Неизвестные солдаты. Сражения на внешнем фронте блокады Ленинграда

Глава пятая Любанская трагедия

После победы под Тихвином перед войсками вновь образованного Волховского, Ленинградского и Северо-Западного фронтов была поставлена задача разгромить группировку противника под Ленинградом и снять с него вражескую блокаду. 17 декабря 1941 г. командующему войсками Волховского фронта была передана директива Ставки ВГК № 005826 о переходе в общее наступление[343]. В ней ставилась задача войскам фронта в составе 4, 59, 2-й ударной и 52-й армий перейти в общее наступление, имея целью разбить противника, обороняющегося по западному берегу реки Волхов, и главными силами армий выйти на линию Любань — станция Чолово. В дальнейшем предписывалось, наступая в северо-западном направлении, окружить противника, обороняющегося под Ленинградом, и во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта пленить его, а в случае отказа противника сдаться в плен — истребить. Каждой армии давались конкретные указания: 4-й — наступать в общем направлении Кириши, Тосно и во взаимодействии с 54-й армией Ленинградского фронта окружить и уничтожить противника, выдвинувшегося севернее Мги к Ладожскому озеру. Затем «наступая в направлении Красногвардейск (Гатчина), Ропша, содействовать армиям Ленинградского фронта в уничтожении противника, удерживающего эти пункты. 59-я армия должна была наступать в направлении Грузино, Сиверская, Солсово. 2-я ударная армия — громить противника в направлении на Лугу. 52-й армии в составе пяти стрелковых дивизий: 46, 288, 259, 267 и 111-й с подчинением Новгородской оперативной группы овладеть Новгородом и наступать в направлении Солец, обеспечивая наступление Волховского фронта на северо-запад. Войска Северо-Западного фронта получили задачу правым крылом нанести удар в направлении Старая Русса, Сольцы, Дно, перерезав коммуникации новгородской группы противника и во взаимодействии с войсками левого крыла Волховского фронта нанести ей поражение, содействуя тем самым решению главной задачи — снятию блокады Ленинграда»[344]. Ленинградскому фронту предстояло «содействовать Волховскому фронту в разгроме противника, обороняющегося под Ленинградом, и в освобождении Ленинграда от блокады»[345]. Определяя задачи, Ставка исходила из того, что общее соотношение сил на северо-западном направлении, с учетом поступающего пополнения, складывалось в пользу советских войск. На 1 января 1942 г. в группе армий «Север» было 665 тыс. человек, 6 тыс. орудий и минометов и 160 танков. На фронте южнее Ладожского озера действовало 13 вражеских дивизий[346].

В войсках Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов на ту же дату насчитывалось 725 тыс. человек, 9 тыс. орудий и минометов, 230 тяжелых и средних танков[347].

Советские войска превосходили противника в живой силе, в количестве орудий, минометов и танков. Однако противник имел преимущество в авиации, что уравнивало соотношение в технических возможностях противоборствующих сторон. Это убедительно показали боевые действия, которые в скором времени развернулись на участке фронта в бассейне реки Волхов от южного берега Ладожского озера до Ильменя. Планируя операции на начало 1942 г., Ставка исходила также из того, что успешное контрнаступление советских войск под Москвой не позволит немецко-фашистскому командованию усилить группы армий «Север» резервами или соединениями, снятыми с других участков советско-германского фронта.

В войсках началась подготовка к операции. Неудачный выбор направления главного удара во многом предопределил ее результаты. Наступать по бездорожью в лесисто-болотистой местности против не сломленного в предстоящих сражениях и не павшего духом противника, не собрав вовремя войска, не имея в достатке боеприпасов и автоматического стрелкового оружия, было слишком рискованно. Однако командующий Волховским фронтом генерал армии К. А. Мерецков пошел на этот риск, хотя как опытный военачальник прекрасно понимал, что войска после кровопролитных боев за Тихвин не успели привести себя в порядок, не получили достаточно пополнений и вооружений. В отличие от Г. К. Жукова, который мог вступить в спор с Верховным Главнокомандующим, обладал характером и волей в достижении цели, К. А. Мерецков в силу известных причин испытывал страх перед И. В. Сталиным и становился вялым, безвольным человеком, когда на карту ставилась его судьба. В начале войны его арестовали по подозрению в связи с врагами народа. Весь июль и август 1941 г. Мерецков провел в следственном изоляторе НКВД, где следователь Шварцман резиновой дубинкой выбивал у него признание, что Мерецков вместе с Корком и Уборевичем планировал заговор против товарища Сталина. Такие показания дали сорок генералов и командиров Красной Армии, с которыми он вместе служил или был знаком. Итогом следствия мог быть только расстрел. Однако И. В. Сталин вспомнил о Мерецкове, когда понял, что с началом войны в войсках не хватает опытных генералов, и приказал освободить его из тюрьмы. В сентябре генерал армии К. А. Мерецков вместе с Н. А. Булганиным и Л. З. Мехлисом был направлен представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Северо-Западный фронт. 17 сентября Мерецков был отозван в Ставку и направлен в 7-ю армию на Карельский перешеек, где дела складывались очень плохо. Спустя неделю, 24 сентября, он вступил в командование армией и сумел стабилизировать положение. Мерецков выполнил еще одно ответственное поручение товарища Сталина, когда в тяжелейшей ситуации вступил в командование 4-й армией, не допустил противника к Свири и разгромил Тихвинскую группировку противника. Но месяцы, проведенные в камере НКВД, не прошли для командующего даром. Они надломили волю генерала, вселили в него страх при принятии ответственных решений в моменты, когда требовалась концентрация воли и твердость характера.

В период подготовки к наступательной операции И. В. Сталин прислал командующему Волховским фронтом письмо. В нем говорилось: «Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин. 29.12.41»[348].

Груз ответственности, возложенный Ставкой на командующего Волховским фронтом, мешал ему принять правильное решение — не торопиться с наступательной операцией, пока войска не будут готовы к ней. Положение осложнялось тем, что дивизии армий не успевали выйти в район сосредоточения для нанесения главного удара. Командиры не смогли детально изучить оборону противника, разработать подробные планы действии на том или ином участке фронта. 2-й ударной армией командовал бывший заместитель наркома внутренних дел генерал Г. Г. Соколов, который не имел опыта штабной и боевой работы. Приняв 2-ю ударную армию, он начал издавать «суворовские» приказы:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на том спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 14 от 19 ноября)[349].

2-я ударная армия формировалась осенью 1941 г. на территории Приволжского военного округа, как обычная полевая, под номером 26. 2-й ударной она стала в декабре 1941 г., когда находилась в эшелонах на пути к Волхову. К линии фронта бойцы 2-й ударной шли пешком, утаптывая снег, доходивший до пояса. «Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду.

Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь промокала и промерзала. Посушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе»[350]. Усталая и голодная армия еще до начала боев оказалась практически без техники с малым количеством боеприпасов.

5 января состоялось заседание Ставки, которое приняло решение о всеобщем наступлении от Баренцева до Черного моря. Против этого плана высказались Г. К. Жуков и Н. А. Вознесенский. Но их доводы о том, что армия еще не располагает достаточными материальными ресурсами для столь масштабных действий, не были приняты во внимание. После заседания начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников сказал Жукову: «вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным»[351]. В книге Х. Польмана «Волхов: 900 дней» так оценивается это решение: «То, что немецкий фронт на Волхове привлек к себе очень значительные силы, безусловно, существенно облегчило положение ведущей тяжелые бои и неоднократно прорванной обороны немецкой центральной группировки войск. Те силы, которые советское командование ввело в использование при наступлении на Волхове, могли бы оказать значительное влияние на исход операции немецкой группы армий „Центр“. Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер, — он хотел наступать везде и поэтому не добился решающей победы нигде».

Верховный поторапливал командующих фронтами быстрее развернуть наступательные действия. И. В. Сталин был воодушевлен первыми победами над немецко-фашистскими захватчиками. Он поставил перед Красной Армией задачу — в течение 1942 г. окончательно разгромить врага и изгнать его с советской территории. Военным советам фронтов была направлена директива, в которой предписывалось «…не давать врагам передышки, гнать их на Запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы… обеспечить, таким образом, полный разгром гитлеровских войск в 1942 году». Можно было понять душевное состояние руководителя страны, который допустил трагедию 1941 г. Только непрерывными победами над врагом можно было заглушить боль поражений первых месяцев войны.

Командующий Волховским фронтом, которому И. В. Сталин поручил историческое дело освобождения Ленинграда от блокады, морально не был готов взять на себя груз такой ответственности. Отсюда поспешность и непоследовательность в его действиях при подготовке армий к наступлению, недооценка врага, медлительность и непоследовательность в принятии решений. Это отмечали многие командиры в штабах на Волховском фронте. 59-й и 52-й армиям ставились сначала одни задачи, потом — другие. Они меняли дислокацию, дивизии передавались из одной армии в другую. Эта неразбериха накануне операции создавала нервозность в среде командиров, непонимание происходящего, апатию, когда люди делали только то, что прикажут.

К. А. Мерецков решил главный удар нанести силами 2-й ударной и 59-й армий, прорвать оборону в районе Спасская Полисть, выйти на рубеж Любань, Дубовик, Чолово и уничтожить во взаимодействии с 54-й армией Ленинградского фронта любанско-чудовскую группировку противника. Планировалось после разгрома противника на этом участке наступать в северо-западном направлении и при содействии сил Ленинградского фронта осуществить прорыв блокады Ленинграда.

7 января 1942 г., не ожидая сосредоточения всех соединений, 4-я и 52-я армии Волховского фронта перешли в наступление. Затем стали последовательно вводиться в бой прибывающие войска 59-й и 2-й ударной армий. Наступление велось в направлении Любани и Тосно. В течение трех дней войска фронта пытались прорвать вражескую оборону, но безуспешно. Как это происходило, написал в мемуарах ветеран войны И. С. Катышкин, который проходил службу в штабе 59-й армии: «Утром 7 января 1942 г. войска наших первых эшелонов после короткой артиллерийской подготовки перешли в наступление. Под сильным вражеским огнем они по льду переправились через реку Волхов, вышли на ее западный берег и даже захватили там несколько небольших плацдармов. Но противник, подтянув свои резервы, тут же провел ряд сильных контратак и отбросил наши части назад. Последовал еще целый ряд атак и, естественно, контратак. Наши полки и батальоны то цеплялись за противоположный берег реки, то под напором фашистских танков и автоматчиков вновь откатывались на исходные позиции. Так продолжалось несколько дней. Наконец 10 января командующий 59-й армией, доложив обстановку штабу фронта, попросил разрешения временно прекратить наступление, дать возможность уставшим войскам привести себя в порядок, обеспечить всем необходимым для продолжения операции. И такая передышка была предоставлена»[352].

Командир 327-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии И. М. Антюфеев вспоминал: «Вечером 31 декабря 1941 г. командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Г. Г. Соколов приказа мне к рассвету 3 января сменить части 52-й армии на восточном берегу Волхова на участке Селищенские казармы — Городок и 6 января быть готовым к наступлению. Задача дивизии — прорвать оборону противника на левом берегу Волхова и, обойдя опорные пункты его обороны, овладеть станцией Любань, расположенной в 80 км от участка прорыва. Мои попытки доказать, что дивизия не будет готова наступать к указанному сроку, поскольку нет санитарного транспорта, не получены полностью боеприпасы и вооружение по штату, нет продовольствия и фуража, не были приняты во внимание.

