Немые вопли

Немые вопли, которые Эллен слышала в детстве, вели свое происхождение от хорошо известной истории минувших времен. События имели место в конце 1700-х годов, в Бьерго, что в Вальдресе. Но подобные вещи могли происходить в другом месте, в другом окружении, при других обстоятельствах.

10

Если раньше Эллен связывала свое знакомство с Натаниелем с сиянием солнца и прекрасной погодой, то она поняла, что этому пришел конец, когда поезд привез ее в одну из красивейших долин Норвегии. Вся долина была скрыта в тумане. «А я-то думала показать Натаниелю этот фантастически прекрасный Вальдрес», — подумала она.

Еще сидя в поезде, она заметила, что снаружи дует сильный ветер вперемежку с мелким дождем, немилосердно гнущий стволы молодых берез, растущих вдоль железнодорожного полотна.

«Мои волосы! — в панике подумала Эллен. — Они не переносят влажного воздуха и тем более дождя. Свиваясь в мелкие завитушки, они превращаются в сплошную, спутанную копну. Что скажет на это Натаниель?»

Она мысленно уцепилась за эту чисто бытовую проблему, чтобы хоть ненадолго забыть о двух своих подлинных, жизненно важных проблемах: о встрече со своим детским страхом и о своем отношении к Натаниелю.

Сможет ли она прикинуться равнодушной, если Натаниель видит ее насквозь? Ведь даже если он и не умел читать чужие мысли, он безошибочно угадывал чувства и настроения. С каждым днем ей становилось все труднее и труднее, поскольку чувства, испытываемые ею к Натаниелю, имели неприятную особенность. Они крепли, несмотря на полное равнодушие со стороны другого. Это было так несправедливо, так несправедливо! Он знал о ней все, но она ничего о нем не знала.

Эллен сердито скомкала бумажный стаканчик, обертку от шоколада, смахнула со столика хлебные крошки и бросила все это в мусорную корзину. Потом сняла с багажной полки свой красивый чемодан.

Собственно говоря, ее вещи вполне могли бы уместиться в небольшой дорожной сумке, но во всех приличных отелях предпочтение отдавали приезжим с добротными чемоданами, поэтому она купила себе чемодан. За восемьдесят крон, а выглядит как за пятьсот. Впрочем, она сомневалась, что сможет кого-то обмануть. Служащие отелей хорошо отличали подлинную вещь от подделки.

Как обычно, она прошла к выходу еще до остановки поезда и стояла там со своим чемоданом.

Люди Льда… Как много она думала о них последние дни! Она читала и перечитывала их историю, то и дело задаваясь вопросом: было ли все это на самом деле? Могло ли все это передаваться из поколения в поколение столько веков?

Ее отец столь же активно предавался чтению, что и она, и им приходилось договариваться, кто что будет читать. Оба они были очарованы и в то же время озадачены прочитанным. Мать Эллен тоже заглянула в эти книги, но, в отличие от них, не воспринимала всерьез то, что было там написано.

Эллен и ее отец чувствовали, что их симпатия к новой родне растет с каждым днем. Особое расположение Эллен чувствовала к Рикарду Бринку. Она видела молодую Туву, и ее восхищала та любовь и та забота, которыми окружали Туву ее родители.

Она поняла, что отличительной чертой Людей Льда является их единство, взаимная поддержка и любовь друг к другу. А также любовь к остальным людям, к слабым, любовь к животным и ко всей природе.

И такой род нес в себе злое начало! Как это было несправедливо!

Но в одной из этих книг говорилось, что именно угроза этого злого начала и послужила толчком развитию милосердия и взаимопонимания среди этих людей. Этого поворота Тенгель Злой не предусмотрел.

Если только можно было всему этому верить. Сама же Эллен считала историю рода Людей Льда чем-то вроде многогранной саги.

Но как же тогда обстояло дело с Линде-Лу?

Плод воображения Натаниеля?

Но ведь оба они, Натаниель и Рикард, были обеспокоены тем, что она видела Линде-Лу! Они просто не могли представить себе, как она смогла увидеть юношу, умершего шестьдесят лет назад!

