнению с этим домом тюрьма была бы просто курортом

— Ну и что за работа? — я была разочарована в себе за то, что ухватилась за вызов Сойера. Но я ничего не могла с собой поделать. К тому же я не хотела, чтобы Гас ошибался. Ладно, может, я и не самый лучший карманник на Восточном побережье. В конце концов, побережье было большим. Но за себя я могла постоять.

Он снова улыбнулся, и это меня встревожило. Я почувствовала, как воздух вырвался из моих легких, а язык пересох. У этого парнишки было секретное оружие, и всё, что ему нужно было сделать, это улыбнуться.

— У Аттикуса есть кое-что моё, — объяснил он. — Я хочу это вернуть.

Его слова были словно ведро ледяной воды, обрушившейся на мою голову. Он, должно быть, сошел с ума.

— Ни за что. Ты с ума сошел? Потому что это Аттикус. Он убьет меня, если я что-нибудь у него отниму.

— Тогда не попадайся.

Я прорычала нечто такое, что мог сказать бы мой отец.

— Если оно твоё, почему бы тебе просто не попросить это у Аттикуса? Я уверена, что он поймет свою ошибку и отдаст его.

— А я уверен, что ты чокнутая. Он не случайно подобрал его. Он снял его с моего тела и надел на свое. Он сказал, что если я попытаюсь вернуть его, он убьет меня. И я склонен ему верить.

Мои губы сжались в попытке скрыть информацию. Но я не могла этого сделать. Что бы там ни было в этом парне, он вытягивал из меня все мои секреты.

— Он не может убить тебя. Теперь ты один из его братьев. Он поклялся защищать тебя, а ты его.

— Ладно, ладно, может, и не убьёт, но отпинает до смерти. Он псих.

Это было правдой. Аттикус был психом.

— Что это за вещь?

— Медальон, — сказал он. — Ну, цепочка. С висящим на нем ключом.

— О, как мило. Знаешь, как только я пришла сюда, мне показалось, что ты что-то потерял. Оказывается, это были побрякушки. Разве ты не прелесть?

— Заткнись. Все совсем не так. Это просто… Просто… это последнее, что у меня осталось от родителей. Они мертвы, и все, что у меня есть, — этот ключ. — Он провел рукой по лицу, и вдруг я почувствовала себя очень плохо. Опять. — Я просто хочу его вернуть, понимаешь?

— Отлично, — выдохнула я. — Хорошо, я достану его. Но чисто для протокола, — если мне удастся это провернуть, мы квиты. И я имею в виду не только то, что ты собираешься показать мне татуировку, но и все остальное. За то, что я втянула тебя во всю эту дурацкую историю. Мы квиты, ясно?

— Э-э, ладно? Я… я имею в виду, я никогда не думал, что ты должна мне за это. Ты спасла мне жизнь.

На глаза навернулись слезы, но я не позволила им пролиться.

— Нет, всё совсем наоборот.

Прежде чем он успел возразить, я развернулась и направилась в толпу. Я поняла, что забыла спросить Сойера, куда Аттикус дел эту цепочку с ключом, что было глупой ошибкой. Но сейчас я не могла обернуться.

Я нырнула за ящики и смешалась со стенами, пока не оказалась ближе к Аттикусу. Он стоял со своими бойцами — солдатами. Они разговаривали вполголоса, время от времени между ними раздавался негромкий смех.

Подойдя ближе, я поняла, что они говорят о девушке. О юной девушке, и о том, какой красавицей она станет, когда вырастет.

Господи, я надеялась, что это не обо мне.

Я не хотела быть на радарах этих парней.

— Она уже слишком хороша для нас, да? Настоящая чертова принцесса. Только представь её лет эдак через шесть или семь, — прорычал Аттикус.

Я вздохнула с облегчением. Они говорили о Фрэнки.

Преданность подруге пересилила мое временное облегчение, и у меня возникло сильнейшее желание ударить его коленом по яйцам. А потом и всем им.

Нет, лучше я сдам их Роману, пусть босс знает, что они говорят о его племяннице. Он убьет их всех ради неё.

Но сначала я должна была получить ту цепочку.

За три секунды до того, как я открыла рот, ко мне пришло осознание, что я действительно чертовски нервничаю, но я не могла позволить панике меня остановить. Я затолкала её всё глубже и глубже, а затем приступила к игре.

— Эй, Аттикус? — я продолжала приближаться к столу, за которым они стояли, хотя и была осторожна. Он поднял голову, едва признав меня. Некоторые парни вокруг него попятились, чтобы я могла к нему подойти, но никто на меня не смотрел. Решив, что приглашения мне ждать не светит, я сделала первый шаг.

— Гас спрашивает, не можем ли мы вернуться к тебе домой и подождать там?

В ярости и раздражении, Аттикус поднял голову.

— Откуда, мать твою, мне знать? Иди спроси Оззи, малявка.

— Он с паханом, — быстро сказала я, имея в виду начальство. — Я не могу его беспокоить.

— Да, но и мне ты мешать не можешь. Теперь это правило, — несколько его друзей смеялись над тем, как он изображает из себя придурка, но большинство из них продолжали делать вид, что меня не существует.

Я положила руку на стол, реализуя второй этап, и оперлась на него, сбросив на пол несколько патронов. В то время как Аттикус поднял руки вверх и начал проклинать меня, я осмотрела его тело в поисках следов цепи.

Когда он начал наклоняться, чтобы собрать бардак, который я сотворила, я заметила, что она торчит из-под его футболки. Не теряя времени, я тоже наклонилась.

— О боже! Мне так жаль. Позволь мне собрать их.

Наклонив голову вперед, я ухитрилась обхватить его голову сбоку, наши виски столкнулись.

— Твою мать, — прорычал он от острой боли.

— Ай! — прошипела я, поднося руку к лицу — но не раньше, чем мои пальцы коснулись его затылка, расстегивая цепочку, пока он сгорбился. Если бы замок был посложнее, я бы её не сняла, но, к счастью, это была простая вставка. Я прикрыла голову ладонью и поморщилась. — Мне очень жаль, Аттикус. Это произошло случайно.

Он встал, медальон выскользнул из-под футболки и упал на пол. Я накрыла его ногой, прежде чем он заметил. Конечно, мои ноги находились в более широкой позиции, чем мне было бы удобно, но главное в этом деле действовать хладнокровно.

— Меня не волнует, что это произошло случайно, — рявкнул он. — Ты мне мешаешь, Каро. А теперь ещё и бесишь. Просто иди, подожди там с другими детьми и оставь меня в покое.

— Ты серьё…

— Серьезно. Уходи, пока я тебя не прибил.

Ну, на этой ноте… Самое печальное, что я действительно ему поверила. Ему было все равно, девочка ли я или же что в сравнении с ним я ребёнок. Он бы меня уложил. Без сомнения.

— Просто позволь мне помочь… — я снова наклонилась, чтобы поднять разбросанные снаряды, и сумела незаметно поднять цепь. Конечно же, на ней был ключ. Сжав её в кулаке, я встала и незаметно сунула её в карман.

К счастью, с Аттикуса было достаточно.

— Просто вали, уже. Ты не помогаешь.

Я сделала три быстрых шага назад.

— Ну что ж… ладненько… но только если ты уверен.

Он замер и встретился со мной взглядом. Ничего, кроме черного, черного гнева, смотревшего на меня.

— Каро, черт возьми.

Подняв руки в знак капитуляции, я повернулась к Гасу и Фрэнки. Идти к Сейеру было бы слишком подозрительно. Но теперь у меня был его медальон, а у него — татуировка, которую я хотела увидеть. Позже, когда мужчины займутся делом, мы обменяемся товаром. На данный момент медальон прожигал дыру в моем кармане, и я ждала, как на иголках, пока Аттикус поймет, что я взяла.

Не успела я пройти и половины пути, как Аттикус выкрикнул мое имя.

— Каро! Ты что, издеваешься?

Весь склад остановился, оружие и ящики замерли во всех направлениях. Мои шаги замедлились, и я покраснела от нежелательного внимания.

— Каро! — прорычал Аттикус. — Ты маленькая чертова воришка.

— В чем проблема? — рявкнул Рокко со своего поста рядом с Романом.

— Она обокрала меня, — заорал Аттикус. Я чувствовала, как его мертвенно-бледный взгляд прожигает дыру в моей спине. Я чувствовала, как он обжигает меня, разрывает на части внутри его головы. — Она, мать твою, меня обокрала.

Меня ждало осуждение. Наказание. Я украла кое-что у одного из братьев. И кто я, собственно, такая? Никто. Ребёнок, иногда полезный им, ребёнок букмекера, который был им иногда полезен. Они собирались, черт возьми, убить меня. Или хотя бы отрубить мне руку — воровской выговор.

Но вместо криков о крови братья начали смеяться. Сначала тихо, хихикая и фыркая от удивления. А потом они смеялись на полную. Смех прорезал напряжение в комнате, делая воздух снова пригодным для дыхания.

Для всех, кроме меня.

Они смеялись надо мной. И не то чтобы я была сверхчувствительной или что-то в этом роде. Я могла бы вынести, когда надо мной подшучивают.

Но это была армия убийц, которые держали в руках украденное оружие. Это было странно. И мне было очень некомфортно.

Наличие медальона сильнее прежнего горело в моем кармане, практически сжигая мои брюки. Что было бы вполне уместно для лгуньи, которой я была.

Один из парней рядом с Аттикусом толкнул его в плечо.

— О, черт, парень, маленькая девочка украла у тебя.

Снова смех.

— Тебя обошёл ребенок! — крикнул кто-то с другого конца комнаты.

Снова смех.

— Довольно! — Роман шагнул вперед, его голос с акцентом прорезал склад, положив конец хаосу и хорошему настроению. — Приступайте к работе, если только вы не хотите, чтобы ирландцы вернули свое оружие. К утру вам перережут глотки, и вместо глаз у вас будут медные пенни, но зато вы хорошенько посмеялись, да?

В комнате снова воцарилась тишина, лица снова окаменели, и снова начались распаковки. Я не знала, что делать. Означало ли это, что со мной все будет в порядке? Или что Роман был в трех секундах от того, чтобы дать Аттикусу разрешение убить меня?

— Аттикус, приведи девчонку сюда, чтобы мои люди могли сосредоточиться.

Я поймала взгляд Фрэнки с другого конца комнаты. Её лицо стало белым, как у призрака. Ее глаза выпучились, а рот приоткрылся. Ничто в выражении ее лица не придавало мне смелости.

Если мне и требовалось подтверждение того, что меня собираются казнить, то это было написано на лице Фрэнки.

Эх.

Аттикус схватил меня сзади за шею и дернул к себе. Мой писк удивления быстро сменился гримасой боли, когда он подтолкнул меня к пахану.

Он прижался лицом к моему склоненному затылку.

— Теперь ты вернёшь его, сучка.

Я сосредоточилась на своих ногах. На том, чтобы не споткнуться. А не на моей неспособности дышать, думать или сбежать.

Краем глаза я заметила, как отец двинулся к своим боссам, скручивая в руках шляпу, пока она не согнулась. Похоже, он так же верил в то, что я выживу, как и Фрэнки.

Мать честная! Да что я такого сделала?

Глава 6

Пятнадцать лет назад

Трое братьев вполголоса разговаривали с Оззи и двумя людьми, которых называли двумя шпионами — они были вторыми по старшинству в организации. Беспощадные. Грубые. Ужасающие. А также они были братьями. Вообще-то близнецами. Рокко и его идентичный брат Борис. Шестеро мужчин возвышались надо мной, все они обладали силой и удушающей мощью.

Я никогда раньше не была так близко ни к одному из братьев, ни к этим двум шпионам. Я даже не была уверена, понял ли кто-нибудь из дядей Фрэнки, что я ее единственная подруга. Или что я дочь их букмекера, которого недавно повысили. Иногда мой отец и Оззи работали вместе, но я до сих пор боялась этого человека.

И в равной степени боялась его сына, который в данный момент сжимал мою шею так сильно, что я знала, он оставит синяк. Он толкнул меня к пахану, и я споткнулась, прежде чем выпрямилась.

— Эта девчонка обокрала тебя? — спросил Борис у Аттикуса.

— От нее одни неприятности, — проворчал Аттикус. — Я был сосредоточен на работе. Она стояла у меня на пути. Я не обратил внимания, хоть и должен был.

— И это её вина? — спросил Дмитрий низким, угрожающим голосом.

Лицо Аттикуса вытянулось.

— Она карманница. Она ворует для своего отца. И она хороша в этом деле.

Все его обвинения были правдой. И ни одно из них не было похоже на комплимент.

Это были преступления, за которые следовало наказывать.

Грехи, подлежащие осуждению.

— Твой отец — букмекер? — спросил Александр, не сводя глаз с моего отца, который молча стоял в нескольких ярдах.

Не защищая меня.

У меня сдавило грудь, но я сумела ответить.

— Д-да. Леон Валеро.

Глаза Романа сузились.

— А ты?

— Каро Валеро.

Три брата обменялись многозначительными взглядами, которые я даже не надеялась расшифровать.

— Ты недавно помогала с поставкой телевизоров? — спросил Рокко.

Я кивнула.

— И контейнеров два месяца назад, — я закрыла глаза и усилием воли заставила свои нервы убраться с дороги памяти. — И этой… этой штуки в банке.

— Сколько тебе лет? — спросил Роман.

Мое сердце упало в желудок и начало плавать вокруг, делая круги, постоянно отказываясь возвращаться туда, где ему было место.

— Д-десять.

Роман ткнул подбородком в сторону Аттикуса.

— Он прав, на счёт того, что ты хороша в своем деле, да?

Я пожала плечами. Его вопрос походил на ловушку.

Роман не нуждался в лучшем ответе.

— Что ты у него украла?

Мои руки дрожали от страха, и я начал потеть. Я не могла ему показать. Я, конечно, не могла сказать ему — и не только потому, что нервничала. Это, должно быть, плохо бы закончилось для меня

— Покажи ему, Каро, — потребовал отец издалека.

Шестеро мужчин, возвышавшихся надо мной, уставились на отца из-за того, что он заговорил без разрешения. Теперь я боялась за него.

Просто чтобы привлечь их внимание, я подняла руки, которые были прикрыты рукавами моей толстовки. Мужчины снова повернулись ко мне. Аттикус крепче сжал мою шею. Дрожащими пальцами я вытащила его бумажник.

Аттикус выхватил его у меня, быстро проверяя, есть ли в нем деньги.

— Здесь была стодолларовая купюра, Каро.

От ярости он тяжело сглотнул. Я играла в рискованную игру. И я проигрывала.

Но прежде чем я успела отдать деньги, заговорил Александр.

— Ты хочешь сказать, что она увела твой бумажник прямо у тебя из-под носа? И теперь, стоя перед нами, она продолжает тебя грабить?

Аттикус ничего не ответил. Но яростный взгляд говорил все за него.

— Девочка, — засмеялся Александр, — откуда у тебя столько смелости?

Я быстро покачал головой.

— Это… это не смелость.

Александр продолжал пристально смотреть на меня. Все они смотрели. С выражениями, которые я прочесть не могла. Я чувствовала себя экзотическим животным в зоопарке, запертым, выставленным на всеобщее обозрение, в ожидании выступления.

— А что ты собиралась делать с деньгами? — осторожно спросил Роман.

— Купить шоколадки, — солгала я. — И ещё я хочу новую куклу.

Понятия не имела почему, но всё люди считали, что девочки моего возраста хотят именно этого.

Аттикус издал возмущенный звук.

— Отдай их. Игра окончена, Каро. Ты хорошо повеселилась, но теперь тебя поймали.

Только Роман поднял руку, чтобы остановить меня.

— Девочка заработала эти деньги.

Мы с Аттикусом ошеломленно молчали. Что?

— Нет, — возразил Аттикус, придя в себя. — Это мои деньги.

— И ты потерял их из-за ребенка. Это твоя вина, а не её. Пусть это послужит тебе уроком, Аттикус. Ты хочешь быть вором, но тебя обвела вокруг пальца карманница.

Я почувствовала, как поражение Аттикуса пронзило его тело. Если он не ненавидел меня раньше, то наверняка возненавидел сейчас. И он определенно убьет меня.

— А теперь возвращайся к работе, — приказал Дмитрий. — После сегодняшнего вечера тебе ещё больше понадобится твоя зарплата.

Аттикус судорожно сглотнул — вероятно, от гордости, которая отказывалась смываться, и обернулся. Но не успел он сделать и двух шагов, как Роман окликнул его.

— И не вздумай поднимать руку на эту девочку. Мы не причиняем вреда детям, Аттикус. Это понятно?

Я повернулась ровно настолько, чтобы увидеть, как Аттикус сдержанно кивнул.

— Понятно, — сказал он. А потом вернулся к своему столику.

По какой-то идиотской причине я чувствовала себя более уязвимой теперь, когда Аттикуса не было со мной. Конечно, он хотел выпотрошить меня. Но он также был буфером между мной и паханом. Теперь перед ними стояла только я, и я понятия не имела, почему они до сих пор не отпустили меня.

— С-спасибо, — сказала я им, решив, что именно этого они и ждут.

— Что ты на самом деле взяла? — спросил Роман. Мое сердце набрало скорость, бешено колотясь в груди. Он смотрел на меня с кристальной ясностью, как будто видел меня насквозь, как будто видел каждую мысль в моей голове и каждое невысказанное слово, таящееся у меня на языке.

Правда сидела там, ожидая признания. Конечно, я скажу ему правду. Лгать Роману Волкову было самой глупой вещью, которую я могла сделать.

Это было самоубийство.

Скорее всего, он вытащит пистолет и пристрелит меня прямо здесь, на глазах у своих людей. Перед моим отцом.

И всё же я не могла заставить себя сказать ему то, что он хотел услышать. Мне это сошло с рук. Бумажник Аттикуса был отвлекающим маневром, и это сработало.

Я не собиралась отказываться от цепи Сойера.

Я это заслужила.

— Его деньги, — произнесла я с уверенностью, которой не чувствовала.

Роман угрожающе шагнул вперед, пугая меня своим телом. Он излучал силу. Жестокое намерение вибрировало в нем, как нечто осязаемое в воздухе. Этот человек был не просто опасен, он был самим злом. У него была власть прикончить меня. И Сойера. И моего отца. Он был воплощением всех плохих парней, и он знал, что я говорю неправду.

— Не лги мне.

Мой подбородок дерзко вздернулся, и ложь, скрывающаяся внутри меня, превратилась в дикое существо, защищающее правду. Оно рыскало взад и вперед внутри меня, обнажая острые как бритва зубы, с которых капал яд.

— Вы босс моего отца, — сказал я ему. — Я бы никогда вам не солгала, — я повернулась к отцу, бросив на него испуганный взгляд. Мои глаза умоляли его помочь мне.

Когда я снова посмотрела на Романа, его проницательные глаза сузились.

— Твой отец работает на меня, но ты знаешь кто я на самом деле?

Я опустила глаза, изображая уважение, и засунула руки в карманы. Мои пальцы коснулись цепочки, но выражение лица осталось прежним.

— В-вы — пахан.

— Верно, — подтвердил он мягко, мягче, чем я когда-либо слышала от него раньше. Он хотел, чтобы я доверяла ему, ослабила бдительность. — Я пахан. А это значит, что я — высшая власть. Я владею всеми людьми на этом складе. Я владею твоим отцом. И самое главное, ты принадлежишь мне. Я дам тебе ещё один шанс сказать мне правду, дитя. Скажи мне, что ты взяла у Аттикуса, и ты будешь свободна, без последствий. Соври мне ещё раз, и я сломаю твоему отцу обе руки. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы я сломал руки твоему отцу?

Я всхлипнула, и это было по-настоящему. Качая головой взад-вперед, я шмыгнула носом:

— Пожалуйста, не трогайте моего папу.

Его голос оставался холодным, полностью лишенным эмоций.

— Тогда скажи мне, что ты на самом деле взяла у Аттикуса.

Мои легкие дрожали, когда я пыталась выровнять дыхание. Правда толкалась у меня во рту, требуя, чтобы я ее выплеснула.

Я не сомневалась, что Роман выполнит свою угрозу. Борис подошел к отцу и положил ему на плечо тяжелую руку.

Мой отец не был маленьким человеком, но Борис возвышался над ним. Огромный, со всей твердостью русского характера, шпион был сделан исключительно из мускулов и ненависти. Папа ничего не сказал, но его глаза умоляли меня отдать Роману все, что он хотел.

Правду.

Медальон.

Чего бы ни потребовал этот страшный человек.

Но я знала кое-что, чего не знал мой отец. Если бы я сказала Роману правду, мой отец был бы спасен, а я — нет. Борис мог и не сломать папе обе руки, но отрубил бы одну мне. Сломанные кости заживали, но медицинской науке только предстояло научиться восстанавливать руки. Моя судьба зависела от человека, которому я лгала.

Я бы рискнула папой, чтобы спасти себя. Это была самая тяжелая афера, в которую я когда-либо играла.

Не сдерживая слез, я повернулась к Роману с дрожащим подбородком.

— Пожалуйста, не делайте ему больно, — тихо попросила я. — Я ничего не взяла, кроме бумажника. — Я шмыгнула носом и вытащила деньги из кармана. — Можете взять их. Заберите всё. Это всё, что я взяла, клянусь.

Роман просто уставился на меня, поэтому я двинулась вперед, выдав еще больше лжи, пока она не начала звучать, как правда, пока я сама не поверила в неё.

— Это было простое пари. Мне было скучно, и я просто хотела чем-нибудь заняться. Это был просто вызов, чтобы посмотреть, смогу ли я достать его бумажник. Это было глупо. Мне жаль. Вот, возьмите деньги. Я даже не хочу их. Мне очень жаль.

Никто не потянулся за деньгами. Им не нужна была сотня долларов Аттикуса.

— Кто бросил тебе вызов? — тихо спросил Дмитрий, его голос был твердым камнем против моих мягких, глупых слез.

— Ф-Фрэнки, — завопила я громче, чем нужно. — Мне очень жаль.

Три босса посмотрели через склад, где их племянница всё ещё сидела у стены, а затем опять на меня.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Мне очень жаль. Я больше никогда этого не сделаю. Клянусь. Мне очень жаль. Пожалуйста, не трогайте моего отца. Пожалуйста, поверьте мне.

Лицо Романа сморщилось от отвращения.

— Хватит, девчонка. Довольно этих никчёмных рыданий.

Я вытерла нос тыльной стороной ладони и судорожно вздохнула, отчаянно желая выполнить его приказ. Это было трудно, но мне удалось остановить поток слез, держа глаза опущенными, сосредоточенными на полу, а не на страшных людях, готовящихся сделать нечто ужасное.

— А ты как думаешь, Роман? — спросил Александр, и в его веселом голосе зазвенело веселье. — Девочка лжет? Неужели мы должны сломать её отцу руки?

Следующим рассмеялся Дмитрий, и напряжение чудесным образом спало.

— Похоже, Борис умирает от желания переломать несколько костей, брат. Может быть, нам следует оказать ему эту любезность, а?

Роман усмехнулся, тихо и зловеще.

— Нет, братья, девочка поклялась, что не лжет. Я склонен ей верить.

Все мужчины в полукруге издали удивленные смешки.

— Неужто, — спросил Оззи.

— Она поклялась, что взяла только деньги. Аттикус не утверждал, что она взяла что-то ещё. Нет никаких причин продолжать мучить девочку.

Я не сводила глаз с ботинок, чтобы они не увидели, что я поняла, что победила.

— С-спасибо, — сказала я им, снова шмыгнув носом. — Большое вам спасибо.

— Ладно, девочка, проваливай отсюда, — приказал Рокко.

Я обернулась, мои слезы уже высохли, а страх быстро исчез. Улыбка на моём лице пыталась вырваться, поэтому я решила не оборачиваться и не смотреть на них снова. Вместо этого я бросилась в объятия отца и крепко обняла его, уткнувшись лицом в его фланелевую куртку, от которой пахло сигаретами и дешевым виски.

Он обнял меня и нежно поцеловал в макушку. Еще больше интриг. Ещё больше лжи.

От нас обоих.

Он начал тихонько ругать меня, но я его не слышала. В ушах у меня свистело от неверия, что это сошло мне с рук. Я обманула пахана.

Я украла у Аттикуса.

— Кэролайн, — окликнул Роман у меня за спиной.

Дерьмо.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я наполовину повернула голову, прижимаясь щекой к груди отца.

— Да?

— У тебя есть дар. Я никогда не видел, чтобы кто-то такой молодой лгал так умело, — сказал мне Роман. Это был комплимент. И в то же время комплиментом это вовсе не было.

— Ты очень убедительна.

Я тут же начала протестовать.

— Я не…

Он поднял руку, прерывая меня.

— Когда ты станешь старше, ты будешь работать на меня.

Папа обошел меня, встав передо мной.

— Роман, это слишком великодушно. Твоё предложение очень любезно, но она…

— Она будет работать на меня, Леон, — настаивал Роман. — Когда ей исполнится тринадцать. Через сколько это лет? — я открыла было рот, но Роман быстро добавил: — В этот раз правду, красавица.

— Т-три года, — прошептала я. — Мне десять.

— Значит, три года, — согласился Роман. Затем он отвернулся от меня и продолжил разговор с братьями.

Я сделала глубокий вдох, который одновременно ощущался как жизнь и смерть.

— Ты что, идиотка? — папа зашипел мне в макушку и снова поцеловал. — Черт возьми, Каро, как ты могла быть такой беспечной?

Я отступила от него, ненавидя его в этот момент. Это была его вина. Неужели он этого не видел? Он привел меня в этот мир. Он держал меня здесь. Он регулярно заставлял меня работать на него. Неужели он действительно думал, что я в безопасности при такой жизни?

Я была на складе, полном краденого оружия. Поздней ночью. Потому что он боялся, что ирландцы найдут меня, если он оставит меня дома.

И это была моя вина?

— Ты удивлен? А я-то думала, что это семейное дело. Просто пытаюсь сделать так, чтобы мой дорогой папочка гордился мной.

Развернувшись, я обошла склад по краю, пока снова не оказалась в безопасности со своими друзьями — людьми, столь же вынужденными жить в этом уродливом мире, как и я.

Я села рядом с Фрэнки и положила голову ей на плечо. Она ничего не сказала. Гас тоже не стал. Сказать было нечего.

Из нас троих у меня было больше всего шансов сбежать из этого мира. Выйти наружу. И теперь я была так же привязана к нему, как и они. Моя судьба была предрешена. У меня было три года, чтобы сбежать или продать душу самому дьяволу.

В конце концов мы уснули, прижавшись друг к другу у стены. Мы согревали друг друга, скрывали секреты друг друга, и не говорили о будущем, о том, что случилось сегодня вечером, о печали, которая наполнила нас всех.

***

Я не видела Сойера до тех пор, пока все оружие не было распаковано и загружено в грузовики, направляющиеся в разные стороны. Проснувшись, я обнаружила, что большая часть склада очищена. Фрэнки уехала несколько часов назад с дядями, а Гаса нигде не было видно.

Решив, что мне следует найти отца до того, как он оставит меня, я вытянула затёкшие ноги и отправилась на его поиски. Теперь на складе, заваленном мусором и покоем, который эти люди оставляли позади, было жутко тихо. Война. Война с ирландцами. Нам повезет, если мы выживем.

Когда я добралась до дальнего угла склада, Сойер прятался за грудами пустых коробок. Он протянул руку, когда я проходила мимо, и схватил меня за руку, утаскивая за собой за картонки коробку.

— Эй! — прошипел он. — Ты с ума сошла?

Слишком уставшая, чтобы защищаться, я моргнула и сказала:

— Возможно.

— Он мог убить тебя! Или сломать твоему отцу руки!

— Знаю, — сказала я, зевая. — Но если бы я сказала ему правду, он в любом случае сделал бы это.

— Это было глупо.

Разозлившись на него за то, что он обвиняет меня, я уперла руки в бока.

— Нет, я спасла себя. Это было умно. Это ты потерял кое-что важное. Что делает глупым тебя.

Он скорчил гримасу.

— Ну, возможно, мне стоит научиться лгать, как ты.

Я вытаращила глаза.

— Ну-у, да! Как ещё ты надеешься остаться в живых? Ты уже в этой жизни, так что тебе лучше разобраться в ней побыстрее. Не глупи больше. И никогда, никогда не попадайся.

Выражение его лица смягчилось, а глаза посветлели, словно в них щелкнули выключателем.

— Ты достала его?

Оглядевшись, чтобы убедиться, что никто на нас не смотрит, я достала медальон из кармана. Это была простая серебряная цепочка с ключом. Обычная. Простенькая. Незначительная. Но при виде её всё тело Сойера расслабилось.

— Спасибо, — прошептал он.

Я бросила цепочку ему в руку, и он сжал её в кулаке, прикрыв глаза. Глядя на него, я чувствовала себя странно, видя облегчение на его лице и привязанность, которую он испытывал к этой крошечной вещице. Сойер испытывал к этому медальону больше чувств, чем я когда-либо испытывала к кому-либо, даже к отцу. Этот странный ключ и медальон были чем-то, что он любил, чем-то, за чем он нашел бы способ вернуться сам, если бы этого не сделала я.

Прочистив горло, я надеялась оторвать его его из того, чем он там занимался. Мне стало не по себе. И ему нужно было кое-что сделать.

— Ладно, дай посмотреть, — сказала я ему.

Он открыл глаза, выглядя по-настоящему смущенным.

— Что посмотреть?

— Татуировку, — прорычала я. — Теперь твоя очередь. Плати.

Он закатил глаза.

— Ты действительно хочешь посмотреть?

— Покажи мне её уже.

Застегнув для начала медальон на шее, он не спеша заправил его под футболку, а затем положил руки на подол рубашки.

Я снова почувствовала себя странно.

Где была эта татуировка?

— Ладно, ты сама напросилась, — пробормотал он.

Он начал медленно поднимать рубашку, открывая загорелый плоский живот. Я снова быстро огляделась, смущенная всем происходящим. Всем до единого.

И все же была слишком очарована, чтобы просить его остановиться.

Он выглядел совсем не так, как тогда, когда мы впервые встретились. На этот раз он был чист, и от него не так уж плохо пахло. Вообще-то пахло от него приятно. Его волосы были подстрижены, и он начал набирать вес, так что он больше не был похож на скелет.

На животе у него был длинный шрам, тянувшийся от ребер, через середину, прямо через пупок. Я заострила внимание на этой длинной морщинистой линии белой плоти. Откуда он у него? Появился ли он в результате чего-то плохого?

Что бы ни было причиной этого шрама, она должна была быть достаточно ужасной, чтобы шрам был таким длинным и отчетливым.

Я уже собиралась спросить его об этом, когда его рубашка задралась до самой груди, обнажив православный крест прямо над сердцем. Я совсем забыла о его шраме, пытаясь вникнуть во все детали этой татуировки.

Линии всё ещё были покрасневшими и отёкшими, и она блестела от мази, которую на неё наложили. Но всё равно дух захватывало. Темная красота. Старый стиль креста выглядел таким большим на его худом теле и слишком зрелым для его тринадцатилетнего тела.

Это был знак синдиката.

Это была его воровская метка.

Теперь он принадлежал им на всю жизнь.

Одной татуировкой он решил свою судьбу.

Я подалась вперед, сама того не сознавая. Подняв дрожащую руку, я осторожно провела по линиям креста, найдя в центре цифру шесть. Он резко втянул воздух от моего прикосновения, его грудь дернулась, заставляя меня полностью очнуться, чтобы понять, что я была всего в паре дюймов от него, и мои руки были на нем.

Моргая, я сделала маленький шаг назад.

— Прости, — прошептала я. — Она милая.

Он наклонился вперед, стирая пространство, которое я только что оставила между нами. Его голубые глаза потемнели от смеха.

— Милая?

— Э-э, не то чтобы. Я имею в виду, крутая. Выглядит круто.

— Я думал, ты её ненавидишь? — спросил он. — Думал, ты ненавидишь эту жизнь.

— Да, — я заправила волосы за ухо и приказала своим ногам оставаться неподвижными. — Я… я просто рада, что ты жив.

Его голова склонилась к моей. Я подняла голову, думая, что он собирается открыть мне секрет.

— Я тоже, — прошептал он. — Я должен поблагодарить тебя за это.

Потом он меня поцеловал.

Поцеловал меня!

Мой рот был полуоткрыт, а глаза полностью открыты, и такого я совсем не ожидала. Но ему, похоже, было все равно. Его губы коснулись моих, потом ещё раз, а потом еще дольше. Они были гораздо мягче, чем я ожидала. И влажнее. И мой желудок сделал это странное сальто, и я подумала о том, чтобы врезать ему коленом по яйцам, и в то же время попросить его поцеловать меня снова.

Но прежде чем я успела что-то сделать, собраться с мыслями или просто убежать, он прошептал мне на ухо:

— Увидимся, Шестёрка, — и ушел.

Я стояла там очень долго, пока отец не начал звать меня, потому что не мог найти.

Сойер Уэсли только что поцеловал меня. Сойер Уэсли только что поцеловал меня после того, как я рисковала жизнью, чтобы украсть его медальон, и была обещана синдикату. И всё, о чем я могла думать, — это о том, чтобы сделать это снова.

Мне было наплевать на работу у Романа, на то, что Аттикус все равно попытается меня убить, и на то, как разозлится мой отец. Не тогда, когда мне необходимо было думать о Сойере.

Не тогда, когда я решила, что Сойера не должно быть в моей жизни, он должен был уже уйти. И все же он был здесь, выискивая себе постоянное место в братстве.

И в моем сердце.

Глава 7

Наши дни

— Мамочка, можно мне мороженого? — взволнованно спросила Джульетта, когда мы шли по главной улице в среду вечером.

Я ощущала себя через чур запертой в нашей квартире, слишком заключенной в тесные стены и жизнь, которая казалась ложью. Становилось всё холоднее, поэтому, по дороге на ужин в нашей любимой закусочной, мы кутались в теплые кардиганы и шарфы. Я взяла её маленькую ладошку в свою, и мы шли по тротуарам, подобно туристам, осматривая сувенирные лавки и киоски с футболками.

— Ну даже не знаю, — сомневалась я. — Я покупаю мороженое только для маленьких девочек, которые хорошо себя ведут.

Осознав свою ошибку, она начала подпрыгивать на носочках.

— Пожалуйста, мамочка. Пожалуйста.

У нее был такой сладкий голосок, чуть хрипловатый и очень невинный. Я ни за что не хотела бы забыть, как она произносила слова с этим детским волнением, которое растапливало мое сердце.

— Ох, ладно, — улыбнулась я. — Ты малышка с хорошими манерами.

Она улыбнулась мне.

— Это значит, что мы купим мороженое?

— Да, это значит, что мы обязательно купим мороженое.

Здание, в котором находился магазин с мороженым и конфетами было старинным, с белёными кирпичными стенами и скрипучими деревянными полами. За задней дверью была круглая веранда с маленькими столиками, где можно было слушать живые выступления в кафе «У Фута», которое находилось по соседству и имело открытую зону для барбекю.

Туда мы и направились, захватив двойные порции мороженного в вафельных рожках, чтобы насладиться звуками музыки под открытым вечерним небом, на котором только начинали появляться звёзды. Над нашими головами горные вершины начинали сливаться с общим фоном, а свежий воздух заставлял прижиматься друг к другу, пока мы поедали наши угощения.

— Джулс? — спросила я, когда она добралась до рожка, и мне не нужно было через раз вытирать ей рот.

— Что? — спросила она, хрустя вафельным рожком.

— А как бы ты отнеслась к путешествию?

— С тетей Франческой?

Я кивнула.

— Да. Что, если бы мы втроем отправились в какое-нибудь новое место?

— А когда?

— Скоро, — ответила я. — Думаю, что нашей жизни необходимо приключение.

— Я тоже, — согласилась она. — Мы должны поехать к лошадям.

Её фраза застала меня врасплох, но мне следовало ожидать чего-то подобного.

— Ну-у, я думала насчёт путешествия на машине, — и на миллион миль подальше от этого места.

Мэгги выбросила цветок раньше, чем я успела ещё раз на него взглянуть, но я смогла показать записку Франческе. Обе мы были в шоке. Даже несколько дней спустя при воспоминании об открытии той коробки у меня по спине полз холодок.

Мне захотелось сбежать. Сбежать, как можно скорее. Но всё оказалось не так просто.

Фриско это, увы, не Вашингтон, раздобыть новые документы для троих человек нелегко, а особенно, если один из них ребёнок. Кроме того, необходимо было снять деньги. У нас был большой запас наличных, но значительную сумму мы оставили на банковских счетах. Но было и ещё кое-что. Глупости. Вроде привязанности к этому городку, к немногочисленным друзьям, которых я успела здесь завести, и к горам, что было, конечно, неразумно.

Но именно здесь родилась Джульетта. Это было место, где мы урвали кусочек жизни для себя.

Просто прежде, чем мы оставили бы всё это позади, я хотела быть абсолютно уверенной, что нам действительно необходимо это делать.

После всех кошмаров Вашингтона, от которых мы с Франческой сбежали, это место казалось практически утопическим, чтобы так просто оставить его.

И все же я не была идиоткой. Наши чемоданы были упакованы. У меня было достаточно денег, чтобы какое-то время держаться на плаву. И у нас с Фрэнки был план, как убраться из города в любую секунду. Если появится еще одна посылка, мы уедем. Мы даже не стали бы её открывать.

Чувствуя себя на пределе, я оглядела людей, которые ели, пили пиво и наблюдали за группой на сцене. Их вокалист приостановил выступление, чтобы принять запросы. Сейчас они пели «Пианиста» Билли Джоэла, что было немного неловко, так как у них не было пианино. Но эта песня всегда была в фаворитах у массы людей, а эта конкретная масса, казалось, особенно её любила.

— Ты обещала отвезти меня к лошадям, — напомнила Джульетта. — Ты говорила, что на этот раз Джесси разрешит мне покататься на больших лошадях.

Да, так я и сказала. Но на самом деле я не это имела в виду.

Мы с Джесси познакомились на одном из уличных карнавалов, которые Фриско устраивал раз в пару месяцев. Там он представлял своё ранчо и отвечал за пони для детей. Поначалу Джульетта была в ужасе. Что меня вполне устраивало. И я не спешила помогать ей с преодолением этого страха.

Но потом объявился Джесси и каким-то образом воззвал к мужественной, смелой, независимой стороне моей маленькой девочки. Он уговорил её сесть на одного из своих ласковых пони, а затем прокатил её три раза подряд, чем фактически разозлил остальных мам и их чад, и, казалось, каждого туриста в округе Саммит.

Потом он пригласил нас к себе на ранчо, чтобы Джульетта могла продолжать ездить верхом. Он утверждал, что не хочет, чтобы её навыки регрессировали. Она проживала в Колорадо. Бояться лошадей здесь было совершенно недопустимо.

Я понимала, что он флиртует со мной. Но ещё я знала и о его репутации в городе. А также я знала, что мою волю не укротить.

Для меня стало неожиданностью, что Джесси был таким очаровательным. Как и то, насколько искренне мне понравится этот парень и как я стану его уважать. Наши дружеские отношения развивались вполне естественно.

Как и его отношения с Джульеттой.

Что, как правило, я ценила. Но только не сейчас. Не в то время, когда я пыталась смыться из этого города, а она напоминала мне, как глупо и сентиментально я к нему привязалась.

— Ты ещё слишком маленькая для больших лошадей, — возразила я.

В следующую секунду выражение её лица выражало упрямство. Её милый носик сморщился, и она вздернула подбородок.

— Джесси сказал, что я достаточно большая.

— Но Джесси тебе не мама. Он не имеет права указывать, что тебе делать. Это моя работа.

— Но он может уговорить твою маму пересмотреть своё решение.

Мы с Джульеттой одновременно обернулись. Джесси стоял прямо за нашими стульями, положив на них руки.

— Джесси! — Джульетта взвизгнула от восторга, а я прошипела: «Твою мать!»

Услышав, что я ругаюсь в присутствии дочери, Джесси нахмурился. Идеальной матерью я не была, но когда она находилась рядом, я старалась держать своё красноречие на замке. В её возрасте я ругалась и похлеще. Но я пыталась уберечь её от детства, в котором не хватало наивности и здравомыслия.

— Ты напугал меня, — объяснила я.

В ответ он ухмыльнулся.

— Я не хотел подкрадываться к тебе. Я увидел, что вы сидите здесь, и подошел поздороваться, но потом вы заговорили обо мне. Так что…

Я подняла бровь.

— Ты что, подслушивал?

Его улыбка стала виноватой.

— Совсем чуть-чуть.

Ну что за мужчина! Невероятно.

— Ты искупишь свою вину, если объяснишь этой милой маленькой девочке, что она слишком мала для больших лошадей.

— Что? — его большие мужественные руки беспомощно опустились, и он выглядел совершенно раздавленным. — Но это же совсем не так…

— Джесси Хастинг… — сказала я предостерегающим тоном. Прежде чем он успел обратить свои щенячьи глаза в оружие массового поражения, певец начал еще одну песню. Джульетта начала подпрыгивать и визжать:

— Мамочка! Мамочка! Это твоя песня!

Джесси поднял голову и уставился на музыканта, слушая, как из динамиков зазвучали первые такты «Сладкой Кэролайн».

Его низкий смех был искренним, когда он снова посмотрел на меня.

— Сладкая Кэролайн.

Публика неистово повторяла: «На-на-нааа!»

Я улыбнулась, это было до удивления душевно.

— Ага. Меня назвали в честь песни Нила Даймонда.

— О, тебя действительно назвали в честь этой песни? — спросил Джесси, и на его щеке заиграла ямочка.

— Ага. Да, в честь песни. Мой отец был большим поклонником. «Сладкая Кэролайн» — его любимая песня.

— А меня тоже назвали в его честь, — добавила Джульетта.

Всё внимание Джесси переключилось на неё.

— В честь кого? Твоего дедушки?

— Нет, Нила Даймонда, — поправила его Джульетта.

— «Джульетта», — пояснила я Джесси. — Ещё одна песня Нила Даймонда. Не такая популярная. Но такая же замечательная.

Он кивнул.

— Ну, «Джульетту» я знаю. Ещё одна любимая песня твоего отца?

Мои губы растянулись в каком-то подобии улыбки.

— Нет.

О своём отце я говорить не любила. И я действительно не хотела, чтобы Джесси задавал о нём вопросы. Но я понимала, к чему все идет. Дверь была открыта. Его любопытство было задето. Теперь он захочет узнать, жив ли до сих пор мой отец. Когда я навещала его в последний раз? И что же привело меня во Фриско.

Я подавила стон. Люди так отвратительно предсказуемы.

Но Джесси удивил меня, сказав:

— Ты легко могла бы сойти за «Черри».

Я моргнула, а затем уставилась на него.

— Ты на самом деле знаешь песни Нила Даймонда?

Он только пожал плечами.

— Здесь слушают либо кантри, либо старичков. В детстве я предпочитал старичков.

По какой-то причине это заставило меня влюбиться в него чуточку больше. Я представила себе Джесси подростком в белой футболке и грязных джинсах, с тощими руками и шестью кубиками пресса — ну, а как иначе, — слушающего Нила Даймонда, по радио в своем старом грузовике. Мурашки заставили волоски на моих руках встать. Какой была бы моя жизнь, если бы я встретила Джесси в детстве?

Вдали от Вашингтона?

Вдали от моей прошлой жизни?

На мгновение я закрыла глаза и представила себя подростком. Сердце заколотилось, а в крови зашипел стыд, вытягивая из меня кислород. Джесси возненавидел бы меня, встреть он меня подростком.

Я бы съела его живьем.

— Джесси, когда я смогу покататься на лошадях? — спросила Джульетта. С её подбородка капало шоколадное мороженое.

В ужасе склонив голову набок, я смотрела на свою храбрую, отважную, непослушную малышку.

— Джульетта Лейтон. Ты не можешь говорить это всерьёз.

Её невинные глаза расширились от смущения.

— Я серьезно, мамочка. Я очень серьёзно хочу покататься на лошадях.

Бросив на Джесси беспомощный взгляд, я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Твоя мама сказала «нет» на счёт больших лошадей. Помнишь, Джулс? И она твоя мама, поэтому мы, к сожалению, должны делать то, что она говорит.

Губы Джульетты надулись.

— Ты не обязан делать то, что она говорит. Тебе-то она не мама.

Джесси усмехнулся и его смех был подобен теплому огню в холодную ночь. От этого парня одни неприятности. Он был из тех, кому я завидовала, потому что у них могла быть легкая, нормальная жизнь. Обычно мне лучше удавалось сохранять бдительность и сохранять между нами безопасную дистанцию. Но сегодня у меня не хватило на это силы воли.

Чтобы держаться подальше от Джесси, требовалось немало усилий. Сначала рана от моего прошлого была настолько свежей, что в моей жизни для Джесси не было места. Но теперь моя жизнь устаканилась, и мои дни были через чур полны пустыми моментами, во время которых я могла поразмышлять о том, как же одиноко я себя чувствую.

И как же много времени прошло с тех пор, как я с кем-либо спала.

На данный момент я даже не была уверена в том, помню ли я механику всего этого процесса.

Но дело было не только в базовых потребностях моего организма. У меня очень долго не было близости с мужчиной. Меня никто не обнимал, не трогал и не говорил, как прекрасно я выгляжу в своем маленьком черном платье. Я не была в центре чьего-то внимания и не чувствовала постоянного жужжания бабочек, пока мы притирались и узнавали друг друга.

Подобное переосмысление моих границ было больше связано с одиночеством, чем с похотью. Когда я убедила себя в том, что дело лишь в сексе, от свиданий стало легче отказываться. Но когда я поняла, что те составляющие моей жизни, которые я отталкивала, являлись тем, в чем я больше всего нуждалась, отказываться от Джесси Хастинга стало гораздо труднее.

И сегодня он так хорошо пах. На нем была мягкая фланелевая рубашка и поношенные джинсы, и мне безумно захотелось обхватить его за талию под курткой. Я хотела прижаться к нему всем телом и позволить ему напомнить мне, что я не только мать, но ещё и женщина. Что я не просто девушка с прошлым, а женщина, у которой есть будущее.

В этом самом месте.

На меня действовала таинственная магия гор. Я не хотела покидать Фриско.

Я не хотела снова бежать.

Я не хотела, чтобы из-за меня бежала Джульетта.

— Что думаешь, Джульетта? Как насчет того, чтобы позволить мне пригласить твою маму на свидание в эти выходные, и я посмотрю, смогу ли я уговорить ее позволить тебе попробовать прокатиться на одной из больших лошадей. Как тебе мой план?

Всё лицо Джульетты засияло, её улыбка чистым, невинным ликованием, осветила темноту ночи.

— Замечательный план!

Джесси повернулся ко мне, шевеля бровями.

— Ну, а ты что скажешь, Кэролайн? Тебе по душе мой план?

— Ты невозможен, — сказала я ему. Если бы только я смогла сдержать улыбку.

Он наклонился.

— Одна птичка напела мне, что ты любишь искусство.

Я подняла бровь. К чему это приведет? И кто ему это сказал?

Джесси кивнул в сторону Главной улицы.

— Не знаю, слышала ли ты об открытии новой галереи в эти выходные? В пятницу премьера, и я с удовольствием возьму тебя, Кэролайн.

Посасывая нижнюю губу между зубами, я старалась не выглядеть счастливой, польщенной или заинтересованной. Джульетта забралась ко мне на колени, и я притянула её к себе, обхватив руками её тонкую талию. Повернувшись, она поцеловала меня в щеку.

— Пожалуйста, мамочка? Пожалуйста, пойди с Джесси и поговори о больших лошадях.

Я медленно покачала головой, глядя на Джесси. Это было впечатляюще. Он умудрился обмануть меня, а ведь я мошенница! Я оказалась в ловушке между моей безжалостной привязанностью к дочери и его очаровательной ямочкой!

К тому же мне очень хотелось пойти на открытие галереи. В первую очередь меня привлекло её название. Вашингтонская инициатива.

Это напомнило мне о доме. О хорошей его части.

Я расспрашивала об этом в городе, и, по-видимому, владельцы были богатыми бизнесменами с дальнего востока. Несколько лет назад это напугало бы меня, а предстоящая встреча с этими людьми ввергла бы меня в панику. Но, проведя некоторое время в округе Саммит, я узнала богачей, которые приезжали сюда с обоих берегов. Они скупали арендуемую недвижимость и туристические магазины так, словно играли в Монополию. Никто из них не жил здесь постоянно, но, конечно же, они умудрялись делать большие деньги и на расстоянии.

Организаторы Вашингтонской инициативы, видимо, были ещё одними жителями восточного побережья, которые пытались побыстрому заработать денег на туристах, предлагая им культурно обогатиться. Предполагалось, что это будет отчасти галерея изящных искусств, а отчасти шикарная лаборатория с коктейлями или что-то типа того.

А ещё я смирилась с тем, что это место не подходит для детей, и мне придется очень долго ждать, чтобы посетить его.

Предложив это, Джесси будто бы подвесил морковку перед изголодавшимся кроликом.

— Даже не знаю, — ответила я. — Мне придется найти няню, а по пятницам мы обычно…

— Тетя Франческа сможет посидеть со мной! — предложила Джульетта. — Один вечер пиццы мы сможем провести и без тебя. — Она повернулась ко мне, сложив руки в молитвенной позе. — Пожалуйста, мамочка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Что ж, это было правдой. Франческа могла с ней посидеть. Как бы она не пыталась вести светскую жизнь, когда мы сюда переехали, она провалилась в этом деле ещё пару лет назад. Её расписание было ничем не примечательнее моего. А это означало, что в пятницу вечером у нее не будет никаких планов, кроме свидания на диване со мной и Джульеттой.

Джесси поднял руки в такой же умоляющей позе.

— Пожалуйста, Кэролайн. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Я откинула голову назад, чтобы не видеть этих двух предателей в сговоре.

— Господи, — обратилась я к звездам, ощущая, как моя решимость рушится. — Вы двое плохо влияете друг на друга.

— Я привезу тебя домой к десяти, — добавил Джесси, подслащивая пилюлю. — А это означает, ты не пропустишь вечер кино.

Мои глаза сузились.

— Ты разговаривал с Франческой?

— Мы столкнулись на днях в магазине, — быстро ответил он. — Она сказала, что это отличная идея.

Закатив глаза, я окончательно сдалась.

Глубоко вздохнув через нос, я сдалась перед Джесси и перед собой, возможно, впервые за пять лет.

— Ладно, Джесси. Я пойду с тобой. И спасибо за приглашение.

Его улыбка стала ещё шире, превратив меня в расплавленную кучу слизи.

— Спасибо, что наконец согласилась. У нас будет отличный вечер, — заявил он, с дразнящим выражением на лице. — На самом деле, это, вероятно, изменит твою жизнь.

Моя улыбка погасла. Я знала, что он шутит, но его слова повисли в воздухе грузом, который мне не нравился.

Я не хотела менять свою жизнь. Мне она нравилась такой, какой она была.

Глава 8

— Что же я делаю? — я почувствовала, как во мне зарождается паника, сначала размером с булавочную головку, но она быстро расцвела, оставляя болезненные царапины в моей груди.

— Ты заплетаешь мне волосы, — ответил на мой вопрос самый драгоценный смешок. — Но ты, похоже, забыла об этом.

Я посмотрела вниз на копну темных кудрей, которые овивали мои пальцы. Джульетта откинула голову назад и сморщила свой носик.

— Ты что, забыла про меня?

Я улыбнулась ей в ответ. Невозможно было смотреть на её фарфоровую кожу, усыпанную блеклыми веснушками и в темно-синие глаза, и при этом не улыбаться ей. Она была самым красивым созданием, которое я когда-либо видела. И я с трудом могла поверить, что приложила этому руку.

— Никогда! Я никогда не забуду тебя. Это я тебя сделала, ты же знаешь. Ты укоренилась в моем мозгу.

Её проницательные глаза сузились.

— Тогда, может быть, ты забыла о себе, — заключила она. — Потому что я сижу здесь уже сто лет!

— Ладно, ладно, мисс Штучка. Сиди спокойно. Я почти закончила.

— Я итак сидела спокойно, — проворчала она.

Её внимание снова переключилось на телевизор, и в этот раз я попыталась сосредоточиться на плетении её волос. Мои пальцы переплелись с ее густыми, мягкими прядями, когда я легонько за них тянула.

До рождения Джульетты я не умела заплетать косы. Я не знала, как проводить большинство женских ритуалов. Но забавно, что рождение ребенка заставило меня учиться.

— Мамочка, ты инопланетянка?

Я снова посмотрела на неё, завязывая ленту вокруг одной косы и переходя ко второй. Вопрос меня ничуть не смутил.

— Если я инопланетянка, то и ты тоже.

Она хихикнула, издав тот визгливый звук, который всегда заставлял смеяться и меня.

— Я имею в виду, что сегодня ты витаешь в облаках? Ты всё время забываешь меня слушать!

Я наклонилась и поцеловала её в только что вымытый лоб.

— Мне очень жаль, Джулс. Мне грустно, что я не уложу тебя сегодня спать. Это делает из меня инопланетянку.

— Не грусти, мамочка. Просто останься со мной. Джесси может посмотреть фильм с нами, а вы можете поговорить о больших лошадях и здесь.

Я закончила с её второй косой и развернула к себе лицом.

— Я бы с удовольствием осталась дома и посмотрела с тобой фильм, — паника с рёвом пронеслась до кончиков моих пальцев и вызвала покалывания в них. Она доходила до плеч и шеи и напрягала мышцы.

Я взглянула на свой телефон, который лежал на кухонном столе. Может быть, я все-таки смогу всё отменить? Не будет ли невежливо позвонить ему, когда он, вероятно, уже находится в пути?

Словно в ответ на мои безмолвные вопросы, по комнате пронесся звонок. Я уронила расческу на палец ноги и чуть не упала от неожиданности.

— Нам нужно заменить звонок домофона, — сказала я Джульетте, пока она смотрела на меня с раздражением.

На трехдюймовых каблуках я кое-как доковыляла до домофона.

— Алло?

— Впусти меня! — крикнула Франческа в трубку. — Я забыла свою ключ-карту.

Я отперла дверь, чтобы она могла войти. Обернувшись, я увидела, что Джульетта кружится от счастья, широко раскинув руки.

— Пицца уже здесь! Наконец-то!

Я прислонилась бедром к островку и скрестила руки.

— Ох, ты же так долго её ждала?

Она перестала вертеться и встала, скопировав мою позу: скрестила руки на груди и подняла брови.

— Мамочка, я тут с голоду умираю!

Ее прелестное поведение немного успокоило мои нервы, совсем чуть-чуть. Подойдя к микроволновке, я посмотрела на свое отражение в стекле.

Я собрала свои темные волосы в красивый, изысканный пучок на затылке, а макияжа нанесла больше, чем за все эти годы. Раньше я носила Боб до подбородка, который не нуждался в особом уходе и укладке. Но после появления Джульетты, мои волосы отрасли, и появилась новая прическа. Кроме того, я хотела избавиться от своего образа, который был у меня на Восточном побережье и изменить его. Не только потому, что так было безопаснее, но и потому, что я не хотела вспоминать то, какой я была раньше. Фрэнки поступила также — только в отличие от меня, она, наконец, смогла обрезать свои длинные волосы.

Мое маленькое черное платье было слишком уж маленьким, тесным и коротким, но Франческа поклялась, что мои непривлекательные части остались скрытыми, а моя грудь надежно прикрыта под высоким воротом и длинным рукавами. Джульетта спасла меня от многих вещей, но она также поспособствовала потере некоторых частей меня, которые я надеялась снова отыскать, например, мое тело до рождения ребенка и сексуальную привлекательность.

Я не наряжалась много лет. Большую часть жизни я провела в штанах для йоги и уютных толстовках, а когда ходила на работу, надевала туники да леггинсы, в придачу к моим, ох, каким стильным, походным ботинкам; я так и назвала это: походный шик. Больше я никуда не ходила. Воспитывая Джульетту в одиночку, я имела простую, но насыщенную жизнь. Мы не часто выбирались куда-либо, помимо наших необходимых дел.

Что мне очень нравилось.

Мне нравилось контролировать каждую мелочь. Я жила в рутине и повторяющемся однообразии. Пока всё было обыденно и предсказуемо я чувствовала себя лучше.

Франческа ворвалась в нашу маленькую квартиру со всей живостью и энергией, которые были присущи этой женщине. В какой-нибудь альтернативной реальности Фрэнки была бы из тех девушек, которые быстро карабкаются по служебной лестнице. В ней была сосредоточенность и стремление командовать огромными компаниями. И безжалостный инстинкт идти по головам.

Но в нашей реальности она воспитывалась для того, чтобы возглавить иную бизнес-империю. И если бы мы остались в Вашингтоне, она бы преуспела в той роли, которую предназначили ей дяди. Она бы надрала этому миру задницу.

Это была лишь одна из многих причин, по которым мы должны были оттуда выбраться. Ради Фрэнки.

Но, если говорить откровенно, здесь она подрастерялась. Ей нравилась её руководящая должность в Лодже, но я точно знала, что там ей было скучно. Ей надоела наша жизнь в целом. Не так сильно, чтобы захотеть вернуться в Вашингтон, но достаточно, для того, чтобы я начала за неё волноваться.

Она привыкла к постоянной активности и высокому уровню авторитета. Здесь она была менеджером низкого уровня, без друзей, без социальной жизни, без цели. Она пыталась быть счастливой. Она пыталась быть благодарной. Но я видела её борьбу. И я всё понимала. Не будь у меня Джульетты, я бы чувствовала себя так же, боялась бы пробовать что-то новое, потому что это грозит потенциальным разоблачением, боялась бы заводить друзей, потому что никому не доверяла бы. Боялась бы быть счастливой, каждую секунду ощущая себя, как на иголках. Бесцельной, вялой, неуправляемой.

Но она старалась. Ради нас.

— Эй, мамуля! — Франческа присвистнула, увидев мой вечерний наряд. — Ты выглядишь… ты выглядишь так…

— Так, словно слишком старалась?

Ее темные глаза сузились.

— Я хотела сказать, женственно. Как настоящая, живая женщина.

Я снова повернулась к микроволновке, раздумывая, не стереть ли мне красную помаду.

— Как по мне, так слишком. Он подумает, что я… что я…

— Сделала это для него? — она игриво улыбнулась, но мою грудь сжала паника.

— Я не могу это сделать.

Франческа подхватила Джульетту и усадила её на высокий стул.

— Всё ты сможешь! — пропела она мне.

— Лучше я останусь дома, — решила я. — Побуду с вами.

Фрэнки и Джульетта впились в меня взглядами, полными нетерпеливого осуждения.

— Ты не останешься здесь с нами, — настаивала Франческа. — В течение следующих четырех часов мы планируем дурачиться, съесть слишком много конфет и не спать допоздна. Ты испортишь нам всё веселье.

Джульетта посмотрела на Фрэнки, как на ангела, посланного с небес.

Я повернулась и оперлась на руки, прижимая их к прохладной гранитной стойке.

— Фрэнки, я серьезно. Я не могу.

Она пригладила рукой косы Джульетты, прежде чем серьёзно взглянуть на меня.

— Каро, ты можешь. Ты пряталась слишком долго. Ты не можешь запереть себя в этой квартире на вечно.

Я смотрела на свою маленькую девочку и понимала, что могу. Понимала, что, вообще-то, должна. Мир был коварным и тёмным. Я лучше других знала, сколько опасностей таится в его темных закоулках. Я могла бы с легкостью замуровать нас в этой квартире, чтобы обеспечить её безопасность… Чтобы защитить её.

Чтобы и себя защитить.

Фрэнки приблизилась ко мне, намеренно скрывая Джульетту от моих глаз. Она уперлась бедром в кухонный островок и снизила голос, чтобы Джулс не слышала всего.

— Это всего лишь одно свидание, — рассудительно заявила она. — Это не предложение руки и сердца. Он даже не ждёт, что ты займёшься с ним сексом. Ты просто идешь на мероприятие, на которое в любом случае хочешь пойти. Вот и всё.

— Я с ума схожу, — прошептала я ей. — Я даже лица своего не чувствую.

Ее губы дрогнули в нежной улыбке.

— Ты ведь не взяла что-нибудь для защиты?

Я уставилась на неё.

— Нет конечно!

Она наклонилась вперед.

— Я бы не стала тебя винить. Джесси такой… — она замолчала, чтобы обмахнуть лицо рукой.

Её энтузиазм по поводу моего свидания не помог мне успокоиться. Я уже забыла, когда я в последний раз была на свидании. И даже тогда… это было не так…

Но дело было не в этом.

— Я слишком стара для свиданий. Разве я не должна заниматься троллингом в интернете или примириться с тем, что лежит в моей прикроватной тумбочке? Это же смешно!

— Господи, Каро, — прорычала она в тоже время смеясь. — Тебе двадцать пять! Едва ли у тебя мог начаться кризис среднего возраста. Большинство девушек нашего возраста тусуются каждую ночь.

Мой взгляд снова метнулся к Джульетте. Решимость смешалась с истерическим безумием внутри меня. Не существовало такой вещи, какую я бы не сделала для своей малышки.

И я не знала, правильно ли я поступала по отношению к ней, соглашаясь на свидание.

— Да, но я не такая, как большинство девушек.

— Ты права, — серьезно согласилась Фрэнки. — Ты намного лучше.

Я снова сосредоточилась на своей лучшей подруге и улыбнулась ей. Кроме Джульетты, она была единственной семьей, которая у меня осталась. Я бы пропала без неё.

— Вот почему я держусь за тебя, — сказала я. — Мне нужно, чтобы ты повышала мою самооценку, прежде чем я выйду из дома.

Она закатила глаза и вытащила сотовый.

— Ты держишься за меня рядом, потому что я безвозмездно нянчусь с твоей дочерью и заказываю достаточно пиццы, чтобы ты могла поесть, когда придешь домой.

— Все это тоже правда, — моя улыбка погасла в момент, по комнате вновь пронёсся звонок. — О Боже, это он.

— Ты выглядишь потрясающе, Кэролайн. Иди и проведи, черт возьми, лучший вечер в своей жизни.

Она шлепнула меня по заднице, когда я подошла к Джульетте. Я пискнула, а Джулс расхохоталась над нашими выходками.

— Я люблю тебя, крошка. Будь добра к тете Франческе, или она съест всю твою пиццу.

— Я всегда хорошо веду себя с тетей Франческой! — настоятельно заявила Джульетта.

— Значит, плохо ты себя ведёшь только при мне?

Она улыбнулась такой улыбкой, которая напомнила мне моего отца, и мне сразу же захотелось запереть её в комнате на всю оставшуюся жизнь, чтобы избавить нас от всех неприятностей.

— Только при тебе, мамочка. Я знаю, что ты любишь меня больше всех.

— Это правда. — Я поцеловала её в нос и крепко обняла.

Когда звонок завизжал снова, я неохотно её отпустила и схватила клатч, который купила сегодня утром и который идеально подходил к моему платью. Кроме старой сумки из Таргета и походного рюкзака, который валялся в неопределенной части нашей квартиры, у меня ничего и не было. Я знала, что Джесси не будет возражать, если я предстану перед ним в джинсах, старой футболке и с бумажником из клейкой ленты, но раз уж я собиралась сделать это, нужно было выглядеть хорошо. Хватит прятаться за образом матери-одиночки. Или пытаться слиться со стенкой. За эти годы Джесси узнал меня, быть может, не до конца, но достаточно, чтобы у него появилось желание пригласить меня на свидание. Поэтому из уважения к нему, нашей дружбе и этим реальным, но ужасающим чувствам, которые я испытывала к нему, я перестала прятаться.

По крайней мере, в экзистенциальном смысле этого слова.

Все остальные области моей жизни я всё ещё очень, очень сильно прятала.

Я ткнула в кнопку свежевыкрашенным ногтем и сказала:

— Сейчас спущусь.

Я не дала ему возможности ответить, прежде чем несколько раз крикнуть Джульетте «Люблю тебя», а затем поспешила выйти.

Спускаясь на лифте, я проклинала свои каблуки. До Джульетты каблуки были моей второй натурой. Я жила в них. Теперь я была похожа на олененка, который только учился ходить, как будто бы Бэмби и Топотун, которые катаются в паре на коньках. Мое прежнее «Я» нависло надо мной дамокловым мечом, молча меня оценивая.

Когда двери лифта открылись мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться при виде ожидающего меня Джесси. Он стоял снаружи под навесом, прячась от легкого дождя, падающего в эту осеннюю ночь Колорадо.

