Неизвестные русские экспедиции в Южную Америку Terra del Fuego: Путешествие Николая Михайловича Альбова по Патагонии и Огненной Земле (статья)

Н. В. Вехов, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник, Москва НЕИЗВЕСТНЫЕ РУССКИЕ ЭКСПЕДИЦИИ В ЮЖНУЮ АМЕРИКУ TERRA DEL FUEGO: ПУТЕШЕСТВИЕ НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА АЛЬБОВА ПО ПАТАГОНИИ И ОГНЕННОЙ ЗЕМЛЕ

Много лет занимаясь историей русских путешествий, я не перестаю удивляться, куда только не кидала судьба наших отважных соотечественников, в какие далекие страны и моря они не попадали — по своей ли воле или по служебной надобности. Но в летописи русских путешествий есть такие уголки Земли, где встретить ученого или исследователя из России ну совсем не ожидаешь. Уж больно далеки от России, будь то Австралия, Африка, другие части света. Среди таких «заоблачных» земель — Terra del Fuego или Огненная Земля.

Огненная Земля — это самый край Южной Америки, аналог евразийской Субарктики. Южнее нее — только льды Антарктиды да ледовитый Южный океан. Загадочная для живущих в Северном полушарии — в Старом Свете — земля, открытая одним из ее славных представителей — Фернаном Магелланом. Здесь даже вездесущие американцы не самые частые «гости». После плаваний Фернана Магеллана и Чарльза Дарвина их последователи мало что добавили к тому набору сведений, что собрали эти величайшие путешественники. Поэтому еще сто лет с лишним назад это было настоящее «белое пятно» на географической карте мира. На рубеже XIX–XX вв. появление любых сведений об этой пока еще не исследованной области Земли было сродни научной сенсации. Автором одной из них стал наш соотечественник, ботаник и путешественник Николай Михайлович Альбов (1866–1897).

Его звезда как исследователя и личности «горела» слишком мало. Н. М. Альбов умер в неполные 31 год и остался во многом загадочной фигурой и в науке, и в истории отечественных путешествий. Недаром краткая, неброского вида брошюра Б. и Н. Карташевых об Альбове называется «След на песках времени». Мне представляется, что название как нельзя лучше подходит к повествованию о жизни и личности этого человека. Ведь помимо опубликованных в последние годы XIX столетия писем сведений о нем нет.

Н. М. Альбов происходил из семьи полкового священника, родился в селе Павлово Горбатовского уезда Нижегородской губернии; тут на момент его рождения размещался полк, где состоял на службе его отец. С детства Николая влекли путешествия, сначала маленькие. Но и они были полны открытий. Прогулки в одиночку по полям и лесам всякий раз приносили много интересного — карманы отвисали до земли, там хранились камни, а руки были заняты букетами всевозможных трав. Уединившись в тихий уголок дома, уже вечером он раскладывал свои драгоценные находки: камни — в ящики, цветы сушились для гербария, и не где–нибудь, а между страниц объемистых томов «Всемирного путешественника». Мог ли тогда еще дошкольник предположить, что это было ему знаком сверху: будущее его было определено, но пока скрыто за туманом двух десятилетий.

Настоящая фамилия путешественника Михайлов, а Альбов — прозвище, которое он получил еще в гимназии. Дело в том, что в их классе было три Михайловых, и все три — Николая, и, чтобы различать учащихся, было решено каждому дать прозвище; наш Николай Михайлов был светловолосым, оттого и получил прозвище Альбов — от латинского alba, что значит белый.

Блестяще закончив владимирскую гимназию, он в 1884 г. поступил в Московский университет на отделение физико–математического факультета. Во время учебы он заболел туберкулезом и по совету врачей переехал на юг Российской империи, перевелся в Новороссийский университет, в Одессу. Здесь его приметили профессора и преподаватели, и по их совету Н. М. Альбов занялся изучением Кавказа, посвятив ему несколько лет, за которые стал настоящим классиком кавказоведения. Но тогдашние российские научные круги не видели смысла в финансировании исследований ученого–энтузиаста в этом, казалось бы, важном для страны регионе. Поэтому в последние годы своих кавказских исследований Альбов ездил на деньги европейских научных обществ, осев на время в Швейцарии. Когда был закончен его главный труд по Кавказу, перед ним стал вопрос, чем же заняться дальше.

