Неизвестные приключения Баранкина. Повесть

СОБЫТИЕ САМОЕ ПЕРВОЕ
Последняя двойка перед каникулами

Вы помните, как начинается книга «Баранкин, будь человеком!»… Уж я-то хорошо это помню. Вот как она начинается: «… Если бы Юра Баранкин и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в их жизни не приключилось бы, но двойки они схлопотали, и поэтому на следующий день с ними случилось что-то невероятное, фантастическое и, можно сказать, сверхъестественное!..»

Но, оказывается, что дело все не только в том, что Баранкин и Малинин в начале учебного года схлопотали по двойке, оказывается, что и в предыдущем учебном году, когда до летних долгожданных каникул оставалось буквально несколько дней, Юра и Костя умудрились получить две самые последние двойки!..

Что тогда в классе поднялось! Ну почти то же самое, что в книге «Баранкин, будь человеком!»

«… На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста класса, подошла к ним и сказала: «Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!» Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против Юры с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку».

Правда, Алик Новиков тогда не фотографировал Юру с Костей и не поместил эту фотографию в стенгазету, потому что он еще не был спецкором классной стенгазеты. И стенгазета тогда еще оставалась такой красивой, так что две мрачные физиономии Баранкина и Малинина - физиономии типичных двоечников - еще не могли испортить ее внешний живописный вид.

Дело в том, что Эру Кузякину тогда только что назначили ответственной за стенгазету, и стенгазета распустила свой пышный и красивый, как у павлина, хвост только с первых дней будущего учебного года.

Тем временем дальше в классе все тоже продолжалось примерно так, как в книге «Баранкин, будь человеком!» - в том смысле, что Зина Фокина и все одноклассники как один не дали Косте и Юре даже опомниться, а сразу же напали на них всем классом, чтобы они успели исправить двойки за те несколько дней, которые остались до конца учебного года…

Надо сказать, что Зина Фокина тоже совсем недавно стала старостой класса. Прежняя староста Оля Тихонова к концу, года так разболелась хронической ангиной, что не могла уже совладать не только с нарушениями дисциплины и нормальной учебой в своем классе, но и со своей болезнью.

- Ты, Баранкин, будь человеком! - сказала громко на весь класс Фокина (сказала она уже не в первый раз!). - И ты, Малинин!.. Исправьте двойки! И немедленно!..

Тихонова была, вообще-то, немного мямлей, хотя и считалась примерной ученицей, а у Фокиной восклицательные знаки так и сыпались изо рта. А главное - бывшая староста класса Тихонова напускалась, конечно, время от времени на Баранкина и Малинина, но никогда не говорила: «Баранкин, будь человеком! Будь человеком, Баранкин!..» А эта Фокина, можно сказать и староста-то без году неделя, уже повторила это Баранкину двадцать пять раз, нет, двадцать шесть раз, точно, двадцать шесть раз. (Баранкин на всякий случай этим выпадам уже вел счет у себя в блокноте!)

Юра Баранкин смотрел на краснощекое и пышущее здоровьем лицо Зины Фокиной и думал: «От этой, пожалуй, не только хронической ангины, обычного насморка не дождешься…»

У прежней старосты класса Оли Тихоновой и голосок был тихий, а у этой, у Фокиной, как у будильника.

- Ну, Юра, ты же знаешь, как нам с Эрой трудно, меня только что старостой выбрали, а Эра редактором стенгазеты стала… Ну исправьте двойки, и немедленно! Помогите нам с Кузякиной.

- Чего, чего? - возмутился Баранкин. - Вы, может быть, еще захотите, чтобы мы с Костей исправили наши двойки прямо сейчас, у вас на глазах?!

- Что мы вам, фокусники, что ли, какие?! - рассердился Костя Малинин. - Чтобы из карманов пятерки повытаскивать на глазах у изумленной публики?