Генерал поднял палец кверху, давая понять, что эта команда идет оттуда и обсуждению не подлежит. На рассвете 7 января начали наступление по всей полосе Селищенские казармы — Коломно (протяженностью 4 км), правее нас наступала 59-я армия. Наступление успеха не имело вследствие того, что артиллерия не могла поддержать пехоту своим огнем»[353].

«Артподготовка была недостаточной, — писал в воспоминаниях бывший командир взвода управления 327-й стрелковой дивизии П. П. Дмитриев. — На каждую гаубицу у нас было всего по 20 снарядов. Расстреляв их, мы оказались безоружными и не могли подавить огневые точки врага. Пехота, беззащитная перед ураганным огнем немецкой артиллерии, бьющим с высокого западного берега, полегла на волховском льду черными точками: маскхалатов стрелкам не полагалось»[354]. Так началась Любанская наступательная операция.

В течение трех дней войска фронта пытались прорвать вражескую оборону, но безуспешно. Поэтому командование фронта с разрешения Ставки 10 января 1942 г. приняло решение временно прекратить наступление, перегруппировать войска, подтянуть артиллерию, подвезти необходимые материальные и технические средства и с 13 января возобновить наступательные боевые действия[355].

О неудаче первых дней наступления знали и в Москве. Сохранилась запись телефонного разговора К. А. Мерецкова со Ставкой:

Позднее в воспоминаниях командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков писал: «Чтобы подготовить наступление по-настоящему, требовалось по меньшей мере еще 15–20 суток. Но о таких сроках не могло быть и речи. Поэтому мы с радостью ухватились за предложенную Ставкой отсрочку наступления на два дня. В ходе переговоров выпросили еще один день. Начало наступления таким образом было перенесено на 13 января»[357]. Командование фронтом считало, что командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Г. Г. Соколов не может руководить вверенными ему войсками. По согласованию со Ставкой он был заменен генерал-лейтенантом Н. К. Клыковым, который в то время командовал 52-й армией. Его место занял генерал-лейтенант В. Ф. Яковлев. Смена командиров высокого ранга накануне наступления тоже не лучшим образом сказалась на общем ходе операции. Первые бои на Волхове показали, что не только войска не готовы к наступлению. Нечетко работали тыловые службы, отсутствовала нормальная связь, штабы дивизий и бригад не могли оперативно оценивать ситуацию в силу отсутствия достоверной информации о положении дел в полках и батальонах.

13 января после полуторачасовой артподготовки войска Волховского фронта решительно атаковали противника в направлении Любани и Сиверской. Пехота с трудом преодолевала глубокий снег под непрерывным пулеметным и минометным огнем противника. Наступление развивалось медленно. С первых часов были нарушены все графики прорыва вражеских позиций. В первый день наступления 2-й ударной армии с большими потерями удалось преодолеть первый рубеж обороны немцев на участке Бор — Костылево. Наибольшего успеха добилась 327-я стрелковая дивизия полковника И. М. Антюфеева. Выбив подразделения противника из населенного пункта Красный Поселок, она овладела укрепленной позицией врага. Левее успешно действовала 58-я стрелковая бригада полковника Ф. М. Жильцова. В результате повторной атаки она отбила у врага населенный пункт Ямно. Еще левее правофланговые соединения 52-й армии вышли на западный берег реки Волхов. Здесь обозначился прорыв обороны противника. Для развития успеха командование 2-й ударной и 52-й армий с утра 15 января ввело в бой свои вторые эшелоны. Гитлеровцы отошли на рубеж реки Полисть и встретили наступающих яростным огнем. 18 января Ф. Гальдер отметил в своем дневнике: «Положение на Волховском фронте очень напряженное»[358].

Только 24 января 366-я дивизия полковника С. И. Буланова овладела Мясным Бором. Командующий фронтом тут же ввел в образовавшуюся брешь 13-й кавалерийский корпус генерала Н. И. Гусева, который значительно продвинулся вперед. Кавалеристы вскоре превратились в пехотинцев. Снег доходил лошадям по брюхо, они не могли преодолевать буреломы и незамерзающие под снегом топи. «До сих пор недоумеваю: на что рассчитывало командование, загоняя коней в непроходимый лес, где ни дорог, ни тропинок, и снегам лошадям по брюхо? Ведь достаточно было взглянуть на топографическую карту Новгородской области, чтобы понять: эти места за Волховом — настоящий край Мазая — топи да болота»[359], — писал в воспоминаниях ветеран 2-й ударной армии артиллерист И. И. Калабин.

По мере продвижения 13-го кавалерийского корпуса и других частей 2-й ударной армии в глубину расположения противника район, занимаемый советскими войсками, все время увеличивался, а плотность боевых порядков уменьшалась. Многие части действовали сами по себе, наступали по расходящимся направлениям. Это беспокоило командующего фронтом. Он приказал создать временные оперативные группы, командиры которых принимали на себя управление всеми войсками, которые находились поблизости. Так, во 2-й ударной армии соединения, образовавшие фронт, обращенный на восток, были объединены в группу генерал-майора П. Ф. Привалова. Несколько позднее и в 59-й армии была создана оперативная группа под командованием генерал-майора П. Ф. Алферьева.

Запись в военном дневнике Ф. Гальдера от 24 января: «На севере положение несколько лучше, так как противник наносит удар в том направлении, куда мы подтягиваем силы. В противном случае мы не могли бы удержать фронт у Ленинграда»[360].

Вслед за кавалерийским корпусом в прорыв пошли и другие части 2-й армии. Они быстро продвигались в сторону Любани, ст. Чолово и Глухой Керести, охватывая небольшой частью своих сил с юго-запада чудовскую группировку противника. В результате упорных боев армия генерала Н. К. Клыкова продвинулась на 75 км. Она перерезала железную дорогу Новгород — Ленинград и вышла на подступы к Любани. Как воевали в эти дни, рассказал в воспоминаниях участник тех событий командир взвода отдельного артдивизиона 76-миллиметровых пушек 59-й отдельной стрелковой бригады И. Д. Елоховский: «Идет бой — роем окоп в снегу, чтобы сохранить расчет и пушку: ведь били в основном прямой наводкой, солдаты называли ее: „Прощай, Родина!“ Но если с закрытых позиций из 100 снарядов в цель попадет два-три, то на прямой — три из тридцати пяти. Снарядов всю операцию не хватало. Да разве только снарядов? Все снабжение с января до самого конца было отвратительным. Питание мизерным: суп-пюре гороховый, котелок на 10 человек, вот и все. Спасало, что артиллерия была на конной тяге. Но ведь и лошадей кормить нечем. Одни березовые ветки, но сколько лошадь их съесть может? Лошади гибли, а мы их ели. Раз в неделю перепадало»[361].

Бывший командир штабного взвода связи 1267-го полка 382-й стрелковой дивизии И. Д. Никонов писал в воспоминаниях: «Помню три молодежных батальона лыжников: лет по двадцать в белых халатах. Как пришли — отправили в наступление, через полтора часа почти никого не осталось… Пополнения приходили и вели наступление, а немец нас, как траву, косил… В командирской землянке сидели шесть майоров, как я понял — командиров полков. Стали выяснять, сколько у кого бойцов. В одном полку оказалось пять, в другом шесть, в нашем — семь человек. Всего на переднем крае осталось 35 штыков. А приказ тот же — наступать! Утром наступали. К полудню осталось: ты да я, да мы с тобой… Получили пополнение и опять наступали с правой стороны шоссе. Вновь заняли водокачку, но силы к концу дня иссякли. Вернулись на исходные позиции»[362].

После ввода в прорыв 2-й ударной армии задача по расширению бреши на ее левом фланге, в районе Мясного Бора, в основном легла на 59-ю и 52-ю армии, практически сомкнувшиеся. Они же обеспечивали коммуникации 2-й ударной армии в горловине прорыва. В середине февраля 59-я армия вплотную подошла к Спасской Полисти. Горловина прорыва расширилась до 13 км. Но это не решало проблемы в целом. Противник прочно удерживал ключевые позиции на флангах наступающей армии, что создало хорошие предпосылки для контрударов. К. А. Мерецков писал: «Наступление 2-й ударной армии хотя и продолжало развиваться, но не в том направлении, в каком нам бы хотелось. Армия имела успех, продвигаясь в основном на запад и северо-запад, то есть туда, где противника почти не было, и удаляясь тем самым от прямой цели наступления — железнодорожной линии на Ленинград. Те же части, которые поворачивали на восток и наступали на Любань, успех имели незначительный. Очень скоро они уперлись в оборонительную позицию противника. Враг все время усиливал оборону»[363]. Это подтверждает, что управление войсками внутри прорыва со стороны командующего фронтом было потеряно. Он уже не контролировал ситуацию. Выполняя приказ наступать, усталые и обескровленные войска углублялись в леса и болота, куда им позволял наступать противник. На стратегически важных участках немцы укрепляли оборону и не позволяли частям 2-й ударной армии приблизиться к Любани. По всей окружности освобожденной территории пытались наступать части 2-й ударной армии. 59-я бригада после ожесточенных боев овладела деревнями Дубовик, Большое и Малое Еглино. 87-я кавалерийская дивизия, 53-я и 57-я бригады втянулись в многодневные бои за село Ручьи, которое находилось в 25 км от Любани.

17 февраля на фронт прибыл маршал К. Е. Ворошилов. Он проинформировал командующего фронтом и его штаб о требовании Ставки: к 1 марта во что бы то ни стало овладеть Любанью. Он побывал в передовых частях 2-й ударной армии, ходил по траншеям, разговаривал с бойцами. В результате маршальской инспекции появилась директива Ставки. В ней уточнялись задачи 2-й ударной и 54-й армий Ленинградского фронта. Эти армии должны были наступать навстречу друг другу и соединиться в Любани с целью окружения и уничтожения любань-чудовской группировки, а по выполнению этой задачи наступать на Тосно и Сиверскую с целью ликвидации мгинской группировки и снятия блокады Ленинграда. «Эта директива означала по существу отказ Ставки от своего первоначального замысла, изложенного в директиве от 17 декабря. Поняв, что для его выполнения не хватает ни сил, ни средств, Ставка предложила последовательно разгромить вначале любань-чудовскую, а затем уже мгинскую группировки. Будь такое решение принято вначале, т. е. при организации операции, возможно, и исход ее был бы другой. Но в конце февраля, когда последовала уточненная директива Ставки, положение изменилось, силы и средства оказались израсходованными, а Ставка, по условиям той обстановки, которая сложилась на всем советско-германском фронте, не могла дать необходимого для развития операции усиления. Поэтому наступление и в измененных направлениях также имело незначительные результаты. Продвижение 2-й ударной и 54-й армий захлебнулось, наши войска остановились, не дойдя до Любани 10–12 км»[364], — писал после войны бывший командующий Ленинградским фронтом М. С. Хозин.

