Утро следующего дня. На скамейке под грибом мирно почивает Солнцева – вместо подушки сумка, сверху накинуто пальто, вид крайне непрезентабельный. Где-то в кармане звонит мобильный. Пока она просыпается, зевает, соображает – звонок прекращается. В течение нескольких минут Солнцева пытается очнуться, потом достает телефон, набирает «неотвеченный вызов».
С о л н ц е в а (хриплым голосом). Але! Капитош, это я... Я?.. Во дворе... Не, я тут спала... На скамейке... Ну, не жарко, конечно... (встрепенувшись). Как сгорел?! Что – весь?! Проводка? Тебе же недавно меняли! Обалдеть... Ну, не реви, не реви... Бери такси, приезжай!
Солнцева спокойна. То ли с перепоя, то ли от сознания своих безграничных возможностей... Она ложится, засыпает. Звучит музыка – радужные сны Солнцевой; девушка улыбается, что-то шепчет во сне. Появляется Капа – уставшая, неспавшая, на щеке сажа. Подходит к подруге, садится рядом. Солнцева просыпается.
К а п а. Под новый год меня обокрали... Помнишь? Вынесли все, что можно. Даже трюмо прихватили. Я потом неделю в доме спать не могла, всюду чужие руки видела – как они роют в шкафах, выворачивают ящики письменного стола, снимают книги... Ужас! Что я тогда пережила... Никому не понять. В утешение себе говорила: скажи спасибо, что хоть стены остались! А теперь вот... даже стен у меня нет... Я на дом полжизни копила... Тогда еще в «Генплане» работала, трудно было. Занимала...
С о л н ц е в а (подымаясь, сочувственно). Приляг. Не спала ведь...
К а п а. Не спала. Ревела всю ночь...
С о л н ц е в а (обнимая подругу). Капитошик, милый, мы все исправим, вот увидишь! Главное, с тобой все в порядке...
К а п а. Что? Что исправим?!
С о л н ц е в а. Купим тебе новый дом! Я лично этим займусь.
К а п а. Да дело не в новом доме, как ты меня не слышишь?! Я – главный архитектор города, солнышко, мне дадут любой дом, квартиру, все, что угодно! Легко, без проблем.
С о л н ц е в а. Ничего не понимаю.
К а п а. Мне тот дом не вернуть. Никогда. Ясно тебе? Это крах. Это пожар моей жизни. Это не стены горели, это я горела...
С о л н ц е в а. Что ты несешь?!
К а п а. То, что ты слышишь!
С о л н ц е в а. Я не хочу слушать, про то, как ты горела. Пускай даже образно.
К а п а. А каких речей ты ждешь?! В этом доме я была счастлива, черт возьми! Очень счастлива. Девять лет. С Чистяковым. Как бы противно тебе это не было. Мы три года мучились в коммуналке (показывает на дом за спиной) с моими родителями в одной комнате, за ширмой, потом, наконец, купили дом! Зимнюю дачу. С садом, с колодцем. Я лично сажала деревья и ухаживала за цветами. Там трудов моих – на сто жизней хватит!
С о л н ц е в а. Я понимаю твое возбуждение...
К а п а. Ни хрена ты не понимаешь! Потому что сука и дрянь! Ты счастье мое угробила!
С о л н ц е в а. Капочка, хорошая, успокойся...
К а п а. Счастье заслужить надо, выходить, а не рвать, как цветы на поляне руками грязными... (ревет).
С о л н ц е в а (тихо). Я не рвала...
К а п а. Да, действительно. Ты сразу пошла и все вытоптала!
С о л н ц е в а. Капитош...
К а п а. Да иди ты... знаешь куда?
С о л н ц е в а. Знаю. Я мигом!
Солнцева убегает. Звучит музыка. Возможно, песня Андрея Макаревича «Три окна». Капа достает из сумки маленький домик из папье-маше, ставит на скамейку, долго разглядывает. Появляется Солнцева с бутылкой вина. Музыка резко обрывается. Капа загораживает домик руками, как бы защищая от Солнцевой.
С о л н ц е в а. Капа...
К а п а. Принесла? Открывай!