Как только он увидел меня через прозрачное стекло, я ему помахала. Он одарил меня озадаченной полуулыбкой, и я в миллионный раз переосмыслила своё решение. Что я делаю? Я сосредоточилась на том, чтобы не споткнуться о мятый ковер под моими высокими каблуками, и слишком сильно навалилась на ручку двери.

Дверь распахнулась, и я опасно вылетела из здания и точно рухнула бы лицом на грубый бетон, если бы Джесси не подхватил меня своими большими руками.

— Ого, — пробормотал он тем глубоким баритоном, который привлек меня в первую нашу встречу. — Ты в порядке?

Я моргнула, в попытке найти ответ на его вопрос. Его красивое лицо с беспокойством оглядывало меня сверху вниз, однако, его карие глаза освещали веселые искорки.

— Прости, — пропищала я. — Я немного нестабильна в этих туфлях.

Его глаза блуждали по всей длине моего тела, томно и неторопливо изучая меня. Наконец они нашли мои туфли, и один уголок его рта приподнялся в кривой улыбке.

— Я понимаю почему.

— Давненько я не носила каблуков, — объяснила я без всякой надобности.

— Желаешь переобуться?

Я покачала головой, смущенная тем, что мы до сих пор говорили о моих проблемах с прямохождением, а также тем, что он все ещё очень крепко держал меня в своих объятиях.

— Уверена, что вспомню, как это делается. Это же, как езда на велосипеде, да?

Другой уголок его рта присоединился к первому в искренней улыбке.

— Честно? Не имею ни малейшего понятия.

Он поставил меня прямо и положил руки на мои плечи, чтобы убедиться, что я стою ровно.

— Я мог бы и подняться за тобой.

Я глазела на точеные линии его подбородка, римского носа, на тонкие завитки золотисто-каштановых волос. Его сильная, мускулистая шея выглядела такой поразительно загорелой рядом с белизной его хрустящего воротника.

— Всё хорошо, — поспешила ответить я. — Уже лучше.

— Ты не готова к тому, чтобы я нарушил твоё личное пространство?

Я покачала головой. И вдруг испугалась, что обидела его. Неужели мне удалось испортить вечер ещё до его начала?

Вероятно, я установила какой-то рекорд.

— Да всё в порядке, — мягко заверил он меня. — Я всё понял. Ты хорошая мама.

Я вздохнула с облегчением, и паника, которая угрожала душить меня весь вечер, немного ослабла. Я никого не впускала в свой дом. Наше с Джульеттой место жительства, оставалось тайной, насколько это было возможно. Я использовала адрес «Мэгги на горе» в качестве своего контакта для всего. Даже в детском саду не было моего настоящего адреса. Номер телефона — да, но не место жительства. Меня не было ни в телефонной книге, ни в Интернете. Фрэнки была такой же. Мы всегда были осторожны с местом нашего проживания.

Так же бдительно мы следили за Джульеттой. Может быть, люди видели нас в городе, но нашу жизнь я не в коем случае не афишировала. Мы приглашали лишь небольшую, избранную группу знакомых — в основном это были только Мэгги и Джесси. У Фрэнки имелась пара друзей с работы, но к нам домой она никого не приводила.

Мы с Джесси бережно относились к нашей дружбе, и на протяжение двух лет так и оставались друзьями, прежде чем он начал так настойчиво ухаживать за мной. Я доверяла ему как другу. И постаралась сделать всё, чтобы мы четко оставались в дружеской зоне. Но между нами было притяжение, которое я больше не могла отрицать. И Джесси, очевидно, уже давно перестал этим заниматься.

Поэтому мы здесь. На свидании. Он выглядел лучше, чем когда-либо. Он был спокоен и хладнокровен — как и всегда рядом со мной.

А я старалась не размахивать руками и не бегать кругами, как курица с отрубленной головой.

Я нервничала по поводу отношений по веским причинам. Мой опыт общения с мужчинами был либо в высшей степени манипулятивным и основанным на лжи, либо очень созависимым. Когда дело касалось мужчин, я не могла доверять себе в принятии разумных решений.

Джесси был хорошим парнем, но даже после нашей долгой дружбы я все еще не была уверена, что достаточно его знаю. Как бы мило все ни начиналось с ним, я не могла не предвидеть, что в конце концов все пойдет наперекосяк. Я была пессимисткой, ожидающей, когда рухнет небо, когда Джесси наконец очнётся и поймет, что я не улов — я ходячая катастрофа.

И я была экспертом в бегах. Даже если бы я осталась во Фриско, существовали способы сбежать от Джесси и полностью вычеркнуть его из своей жизни.

— Может, пойдем? — он указал на свой гладкий черный грузовик, припаркованный у обочины.

В моей жизни был период, когда я бы задрала нос при виде грузовика, как у Джесси. Я бы ожидала увидеть что-нибудь спортивное. Что-то безумно дорогое. Я привыкла к мужчинам, которые были одержимыми деньгами и красивыми вещами и имели все, что они хотят. Законно они были нажиты или нет, значения не имело. Я принадлежала тому образу жизни, при котором, чтобы доказать свою значимость, необходимо было иметь блестящие вещи. И, возможно, я тоже покупалась на эту ложь. Но теперь я была свободна от подобной жизни. Мое внимание переключилось на вещи, которые имели смысл.

Как тепло руки Джесси на моей пояснице, когда он вел меня по тротуару, и пьянящий запах его одеколона. Я слушала низкий гул его дымного голоса и позволяла себе присутствовать только в этом разговоре.

Это и были вещи, которые имели значение. В течение следующих нескольких часов это было единственное, что имело значение.

Он открыл мне дверцу и подождал, пока я как можно грациознее заберусь в кабину грузовика. Я проскользнула внутрь, после чего он закрыл за мной дверь. Когда он обошёл грузовик и занял своё место за рулем, я наконец набралась смелости вновь заговорить.

— Это интересная концепция, да? Наполовину ресторан, наполовину галерея, наполовину бар.

Искусство было моей единственной слабостью. Так было всегда.

И это всегда доставляло мне неприятности.

Он улыбнулся, глядя на дорогу, когда ехал со скоростью тридцать пять миль в час по нулевому трафику.

— Это три половины.

— Тогда это место должно быть волшебным.

Он повернулся и долго смотрел на меня, пока грузовик стоял на холостом ходу у знака «Стоп».

— Волшебным, да?

Я облизнула пересохшие губы и попыталась дышать ровно.

— Просто идея.

— Мне нравится эта идея, Кэролайн. И ты мне нравишься. Я рад, что ты наконец согласилась.

— Я тоже.

Мое сердце ударилось о грудь, в то же время мой живот перевернулся. Один из моих внутренних органов называл другого лжецом. Аферистом. Воришкой. Другой просто отреагировал так, как отреагировала бы любая женщина.

— Я больше не живу в Вашингтоне, — прошептала я своему сердцу.

Оно сжалось на два размера, чтобы преподать мне урок.

— Может, ты там и не живешь, — шептало мне в ответ сердце, — но я оттуда никуда не уезжало.

Еще через несколько минут мы проехали небольшое расстояние от Мэйн-стрит и остановились перед гладким, побеленным кирпичным зданием, оживленным людьми и волнением премьеры. Легкий дождь бросал рассеянный свет вокруг обновленного здания, смягчая края и придавая ему живописный вид.

Место было переполнено, особенно для Фриско. Люди толпились вокруг здания, на тротуаре перед зданием, сбоку, сгрудившись под зонтиками в очаровательном маленьком дворике с причудливыми железными столами и беседкой, покрытой вьющимися цветами. Окна в здании были приоткрыты, из них доносились звуки музыки, смеха и жужжания болтовни. Золотистый свет озарил интерьер, освещая предметы, висящие на стенах и на отдельно стоящих дисплеях вокруг открытого пространства дизайна. Официанты сновали туда-сюда от стойки к столикам, на кухню и обратно.

Обстановка была идеальной.

Совершенно идеальной.

Джесси припарковался прямо на улице, чуть дальше от главного входа. Он поспешно обошел грузовик спереди и открыл передо мной дверцу, помогая спрыгнуть на землю. Его рука опустилась на мою талию, как только я коснулась земли.

— Ты в порядке? — спросил он, опустив взгляд на мои туфли.

— Всё великолепно, — искренне ответила я. — Это удивительное место.

Его улыбка растянулась.

— Пойдем повеселимся, Кэролайн.

Он взял меня под руку и повел ко входу в «Инициативу Вашингтона».

Я расслабилась рядом с ним, наконец-то позволив себе открыться и насладиться этим прекрасным вечером. Случайная капля дождя ощущалась как знакомый поцелуй на моей обнаженной коже. Я глубоко вздохнула и решила наслаждаться сегодняшним вечером любой ценой.

Я должна была начать наслаждаться жизнью и перестать постоянно оглядываться через плечо.

Пришло время начать прощать себя за те решения, которые я была вынуждена принять. Пришло время похоронить мертвых и обрести счастье на земле с живыми.

Тем не менее, мои ноги дрогнули прямо перед входной дверью, и сквозь меня пронёсся порыв чего-то зловещего. У меня пересохло во рту, когда я повернулась лицом к ресторану-галерее и признала, что разрешение Джесси провести меня внутрь безвозвратно изменит мою личность.

Это изменило бы всё во мне.

Это действительно был бы шаг вперед, шаг, который, как я когда-то предполагала, никогда не смогу сделать. До этих пор.

До этого парня.

— Готова? — спросил Джесси, и в его глазах блеснуло обещание на всю ночь.

— Готова, — наконец ответила я… наконец-то почувствовав себя готовой.

Позже я поняла, какой полной идиоткой была.

Глава 9

Когда мы оказались внутри галереи моё тело полностью расслабилось. Там было столько всего, что нужно было посмотреть и изучить, что я могла не обращать внимания на Джесси всю ночь.

Я всегда любила искусство. До рождения Джульетты оно было единственным пороком, которым я позволяла себе увлекаться. Мне были не нужны быстрые машины, драгоценности или пачки денег, несмотря на то, что у меня была возможность иметь всё это. Всё, что я хотела, — это красивые картины. Абстрактные идеи, воплощенные в жизнь на холсте благодаря сочетанию творческого гения и простой кисти.

— Вау, — прошептала я, пока мы ждали, что хозяйка нас заметит. — Это сумасшедшее место.

Джесси усмехнулся.

— В твоём вкусе?

Я кивнула.

— О да, точно в моём.

Основные столики были размещены вдоль стен у широких открытых окон, а работы художника, которого я не сразу узнала, были развешаны по центру. По всему пространству были размещены белые перегородки, создавая впечатление отдельных, но в то же время открытых, комнат. Освещение было прекрасное и современное, объекты искусства были подсвечены висячими прожекторами, а столы наоборот располагались вдали от яркого света.

Слева вдоль стены тянулась длинная перекладина. Я узнала одного из барменов из города. Она была одета в черное платье, похожее на моё, и смешивала причудливый коктейль. Все, что я хотела сделать, это выпить и просмотреть картины. Забыть о свидании. Забыть об ужине. Просто дайте мне алкоголь с чем бы он ни был, потому что он был великолепен.

Хостес собиралась наконец пригласить нас, когда один из официантов подбежал и что-то прошептал ей на ухо. Она нахмурилась, взглянула на свою схему рассадки, а затем на меня. Её глаза сузились, когда она продолжала слушать.

Я повернулась к Джесси, чувствуя себя неловко, и осторожно потянула за край платья.

Он, должно быть, тоже почувствовал странную вибрацию, потому что повернулся ко мне и положил руку мне на талию.

— Когда я позвонил, они сказали, что не резервируют столы.

Прежде чем я успела что-то сказать, хостес спросила:

— Сколько вас будет?

Джесси снова повернулся к ней.

— Двое.

Она посмотрела на свой график рассадки, как будто не изучала его последние пять минут.

— Столик освободится примерно через двадцать минут. А пока добро пожаловать в бар. Мы рекомендуем вам выпить и насладиться выставленными произведениями искусства.

— Все хорошо? — спросил Джесси немного неуверенно. Я могла сказать, что он ощущал себя не в своей тарелке. Я не знала, было ли это из-за галереи или шикарного бара. Фриско был довольно спокойным городом, и его рестораны и бары отражали эту атмосферу. К образу жизни Джесси больше подходили «У Фута» или ближайшая немецкая пивная, чем дорогие коктейли и изысканная еда.

— Это то, что я очень хотела сделать с тех пор, как мы вошли в дверь, — честно сказала я ему.

Его лицо расслабилось.

— Тогда все в порядке. Давай выпьем и осмотримся.

Хостес кивнула в сторону бара с ухмылкой, которую я не могла разобрать. Её странного поведения было достаточно, чтобы заставить меня задуматься, могу ли я её знать. Неужели я не осознанно чем-то обидела ее?

— Ты знаешь ее? — спросила я Джесси. Может, он встречался с ней раньше. Может, она была взбешена тем, что он был здесь со мной.

— Никогда её раньше не видел, — ответил он.

— Привет, Кэролайн, — поприветствовала меня Кэсс, когда мы подошли к бару. Я знала ее по дошкольному классу Джульетты. Её сын Макс был ровесником Джульетты.

Я стряхнула странные флюиды со стороны высокомерной хостес и сосредоточилась на хорошенькой барменше.

— Привет, Кэсс. Не знала, что ты здесь работаешь.

Она передала официанту пару бокалов и полностью сосредоточила свое внимание на нас.

— Да, я подала заявку, как только узнала, что они нанимают людей. Раньше я работала у Мика. Но здесь лучше. Ближе к дому, и отлично подстроено под мой график.

— Потрясающе. Такую работу сложно найти.

Она кивнула.

— Да, владельцы просто лучшие. И разве это место не великолепно? Это действительно самый крутой бар, в котором я когда-либо работала. Они хотели перенести Восточное побережье в Колорадо. Думаю, им это удалось.

— Это точно, — согласилась я, хотя мне было немного странно из-за того, как сильно Кэсс хвасталась своим боссом. Она, как и я, была матерью-одиночкой, нас связывало воспитание детей. Она была крутой по части печенья. Из того, что я поняла, её бывший был тем ещё подарочком, хотя она редко говорила о нем. Дело в том, что я никогда раньше не слышала от нее комплиментов в чью-либо сторону, кроме, быть может, её сына Макса.

— В любом случае, вы явно здесь, чтобы выпить. Позвольте мне помочь вам с этим.

— Мы здесь чтобы посмотреть выставку, — пояснила я. — Выпивка — это бонус. О, это, кстати, Джесси. Джесси, это Кэсс. Наши дети вместе учатся в школе.

— Парень с лошадьми, — кивнула она. — Я знаю тебя.

Кончики ушей Джесси покраснели, и я имела удовольствие наблюдать, как он засмущался.

— Ага, лошади. Ранчо Хастингов за городом.

Глаза Кэсс расширились.

— Оу, — лукаво усмехнувшись, она протянула перед нами меню напитков. — Что ж, приятно познакомиться, Джесси. Не торопитесь, пока решаете, чего вы хотите. Но я, если честно, делаю офигенный мохито.

Ее реакция почему-то смутила меня. Ранчо Хастингов было хорошо известно в округе Саммит и являлось хорошим источником доходов. Но Джесси им определенно не владел. И даже если бы это было и так, то я сказала ему «да» точно не из-за его денег.

Хотя я знала, как это выглядело. Кэсс была матерью-одиночкой, и я знала, что она боролась. Она работала допоздна, когда её мама могла присматривать за Максом. И она изо всех сил пыталась платить за дошкольное образование каждый месяц. Она увидела меня и подумала о том же.

Но мне не нужны были деньги Джесси.

У меня были свои.

Может быть, это был не тот достаток, который у меня когда-то имелся, но для нас с Джулс этого было достаточно.

В любом случае, я заказала её малиновый мохито, и она не обманула. Оно было удивительным. Джесси взял пинту пива из местной пивоварни, и мы вышли из бара, чтобы осмотреть экспонаты.

Теперь, когда мы обосновались в зале, разговор с Джесси стал немного напряженным. Поначалу мы просто неловко стояли перед картиной, молча рассматривая детали.

Меня это устраивало, однако, я чувствовала, что Джесси становится все более и более неловко. Вначале я игнорировала его. Картина захватывала дух. В центре стоял силуэт женщины, ее тело было приподнято на цыпочках, а лицо прикрыто длинным капюшоном. Её пальцы едва касались поверхности воды, заставляя ее колыхаться во всех направлениях. Её была голова наклонена в сторону, а руки вытянуты. Это было завораживающе. Она испытывала боль? Или и вовсе что-то потустороннее? Фон представлял собой интересную смесь темного неба и огромных звёзд. А в углу холста инициалы закручивались так, что я не могла их прочесть.

Я все равно покосилась на них. Почему-то при виде этой картины я чувствовала себя спокойно, как дома. Я решила, что девушка не испытывает боли. Она что-то предлагала. Или дарила.

— Это действительно красиво, — пробормотал Джесси, когда я продолжала смотреть на картину.

— Ты где-нибудь видишь имя художника? — спросила я его. — Я не могу найти.

Он огляделся.

— Ты думаешь, что все это один и тот же человек?

— Да, думаю что так. Посмотри на детали, на то, как сформированы тела, все в одном стиле. Это инсталляция одного художника. Я просто не узнаю ни одной детали.

— Значит, ты действительно увлекаешься искусством? — удивленно спросил Джесси. — Ты тоже рисуешь? Или просто ценитель?

Мы перешли к следующей картине. Другая женщина, на этот раз её лицо было прикрыто лишь частично. Я долго моргала. Женщина казалась знакомой. Я не могла понять почему, но что-то в её лице я узнала.

— Просто ценитель, — наконец ответила я на вопрос Джесси. — Я имею в виду, что я определенно пробовала себя в живописи раньше. Когда была моложе. Но я изо всех сил пыталась найти собственный почерк.

— Что ты имеешь в виду?

Я оторвала взгляд от женщины, наполовину погруженной в то же озеро, что и на последней картине. На этот раз её капюшон откинулся назад, закрыв только глаза, когда она запрокинула голову и судорожно вздохнула.

Я сосредоточилась на Джесси, решив уделить ему всё своё внимание и перестать так грубо себя вести, и сказала:

— Просто я никогда не находила внутри себя того оригинального голоса, той уникальной истории, которую я должна была рассказать. Я научилась копировать других художников, создавать то, что уже было создано. Но написать что-то оригинальное я не могла.

— Мне очень трудно в это поверить. Тебе так… комфортно в собственной шкуре.

Мои щеки слегка вспыхнули.

— Имеешь в виду, что я странная.

Он усмехнулся.

— Нет, я совсем не это имел в виду. Я говорю о том, что ты такая уверенная в себе. Потому что ты полностью уверена в том, кем ты являешься. Я не могу представить, что ты изо всех сил пытаешься познать себя. Даже в живописи.

Его комплименты успокоили мою былую неуверенность, о которой я и не подозревала до сих пор.

— Я была моложе, — объяснила я. — И, честно говоря, я действительно не знала кем была. Я сильно повзрослела с тех пор, как переехала в Колорадо. Полагаю, что наличие ребенка поспособствовало.

— Что же привело тебя во Фриско? — его вопрос был настолько естественным, что я не могла даже винить его в этом.

Я была тем, кто озвучил свой ход. По сути, я открыла ему дверь. Но я всё ещё не хотела отвечать. Даже кому-то вроде Джесси, которому я доверяла больше остальных.

Сделав глоток мохито, я вернулась к картине. Вот почему мне не следует с кем-либо встречаться. Причина находилась прямо здесь. Куда это вообще могло зайти?

Я должна была лучше проиграть этот момент. Должна была продумать каждый сценарий, все возможные исходы. Где была моя хваленая осмотрительность?

Конечно, я могла бы придумать всё на лету. Я могла бы солгать в ответ на каждый его вопрос. Но тогда наши отношения были бы сборником лжи и недомолвок. Я могла бы даже запомнить все и держаться за это, но тогда Джесси никогда бы не влюбился в меня. Он влюбился бы в девушку, которую я ему представила, девушку, которую я выдумала, чтобы дать ему красивые ответы, которые не убьют его.

Я даже не смогла бы раздеться перед ним, не объяснив, почему на моей правой груди находится татуировка с ортодоксальным крестом, а на левом бедре кот в сапогах. Символы моей старой жизни, моего прежнего положения вора. Я была частью братвы. Я была их солдатом. Я не была русской по крови, но во всем остальном я на сто процентов была Волковой.

Но я не продумала всё до конца, потому что никогда не предполагала, что скажу этому человеку «да». Тот факт, что я не только согласилась на свидание, но и умудрилась не думать о том, что будет дальше, говорил о том, что я серьезно теряю хватку.

Проклятье, Каро.

Не то чтобы я могла продолжать встречаться с ним. Я никогда не смогла бы стать той девушкой, которую он ожидал. Я бы никогда не открылась ему и не рассказала бы о своем прошлом, о том, что привело меня в Колорадо, или о том, почему в багажнике моей машины спрятана дорожная сумка, а по всей квартире хранятся деньги. Я даже не могла честно ответить на простые вопросы, например, где мои родители? И почему мы ни разу их не навещали? Или на элементарные вопросы, типа, где я ходила в начальную школу? Есть ли в Facebook?

Я облизнула пересохшие губы и пробормотала глупое оправдание, которое когда-то давным-давно дала Мэгги.

— Мне просто нужно было сменить обстановку.

Он подошел ближе, без сомнения, изо всех сил пытаясь меня услышать.

— В самом деле? Поэтому ты переехала сюда?

Я должна была знать, что Джесси будет недостаточно легкомысленного, шаблонного ответа. Он хотел узнать, кем я была на самом деле и что заставляло меня принимать жизненно важные решения. Он хотел узнать меня, настоящую. Но он ни в коем случае не мог узнать правду. И не только потому, что я боялась напугать его, или что он вызовет полицию, или даже того, что он меня осудит. Ради него же самого он никогда не должен узнать о моем прошлом. Ради его безопасности.

Снова встретившись с ним взглядом, я бросилась в ложь, в обман, в игру, в которую я запросто могла играть. Он хотел от меня большего. Ну, здесь было еще кое-что.

— Я влюбилась в горы. Для меня это было похоже на любовь с первого взгляда. Я хотела жить в каком-нибудь месте с глубиной, душой и… индивидуальностью. Я подумала, а почему бы и нет? Я спросила Франческу, не хочет ли она поехать со мной, что, она, конечно же, и сделала. Мы бросили все в мою машину и поехали сюда. Это было лучшее решение, которое я когда-либо принимала.

Его губы растянулись в милой улыбке. Он мне поверил.

— Я согласен с тобой.

Что-то в его слепом доверии тронуло мое сердце, сорвав твердые слои, которые я отстроила вокруг своего бессердечного взгляда на жизнь. Это заставило меня возненавидеть то, насколько я была убедительна, насколько хорошо я всегда владела игрой. Джесси Хастинг был намного лучше меня. Он был таким хорошим, какой я никогда не стану. Было несправедливо с моей стороны удерживать его влечение. Он заслуживал кого-то получше меня.

Мимо прошла официантка, и я ухватилась за возможность сменить тему.

— Прошу прощения.

Я коснулась её плеча, прежде чем она успела отойти. Когда она повернулась ко мне, я указала на картину.

— Кто автор этих картин? Кажется, я нигде не могу найти имя.

Она улыбнулась той же обожающей улыбкой, что и Кэсс в баре.

— Он один из владельцев, — пояснила она. — Он и его партнер хотели начать с его взноса.

Когда я услышала это, в моей груди вспыхнуло благоговение.

— Он художник по профессии? — опередив меня, спросил Джесси. — Или бизнесмен?

Официантка фамильярно улыбнулась.

— Он утверждает, что немного и того, и другого. — Она огляделась вокруг, но мы были в центре галереи, и большая часть нашего обзора была заблокирована другими картинами и гуляющими вокруг гостями. — Он где-то здесь. Я укажу на него, если найду его.

Сердце в моей груди забилось с предупреждением. Чувство страха скользнуло по мне, оставляя за собой жирный след слизи. Я заметила другую картину, и та же смутно знакомая женщина смотрела на меня из центра. Это была не просто эмоциональная связь с картиной или каким-то неосязаемым художником. Я знала эту работу.

Я знала этого художника.

— Как его зовут? — спросил Джесси, совершенно не обращая внимания на панику, которая вызвала у меня всплеск адреналина.

— Август Освальд.

Август Освальд.

Август.

Освальд.

Я знала Августа. И я знала Освальда. Отца и сына. Только я знала их как Гаса и Оззи.

Вот дерьмо.

Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Сделав шаг назад, я приготовилась бежать. Но все же какая-то глупая, упрямая часть меня отказывалась принимать это как реальность.

На самом деле этого не могло быть. Они не могли меня найти.

Записка. Коробка с Георгином. Ошибки. Совпадения. Жестокий поворот судьбы. Но просто случайный.

Но я знала лучше.

Старая Кэролайн уже ушла бы. Я бы бросила Джульетту в машину и даже не оглянулась бы на этот сонный городок.

К этому моменту я была бы на полпути к Мексике. Или к луне. Куда угодно, что угодно, лишь бы избежать возможности быть найденой.

После пятилетнего затишья я сошла на нет. Я расслабилась. Я была словно наживка, возомнившая себя акулой. Только у наживки не было инстинктов, и она не знала, как укусить, если на неё нападут. Наживка была липкой, беспомощной и не живой.

Черт возьми, я тоже собиралась стать не живой?

— О, а вот и он.

Игривая официантка указала на галерею.

Я отказывалась смотреть.

— Который из них? — спросил Джесси.

— Тот, что в головном уборе. — Я готова была поспорить, что это вязанная шапка. — Второй владелец тоже где-то здесь, — объяснила она, как бы открывая нам секрет.

Партнер?

Раньше я думала, что партнёры бывают только в браке. Как будто они были вместе — партнеры. Но теперь я поняла, что ошиблась. Это было очень неверное суждение.

Я не могла дышать. Я действительно не могла дышать. Мои легкие начали издавать хриплые звуки, и мое горло почти закрылось. Этого не могло быть.

Я повернулась спиной к Джесси и официантке в направлении, противоположном Августу Освальду — что, кстати, за идиотские имя — и оглядела галерею в поисках выхода. Но я ничего не увидела! Мой обзор был заблокирован картинами, разделителями и напоминаниями о том, что в прошлом я совершала серьезные ошибки — ошибки, от которых я не могла бежать вечно.

День расплаты пришел, и я была подготовленна к нему хуже, чем когда-либо.

— Глупая наживка, — прошептала я сама себе, хватаясь за грудь на случай, если внезапная боль окажется настоящим сердечным приступом.

— Вы заинтересованы в покупке предмета? — официантка продолжила. — Вам необходимо поговорить с ним. А затем вас обслужат в первую очередь.

— Спасибо, — сказал ей Джесси. — Мы пока смотрим, но…

— Джесси, мне нехорошо, — выпалила я, что, на сей раз было абсолютной правдой. — Кажется, я заболела.

Его рука опустилась мне на плечо.

— Что не так? — спросил он с беспокойством.

Я изо всех сил пыталась вдохнуть, наполнить легкие кислородом, в котором они так нуждались.

— Мне нужно домой. Мне нужно домой прямо сейчас.

— Хорошо.

Рука Джесси обняла меня за талию, помогая двигаться вперед. Но это не было похоже на помощь. Это было похоже на то, что якорь замедляет меня, удерживает от побега, в котором я отчаянно нуждалась.

Я хотела оттолкнуть его руку, оттолкнуть его самого и просто сбежать. И бежать. Бежать без оглядки. Я вздрогнула, ощущая свой страх как физическую боль. Как пулевое ранение в живот, как нож в спину.

Я была почти удивлена, что не упала и не начала истекать кровью прямо здесь, на этом холодном бетонном полу.

— Я отвезу тебя домой, Кэролайн, — пробормотал он рядом с моей головой. — Все будет хорошо.

Нет, не будет. Ничего больше не будет хорошо.

— Прямо сейчас, — прохрипела я. Мои ноги походили на желе, а мой разум был неподвижным и диким, безумным, в нем барахталось такое количество мыслей, что их невозможно было различить. И эта реакция совершенно отличалась от той, которая у меня должна была быть.

Как правило, находясь под давлением, я была очень спокойна, очень собранна. Я была чертовым гением, когда дело касалось выхода из сложных ситуаций. Бога ради, мы с Франческой сбежали от пахана Волкова.

Но сейчас? Когда мне необходимо было держать всё под контролем, проявить всю свою изобретательность? Сейчас я рухнула, как трусиха.

Меня подавил страх, разоблачая меня, и если бы я не собиралась со своими мыслями в следующую секунду, все было бы кончено.

Все это.

Моя новая жизнь. Мое блестящее будущее.

Моя дочь.

Найдя силы где-то глубоко внутри, я вцепилась в них и сделала ещё один прерывистый вдох.

«У тебя есть хребет, — напомнила я себе. — Используй его».

— Кэролайн, серьезно, ты меня пугаешь, — мягко пробормотал Джесси. — Ты будешь в порядке? Мне нужно позвать на помощь?

— Я в порядке. — И когда я сказала эти слова, я решила, что они будут правдой.

Я бы выбралась из этого.

Я бы вытащила из этого Джульетту.

Но затем моё прошлое вышло из темной гробницы, в которой я его похоронила, и схватило мое настоящее удушающим захватом. Все демоны, от которых я бежала, от которых я пряталась, врезались в мою безопасную гавань, вызвав огненное столкновение, которое потрясло мое тело, разум и душу.

— Каро? — раздался сквозь галерею голос.

Мы все еще находились в центре ресторана, белые перегородки изображали искусство со всех сторон от нас, наполовину скрывая других посетителей, наполовину изолируя нас от всех остальных.

Знакомый голос вновь обратился ко мне.

— Каро, это ты? — Он был глубже, чем я помнила, более интеллигентный, более мужественный. И все же у него сохранилась та резкая интонация, которая напомнила мне о моем детстве, о том, как я крадучись перемещалась по складам и воровала конфеты на заправках.

— Он с тобой разговаривает? — спросил Джесси с искренним недоумением.

Я выпрямилась. Мое лицо было бледным, лишенным всей крови, цвета и жизни, которые я вливала в свое тело пять лет. Теперь я была трупом, готовым к приговору и наказанию.

— Думаю, да, — сказала я Джесси.

Не заметив приближающегося к нам человека, Джесси тихо спросил:

— Вы знакомы?

— Думаю, да, — повторила я.

А потом он оказался прямо рядом с нами. Прошлое встретилось с настоящим. Жизнь встретила смерть.

Пока это длилось, все было хорошо.

Но теперь все было кончено.

Все было кончено.

— Каро, я не могу поверить, что это ты!

Я, вызывающе приподняв подбородок, повернулась к Гасу. Один его вид был пощечиной, ударом в горло, какими бы ни были другие аналогии ощущения полного избиения при одном лишь взгляде на кого-то. Это был Гас. Гас был здесь. Прямо передо мной. Я могла бы прикоснуться к нему, если бы захотела. Он был здесь, и я была здесь, и мое сердце болело от одного взгляда на него.

Мне сразу же хотелось закричать, убежать и заплакать. У него было преимущество, потому как он увидел меня первым. Он уже взял себя в руки. А может, он был лучшим актером. Но меня начало трясти. Это все, что я могла сделать, чтобы удержаться на ногах. По прошествии всего этого времени, после всего, что я сделала, чтобы мы больше никогда не виделись… мы оказались здесь.

Наши взгляды встретились, и я подумала, что меня стошнит. В его глазах вспыхнуло что-то острое и ненавистное, что выпотрошило меня до глубины души, выдавая мои худшие грехи.

Предательство.

Я предала его.

— Боже мой, Гас, — недоверчиво сказала я, позволяя реальным эмоциям исказить мой тон, мой голос был хриплым и напряженным из-за попытки говорить. — Не могу поверить, что это ты.

Его улыбка была волчьей, понимающей.

— Бьюсь об заклад, ты не можешь.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я со всей вежливостью, хотя на самом деле мне хотелось громко закричать, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ???

Последовала тяжелая пауза в тишине, прежде чем он дразняще сказал:

— Разве ты не хочешь знать?

— Вы знаете друг друга, Кэролайн? — прямо спросил Джесси.

Я повернулась к Джесси, вспомнив, что он был с нами. О Боже! Мне нужно было вытащить его отсюда. Как можно быстрее.

Его рука все ещё находилась у меня на спине, его ладонь лежала на моем бедре. Гас отследил это легкое прикосновение с не столь тонким поднятием бровей, заставляя весь цвет, который сошел с моего лица, вернуться с горячей, красной местью.

— Кэролайн, кто твой друг? — спросил Гас, по-прежнему небрежно, по-прежнему беспечно, в той же розочаровывающе спокойной манере.

Я не могла говорить. Я конечно попыталась. Но слова не слетали с моих губ. Они застряли в моем горле и пытались задушить меня до смерти.

У меня не было возможности познакомить Джесси с Гасом. Или Гаса с Джесси. Или возможности осознать, что это происходило в реальности, а не в одном из моих худших кошмаров. Я должно быть спала.

Верно?

Это был кошмар??

Верно же?!?

Поэтому вместо того, чтобы представить двух мужчин, у которых не было никакой необходимости встречаться друг с другом, я молча билась и старалась не потерять сознание.

— Я Гас. — Он протянул руку и подождал, пока Джесси пожмет её, из-за чего поддерживающая меня хватка на спине должна была исчезнуть. — Старый друг Каро.

— Я Джесси, — сказал мой спутник, наконец взяв Гаса за руку. — Это большой сюрприз. Кэролайн никогда о тебе не упоминала.

— Приятно познакомиться, Джесси. Кэролайн такая забавная. Она, наверное, никогда никого не упоминала, верно? Такая вот она. Скрытная.

Он подмигнул мне, как будто все это было весело.

Но это было совсем не весело. Чертовски не весело.

Он выглядел совсем не так, каким я его помнила. Было трудно примирить долговязого двадцатидвухлетнего парня, которого я оставила, с мужчиной двадцати семи лет, стоящим передо мной. На его лице были его черты, мальчишеское озорство, которое он никогда не мог скрыть, взлохмаченная копна темных волос. Фирменная шапка. Улыбка.

Но в тоже время он был совсем другим. Широкие плечи и мускулистые руки. Его джинсы были стильно потертыми, дорогими, совсем не похожими на рваные, поношенные джинсы, которые он носил в детстве, потому что его в любом случае не заботило, как он выглядит. Его джемпер тоже был дорогим. Кашемировым. Гас, которого я знала прежде, никогда не носил ничего, кроме футболок, на которых находились глупые веселые надписи.

Единственное, что было знакомо в его стиле, — это кожаные полоски на запястьях, которые раньше принадлежали Аттикусу. С годами они поистрепались. Инициалы «АО» были выгравированы на золотом медальоне в центре. По спине пробежал холодок. Вот кем был его деловой партнер?

Аттикус?

И если да, то какого черта они здесь делали?

Если они хотели убить меня, зачем им понадобились все эти хлопоты с открытием галереи? Очевидно, они бы использовали вымышленные имена, но зачем прилагать все эти усилия?

— Мы не общались много лет, — быстро сказала я Джесси в ответ на комментарий Гаса. — Это было… Э-э, как давно это было, Гас?

— Пять лет, — прямо сказал он. — Прошло почти ровно пять лет.

Пытаясь рассмеяться над внезапной резкостью в голосе Гаса, я, не сводя с него глаз, повернулась к Джесси. Возможно, когда-то он был мне близок, как брат, но я не доверяла этому человеку. Даже чуть-чуть.

— Пять лет. Трудно поверить, что это было так давно.

Джесси купился на мою обнадеживающую улыбку. Я наблюдала, как вопросы, которые он хотел мне задать, вспыхивали в его мозгу. Он повернулся к Гасу.

— Вы познакомились Кэролайн на Восточном побережье?

Глаза Гаса подозрительно сузились, осознав то же самое, что и я. Джесси увидел в этом возможность узнать о моем прошлом. И не имело значения, как я поступила с Гасом, он не ценил лицемерия. Даже, несмотря на то, что Джесси был относительно безобидным.

Гас проигнорировал его вопрос, вскинув подбородок в знак приветствия кому-то позади меня.

— Смотри, на кого я наткнулся?

Мой живот упал в пятки. Инстинкт велел мне бежать. Это был он.

Убирайся. Убирайся из этого места. Из этого города. Из этой чертовой страны!

Вместо того, чтобы сделать что-либо из этого, я повернулась, чтобы поприветствовать новичка одновременно с Джесси.

Если увидеть Гаса после всего прошедшего времени было похоже на удар по лицу, то обернуться и найти Сойера Уэсли было еще хуже. Настолько хуже, что у меня не было адекватного способа описать это. Я чувствовала себя вывернутой наизнанку, привязанной к потолку за пальцы ног, так что все мои секреты могли выпасть из меня и приземлиться этажом ниже. Я чувствовала себя открытой, прозрачной и сломанной пополам.

Вот он. Живой. И свободный. Он стоял передо мной. И все, чего я хотела, это исчезнуть.

— Вот так сюрприз, — мягко поприветствовал Сойер, без малейшей заминки.

Мой рот открылся, и в то же время мое сердце остановилось и перестало биться. Я был мертва.

Это должна была быть смерть.

Гас ударил меня ножом в спину, выстрелил в голову или сделал что-то непоправимое, что привело к смерти. И в настоящее время я истекала кровью по всему полу его художественной галереи.

Это не могло быть реальной жизнью.

Сойер был здесь.

Сойер стоял передо мной.

Сойер вышел из тюрьмы и был здесь, в Колорадо. В пределах досягаемости.

Мой взгляд переместился от его рта вверх по его носу к тем сияющим голубым глазам, которые вызвали в моей душе такую глубокую боль, что я могла поклясться, что она разорвала меня на две части. И там я остановилась, пойманная в ловушку холодного безжизненного ничего, смотрящего на меня.

В заложниках у одного человека, которого я никогда больше не ожидала увидеть.

Парня, в которого я влюбилась, когда мне было десять лет. Парня, которому я позволила изменить весь ход моей жизни.

Отцом моей дочери — дочери, о существовании которой он не подозревал.

Глава 10

Десять лет назад

Стояла середина января, а я была без дурацкого пальто. В прямом смысле.

Раньше у меня было пальто.

Это было прекрасное пальто. Длинное, пушистое и такое тёплое. Но сейчас, в середине зимы, в разгар задания, у меня его не было.

Мне хотелось что-нибудь пнуть.

— Где твое пальто? — спросил Гас, запрыгивая на подпорную стенку рядом со мной.

Моя челюсть дрожала, когда я всеми силами пыталась бороться с пронизывающим ветром.

— Его стащила та шлюха, которую мой отец привел домой прошлой ночью.

— Его вкус к женщинам с годами определенно стал хуже, — утешил Аттикус в своей манере, которая, к слову, вовсе не была утешительной. — Что кое о чем говорит, так как я думал, что твоя мать была самым грязным куском мусора, который он мог взять. — Аттикус улыбнулся Гасу. — Я имею в виду, тот, что находится на самом дне мусорки.

— Заткнись, идиот, — прорычала Франческа. Она тоже дрожала, но только потому, что весила едва ли сто фунтов. Как бы она ни была закутана, ей нужно было больше мяса на костях. — Это чертовски уродливые слова. — Она прошла мимо него, напомнив ему, что ее задница, вероятно, была единственной не костлявой частью ее тела.

— Кроме того, — поддразнила она, — если мы хотим поговорить о неразборчивых в связях матерях, твоя возглавит список навеки.

— Боже, Фрэнки, — простонал Гас. Мать Аттикуса и Гаса все еще была замужем за их отцом. К нашему великому удивлению, так как она долгое время была не верна своему очень опасному мужу. Я предполагала, что каждый раз, когда Гас и Аттикус возвращались домой, они удивлялись, видя, что их мать все еще дышит.

Не то, чтобы Оззи был предан ей в ответ. На самом деле, вероятно, именно его неверность на протяжении всей его жизни толкнула ее в объятия других мужчин. Но Оз был владельцем совместного предприятия с самым могущественным российским синдикатом в Вашингтоне. А она была просто пустышкой.

К тому же не молодеющей.

Лицо Аттикус разгладилось, превратив его в того холодного серийного убийцу-психопата, которого мы все любили и жаловали. А затем он обратил свой жестокий взгляд на Фрэнки.

— Не самая лучшая идея — упоминать мою мать.

Она даже не вздрогнула.

— Ну так скажи какую-нибудь гадость о моей матери. Ответь. Я бросаю тебе вызов.

Аттикус отвернулся, зная, что ни черта не может сказать Фрэнки. Не говоря уже о её покойной матери, любимой сестре наших боссов.

— Я до сих пор не понимаю, почему ты здесь, принцесса. Тебе не место среди нас.

— С «нами» — это с кем? — спросил Гас. — С рабочим классом?

Аттикус оттолкнулся от стены и пошел прочь. Бросив «Точно» через плечо.

— Что с ним сегодня не так? — спросила я без всякой, не ожидая ответа.

Ни Гас, ни Фрэнки не ответили. С ним всегда было что-то не так. Он вечно был чем-то недоволен. Или что-то в этом роде.

Однако недавно у меня появилась догадка из-за чего он был таким. Ему нравилась хорошенькая, неприкасаемая, злая на весь мир принцесса. А она только что оскорбила его мать.

Сойер пересек улицу и направился в нашу сторону. Его длинные ноги решительно и быстро преодолевали расстояние, так, что даже казалось будто остальной мир замедляется. Он держал руки в карманах, а на шее у него был повязан клетчатый шарф.

Я затаила дыхание, наблюдая, как он движется к нам. Я никогда не видела никого более захватывающего дух, чем Сойер. Он просто не мог быть человеком. Я отказывалась верить, что он был обычным смертным.

И за те пять лет, что я его знала, он только и делал, что доказывал мою правоту.

Падший ангел. Такова была моя нынешняя теория.

Он подошел прямо ко мне, встал между моих ног и потер руками мои предплечья. Я погрузилась в его тепло, нуждаясь в нем так сильно, насколько это вообще возможно.

— Где твое пальто? — спросил он гораздо более твердым, более собственническим тоном, чем Гас.

Когда он был так близко, пахнущий сигаретным дымом, мятой и этим новым мылом, которым он начал пользоваться, я теряла способность складывать связные предложения. Либо так, либо у меня было обморожение мозга.

— Счастливая ночная дама её отца сбежала с ним, — объяснил ему Гас.

Сойер нахмурился, его причудливо голубые глаза потемнели от беспокойства. Его руки скользнули вниз по моей шее и вверх, чтобы обхватить мое лицо. Мне нравилось, как его мозолистые пальцы царапали мой подбородок, и как их кончики исчезали в моих волосах.

— Ты собираешься купить новое?

— О… конечно. — Я облизнула пересохшие губы и пожалела, что у меня не хватило смелости сказать ему, чтобы он не останавливался. Несмотря на то, как сильно мне нравилось его внимание, я действительно замерла.

— Скажи ему правду, Каро, — потребовала Фрэнки.

Я подавила рычание, ненавидя то, как много я рассказала ей в метро.

— Мне нечего сказать, Фрэнки. Я всё улажу.

Фрэнки закатила на меня глаза.

— Её старик смылся с её сбережениями.

— Фрэнки!

Она взглянула на Сойера.

— Со всеми.

Я уронила лицо в замерзшие пальцы.

— На самом деле это не имеет значения. У нас сейчас есть работа, не так ли? Я могу подождать, пока нам не заплатят.

— Сколько он взял? — потребовал Сойер.

Я покачала головой. Я не собиралась говорить ему об этом. Сумма была отвратительной. Меня тошнило каждый раз, когда я думала об этом.

Сойер опустил голову и выдержал мой пристальный взгляд. Я так отчаянно хотела отвернуться. Очень сильно. Но я не могла. Он владел очень неприятной способностью меня гипнотизировать. И вытягивать из меня глупую правду.

Было бы легче солгать, если бы я могла смотреть куда-то в другое место. В любое другое.

Но у меня не было возможности.

И я не могла ему врать. Что меня серьезно сбивало с толку.

Фрэнки сказала, что это из-за того, что он всегда прикасался ко мне. Она утверждала, что гораздо труднее лгать, когда ты возбуждена.

Очевидно, она была идиоткой.

Его прикосновения даже не походили на сексуальные. Он просто… Я даже не знала, что с ним было не так. Но когда мы были вместе, его руки были на мне. Его рука обнимала меня, или он держал меня за руку, или он притягивал меня к себе на колени перед всей нашей командой и просто ожидал, что я буду сидеть там, как будто это было самой нормальной вещью в мире.

И, может быть, так было бы, если бы я была его девушкой, или если бы он признался, что я ему нравлюсь, или что-то в этом роде. Но всё было совсем не так.

Он поцеловал меня один раз, пять лет назад, когда мне было десять, а ему тринадцать. Но это был единственный раз.

Теперь, когда мне было пятнадцать, а ему восемнадцать, и мы оба были официальными сотрудниками Волкова, он держал между нами совершенно платонические отношения.

За исключением нежных прикосновений.

И иногда взглядов, от которых у меня подгибались колени.

— Много, — наконец призналась я.

— Это были её деньги на колледж, — добавила Фрэнки.

Позже я собиралась прибить её. Она вечно жаловалась, что с ней обращаются иначе и что все её боятся. Ну, только не я. Я определенно собиралась придушить её.

— Черт возьми, Каро, — прорычал Сойер, отходя от меня.

Желание заплакать кололо в глубине моих глаз, но я не позволила слезам пролиться. Это была чертовски большая сумма, но мне пришлось положить её в тот дурацкий банк. Мне следовало получше их спрятать. Мне следовало лучше их защитить.

Вместо этого я оставила их там, где любой мог их найти. Да, ну, они были в моей квартире, в моей комнате, спрятаны в месте, о котором, как я думала, знала только я, но у моего отца были проблемы. Я знала, что это правда. Он вел себя так, будто все в порядке, но я знала, что он снова начал играть в азартные игры.

Что было опасным поступком для букмекера и игромана.

— Я собираюсь вернуть их, — для пущей убедительности объявила я Фрэнки, Сойеру и Гасу. — Он заплатит мне.

Сойер расстегнул молнию на своем пальто, стянул его и обернул вокруг меня. Я закрыла глаза от ощущения тепла и его запаха, все еще сохраняющегося на подкладке.

— Вот, по крайней мере, возьми пока моё.

— Тогда ты замерзнешь, — тихо сказала я.

Он пожал плечами.

— Я переживал и худшее.

Он всегда так говорил, и мы все ему верили. Что бы ни пришлось пережить Сойеру, прежде чем он присоединился к синдикату, это был сущий ад. Он никогда не рассказывал о своей жизни до того, как Толстый Джек нашел его на улице. Он пробрался в синдикат, когда помогал братве украсть целый контейнер ирландского оружия. Но нужно было лишь взглянуть на него, чтобы сразу всё понять. Он взлетал по служебной лестнице братвы быстрее, чем любая Шестерка в истории организованной преступности.

Он был главарём нашей шайки, нашим авторитетом. А мы были его бойцами, его солдатами. И мы знали, что через несколько лет он станет одним из главных. Глаза Сойера были устремлены вверх. Это был только вопрос времени, когда он доберется туда.

Вот почему Аттикус так сильно ненавидел его. Сойер украл славу Аттикуса, сделав её своей и оставив Аттикуса на заднем плане с остальными из нас, теми кто не хотел этим заниматься.

— Мы поговорим о деньгах позже, — пообещал Сойер. Я кивнула, молясь, чтобы он забыл обо всем этом. Я бы справилась с отцом и без него. Мне не нужна была помощь, и я не хотела получать её от него. Обращаясь к группе, он сказал:

— Они готовы к посвящению. Мы нападем ночью.

Фрэнки наклонилась вперед.

— Они хотят, чтобы мы ворвались в дом мэра?

Сойер невозмутимо добавил:

— И обчистили его.

— Ты что, с ума сошел?

— Они хотят, чтобы все было чисто. Ничего не сломайте. Не должно быть никаких признаков того, что мы там были. Они просто хотят, чтобы все исчезло. — Он потер подбородок. — Кроме того, там есть собака.

Мы все посмотрели друг на друга. Я ненавидела собак. Особенно красть их.

— И что мы получим с этого? — спросил Гас.

— Вашу обычную долю.

Мы все вздрогнули. Нам хорошо платили, но не настолько, чтобы рисковать вломиться в дом мэра Вашингтона и украсть всё ценное.

Кроме Сойера и Аттикуса, остальные из нас были здесь против нашей воли. Гаса принудил к этой жизни его отец. Фрэнки потребовала, чтобы ей дали работу, но только для того, чтобы она могла сбежать из красивой тюрьмы, которую для нее построили её дяди. А меня засосало, когда я украла кое-что для Сойера.

Иногда я ненавидела его за тот день так же сильно, как любила.

А я на самом деле любила его.

Я была влюблена в него с тех пор, как он поцеловал меня в тот день. Ненависть и любовь всегда враждовали во мне из-за этого мальчишки, который мог уговорить меня на что угодно.

Это было запутанно. Я знала, что это так. Но также я знала, что ничего не могу с этим поделать. Я пыталась в течение пяти лет. И все же я была здесь, втайне вдыхая запах теплого пальто, обернутого вокруг меня.

— Мы встретимся в нашем месте сегодня в девять вечера, — продолжил приказывать Сойер. — Гас и Фрэнки, вы останетесь с Аттикусом. Каро, ты со мной.

Я проигнорировала выражение «я же тебе говорила» на лице Фрэнки. Она была убеждена, что он тоже в меня влюблён.

Но чего она не понимала, так это того, что такие парни, как Сойер, Аттикус и Гас, не влюбляются. Они трахаются. Много. Может быть, в конце концов они женятся, но только для того, чтобы обзавестись парой сыновей. Однако для них ничего не изменится. Они никогда не перестанут валять дурака. И они действительно не способны на любовь.

Просто спросите любого из наших отцов.

Гас спрыгнул на тротуар. Он засунул руки в карманы и натянул вязаную шапочку.

— Тогда у меня есть работа, которую нужно сделать. Я полагаю, там есть охрана?

— У него итальянские наёмники, — объяснил Сойер. — Боссы недовольны тем, что он не хочет сотрудничать.

— Вот почему он не взял девок в прошлые выходные? Наш поздравительный подарок? — спросил Аттикус с окраины нашего круга.

Сойер кивнул.

— Он находится на своем посту уже две недели. Достаточно долго, чтобы понять, как все работает.

Аттикус пожал плечами, соглашаясь с Сойером. Тем временем кислота уже обжигала мне горло. Я поняла, что если мэр уже работал с итальянцами, то он знал, во что ввязывается. Если уж он выбрал сторону в продолжающейся войне за подполье Вашингтона, тогда он знал, что будут последствия. Он знал, что ничто в его жизни не было безопасным или защищенным.

Он, может, и не ожидал, что русские нападут на его дом через две недели после вступления в должность. Но ему следовало это сделать.

Эти люди играли нечестно.

И они, черт возьми, точно не вели себя по-доброму.

Мы выполняли эту работу намного дольше, чем он. Мы знали, кто победит на выборах, задолго до того, как они состоялись. Прошлым летом нам всем раздали наши роли. Гас устроился на работу к ландшафтному дизайнеру и каждую неделю подстригал двор. Аттикус вызвался добровольцем в предвыборный штаб. Мы с Фрэнки познакомились с его дочерью, гуляя у бассейна, куда она обычно ходила со своими друзьями. А Сойер всем этим руководил. Мы знали все тонкости его жизни. Мы знали, когда он вернётся домой, а когда уйдет. И мы знали планировку его дома.

Это было чистое попадание. Мы бы вошли. Мы бы выбрались. Мы бы забрали у него все, даже его собаку, послав четкий сигнал пересмотреть то, кому он предан. С этого момента его обстоятельства будут постепенно ухудшаться, пока он не подчинится.

Мне было его жаль. Да, он встал на сторону итальянцев, но какой у него был выбор? Округ Колумбия был переполнен преступностью, кишел ею. Вы не могли занять государственную должность любого уровня, не столкнувшись с каким-нибудь преступным синдикатом или тактикой запугивания банд — это продолжалось и продолжалось. По крайней мере, итальянцы были значительно тоньше, чем, к примеру, ирландцы. Или мы. Украинцы изо всех сил пытались закрепиться здесь, и они были жестокими дикарями. Мексиканцы, Растас, якудза… Все были здесь. Все хотели по кусочку пирога.

Это правда, что большинство людей были достаточно умны, чтобы залечь на дно, позволить бандитизму и растущей преступности прикрыть организованную деятельность, но это не означало, что Вшингтон не имел своей справедливой доли. А почему бы и нет?

Вашингтон был самым коррумпированным городом в стране. К тому моменту, когда политики занимали свои должности, стрелки их моральных компасов уже в половину указывали в сторону зла. И ещё была «финансовая банда». Один процент высшего общества. Уже настолько извращённых деньгами, что им было все равно, с кем они заодно, лишь бы их планы были исполнены. Лоббисты. Полиция. Чертов мэр. Округ Колумбия был выгребной ямой.

Так что да, мы таились на дне, потому что не хотели злить ФБР, но этим городом правили мы.

Гас изобразил, как печатает на компьютере.

— Тогда я посмотрю, что могу сделать с системой безопасности.

— Было бы здорово, — ответил Сойер. — Я буду прямо за тобой.

— Фрэнки, ты возвращаешься домой? — спросил Аттикус. — Я подвезу тебя.

— Я думаю, что просто потусуюсь с Каро, — ответила она.

У нас не было никаких планов, но я знала, что она не хотела оставаться наедине с Аттикусом. Он выводил её из себя.

Как и всех нас.

— Похрен, — пробормотал Аттикус, разворачиваясь и направляясь в противоположную от Гаса сторону.

— В девять, — крикнул ему вслед Сойер.

Аттикус ответил, подняв средний палец вверх.

Сойер провел рукой по лицу.

— Какой же он мудак, — глядя на Фрэнки, он спросил: — Он всегда был мудаком? Или это что-то, что с возрастом становится только хуже?

— Он всегда был мудаком, — ответила Фрэнки. — Но чего ты ожидал от первенца Освальда Усенко? Каков отец, таков и сын.

Сойер пожал плечами.

— Оззи не так уж плох.

Мы с Фрэнки уставились на него. Оз регулярно выбивал дерьмо из Гаса и Аттикуса, пока они не стали достаточно взрослыми, чтобы дать отпор. Он заставил обоих своих сыновей вступить в эту жизнь. Может быть, Аттикус пошел добровольно, но Гас никогда не хотел этого, никогда не хотел быть частью всего этого. И Оз был жестоким ублюдком по отношению к своей жене.

Единственная приличная вещь, которую когда-либо делал Оз, — он принял Сойера, когда тому больше некуда было идти. Но все знали, что это было потому, что Роман приказал это сделать. Гас и Сойер были примерно одного возраста. Это имело смысл для всех, кроме Оза.

Еще один ключ к разгадке запутанной жизни Сойера до синдиката.

— Ладно, дамы, увидимся, позже. С тобой все будет в порядке? — вопрос Сойера был адресован мне.

— Все нормально, — быстро ответила я. — Вот, позволь мне вернуть тебе твое пальто.

— Мы пойдем в магазин за новым, — предложила Фрэнки. Затем с лукавой улыбкой она добавила: — Может быть, мы снова столкнемся с теми парнями в торговом центре. Но на этот раз ты должна дать этому парню свой номер. Он был таким горячим, Каро.

Голубые глаза Сойера вспыхнули.

— Что за парень?

О боже мой. Я собиралась убить Фрэнки. Точно. Это было так неловко. И все будет только хуже. Мои ярко-красные щеки угрожали вспыхнуть в любую секунду, и тогда я подожгла бы пальто Сойера, а потом просто умерла. Я бы просто сгорела и умерла от унижения.

— Что за парень, Шестёрка? — Сойер использовал прозвище, которое он придумал для меня с тех пор, как нам исполнилось десять.

— О, да просто ребята из частной школы, которых мы встретили в торговом центре в прошлые выходные, — продолжала болтать Фрэнки. — Один из них был так увлечен ею. Он был как будто одержим.

— Фрэнки, хватит, — прорычал Сойер. — Я спросил Кэролайн.

Я облизнула пересохшие губы. Никто никогда не называл меня полным именем. Вообще никогда. Кроме Сойера. И только изредка. Например, когда мы были только вдвоем. Или прямо сейчас… когда он был явно разгневан.

— Кэролайн, — твердо повторил он.

Прочистив горло, я завозилась с молнией его пальто.

— Как она и сказала, просто ребята из частной школы. Они просто прикалывались. Мы даже не знаем их имен.

— И все же они тебе понравились? Или один? Тот горячий парень?

Мог ли его взгляд стать ещё более интенсивным? Я была удивлена, что он до сих пор не разрубил меня надвое.

— Он мне не понравился. Боже, я его даже не знаю.

Сойер шагнул ближе ко мне, и это не было ни милым, ни защитным, ни приятным. Он пытался запугать меня. Он пытался быть крутым парнем, за что ему и платили наши боссы.

— И это то, чего ты хочешь? — он толкнул меня. — Ты хочешь поближе познакомиться с этим парнем из частной школы?

Я бросила на него быстрый взгляд, прежде чем снова вернуться к молнии, изо всех сил пытаясь расстегнуть её по заевшему шву. Вот чёрт! Рядом с ним я всегда была неуклюжей идиоткой. И прямо сейчас это меня бесило!

— Может быть. Он казался милым. И, что приятно, я почти уверена, что в его планы на сегодняшний вечер не входит взлом с проникновением или крупная кража.

Сойер крепко схватил меня за запястье, не давая мне сорвать с себя пальто и швырнуть ему в лицо.

— Да, но в твои входит. Не забывай об этом, когда будешь играть в богатого ребенка в городе.

Я была так зла, что могла бы поклясться, что вот-вот выдохну огонь. Он взывал к моей неуверенности. К каждой её части. Меня даже не интересовал этот глупый мальчишка из частной школы. Честно говоря, он был высокомерным придурком, и мне не понравилось, как он ухмыльнулся мне. Вот почему я не дала ему свой номер. И даже не назвала своё имя. Фрэнки упомянула его только для того, чтобы вывести Сойера из себя.

И это обернулось против нас обеих.

— Не беспокойся обо мне, Сойер. Я могу за себя постоять. Работа на первом месте, верно? Всегда?

На его челюсти ходили желваки, безмолвный гнев вибрировал в нем. Все знали, что Сойер был мальчиком на побегушках у пахана. Он сделает для него все, что угодно. Эта работа была его жизнью.

Эта работа была всем, что его волновало.

Только не для Фрэнки. Только не для Гаса. И уж точно не для меня.

— Тебе лучше прийти сегодня вечером, Шестёрка. Вовремя. Или, да поможет мне бог, я…

Мой подбородок дрогнул, выдавая меня.

— Что? Настучишь на меня? Сдашь меня? Может быть, они уволят меня, и я наконец-то освобожусь от этого богом забытого места.

— Не смей, бл*ть, так говорить. Ты знаешь о последствиях.

Я прикусила язык, чтобы не сказать то, о чем пожалею. Я знала о последствиях.

Этим последствием была смерть.

Пуля между глаз.

— Я буду там вовремя, — прошипела я. — Хотя тебе не обязательно быть таким придурком.

Наконец я освободила молнию от окружающей её ткани и потянула ее вниз.

— Вот, возьми свое пальто.

Сойер отступил назад, дракон внутри него успокоился.

— Иди в торговый центр. Но тебе лучше надеть это гребаное пальто. — Он сделал еще один шаг назад. — Фрэнки, не позволяй ей снять его.

— Что за идиот…

Он проигнорировал мое возмущение.

— Увидимся вечером, Шестёрка.

— Ненавижу его, — сказала я Фрэнки, когда он ушел. — И я ненавижу прозвище, которое он мне дал.

Она спрыгнула со стены и стукнулась своим плечом о мое.

— Ты такая лгунья.

Я вздохнула, потому что терпеть не могла что она была права.

— Но почему он должен все так усложнять? Почему он не может просто быть хорошим парнем и пригласить меня на свидание?

— Потому что тебе было бы скучно с хорошим парнем. Ты бы никогда не стала тратить свое время на кого-то незамысловатого или честного. Ты можешь бороться с этим сколько угодно, Каро, но ты была рождена для этой жизни.

Я повернулась к своей подруге. Её длинны заплетенные в косу волосы были скрыты бейсболкой.

— Да, ну, это касается нас обеих.

Выражение её лица смягчилось.

— Давай найдем тех ребят. Мы спрячем его куртку в шкафчике. Я не скажу, если ты не скажешь.

Улыбнувшись ее идее, мы направились в торговый центр. Мы даже спрятали куртку и нашли парней, с которыми можно было бы потусоваться. Не тех ребят из частной школы, но они едва ли чем-то отличались. Потому что результат был тот же самый.

Я не дала свой номер.

Я не нашла никого, кто смог бы удержать мое внимание.

И все чертово время я продолжала думать о пальто и о мальчике, которому оно принадлежало, и о том, что, несмотря на то, что пальто на мне не было, я была закутана в него с ног до головы.

И я не думала, что когда-нибудь смогу его снять.

Не в том смысле, в каком это имело значение.

Каким бы запутанным ни был Сойер Уэсли, я была так же запутана в этой нашей игре, как и он. Пока Сойер был в моей жизни, больше никого не будет.

На следующий день я вскочила с постели рано утром, измученная нашим ночным успехом у мэра. Новое зимнее пальто ждало меня в гостиной с запиской от отца. Ему было жаль, что он потерял старое. О, и он собирался вернуть мне деньги за колледж, как только сможет. Мне не нужно было ни о чем беспокоиться.

Только мой отец не делал ничего подобного… никогда. В этом чувствовалась рука Сойера. Он вмешался. Он заступился за меня перед моим отцом. Он каким-то образом убедил Леона поступить достойно.

Так что да, мне действительно было, о чем беспокоиться. Мне нужно было беспокоиться из-за Сойера.

И из-за моего слабого, влюблённого сердца.

Глава 11

Сегодняшний день

— Я очень рад тебя видеть, — сказал Сойер таким приятным удивленным голосом, что моя кожа покрылась мурашками. — Кто мог представить, что мы столкнёмся друг с другом после всего прошедшего времени. Из всех мест в мире именно здесь.

Я уставилась на него, разинув рот. Я буквально вывалила язык.

Ладно, может быть, у меня и не было высунутого языка. Мне удалось сохранить некоторые из моих двигательных функций.

Не много.

Но не все.

Пока я стояла там, внутренне барахтаясь на полу, как рыба, вытащенная из воды, он шагнул вперед и притянул меня в объятия. Объятия? Что происходит?

— Я сказал тоже самое, — согласился Гас. — Из всех мест в мире мы сталкиваемся с нашей старой подругой Каро в глухомани, в штате Колорадо. Это, конечно, очень удивительно.

Но этот засранец вовсе не казался удивленным.

Сойер отступил назад, и я поняла, что даже не почувствовала, как он прикасается ко мне. Я была слишком ошеломлена. Слишком потрясена. Я не учуяла его запаха, не стащила его бумажник, не обыскала его и не сделала ничего из того, что должна была сделать.

О Боже, мой бумажник! Я сделала еще один шаг назад и раскрыла клатч.

Вздохнув с облегчением при виде своего бумажника, ключей от дома и губной помады, я снова захлопнула его и опять посмотрела на Сойера — чтоб его — Уэсли.

— Кэролайн? — спросил Джесси, явно обеспокоенный состоянием моего психического здоровья.

— Она просто в шоке от того, что мы встретились, — поддразнил Гас. — Посмотри на нее. Мы свели ее с ума.

В голосе Гаса прозвучали жесткие нотки, которые заставили меня нервничать. Он прекрасно умел притворяться и был превосходным аферистом. Намного лучше, чем раньше. Но так как я слишко хорошо его знала, я могла распознать это. Каждое слово, каждая манера поведения были пронизаны яростью. Предательством. Гневом.

Это должно было вызвать у меня желание спасаться бегством. Это должно было напугать меня.

Но все, чего мне хотелось, — это плакать.

— Она даже не может представить нас своему другу, — добавил Сойер. — Не будь такой грубой, Кэролайн. — Он усмехнулся собственной шутке, заставив Гаса и Джесси посмеяться вместе с ним.

А я по-прежнему не могла контролировать мышцы своего лица.

— Сойер Смит. — Он протянул руку Джесси. Я вздрогнула, услышав это имя. Старый псевдоним. Смит был нашим совместным приколом.