При мысли об этом Эллен вздрогнула.

Поезд наконец остановился. Подняв чемодан, она несколько раз глубоко вздохнула. Ей снова предстояло встретиться с Натаниелем!

Встретив ее на вокзале, он взял ее чемодан — на нее даже как следует и не посмотрел. Вид у него был радостный, как показалось Эллен, но она не осмеливалась окончательно поверить в это. Ведь в Липовой аллее он почти не разговаривал с ней. Но, с другой стороны, у него и не было такой возможности.

Натаниель был одет в коричневый спортивный свитер, светлые брюки и короткий белый плащ. Сама же она была одета в светло-голубые брюки и весьма поношенный пиджак. Он ничего не сказал по поводу ее волос, превратившихся в сплошную спутанную массу. Он только спросил, есть ли у нее одежда для дождливой погоды, и она лишь тупо кивнула. Она совершенно забыла вынуть в поезде плащ.

— Выше нос, Эллен, — улыбнулся он. — Это не так опасно, как ты думаешь!

«Я думаю вовсе не об этом, — подумала Эллен. — Просто ты такой привлекательный и уверенный в себе, что я совсем теряюсь».

Эллен даже не подозревала о том, что и сама была достаточно привлекательной: светло-голубые глаза, белые зубы, летний загар на лице, черные, дико вьющиеся волосы, широкие, как у мальчишки, плечи и красивой формы грудь, тонкая талия, юношески стройные бедра. В дополнение к этому у нее были прямые, длинные ноги и лучезарная улыбка.

Она была несколько удивлена тем, что не все девушки бросали на Натаниеля взгляды, и она поняла, что он был слишком специфичным, чтобы нравиться всем. То, что он привлекает ее, вовсе не означает, что все остальные девушки должны обращать на него внимание. Это обстоятельство ее очень устраивало.

Проводив ее в отель, где была уже заказана комната, он пригласил Эллен пообедать. Ей пришлось пожалеть о том, что она так плотно закусила в поезде. Ведь не каждый день ей приходилось обедать с таким мужчиной!

Она не знала, о чем говорить с ним за столом. Старалась есть как можно элегантнее, старалась произвести на него впечатление своими хорошими манерами. Но опрокинула солонку и раскрошила по скатерти хлеб. Натаниель весело улыбался и непринужденно болтал обо всем подряд. Скрепя сердце, она признала его превосходство. Он, видимо, понял ее чувства к нему и был неприятно этим задет. Наконец она сказала:

— Какая у тебя замечательная мать! Я никогда не видела более красивой женщины.

Он просиял от этих слов и от того, что она наконец заговорила.

— Да, благодаря ей у Людей Льда появилось новое родство.

— В самом деле? Я еще не дочитала. Я дошла только до приключений Виллему.

— Ты дошла только до этого?

— А сколько, ты думаешь, человек может прочитать за два дня, да еще с таким папочкой, который постоянно вырывает у тебя из рук страницы?

Натаниель засмеялся.

— В таком случае, тебе многое еще предстоит узнать, — сказал он. — Я думаю, тебя ждут впереди страшные истории.

— Должна признаться, что я пыталась найти те места, где говорится о тебе, но ничего не нашла.

— Обо мне пока что мало написано, ведь каждый сам пишет о себе, и у меня все еще впереди. Я еще не так много пережил. Но моя мать… И ее мать, Ванья…

Натаниель вздохнул, захваченный своими мыслями. Эллен показалось, что он торопливо и тихо сказал самому себе что-то о «черных ангелах и ночных демонах», но это ей, разумеется, послышалось.

— Кстати, ты очень понравилась моей матери, — громко произнес он. — Она хочет, чтобы я как-нибудь пригласил тебя к нам домой…

«О, да! — подумала Эллен. — Мне бы так хотелось этого!» Но он тут же убил в ней всякую надежду.

— Но этого, конечно, не должно быть. Нам нужно поскорее покончить с этой историей, а потом каждый из нас пойдет в жизни своим путем.