Пока Солнцева возится со штопором, открывает бутыль, Капа убирает домик.
С о л н ц е в а (разливает вино в пластмассовые стаканчики). Ну, что?
К а п а. Ничего! (выпивает не чокаясь).
С о л н ц е в а. Хороший тост. Своевременный.
К а п а. А за что пить?
С о л н ц е в а. За нас. За наше будущее. За наше прошлое... Временами оно было не таким уж мрачным...
К а п а. За прошлое... У меня нет прошлого... с некоторых пор. И будущего нет. (пауза). Все время эту кражу вспоминала. Я тогда из-за писем его больше, чем из-за шмоток страдала: три из них в одном конверте лежало, конверт – в шкатулке, а шкатулка – в трюмо...
С о л н ц е в а. А иголка – в яйце, а яйцо – в серой утке, а утка в ларце, а ларец на дубе...
К а п а. Да, в былые времена я бы тоже посмеялась...
С о л н ц е в а. Прости... Ты их перечитывала?
К а п а. Очень часто... После той истории завела сейф. Маленький такой, под столом. Для писем и драгоценностей... Меня уверяли, что он несгораемый. Обманули. Видимо, несгораемым бывает только космический корабль.
С о л н ц е в а. Наверное, дело не в письмах... Вернее, я хотела сказать – в чем-то еще...
К а п а. Конечно. В музыке, воздухе, жестах, в его рисунках... В теплой траве, скошенной перед дождем, в спелых осенних яблоках, в перечеркнутых черновиках. В детских мечтах, которым так и не суждено воплотиться, в глупых взрослых поступках... В сумерках, медной монетке, на счастье брошенной, в сладких арбузных пальцах и разбитой посуде... А еще – в линии жизни на левой руке...
С о л н ц е в а (обнимает Капу). Капочка...
К а п а. Ничего не осталось. Ни-че-го... Все сгорело. Все! (ревет).
С о л н ц е в а. Ну, не надо так, не надо... Успокойся.
К а п а. Не могу... Три пожарных вызывали, воды не хватило. Всю ночь тушили. Даже забор сгорел... И баня соседская... Полыхало так, что из соседнего района огонь видели...
С о л н ц е в а. Все будет хорошо, обещаю! Ты мне веришь?
К а п а. Не знаю, чему может верить человек, у которого вместо дома одни руины. Зола...
С о л н ц е в а. Ты же сильная. Сама говорила: главное, что все живы.
К а п а. Для кого живы, для чего?!
С о л н ц е в а. Да что за глупые вопросы? Прямо диалектика Гегеля! Давай левую руку, сейчас все узнаем!
К а п а. Чего?!
С о л н ц е в а. Ну, ты же сказала – линия жизни... А кто лучше меня разбирается в линиях?
Солнцева достает платок, повязывает вокруг головы. Звучит цыганская музыка, Солнцева танцует.
С о л н ц е в а (берет руку подруги). Ах, краса моя ненаглядная, позолоти ручку, всю правду скажу...
К а п а. Ты что, Солнцева, совсем рехнулась?
С о л н ц е в а (вошла в образ). Не обижай гадалку, деточка, дай монетку...
К а п а (лезет в сумку, достает десять рублей). Господи...
С о л н ц е в а (засовывает деньги в лифчик). Ай, спасибо, бриллиантовая! Ну, слушай... Линия жизни твоя – ровная, широкая, непрерывная. Так что небо тебе коптить еще лет сорок, как минимум... Подумай, чем в старости займешься. Может, странствовать будешь. Тем более что линия Луны у тебя длинная – это признак удачных путешествий по суше и морю, а линия счастья с надрезами. Это выносливость и здоровье. Кроме того, от нее идут ветви на холм Юпитера – почет и уважение. А вот холм Венеры – большой, выпуклый, а значит в любви ты капризная, непостоянная. Теперь пояс Венеры – четкая двойная линия, видишь? Сильное влечение к мужчинам, темперамент неумеренный и крайне похотливый...
К а п а (убирает руку). Ладно, спасибо.
С о л н ц е в а. Куда убираешь?! Не все сказала, главного не сказала!