Выход подсказал случай. О, сколько раз эти случаи помогали Н. М. Альбову! Находясь во Франции, в Париже, Николай Михайлович встретил своего знакомого по Женеве аргентинского консула. Тот пригласил его в Аргентину. «Ученых людей там очень ценят, так как у нас их не хватает». И привел наглядный пример: один русский из Одессы, редактор сельскохозяйственного журнала, переехал в Аргентину и неплохо там устроился. Времени на раздумья не было, как, впрочем, и денег на трансатлантическое путешествие. Но…

А далее все пошло, как на экране при просмотре ускоренной съемки…

Рассвет 27 сентября 1895 г. застал Николая Альбова в Ла — Рошели, французском приморском городке (к слову, повстанцев Ла — Рошели грозился разбить страшный кардинал Ришилье, это для тех, кто хорошо помнит А. Дюма «Д’Артаньяна и трех мушкетеров»), откуда он отправился на английском пароходе «Potosi», принадлежавшем компании «Pacific Stream Navigation Сотрапу». Пароход увозил на своем борту русского путешественника и ученого в неизвестную Аргентину. Увозил навсегда!

22 октября, после трех недель плавания, Николай Михайлович уже в столице Аргентине, городе Буэнос — Айресе. «Путешествие прошло для меня благополучно, несмотря на все лишения, которые я претерпел во время переезда, и в особенности на грязь, которой я был окружен на пароходе, будучи пассажиром 3‑го класса, прибыл я сюда здрав и невредим».

В начале ноября 1895 г. Альбов сообщал своим родным в Россию, что «стал здесь, на американской почве, совершенно твердыми ногами. А именно, я получил место ботаника при музее Ла — Платы. Обязанности мои будут состоять: летом (т. е. по–вашему зимой) путешествовать за счет музея в разных местах аргентинской республики и собирать коллекции, а зимой (т. е. по–вашему летом) разрабатывать их. Когда вы получите это письмо, я, вероятно, уже буду в дороге — где–нибудь в Патагонии или в Кордильерах». Ему несказанно повезло, музей Ла — Платы был крупнейшим в то время в мире, равных ему не было даже в Англии, Франции, Италии и Швейцарии.

Конец ноября и начало декабря исследователь провел в путешествиях по горам Сьерра — Вентана, в 600 км к югу от Ла — Платы. От столицы Аргентины «рельсовый путь пролегает по совершенно дикой пампе, где там и сям разбросаны редкие хутора и поселки. Напоминая, в общем, наши степи, пампа резко разнится от них по своей растительности: она не имеет тех пестрых и ярких цветов, которые украшают степи, представляя собой однообразные пространства: поросшие сплошь то гигантскими злаками, то чертополохом, завезенным сюда из Европы. Видел я также в пампе стада диких страусов (американский вид размерами значительно меньше африканского). Птиц в пампе видимо–невидимо. Человека они совершенно не боятся; куропатки спокойно переходят перед вами дорогу, а маленькие грациозные совки пампы, усевшись на проволочных проводах, флегматично рассматривают все, что проезжает мимо верхом. Среди них есть один вид попугая и две очень красивые маленькие птички: «pecho атагШо» — желтая грудка и «pecho lorado» — черная с ярко–красной грудью. Последняя чрезвычайно ручная; когда утром мы были на станции, каждый день являлась она к нам утром и вечером делать свой визит: усядется на крошечном кустике коллекции против нашей веранды, пропищит: чирик, чирик и чи–и–ик, растягивая последнее слово, затем вспорхнет и улетит. Колибри также водится в пампе, но гораздо севернее. В Ла — Плате очень обыкновенны два ее вида, которые залетают часто в сады».

От железнодорожной станции Торнквист Альбов со своими спутниками, зоологом из музея Ла — Платы и университетским ботаником, отправились на эстансию (хутор), затерявшийся в самом центре гор Сьерра — Вентана. Тут, в горах, они устроились весьма недурно: в их «распоряжении была просторная комната, выходящая на юг, с видом на горы, ночью прямо перед нами загоралось созвездие Южного Креста». Ботаник из университета на то время оказался единственным ученым этого профиля(!) в Аргентине. Двухнедельное пребывание в горах пролетело быстро. Путешественника окружали и невысокие, около 1350 м, горы, чрезвычайно дикие и совершенно голые, ни деревца, ни кустика, и скудная травянистая растительность — вербена, злаки, паслен, сложноцветные и всевозможные кактусы, часть из которых уже разводят в виде комнатных растений. Кактусы превратили его путешествие в весьма затруднительное мероприятие — «иглы то и дело вонзаются в ногу. Моя тонкая кавказская обувь оказалась совершенно непригодной, пришлось купить местную обувь — альпарахты — легкие полотняные туфли с толстой подошвой, плетеной из веревки».