Ну разве можно вот так лишать человека всякой надежды? Настроение у Эллен стало сразу мрачным, но она решила взять себя в руки. Лучше все это воспринимать легко.

— Как дела у Эфраима? — с напускной веселостью спросила она. — Ведь у него совсем нет чувства юмора, зато он считает себя седьмым сыном седьмого сына. Весьма забавная комбинация!

— В самом деле, — вздохнул Натаниель. — Да, у Эфраима дела плохи.

Мы пытаемся спасти его, но он злится, считая, что мы вмешиваемся в его жизнь. Ведь он считает себя Великим и Непогрешимым. Это просто трагедия! Считать себя святым и избранником самого Бога, а на самом деле не быть им — такое долго продолжаться не может. В особенности, если человек такой слабый, как он. Он говорит одно, а делает совсем другое. Слоняется к тому же по пивным. Хорошо, что моему деду не пришлось увидеть все это, ведь в свое время он возлагал на него такие надежды…

— Не лучше ли было бы, чтобы все, включая Эфраима, узнали, что седьмым сыном седьмого сына являешься ты?

— Чтобы из меня сделали святого? Нет, благодарю! Обо мне растрезвонили бы по всей стране и вознесли бы меня до небес, а у меня нет на это времени. Передо мной поставлена великая задача, и ничто не должно затмевать ее. Но если ты уже поела, мы можем продолжить наш разговор вечером. У нас очень мало времени.

Эллен встала и застегнула на все пуговицы пиджак, словно защищаясь от чего-то незримого.

Все равно, что идти к зубному врачу или выступать перед большой аудиторией. Люди стараются не думать об этом до самого последнего момента. Но внезапно этот момент наступает — и человек как будто попадает под холодный душ.

Вот и для нее наступал теперь такой момент.

Около пяти часов их автомобиль медленно поехал по главной улице городка.

Повсюду бродили туристы, торопливо осматривающие живописный пейзаж.

День был пасмурным и мрачным. Эллен со страхом думала о приближающихся сумерках. Ей хотелось протестовать против этой вечерней поездки, ведь утром все было бы видно лучше.

Но если уж ему так хочется поскорее отделаться от нее, то…

— Куда мы отправимся? — спросил Натаниель. — Далеко ли эта долина от того места на лесной дороге, где ты впервые почувствовала нечто жуткое?

— Да, довольно далеко, — сказала Эллен. — Ведь я бежала очень долго. Неподалеку был какой-то дом, но я бежала мимо, все дальше и дальше… Впрочем, сейчас я могу что-то напутать.

Она провожала взглядом несущиеся мимо машины.

Как приятно было думать о таких сугубо материальных вещах, как автомобили! Это помогало ей забыть все страхи — по крайней мере, на некоторое время. Кулаки ее были сжаты, ступни ног плотно прижаты к полу.

— Расслабься, Эллен, — мягко сказал он. — Твоя реакция в тот раз была совершенно естественной. Я знал одну женщину, которая однажды в лесу почувствовала такую панику, что, вместо того, чтобы спуститься вниз, к реке, пошла наверх и очнулась только тогда, когда увидела перед собой снежные вершины.

— Возможно ли такое?

— Возможно. Когда человек в панике, у него пропадает всякий здравый смысл. Именно это и произошло тогда с тобой. Ты могла пробегать мимо полей, домов и лугов, даже проезжих дорог, и не замечать этого.

Эллен задумчиво кивнула. Ее руки ерзали по коленкам.

— Ну, ну, — сказал Натаниель. — Я все время буду с тобой, я все возьму на себя.

— Разве ты знаешь, чему я была свидетельницей? — изумленно спросила она.

— Нет, но я присутствовал при подобном происшествии. А потом этот случай в гостинице…

— Да, да… — торопливо сказала Эллен, которой не хотелось вспоминать все это. — Ты раскрыл много историй с привидениями за свою жизнь?