- Мы вам не сыновья Кио и Акопяна! - сказал Баранкин. - И вообще, - продолжал он, - учебный год кончается!.. У нас с Костей наблюдается полное нервное истощение и упадок всех сил!..

- Учебный год для них кончается! - взвизгнула Эра Кузякина. - Он для вас, по-моему, еще и не начинался!..

- Извините, для нас лично нормальный год начнется только тогда, когда кончится учебный! - подхватил Костя Малинин.

- Ну, Юрочка, ну, Костенька! - залебезила вдруг Зинка Фокина. - Я вас даже не по-хорошему прошу, а по очень хорошему, ну исправьте за оставшиеся дни две свои двоечки!.. Ну не переносить же их на следующий учебный год?.. Если уж переносить, то лучше пятерочки!..

Юра подумал и сказал:

- Хоть у нас и полное всеобщее и нервное истощение, но чтобы перенести две двойки на будущий учебный год, на это сил у нас еще хватит… Я правильно говорю. Костя?

- В отличие от всех остальных, - Костя обвел рукой свой класс, - ты всегда говоришь правильно, Баранкин!

- А насчет этих самых пятерок, я вам вот что скажу, - продолжал Баранкин, - Михал Михалыч нам как-то на дополнительном уроке сказал: «Я вам, - говорит, - Баранкин и Малинин, ставлю с наслаждением двойки, потому что я знаю, что вы оба абсолютно ничего не знаете по геометрии и я не грешу против истины!.. Когда же я ставлю пятерку какому-нибудь отличнику, я думаю, а не забудет ли он сразу же, выйдя из класса, то, что сейчас ответил мне на пять?» Соображаете, об чем речь?.. От нас ему наслаждение, а от вас?..

Малинин тут же взял и опять несколько развил речь Баранкина:

- Есть такие отличники, объяснял нам Михал Михалыч, которые знают все на пять, пока отвечают урок… А спроси его после урока про теорему Пифагора, он о ней знает только, что «пифагоровы штаны на все стороны равны…» Соображаете, об чем речь?..

- Мы-то соображаем, - сказала Фокина, переглянувшись с Кузякиной, - сообразите лучше вы с Малининым, как срочно исправить двойки.

- Мы исправить, вообще-то, можем, - протянул Баранкин, подмигнув Малинину, - но мы боимся, что Михал Михалыч может это заметить…

- Понимаете, - стал разъяснять мысль Баранкина Малинин. - Двойку на тройку очень трудно переправить, вот тройку на восьмерку легко, только, к сожалению, такой отметки не существует.

- Как тебе не стыдно, Малинин, - возмутилась Эра Кузякина, - мы вас не в дневниках просим исправить отметки, а в ответах у доски!

- Ах, у этой у доски можно сдохнуть от тоски, - пропел Малинин довольно красивым и, как говорится, от природы поставленным голосом.

- Вот ведь и петь может, если захочет! Сегодня позанимаетесь весь день с Юрой, завтра утром пересдадите, а днем придете в школьный сад, - ласково сказала Зина Фокина.

- В сад? - удивился Баранкин. - Это еще зачем в сад?.. Гулять, что ли?..

- Зачем гулять? - так же ласково сказала Зина Фокина. - Рыть ямки специальные для будущих посадок. Заранее внесем специальные удобрения.

- Специальные! Какие специалисты развелись! За лето ямы осыпятся да травой зарастут, - сказал Юра.

- Точно, - подтвердил Костя. - И компост в них потеряет свои ценные качества!

- А суперфосфат перестанет быть су пером! - сострил Юра.

- Он еще и слово компост знает! - усмехнулся Алик.

- А как же, - начал разъяснять Юра, - ямы для обеда деревьев, на первое - суп - суп-пер, на второе - фосфат, на третье - сладкий компост из гнилых фруктов!

- И про суперфосфат тоже все знают! - удивился Венька Смирнов.

- И про компост!..