Его слова из далёкого прошлого эхом отдавались в моей голове. «Давай просто убежим. Отправимся в какое-нибудь новое место, где нас никто не сможет узнать. Мы станем Смитами. Мы смешаемся с толпой. Мы исчезнем».

Это было тогда, когда наше будущее было тесно переплетено.

Тогда, когда я не могла представить себе жизни без него. Тогда, когда между нами ещё всё не было разрушено. Но, как бы то не было, это произошло.

Джесси взглянул на меня, прежде чем пожать руку Сойеру.

— Джесси Хастинг.

Сойер кивнул.

— Хастинг. Ты имеешь отношение к ранчо Хастингов за городом?

— Оно принадлежит мне, — подтвердил Джесси. — Мой отец и я управляем им.

Сойер легко, фамильярно улыбнулся. Опасно. Взгляд его был таким непринужденным и уверенным, дружелюбным и обольстительным. Он использовал свое обаяние как оружие. Чтобы расставлять ловушки. Чтобы побеждать.

— Я так и думал. Это отличное место.

— Интересуетесь лошадьми, мистер Смит? — спросил Джесси с вполне оправданным подозрением.

— Не совсем. Но мы с Гасом провели исследование города. Мы знаем все входы и выходы. По крайней мере, на бумаге. Приятно иметь возможность взглянуть в лицо человека, об имени которого мы так много слышали.

Каждое из его слов имело двойной смысл, тайный замысел. Мое сердце колотилось в груди отчаянным барабанным боем, который угрожал вырваться прямо из моего тела, через кости, сухожилия и плоть.

Джесси улыбнулся.

— Сплетни маленького городка?

Сойер кивнул.

Улыбка Джесси исчезла.

— Хотя это забавно. О вас двоих мы ничего не слышали до сегодняшнего вечера.

Стальной взгляд пустых голубых глаз Сойера не изменился.

— Мы знаем, как держаться в тени, — затем он рассмеялся, как будто это был самый естественный разговор в мире. — Хотя после сегодняшнего вечера будет, о чем посплетничать. Я уверен.

Я с трудом сглотнула. Это была угроза?

Гас снова сосредоточился на мне.

— А как насчет тебя, Каро? Чем ты теперь занимаешься?

Последовало долгое неловкое молчание, пока я боролась с происходящим. Если бы они расспрашивали обо мне и людях, с которыми я общалась, как, к примеру, о Джесси, они также знали бы о Джульетте? Знали ли они, что она дочь Сойера?

Как много они знали?

О скольком я могла солгать?

Я прочистила горло и стряхнула с себя оцепенение, которое делало меня похожей на зомби. Ставки были выше, чем моя жизнь. У меня была дочь, которую я должна была защитить.

И я бы сделала все, чтобы спасти её от этой жизни.

Сойер олицетворял всё, от чего я отчаянно пыталась оградить Джульетту. Я бы никогда не вернулась.

Я бы никогда не позволила Джульетте втянуться в этот мерзкий мир.

Я была неосмотрительна. Но я помнила основы. Организованная преступность и мошенничество когда-то были моим образом жизни.

Я могла бы встать в один ряд с лучшими из них.

И когда на кону так много всего, я бы, черт возьми, солгала. Лгала бы до тех пор, пока сама бы не поверила словам, слетающим с моих губ, и прекрасной иллюзии, которую я создала. Сойер, в конце концов, может убить меня. Сойер мог бы пытать меня, затащить обратно в Вашингтон и позволить Роману убить меня. Но я бы никогда не отдала им Джульетту.

И если все остальное потерпит крах, и я не вернусь домой, Фрэнки будет знать, что делать.

— Я менеджер на одном из местных курортов, — объяснила я. — Это совсем не похоже на то, чем я занималась дома. Темп здесь спокойный, а моя работа гораздо менее… ограниченна. Но мне это нравится. Мне нравится смена стиля жизни.

Челюсть Сойера дрогнула, и моя улыбка стала более уверенной. Он был взбешен. Ему не понравилось, что я изменилась. Или что я, без сомнения, подтвердила всё, что он накопал на меня.

Я проигнорировала приятное чувство, что все ещё могу читать его даже спустя столько времени.

— Это здорово, — сказал он, его улыбка стала вымученной. — Звучит здорово.

Я выдержала его взгляд, признавая правду.

— Так и есть. Мне нравится моя жизнь здесь. — Джесси обнял меня за плечи и сжал их. Я не была уверена, чувствовал ли он мою потребность в утешении или чувствовал ответственность за мое счастье, но его теплое прикосновение успокаивало.

Челюсть Сойера снова дрогнула, и его голубые глаза впервые вспыхнули, как раньше. Они потемнели и, в тоже время, посветлели. Я втянула воздух от того, что старые чувства, над захоронением которых я неустанно работала, отчаянно пытались всплыть на поверхность, продирая их могилу.

Он опасен, говорила я сама себе. Он один из них.

Он здесь, чтобы убить меня.

Он здесь, чтобы всё забрать.

Это Сойер, прошипели мои чувства в ответ; они зависели от его голоса, отчаянно нуждались в его прикосновениях, и рыдали от разлуки.

— Как начёт экскурсии? — спросил Гас, его громкий голос прорезал внезапное напряжение. — Тебе нужна экскурсия.

— О, нет, — поспешила я отказаться. — Все в порядке. Мы вообще-то собирались уходить.

— Каро, да ладно тебе, — подтолкнул Гас. — Мы не виделись пять лет, и ты торопишься смыться от нас? Что это за глупости?

— Я… нет, ты так занят, и мы не хотим навязываться.

— Ну это уже происходит, — настаивал Гас. — Давай осмотримся. Я не приму отказа. — Он обернулся, такой же оживленный, каким я его помнила. — Это галерея. Наша текущая установка, как вы можете видеть, просто потрясающая. Наш художник — настоящий талант. Молодой, красивый, истинный гений своего дела.

Джесси бросил на меня растерянный взгляд.

— Разве не ты автор картин?

Гас усмехнулся.

— О, точно. Наверное, будет лучше, если мы пойдем дальше. Можете поглазеть на мои работы позже. — Он направился к бару. — Я даже дам тебе скидку для друзей и семьи, Каро. Шестипроцентную.

Я проигнорировала его подкол.

— Вот это да, Гас. Не знаю, как справиться с твоей щедростью.

— Серьёзно? Так все говорят.

Мы последовали за Гасом, пока он указывал на самое глупое дерьмо на свете. Вот там столик. А это один из наших стульев. Взгляните на светильники над баром. Всё это время Сойер следовал за нами по пятам. Я ненавидела то, что не могла оторвать от него глаз. Я ненавидела то, что у него было преимущество, перспектива и все то, чего я хотела. В попытке выбраться из сегодняшней ночи живой, мне пришлось разыграть аферу, которую они начали без моего разрешения. А это означало, что я не могла посвятить Джесси во все это.

Я могла бы выбежать из здания с криком, как будто оно горело, но Сойер и Гас нашли бы меня. Они не собирались отпускать, сдаваться или уходить. По крайней мере, не без борьбы. Так что все, что могло произойти привело бы их прямиком к Джульетте.

Но наряду с тем, чтобы играть свою роль в игре, правил которой я не знала, я должна была также обеспечить безопасность Джесси. Он не мог знать ничего из этого. Он не мог заподозрить ничего плохого.

Джесси был хорошим парнем, и он сделал бы то, что делают все хорошие парни, — он попытался бы мне помочь.

Но его помощь только навредила бы. И, возможно, убила бы нас обоих.

Когда Гас начал огибать заднюю часть галереи рядом с кухней, мы завернули за угол, и я воспользовалась возможностью оглянуться на Сойера. Его взгляд уже был прикован ко мне.

— Ты в порядке, Шестёрка? — спросил он, и жестокая, отстраненная ухмылка, искривила его рот.

Нет. Я была не в порядке. Я отвернулась.

— Больше искусства, — сказал Гас. — Это кухня. — Мы подошли к дверному проему. Гас вошел в него, и, когда мы последовали за ним, оказались в темном коридоре, который вёл к лестнице, ведущей в подвал. — Ладно, хватит этой скучной ерунды. Давайте перейдем к самой крутой части.

Я застыла, от чего Джесси врезался в меня.

— Что там внизу, Гас?

Он был уже на полпути к нижнему этажу. Его ухмылка кота, который съел канарейку, ничуть не успокоила мои нервы.

— Это сюрприз.

Покачав головой, я сделала шаг назад. Сойер был прямо за мной. Его мускулистая грудь коснулась моей спины.

— Я не люблю сюрпризов, — сказала я им.

Рука Сойера легла мне на бедро. Его пальцы обхватили мою тазовую кость, крепко сжимая, интимно поглаживая.

— Этот тебе понравится, Каро. Я обещаю.

Я больше не могла скрывать свой страх. С мольбой в глазах я обратилась к более разумному из двух мужчин.

— Что там внизу, Гас?

— О, да брось, подруга, ты зашла слишком далеко. Не трусь сейчас, — подначивал он.

Это было прямое указание на то, что я бежала из Вашингтона.

Я знала, что никогда не должна была соглашаться на это свидание с Джесси. Я могла бы вывернуть все и сказать, что это была его вина. Его идея. Только вот я добровольно с этим согласилась. Как глупый лемминг. Или овца-самоубийца. Мне просто нужно было кого-то обвинить. Сопротивляясь желанию стукнуться головой о кирпичную стену, я проигнорировала наказывающее прикосновение Сойера и последовала за Гасом. Хотя бы для того, чтобы избежать близости Сойера.

Он был таким же, как и раньше. Но, всё же другим.

Сойер, которого я знала раньше, был высоким и худощавым, по сложению напоминал бегуна. Его плечи были узкими, как и талия. И даже в двадцать три года его лицо сохраняло часть мальчишеской юности.

Теперь он был весь в мускулах. Его зеленый свитер с капюшоном едва ли мог скрыть его мускулистое телосложение под дорогим материалом. Его плечи стали шире, отражая новую силу, конечно, и его возраст. Он вступил в пору зрелости и крепко держал её двумя кулаками.

Все следы мальчика, подростка и юноши исчезли. На их месте была восхитительно заросшая щетиной челюсть и грубая, неукротимая сила. Он возвышался надо мной, выше, сильнее, свирепее. И в отличие от прежних времен, когда его тело было для меня убежищем, местом, на которое я рассчитывала в качестве защиты, сейчас это оно ощущалась жестоко отстранённым. Между нами было невидимое пространство, размером с океаны. С континенты.

Размером с целый мир.

Сойер Уэсли попал в тюрьму человеком, которому в этом мире я больше всего доверяла, а вышел оттуда незнакомцем.

Он носил свои пять лет заключения, как новую кожу, сгибая тяжкие годы с оскаленными зубами и разорванными мышцами. В нем не осталось ни мягкости, ни нежных касаний, ни понимающих слов. Только гнев. Только ненависть.

Он был одновременно самым невероятно прекрасным человеком на свете, но и каждым моим кошмаром, которые когда-либо мне снились.

Я решила больше не смотреть на него сегодня вечером. Даже если бы его план состоял в том, чтобы убить меня. Это было слишком больно.

У подножия лестницы был небольшой коридор, который вел в подсобное помещение, дверь в которое была открыта, а другая дверь была заперта. Это было оно. Это была пустая комната, где они собирались нас убить. Люди наверху остановились бы при звуке выстрелов, но громкая музыка замаскировала бы стрельбу, и никто из них не подумал бы, что они услышали что-то зловещее. Гас и Сойер запихнут наши трупы в бочки с кислотой, а затем закроют за собой дверь, прежде чем, как ни в чем не бывало, вернутся на вечеринку.

И обо мне больше никогда не услышат. Мое мертвое тело в конце концов будет выброшено, но никто не сможет опознать его, потому что меня превратят в человеческий суп. Кэролайн Валеро просто канет в лету, ещё одно нераскрытое убийство, девушка о которой никто не заботился настолько, чтобы требовать справедливости.

Или что-то в этом роде.

Возможно, в последнее время я слишком много болтала с Лютером.

Когда Гас положил руку на дверную ручку, меня охватила внезапная волна паники, и я вцепилась в руку Джесси, сжимая её так сильно, что мои пальцы онемели.

— Тебе это понравится, Каро, — воскликнул Гас, в его тоне проскользнула часть знакомого оптимизма. Он толкнул дверь, и нас провели в кабинет.

Я моментально вздохнула от облегчения. Я ожидала увидеть пустую комнату со звуконепроницаемыми стенами и сливом в середине пола, и поэтому современные, эффективные столы, шкафы для папок и мягкие кожаные кресла стали приятным зрелищем.

Мой взгляд сразу же упал на сейф в углу комнаты. Старые привычки и все такое. Он был толстым, тяжелым, от незнакомого мне бренда, он не мог не заинтриговать меня. Мне сразу же захотелось узнать, что в нем было. Дремлющий во мне вор жаждал узнать, какие секреты они заперли в этой невероятной коробке. Он был достаточно большим, чтобы я могла войти внутрь и встать в полный рост, так что он должен был быть заполнен полезными безделушками и захватывающей информацией.

Но это было слишком очевидно. И поскольку в этом замешан Гас, там наверняка были установлены камеры, система безопасности и приняты меры, чтобы сохранить в тайне все их маленькие грязные секреты.

Осматривая потолок в поисках камер, до меня, наконец, дошло, зачем они привели меня сюда.

— Сукин сын, — прошипела я себе под нос. Я почувствовала на себе удивленный взгляд Джесси, поэтому сделала нерешительную попытку скрыть свою реакцию. — Это настоящая картина.

А потом возненавидела себя за то, что заострила на ней внимание.

— О, да! Тебе нравится? — спросил Гас с самодовольной ухмылкой. — Это одна из наших старых работ. Мы уже некоторое время храним её. Ну, знаешь, ждали подходящей возможности явить её миру.

— Это что, бриллианты? — выпалил Джесси, разглядывая длинный прилавок с выставленными на нем драгоценностями.

Я развернулась, пока Гас объяснял что-то о том, что он коллекционирует прекрасные вещи. Комната подтвердила его заявление. Там была антикварная коробка из-под сигар стоимостью в тысячи долларов. А Рембрандт и Лейтон стояли в разы больше. Там был маленький черный дневник, который и вовсе был бесценен, потому что содержал отчет о проделанной работе от известного киллера. Экстравагантные украшения, бесценная скульптура и все мои грехи, собранные в одной комнате.

Особенно Лейтон, «Рыбак и сирена», которую мне удалось украсть на спор после ночи водки и плохих решений. Когда её временно выставили в галерее в Вашингтоне, на ней было написано мое имя. Я сомневалась, что Джесси был в списках ФБР, но мне показалось, что мое имя тянулось красной нитью по всему списку. Это та картина, которая почти отправила меня в тюрьму.

Это то, что перевернуло бы всё с ног на голову.

Черт возьми, да все в этой комнате неминуемо добавило бы мне десятки лет к моему сроку.

Это было похоже на мою личную пещеру дракона. Во время работы в синдикате мне давали задания, задания, по которым я воровала, обманывала и принуждала к выполнению того, что было необходимо. И во время работы на синдикат мой моральный компас вертелся слишком свободно. Я хорошо справлялась со своей работой. Действительно хорошо. Что и привело к моему хобби. За семь лет, которые я проработала на семью Волковых, мне удалось собрать немаленькую коллекцию.

Все это я доверила одному своему напарнику, чтобы он держал это в секрете — подальше от липких пальцев моего отца.

Чего я не осознавала до того момента, пока это не стало очевидным, так это того, что у напарника, которому я доверила следить за тем, чтобы все было в сохранности для меня, тоже были липкие пальцы. Сойер солгал о том, где он все хранил. Он защитил свое собственное состояние, украв мое.

Когда мы с Франческой бежали, у меня были наличные, но ни одной по-настоящему ценной вещи, которая дала бы нам полную финансовую свободу. И я держала свое имя в тайне.

Теперь всё это было здесь. Эти вещи были моими. Все до единой. Я украла их честно и справедливо. И Сойер, каким бы ублюдком он ни был, не только выследил меня и прервал мое мирное существование, но и решил выставить напоказ все мои трофеи, как будто они были его собственными.

Я собиралась убить его.

Ладно, не совсем так. Но я собиралась вернуть все свои вещи, пока он не убил меня. И после этого мы с Джульеттой уедем навсегда.

Глава 12

— Что думаешь, Каро? — спросил Гас, всё ещё ухмыляясь, как глупый идиот, кем он, собственно, и был.

Я встретилась с ним взглядом и сказала ему правду.

— Я думаю, что ты просто хочешь произвести впечатление.

— Ну, эта коллекция довольно впечатляющая, — нейтрально добавил Джесси. Он чувствовал явное напряжение в комнате. Но он был обычным, хорошим парнем, который знал только положительных людей. Он не мог понять, из-за чего между нами возникла вражда, как и то, откуда взялись бесценные предметы в комнате.

Нормальные люди не предполагают автоматически, что все, что их окружает, было украдено. Или что девушка, в которую они были влюблены, работала на русскую мафию и имела репутацию первоклассной воровки. Для обычного человека это была фантазия. Вымысел.

Гас пожал плечами.

— Честно говоря, большую часть этого я унаследовал.

Я моргнула, всё ещё шокированная его беззастенчивым высокомерием.

— Да неужели?

— Леди, которой всё это изначально принадлежало, умерла.

— Она умерла?

Гас выдержал мой пристальный взгляд:

— Ну, для меня она мертва.

Я закатила глаза и повернулась к Сойеру, надеясь, что обращусь к более уравновешенному из этих двоих идиотов. Он поднял руки в воздух и прошел дальше в комнату.

— Мы здесь не для того, чтобы затевать драку, Шестёрка. Мы рассчитывали на твоё мнение. Нам интересно, сколько все это может стоить?

Дверь со зловещим щелчком закрылась, и в то же время я сказала:

— Не имею не малейшего понятия, почему ты думаешь, что я знаю ответ на этот вопрос.

В комнате потемнело, и над дверью загорелась красная лампочка.

— Какого черта? — спросил Джесси.

— О, нет, — вздохнул Гас, хотя в его голосе не было ни малейшего беспокойства. — Сойер, ты снова забыл.

Страх заново вспыхнул в моём животе. Святое дерьмо, это был тот самый момент! Прощай, жестокий мир.

— Забыл о чем? — мой голос был по-прежнему ровным, но бравада в нём была фальшивой.

— Система безопасности, — пояснил Сойер, его голос звучал так, словно его тащили по гравийной дороге. Теперь, когда его лицо было в тени, я представила, как внутри него оживает разъяренный монстр. Чудовищный зверь, подпитываемый тем, что любовь всей его жизни исчезла, бросив его в тюрьму, словно в ад. — Мы приняли специальные меры, чтобы обезопасить эту комнату, но дверь ведет себя странно с тех пор, как мы установили систему. Она продолжает запирать нас внутри. — Он позволил тяжелой паузе повиснуть над нами. — Мы выберемся отсюда только если кто-нибудь откроет дверь с другой стороны.

Я стиснула зубы, чтобы не закричать от разочарования.

— Да ты шутишь.

Лицо Сойера было погружено в темноту, но я чувствовала, как его взгляд пробегает по моей коже.

— Боюсь, что нет.

Мой разум крутился в отчаянной попытке выбраться отсюда. Это был верный путь к катастрофе. Если Гас и Сойер не планировали нас убивать, то я не хотела, чтобы Джесси узнал какие-либо из моих секретов. Ладно, если бы нас держали под прицелом пистолета или Сойер вручил бы нам две лопаты и приказал начать копать наши могилы, я могла бы признаться Джесси. Во всяком случае это была бы веская причина, чтобы ему рассказать.

Но поскольку Гас и Сойер всё еще не начали вкручивать свои глушители, я решила избавить Джесси от информации, которая, вероятно, приведет к его дальнейшей кончине. Да, это было опасно для нас с Джульеттой, но и для него тоже. Если бы братва вернулась в мою жизнь, мне нужно было бы сделать все возможное, чтобы спасти Джесси от этого мира. Мне нужно было сделать для Джесси то, что я не могла сделать для Сойера все эти годы назад.

— Позвоните кому-нибудь, — приказала я, указывая на телефон на столе. — Позвоните вашей девушке хостесс.

— Линия пока не установлена, — ответил Гас.

Сукин сын. Я бросилась к телефону и сняла трубку. Конечно, достаточно того, что не было ничего, кроме звука тишины. Я выставила себя полной дурой, ползая по полу в темноте, на ощупь проверяя розетки. Затем я проделала это со вторым телефоном. Бес толку.

Стоя на коленях посреди офиса в своем маленьком черном платье, я вспомнила о своем сотовом телефоне. Я рывком открыла клатч и вытащила его. Сети не было.

— Да вы издеваетесь?

Сойер склонился над одним из столов, его большие, мускулистые руки изогнулись в свете красного света. Откуда взялись эти мышцы?

— Мертва.

Я покачала головой, ненавидя себя за то, что меня так легко отвлечь.

— Ч-что?

— Сеть сдохла, — уточнил он. — Здесь это не сработает.

— Черт возьми.

— В конце концов, они заметят, что мы пропали, — сказал Гас. — Наверное.

— Надеюсь, — эхом отозвался Джесси. — Такое случалось раньше? Они поймут, что вы заперты здесь, внизу?

Парни пожали плечами, обращая свое внимание скорее на меня, чем на Джесси.

Было ощущение, что они окружили нас, как стая львов. Как стая разъяренных, голодных, слетевших с катушек львов. Что они здесь делали? И почему я так глупо попалась в их ловушку?

Я не была наивной газелью, болтающейся у водопоя. Я сама по себе была львицей. Я была чёртовой королевой джунглей.

Они не могли знать, что я появлюсь на премьере этой выставки. Я исходила из предположения, что они приехали во Фриско явно намереваясь встретиться со мной лицом к лицу. Они бы не открыли свой бизнес, если бы планировали убить меня этим вечером.

Если бы это была заказная работа, они бы разыскали меня, прикатили в город и схватили, закончили работу и снова уехали.

Нет, они что-то замышляли. Это была афера. Очевидно, длинная цепочка махинаций. Еще одна из их игр.

Они были здесь не просто так. Да, причина, вероятно, была во мне. Или во Франческе. Но как бы то ни было, не было похоже, что они собираются напасть и скрыться с места преступления.

А это означало, что их прикрытие было так же важно, как и моё.

— Счастливый случай, верно, Каро? Что мы застряли друг с другом из всех возможных мест именно здесь, — Сойер постучал костяшками пальцев по столу. — После стольких лет.

Счастливый случай — так мы назвали одну из наших старых уловок. Мы делали вид, что сталкиваемся друг с другом посреди вечеринки и устраивали целую сцену; мы обнимались, смеялись, я начинала плакать. Затем мы просили кого-нибудь сфотографировать нас, и пока я показывала им, как пользоваться моим телефоном, умыкала их бумажник, или ключ-карту от номера в отеле, или что-то ещё.

— Ага, — пробормотала я, пытаясь снова встать в своем слишком коротком платье. — Счастливый случай, Сойер. — Только на этот раз объектом уловки была я.

Джесси протянул руку, и я ухватилась за неё, с благодарностью за то, что он помог мне подняться на ноги. Он, казалось, почувствовал, что что-то не так, потому что притянул меня ближе к себе и наклонил голову, чтобы спросить:

— Ты в порядке?

— У меня клаустрофобия, — выпалила я. Что было чистейшей ложью. — Я начинаю сходить с ума. — А вот это уже было правдой.

Гас плюхнулся в кожаное кресло и раскрутился в нем.

— Расслабьтесь, детишки. Кто-нибудь скоро заметит, что мы пропали. А пока давайте наверстаем упущенное.

Нет. Черта с два.

Используя темноту себе на пользу, я напряженно потеребила волосы на затылке и двинулась к двери. Подергав ручку, я проверила замок. Пфф, ничего сложного. Совсем простой врезной замок. Он был автоматическим, но ничего сложного.

Я повернулась и прижалась спиной к двери, сгибая шпильки для волос, которые я только что извлекла из волос, в нужную форму. В идеале мне нужно было что-то более существенное, чем заколки. К примеру мой набор отмычек или, по крайней мере, маленькие гаечные ключи.

Теперь, когда мои пальцы были заняты, я почувствовала, что могу немного расслабиться. Кроме того, мне нужно было немного отвлечь внимание от Джесси.

— Я действительно рада видеть вас, ребята, после столького времени. Как там все остальные? Как поживают твои родители, Гас? Аттикус?

— Мой отец скончался четыре года назад, — коротко ответил Гас отрывистыми словами. — Думал ты знаешь.

— Я не знала. — На моем лице отразились искренние эмоции, а на сердце от его слов легла тяжесть. Я в самом деле не знала.

Гас ненавидел своего отца. Оззи был настоящим и искренним мудаком. Но я все равно сочувствовала его потере. Может быть, даже больше, потому что у него никогда не было хорошего отца или кого-то, кто любил бы его по-настоящему. Может быть, я сильнее ощущала его потерю, потому что знала, каково это — быть использованной собственным отцом отцом и брошенной в мир, частью которого ты не желаешь быть.

— Жаль это слышать, — искренне сказала я ему, пусть даже и замаскировала это за резким тоном.

— Ну а мне нет, — пробормотал Гас. Я поняла, что вывела его из игры, сделала его эмоциональным, когда он этого не хотел.

— А что насчет Аттикуса? — спросила я, нажимая на кнопки, которые, как я знала, продолжали бы сбивать его с толку. Или, по крайней мере, я надеялась, что они это сделают. — Чем он занимается?

Гас и Сойер переглянулись. Я знала, что они не собирались выдавать себя и рассчитывали, что темнота скроет это, но им это не совсем удалось. Прежде чем я успела что-либо сказать, за моей спиной раздался щелчок замка, и моя рука скользнула по ручке, открывая дверь.

Я громко рассмеялась. Я всё ещё могла! Кроме того, когда дверь открылась, снова зажегся свет. Я не была готова опять увидеть все, украденные мною, вещи, вновь окружившие меня, но следить за Робин Гудом и его веселой бандой, было легче, когда я могла их разглядеть.

Джесси уставился на меня.

— Как ты это сделала?

— Просто потянула за ручку. Дверь была не заперта.

— Нет, она была заперта, — настаивал Гас. — Она закрывалась всю неделю.

— Ну, не в этот раз, — возразила я. — Как только я надавила на ручку, дверь сразу открылась. Безумие, правда?

Я сунула шпильки в сумочку и понадеялась, что никто не заметил, что мои волосы стали немного свободнее, чем раньше.

Гас встал, притворяясь очень удивленным.

— Я пробовал. Она была заперта. Колись Каро, как ты это сделала?

Они пытались подловить меня на лжи в присутствии Джесси? Глупые мальчишки. Это был детский фокус. Я делала что-то, что называется иллюзией. И у меня это получалось гораздо лучше, чем у этих двух цирковых клоунов.

— Ты, должно быть, недостаточно старался. — Я одарила его своей лучшей сочувственной улыбкой. — Хорошо, что я была здесь, чтобы спасти положение.

Он уставился на меня.

— Ещё как.

— Ну, нам нужно идти, — сказала я Сойеру и Гасу, набравшись достаточно смелости, чтобы посмотреть им обоим в глаза. — У меня, то есть у нас с Джесси, были планы. Хотя наткнуться на вас было безумно весело. Здесь. Во Фриско.

Взгляд Сойера был прикован к Джесси, и я не была уверена, что мы все-таки выберемся оттуда живыми.

— У вас, ребята, были планы?

В его словах была жесткая острота, что резала как нож с двойным лезвием. В его голосе звучала ревность, но я знала, что это не правда. Сойер не выдавал своих эмоций и не позволял им случайно вырываться наружу. Если я слышала ревность в его голосе, то только потому, что он сам так захотел. Он расставлял ловушки, прощупывал фундамент, захватывал цель. Заставляя меня подвергать сомнению каждое решение, принятое мной за последние пять лет, и сомневаться в себе.

Нет, Сойер не ревновал. Он играл в ревность.

Я схватила Джесси за руку и потащила его к лестнице.

— Пока, ребят, — крикнула я им вслед. — Благодарим за экскурсию.

— Было приятно познакомиться, — крикнул Джесси в догонку, когда я едва ли не тащила его вверх по лестнице.

Мы добрались до тротуара снаружи, прежде чем я набралась смелости заговорить.

— Это было странно, не находишь? Мне показалось, или ты подумал, что это было очень странно?

Джесси посмотрел на меня сверху вниз, останавливаясь у пассажирской двери своего грузовика. Его губы дрогнули, но затем расплылись в очаровательной улыбке.

— Это было действительно странно, — согласился он. — Я думаю, что эти парни под кайфом, Кэролайн.

Смеясь над его предположением, я покачала головой.

— Под кайфом? Ты серьезно?

— Ну тогда сама это объясни. И к тому же то, что нас закрыло в том подвальном офисе? Я думал, один из них вытащит топор и начнет рубить нас на куски.

Откровенно говоря, я тоже ожидала такого развития сценария. Но Джесси не нужно было этого знать. Поэтому я всего лишь рассмеялась над его шуткой и солгала еще раз. Ещё одна ложь. Я продолжила тасовать карты в игре, которой была вся моя жизнь.

— Не волнуйся. Тебе ничего не угрожает. Сойер и Гас в основном безобидны. Я думаю, что они просто были удивлены встречей со мной. — Сделав глубокий вдох, я сказала единственную правду, которая, как я знала, имела бы смысл для Джесси. — Знаешь, у Сойера были ко мне чувства, когда мы были детьми.

— А, — кивнул Джесси. — В этом есть смысл. — Он наклонился вперед, заставляя меня посмотреть на него снизу вверх. Наши тела были идеально выровнены, хотя мы и не касались друг друга. Я чувствовала тепло его тела, видела миллион звезд над головой, свет которых обрамлял его красивое лицо. Я чувствовала запах дровяной печи, разбросанных осенних листьев и свежего горного воздуха. И этот момент был идеальным. Это был бы тот самый момент, который решительно толкнул меня на территорию по уши влюбленных в Джесси.

Да вот только Сойер объявился. Прямо тут. В моем городе. И это был такой внезапный поворот в моей жизни. Поэтому этот прекрасный момент развалился.

Я не знала, почувствовал ли Джесси мою отстранённость, или он все равно никогда не собирался меня целовать, но он воспользовался моментом, обнял меня и открыл дверь.

— Я не думаю, что любовь твоего друга к тебе осталась в прошлом. Мне показалось, что его до сих пор к тебе влечёт.

Невозможно было отнестись к этим словам серьезно. По многим причинам. Гнев бурлил во мне, подобно стекающей по склону проснувшегося вулкана лаве. Медленно, неминуемо и разрушительно. Как и все мои чувства за последние пять лет.

Но я не могла поделиться ничем из этого с Джесси. Вместо этого я покачала головой и подождала, пока Джесси обойдет грузовик спереди и заберется внутрь.

— Спасибо за этот вечер. Извини, наши планы были в некотором роде сорваны.

Он повернулся ко мне, прислонившись спиной к двери.

— Ты все еще хочешь перекусить?

Я позволила своему взгляду скользнуть по Джесси, оценивая его — дружелюбного парня с ранчо из Колорадо. Он был высоким, сильным и состоял из одних мускулов. Я представила его верхом на одной из его лошадей, в ковбойской шляпе на голове, он выглядел так, словно попал на обложку любовного романа. Я должна была хотеть пойти с ним поужинать. Я должна была хотеть, чтобы наше свидание продолжалось.

Но после того, как я врезалась в кирпичную стену своего прошлого, и проехалась по нему со скоростью сто миль в час, все, чего я действительно хотела, — это уснуть.

— Надеюсь, ты не станешь ненавидеть меня, — прошептала я, едва слышно произнося слова. — Но все это испытание как бы вымотало меня. Не думаю, что мне будет весело за ужином.

Джесси наклонился вперед, в его глазах появилось беспокойство.

— Все в порядке, Кэролайн. Я могу отвезти тебя домой.

Его простое согласие заставило меня чувствовать себя еще хуже.

— Прости, Джесси. Я… Ну, если честно, я тоже когда-то имела чувства к Сойеру. Всё плохо закончилось. Увидеться с ним сегодня? — Я повернулась и уставилась через лобовое стекло на Инициативу Вашингтона, светящуюся в ночи, оживленную движением, людьми и всеми призраками моего прошлого. — Я надеялась, что больше никогда его не увижу.

Джесси сидел там несколько долгих минут, наблюдая, как я рассматриваю галерею. Я не могла найти в себе мужества снова взглянуть на него, позволить ему увидеть, как из меня вырываются необузданные эмоции. Это было уже слишком. Всего этого было уже слишком.

И всё, что я хотела сделать, — принять горячую ванну с пеной и проанализировать каждое движение челюсти, приподнятую бровь и мельчайшие детали в разгадке того, что, черт возьми, задумал Сойер Уэсли. Я просто не могла. У меня не было времени блуждать в прошлом или даже разобраться с настоящим. Мне нужно было подумать о будущем.

Мне нужно было подумать о Джульетте. И о Франческе. И мне нужно было придумать, как, черт возьми, вытащить нас из этого города.

Джесси отвез меня обратно к моей квартире и проводил до самой двери в подъезд. Мы попрощались как друзья, и я надеялась, что ими мы и останемся, после того, как этот странный вечер закончится. Я поднялась на лифте на свой этаж и вошла в квартиру.

Джульетта и Фрэнки спали на диване, пока по телевизору шли титры фильма. Свет был тусклым, за исключением маленького светильника над раковиной. Окна были открыты, впуская прохладный осенний ветерок.

Я подошла к кухонной раковине, подняла лицо к дымному воздуху, который проникал туда через открытое окно. Он обвился вокруг моего лица и огладил мои волосы, после чего опустился на мою кожу, захватил мои кости и напомнил о том, как глубоко я впустила в себя это место. Я бы позволила этому городу изменить меня. Спасти меня. А теперь мысль о том, чтобы покинуть его, этот город, эту жизнь.…

Причиняла мне боль.

Мне было больно.

Я бросила клатч на прилавок и сразу же заметила записку. Позже я попытаюсь выяснить, когда именно он сунул её внутрь. Я была все время настороже. Как только я увидела Гаса, я мгновенно начала регистрировать его движения и движения Сойера.

Белый уголок бумаги торчал из бокового кармана, доказывая, что у них все еще имелись навыки, чтобы проделывать некоторые вещи.

Я вытащила записку и обнаружила знакомый почерк Сойера. Боль и гнев расцвели бок о бок.

Я знаю, тебе будет трудно, но не уезжай из города, Шестёрка. Не делай этого, если ты знаешь, что для тебя хорошо.

Я застонала. Что за клише, Сойер?

— Что это такое?

Я резко втянула воздух и подавила крик. Я не слышала, как подошла Франческа. Она просто очень внезапно появилась, похожая на привидение из фильма ужасов со своими растрепанными из-за сна волосами и размазанной подводкой для глаз.

Её брови нахмурились от того, как я вжалась в стойку тем, баюкая отвратительную записку, которую желала сжечь.

— Они здесь. Они нашли нас.

Она вырвала записку из моей руки, её пальцы были ледяными, когда она коснулась моих.

— Кто?

Я встретила её испуганный взгляд.

— Сойер. И Август. Они здесь. Это они открыли галерею.

Она посмотрела на записку, читая её, перечитывая и вникая.

— Не может быть.

— Я видела их, Фрэнки. Я разговаривала с ними. Они заперли нас с Джесси в своем подвальном кабинете и…

Она подняла руку.

— Начни с самого начала. Расскажи мне все.

Так я и сделала. Я рассказала ей, какая потрясающая художественная галерея и как мы с Джесси отлично проводили время, когда внезапно объявился Гас. Я рассказала ей о Сойере и о том, что в нём изменилось, а что осталось прежним. Как я взломала дверь в подвале и как Джесси безошибочно уловил атмосферу бывших между мной и Сойером. И, наконец, как я нашла записку.

— Но мы в любом случае собираемся уехать, верно? — спросила Франческа. Я видела, как шестерёнки крутятся в её голове. Она подсчитывала свои деньги и объединяла наши ресурсы. Она ехала через Колорадо в Вайоминг, потом в Монтану и, может быть, прямо в Канаду. Она комкала записку в руке, уже отбрасывая ее.

— Кэролайн, скажи мне, что мы все равно уедем.

— Д-да, конечно. Конечно же. Фрэнки, мы уезжаем. Мы не можем остаться.

— Но…?

Я закатила глаза.

— Но мы не можем уехать прямо завтра. У нас есть свободные концы, которые нужно связать, и нам нужно собрать наши ресурсы…

— Кэролайн, это не наше дело. Мы пообещали друг другу, что если когда-нибудь почувствуем, что братва что-то вынюхивает, мы уедем. Никаких привязанностей. Никаких причин оставаться. Мы бы просто встали и ушли.

Я почувствовала её разочарование. И я ощущала его также. И она была права! Нам нужно было уходить. Нам нужно было действовать быстро. Ради Джульетты.

Но. Всегда было одно «но».

— Они последуют за нами, Фрэнки. Они нашли нас в этот раз, они найдут нас снова.

— Кэролайн, — прошипела она.

— Они открыли галерею. Ладно? Они здесь не для того, чтобы убить нас. Они бы не открыли бизнес в нашем городе, если бы приехали, чтобы разобраться с нами. Они встречаются с деловыми людьми и распространяют свои имена по всему городу. Они собирают свидетелей и оставляют всевозможные денежные следы. Фрэнки, я не знаю, зачем они здесь, но это не для того, чтобы убить нас. По крайней мере, пока.

Её глаза выпучились. Она была похожа на фарфоровую куклу, стоящую посреди кухни в шелковых пижамных шортах и майке. У нее был тот нежный восточноевропейский взгляд. Русские гены, которые должны были дать ей карьеру модели. Но её внешность ничего для нее не значила. Ее семейная история и генетика значили еще меньше. Единственное, о чем заботилась Фрэнки, — это её свобода.

К черту все остальное и весь гребанный мир.

— Если мы собираемся уехать, Франческа, мы должны всё сделать правильно. Мы должны вытащить все. Мы должны забрать все. Мы должны начать все сначала. Новые имена. Новые личности. Новая страна. Все новое. Дай мне неделю, чтобы все это собрать. Максимум две.

Она пристально посмотрела на меня.

— А как насчет Джульетты? Это плохая идея, Каро.

Я помахала запиской перед её лицом.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Она отвернулась от меня, покусывая ноготь большого пальца.

— А он знает?

Поняв, что она уставилась на диван, где моя дочь растянулась и крепко спала, у меня возникло сильнейшее желание забрать все обратно. Ничего не ждать. Уехать сегодня же. Убежать прямо сейчас.

— Нет, — прошептала я, но почувствовала правду в своих словах. Я понятия не имела, почему думала, что он не знает. Просто чувствовала, что это так. Чувствовала всеми своими клетками, до самой глубины души. Сойер пришел поиграть со мной в игру. Если бы он знал о Джульетте, то пришел бы с войной. — Пока нет.

Фрэнки кивнула, принимая наш план, хотя я понимала, что ей это не по нраву. Не сказав больше ни слова, она исчезла в своей спальне, и я не сомневалась, что она провела остаток ночи, собирая и переупаковывая свою сумку.

Что касается меня, я подхватила Джульетту на руки и отнесла в свою комнату. Я укрыла её своим одеялом, а затем не сводила с неё глаз всё то время, пока готовилась ко сну. Наконец, я подползла к ней и притянула к себе. Вдыхая сладкий запах её шампуня, я, наконец, позволила себе расслабиться.

Сойер ничего о ней не знал.

И Сойер ничего о ней не узнаёт.

Я бы увиливала от него в течение недели, собирала свои активы, тайно попрощалась и ушла.

Навсегда.

За исключением того, что, когда я закрыла глаза, я под моими веками вспыхнули слова из его записки, те, которые взывали ко мне за мои прошлые грехи, те, которые бросали мне в лицо мои необходимые решения.

Я знаю, что тебе будет тяжело…

Он понятия не имел, как тяжело мне было уехать из Вашингтона пять лет назад.

И он понятия не имел, как трудно мне будет сейчас уехать из Фриско. И не только потому, что я любила этот сонный маленький городок.

Сойер Уэсли вернулся в мою жизнь. И хорошо это или плохо, но я собиралась снова бросить его. Только на этот раз у меня было плохое предчувствие, что я этого не переживу.

Глава 13

Утро вторника казалось чудом. Я пережила не только выходные, но и адский понедельник. И не только потому, что моё прошлое вернулось, чтобы сесть мне на хвост.

Нет, понедельник был плохим, потому что понедельники, как правило, всегда плохие. И потому, что обитатели четвёртого домика засорили туалет, не удосужились позвонить нам или устранить проблему, а затем затопили и главную спальню. Потом в седьмом домике разбили панорамное окно в их гостиной — разбили вдребезги. Я надеялась, что это послужит мальчишкам-подростам, которые гребли на каноэ в помещении. А одиннадцатый домик наполнили их горячую ванну диким, пьяным сексом.

Ах, гламурная жизнь управляющей курортом. Я даже не могла вспомнить, на что был похож дикий, пьяный секс. Но я довольно часто убирала за теми, кто в нем участвовал.

Для менеджера выходные были невыносимым испытанием, но ничто и никогда не было таким ужасным, как утро понедельника, потому что никто не признавался в своем беспределе до выписки.

Именно по этой причине Мэгс не возражала, чтобы я забирала смены в выходные. Она решила, что мне все равно придется в понедельник с утра по раньше разгребать всё это дерьмо, причём в буквальном смысле.

Ей так повезло, что у нее была я.

Но так ли это на самом деле?

Что будет с «Мэгги на горе», если я вдруг возьму, и исчезну?

Я уставилась в свою маленькую черную книжечку местных разнорабочих. В ней были номера кого угодно. Она найдет кого-нибудь другого. Наверное, в тот же самый день, когда я не объявлюсь.

Вот как работал округ Саммит. Все хотели жить в лыжной стране. Это была мечта двадцатилетней девушки, ставшая явью. Я бы ушла, а затем великолепная блондинка из Швейцарии, Норвегии или откуда бы ни было ещё приедет в город, просто войдёт в офис и встанет за столом, как будто это место принадлежало ей всегда. Мэгги бы просто пожала плечами и пробормотала: «Кажется, всё верно». И весь Фриско двинулся бы дальше счастливый и веселый.

— Водопроводчик, — сказала я вслух. — Мне нужно найти водопроводчика.

Мой телефон зазвонил в кармане, и я немедленно вытащила его, набрав код, чтобы прочитать сообщение. Оно гласило: «Все еще жива. Все еще в городе. Все еще думаю, что это глупая идея».

Сообщение Франчески заставило меня улыбнуться. Текст также заставил меня вздохнуть с облегчением. Сегодня Фрэнки была с Джульеттой, так как у нее на работе в шикарном домике в Блэкберне не было такого нормированного графика, как у меня. А ещё у неё не было босса, который отправлял бы её на свидания с ковбоями или давал ей выходные. Но она получала корпоративные льготы, лучшую медицинскую страховку и бесплатные номера на любом из родственных курортов по всему миру.

Она также зарабатывала почти вдвое больше меня. И ей не нужно было работать до четверга на этой неделе, так что я в полной мере воспользовалась её свободным временем.

Я быстро набрала ответ в своём телефоне: «Ты лучшая!»

На что она ответила: «Какие-нибудь признаки?»

В выходные мы с Фрэнки провели свои собственные секретные операции. Мы обе по очереди изучали Инициативу Вашингтон. На расстоянии, конечно. Сойер и Гас провели остаток уик-энда в своей галерее и ресторане. Мы обе были свидетелями того, как мило они общались с местными и болтали с гостями из других городов. Они казались дружелюбными, открытыми и добросердечными по отношению к своим сотрудникам, в основном к женщинам.

Но, тем не менее, мы не могли видеть всего что они делали, сидя по ночам в наших тонированных машинах на обочине улицы, вглядываясь в бинокль. Но ничто из того, что мы смогли разглядеть, не свидетельствовало о подозрительном поведении.

Именно так мы и поняли, что они замышляют нечто безумное.

Во-первых, Сойер и Гас нарушали правила и закон с момента нашего знакомства. Я знала Сойера пятнадцать лет, а Гаса и того дольше, и ни в одной из их жизней не было времени, когда бы они не работали над мошенничеством, придумывая следующее аферу или пожиная её плоды. Они были ворами. Преступниками. Мошенникам. Сотрудниками братвы.

Это было у них в крови.

Во-вторых, Сойер только недавно вышел из тюрьмы. У меня не было в привычке искать его в Интернете. Я не хотела случайно обнаружить себя. Но всего несколько месяцев назад я знала наверняка, что ему пока не удалось добиться условно-досрочного освобождения.

В-третьих. И это, наверное, было самым важным моментом. Мы с Фрэнки бросили их. Мы просто убежали. У меня были свои причины с Сойером, но оставлять Гаса было хреновым шагом с нашей стороны. Мы всегда планировали сбежать втроем, вместе, объединившись.

Но когда пришло время уйти… Гас был на стороне Сойера. Гас продвигался по служебной лестнице, намереваясь занять место бухгалтера своего отца. Он изучал все тонкости и подводные камни этого бизнеса. Он приобретал славу, уважение, а также пачки наличных.

Мы задавались вопросом: а можем ли мы быть уверенными в том, что Гас пойдет с нами? Мы не могли допустить, чтобы он хотя бы на секунду задумался. Когда наступило подходящее для побега время, мы почувствовали, что он предпочел бы остаться с братвой, со своим биологическим братом и с Сойером.

А что до Сойера?

— Ничто, Шестёрка. Понимаешь? Ничто не может заставить меня покинуть их. Они — единственная семья, которую я когда-либо знал.

— А как насчет меня? А как насчет семьи, которую ты собираешься создать со мной?

— Они мои братья, Каро. Я не стану. — Он сделал глубокий, последний вдох. — Я не могу.

Сойер дал мне ответ. Мне даже не нужно было задавать ему свой вопрос. Он очень четко дал понять, чего от него ожидать.

Мэгги вышла из своего кабинета, готовая плеваться гвоздями и дышать огнем.

— Пересели семью, которая приедет сегодня, в королевский люкс. Скажи им, что это бесплатно. А потом давай, черт возьми, просто будем надеяться и молиться, чтобы они не захотели продлить свое пребывание. С тремя комнатами в дерьме будет чудом, если мы сможем пережить эту неделю.

Она приложила руку ко лбу и повернулась к стене, на которой была приколота карта расположения комнат.

— Я понятия не имею, как мы вытащим секс-игрушку из слива в джакузи, но я надеюсь, что ремонт будет простым и понятным.

— И дешевым, — добавила я. — Нам также нужно, чтобы он был дешевым.

— Мать их за ногу! — прорычала она.

Увидев выражение разочарованной беспомощности на лице Мэгги, я поспешила заверить ее:

— Наш месячный бюджет, как раз заканчивается. Однако у нас кое-что припасено на черный день. Если мы вернем всё в этом месяце, все будет в порядке.

Она склонила голову набок и медленно выдохнула.

— Ты уверена?

— Я пробежалась по номерам и составила примерную смету. Если не считать никаких скрытых проблем, таких как черная плесень во всех ванных комнатах, у нас все должно быть в порядке. Более чем в порядке.

Её губы растянулись в неохотной улыбке.

— Это твой тонкий способ сказать мне: «Я же тебе говорила?» Я могу признать, что резервный фонд был хорошей идеей. В любом случае я не так уж и сильно хотела новую машину. Или новую одежду. Или, черт возьми, тот отпуск в Канкуне, который я обещала себе провести до того, как мне исполнится шестьдесят.

Я не улыбнулась в ответ.

— У тебя всегда должен быть запасной план. Иногда бывает полезно иметь даже несколько.

— О, моя запасливая Кэролайн. Что бы я без тебя делала?

Ее вопрос был задан в шутку, чтобы вывести меня из депрессивного состояния. Но её слова повернули лезвие в уже открытой ране. Что бы она делала без меня? Она больше не могла управлять этим местом в одиночку. Она только начала расслабляться.

— Обанкротилась бы? — предположила я, только наполовину шутя.

Она покачала головой, обдумывая ответ.

— Да, хорошо, что ты никуда не уходишь.

Дверь в кабинет зазвенела, бросив слова Мэгги прямо мне в лицо. В дверях стоял Сойер, принося с собой холодный октябрьский полдень. Над головой клубились грозовые тучи, и по небу проносились молнии. В отличие от Джесси, который вошел в этот офис, окруженный золотистым светом, похожим на ангельский ореол, Сойер вошел в это место с огнем и пеплом по пятам.

В течение тяжелой, напряженной минуты все, что я могла делать, это смотреть на мужчину, который когда-то был всем моим миром. Сегодня он являл собой ещё более шокирующее зрелище. В пятницу вечером он был весь в точёных линиях и блестящей мести. Сегодня он был одет в простой джемпер и джинсы с низкой посадкой. Его большие, накачанные руки, казались просто огромными по сравнению с теми, которые я помнила с нашей юности. Его плечи были шире. Его челюсть почему-то стала более четкой, более безжалостной. И кроме прочего… он был в очках.

Они должны были быть неуместны на его лице. Он был типичным крутым парнем. Он регулярно избивал людей. Он только что вышел из тюрьмы. Хипстерские очки в черной оправе должны были на сто процентов выглядеть нелепо на этом лице. И все же… каким-то образом они только усиливали его очарование. Они делали его еще более загадочным. Еще больше отличали от того мальчика, от которого я сбежала пять лет назад. Он был таким ужасающим, что у меня внутри все сжалось от нервов. И похоти. В основном от нервов, конечно.

— Что тебе здесь нужно? — слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела их сдержать.

Мэгги бросила сердитый взгляд в мою сторону.

— Д-добро пожаловать в «Мэгги на горе», — заикаясь, произнесла она. Видите? Даже Мэгги с Горы боялась этого человека. А она была самой крутой теткой, которую я знала.

Сойер проигнорировал её.

— Мне нужна комната, — сказал он, отвечая на мой вопрос. Его кристально чистый голубой взгляд, слегка увеличенный за этими линзами, оторвался от меня, чтобы осмотреть офис. — Или домик, я полагаю. Без разницы.

— У нас всё забронировано, — быстро ответила я, чтобы у Мэгги не возникло никаких идей.

Его брови скептически приподнялись.

— У вас всё забронировано?

Я не могла ответить сразу. Мне было трудно отдышаться. Почему он был здесь? Как он узнал, где я работаю? Неужели он решил, что сегодня тот день, когда я умру? Неужели он наконец получил приказ на убийство от пахана?

Мэгги издала стон, совсем не беспокоясь о страшном мужчине по ту сторону стойки.

— К сожалению, это так. Три наши домика вышли из строя после выходных. Ситуация поставила нас в несколько затруднительное положение. Мы изо всех сил пытаемся найти номера для всех в течение недели.

Сойера, казалось, не смутил наш ответ.

— Что с ними не так?

Мэгги переводила взгляд с меня на него и обратно.

— Вы двое знаете друг друга?

Я сказала «Нет», в то же время Сойер сказал «Да». Что разрушило мое прикрытие.

В этом было трудно признаться, но в галерее мне удалось сыграть более гладко. Засунув руки в карманы, чтобы не выдать себя и случайно не хлопнуть себя ладонью по лбу, я попыталась прийти в себя, в то время как Сойер самодовольно стоял напротив стола, ожидая, когда я вырою себе могилу.

— Мы встречались, — сказала я. — Это было… очень давно.

— Вы давно не виделись? — Мэгги вступила в разговор. Я кивнула. — Но теперь вы, мистер…

— Смит, — подсказал Сойер.

— Мистер Смит, захотели снять комнату у Кэролайн — подруги, которую вы давно не видели?

Одна сторона рта Сойера приподнялась в улыбке, и моё сердце сжалось, так, словно его сдавили два невидимых кулака. Почему было так тяжело смотреть на него? Почему это было так больно? Почему я больше не боялась?

Мне следовало бояться.

Наверное, мне следовало бы умолять о пощаде или что-то в этом роде.

Но я не могла заставить себя сделать это. Сойер не был убийцей, по крайней мере, не тот Сойер, которого я знала. И если он собирался забронировать номер, это означало, что он, вероятно, не собирался набрасывать мне на голову черный мешок, бросать меня в багажник машины и везти обратно в Вашингтон.

По крайней мере, пока.

Мой страх временно отступил, освободив достаточно места для моего необузданного разочарования.

— Мистер Смит оказался занозой в заднице, Мэгги. На самом деле ему не нужна комната.

Сойер подошел к стойке, вытаскивая бумажник.

— Мистеру Смиту нужна комната. Я бы даже сказал, что мистеру Смиту необходима комната. — Его взгляд снова нашел мой, полный искренности и открытости. Полный лжи. — Мы с Гасом поубиваем друг друга, если проведем ещё один день в одном гостиничном номере. Как бы ни было весело жить на чемоданах, мне нужно свое пространство, пока я не найду что-то постоянное.

Постоянное.

Это слово было ударом под дых.

Я сделала резкий, тихий вдох и укрепила свои нервы сталью. Если бы он хотел сыграть в игру воли, что ж, мне не нужно было пять лет в федеральной тюрьме, чтобы набраться сил для игры. Я родилась с ними.

— Как и сказала Мэгги, мистер Смит, у нас нет ничего доступного для вас. Но есть и другие курорты в других местах на горе, которые были бы рады взять ваши деньги.

Я наклонилась вперед на локтях, одарив Сойера уверенной улыбкой. Улыбкой, которая говорила: «Ты не можешь напугать меня, красавчик. Ты не можешь появиться через пять лет, выглядеть подобным образом, звучать как грех, и напялить очки, Бога ради. Ты не залезешь мне в голову».

Я круче, этого.

Сильнее.

Злее.

Я чертовски решительно настроена.

Его взгляд упал на мою улыбку, как это было раньше. С моей новой решимостью, подпрыгивающей у меня в голове, я заставила свое лицо не дрогнуть.

— Я не хочу жить в другом месте на горе, Шестёрка. Я хочу остаться здесь.

— Ну, у нас нет свободных комнат.

— Ну, может быть, тебе стоит попробовать найти одну. — Затем он посмотрел на Мэгги и добавил: — Пожалуйста.

— Мэгги…

Она проигнорировала меня. Предательница.

— Вот в чем дело, мистер Смит…

— Сойер. — Он вновь нежно улыбнулся ей, совершенно безумно обхаживая её. — Пожалуйста, зовите меня Сойер.

Улыбка Мэгги была неуверенной, как будто она не ожидала услышать его имя.

Нет, дело было не только в этом. Она не ожидала услышать такое имя.

И никто не ожидал, хотела я ей сказать.

Мы все были застигнуты врасплох.

Это был первый прорыв Сойера в вашей обороне.

Черт бы его побрал. Что там говорилось о старых собаках и новых трюках? Ну, может быть, старым собакам не нужно было учиться новым трюкам. Может быть, их старые трюки работали просто отлично.

Мэгги быстро пришла в себя:

— Ситуация вот такая, Сойер. У меня три дома вышли из строя. Первый заливается из туалета. Второй завалена битым стеклом и замерзает из-за разбитого панорамного окна. Третий в рабочем состоянии, за исключением джакузи, в одну из форсунок которой вставлен резиновый фаллоимитатор. Сам домик в порядке, но мы не решаемся сдавать его в аренду гостям. Мы не хотим, чтобы они чувствовали себя неловко, когда узнают причину, по которой мастер должен иметь доступ к их апартаментам. — Губы Сойера дернулись от усилия не улыбнуться. — Если какое-либо из этих помещений покажется вам пригодным для проживания, добро пожаловать в них. Я даже дам двадцатипроцентную скидку до тех пор, пока какая-либо из проблемных комнат, которые вы арендуете, не будет отремонтирована. Как вам это предложение?

Уважительная улыбка растянулась на лице Сойера, так сильно напомнив мне улыбку нашей дочери, что у меня чуть не подкосились колени.

— Я возьму домик, в котором проблемы с джакузи.

— Ты не сможешь им воспользоваться, — быстро напомнила я ему. — Пока нам не удастся его починить, а это может занять… месяцы.

Мэгги быстро вставила:

— Несколько дней. Это займет всего несколько дней.

Он обратился к Мэгги:

— Как-нибудь переживу.

Я попробовала ещё раз.

— Большинство наших гостей требуют работающую джакузи. Это одна из их любимых особенностей.

Он наклонил голову и пристально посмотрел на меня.

— Кэролайн, я не был в джакузи с тех пор, как мы пробрались на ту итальянскую вечеринку шесть лет назад и заперлись в комнате Дона. Я думаю, что справлюсь еще несколько дней.

Отбросив осторожность на ветер, я повернулась к Мэгги, принимая свою последнюю жалкую попытку.

— Он провел в тюрьме последние пять лет. Вот почему у него не было доступа к джакузи.

Ее челюсть напряглась, и она полностью сосредоточила свое внимание на мне. Между ней и Сойером словно выросла стена. Какое бы очарование он ни наложил на нее, оно исчезло, и она снова стала самой собой.

— Он попал в тюрьму за то, что причинил тебе боль, Кэролайн?

Я могла бы сказать «да». Я могла бы солгать. Тогда она бы не позволила ему остаться. Она бы заставила его уйти. И не только за пределы её курорта, но и всей этой чертовой горы. Она, вероятно, сопроводила бы его до границы Колорадо и надрала бы ему задницу на другой стороне.

Но эта конкретная ложь была на вкус как пепел и умерла у меня на языке. Я не могла заставить себя сказать это. Я не могла заставить себя опуститься до такого уровня.

Он никогда не прикасался ко мне без моего согласия или взаимного желания. Он никогда не делал с моим телом ничего такого, чего бы я абсолютно не хотела, чтобы он делал.

Ладно, он разбил мое сердце на миллион маленьких зазубренных кусочков. Но это точно не было наказуемо судом.

— Нет, — тихо и неохотно призналась я. — Он никогда не прикасался ко мне.

Она сразу расслабилась, невидимый барьер ее желания убить его исчез, и покровительственная улыбка сменила её каменное выражение лица.

— Ну, тогда у всех нас есть свое прошлое. Не так ли, Кэролайн? Осуждение тебя не красит.

Достаточно отчитанная, я отвернулась, чтобы закатить глаза к окну и вытащить ключ-карту и все остальные вещи, которыми мне нужно было обменяться с Сойером.

— Почему бы мне не заняться этим, — сказала я Мэгги, — а ты позвони мастеру, чтобы у мистера Смита в кратчайшие сроки была работающая гидромассажная ванна. — Она прищурилась, глядя на меня, ей не нравилось, что я пытаюсь от нее избавиться. Эта любопытная Варвара хотела всё разнюхать. — Я имею в виду, что прошло шесть лет. Не заставляй мужчину ждать дольше, чем он должен.

Мэгги покачала головой, но все равно схватила маленькую черную книжечку деловых контактов, которую я оставила на прилавке. Сойеру она сказала:

— Было приятно познакомиться с вами, Сойер Смит. Я искренне надеюсь, что вам здесь понравится. Пожалуйста, сообщите моему менеджеру, Кэролайн, если вам что-нибудь понадобится. Она может быть очень полезной, когда не забывает вытащить палку из своей задницы.

Сойер удивленно закашлялся, в то же время я прошипела:

— О Боже, Мэгги!

— Увидимся позже, дорогая.

Она была абсолютно непримирима.

— Убедись, что ты проводишь Сойера в его апартаменты. Мы бы не хотели, чтобы он заблудился по дороге.

— Ага, я провожу Сойера до его апартаментов, — пробормотала, открывая страницу бронирования на своем компьютере. А потом я столкну его со склона горы.

— Я уверен, что и сам смогу найти дорогу, — предложил Сойер, когда Мэгги исчезла в своем кабинете. — Я знаю, как читать карту.

— Мне понадобится некоторая информация, прежде чем мы перейдем к этой части, — отрезала я вместо этого. — И твоя кредитка.

Он моргнул, глядя на меня.

— Я переведу деньги утром.

— Ты знаешь, как это работает, Сойер. Мне нужна карточка для анкеты. — Снова встретившись с ним взглядом, я искала правду или очевидную ложь, чтобы знать, что он пытается скрыть. — Если только у тебя нет карточки? Может быть, у тебя нет такой, которая будет соответствовать твоему удостоверению личности?

Он вытащил бумажник и вытащил карточку из прорези.

— У вас есть обслуживание номеров?

Я взяла у него кредитку, стараясь не прикасаться ни к какой его части. Мои глаза быстро пробежали по рельефному шрифту, на котором простыми буквами было написано «Сойер Смит».

Ну и что с того? Ему удалось получить новое удостоверение личности, и хороший кредит. Во всяком случае, это просто подтвердило мою первоначальную теорию — Сойер знал, как выжить.

— Нет. Но есть приложения для доставки, которые заберут что угодно в городе и доставят это в твой коттедж. Хотя мы находимся далеко от города. Они не всегда доставляют еду горячей. — Переключив передачу, я вернулась в рабочий режим. — Как долго ты здесь пробудешь? — спросила я, глядя в экран компьютера. Я не могла перейти на страницу регистрации, пока он не ответил. Я не вынюхивала. Ладно, может быть немного. — Мне нужно знать, чтобы занести данные в компьютер.

Он наклонился вперед, опираясь на предплечья.

— Для компьютера.

— Я пытаюсь зарегистрировать тебя, болван.

— Я и забыл, какая ты дерзкая, — сказал он своим рукам, склонив голову. — Какая безрассудная.

Я отодвинула кресло на колесиках.

— Ладно, завязывай с этой ерундой о таинственном человеке, Сойер. Выскажи свои угрозы, либо убей меня, либо сделай со мной то, что ты собираешься сделать. Но давай прекратим эту игру, в чём бы она не заключалась, потому что с меня хватит.

Его полуулыбка была жестокой, мстительной. Его взгляд не отрывался от моего, заставляя меня отвести глаза.

— Ты думаешь, это игра? Думаешь, что спустя пять лет я появляюсь здесь, чтобы… подразнить тебя?

Он произнёс эти слова без эмоций. В них была твердость, которая пронзила мое сердце, стена между нами была такой широкой, высокой и нерушимой, что на глаза навернулись горячие слезы. Я так не думала. Ни после того, как я с ним поступила. Но он так это произнёс… словно я была той пятнадцатилетней девчонкой, намекала и флиртовала с ним. Как будто ему снова было восемнадцать, он гонялся за мной по глухим переулкам Вашингтона и избивал всех других парней, которые пытались заговорить со мной.

Наполнив свой голос отвагой и дерзостью со льдом, я честно ответила:

— Нет. Нет, я не думаю, что это игра. Но ты здесь не просто так, Сойер. И поскольку я никак не могу догадаться, для чего ты здесь, тебе нужно просто сказать мне.

Из глубины его горла вырвался удивлённый звук.

— Ты бросила меня, Шестёрка. Исчезла. Испарилась. Не было ни записки, ни телефонного звонка. Гас даже не знал, что, черт возьми, произошло. Однажды ты навестила меня и сказала: «Я люблю тебя, Сойер. Я сделаю для тебя все, что угодно, Сойер. Я буду ждать тебя вечно, Сойер». А потом пуф. — Он хлопнул по стойке, заставив меня подпрыгнуть от неожиданного звука. — Никто не может найти драгоценную Кэролайн, мать её, Валеро. Даже её отец. И что я могу с этим поделать? Моей девушки больше нет. Она, чёрт возьми, свалила. И я ни черта не могу с этим поделать.

— Ты…

У него не было времени на мои оправдания.

— Ты знаешь, как это расстраивает, Шестёрка? Как это бесит? Единственный человек, которого ты когда-либо любил, исчезает ни с того ни с сего, а ты застрял в тюрьме, как беспомощный придурок. Совершенно беспомощный. Я, бл*ть, сошел с ума, думая, что с тобой случилось худшее. Я свихнулся. Эта тьма… — он снова опустил голову, пряча воспоминания, отразившиеся в его глазах. — Ты не можешь понять глубину этой тьмы, Кэролайн. Тебе никогда этого не понять.

Я превратилась в медленно бьющееся сердце, которое изо всех сил боролось за то, чтобы не издать ни единого звука, не двигаться и никак не выдать своего существования.

— Сойер, — я произнесла его имя шёпотом, который был похож на мольбу о прощении.

Он вскинул голову, как будто только что вспомнил, что я здесь.