Командование фронтом требовало скорейшего выхода частей 2-й ударной армии на железную дорогу Москва — Ленинград и взятия стратегически важного укрепленного пункта противника в Любани. Командующий армией генерал Н. К. Клыков докладывал: «В воздухе все время господствует авиация противника и парализует действия войск. Дорожная сеть в плохом состоянии. Подвоз фуража, продовольствия, горючего и боеприпасов далеко не обеспечивает существующих потребностей. Для развития успешного наступления армии надо три свежие дивизии, дивизион ракетных установок, не менее двух автобатальонов, не менее трех дорожно-строительных батальонов, не менее пятнадцати бензовозов, сено, пополнить конский состав и прикрыть армию с воздуха»[365].

За первые три месяца 1942 г. группа армий «Север» пополнилась шестью дивизиями, переброшенными из Франции, Дании, Югославии и самой Германии. Из Ставки ВГК в штаб Мерецкова шли телеграммы и раздавались телефонные звонки с требованием усилить наступательные действия и во что бы то ни стало овладеть Любанью. Командующего фронтом и его помощников обвиняли в нерешительности и топтании на месте. В Ставке не принимали во внимание, что против Волховского фронта действовали 385 боевых самолетов противника[366]. К концу января 1942 г. самолетный парк Волховского фронта насчитывал 313 боевых машин. Но истребителей из них было всего 20[367]. Основную ударную силу авиации фронта составляли ночные бомбардировщики По-2. В войсках практически не было бронетехники. После незначительной перегруппировки войск, усиления 2-й ударной и 59-й армий вновь начались бои на любанском направлении. Ценой огромных усилий соединения 2-й ударной армии атаковали противника и прорвали его оборону. Для развития прорыва была использована свежая 80-я кавалерийская дивизия и 1100-й полк 327-й дивизии полковника И. М. Антюфеева. Остальные части стрелковой дивизии не успели войти в прорыв. Противник нанес фланговые удары и закрыл брешь. В журнале действий 18-й армии от 27 февраля 1942 г. сделана запись: «Группа фон Бассе соединилась с 254-й пехотной дивизией севернее железной дороги Чудово — Вейнмарн. Русские за железной дорогой отрезаны»[368]. Проникшие за линию фронта соединения оказались отрезанными от основных сил армии. В течение десяти дней они отбивались от пехоты и авиации противника. Когда же боеприпасы стали подходить к концу и не стало продовольствия и фуража, они ночной атакой прорвали оборону противника и соединились с войсками армии. «Запасы боеприпасов и продуктов закончились, снабжение с воздуха наладить не удалось. Связь оборвалась из-за выхода из строя радиостанций. Отряд вынужден был уничтожить всю боевую технику, тяжелое вооружение, вплоть до станковых пулеметов. С личным оружием воины в ночь с 8-го на 9-е марта пробились к своим»[369], — писал в воспоминаниях командир 327-й дивизии И. М. Антюфеев.

В Центральном архиве Министерства обороны РФ хранятся ежедневные донесения командира 80-й кавалерийской дивизии полковника Л. А. Сланова о безвыходном положении отряда, оказавшегося в окружении без продовольствия и боеприпасов. Пытаясь спасти людей, в ночь с 8-го на 9-е марта Л. А. Сланов вывел отряд в расположение советских войск. Но он уже не был командиром 80-й кавалерийской дивизии. Его отстранили от командования. С 1 марта дивизию принял подполковник Н. А. Поляков. В журнале боевых действий 18-й армии запись от 8 марта сообщает о 1093 пленных и 1556 убитых русских под Красной Горкой[370].

Кавалеристов и стрелков, участвующих в прорыве, не поддержали основные силы армии. Героизм воинов не нашел поддержки из-за плохого управления войсками и неорганизованной работы тыловых служб. Командование фронта, армий и дивизий в решении боевых задач постоянно сталкивалось с отсутствием надежной связи, из-за чего информация об изменении боевой обстановки опаздывала, а значит, несвоевременно принимались решения, которые могли повлиять на ее ход. На Военном совете фронта, на который было приглашено и командование 2-й ударной армии, был сделан вывод, что одной из причин невыполнения армией задач является несогласованность в работе Военного совета и штаба армии и как следствие — отсутствие четкого и твердого руководства войсками. Имелись случаи пренебрежительного отношения к приему пополнения: маршевые роты во время пути не обеспечивались горячей пищей, для них не было пунктов обогрева. Персональный учет раненых и убитых практически не велся. Командование армии не знало даже приблизительно количество потерь и численный состав дивизий и бригад, которые находились на передовой. Начальник оперативного отдела 2-й ударной армии полковник Пахомов неправильной информацией вводил в заблуждение штаб армии и фронта. Перед последними боями штаб 2-й ударной армии допустил грубые просчеты во времени на подготовку войск для боя. Распоряжения для выполнения боевой задачи некоторые части получали с опозданием на день. По предложению Военного совета фронта Ставка отстранила от должностей начальника штаба 2-й ударной армии генерал-майора В. А. Визжилина и начальника оперативного отдела Пахомова. На их должности соответственно были назначены полковник П. С. Виноградов и комбриг Буренин. Этим же приказом на должность заместителя командующего 2-й ударной армией был назначен генерал-майор П. Ф. Алферьев. Одновременно с началом наступления Волховского фронта перешли к активным наступательным действиям войска Ленинградского фронта. 54-я армия из района Погостье наносила удар в направлении на Любань для соединения с частями Волховского фронта, а 55-я армия предприняла атаки в направлении на Тосно. Северо-Западный фронт правым крылом перешел в наступление еще 7 января. Его 11-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. И. Морозова уже 8 января вела бои в Старой Руссе и частью сил продвигалась в направлении населенного пункта Сольцы.

Наступление на всех направлениях развивалось крайне медленно. Войска понесли большие потери, многие дивизии и бригады надо было выводить в резерв и пополнять. Танковые батальоны остались без танков, артиллерия израсходовала все боеприпасы. Несогласованность в действиях штабов и войск уже на первом этапе привела к тому, что передовые части оторвались от тыловых баз и начали испытывать острый недостаток в боеприпасах, продовольствии, перевязочных средствах для раненых. Противник бросил против наступающих советских соединений авиацию, не жалел снарядов во время артиллерийских обстрелов.

54-я армия Ленинградского фронта, которая шла на соединение с войсками Волховского фронта, встретила упорное сопротивление противника и никак не могла взять укрепленный узел обороны немцев у станции Погостье. Здесь развернулись упорные кровопролитные бои.

9 января на станции Погостье немцы отбили наступление 3-й гвардейской дивизии. 16 января на эту же станцию и деревню Погостье узкой полосой в один километр фронта наступала 11-я стрелковая дивизия. 24 января — 285-я стрелковая дивизия, потом другие части, номера которых даже не старались запомнить. К 11 февраля 54-я армия на этом участке фронта продвинулись вперед на… 700 м.

В результате январских боев войска 54-й армии Ленинградского фронта имели незначительные успехи. Они вышли на фронт Пушечная, Лодва, станция Малукса, далее по железной дороге до станции Погостье, Посадников Остров, поселок Новые Кириши. Столь же ограниченными были и успехи Волховского фронта. За 15 дней его 59-я и 2-я ударная армии смогли продвинуться на 4–7 км. Фронт израсходовал вторые эшелоны армий, и развивать дальнейшее наступление было нечем. Войска понесли большие потери, многие дивизии и бригады надо было выводить в резерв и пополнять. Танковые батальоны остались без танков, артиллерия израсходовала все боеприпасы. Таким образом, результаты пятнадцатидневного наступления были малоутешительными. Ситуация к лучшему не изменилась ни в феврале, ни в марте.

Ответ на вопрос, почему не получилось, почему все провалилось, удалось найти не у маршалов и генералов, а в рассказе солдата-пехотинца Николая Николаевича Никулина: «У станции Погостье начиналась так называемая Любанская операция. Наши войска, 54-я армия, должны были прорвать фронт, продвинуться до железнодорожной станции Любань и соединиться там со Второй ударной армией, наступавшей от Мясного Бора на Волхове. Предполагалось, что немецкая группировка под Ленинградом будет расчленена и уничтожена, блокада снята. Что из этого замысла получилось — известно.

…В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение — тысяча, две, три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники. Их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру. Утром, после редкой артподготовки они шли в атаку. Двигались черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншеи. Да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревая в сугробе. Трупы засыпали свежим снежком. На другой день была новая атака.

О неудачах под Погостьем, об их причинах, отсутствии взаимодействия частей и родов войск уже написано. Шедшие здесь бои были в какой-то мере типичны для всего русско-немецкого фронта 1942 г. Везде происходило нечто подобное — и на севере, и на юге, и под Ржевом, и под Старой Руссой.

Уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Передать это отчаяние сейчас невозможно. И поймет его лишь тот, кто на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Погибать, когда у тебя вся жизнь впереди и тебе всего семнадцать. И умереть придется без оркестра и речей, в грязи и смраде. Смерти твоей никто и не заметит. Ляжешь в груду тел у железной дороги и сгинешь, забытый всеми в липкой жиже погостинских болот.

И все-таки Погостье мы взяли: сначала станцию, потом деревню. Вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. Полезли они на немецкие дзоты, выкурили немцев и продвинулись метров на пятьсот. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус. Но перед ним встали новые укрепления.

Много убитых видел я на войне, но такого зрелища, как в Погостье зимой 1942 г., видеть больше не довелось. Мертвыми телами был забит не только переезд, они валялись повсюду.

Морской пехотинец был сражен в момент броска гранаты — так и замерз… Потом, как памятник, возвышался со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Другой боец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу и был убит. Так и застыл навсегда. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру.

Штабеля трупов у железной дороги выглядели зимой как заснеженные холмики, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег растаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 г. На них рядами лежали морские пехотинцы в бушлатах и широких брюках „клеш“. Еще выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале 1942-го. Потом — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде).

Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы сорок второго года. „Диаграмма наших успехов“. Эти картины отпечатались в моем сознании навсегда. Всю жизнь меня преследует один сон: горы трупов у той железнодорожной насыпи. Самое страшное, что этот сон продолжает оставаться явью. Говорят, война не закончена, пока не будет похоронен каждый павший на ней солдат»[371]. У Погостья до сих пор лежат неприбранные жертвы бойни 1942 г.

Так воевал в 1942 г. командующий 54-й армией генерал-майор И. И. Федюнинский и другие генералы Красной Армии. Под Погостьем сложили головы многие ленинградцы, которыми пополняли обескровленные полки. 6 февраля во время наступательных боев звание Героя Советского Союза было присвоено разведчику и снайперу 201-й разведроты 311-й стрелковой дивизии Александру Калинину, который уничтожил в осенних и зимних боях 115 фашистских солдат и офицеров.

Военный корреспондент ТАСС Павел Лукницкий побывал в армии Федюнинского в начале февраля 1942 г. Вот как он описывал события под Погостьем: «…на передовых, в районе станции Погостье и вдоль железной дороги, идет денно и нощно бой, затяжной, пока не слишком напряженный, — идет штурм немецких позиций. По ним бьет артиллерия, в том числе быстро меняющие свои позиции, удручающе действующие на немцев батареи „Марусь“ (так называли тогда „катюши“). Долбят штыком и гранатой вражеские блиндажи пехотинцы. Ходят в тыл к немцам лыжники…

Мы ждем начала решительного наступления!»[372]

Под Погостьем занимал позиции и 883-й артполк майора К. А. Седаша. В январе генерального наступления не получилось, а в феврале оно провалилось. Хотели сделать боевой подарок к 23 февраля — Дню Красной Армии — разгромить Любанскую группировку противника, но продвинулись вперед всего еще на… несколько сот метров. Немцы сидели в дзотах в восемь накатов, которые выдерживали тяжелые танки КВ и прямые попадания снарядов артполка майора Седаша. Глубина обороны немецкой дивизии, оборонявшей Погостье, доходила до семи километров.

