Нелюбимая жена

Глава 8

В день свадьбы я просыпаюсь с припухшими и покрасневшими от слез глазами. В отличие от позапрошлой ночи, которую я провела плача у окна и наблюдая за машиной Мурада, простоявшей у наших ворот до семи утра, все не так уж плохо. Я хотя бы поспала четыре часа на этот раз. Утром меня будит мама, которая, увидев мое лицо, тут же приносит капли для глаз и патчи.

Часом позже приезжают визажист и парикмахер. Я даже не могу ответить, какой макияж хочу, и маме приходится давать указания.

– Не хочу коричневую помаду, давайте розовую, – в последний момент, спохватываюсь, вспомнив оттенок губ Самиры в свадебном образе. – И гладкий пучок.

Я отказалась от ее дорогих украшений, и, хотя не смогла переубедить никого насчет платья, но во всем остальном решила сделать свой образ максимально различающимся от ее. Таблетка легкого успокоительного, которую я пью после завтрака, помогает мне лучше сдерживать эмоции, потому что держаться, особенно в тот момент, когда меня забирает из отчего дома семья жениха, очень сложно.

Далее следует ресторан, множество гостей, которым не терпится посмотреть на невесту поближе и сфотографироваться, а также представление родственникам и друзьям, которых я все равно не запоминаю. Заведует всем этим тетя Тимура, которая сегодня за хозяйку, так как матери у него нет. Насколько я знаю, она умерла вместе с дочерью в аварии несколько лет назад и Тимур с отцом остались одни друг у друга. Каждый живет своей жизнью, Тимур – в Москве, мой свекр – здесь. Строит политическую карьеру, как и дядя Анвар.

После обеда тетя моего мужа выводит меня в сад для фотосессии. Фотограф – мужчина, поэтому я немного стесняюсь, когда он просит меня быть посвободнее, принимать ту или иную позу. Когда же к нам присоединяется Тимур, мое лицо так горит, что я не могу поднять на него взгляд. Все-таки, эти новомодные тенденции, вроде открытой фотосессии молодоженов, когда каждый может увидеть нас из окна, меня дико напрягают. Если бы люди придерживались старых традиций, то его вообще не увидели бы сегодня, потому что жених на свадьбе присутствовать не должен.

– Встаньте у этой арки лицом друг к другу, – командует фотограф. – Тетя, невеста у нас стеснительная, вы пока не оставите нас?

– Сразу видно – воспитали, как нужно, – улыбается тетя Тимура, имени которой я до сих пор не знаю, потому что прослушала сегодня все разговоры, витая в своих мыслях. – Не стесняйся так, девочка, фотограф у нас опытный. Он, знаешь, сколько пар каждый день фотографирует?

Ободряюще пожав мне руку, она уходит, оставляя нас втроем. Мы с Тимуром встаем, как говорит фотограф. Я так и не осмеливаюсь посмотреть ему в глаза, остановившись взглядом в районе груди, обтянутой красивым пиджаком оливкового цвета. Руки нервно сжимают букет невесты, пока нас щелкают с разных ракурсов.

– Клянусь, брат, никогда еще не встречал такой стеснительной невесты! – говорит, с нотками нетерпения в голосе, фотограф Тимуру. – Ну, хоть на мужа своего посмотри разок! А то потом напишут мне плохие отзывы, что не сделал свою работу, как надо.

Я поднимаю голову, наконец, встречаясь лицом к лицу с человеком, который отныне стал моим мужем, и понимаю, что не зря боялась этого раньше. Хотя Тимур ведет себя исключительно вежливо, перебрасываясь словами с фотографом, когда он смотрит на меня, я явственно ощущаю исходящую от него неприязнь. Его глаза выдают презрение, как и кривящийся в ухмылке рот. Один только фотограф ничего не замечает и мучает нас еще полчаса, ведя за собой по всей территории и указывая, как вставать или садиться.

– Ну, вот и отмучались, – шутит он, закончив экзекуцию. – Напиши мне свой номер, брат, я скину тебе несколько фото уже сегодня.

– Не нужно, мы никуда не спешим, – отвергает его предложение Тимур. – Пришлешь все вместе, когда закончишь с обработкой.

– Тогда я пойду. Счастливой вам совместной жизни! – прощается тот, оставляя нас одних на причале.