— Я не называю это историями с привидениями, — ответил он. — Просто я бывал в местах, где происходили странные вещи. Нет, это случалось не часто. В девяносто девяти случаях из ста все загадки, которые я призван был решить, имели естественное объяснение.

— По-твоему, есть что-то «естественное» в том, что я пережила здесь?

Он искоса посмотрел на нее.

— Что касается тебя, то… нет! Ты пережила нечто призрачное, я в этом уверен. Но я уверен также и в том, что никто другой ничего не заметил.

— А ты сам?

— Это совсем другое дело. Подобные вещи я чувствую кожей.

Она невольно посмотрела на руки Натаниеля, такие теплые и сильные, спокойно лежащие на руле. Если ему не страшно, то и ей нечего бояться.

Она вдруг быстро погладила рукой черную, мягкую обивку автомобиля.

— Зачем ты это делаешь? — с улыбкой спросил Натаниель.

Ей не хотелось говорить правду: потому что она была счастлива сидеть в его автомобиле, потому что она любит эту машину — его машину, потому что эта машина кажется ей маленьким домом, в котором они оба так близки друг другу.

— Потому что мне так нравится, — ответила она. Быстрый, оценивающий взгляд и легкая улыбка на его губах привели ее в полное замешательство.

— Здесь! — внезапно сказала она. — Именно здесь я и вошла в лес.

Здесь построено много новых домов, но я уверена в том, что это было где-то поблизости.

Машина мягко остановилась на обочине дороги.

— Здесь? Но здесь нет никакой тропинки.

— Давай поищем ее! Пойдем пешком. Я уверена в том, что она была именно здесь.

Поискав минут десять, они поняли, что «именно здесь» — понятие относительное. Никакой тропинки они не нашли. Ведь не так-то легко восстановить воспоминания двенадцатилетней давности.

Растерянные, они сели обратно в машину, и Эллен пришла в голову мысль о том, чтобы осмотреть то место, где она снова вышла на главную дорогу после своего дикого бегства.

Это предложение понравилось Натаниелю, и Эллен показала ему — не совсем уверено, впрочем, куда нужно ехать. При этом она нервозно вытирала о брюки свои вспотевшие ладони.

Заметив это, Натаниель спокойно констатировал:

— Теперь мы на верном пути. Это дорога номер тридцать пять, ведущая в Гьевик.

Она не изъявила желания выйти из машины, он положил свою ладонь на ее руку и сказал:

— Пойдем!

Эллен почувствовала, как его сила передается ей.

— Но… Ты уверена в том, что это здесь? — спросил он, когда они уже вышли из машины.

— Абсолютно! На этот раз у меня нет никаких сомнений.

— Но… тогда ты должна была пробегать мимо железной дороги. А ты ничего об этом не говорила.

— Нет, подумать только! — воскликнула она. — Я совершенно не помню об этом, и все-таки я должна была… Я должна была пробегать мимо железнодорожной станции, Натаниель! Но я могу поклясться в том, что никакой станции я не видела!

— Вот что значит паника! — сказал Натаниель.

Эллен не была так уверена в этом. Может быть, дело было не в этом? Но в чем именно, она не могла сказать.

— Пойдем, — решительно сказала она. — Здесь я и вышла на главную дорогу. Мы пойдем по этой тропинке в обратном направлении.

Сначала она шла уверенно. Но потом шаги ее стали замедляться сами по себе.

— Странно, — сказала она.

— Что?

— Должно быть, я ошиблась… Нет, это та самая тропинка. Но я не понимаю…

— Что ты не понимаешь? — дружелюбно спросил Натаниель.

— Я могла бы поклясться в том, что поблизости здесь было несколько низких, маленьких домов. Да, я совершенно уверена в этом, потому что именно тогда мне удалось справиться с паникой, и я все увидела отчетливо. Я попыталась сориентироваться… Поэтому я и запомнила это место. Но где же дома? Они должны быть здесь!

— Может быть, их снесли!

Запрокинув голову назад, Эллен стала смотреть на верхушки деревьев.