— Потом я появляюсь в этом богом забытом городе, и натыкаюсь на тебя. Ты не умерла. Не похищена итальянцами, или ирландцами, или, черт возьми, сумасшедшим серийным убийцей, который хотел добраться до меня. Ты просто здесь. Работаешь, живёшь и с кем-то встречаешься. С тобой всё нормально. Ты счастлива. И, мать твоя, приспособленная к этой жизни. Я здесь не для того, чтобы играть с тобой в игры, Каро. Я здесь, чтобы осуществить мечту, которую я когда-то разделил с девушкой, которую любил. — Он наклонился вперед, удерживая мой взгляд, поворачивая его, сжимая, сокрушая. — То, что я здесь, не имеет к тебе никакого отношения, потому что не все завязано на тебе, Кэролайн. И после всего что произошло, ты здесь абсолютно не при чем.

Я хотела сказать что-нибудь остроумное в ответ; режущее, разрывающее душу наизнанку. Но из моего рта не вылетело ни единого слова. Ни один жестокий ответ не пришел мне в голову. Я ничего не могла поделать, только таращиться на него, как рыба, которую вытащили из воды и оставили задыхаться. Я пыталась утешить себя, уверить, что он это заслужил. Я старалась. Но он был прав. Я ушла от него, не сказав ни единого слова о том, куда я иду или что со мной все будет в порядке.

Он понятия не имел, что что-то не так. Что мне нужно уехать. Что я должна была это сделать.

И что, несмотря на то, что он теперь думал обо мне, я поступила правильно.

Но я никогда не могла сказать ему об этом.

— Шесть недель, — сказал он.

Я просто продолжала смотреть на него, с трудом возвращая своим конечностям способность двигаться.

— Ч-что?

— Зарегистрируй меня на шесть недель. Для начала.

Вспомнив, что я делала, и почему он был здесь, и что у меня была работа, которую я должна была выполнить, я ввела это в компьютер.

— Домик не сдаётся на шесть недель. Я могу заселить тебя только… до следующего четверга.

Он постучал костяшками пальцев по стойке.

— Облегчи себе задачу, Шестёрка, и разберись с этим.

Уставившись на компьютер и прикусив нижнюю губу, до тех пор, пока не почувствовала привкус крови, я возилась с компьютером.

— Шесть недель? Ладно, это будет стоить двадцать тысяч триста восемьдесят долларов.

Он не дрогнул.

— Не забудь скидку за фаллоимитатор.

Потребовались все мои силы, чтобы не закричать.

— Я верну тебе разницу после того, как придет мастер.

Он откинулся назад и выпрямился. Его плечи расслабились, и его лицо тоже что-то сделало, но оно точно не стало расслабленным. Оно было… Я не знала, как это объяснить.

— Убедись, что ты выдашь детализированную квитанцию, когда будешь это делать.

С тех пор как Сойер снова появился в моей жизни, я боялась, что он собирается убить меня. Чего я не учла, так это того, что сама убила его. Это должно беспокоить всех.

— Для целей налогообложения? — усмехнулась я над ним.

— Очевидно.

И, к его чести, он говорил серьёзно.

Я закончила вводить его данные и заблокировала аренду его домика на следующие шесть долбаных недель. Теперь мне предстояло перестроить график бронирования и разобраться с остальным нашим календарем и предстоящими заселениями. Это должно было стать огромной занозой в заднице. Но у меня уже было предчувствие, что Мэгги все равно встанет на сторону Сойера.

Это не имело никакого отношения к чувству вины за то, как я рассталась с ним пять лет назад.

Ничего общего.

Потому что это было бы действительно глупо с моей стороны. И опасно. И, по сути, я выстрелила бы себе в ногу.

И у меня не было выбора. Если Сойер хотел остаться здесь на шесть недель, прекрасно. По крайней мере, теперь я могла контролировать его, если он начнёт следить за мной. Джульетта все равно никогда не приходила ко мне на работу. Проблема решена.

Кроме того, Сойер мог бы болтаться здесь шесть недель, если ему заблагорассудится, или до конца своей жизни, или что-то в этом роде. Я всё равно не собиралась здесь задерживаться.

Я провела оплату его картой на половину суммы его общего пребывания, в качестве депозита и сделала для него два ключа от номера. Достав карту курорта, я выделила его путь от главного офиса до того места, где находился его домик. Он получил мой любимый. Он был изолирован от других домов, немного выше по склону горы. У него было бы уединение и тишина, что, я знала, он бы оценил.

— Ты можешь позвонить в офис, если тебе что-нибудь понадобится, — я выдала ему информацию так же, как сделала бы это с любым другим постояльцем. Конечно, я была гостеприимна как скала, но все же он не мог настучать на меня за то, что я не выполняла свою работу.

— Если тебе понадобится больше полотенец, или звонок-будильник, или указания по городу, просто дай нам знать. Мы будем рады помочь.

Я выделила номер главного офиса на боковой стороне карты.

Он снова наклонился вперед, очень внезапно приблизившись ко мне. Между нами все еще была стойка, но я наклонилась с маркером. Теперь он находился в моем пространстве, его голова едва касалась моей, его руки были вытянуты рядом с моими.

— Звонок-будильник, — пробормотал он своим низким, как наждачная бумага, голосом. — Мне понадобится звонок-будильник каждое утро.

Я изо всех сил пыталась проглотить кипящий гнев.

— На самом деле ты этого не хочешь.

— Ты сама предложила, — указал он. — Каждое утро.

— Я позабочусь о том, чтобы Мэгги знала.

— От тебя, Шестёрка. В семь часов. Каждое утро.

Я оттолкнулась на руках, отчаянно желая увеличить расстояние между нами. От него пахло, так… От него пахло иначе, чем раньше. Это отвлекало.

— Извини, но я не прихожу сюда раньше восьми.

Схватив карту со стойки, он сделал шаг назад.

— Не мои проблемы.

На этот раз я позволила ему увидеть, как закатываются мои глаза.

— Тебе придется получать звонки от кого-то другого, Сойер. Я не могу тебе помочь.

— Дерзкая. Такая чертовски дерзкая, когда я так много о тебе знаю.

Мое сердце упало в пятки. Очередная угроза, которую он едва ли пытался скрыть. Как долго мне придется с этим мириться?

— Я думала, ты здесь не для того, чтобы играть в игры. Я думала, что это просто какое-то катастрофическое совпадение.

Он пожал плечами.

— Это не игра, Шестёрка. Это твоя гребенная жизнь. Не делай глупости. Звонок-будильник в семь. Каждое утро.

Вспомнив его записку той ночью, я выдержала его пристальный взгляд.

— А если я сбегу?

— Ну, это было бы чертовски глупо, да? — его рука легла на дверь, ведущую наружу. — Но, даже не знаю, попробуй, если хочешь. Я готов посмотреть, что произойдет, если ты это сделаешь.

От его небрежного отношения и двусмысленной угрозы по мне пробежал холодок. Этот человек выворачивал меня наизнанку. Он не должен был найти меня, случайно или нет. За один выдох он выпотрошил меня воспоминаниями о моем прошлом, о том, что я раньше чувствовала к нему и какую сильную боль я ему причинила. А за второй привёл меня в ужас за свою жизнь, за жизнь моей дочери, за эту жизнь, которую мы вырезали из ничего и превратили во что-то, что стоит защищать. Вместо того, чтобы поддаться страху, который обвивался вокруг меня, точно змея, я обратилась к профессионалу внутри меня.

— Мы дадим тебе знать, когда мастер придёт, чтобы осмотреть твою джакузи.

Выражение лица Сойера, наконец, изменилось, его губы слегка приподнялись в веселой улыбке.

— Надеюсь на это, Шестёрка, — Он толкнул дверь. — Думаю, ещё увидимся.

Я кивнула. Я думаю, он увидит меня здесь.

И я хотела бы его увидеть.

И звонить ему каждое утро в семь.

Я подождала, пока он не выехал со стоянки на новеньком «Врангеле», очевидно, он шел ва-банк со всей этой жизнью в Колорадо, — прежде чем стукнуться лбом о стойку и закрыть глаза от напора горячих слез.

Во что я ввязалась?

И как я собиралась из этого выбраться?

Глава 14

Десять лет назад

Фрэнки быстро пересекла задний двор и села рядом со мной.

— Он здесь, — осторожно прошептала она. — Он только что вошел с моим дядей Алеком.

— Франческа, — мой папа сиял рядом со мной, взволнованный тем, что находится в окружении моей подруги. — Ты сегодня прекрасно выглядишь. Растешь в угоду своей маме, ты это знаешь?

Франческа ненавидела привлекать к себе внимание и ненавидела, когда её выставляли напоказ на подобных вечеринках, и мои щёки вспыхнули за неё. Но её дяди не потерпели, чтобы сегодня она выглядела, как пацанка в бейсболке. Одетая в дизайнерское мини-платье с большим бантом на правом бедре, она действительно походила на свою мать, что было очень кстати для неё, так как вся братва ненавидела её покойного отца. Её волосы были распущены и свободными локонами ниспадали почти до самой задницы. Она даже накрасилась сегодня так, что я попросила сделать со мной тоже самое, как только увидела её.

— С-спасибо, мистер Валеро, — пробормотала она.

— Зови меня Леон, милая. Сколько раз я должен тебе повторять? Никто не называет меня мистером Валеро, если только они не должны мне кучу денег.

Она подняла лицо и попыталась улыбнуться:

— Леон.

Её дядя позвал её по имени с другого конца двора, и она вытянулась по струнке.

— Прошу прощения.

Я наблюдала, как она пробирается сквозь гостей вечеринки, стараясь никого не задеть. Когда мы были на задании, она была похожа на призрак. Она могла проскользнуть в комнату незамеченной, как невидимка. Но здесь у неё не было ни единого шанса. Она была не просто выставлена напоказ. В этом помещении она была центром внимания. Бедная осиротевшая принцесса. Гордость и радость её дядей. Будущее династии Волковых.

У неё были двоюродные братья и сестры. Ей не могли предоставить синдикат полностью. У её дядей были жены, сыновья и другие родственники, которые тоже претендовали на долю. Но они дали обещание матери Фрэнки. Они должны были предоставить ей будущее, держать её рядом с семьей, позаботиться о том, чтобы она ни в чем не нуждалась до конца своих дней. У неё не было выбора. Синдикат был её жизнью.

Он всегда был её жизнью.

Мой отец приобнял меня, склонив голову, чтобы нас не подслушали.

— С этой девушкой всё в порядке?

— С ней всё в порядке, — автоматически ответила я. Мой отец сжал моё плечо, требуя правды. — Она ненавидит быть в центре внимания, — поделилась я, признавшись в этом так, словно это был секрет. — Такие вещи заставляют её чувствовать себя неловко.

Он расслабился и добродушно рассмеялся.

— Как и всех девочек-подростков, а? Тебя это тоже заставляет чувствовать неловко.

Действительно, ведь так удивительно, что пребывание в доме с ворами, убийцами, наркоторговцами, торговцами сексом и всевозможными подонками из низших слоев общества вызывало у меня, пятнадцатилетней девочки, чувство неловкости?

— Я чувствую себя не в своей тарелке, — сказала я, сбрасывая его тяжелую руку. От него пахло выпивкой, сигаретами и девушкой, которую он привел с собой на свидание этим вечером. — Здесь не так уж много людей моего возраста.

— К счастью для тебя, я слышал, что сегодня вечером есть работа. Ты можешь довольно скоро убраться отсюда.

Только мой отец был бы так взволнован, что для меня нашлась работа. Тот факт, что она была крайне незаконной и опасной, его нисколько не смущал, хотя я сомневалась, что он знал какие-либо детали. Он не владел моим уровнем допуска к информации, что в равной степени заставляло его гордиться и сводило с ума. Я напрягла шею и наклонила её в стороны, разминая мышцы и снимая напряжение.

— Я ничего не слышала об этом, — возразила я. И это было правдой. Мы должны были праздновать день рождения Диметруса. Вся банда была здесь. Предполагалось, что позже из торта должна была выпрыгнуть девушка, и я целую неделю интересовалась подробностями. Это был настоящий торт? Или пластиковый, как те, что показывали по телевизору? Испачкается ли она глазурью? Или она будет покрыта глазурью? Потому что было мерзко.

Как правило меня не приглашали на приёмы. Незначительные роли, которые мы с Фрэнки играли, обычно намеренно упускались из виду. Я платила за свои детские долги, а Фрэнки могла делать все, что ей хотелось. Мы отчитывались только перед Сойером и Аттикусом. Они говорили нам, что нужно сделать, и мы делали. Вот и всё. В этом состояла наша задача. Они платили нам достаточно, чтобы мы не захотели взять кусочек для себя. Мы были Шестерками; мы были солдатами особого назначения. Но сегодня вечером мы-таки урвали кусок торта.

Только я не собиралась его есть, если из него выпрыгнет женщина.

— А вот и наш парень. Он тебе всё расскажет.

Внимание моего отца переключилось на группу молодых людей, направлявшихся к нам. Они двигались сквозь толпу как одно целое, другие, парни постарше, отступали назад, освобождая им дорогу. Сойер шёл впереди, Гас и Аттикус позади него, походя на крылья истребителя.

Просто смешно, каким уважением они пользовались, какое влияние имели. Гас и Сойер ещё даже не закончили среднюю школу. Аттикус был придурком. Но они каким-то образом создали свою неприкасаемую репутацию, не будучи убийцами, не торгуя женщинами, наркотиками или оружием.

Деньги говорили сами за себя. А Сойер принес много денег.

Он поймал мой взгляд с другого конца украшенного заднего двора и дернул подбородком, приказывая мне следовать за ним. Я подумала о том, чтобы отвернуться и притвориться, что не вижу его. Наверное, я могла бы это провернуть. Я не всегда смотрела на Сойера. Были и другие вещи, достойные моего внимания.

Иногда.

— Он это тебе, крошка. — Мой отец подтолкнул меня локтем.

Испустив взволнованный вздох, я посмотрела на него.

— Разве ты не должен защищать меня от подобных вещей?

Он разразился лающим смехом.

— Защищать тебя? Милая, я горжусь тобой. — И тут его глаза наполнились настоящими слезами. Ублюдок. — Кто бы мог подумать, что моя дочь сможет делать то, что делаешь ты? Я знал, что, когда брал тебя на все эти задания, когда ты была ребёнком, это окупится. Я видел в тебе потенциал с самого первого дня. А теперь посмотри на себя. Подумай о своем будущем, Каро. Не говори, что я никогда ничего для тебя не делал. Потому что если ты продолжишь в том же духе, тебе не придется ни о чем беспокоиться, детка. Ты будешь готова к жизни.

Да, верно. А может быть, и к пожизненному заключению.

— Ты знаешь, как это все мерзко, папа? — спокойно спросила я.

Его лицо растянулось в улыбке.

— Я думаю, ты хотела сказать спасибо.

— Невероятно. — Я обернулась, понимая, что лучше не заставлять Сойера и Аттикуса ждать. — Увидимся позже.

— Возможно, сегодня вечером меня не будет дома, — крикнул он мне вслед, и я решила, что будет лучше, если я не буду знать почему.

Я проскользнула в толпу так же, как Фрэнки, бесшумно, украдкой, плавно, прихватывая по пути кошельки. Эти люди были преступниками, но не имели не малейшего понятия, как следить за своим барахлом. Было столько всего, что можно было украсть.

Они полагали, что здесь, в окружении своих братьев и их оружия, они в безопасности. Но это были те моменты, которых мы ждали. Игра началась.

Мои пальцы были легкими, как перышки. Пачка наличных, выглядывающая из бокового кармана брюк, зажим для денег, едва видимый в заднем кармане, к тому времени, как я добралась до противоположной стороны помещения, у меня было триста баксов. Я разделила деньги и сунула их в чашечки лифчика. Дополнительная поддержка тоже не повредит.

Когда я подошла к Сойеру, он поднял брови, потому что заметил конец моей шалости. Я пожала одним плечом и молча попросила его не поднимать этот вопрос.

— Это опасная игра, Шестёрка.

Я отвела взгляд.

— Не опаснее, чем сегодняшнее задание.

— Ты даже не знаешь, в чем оно заключается.

— Это законно?

Его губы дрогнули.

— У тебя есть желание умереть, не так ли?

Мы стояли под деревом, на каждой, отяжелевшей от летних зелёных листьев, ветке мерцали огоньки. Перед домом была группа, играющая некое подобие польки. Женщины флиртовали, а мужчины смеялись. Теплый ветерок пах дорогими духами и июльским лунным светом.

Сойер надел белую рубашку с коротким рукавом и чёрные шорты. Его волосы были откинуты с лица, и уложены гелем, который заставлял их чтобы оставаться на месте. Он был опасен. И красив. И он собирался попросить меня сделать что-то, чего я не хотела делать.

После того, как я сказала бы «да», я бы обвинила магию ночи и триста баксов, спрятанных в моем лифчике.

Но Сойер обладал собственной магией. Он шагнул ко мне ближе и провёл пальцем по моему обнаженному плечу. Отец сказал, что мне нужно принарядиться, потому что это важная вечеринка. Поэтому Фрэнки позволила мне одолжить одну из её дизайнерских вещей. Изумрудно-зеленое платье без бретелек, которое было слишком коротким, слишком узким и слишком красивым для меня — дочери букмекера.

— Это не желание умереть, — сказала я Сойеру. — Это больше похоже на… желание уйти отсюда.

Он подошел ближе, понизив голос, чтобы нас не подслушали.

— Куда бы ты пошла, Шестёрка? Там нет ничего лучше. Тебе было бы скучно. Тебе бы это не понравилось.

Фрэнки все время говорила мне тоже самое. Я не знаю, что это говорило обо мне. Я просто знала, что испытывала ненависть к этой жизни, к тому, что мы делали, и к тому, за что мы боролись. Я наблюдала, как мой отец хватался за жизнь на самом низком уровне. Он либо играл в азартные игры, либо хотел бы играть в азартные игры, либо сожалел об азартных играх. Он либо просил у людей денег, либо заставлял людей платить ему деньги, либо пытался понять, как он собирается с кем-то расплатиться. Он слишком много пил, слишком много курил и слишком много спал с кем попало.

В жизни должно быть что-то большее, чем это. В нормальной, законной, безопасной жизни должен быть какой-то мир.

Я должна была в это верить. Потому что я не могла жить так вечно. Я не могла быть, как мой отец. Я не могла прожить следующие тридцать лет, перескакивая с одной работы на другую, живя в дерьмовых квартирах, вечно оглядываясь через плечо.

Или того хуже. Что, если бы меня поймали? Одна из наших группировок? Или полиция?

Как, черт возьми, я собиралась выжить в тюрьме?

— Я бы с радостью сделала это, — поспорила я с Сойером. — Я бы нашла нормальную работу, открыла банковский счет и завела бы карточку в библиотеке. Я бы даже ходила в церковь.

Он покачал головой. Он мне не поверил.

— И где же? Где бы ты жила этой нормальной, скучной жизнью?

Я подумала о самом нормальном месте, какое только могла представить, о самом скучном, самом неинтересном, самом спокойном месте во всем мире.

— На Среднем Западе, — уверенно заявила я.

На этот раз он рассмеялся, тихо и по-настоящему. Это заставило мой желудок перевернуться. А моё сердце затрепетать. Это заставило меня усомниться во всех моих мечтах о Среднем Западе и выбросить их прочь.

— На Среднем Западе? В каком-то конкретном месте? Или ты просто возьмешь первый попавшийся открытый фургон и посмотришь, где окажешься?

— Не будь придурком, — но на самом деле я старалась не расхохотаться.

— Нет, это круто, Каро. Я понял. Зачем оставаться здесь и разбогатеть сверх своих самых смелых мечтаний, когда ты могла бы поехать туда и жить среди кукурузы и коров.

Я улыбнулась вопреки своему здравому смыслу.

— Вот именно.

— Я даже не уверен, что у них есть кабельное телевидение.

— У них есть кабельное, — уверенно сказала я. Хотя и не была уверена в этом на сто процентов.

— Но точно нет быстрых тачек.

— Они там тоже есть.

— Никаких музеев.

— Где, по-твоему, находится Средний Запад? На Луне?

Его улыбка была злой, его сине-голубые глаза были полны самых дьявольских вещей.

— Я просто хочу, чтобы ты обдумала это до конца. Я хочу, чтобы ты взвесила все свои варианты. Составила список «за» и «против».

— Я обязательно это сделаю.

Он подошёл ко мне ближе ещё на шаг, его грудь почти касалась моей.

— Ты слишком красивая для Среднего Запада, Кэролайн. Слишком дерзкая. Слишком независимая. Они бы не знали, что делать с такой девчонкой, как ты.

Я изо всех сил старалась собраться со здравыми мыслями.

— Думаешь, я красивая?

Его голова опустилась так, что его губы касались моего уха.

— Я всегда думал, что ты красивая, но сегодня вечером из-за тебя мне трудно дышать.

Теперь я тоже не могла дышать. Он поднял голову, показывая мне правду в своих глазах, убежденность в выражении его лица.

— Обещай мне, что ты не исчезнешь, что не уйдешь в закат, пока не попрощаешься. Это убило бы меня. Ты ведь это знаешь, верно?

— Сойер…

Его челюсть щелкнула, мышцы напряглись, предупреждая, что он говорит серьезно.

— Обещай мне. Не уходи просто так. По крайней мере, попрощайся.

— Обещаю, — быстро сказала я. — Конечно. Конечно, я попрощаюсь.

Он кивнул один раз, медленно проводя языком по нижней губе. Его рука поднялась, опустившись на мой подбородок. Кончики его пальцев зарылись в мои волосы, а ладонь обхватила лицо, крепко удерживая. Он опустил голову, и я поняла, что настал тот самый момент. Он собирался поцеловать меня. Он наконец-то собирался поцеловать меня!

— Мы собираемся это сделать или как?

Но нет.

Это был момент, когда я, наконец, собиралась убить Аттикуса.

— Да, — отозвался Сойер. — Да, мы собираемся это сделать.

Час спустя Гас высадил нас в двух кварталах от места, где проходила вечеринка, и мы ползли к четырехэтажному дому в викторианском стиле в Джорджтауне. Аттикус тихо присвистнул.

— Отличная недвижимость, — пробормотал он.

Сойер пригнулся, так что его голова оказалась ниже живой изгороди на заднем дворе.

— Завидуешь?

Аттикус бросил на него быстрый взгляд.

— Нет. Это всего лишь вопрос времени, Уэсли. Только я получу это чертовски раньше, чем чертов Толстый Джек. И я уж точно не буду таким алчным, чтобы выбрасывать это на ветер.

Детство сделало мою привязанность сильнее, чем я предполагала, потому что я добавила:

— Мы ещё ничего не знаем. Мы просто должны осмотреться. Там может ничего и не быть.

Сойер и Аттикус молчали. Однако их молчание сказало достаточно. Никто, кроме меня, не думал, что Толстый Джек невиновен. Пахан хотел, чтобы мы осмотрели его дом, пока он был на вечеринке. Им нужны были доказательства, прежде чем они начнут действовать. Они хотели, чтобы мы нашли причину его подозрительного поведения.

Меня подташнивало.

— Начнем с подвала, — прошептал Аттикус, щёлкая замком на задней калитке. Где-то по соседству Гас использовал свою компьютерную магию, чтобы отключить камеры видеонаблюдения, установленные вокруг дома.

— Мы начнем сверху и встретимся с вами посередине, — подтвердил Сойер.

И так мы и сделали.

Парни позволили мне открыть замок на задней двери, так как у меня было самые аккуратные руки, и мы расстались. Фрэнки с Аттикусом. Я осталась с Сойером.

Мы поднялись наверх, прошли три лестничных пролета до главной спальни на верхнем этаже. Мой нос сморщился от чувства стиля Толстого Джека. Ладно, не то чтобы, чтобы нашей с отцом двухкомнатной квартирой можно было похвастаться. Но я никогда не понимала, почему мужчины с деньгами всегда покупают черные шелковые простыни.

— Можно было и догадаться, — сказала я Сойеру. Он поднял брови, понятия не имея, о чем я говорю. — Зеркало над кроватью. Потому что, почему бы мужчине, похожему на Толстого Джека, не захотеть разглядывать себя.

Сойер мрачно усмехнулся.

— Не знаю, Шестёрка, может быть, это для образовательных целей. Может быть, он пытается улучшить свои навыки.

Я сморщила нос, изо всех сил стараясь не подавиться. Толстый Джек весил триста фунтов, имел покрасневший от водки нос и глубоко посаженные тусклые глаза, и кипел от гнева. У него не было ни души, ни сочувствия, ни причин заботиться о ком-либо, кроме себя. Если бы он мог найти девушек, готовых вернуться сюда с ним, их потребности были бы последним, о чем он беспокоился в этой постели.

— В любом случае я никогда не понимала зачем нужны шёлковые простыни, — прошептала я, когда мы передвигались по комнате, ища улики, доказательства и что-нибудь ужасное. — Разве они не скользкие? Я представляю себе Толстого Джека, похожего на жирную свинью в этой постели. — Я быстро покачала головой, пытаясь избавиться от мысленного образа. — Вычеркни это. Я вообще не представляю себе Толстого Джека. Гадость.

Я почувствовала на себе пристальный взгляд Сойера с другого конца комнаты.

— Ты никогда, ну, знаешь, раньше не возилась на шелковых простынях?

Повернувшись к нему спиной, я взялась за край рамки для фотографии, мои скрытые пальцы свернулись под рукавами моего кардигана. Я захватила его с собой на случай, если сегодня вечером мне станет холодно, но он понадобился для сокрытия отпечатков пальцев, во время задания.

Мои щеки покраснели, и мне захотелось спрыгнуть с балкона в комнате Толстого Джека. Сойер спрашивал серьёзно? Возилась ли я когда-нибудь на шелковых простынях? Настоящий вопрос заключался в том, спала ли я с кем-нибудь? Нет. Ответ был определенно отрицательным. И во всем этом был виноват он.

Не то чтобы я чувствовала, что потеряла огромный кусок моей жизни, из-за того, что никто никогда не приводил меня в их грязное логово беззакония и не валял меня по своей скользкой кровати, пока они наблюдали за своей техникой в зеркале над головой. Но всё же. Таков был принцип в этом мире.

Однако вместо того, чтобы сказать ему что-либо из этого, я солгала. Потому что именно этим я и занималась. Я была лгуньей, которая врала, чтобы выжить, чтобы расплатиться с синдикатом за какой-то дурацкий долг.

— Именно об этом я и говорю, — сказала я ему. — Я думаю, что их ценность явно преувеличенна. Не говоря уже о том, что это безвкусица.

Голос Сойера был лишен прежнего озорства, когда он сказал:

— Я и не представлял, что у тебя так много мнений о шелковых простынях.

Я взглянула на него через плечо, когда двинулась, чтобы просмотреть какие-то бумаги на столе в углу.

— Не то чтобы я придиралась ко всему этому, я просто подвожу черту под самодовольными придурками. Вот и всё.

О боже мой. О чем я вообще говорила? Я винила во всем Сойера. Он не должен был говорить так, будто у него было много опыта на шелковых простынях. Это раздражало. И было отвратительно. И превращало нормальную девушку внутри меня в зеленоглазого ревнующего монстра.

— Это довольно высокие требования, Шестёрка.

Я развернулась, пристально глядя на него через всю комнату. Он двигался параллельно мне, возле комода в углу. Комната была переполнена нашими невысказанными словами, расстроенными чувствами и постоянным притяжением между нами. Или, может быть, оно было только моим.

— Да кому нужны высокие требования? — спросила я, зная, что это разозлит его.

— Ты серьезно?

Я пожала плечами и подошла к запертому боковому столику возле французских дверей, ведущих на балкон.

— Да кто бы говорил, мистер Осуждающий. Разве не ты ушёл домой с Кристал, — как её там? — в прошлую пятницу? Очевидно, ты работал над своими невероятно требовательными навыками.

— Ты сегодня ужасно болтлива, Каро.

Он придвинулся, чтобы встать рядом со мной. Я снова почувствовала его запах, почувствовала, сквозившее в нём недовольство. И мне потребовалось всё моё мужество, чтобы не злорадствовать. Было приятно проникнуть ему под кожу. Он всегда был под моей и в моей голове, вторгался в мои решения, планы и лучшие суждения. Он всегда был рядом, неизменный во всем, о чем я думала, что делала или чего хотела. И я устала от этого.

Устала от него.

Я присела на корточки и немного поколдовал с запертым ящиком, используя шпильку и гаечный ключ. Она распахнулась, и я улыбнулась. Это я тоже ненавидела. Эту жизнь. Этот конкретный набор навыков, о котором я не просила. Тем не менее, я бы каждый день брала это на себя вместо Сойера. Я знала, как это делать. Я могла увидеть проблему и понять, как её решить.

Сойер был кем-то совершенно иным. Я не знала, как его открыть. Я не знала, как заставить его играть по моим правилам. Я не знала, как взять у него то, что я хотела, и отбросить всё остальное.

Потому что казалось, что он мог только брать у меня. А я продолжала давать ему. В любом случае, я ничего не получала взамен, и ненавидела это.

— Я всегда болтлива. — Я подскочила обратно, чтобы проверить содержимое ящика, и обнаружила, что Сойер оказался ещё ближе, чем раньше. Я повернулась, чтобы посмотреть на него. — Но суть не поменялась. Мои стандарты — это мой выбор. Как и твои.

Эти голубые глаза, в которые я так безвозвратно была влюблена, нашли мои и крепко вцепились в меня.

— Я не ходил домой с Кристал Канстановой в прошлую пятницу, Шестёрка. Я вообще никогда не ходил с ней домой. Думай обо мне, что хочешь, но у меня действительно высокие требования. И она даже близко не дотягивает до них.

Я втянула нижнюю губу и прикусила её, не обращая внимания на то, как расслабились два внутренних кулака, сжимавших моё сердце. Но игра между нами всё ещё продолжалась. Я не могла позволить ему увидеть, как сильно его слова влияли на меня или как отчаянно я хотела быть причиной того, что он не забрал Кристал домой. Она крутилась рядом с ним в прошлую пятницу в клубе, где братва проводила большую часть своего времени. И она оделась как настоящая шлюха. Я сказала это не от злости. Просто констатировала факт. Её соски проглядывались сквозь топ, и верхняя часть трусиков выглядывала из джинсов. Это был её стиль, её почерк.

— Я полагаю, сейчас ты хочешь, чтобы я признала, какой ты порядочный человек?

Его глаза потемнели.

— Я хочу, чтобы ты признала, что у тебя ко мне есть чувства, Кэролайн. Я устал гоняться за тобой.

Я стукнулась пальцем об ящик. Прошипев проклятие, я повернулась к нему лицом.

— Так вот что ты делаешь? Гоняешься за мной?

Один уголок его рта приподнялся.

— С тех пор как мне исполнилось двенадцать лет, и я оказался в переулке, где мне не место, с тремя долларами в кармане.

— Сойер, — прошептала я, его имя звучало как мольба и молитва, как отчаянное требование большего.

— Ты действительно ничего не видишь? Ты думаешь, это была идея Романа? — он жестикулировал между нами взад и вперед. — Что он хотел команду детишек? Шестёрка, я боролся за то, чтобы быть с тобой с того самого дня, как ты спасла мне жизнь. Мои требования чертовски высоки. Я хочу только ту девушку, которая совершенно недосягаема, которая настолько лучше меня, что мне неловко. Я хочу только одну девушку, которую я должен отпустить. — Он шагнул ближе ко мне. — Чтобы она могла переехать на Средний Запад и иметь свою кукурузу, коров и нормальную жизнь.

Я покачала головой.

— Я… я не лучше тебя.

Его подбородок дернулся один раз.

— Нет, лучше. Ты намного лучше меня. Намного лучше, кого-либо на этой чертовой планете. — Он наклонил голову так, что его лоб коснулся моего, и поднял обе руки, обхватывая моё лицо. В тот момент мы были ближе друг к другу, чем когда-либо. Бабочки запорхали у меня в животе, и мои внутренности начали покалывать. Мне пришлось закрыть глаза от этого ощущения, от пьянящего блаженства от слов Сойера, его прикосновений и его тела, такого горячего рядом с моим. — И я знаю, что ты можешь добиться большего, чем я и эта жизнь, и что ты, вероятно, должна получить то, чего так сильно хочешь, но Каро, я собираюсь попросить тебя остаться здесь. Останься со мной. Быть со мной.

Сойер был на три года старше меня; ему было восемнадцать, а мне всего лишь пятнадцать. Это была не такая уж большая разница, но мне всегда казалось, что это разница между взрослым человеком и ребенком. Сойер был большим человеком в синдикате. Он был старше своего возраста, намного крепче, умнее и мудрее, чем казался. А я была просто маленькой девочкой, боровшейся за возможность быть рядом с ним. Я не хотела жить в синдикате, но у меня не было выбора. Я не хотела быть первоклассной воровкой, лгуньей и мошенницей, но у меня не было выбора. У Сойера был самый широкий выбор в мире, и все же он хотел эту жизнь.

Он мог бы сделать со своей жизнью все, что угодно, и он выбрал синдикат.

То же самое я чувствовала и сейчас. У меня никогда не было выбора любить или не любить Сойера. Я просто любила. Всегда. С того самого дня, как я его встретила, он был для меня всем. Я даже не могла заставить себя обратить внимание на других парней. Для меня он всегда был лучшим.

Но у него был весь выбор в мире. Он мог заполучить кого угодно. Быть с кем угодно. И все же он хотел меня.

Он хотел меня.

— Типа, быть твоей девушкой? — я спросила, потому что мне было пятнадцать, и это было единственное, о чем я могла думать. Отдаленная, более зрелая часть моего мозга говорила мне, что он не просто просил меня быть его девушкой, что его точка зрения была больше, чем моя, более постоянной. Но у меня никогда раньше не было парня, не говоря уже о парне, который говорил мне такие вещи. Это была новая и неизведанная территория. Кроме того, как я уже сказала, Сойер был единственным, кого я хотела, единственным, о ком я заботилась. У меня не было ни единого шанса.

Смех Сойера каскадом прокатился по моей коже, согревая меня и одновременно вызывая мурашки по коже, заставляя мое сердце биться быстрее, а кровь нестись по венам.

— Да, Шестёрка. Ты хочешь быть моей девушкой?

Я кивнула, хихикая кокетливым звуком, которого никогда раньше не издавала.

— Д-да. Да, пожалуй.

Он поймал мои слова, прижавшись губами к моим. Я ахнула от этого ощущения, эти слишком мягкие губы пьяняще контрастировали с твердостью его тела, грубостью его рук, жесткостью его личности. Его губы двигались напротив моих медленно, осторожно.

Возможно, Сойер был моим первым парнем, но он был не первым с кем я целовалась. Я уже делала это несколько раз с тех пор, как он впервые поцеловал меня, когда мне было десять. Ради практики. С мальчиками из школы под трибунами или за спортивными площадками в спортзале. Я понятия не имела, что делать с кем-то вроде Сойера, но я, по крайней мере, не была полной неумёхой, когда дело касалось поцелуев.

Или, по крайней мере, я так думала.

Но поцелуй Сейера был не просто поцелуем с мальчиком. Это был поцелуй мужчины. Он был всеми моими мечтами, фантазиями и желаниями, упакованными в одного совершенно великолепного, совершенно опасного мужчину моей мечты, и я могла бы провести всю ночь, просто изучая контуры его губ и то, как они прилегают к моим.

Его зубы поймали мою нижнюю губу, а затем его язык прошёлся по ней, чтобы успокоить боль от укуса, уговаривая меня открыть рот шире и позволить ему исследовать меня полнее. На вкус он был как мята и все мои желания. Крепко зажмурив глаза и осторожно сжимая руками его накрахмаленную рубашку, я позволила ему начать поцелуй, просто молясь, чтобы я не превратила это в ужасный опыт для него.

Неужели это будут самые короткие отношения в истории отношений? Неужели мои плохие навыки в поцелуях заставят его сбежать? Это былы слишком ужасно.

Я отстранилась, задыхаясь и теряя уверенность в себе. Его голова опустилась на изгиб моей шеи, его дыхание согревало обнаженную кожу, заставляя меня дрожать.

Он почувствовал, как по мне пробежал холодок, и его руки тут же обхватили меня за талию, притягивая к своему теплу.

— Тебе холодно? — прошептал он.

— Н-нет.

Его голова откинулась назад, чтобы он мог видеть мое лицо.

— Значит, тебе не нравится?

Его откровенный вопрос вызвал у меня нервный смех.

— Просто напугана, — прошептала я. — Ты наводишь ужас.

Он потерся своим носом о мой.

— Ты восхитительна. — Затем его рот снова оказался на моем, и на этот раз поцелуй не был медленным, мягким или осторожным. На этот раз он целовал меня с голодом. Требуя большего.

Его рот быстро накрыл мой, наши губы и языки переплелись от потребности друг в друге, от безудержного желания. Я перестала смущаться и позволила своим рукам, огладить его грудь и живот, обвить его шею и прижаться к нему всем телом.

Он тоже не сдерживался, позволяя себе исследовать изгибы моей талии, боковую часть моей груди, верхнюю часть моей задницы. Он не стал сразу срывать с меня одежду, но я ощущала желание. От нас обоих.

Мне казалось, что мы играли в эту игру в течение пяти лет. Этот огонь между нами разгорался, разгорался и разгорался, а мы просто подливали масла в огонь, не заботясь о том, чтобы сдержать его или укротить. И теперь его было невозможно остановить. Мы соорудили этот костер, и теперь нам приходилось гореть по его милости.

Что меня вполне устраивало.

Я бы с радостью отдалась пламени, чтобы быть с Сойером.

Когда он отстранился на этот раз, мы оба покраснели, наши губы распухли, глаза потемнели. Его улыбка была довольной, более дерзкой, чем я когда-либо видела раньше.

Я с трудом сглотнула комок эмоций, застрявший у меня в горле.

— Вау, — прошептала я.

— Я знал, что всё будет хорошо, Каро. Я не должен был ждать так чертовски долго.

Моргая от ослепительной красоты, которая была болезненна по своей интенсивности, у меня возникла одна ясная, звучная мысль. Я собираюсь потерять девственность с этим парнем.

А сразу за ней пришла другая мысль: он собирается заставить меня отказаться от побега. И я не думала, что меня это сильно волновало.

Я бы с радостью отдалась ему той ночью, если бы мы не были посреди спальни Толстого Джека в разгар задания.

Я отошла от Сойера, стремясь освободиться от этих опасных мыслей и своего безрассудного сердца. Это было то, чего мы оба хотели. На сегодня. Вряд ли бы мы пробыли вместе долго. Мы были молоды. Я была практически ребёнком. И мы хотели разных вещей.

Это было бы хорошо для нас обоих. Я бы преодолела свое безумное увлечение. И Сойер тоже. Мы бы позволили всему идти своим чередом, а потом просто разошлись бы в разные стороны.

Это должно было произойти, чтобы мы могли повзрослеть. Сойер нуждался во мне, когда мы были детьми, и сейчас ему хотелось поблагодарить меня, или забыть меня, или что-то ещё. И мне нужно было довести это до конца, чтобы я тоже могла двигаться дальше. Мне нужно было избавиться от Сойера, чтобы когда-нибудь я могла, по крайней мере, найти способ привлечь других парней. Сойер не мог быть моим единственным вариантом навсегда.

Это было бы плохо для нас.

И пока мы не забудем друг друга, мы будем развлекаться, исследуя наши детские увлечения друг другом. Я могла бы избавиться от своей V-карты в процессе с кем-то, кому я доверяла. Он мог быть уверен, что я не изменю ему и не подхвачу венерическое заболевание. Беспроигрышный вариант.

— Там что-то есть позади…

Я оставила Сойера и подошла к стене за хозяйской кроватью, где была искусно развешана карта мира в рамке из каштана. Я встала на кровать, не обращая внимания на то, что мну простыни и порчу подушки.

Я отодвинула картину обратно к стене, отпустив пружину. Картинка двинулась вперед, открывая сейф.

— О, черт, — пробормотал Сойер, подходя и становясь рядом со мной. — Как мы собираемся его открыть?

Если бы нам понадобилось это сделать, то у нас возникла бы серьёзная проблема. Я могла бы взломать стандартный замок, но взламывать сейф совсем другое дело. Кроме того, это был не простой Walmart. Это была заноза в заднице.

Но, к счастью, Толстый Джек был идиотом.

— Вот так. — Мои пальцы все еще были спрятаны за рукавом кардигана, и я открыла незапертый сейф.

Удивленное хихиканье Сойера было всем необходимым, чтобы я могла почувствовать себя потрясающе, но того, что мы нашли в сейфе, было предостаточно, чтобы отдать должное нашим боссам.

Его смех быстро превратился в проклятие мудака, который жил здесь.

— Святое дерьмо, — прохрипел Сейер. — ФБР. Он, бл*ть, серьезно? Братья собираются вздернуть его за пальцы ног и кастрировать этого ублюдка. Это плохо.

Моя кожа внезапно покрылась мурашками. Я закрыла глаза и вспомнила все коммерческие фургоны, выстроившиеся вдоль улицы, когда мы ехали сюда.

— Нам нужно уходить. — Я схватила папки, наспех сложив их в стопку. — Сойер, сейчас же.

Мы обменялись взглядами, а затем пришли в движение. Мы схватили Фрэнки и Аттикуса с первого этажа и выскочили из дома, пробежав через задние дворы и по обочине, пока не почувствовали себя в безопасности, пока не почувствовали, что за нами никто не следил.

Мы направились обратно на вечеринку и передали информацию. Мы провели остаток ночи, смеясь, целуясь, тайком попивая алкоголь и игнорируя тот факт, что после сегодняшнего вечера мы больше никогда не увидим Толстого Джека живым.

Глава 15

Наши дни

Я вышла из ванной и уставилась на свой телефон, который всё ещё был подключен к розетке на прикроватной тумбочке.

— Это глупо. — Я не знала, говорю ли сама с собой или со своим телефоном.

Часы показывали 6:57. Мои волосы были наполовину уложены, на мне был лифчик, трусики в тон и тонкий халат с коротким рукавом. Пришло время позвонить в одиннадцатый домик и разбудить Сойера.

Я ненавидела эту идею. Все внутри меня протестовало против этого. В самом деле, как долго я собиралась позволять этому парню держать меня в заложниках?

Конечно, было только утро среды, но я уже была в бешенстве.

И все же я не могла рисковать последствиями, которые могли возникнуть, если бы я не выполнила просьбу Сойера. Он бы сдал меня братве? Полиции Колорадо? ФБР? На кого он работал сейчас? И в какой опасности я находилась?

Видите? Было слишком много вопросов без ответов, чтобы играть с огнём. Я просто собиралась связать себе руки и смириться с этим. Кроме того, мне нужно было всего лишь разбудить его. Я всё ещё была в безопасности и даже находилась дома. Это было частью моей работы.

Я прочистила горло, и набрала его номер. А затем снова стёрла его.

— Перестань быть глупой, Кэролайн, просто сделай чертов звонок.

Я закрыла глаза и молилась, чтобы телефон продолжал звонить, чтобы он не был настолько подлым, чтобы ответить, но…

— Алло?

Ох… Блин… Готово…

— Э-э-э… — я зажала переносицу и заставила свой мозг игнорировать сонную манеру, с которой он ответил, и то, как странно было слышать голос Сойера на другом конце провода по прошествии стольких лет.

— Э-э, это Кэролайн с твоим звонком-будильником.

Тупица. Тупица. Тупица. Хуже всего, что мой голос тоже был сонным, как и всё моё тело. Я хотела звучать по телефону профессионально. Твёрдо, но утонченно. Вместо этого я звучала так, словно только что вылезла из постели и мне нужно было вести себя тихо, чтобы мой любовник не подслушал.

Который был бы очень кстати!

— Ты говоришь так, словно собираешься произнести речь о безопасности полетов, Кэролайн. — Он сделал ударение на моем имени. Тон его был резок, предназначенный для суровых слов. — Попробуй еще раз.

— Ты хочешь, чтобы я попробовала тебя разбудить… опять?

— Да. — Теперь он казался полностью проснувшимся. Я слышала, как он двигался на другом конце провода.

— Я не собираюсь…

— Ещё раз, — приказал он. — С чувством.

Я опустилась на край кровати, взяла в руку пригоршню одеяла и сжала его так сильно, что побелели костяшки пальцев. Со всей энергией взбесившегося бурундука я приклеила фальшивую улыбку и пропела:

— Дооооброе утро! — как можно бодрее. — Пора вставааааать!

Он тяжело вздохнул, как будто разочаровался во мне.

— Да, это не работает для меня.

Вдруг, в дверном проеме появилась Джульетта, протирая сонные глаза одной рукой и держа одеяло в другой. Я быстро приложила палец к губам, предупреждая её, чтобы она молчала.

Она издала хныкающий звук, и я распахнула свою руку, чтобы она могла прижаться к ней. Она ненавидела утро. Она бы предпочла засиживаться со мной допоздна, чем каждое утро вылезать из постели и идти в детский сад. Мы обожали выходные, потому что обе любили поспать.

Подбежав ко мне, она бросилась в изгиб моего тела и положила голову мне на грудь. Я пригладила ее волосы свободной рукой, молясь, чтобы она вела себя достаточно тихо, чтобы Сойер не узнал, что она там.

— Ты ведь это не серьезно! — возразила я Сойеру.

Он был непримирим. Хоть и звучал так, будто он наливал себе миску хлопьев.

— Я плачу за это, Шестёрка. Тебе нужно получше постараться.

Я откинула голову назад и в отчаянии стиснула зубы. Ладно, если он хотел играть в игры, мы бы сыграли. Только на моих условиях. Используя хрипотцу в моем голосе в своих интересах, я заговорила более тихим и сексуальным тоном.

— Проснись и пой, соня. Сейчас семь часов и семь минут этого прекрасного утра среды. Сегодня нас ожидает солнце и почти пятнадцать градусов тепла. Эта погода идеально подходит для любых злодеяний, которые ты запланировал на день. — Я говорила с придыханием, вся такая соблазнительная и сексапильная, после чего закончила словами: — Теперь я вешаю трубку, потому что мне пора одеваться, но если тебе нужно что-нибудь ещё, иди и побеспокой кого-нибудь другого.

Быстро нажимая на кнопку сброса дрожащим пальцем, я швырнула телефон на другую сторону кровати и прижала Джульетту к себе. Всё моё тело тряслось, и мне потребовалось все силы, чтобы не заплакать.

Я не могла продолжать делать это каждое утро. Он что, сошел с ума? Неужели тюрьма свела его с ума?

— Кто это был, мамочка? — голос Джульетты звучал приглушенно из-за того, как крепко я её обнимала.

Я немного ослабила хватку и взяла её розовощекое лицо в свои руки. Ее ярко-голубые глаза были мягкими от сна, а темные волосы вились вокруг лица, которое было идеальным сочетанием её отца и меня.

— Никто, — прошептала я, пытаясь скрыть эмоции, до сих пор сжимавшие моё горло. — Просто кое-кто на курорте, кому нужна была помощь, чтобы проснуться.

Она широко зевнула и плюхнулась на меня спиной.

— Мне тоже нужна помощь, чтобы проснуться.

Мое сердце сжалось, несмотря на боль, вызванную возвращением Сойера в город. Я знала, что заслужила мучений от него. Я ждала этого очень долго. Но чего он никогда не поймет, так это того, что оно того стоило.

Наша дочь того стоила.

Я обещала Сойеру свою вечность. Я поклялась никогда не оставлять его, всегда ждать его, чтобы у нас все получилось, несмотря ни на что. И я имела в виду каждое слово. Джульетта была единственным существом на планете, которое могло заставить меня нарушить эти обещания. Она была единственной, кто стоил того, чтобы разрушить всё, что у меня было с Сойером и всю мою прежнюю жизнь.

И она всегда будет того стоить.

— Тебе действительно нужна помощь, чтобы проснуться, — прошептала я ей в волосы. — Как насчет того, чтобы для начала попробовать банан? Как ты думаешь, он поможет?

— Я думаю, что пончик поможет лучше, — предложила она так искренне, что я не смогла удержаться от смеха.

— О, правда? Тебе нужен пончик с утра, чтобы расшевелиться?

Она откинула голову назад, моргая, глядя на меня.

— Ну он точно не повредит.

Я снова обняла её и засмеялась ещё громче. Откуда она это взяла? Я винила во всем Франческу. Как обычно.

— Ты права. Вероятно, не повредит.

Она была такой крошечной, такой хрупкой, и она определённо наждалась в защите от этого ужасного мира. Я не знала, как спасу её на этот раз. Я не знала, как мне вытащить её из этой неразберихи, которую я сама же и создала. Но я точно знала, что сделаю это во что бы то ни стало. Я бы не позволила ей погрязнуть в моих грехах. Я бы не позволила яду моего прошлого испортить её детство, как и любую другую часть её жизни. Мы собирались пройти через это. Я была полна решимости. Даже если это означало вернуться к преступной жизни, которую я оставила позади. Даже если это означало откопать старых призраков, которых я намеревалась похоронить.

Даже если это означало ещё раз покинуть Сойера.

— Хорошо, как насчет этого. Если ты будешь чистить зубы до тех пор, пока они не заблестят — я имею в виду, действительно хорошо, — мы найдем время, чтобы съесть пончик перед школой. Как тебе эта идея?

Она с энтузиазмом кивнула.

— Да!

Я поцеловала её в лоб, не в силах пока отпустить.

— Люблю тебя, милая Джульетта.

Она поцеловала меня в подбородок.

— Я тоже люблю тебя, милая Кэролайн. — Затем она развернулась и вскинула руки в воздух, громко напевая: «На, на, нааааа!», после чего убежала, чтобы почистить зубы и одеться.

— Оно того стоило, — снова прошептала я. — И всегда будет стоить.

Час спустя я вошла в «Мэгги на горе» с дюжиной пончиков в одной руке и двумя стаканами кофе в другой. Мэгги стояла за стойкой, сортируя только что поступившие ключ-карты и заполняя соответствующие документы.

— Ты ангел милосердия. — Мэгги вздохнула, когда я открыла коробку с пончиками.

Я поставила перед ней большой стакан латте.

— Там есть лишняя порция специально для тебя. — Я открыла коробку с пончиками. — И яблочные оладьи.

Её глаза сузились.

— Ты что-то натворила?

— Что? — Избегая её пристального взгляда, я занялась тем, что повесила куртку и спрятала сумочку в шкаф. — Сегодня утром у меня было немного свободного времени. Я думала, что буду милой.

— У тебя никогда не бывает лишнего времени по утрам, — прямо напомнила она мне. — Ты что, увольняешься? Кто-то предложил тебе работу получше? Потому что за это можно было бы заплатить больше, Кэролайн, но не все зависит от денег, как тебе известно.

Я посмеялась над её обвинениями.

— Я не собираюсь устраиваться на другую работу. Хотя этот Марриотт в Бреке не перестает мне названивать.

— Корпоративные придурки, — пробормотала Мэгги себе под нос, прежде чем повернуться ко мне. — Хорошо, так в чем же тогда дело? Чего ты хочешь?

Она была невероятна.

— Почему я должна чего-то хотеть?

— Кэролайн… — предупредила она, доставая свой особый пончик.

Нервно вздохнув, я вцепилась в прилавок двумя руками и изложила свою просьбу.

— Ты помнишь моего старого друга, который остановился здесь? Сойера? — Она кивнула, не обратив внимания на то, как напряженно я произнесла «старый друг». — Он не знает о Джульетте. И я бы хотела, чтобы так и оставалось, пожалуйста.

Я ожидала непринужденного: «Конечно, без проблем!» Но вместо этого я получила хмурое и скептическое:

— Почему?

У меня защемило в груди. Я подумала: «Почему бы тебе просто не сделать это для меня, Мэгги?» Вместо этого я спросила:

— Почему что?

— Почему ты не хочешь, чтобы твой старый друг знал о твоей дочери, Кэролайн?

Ладно, может быть, она все-таки заметила, как я говорила о Сойере. Я решила придерживаться своей тактики полуправды.

— Потому что мы раньше встречались. И это плохо кончилось. Было бы странно, если бы я просто обрушила на него эту новость ни с того ни с сего. Я планирую рассказать ему в конце концов. Я просто хочу сделать это медленно и осторожно и убедиться, что это не навредит Джульетте.

— Почему Джульетте может навредить если ты просто расскажешь ему о ней?

Черт бы побрал её любопытную натуру.

— Я не знаю. — Я барахталась, как будто это было моё первое родео, и я не продумала всё до конца. Конечно, я продумала. У меня всегда была тактика. Но этим утром она подвела меня, и мой гнев затуманивал мои суждения. — Я думаю, с ней все было бы в порядке. Я просто… Я не знаю. Я пытаюсь сохранить его впечатление обо мне, хорошо? Он был моим последним серьезным парнем до Джульетты. Я просто не хочу, чтобы он думал… Я не знаю, что я хочу, чтобы он думал, но он точно должен узнать об этом от меня. Когда-нибудь. Когда я буду готова рассказать ему. Всё, о чем я прошу, это чтобы ты не упоминала о ней в ближайшие шесть недель, пока я не скажу тебе, что всё в порядке.

Выражение её лица не изменилось.

— Шесть недель?

— На тот срок, на который он арендовал домик.

Медленная, самодовольная улыбка растянулась на её лице.

— Хм.

Я махнула рукой в воздухе и занялась организацией брошюр о местных достопримечательностях возле двери.

— Нет.

— Что? — Мэгги изображала из себя полную невинности, сверкающую глазами лань.

— Даже не начинай.

— Я ничего не сказала.

— Да, но ты думаешь. И это отвратительно.

— Мои мысли тебя раздражают?

— Магдалина.

— Что?

Наш разговор прервал телефонный звонок. Мэгги подняла трубку и коротко ответила:

— Стойка регистрации.

За последние несколько лет я помогла Мэгги изменить её курорт. До меня у неё была катастрофа с деньгами. У неё всегда было достаточно брони, из-за местоположения в Колорадо, удачного для туризма, но она принимала неэффективные решения и была ужасна в управлении. Проблема заключалась в том, что у неё было слишком много дел, чтобы заниматься ими одной. Было слишком много гостей, слишком много проблем, и слишком много шариков, которыми ей необходимо было жонглировать, что всегда удивляло меня, потому что Мэгги обладала отнюдь не самым обаятельным характером.

— Жаль это слышать, — сказала Мэгги в трубку. — Я немедленно пошлю кого-нибудь с ними. — Она повесила трубку, и её вкрадчивая улыбка вернулась. — В одиннадцатом домике нет полотенец, Кэролайн. Очевидно, горничная не заполнила ванные комнаты после того, как убиралась в воскресенье. Ты не могла бы сбегать туда для меня?

Я подавила вздох.

— Она, вероятно, не подумала, что мы будем сдавать его в аренду, пока мастер не разберется с гидромассажной ванной.

— С этим я разберусь, — решила Мэгги. — Ты разберешься с полотенцами.

— А ты не можешь заставить горничных разобраться с полотенцами? Разве это не их работа?

— Мы боимся одиннадцатого домика, не так ли?

— Нет, — сказала я ей. — Я боюсь полотенец. Уверенна, что упоминала об этом в своём резюме.

— Перестань всё усложнять.

— Перестань играть в сваху.

Она вытащила стопку белых банных полотенец, полотенец для рук и мочалок из шкафа позади неё и положила их на стойку, подтолкнув их ко мне.

— Ни в кого я не играю. И меня возмущает это обвинение. Мне нужно беспокоиться о своей жизни, Кэролайн. Мне не нужно беспокоиться о тебе и о толпах мужчин, с которыми ты встречаешься.

Я начала задаваться вопросом, не похищали ли её инопланетяне, а вместо неё отправили на землю робота.

— О толпах мужчин, с которыми я встречаюсь?

Её губы дрогнули, но она сохранила невозмутимое выражение лица.

— Разве их не так много? Кажется, в последнее время их стало много.

— Я думаю, у тебя инсульт, Мэгги. Ты сама не знаешь, что несёшь.

Наконец она рассмеялась.

— Тебя так легко вывести из себя.

Я схватила ключи из тележки и полотенца для Сойера.

— Я припомню это, когда Билли Боб вернется для своего «длительного проживания».

Она выпрямилась.

— Его зовут не Билли Боб. Он Брюс. И не делай кавычки. Ты заставляешь это казаться пошлым.

Настала моя очередь победоносно улыбнуться.

— Разве это не пошло? Я думала, в этом весь смысл.

Она похлопала себя по ярко-красным щекам, так что я вынуждена была продолжить. Очевидно.

— Да ладно тебе, Мэгс, у тебя есть горячий парень-дальнобойщик, который любит, чтобы все было горячим. В этой игре нет ничего постыдного.

Она пристально посмотрела на меня.

— Не заставляй одиннадцатый домик ждать. Живо.

— Я вернусь через несколько минут.

— Не торопись, — сказала она, как всегда оставляя последнее слово за собой.

Я толкнула дверь, и убежала. Она понятия не имела, что значило пребывание Сойера здесь, на её курорте. К счастью для неё же. Я достаточно заботилась о Мэгги, чтобы держать её в неведении.

Но это также означало играть в эту игру так, чтобы она никогда не узнала, что её правила были сложнее, чем ей казалось. А я предвидела адский уровень сложности.

Запрыгнув в один из наших мини-картов, которые мы использовали, для перемещения по курорту, я направилась навстречу с самим дьяволом.

По дороге я на время забыла о монстре в одиннадцатом домике. Мне нравилась гора по утрам. Облака облепили её со всех сторон, покрывая туманом и заставляя золотой свет сверкать там, где он пробивался. И было так тихо. Там было благоговение. Тишина, которую понимали даже туристы. Они ходили на цыпочках в ранние часы, впитывая каждую секунду этого великолепия.

К моменту, когда я подъехала к дому Сойера, я немного оправилась от шока, вызванного встречей с ним в пятницу вечером, тем, что произошло вчера, и от звонка ему сегодня утром.

Не то чтобы я меньше боялась или перестала планировать вытащить нас с Джульеттой из этого как можно быстрее. Но нервничала я гораздо меньше. Шок от встречи с ним после всего этого времени, когда я действительно верила, что больше никогда его не увижу, прошел.

Или, по крайней мере, я перестала отрицать реальность происходящего.

Сойер был здесь. Сойер был во Фриско, и на моем курорте, и в моей жизни. И, похоже, никуда не собирался уходить.

Я не могла свернуться калачиком в позе эмбриона, и ждать пока он снова исчезнет. Так что пришло время встретиться с кризисом лицом к лицу и разобраться с ним. Я может и заржавела, но я знала правила игры не хуже других. Я могла бы быть умнее его. Я могла бы быть быстрее него. Я могла бы быть более изобретательной, чем он.

Мне просто нужно было преодолеть свой отрицательный настрой и начать пытаться.

Подхватив полотенца с пассажирского сиденья карта, я направилась по каменной дорожке к входной двери его домика. Наши коттеджи представляли собой живописное зрелище на фоне гор. С крылечками и сайдингом из бревна они были настолько очаровательны, насколько можно было себе представить. Они напомнили мне маленькие бревенчатые домики Линкольна с их наклонными зелеными крышами и выкрашенными в зеленый цвет дверями.

Сойеру лучше бы обожать своё жилье.

Дверь была приоткрыта и широко распахнулась, когда я постучала в неё. Я отступила назад, не ожидая, что Сойер оставит её открытой. Меня встретила только тишина. Его нигде не было видно ни в гостиной, ни на прилегающей кухне.

— Привет, — крикнула я.

Ответа не последовало.

Я постучала еще раз и крикнула:

— Привет, — на этот раз громче.

По-прежнему никакого ответа.

Посмотрев направо, я увидела, что его джип припаркован на подъездной дорожке, значит, он должен быть дома. Кроме того, возможно, я не обмолвилась с Сойером и словом за последние пять лет, но я знала этого человека достаточно хорошо, чтобы понимать, что он никогда случайно не оставит свою входную дверь открытой.

Этот человек был параноиком.

Как и я.

Это было влияние работы, она заставляла нас вечно оглядываться через плечо и предполагать, что у всех, кого мы встречали, были скрытые мотивы.

Я осторожно шагнула внутрь.

— Сойер! — крикнула я. Ответа так и не было.

Ладно, у меня было два варианта. Я могла бы предположить, что с ним всё в порядке, и оставить полотенца на пуфике рядом с дверью. Я могла бы уйти до того, как он заметит меня, и вообще избегать разговоров с ним.

Или я могла бы притвориться, что беспокоюсь о его благополучии, и осмотреться вокруг. Незаметно, конечно.

И без злого умысла — чтобы он не попытался меня убить.

Я выбрала второй вариант.

Зажав полотенца в руках, я вошла внутрь арендованного Сойером домика и пинком ноги тихо закрыла за собой дверь. В передней комнате я не нашла ничего из его вещей, кроме двух пар обуви — поношенной пары кроссовок и пары новых, красивых ботинок. На кофейном столике лежала книга неизвестного мне автора. Вроде как художественная литература.

Так Сойер теперь жил скучной жизнью. Интересненько.

Пробравшись на цыпочках в кухню, я обнаружила те же самые, вызывающие интерес вещи, которые не вязались с характером Сойера, которого я знала пять лет назад. Но все они оказались бесполезными для исследовательских целей. На стойке стояли шесть упаковок местного пива и английские кексы. Заглянув в холодильник, я обнаружила яйца, бекон, продукты для сэндвичей, маринованный кусок мяса, набор салатов «Цезарь» и бутылку воды.

Хм.

Я никогда раньше не видела, чтобы Сойер готовил бутерброды с арахисовым маслом и джемом. Когда он жил с Гасом, он позволял их экономке готовить для него, а позже, когда он начал жить один, он ел только в ресторане или покупал еду, которую можно было разогреть в микроволновке.

Отсутствие кулинарных навыков было одной из его наиболее печальных черт, на мой взгляд. У него никогда не было дома, никогда не было кого-то, кто готовил бы ему еду или показывал, как приготовить самому. Как только мы стали официальной парой, я готовила для него как можно чаще, чтобы исправить это, но он ни разу не проявил интереса к тому, чтобы научиться делать это самостоятельно.

Моё внимание привлёк ноутбук, стоящий на столе. Оглядевшись, я подошла к нему поближе. Он был закрыт и, по-видимому, выключен. Я прикусила нижнюю губу и взвесила последствия слежки. Вероятно, мне придется его включить, а на это потребуется время. И я не знала, что именно я собиралась искать. Я сомневалась, что его файлы с надписью «Коварные планы Сойера» были открытыми и готовыми для моего ознакомления.

Меня отвлёк звук в задней части дома, поэтому я решила отложить изучение его компьютера до лучших времён. Ему же придется идти на работу, не так ли? И у меня были отмычки от всех домиков.

Я ворвусь позже и узнаю все секреты, которые, как он думал, сможет от меня скрыть.

Минуя вторую спальню, я направилась прямо в главную. Я услышала движение, но из коридора никого не увидела.

— Сойер, — крикнула я в нерешительной попытке заставить его наконец ответить мне. Когда он этого не сделал, я вошла и приготовилась встретиться с ним лицом к лицу.

Только ничто не могло подготовить меня к тому, что я обнаружила.

Это был абсолютно голый Сойер.

О мой бог.

Дверь в ванную была распахнута настежь. Я завернула за угол, чтобы положить полотенца на край огромной кровати, и увидела его во всем его обнаженном, мускулистом, свято-горячем великолепии через зеркало над комодом. Отсюда открывался прекрасный вид на ванную комнату, а непрозрачное стекло, отделявшее душевую кабину, не давало мужчине уединения.

Его голова была наклонена под душем, и он одной рукой упирался в стену, а другой проводил по волосам, смывая шампунь. У меня потекли слюнки, и мне пришлось быстро сглотнуть, чтобы они не залили пол.

Я видела его профиль, вид сбоку на его бугристую спину, эти смехотворно подтянутые руки и бока, которые сужались к талии, обвитой мышцами. И, конечно, его нижняя половина.

Должно быть, я издала какой-то звук, потому что он вскинул голову и пристально посмотрел на меня. Попалась.

— Что ты делаешь? — потребовал он с такой силой, что я отступила на шаг.

— Я, э-э, я принесла тебе полотенца. — Я подняла их в качестве доказательства. — Я не хотела… Эм, я звала тебя, но ты не ответил, так что я подумала, что просто… Вот твои полотенца.

Он выключил душ, все еще стоя лицом ко мне, открывая мне отличный вид на его гигантский… ммм, кхм.

— Ну, ты могла бы с таким же успехом принести их сюда.

Он это серьезно? Я бросила полотенца на кровать и начала пятиться.