К а п а. Хватит балаган устраивать! Опыты на мне ставить.
С о л н ц е в а (снимает платок). Ну, хватит, так хватит. Я свое отработала... (достает из лифчика деньги, кладет в сумку).
К а п а. Тебе бы на вокзалах трудиться...
С о л н ц е в а (подкрашивает губы помадой). А ты, Капочка, еще не все про меня знаешь. Я с вокзалов бизнес начинала.
К а п а. Какой бизнес?
С о л н ц е в а. Психологический.
К а п а. Самое время острить.
С о л н ц е в а. Отнюдь. Пока ты в «Генплане» карьерно росла, я полы в магазине мыла. А потом плюнула, и меня осенило: неужели я, девушка с высшим образованием, ничего лучшего для себя не найду? И пошла на вокзал. Гадалкой.
К а п а. Ну и денек...
С о л н ц е в а. Поработала недельки три, посмотрела – вроде получается с людьми общаться. И решила свою фирму открыть.
К а п а. А почему раньше про вокзал молчала?
С о л н ц е в а. Господи, Капа, расслабься! Я ж не проституцией занималась. Ну, не сказала...
К а п а. Как все легко... Нет, то, что с нуля твоя фирма – я знала. Но то, что после вокзала... Молодец, конечно. Сама, без блата...
С о л н ц е в а. Да что я? Команда единомышленников!
К а п а. Команда... Команда – это когда ты и еще кто-то... Минимум двое. Тогда есть, на кого положиться, и есть, с кем поделиться...
С о л н ц е в а. Да. И есть, с кем поругаться.
К а п а. Но ведь без этого не бывает общения.
С о л н ц е в а. Хочешь сказать, что тебе положиться не на кого?
К а п а. Почти.
С о л н ц е в а. «Почти» означает, что кто-то все-таки есть. Значит, и взаимный интерес тоже существует.
К а п а. Вряд ли... Никому я не нужна.
С о л н ц е в а. Ой, чушь какая!
К а п а. Знаешь, я пришла к страшному выводу: если до сорока ты не замужем, то после сорока начинаешь быть нужной только родителям.
С о л н ц е в а. Неправда! Ты людям нужна. Городу. Ты мне нужна.
К а п а. Ах, солнышко, как это все банально! Сама-то веришь тому, что сказала?
С о л н ц е в а. Верю. Хотя, за всех, конечно, отвечать не могу. Но за себя ручаюсь.
К а п а. Почему все меня бросают?
С о л н ц е в а. Ну, не все. Вспомни Потапа своего, Алексеича. Сама от него сбежала.
К а п а. О! Это вообще шизуха была. Во-первых, у него жена, дети и даже внуки. А во-вторых, он ужасный эгоист и скряга. Если дарил книги, то всегда оставлял внутри чеки. Чтобы я точно знала, сколько стоит мое образование.
С о л н ц е в а. Круто! Но не умно.
К а п а. А мне-то как раз показалось, что он очень умный... Начитанный. Но потом я поняла: не начитанный, а налистанный!
С о л н ц е в а. Это как?
К а п а. Ну, книжки не читает, а листает. Перелистывает! Быстро и в больших количествах. По верхам скачет. Вначале создается ощущение глубины, а чуть капнешь – пустота... А однажды утром на мой вопрос «Куда ты так рано?», он ответил: «Твой тариф "ночной", детка». После этого мы расстались. Странный человек. Мы даже в кафе ни разу не были, не то, что в ресторане...
С о л н ц е в а. Ну, тогда я вообще не понимаю, какого черта ты с ним связалась!
К а п а. Но с кем-то мне надо общаться. Ты ведь со своим Фениксом тоже не от хорошей жизни познакомилась.
С о л н ц е в а. Феникс добрый... Хотел сделать меня счастливой. Искренне стремился помочь.
К а п а. Помочь практикующему психологу?!
С о л н ц е в а. Ну, да. Советом, участием...
К а п а. Ха-ха! Это все равно, что советовать кондитеру, каким ромом пропитывать торт.
С о л н ц е в а. Себя со стороны сложней увидеть.