— Но эти ели… За двенадцать лет? Немыслимо! Один из домов стоял на том самом месте, где теперь растет эта ель.

— Я не слишком много знаю о способностях к росту у елей, но этот великан явно не молод. Странно, Эллен. Может быть, пойдем дальше?

— Да. Выход в долину начинается как раз там…

Она осеклась. Они вышли из леса и остановились прямо перед лужайкой, окруженной покатыми склонами. И в неярком освещении пасмурного летнего вечера они увидели великое множество цветов.

— Нет, — прошептала Эллен. — Нет, я ничего не понимаю! Тогда в этом месте не было никакой лужайки, здесь были скалы и деревья, а цветочная поляна была в то время частью спуска в долину.

— Здесь все могло перемениться за двенадцать лет.

— Может быть, но посмотри на эту деревню! В том лесу, что направо, я впервые ощутила этот страх, обративший меня в бегство. Разве ты не видишь того, что вижу я?

Натаниель задумчиво кивнул.

— Я вижу, что ты пробежала сумасшедшее расстояние. И зачем тебя только понесло сюда? Должно быть, ты пробежала не только мимо железной дороги, но также мимо шестидесятого шоссе, не говоря уже об усадьбах!

— Но я ничего этого не видела, Натаниель, ничего! Я видела только лес, скалы, пустое пространство и пару маленьких, невзрачных домишек, которых здесь уже нет. Что же это такое?

Он серьезно посмотрел на нее. Страшная догадка засветилась в его колдовских глазах.

— Это невозможно… — сказал он самому себе.

— О чем ты думаешь? — похолодевшими губами произнесла Эллен.

— Неужели это возможно? — снова сказал он самому себе. — Со мной такое могло произойти. Но с Эллен? Невероятно!

— Ты меня просто пугаешь!

— Но ведь она же из рода Людей Льда… И это то самое место, я в этом не сомневаюсь… Знаешь, о чем я думаю? — спросил он наконец. — Я думаю, что на пути сюда ты в каком-то месте перешла в другое историческое время. Кто-то гнал тебя в то время, когда произошли эти события. Я не знаю точно, когда это было, но думаю, что более ста лет назад. Если ты смогла увидеть Линде-Лу, значит, ты способна переживать и нечто совершенно непостижимое. Ты сказала, что здесь стояли низенькие домишки?

— Такие маленькие и старинные, каких не помнят, наверное, даже старики.

— Железную дорогу ты видеть не могла, — задумчиво произнес он. — А также само станционное здание, другие постройки и шоссе. Может быть, двенадцать лет назад их еще здесь не было? Нет, конечно, были, просто твои глаза их не видели. Ты видела только то, что когда-то было здесь.

— Поехали домой… — с тоской произнесла Эллен. Но он не слышал ее, погрузившись в свои мысли.

— Что-то произошло на этом спуске в долину, — продолжал он. — Что-то произошло также на лесной тропинке. Думаю, что тебя вели сюда — те несчастные, что были замешаны в этой истории — чтобы ты пришла им на помощь…

Немые вопли.

Эллен, восприимчивая, Эллен, мягкосердечная, обладающая врожденной способностью помогать всем, кому приходится туго.

И даже в мир духов дошли вибрации ее самаритянской тоски, ее стремления к милосердию.

Взгляды их встретились. Они думали об одном и том же. Если бы он сейчас погладил ее рукой по щеке, желая утешить, она немедленно, без всяких колебаний, бросилась бы ему на шею.

Но он этого не сделал. Он был сильнее ее во всех отношениях.

Эллен смотрела на вход в долину, через который она когда-то выбежала. Картина была не слишком привлекательной: глубокая расселина с крутыми склонами, утесы, скалы, груды камней, густая растительность.

— Но теперь я не слышу никаких воплей, — удивленно сказала она.

— Да, я тоже думал об этом. Я тоже ничего не слышу, у меня нет никаких ощущений. Я не чувствую никакого страха, никакой злобы, вообще никакой атмосферы этого места. Здесь есть только тихое ожидание, словно кто-то чего-то ждет…

Да, Эллен тоже ощущала это: затаенное ожидание.