— Я просто оставлю их здесь для тебя.

— Каро, — он заставил меня застыть, всего лишь назвав моё имя. — Я залью весь пол. Мне всего лишь нужно полотенце.

— О Боже мой, — прошипела я, глядя на стопку полотенец, когда взяла одно из них. Это было безумием. Мне следовало уносить ноги. Но я этого не сделала.

С дрожащими руками и рвавшимся наружу сердцем, я вошла с полотенцем в ванную, где он всё ещё стоял с голой задницей.

— Не похоже, чтобы здесь было что-то, чего ты не видела раньше, — напомнил он мне, когда я попыталась смотреть куда угодно, только не на его тело, покрытое каплями воды и окруженное паром. Запах его мыла оставил пьянящий аромат в комнате. Его присутствие, казалось, занимало девяносто девять процентов пространства.

Я всё видела раньше. Мы были обнажены вместе больше раз, чем были одеты — или, по крайней мере, так казалось моему подростковому гормональному разуму. Но я не была уверена, что когда-либо видела его раньше.

Как это случилось?

Ему было двадцать три, когда он попал в тюрьму, едва ли мужчина, едва ли взрослый. Но он обрёл всю свою мужественность.

Буквально.

Наконец, найдя в себе силы посмотреть на землю, я протянула перед собой полотенце и, шаркая, направилась к нему. Его пальцы на ногах зашевелились, когда я приблизилась, привлекая моё внимание. Это казалось невозможным, но они также изменились за время нашей разлуки. На них стало чуть больше волос, что делало их более мужественными на вид. Они не должны были становиться более привлекательными. Это казалось несправедливым.

Я посмотрела на свои ноги, скрытые за чёрными ботинками. Изменились ли мои ноги? Стали выглядеть взрослее? Были ли они красивее? Или просто выглядели старше?

— Ты изменилась, — его низкий голос эхом отозвался в длинной, но узкой ванной комнате.

Я решила, что не попадусь на эту уловку. Вместо этого я пошевелила рукой, держащей его полотенце, напоминая, что ему необходимо взять его.

Он потянулся за ним и наши пальцы соприкоснулись. Это было похоже на удар молнии, пронзивший меня насквозь. Такое простое прикосновение, но с другой стороны совсем не простое.

Моя голова резко поднялась, и я увидела те блестящие голубые глаза, в которые всегда была влюблена. Он наблюдал за мной, ожидая, когда я подниму свой взгляд на него.

Его глаза были похожи на запертые двери. Я не могла видеть дальше их поверхности. Я понятия не имела, что за ними скрывается. Но за ними что-то было. И он делал всё возможное, чтобы скрыть это от меня как можно лучше.

И это чуть не сломало меня.

Я ушла от Сойера не потому, что разлюбила его. Я ушла от него, потому что появился кого-то другой, кто нуждался в моей любви больше. И искушение сказать ему об этом заставило мои колени сжиматься и опереться о стену.

Но я не могла ему сказать. Он все ещё работал на Волкова. Во всяком случае так должно было быть. Иначе он был бы мёртв и не стоял бы здесь. Не было способа покинуть братву, кроме смерти. Через сорок лет ему позволили бы уйти на пенсию. Но пять из них он провёл за решёткой. И вдобавок ко всему, он был одним из их самых успешных участников за всю историю. Они бы никогда его не отпустили.

Следовательно, он никогда не мог узнать о Джульетте.

Потому что я бы никогда не отвезла её обратно в Вашингтон, чтобы жить такой жизнью. И я бы никогда не дала им рычаг влияния на мою жизнь, раскрыв существование моей дочери.

Они все могли гореть в аду, потому что мы выбрались и планировали остаться на свободе.

— Что ты здесь делаешь, Сойер? — у меня перехватило дыхание от предвкушения, слишком большого количества эмоций и парализующего страха.

Он обернул полотенце вокруг бедер, и мне стало немного легче дышать. Может быть, его нагота была как-то связана с моей неспособностью отдышаться…

— Это была моя идея, Каро. Ты что, не помнишь?

Я помнила. Я всё помнила. Но эта идея была нашим общим планом. Побег из Вашингтона был чисто гипотетическим.

Но он никогда не планировал уезжать из Вашингтона. Он совершенно ясно дал это понять. Он намеревался остаться навсегда. И работать на братву. Я была идиоткой, попавшись на его ложь. На его уловку.

Я плотнее натянула свой рабочий кардиган на грудь, скрыв темно-синюю тунику с круглым вырезом и всю боль, приколотую к моему обнаженному сердцу.

— Так что, ты действительно здесь, чтобы пустить корни? Чтобы управлять своим баром, платить налоги и держаться подальше от неприятностей? — Я обвела рукой ванную, моё лицо сморщилось от сильного разочарования. — Это всё означает, что ты готов идти по прямой дороге?

Он провел двумя руками по лицу, скрывая протяжный вздох. Когда он оглянулся на меня, он выглядел старым, измученным человеком, который прошёл через вечные муки.

— Ты понятия не имеешь, не так ли? Ты понятия не имеешь, через что я прошел за последние пять лет или как чертовски тяжело в тюрьме. Ты понятия не имеешь, сколько раз из меня выбивали дерьмо и угрожали моей жизни. Ты понятия не имеешь, какими были для меня последние пять лет, потому что ты думаешь только о себе.

Но это нормально. Это совершенно нормально. Это твоё право. Ты можешь сделать это, если хочешь. Но давай поговорим об этом. О тебе. Давай поговорим о том, как ты бросила меня, потому что я до сих пор не разобрался со своим разбитым сердцем. Ты не появлялась, и не появлялась, и не появлялась, а потом, наконец, я проснулся, черт возьми, и начал расспрашивать о тебе. Кто-то похитил мою девушку? Что-то случилось с моей девушкой? Но никто не знал. Никто, мать твою. Потом они начали задавать мне те же самые вопросы. Сначала твой отец, и это было нормально. С Леоном Валеро я бы справился. Но потом появились боссы, Каро. Только представь, что я подумал, когда они пришли навестить меня, расспрашивая о твоём местонахождении. А потом пришли парни из ФБР. «А где Кэролайн Валеро? Где, чертова Кэролайн Валеро?» Кажется, никто не знал. И тем более я, придурок, запертый в федеральной тюрьме с нулевыми шансами на досрочное освобождение.

Так что да, Кэролайн, к тому времени, как я вышел, я устал. Устал от такой жизни. Устал бороться каждый день только для того, чтобы продолжать дышать. Устал от всего этого. Поэтому я схватил единственного человека, который у меня остался в этом мире, и мы отправились на запад, чтобы начать жизнь, о которой я мог только мечтать. И что случилось потом? Заполни этот пробел.

Когда я не сразу ответила, он прорычал:

— Продолжай, Шестёрка. Заполни пробел. Что произошло дальше?

Я вытерла слёзы, которые, как я только сейчас поняла, текли. Но в моем голосе был огонь, когда я сдержалась:

— Я не знаю, Сойер. Я не могу заполнить пробел, потому что не знаю, что произошло дальше.

— Я нашел девушку, которую все искали. Девушку, которая обещала, что будет рядом со мной во всем этом дерьме, девушку, которая поклялась, что никогда не оставит меня. Она всё это время была здесь. Если бы я думал, что моя бывшая девушка возьмет мою мечту и превратит её в свою собственную, даже не прислав открытку, чтобы поиздеваться надо мной, я бы уже давно передал эту информацию. Братва? Они могли бы заполучить тебя. И ФБР тоже. Мне всё равно, что ты здесь делаешь, Кэролайн, но что бы это ни было, это не имеет ко мне никакого отношения. И то же самое касается моего бизнеса здесь. Он не имеет к тебе никакого отношения. Так что держись от этого подальше.

Он предупреждал меня, чтобы я не лезла в его дела? Замечательно.

— Ты только что принес целую кучу неприятностей в мою жизнь, Сойер? Неужели банда придет искать тебя, а вместо этого найдет меня?

Что-то мелькнуло в его глазах. Что-то, чего я не могла расшифровать. Но это было достаточно резко, чтобы я не поверила его следующим словам.

— Мои дела с ними улажены. Если они придут сюда, то это будет из-за тебя. Я тут не при чем.

— Твои дела улажены, да?

— Да, улажены.

— Тогда для чего была та записка? Для чего ты арендуешь этот дом? Если ты хочешь жить в мире и покое, почему ты продолжаешь сеять хаос в моей жизни?

Его челюсть дернулась один раз. Дважды. Что говорило за него. Но что он сам говорил мне?

— Тебе каким-то образом удалось оставаться в тени в течение пяти лет. Записка была одолжением. Ты убежишь, и в следующую секунду они тебя найдут. Они не переставали искать. Они никогда не перестанут искать. По крайней мере Фрэнки. Если ты снова сбежишь, это будет только вопросом времени.

— Фрэнки не со мной.

— Завязывай с этим дерьмом. Со мной это не пройдёт.

Покусывая нижнюю губу, пока не почувствовала вкус крови, я решила, что оно того не стоит. Очевидно, Сойер провел достаточно исследований обо мне, чтобы знать основы моей жизни здесь. Много бы не потребовалось, чтобы найти Фрэнки, раз уж он нашел меня. Мне оставалось только надеяться, что он ещё не обнаружил Джульетту.

— Ты можешь дать мне слово, что не спустишь на меня адских псов? Могу ли я доверять тебе, что ты не побежишь обратно к братве и не выдашь меня?

Он наклонил голову, и впервые с тех пор, как мы начали наш разговор, я заметила удлиненный шрам на его животе. После всех этих лет он так и не рассказал мне, как он его получил. Он никогда не делился своими секретами. И всё же я была удивлена, что он оказался лжецом. Как глупо, Кэролайн.

— А ты поверишь моему слову? — спросил он.

Я подняла подбородок и смотрела на него сверху вниз, пока не перестала видеть прямо. Я смотрела до тех пор, пока не поняла, что вот-вот разрыдаюсь, пока между нами больше не осталось воздуха, которым можно было бы дышать.

— Нет, — просто ответила я ему.

Прежде чем он успел произнести хоть слово, я развернулась и выбежала из ванной. Я заметила его очки на прикроватном столике, и это стало последней каплей. Один их вид сломал меня.

Моя реакция была глупой. Очень глупой. Я должна была бояться за свою жизнь. Мне следовало разозлиться, из-за того, что он остался во Фриско. Но было что-то в этой крошечной слабости, которая впивалась в мою броню. Когда он успел обзавестись очками? Насколько плохим было его зрение? Было ли это просто потому, что ему было около тридцати? Или это было из-за чего-то, что случилось с ним, пока он был в тюрьме?

Я прикрыла рот рукой, чтобы подавить рыдание, которое грозило вырваться из меня, и побежала к карту. Я выехала с его подъездной дорожки и свернула на уединенную подъездную дорогу, прежде чем мне пришлось съехать на обочину. Я закрыла лицо руками и, наконец, дала волю слезам.

Было больно видеть его. Очень больно. Он имел полное право ненавидеть меня, бросать мои грехи мне в лицо. Но, черт возьми, это было больно.

И этот город. О Боже, этот город.

Я никогда не думала, что выбрала Фриско из-за него. Ни разу. Это была моя идея. Я была той, кто хотел убежать в какое-нибудь безвестное место в центре Америки. Я была той, кто выбрал горы. Я была той, кто разведывал, будет ли у нас возможность укрыться здесь.

— Ну, если ты отказалась от своей кукурузы со Среднего Запада и кантри, как насчет Фриско?

— Где это? — спросила я. Я перекинула свою голую ногу через его обнаженное бедро и прижалась к нему ближе, наслаждаясь ощущением того, что мы так идеально подходим друг другу. Наши ноги потерлись друг о друга, дразня, соблазняя и успокаивая.

— В Колорадо, — просто сказал он. — Там ещё горы и всё такое.

— Я знаю, что в Колорадо есть горы.

Я почувствовала его улыбку, когда он поцеловал меня в макушку.

— Мне просто нравится, как это звучит. Фриско. Это должен быть настоящий ковбойский город, да?

— Я не знала, что мы ищем город ковбоев, — засмеялась я. Я начала водить указательным пальцем по линиям его живота, прослеживая длину его шрама, наслаждаясь тем, как он извивался, но позволял мне делать то, что я хочу.

Он приподнялся, глядя на меня сверху вниз дьявольскими глазами.

— Ты влюблена в ковбоя. Конечно, мы ищем город ковбоев.

Я старалась не расхохотаться.

— О, правда? Ты у нас ковбой, да?

Я пискнула от удивления, когда он вырвал свою руку из-под меня и набросился, как лесной кот. Он оседлал мою талию, удерживая свой вес на руках. Он наклонился надо мной, медленно поднимая мои руки над головой, скользя по ним своими грубыми ладонями.

Я вздрогнула, предвкушая его дальнейшие действия.

— О, я и забыл. Ты же у нас ковбой.

Я приподняла бровь.

— Ты имеешь в виду наездницу?

Его ухмылка была злой.

— Как насчёт перевёрнутой наездницы?

Я стряхнула с себя воспоминания, потому что ни к чему хорошему они бы не привели. Ладно, Фриско был его идеей. Но он больше никогда не упоминал об этом. Ни разу. И после той ночи мы все меньше и меньше говорили об отъезде, пока его наконец не арестовали, и больше никогда не было разговоров об отъезде.

Фриско не принадлежал ему, чтобы он мог претендовать на него. Ни капельки.

Я вытерла слёзы и направилась обратно в офис. Я видела, как он уехал немного позже на своем джипе, поднимая за собой клубы пыли.

Вот и всё, решила я. Это был последний раз, когда мы говорили. Он сказал своё слово. А мне больше нечего было ему сказать. Так что, если он хотел устроить здесь свою жизнь, это не было моей проблемой. Он мог делать свои дела. И я бы разбиралась со своими.

Пока я не придумала, как нам безопасно выбраться отсюда.

А потом я бы отправилась искать город, который был бы по-настоящему моим. Город, который не имел ничего общего ни с Сойером, ни с моими воспоминаниями о нем, ни с нашим прошлым.

И всё было бы хорошо.

Глава 16

В течение недели мне как-то удалось избегать Сойера. Ну, избегать не совсем подходящее слово. Может быть, игнорировать подошло бы лучше, потому что мне всё ещё приходилось видеть этого ублюдка каждый день на работе.

Не то чтобы мы были вынуждены взаимодействовать, но я же не могла притворяться, что его не существует. Тем более что мне приходилось звонить ему каждое утро, чтобы разбудить.

И он находил множество причин, чтобы прийти в офис. Ему нужно было больше полотенец. У него всегда заканчивались полотенца. Это происходило настолько часто, что мне пришлось допросить обслуживающий персонал, пополняли ли они его запасы. И когда они заверили меня, что это так, я заставила их начать считать полотенца, которые они ему приносили, просто чтобы убедиться, что он не украл их по какой-либо таинственно гнусной причине.

Однажды у него сломался Wi-Fi. Позже мы обнаружили, что бурундук перегрыз несколько проводов за его домиком. В другой раз ему пришлось напомнить мне, чтобы я вернула ему разницу за скидку на джакузи. Он заходил, чтобы брать брошюры о развлечениях в городе и чашки бесплатного кофе, а ещё, чтобы заменить свои ключ-карты, которые он, по собственному идиотизму, держал слишком близко к мобильному телефону.

Он был везде, где была я. И при других обстоятельствах я бы подумала, что это было сделано специально. Но судя по тому, как он свирепо смотрел и рычал в мою сторону, и пытался заговорить с кем угодно, только не со мной, я знала, что он не хотел иметь со мной ничего общего. Он был просто отвратительно требователен к обслуживанию.

В смысле: ну неужели было так трудно положить свою ключ-карту в отдельный от мобильника карман?

Не трудно.

Он был умнее. Однажды я наблюдала, как он убеждал украинского силовика, что он случайно заблудился в украинской части города, на складе украинского оружия.

Когда зазвенела дверь кабинета, я уже работала над тем, чтобы подавить вздох раздражения. Что на этот раз? Опять что-то не так с Wi-Fi? Неужели ещё какому-то бурундуку-ниндзя удалось разгрызть провод, чтобы заманить Сойера в ловушку в его домике, и требовать, чтобы тот немедленно начал раздеваться и принимать душ?

Нет? Это была просто моя грязная фантазия?

Тогда ладно. Проехали…

— Всем привет, — глубокий, теплый голос отвлёк меня от моего безмолвного волнения, вызванного внезапным приливом возбуждения. Я подняла взгляд и увидела Джесси, стоящего за прилавком.

У меня ушло три секунды, чтобы переключить рычаги в голове, и натянуть на лицо искреннюю и спокойную улыбку. Максимум десять секунд.

— Привет, незнакомец. Давненько тебя не видела.

Его улыбка дрогнула, и я дала себе мысленного подзатыльника за то, что заставила его чувствовать себя неловко. Мы почти не общались после нашего неудавшегося свидания. Он написал на следующий день, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, и с тех пор мы обменялись несколькими незначительными сообщениями, но больше он не приглашал меня на свидание. И он не сделал ни малейшего усилия, чтобы увидеть меня.

Я не знала, что и думать о моей нынешней реальности. И, если уж по-честному, то у меня и времени-то не было, чтобы подумать о моем горе-свидании с Джесси. С той роковой пятницы мои мысли, действия и решения были сосредоточены исключительно вокруг Сойера. Каким-то образом, я умудрилась позволить Гасу проскользнуть сквозь щели. Я была почти уверена, что он преследовал меня в городе. То и дело я продолжала видеть, как за мной крадётся черный «Мерседес», но так как в то время со мной не было Джульетты, и я не делала ничего особенно интересного, кроме случайных поручений, я закрыла на это глаза. Хотя, наверное, мне следовало ему что-нибудь сказать. Может быть, предложить записать для него мои действия и избавить его от лишних хлопот.

— На ранчо творилось какое-то безумие, — объяснил Джесси, не глядя мне в глаза. — Мы готовимся к аукциону.

Из-за его слов я почувствовала себя отвергнутой глупышкой, чего я не чувствовала давно. Он не был обязан мне ничего объяснять, и мне было жаль, что он так ясно дал это понять. Для него было бы лучше притвориться, что между нами не было ничего странного. Но признание этого факта сделало всё кристально ясным. Теперь я была смущена и взволнована. Мне хотелось запихнуть все это обратно под ковер.

Взмахнув рукой, я сказала:

— О, да ничего. Я имею в виду, это круто. Аукцион звучит довольно… занятно.

Господи Боже, верни эти слова обратно мне в рот. Что со мной было не так?

Джесси сжалился надо мной и кивнул.

— Очень занятно.

— У меня тоже дел было по горло, — выпалила я, когда молчание растянулось между нами более положенного. — Очень много.

— О, да? Значит тоже без дела не сидела?

Я выпустила порыв воздуха, от которого волосы упали мне на глаза.

— Да уж. Просто… завалена работой.

На самом деле, до того, как вошел Джесси, я пыталась сложить башню из новых ключ-карт. Что было крайне удручающе, потому что они были очень скользкими.

— Ну, знаешь, подготовка к Хэллоуину на самом деле, э-э, заняла намного больше времени, чем следовало бы.

Он рассмеялся.

— Я забыл о Хэллоуине. В каком образе ты пойдешь?

Я подперла подбородок рукой и попыталась расслабиться. В конце концов, это был Джесси. Мне нужно было расслабиться. Боже, с тех пор как появился Сойер, я вела себя как чокнутая. Он проник мне под кожу и через несколько секунд начал пробуждать во мне самое худшее. Всегда ли так было? Неужели я была так увлечена им, что не замечала этого? Неужели он всегда пробуждал во мне что-то темное? Мои низменные инстинкты? Мою преступную натуру?

— Я буду грабителем банка, — сказала я Джесси. — Это была идея Джульетты.

Он рассмеялся из-за того, насколько абсурдной была эта идея. Кто вообще грабил банки? Ох, подождите-ка…

Ладно, банки я никогда не грабила.

Банкиров — да. Но не настоящий банк.

Джип Сойера остановился снаружи, и я сморщила нос. Прямо сейчас я не хотела иметь с ним дело. Я пыталась завязать разговор с Джесси. Ну почему! Почему он должен был все испортить?

— Значит, с этим аукционом много проблем? — спросила я его, уводя разговор от Хэллоуина, Джульетты и моей жизни.

Его внимание было приковано к Сойеру.

— Да, это так. В этом году мы покупаем и продаем, так что нужно приложить много усилий, чтобы все прошло гладко.

Краем глаза я наблюдала, как Сойер спрыгнул со своего джипа. Он снова был в обличии бизнесмена в серых брюках и голубом свитере, который подчеркивал и без того яркий цвет его глаз. Его короткие волосы были откинуты в набок, уложенные волосок к волоску. И он снова был в очках.

Я сильнее сосредоточилась на Джесси, осознав, что даже не обратила внимания на то, во что он был одет.

— Уверенна, что это так.

Джесси был одет в клетчатую рубашку на пуговицах и джинсы. Если бы Сойер не вошел в офис, испоганив своим появлением моё утро, Джесси был бы одним из самых горячих парней, которых я когда-либо видела. Я имею в виду, кто мог устоять перед рубашкой в клетку?

Но, увы, Сойер был здесь. И, если не брать во внимание нашу историю и то, что, как я предполагала, он планировал меня убить, объективно говоря, этот мужчина выглядел восхитительно.

Ну, знаете, ничего личного.

— Доброе утро, — поздоровался Сойер, когда вошел. — Господи, как же холодно сегодня.

Я была слегка озадачена, потому с тех пор, как я увидела его голым на прошлой неделе, и впоследствии он отчитал меня, мы не обмолвились и парой приветливых фраз.

— Д-доброе утро, — практически шёпотом произнесла я, что в итоге повлияло на мою уверенность, потому что Джесси сказал то же самое громче и с большей уверенностью.

Затем двое мужчин, пожав друг другу руки, доказали, что мы находимся в какой-то альтернативной реальности, а не в реальной жизни.

Что только что произошло?

— Как дела? — спросил Джесси у Сойера.

— Отлично. — Сойер ответил небрежно, равнодушно, что было свойственно ему. — А ты как? Как твой отец?

— Всё хорошо, — Джесси чувствовал себя весьма комфортно и непринужденно. — Он встретит нас там, внизу, если ты не против?

— Да, конечно, без проблем. — Сойер склонил голову в сторону своего джипа. — Мы можем идти?

— Да, отлично, — Джесси подождал немного и спросил: — Если хочешь, поедем на моей машине?

— Нет, все в порядке. Лучше будет на моей. Это поможет мне лучше понять местность.

— Хорошо, тогда подожди, мне нужно забрать документы из машины.

— Отлично.

Джесси повернулся ко мне с мягкой улыбкой. Я была почти уверена, что после этого обмена любезностями я выглядела как персонаж мультфильма с открытым ртом и выпученными глазами.

— Созвонимся позже, Кэролайн? — я кивнула, потому что, казалось, не могла произнести ни слова. Его губы растянулись в улыбке, и он поднял руку, чтобы помахать на прощание. — Хорошо, тогда поговорим позже.

— Пока, Джесси.

Сойер подошел к стойке, повернувшись к Джесси спиной.

Ко мне вернулась часть здравого смысла, и я наклонила голову, чтобы посмотреть на него.

— Какого черта?

Его глаза встретились с моими.

— Прошу прощения?

— Какого черта ты делаешь с Джесси? Что происходит?

Выражение его лица стало жестким, уголок его челюсти задрожал от ярости.

— Это не твое дело, Кэролайн.

— Прекрати, — прошипела я. — Хватит произносить моё имя так, как будто это какое-то преступление против человечности или большое оскорбление для тебя. Меня зовут Кэролайн. Это то, как люди меня называют!

Он издал звук, который говорил, что он не совсем согласен со мной.

— И что ты собираешься делать с Джесси? Серьезно, я имею право знать. Тебе лучше не причинять ему вреда. Или ещё хуже! Сойер, ты собираешься убить его? Ты только что вышел из тюрьмы, и я не думаю, что это было бы хорошо…

— Ты что, издеваешься надо мной? Я когда-нибудь убивал кого-то раньше? Боже, Кэролайн, за какого монстра ты меня принимаешь?

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. В действительности, я не думала, что он собирается убить Джесси. Но поинтересоваться не мешало бы. Не существует такого понятия, как плохой вопрос.

— Я просто не понимаю, почему вы куда-то едете вдвоём. У вас двоих нет ничего общего.

Он наклонился вперед над стойкой, положив свои предплечья перед моими. Он намеренно придвинулся ближе, пытаясь сбить меня с толку. Но я не собиралась ему этого позволять. Я была сильнее его очков, его запаха и тепла его тела. Намного сильнее.

— У нас с ним есть кое-что общее, — с насмешкой сказал он. — Может быть, мы собираемся сравнить Каро и Кэролайн. Может быть, нам стоит обменяться некоторыми деталями. — Его голова опустилась, приблизив губы к моему виску. Его голос был одновременно был грубым, глубоким, ровным и твердым. — Ты издаешь тот звук, когда он кусает тебя за ухо? Твой рот такой же жадный, как и раньше? Он знает, как использовать пальцы, что бы ты…

— Остановись. — Я задыхалась, была в бешенстве и слепла от ярости. — Довольно.

Он отстранился, эта жестокая ухмылка, к которой я уже привыкла, искривила его рот.

— Только не говори мне, что ты сейчас стесняешься, Шестёрка? После всего, что мы делали вместе?

— С ним всё не так. — В моем голосе было достаточно твердости, чтобы его брови подскочили. — Мы друзья, придурок. Просто друзья. Мы даже на прощание не целовались, так что всё, что ты планируешь сегодня, должно закончиться. Он ни в чем не виноват. Он ни черта тебе не сделал.

— Какая же ты дрянь! — прорычал он. — Ты объявилась в моей галерее в сексуальном, как грех, платье, и всё время буквально висела на нём. Так что да, я должен поверить, что между вами ничего не было?

Мои глаза в любую секунду могли начать извергать огненные шары. Я чувствовала, как они полыхают у меня под веками, готовые стереть с лица земли этого ублюдка.

— Хватит, Сойер. Я понимаю, что причинила тебе боль. Я понимаю, что ты злишься. Но всё, что было между мной и Джесси, — это одно единственное свидание, которое сорвалось, потому что объявился мой бывший парень и всё испортил. Не то чтобы это тебя касалось. Я говорю тебе это только для того, чтобы ты оставил Джесси в покое, черт возьми. Он не какая-то вендетта, которую тебе нужно уладить. Он невиновен.

Сойер ударил ладонями о стойку.

— Ты сделала гораздо больше, чем причинила мне боль, Каро. Ты показала мне, кто ты на самом деле.

— Какой же ты придурок! — эмоции ревели во мне, заглушая разум, логику и здравый смысл. — Ты даже не знаешь, о чем говоришь. Ты хочешь обвинить меня в том, что я бросила тебя! Но ты даже не осознаёшь своей роли в этом! Что ты сделал!

— И что же я сделал, Шестёрка? Что такого я тебе сделал?

Ты предпочел братьев своей беременной девушке, беременной твоим ребёнком. Я прикусила нижнюю губу, не желая позволять ему продолжать доставать меня.

— Сейчас это не имеет значения.

Он кивнул, задумчиво поджав губы.

— Ты чертовски права насчет этого. — Он отступил от стойки, засунув руки в карманы. — Но как бы то ни было, я не собираюсь тащить Джесси в лес, чтобы убить его. Он продает часть собственности. Возможно, мне будет интересно её купить. Я знаю, что тебе трудно осмыслить это своим осуждающим умом, но я здесь не для того, чтобы разрушать твою жизнь. Я здесь, чтобы начать свою собственную.

Мне нечего было ему ответить. Он мог бы спекулировать своей ложью сколько угодно, но я бы никогда ему не поверила. Он что-то замышлял. Сойер Уэсли не просто так ворвался в мою жизнь, решив стать законопослушным, порядочным гражданином.

Он выдержал мой взгляд пока его голубые глаза леденели от ненависти.

— И знаешь, когда-то давно ты бы меня поддержала.

Я проглотила всё, что хотела сказать по этому поводу.

Он пошевелил ключами в кармане и сменил тему.

— Я ожидаю посылку сегодня. Я не уверен, оставят ли они её здесь или принесут прямо в мой домик. Просто хотел предупредить.

Мне потребовалось все силы, чтобы оставаться вежливо-профессиональным.

— Я прослежу.

Его челюсть снова дернулась.

— Я был бы признателен за это.

Я смотрела, как он выходит из офиса и направляется к своему джипу. Внешне во мне царило спокойствие, и я напоминала статую, но внутри я горела. Мое сердце билось о грудную клетку, колотясь, отбиваясь и крича от разочарования. Кровь неслось по венам от подскочившего адреналина, не позволяя мне разрыдаться. Мне даже не хотелось плакать, хандрить или что-то в этом роде. Это был всплеск эмоций, отчаянно стремящихся вырваться, отчаянно пытающихся освободиться любым возможным способом. Мой мозг ревел от ярости, а сердце колотилось от боли, и мои глаза просто отчаянно пытались избавиться от всего этого. Я больше не хотела это испытывать. Я не хотела, чтобы было так тяжело, так больно, так мучительно.

Сойер выехал со стоянки увозя с собой Джесси. Я схватила свой телефон из кармана и набрала номер, прежде чем смогла сделать еще один вдох.

— Алло? — Франческа ответила после третьего гудка.

— Я больше не могу, — сказала я ей. — Поехали. Давай уедем из города.

— Сегодня вечером?

— Прямо сейчас. — Казалось, что я не могу отдышаться. — Я больше не могу этого делать, Фрэнки. Я больше не хочу быть рядом с ним. Это слишком больно.

— Сегодня я наткнулась на Гаса, — прошептала она. Я услышала, как закрылась дверь. Она была на работе, так что, должно быть, спряталась в каком-нибудь укромном месте. — Он появился на стойке регистрации, прося о встрече со мной.

— Ты в порядке?

— Да. — Она медленно выдохнула. — Я справлюсь. — Я не потрудилась указать, что она противоречила сама себе. Я могла её понять. — Я знала, что они здесь. Я их видела. Так что это было не таким уж большим потрясением. — Она помолчала несколько мгновений, а затем призналась: — Он дал мне те же тонко завуалированные угрозы, которые Сойер дал тебе. Не уезжай из города и всё в этом роде.

— Что ты хочешь всем этим сказать?

— Я не знаю. Я не уверена, хорошая ли это идея. У нас нет других удостоверений личности. И наличных недостаточно. Мы не можем совершить ошибку. Мы не можем всё испортить. Они не должны снова нас найти.

Я была согласна.

— Я пыталась связаться со своим парнем, но от него пока ни слуху. Это означает, что либо он мертв, либо работает над этим.

Её дыхание дрожало.

— Я ненавижу неизвестность. Мне нужен чёткий план.

Боль в её голосе заставила моё сердце сжаться.

— Мы как-нибудь выпутаемся из этого, Фрэнки. Я клянусь тебе, мы никогда не вернемся.

Она шмыгнула носом, но смогла немного расслабиться, когда сказала:

— Значит, мы не улетим из города сегодня, как летучие мыши из ада?

— Пока подождём, — сказала я ей. — Давай пока ничего не загадывать.

— Каро, я не уверена, что когда-либо говорила тебе раньше… — она снова шмыгнула носом, мешкая, заставляя меня беспокоиться о том, что она собиралась сказать. — Я просто хотела сказать тебе спасибо. Спасибо, за то, что вытащила нас оттуда. Спасибо тебе за то, что ты дала мне эти пять лет. Ты не представляешь, как много это для меня значит.

Казалось, будто она уже сдалась. Как будто уже проиграла. Или, может быть, не совсем сдалась, но на всякий случай готовилась к этому.

— Ещё ничего не кончено, Фрэнки. Мы до сих пор свободны. И мы собираемся быть свободными и дальше.

Ее голос понизился до шепота, сигнализируя о том, что ей пора возвращаться работе.

— Мне нужно идти. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Я повесила трубку и провела остаток дня, обдумывая вихрь планов побега и сценариев «а что, если». К тому времени, когда появился парень из службы доставки, я была на взводе, из-за отчаянного желания уехать из города и иметь план на все случаи жизни. Это была не игра. Это была самая важная задача в моей жизни, и я должна была справиться с ней безукоризненно.

Курьер кивнул подбородком в знак приветствия, когда заносил внутрь несколько посылок. «Мэгги» была его последней остановкой в тот день, так что он появился только около пяти. Мы были знакомы, хотя я не знала его имени и не называла ему своё.

— Что ты такое заказала? — Он шел, держа коробки как можно дальше от себя.

— Понятия не имею, — усмехнулась я. — Я просто за них расписываюсь. Я не интересуюсь заказами Мэгги. — Что было не совсем правдой. Я многое заказывала для курорта, но не могла предположить, что из этого могло иметь плохой запах.

Когда он бросил коробки передо мной, я поняла, что он имел в виду. Подавив рвотный позыв от гнилостного запаха, который исходил от картонных коробок, я быстро расписалась за них.

— О, с одной из них определенно что-то не так.

— Должно быть, что-то испортилось, — предположил он.

— Возможно.

Как только он забрал ручку, которую я использовала для росписей за доставку, тут же выскочил из офиса, стремясь убраться подальше от вонючей коробки. — Ладно, увидимся завтра.

— Пока, — сказала я закрывающейся двери.

Сойер упомянул, что сегодня он ожидает посылку. Неужели ту самую, вонючую?

Я быстро просмотрела поставки, на большинстве из них стоял адрес курорта и имя Мэгги. В этой куче не было ничего для Сойера. Ни для Сойера Уэсли, ни для Сойера Смита, ни для любой другой его личности, о которой я знала.

Но там была коробка для Кэролайн Бейкер.

Она была того же размера, что и коробка с испорченным георгином, а адресат был из того же города в Огайо. Это ли имел в виду Сойер? Посылка, за которой я должна была проследить, предназначалась мне? Придурок с большой буквы «П».

И сюрприз, сюрприз: это была именно та смердящая коробка.

Я схватила ближайший нож для резки писем и вынесла коробку наружу. Что бы не находилось внутри, это едва ли свежеиспечённая булочка, присланная с наилучшими пожеланиями, но испортившаяся по пути. Пахло смертью, разложением и чем-то гнилостным.

Неужели я все-таки получила лошадиную голову?

Когда я разрезала упаковочную ленту запах только усилился. Я прикрыла нос воротником блузки и сделала резкий вдох, для храбрости, прежде чем открыть крышку.

Я быстро повернула голову и подавилась, едва не выблевав свой обед в кусты. Когда я подумала, что пришла в себя, я случайно вдохнула через нос, вновь уловив тот ужасный запах и опять подавилась.

Зажав нос двумя пальцами и дыша исключительно ртом, я повернулась обратно к коробке, наполненной рыбьими потрохами. Мне потребовалась минута, чтобы понять, что это было, но в конце концов я распознала отрубленные головы. Их было шесть. Дно было выстлано коричневой мясницкой бумагой, а блестящая сторона была скользкой от крови, кишок и гнилых кусочков прогорклой рыбы.

Но то, что их было шесть? Шесть дохлых рыб? Трудно было неправильно расценить это послание.

Проблема была в том, что я знала, что там должно быть сообщение. Где-то в этом месиве находилась записка, которая предназначалась для меня.

Я схватила палку, которую обнаружила неподалёку от себя и мысленно приготовилась снова столкнуться с этим запахом. Ушла целая минута, чтобы пошарить внутри коробки, но в итоге я нашла сложенный лист бумаги, завернутый в целлофан. И хуже всего было то, что мне пришлось доставать его голыми пальцами.

С помощью ножа для резки писем, я разорвала скользкую целлофановую оболочку, после чего вытерла грязные пальцы о траву и развернула записку. Я не знала, чего ожидать. Разве Сойер не высказал мне всё на днях? Или, к примеру, сегодня? Как и каждый раз, когда он открывал рот? Едва ли он был мил со мной.

Поэтому я не понимала смысла этой коробки и записки. Только если он просто не издевался надо мной. Очевидно, он ещё не закончил свою садистскую игру в кошки-мышки. Он хотел крови. Он желал отомстить.

Он хотел поставить меня на колени.

Но он бы этого не добился. Мое обещание Франческе было реальным. Мы собирались выбраться отсюда. Мы собирались выжить. Мы больше никогда не собирались возвращаться в Вашингтон.

Я перечитала записку ещё раз.

Шесть вертлявых рыбок попались на крючок.

Это было похоже на стихотворение доктора Сьюза про злодеев, но истолковать его было нетрудно. Шесть — это наши с Фрэнки должности в братстве; вертлявые рыбки, очевидно, указывали на наш побег. Попались на крючок — нас нашли и, возможно, собираются убить.

Коробка привела меня в ярость. Мои руки дрожали так, что я перестала давиться от запаха, когда шла по курорту, гневно топая по каменным тропам. Я добралась до одиннадцатого домика всего за несколько коротких минут и бросила коробку на крыльцо. Она покачалась взад-вперед, но не перевернулась. Что меня ещё больше разозлило.

Я как раз собиралась ворваться на крыльцо и пнуть коробку в сторону, когда Сойер подъехал к дому. Рычание его двигателя ещё больше распалило меня, и я нетерпеливо ждала, пока он выйдет из своей машины. Джесси с ним не было. Кто знал, где мог быть Джесси. Я не исключала возможности, что Сойер заманил бедного ничего не подозревающего, невинного ковбоя из Колорадо в лес и порубил его на мелкие кусочки. Он был садистским ублюдком.

— Что ты здесь делаешь… — начал он, но у меня не было времени на его притворную невинность.

— Ты зашел слишком далеко. — Я махнула рукой в сторону коробки на его крыльце. В ответ на что, он всего лишь моргнул, делая вид, что не понимает, о чем речь. — Тебе пришла посылка.

Он уставился на открытую коробку, его глаза сузились, челюсть сжималась.

— Это не моя посылка.

Искренность в его голосе стала последней каплей. Я подошла к нему и ударила его в грудь, однако моя рука встретила сопротивление его твёрдого тела. Мне было всё равно, насколько он силен, вынослив и страшен. Записка, которую я сжимала в кулаке была свидетельством того, что он зашел в этой игре слишком далеко.

— Это уже не смешно, Сойер! — крикнул я ему в лицо, снова ударив его. — Я сыта по горло, я устала от того, что ты морочишь мне голову! — Я ударила его ещё раз, а затем швырнула скомканную записку ему в лицо. — Я бросила тебя. Замечательно. Вот и всё! Я сказала это. И я сожалею, что сделала это. Ладно? Это делает тебя счастливым? Мне жаль, что я оставила тебя. Я знала, что это дерьмовый поступок. Я знала, что ты будешь опустошен. И я все равно это сделала. Мои причины касаются только меня, но знай: они были намного важнее, чем твое бедное разбитое сердце. Я знала, во что ввязываюсь с тобой, когда мы были детьми. И я знала, что я теряю, когда уходила. Но причина, по которой я ушла от тебя стоила всего. Ты понимаешь? Всего. И мне искренне жаль, что теперь ты меня ненавидишь. Мне жаль, что ты не можешь отпустить нас, или то, что произошло, или всю эту чушь между нами. Мне жаль, что ты мстишь мне из-за этого. Но тебе нужно смириться! — В один момент я кричала и дрожала от гнева, а в следующий, гнев внезапно отступил, и я едва смогла прошептать своё следующее требование. — Ты должен отпустить меня.

Он уставился на меня, сжимая челюсть и сверкая глазами. От него исходила чистая, неконтролируемая ярость. Я прижалась спиной к боковой стенке дома, и прежде чем поняла, что происходит, мои руки были прижаты к бокам. Он сжал их в безжалостной, сокрушительной хватке, и я даже не успела подумать о том, чтобы сопротивляться.

— А ты можешь отпустить меня, Каро? Ты нас отпустила? И все эту чушь между нами? — его тело прижалось к моему, прижимая меня к дому и своей груди. Я почти что не могла дышать, не говоря уже о том, чтобы рационально мыслить или продолжать свою гневную тираду. Он опустил голову, приблизив наши лица друг к другу. Я чувствовала его дыхание на своих губах. Его руки ослабили хватку на моих руках, но не отпустили. Мое сердце колотилось так сильно, что я была уверена, он мог это чувствовать, я знала, что оно отражало биение его сердца, подражало ему, гналось за ним. — Ты можешь отпустить меня, Шестёрка?

Его губы оказались на моих прежде, чем я смогла ответить. Сокрушая, наказывая… побеждая меня. Я была так потрясена, что могла лишь стоять и позволять ему целовать меня.

Но его это не остановило. Его губы скользнули по моим так, как никогда прежде. Это был не тот милый, нежный, знакомый Сойер, в которого я влюбилась в детстве. Это был человек, который провел пять лет в тюрьме в одиночестве, брошенный, ожесточенный. Это была его шокирующая трансформация, выставленная напоказ. Его мускулистые руки и широкая грудь. Его темные, более серьезные глаза и твердая, точеная челюсть. Это был человек, который прошел через ад и выжил.

— Давай, Каро, — прорычал он мне в губы, схватив и грубо встряхнув мои руки. — Борись со мной.

Мой рот ответил прежде, чем мой мозг смог понять, что он имел в виду. После единого вздоха его язык был у меня во рту, уговаривая меня поцеловать его, напоминая мне, как легко мы поджигали друг друга, соблазняя меня уйти в мир, в который я идти не хотела.

Но я ничего не могла с собой поделать. Как я могла отпустить его пять лет назад? Нет, нет, я этого не делала. Да и как я могла, когда он был так глубоко внедрен под мою кожу.

Меня пронзили ощущения, которые возбуждали мои изодранные нервы так, как ничто другое за последние пять лет. Я чувствовала его повсюду. Его твердое, безжалостное тело, прижимающееся ко мне, его массивные, мускулистые бедра, удерживающие мои, его грубые, мозолистые ладони, держащие мои руки. Его губы прижимались к моим, борясь, воюя, поклоняясь.

Из меня вырвался стон, такой же слабый, как моя собственная воля. И все же я целовала его в ответ. Я позволила его языку переплестись с моим, а моим губам прижаться к его, мои зубы царапнули его мягкую нижнюю губу так, как я знала, он любил. Независимо от того, что произошло минуту назад, мои ноги раздвинулись, чтобы одно из его бедер могло втиснуться между моими. И мое дыхание сбилось, желудок перевернулся, а сердце разорвалось надвое.

Разделённое пополам между тем, чего я хотела и что мне было необходимо, мои прошлым и настоящим, жизнью и смертью.

Его бедро прижалось к моей сердцевине, посылая спираль желания сквозь меня. Я так давно никому не позволяла так прикасаться ко мне. Я не хотела ни одного мужчину со времен Сойера. Интенсивность этого чувства была такой острой, что причиняла боль.

Он отпустил мои руки, чтобы обхватить меня за талию и притянуть ближе к себе, полностью прижимая меня к нему, позволяя мне чувствовать его всего. Мои руки сжимали его свитер, для устойчивости. Но я не отстранялась.

Ни на дюйм.

Позади нас проехала машина, и этого звука было достаточно, чтобы привести нас в чувство. Он опустил меня на землю, потому что, очевидно, я пыталась взобраться на него. Я ослабила хватку, которую держала на его рубашке. Он снял свои покосившиеся очки и сунул их в карман брюк.

Но это было единственное действие, которое он совершил. Он не отступил ни на шаг. Он не убрал ногу с интимного места между моими ногами.

Выражение его лица было дерзким, полным удовлетворения.

— Полагаю, так ты отпускаешь меня?

Если бы я не думала, что он запрет меня в своём домике, чтобы преподать мне урок, я бы ударила его по самодовольной физиономии.

— Отвали, — прорычала я, моё горло саднило от непролитых слез.

Его рот приподнялся в полуулыбке, но он поднял руки в знак капитуляции и сделал шаг назад.

— Всё в порядке, Кэролайн. Не сходи с ума. Это не из-за тебя. Это просто вся эта чушь между нами.

Я стиснула зубы, снова ненавидя его за то, что он бросил мои слова мне в лицо. Я хотела, чтобы он чувствовал то же самое, что и я. Я хотела, чтобы он чувствовал себя так же ужасно, как и я, потерянным и разрушенным. Я хотела уничтожить его так же, как он только что уничтожил меня.

— Мне жаль, что я не предупредила тебя раньше, Сойер. Так что слушай: твоё грандиозное очевидное предостережение принято. Я снова убегу. Не сегодня. Не завтра. Ни в один из дней, который ты сможешь предугадать. Но я сделаю это снова. И на этот раз, ты никогда больше меня не найдёшь.

Я оттолкнула его, не дожидаясь его ответа, и направилась обратно в офис. Он не пытался остановить меня, а я не обернулась, чтобы посмотреть, волнует ли его это вообще. У меня были другие причины для беспокойства. Например, как сдержать свое обещание оставить его. И вывезти Франческу и Джульетту из этого города, подальше от него и мира, которому он всегда принадлежал.

Глава 17

Следующим утром мне потребовались все силы, чтобы встать и пойти на работу, но я так и не смогла заставить себя разбудить Сойера. Я знала, что будут последствия, потому что он был мстительным ублюдком. Но оно того стоило. Даже Джульетта заметила, что я расстраиваюсь из-за того, что мне приходится сталкиваться с ним каждый день, хотя даже не понимала причины.

— Мамочка, ты хочешь спать?

Я посмотрела на неё сверху вниз, а в ответ увидела взгляд Сойера. У неё были его сверкающие голубые глаза, выразительные брови и лукавая улыбка. Я ненавидела его чуть больше с каждым разом, когда смотрела на неё. Их сходство заставляло мою грудь сжиматься от ностальгического сожаления и чувства вины. Теперь мне хотелось ударить его за то, что он одарил мою дочь своей внешностью.

Он не заслуживал её.

Я закрыла глаза, пытаясь немного расслабиться, но и тогда я видела его. Мои мысли снова и снова возвращались к тому, как он прижимал меня к стене дома, сжимал мои руки в своих, прижимал бедро между моими ногами. Его губы были повсюду на мне. Мягче, медленнее… И на этот раз они не остановились.

— Всё в порядке, — почти прокричала я. — Я в норме. Прости, Джулс. Мне просто нужна чашка кофе.

Франческа посмотрела на меня с дивана. Остаток недели она работала по ночам, так что ей позволялось валяться в пижаме до обеда. А потом она шла на работу, где её бывшие парни не преследовали её, не беспокоили и не пытались её целовать.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она, держа большую чашку черного кофе в раках.

Я покачала головой, пытаясь стряхнуть странное состояние, которое, казалось, зацепилось за меня этим утром.

— Как «так»?

— Как будто ты хочешь столкнуть меня с балкона.

Потянувшись за кофейником, я отмахнулась от её обвинения.

— Мне нужен кофе.

— Ты это уже говорила.

Боже, я теряла самообладание.

— Ты в порядке, Кэролайн?

Я не сказала Франческе о том, что Сойер вчера меня поцеловал. Часть меня уже знала, что она скажет, и я не хотела этого слышать. Я знала, что целоваться с Сойером — плохая идея. Наш с ней мнение по этому поводу совпадало.

Другая часть меня хотела её потрясенного сочувствия. Я хотела её честной реакции, от которой я не могла бы отвертеться. Этот поцелуй целиком и полностью был неожиданным для меня. Как это вообще произошло. Я бы не так удивилась, если бы он начал меня душить. Или вытащил пистолет. Или натянул мне на голову черный капюшон и швырнул меня на заднее сиденье фургона без окон.

Но поцелуй? С языком, блуждающими руками и опаляющим жаром? Э-э, нет. До вчерашнего дня я могла поклялась своей жизнью, что те дни между нами закончились. Так как же это произошло?

Это не было похоже на грандиозный план по возвращению меня. Этот поцелуй даже не был нежным. Он был жестоким, диким и совершенно, на сто процентов диким. В этом не было ничего соблазнительного, кроме того, что прошло очень много времени с тех пор, как меня так целовали. В этом не было ничего даже отдаленно нежного. Это не было просьбой снова быть вместе. Это было похоже на наказание.

Хотя мне ещё предстояло выяснить, почему он меня поцеловал и чего он хотел этим добиться. Было много других способов наказать меня.

Некая развязная часть меня задрожала в предвкушении.

Я не то имела в виду… Потаскушка!

О боже мой. Мне необходимо было посвятить день моему психическому здоровью.

— Я в порядке, — солгала я. — Просто устала, — обернувшись, я встретилась с ней взглядом, вовсе не собираясь манипулировать ею. Просто это было неотъемлемой частью того, кем я была. — Последние пару недель были изнурительными.

Она подняла свою чашку кофе в знак солидарности со мной.

— Понимаю.

Когда Джульетта побежала в свою комнату, чтобы сложить игрушки в рюкзак, Франческа подошла к кухонному островку, стараясь быть скрытной.

— Слышно что-нибудь о новых удостоверениях? — тихо спросила она.

Я покачала головой, добавив в кофе нужное количество сливок, которые придали ему насыщенный карамельный цвет. Черный кофе был для ранних пташек и тех, кто в чём-то виноват, по крайней мере, так говорил мой отец. И Франческа, по всей видимости, относилась к одной из этих категорий. Она предпочитала чернее чёрного.

— Пока нет.

— Мы все равно должны уехать, — пробормотала она.

Джульетта металась по своей комнате в поисках куклы, которую хотела взять с собой в подготовительную школу. Я наблюдала за ней со своего места в кухне, и чувствовала, как мой план трещит по швам, расползается трещинами, становить хрупким и слабым, как паутина.

— Джульетте нужны новые документы, Фрэнки. Ей нужно действительное свидетельство о рождении и карточка социального страхования. Возможно, мы могли бы это сделать, но как я собираюсь отправить её в школу в следующем году без каких-либо документов. Без сертификата о прививках, медицинской карты. Фрэнки, ей нужно обновить всё. Я даже не знаю, с чего начинать. Я не могу появиться в новом городе и не иметь хотя бы свидетельства о рождении. Они вызовут полицию. Им хватит одного взгляда, чтобы решить, что я похитила её из нормальной семьи с двумя родителями. Я не могу так рисковать… Я не могу рисковать потерять её из-за того, что мы не были осторожны.

Франческа издала рычащий звук.

— В этот раз всё сложнее.

— Я знаю.

— Что мы будем делать, Каро?

Я покачала головой.

— Понятия не имею.

— Я собираюсь поспрашивать в отеле. Есть несколько девушек… Я не думаю, что они на самом деле учатся в колледже. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Поддельные документы?

Она кивнула.

— Что-то типа того.

— Ладно. Попробуй. На крайний случай мы можем бежать с наличными и надеяться, что сможем разобраться с этими деталями, когда где-нибудь остановимся.

Никому из нас не нравился этот вариант. Было слишком много подводных камней на которых можно было попасться.

Рука Фрэнки сжала мою руку.

— Как думаешь, нам нужно беспокоиться только из-за Волкова, или федералы тоже ищут нас?

Наклонившись вперед, я сделала голос ещё тише.

— Фрэнки, я не знаю. Сойер говорит, что ничего не происходит. Он утверждает, что пытается начать всё с чистого листа. Но, по очевидным причинам, я ему не доверяю. Но независимо от того, врёт он или нет, я знаю, что неприятности преследуют его по пятам. И если он собирается осесть здесь, это только вопрос времени, когда неприятности найдут и нас.

— Как я выгляжу? — спросила Джульетта, стоя в дверях своей спальни. На ней были лосины в черно-белый горошек, фиолетовая юбка в горошек и ярко-розовый свитер. Её вьющиеся локоны прилипли к лицу из-за статики свитера, и в каждой руке она держала по красному резиновому ботинку, готовая надеть их.

— Просто прекрасно, — на полном серьезе сказала я ей. — Ты готова?

— Ага!

— О’кей, малышка, хватай свою куртку и рюкзак и жди меня у двери.

Она послушно ушла, и я повернулась, чтобы налить свой кофе в термос.

— Поспрашивай на работе, Фрэнки. Посмотрим, что ты сможешь придумать. А пока давай будем вести себя как можно тише. Я уверена, что он ещё не знает о Джульетте, и я планирую продолжать в том же духе.

Только я не была уверена в этом на что процентов. У меня просто не было других вариантов. Я возлагала свою надежду на то, что Сойер будет молчать. До сих пор он не спрашивал о Джульетте. Пока он не пытался увидеть её. Я должна была поверить, что это означало, что он о ней не знал. Он сильно изменился за эти годы, но я знала его достаточно хорошо, чтобы ожидать абсолютного ада, если он когда-нибудь узнает, что в течении пяти лет я держала его дочь в секрете от него.

Фрэнки вздохнула, подтянув колени к груди.

— Мне придется отменить все свои планы на выходные. Это разочарует многих моих друзей. О, подожди. Ты мой единственный друг, и у меня не было никаких планов на выходные. Так что держаться в тени не так уж и проблематично.

Её тон заставил меня остановиться. Повернувшись к своей грустной лучшей подруге, я поставила свой кофе и уделила ей все свое внимание.

— Ты жалеешь, что ушла?

Она глубоко вздохнула и уставилась на пальцы ног.

— Я жалею о том, кем являлись мои дяди. Жалею, что моя мать умерла. Жалею, что моему отцу пришлось умереть из-за неё. Я жалею, что мне приходится жить в страхе, и что у меня никогда не будет нормальной жизни, и что я никогда не смогу просто… освободиться от этого мира. Но о том, что я уехала оттуда я не жалею. Это означало умыть руки от кровопролития, торговли людьми и наркотиками. Я просто не могла… Я не хотела быть частью всего этого.

— Если бы мы остались… как думаешь, мы могли бы все изменить?

Она рассмеялась, но смех был мрачным и слегка истеричным.

— Изменить что? Превратили бы братву в благотворительную организацию? Нет, Каро. Мои двоюродные братья никогда бы этого не допустили. Если бы мы остались, я бы отдала бы им свою душу, а ты бы до сих пор расплачивалась с долгами своего отца. И только представь… — она склонила голову набок, указывая на Джульетту. — Представь, какой была бы её жизнь. Представь, сколько бы они от неё требовали. Мы поступили правильно. Быть порядочным человеком — нормально. Бороться за то, чтобы быть порядочным человеком — нормально. Не позволяй Сойеру заставлять тебя чувствовать себя плохо из-за того, что ты ушла. Ты сделала то, что было лучше для твоей семьи.

Я схватила её за руку и сжала.

— И ты сделала тоже самое, — она подняла глаза, в которых светилась благодарность. — Мы есть друг у друга. Это единственное, что нам нужно.

Она кивнула, но больше ничего не добавила. И я поняла её молчание. Я уловила её настроение. Было трудно жить с воспоминаниями обо всём, что мы оставили позади.

Не всё было плохо. У нас была жизнь в Вашингтоне. У нас была семья. И защита, и опасность, и волнение. Нас уважали. О нас заботились.

Синдикат защищал нас от худшего. Мы воровали. Мы были аферистками. Но нам не приходилось иметь дело с тяжёлыми наркотиками, торговлей женщинами и молодыми девушками или убийствами. Когда вспыхивали конфликты с другими семьями или с бандами, нас укрывали. Когда в новостях сообщали о передозировках, несовершеннолетних девушках в стрип-клубах и убийствах, мы притворялись, что к нам это не имеет никакого отношения.

Мы брали деньги и подарки, которые давала нам семья, и жили ради каждого нового приключения. Было безумием думать о том, где бы мы сейчас были, если бы я не забеременела. Джульетта была тем тревожным звоночком, который был нам так необходим, чтобы выбраться оттуда.

Мы долго отсутствовали… и никогда не собирались возвращаться назад.

Я оставила Фрэнки, чтобы отвезти Джульетту в подготовительную школу. Это было всего в семи минутах езды, не далеко от Главной улицы. Мы держались за руки, когда входили внутрь, и говорили о червях, жуках и всех тех мелочах на тротуаре, которые обожали четырёхлетки. Я отдала её замечательным учителям, мисс Бет и мисс Хармони, и отправилась на работу.

Раньше я обожала эту дорогу. Мне нравилось покидать город и подниматься в горы, петляя по извилистым улицам. Но теперь это было похоже на марш на мои похороны. Кто-то посигналил позади меня, и я поняла, что еду мучительно медленно, даже для горных дорог.

К тому времени, как я добралась до работы, я уже была клубком нервов и трепета. Что теперь собирался делать Сойер? Расскажет ли он Мэгги все мои секреты? Или ещё хуже? Неужели Роман, Александр и Димитрус будут меня ждать?

Я должна была это выяснить. Мне пришлось разработать чертов план игры.

Когда я пришла, Мэгги была на своем обычном месте в офисе и листала книгу. Она даже не подняла глаза, когда я вошла. Видеть её склонившейся над стойкой, с очками на носу было так привычно, что у меня защемило сердце. Эта женщина каким-то образом стала очень важной частью моей жизни, хотя я приложила все усилия, чтобы не впутывать её в это.

Я должна была быть жёстче. И более чёрствой. И полностью готовой пожертвовать всеми удобствами, чтобы уберечь Джульетту. И я это сделала… вроде как. Но мысль о том, чтобы бросить Мэгги или позволить ей узнать мои грязные секреты, убивала меня. По отношению к Джесси я чувствовала то же самое.

Да, у меня были более серьезные причины для беспокойства, чем их хорошее мнение, но мысль о том, что они плохо думают обо мне, всё ещё была неприятной.

Для них я не была преступницей. Они не использовали меня из-за моих навыков, или моих связей, или того, что я могла им предложить. Я нравилась им просто так.

Я не хотела этого терять.

Как и их самих.

— Должно быть, хороший роман, — сказала я Мэгги, когда она так и не взглянула на меня. — Дай угадаю: герцогиня обеднела, поэтому она соглашается выйти замуж за богатого герцога, который не хочет остепеняться, но нуждается в жене, чтобы обзавестись законным наследником?

Она всё ещё не поднимала глаз.

— Это было на прошлой неделе. Этот герцог влюблен в идиотку. Он по уши в неё влюблен, а она и понятия не имеет.

— Ну, тогда он не очень хорошо показывает свою привязанность.

— Всё из-за гордости, — пробормотала Мэгги. — Он высокомерный засранец.

Я рассмеялась

— Разве не все они такие?

Она тоскливо вздохнула. Романы Мэгги были единственным, что могло отвлечь её от работы. Она была эксплуатирующим трудоголиком, пока не начала читать роман в стиле регентства. После чего она закрылась в своем кабинете на несколько дней, пока я занималась её делами.

Я не возражала. Ей нужно было чаще отдыхать. Если бы она время от времени не погружалась в свои романы, у нее было бы больше власти.

— Мне нужно сбегать в город, — сказала она мне. — Мне нужно зайти в банк и в хозяйственный магазин, а ещё встретиться с моим бухгалтером.

— И, вероятно, задержаться на обеде чтобы закончить эту книгу.

Она постучала книгой по прилавку.

— Разве это не было бы здорово?

— Дерзай, — подбодрила я. — У меня здесь есть кое-какие дела. Просто возвращайся к половине четвёртого, чтобы я успела забрать Джулс.

— Уверена? Одиннадцатый домик заходил с утра, чтобы пожаловаться на звонок-будильник. Он сказал, что так и не получил его.

Я занялась упаковкой исходящей почты.

— Странно, когда я звонила сегодня утром, никто не ответил. Он, должно быть, проспал.

— Ты не подключила его к автоматической системе?

— Я сделаю это сегодня. Он хочет, чтобы ему звонили лично каждое утро, но это выходит за рамки служебного долга.

Она схватила свою куртку из шкафа и остановилась у стойки, чтобы снова взять книгу.

— Дорогая, между вами всё нормально?

Холодный всплеск паники пробежал по мне, но мне удалось сохранить любопытное выражение лица, когда спросила:

— Что ты имеешь в виду?

Она подняла брови.

— Я имею в виду, что между вами чертовски много чего происходит, и я не могу решить, нравится ли тебе это или ты ненавидишь это.

Неожиданно для себя я рассмеялась. Я даже себе казалась сумасшедшей. Я избегала его. Я бежала от него так быстро, как только могла. Но, отвечая Мэгги, я пожала плечами и сказала:

— Разве девушка не может делать и то и другое?

Её глаза сузились. Я идеально сыграла свою роль. В моем голосе не отразилась моя дрожь и постоянное озирание по сторонам. Я произнесла свою ложь со всей уверенностью, которая у меня была.

Но она мне так и не поверила.

— Ладно, дорогая, если ты так говоришь.

— Повеселись в городе, — поддразнила я её. — Наслаждайся своим герцогом.

Она остановилась на полпути. Подмигнув мне, чего я не ожидала, она сказала:

— Ты тоже.

Потом она ушла, а я осталась в замешательстве, в ярости и в попытках не отправлять ей сотни сообщений, указывающих на её ошибку.

К тому времени, как Гас въехал на стоянку перед офисом, я даже не была удивлена.

Вернее, я не была удивлена, что он объявился здесь. Но то, что он приехал на красном Subaru Forester, а не на черном Мерседесе вызвало у меня беспокойство.

— Домик номер одиннадцать, — сказала я ему, как только зазвенела входная дверь. — Возьми карту. — Я подтолкнула указания, которые я поспешно приготовила для него, через стойку.

Его брови подскочили до линии волос.

— Что?

— Домик Сойера, — сказала я медленнее, — номер одиннадцать. Эта карта покажет тебе, как туда добраться.

Его медленная манера речи соответствовала моей.

— Я и так знаю, где остановился Сойер. Так что мне не нужна карта.

О.

— Хорошо, тогда почему ты здесь?

Его верхняя губа скривилась.

— Ты не могла бы рассказать мне, что такого я когда-либо сделал тебе? Черт возьми, Кэролайн. Мы когда-то были друзьями. Теперь палка в твоей заднице такая большая, что ты даже не здороваешься со мной.

Я моргнула, глядя на него.

— Ты здесь не для того, чтобы возобновлять дружбу, Гас. Я не дура.

Он издал какой-то звук, вырвавшийся у него из горла.

— Ты та ещё дура. Но это уже другой разговор. — Он подошел к стойке, осторожно положив на неё руки. — На самом деле нам нужно поговорить, — он оглянулся через плечо.

Я разрывалась между тем, чтобы начать расспрашивать его и тем, чтобы закрыть уши руками и бежать, сверкая пятками, прежде чем он успеет сказать хоть что-либо. Прежняя Каро во мне победила. Я должна была воспользоваться возможностью. Гас никогда не умел хорошо врать. Вот почему он занимался технологиями, когда мы были детьми, а позже бухгалтерией. Сойер был закрытым сейфом и мастером манипуляций. Я не могла доверять ничему, что он говорил. Но из Гаса я могла бы кое-что вытянуть.

— Хорошо, Август, давай поговорим. Это ты преследовал меня в городе?

Он стянул с головы шапку и пожал плечами.

— Мне нужно заниматься бизнесом, Кэролайн. У меня нет времени на слежку.

— А как насчет того, как ты открыл свой бар? Я имею в виду, ты же знал, что мы здесь, верно? Вот почему ты приехал. Ты приехал, чтобы прервать нашу спокойную жизнь по какой-то невиданной причине. Так сколько же ты ходил за нами по пятам и копался в нашем грязном белье?

Его глаза округлились.

— Ты знаешь, что произошло с Сойером, Каро? Когда ты сбежала? Ты знаешь, как херово ты с ним поступила? Каро, он сошёл с ума. Он делал то, чего никогда не должен был делать. Он нажил себе огромное множество врагов. Из-за тебя. Потому что ты свалила.

Я не планировала чтобы этот разговор заходил в эту сторону.

— Так это дает тебе право преследовать меня?

Он отстранился, недоверчиво уставившись на меня.

— Он думал, что кто-то забрал тебя. Итальянцы… украинцы… Гребаное ирландское возмездие или что-то в этом роде. Это единственное объяснение, которое он был способен принять на протяжении двух лет. Задумайся об этом на секунду. Перестань думать о себе и поставь себя на его место — он был в тюрьме. Он там, мать твою, свихнулся. Он охотился за каждой семьей, пока не исчерпал свои ресурсы. Он заставил меня делать это за него, потому что я был на свободе. Он использовал ресурсы Романа по всему городу. Он пришел в отчаяние и начал продавать свою коллекцию. А это были бесценные вещи. Его трофеи. Всё то состояние, которое вы вдвоём накопили за эти годы, сократилось до того, что ты видела в нашем офисе.

— Всё, что в твоем офисе принадлежало мне.

Он скривился.

— Вот именно.

— Хочешь сказать, что Сойер продавал только свои вещи? Не мои?