- Про что не надо они все знают, а про что надо - ни бум-бум!..

- Не исправите - смотрите, Михал Михалыч годовую двойку вам выведет!

- Подумаешь, чем испугали, - пожал плечами Юра.

- Зиночка, - предложила Эра Кузякина, - да хватит нам с ними в одиночку церемониться, давайте возьмем их в оборот всем классом!..

- Придется, - согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: - Три-четыре!

И весь класс хором произнес:

Вероятно, точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на древнегреческих зрителей, какое впечатление произвел на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.

- Ну, знаете, - после большой паузы сказал первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, - это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, - Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами, и, пока отвечал прозой, одновременно сочинял ответ в рифму. И сочинил-таки… - А вашему хору мы вам с Малининым лично ставим «неуд».

- Три-четыре! - опять скомандовала Фокина.

- Это почему «неуд»? - дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.

Баранкин что-то прошептал на ухо Малинину, и они в один голос громко произнесли:

Двухголосый ответ, да еще в рифму, да еще в довольно складную, вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и дала знак ребятам: «Три-четыре!»

- дружно ответил весь класс.

И тут Баранкин понял, что сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последняя слабая попытка сопротивления, которую он старался оказать одноклассникам, выглядела весьма жалкой и не имела никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:

- Смирнов, ты что орешь вместе со всеми? У тебя у самого двоек навалом!

- Навалом, - согласился Смирнов, хихикая, - но ни одной из них ни самой первой, ни самой последней!..

В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали: «Сдаемся!..» и как бы, тоже внутренне, подняли вверх руки…

Юра Баранкин и Костя Малинин шли в окружении школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: «Погода шепчет - бери расчет…» На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах не просто бездельничали, а вели себя словно на большой перемене воробьи, и не какие-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уже с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Было сразу видно, что все они, как одна, бессознательные и неорганизованные. Какая-то смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, то ли сам придумал: «Я уверен, без забот воробей живет!» Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьев кого-то куда-то поволок бы силой против его воли. Занятий у них нет, зна- чит, и репетиторов таких противных, как этот от- личник Мишка Яковлев, у них тоже нет, и вооб- ще, никто не делит воробьев и бабочек на отлич- ников, хорошистов и двоечников. И не призывает: «Будь воробьем или бабочкой!» Все они просто воробьи и бабочки. Самые обыкновенные! И все!.. А тут… Вон что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..

Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин неминуемо приближались к Юриному дому. Малинин осмотрелся вокруг, и ему пришло на ум:

- Правильно в русской народной песне поется, - а затем запел довольно приятным голосом: - «Любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…»

- Малинин, а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? - спросила его Кузякина. - С таким приятным голосом, как у тебя, - тебе там самое место.

- Потому что есть такая школьная шутка, - начал объяснять Малинин Кузякиной, - примерно такой ученик, как Венька Смирнов, - Венька тут же навострил уши, - приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять… Отец, просмотрев дневник, говорит: «С такими отметками и ты еще поешь?.. А ну, снимай штаны!..»

- А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? - взъерепенился Смирнов.

На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до баранкинской квартиры.

- Баранкин, будь человеком! - произнес школьный хор на прощание.

- А что я, пяти-кантроп, что ли? - спросил на прощание Баранкин.

- В лучшем случае, - сострила Фокина, - ты шестикантроп, и то с большой натяжкой…

Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у нее-то на такое просто не хватило бы здоровья…

- Счастливо оставаться! - пожелал весь класс, воздев приветственно вверх руки.

- Общий! - протянули в один голос Баранкин и Малинин.

Но после школьного хора два голоса Юры и Кости опять прозвучали весьма неубедительно. Юра, Костя и Миша Яковлев подошли уже к входной двери подъезда, когда из-за кустов сирени, разукрашенных весенними зелеными листиками, выскочил Венька Смирнов и протявкал:

- Счастливо оставаться!..