К а п а. Да, да... Кстати, что-то мне тортика захотелось.
С о л н ц е в а. С утра?!
К а п а. А что? Выпивать – пожалуйста, а сладкое – ни-ни?
С о л н ц е в а. Да не против я вовсе! Моя любовь к тебе безгранична. Я принесу самый лучший тортик!
К а п а. Со сбитыми сливками, пожалуйста! Тогда уж и чай захвати. Где мой термос? (находит, отдает Солнцевой). Возьми!
Солнцева исчезает. Звучит музыка. Капа поднимается в дом, бродит вдоль окон, мелькая то в одном, то в другом. Достает платок, завязывает на конце узел, одевает на голову как фату, танцует. Появляется Солнцева с тортом.
К а п а (не переставая танцевать). Представляешь, а я до сих пор помню наизусть его телефон. Телефон его родителей: 27-43-23. Отсюда я набирала его тысячу девяносто пять раз! Три года умножить на триста шестьдесят пять дней. Мы звонили им каждый день. Они жили возле театра в отдельной квартире, но ни разу не пригласили к себе погостить... Парадокс...
С о л н ц е в а. Слушай, Капа, долго мы еще здесь торчать будем? Второй день уже. А у меня работа, между прочим! Люди ждут, волнуются... Пока в магазине стояла – пять раз секретарь звонил. Я потом телефон отключила.
К а п а. А мне пофиг! Все равно идти некуда... (пауза). А чего же ты своему секретарю не ответила? Он еще больше нервничать будет.
С о л н ц е в а. А что я скажу? Сижу во дворе бывшего дома – выпиваю на скамейке?!
К а п а. А что здесь такого? Подумаешь...
С о л н ц е в а. А если бы твой секретарь позвонил? Ты бы ответила?
К а п а. Конечно.
С о л н ц е в а. Ну, да! А на утро статья в газете – истинное лицо главного архитектора.
К а п а. Плохо о людях думаешь... Да не заморачивайся ты! Надо тебе – иди. А я останусь.
С о л н ц е в а. Ну, вот еще! Я с тобой. А секретарю sms кину... (пишет sms).
К а п а (задумчиво, все еще мелькая в окне). А ты помнишь зеленого бегемота?
С о л н ц е в а. Какого бегемота?
К а п а. Моего любимого.
С о л н ц е в а. А! Того, которого ты состряпала из маминого халата?
К а п а. Ну, да...
С о л н ц е в а. Конечно, помню. Страшный такой. Десять сантиметров абсолютно новой трикотажной ткани, сшитой через край черными нитками. Внутри поролон.
К а п а. Вата. Внутри была вата... А где он жил, знаешь?
С о л н ц е в а. У тебя в комнате.
К а п а. Ну, если учесть, что у меня не было своей комнаты... Он жил в столе. В письменном столе. В ящике. Я достала оттуда тетради и построила ему домик – нарисовала кровать, телевизор, диван, книжную полку, обеденный стол, холодильник... Вся домашняя утварь была плоской, а бегемот – объемным. Понимаешь?
С о л н ц е в а. Ну и что?
К а п а. Ничего... Временами мне кажется, что этот бегемот – я: маленький, глупый, беспомощный... Я – объемная, а вокруг все плоское, ненастоящее... (пауза). А потом, на Новый год, ты подарила мне крохотную елку... Пластмассовую, такого же грязно-зеленого цвета, как мой бегемот.
С о л н ц е в а. Да, это я лучше всего запомнила. Мне бабуля тогда чуть голову не снесла.
К а п а. Так вот. Елку я приклеила в ящик. Посреди квартиры моего бегемота. Это была единственная елка у нас в доме... Удивительно, правда? Вокруг нищета советская, а чувство гармонии, счастья все равно оставалось...
С о л н ц е в а. Потому что это детство. А с высоты прожитых лет – детство всегда счастье. Ну, или почти всегда... Во всяком случае, это время, когда не думаешь матом.
К а п а. Пожалуй, ты права.
С о л н ц е в а. А мне почему-то другое из детства вспомнилось...
К а п а (спускаясь вниз). Что?