— Динь-динь-динь. Может быть, ты все-таки не полная дура.

— Зачем ему это делать, Гас? В этом нет никакого смысла. Это было его будущее. Ему нужно было только выйти из тюрьмы, и до конца жизни он был бы обеспечен.

— Ты что, ничего не понимаешь? Он думал, что кто-то похитил тебя. Он собирался перевернуть, бл*ть, небо и землю, чтобы найти тебя.

— И почему же он сдался? — увидев, как Гас посмотрел на меня, я перефразировала: — Я имею в виду, почему он перестал думать, что меня похитили? Ты сказал, что он искал меня два года.

Гас отвел взгляд. Его небрежное пожатие плечами было не таким убедительным, как он, вероятно, хотел.

— Тебе нужно задать этот вопрос ему. Я просто знаю, что план поменялся.

— И ты сделал то, что он сказал?

Он отстранился, качая головой в мою сторону.

— Ты с самого детства знала, что я не хотел иметь ничего общего с той адской дырой. Я всегда хотел уйти. Наконец-то у меня появился шанс. — Его рычание было жестоким, мучительным и абсолютно честным. — Мы с Сойером ушли вместе. Он бы не ушел без меня. А я бы не ушёл без него.

Чувство вины захлестнуло меня с головой. Так сильно, что я чуть не задохнулась.

— Хорошо, что ты дождался, пока он выйдет из тюрьмы.

Он издал какой-то жужжащий звук.

— Хорошо.

Мы одновременно заметили Сойера, идущего по гравийной дорожке. У меня оставалось всего несколько секунд с Гасом, чтобы вытянуть из него всё, что я могла.

— Слушай, ответь мне на вопрос?

— Что?

— Если твой отец мертв, как ты здесь оказался? — выражение его лица ничего не выдавало. — Как ты выбрался? Разве ты не нужен им в Вашингтоне?

Выражение его лица смягчилось, став любопытным и более… нежным. Что приводило в замешательство. Я тут же насторожилась.

— Каро, группировки в Вашингтоне больше не существует.

Мой вращающийся разум с визгом остановился. Земля, время и всё пространство, резко остановилось. Одно безумство врезалось в другое. Что? Что он сказал?

— Повтори.

— Весь высший эшелон руководства был арестован. Разве ты не видела этого в новостях? Роман, Димитрус, Александр, два шпиона… все. Это было гигантское разоблачение ФБР.

— К-как это возможно?

— В Вашингтоне никого не осталось.

Пока я стояла там ошеломлённая и совершенно сбитая столку, в офис вошел Сойер. Мой взгляд метнулся к нему. Он не думал, что это та информация, которую я хотела бы знать? Он не думал, что было бы полезно, хотя бы упомянуть об этом? Например, когда он вжимал меня в стену арендованного им домика!

Ведь в тот момент — в тот самый момент — у него хватило наглости говорить.

— Ты ничего не забыла сделать с утра, Шестёрка?

Мои мысли были слишком запутаны, чтобы я могла понять, что он имел в виду.

— Например что?

— Мой звонок-будильник, — выпалил он. — В семь утра. Тот, за который я плачу.

Я закусила губу и задумалась, как лучше всего избавиться от тела. Я взглянула на камеру видеонаблюдения, которая была направлена на главный офис. У меня не должно было быть свидетелей.

— Мы можем, э-э, поговорить с тобой секунду? В офисе Мэгги.

Он поднял брови, и я заметила, что сегодня он был без очков. Я хотела знать, почему он их носит. Я хотела знать, есть ли сейчас на нём контактные линзы, когда он приобрёл очки, и насколько плохое у него зрение, а также почему меня это вообще волнует. Боже мой.

— Показывай дорогу.

Я была удивлена, что он так охотно последовал за мной. Может быть, он не понимал, насколько смертоносными были в тот момент мои мысли. А, может, он думал, что его большие, крепкие мышцы смогут его спасти. Но ему предстояло узнать, что в аду нет столько ярости, как у женщины, оставшейся в полном неведении!

Толкнув дверь в кабинет Мэгги, я жестом пригласила его войти внутрь. Что он и сделал. Я закрыла за нами дверь и огляделась в поисках ближайшего оружия.

Он сел на край сверхчистого стола Мэгги, широко расставив ноги, и его порочный рот искривила мальчишеская ухмылка.

— Что ты задумала, Шестёрка?

Мои руки были уперты в бёдра, а пятка пробивала дыру в полу.

— Вашингтонский синдикат распался?

Его голова откинулась назад, а кулаки вцепились в край стола. Я услышала, как он прорычал в потолок:

— Черт бы тебя побрал, Гас.

Я не знала, что и думать об этом. Но сдерживая гнев, я решила настаивать на ответах, пока один из нас не сломается.

— Сойер, какого черта? Ты не думал, что, может быть, тебе стоило начать с этого, когда ты приехал в город? Ты не думал, что это, может быть, то, что я хотела бы знать? Ты что, издеваешься надо мной?

Он выпрямился, сокрушая меня своим яростным взглядом. Я думала, он снова собирается наорать на меня, но его осторожные слова были ледяными, а не взрывными.

— Это не секрет. Об этом трубили во всех новостях.

— Я смотрю новости, Сойер. Но я ничего об этом не слышала.

Но смотрела ли я новости в последнее время? Я вряд ли могла пропустить подобное. Но я была занята на работе. И национальные новости определенно не были тем, что я хотела, чтобы мой четырехлетний ребенок смотрел. Так что, может быть, я и пропустила.

Может быть, я была не совсем в курсе событий, как следовало бы.

Сойер приподнял одно плечо.

— Как бы то ни было, в новостях об этом говорили.

Отсутствие его гневной реакции отчасти охладило мою ярость. Я всё ещё была зла. И боялась. И чертовски раздражена. Но ярость отступила.

— Так вот как ты выбрался? Они отправились в тюрьму. Тебя досрочно освободили. А ты теперь в отставке?

— Что-то типа того.

Я постучала пальцами по бёдрам, пытаясь решить, стоит ли мне задавать следующий вопрос, и должно ли это вообще меня волновать. После того, как я едва не прокусила свою губу и протерла дыры в джинсах, я выдохнула и поддалась своему любопытству.

— А мой отец? Его тоже арестовали?

Сойер с минуту смотрел на меня, не отвечая. Мы были противоположны, как инь и ян. Я представляла собой сгусток нервной энергией, клубок бешеных электронов, которые не могли устоять на месте в тревожном ожидании.

А он был совершенно спокоен. Его тело расслабленно осело на столе, выражение лица оставалось сдержанным и задумчивым. Его руки всё ещё лежали на столе, он не ёрзал, не двигался, не пытался убедить себя, что ему безразлично.

— Послушай, мне не особо нравится твой отец, — сказал он мне.

— Да, мне тоже.

— Но… — я перестала ерзать и выдохнула, чтобы успокоиться. Сойер продолжил: — До того, как мы с Гасом уехали, ходили слухи, что у него были большие долги. Достаточно большие, чтобы ему могли отрубить руку.

Мой живот скрутило от нервов. Братва жестоко обходилась с людьми, которые переходили им дорогу или не выполняли своих обещаний. Букмекер, который не мог справиться со своими долгами, был бы на первом месте в их списке нетерпимости.

А это означало, что они могли отрезать ему руку.

В зависимости от того, насколько велик был его долг, они могли отрубить обе.

— Так если больше никого нет, это значит, что с ним всё в порядке?

Голова Сойера закачалась взад-вперед.

— Он не обязательно должен деньги Волкову, Шестёрка. У него были долги по всему городу.

— Если бы он не был должен пахану денег, зачем бы им понадобились его руки?

Он отвел взгляд.

— Может, потому что он их опозорил? Он втоптал их имя в грязь. Я не знаю, Кэролайн. Почему они делают всё, что делают? Из того, что я слышал, они хотели свой фунт плоти и планировали его получить. Как там было на самом деле… Я не знаю. Возможно, они пошли на какую-то сделку или что-то в этом роде. Может Леон придумал, как заплатить им каким-нибудь другим способом.

— Но теперь он остался без защиты. Ты это хочешь сказать? Братва ушла, и мой отец остался один?

— Боссы практически закончили свои дела с ним, прежде чем их взяли. Вполне возможно, что у него уже давно не было защиты.

В один безумный момент я подумала о том, чтобы вернуться и спасти его. Снова. Что-то кольнуло внутри и мне стало жаль его; он, всё-таки был моей семьей. Мне было интересно, сколько он должен. И хватило бы у меня денег, чтобы покрыть эти долги? Хотя бы какую-то часть? Конечно, я была в состоянии расплатиться с частью его долга. Ровно настолько, чтобы весь город перестал дышать ему в затылок.

— Остановись, — велел Сойер.

Я оглянулась на него.

— Что?

— Перестань пытаться понять, как его спасти. Ты не можешь.

— Ты не знаешь…

— Подумай сама, Каро. Тебе придется всплыть на поверхность. Тебе придется выйти на открытое место. Братва рассредоточена, но они не мертвы. И пахан сейчас закрыт, но надолго ли? Подумай о последствиях. Ты знала, на что идёшь, когда уезжала пять лет назад. Он не стоит того, чтобы ты выходила из укрытия и спасала его. И ты это знаешь.

Я не могла поверить в то, что он говорил.

— Он мой отец.

— Да? И я, черт возьми, был любовью всей твоей жизни, и меня ты не спасла. Не смей всё портить из-за этого куска дерьма. Он использовал тебя всю твою жизнь. Ты не можешь позволить ему использовать тебя и сейчас. Не после того, что ты сделала.

Он был прав. И я ненавидела его за это.

— Ты должен был сказать мне раньше.

— Потому что мы так открыты и честны друг с другом?

Его ехидный комментарий напомнил мне, что я действительно хотела, чтобы он был открыт и честен со мной. Информация о Волкове была легко доступна для поиска, поэтому я не думала, что он лгал об этом. Но я хотела знать кое-что ещё. Он на самом деле ушёл от них? Или просто пытался залечь на дно в Колорадо? Что он на самом деле здесь делал? Как мне вернуть все свои вещи назад? Когда он собирается уезжать?

Я решила сменить тактику. Нытьё и ворчание с ним не сработают. Но были и другие способы приручить зверя. Например, доброта. Проведя рукой по волосам, я выдохнула.

— Спасибо, что сказал мне. — Я позволила настоящим эмоциям зазвучать в моем голосе, и глаза наполнились слезами. Я была, как щенок, который умолял о внимании своими огромными глазами. — Спасибо что был честным.

Его лазерные глаза скользили по мне, подмечая каждую мелочь.

— Иди сюда, — потребовал он.

«Зачем?» — вертелось на кончике языка. Но если я решила изображать раскаяние, я не могла продолжать спорить, я должна была быть послушной. Я шагнула к нему, опустив плечи и сыграла лучшую роль, на которую была способна.

Запустив палец в карман моих джинсов, он притянул меня между своими ногами. Он подтолкнул меня ближе, пока я не прижалась к нему, к внутренней стороне его бедер, к его животу, и к пространству между этими двумя местами.

Сойер поймал мой пристальный взгляд, и я почувствовала себя пленницей, которую взял в заложники враг. Я попыталась отступить, потому что мой страх мешал мне оставаться в образе. Он притянул меня обратно.

— Не останавливайся сейчас, — пробормотал он, его голос был гортанным от обещания, мести и вызова. — Ты чего-то хочешь. Сейчас не время отступать.

— Я ничего не хочу, — прошептала я, задыхаясь от страха. — Мне не следовало… — фразу закончить я не смогла. Чего мне не следовало делать? Ничего из того, что я сделала.

Начиная с того момента, когда я была маленькой девочкой, ещё до появления Сойера.

Его нос скользнул по моей челюсти, вызвав дрожь во всём теле. Мне нужно было выбраться из этой неразберихи. Убраться отсюда и начать искать информацию в интернете.

— Не сдавайся, Шестёрка. Ты так близка к тому, чтобы получить желаемое. — Он прикусил моё ухо, а затем быстро загладил укус языком.

Я подавила слабый стон, не желая, чтобы Сойер взял верх в этой игре. Да, он был тем мальчиком, в которого я влюбилась и так и не смогла по-настоящему разлюбить. Да, его потрясающее, сильное, твёрдое, горячее тело было прижато к моему, и вызвало очень грязные мысли. Да, мне было трудно отстраниться от него, стряхнуть с себя его руки и ту сумасшедшую власть, которую он имел надо мной.

Но. Я тоже была хороша в этой игре.

Иногда.

Ну раньше точно была.

Он вернул моё внимание, прижавшись влажным, медленным поцелуем к впадинке на моем горле. Мои руки легли ему на плечи, вцепившись в его рубашку. Чтобы сохранить баланс. Чтобы устоять на ногах. Чтобы иметь возможность нормально мыслить. Мне нужна была помощь в балансировании.

Обретя силу, я внутренне зашипела на себя. Ты независимая. Ты свободная. Ты больше, чем твои чувства.

Проглотив большую дозу своей ободряющей речи, я прижалась щекой к его щеке. Он поцеловал меня в нижнюю часть челюсти, и я воспользовалась возможностью, чтобы приблизить губы к его уху.

Он замер в ожидании того, что я собираюсь делать дальше. Не желая разочаровывать его, я в отместку провела губами по раковине его уха, позволяя своему языку ощутить вкус и свести его с ума.

Я зажала зубами мочку его уха и с удовольствием почувствовала, как его руки обхватили меня за талию, прижимая к себе беспомощной хваткой. Когда его челюсть коснулась моего подбородка, я восприняла это как знак.

Я старалась, чтобы мой голос был хриплым, мягким, женственным. Он недавно вышел из тюрьмы. Я имею в виду, наверное, не повредило бы напомнить ему, что я женщина и что долгое время он был лишён этого.

— Что ты здесь делаешь, Сойер?

Он откинул голову назад, прижимая наши тела друг к другу. Его глаза потемнели от желания, лицо было похоже на открытую книгу. Он собирался мне всё рассказать.

Вот оно.

— Я хотел извиниться, — сказал он.

Моя кровь забурлила так громко, что я почти не слышала его.

— В самом деле?

Он медленно кивнул. Мои пальцы вцепились в его рубашку.

А потом он наклонился и позволил своим губам коснуться моих. Всё было совсем не так, как вчера. Он не был грубым. Он не наказывал. На этот раз он был до боли милым. Осторожным, нежным и внимательным.

Его язык скользил по моей нижней губе, и я послушно открыла рот для него, потому что за годы жизни с ним это превратилось в рефлекс, в привычку, в потребность, которая вспыхнула с новой силой.

Он целовал меня так, словно я была хрупкой, нежной и принадлежала ему. Он целовал меня так, словно ни секунды не мог больше вынести разлуки. Он целовал меня так, словно я была его дыханием, и он нуждался во мне, чтобы продолжать жить.

Наши губы были симфонией, хором в унисон. Мы были поразительным искусством, идеальным звуком и возвращением домой, выраженном одним прикосновением.

Прошло совсем немного времени, прежде чем он уговорил меня поцеловать его в ответ. Моя решимость, ярость и годы боли не имели ни малейшего шанса в реальности его губ на моих. Наклонившись к нему, я взяла ещё, углубляя наш поцелуй, пока он не издал рычащий звук из глубины своего горла.

Его зубы сильнее сжали мою губу, напоминая мне о том, какая сила скрывалась, за этим осторожным поцелуем. Мы тонули вместе, одновременно, разрываясь в одном и том же сплетении языков и вкуса. Я прижалась к нему, позволяя всему моему телу чувствовать его. Мои руки обвились вокруг его шеи, отчаянно желая прижать его к себе как можно ближе. Я выдохнула звук, который был приглашением к гораздо большему. Этого было недостаточно. Я хотела большего. Мне нужно было больше.

Мне нужен был он.

В чем, конечно, и заключался его план.

Он отстранился, разделяя наши рты, а затем отодвинулся, чтобы между нашими телами тоже образовалось пространство. Его глаза были полуприкрыты, темные от той же потребности, которую я чувствовала в своём теле. Но его улыбка была полной самодовольной победы.

— За то, что произошло вчера.

Я была липкой кучей похоти и желания. Его слова не имели для меня никакого смысла.

— Что?

— Извиниться, — повторил он. — Я поцеловал тебя вчера, чтобы доказать, что я прав. Но я был зол и увлекся.

Моя голова всё ещё была погружена в поцелуй, который у нас только что был. Если бы у меня было меньше силы воли, я бы сейчас наклонилась вперед с открытым ртом, пытаясь продолжить то, что он начал.

— Увлёкся?

Его полуулыбка была торжествующей. Как у завоевателя.

— Ну да.

Мой гнев вернулся, и я сделала несколько шагов назад, потому что желала быть как можно дальше от него.

— Так вот, что это было?

Его улыбка поднялась на ступеньку выше, и в его глазах вспыхнул злобный взгляд.

— Пять лет без секса, Каро. Вот что.

— Это какое-то наказание для меня?

Он наклонился вперед, такой непринужденный и расслабленный, каким я его никогда не видела с тех пор, как он объявился во Фриско.

— Я бы не назвал это наказанием. Мне показалось, что тебе очень даже понравилось.

— Ты серьезно?

Он спрыгнул со стола и направился ко мне. Я быстро отступила назад, боясь, что он снова на меня набросится. Но гораздо сильнее я боялась, что не смогу сказать ему, чтобы он остановился.

— Ты можешь попросить больше, Шестёрка, — пробормотал он, вытягивая мысли прямо из моего затуманенного мозга. — Я никому не скажу.

Я ударилась спиной о закрытую дверь. Его руки легли по обе стороны от меня, удерживая его тело всего в дюйме от моего.

— Ты ублюдок, — сказала я ему.

— Это ты пытаешься залезть ко мне в голову. Это ты играешь в игры, Шестёрка.

Я толкнула его в грудь, и он схватил мою руку и прижал её к своему колотящемуся сердцу.

— Всё это для тебя игра, — обвинила я. — Ты замышлял что-то с тех пор, как въехал в город. Так что прекрати меня всё время отчитывать.

Он опустил голову, чтобы скрыть свою мрачную улыбку.

— Ты действительно непробиваемая.

— Тогда скажи мне правду. — Я хотела потребовать этого, приказать ему сказать это, а затем бросить ему в лицо. Но мои слова прозвучали как мольба, сломленная мольба.

Он опять поднял голову, его голубые глаза сияли чистой, незамутненной искренностью.

— Я не скрываю, почему я здесь, Кэролайн. Попробуй и услышь на этот раз. У меня была возможность уйти от жизни, которая отняла у меня многое и не дала достаточно взамен. Я воспользовался этой возможностью. Я нашел тихую жизнь в тихом городке, где я могу заниматься тем, что мне нравится, не беспокоясь о своем прошлом. Если ты находишь это угрожающим, я боюсь, проблема в тебе.

— Ты сказал мне не уезжать из города, — напомнила я ему. — И не один раз. Ты сказал, что кто-то меня ищет.

Его челюсть дернулась.

— Братству пришел конец. Это правда. Но есть определенные люди, которые винят в этом меня. Они причинили бы тебе боль, если бы знали, что это поможет им добраться до меня.

Записка «Где он?»

Коробка с испорченным георгином.

Коробка с рыбьими потрохами из Огайо.

Пол ушел у меня из-под ног, и я привалилась спиной к двери. Черный «Мерседес». Это был не Гас и не Сойер. За мной следили.

Джульетта.

Моя единственная мысль. Мой единственный мотив.

Я снова сосредоточилась на Сойере, который был источником такого количества проблем. Я хотела, чтобы он ушёл. Я хотела, чтобы он был как можно дальше от меня. И если бы я не смогла заставить его покинуть этот город, тогда я была бы той, кто уйдет.

Я оттолкнула его от себя и распахнула дверь.

— Убирайся, — прошипела я ему, задыхаясь от беспокойства за свою дочь. Я заплатила самую высокую цену, чтобы увести её из этого мира, только для того, чтобы Сойер привел этот мир прямо к ней. — Уходи.

Что-то темное мелькнуло в его глазах. При любых других обстоятельствах, с любым другим мужчиной я бы сказала, что он был удивлен. Но я знала, что с Сойером это было не так.

Это была совсем другая эмоция. Что-то более зловещее. Что-то более расчетливое.

Он фыркнул, но не стал сопротивляться. Хотя он раздраженно бросил:

— Если ты думаешь, что это умно.

Когда он был на полпути к двери, мне пришлось вставить последнее слово. Злой, мстительный демон внутри меня заставил меня что-то сказать.

— Они уже должны знать, что ты забыл обо мне.

Он сделал паузу, опустил голову и посмотрел на меня краем глаза.

— Да, я забыл о тебе. Вот почему я продолжаю тебя целовать.

С этим он ушел, оставив меня на шатающихся ногах, пока я боролась за каждый вдох и пыталась не потерять сознание.

За Сойером кто-то охотился. Меня кто-то преследовал, чтобы добраться до Сойера. Мой мирный, маленький городок больше не был моим безопасным местом.

Мир, из которого я так упорно пыталась вырваться, затягивал меня обратно.

И не только меня, но и Джульетту тоже.

Зазвенела входная дверь. Я услышала, как хлопнули дверцы машины и «Субару» Гаса выехала со стоянки, но не смогла заставить себя выйти из офиса. Я не могла заставить себя пошевелиться.

Потому что в довершение всего, заслоняя опасность, разоблачение и риск, угрожающий жизни, в моей голове крутились последние слова Сойера, брошенные мне.

«Вот почему я продолжаю целовать тебя».

Пришло время уходить. Я должна была забрать Джульетту и Фрэнки и убраться отсюда к чертовой матери. Потому что даже если бы я выжила телом, моё сердце в этот раз рисковало разбиться навсегда.

Глава 18

Десять лет назад

— Будь осторожна вечером, — предупредила Фрэнки на другом конце провода. Её вздох был глубоким и полным эмоций. — Я должна была пойти с тобой.

— У тебя есть более важные дела сегодня. Я смогу о себе позаботиться. Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

— Не называй то, что я должна сделать, важным. Это не так.

Но это было важно. Однако я не собиралась с ней спорить. Вместо этого я прикинулась дурочкой.

— Разве твои дяди не приглашали тебя сегодня на ужин?

— С кое с кем из политиков, — простонала она. — Они собираются нарядить меня, как куклу, и выставить на обозрение.

— И…

— И научить меня, как пить вино и о чем говорить за обедом, чтобы стать партнером. — Её голос понизился, приняв русский акцент её дяди. — Не все должно быть достигнуто путем угроз и запугивания, как ты знаешь. — Она издала ещё один разочарованный звук. — Ты была бы в шоке от этих людей, Каро. Ты не поверишь, как легко они отказываются от своей морали ради обещания чуть большей власти. Это отвратительно.

— Ну может тебе стоит упомянуть людей, с которыми твои дяди разделались на прошлой неделе.

— Клянусь, им было бы всё равно. Они притворяться глухими и слепыми.

— А мэр там будет? — спросила я.

— Да, очевидно, жизнь его собаки важнее, чем тридцать несовершеннолетних девочек.

Мой желудок сжался, угрожая опустошить себя от моего обеда.

— Они не могут делать это вечно.

— Они могут. И сделают.

Она была права. Пока Волковы прочно обосновались в этом городе, они будут управлять девушками и многим другим: наркотиками, оружием, всем, что продается на черном рынке. И если бы что-то случилось с русскими, десять других криминальных семей были бы там, чтобы заполнить образовавшуюся нишу, втянув в это политиков, лоббистов, полицейских и всех предположительно порядочных граждан вместе с ними.

Может быть, люди, которые находятся по правую сторону закона, не знали о степени разврата, но только потому, что не хотели знать. Они хотели жить своей блестящей, счастливой, богатой жизнью с чистой совестью. Как и вся остальная Америка. Было проще притвориться, что торговли людьми не существует, чем что-то с этим делать. Было проще притвориться, что огромный бриллиант на твоем обручальном кольце не был добыт кровью, что маленькие дети не умирали, чтобы ты мог его получить, чем выбрать менее популярный камень для своего обручального кольца. Было легче предположить, что передозировка наркотиками и насилие с применением оружия случались с другими людьми, чем признать, как далеко простирались опасные щупальца преступного мира, как они душили, душили и заключали в тюрьму все общество по своей прихоти.

Я не осуждала. Я была частью проблемы. Может быть, я напрямую не занималась торговлей людьми и запрещенными веществами, но мой отдел финансировал многие другие события в братве. Если бы все грехи были одинаковыми, я была бы такой же грешной и развращённой, как и остальные воры, к которым я принадлежала.

— Будь осторожна, — сказала я ей.

— Мм… Каро, — её голос понизился, поймав меня прямо перед тем, как я отключила наш звонок.

— Да?

— Они собираются сделать Сойера капитаном. Я слышала, как они говорили об этом за обедом. И они не планируют останавливаться на этом. Они говорили о том, что когда-нибудь его повысят и он станет одним из двух шпионов.

— Какого хрена, Фрэнки?

— Я подумала, что тебе следует знать. Сегодняшнее задание — это тест.

Но ведь это не она способствовала этому? Я прижала ладонь ко лбу.

— Спасибо, что предупредила.

— Ты поможешь ему? — её голос упал до шёпота. — Ты могла бы… помешать ему.

Она не понимала, о чём говорит. Братва была для Сойера всем. Он убьет меня, если упустит этот шанс из-за меня.

И все же искушение было…

— Мне нужно идти, Фрэнки. Я опоздаю.

— Пока, Каро.

— Пока.

Мы повесили трубки, и я сунула свой телефон в сумочку. Я закончила макияж, позаботившись о том, чтобы выглядеть идеально. Сегодня вечером я должна была сойти за студентку колледжа, поэтому требовалось немного дополнительного внимания к деталям.

Двадцать минут спустя мои волосы до подбородка были выпрямлены, макияж был безупречен, и мне удалось втиснуться в свое золотое мини-платье без бретелек с цепочкой на талии. Натянув пару чулок и мои любимые лабутены, которые я позаимствовала у Фрэнки, я покрасовалась в зеркале на двери в моей комнате.

И вуаля. Я выглядела на девятнадцать.

Я повесила на плечо сумочку схватила и вышла из спальни, надеясь улизнуть до того, как меня увидит отец.

Не повезло. Он болтался в гостиной со своей обычной компанией, Винни и Бриком. Собрав своё мужество в кулак, я прошла через гостиную к входной двери. Они кричали и выкрикивали непристойные предложения, пока мой отец не велел им заткнуться.

— Куда ты идешь, Каро?

Я замешкалась у кофейного столика, уставленного рюмками и бутылками водки.

— На работу, — сказала я им.

Все трое снова присвистнули, но на этот раз в их голосе звучало уважение.

— Видите, парни, моя дочь занимается важными делами. Очень важными. Она продвигается.

Слова моего отца слились воедино из-за слишком большого количества выпивки. Он потер затуманенные глаза и покрасневший нос, не в силах сосредоточиться на мне.

— Это не особо важно, — быстро сказала я, чтобы они не начали расспрашивать о деталях. — Я просто встречаюсь с Сойером.

Все трое издали еще больше хохочущих звуков.

— Этот гребаный таракан, — невнятно пробормотал Винни. — Этот парень может пососать мои большие волосатые яйца.

Глаза моего отца сузились, когда он посмотрел на своего друга.

— Что у тебя за проблемы с этим парнем?

— Из-за этого мелкого куска дерьма умер Толстый Джек, болван. Он гребаный шпион.

— Кто? — спросил Брик. — Джек?

— Нет, — проворчал Винни, затем его голова закачалась взад и вперед, когда он подумал об этом. — Да, ладно, Джек был крысой. Но этот парень тоже. Он метит на самый верх и сделает всё возможное, чтобы добраться туда, даже если ему придётся идти по нашим головам.

Мне нужно было выходить. Меня ждал Гас. Но этот пьяный разговор принял интересный оборот.

— Толстый Джек сам напросился, — напомнила я Винни. — Он доносил федералам. Как ты думал, что с ним должно было случиться?

Винни махнул мясистой рукой взад и вперед.

— Пффф. Он не хотел в тюрьму. Когда эти ублюдки из ФБР держат тебя на крючке, ты должен сделать всё возможное, чтобы тебя не посадили. Братва не сможет защитить тебя за решеткой. Ты сделаешь всё возможное, чтобы держаться подальше от этой адской дыры.

— О чем ты, Винни? — потребовала я.

— Я говорю, что Джек вешал им лапшу на уши. Ровно столько, чтобы они не дышали ему в спину. Он ничего не сделал ничего, что могло навредить братству.

Брик кивнул, его глаза были почти закрыты.

— Это правда. Но боссам все равно. Они парятся только о том, что ты стучишь. Расскажи один секрет, или выдай все — тебя ждёт одинаковое наказание. — Он наклонил голову и посмотрел на меня прищуренными глазами. — Смерть.

Я сглотнула. Мы все знали, что это правда. Если пахан услышал, что к вам просто подошли федералы, он накажет вас, просто чтобы напомнить, кому должна принадлежать ваша преданность. Если у них были основания полагать, что вы сотрудничаете с правоохранительными органами, это означало… кое-что похуже. И значительно более болезненное.

Толстый Джек был мертв из-за того, что мы с Сойером нашли в его доме.

— Пускай смерть Джека послужит уроком для всех нас, — сказал мой отец, приободряя своего друга. — Нам следует держать свои руки чистыми.

— А нос ещё чище, — закончил за него Винни, и я пробормотала вслед.

Я всегда находила это высказывание каким-то противоречивым. Их руки не были чистыми. Они были покрыты кровью, жадностью и беззаконием. Но я понимала эти слова. Они означали: не воруй у своих и не суй свой нос, куда не следует.

Опусти голову. Сосредоточился на работе. Не своди глаз с добычи.

— Я просто говорю, чтобы ты была осторожней, — предупредил меня Винни. — Не позволяй этому мелкому говнюку застать тебя за разговором с федералами. Не имеет значения, что ты трахаешься с ним. Он верен только пахану. Больше никому.

Мои щеки были ярко-красными, и я избегала смотреть отцу в глаза, хотя они были остекленевшими. Я не спала с Сойером. Мы были вместе все три месяца. И хотя я была вполне уверена, что все идет в этом направлении, мы этого не делали… пока.

— Неважно, — слабо пробормотала я. — Тебе не стоит беспокоиться, что я стану общаться с кем-то из них.

Мой отец налил еще рюмки водки.

— Ступай, Каро. Не заставляй их ждать из-за нас. Иди и делай то, что полагается.

Я потерла рукой грудь, из-за возникшего жалящего чувства от того, что сказал мой отец и его жалкие друзья.

— С вами все будет в порядке?

Папа мотнул головой в сторону двери.

— Мы просто поминем Джека, малышка. После этого мы больше не будем о нем говорить.

— Никогда, — согласился Брик.

От этого моё сердце заболело еще сильнее. Чувство вины клубилось внутри меня и шептало, чтобы я изменила свои планы на вечер. Я не должна была идти. Кто знал, что ещё я обнаружу.

Кто знал, кому ещё придется умереть из-за того, что я нашла.

Мой телефон завибрировал в сумочке. Наверное, это Гас гадал, где я нахожусь. Дерьмо.

— Пока, пап, — сказала я ему.

— Люблю тебя, милая Кэролайн.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я ему, хотя он уже начал очередной шумный раунд тостов и выкриков о друге, о котором после этого вечера они больше не смогут упоминать.

Джек был стукачом. Боссы построили дело, доказывающее его вину, а затем сделали из него пример для всех, кто думал о том, чтобы открыть рот.

Это началось с той ночи, когда мы с Сойером нарыли информацию о федералах. А теперь каждый в братве знал об этом.

Не открывай рот. Не вздумай, только если ты не хочешь, чтобы тебя вздернули за ноги с отрезанным языком и отрубленным носом, оставив задыхаться от собственной крови.

Из-за меня.

Я поспешила вниз и вышла на улицу. На обочине ждал черный городской автомобиль — моя машина. Я бросилась на пассажирское сиденье, стремясь поскорее убраться подальше от отца, его заунывных друзей и своих лихорадочных мыслей.

— Самое время, мать твою, — прорычал Аттикус.

Я быстро оглянулась и мое сердце подпрыгнуло к горлу.

— Я думала, Гас заедет за мной.

Он выехал на улицу и нажал тяжелой ногой на педаль газа.

— У Гаса были другие дела

— Я не знала, что ты будешь на задании.

— Ты что, никогда не затыкаешься? Черт, Каро, не все хотят слышать твой писклявый голос целыми днями. Прибереги это для своего парня.

— Не будь таким придурком.

Его рука хлопнула меня по колену, ударив по нему так сильно, что я удивленно вскрикнула. Затем его пальцы впились в моё колено, сдавливая и сжимая, пока глаза не наполнились слезами, и я не начала переживать что испорчу макияж.

Я схватила его за руку, пытаясь оторвать её от себя.

— Отпусти, Аттикус.

— Осторожней с тем, кого ты обзываешь, — Его сильные пальцы сжали сильнее, заставляя меня задыхаться от боли. Не имея выбора, я вонзила ногти в тыльную сторону его руки. Он ударил ногой по газу, ведя машину как маньяк по темным улицам, не обращая внимания на мои попытки заставить его отступить. — Очевидно, тебе нужно, чтобы я преподал тебе урок, маленькая девочка. Кто-то должен научить тебя хорошим манерам.

— Если ты сделаешь дырку в моем чулке, я убью тебя, — прошипела я ему. — Ты мой наряд для прикрытия.

— Тогда попроси прощения.

Я сморгнула слезы, он собирался оставить синяки.

Его слова замедлились, как будто он разговаривал с маленьким ребенком.

— Скажи, что тебе жаль. Я хочу услышать, как тебе чертовски жаль.

— Отпусти меня.

Он сделал это, но только для того, чтобы ударить кулаком по моей коленной чашечке, заставив меня согнуться пополам.

— Скажи, что тебе жаль, Каро, или я сделаю это снова.

— Прости, — быстро сказала я, ненавидя себя за то, что сдалась. Но я знала, что он не остановится, пока я этого не сделаю.

Мне не следовало садиться с ним в машину. Мне следовало быть повнимательнее. Но я была потрясена тем, что говорили мой отец и его приятели.

Если бы Сойер узнал, что я еду с Аттикусом вместо Гаса, он бы разозлился.

Аттикус убрал руку и положил ее обратно на руль.

— Хорошая девочка.

Желчь подступила к моему горлу. Мы не смогли добраться до места назначения достаточно быстро. Он больше не пытался заговорить со мной, и за это я была ему благодарна.

Аттикусу я никогда не нравилась. Часть меня всё ещё думала, что он затаил обиду за тот раз, когда мне удалось украсть у него сотню баксов посреди его команды — до того, как у меня появилась моя булавка шестёрки. Он поймал меня и отвел к начальству, чтобы наказать, но Роман встал на мою сторону.

Аттикусу я никогда не нравилась, но после этого он начал меня ненавидеть. И он изо всех сил старался найти тонкие способы мучить меня. Он никогда не делал ничего настолько безумного, чтобы предупредить пахана или бросить работу. Но когда мы были только вдвоем, он сделал мою жизнь невыносимой.

Это было прекрасно. Я тоже могла наказать его. Держа его как можно дальше от Фрэнки. Он был одержим ею. Всегда был. И как её подруга, я не могла винить этого парня. Она была потрясающе красива и собиралась унаследовать огромную часть правящего класса синдиката. Но она также была достаточно умна, чтобы видеть его насквозь.

И я сделала всё, что могла, чтобы напомнить ей о том, насколько он ужасен.

Мы обе избегали его, когда могли. К сожалению, начальство не разделяло нашего мнения. Они рассматривали его безжалостные социопатические способности как преимущество. Он не поднялся по служебной лестнице так быстро, как Сойер, но все равно был одной из сияющих звезд. И постоянным любимцем братьев.

— Ты пойдешь со мной, — приказал Аттикус, подъехав к парковщику в отеле «Мандарин Ориентал».

Я была почти уверена, что сначала мы должны были встретиться с Сойером, но у меня не было настроения спорить с Аттикусом. Кроме того, мне нужно было знать, что я могу нормально ходить после того, что Аттикус сделал с моим коленом. Если Сойер увидит, как я прихрамываю, ночь закончится не так, как планировалось. У нас не было времени разбираться с этими.

Служащий открыл мою дверь, и я вышла из машины на дрожащих ногах. Мое колено болело, но не слишком сильно. Главное, чтобы оно не отекло.

Аттикус передал ключи, и мы вдвоем вошли в потрясающий отель с золотистым светом и сверкающими мраморными полами. Шикарная атмосфера заставляла меня чувствовать себя маленькой, крошечной по сравнению с богатством и ресурсами высшего эшелона. Мне было интересно, чувствовал Аттикус тоже самое. Мы были просто детьми, избравшими неправильный путь — ворами, преступниками, дикими существами, которые не понимали элегантности или лучшего общества.

Мы следовали по указателям, ведущим нас в большой бальный зал, не произнеся друг другу больше ни слова. Мы оба делали свою работу. И знали свои обязанности. Больше нам нечего было сказать друг другу.

— Билеты? — спросила женщина почтенных лет, одетая в платье от Шанель, усыпанное блестящими полосками блесток и перьев.

Мы с Аттикусом достали наши билеты, украденные задолго до сегодняшней вечеринки. Она оглядела их, сморщив нос, и на её пухлом лице было написано отвращение, но в конце концов она отметила нас и жестом указала в сторону бального зала.

Мы продолжали молчать, когда вошли на ежегодную вечеринку, посвященную правоохранительным органам Вашингтона. Комната была полна людьми из Секретных служб, Управления по борьбе с наркотиками, Спецслужбы и множество агентов ФБР. И адвокаты, и судьи, и политики, и журналисты, и так далее, и тому подобное.

Сойер выдаст любого, кто заговорит с ФБР?

Это должно было стать проблемой сегодняшнего вечера, так как именно в этом и заключалось моё задание.

Мое сердце затрепетало в груди, просто от осознания того, сколько представителей власти окружала меня в этой комнате. Я напомнила себе, что эти люди были моими врагами. И после Толстого Джека, сейчас больше, чем когда-либо.

— Чтоб меня, — пробормотал Аттикус, как только мы вошли в двери.

Я чувствовала себя так же. В окружении волков, львов и акул одновременно.

— Давай пообщаемся, — предложила я, потому что, кроме, прочего, мне хотелось уйти от Аттикуса.

Мы разошлись по разным сторонам, чтобы не пропустить вечеринку. Пока я обходила зал, я подметила несколько других Шестёрок, которые выдавали себя за официантов, но Сойера так и не нашла. Мои пальцы покалывало, хотелось поерзать, но я сохраняла хладнокровие, мое совершенно удобное расположение. Я могла бы притвориться, что я при деньгах. Я могла бы быть убедительной светской львицей. Это было проще простого.

— Вы кого-то ищете? — спросил глубокий мужской голос, когда я потянулась через стол, чтобы схватить припрятанные канапе (рыбные, на вид).

Я приземлилась на пятки, не обращая внимания на резкую боль в колене. Подняв взгляд и обнаружив стоящего там молодого, эффектного мужчину, я скромно улыбнулась и сказала:

— Друга. У меня свидание.

Его улыбка была широкой и только делала его ещё красивее. У него была классическая привлекательная внешность американского правозащитника. Он был похож на ходячий рекламный щит с яблочным пирогом и сладким чаем. Светлые волосы, голубые глаза кинозвезды, квадратная, сильная челюсть. К тому же он был федералом. Это всегда можно было определить по мужским складским костюмам и поношенным парадным туфлям. Секретная служба одевалась значительно лучше. А Контроль за оборотом наркотиков значительно хуже.

А ещё у них был этот правительственный взгляд. Эту черту определить было труднее всего. Было что-то эдакое в их открытых улыбках и параноидальных глазах. Что-то, что заставит меня посвятить их во все мои секреты, чтобы они могли записать их и передать своему боссу. Мы будем лучшими друзьями, пока он не совершит налет на мой дом и не конфискует все моё имущество.

— Твой парень? Или твой кавалер? — спросил мужчина, тепло посмеиваясь.

— И то и другое, — усмехнулась я. — Разве он не должен быть и тем и другим?

— Ах, умная девочка, — согласился агент. — И кто же из вас имеет отношение к этой шайке?

— Он, — быстро призналась я, нуждаясь в том, чтобы он услышал неприкрытую правду в моих словах. В любом случае, почему у меня должна быть причина лгать? Я была просто скучающей студенткой, которая встречается со своим новым парнем на мероприятии его отца. Я понятия не имела, что происходит. Может быть, я подслушала не тот разговор? О, мне так жаль. Здесь было так легко заблудиться. Ещё раз, где, вы сказали, дамская комната? — Его отец работает в бюро.

— О, правда? Я тоже.

А то. Я улыбнулась ему.

— Не может быть. Это так круто. Должна признаться, я очарована всеми присутствующими здесь сегодня. В этом семестре я посещаю курс конституционного права, и у меня очень много вопросов.

Его глаза заблестели от внезапного желания убежать.

— Серьёзно?

— Да, — энергично ответила я. — Для начала, к примеру, подоходный налог. Незаконно, верно? Зачем он вообще нужен? Также обязательные пункты пропуска. Разве это не вопиющее нарушение наших прав — устанавливать контрольно-пропускные пункты и позволять полицейским обыскивать каждую проезжающую машину без уважительной причины?

— Я, э-э, я…

— А как насчет Закона о борьбе с терроризмом?

Он поднял руку.

— Я вынужден остановить тебя прямо сейчас. Сегодня у меня выходной. Извини.

Я одарила его извиняющейся улыбкой.

— Нет, мне очень жаль. Я увлеклась.

Прежде чем он успел сказать что-нибудь ещё, вокруг моей талии скользнули тёплые руки и притянули меня к твердой груди.

— Вот ты где, — пробормотал Сойер, его губы коснулись моего уха. — Я искал тебя.

Я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него в накрахмаленном смокинге, который он купил для этого мероприятия. Мне вдруг стало трудно глотать. Кто-нибудь когда-нибудь так хорошо выглядел в смокинге? Мои ноги были как желе, и я была уверена, что нахожусь в трех секундах от того, чтобы сгореть. Прочистив горло, я попыталась сосредоточиться на потенциальной метке.

— Я допрашивала бедного мистера… — оглянувшись на агента, всё ещё неловко стоящего рядом с нами, я повторила. — Мистера…

— Пэйна.

— Прошу прощения?

Его улыбка была застенчивой, самоуничижительной.

— Мейсон Пэйн.

Я с трудом пришла в себя.

— Приятно познакомиться с вами, Мейсон Пэйн.

— А вы?

— Кэролин Кук. Это мой парень, Сойер Прайор.

Мейсон потянулся к руке Сойера.

— Приятно познакомиться.

— Аналогично, — сказал Сойер. — Спасибо, что составили компанию моей девушке.

— Это была случайность, — признался Мейсон, смеясь. — Я спутал её с кое-кем другим.

— О! — я притворно обиделась, и все мы рассмеялись над его ошибкой. — Ну, в любом случае, спасибо. Я ценю вашу попытку ответить на мои вопросы.

— Без проблем. Повеселитесь здесь. — Его улыбка растянулась, и я уже знала, что он скажет затем. — Но не слишком.

Смех Сойера был натужным, в отличии от смеха агента, который был немного кокетливым, но в то же время немного подозрительным по отношению к нам.

— Разве это возможно?

Мейсон снова рассмеялся, более глухо, а затем оставил нас наедине. Сойер развернул меня в своих объятиях, чтобы я могла обнять его за шею и поприветствовать, как положено. Мы поцеловались в знак приветствия, не забывая обо всех окружающих нас людях.

— Ты сегодня прекрасна, — выдохнул он мне в висок. — Неудивительно, что к тебе пристают федералы.

Предупреждения Винни мурашками поползли по моей коже, и я была не в состоянии ответить на его комплимент.

— Жуткие федералы, — прошептала я. — Я несовершеннолетняя.

— О чем нужно помнить, когда я попытаюсь осквернить тебя позже, — усмехнулся он.

У меня внутри всё перевернулось, и мне захотелось увидеть его глаза, чтобы понять, серьезно ли он говорит. Я воспользовалась своим местоположением, чтобы осмотреть зал, в надежде, что на нас никто не смотрит.

— Может, нам стоит потанцевать или что-то типа того? — спросила я Сойера.

Его тело напряглось, плечи совершенно одеревенели. Его голова мотнулась вправо и влево.

— Какого черта?

Я отстранилась, отчаянно желая увидеть то, что видел он. Изо всех сил стараясь сдержать свою небрежную улыбку, я спросила:

— Что не так?

— Это Аттикус?

Аттикус стоял в другом конце зала, и беседовал с одним из сенаторов, тесно сотрудничавших с синдикатом.

— Да, — сказала я Сойеру. — Я думала, ты знаешь, что он будет здесь. Это он привёз меня.

Взгляд Сойера встретился с моим.

— Он привёз тебя?

Отмахнувшись, как будто это не имело большого значения, я сказала:

— Он сделал вид, что должен был быть здесь. У него был билет.

— Который он, вероятно, украл у Гаса, — прорычал Сойер.

Мы смотрели, как Аттикус закончил свой разговор и направился к дверям. Неужели он уже уходит?

— Я должна была написать тебе, просто технически он мой босс и…

— Это не имеет большого значения, Каро. Ты не могла знать. Я должен буду спросить об этом пахана.

— Смотри! Что они делают?

Сойер проследил за моим взглядом и увидел группу федералов, смотревших в нашу сторону. Они говорили вполголоса, едва заметно кивая в нашу сторону. Они явно говорили о нас и старались не делать это в открытую.

Экстренное сообщение, придурки, вы в прямом эфире. Не имело значения, что сегодня вечером они были разодеты в пух и прах. Они всегда были на работе. Они не могли скрыть свои идиотские наклонности.

— Надо уходить, — предложил Сойер.

Он взял меня за руку и повел к краю толпы. Мы прошли мимо парня с наушником, висящим у него на шее. По радио сказали:

— Золотое платье. Студенческий возраст.

Сойер взглянул на меня.

— Мне не нравится на этой вечеринке.

Моё сердце бешено заколотилось в груди. Это могло быть полным совпадением. Но если жизнь и научила меня чему-нибудь, так это тому, что совпадений не существует.

Всё происходило по какой-то причине, и, как правило, эта причина заключалась в том, что судьба — злобная сука.

— Мне тоже, — сказала я ему. — Я подумала… может пойдём куда-нибудь еще?

Он наклонился ко мне.

— Давай.

Мы свернули за угол прямо перед тем, как оказаться на краю толпы. Там было ещё двое мужчин с наушниками, которые двигались, чтобы заблокировать задние выходы.

— Сюда, — скомандовал Сойер.

Мы шагали целенаправленно, стараясь быть незаметными, слиться с толпой, остаться вне поля зрения. Сойер ссутулился, чтобы слиться со всеми остальными.

Агент ФБР протиснулся сквозь толпу перед нами, Мейсон Пейн последовал прямо за ним. Мы наткнулись ещё на двоих агентов, которые были удивлены нашим появлением. Воспользовавшись преимуществом, мы сменили направление и проскользнули в зал, где в наших дизайнерских нарядах мы сливались с толпой богатых и влиятельных людей.

— Не отставай, — бросил Сойер через плечо.

Я не ответила, хотя бы потому, что этот вариант я вообще не рассматривала. Моё сердце билось в горле с отчаянием пытаясь покинуть тонущий корабль, которым было моё тело. О боже мой.

Почему они вообще преследовали нас?

Что они знали?

— Быстрее, — настаивал Сойер. Мы пересекли широкую открытую площадку, временно выставив себя напоказ, прежде чем нырнуть на кухню.

— Черт, — прорычал он, едва не налетев на официанта, который балансировал двумя подносами, заваленными дополнительными закусками.

— Давай, — призвала я. — Мы должны убираться отсюда.

— Вам нельзя здесь находиться! — крикнул кто-то. — Эй! Убирайтесь отсюда!

— Избалованные дети, — прорычал кто-то ещё.

О, если бы они только знали.

Позади нас с грохотом распахнулась кухонная дверь, кто — то вскрикнул и уронил тарелку.

— Кэролайн Валера, — раздался смутно знакомый голос посреди суматохи.

— Иди, — приказала я Сойеру, толкая его в спину.

— Валера, стой! — крикнул тот же голос. Я поняла, что это был Мейсон.

Мой новый друг из ФБР теперь хотел задержать меня. О, как же быстро он ступил от любви до ненависти. А я-то, подумала, что мы будем лучшими друзьями.

Мы с Сойером завернули за угол и пустились прочь. По дороге мне удалось поймать тележку для обслуживания номеров и перевернуть её. Мы выскочили из кухни в задние коридоры. Внезапная тишина была неприятной. В покрытых коврами коридорах, мы звучали как паническое бегство, до моих чувствительных ушей доносился звук моего неистового дыхания.

Замедлив шаг, мы быстро зашаркали к металлической двери рядом с аварийным выходом. Ударившись о перекладину, мы ворвались на лестничную клетку и бежали через две ступеньки за шаг. Я понятия не имела, куда мы направляемся и почему бежим наверх, углубляясь в лабиринты отеля, но я доверилась Сойеру. А он, казалось, точно знал, куда идёт.

— Сюда, — приказал он.

Мы толкнули ещё одну дверь, и я поняла, что мы находимся на одном из верхних этажей.

— Нам нужно спуститься вниз, — напомнила я ему. — Все выходы там.

— Они уже наверняка их заблокировали. Они будут ждать нас. Не волнуйся, у меня есть запасной план, — тихо сказал Сойер, замедляя свой темп, не заботясь о том, что нас может поймать ФБР. Его рука обвилась вокруг меня, притягивая к себе. Но мы опустили лица в пол, чтобы нас не засекли камеры наблюдения. — Ты доверяешь мне, Шестёрка?

— Да, — незамедлительно ответила я. Ему даже не нужно было спрашивать.

Он полез в карман и вытащил ключ-карту, завернутую в бумажный пакет. В конце коридора он нашел подходящую к ключу комнату, и плавно вставил его в электронный замок. Дверь со щелчком открылась, и Сойер впустил меня внутрь.

Я едва не споткнулась, когда внутри оказалась внутри люкса.

— Что это такое? — спросила я, затаив дыхание.

Дверь закрылась, и я услышала, как он возится со всевозможными замками, запирая нас внутри.

— Сюрприз? — предположил он с тихим смехом, в равной степени полным надежды и нервозности. — Правда, я надеялся, что мы сначала закроем все пункты.

Развернувшись, чтобы посмотреть на него, я попятилась в роскошную комнату.

— Все пункты?

Уголок его рта приподнялся в милой улыбке.

— Ну, знаешь, выпивка, ужин, танцы. План состоял в том, чтобы сразить тебя наповал, а затем притвориться, что заблудился, пока мы не окажемся здесь. Я с нетерпением ждал этого вечера уже несколько недель. — Он разочарованно вздохнул. — Я должен был знать, что ФБР всё испортит.

Его разочарованность заставила меня улыбнуться, почему-то я чувствовала себя невероятно особенной из-за того, что он так много думал об этой ночи.

— ФБР всё портит.

Он подмигнул мне.

— Это точно. — Он сделал паузу, прежде чем задумчиво добавил: — Хотя они будут ожидать, что мы покинем отель. Я уверен, что они заблокируют выходы, и отель не передаст записи с камер наблюдения, пока они не получат ордер. Сегодня вечером мы будем здесь в безопасности.

Заставив себя отвести от него взгляд, я окинула взглядом экстравагантную комнату, которая была нашей на ночь. Приглушенные ткани были подчеркнуты золотыми акцентами, чтобы они соответствовали кремовой и золотой мебели, и со всех сторон были окна. Широкие, высокие, вытянутые окна открывали вид на ночной город и весь сверкающий свет, танцующий от исторического здания до мерцающей воды и стоического памятника.

Он выбрал для нас самую красивую комнату. И представив себе вечер, который он запланировал, я поняла, что действительно была бы сражена наповал. Я уже была сражена, хотя мы только что бежали от федералов.

Прижав руки к животу, я старалась не думать о том, зачем Сойер пошел на все эти огромные меры. Теперь я нервничала совсем по другой причине. Предвкушение жужжало внутри меня пчелиным роем, которому негде приземлиться. Мои пальцы начали дрожать, поэтому я спрятала их за спину, не желая показывать свою слабость. Я должна была быть жизнерадостной, невозмутимой, совершенно хладнокровной под давлением. И все же Сойер сумел полностью вывернуть меня наизнанку, просто открыв дверь.

— Что произошло, там, внизу? — спросила я, потому что было легче изменить направление моих мыслей, чем смириться с назначением этой комнаты.

Сойер нахмурился.

— Я не знаю.

— Они знали мое настоящее имя, — сказала я, хотя в этом не было необходимости. — Они узнали меня. — Я выдержала его взгляд, распахнув свои глаза, чтобы он мог увидеть всю мою правду, все то, что я не стала бы скрывать от него. — Как, Сойер? Почему я?

Он покачал головой.

— Я не знаю. Мне нужно кое-кому позвонить. Посмотрим, что я смогу выяснить.

Но прежде чем он успел это сделать, меня затрясло. И это, отнюдь, не было нервной дрожью невинной девушки в предвкушении ночи потенциальной потери девственности. Нет, буквально всё моё тело трясло от того, что меня чуть не поймали федеральные агенты.

Это был первый раз, когда меня подловили. Это был первый раз, когда агент ФБР знал меня по имени. Это был первый раз, когда мне пришлось столкнуться с последствиями своего образа жизни.

— Эй, — мягко пробормотал Сойер. Он бросился ко мне, крепко прижимая меня к своему телу. Я обняла его, впитывая его силу и устойчивые нервы. — Эй, Кэролайн, все будет хорошо.

Я обняла его крепче, прижимаясь к нему так близко, как только было возможно по-человечески.

— Я никогда прежде не разговаривала с ними, Сойер. Кроме разведки, которой мы занимались, до сегодняшнего вечера, я их даже никогда не видела. Как они узнали меня?

Один из его длинных пальцев коснулся моего подбородка, приподнимая мое лицо, чтобы я посмотрела на него.

— Я верю тебе. Ладно? Ты в безопасности. У тебя нет проблем.

Его успокаивающие слова никак не расслабили мои нервы.

— Что, если меня арестуют? Что, если у них есть что-то на меня?

Его голубые глаза горели убежденностью.

— Они этого не сделают. — Он снова нахмурился. — Этого не произойдёт. Я разберусь с этим, — пообещал он. — Мы доберемся до сути. И если каким-то чудом у них найдется хоть крошечная улика против тебя, мы заставим её исчезнуть. Это будет нетрудно. С тобой все будет в порядке.

Меня замутило. Все, о чем я могла думать, были предупреждения Брика и Винни.

— С чего ты взял?

— Потому что я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я обещаю тебе, Шестёрка. Пока я в состоянии, я буду защищать тебя от всего плохого. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Никогда. Я сделаю все возможное, чтобы ты была в безопасности.

Его слова окутали моё сердце, возвращая его к реальности. Его обещания казались невыполнимыми. Но я ему поверила. В его тоне была убежденность, а в глазах кристальная честность. Сойер имел в виду то, о чём говорил. Каждое его слово.

— Как ты можешь так говорить? Мы встречаемся всего-то…

— Ты думаешь, мои чувства начались, когда мы поцеловались? — его брови опустились на глаза. — Ты думаешь, мои чувства начались пару месяцев назад? Брось, Шестёрка, я слежу за тобой с первого дня нашей встречи. С тех пор как ты спасла мне жизнь и дала мне то, ради чего я мог жить.

— Сойер, я не…

Его пальцы прижались к моим губам.

— Кэролайн, до того дня я был потерян. Я жил на улице, каждый божий день боясь умереть. Я боялся, что умру в тот же самый день, когда твой отец и его друзья закончат со мной. А потом появилась ты, такая чертовски красивая, что у меня заболело в груди при одном взгляде на тебя. И ты не просто дала мне мужество пережить тот день, ты дала мне инструменты, необходимые для того, чтобы убраться с улиц. Чтобы держаться подальше от улиц. Чтобы продолжать жить. Жить ради чего-то. Ты спасла мне жизнь в тот день, но также ты спасла и мою душу. Ты дала мне братство, да. Но кроме этого? Ты дала мне себя. И с того самого дня ты стала для меня всем. Моим миром. Единственным, ради чего я живу превыше всего остального.

Я не могла сказать ни слова. Я и не хотела ничего говорить. Я просто хотела провести остаток ночи, впитывая эти слова, прокручивая их в снова и снова в голове, пока, наконец, не убедила бы свое сердце поверить в них. Как… как он мог ожидать, что я оправлюсь от этого?

— Я люблю тебя, Шестёрка. Я думаю, что полюбил тебя ещё в том переулке. Я думаю, что всегда буду любить тебя. — Я прикусила нижнюю губу и попыталась выровнять дыхание. Я отчаянно пыталась взять себя в руки, не рухнуть в кучу благоговения, эмоций и надежды. Чем я заслужила любовь этого мужчины? Как я смогла полюбить его в ответ? Как это могла происходить в моей реальной жизни? Никогда ещё не было такого задания, которое могло бы сравниться с этим моментом. Ни всплеск адреналина, ни бесценный трофей, ни одного единственного момента во всей истории, который мог бы быть таким особенным, как этот. Он принял мое молчание за отказ. Взглянув на ковер, он спросил:

— Не слишком ли рано говорить все это? Я хотел подождать…

— Нет, не слишком, — прошептала я, едва обретя дар речи. Мои онемевшие пальцы обхватили его лицо, уговаривая его снова на меня взглянуть. — Совсем не рано. — Мне пришлось глубоко вздохнуть и набраться храбрости, но, наконец, я смогла признаться ему. — Думаю, что полюбила тебя с того же самого дня. Я думаю, что всегда любила тебя. Я не могу вспомнить дня, когда бы я этого не делала. До тебя я был несчастливой и злой. А потом появился ты, и мне показалось, что я наконец-то нашла…

— То, ради чего стоит жить, — добавил он, и его слова навсегда поселились в моем сердце, наполняя мою душу удовлетворением, о существовании которого я и не подозревала.

Я понимала, что он только что признался, что любит меня, но неуверенная в себе девушка, которой в глубине души я была, все равно ожидала отказа. Вместо этого я получила самого красивого парня, улыбающегося самой красивой улыбкой. Всё тело Сойера расслабилось, таким его я раньше никогда не видела. Он был теплым, сверкал, как бриллиант и, в тоже время, излучал умиротворение. Было ощущение, что моё ответное признание в любви открыло доступ к совершенно новой его части, части, которую он даже не осознавал.

Его голова склонилась, чтобы встретить мои губы, которые уже были на пути к его губам. Его поцелуй был нежным, медленным, до боли осторожным. Его ладони опустились мне на плечи и скользнули вниз по рукам, осторожно лаская мое тело по пути.

В этом поцелуе было так много сладкого поклонения, что я не знала, смогу ли пережить его. Ко мне никогда раньше так не прикасались. Никогда ещё меня так не целовали.

Его рот был полон теплого соблазна, когда он двигался по моему. Моё сердце трепетало в согласии, когда он повел нас в спальню, снимая по пути части нашей одежды. Наша обувь осталась в прихожей. Его куртка висела на спинке дивана. Его ремень на полу у ванной. Его рубашка и мое платье в ногах кровати.

Он уложил меня спиной на пушистое одеяло и медленно снял с меня чулки. Я лежала в лифчике без бретелек и крошечных трусиках и, затаив дыхание, ждала, когда он накроет меня теплом своего тела.

Он опустился на меня сверху, как мальчик, которому преподнесли лучший подарок в его жизни. Его глаза светились истинной любовью, руки дрожали от сакральности момента. Его рот двигался по моему телу, пробуя на вкус каждый мой дюйм, целуя, облизывая и обожая меня, как будто ранее у него никогда не было чего-то настолько замечательного.

Остальная наша одежда быстро испарилась, и мы остались голыми и отчаянно нуждающимися друг в друге. Я всё ещё дрожала. Я не могла остановиться.

Никогда прежде я не заходила с парнем так далеко. Я никогда не была так близка или открыта с кем-то. И всё же он заботился обо мне, пока мы тщательно исследовали неизведанные территории.

Его пальцы сначала погрузились в меня, унося меня в пропасть, о существовании которой я и не подозревала. И как раз в тот момент, когда я подумала, что не смогу продержаться ни секунды дольше, он изменил тактику. Я смотрела, как он надевает презерватив, не переводя дыхания.

— Ты делала это раньше? — спросил он, его пристальный взгляд держал меня в плену.

Я покачала головой.

— Нет.

Выражение его лица смягчилось, углубилось, все его тело напряглось в предвкушении. Затем он навис надо мной, шепча обещания и признания в любви, а затем медленно вошёл в меня. Он остановился, когда преодолел барьер, и я вздрогнула, когда он поцеловал мою грудь, ключицу и все места, до которых смог дотянуться, успокаивая боль и в тоже время создавая новую.

— Сойер, — прошептала я, нуждаясь в том, чтобы он двигался, сделал что-то ещё, кроме того, чтобы довести меня до грани безумия. — Люби меня, — умоляла я безо всякого стыда.

Он поднял голову, и наши взгляды встретились, нашли друг друга в темной комнате, отказываясь отпускать.

— Я всегда буду, — поклялся он. Но он не начал двигаться сразу. Вместо этого его рот прижался к моему, выжигая это обещание на моих губах, делая его неизменным.

Когда, наконец, он приподнял бедра, только для того, чтобы ещё глубже проникнуть в меня, я ахнула от ощущения. Я и не подозревала, что существует нечто подобное… Я и не подозревала, что может быть так хорошо.

Мы были клубком похоти и чего-то более глубокого, чего-то вечного. Мое дыхание сбивалось и сбивалось, пока я, наконец, не перелетела через край ослепительного света. Мои ноги невероятно туго обхватили его талию, а мои ногти впились ему в спину, хотя я даже не осознавала этого. Он догнал меня, двигаясь быстро, жестко, глубоко.

— О, Боже, — выдохнула я. И та же самая прекрасная симфония света, ощущений и напряжения до каждой единой мышцы произошла со мной во второй раз.

Когда я вернулась на землю, он всё ещё был надо мной и во мне, наблюдая за мной с нескрываемым благоговением на лице. Я рассмеялась дрожащим, застенчивым, нервным смехом…

— Вау, — прошептала я.

Я была клубком ватных конечностей и согретых мышц, но он по-прежнему оставался серьезным, как, впрочем, и всегда, наблюдая за мной с той же проницательностью.

— Я никогда не буду прежним, — сказал он, его голос был грубым, словно гравий. — Ты сделала со мной что-то такое, что невозможно будет исправить.

У меня не было сил быть такой же серьезной, как он. Вместо этого я приподнялась на локтях и поцеловала его в уголок рта.

— Я буду нежной.

Наконец он перевернулся, притягивая меня к изгибу своего тела. Я лежала, слушая тяжелое биение его сердца, и улыбалась своей победе, о желании которой и не подозревала.

— Мне не нужно, чтобы ты была нежной. Мне просто нужно, чтобы ты осталась со мной. Не оставляй меня, Шестёрка. Я этого не переживу.

Я прижала руку к его сердцу, наслаждаясь этим ощущением, таким широко открытым, таким абсолютно знакомым. Но я понимала, что он имел в виду. Я бы тоже этого не пережила. Не после того что произошло.

Только не после этого.

Затем мы привели себя в порядок, а потом снова нашли друг друга в постели. Я прижималась к нему, наслаждаясь ощущением его обнаженного тела рядом со мной — даже когда мы просто обнимались.

— Здесь я чувствую себя в безопасности, — прошептала я ему. Федералы могли искать меня, но в этой комнате я была неприкасаемой. Если бы у них был ордер на арест, я бы разобралась с этим утром. Но здесь, с Сойером, я была в безопасности. Я хотела спрятаться не только от них. От всего этого. От Братвы, от моего отца, от этой работы. Я просто хотела остаться здесь с Сойером навсегда. — Я не хочу уходить отсюда.

Кончики его пальцев гладили мою спину, пробегая вверх и вниз по позвоночнику, убаюкивая меня.

— Мы всегда будем друг у друга, Шестёрка. Для этого нам не нужна комната.

Я закрыла глаза и погрузилась в сон, зная, что он был прав. Теперь мы были связаны на самом глубоком уровне. Мы шли по этой траектории с того самого дня, как встретились. Сегодняшний вечер был огненной кульминацией всего, что было между нами. Фейерверки, взрывы и слияние двух сердец, которые раньше принадлежали двум разным телам. Теперь я держала его внутри себя. И он владел каждым моим дюймом.