В этой части Аргентины местность изобиловала змеями. «Мы убили до 8 видов; из них один — крестовая змея — чрезвычайно опасный, так как ужал ее обыкновенно смертелен. Есть в пампе и гигантская боа змея в несколько метров длины и толщиной в руку — совершенно безопасная, но мы ее не видали, она очень редка в горах. Из животного населения здесь — в горах и пампе — масса пумы или американского льва. Этот зверь размерами много меньше африканского и не имеет гривы. Он чрезвычайно трус и от человека всегда убегает, даже будучи раненым. Охотятся на него с собаками. Я видел на эстансии чучело недавно убитой пумы. В горах она кишит — мы видели одну пещеру, служившую притоном этого зверя, в которой земля вся была покрыта отпечатками лап пумы. В пещере валялись обглоданные остовы быка и гуанако. Гораздо опаснее пумы американский тигр, или ягуар; он достигает солидных размеров и чрезвычайно свиреп; от человека, впрочем, тоже убегает, но, будучи ранен, вступает в бой. Из безобидных животных назову гуанако, который заменяет в здешних горах серну и дикого козла европейских гор. Это крупное и стройное животное из семейства верблюдов, с длинной шеей и маленькой мордой, напоминающее верблюда; крик тоже вроде верблюжьего, какое–то хрюканье; хвост чрезвычайно забавный в виде короткой кисти».

Карта Огненной Земли XVII века

В конце декабря 1895 г. Н. М. Альбов собрался в новую поездку — на Огненную Землю. 15 января 1896 г. экспедиция двинулась в путь. В столичном порту путешественникам со всем их скарбом предстояло погрузиться на крохотный пароходик «Ushuaia», сидевший в воде по самые борта. 55 шагов в длину и едва 10–12 в ширину. Как тут было пристроить гигантский экспедиционный багаж — 65 ящиков только одного зоологического отделения Музея, не считая сундуков и чемоданов, 3 ящика с цинковыми коробками для хранения растений в спирту, 2 ящика с бумагой для сушки растений, ящик, сундук, чемодан и хурджины с собственными вещами Альбова. Экспедиция разместилась в 1‑м классе, на пространстве 10 шагов на 10 шагов, которое еще было поделено на 4 каюты без окон; сюда должны были уместиться 10–12 человек. Кроме экспедиции, судно приняло на борт попутных пассажиров — арестантов, которых везли на Огненную Землю, дабы начать ее заселять.

Современная карта Огненной Земли

Через десять дней плавания — одна из первых достопримечательностей на берегу возвышенность «Мыс трех гор». Весь день 24 января пересекали большой залив Сан — Жорже и около четырех часов пополудни бросили якорь в спокойной гавани Пуэрто — Десеадо. Первый географический пункт, куда вынужденно попали путешественники, был более чем унылым. Подходившая вплотную к нему песчаная пустынная местность, покрытая галькой, к тому же еще и граничила с угрюмыми голыми скалами, уходящими к горизонту, поднимающимися друг за друга террасами. Вторая терраса — это уже настоящая пустыня. Растительность тут была типичная для засушливых мест — экзотический вид барбариса с огромными колючками и вкусными черными плодами, бесконечные вербены со стволами, напоминающими араукарии, кактусы. Единственная прелесть состояла в том, что все эти высохшие растения, почти гербарий, источали приятные ароматы. Николая Альбова порадовало разве что собрание разных диковинных раковин, «разных гадов в спирту» и другие экзотические вещи, хранившиеся в домике капитана здешнего «порта», маленького «старичка с английским типом лица». Тут экспедиция провела один день, совершив обстоятельную экскурсию по окрестностям.

26 января под вечер «Ushuaia» стала на якорь на рейде «порта» Санта — Круз. Альбову он показался еще печальнее, чем предыдущий. «Это — абсолютная нагота. Недалеко от берега крутой стеной поднимается невысокое (до 500 футов — около 150 м. — Н. Вехов) плато или, по–здешнему, «месета». У подножия его приютилось несколько домиков, в том числе капитания и единственный алъмасен (магазин и он же кафе–ресторан–бильярд). Сойдя на берег, мы пересекли береговую равнину, поросшую «девственным лесом» из Lepidophyllum cupressiforme (кустарниковое растение из семейства сложноцветных. — Н. Вехов) вышиной в аршин, и сделали затем поднятие на месету. Вид угрюмый, но не лишенный величия».

29 января утром «Ushuaia» вошла в воды Магелланова пролива. Пролив встретил пароход крутой переменной волной, а небо со стороны видневшейся вдали Огненной Земли, низкой равнины с невысокими холмами, заволокло туманом. К вечеру распогодилось, но поднялся сильный ветер, от которого пришлось прятаться в небольшой бухте у патагонийского берега.