С о л н ц е в а. Как-то летом в соседний обувной магазин привезли босоножки. Серые, неудобные фабрики «Скороход». И наши мамы побежали их покупать. Отстояли гигантскую очередь – все, как положено. Два ремешка, полное отсутствие каблуков, зато прочные, хоть в космос запускай. Целых три сезона мы разгуливали в одинаковых босоножках – ты и я. Помнишь?
К а п а. Конечно, помню. Эти жуткие босоножки были последними в моей жизни. С тех пор я их не ношу. Только туфли. Даже в жару.
С о л н ц е в а. Это плохо. И, как ни странно, с психологической точки зрения в первую очередь.
К а п а. Почему?
С о л н ц е в а. Потому что пока ты не купишь босоножки, и не научишься комфортно себя в них чувствовать – будешь бегемотом.
К а п а. В смысле?!
С о л н ц е в а. Будешь жить в ящике письменного стола с пластмассовой елкой. Одна.
К а п а. Я не хочу одна.
С о л н ц е в а. Тогда иди в магазин.
К а п а. Зачем?!
С о л н ц е в а. Ну, я же сказала – за босоножками.
К а п а. Вот еще!
С о л н ц е в а. Понимаешь, Капочка, когда у человека случается несчастье, ему нужно отвлечься. Сконцентрироваться на чем-то другом. Для женщины оптимальный вариант – устроить себе шопинг.
К а п а. Да какие босоножки – зима скоро! Вот наступит лето...
С о л н ц е в а. ...и будет поздно. А сейчас распродажа. Иди.
К а п а. Ты что, предлагаешь брать первые попавшиеся?! Просто ради самой покупки?
С о л н ц е в а. Ну, конечно нет! Я предлагаю брать самые модные, дорогие и красивые (лезет в сумку, достает деньги, протягивает Капе).
К а п а. С ума сошла?! Я не возьму!
С о л н ц е в а. Когда мне понравилась итальянская сумка, и не хватало денег, я у тебя взяла. Бери!
К а п а (берет деньги). Ну, хорошо... А если я куплю, а на следующий сезон не смогу носить – что тогда?
С о л н ц е в а. Тогда ты их выбросишь в окно!
К а п а. Ага, сейчас! Я в них дома ходить буду.
С о л н ц е в а. Очень хорошо, вместо тапочек. Иди!
К а п а. А куда я пойду?
С о л н ц е в а. В тот же магазин.
К а п а. Неужели, он еще существует?..
С о л н ц е в а. По счастью – да. Наверное, твои коллеги запретили его сносить... Иди. Удачи!
Капа уходит в полном недоумении, так и не поняв, зачем она это делает. Звучит музыка. Солнцева поднимается в дом, бродит, мелькая в окнах. Потом садится возле одного из них, мечтательно смотрит вдаль... Появляется Капа с большим пакетом.
С о л н ц е в а (очнувшись). О, сейчас примерим! Обожаю разглядывать новые шмотки! (спускается). Надевай!
К а п а. Хочешь упасть?
С о л н ц е в а. А что – немодные? Типа «как у бабушки»?
К а п а. Модные. То, что надо. Каблук, стеклярус, пряжка... Очень дорогие. Спасибо тебе.
С о л н ц е в а. Ну, так показывай, не томи уже!
К а п а. Я не про обувь.
С о л н ц е в а. А про что?
К а п а. Не знаю, как и сказать...
С о л н ц е в а. Да уж как есть.
К а п а. Мне Чистяков звонил.
С о л н ц е в а (после паузы). Что, из Австралии?
К а п а. Нет.
С о л н ц е в а. Интересно... Неужели с Галапагосских островов, которыми он бредил всю жизнь?
К а п а. Он вернулся.
С о л н ц е в а. Куда?!
К а п а. Сюда, в Россию.
С о л н ц е в а. Я понимаю, что в Россию. Но куда? В пустоту? Насколько мне известно, когда они уезжали – продали все. Рыжая – комнату в коммуналке, Чистяков – родительские апартаменты. Так что жить ему негде!
К а п а. В подробности отъезда и приезда меня не посвящали. Если хочешь – позвони, узнай. Он сейчас в аэропорту.