28 февраля Ставка Верховного Главнокомандования уточнила задачи 2-й ударной армии Волховского фронта и 54-й армии Ленинградского фронта. Эти армии должны были наступать навстречу друг другу и соединиться в Любани с целью окружения и уничтожения любань-чудовской группировки, а по выполнению этой задачи наступать на Тосно и Сиверскую с целью ликвидации мгинской группировки и снятия блокады с Ленинграда[373].

И. В. Сталина не ввели в заблуждение бодрые доклады К. А. Мерецкова и М. С. Хозина о мнимых успехах Волховского и Ленинградского фронтов. В Москве начинали понимать, что первоначальный план разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом провалился. К. А. Мерецков не справился с исторической задачей, которую ставил перед ним Верховный Главнокомандующий, — освобождение Ленинграда от вражеской блокады. Не с лучшей стороны показал себя и М. С. Хозин. И. В. Сталин стал готовить им замену. В начале марта он направил в Ленинград и на Волховский фронт героев битвы за Москву генерала Л. А. Говорова и А. А. Власова, которые во время разгрома немецко-фашистских войск командовали 5-й и 20-й армиями. Оба, по мнению Верховного Главнокомандующего, показали себя талантливыми полководцами, умеющими наступать и бить врага. Именно таких командующих не хватало в Ленинграде и на Волхове. В журнале посещений И. В. Сталина в его кремлевском кабинете отмечено, что накануне поездки на Волховский фронт, 8 марта 1942 г., А. А. Власов встречался с Верховным Главнокомандующим. Он вошел к Сталину вместе с начальником Генерального штаба Б. М. Шапошниковым, первым заместителем начальника Генерального штаба А. М. Василевским, командующим ВВС Красной Армии П. Ф. Жигаревым, заместителем командующего ВВС А. А. Новиковым и командующим дальней авиацией А. Е. Головановым[374]. Беседа продолжалась 1 час 50 минут. На ней присутствовали К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, Л. П. Берия и Г. М. Маленков. Все говорило о предстоящем назначении А. А. Власова на место К. А. Мерецкова. Его направили в штаб Волховского фронта, который находился в Малой Вишере, вместе с Ворошиловым, Маленковым и Новиковым — лицами, облеченными чрезвычайными полномочиями. Мерецкову представили нового заместителя командующего Волховским фронтом генерал-лейтенанта А. А. Власова. Ему давали возможность присмотреться к ситуации, разобраться в причинах неудач, познакомиться с командирами соединений. А. А. Власов направлялся на Волховский фронт для «применения опыта подмосковной победы». Существует запись телефонного разговора Власова со Сталиным, в котором он просил оставить его в должности заместителя, так как у Мерецкова — большой опыт ведения боевых действий в лесисто-болотистой местности. Когда 16 апреля тяжело заболел командарм 2-й ударной армии Н. К. Клыков, Власов находился в штабе армии, куда его направил Мерецков, чтобы разобраться в обстановке. По предложению членов Военного совета армии командующий Волховским фронтом назначил его командовать армией вместо в срочном порядке эвакуированного командарма Клыкова. 20 апреля последовала директива Ставки ВГК № 170282, в которой говорилось: «Ставка Верховного Главнокомандования утвердила назначение заместителя командующего войсками Волховского фронта генерал-лейтенанта Власова командующим 2-й Ударной армией по совместительству»[375]. По поручению Ставки Верховного Главнокомандования директиву подписал начальник Генерального штаба Б. Шапошников.

В мартовские дни тревога за судьбу Ленинграда заставила партийных руководителей А. А. Жданова и А. А. Кузнецова обратиться к командующему Ленинградским фронтом М. С. Хозину с письмом. В нем они писали: «Наша центральная задача заключается в том, чтобы снять блокаду с Ленинграда до начала весенней распутицы, ибо оставить Ленинград на скудном продовольствии и без топлива — это значит подвергнуть его новым тяжелым испытаниям, к которым могут присоединиться также эпидемические заболевания. Все это вместе взятое неизбежно отразится на состоянии войск ленинградского обвода»[376]. А. А. Жданов и А. А. Кузнецов требовали от командующего решительных действий на фронте по деблокаде Ленинграда.

В ответном письме «О ходе и перспективах Любанской операции» от 13 марта 1942 г. командующий Ленинградским фронтом М. С. Хозин подробно описал обстановку, которая в то время была в 54-й армии: «Боевые действия 54-й А, развернувшиеся на фронте с 9 по 12.3, показали: а) из трех танковых бригад (16, 122, 124-я) 122-я и 124-я фактически выбыли из строя, и для их восстановления нужно от 5 до 10 дней, при условии если в ближайшие дни поступят моторы и другие запасные части. Отсутствие танков на четвертый день боя резко снизило эффективность наступления нашей пехоты, в частности 11, 198 и 281-й сд, которые уже 11 и 12.3 не могли выполнить своих задач. Главная причина заключается в том, что противник оказывает упорное сопротивление, насытил свои боевые порядки большим количеством огневых средств на небольших участках, что подтверждается десятками захваченных у противника ручных и станковых пулеметов, автоматов и орудий. Следовательно, огневая насыщенность противника очень высока, и недооценивать этого факта мы не можем; б) состояние наших стрелковых дивизий по состоянию на 11.3 выглядят следующим образом: 11-я сд — 312; 80-я сд — 470; 177-я сд — 517; 198-я сд — 2113; 281-я сд — 1469; 285-я — 625; 294-я сд — 1503; 311-я сд — 542; 115-я сд — 745 и 6-я морская бригада — 981. Все в активных штыках. У нас нет стрелковых дивизий, которые по своей общей численности превышали 5600 человек. В результате проведенных боев эти цифры 13.3 значительно снизились. К исходу 11.3 обстановка на фронте 54-й А в результате малочисленности стрелковых дивизий слагалась таким образом, что уже намечалась пауза в наших активных действиях для влияния пополнения и освоения его»[377].

Из этого письма видно, что в предыдущих боях дивизии 54-й армии были обескровлены. В некоторых из них активных штыков было меньше, чем в батальоне. Но Ставка требовала продолжения операции, и дивизии вновь и вновь безуспешно штурмовали хорошо укрепленные позиции немецких войск.

В начале апреля 1942 г. 1-й горнострелковой бригаде, 80-й стрелковой дивизии и другим частям 54-й армии предстояло наступать в направлении на Веняголово. После февральских боев за Погостье танков в частях практически не было. В 107-м отдельном танковом батальоне машин не было совсем. Командир майор Б. А. Шалимов и танкисты решили искать немецкие подбитые машины в лесах у Погостья, восстанавливать их и использовать в борьбе с захватчиками. Из-под носа у немцев было вытащено несколько машин, которые после ремонта составили костяк танкового батальона. Из девяти восстановленных немецких средних танков Т-3 в батальоне была сформирована третья рота под командованием старшего лейтенанта Дудина[378]. Командиром одного из танков стал старший сержант Николай Иванович Барышев, который принимал непосредственное участие в поисках и эвакуации с переднего края подбитых немецких танков. Это не единственный случай, когда бойцы пополняли материальную часть подразделений за счет трофейной техники. В мемуарах командующий 54-й армией И. И. Федюнинский признавался: «Анализируя наступление 54-й армии, должен признать, что я как командующий, командиры дивизий и бригад допустили тогда немало ошибок. Если бы их не было, операция привела бы к иным результатам. Это убедительно подтвердилось год спустя, когда советские войска успешно прорвали блокаду Ленинграда»[379].

Еще в конце января 1942 г. стало очевидно, что наметившаяся решением Ставки от 17 декабря 1941 г. большая операция по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом в силу сложившейся обстановки превратилась в ограниченную, Любанскую. Но и она имела для Ленинграда важное значение. Командование группы армий «Север» вынуждено было снимать боевые части из-под Ленинграда и бросать их в бой на опасном направлении, ослаблять натиск на коммуникации, снабжающие блокированный город. Именно поэтому Ставка в течение марта и первых дней апреля настойчиво добивалась от Волховского и Ленинградского фронтов выполнения задач этой операций[380]. С 10 по 20 марта в интересах этой операции были организованы массированные удары авиации Волховского и Ленинградского фронтов, дальнего действия и Резерва Верховного Главнокомандования по боевым порядкам противника перед 4, 59, 2-й ударной, 52-й армиями, а также по шоссейным и железный дорогам в тылу противника с целью помешать перегруппировке войск, который готовились нанести удар по советским армиям[381].

В преддверии весны по решению Военного совета фронта началось строительство узкоколейной железной дороги от Новой Керести к Мясному Бору для подвоза продовольствия и вывоза раненых[382]. На немецких топографических картах она называлась «Росчисть Эрика». Строили ее армейские и фронтовые автодорожные батальоны. Узкоколейка находилась в зоне поражения артиллерийского огня противника, постоянно подвергалась налетам немецкой авиации.

В марте 1942 г. войска 54-й армии прорвали оборону противника в районе Шалы и продвинулись на 20 км к югу в направлении Любани, очистили от противника укрепленное Погостье, захватили крупные населенные пункты и узлы сопротивления на подступах к Любани — Кондую, Смердыню, Кородыню. Однако к концу марта ее соединения были остановлены на рубеже реки Тигода подошедшими новыми крупными оперативными резервами противника.

Войска 2-й ударной армии к середине марта глубоко вклинились в оборону противника и захватили большой лесисто-болотистый район между железными дорогами Чудово — Новгород и Ленинград — Новгород. О том, какие трудности испытывали в этих местах советские воины, рассказал в своих воспоминаниях бывший командир комендантской роты штаба 191-й стрелковой дивизии И. С. Осипов: «Была поставлена задача: форсированным шагом скрытно пройти по глубокому снегу в направлении железнодорожной станции и п. Померанье и с ходу овладеть ими, перерезав шоссейную и железную дороги Чудово — Любань. Политработники провели в частях и подразделениях митинги, на которых разъяснили стоящую перед нами задачу. После четырехмесячных непрерывных боев численность стрелковых рот не превышала 30–50 человек. К моменту перехода в тыл противника части и подразделения не были обеспечены ни продовольствием, ни боеприпасами. Выдали нам сухарей по 3–5 штук на человека и столько же кусочков сахара. Боеприпасов вообще не выдавали. Обеспеченность была только тем, что у кого осталось, в среднем по 5–7 штук патронов на винтовку, по одному диску на ручной пулемет и на автомат. Ручных пулеметов и автоматов в частях было очень мало, а станковых вообще не было. В стрелковых частях не было даже одной гранаты на бойца»[383]. Померанская операция еще в самом начале была обречена на неудачу. Командир 191-й стрелковой дивизии полковник А. И. Старунин доказывал командующему группой генералу П. Ф. Привалову невозможность проведения наступательной операции, имея в ротах по 30–50 стрелков, с ничтожным запасом продовольствия и боеприпасов. Однако эти доводы не были приняты во внимание. Под Помераньем 191-я стрелковая дивизия не была поддержана частями армии, оказалась в окружении. Управление полками со стороны командования было потеряно. Только одному понесшему большие потери полку под командованием капитана Месняева и небольшой группе бойцов из комендантской роты Осипова удалось пробиться к своим. Остальные части дивизии вместе с командиром погибли в окружении.