Магелланов пролив — мечта каждого мореплавателя. Узкий, расстояние между берегами едва превышает 1,5 мили, с пустынным окружением; берега меланхоличные. Патагонская сторона более гористая, а берег Огненной Земли — невысокие, голые террасы. Погода приятная, ярко светило солнце, но навстречу мореплавателям дул сильный ветер. Около трех часов встали на якорь у Пунта Арены, на патагонийском берегу. Он хоть и невысок (600–900 м), но густо одет зеленым лесом. Лесные «волны» накрыли все холмы и равнины. Миленький городок, живописно разбросанный по склону береговых холмов. Маленькие домики, просторно расставленные на берегу, лесопильня, на рейде несколько гражданских и военных чилийских, уругвайских и аргентинских судов. Чем–то эта вся картина напомнила Николаю до боли знакомое Черное море, города Сухуми и Туапсе или северо–западное побережье Испании — Виго, Корунью. Разношерстное население городка — переселенцы из разных уголков земного шара, в основном из Старого Света, — норвежцы, англичане, французы, владели ресторанами, магазинами. Экскурсия Альбова по городу прошла под моросящим дождем. Тут он встретил «нескольких представителей индейцев Огненной Земли — она (раса, заселяющая ее северо–восточные земли), мужчин и женщин». Н. М. Альбов не был в восторге от первого впечатления после знакомства с аборигенами. «Это необыкновенно жалкие, тупые существа. Кожа их кирпичного цвета. Гладкие волосы, висящие прядями, они красят тоже в коричневый цвет. В лицах нет ничего отталкивающего. Они не безобразны и напоминают (особенно женщины) монгольский тип. Одеты в оборванные европейские платья».

Наутро 1 февраля пароход «Ushuaia» пробирался уже узкими каналами–проливами между островами Огненной Земли. Берег можно было, что называется, пощупать руками, он находился всего 200–300 м от борта парохода. Довольно крутые горы, густо одетые вечнозеленым буковым лесом, на вершинах беспорядочно белели снежники и сползали ледники. Открывающиеся панорамы произвели на Альбова столь большое впечатление: «77а-норама ни с чем не сравнима. Я не видел еще ничего подобного в жизни. Единственно, с чем бы можно сравнить все это — со Швейцарией или Тиролем, который подвергся бы гигантскому наводнению, так что воды океана хлынули бы во все долины и ущелья, и из–под воды возвышались бы только вершины гор».

Лишь под вечер «Ushuaia» вышла в Тихий океан. На юге бесконечная водная гладь, а небо было все в густых испарениях. Началась сильная качка, но пароход успел «заскочить» в узкий пролив, настолько узкий, что у Николая сложилось впечатление — «Ushuaia» идет по пространству, из которого нет выхода. «Пролив напоминал здесь настоящее дикое горное ущелье, только наводненное океаном, и имел всего несколько десятков сажен ширины. Вход в этот проход загораживали банки, и мы с большими затруднениями прошли мимо них». С борта парохода русский ботаник начал наблюдать за мелькавшими на берегу растениями. Вот какие–то белые цветы, росшие тут в изобилии, а вот они уже сменились голыми сланцами. Так Н. Альбов первым из русских ученых и путешественников «ступил» на загадочную и неизвестную Огненную Землю.

По мере продвижения в глубь Огненной Земли вечного снега на окружающих пролив горах и возвышенностях становилось все больше, и кое–где были заметны уже спускающиеся с них языки ледников. Перед горой Дарвина путешественнику открылся потрясающий вид: к самому морю каскадом с горы спускался ледник толщиной 900–1200 м. «Это зрелище для меня вообще невиданное. Гигантская стена ледника круто обрывалась у самого берега или давала начало величественному водопаду». А впереди — новые красоты. Заснеженная гора — Французский пик высотой до 2 км. Тут в полной мере проявились и различия в природе обоих берегов пролива. Н. Альбов заметил, что северный берег — это почти сплошь серые сланцевые скалы, на которых древние ледники уничтожили всю растительность, и лишь у самого подножия растет скудный лес. Южный же, наоборот, занят горами с правильно округлыми вершинами, а по их склонам вверх стремился лес. Горы из красноватого песчаника, а на обрывах заметно, что слагающие их породы покрывали друг друга параллельными слоями.

3 февраля пароход «Ushuaia» достиг конечного пункта своего маршрута, порта Ушуайя. Н. Альбов обратил внимание на местный климат. Осадков выпадает до 5000–6000 мм в год, т. е. в три раза больше, чем в известном своей сыростью Западном Закавказье. В летние дни температура иногда поднимается до 20 °C, но зимы тут мягкие, мало отличающиеся от лета.