Посмотрев на небо, Натаниель сказал:

— Снова собирается дождь! А я оставил плащ в машине. Подожди, я сейчас его принесу.

Эллен кивнула. Она стояла на красивой цветущей лужайке, в пятидесяти метрах от нее начинался спуск в долину. У нее не было никакого предчувствия опасности.

Натаниель исчез за деревьями, отделявшими их от шоссе. А Эллен стояла, подставив лицо дождю, и капли были такими легкими, невесомыми…

Она почувствовала какое-то странное головокружение…

Возможно, не следовало стоять так, запрокинув назад голову.

Она вдруг наморщила лоб. Мгновенно опустила голову вниз.

У нее перехватило дыханье.

— Натаниель… — пыталась крикнуть она, но у нее получился лишь жалкий писк.

Затаенное ожидание было прервано. Эллен поняла, что только присутствие Натаниеля мешало тому ужасному, что должно было произойти. Теперь же Натаниеля не было рядом с ней; и Эллен, которую они как-то раз уже просили о помощи, оказалась на их территории.

Вокруг нее разом вырос густой кустарник, так что ей пришлось даже посторониться. Лужайка исчезла, теперь она видела перед собой тот, старый, вход в долину — с высокими елями, грудами камней и беспорядочной растительностью.

Деревья и кусты закрывали от нее дорогу и Натаниеля. Перед ней теперь открывался путь только в долину. Она пыталась отступить назад, но растительность толкала ее туда, разрастаясь за ее спиной, подталкивала ее до тех пор, пока она не очутилась в долине.

И далеко-далеко, словно в другом измерении, слышался его отчаянный крик:

— Эллен!

Но добраться до нее он не мог. Она была одна в давно прошедшем времени.

Вокруг себя она слышала жуткие, дикие, жалобные, протяжные вопли привидений.

11

Поняв, что не сможет вернуться к Натаниелю, Эллен совершенно лишилась самообладания. Она спускалась все ниже и ниже в долину, потому что другого пути у нее не было. И все это время крики преследовали ее, перебираясь вместе с ней через утесы.

«Я не хочу причинять вам никакого зла, — в отчаянии думала она. — Я здесь, чтобы помочь вам! Почему вы не пустили сюда Натаниеля? Ведь он мог бы помочь вам. Чего вы требуете от меня, чего хотите?»

В ответ на это она услышала жалобный крик, сопровождаемый издевательским смехом.

И тут Эллен поняла, в чем дело. Это не люди преследовали ее, а сама долина, пропитанная преступлениями людей. Утесы, земля и деревья впитали в себя то зло, которое когда-то было разлито здесь.

Это сама долина оказывала сопротивление Натаниелю. В этой долине было много зла, и долина, пропитанная им, захватывала в плен подходящую жертву, чтобы потом мучить.

Здесь не было больше тех людей, здесь жили только воспоминания о совершенных когда-то преступлениях. Наконец-то эта долина смогла дать выход той злобе, которую получила от Человека, этого подлинного венца творения, научившегося высекать огонь, логически мыслить, водить машину, разрушать природу так, как мог делать только Человек в силу своего величия.

Эллен продвигалась вперед, спотыкаясь, падая, вставая, ковыляя дальше. Она слышала жалобные вопли измученного мужчины, слышала вопль другого мужчины, доносившийся со скал, похожий на безнадежный вой преследуемой кем-то собаки. Но женского голоса она не слышала, хотя знала, что долина должна была его услышать. Почему она должна была его услышать, она не могла бы объяснить, она просто знала это.

По сравнению с прошлым разом, она бежала в противоположном направлении, но это не меняло дела: жалобные вопли все равно преследовали ее.

Наконец она дошла до самого дна долины. И в тот же момент она услышала нечто ужасное.

Она услышала преследующие ее шаги!

С безумным воплем она бросилась вперед, очертя голову, и угодила прямо в болото. Она чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, слышала хлюпанье своих ног в темно-коричневой жиже, она понимала, что тонет, тонет, тонет…

Какой-то голос позвал ее:

— Эллен! Эллен! Вернись!