Немецкое командование видело угрозу, которая нависла над 1-м армейским корпусом с выходом советских войск к Любани, в соединении наступающих навстречу друг другу 2-й ударной и 54-й армий. Несмотря на непрерывные кровопролитные бои 126-й пехотной дивизии удалось удержать фланги и ключевые пункты на более чем 30-километровом участке прорыва под яростным натиском советских боевых групп. Герой Шлиссельбурга полковник Гарри Гоппе со своим 424-м полком 126-й пехотной дивизии сделал все возможное для создания новой основной линии обороны на южной оконечности прорыва. На севере фронт удерживала 215-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Кнайса. Советским войскам не удалось сломить оборону защитников опорных пунктов Мостки, Спасская Полисть и Земтицы. Бригада Кехлинга не сдавала позиции на этом участке фронта в течение нескольких недель. 59-й армии в районе Спасской Полисти, несмотря на непрерывные атаки и большие жертвы, не удалось расширить коридор наступления. Командование группы армий «Север» перебросило в район прорыва из-под Ленинграда 58-ю пехотную дивизию. Она совершила двухсоткилометровый марш и приготовилась к атаке советских позиций. Немецкие части завершили приготовления к наступлению в районе основания прорыва к 15 марта. Они бросили в наступление 220-й полк 58-й пехотной дивизии и группу трофейных советских танков. Атака была отбита. Самолеты-штурмовики и бомбардировщики 1-го авиакорпуса нанесли по советским позициям мощные удары. Но и после налетов все атаки немцев на этом участке фронта были отбиты. Западнее предприняли наступление 209-й и 154-й полки. Здесь противнику удалось потеснить части 372-й стрелковой дивизии полковника Д. С. Сорокина, которая обеспечивала защиту коммуникаций 2-й ударной армии. Ей на помощь пришли сформированные из бойцов 305-й стрелковой дивизии два немногочисленных отряда.

На участке 52-й армии враг крупными силами начал наступление на позиции 65-й стрелковой дивизии. В результате встречных ударов с севера и юга противнику удалось закрыть горловину, через которую шло снабжение 2-й ударной армии. 19 марта в 16 часов 45 минут передовые части 2-го батальона 209-го полка 58-й пехотной дивизии и штурмовые отряды полицейской дивизии СС встретились в районе, который они называли «Росчисть Эрика», в четырех километрах западнее Мясного Бора. Попытки советских войск восстановить «коридор» были отбиты. Окружение 2-й ударной армии стало первым звеном в цепи трагических событий. В Ставке ВГК не хотели верить в бедственное положение 2-й ударной армии, которая была на пороге победы. И. В. Сталин приказал К. А. Мерецкову выехать в войска и лично организовать прорыв.

Командующий Волховским фронтом этот приказ выполнил. Для атак позиций противника были брошены имеющиеся в его распоряжении части, весь состав курсов младших лейтенантов и учебная рота младших командиров. «Мне довелось многое повидать за годы войны. И вот сейчас, перебирая в памяти увиденное, полагаю, что те недели были для меня самыми трудными. По накалу событий, по нервному напряжению, им сопутствующему, вряд ли можно их с чем-либо сравнить»[384]. Огромными усилиями советским войскам удалось пробить узкий коридор шириной в километр, который насквозь простреливался немецкими пулеметами. Однако в Ставку было доложено, что связь со 2-й ударной армией восстановлена. В действительности освобожденный от немцев коридор тянулся по болотам, пройти по которым было почти невозможно. Но бойцы шли, неся на себе в окруженную армию продовольствие и боеприпасы.

В журнале боевых действий 18-й армии появилась запись: «27 марта русские прорвали отсеченный фронт»[385]. Это было достигнуто ценой огромных потерь. В марте они составили 40 679 человек[386].

В апреле на фронте началась большая реорганизация. 23 апреля 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования решила объединить Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский под командованием генерал-лейтенанта М. С. Хозина. Было создано две группы войск: ленинградского и волховского направления. Это была инициатива командующего Ленинградским фронтом. В большой статье «Об одной малоисследованной операции», опубликованной в «Военно-историческом журнале» в 1966 г., генерал-полковник М. С. Хозин так описывал случившееся: «21 апреля 1942 г. меня пригласили в Ставку. Причиной вызова явилось то, что я неоднократно в разговорах по прямому проводу с ответственными лицами Ставки высказывал претензии по поводу того, что операция по снятию блокады с Ленинграда между Ленинградским и Волховским фронтами идет несогласованно, разрозненно, что противник, пользуясь этим, легко парирует наши удары. Я просил, чтобы Ставка более централизованно руководила Ленинградским и Волховским фронтами, направляя их усилия на решения главной задачи, и не только организовывала взаимодействие между фронтами, но и своевременно питала фронты людскими и материальными ресурсами. В итоге моего доклада в присутствии Б. М. Шапошникова, А. М. Василевского и некоторых членов ГКО И. В. Сталин предложил в целях лучшего взаимодействия войск объединить Ленинградский и Волховский фронты в единый фронт. Такое предложение явилось неожиданным не только для меня, но, как я понял, и для других присутствующих»[387]. Все правильно было написано в статье М. С. Хозина о несогласованности действий фронтов, о недостаточном внимании со стороны Ставки в части пополнения соединений Ленинградского и Волховского фронтов людскими и материальными ресурсами. Но надо отметить, что генералы сами бездарно растрачивали эти ресурсы, не могли сконцентрировать усилия на решения главной задачи — прорыва блокады Ленинграда. В результате обсуждения ситуации на Ленинградском и Волховском фронтах, которая продолжалась в кремлевском кабинете И. В. Сталина более шести часов, была подписана директива Ставки ГВК следующего содержания:

Как утверждает М. С. Хозин, ему было приказано разработать план вывода 2-й ударной армии из окружения, в котором она в то время оказалась. Странно, что никто не поинтересовался мнением командующего фронтом К. А. Мерецкова. И. В. Сталин игнорировал его как человека, который не оправдал надежд, не выполнил ту историческую миссию, которая была на него возложена. Безусловно, определяющую роль при назначении Хозина сыграли не только его доклады в Ставку о скверном положении дел с прорывом блокады Ленинграда, но и то, что Мерецков провел два долгих месяца в тюрьме НКВД.

Командующий фронтом генерал М. С. Хозин, ознакомившись с обстановкой, пришел к выводу, что ни о каком наступлении не может быть речи. Требовалось срочное пополнение обессиленных дивизий людьми, усиление войск средствами противовоздушной обороны. Катастрофически не хватало авиации, танков, артиллерии. Штык и в редких случаях граната оставались основными средствами, которыми пытались прорвать оборону противника. Генерала армии К. А. Мерецкова назначили заместителем главнокомандующего войсками Западного направления.

Обстановка в зоне боевых действий оставалась очень тяжелой. 2-я ударная и часть соединений 59-й армии, которые вели борьбу с противником, занимавшим выступ у Спасской Полисти с западной стороны, фактически находились в окружении. Отрезанными от основных сил фронта оказались 4, 19 и 24-я гвардейские дивизии, 378, 267, 259, 191, 46, 327, 328, 305-я стрелковые дивизии, 13-й кавалерийский корпус в составе 25, 80-й и 87-й кавдивизий, 22, 25, 53, 57 и 59-я отдельные стрелковые бригады.

В результате изнурительных боев, которые практически непрерывно продолжались три с половиной месяца, войска 2-й ударной и 59-й армий морально устали, понесли большие потери. Многие соединения имели недокомплект в живой силе до 70 процентов. Танковые бригады и отдельные танковые батальоны остались без танков, артиллерия — без боеприпасов. Этим и объясняется тот факт, что соединения 59-й армии не смогли ликвидировать выступ у Спасской Полисти, который обороняла 61-я пехотная дивизия противника. Это была та самая дивизия, которую сильно потрепали советские войска во время освобождения Тихвина. Немцы извлекли урок из поражения и старались сделать все, чтобы не допустить прорыва на своем участке фронта. При отражении атак советских войск они отличались дисциплинированностью, слаженностью во взаимодействии пехоты, артиллерии и авиации, умелым управлением не только полками и батальонами, но и более мелкими подразделениями. Большие потери не сломили дух немецких солдат. Каждый из них хорошо понимал, что именно от него зависит судьба 18-й армии. Немецкое командование, прочно владея районом Спасской Полисти и выступом юго-западнее этого пункта, а также районом Любцы, все время угрожало прервать проход шириной 1,5–2 км в районе Мясного Бора.

С наступлением весны все дороги сделались непроходимыми. В лучшем случае окруженным войскам продовольствие и боеприпасы доставлялись на конных повозках, но чаще все грузы несли на руках. Их было так мало, что приходилось учитывать каждый снаряд, обойму и сухарь. Бойцы в окружении голодали, лошади гибли без фуража, орудия молчали из-за отсутствия боеприпасов. Командующий Ленинградским фронтом М. С. Хозин доложил в Ставку, что пока не удастся освободить Спасскую Полисть, восстановить нормальные коммуникации 2-й ударной армии, всякое развитие операции на Любань будет сдерживаться оглядкой на узкий проход между Спасской Полистью и Мясным Бором.

30 апреля Военный совет фронта приказал 2-й ударной армии перейти к обороне. Начались подготовка к выводу из «мешка» некоторых окруженных частей. Итоги первого этапа, как его называли немцы, Волховского сражения были наглядным свидетельством героизма советских солдат и порочности системы, которая отправляла их на верную смерть. В результате боев во время Любанской наступательной операции с 7 января по 30 апреля 1942 г. советские войска потеряли убитыми, пленными и пропавшими без вести 95 064 человека. Санитарные потери составили 213 303 человека. На начало операции численность войск составляла 325 700 человек[388]. Нетрудно подсчитать, что на 30 апреля общие потери соединений, участвующих в Любанской наступательной операции, составили 308 367 человек[389].

К лету 1942 г. полной неудачей закончилась попытка войск Волховского и Ленинградского фронтов снять блокаду Ленинграда, окружить и уничтожить любанско-чудовскую группировку противника. На начальном этапе сражения 2-я ударная и 54-я армии после тяжелых кровопролитных боев сумели захватить инициативу и создать угрозу окружения немецко-фашистских войск группы армий «Север» в районе Любани. Вместе с тем вырвавшиеся далеко вперед войска 2-й ударной армии со всех сторон охватывались противником и поддерживали связь со своим тылом только через узкую горловину в районе Спасской Полисти и Мясного Бора. Ее непрерывно атаковал враг, то и дело создавая угрозу перехвата основной коммуникации, по которой снабжались советские войска.

Немецкое командование, планируя на лето 1942 г. главный удар на юге, не оставляло мысли подготовить и провести операцию по захвату Ленинграда и Кронштадта, уничтожить Краснознаменный Балтийский флот и соединиться с финнами[390]. Это было и оставалось главной задачей немецкой группы армий «Север» в 1942 г. Однако в связи с ограниченным количеством сил и хроническим недостатком резервов верховное командование вермахта намечало начать эту операцию только после устранения угрозы со стороны советской группировки в районе Любани.