Я знала, что мы молоды, и невозможно было предсказать, что ждет нас в будущем. Но я также знала своё сердце. Оно никогда не будет принадлежать кому-то другому.

Я принадлежала Сойеру. Навсегда.

Глава 19

Наши дни

Все мои эмоции бурлили от праведного негодования, когда я прочитала сообщение, которое мне прислала Фрэнки. Это был грабёж средь бела дня.

Из телефона на меня таращилась сумма в долларах за три новых удостоверения личности, приподняв брови с легким презрением. Казалось, она спрашивала: «А что?» тем подростковым тоном некоторых наших гостей на курорте, который сводил меня с ума.

— Кто вы? — сказала я личностям из удостоверений. — Вы слишком дорого стоите.

Но цифра не поменялась. Сучка.

День подходил к концу, но это не могло ждать. Я вытащила свою сумочку из шкафа для документов и сунула руку в потайной карман, доставая свой телефон экстренной связи. Я не доверяла мобильным телефонам, текстовым сообщениям или вообще каким-либо умным технологиям.

Как я уже сказала, паранойя была моим лучшим другом.

Я написала Фрэнки с моего настоящего мобильного, спрашивая, можем ли мы поговорить.

Достаточно безобидно, верно? Но она увидит код. Пять минут спустя, когда она коротко ответила, конечно, я знала, что у нее есть свой собственный телефон для отслеживания и она обосновалась в безопасном месте.

Я сунула свой обычный сотовый в сумочку и захлопнула все в металлическом шкафу, унося горелку в ванную. Я набрала её номер по памяти и считала гудки, пока она не ответила.

— Почему так дорого? — спросила я громким шепотом.

— Из-за Джульетты, — немедленно ответила она. — Ты была права. Для детей нужно много документов.

— Нам не хватает денег, Франческа. Не за такую сумму.

На другом конце провода что-то стукнуло. Она во что-то врезалась. Или пнула это ногой.

— Они идут за нами, Кэролайн. Мы должны что-то сделать.

Наличные.

У нас была проблема с наличкой. У нас были деньги. У нас были активы. Но мы не хотели отключать какие-либо провода или предупреждать какие-либо ненужные власти. Нам было необходимо покинуть Фриске незамеченными, иначе люди начали бы нас искать. Может быть, не так много, но достаточно, чтобы вызвать эффект снежного кома, который может привести нас к серьезным неприятностям.

Взять, к примеру, Мэгги. Или Джесси. Воспитателей Джульетты из детского сада и подготовительной школы. Ну и нашего домовладельца — особенно когда мы оставили после себя целую кучу дерьма.

Но ничто из этого не было бы проблемой если бы мы были твёрдо уверены в наших удостоверениях. Мы бы залегли на дно на некоторое время и вернулись в совершенно новый город абсолютно новыми людьми.

Но мы не знали тех, кто подделывал наши документы. Мы слепо доверяли незнакомым людям, что меня не устраивало. И всем остальным я тоже не собиралась рисковать.

Так что нам нужны были наличные.

Или что-то ценное, что мы могли бы превратить в наличные.

— Мне нужно попасть в офис, Фрэнки. В офис Сойера. Это единственный вариант.

— Кэролайн…

— Да ладно тебе, всё нормально. И все, что там находится, в любом случае, принадлежит мне. Они украли украли это у меня. — Чем больше этот план развивался в моей голове, тем уверенней становился мой тон. — Я просто собираюсь вернуть то, что принадлежит мне по праву.

— Звучит ужасно, — предупредила она.

— А какое ещё варианты у нас есть? Предложи мне другое решение, и я с радостью приму его.

Хотя это было не совсем так. Чем больше я думала о том, чтобы вернуть все свои вещи, тем больше мне нравилась эта идея.

В любом случае, они были моими. Сойер не имел на них никаких прав. Сам факт того, что они находились у него, был хорошим напоминанием, что он никогда не доверял мне, как утверждал. Он никогда не верил моим обещаниям. Он использовал меня, манипулировал мной, а затем рассчитывал на мое доверие к нему, чтобы получить чертовски большую страховку.

— Мы могли бы провернуть что-нибудь здесь. В городе. Что-нибудь не сложное и не очень защищённое быстрое, но с низким уровнем обслуживания. Вроде прачечной или чего-то в этом роде.

— Ты хочешь ограбить прачечную?

— Или кассу в моём отеле. Я могла бы просто выйти с деньгами сегодня после того, как освобожусь. Отель застрахован. Они были бы в порядке.

— Ни за что. Ты сошла с ума. Ну же, Фрэнки, подумай хорошенько. Тебя засекут камеры наблюдения. И как только в Вашингтоне узнают об этом, все, кто остался от синдиката, придут за нами. Мы должны быть умнее этого. Мы не можем ошибаться.

— Сойер поймет, что это ты, — возразила она.

— Но он не пошлет за нами целую армию. Если что, он придёт за мной сам. Только он. Только за мной.

— А Джульетта?

Это заставило меня остановиться. Что бы сделал Сойер, если бы нашел мою дочь… нашу дочь?

— Тогда предложи что-нибудь еще. Что угодно. Я соглашусь на всё. Серьёзно. Что бы это ни было. Просто скажи мне, что делать, Фрэнки. У меня нет выбора.

Мой голос был прерывистым шепотом. Я чувствовала, как до самых костей меня пронизывает усталость. Это было болезненно, невыносимо, как сжатый кулак на яремной вене моей души. Я хотела сбежать, просто чтобы найти новое место и хоть немного поспать.

Мне просто нужно было отдышаться.

К тому времени, когда Фрэнки вновь заговорила, она уже со всем сморилась. Мы обе знали ответ. Это было опасно, но не невозможно. И никто во Фриско не пострадал бы.

— Что мне нужно сделать? — спросила она.

— Где находится этот парень? Откуда нам нужно забрать бумаги?

— В Денвере, — прошептала она. — Он сказал, что через неделю всё будет готово.

— Тогда займись этим. Мы уедем сегодня же и заляжем на дно, пока бумаги не будут готовы. Пока они в процессе, мы можем жить на наличные в течение недели. Это даст нам время продать товар и найти достаточно денег, чтобы заплатить ему.

— Сегодня?

— Сможешь забрать Джулс? Я встречу тебя дома. Пусть все будет упаковано и готово.

Я полагала, что из-за своей хорошей репутации я могла взять несколько дней отгулов и не поднимать философских вопросов. И когда кабинет Сойера взывал ко мне из своего подвала, я наконец почувствовала, что у нас есть решение.

— Сойер никогда не простит тебя за то, что ты бросила его дважды, Каро. Ты уверена, что готова к этому?

Она была права. Сойер никогда бы не простил меня за это. А если я сбегу со всеми его деньгами, он, возможно, никогда не перестанет меня искать.

Но это был риск, на который я была готова пойти.

В этот раз я должна была быть умнее. Никогда не ослаблять бдительность. Никогда не чувствовать ложного комфорта.

— Фрэнки, ты сможешь забрать Джульетту сегодня вечером или нет?

— Я заберу её, — согласилась она. Я чувствовала, что она хочет сказать что-то еще. Что бы это ни было, оно кружилось в воздухе между нами, забивая телефонную линию, заглушая весь пригодный для дыхания воздух.

— Будь готова, — приказала я, обрывая её, прежде чем она заставила меня усомниться в себе.

Я повесила трубку и сунула телефон в карман. Он был настолько меньше, чем мой второй телефон, что я едва его заметила.

— Эй, Мэгс, — позвала я, останавливаясь у её офиса в попытке незамедлительно осуществить свой план. — Мне позвонили из детского сада, и они сказали, что Джульетта заболела. Ее начало тошнить утром.

Выражение лица Мэгги сразу же стало озабоченным.

— О, нет. С ней все будет в порядке?

Я махнула рукой в воздухе и нахмурилась. Мне нужно было выглядеть обеспокоено, но не слишком — якобы это обычный грипп. И я уже имела подобный родительский опыт.

— Да, с ней все будет в хорошо. Она просто подхватила какой-то вирус или что-то в этом роде в школе. В это время года, все малыши то и дело ходят с соплями.

— Тебе нужно уйти?

— Я позвонила Франческе, и она собирается забрать её, так как она сейчас неподалёку, но я подумала о завтрашнем дне. По правилам детского сада они не могут принять её с температурой. К тому же её тошнит, и кто знает, что ещё с ней не так. Смогу ли я взять выходной? Я знаю, что это ставит тебя в затруднительное положение, но…

— О, прекрати, — приказала она. — С нами точно ничего не случиться, если тебя не будет всего день. — Она ткнула в меня пальцем. — Просто убедись, что это только на один день. Иначе все начнет разваливаться, а я слишком дряхлая, чтобы со всем этим справляться.

Моя улыбка дрогнула, несмотря на годы тренировок и мою способность лгать. Я не хотела этого делать. Я не хотела причинять боль Мэгги или оставлять её.

— Это может занять два дня. Или даже неделю. Ты же знаешь, сколько держится подобная простуда.

Она стала серьёзной и придвинулась ко мне поближе.

— Ты волнуешься, дорогая? С ней все будет в порядке. Это просто грипп. Ничего такого, с чем она не могла бы справиться. — Теперь я заплакала по-настоящему, рыдала, как полная идиотка и чувствуя свою вину. — О, нет, Кэролайн. Я сказала что-то, что тебя расстроило? Мне очень жаль.

Я обошла стол и встретила её на полпути, потому что явно беспокоилась за меня. Я обняла её за шею и начал рыдать у нее на плече. Она поколебалась, но в конце концов обняла меня в ответ. Это был первый раз, когда мы обнялись. Ни Мэгги, ни я не были обидчивыми натурами, так что между нами никогда не было ничего большего, чем случайные «дай пять».

Осознав, как странно я себя веду, я отстранилась и начала вытирать глаза.

— Извини, — икнула я. — Я не знаю, что на меня нашло. Иногда быть родителем в одиночку по-настоящему сложно.

И я снова начала плакать, потому что это было правдой, но в то же время это была ложь. И я обнаружила, что не хочу лгать Мэгги. Я даже не позаботилась о том, чтобы обезопасить её. Я хотела признаться, выложить всё, чтобы она могла дать мне наставления. Я прожила пять лет благодаря доброму, мудрому совету Мэгги, и было ужасно, что в то время, когда я нуждалась в этом больше всего, я не могла попросить об этом.

— Кэролайн, ты меня беспокоишь.

Нервно рассмеявшись, я сделала ещё один шаг назад.

— У меня ПМС или что-то в этом роде. Я веду себя как идиотка.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Есть что-то, о чем ты хочешь поговорить?

Да. Очень много всего.

— Со мной на самом деле всё в порядке, — пообещал я ей. И это не было полной ложью. Это было тяжело. Это было невыносимо. Но спасение Джульетты того стоило. Если держать Франческу подальше от её сумасшедшей семьи преступников, всё было бы в порядке. — Просто в последнее время у меня был стресс, и я все держу в себе. Это был тот самый катарсис, в котором я так нуждалась.

Она нахмурилась еще сильнее.

— Ты ужасная лгунья.

Она ошибалась. Я была лучшей. А это означало, что я вновь могла соврать и выпутаться из этой ситуации.

— Я собираюсь пойти проверить десятый домик. Они звонили раньше, чтобы сказать, что с их посудомоечной машиной что-то не так. Я узнаю, стоит ли нам вызывать мастера или мы сможем решить всё сами. И потом я я уйду, хорошо?

На её лице всё ещё было то же озабоченное выражение.

— Ты позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь?

— Конечно. Спасибо за предложение.

Я была на полпути к двери, когда Мэгги добавила:

— Передай Джульетте, что я люблю её. Скажи, что когда ей станет лучше, вы двое можете пригласить меня на ужин.

Ее предложение заставило меня улыбнуться.

— О, ну и ну, Мэгги, это так великодушно с твоей стороны.

Она улыбнулась, и её брови расслабились, превратив её лицо из сержанта-надзирателя в красотку.

— Если ты будешь хорошо себя вести, я, возможно, даже позволю тебе сводить меня в кино.

Моя голова откинулась назад, и я рассмеялась настоящим, искренним смехом, за который была невероятно благодарна.

— Ты уже несёшь какую-то чушь.

Теперь настала её очередь смеяться.

— За это ты меня и любишь.

Направляясь к входной двери, я была благодарена за естественную возможность ответить:

— Я действительно люблю тебя за это. Очень сильно.

К тому времени, как я вышла на улицу, я почувствовала себя немного лучше. Мы с Мэгги расстались на хорошей ноте. К пятнице, когда я так и не объявилась бы в течение трех дней, она могла бы возненавидеть меня. И я бы не стала её винить. Но сегодня мы были такими же хорошими друзьями, как и всегда. И я запомнила бы это прощание на всю оставшуюся жизнь.

Я сделала то, о чём говорила, прежде чем уйти. Я подъехала на квадроцикле к десятому домику и поговорила с гостями об их посудомоечной машине и о том, что с ней не так. Я могла видеть джип Сойера на небольшом холме в конце этой подъездной дорожки. И когда я вышла из десятого домика, к нему присоединился «Субару» Гаса.

Они оба были там. Теперь у меня был шанс.

Я поспешила обратно в офис и подготовила всё к оставшейся части недели. Я потратила драгоценные секунды на организацию, планирование и составление списков дел для Мэгги и убедилась, что у неё есть доступ ко всем нашим паролям. Я просто хотела, чтобы у неё всё было хорошо. Я не хотела, чтобы она потеряла меня и запуталась, потому что она не знала наши пароли в социальных сетях или сколько мы платили парню за доставку бумажных товаров.

Когда всё было сказано и сделано, я поцеловала свою ладонь и положила её на высокий потертый прилавок. Это место было для меня вторым домом в течение пяти лет. Я бы скучала по нему так же сильно, как и по Мэгги.

Пока я возвращалась в город в моём зеркале заднего вида виднелась гора, похожая на смерть, как будто я наблюдала, как кто-то умирает. Поэтому я сосредоточилась на дороге впереди, отказываясь смотреть, как угасает жизнь позади меня.

Я вернулась в город к шести часам. Солнце низко висело над вершинами далеких гор, и небо быстро темнело. Температура тоже падала, придавая воздуху прохладу, пахнущую возможным снегом.

Объехав квартал три раза, я припарковалась в переулке между двумя курортными отелями недалеко от Мейн-стрит. Я оставила свой «Мурано» незапертым и обогнула квартал, чтобы пройти по главной дороге и войти в «Инициативу округа Колумбия» через парадную дверь.

Я была в рабочей одежде, но выглядела достаточно опрятно, поэтому надеялась, что не привлеку слишком много внимания в своих черных потертых узких джинсах и толстом сером кардигане. Казалось, что хостес задрала нос при виде меня, но, по большей части я не чувствовала, что она наблюдает за мной, по крайней мерве не больше, чем за всем окружающим её пространством.

— Я бы хотела просто выпить в баре, — сказала я ей, пролетая мимо, не сбавляя скорости.

Касс снова работала барменом, и я была рад её видеть. Мне следовало бы прятаться от любых людей, которые могли бы меня заметить, узнать и дать показания против меня, но что-то в её знакомом лице успокоило мои неистовствующие нервы. Кроме того, я была здесь всего один раз, и не очень хорошо знала помещение.

— Привет, мамочка, — поприветствовала она меня, когда я скользнула на барный стул. — Что привело тебя сюда сегодня вечером без свидания и без детей?

Я слабо улыбнулась.

— Возможно в этом вся причина? Мне нужно немного времени для себя.

Она с энтузиазмом кивнула.

— Могу я согласиться? — она подняла бутылку джина и бутылку водки. — Выбор за тобой.

Я указала на джин.

— Лайм с тоником, пожалуйста.

— Отлично.

Повозившись с ремешками сумочки, я демонстративно вытащила телефон, чтобы проверить его, а затем спрятала, когда обнаружила что там ничего не было.

— Слушай, Кэсс? — она подняла брови, показывая, что слушает, хотя делала для меня напиток. — В последний раз, когда я была здесь, Сойер и Гас отвели нас с Джесси в подвал. Там внизу только офис? Или есть другие комнаты? Я была так потрясена их кабинетом, что, кажется, больше ничего не помню из того, что видела.

Она рассмеялась.

— В самом деле? Я не могу поверить, что у них все это просто валяется где попало. Но я думаю, что это безопасно, и ни у кого из них сейчас нет постоянного жилья. Так, может быть, это самое безопасное место для них? Кто знает.

— Ты все видела? — великолепно, все, что мне было нужно, — это больше свидетелей, которые могли бы поместить Лейтона в определенное место, город, штат в котором жилья я.

— Ну, не то чтобы у меня была специальная экскурсия… — она подняла глаза и бросила на меня пронзительный взгляд. — Но я была там, чтобы проводить встречи, разговаривать с ними и все такое. Там есть бриллиантовое ожерелье, которое, я совершенно уверена, весит больше, чем я, и принадлежит Лондонскому Тауэру.

Бриллиантовое колье когда-то принадлежало австрийской императрице. Я сняла сверкающую побрякушку с российского посла во время работы. Это было очень опасно и очень хорошо сработано. На это ушли месяцы планирования и огромная удача. Нас послали за документами. Я вышла с ожерельем, парой подходящих сережек и тиарой. Я помню, как чувствовала, что имею на них право, после того как меня чуть не поймали и не экстрадировали в Россию.

— Не может быть! — я изобразила благоговейный трепет. — Я не заметила бриллиантового ожерелья! Я была слишком ошеломлена, чтобы обращать своё внимание на что-либо.

Ее улыбка стала заговорщицкой.

— До меня дошли слухи, что там целый ящик дорогих украшений. Они, должно быть, стоят миллионы.

И они на самом деле стоили миллионы. Миллионы, миллионы и миллионы. Но большую часть этого было слишком опасно продавать. Было всего несколько предметов, которые не были бы привязаны непосредственно ко мне, и всего несколько из них получили бы свою реальную стоимость наличными.

Австрийские бриллианты были красивыми и интересными, ими можно было похвастаться. Но на улице их ценность была чудовищно мала. Никто больше не ценил историю. Но более того, был огромный риск того, что тебя поймают. Онлайн базы данных и технологические достижения в области CSI заставили всех немного осторожнее относиться к работе с подобным товаром.

— А они не боятся, что кто-нибудь все это украдет? — спросил я Кэсс.

Она пожала плечами.

— На самом деле, нет. Вероятно, они самые милые люди, которых я когда-либо встречала. Я думаю, если бы тебе нужны были деньги или что-то ещё, они бы просто дали их тебе. Тебе даже не пришлось бы их красть. — Она огляделась и наклонилась. — На прошлой неделе у меня был очень плохой день. Представь себе. Мой бывший объявился в городе и попытался забрать Макса, а когда я позвонила в полицию, он разнес мою квартиру в клочья, а потом обокрал меня. Забрал все мои деньги. Гас и Сойер не только дали мне неделю отпуска, они ещё и заплатили мне.

— Это было мило с их стороны. — Я не упомянула, что этот бизнес, вероятно, был прикрытием для отмывания денег, и они, скорее всего, отмывали их через нее. Я также не упомянула, что они, вероятно, пошли за её бывшим и убедились, что он никогда не вернется. Потому что это расстроило бы её.

Я была таким хорошим другом.

Это также объясняло звезды, танцующие в её глазах из-за Сойера и Гаса. Я бы тоже была очарована, если бы они разгребли мой беспорядок, как это сделали для Кэсс. Вместо этого они появились и сделали его больше. Они взяли хаос в моей жизни и утроили его, вчетверо, взорвали его, черт возьми, до такого масштаба, что я могла видеть, и всё, на что у меня хватало времени, было этим хаосом.

Я положила на стойку десятидолларовую купюру.

— Где здесь туалет?

Она указала на заднюю часть, где, как я уже знала, он находился.

— Спасибо, Кэсс.

— Эй, давай как-нибудь погуляем? — предложила она. — Макс хотел бы встретиться с Джульеттой.

— Звучит неплохо, — улыбнулась я, затаив печаль в своих глазах. — Джульетте бы это тоже пришлось по душе.

Мы официально попрощались, и я направилась в заднюю часть, делая вид, что ищу туалеты.

Не имело значения, куда я шла, потому что я соскользнула вниз по лестнице, как только спряталась за разделителями художественных витрин. Я медленно спустилась вдоль них, стараясь оставаться как можно незаметнее. Казалось, никто не замечал ни меня, ни то, что я что-то вынюхиваю. Что было хорошо, потому что я планировала сделать гораздо больше.

Спустившись по лестнице, я не торопясь открыла двери в конце коридора и прислушалась, не последовал ли кто-нибудь за мной. Я нашла кладовку и каморку уборщика, и, о чудо, аварийный выход наружу. Он вел к лестнице, которая выходила в переулок.

Я вернулась в каморку, нашла канцелярский нож и перерезала провода, подсоединенные к кнопке на двери, на случай, если сработает сигнализация, когда я её открою. Я сунула нож в карман и направилась в офис.

Она, как я и предполагала, оказалась закрытой. Но эта система казалась более сложной, чем в первый раз, когда я здесь была. Были необходимы отпечатки пальцев и код ключа. У меня не было нужных отпечатков пальцев, и у меня не было времени, чтобы подобрать правильный код.

Черт возьми. Я как раз собиралась попытаться прорваться через дверь, когда заметила, что на клавиатуре нет подсветки. Я поднесла указательный палец к сканеру, но ничего не произошло.

Система замков, в конечном счёте, была бы достаточно сложной, когда бы её установили. Но в настоящее время была абсолютно бесполезной.

Обрадовавшись своей удаче, я вытащила свой старый набор отмычек и быстро повернула врезную ручку. Она открылась со щелчком, и я вошла в офис со значками доллара, мелькающими в моих глазах.

Нет, это было нечто большее. Сказать, что я была рада заработать деньги, было бы только частью правды. Это было удовлетворение от работы, острые ощущения от охоты и всплеск адреналина.

Я стояла посреди кабинета в темноте, моя кровь бурлила, а на лице играла улыбка, и я поняла кое-что важное. О, боже мой, я скучала по этому. Я чувствовала себя более живой, чем за последние недели… месяцы… может быть, годы. Внезапно всё снова стало цветным. Не только черно-белые или приглушенные тона, но и яркие, искрящиеся неоновые оттенки.

Мне хотелось верить, что я была добропорядочным человеком и мои моральные ориентиры были правильными, но правда заключалась в том, что я была преступницей. До самого мозга костей. Это была жизнь, в которой я выросла, единственная истина, которую я когда-либо знала.

Кэролайн Валеро хорошо умела лгать, но в воровстве была бесподобна.

Сегодняшний вечер должен был стать не только моим оправданием, но и моим искуплением.

Немедленно подойдя к столу Сойера, я включила его лампу и осмотрела всё, что было доступно. Я открыла свою большую сумочку и начала складывать в неё вещи. Драгоценности и подписанный редкий бейсбольный мяч, коллекцию очень старых золотых монет, всё, что я могла найти, что, как я думала, принесет приличные деньги. Я сняла «Лейтона» со стены и поставила его рядом с дверью. Он был моим. Как и справочник наёмного убийцы. Как и яйцо Фаберже, похищение которого могло иметь ужасные последствия, если кто-нибудь когда-нибудь узнал бы, что это я его украла.

«Больше», — прошептало мое жадное воровское сердце.

«В любом случае, это твоё, моя лучшая, обычно морально правильная сторона согласилась».

«Он украл это у тебя».

Оглядев кабинет, мой взгляд упал на сейф. Я подошла к нему и провела рукой по верхушке.

— Что ты скрываешь? — спросила я. Я бы никогда не смогла открыть его без посторонней помощи. Он был большим, громоздким и сложным — все то, что я ненавидела в сейфах. И это был бренд, который я не узнала, что означало, что я даже не могла бы им воспользоваться. Я понятия не имела, как он был построен или в чем секрет его взлома. Это была полная и абсолютная загадка.

Только он не был заперт.

Я заметила просвет наверху, когда провела по нему пальцами. Схватившись за большую ручку, я потянул. И она открылась. Ха-ха! Привет, секреты.

Хотя часть меня должна была задаться вопросом, насколько пикантными были эти секреты, если Гас и Сойер даже не потрудились запереть за собой сейф.

Но когда дверь была открыта, я не могла решить, хочу ли я все-таки их знать. Я ожидала увидеть больше ценных вещей, может быть, файлов, которые они не хотели, чтобы другие люди нашли. Мне хотелось чего-нибудь из того времени, которое Сойер провёл в тюрьме, или когда Гас работал бухгалтером в братве.

Вместо этого я получила один конверт из плотной бумаги. Во всем сейфе только он, толстый, зловещий конверт. И если название не было предупреждением, то я не знал, чем оно было. Я начала сомневаться во всем своем пребывании здесь.

Где были Сойер и Гас? Разве им не нужно было управлять рестораном?

Неужели никто не заметил, как я спустилась сюда? Неужели это действительно было так просто?

Нет. Из всех заданий, на которых я когда-либо работала, не было ни одного настолько легкого.

На самом деле, можно было сказать, что это было слишком просто.

А это означало, что что-то было не так. Это была ловушка.

Каро.

Вот что было написано на конверте.

Простое, сдержанное Каро, написанное почерком Сойера.

Я не могла избавиться от параноидального чувства, что я только что открыла дверь туда, откуда мне не выбраться, но я должна была увидеть, что было внутри конверта. В смысле, я уже планировала уехать сегодня вечером. Ничто не могло удержать меня в этом городе. Ничего такого, что могло бы побудить меня остаться. Неважно, что Сойер смог накопать на меня.

Не было ни одной причины бояться бумаг. Или конверта. Или того, что в нем было.

— Просто сделай это, — приказала я себе. Покачав головой, я схватила его и удивилась, его тяжести. Я собиралась бросить его в сумочку и убраться оттуда к чертовой матери. Я хотела, может быть, просто сжечь его, прежде чем узнаю, что в нем было.

Но я ничего из этого не сделала.

Да и как я могла? Это была моя жизнь. Я заслуживала знать, что сделал Сойер.

Глава 20

Содержимое папки лежало передо мной, парализующее, закрытое и разоблачающее одновременно. Именно так я себя и ощущала. Выставленной напоказ, полностью обнаженной и в тоже время в полной темноте, в совершенном неведении.

Там были мои недавние фотографии, сделанные до того, как Сойер приехал в город. Я прочитала временную метку и попыталась подумать о своей жизни в это время. Это было еще до реконструкции «Инициативы Вашингтон».

Это было до того, как сюда приехал Сойер.

Он нанял кого-то, чтобы он меня нашел и сфотографировал. Вот я выхожу из бакалейной лавки. Вот я на работе. Вот я забираю Джульетту из детского сада.

Внутренности скрутились. Выходило, что он знал о ней. Но знал ли он, что она его дочь? Он никогда не упоминал её. Ни разу.

Далее были распечатанные электронные письма с его личным помощником.

— Ты нашёл её? — спрашивал Сойер.

— Возможно, — его личный помощник напечатал в ответ. — Я продолжаю копать, но нашёл кого-то, кто соответствует описанию.

— Мне нужна фотография, — потребовал Сойер.

— Пока нет, — пытался урезонить его личный помощник. — Позволь мне сначала удостовериться.

Сойер был неумолим.

Это был конец той цепочки писем. Я не знала, что случилось потом, за исключением того, что Сойер, должно быть, получил какое-то подтверждение, потому что мои фотографии были повсюду. С Джесси на его ранчо, с Франческой в «У Фута», с Мэгги, двумя стаканами кофе между нами и широкими улыбками на наших лицах.

Также была и другая корреспонденция, на сей раз аккуратно сложенная в небольшие белые конверты — какие-то сообщения, только без адресов, обратных этикеток или штампов.

Они даже не были запечатаны.

Я схватила ближайшее и вытащил письмо.

Каро,

ты где? Что я сделал? Почему ты уехала? Когда ты вернешься?

Мне нужно, чтобы ты вернулась.

Мне просто нужна ты.

Сэйер

Мое сердце сжалось в груди, выжимаясь, как мокрая губка. На письме не было даты, но я могла догадаться, когда он это написал.

Я открыла ещё одно письмо, которое, казалось, предшествовало первому.

Шестёрка,

я начинаю волноваться. Я не видел тебя две недели. Я ждал что ты придёшь. Ты в опасности? Что-то не так? Я сделал что-то, что тебя расстроило?

Я недостаточно говорю об этом, но я люблю тебя, Кэролайн. Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной. Я сомневаюсь, что смогу прожить следующие десять лет без тебя. Здесь невыносимо. А без тебя ещё хуже. Ты единственное, что заставляет меня дышать. Единственное, что поддерживает меня в здравом уме. Так было с того дня, как я встретил тебя.

Ты спасла меня, когда мы были детьми. И я эгоистичный ублюдок, потому что мне нужно, чтобы ты снова меня спасла. Пейн говорит, что обвинения не снимут. Ни одно. Что мне делать?

Прости, Каро. Что бы я не натворил. За всё. Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, приди ко мне.

Пожалуйста, не оставляй меня.

Сойер.

Было больно дышать, мои руки дрожали. Но всё же я открыла следующий конверт. И еще один после него. И потом ещё один.

Я когда-нибудь говорил тебе, что мой отец был полицейским? Безумно, правда? Учитывая то, чем я занимался. Хотя не исключено, что ты знаешь всю историю. Что ты знаешь, что иногда люди, которые притворяются хорошими, на самом деле худшие из них. Так что, может быть, нет ничего удивительного в том, что я присоединился к синдикату. Они никогда не выбивали из меня дерьмо. Они никогда не трогали меня. Не запирали меня в подвале на несколько дней без еды. Не совершали с моей мамой настолько невыразимые вещи, что она не могла больше терпеть свою жизнь, что она не могла даже заботиться обо мне, чтобы продолжать жить. Единственной надеждой моей матери было самоубийство. Мой отец вскоре поступил также.

Для меня это была хорошая новость, до тех пор, пока я не попал в патронажную систему. Приемная семья? Больше псевдохороших людей, использующих маленьких детей. Честно говоря, ближе к концу было несколько хороших домов, но ущерб уже был нанесен, и я был слишком диким, чтобы остепениться.

И тогда ты и нашла меня. Я был дворнягой, живущей на улице, настолько близкой к смерти, что чувствовал её каждый божий день. А затем появилась чертова Кэролайн и вдыхает в меня жизнь, находит мне дом и дает мне цель. Ты знаешь, что спасла меня? Ты знаешь, что спасла мою душу?

Я был мертв до тебя, Кэролайн. Не заставляй меня жить без тебя сейчас. Я не имею понятия как это делась. Я не имею понятия, как делать что-либо вообще без тебя.

Вернись ко мне.

Вернись домой.

Убери эту постоянную боль.

Вдохни в меня жизнь снова.

Слезы текли, и я была не в силах их остановить. Как я могла? Он никогда не рассказывал мне о своем прошлом, и это было не из-за того, что я не стремилась его узнать. Я без конца спрашивала его о том, какой была его жизнь до синдиката, до меня. Но он ни за что не стал бы об этом говорить. На его лице было такое озадаченное выражение, и он сжимал ключ на шее.

Как он мог мне не сказать? Как он мог так долго хранить все это в секрете?

Я прижала руку к своему разбившемуся сердцу, безуспешно пытаясь собрать его обратно.

Шестёрка,

я должен ненавидеть тебя. Я хочу тебя ненавидеть. Три самых тяжелых года в моей долбаной жизни, а тебя нигде не найти? Я думал, что мы вместе. Я думал, что у нас была договорённость — нас разлучит только смерть.

Но ты ушла. И всё рушится. И я не знаю, где заканчивается верх и начинается низ, где лево или право.

Тебе лучше, чёрт возьми, найти хорошие оправдания. Тебе не кажется, что я заслушиваю хотя бы услышать их?

Вернись и объясни мне.

Черт возьми, просто вернись.

Я прочла все письма, кроме одного. Они не были в какой-то конкретной временной шкале, и некоторые из них были такими злостными, что я не могла ничего поделать, кроме как рыдать, читая их. Он имел право злиться. Он имел право меня ненавидеть. Но каждое письмо заканчивалось тем, что он просил меня вернуться, несмотря на то, что он чувствовал.

Он всё больше и больше упоминал о своем прошлом. Каким ужасным был его отец. Как его оскорбляли. И как вновь подвергался жестокому обращению в двух разных приютах. Он только начал верить, что избавился от постоянной физической боли со стороны того, кто должен был любить его, как она превратилась в сексуальную боль со стороны того, кто должен был защищать его. Он сбежал из патронажной системы только для того, чтобы столкнуться с непрекращающейся опасностью на улицах.

Он верил в то, что я помогла ему избежать этого.

Я не заслуживала его благодарности. Я помогла ему сменить один ад на другой.

Но он этого не понимал. Неудивительно, что его не беспокоили дела братвы. Неудивительно, что он был так предан организации, которая дала ему новую жизнь, дала ему возможность позаботиться о себе, стать независимым.

Неудивительно, что он не хотел уходить от них.

Оставалось одно письмо. Его я больше всего боялась открывать. Я нарочно оставила его напоследок.

Потому что, в отличие от всех предыдущих писем, на этом был адрес. Сойер написал все письма, кроме этого, из тюрьмы, когда он не знал, куда я ушла и где меня искать.

Но это письмо было адресовано Кэролайн Бейкер с моим адресом в Колорадо. Моим домашним адресом.

Это было письмо, которое он написал, когда наконец нашел меня.

Страх остановил поток слез, хотя мои щеки оставались влажными, поскольку я была слишком сосредоточена на письме, чтобы вытереть их насухо. Вытащив его из конверта, я заметила, что оно было на другой бумаге и написано чернилами другого цвета. Все в этом свидетельствовало об изменении Сойера, который больше не был заключенным, больше не задавался вопросом, что со мной случилось.

Кэролайн Бейкер,

неудивительно, что я так долго не мог тебя найти. Я не ожидал, что ты воспользуешься чем-то настолько знакомым. Чем-то, что ты использовала и раньше. И среди всех мест — Фриско? Ты рассчитывала, что это будет пощечиной? Если честно, не могу сказать. Я больше не умею тебя читать.

Я тебя больше не знаю.

Тебя не было пять лет. Не кажется ли тебе, что это слишком долго? Мне кажется, что это ещё дольше. Но, может быть, это потому, что я гнил в тюремной камере, пока ты продолжала жить своей жизнью. Может, ты больше не думаешь обо мне. Может быть, в свете своей новой жизни ты полностью забыла обо мне.

Хотел бы я забыть. Хотел бы я забыть, как ты смотрела на меня, как будто я был самой причиной твоего существования. Хотел бы я забыть, как вы улыбаешься той тайной улыбкой, скрывая тысячу мыслей, запертых в твоём блестящем уме, о которых остальным из нас оставалось только догадываться. Хотел бы я забыть, как ты разговаривала сама с собой, кусала губу или смеялась над всем, что говорит Гас.

Хотел бы я забыть Мандарина, Толстого Джека, склад, когда мы были детьми, и каждый раз, когда я касался тебя, хотел прикоснуться к тебе, или думал о том, как к тебе прикасаюсь. Как ты ощущаешься. Твой запах. Твой вкус. То, с каким умением ты лжешь, что даже я тебе поверил. Даже я думал, что ты говоришь правду. Хотел бы я забыть тебя, Шестёрка. Больше, чем я хочу сделать свой следующий вздох, я хочу забыть тебя.

Было бы намного проще. Я бы мог продолжить свою жизнь. Я мог бы спасти синдикат и приказать ФБР отвалить.

И если я не могу забыть тебя, я бы хотел просто ненавидеть тебя. Все было бы намного проще, если бы я мог тебя ненавидеть.

Но и этого я не могу сделать. Так что я буду продолжать делать то, что могу. Чтобы дать тебе жизнь, которую ты желаешь. Я позабочусь о том, чтобы синдикат больше никогда тебя не беспокоил. Я собираюсь дать грёбаным ФБР то, что они хотят, чтобы они оставили тебя в покое навсегда. И я собираюсь бросить эту одержимость тобой. Я закончил, Кэролайн. Я отпускаю тебя. Если ты смогла забыть меня и жить своей жизнью, я тоже смогу.

Считай это моим уходом из твоей жизни навсегда. Удачи тебе, Шестёрка.

Теперь ты действительно свободна. Как ты всегда и хотела.

Сойер.

Я икнула, всхлипнула и впервые поняла, что плачу. Его слова были ножами в моей груди, внезапно пронзив пустые места, где раньше было моё сердце. Я не ожидала ничего подобного. В лучшем случае, я рассчитывала, что мы просто больше никогда не встретимся. Мне не было необходимости слышать эти слова. Мне не приходилось смотреть правде в глаза. Я просто хотела неоднозначный финал нашей трагической любовной истории, чтобы я могла сама заполнить пробелы.

Я наклонилась и сжала письмо обеими руками. Почему было так больно? Каким образом, после сколького времени, он всё ещё имел власть надо мной? Почему чувства не потускнели? Почему я не двинулась дальше?

И что действительно отстойно, я имею в виду, что больше всего ранило меня, так это то, что я все это время лгала сама себе. Я была пешкой в своей собственной глупой игре. Я была единственной кого одурачили. Обманули. Сделали так, чтобы я выглядела полной идиоткой.

— Переверни его.

Я подпрыгнула от звука голоса Сойера, раздавшегося позади меня. По привычке я посмотрела на сумочку и на «Лейтона», висящего у двери.

Ладно, может, это было больше, чем привычка. Я не хотела встречаться с ним лицом к лицу после того, как прочитала о его настоящих мыслях, и уж тем более после того, как увидела их во всех жестоких, душераздирающих красках.

— Переверни, Кэролайн.

Наконец я посмотрела на него, сначала на его обувь, постепенно поднимаясь вверх, на джинсы с низкой посадкой и темно-синий кардиган поверх серой футболки с V-образным вырезом. В конце концов, я прошлась взглядом по его плечам. Его длинной мощной шее, квадратной челюсти, его полным, но мужественным губам, голубым преголубым глазам и этим его темным волосам. Почему он должен был выглядеть именно так? Почему все бывшие парни не могли просто превратиться в жаб, после окончания отношений? В мире можно было бы избежать стольких плохих решений, если бы женщинам приходилось сталкиваться только с жабами, в которых они были влюблены, а не с реальными мужчинами, которые олицетворяли их горе, потерянные надежды, мечты и растраченные оргазмы.

Что ж… может быть, об оргазмах мы не жалели.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я хриплым, от ведра пролитых слез, голосом.

Он бросил пристальный взгляд на скомканное письмо в моих руках.

— Черт возьми, женщина, переверни письмо.

Что-то в его тоне убедило меня сделать это. Он звучал почти… игриво. И ему настолько удалось возбудить мое любопытство, что я сделала то, что он сказал.

Письмо было в испорчено: скомканным и влажным из-за моих слез. И все же это было его письмо. Он продолжил свои мысли.

— О, хорошо, — прошептала я. — Больше отрицания.

— Просто прочти.

Это была ложь. Не все, но в большинстве, черт возьми. Начиная с «этой навязчивой идеи». Это не навязчивая идея, Шестёрка, это любовь. И она глубокая, дикая и вечная. Я не могу остановиться. И я не могу бросить тебя.

Так что да, я дам тебе все остальное дерьмо, которое ты хочешь. Но я не собираюсь отступать. Я не собираюсь прекращать пытаться. Я не позволю тебе уйти.

Я иду за тобой, Каро. И когда я доберусь до тебя, я не отпущу.

Никогда больше.

Ты моя. А я твой. Давай бросим эту игру и перестанем лгать себе. Мое сердце принадлежит тебе, Кэролайн. Оно твоё. Приди и возьми его.

Я дошла до конца и тотчас же перечитала. А потом ещё раз.

— Что это? — спросила я его скрипучим шепотом.

— Правда, — просто сказал он.

— Ты приехал сюда за мной?

Его рот приподнялся в этой полуулыбке.

— Разве это не очевидно?

— Ты уничтожил синдикат?

На этот раз он неуверенно пожал плечами.

— Пэйн хотел имена, места и адреса. Он хотел все, что я помнил. И он это получил. При условии, что мне не нужно было давать показания. — Он прошел дальше в свой кабинет, делая вид, что изучает что-то на столе Гаса, но я знала, что это было из-за того, что ему было неудобно. Ему нужно было отвлечь внимание. Этот разговор вызвал у него беспокойство. — На это ушло пять лет, но он смог привлечь к ответственности каждого.

— Ты оставался в тюрьме, чтобы работать с ним?

— Тайно, разумеется. Ты не встретишь моего имени ни в одном из их документов. Или в каком-то гребаном списке программы защиты свидетелей или базе данных ФБР. Это была сделка. Мейсон задавал свои вопросы, я давал ему ответы. Их уничтожали медленно, но навсегда. Пейн счастлив, и я наконец-то свободен.

Мой односложный вопрос обжег язык, как раскаленный уголь, который я отчаянно пыталась выплюнуть.

— Почему?

— Да ладно, Шестёрка, ты не глупая.

Нет, не глупая. Испуганная. Трусливая. Слабая.

— Д-для меня? — его глаза многозначительно потемнели. — Ты сделал все это для меня? Рисковал своей жизнью? Предал своих братьев? Бросил ради меня Вашингтон?

Его брови опустились.

— Это должен быть трудный выбор? Что касается тебя, Кэролайн, у меня есть только один выбор. Есть только ты.

— Сойер…

Он стоял там, засунув руки в карманы, и ждал, пока я приму его. Приму его окончательно. Но все было не так просто. Это было очень не просто.

— Ты говоришь правду? — мне пришлось спросить. Я должна была услышать это из его уст.

Интенсивность его ярко-голубых глаз усилились, приобретя оттенок, который не мог быть человеческим. Они были слишком красивыми. Слишком потусторонними. Больше, чем целая жизнь. Совсем как сам Сойер. И все то, что он сделал для меня.

— Никакой больше лжи, Каро. Для неё нет причин. Отныне только правда. Начнем с того, что я люблю тебя. И если ты никогда не скажешь мне, почему ты ушла, или почему ты сначала не поговорила со мной, или чем ты занималась последние пять лет, я всё равно буду любить тебя. Если ты расскажешь мне всё, и я возненавижу все твои ответы, и захочу изменить их все, я всё равно буду любить тебя. Если прямо сейчас ты выйдешь из этого здания, потому что не сможешь быть на моей стороне и захочешь чего-то другого, если ты уже вышла замуж, или что угодно, что нас разделит. Я всё ещё буду любить тебя. Я всегда буду любить тебя.

Я сорвалась со своего места и обернулась вокруг него быстрее, чем он смог моргнуть. Но он был готов меня поймать. Его руки обняли меня как раз в нужный момент. Наши губы столкнулись, целуясь с таким голодным отчаянием, которое заставляло меня хотеть большего, заставляло меня пристраститься только к одному его вкусу.

Мы пожирали друг друга, не в силах довольствоваться маленькими скромными поцелуями. А потом начала пропадать наша одежда. Сначала его очки — они должны были пропасть по понятным причинам. Потом его кардиган и мой кардиган, моя рубашка и его рубашка. Мы скинули обувь, не волнуясь, куда она приземлиться. Я отшатнулась, и он последовал за мной, споткнувшись ногами о разбросанные туфли. Моя задница ударилась о стол, и я едва задумалась, планировал ли он это движение, потому что его руки уже были на задней части моих бедер, поднимая, целуя, срывая то, что осталось от нашей одежды.

Пряжка его ремня была раздражающей. Я возненавидела её. После нескольких неудачных попыток я запрокинула голову и зарычала в потолок, заставив его мрачно усмехнуться.

— Я думал, ты закончила со мной? — прошептал он мне на ухо, его дыхание было горячим, соблазнительным и знакомым одновременно.

— Никогда, — сказала я ему, с клятвой в голосе. — Я никогда не смогу с тобой закончить. Независимо от того, как далеко я убежала или как долго мне удавалось прятаться. Я всегда буду возвращаться к тебе.

Он отстранился, позволяя своему взгляду найти мой.

— Это я пришёл за тобой.

Положив руку на его обнаженную грудь, я сказала:

— Ты пришел за мной, чтобы я наконец могла вернуться домой.

— Скажи это, Каро. Дай мне услышать.

Я заколебалась. Не потому, что я хотела заставить его страдать, но мне было нужно, чтобы он почувствовал мои слова, знал, насколько они серьезны и честны. И я давно их не произносила. Я заржавела. Это были трудные слова. Они были моим доверием, надеждой, страхами, неуверенностью, будущим и прошлым, мечтами, целями и стремлениями — всем в одном маленьком предложении. Они были всем и ничем, и обоими этими вещами одновременно.

Это было не то, что я хотела сказать вскользь или по принуждению. Я хотела иметь их в виду. Я хотела дать клятву.

Я хотела, чтобы это было моей клятвой, верой и целью жизни.

— Я люблю тебя, Сойер Уэсли. Я никогда не переставала любить тебя. И я никогда не перестану любить тебя.

Его руки ласкали мое лицо, нежные и непоколебимые.

— Я прошел семь кругов ада, чтобы услышать это, Шестёрка. Но это того стоило. Каждой чертовой минуты.

На мои глаза вновь навернулись слёзы, но когда его рот соединился с моим, я напрочь забыла о них, как и о печали, горе и годах разлуки. Все дело было в этом моменте, в этом прикосновении, в этом мужчине, который держал меня руками, а его губы касались меня, и в том, что он делал со мной.

Одной рукой ему удалось наконец расстегнуть пряжку. Следом исчезли мои джинсы, они были сорваны с ног и вывернуты наизнанку. А потом и его, так что нас наконец раздело только нижнее белье.

Я и раньше видела его голым, но не так. Не тогда, когда его мускулы были напряжены и дрожали из-за того, что ему пришлось наклоняться надо мной. Не тогда, когда его связанная узлами сила была развёрнута для меня. Не тогда, когда его грубые руки ласкали мои бедра и грудь и раздвигали мои ноги, чтобы он мог исследовать меня.

Тем не менее, глядя на него, я начала сильно стесняться того, как выгляжу. По прошествии этого времени он стал выглядеть лучше, чего не скажешь обо мне. У него были большие и сильные руки. У меня были растяжки на животе и более широкие бедра, нежели в юности. Он превратил свое тело в мускулы. Моё сошло с ума от слишком большого количества пиццы каждую пятницу перед сном и мороженого с Джульеттой, и мне не хватало времени на упражнения. И все же рядом с ним я не ненавидела свое округлившееся тело или зрелые черты лица. Рядом с ним они ощущались правильными, как будто были созданы, чтобы быть такими, дополняя друг друга так, как я никогда не ожидала.

Никто из нас не был прежним, но мне это нравилось. Мы не были такими, как раньше. Мы изменились, выросли, страдали и получали раны, столкнулись с этим миром и всеми его невзгодами. Так что это было нормально, что мы не были теми же наивными детьми. Было нормально, что мы не целовались, как те люди, которыми мы были раньше. Мы больше не были ими.

Мы были новой версией, мы целовались в новой версии нашей страсти.

И, честно говоря, я предпочла эту версию.

Его пальцы кружили, уговаривали и вызывали восхитительную боль до глубины души. Она распространялась по мне, как рябь на воде, заставляя мои конечности покалывать, а внутренности напрягаться. Прошло так много времени с тех пор, как к моему телу прикасался кто-то другой.

Я словно спала последние пять лет, и Сойер решил разбудить меня.

Он наклонился надо мной, стряхивая все со стола позади меня, и склонил мое тело, чтобы его пальцы могли проникнуть глубже. Я ахнула от этого ощущения, от ощущения удовлетворения, что он нашел самую чувствительную часть меня.

— Черт возьми, как я скучал по этому, — пробормотал он мне в висок. Он прошёлся поцелуями по моей щеке, по краю глаза, по линии подбородка, по горлу. Его губы ласкали верхнюю часть моей груди, а свободной рукой он сдвинул мой бюстгальтер в сторону, чтобы он мог сомкнуть рот вокруг моего соска и пососать.

Я выдохнула от удовольствия, побуждая его сосать сильнее и дольше. Его язык вертелся и вертелся, а затем его зубы скребли, что сводило меня с ума.

Извиваясь, я пыталась сесть ровнее, пыталась найти положение, в котором у меня был бы больший контроль, но с умелым давлением пальцев, всё ещё движущихся внутри меня, он уговорил меня откинуться назад, доминируя над моим телом, моими чувствами и моими желаниями.

— Отпусти, Каро, — приказал он своим низким, рычащим голосом. — Сдайся.

Я откинулась на руки, раздвинула ноги пошире и наклонила бедра к нему. Его пальцы медленно двигались внутрь и наружу, с каждым разом входя все глубже, с каждым разом приближая меня все ближе и ближе. Затем его большой палец прижался к этому чувствительному бутону там, где он был мне необходим больше всего, тогда, когда он был мне нужен больше всего, и он еще раз пососал мой сосок, давая мне почувствовать его зубы, язык и весь зловещий жар его рта.

И мне ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться его команде и сдаться. За моими глазами вспыхнул свет, и всё моё тело выгнулось и напряглось, превратившись в нечто совершенно иное. Он не переставал шевелить пальцами или сводить меня с ума тем, что делал с моей грудью. Я была в его полной власти, полностью и окончательно его.

Когда я пришла в себя, мои конечности были теплыми, безвольными от удовлетворения, но его пальцы всё ещё двигались, не давая моему желанию уснуть. Я протянула руку вперед, обхватила его рукой, поглаживая твердую длину, по которой слишком долго скучала. Он вздрогнул от моего прикосновения, дрожь, прошедшая сквозь всё его тело, показала его собственную потребность.

— Лучше не делай этого, — пробормотал он со злой ухмылкой. — Прошло много времени.

Я прикусила нижнюю губу, гадая, как долго. Он стянул с меня нижнее белье и шагнул между моих бедер.

— Ты чиста? — спросил он, его голос был лишь немного более связным, чем раньше.

— После тебя у меня никого не было, — заверила я его.

Его глаза потемнели, и его руки приземлились на внутренней стороне моих бедер, раздвигая мои ноги шире.

— Никого. Вообще?

Я покачала головой.

— Я не могла. — Посмотрев вниз, не в силах выдержать напряженность в его взгляде или страх, охвативший мое сердце, я сказала: — Я всегда хотела только тебя, Сойер.

Он приподнял мою голову, положив руку мне под подбородок.

— У меня тоже никого не было. После тебя я ни о ком даже думать не мог.

Мои глаза застыли. Я не хотела портить момент или называть его лжецом, но… Да ладно! Парни отличались от девушек. Я любила секс, но мое тело было совершенно счастливо перейти в асексуальный режим, когда у меня не было доверия и безопасности серьёзных отношений. У Фрэнки, похоже, не было этой проблемы, но я была с одним и тем же мужчиной с пятнадцати лет. Я не особо была готова выйти в мир и обрести свою сексуальную свободу.

Но Сойер был великолепным, здоровым, мужественным мужчиной. Как он мог меня ждать? Особенно после того, как я так сильно его обидела? После всего, через что я заставила его пройти, казалось, что, по крайней мере, секс из мести имел право на существование.

— Как это? — все же потребовала я от него. — Почему после меня у тебя никого не было?

Его рука обхватила мою челюсть, его большой палец коснулся моей скулы. Со всей искренностью и чистой, неподдельной правдой он посмотрел на меня и сказал:

— Потому что это было похоже на измену. А я не мог. Неважно, насколько я зол, расстроен или потерян… Я не мог заставить себя изменить тебе. У меня не было желания быть ни с кем, кроме тебя. Так что да, это были чертовски сложные пять лет. Но оно того стоило, да? Потому что теперь это можешь быть ты. — Он снял боксеры и прижался ко мне. Его озорная улыбка вернулась, и он наклонился надо мной, заставляя лечь на локти. — К тому же тюрьма помогла.

Я не могла удержаться от смеха, зная, что он говорит правду.

Я обвила ногами его спину и задрожала от интенсивности удовольствия.

— Тогда у нас есть много времени, чтобы наверстать упущенное, — прошептала я, снова возбужденная этим невероятным человеком, который оставался верным мне спустя столько времени.

Он скользнул в меня, не колеблясь ни секунды, и я задохнулась от этого ощущения.

— О, боже мой, — простонала я, пытаясь принять его размер, твердость и жар. — О, Боже, Сойер.

— Стоило того, — пробормотал он мне в грудь. — Охренеть как стоило ждать.

Он снова вздрогнул и замер, как будто ему нужно было привыкнуть к этому ощущению. И я была благодарна за этот момент, потому что мне тоже нужно было привыкнуть к нему. Мне нужно было осознать это, нас, то, что мы делали это вновь спустя столько времени, после того, как я убежала от него, и после того, как он гнался за мной, пока меня не нашел. Мысленно я все еще листала его письма и пыталась принять его присутствие в моем городе, в этом офисе и внутри меня.

Но потом он начал двигаться, и я забыла обо всем, что пыталась осознать. Я практически напрочь забыла связный язык. Мы перестали разговаривать, флиртовать и нежничать друг с другом, предпочтя большую грубость, от которой нам обоим было хорошо.

Мои пятки впивались в его спину, когда он снова и снова подталкивал меня все ближе и ближе к этому блаженному краю. Я обвила руками его шею, поднимая свое тело под совершенно новым углом. Он издал восхитительный звук в глубине горла, и я простонала что-то, чего даже сама не поняла. Это звучало как нечто большее, и он, не колеблясь, ответил.

Он отстранился, глядя на моё лицо и то, как я задыхалась. Мои пальцы впились в его лопатки, когда я держалась за него, позволяя ему взять от меня столько, сколько он хотел. Столько, сколько ему было нужно.

— Чертовски красивая, — пробормотал он. — Ты моя, Кэролайн. Ты всегда была моей. — Он надавил глубже, заставляя пятна плясать за моими веками. — Ты всегда будешь моей.

— Да, — согласилась я, и мой голос был не более, чем тяжелым выдохом. — Всегда. Я всегда буду твоей.

Его руки впились мне в задницу, поднимая меня в более удобное для него положение. Я испускала громкие крики удовольствия, когда он входил все глубже и глубже, пока я больше не могла держать глаза открытыми.

— Я люблю тебя, — пробормотал он мне в щеку. — Я всегда буду любить тебя.

Я едва нашла в себе разум, чтобы ответить, но мои слова все еще были истиной, моя ложь была мертва и закопана в могилу.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я ему, чувствуя это до самых костей, до глубину души, до самого своего основания.

Мы объединились во взрывном фейерверке страсти, наши тела покрылись потом и запахом секса. Он не оставил меня. Вместо этого он продолжал прижимать меня, крепко обнимая меня руками. С нежными поцелуями он уткнулся лицом в мою шею.

Он стоял так в течение долгого времени, и я впитывала каждую секунду этого. Я крепко обняла его за шею, моя щека прижалась к его макушке, мои ноги все ещё лениво обхватывали его. Это был рай. Это было исцеление. Это было все, чего мне не хватало с того дня, как я оставила его.

— Гас убьет нас, — пробормотал он мне в кожу.

Я взглянула вниз и рассмеялась. Мы определенно были на столе Гаса. Кресло Сойера стояло нетронутым на другой стороне кабинета, усеянное письмами, которые все изменили.

— Он может, запросто. — Осознав, что для того, чтобы Гас разозлился, он должен знать, что мы занимались сексом на его столе, я отчаянно покраснела. — О, Боже, — простонала я. — Давай не будем сообщать ему все грязные подробности. Может быть, ты сможешь просто сказать ему, что у него проблема со столом. Что-то вроде разлива химикатов или типа того.

Его грудь затряслась от смеха, побуждая меня крепче к нему прижаться. Я наслаждалась моментом, каждой секундой его прикосновения ко мне. Мне всегда нравилось это чувство. Его грубое тепло. Ощущение его твердых мышц под мягкой кожей. Его грудь, прижатая к моей, биение его сердца в один такт с моим.

— Не знаю, поверит ли Гас, что его стол испортил разлитый химикат.

— Он должен, — практически прокричала я. — Все зависит от вещества. Они могут быть очень опасными.

Он снова засмеялся, и у нас было ещё несколько минут полного покоя, пока мы были сплетены вместе. Но что-то в нем сдвинулось, затихло. И внезапно я испугалась того, что будет дальше.

Он отстранился, и меня поразил серьезный взгляд его глаз, особенно с учетом того, что я в основном чувствовала себя бессильной, как лапша, не имела сил, чтобы встать, не заснуть на месте или даже сидеть здесь в одиночестве без его поддержки. Он забрал у меня все это самым лучшим образом.

Видимо, я поступила с ним противоположным образом и наполнила его энергией. Интенсивность внутри него вибрировала практически всем его телом.

Его голос был низким, грубым и искренним.

— Я не ожидаю, что мы просто продолжим с того места, где остановились, Шестёрка. Но теперь мы вместе, да? Ты наконец признала, что между нами все по-настоящему, что мы принадлежим друг другу… что мы все еще любим друг друга.

— Т-ты хочешь быть вместе?

Его лицо потемнело.

— В моей голове мы никогда не расставались. Раз уж у тебя не хватило смелости расстаться со мной.

— Ты собираешься спорить? — я едва не рассмеялась. Это было абсурдно.

— Я пытаюсь понять твои мысли, — возразил он. — Я не хочу гадать, о чем ты думаешь. Я хочу услышать слова.

Я думала о Джульетте. Я думала обо всем, что хранила от него в секрете. Я думала о том, почему я ушла в первую очередь.

Имело ли это значение сейчас?

Джульетта была моей дочерью. Я не могла отрицать боевой инстинкт внутри меня, который побуждал меня защищать её, поэтому я хотела ввести Сойера в её жизнь мягко и осторожно, прежде всего помня о ее интересах. Но в то же время Сэйер был её отцом. Разве он не имел права узнать её? Быть в её жизни и увидеть, насколько она особенная?

— Есть вещи, о которых нам нужно поговорить, — сказала я ему. В сумочке на другом конце комнаты зазвонил телефон. Я пыталась не обращать на него внимания. — Есть вещи, которые я тебе не сказала.

Он посмотрел на меня.

— Кэролайн, ты мне ничего не сказала.

— Об этом я и говорю. — Мой телефон снова начал гудеть. — Я уехала по определённой причине. Очень важной причине.

Телефон перестал гудеть. Потом снова зазвонил.

Он приподнял бровь.

— Тебе нужно ответить?

Телефон перестал вибрировать. Только для того, чтобы через секунду начать все сначала.

— Видимо, да, — сказала я ему. — Я отвечу. Это займет всего секунду. Надо одеться.

Он отступил, давая мне возможность соскользнуть со стола. Я осознала, что была голой, и мы не использовали защиту, и секс был беспорядочным. Прихватив несколько салфеток поблизости, я использовала их как можно осторожнее, пока Сойер одевался позади меня.

В течение нескольких минут, которые потребовались мне, чтобы одеться, я чувствовала себя несправедливо разоблаченной. Воздух стал густым от напряжения и странным от невысказанных слов. Вот на что был похож на секс на одну ночь? Всегда ли было так неловко?

Нет, он сказал, что хочет снова быть вместе. Он сказал, что до сих пор считает нас парой.

И вот в чем заключалась моя проблема. Мы не были парой.

Я сделала глубокий вдох и застегнула джинсы. Мой телефон продолжал вибрировать, поэтому я, наконец, полезла за ним в сумочку, пытаясь найти его.

Четыре раза звонили из детского сада, Франческа звонила семь. В моем кармане зажужжало, и я едва не закричала, пока не поняла, что это мой телефон с записывающим устройством. Вытащив его, я даже не проверила, кто звонит. Этот номер был только у одного человека.

— Что случилось?

— Где ты была? — прокричала Франческа в трубку. — Что-то случилось? Ты в порядке?

— Я в порядке.

Это был не тот ответ, которого она хотела.

— Тогда почему, черт возьми, ты так долго не отвечала?

— Боже, Франческа, я…

— Кто-то похитил её, Каро! Прежде чем я смогла за ней приехать, кто-то её забрал! Когда я подъехала, учителя вызвали копов, но её уже не было. Я не знаю, куда она делась. Копы будут здесь в любую секунду, и я не знаю, что им говорить…

Моя кровь заледенела от страха, мои конечности стали ломкими и тонкими, как бумага.

— Помедленней, Фрэнки. Расскажи мне все, — прошептала я спокойнее, чем когда-либо. Это был фасад, инструмент для получения нужной мне информации. Я не была спокойна. Я даже не была близка к спокойствию.

Сойер увидел мою реакцию и подошел ко мне. Его руки приземлились мне на плечи, успокаивая, согревая от холода, возвращая меня на эту планету.

— Джульетта! — взревела она. — Она исчезла! Кто-то забрал её!

— Кто? — прорычала я в трубку.

— Я-я не знаю. Может Сойер?

— Он со мной, — быстро ответила я.

Я почувствовала её удивление по телефону. У неё были вопросы, но сейчас было неподходящее время, чтобы их задавать. И мои ответы не помогли бы решить настоящую проблему.

— Что случилось, Шестёрка? — потребовал ответа Сойер.

— Копы только что прибыли, — сказала Фрэнки. — Тебе нужно добраться сюда как можно быстрее. Они захотят поговорить с тобой.

Сойер усилил хватку, пытаясь привлечь мое внимание.

— Что происходит, Кэролайн?

— Я буду там, как только смогу, — сказала я ей. Ещё один слой льда заморозил мои руки, лицо и легкие.

— Я посмотрю, что я могу здесь узнать, — заверила она. Её голос упал и наполнился искренностью и целой жизнью выживания в этой ерунде. — Мы найдем её, Каро. Обещаю. С ней все будет в порядке.

Но была ли она в порядке сейчас? Какое чудовище забрало её? Что они собирались с ней делать? Что они надеялись получить за нее?

Как такое могло случиться? Я выбрала этот детский сад из-за их политики безопасности. Черт возьми, я собиралась убить сукиного сына, который похитил её.

— Кэролайн, тебе нужно сказать мне, что случилось, — потребовал Сэйер, забирая у меня телефон и закрывая его.

Я подняла глаза и медленно моргнула. На полсекунды я была благодарна за ад, через который он проходил последние пять лет. Не было никакого способа подготовиться к информации, которую я собиралась обрушить на него, но, по крайней мере, он был закален, был сильнее, был заточен до состояния острия меча, который мог выдержать этот удар.

— У тебя есть дочь, — сказала я ему грубым от невыносимой агонии голосом. — И кто-то её похитил.

Глава 21

Пять лет назад

Я шла на верную смерть. Они собирались меня убить.

Кто ходит на встречи с агентами ФБР? Кто? Девушки, у которых есть желание покончить с жизнью, вот кто.

Мне вспомнилось, как выглядел Толстый Джек — раздутый, обезображенный и мертвый. Господи боже, я буду такой же.

Имелся ли способ сначала передать новости Сойеру? Им придется убить меня. Это было само собой разумеющимся. Но я не хотела, чтобы меня подвешивали за ноги. Это было единственным моим желанием. Сойер вступился бы за меня, не так ли? Я имею в виду, он, конечно, не смог бы помешать им меня убить. Но после пяти лет совместной жизни, он обязан был хотя бы попытаться, верно?

Я не хотела умирать подвешенной за ноги, как в какой-то извращённой версии Библии. Я не хотела, чтобы мне отрезали язык или отрубали руки. Я не хотела, чтобы меня выпотрошили.

Мейсон Пейн вошел на заброшенный склад в окружении парочки головорезов-федералов. Часть моего страха исчезла в свете неуместной гордости. Неужели большой, плохой агент ФБР боялся маленькую меня?

Это приобрело многообещающее значение.

Я оттолкнулась от колонны, на которую опиралась, и пошла навстречу абсолютному проклятию своего существования. Случайная встреча, когда мне было пятнадцать лет, подтолкнула меня к нескончаемой игре в кошки-мышки с этим парнем.

Иногда я была мышкой. А иногда была кошкой. Сегодня я была сбитой с толку змеей. Я думала, что у меня все под контролем, но, вероятно, это тот день, когда кошка поймет, как раскусить меня пополам.

Он пообещал, что на этот раз все будет по-другому, но обещания Мэйсона ничего для меня не значили. Мейсон возвел ложь на совершенно другой уровень. Я имею в виду, я тоже была профессиональной лгуньей, но у него были закопанные сундуки с сокровищами, святой Грааль и арка завета — красивые и блестящие, но ловушки убили бы тебя еще до того, как ты доберёшься до награды. Они были сложными и со смертельными последствиями, а также были слишком незначительны для награды. Не я строила карточные домики на основании обещаний неприкосновенности или смягчения приговора. Не я рисовала на лице просьбы о признании вины, представляя их рождественскими подарками.