Первые экскурсии по окрестностям. Благодаря хорошей погоде Н. Альбов ежедневно обследовал окрестности Ушуайи. Так, 9 февраля вместе зоологом и университетским ботаником он отправился на гору. Лес изобиловал экзотическими растениями — орхидеями с крупными цветками чисто–белого цвета ими красными крапинками на «губе», буками, превратившимися тут в стланик–полукустарник, барбарисы. Мшистые места покрыты верещатником. На высоте около 550 м лес заканчивался и начиналась альпийская область. Она отличалась от европейских гор — тут сплошь торфяники, усеянные подушками самых разных растений — калужниц, ястребинок, камнеломок и других. Открывшаяся перед привыкшим к богатой кавказской растительности Альбовым местная флора поразила его своей скудностью. И поднявшись выше, до 900 м, даже под защитой скалы, он не нашел того обилия, какое несколькими годами ранее наблюдал в Абхазии и Менгрелии, на Черноморском побережье Кавказа.

За ближними маршрутами последовали и дальние. Н. Альбов отправился в долину реки Оливайя с целью поиска прохода по ту сторону гор, к большому озеру, что лежит на границе между Аргентиной и Чили. В походе его сопровождали два индейца она, нанятые в качестве носильщиков тяжестей. Путь предстоял трудный, а дорогу на озеро почти никто не знал. Губернатор показал им карту, составленную «Комиссией по разграничению с Чили»; она и стала главным ориентиром в пути. Компанию Николаю составил один из его спутников–ученых. На губернаторской лодке их подвезли к устью реки, где напоследок и сфотографировали. Н. Альбов вооружился большим чилийским револьвером дальнего боя, кавказским кинжалом, а за спиной расположился его вьюк — большой пакет бумаги, бурка, полотняная сумка через плечо с мелкими вещами, в руках — «посох». Припасов взяли на 5–6 дней. В общем, на каждого путника выходило не более 16–20 кг.

Около 9 часов шлюпка тронулась. «День был превосходный, безоблачный, бухта совершенно неподвижная. По дороге мы спугивали многочисленных пингвинов, которые при нашем приближении быстро ныряли в воду. Вдали, в канале, кит пускал из воды свой фонтан». Через три четверти часа шлюпка причалила к правому берегу в устье реки Оливайя. Отсюда путешественники стали выбирать наиболее оптимальный путь. Ведь они очутились в труднопроходимом лесу из буков, в подросте которого колючие бар* барисы сделали их маршрут просто невыносимым. Вдобавок ко всему, заросли колючих кустарников перемежались с упавшими деревьями и грудами валежника. Но путникам повезло; они наткнулись на тропу, пробитую гуанако. Вдоль тропы все благоухало от диковинных цветов, источавших «ароматические запахи». Деревья и кустарники имели сказочный вид: они все были покрыты «бородатыми» лишайниками, уснеей. На валежнике красовались «кусты» папоротника, а стволы буков, кроме лишайников, еще украшал паразитирующий, но съедобный, гриб шаровидной формы — циттарии Дарвина.

Следующий день оказался не из легких; пришлось идти и по скверной дороге, и лезть на отвесные скалы. Но к середине дня перед путешественниками раскрылась величественная панорама горной цепи, через которую, как оказалось впоследствии, им предстояло перевалить, но где искать сам перевал, им было неизвестно. Фотографирование этих красот было прервано тем, что через несколько десятков шагов исследователи «уперлись» в трех гуанако. Животные не испугались, заржали, а зоолог, схватив скорострельное ружье, подстрелил одного из них, ранив его в шею. Индейцы тут же подбежали и своими ножами докончили гуанако. Потом они начали «препарировать» добычу: содрали кожу, разрезали на части мясо. Решив разжечь костер и приготовить «шашлык», они могли надолго задержать исследователей в пути. Альбов активно вмешался и запретил им устраивать незапланированный пир. Тогда индейцы принялись уплетать дичь сырой. После долгих усилий их все же удалось оторвать от этого места, но перед уходом они связали мясо и спрятали его в ближайшем лесу, повесив на дерево.

Окружающий ландшафт между тем поменялся. Буковые леса в сужающемся ущелье сменились буковым стлаником. Теперь местность изобиловала торфяниками, которые, по мнению Н. Альбова, были прелестными. Обширные ровные пространства беловатого, желтоватого и красноватого цвета были усеяны сфагновыми кочками. В середине дня путники решили устроить привал, не доходя 1,5–2 км до горной цепи. Один из проводников сбил ноги, а другой оказался более изобретательным. Для хождения по непроходимым лесным чащам и горным тропам он смастерил самодельные индейские аль–пархаты, своеобразные мокроступы; из куска кожи соорудил подобие лаптей или даже лыж. Идти с ослабшим проводником дальше было бы большой ошибкой, и путешественники приняли решение заночевать с видом на величественные вершины с огромным ледником, давшим начало одному из притоков реки.