Войска Ленинградского фронта под командованием генерал-лейтенанта М. С. Хозина оборонялись на огромном участке советско-германского фронта от Карельского перешейка, ближних юго-западных и южных подступах к Ленинграду и далее от южного побережья Ладожского озера до озера Ильмень. Особенность их положения состояла в том, что группа армий внутри блокадного кольца (Ленинградская) не имела сухопутных сообщений со страной, другая (Волховская) воевала в лесисто-болотистой местности севернее Новгорода. 54-я армия, сильно ослабленная в предыдущих боях, решала самостоятельную задачу в районе Погостья. Все это затрудняло управление войсками фронта, создавало много организационных неурядиц, которые мешали оперативно принимать решения в сложной боевой обстановке. Командующий фронтом М. С. Хозин находился со штабом за Волховом в Малой Вишере. Члены Военного совета фронта А. А. Жданов и А. А. Кузнецов решали вопросы обороны в Ленинграде. Как отмечал маршал А. М. Василевский, «очень скоро выяснилось, что руководить девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными оккупированной врагом зоной, необычайно трудно. Решение Ставки о ликвидации Волховского фронта таким образом, оказалось ошибочным»[391]. Однако до этого понимания пройдет достаточно много времени, что, безусловно, сказалось на трагической судьбе 2-й ударной армии.

2 мая 1942 г. военный совет Ленинградского фронта представил в Ставку предложения по проведению операций на волховском направлении. Отмечалось, что «основная задача войск фронта — освобождение Ленинграда от блокады — будет выполняться путем проведения последовательных наступательных фронтовых операций»[392]. При этом не было учтено положение 2-й ударной армии, бойцы которой испытывали острый недостаток в продовольствии и боеприпасах. Решение Военного совета Ленинградского фронта по проведению наступательных операций в районе Любани было нереальным ввиду переоценки своих возможностей и недооценки сил противника. Фронт не располагал необходимыми силами и средствами для осуществления задуманного. Но это не мешало командованию настойчиво добиваться от соединений 2-й ударной армии проведения наступательных операций. Отсутствие трезвого анализа обстановки и состояния войск, которые устали от тяжелых непрерывных боев, не позволило командующему Ленинградским фронтом М. С. Хозину проявить полководческую дальновидность и принять правильное решение в отношении 2-й ударной армии. В Москве более взвешенно подошли к перспективам развития наступательных операций с целью освобождения Ленинграда от блокады. Ставка, утверждая план дальнейших действий фронта, потребовала от М. С. Хозина с 13 мая начать отвод войск 2-й ударной армии из района Любани на рубеж реки Волхов, чтобы встречными ударами 2-й ударной и 59-й армий разгромить группировки противника, действовавшего на северном краю коридора в районе Спасской Полисти. По выполнению поставленной задачи войска 2-й ударной армии должны были сосредоточиться в районе Мясного Бора, с тем чтобы прочно закрепить за собой совместно с 59-й и 52-й армиями Октябрьскую железную дорогу, шоссе Ленинград — Москва, а также плацдармы на западном берегу реки Волхов[393].

К маю 1942 г. командование Ленинградского фронта выработало план дальнейших действий на любанском направлении и готовилось к их осуществлению. Боевые действия войск Ленинградского фронта, а с 8 июня 1942 г. и вновь восстановленного Волховского фронта, проведенные в период с 15 мая по 29 июня на любанском направлении, составили основное содержание Любанской оборонительной операции. К ее началу и без того трагическое положение 2-й ударной армии усугубилось целым рядом негативных обстоятельств. Командованию группы армий «Север» удалось подтянуть резервы и увеличить группировку войск, действовавшую против 2-й ударной армии, до 10 дивизий[394]. Соединения 2-й ударной армии понесли большие потери в предыдущих боях. Многие дивизии и бригады «насчитывали по 800–1000 человек, а численность некоторых стрелковых полков не превышала 100–500 человек. Личный состав испытывал большие трудности с продовольствием, материально-техническим обеспечением. Имели место случаи смертности бойцов и командиров от голода, зафиксированы факты измены Родине и перехода на сторону противника»[395].

При выполнении приказа Ставки от 13 мая 1942 г. об отводе 2-й ударной армии из оперативного мешка командующий фронтом М. С. Хозин допустил неоправданную медлительность. Им также не были предприняты решительные меры по разгрому противника в районе Спасской Полисти, созданию нормальных условий для вывода армии из окружения. В докладной записке начальника особого отдела Волховского фронта старшего майора госбезопасности Д. И. Мельникова заместителю наркома внутренних дел комиссару госбезопасности 3-го ранга В. С. Абакумову о срыве боевой операции по выводу войск 2-й ударной армии из вражеского окружения говорилось: «Окружение 2-й ударной армии… противнику удалось произвести только из-за преступного халатного отношения командующего фронтом генерал-лейтенанта Хозина, не обеспечившего выполнение директивы Ставки о своевременном отводе войск армии из-под Любани и организации боевых операций в районе Спасской Полисти»[396].

13 мая член Военного совета 2-й ударной армии дивизионный комиссар И. В. Зуев вылетел в Малую Бишеру и доложил генералу М. С. Хозину о тяжелейшем положении армии. Он вернулся с приказом об отводе войск к Мясному Бору. Одновременно Военный совет Ленинградского фронта по настоянию А. А. Жданова принял решение об эвакуации вместе с отходящими войсками местного населения. Это обрекло на гибель тысячи стариков, женщин и детей, которые были вынуждены покинуть свои дома и под непрерывными бомбежками, артиллерийскими обстрелами, не имея запасов продовольствия, вместе с частями армии пробиваться к Мясному Бору. 15 мая противник нанес удар южнее Любани и несколько оттеснил войска 2-й ударной армии. К 16 мая, когда дороги и колонные пути, то есть тропы, подсохли, из «мешка» вывели все, что осталось от 13-го кавалерийского корпуса, 24-й и 58-й стрелковых бригад, 4-й и 24-й гвардейских дивизий, 378-й стрелковой дивизии, 7-й гвардейской и 29-й танковых бригад. Начали подготовку к отходу и другие окруженные части.

Только 21 мая штаб фронта получил директиву на вывод 2-й ударной армии из окружения. В ней говорилось:

По этой директиве все войска Волховского фронта переходили к обороне. Последовала еще одна реорганизация в управлении войсками. Волховская группа войск была разделена на две: Ладожскую — в составе 54-й и 8-й армий на фронте от Ладожского озера до реки Волхов у населенного пункта Кириши и Волховскую — в составе 4, 59, 2-й ударной и 52-й армий на фронте Кириши, Грузино, Спасская Полисть, Земтицы и далее по реке Волхов до озера Ильмень. Военный совет и штаб Ленинградского фронта от непосредственного командования войсками Волховской группы освобождались. Тем самым Ставка частично пыталась исправить свою ошибку по соединению Волховского и Ленинградского фронтов, нацелить командование Волховской группы войск на решение проблем попавших в окружение частей 2-й ударной и 59-й армий.

23 мая, создав двойное превосходство в силах, немецкое командование одновременно нанесло три удара: первый — из района юго-западнее Любани на юг, второй — из района северо-восточнее Оредежа (15 км южнее станции Чолово) на север; третий — из района Спасской Полисти на юг. Соединения 2-й ударной армии мужественно отражали атаки немецких войск. В трудной ситуации непрерывного сражения командующий армией А. А. Власов не сумел в полной мере контролировать ситуацию.

Начальник связи 2-й ударной армии генерал-майор А. В. Афанасьев так описывал события в донесении Военному совету фронта 26 июля: «в конце мая была получена директива о выходе 2-й ударной армии с рубежа Новая Деревня, Ручьи, Коровий Ручей, Красная Горка, платформа Еглино, Веретье, Остров, Пашнино, Финев Луг, Глухая Кересть за реку Волхов. Был составлен полковником Виноградовым оперативный план по рубежам выхода 2-й ударной армии, который и стал по утверждении фронтом основой действий 2-й ударной армии… Несмотря на все тяжелые условия оценки местности, истощение людского состава, отсутствия пополнения, но благодаря хорошему политико-моральному состоянию личного состава армии вся техника из болотистой местности была заблаговременно вывезена за Новую Кересть. Этим самым все соединения стали свободными и оперативно выполнять возложенные на них задачи»[398].

Армия еще была боеспособна и готовилась выполнять поставленную перед ней задачу. «Управление по всем рубежам было построено при наличии двух-трех запасных командных пунктов. При хорошо развитой постоянной сети телефонно-телеграфной линии последняя была двухпроводной системой, при наличии обходных линий, по фронту между стрелковыми дивизиями и бригадами. Это давало возможность командованию бесперебойно управлять войсками весь период выхода до реки Полисть. За это было награждено 52 связиста правительственными наградами»[399], — писал в донесении А. В. Афанасьев. Армия, по его словам, имела хорошую связь и устойчивое управление. «После тщательной подготовки соединений и проверки на местах для выполнения директивы о выходе на указанные в плане рубежи времени вполне было достаточно, чтобы из любого положения можно было уничтожить вражеские силы, откуда они бы не появились»[400], — считал генерал. В донесении А. В. Афанасьева много противоречий, несоответствий реалиям той обстановки, которая складывалась на фронте 2-й ударной армии. Это видно потому, что еще 24 мая за подписями командующего фронтом генерала М. С. Хозина, члена Военного совета А. И. Запорожца и начальника штаба Г. Д. Стельмаха был подписан приказ командующему 2-й ударной армией А. А. Власову об улучшении управления соединениями армии. В нем давались жесткие оценки действиям командарма: «Ваше поведение непонятно. Уже третий раз вами своевременно не доносится об оставлении населенных пунктов. Вы оставили КП без разрешения и потеряли управление войсками на железнодорожном направлении, где обстановка осложняется. Приказываю принять меры к планомерному выводу частей в соответствии с планом. Противника, пробравшегося в район Дубовик, ликвидировать, не допуская перехвата противником путей отвода войск армии»[401].

Массовый отход войск начался 24 мая. Части последовательно снимались с позиций и двигались к Новой Керести, далее к деревням Кречно и Мясной Бор. «Личный состав был измотан, выталкивая на себе материальную часть из болот к узкоколейке и лежневой дороге. До этого в продолжении полутора месяцев армия находилась на голодном пайке. Никаких запасов боеприпасов и продовольствия в армии не имелось, так как подвоза не было из-за отсутствия горючего… На 30 мая на территории, занимаемой армией, находилось на платформах и в вагонах 1500 раненых, а 4500 человек гражданского населения в лесу в ожидании эвакуации»[402], — докладывал на Военном совете Волховского фронта 5 июля начальник тыла 2-й ударной армии полковник С. Н. Кресик. Большинство из них погибли от бомбовых ударов и огневых налетов вражеской артиллерии. С занятием противником Новой Керести армия лишилась единственной площадки, где принимались доставленные самолетами продовольствие и боеприпасы.