С о л н ц е в а (с пафосом). Потрясающе! Он в аэропорту! А рыжая?
К а п а. Рыжая осталась. Кажется, она его бросила.
С о л н ц е в а. Недолго музыка играла... Кажется, или бросила?
К а п а. Бросила. Попользовалась и выбросила. Проще говоря, рыжей не хватало денег на новую жизнь, и она раскрутила Чистякова. Поскольку всегда понимала, что на выручку с ее комнатушки долго в Австралии не протянуть.
С о л н ц е в а. Да, лоханулся Чистяков...
К а п а. Еще как!
С о л н ц е в а. Ну, и прекрасно! Отличный ему урок. (пауза). Ну, что молчишь?
К а п а. Жалко мне Чистякова, вот и молчу.
С о л н ц е в а. А меня не жалко?
К а п а. Опять?
С о л н ц е в а. Да, опять!
К а п а. Прости, я в таком тоне не могу. У меня своих забот хватает.
С о л н ц е в а. У меня тоже. И вообще, с какой стати я буду переживать за Чистякова?! Он не пропадет. Я лучше за тебя переживать буду... Слушай, а может, ты просто хочешь к нему вернуться?
К а п а. Я?! Да ты что! После всего, что было? После тебя, после рыжей... Спасибо, я объедками не питаюсь!
С о л н ц е в а. Ну, и напрасно. Я, как психолог, тебя информирую: как раз-таки «после всего» ваш союз может быть очень долговременным.
К а п а. В секонд-хэнде одеваются только малообеспеченные слои населения. А здесь уже даже не секонд.
С о л н ц е в а. Ой, какие мы брезгливые!
К а п а. А почему я?! Ты ведь тоже одинокая. Вот и пригрей Чистякова, солнышко! Тем более что однажды тебе это удалось.
С о л н ц е в а. Ну, уж нет! Я себе что-нибудь полегче найду. И никаких художников! А ты упускаешь свой шанс. Чистяков – проверенный вариант. А новый муж – еще неизвестно, что получится.
К а п а. Ты бредишь? Не буду я с Чистяковым жить! Делать мне больше нечего.
С о л н ц е в а. Не хочешь босоножки носить, не хочешь свободной быть от комплексов своих, предрассудков, да?
К а п а. Я вообще не понимаю, чего ты добиваешься. Причем здесь комплексы? Не вернешь прошлого, не войдешь дважды...
С о л н ц е в а. Смотри: скоро не то, что дважды, рядом постоять не успеешь.
К а п а. Опять все по кругу? До первой Солнцевой?
С о л н ц е в а. А может, он тебя любит. Заметь – не мне позвонил, тебе!
К а п а. Да, любит. Но это ничего не меняет.
С о л н ц е в а. Ну, как хочешь. Меня Чистяков сейчас меньше всего заботит. Я вот дом покупаю...
К а п а. Ну, ты и впрямь безумная! Я про дом уже все сказала. (пауза). Хотя... Если тебе так дороги эти стены, давай купим дом для Чистякова. Раз жить ему негде.
С о л н ц е в а. Класс! Новый поворот сюжета. Ты же говорила, что покупка невозможна. Что здесь Диснейленд построят!
К а п а. Ну... все обсуждаемо...
С о л н ц е в а. Ага, значит, для Чистякова – обсуждаемо, а для меня – нет?!
К а п а. Ты что ревнуешь?
С о л н ц е в а. Чего?!
К а п а. А что? Хорошая мысль. И дом сохраним, и доброе дело сделаем. Человеку поможем.
С о л н ц е в а. А с каких пирогов? Нет, я не участвую, извини! Я дом для себя покупаю, если покупаю вообще. Какой смысл любоваться чужими окнами? И потом: этот человек палец о палец не ударил, чтобы что-то сделать для себя, для других в плане жилья. Вспомни свой дом сгоревший: ты одна его тащила!
К а п а. Ну, во-первых, не забывай – мы жили тогда вместе. А значит, имущество было общим.