После ночевки выступили в обратный путь. Н. Альбов по маршруту делал сборы растений. Его коллекция пополнялась каждый день, а на этот раз там оказались местный вид водяной сосенки, красивейший крестовник, растение из семейства астровых, с огромными белыми цветками. Он даже отметил в своих записях, что это — одно из самых красивых растений Огненной Земли. Дошли до того места, где днем раньше убили гуанако. Уже перед ночлегом в лесу услышали странные звуки, «в роде крики ночной птицы или какого–нибудь зверя: у-о, у-о!». Спросили у проводника, что это. Оказалось, что это — не зверь и не птица, а это был крик охотников из племени она, внимание которых было привлечено далеко заметным, полыхающим костром наших исследователей.

Ночь и весь следующий день моросил мелкий, нудный дождь. Температура упала до 7 °C. Обратно путешественники возвращались, взяв чуть выше. Выйдя к устья реки Оливайи, развели три костра, как было условлено заранее, чтобы из Ушуайи их увидели и выслали катер или лодку.

29 февраля Н. Альбов в одиночку отправился покорять расположенную против экспедиционного домика вершину, призывно зовущую его вот уже много дней. Опять предстоял нелегкий путь по захламленному валежником лесу, с цепкими ветвями калафата, колючих барбарисов и антарктической смородины. Пять часов преодолевал Н. Альбов выросшую перед ним полосу препятствий. Достигнув ущелья и закусив галетой и плиткой шоколада, начал подъем вверх. Лес тут шел до высоты 500 метров; далее, 100 м по высоте, тянулась полоса букового стланика, а за ним начиналась полоса альпийского луга. Выше 800–900 м он попал в область голых сланцев–кварцитов, из которых была сложена вершина горы. На этот раз Николай Михайлович покорил только первую из вершин, в 1040 м. Это событие он отпраздновал небольшой трапезой и сигарой. Но оказалось, что таких пиков далее еще не один, но начавшаяся портится погода и позднее время вынудили его спуститься в долину, где он и расположился на ночлег у самого потока. Наутро отправился в Ушуайю.

В начале марта Н. Альбов в сопровождении двух индейцев она, Тисико и Ка–нико, отправился в новый маршрут, — в верховья реки Рио — Гранде. Погода благоприятствовала путешествию. Преодолев реку, высадились на другом ее берегу и поднялись на небольшое возвышение, всего около 150 м высотой, разделяющее долины рек Оливайя и Рио — Гранде. На этот раз буковый лес был без валежника, легкий для путников. Но он опять поразил Николая своими ботаническими открытиями. Много спелых ягод, красиво цветущих растений. Эта экзотика попадает в ботаническую коллекцию ученого; ведь его сюда специально послали за ними. Приятный мягкий подъем длился два дня, когда путники достигли перевала, с которого открывались великолепный вид на всю внутреннюю долину р. Оливайи и внутренняя часть страны. Тут же «приютился» гигантский ледник, около 3–4 км длиной. Это — поистине гигантская цепь, «Главный хребет» Огненной Земли. От самого хребта отходили перпендикулярно длинные контрфорсы, ничуть не меньших размеров, чем сам хребет, отделенные друг от друга длинными и глубокими ущельями. На перевале нашли три озера с хрустально чистой и очень холодной водой. Поднялись до уровня 900 м. Все! Дальше одни неприступные скалы.

За полтора месяца пребывания в дикой местности на Огненной Земле таких восхождений и походов у Н. Альбова оказалось немало. Он побывал в тех местах, куда до него никто не попадал. Но ботаник не уставал удивляться чудесам природы. Надо же, Огненная Земля, преддверие Антарктики, а тут, среди сурового климата, холодных ветров и вечной сырости, вдруг встречаются леса, полно вечнозеленых деревьев и кустарников. Особо среди них выделяются родственные магнолиям дримусы и эмботриумы.

Перед самым отъездом с Огненной Земли губернатор закатил для ученых–путешественников необыкновенно роскошный банкет. Была местная знать, офицеры с корабля «1‑е мая». Испанские и французские вина лучших марок, гаванские сигары. Но Н. Альбов благодушно отказался от банкета; ему захотелось напоследок совершить еще одну экскурсию, 25–30-километровый бросок до ближайшего поселка Лапатайи. Сухопутной дороги туда не было, сообщение велось лишь по морю. Поэтому русскому путешественнику пришлось идти прямиком, через «дикий первобытный лес». Один из спутников, прибывший вместе с ботаником на Огненную Землю из Буэнос — Айреса, снабдил Н. Альбова рекомендательным письмом к владельцу лесопильни в Лапатайе на случай необходимой помощи или для иных надобностей. Он же изобразил русскому ботанику и схематичный набросок местности, куда отправлялся Альбов. По словам бывавшего здесь сотрудника столичного музея, ходу до поселка не более 5–7 часов, нужно только перевалить седловину между куполообразной вершиной, заметной от Ушуайи, и ты — уже фактически в Лапатайе.