На первом этапе по выходу из окружения 2-я ударная армия ценой огромных усилий отражала атаки противника и отходила на заранее определенные рубежи. В донесении А. В. Афанасьева подробно описаны последующие события. Противник медленно продвигался в глубь территории, которая до недавнего времени была под контролем советских соединений. Немцы через Веретье вышли на Дубовик и заняли этот населенный пункт. В результате взаимодействия сил 327-й и 382-й стрелковых дивизий, 59-й и 25-й стрелковых бригад противник был остановлен и понес большие потери. Части этих бригад из Большое Еглино вышли на намеченный рубеж отхода согласно плану. Советские части яростно отбивались от наседавших немцев, небольшими группами нападали на них с тыла, контратаковали с фронта. То же самое происходило на втором рубеже обороны: Ручьи, Радофинниково. Попытка противника занять Тигода-Червено успеха не имела. На третьем рубеже обороны немецкие войска тоже встретили упорное сопротивление советских войск. Силы прикрытия дали возможность сосредоточить ударную группировку, которая была нацелена на восток. В нее входили 22, 25, 57, 59-я стрелковые бригады, 46-я и 382-я стрелковые дивизии в районе реки Глушица. Здесь особую активность проявил противник, но благодаря хорошо налаженному управлению и наличию связи по фронту, организации взаимодействия между дивизиями и бригадами противник понес большие потери и успеха не имел. В этот период вся техника была сосредоточена близ реки Глушица, готовая к эвакуации согласно плану. Восточная группа начала наступление на восток во взаимодействии с 59-й армией. В этот период управление было построено с двух пунктов ВПУ, которые находились в двух километрах северо-западнее Новой Керести, и КП, оборудованного в 2 километрах восточнее Кречно. Оперативную группу возглавлял генерал-майор П. Ф. Алферьев. На КП находилось командование 2-й ударной армии. Противник сосредоточил силы в районе деревень Ольховка, Финев Луг и Глухая Кересть. Командование армии приняло решение усилить передовые части, поставив под ружье связистов, артиллеристов, тыловиков. 1500 человек пополнили стрелковые части. Но это не решило исход дела. Противник продолжал наступление. Советские части оставили Ольховку, Финев Луг и Глухую Кересть и с боем отошли за реку Кересть. Здесь удержались недолго. Противник подтянул резервы, активизировал действия авиации по переднему краю обороны, дорогам и просекам, по которым отходили соединения 2-й ударной армии, нанес бомбовые удары по командному пункту армии. Противник с запада перешел реку Кересть и решительно повел наступление на стыке советских дивизий и просочился в глубь обороны, угрожая КП армии. В результате командиры штаба армии вынуждены были сосредоточиться в районе штаба 57-й стрелковой бригады между реками Глушица и Полисть, где находились с 23 по 24 июня. Противник вновь нанес удары авиацией по штабам войск. Военным советом армии было решено: с наступлением вторых эшелонов всему штабу армии «разбиться» по штабам бригад и дивизий и пробиваться вместе с ними на восток. Именно с этого момента штаб 2-й ударной армии перестал действовать как организующая и управляющая окруженными войсками сила. Небольшими группами командиры штаба армии разбрелись по лесам и болотам. С этого времени армия прекратила свое существование как организованная боевая единица. Все трудности по выходу из окружения легли на плечи инициативных, мужественных командиров, которые взяли на себя ответственность за судьбу полков и рядовых бойцов. Они с боем прорывались через немецкие позиции, отражали контратаки противника и выносили на руках раненых.

«С 20 по 29 июня вышло из окружения ходячих раненых 3,5–4 тысячи. Из боевых частей вышло 2500. Осталось приблизительно 32 тысячи. Всего на 20 июня армия имела 40 тысяч человек. Отошедшие части 52-й и 59-й армий после закрытия прохода составляли 12–15 тысяч человек, а всего на довольствии было 50–55 тысяч»[403], — докладывал на Военном совете фронта полковник С. Н. Кресик. В заключение он сказал: «Причинами гибели армии считаю: 1) отсутствие боеприпасов, голод, в силу чего армия, несмотря на исключительный героизм и самоотверженность личного состава, не смогла сдержать натиск превосходящих сил противника, дав ему возможность до предела сжать кольцо; 2) отсутствие помощи с востока; 3) для изучения причин гибели армии и установления виновных считаю необходимым назначить правительственную комиссию»[404]. Анализ донесений, докладов всего случившегося будет потом, когда борьба за 2-ю ударную армию будет проиграна. Москва в ходе этой борьбы не выделила проблемному фронту ни одной дополнительной дивизии. Резервов не было. Своими силами обескровленные армии Волховского фронта не могли решить задачу спасения гибнущих товарищей из 2-й ударной армии.

Основные силы ударной армии продолжали выходить в исходный район севернее Новой Керести для удара навстречу 59-й армии. Встречный удар 59-й и 2-й ударной армий был назначен на 5 июня. Однако 30 мая противник, заметив отход советских частей, перешел в наступление, нанеся удар вдоль железной дороги и шоссе Новгород — Чудово с севера и юга. Оно поддерживалось массированными действиями авиации. 5 июня в 2 часа ночи ударные группы 59-й и 2-й ударной армий перешли в наступление. К 12 часам дня ударная группа 59-й армии вышла на восточный берег реки Полисть. 2-я ударная армия из-за плохой организации боя своей задачи не выполнила. Враг своим наступлением вдоль железной дороги Ленинград — Новгород внес дезорганизацию в управление ее войсками. Он рвал оборону войск 2-й ударной армии, занимавших рубеж Ручьи, Вдицко, станция Рогавка и, заняв Финев Луг, стал угрожать тылу ударной группировки армии, находившейся в районе севернее Новой Керести. Генерал М. С. Хозин утверждал, что «6 июня с утра немецко-фашистские войска возобновили наступление и окончательно закрыли проход в стыке 59-й и 52-й армий. В окружении остались части семи стрелковых дивизий и шести стрелковых бригад общей численностью 18–20 тыс. человек. О случившемся было немедленно доложено в Ставку»[405]. Однако начальник особого отдела Волховского фронта старший майор госбезопасности Д. И. Мельников в докладной записке заместителю наркома внутренних дел Союза ССР комиссару госбезопасности 3-го ранга В. С. Абакумову утверждает, что именно 30 мая коридор был закрыт немецкими войсками. В этот день Военный совет 52-й армии бросил в бой последние резервы — 54-й гвардейский стрелковый полк с пополнением 370 человек. Пополнение было введено с ходу, неподготовленным, при первом соприкосновении с противником разбежалось и было остановлено заградотрядами особых отделов. Немцы, потеснив части 65-й дивизии, подошли вплотную к селу Теремец-Курляндский и левым флангом отрезали 305-ю стрелковую дивизию. В это время противник, наступая на участке 1236-го полка 372-й стрелковой дивизии, прорвав слабую оборону, расчленил второй эшелон резервной 191-й стрелковой дивизии, вышел на узкоколейную дорогу в районе отм. 40,5 и соединился с частями, наступающими с юга[406]. В сложившейся обстановке командующий Ленинградским фронтом принял решение о нанесении встречных ударов силами войск 2-й ударной и 59-й армий с целью прорыва кольца окружения в районе Спасской Полисти. Однако организация и подготовка ударов затянулась и успеха не имела. Противник сумел в результате упорного сопротивления сохранить свои позиции. Прорвать кольцо окружения и вывести остальные части 2-й ударной армии не удалось. На 1 июня 1942 г. в окружении находилось более 40 тысяч бойцов и командиров Красной Армии. У них на вооружении было 409 противотанковых ружей, 545 минометов, 28 зенитных пушек всех систем, более 300 пушек разного калибра, 60 тракторов ЧТЗ, 31 трактор СТЗ, автомашин ЗИС-5 — 36, автомашин ГАЗ-А и АА — 75[407].

Командующий фронтом М. С. Хозин и командующий 59-й армией И. Т. Коровников, будучи осведомлены о сосредоточении противника, все же считали, что оборона 372-й дивизии прорвана небольшой группой автоматчиков, поэтому в бой резервы не вводили, чем дали возможность противнику вновь отрезать 2-ю ударную армию. 1 июня без артиллерийской поддержки 165-я стрелковая дивизия пошла в наступление с целью отбросить противника и восстановить узкую горловину, связывающую окруженную армию с основными силами. Потеряв в бою 50 процентов бойцов и командиров, она, не выполнив задачу, отошла на исходные позиции. М. С. Хозин вывел дивизию и перебросил на другой участок, заменив ее 374-й стрелковой дивизией, которая в момент смены частей отошла несколько назад. Имеющиеся резервы, как утверждал старший майор госбезопасности Д. И. Мельников, в бой введены не были. Наоборот, Хозин приостановил наступление и приступил к перемещению командиров дивизий: снял командира 165-й стрелковой дивизии полковника Соленова, назначил командиром дивизии полковника Морозова, освободив его от должности командира 58-й стрелковой бригады. Вместо командира 58-й бригады был назначен командир 1-го стрелкового батальона майор Гусак, вместо начальника штаба дивизии майора Назарова — майор Дзюба, был также снят и комиссар 165-й стрелковой дивизии старший батальонный комиссар Илиш, а в 372-й стрелковой дивизии снят командир полковник Сорокин и на его место назначен полковник Синегубко. Перегруппировка войск и замена командиров затянулась до 10 июня. За это время противник сумел построить дзоты и укрепить оборону. Понятно стремление командующего фронтом М. С. Хозина оттянуть на более позднее время дату соединения северной и южной группировок войск противника, которые перерезали и без того узкую горловину, соединяющую 2-ю ударную армию с основными силами фронта. Он думал, что сумеет выправить положение. Поэтому и докладывал в Ставку, что коридор действовал. 6 июня стало окончательно ясно, что чуда не произойдет. 2-я ударная армия оказалась в оперативном «мешке». Реакция Ставки последовала незамедлительно. М. С. Хозин был снят с должности командующего Ленинградским фронтом и отправлен командовать 33-й армией на Западный фронт. 8 июня был восстановлен Волховский фронт. Его командующим вновь назначили генерала армии К. А. Мерецкова.

«С 12 по 18 июня бойцам и командирам окруженной армии выдавалось по 400 г конины и 100 г сухарей, в последующие дни выдавалось от 10 до 50 г сухарей. В отдельные дни бойцы продуктов не получали вовсе, что увеличивало число истощенных бойцов и появились случаи смертности от голода. Зам. нач. политотдела 46-й дивизии Зубов задержал бойца 57-й стрелковой бригады Афиногенова, который вырезал из трупа убитого красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, Афиногенов по дороге умер от истощения»[408], — писал Д. И. Мельников.

В Москве поняли, что за период с конца апреля до начала июня в районе Волхова и Ленинграда было допущено несколько серьезных ошибок, в том числе и в плане организации боевых операций. Ставка назначила командующим Ленинградским фронтом Л. А. Говорова.

Штабом была предпринята попытка организовать контрудар с целью прорвать фронт и восстановить связь со 2-й ударной армией. 10 июня К. А. Мерецков силами трех стрелковых бригад, некоторых других стрелковых соединений и одного танкового батальона (все, что удалось собрать) атаковал позиции противника. Однако она успеха не имела. Немецкое командование наращивало силы на этом участке фронта. С севера, западнее Ленинградского шоссе, наступали части трех пехотных дивизий, полицейская дивизия СС, танковые и моторизованные части. Все они были сведены в бригады «Кехлинг», «Басе» и «Шайдес». Со стороны Новгорода действовала группа «Гоппе», группа «Яшке» и другие вражеские части. С запада на 2-ю ударную армию наступали две пехотные и одна охранная дивизии, сведенные в группу «Герцог». Немцы не давали возможности окруженным советским войскам перегруппироваться, сосредоточить усилия для нанесения удара в районе, намеченном для выхода из окружения. Бои носили ожесточенный характер.