С о л н ц е в а. Если ты думаешь, что я не знаю, как ты из долгов выкручивалась, как дачу бабушкину продавала, все эти комбинации-махинации, в результате которых бабуля вообще без крыши над головой осталась, и ты вынуждена была взять ее к себе – ошибаешься!
К а п а. А причем здесь Чистяков?
С о л н ц е в а. Чистяков имел роскошную родительскую квартиру в центре города. Трехкомнатную! И если бы он только захотел, вы бы так не мучились!
К а п а. Он просто боялся потревожить свою маму... Она писатель, ей нужен покой, тишина...
С о л н ц е в а. Ой, писатель упаду сейчас! Да какой она писатель?! Журналист.
К а п а. А журналисту по-твоему писать не нужно?
С о л н ц е в а. Ладно. Все ясно. Квартирный вопрос испортил не только москвичей.
К а п а. Можно подумать, в твоей жизни не было квартирных вопросов!
С о л н ц е в а. Были. Но речь идет о Чистякове. В моем случае, он вообще пришел на все готовое. А рыжей просто повезло: к ее появлению родители уже умерли, поэтому ей не стоило большого труда обработать Чистякова на предмет продажи.
К а п а. Хорошо, какое резюме?
С о л н ц е в а. Обыкновенное. Я покупаю дом для себя. Или для тебя. Мне все равно.
К а п а. Мне не нужен дом, мне квартиру дадут. И тебе не нужен. А Чистякову – нужен!
С о л н ц е в а. Нужен – не нужен... С какой стати ты решаешь?!
У Капы звонит мобильный.
К а п а. Але! Да, я... Спасибо... Спасибо... Я запомню. Гостиница «Советская», номер триста пятьдесят девять. Люкс. Хорошо. Обязательно. Всего доброго. (убирает телефон в сумку). Придется пожить в гостинице...
С о л н ц е в а. А почему не у меня? Зачем тебе казенная мебель?
К а п а. Да мне не важно, какая мебель. Уже не важно... Меня и дома-то не бывает. Я на работе с утра до ночи.
С о л н ц е в а. Тем более. Я тоже на работе.
К а п а. Спасибо за приглашение. Я подумаю.
С о л н ц е в а. Нет, если я тебе надоела, мы можем даже не встречаться. Ты же помнишь – у меня в доме два входа: северный и южный. Будем заходить с разных сторон. Ты вообще меня не увидишь. И не услышишь. Я тихая.
К а п а. Да знаю я про все твои входы-выходы.
С о л н ц е в а. А, может, все-таки на Мальдивы?
К а п а. Ну, какие Мальдивы, солнышко? Столько событий, да еще Чистяков свалился.
С о л н ц е в а. Чистяков не маленький, устроится.
К а п а. Где устроится?
С о л н ц е в а. Да где угодно! У друзей поживет. Потом женится на очередной дуре со всеми удобствами. Перекантуется.
К а п а. Легко тебе говорить.
С о л н ц е в а. Ну что ты с ним носишься, как наседка? Ты что ему – мать, жена, сестра? О себе подумай. Тем более что жить с ним не собираешься.
К а п а. Не собираюсь. Но помочь могу.
С о л н ц е в а. Ты себе помоги, альтруистка! У тебя кроме номера в «Советской» ничего нет!
К а п а. А у Чистякова даже этого может не быть.
С о л н ц е в а. Господи, ну что ты за человек? Тебя вообще помогать просили?
К а п а. Впрямую – нет.
С о л н ц е в а. Ну, так какого лешего ты рвешься всех осчастливить?!
К а п а. Во-первых, не всех, а исключительно близких людей.
С о л н ц е в а. Близких?! Тебе Чистяков близкий человек?
К а п а. А тебе нет?
С о л н ц е в а. Может, я чего-то не уловила, но, по-моему, после всех его выкрутасов...
К а п а. А после твоих выкрутасов? Как я должна к тебе относиться? Бить морду?
С о л н ц е в а. Но... мы же подруги.
К а п а. Подруги... Жаль, ты так до сих пор ничего и не поняла.
С о л н ц е в а. А что я должна была понять?
К а п а. Невозможно жить для себя. Просто, по определению. Потому что нет смысла. Скучно.