В свою последнюю экскурсию по Огненной Земле Н. Альбов вышел после обеда 26 марта. По его расчетам к ночи он должен был добраться до поселка. Поэтому Николай Михалович не стал обременять себя запасом провианта — взял всего 5–6 галет, кусок вяленого мяса, две плитки шоколада, банку концентрированного молока и немного виски. Разумеется, прихватил еще табак и сигары. Остальную часть его поклажи составляло все необходимое для похода и сбора растений — кавказская бурка, с которой он не расставался тут никогда и которая заменяла ему и плащ, и спальный мешок, пара фотоаппаратов, папка с бумагой и предметы первой необходимости. На ногах красовались высокие сапоги.

Через час с четвертью он достиг реки Лапатайи, перешел ее вброд по колено. Выкурив трубку и пройдя немного от берега, Н. Альбов углубился в густые заросли калафата и какого–то растения из семейства сложноцветных. Чуть заметная от берега тропинка пересекла небольшое сухое болото и уперлась в начавшийся подъем на гору Сьерра Сюзанна. В лесу на склоне этого возвышения она потерялась, и Н. Альбов двинулся вдоль склона, ориентируясь на просвету между деревьями. По левую руку лежали склоны Сьерра Сюзанны, а по правую — снежные вершины другой горы, Мартиал. Пока его поход больше напоминал прогулку, 4–5 км в час, неплохая скорость, учитывая, что он шел один, без проводника, в совершенно незнакомой местности. Подойдя к реке, Н. Альбов задумался, Лапатайю он уже перешел, а если эта река течет с седловины, то где же сам перевал? Может, она сделала петлю? Н. Альбову ничего не оставалось, как продолжать свой путь, рассуждая, какую же реку он уже переходил. Двигаясь так же, справа — река и гора Мартиал, он прошел час, другой. А перевала все не было.

Приближалась ночь. Ботаник был уже 4 часа в пути. Где же поселок? И чтобы не искушать судьбу, Альбов решил заночевать в лесу, на берегу реки. Расчистил от валежника небольшую полянку, развел посередине костер, запасся дровами на ночь. Два стакана горячего шоколада утолили голод. На лагерь путешественника быстро опустилась темная огненно–земельская ночь. Вышла полная луна. Она «озарила серебристым светом воды реки, в то время как в лесу стоял таинственный мрак. Река делала крутой поворот в этом месте и, казалось, бежала из ущелья напротив, из–за которого виднелись снежные пики, ярко сверкавшие в лунном свете».

В 6 часов забрезжил рассвет, и Н. Альбов стал собираться в путь. Стакан шоколада и трубка на завтрак, а далее — снова в путь. Но река все не отпускала его; она так и вьется рядом, делает зигзаги, но не уходит. Вот и очертания Сьерра Сюзанны стали уменьшаться, они уже были еле различимы. Начался лес, прошло 3 часа. А Лапатайи все нет и нет. Дальше путь стал хуже: болотистый лес, поросший непролазным кустарником. Н. Альбов рискнул подняться на перевал, надеясь увидеть оттуда озеро и бухту Лапатайя, но… обнаружил лишь уходящие под горизонт покрытые лесом холмы. Надеясь увидеть хотя бы что–то обнадеживающее, он взобрался еще выше, на большую вершину. О, ужас, и отсюда тоже одни холмы, покрытые лесом до горизонта. Его уже начало одолевать отчаяние. Нужно было залезть еще куда–то, чтобы получше разглядеть путь вперед. Даже с высокого дерева ничего хорошего он не увидел. Куда идти? Он уже прекратил думать о Лапатайе, лишь бы выбраться из этой ловушки.