Ценой огромных усилий фронт окружения 19 июня был прорван. Это сделали танкисты 29-й танковой бригады и пехота. Но ширина прорыва не превышала 1,5 км. Три дня через этот узкий и простреливаемый всеми видами оружия коридор осуществлялся вывод войск 2-й ударной армии. Однако голодные и измученные воины находили в себе силы отражать непрерывные атаки врага и выносить на себе раненых. «Затем произошло то, чего я больше всего опасался. Части 2-й ударной армии, участвовавшие в прорыве, вместо того, чтобы направить свои усилия на расширение прорыва и закрепления флангов, сами потянулись вслед за ранеными. В этот критический момент командование 2-й ударной армии не приняло мер по обеспечению флангов коридора и не сумело организовать выход войск из окружения. Попытки со стороны командования фронтом сколотить из вышедших частей отряды и использовать их для обеспечения коридора также не увенчались успехом» [409], — писал в мемуарах К. А. Мерецков.

22 июня противнику удалось ликвидировать этот коридор и вновь замкнуть кольцо окружения. 23 июня район, занимаемый 2-й ударной армией, сократился до таких размеров, что простреливался артиллерией противника на всю глубину. Последняя площадка в районе населенного пункта Финев Луг, где приземлялись легкие самолеты с Большой земли, была захвачена противником. Узел связи был разбит, войска прикрытия отходили беспорядочно. «Обстановка сложилась очень тяжелая. Площадь — два на два километра, занятая нашими войсками, насквозь простреливалась. Всюду лежали убитые и раненые. Кто бредил, кто лежал в воде и просил пить, кто просил перевязать, а кто требовал пристрелить, потому что самому это сделать уже не было сил… Застрелился комиссар нашего дивизиона старший политрук Долинский. Перевязочного материала никакого, раненых прибавлялось, а перевязывать их нечем. Немцы не атаковали, обложили нас, как зверя в берлоге, бомбили и обстреливали артиллерийско-минометным огнем. Правда, один раз они пытались разбить нас на две части, но наше командование, имея небольшой резерв автоматчиков, быстро выбило их с нашей территории»[410], — вспоминал бывший командир батареи 830-го артполка 305-й стрелковой дивизии А. С. Добров.

Все попытки Волховского фронта прорвать оборону противника в районе выхода окруженной армии успеха не имели. Командование 2-й ударной армии утром 24 июня отдало распоряжение: выходить из окружения мелкими группами, кто где хочет и как знает. Это распоряжение подорвало моральный дух войск и окончательно дезорганизовало управление. Бои частей 2-й ударной армии, не успевших выйти из окружения, продолжались до 29 июня. Наши потери в этих боях составили примерно 10 000 убитыми и 10 000 пропавшими без вести. Были потеряны 102 орудия, 12 танков и 200 пулеметов[411]. Однако анализ говорит о том, что потери войск в этой операции были более значительными. Силы 2-й ударной армии, которые вышли из окружения — около 16 тыс. человек отошли за реку Полисть и совместно с 52-й и 59-й армиями прочно закрепились на этом рубеже, удержав плацдарм на левом берегу реки Волхов. Вскоре остатки 2-й ударной армии были отведены в тыл на переформирование. Трагически сложилась судьба командиров штаба 2-й ударной армии. В ночь с 24 на 25 июня они должны были выходить с частями и штабами окруженных войск. Военный совет армии, сопровождаемый ротой автоматчиков, выступил в 23 часа 24 июня в район 46-й стрелковой дивизии, с частями которой он должен был выходить из окружения. У реки Полисть он попал под сильный огонь противника. Штабисты разделились на три группы. Одна ушла на запад, встретила партизан и позже была вывезена на самолетах. Вторая рассеялась. Группа командующего армией генерала А. А. Власова направилась к Волхову. Три недели она блуждала по тылам врага — до 11 июля 1942 г. Начальник штаба армии Виноградов был ранен и умер от потери крови. А. А. Власов сдался в плен врагу. 14 июля германское радиовещание в сводке верховного командования передало: «Во время очистки недавнего волховского кольца обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Власов»[412]. А 17 июля командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования № 170518 о доставке командующего, начальника штаба и связи 2-й ударной армии из-за линии фронта. В ней говорилось: «Ставка Верховного Главнокомандования приказывает Вам под Вашу личную ответственность принять меры к тому, чтобы не позднее 19 июля Власов и его люди были доставлены самолетами на территорию фронта. Ставка считает делом вашей чести выполнить эту задачу. Ставка приказывает Вам поставить всю авиацию фронта на выполнение этой задачи»[413].

25 июня в 9 часов 30 минут немцы окончательно захлопнули «горлышко». Тысячи солдат и командиров, штаб 2-й ударной армии остались на крошечном пятачке у Новой Керести.

28 июня Гитлеру было доложено о победном завершении Волховского сражения. В донесении сообщалось о 32 759 советских солдатах, взятых в плен[414]. Среди них оказались и тысячи раненых, и 793 медработника, которые их не бросили, во главе с начсанармом военврачом 1-го ранга К. К. Боборыкиным[415].

В результате боев с 13 мая по 10 июля 1942 г. безвозвратные потери войск Волховского фронта составили 54 774 человека, санитарные — 39 977 человек[416].

Противник под Любанью израсходовал свои резервы и вынужден был отложить штурм Ленинграда. Он также не направил ни одной дивизии на юг, где разворачивались основные сражения лета 1942 г. Немецкие историки оценивали ситуацию, которая сложилась на фронте группы армий «Север» зимой 1941/42 гг., как критическую.

В фундаментальном исследовании «Мировая война 1939–1945 годы» немецкий генерал фон Бутлар писал: «Ведя тяжелые бои севернее озера Ильмень, 18-я армия сумела остановить наступление русских, удержать ключевые позиции в районе Петрокрепости и не допустить тем самым прорыва противником блокады Ленинграда. Лишь на Волховском направлении, в районе севернее Новгорода, противнику удалось переправиться через замерзшую реку Волхов и глубоко вклиниться в расположение немецких войск. Однако прорвавшиеся части русских были отрезаны и весной 1942 г. уничтожены»[417]. Другой немецкий историк, Пауль Карель, так оценивал все то, что случилось в районе Любани: «Сражение в лесах и на берегах Волхова стало одним из самых страшных»[418]. Полковник в отставке, бывший комиссар 59-й отдельной стрелковой бригады, которая сражалась в окружении, И.-Х. Венец в воспоминаниях так оценил все случившееся в любанском «котле»: «Роковой ошибкой было решение Ставки о ликвидации Волховского фронта, сказалось и безразличие к судьбе 2-й ударной, да и всего Волховского направления, генерала М. С. Хозина. Во время боев в окружении губительно сказалась трусость и бездарность Власова. Ошибкой было и то, что оборона флангов прорыва с самого начала возлагалась на части других армий: 59-й — справа и 52-й — слева. Рядовые и командиры 2-й ударной мужественно и честно выполнили свой долг, проявили стойкость, мужество и массовый героизм»[419].

Прорыв блокады Ленинграда, окружение и разгром группы армий «Север» в первой половине 1942 г. не получились. Войска фронта стали готовиться к новой наступательной операции с той же задачей — прорвать блокаду Ленинграда.

События вокруг 2-й ударной армии на всем протяжении Любанского сражения привлекали особое внимание командования. Однако и на других участках Волховского фронта шли тяжелые бои. Части 4-й армии пытались сбить противника с Киришского плацдарма. Израсходовав с 4 по 15 июня более 40 тысяч мин и снарядов для разрушения 130 огневых точек и блиндажей и уничтожив более 20 минометных и артиллерийских батарей, а также 850 солдат и офицеров врага, советские подразделения все же не смогли овладеть Киришами. В июле — августе 1942 г. предпринималась новая попытка сбросить врага в Волхов, но и эти затяжные бои не дали результата.

Тогда начальник отдела заграждений штаба инженерных войск Волховского фронта майор С. П. Назаров предложил подорвать опорный пункт противника в роще Высокая, применив старинный прием подземно-минной борьбы, известный на Руси еще с древних времен. В ноябре 1942 г. развернулись сложные работы, которыми руководил дивизионный инженер 44-й стрелковой дивизии майор В. С. Сорокин. В зоне наибольшего сближения с рощей Высокая в ночное время саперы соорудили просторный и глубокий блиндаж, связанный ходом сообщения с первой траншеей. Из блиндажа по азимуту определили общее направления подкопа. Его вели из блиндажа круглосуточно. Грунт саперы 61-го батальона 44-й стрелковой дивизии выносили в мешках, вручную, рассыпали его в ближайших воронках и маскировали снегом. Сечение галереи было невелико — 1,5 × 2 метра. Лопатой, кирками бойцы вели галерею в сторону противника. Вскоре в подкопе появились грунтовые воды, стало не хватать кислорода. Тускло светили в забое лампочки, питавшиеся от автомобильных аккумуляторов. Бойцами руководили командиры рот старшие лейтенанты Смирягин и Рогожкин, лейтенант Груздев и начальник штаба батальона капитан Кудинов. Две команды по 12 человек менялись через каждые три дня работы. После проходки 180-метровой галереи в конце ее устроили взрывную камеру, куда саперы доставили и уложили несколько тонн взрывчатки.

Вместе с капитаном Смирягиным, удалив всех из галереи и камеры, майор Сорокин смонтировал взрывные сети от заряда к подрывной машинке. Операцию по подрыву рощи Высокая с двумя отвлекающими взрывами — на железной дороге и у деревни Плавницы — назначили на утро 23 февраля 1943 г. «в 200 метрах от нашей первой траншеи оборудовали исходную позицию — траншею для батальона автоматчиков, которому был поручен захват рубежа после подрыва рощи Высокая. В семь часов утра в небо рядом с нами взлетают две красные ракеты. В ответ справа, под деревней Плавницы, — две зеленые. Раздаются два отвлекающих взрыва и вслед за ними — главный взрыв. Все находившиеся на КП в блиндаже, в километре от центра взрыва, ощутили сотрясение почвы, как при землетрясении. Выбежали наружу — громадный огненно-черный гриб взрыва встал над местом, где была роща Высокая. Штурмовой батальон автоматчиков 44-й стрелковой дивизии вместе с приданными саперами броском занял рубеж. Весь гарнизон опорного пункта был уничтожен взрывом. Только через час немцы начали обстрел с левого берега Волхова. Завязалась артиллерийская дуэль. В течение дня противник дважды после авиационных налетов предпринимал ожесточенные контратаки, но они были отбиты. Днем саперы обмерили воронку. Она оказалась диаметром не менее 80 метров и глубиной 20 метров. Позднее немцы в своих газетах жаловались: „Русские предприняли на Киришском рубеже варварские способы ведения войны — подкопы и взрывы времен осады крепостей“»[420]. Это был единственный в истории Великой Отечественной войны успешно проведенный подкоп под вражеские позиции.