С о л н ц е в а. Ах, вот оно что! Может, тебе вместо меня на работу выйти? С лекцией о всеобщей любви. У меня как раз группа эгоистов собирается. Умопомрачительное зрелище!
К а п а. Очень остроумно.
С о л н ц е в а. Прости, но людей ты совсем не знаешь. Ты закрылась от них в своем кабинете, обложилась проектами их новых домов, и общаешься исключительно по электронной почте. В крайнем случае, по телефону. Поэтому тебе легко рассуждать. А люди в большинстве своем – подонки, мерзавцы и сволочи! Глупые, слабые твари... Чего уставилась?! Не надо мне про любовь к ближнему! Человечество не готово к твоей любви, ясно?! Рылом не вышло! Они отлично устроились без твоей самоотдачи. Узколобые граждане отупевшей страны. Дом, семья, карьера, любовница. Им бы еще в зеркало не смотреть, чтобы научиться не видеть собственных глаз. Тяжело себе в глаза-то... Ну, ничего, поможем. У нас ведь бизнес! Так что, Капочка, рекомендую любить человечество на расстоянии. Мир невменяем, разве непонятно?! А чтобы искренне верить в человечество, надо, чтобы эту веру разделяли другие. Потому что вера, которую никто не разделяет, называется шизофренией.
К а п а. Зачем ты все время кричишь?! Кто научил тебя так мыслить? Неужели я такая одна?!
С о л н ц е в а. Слишком много вопросов. Такая – одна.
К а п а. А Чистяков?
С о л н ц е в а. Чистяков... Маловольный! Почти малохольный. Кто поманит, тот и друг. Психология дурака. А дурак – не только тот, кто не может создать ничего путного, но и тот, кто не способен сделать ничего шелапутного. В искусстве, разумеется, которое для него всегда было выше жизни.
К а п а. Разве он ничего не сделал?!
С о л н ц е в а. Ну, как же, сделал! Разукрасил французскую занавеску в моей спальне. Нарисовал солнышко.
К а п а. Вот видишь!
С о л н ц е в а. Чистяков – всего лишь часть, нелепая, бессмысленная часть сумасшедшего дома. Ничуть не лучше остальных. Но мне он дорог, как память...
К а п а. А я?
С о л н ц е в а. А ты – редкое исключение, цветок на болоте... Поэтому не лезь, пожалуйста, в мою грязную профессию. Кажется, я не учу тебя строить дома.
У Солнцевой звонит телефон.
С о л н ц е в а. Але! Ну, здравствуй... Поздравляю. Долго жить будешь – мы как раз тебя вспоминали... Как Австралия? Нет, помочь ничем не могу... (звонит еще один телефон). Извини! (в другую трубку). Да! Очень хорошо... Машины починили? Если не починят через полчаса – уволю всю бригаду! А чем они там занимаются?! Черте что! Крепкий чай без сахара, бутерброд с икрой и книгу Вуди Аллена. Пока! (убирает телефон). «Люди делятся на плохих и хороших. Хорошие спят лучше, зато плохие получают больше удовольствия в часы, свободные ото сна». Так говорил Вуди Аллен. Пора! Все эгоисты в сборе. Завтра принесу документы на покупку дома. Подписи губернатора и твоих замов уже будут. Не прощаюсь! (уходит).
К а п а. Спасибо, солнышко. Вуди Аллен – наша лучшая таблетка... «Человечество стоит на распутье между смертельным отчаянием и полнейшим вымиранием. Будем надеяться, что интуитивно мы сделаем правильный выбор»...
Капа садится, достает из пакета коробку, из коробки босоножки, надевает. Они оказываются разными! Одна – модная, красивая, на каблуке, вторая – страшная, эпохи советского застоя. Капа тихонько плачет. Затем берет старую босоножку и со всей силы швыряет в дом. Звук битого стекла, тихая музыка. Потом снимает другую, новую босоножку, и тоже швыряет. Музыка становится громче, Капа затыкает уши. Через минуту дом рушится... На сцену выбегают персонажи мультфильмов Диснея – Микки-Маус, Плуто, Гуффи, Дональд Дак – танцуют.
Занавес
2007