И Н. Альбов побрел наудачу. Местность слева от него стала понижаться, так может быть, рядом море? Николай Михайлович скорее бежал, чем шел. В таком темпе прошел час. Тогда путешественник решил подняться на ближайшую к нему вершину и оглядеться. И о, радость, вдали блеснул залив моря! «Я был спасен. Раз я на берегу моря — то гарантирован от голодной смерти; я мог прожить несколько дней, питаясь только ракушками». Так думал русский ботаник, принявший сразу облик огненно–земельского Робинзона, хотя бы в мыслях. Выйдя к заливу, он ясно понял, это — не залив у Лапатайи. А что же это за место? Где он очутился? Увидев начало залива, Н. Альбов решил отправиться туда. Вскоре береговые утесы обернулись и вынудили его залезть в лес. Но тут он опять стал, как слепой. Впереди маячила крутая лесистая возвышенность. Уж оттуда–то наверняка видна эта злосчастная Лапатайя. Подъем крутой, тяжелый, сапоги промокли. Близился вечер. Вместо 4–5 часов пути, как предрекали ему в Ушуайе, на деле выходит уже вторые сутки. Ночевать тут, на вершине? Без воды, да еще пошел дождь. Нужно было спускаться вниз, к ручью. Пока Альбов шел, подсчитал: за 8 часов хода, наверняка, сделал километров 30, не меньше. А во рту с утра маковой росинки, кроме малюсенькой плитки шоколада, не было.

Спустившись к ручью, Альбов решил развести костер. Новая трагедия — спички промокли. Он закрылся буркой, по которой барабанил дождь. Чиркал спичками, они не зажигались. Осталась одна. От нее зависела его дальнейшая жизнь. «Какими заботами окружил я ее. Я обернул ее трутом, который был, по счастью, сух, чтобы не пропала даром ни малейшая искорка. В другой руке я держал наготове стеариновый огарок, чтобы принять огонь». Ему повезло, спичка зажглась, высекла огонь. Теперь путешественник был с теплом. Н. Альбов развел небольшой костерок. Огонь подбодрил путника. Бурка промокла насквозь, и теперь уже под ней лило, как и на улице. Отчаяние стало одолевать Н. Альбовым. Но твердая вера в «Верховное Существо, в Его справедливость и Его непреложные законы придала мне силы». С нетерпением дождавшись следующего утра, путешественник соорудил нехитрый завтрак; опять тот же стакан горячего шоколада и галета подкрепили его. На месте своего вынужденного ночлега он оставил визитную карточку: «Вышел из Ушуайи в Лапатайю 26 марта и потерял дорогу».

После этого Н. М. Альбов тронулся в путь. Вышел на торфяниковую поляну, впереди которой торчала безлесная вершина. Поднявшись на нее, обнаружил, что вершина все–таки покрыта буковым лесом. С нее открывался великолепный вид. А озера Лапатайи все не было видно. Но, к счастью, Николай Михайлович разглядел береговую линию, широкую долину реки и… свою прежнюю дорогу. Спустившись с хребта, он даже нашел свою первую стоянку. До ночи оставалось 3 часа, ботаник–путешественник сумел разжечь костер, обсушиться, поужинал — полугнилое вяленое мясо он запил консервированным молоком, выпил горячего шоколада. Потом завернулся в свою знаменитую кавказскую бурку и заснул, сраженный борьбой с двумя бессонными ночами. Через 4 часа пути на следующий день он гордо вступил в Ушуайю, где его появление встретили как сенсацию.

Экспедиция возвратилась в Буэнос — Айрес 3 мая 1896 г. С ней прибыли 70 ящиков с коллекциями и много всяких других сборов. Так завершилась первая в истории России и Аргентины экспедиция, в которой принял участие русский ученый. Вернувшись в Музей, Н. Альбов завершил свой титанический труд — «Опыт сравнительного изучения флоры Огненной Земли», принялся за перевод его на французский язык. Перевод сделал сам за несколько дней. Измотанный экспедицией и нудным писанием «Флоры» Альбов решил отдохнуть, поехал в Уругвай, к директору Национального музея профессору Аречавалета. Тут силы его оставили, русский ученый, подкошенный давней болезнью, совсем ослаб и 24 декабря 1897 г. умер. В далекой Ла — Плате южноамериканские коллеги до сих пор чтят память о Н. М. Альбове. В рабочем кабинете Альбова в ботанической лаборатории Музея висит портрет русского ботаника, а написанный им научный труд — одно из первых фундаментальных флористических исследований и теперь цитируют все исследователи растительности Огненной Земли и Патагонии….

Минуло более ста лет со времени описанных событий. Как же изменился этот край, о котором наши соотечественники понятия не имеют. Самый южный город Земли — Ушуайя — был и остается крошечным городком, но он стал настоящей туристической Меккой для желающих окунуться в мир Огненной Земли. В его окрестностях все самое южное в мире — и маяк, и местный вид дятлов, и Магелланов гусь, и морской котик, и еще многое другое. Сейчас уникальная природа этого уголка планеты находится под надежной защитой — в южной части аргентинского сектора острова Исла — Гранде создана охраняемая территория «Национальный парк Огненная Земля» (испанское название Par que Nacional Tierra del Fuego).

«География для школьников». — 2015. — № 4. — С. 12–22.