До ресторана идти метров тридцать. Мы с Тимуром наедине и я еще больше начинаю нервничать. Однако, он ничего не предпринимает и даже не комментирует мое платье, хотя я этого боялась.

– Иди внутрь, – раздается бесстрастный приказ и с огромным облегчением, я направляюсь обратно к гостям.

Уж лучше терпеть их общество и бесконечный гул разговоров, чем напряженное молчание рядом с Булатовым. Надеюсь только, ночью он будет испытывать такую же неприязнь, потому что малейшая мысль о близости рождает в моей груди панику.

***

Недосып последних дней сказывается на мне, потому что вечером, по дороге в дом отца Тимура, где мы будем жить, пока не уедем в Москву, мне едва удается держать глаза открытыми. Я все же дремлю последние двадцать минут пути, просыпаясь только, когда кортеж из трех автомобилей подъезжает к воротам большого особняка. К счастью, тетя Тимура, едущая со мной, села спереди, рядом с водителем, и не заметила моего сонного состояния.

Оказавшись в доме, мы с тетей Асмой, имя которой я все же узнала, и тремя ее дочерьми идем сразу на кухню. Мне не разрешают пока переодеться, потому что мы ждем гостей, которые не смогли приехать днем. Обернувшись полотенцем, чтобы не запачкать платье, я нехотя ужинаю, так как аппетита совершенно нет, и следующие три часа провожу так же, как и днем – принимая гостей.

Все расходятся только к одиннадцати ночи. Перед своим отъездом, тетя Асма провожает меня в спальню Тимура, куда уже принесли мои чемоданы, и оставляет одну. Я хочу как можно скорее переодеться, так как не желаю делать это при нем, но возникает заминка с корсетом платья. Один из крючков застрял и как я не изгибаюсь – не могу до него дотянуться. Трачу на это не меньше десяти минут и уже тихо паникую, что меня застанут в таком виде, как самое худшее опасение оправдывается – дверь в спальню отворяется и на пороге возвышается Тимур.

– Я одеваюсь, выйди! – подтягивая платье к груди, требую я, но окинув меня коротким взглядом, он входит и закрывает за собой дверь.

Сердце в груди готово выпрыгнуть – так сильно оно бьется. Наблюдаю за ним, затаив дыхание, и, когда он берет нож для фруктов из красиво сервированного блюда на тумбочке и направляется ко мне, замираю от необъяснимого страха.

– Зачем тебе нож? – чувствуя себя дурой, но все еще не веря в угрозу, спрашиваю я.

Он ничего не отвечает, а просто берет меня за предплечье и поворачивает к себе спиной, после чего я чувствую прикосновение ножа сквозь ткань платья и громко кричу от ужаса. Пытаюсь прикрыться руками, вырваться из его сильной хватки и все ожидаю боли, но она не наступает, хотя я ясно слышу, как орудует нож, распарывая ткань.

Лишь несколько секунд спустя осознаю, что меня не убивают. Тимур режет платье! Причем режет так ожесточенно, что оно сваливается с меня кусочек за кусочком, оставляя только в застрявшем корсете и остатках юбки.

«Да он просто псих!»

Я стою ни жива, ни мертва, объятая диким страхом и, ожидая, что он в своем неадекватном состоянии вот-вот заденет ножом и меня вместе с тканью, а рот даже не открывается. Ни для мольбы, ни для крика. Инстинкт самосохранения кричит не двигаться, не провоцировать его еще больше. Только когда рука Булатова разжимается, отпуская меня, а сам он отходит в сторону, я, кажется, начинаю дышать.

– Если в твоем гардеробе имеются еще какие-то вещи Миры – избавься от них, – тяжело дыша, приказывает он. – Это было первое и последнее предупреждение.

Мужчина выходит из комнаты, а я кулем падаю на пол, чувствуя, как дрожат руки и ноги от пережитого всплеска адреналина. Грудь сжимают рыдания и я никак не препятствую надвигающейся истерике, потому что держать себя в руках при таких обстоятельствах невозможно.

Я вышла замуж за сумасшедшего и неизвестно, что он может со мной сделать в порыве гнева! Никогда в жизни мне не было так страшно.

«Мамочка, пожалуйста, забери меня отсюда!»

***

Злость из-за идиотского платья испаряется в тот же момент, когда я вижу бледное от страха лицо Лейлы.