Не я использовала закон для манипулирования, принуждения и запугивания.

Откашлявшись, чтобы скрыть улыбку, я старалась не смотреть на его одежду, которая стала значительно лучше, чем все, в чем я видела его раньше. И под лучшей я имела в виду дизайнерскую. В последний раз мы «столкнулись друг с другом» три месяца назад на вечеринке по сбору средств для гонки за места в сенате. Все представители Вашингтона вышли в своих лучших костюмах, чтобы сорить деньгами, как конфетти. Только лучший костюм Мэйсона был из скидочной корзины в бутике мужской одежды. Его дешевый полиэстер и залитый кофе галстук представляли опасность на каждом шагу.

Конечно, я бы не упустила такую возможность. Пахан хотел, чтобы конкретный судья помог ему в предстоящем деле. А я хотела жемчуг от Картье, принадлежавший жене одного из судей. Я изображала из себя помощника судьи, до тех пор, пока не смогла выудить код от его супер секретного сейфа и не нашла возможность взломать его. Работа заняла больше времени, чем я ожидала.

Что означало посещение высокочинного мероприятия, которое, как я знала, было опасной игрой, учитывая количество присутствующих сил правоохранительных органов. Эта функция не была полностью открытой. Я заметила ирландских солдат возле бара и итальянского босса, танцующего со своей женой. Рядом с обеденным столом даже был южноафриканский наркобарон.

Но интересовался ли Мейсон кем-нибудь из них? Не-а. Не интересовался. И когда он попросил меня потанцевать с ним, я не могла сказать «нет». Он радовался из-за того, что он был близок к тому, чтобы что-то накопать на меня, а я плевать хотела на его чувство стиля.

Из нас двоих только я владела точной информацией.

Не то чтобы я считала себя совершенно неприкасаемой. Но до сих пор я успешно заметала следы. Я была осторожной. Я следила за чистотой рук и своей репутации, внимательно относилась к каждому совершаемому мной действию. За исключением того момента, когда он пытался поймать меня в пятнадцать лет.

К счастью для меня, у этого человека не было очевидной причины арестовать меня, задержать меня или даже допрашивать. У него на меня ничего не было. Он знал меня только лишь из списка потенциальных шестерок, связанных с русскими. И, будучи зеленым новичком в бюро, он решил воспользоваться этой возможностью, чтобы устроить шоу самым публичным образом.

Теперь он был подобен собаке с костью в зубах. Он не мог отпустить русских. По какой-то причине для него это было личным. Я не знала почему именно, ведь я никогда не удосуживалась спросить, и какие бы исследования я не проводила, ничего не могла выяснить в отношении этого парня. Он определенно был загадкой.

— Кэролайн Валеро, — сказал он в знак приветствия. — Как мило, что вы присоединились к нам.

Я закатила глаза.

— Имелся ли ли у меня выбор? Потому что, если так, я была бы рада пропустить это мероприятие. У меня есть дела поважнее.

— Вы можете исключить их из своего графика, — возразил он. — Это мероприятие может занять некоторое время.

Предупреждающие колокольчики звенели в моей голове. Мои инстинкты кричали бежать. Убраться оттуда, пока не поздно. Я обернулась и обнаружила, что за мной вошли еще несколько агентов. Это была ловушка.

Моя губа скривилась. Я была волком, загнанным в угол.

— Что происходит, Пейн? Ты собираешься меня арестовать?

Его голос стал мягче, словно он пытался успокоить дикое животное внутри меня.

— Успокойся, Каро. Мы здесь, чтобы поговорить.

Мейсон имел наглость использовать мое короткое имя, словно мы друзья. Возможно, он был самым раздражающим человеком на планете. Но сейчас было неподходящее время, чтобы его поправлять.

— Продолжай, — приказала я, чувствуя себя все более неловко. — Говори.

Он подошел ко мне ближе, так что мы были всего в дюймах друг от друга. Он держал в руках папку с файлами и нервно постучал ею по раскрытой ладони.

— Я говорю тебе это только потому, что у нас есть история, хорошо? Я сделаю одолжение один раз. На этом всё.

Я проглотила комок паники и махнула ему рукой, чтобы он поторапливался. Честно говоря, у нас действительно была своего рода история. Последние пять лет мне приходилось периодически общаться с ним, ни на что не соглашаясь. Не то чтобы он не пытался. И не то чтобы иногда это не было заманчиво.

В какой-то момент он даже предлагал программу защиты свидетелей. Это, вероятно, было самым трудным «нет» в моей жизни. Новая жизнь? С чистого листа? И все, что мне нужно было сделать, это возложить гигантскую мишень себе на спину, перед этим сдав всю группировку?

Спасибо, но нет. Я не хотела начинать заново.

Кроме того, я без сомнения знала, что Сойер никогда на это не пойдет. Он был на пути к тому, чтобы стать шпионом. Ходили слухи, что двое из нынешних из нашей семьи собираются в отставку. Они были стары. Они совершали ошибки. Мелкие ошибки, но все знали, что останавливаться лучше, когда ты не совершил слишком много ошибок. Тогда путь откроется для Сойера и Аттикуса. Со временем Гас стал бы бухгалтером. Наше будущее было практически предрешено.

Я была счастлива за Сойера. Это было все, чего он всегда хотел. Он уважал братву и в ответ был вознагражден. И он это заслужил. Он действительно это заслужил. Никто не был более преданным. Никто не работал так много и так долго. Никто не мог сделать то, что делал он.

Среди братьев ему цены не было.

Он бы никогда не оставил их.

А я бы никогда не оставила его. Когда я была моложе, мне хотелось другой жизни. Но это было до Сойера. Теперь я просто хотела жить с ним. А это означало, что мне придется оставаться в синдикате. Это означало вечную связь с братвой.

Это означало еще больше воровства.

— Мы продвигаемся к Братве, — сказал Мейсон. — В каком-то смысле тебе это не понравится.

Страх распространился по мне, как иней за окном. Я была чиста. На меня у него ничего не было. Я знала это. Потому что, если бы у него что-то и было, он бы уже арестовал меня. Мейсон хотел притвориться, будто может взять меня в любую секунду, но не сделал этого, потому что у нас были какие-то странные отношения. Как будто он оказал мне некую услугу, позволив мне жить своей жизнью, а это означало, что я должна ему доверять. Так было лучше для меня.

Но как насчет Гаса? Франчески? Сойера? Были ли они так же осторожны, как я, во всех своих делах? Всегда ли они заметали следы? И восстанавливали их? А потом похоронили их на шесть футов под землей?

— К кому? — требовательно спросила я. Мейсон не затащил бы меня сюда, чтобы болтать передо мной пустой информацией.

Его голова многозначительно опустилась.

Сойер.

— Он имеет лучшие шансы уничтожить организацию целиком.

Я резко вздохнула.

— Если ты арестуешь его, чтобы заставить говорить, это не сработает. — Я покачала головой, от того, насколько это было нелепо. — Я не стану говорить. И он точно не станет, — заверила я. — Тебе не хватит сил ни на кого из нас, чтобы хоть что-нибудь узнать.

Мейсон вздрогнул, заставив меня усомниться в себе.

— У нас их достаточно, Каро. — Подняв руку, он начал считать. — Кража в крупных размерах, мошенничество, взяточничество, отмывание денег, кража личных данных… продолжать?

— У тебя нет доказательств. Это все домыслы, — сказала я ему, лишь наполовину веря своим словам. Сойер работал со мной лишь некоторое время. Начальство заставляло его выполнять самые разные работы, о большинстве из которых он со мной не говорил.

Выражение лица Мэйсона было сочувствующим… жалеющим.

— Что меня удивляет, так это то, насколько чисты его преступления. Нам нужны наркотики, торговля и оружие. Но пойми меня правильно, мы получим их любым путём.

Мое горло было похоже на наждачную бумагу, и я не могла глотать. Во мне билась настоящая паника, заставляющая мое сердце биться мертвыми ударами.

— Зачем ты говоришь мне это?

Он шагнул вперед — кошка загнала бедную, беспомощную мышь в угол.

— Мы хотим, чтобы ты убедила его поговорить с нами. Мы заключим с ним сделку, Каро. Мы сделаем ему по-настоящему хорошее предложение. Но ему нужно доверять нам, а этого не произойдет, если у него не будет твоей поддержки.

Я закатила глаза и шмыгнула носом.

— Сойер много знает. Если то, что вы предлагаете, настолько велико, разве этого не должно быть достаточно?

— Сойеру Уэсли наплевать на сделки, предложения или что-то еще. Он заботится только о тебе. Мы оба знаем, что это правда. Тебя он послушает. Нас он слушать не собирается. Мы не на той стороне закона.

Наклонив голову, я оценила его.

— Может, тебе стоит пересмотреть свои жизненные приоритеты.

Его губы дернулись, скрывая улыбку.

— А может, это тебе стоит пересмотреть свои приоритеты, Кэролайн. Мы оба знаем, что ты хочешь уйти. И это твоя возможность. — Его пожатие плечами было небрежным, соблазняющим. — Поговори с Сойером. Сотвори свою магию. У нас будет шанс очистить самый страшный преступный синдикат в истории этого города, а ты получишь шанс на новую жизнь вдали от всего этого. Знаешь, мы можем помочь. Просто ты должна позволить нам.

Пошло все к черту. Эта приманка о начале новой жизни, которая манила меня больше всего. Боже, каково было бы жить вдали от этого? Чтобы братва не преследовала нас повсюду, куда бы мы ни пошли? Чтобы над нами все время не нависала угроза ареста или недовольство начальства? Каково было бы жить без преступности и воровства?

Но я не могла думать об этом перед Мэйсоном.

— Когда? — спросила я вместо этого. — Сколько у меня времени?

— Я не могу тебе этого сказать.

Что означало немного.

— Мне нужно время, чтобы поговорить с Сойером. Его нелегко убедить.

— Тогда будь убедительнее, — возразил Мейсон.

Я показала ему средний палец и развернулась, покончив с этим разговором и с ФБР. Я закончила с этим гребаным днем.

— Я должна идти, — сказала я ему через плечо.

— Эй, Каро, — крикнул мне Мейсон. — У тебя нет возможности сбежать. У нас глаза повсюду. Вы не доберетесь даже до черты города, до того мы посадим тебя на заднее сиденье фургона. И если вы заставишь меня преследовать тебя, я, черт возьми, предам этому огласку. Твой арест будет показан на всех телеканалах страны. Все будут знать, что ты подтверждаешь данные ФБР. Я буду продолжать накручивать CNN и выкрикивать твое имя. Я очень целеустремленный человек. Если ты заставишь меня гоняться за тобой, можешь забыть про щедрые предложения. Обо всех. Я позабочусь, чтобы ты даже не получила права на свой положенный телефонный звонок. И тогда ты ответишь по всей строгости закона. За всё. Я найду всё, до последнего неоплаченного парковочного талона. Твои варианты таковы: работай с нами и получишь нашу помощь, или не работай с нами и испытай полный библейский гнев федерального правительства, — его голос дрожал от убежденности, обещая исполнение каждую угрозы.

И я ему поверила. Он настроит братву против меня, а затем заберет руководство, и я останусь в одиночестве. Другими словами, он планировал скормить меня волкам. По сути, он подписывал мой смертный приговор.

Он смотрел мне в глаза.

— На твоем месте я бы сделал правильный выбор.

Гнев и негодование горели у меня на языке и грозили вырваться изо рта. У хотела прокричать столько гадостей в его адрес. Но он был агентом ФБР. И он давал мне шанс убедить Сойера. Он предлагал выход. Вместо этого я оттолкнула его и кивнула.

— Я тебя поняла.

Я покинула склад и направилась обратно в город. Мне пришлось идти пешком минут двадцать, прежде чем я смогла найти такси, но это дало мне время подумать, разобраться в своих чувствах.

Когда я говорила с Сойером, мне приходилось полностью возлагать это на федералов. Сойер не знал, что я время от времени беседовала с Мэйсоном. Не то чтобы Мэйсон когда-либо что-то получал от меня, но Сойер почувствовал бы себя преданным, если бы знал, что я периодически встречаюсь с агентом.

Но была вероятность того, что Сойер был не единственным, кого заложили. Вся братва была на крючке. И я знала, чем всё это закончился, и не спешила быть подвешенной вверх ногами и истекающей кровью.

Поэтому мне было необходимо быть аккуратной. Осторожной. Мне нужно было солгать.

Как кстати, что это у меня так хорошо получалось.

Я назвала таксисту адрес одного из баров, которыми владеет босс. Сойер тусовался там с парнями днем, чтобы поговорить о делах, встретиться и выпить водки. Как всегда водка.

Винни открыл мне заднюю дверь, и я вошла. Меня всегда обескураживал внешний вид бара при включённом свете, который обнажал все его грубые углы, отражал секреты, которые во тьме ночи он предпочитал скрывать. После встречи с Мэйсоном до меня дошло.

Я нашла Сойера за столом с Аттикусом и Гасом. Они играли в карты и пили. Обычный вторник.

Сойер поднял глаза и заметив меня, широко улыбнулся, его глаза потемнели от секретов, которые знали только мы. Добрый взгляд. От него у меня болело сердце от желания жить жизнью, которую мне предложил Мейсон. Этот взгляд заставлял меня задуматься о новой жизни, вдали от всего этого, вдали от этих людей и уродливых, ужасных вещей, за которыми мы стояли.

— Вот она, — сказал он с той полуулыбкой, от которой у меня все еще трепетало в животе. Вздёрнув подбородок, он сказал: — Иди сюда, Шестёрка.

Я подошла к нему, поцеловав в губы, когда он поднял ко мне лицо. Его язык ласкал мою нижнюю губу, пока я не поцеловала его в ответ, соблазненная сладостью его рта. Его не волновало, что мы были окружены его командой и его боссами, этот момент был нашим.

Я уступила ему. Я всегда уступала. Наши языки переплелись, пока он пробовал меня медленно, интимно, слишком по-свойски для публики или подобного места. Его руки переместились к моей талии, втягивая меня между ног, прижимая к себе. Я уронила руки ему на плечи и попыталась сохранить рассудок.

Это было невозможно. Этот человек был слишком большим. Слишком неотразимым. Слишком заманчивым. Слишком отвлекающим.

Отступив назад, я улыбнулась ему, затерявшись в остром желании, его голубых глазах и надежде, которую я питала о нас.

— Могу я с тобой поговорить? — спросила я его тихим голосом.

Терпение Аттикуса, который сидел за столом истощилось.

— Вы двое уже закончили? У нас игра в самом разгаре.

Сойер бросил на него взгляд.

— Не будь придурком.

— Не заставляй меня ждать, — ответил Аттикус.

Я сжала плечи Сойера, в надежде вернуть его внимание.

— Это важно.

— Я искала тебя, — сказала Фрэнки позади меня. — Где ты была?

Взглянув на нее, я подумала, что ей сказать. ФБР поможет и ей? Или она станет жертвой войны.

Я не могла так поступить со своей подругой. Я должна была найти способ взять её с собой.

— Мы играем или что? — спросил Гас. — Потому что мне есть чем заняться, если это превращается в девичник.

Фрэнки хлопнула его по затылку.

— Тебе бы не повредило. Когда ты в последний раз тусовался с девушкой? По её желанию?

Он скрестил руки на груди.

— Мне не нравится твои намёки. Все девушки, с которыми я общаюсь, были со мной по обоюдному согласию. Вот почему их так мало.

Сойер и Фрэнки засмеялись, но я почувствовала, как настойчивость тревожит меня.

— Сойер, серьезно, могу я поговорить с тобой минутку? Наедине.

Его глаза снова обратились к мне, наконец, увидев беспокойство в моем лице. Его бровь опустилась, над глазами появилась складка.

— Конечно. Да. Все в порядке?

— Нет, — прошептала я, и мой голос сорвался под тяжестью того, что мне нужно было сказать ему. Впервые меня осенило, что его собираются забрать федералы. Забрать Сойера. Его собирались арестовать. Мейсон предупреждал меня, чтобы я не бежала, но как я могла этого не сделать?

Я не могла позволить им забрать его. Даже на короткое время. А что, если бы он не захотел с ними сотрудничать? Что тогда?

Мои внутренности начали рушиться. Я была словно здание, которое только что снесли. Разрушающий шар пронзил мое сердце, и теперь основание, окружающее его, разваливалось, превращаясь в руины.

Это было невозможно. Он бы стал сотрудничать. Когда я выложу всю картину, когда объясню весь план, он увидит мою точку зрения и послушает.

Он встал, его руки остались на моей талии.

— Хорошо, Шестёрка. Давай поговорим.

— Может, прокатимся? — предложила я. И никогда не вернёмся. Просто сядем в машину и уедем.

Он как раз собирался ответить, когда кто-то прибежал сзади, взорвав непринужденную атмосферу бешеной истерией.

— Федералы! — прокричала парень, перекрикивая шум разговоров. — Они снаружи!

Комната взорвалась. Некоторые из ребят бросились к заднему входу, спеша спрятать наркотики, деньги и другие вещи, которые федералы желали бы найти. Девушки вышли из деревянных конструкций, натягивая одежду и застегивая бюстгальтеры, и побежали к выходу через черный ход. Роман прошел из боковой комнаты к офису менеджера, спокойный и собранный, человек, полностью уверенный, что ни один из их подопечных не пристанет к нему.

Сойер прижал меня к себе, защищая меня. Фрэнки двинулась за стол с Аттикусом и Гасом. И мы стали ждать.

Бежать было бессмысленно. Не было смысла волноваться. Федералы были здесь. Нам просто оставалось ждать и надеяться, что у них ничего нет.

Только я знала. Нас всех должны были арестовать. Мы все должны были сидеть в пустых изолированных комнатах с двусторонними зеркалами и вооруженной охраной. Нас всех должны были допросить. Мы уже проходили через подобное достаточное количество раз, и знали, что нам не о чем беспокоиться.

На этот раз всё было не так. Нам было из-за чего беспокоиться.

Особенно мне. И особенно Сойеру.

Федералы объявились в своей привычной манере, выламывая двери и выкрикивая приказы. Они заполнили комнату, как роящийся улей черных ос, с наведенными на них пистолетами, привязанными к груди жилетами, шлемами и забралами.

Сойер послушно отступил от меня, покорно подняв руки вверх. Мне было труднее отпустить его. «Не надо», — хотела я прокричать. Не позволяй им забрать тебя. Но я не могла. Как только я дала бы хотя бы намек, что знала об этом заранее, я бы стала предателем.

Я была бы Толстым Джеком.

Я бы умерла.

Как только заведение было взято под охрану — повсюду были вооруженные агенты и большая часть братвы лежала на земле, — вошел Мейсон Пейн, надев свой обычный темно-синий жакет ФБР. Я впилась в него взглядом, пытаясь убить его силой мысли. Как он посмел повесить передо мной морковку, а затем оторвать её, как только я начала верить, что могу её поймать.

У меня скрутило живот, когда я поняла, что он, вероятно, последовал за мной сюда. Он меня обхитрил. Он использовал меня. Я смотрела на него, заставляя его читать мои мысли.

Лжец. Манипулятор. Мудак.

Я бы никогда больше не стала доверять федералам. Меньше всего этому парню.

Его растянувшаяся улыбка вызвала у меня тошноту. Он закружился в победном кругу и покрутил пальцем в воздухе.

— Вы знаете, что делать, парни. Взять их.

Так начались аресты. Они начали с Романа, который шел с высоко поднятой головой и расправленными плечами, несмотря на наручники, сковывающие руки за спиной. Он подмигнул Сойеру, проходя мимо, но это было единственное изменение в его стоическом выражении лица.

Других братьев здесь не было, и к счастью. Ни обоих наших шпионов, ни Оззи, ни моего отца. Но ФБР взяли достаточно. Для них это был фантастический день.

Сначала начали перегонять ребят сзади, выводя их к бронированным машинам. Мы ожидали своей очереди, стоя под прицелом.

— У тебя снова красные дни календаря, Пейн? — прорычал Сойер.

— У Пейна всегда эти дни, — мрачно усмехнулся Гас. — Прими немного Мидола, приятель. Это может помочь с наплывами ярости.

Мейсон повернулся к ним и ухмыльнулся, как кошка, съевшая канарейку.

— Смейся, Аугустус. Тебя ждут весёлые деньки.

Глаза Гаса сузились, а его улыбка стала циничной.

— С нетерпением жду возможности увидеть, как ты пытаетесь их мне устроить.

Мейсон пожал плечами. И всё. Он просто пожал плечами. Он не продолжал спорить или бросать двусмысленные угрозы. Он просто пожал плечами.

Напряжение между нами пятерыми резко возросло, а вместе с ним и наше кровяное давление. Мой разум закружился. Нужно ли мне о чем-то беспокоиться? Использовал ли Мейсон меня, чтобы добраться до Сойера, солгал ли он еще и о предъявленных мне обвинениях?

Но ведь ему, для начала, нужен был ордер, верно? И он не мог получить его за то время, когда я покинула склад и приехала сюда. Точно не мог, если только у него не было судьи на подмоге.

Может, он и был.

Сойер наклонил голову ближе к моему уху.

— С нами все будет хорошо, Шестёрка. Как и раньше, это ни к чему не приведет.

Я не была уверена, что это правда. Я повернулась к нему лицом, задерживая его взгляд и умоляя его просто понять. Наклонившись, я понизила голос и прошептала:

— Пусть они тебе помогут.

Он дернулся назад, его глаза расширились, когда мои слова дошли до его разума. Однако он не просил меня повторить то, что я сказала. Он просто смотрел на меня, как на привидение.

Обернувшись, я поймала взгляд Аттикуса. Он наблюдал за нами. Дерьмо. Мое сердце забилось сильнее, быстрее. Я была уверена, что он не мог нас услышать, он стоял через стол.

Мейсон тоже наблюдал за нами. Он поймал мой взгляд и приподнял бровь, молча спрашивая, разговаривала ли я с Сойером. Что было очень мило с его стороны, так как он уделил мне так много времени. Я хотела ударить его по самодовольному лицу. Вместо того, я повернулась, чтобы посмотреть на стену, и приподняла одно плечо, чтобы почесать ухо, давая понять, что я не разговаривала с Сойером.

Я не рискнула снова взглянуть на него, поэтому не знала, была ли у него реакция, мысль или чувство долбаной вины. Но в любом случае это не имело значения. Вскоре настала наша очередь выйти наружу.

Мейсон жестом приказал своим людям начать с Гаса, поставив меня в конец очереди. Я не знала, планировал ли он это специально, или это было спонтанно, когда я проходила мимо него.

— Мне очень жаль, — прошептал он себе под нос, вставая передо мной и ерзая с моими наручниками. Его голова наклонилась, и мне пришлось напрячься, чтобы услышать его признание шепотом. — Я не знал, что мы наступим, пока ты не уехала. Нам пришлось ждать ордера.

Ярость горела в моей крови, затуманивая мои суждения. Вывернув шею, я прошипела:

— Прибереги жалость для себя. Ты гребанный лжец. — Интересно, что именно ты это говоришь. — Он отступил и жестом приказал одному из других агентов вывести меня на улицу.

Я не сказала ему ни слова, и слава Богу. На краю бара Аттикус каким-то образом отошел от Сойера. Он смотрел на Мэйсона так, что я нервничала за федерального агента.

Мы не разговаривали, пока не вышли на улицу, но нам пришлось ждать в очереди, пока они загружали нас одного за другим. Аттикус повернулся ко мне, его зеленые глаза потемнели от паранойи.

— Что он тебе сказал?

Я тяжело вздохнула.

— Кто?

— Не прикидывайся дурой, Каро. Тебе не идёт.

Мое выражение лица было усталым и нетерпеливым.

— О, Пейн? Я не знаю. Угрожал, как обычно. На этот раз его обвинения останутся неизменными. На этот раз мне лучше признаться. На этот раз бла-бла-бла.

— Он предлагал вам сделку?

Правда сжала мне горло. У меня не было проблем с ложью, особенно перед такими людьми, как Аттикус. Но на этот раз правда имела вес, к которому я не привыкла. На этот раз правда была страшнее, чем когда-либо прежде.

— Ещё нет. Но он предложит. Я уверена, что он и тебе предложит. Разве не так работают эти парни?

Его голос упал до шепота.

— Тебе лучше не соглашаться на это.

Я моргнула.

— Ты серьезно?

— Да.

— Я бы никогда не пошла на сделку, засранец. Мне обидно, что ты даже на секунду усомнился в моей преданности.

— Я сомневаюсь в твоей преданности каждый чёртов день, Валеро. Ты змея.

То, что исходило от него, было нормой. Я вежливо улыбнулась и прошла мимо него, чтобы сесть в машину.

— А ты придурок.

— Все хорошо? — спросил Сойер, глядя на Аттикуса.

— Просто прекрасно.

— Чертовски круто, — прорычал Аттикус, когда двери закрылись за нами с хлопком.

И это всё. Они затащили нас в свои офисы, бросили в изолированные комнаты для допросов и забирали нас одного за другим.

К концу ночи большинство из нас отпустили домой. Меня отпустили вместе с Гасом, Фрэнки и Аттикусом, и мы направились обратно к Гасу с ночёвкой. Мы ждали, когда к нам присоединится Сойер, но этого не произошло.

Утром ему предъявили обвинения по пунктам, за которые предусматривалась уголовная ответственность, и я поняла, что мой худший кошмар сбылся.

Глава 22

Пять лет назад

Я зарегистрировалась у входа и позволила им проводить меня через запертые двери и коридоры, в которых разило металлом и потом. Мои руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не закричать. К тому времени, как я добралась до комнаты для свиданий, меня тошнило от ненависти и запаха этого места.

Видеть Сойера в его тюремной одежде было совершенно новым уровнем разочарования. Это был первый раз, когда мне разрешили навестить его в Шайлкилле, федеральной тюрьме, где он проведет следующие семь-десять лет. Я схватилась за живот и приказала своему телу не портить обед, который я съела во время трехчасовой поездки в глушь Пенсильвании.

Все, что я хотела сделать, это обнять его и заползти к нему на колени. И, может быть, никогда его не оставлять. Мы не общались три месяца — с тех пор, как его выпустили под залог. Это было самое долгое время, которое мы когда-либо проводили, не прикасаясь друг к другу. Еще до того, как мы стали официальной парой, Сойер всегда касался меня. Держал меня за руку, обнимал за плечи, находил все возможные способы быть ко мне ближе. Эта политика «не прикасаться» была сущим адом.

Я винила Мейсона Пейна. Он заплатил Сойеру с лихвой, надеясь, что это заставит его заговорить. Но он не стал. Сойер так и не открыл рта. Вместо этого он принял приговор, признал себя виновным по всем статьям и встретился лицом к лицу со своей судьбой.

И почему он признал себя виновным? Потому что Роман попросил его об этом. Роман хотел послать сообщение в ФБР — что нас не запугают. Что мы не отступим. Что мы не уйдем.

Он сказал Сойеру, что это будет знаком чести, что его жертва ради братвы даст ему уважение, в котором он нуждался, чтобы стать следующим шпионом. Сойер поверил ему.

И вот мы здесь — Сойер в тюрьме в обозримом будущем, а я на улице — работая на все более жестокую преступную семью, возможно, самую могущественную и порочную организацию, которую когда-либо видел округ Колумбия. Их рост за последние десять лет был ошеломляющим. Я могла только представить, что произойдет ещё через десять лет. И рядом со мной не было мужчины, которого я люблю.

Он тут же заключил меня в объятия и поцеловал в щеку. Мы стояли так столько, сколько могли, прижимаясь друг к другу, пока не стали одним существом, одним духом, одной душой. Когда охранник шагнул вперед и постучал по столу, мы медленно, неохотно отступили друг от друга.

Его глаза заблестели, когда я села напротив него за металлический стол.

— Шестёрка, — пробормотал он. — Я скучал по тебе.

Он уже выглядел по-другому. Каким-то образом он был тверже, сделан скорее из камня, чем из человеческой плоти.

— Я пришла, как только мне позволили, — сказала я ему, его образ расплылся от моих непролитых слёз. — Я ненавижу это, — прошептала я.

Он протянул руки через стол, но остановился, прежде чем наши кончики пальцев соприкоснулись.

— Так будет не всегда.

В комнате было оживленно, заключенные и их посетители, сбившись в кучу, тихо беседовали. Я придвинулась к нему ближе и понизила голос еще ниже.

— На что это похоже?

— Ужасно, — честно сказал он мне. — Это место кишит гребаными итальянцами. Клянусь, Пэйн сделал это нарочно. Он пытается меня убить.

— Здесь заключённые среднего уровня опасности, — напомнила я ему. — Они не убийцы.

Он посмотрел на свои руки.

— Да, может быть.

Это означало, что они определенно были убийцами, но в тюрьме оказались не по этой причине.

— Сойер…

Он поднял голову, в его взгляде светились боль и ярость.

— Со мной все будет в порядке, Шестёрка. Я могу справиться с этими людьми. Я больше беспокоюсь о тебе. Гас заботится о тебе?

Я быстро кивнула.

— Да. Он молодец.

Только это было не совсем правдой. Никто не был в порядке. Арест Сойера по-настоящему потряс организацию. Не то чтобы наших людей не арестовывали, но Сойер был первым из высших чинов. И он взял вину за всех.

Остальные парни ждали, когда настанет их очередь. Гас точно не был одним из них, но в последнее время он вел себя странно и был очень скрытным. Боссы начали обучать его. Теперь он всегда был со своим отцом. И с Аттикусом. На самом деле, было похоже, что у него больше не было на меня времени.

Я даже не видела его две недели.

— Хорошо, — проворчал Сойер. — Он знает, что я убью его, если с тобой что-нибудь случится. Ты — единственное из-за чего я жалею, что оказался здесь, Каро.

Мой подбородок задрожал, мой голос упал до писклявого шепота.

— Так выйди. Согласись на сделку.

Его глаза недоверчиво вспыхнули.

— Ты не можешь говорить серьёзно.

Мои руки опустились на живот в защитном жесте.

— Сойер, ты мне нужен. Я не могу сделать это без тебя.

Он покачал головой, не понимая, что я имею в виду.

— Ты самая крутая цыпочка, которую я знаю, Шестёрка. К тому времени, как я выйду, ты, вероятно, будешь всем заправлять, а я останусь без работы.

Он шутил, но я не могла найти в себе силы рассмеяться. Или даже улыбнуться.

— Разве Мейсон не объяснил суть сделки? Он сказал, что собирается…

Он прервал меня с улыбкой:

— Эй, эй, эй. — Он осторожно огляделся вокруг, прежде чем наклонился и понизил голос еще ниже. — Не поднимай это здесь. Не упоминай здесь его имя. — Он разочарованно вздохнул, его челюсть дернулась один раз. — Я не пытаюсь быть мудаком. Я просто должен быть осторожен, понимаешь?

Я кивнула.

— Понимаю.

Его улыбка была слабой, но все же была.

— Я всё равно этого не сделаю. Ты знаешь почему.

Потому что он был верен пахану. Потому что он никогда бы не предал своих братьев. Потому что это было частью жизни, жизни в братве. Это принесло ему больше уличной репутации. Это укрепило его репутацию у начальства. У него был миллион причин не идти на сделку.

Но ни одна из этих причин не касалась меня.

— Сойер, ради бога, речь не о них. — Он жестом попросил меня говорить потише, подняв руки в воздух, что только разозлило меня еще больше. — Есть и другие вещи, происходящие за пределами… семьи. — Но это было неправдой. Эти вещи касались именно семьи. Его семьи. Я просто не знала, как сказать ему, пока он был здесь.

— Шестерка, ничего. — Он выдержал мой пристальный взгляд, явно разозленный и разочарованный тем, что я продолжаю с ним спорить. — Ничто не может заставить меня передумать. Завязывай.

Я втянула нижнюю губу и подавила крик. Я скрестила руки на груди и оглядела комнату. За столом сидели двое мужчин и пристально смотрели на меня. Я тут же перевела взгляд на другой столик. Снова двое мужчин, посетитель и заключенный, уставились на меня.

Мой взгляд вернулся к Сойеру.

— Я должна идти.

Он схватил мою ладонь, сжимая ее между своими.

— Не злись, Каро. Я знаю, что это отстой, но… ты должна знать, что для меня нет нормальной альтернативы. В смысле, что это была бы за жизнь? Вечно озираться по сторонам? Ожидать черных капюшонов и поездки с завязанными глазами до ближайшего пустого склада. Ты знаешь, что это наилучший из возможных сценариев. Мы справимся. У нас все будет хорошо.

Я обхватила свободной рукой живот.

— Я боюсь, Сойер. Я так о многом хочу с тобой поговорить. Мне столько всего нужно тебе рассказать.

Он поцеловал меня в висок, несмотря на то, что ближайший охранник прикрикнул на него.

— И ты это сделаешь. Напиши мне письмо, ладно? Это, наверное, лучший способ. Ничего особенного. Но в принципе я могу читать твои мысли. Я что-нибудь придумаю.

Ты собираешься стать отцом! Это было слишком конкретно?

Прочёл ли он мои мысли прямо в тот момент?

— Просто дождись меня, — сказал он, нервно улыбнувшись. — Не оставляй меня, пока я здесь.

Нет, он не прочёл мои мысли.

Я, наконец, одарила его неуверенной улыбкой.

— Я бы никогда тебя не оставила.

— Ты будешь ждать меня?

— Всегда, — пообещала я. — Я бы ждала тебя вечно.

Он наклонился, его глаза заблестели так, как я никогда раньше не видела.

— Я люблю тебя, Кэролайн. Больше всего на свете.

Мою грудь болезненно сдавило.

— Я тоже тебя люблю. — Мне пришлось сильно шмыгнуть носом, чтобы сдержать глупые слезы. — Больше всего на свете.

Его улыбка погасла.

— Перестань пытаться превзойти меня.

Я просто покачал головой, не в силах собраться с силами, чтобы пошутить. Мой желудок скрутило, и я поняла, что меня сейчас стошнит.

— Я должна идти.

Его лицо вытянулось.

— О, точно. Да, конечно. Но ты все же вернешься?

Я прижалась поцелуем к его губам, не взирая на гнев охранников.

— Так быстро, как смогу, — пообещала я.

— Мне нужны твои обнажённые фотки, когда придешь в следующий раз. Может быть, целый альбом.

— Почему бы тебе не подумать о том, что ты можешь сделать во время супружеского визитов, а? Я думаю, что это естественная возможность здесь. Никаких альбомов со мной голой. Почти уверена, что тебя бы за это высекли, а из-за обнаженки со мной в тюрьме начался бы бунт.

Его голова откинулась назад, и он рассмеялся. Так же, как смех Сойера звучал до тюрьмы. Я впитывала каждую секунду.

— Кто-то до ужаса уверен в себе.

Я подмигнула ему.

— Просто называю вещи своими именами.

Из динамиков донеслось предупреждение о том, что наше время истекло. Я обняла его в последний раз, прижимаясь к нему как можно теснее. Его сильные руки обнимали меня, сжимая так же крепко.

— Я ненавижу, что это прощание кажется таким неизменным, — прошептала я ему в шею.

— Это не так, — сказал он куда-то в мой висок. — Это не навсегда, Каро.

— Обещаешь?

— Конечно.

Наконец-то мы попрощались. Это было самое трудное, что я когда-либо делала. Я так многого ему не сказала, так много ему нужно было знать.

Предполагалось, что я доеду до дома примерно за три часа. Но путь занял у меня четыре с половиной, потому что мне приходилось постоянно съезжать на обочину, чтобы поблевать. К тому времени, как я вернулась в свою квартиру, я была измотана, у меня пересохло в горле, и мои эмоции были разбиты.

Я так ему и не сказала.

Часть меня знала, почему у меня не получилось. Эта уродливая, вонючая, страшная комната для посещений была самым последним местом, где можно было сделать подобное объявление. Плюс, я вовсе не была уверена, что там безопасно говорить ему об этом. Если повсюду были итальянцы, то они искали бы любой способ контролировать его… чтобы причинить ему боль. И казалось, что беременная подружка — довольно подходящий способ.

Беременная.

Я все еще не могла в это поверить. У меня в голове не укладывалось.

Прошлой ночью я простояла перед зеркалом добрый час, пытаясь решить, смогу ли я сказать об этом Сойеру. Увидит ли он небольшую выпуклость на моем животе? Или зеленоватый оттенок моей кожи? Заметит ли он, что моя грудь стала больше? Или что мои бедра поправились?

Если он и заметил сегодня, то никак не выдал это.

Теперь я не знала, что делать и как ему сказать. «Эй, ты собираешься стать отцом!» — звучало немного надуманно. Плюс, существовала возможность, что он даже не узнает ребенка по-настоящему до тех пор, пока не выйдет. Через семь-десять лет.

О Боже мой, как это вообще произошло?

Я практически ползком поднялась по лестнице в свою квартиру. Я жила с Фрэнки, но не думала, что она до сих пор дома. Она ужинала со своими дядями, и обычно они заканчивали поздно.

Хотя иногда я ошибалась. Входная дверь была открыта, когда я наконец добралась до верхнего этажа. Должно быть, она только что вернулась домой.

Я закрыла за собой дверь, потому что я была нормальным человеком и испытывала здоровый страх перед местными серийными убийцами, в отличие от моей соседки, и бросила ключи на столик в прихожей.

— Мне нужна пинта имбирного эля! — прокричала я Фрэнки в темноте нашей квартиры. — И зубная щетка высокой прочности. У меня только что были худшие пять часов в моей жизни.

В гостиной зажегся свет, и я отшатнулась, ударившись плечом о стену. Ох.

— Каро, — прорычал Аттикус посреди моей гостиной.

— Как, черт возьми, ты сюда попал? — спросила я. — Где Фрэнки? — потребовала я. Я медленно вздохнула, когда увидела своего отца. Винни и Брик тоже были здесь. И еще пара головорезов, с которыми Аттикусу нравилось работать. — Что происходит?

Мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать Аттикуса сквозь бешено колотящееся сердце.

— Маленькая птичка донесла нам, что ты работаешь с федералами.

Фыркнув сардоническим смехом, я прошла мимо группы угрожающих мужчин и направилась прямо к холодильнику, откуда достала ледяной имбирный эль — единственное, что могло вылечить мою ужасную утреннюю тошноту, которая по иронии судьбы длилась весь день. И ночь.

— Знаешь, чем я сегодня занималась весь день, Аттикус? Я провела за рулём три с половиной часа, чтобы увидеться в федеральной тюрьме со своим парнем, который пробудет там следующие лет десять. А затем я ехала назад, домой. Как по мне, так достаточно, чтобы доказать свою преданность.

— Мы в курсе, что ты предана Сойеру, — рявкнул Аттикус. — Но это не означает, что ты предана братве. Кто-то, чёрт возьми, сотрудничает ФБР, Каро. Мы думаем, что это ты.

Это могла быть я. Для меня это было бы проще простого. Но я не сотрудничала с ними.

— Ну, а я думаю, что это ты, — быстро и строго ответила я ему. — Но я знаю без тени сомнения, что это не я. Излагай свои факты прямо.

Это была не я. У меня была идея пойти к Мейсону и выдать ему все, что он хотел получить от Сойера. Если Сойер не собирался соглашаться на сделку, быть может, я могла бы сделать это для нас обоих. Может быть, Сойеру даже не нужно было бы знать.

Но это никогда не сработало бы. Прежде всего, Мейсону нужна была информация, которую мог предоставить только Сойер или кто-то его уровня. Все, что я могла сделать, это перекинуть обвинения на себя, Фрэнки и Гаса. Вторая причина заключалась в том, что договорённость с ФБР могла бы и не помочь Сойеру. Если бы я выдала всё, что знала, они могли бы перевести меня в программу защиты свидетелей после суда, но не было бы никакой гарантии, что Сойера освободят. На самом деле, я практически была уверена в том, что Мейсон посадил бы Сойера навсегда, будь у него такая возможность. На Сойере было столько же вины, как и на остальных авторитетах, наших капитанах, поэтому Мейсон счёл своим долгом наказать его.

После этого я осталась бы без Сойера. И он никогда не простил бы меня за то, что я донесла на него. Сделка с федералами была невероятна для меня. Как бы заманчиво она ни звучала, я не могла согласиться на это.

Так что, в этот раз я не лгала Аттикусу. Я действительно не работала с федералами. Однако я время от времени общалась с ними… Вполне достаточно, чтобы создать впечатление, что мы работаем сообща.

И если пахан когда-нибудь узнает, мне придётся дорого за это заплатить. Они отдадут меня на расправу Аттикусу. Я никогда больше не увижу Сойера.

И мне теперь нужно было думать не только о Сойере. Моя рука рефлекторно потянулась к животу. Защитно, оборонительно, дико.

— Кэролайн, — с акцентом произнес глубокий голос позади меня, заставив меня обернуться. Это был Роман. Я разговаривала с ним несколько раз в течении всех этих лет, но избегала его, насколько это было возможно. Он был самым страшным человеком, которого я когда-либо знала. Мне все еще снились кошмары о нем с тех пор, как я была ребенком и солгала ему о краже у Аттикуса.

Хотя обычно я чувствовала себя лучше всякий раз, когда видела подвеску, ради которой Сойер рисковал всем.

— П-привет, Роман.

С обеих сторон от него стояли Диметрус и Александр, все они были одинаково устрашающими. Одинаково зловещими.

— Ты говоришь, что не имеешь дел с ФБР, — продолжил Роман. — И все же до нас доходят слухи, что именно из-за тебя наш Сойер находится в тюрьме. Помоги нам понять.

Я облизнула пересохшие губы, радуясь, что уже избавилась от всего, что было в моем желудке. В противном случае я бы немедленно опустошила его здесь, прямо перед паханом.

— Последнее, чего я хотела, это чтобы Сойер оказался в тюрьме, — сказала я в пространство комнаты, полной страшных мужчин. — Я люблю его. До того, как его посадили, мы говорили о том, что хотим пожениться, — мой голос сорвался от эмоций. — Я ненавижу это больше, чем кто-либо другой.

— Мы пытаемся во всем разобраться, — резонно заметил Александр. — Мы слышали, что это произошло из-за тебя, но мы видели вас вместе и знаем, что всё, что происходит между вами двумя реально. Что ты его любишь. И он тебя тоже любит. Очень сильно. Зачем кому-то говорить о тебе подобное, если это неправда?

— Из зависти? — предположила я. — Мести? Честно говоря, я не знаю. Но это просто смешно. Слушайте, меня воспитывали в уважении к этой жизни. Я работаю на вас с тринадцати лет, и вы всегда относились ко мне правильно и справедливо. Я не какой-нибудь шестилетний новичок, который испугался нескольких агентов ФБР, шныряющих вокруг. — Я глубоко вздохнула и приготовилась открыть немного правды, чтобы скрыть свою ложь. — Послушайте, меня допрашивали так же, как и всех остальных. Когда нас всех арестовали, я была одной из последних, с кем они разговаривали. Я не буду лгать и говорить вам, что я была совершенно спокойна, потому что это ложь. Я нервничала. Наверное, я даже паниковала. Но я не стукачка. Я ни с кем не сотрудничаю. И я знаю, как сохранять непроницаемое выражение лица. Говорю вам, все, что обо мне шепчут, — сплошные слухи. Ни что из этого не является правдой.

Роман шагнул вперед, занимая свое место в центре комнаты. Это выглядело так, как будто он и его братья затаились в моей спальне, ожидая моего возвращения домой. Я сразу же почувствовала себя отвратительно. Неужели они что-то вынюхивали?

Что они нашли?

— И как мы узнаем, что ты говоришь правду, если твое лицо так сложно прочитать? — спросил Диметрус.

— Что вы хотите, чтобы я вам сказала? Я не работаю с ФБР. Мне нечего от вас скрывать. У меня нет причин идти к ним. Я люблю свою жизнь. Я благодарна братве за то, что она сделала для меня… и для Сойера. Братва — моя семья. Я бы никогда не ушла и никогда не предала бы вас.

— Каро, если ты что-то знаешь, если ты что-то делаешь, скажи им, — подбодрил меня отец. Мои глаза вылезли из орбит. Я не могла поверить в то, что он говорит. — Если ты будешь честна с ними, они будет справедливы.

И это, леди и джентльмены, мой отец. Человек, который продаст свою родную дочь, чтобы сохранить обе свои руки. Я прижала ладони к маленькому бугорку внизу живота, обещая ребенку, что никогда не буду так себя вести, что буду лелеять, любить и защищать до самого конца моей жизни. Пока последний вздох не покинет моё тело. Я бы никогда так не поступила со своим ребёнком. Я бы никогда не бросила его под автобус только для того, чтобы спастись от наказания.

— Что они хотят знать? — требовательно спросила я. — Задай вопрос, и я дам тебе ответ. — Я повернулась к начальству. — Вы говорите мне, украсть что-либо, и я краду это для вас. Вы говорите мне, кого обмануть, я обманываю их за вас. Я никогда не взяла ни единого доллара, который принадлежал вам. Я всё отдаю. Мне нечего скрывать. У меня нет причин работать с федералами. Все, что вы хотите знать, я вам расскажу.

Роман опустил подбородок, чтобы ему было удобнее смотреть мне в глаза. Я смотрела в ответ, не дрогнув.

— Я хочу знать, работаешь ли ты с гребаным ФБР.

Я не шолохнулась. Я даже не моргнула. Я просто честно ответила.

— Нет. Я не работаю с ФБР. И я никогда не работала с ФБР. Я предана братству. Вам. И я всегда буду вам предана.

— Ты дала клятву, — напомнил мне Роман.

— Я дала. И я держу её. — Это была моя первая смелая ложь в лицо за ночь. Но мне необходимо было это сказать, если я хотела остаться в живых.

Роман мотнул головой в мою сторону.

— Мы будем наблюдать за тобой, Кэролайн. Не делай глупостей. Мы не терпим глупцов. До сих пор ты была очень полезна для братвы, для нашей… власти в городе. Но если ты окажешься глупым человеком, что ж… это было бы обидно. Мне было бы неприятно причинять тебе боль, Кэролайн. Твоему отцу было бы больно смотреть. Сэйеру это причинило бы такую боль, какую я могу только представить. Ты понимаешь?

Он угрожал не только мне, но и моему отцу… и Сойеру.

— Я… я бы не посмела. Я бы н-никогда. Я клянусь. — Он, казалось, ожидал чего-то другого, поэтому я сказала: — Я поняла, Роман. Я не дура. Клянусь, я не дура.

— Хорошо, — сказал Роман. — Ты очень симпатичная девочка. Мне бы не доставило удовольствия уродовать тебя.

— Это неправда, — засмеялся Александр, как будто мы рассказывали друг другу анекдоты, а не говорили о том, чтобы пытать меня. — Ты бы получил удовольствие, брат. Ты бы получил огромное удовольствие.

Они обменялись садистскими улыбками.

— Ты хорошо меня знаешь, брат. Тем не менее, живой она может быть куда более ценной. Она кое-чего значит для нашего бригадира. Во всяком случае, именно из-за нее он никогда не выходит за рамки дозволенного.

Он имел в виду Сойера. Сойер оставался в стороне, потому что боялся, что со мной что-нибудь случится.

— Вот почему так хорошо, когда наши солдаты влюбляются, не так ли? — добавил Диметрус. — Они всегда с большой неохотой наблюдают, как их близкие теряют части тела.

Я попыталась сглотнуть, но справилась не совсем успешно. Я знала, что этот разговор был предупреждением, что они напоминали мне о том, кто они такие, кто такая я и как я должна себя вести. Но, кроме прочего, они говорили правду. Они использовали бы Сойера, чтобы держать меня в руках. И они использовали бы меня, чтобы держать в руках Сойера, как бы высоко он ни поднялся, какой бы властью ни обладал.

Потому что, пока я была рядом, у них всегда были рычаги влияния на него.

А как же наш ребенок? Если я была помехой, то как насчет крошечного, беспомощного существа в моём животе?

Они бы отрезали пальцы ребёнку, если бы Сойер решил уйти? Или сделали что-то похуже?

Мне потребовалось все силы, чтобы не согнуться пополам и не задрожать. Малыш. О, боже мой, мне нужно было защитить малыша. Держаться подальше от этих монстров. Чтобы он был подальше от этой ужасной адской дыры.

Роман, Диметрус и Александр вышли из квартиры, их люди последовали за ними. Аттикус и мой отец задержались в моей квартире. Мне нужно было, чтобы они ушли, чтобы я могла принять долгую ванну с пеной, а затем проспать целую неделю.

— Спасибо за доверие, папа. — Я хлопнула своим недопитым имбирным элем по ближайшей поверхности. — Разве ты не должен быть на моей стороне? Ты знаешь, ведь я твоя дочь.

— Я на твоей стороне, — сказал он с той вкрадчивой улыбкой, которую использовал для женщин, от которых чего-то хотел. Я была получателем этой улыбки большую часть своей жизни. Обычно это заканчивалось тем, что он забирал все мои деньги и не давал мне ничего, кроме объятий и заверений, что любит меня.

Мы оба знали, что он этого не любил.

— Просто дай им то, что они хотят, милая, — подбодрил меня отец. — Благодаря этому мы остаемся в живых. Вот как это работает. Ты не сможешь продолжать жить, если не продолжишь отдавать.

Мой отец, мотивационный оратор.

Потому что у него очень чистая совесть.

Ага, ага.

— Я видел тебя, Каро. Я видел, как ты разговаривала с этим человеком, Пейном. Он тебя знает. И не только потому, что он прочитал досье на тебя. Он знаком с тобой, а это означает, что у него есть причина чувствовать, что он тебя знает. И в тот день, когда произошел налет, ты появилась, ведя себя чертовски виновато. По какой-то причине пахан тебе верит, но это только вопрос времени, когда я найду доказательства. Тогда они узнают то, что знаю я. Что ты гребенная стукачка. Ты — причина налёта ФБР. Ты — настоящая причина, по которой твой парень сидит в тюрьме.

— А ты не мог бы быть большим придурком, — прорычала я на него.

Его рот расплылся в безумной улыбке. Как у настоящего сумасшедшего.

— Пахан дал мне разрешение выполнить эту работу, когда у нас будут доказательства относительно твоих дел с федералами. Я знаю, что именно мне предстоит раскрыть все маленькие секреты, которые ты там прячешь. — Он прижал палец к моему виску и толкнул меня так сильно, что я споткнулась, пытаясь снова зацепиться за опору. — Я знаю, что буду тем, кто соберет тебя по кускам и отдаст их твоему драгоценному чертовому парню. Будь осторожна, Валеро. Я, чёрт возьми, приду за тобой.

Я попыталась заговорить, но все, что мне удалось сделать, это не упасть в обморок. Я замёрзла до кончиков пальцев, мое тело целиком превратилось лед. Аттикус, этот мстительный ублюдок, который понятия не имел, о чем, черт возьми, он говорил, вылетел из моей квартиры.

— Я не работаю с ФБР, — прошептала я отцу, когда дверь за Аттикусом захлопнулась.

Он испустил сокрушенный вздох.

— Как и Джек.

О боже, не вспоминай сейчас Толстого Джека.

— Папа, ты не можешь заступиться за меня? Ты можешь что-нибудь сказать? Ты меня знаешь. Ты знаешь, что я бы никогда не продала братву. Ты знаешь, что она всегда была моей жизнью. Я никогда не знала ничего другого.

Он пожал плечами, его лицо выглядело осунувшимся и бледным.

— Каро, они меня не послушают. Я — никто. — Он провел рукой по лицу. — Тебе нужно, чтобы Сойер заступился за тебя. Его они послушают.

— Он в тюрьме, — мой подбородок задрожал, а из уголков глаз потекли слезы.

— Это настоящая преданность, — сказал мой отец. — Отправиться в тюрьму, потому что начальство попросило тебя об этом. Он хороший человек. Он — настоящий пример.

Мой отец хвалил Сойера за его самоотверженность, и от этого мне хотелось кричать.

— Ты мне веришь? — спросила я его. Потому что звучало так, будто он не верил. — Папа, скажи мне, что ты мне веришь?

Он встал и засунул руки в карманы.

— Послушайся их, Каро. Не будь глупой. Не давайте им повода не доверять тебе. Не позволяй им оказаться правыми. Ты же знаешь, что должна держать руки в чистоте.

— Как и свою репутацию.

— Ты умная девочка. Ты поступишь правильно. — Он подошел и поцеловал меня в щеку, прежде чем выйти из квартиры.

Прошло двадцать минут, прежде чем я двинулась с того места, где стояла. Я пялился на свои ноги в течение двадцати долбаных минут, пытаясь понять, что я собираюсь делать.

Братва думала, что я работаю с ФБР. Я не работала. Но Мейсон Пейн полагал, что мы были в достаточно дружеских отношениях, чтобы разговаривать со мной, когда ему заблагорассудится.

Это выглядело плохо.

Это было плохо.

А Сойер был заперт на ближайшее будущее и не мог мне помочь. Ничем.

Обхватив себя руками за талию, я знала, что должна что-то сделать. Я знала, что должна сделать все возможное, чтобы защитить жизнь внутри себя.

Если дело было только в моей жизни, я бы могла с этим смириться. Я бы столкнулась с любыми последствиями своих решений. Но сейчас мне было о ком подумать.

Мне нужно было защищать не одну жизнь.

Фрэнки вошла в дверь, сняв туфли на каблуках, и направилась на кухню, не сбавляя скорости.

— Ненавижу этот чертов город, — прорычала она, когда увидела, что я стою посреди нашей квартиры.

До меня внезапно дошло, что она мне говорила, что проведёт этот вечер со своими дядями, но, все же, её дяди были здесь. Со мной.

— Тогда давай уедем, — прошептала я ей. — Давай просто сбежим, черт возьми.

Она пошатнулась на своих босых ногах. Приподняв одну бровь, она невозмутимо произнесла:

— Ты серьезно?

Я схватила её за руку и потащила на балкон, чтобы возможные прослушки в моей квартире не предупредили федералов, Аттикуса или чертового Санта-Клауса. И на террасе, когда ледяной ветер Вашингтона кусал нашу кожу и заставлял наши носы течь, я все ей рассказала.

Я рассказала ей о Пейне и его частых визитах, о сделке, которую он предложил Сойеру, и о которой я не имела возможности рассказать ему, прежде чем ФБР предложило сотрудничать. Я рассказала ей о своем сегодняшнем визите к нему, о том, что он никогда не покинет братву. Несмотря ни на что. И как её дяди приходили и угрожали моей жизни. Я заплакала, когда рассказала ей о своем отце и о том, что он мне ответил. Он не заступился за меня. Он даже мне не поверил. И я рассказала ей об Аттикусе и его глупой вендетте против меня.

— Он ждал все это время, — шокировано произнесла Фрэнки, не веря тому, что услышала. — Каро, он ждал десять лет, чтобы отомстить. С тех пор, как ты опозорила его той ночью на складе с ирландским оружием. Он похож на безумного паука, просто затаившегося в засаде и плетущего свою паутину. Он чертов безумец.

— Я знаю.

— Он сделает это. — Она покачала головой, крепко обхватив себя руками. — Он точно собирается это сделать. Ты ведь понимаешь, да? Он найдет на тебя то, что ему нужно. Он доведет дело до конца. Это только вопрос времени.

Была одна важная деталь, о которой я до сих пор не упомянула.

— Фрэнки, я беременна.

Ее голова резко поднялась, глаза вылезли из орбит.

— Прости, что?

Я снова заплакала.

— Я беременна. Я… чуть больше трёх месяцев.

— Больше трёх месяцев…

— В последнюю ночь, когда мы с Сойером… когда его выпустили под залог. Мы… Я не знаю, что случилось. Мы слишком много выпили. Должно быть, мы забыли о защите…

— Разве ты не принимаешь таблетки? — взвизгнула она.

Я покачала головой.

— Мы всегда были осторожны. Я не подумала…

— О Боже мой. Господи, Каро, что ты собираешься делать?

Я скрестила руки на груди и уставилась на город. Снег покрывал верхушки зданий, заставляя сверкающие огни светиться очаровательным волшебством, которое все еще не могло очистить этот город.

— Я уеду, — сказала я ей, слова обретали убедительность, слетая с моих губ. — Я люблю Сойера, но он сейчас не со мной. Я должна поступить правильно с этим ребёнком.

— Хорошенько подумай, — предупредила Фрэнки. — Если ты уедешь, Каро, ты никогда не сможешь вернуться. Ты никогда больше не сможешь быть с Сойером. Если ты уйдешь сегодня, то это окончательно. Тебе придется прятаться всю оставшуюся жизнь.

Я встретилась с ее испуганным взглядом.

— Я понимаю.

Мы долго молчали, обе погрузившись в свои мысли, замерзая, дрожа, но слишком боясь вернуться внутрь.

— Возьми меня с собой, — взмолилась она срывающимся от волнения голосом. — Я тоже хочу пойти.

— Фрэнки, они будут…

— Я знаю, что они будут делать. Без разницы, просто возьми меня с собой.

— Ты уверена, что готова к этому?

Она приподняла одну бровь.

— А ты уверена, что готова к этому? По крайней мере, если мы поедем вместе, то будем друг у друга, верно?

— Ладно… — я прикусила нижнюю губу, мысленно прикидывая все, что нам нужно, все, что потребуется, чтобы осуществить это. — Если мы сделаем это, нам нужно быть умнее. Мы не можем допустить ошибку. Мы не можем попасться. И мы не можем вернуться, ни по какой причине.

— Эй, у тебя же есть связи в городе, — возразила она. — Не только у меня.

Мы обе знали, что это неправда, но я не собиралась говорить ей об этом сегодня.

— Ты готова уехать этой ночью?

Она отвела взгляд, стена мыслей затмила её глаза.

— Нам нужно дождаться, открытия банков. Нам нужны наличные. Нам нужно как можно больше активов.

— У меня есть активы, — заверила я. У меня была целая коллекция активов. Я попросила Сойера сохранить их для меня, подальше от липких пальцев моего отца. Но перед тем, как его посадили, он отдал мне все ключи, пароли и все, что мне понадобится, чтобы позаботиться о моей жизни, пока он не сможет этого делать.

— Значит утром, — решила я. — Это даст мне немного времени, чтобы добраться до хранилища.

— Утром, — согласилась Фрэнки. Она развернулась ко мне, на её губах играла слабая улыбка. — Думаю, мне лучше начать собираться.

— Мне тоже нужно. Но не очень много, да? Только самое необходимое.

Она кивнула и направилась к балконной двери.

— Эй. — Я взглянула на неё. — Поздравляю.

Снова потекли тихие слезы.

— Спасибо.

Она не произносила добрых слов ободрения или пустых заверений, что все будет хорошо. Мы обе знали, что всё не так. Ничто и никогда больше не будет хорошо.

Однако вместо того, чтобы предаваться жалости к себе, я принялась за работу, упаковав всю свою жизнь в одну маленькую спортивную сумку и попрощавшись с той жизнью, которая у меня должна была быть. Слезы прекратились, когда я погрузилась в планирование побега.

Братва будет искать меня. Федералы будут искать меня.

Это означало, что мне придется проявить творческий подход.

Я послала Фрэнки за деньгами. Она была менее подозрительна и умела очаровывать всех, кого встречала. Я тайком пронесла наши сумки вниз по задней лестнице многоквартирного дома, в подземный гараж. Я знала, что камера наблюдения между лестничной клеткой и гаражом была сломана, и сумела незаметно загрузить их в машину Фрэнки.

Продолжая идти в том же направлении, я петляла по переулкам, пока не добралась до станции метро в трех милях отсюда. Затем я обошла вокруг и направилась к складу, где Сойер хранил наши вещи.

Понятия не имея, знал ли кто-нибудь об этом и следили ли за мной, я продолжала использовать задние двери. Я добралась до нашего укрытия, и меня никто не остановил и не напал на меня, так что я назвала это победой.

Я открыла раздвижную дверь и подняла задвижку, ожидая обнаружить сокровищницу бесценных богатств.

Мы были бы готовы к жизни. Нам не пришлось бы ни о чем беспокоиться. Мы могли бы забить машину всеми моими вещами, а затем понемногу распродавать их по дороге. Это был идеальный план, потому что я имела отношение только к нескольким вещам. Путь к большинству из них даже нельзя было отследить. И я бы не стала продавать очевидные вещи. Я бы оставила их себе.

Однако вместо моей желанной сокровищницы я не нашла ничего. Несколько предметов бесполезной мебели, пустой шкаф для документов и коробка со старой одеждой Сойера. Но ничего ценного. Ничего значимого. Ничего, что стоило бы всех этих чертовых неприятностей.

— Где все мои вещи? — спросила я. Я ахнула, пытаясь согласовать то, что видела, с тем, что, по мнению моего мозга, там должно было быть. — Я использовала не тот ключ? Открыла не тот блок?

Нет. У меня был единственный ключ к этому хранилищу. И он был рабочий. В конце концов, я же зашла внутрь?

Только все это было напрасно. Сойер забрал мои трофеи и спрятал их, как я и просила. Но он спрятал их слишком хорошо, так, что теперь я не могла их найти.

Сделал ли он это нарочно?

Было ли это его залогом?

Или его способом убедиться, что я останусь с ним?

Мой желудок скрутило, и я поняла, что меня сейчас стошнит. Мне нужна была ванная. Мне нужен был глоток свежего воздуха.

Мне нужны были ответы.

У меня в кармане зазвонил телефон. Я схватила его и открыла смс, почти ожидая, что это Сойер, пока не осознала, что он больше не может мне писать.

Он не сможет написать мне ещё десять лет.

О боже мой. Что же делать?

«Успешно!» — говорилось в сообщении. Которое было кодом от Фрэнки. Она взяла машину, на которой мы собирались уехать. Она нашла старую Toyota Corolla в Крейглисте и заплатила за нее наличными из наших сбережений.

Наши вещи были собраны.

Мы получили тачку.

Френки была готова.

Оставалась только я.

«Хорошая работа!» — Я отправила ответное сообщение. Она знала, что должна встретить меня за складом в машине, после чего мы сбежим.

Когда через пятнадцать минут она прислала мне подмигивающий смайлик, я поняла, что она уже в пути. Мы разгадали код прошлой ночью. Сегодня всё, что нам нужно было сделать, — это идеально выполнить наш план.

Если бы они следили за нами, то все равно дождались бы, пока мы покинем нашу квартиру.

У нас не было намерений когда-либо возвращаться туда снова.

Она остановилась за складом пятьдесят минут спустя, одетая в светлый парик. Она вытащила наши сумки из своего багажника еще в квартире и сумела снять значительную сумму наличных с наших многочисленных счетов и трех баров своего дяди. Они увидят это позже, когда посмотрят камеры видеонаблюдения и узнают, что она взяла деньги, украла у них.

Но нас бы уже не было.

Она швырнула в меня рыжим париком, как только я села на пассажирское сиденье. Я быстро надела его и схватила пару огромных солнцезащитных очков.

— Где все твоё барахло? — спросила она.

— Пропало, — прошептала я. — Все до единого исчезло. Его там нет. Я не знаю, куда он его переместил.

Она нахмурилась на меня и нажала на газ.

— Мобильники, — был её единственный ответ на предательство Сойера.

Мы вытащили наши телефоны и одновременно выбросили их из окон по обе стороны машины. Вот и всё. Конец нашей жизни в Вашингтоне. Конец нашей работы в братстве Волкова.

Конец всему.

— Ты ненавидишь его за то, что он забрал твои трофеи? — спросила Фрэнки позже, когда мы ехали где-то в Миссури.

— Нет, — честно ответила я. — Из-за того, что он сделал это, мне легче уйти.

Она кивнула. Для нее это имело смысл. Но это не было правдой. От этого мне не стало легче расстаться с ним. Мне никогда не было бы легко с ним расставаться.

Но я ушла не потому, что хотела этого. Я ушла, потому что была должна.

И я надеялась, что когда-нибудь он это поймет.

Потому что, если Сойер когда-нибудь найдет меня, мне придется заплатить за множество грехов.

И он ещё даже не знал о самом худшем из них.

Конец

Notes

[

←1

]

«Большой брат» это аллегория на государство и его органы безопасности. Выражение стало популярным после выхода в свет антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла, где тот самый «Большой Брат» следит за каждым членом общества, чтобы этот член не сказал или, упаси господь, не сделал чего-нибудь лишнего. Выражение «Большой Брат следит за тобой» означает, что тебе не скрыться от всевидящих глаз системы госбезопасности.