Н-да, переборщил.

Не удивлюсь, если она посчитает меня неуравновешенным психом или обдолбышем. Я и сам от себя в шоке, ведь не планировал так расходиться. Однако, дело уже сделано и я решаю свалить подальше, потому что она, вдруг, оказывается практически голой и стоит ей прийти в себя, как начнется истерика по этому поводу. Ни капли не сомневаюсь в том, что Лейла из того типа женщин, которые стесняются показать лишний сантиметр кожи, а сексом занимаются в темноте и под одеялком.

Ничего не скажешь, повезло с женой!

Скинув пиджак и жилет с галстуком, подворачиваю рукава рубашки и выхожу на лоджию. Как бывший спортсмен, курением я не балуюсь. Алкоголя в доме тоже нет. Зато есть боксерская груша. По которой и принимаюсь бить, выплескивая всю накопившуюся ярость.

– Злишься, значит, – звучит за спиной неодобрительный голос отца.

– Не удержался, – усмехаюсь я, ожидая порцию нравоучений.

Однако, их не следует. Папа встает рядом со мной, обколачиваясь на перила. Мы молчим несколько минут, смотря в ночь, прежде чем он начинает разговор.

– После того, как мужчина женится, – говорит он. – Он берет на себя ответственность за жену не только перед людьми, но и перед Богом. Перед Богом в первую очередь, Тимур. Потому что после смерти, тебе придется нести ответ за каждую обиду, которую она тебе не простила.

– Я не собираюсь обижать свою жену, – раздраженно отвечаю ему.

– Обиду может нанести и безразличие, не говоря уже о неприязни. Я знаю, что эта девушка – не твой выбор, сын. Но раз вы поженились, значит, так было суждено. Постарайся относиться к ней так же, как относился бы к той, кого выбрал сам. Не скрою, я и сам не восторге от того, что тебе пришлось жениться в угоду общественному мнению, но такова жизнь. Мы живем в обществе и следуем его правилам. К сожалению, мудрость приходит к человеку не сразу, к некоторым и вовсе не приходит, но я надеюсь, что в тебе больше от нашего с матерью воспитания, чем эгоизма и гордыни. Постарайся простить Самиру и не вымещай свою обиду на эту заблудшую душу на ее сестре.

– Я не давал тебе повода считать меня несправедливым, – чувствуя себя униженным от того, что он счел необходимым разъяснить мне элементарные вещи, говорю я.

Папа хлопает меня по плечу.

– Гордости через край, Тимур. Поумерь ее. В следующий раз, когда тебе сделают напоминание старшие, просто поблагодари. Ты не позволял себе огрызаться, когда жил здесь. Москва тебя испортила.

Приплыли! Отец сейчас снова сядет на своего любимого конька «Ты должен жить на родине».

И кто бы говорил о гордыне! Человек поперся в политику, потому что любит свой авторитет и стремится повысить его. Он бросил бизнес, оставил все на меня, но похоже, забыл, что живи я на родине – зарабатывал бы в разы меньше, чем в Москве. Однако, кое в чем папа прав. Воспитание не позволяет мне критиковать родителя, поэтому я молчу, лишь бы еще больше не раззадорить его. Молча выслушиваю дальнейшие рассуждения и когда через двадцать минут он заканчивает, желаю ему спокойной ночи.

Направляясь в свою спальню, надеюсь, что Лейла уже уснула. Не планирую жить в фиктивном браке, но последнее, чего мне хочется в данный момент – так это брачной ночи с ней. Перед глазами встает ее бледное испуганное лицо и дрожащие губы после моей выходки с платьем и в душе скребется противное чувство вины.

Черт возьми!

Вот почему я не люблю женщин ее типа! Они совершенно беспомощны и бесполезны. Стояла, как овца на заклание, вместо того, чтобы сопротивляться, пока я рвал на ней платье. А если бы я захотел ее убить? Такая даже защищаться не станет. Закроет глаза и будет ждать смерти, роняя слезы. Бесит!

Всю жизнь придется тащить ее за собой, потому что такие девушки ни на что не способны сами, без мужчины за спиной. О партнерских отношениях с этой клушей даже мечтать не приходится, а я никогда не был из тех идиотов, которые предпочитают тихих и покорных женщин, заглядывающих в рот и не имеющих своего мнения.