Она поняла, что кто-то крепко вцепился в нее, она пыталась вырваться, вывернуться. И внезапно увидела, что борется с Натаниелем.

Все еще ощущая страх, она в ярости крикнула:

— Ты бежал за мной для того, чтобы напугать меня?..

— Что ты, Эллен… — смиренно ответил он.

И тут она заметила, что лежит не в болотной жиже у подножия высоких елей, а на той же самой лужайке, на которой она стояла, когда Натаниель покинул ее. И теперь он пытался вернуть ее к действительности.

— Эллен, успокойся, нет никакой опасности, тебе просто приснился кошмарный сон.

С трудом приходя в себя, она тревожно воскликнула:

— Кошмар? Но не могла же я заснуть стоя? Он улыбнулся и сказал:

— Ты не спала. Ты была в обмороке, когда я нашел тебя. Я видел, как ты стояла, подставив лицо дождю, а потом опустилась на землю. Сначала ты лежала совершенно без движения, но потом стало ясно, что ты переживаешь нечто неприятное.

— Так оно и было, — с дрожью в голосе произнесла Эллен и рассказала ему о своем сне. — Но, Натаниель, я ничего не понимаю. Я никогда раньше не падала так в обморок.

Вид у него был серьезный.

— С того самого момента, как мы встретились на вокзале, ты вся напряжена, как струна. Ты вся зажата. Возможно, сама не осознавая этого, ты смертельно боялась этого момента. И когда ты запрокинула назад голову, этого оказалось достаточно для тебя, с твоим нервным перенапряжением.

— Сколько я была без сознания?

— Гораздо меньше, чем ты думаешь. Я не знаю точно, где-то около двух минут. Эллен с горечью усмехнулась.

— Это были очень длинные минуты, — сказала она.

— Ты уже немного пришла в себя? Ведь тебе приснилось как раз то, что ты так боялась пережить, не так ли?

— Да. И сознание того, что это был всего лишь сон, принесло мне такое облегчение, что, как мне кажется, теперь все осталось позади. Давай спустимся вниз!

— Прекрасно, Эллен! Это нужно изжить окончательно.

Он помог ей вытереть одежду и дал плащ. Натаниель не сказал ей того, что думал: что сон ее был ужасающей реальностью. Ведь фактически она увидела вход в долину таким, каким он был много-много лет назад. А те голоса, которые она слышала… были теми же самыми голосами, которые она слышала в прошлый раз. Это не было воспоминанием о тех призрачных голосах, которые в прошлый раз обратили ее в бегство. Это были голоса тех, кто принимал участие в разыгравшейся здесь когда-то драме.

Натаниель не просто предполагал это, он знал это — с той особой уверенностью, которую всегда чувствовал, воспринимая мысли и видения из потустороннего мира.

Взявшись за руки, они осторожно спустились в злую долину.

— Как здесь тихо, — прошептала Эллен, глядя на скалы. — Никаких воплей.

— Твоя миссия теперь закончена. Они звали тебя на помощь, и ты вернулась к ним. Теперь они ждут от тебя помощи, они знают тебя. Они знают, что ты готова отдать все, что имеешь, чтобы помочь другим. И они доверяют тебе.

— Да, здесь чувствуется ожидание. Но действительно ли это «они»?

Может быть, это сама долина? Природа?

Натаниель остановился и стал прислушиваться, вид у него был такой мистический, что она невольно отвернулась.

Он долго слушал. Они стояли в тесном, замшелом ущелье между огромными валунами, под ногами у них были камни, щебень, мох. По обеим сторонам на крутых склонах возвышались умирающие ели, с зеленой хвоей только на верхушках.

Он так долго прислушивался, что Эллен стало разбирать любопытство. Наконец он произнес:

— В самом деле, это та самая долина. Ты была права: здесь прочно осело зло.

Они пошли дальше. Натаниель был рад, что Эллен не переживает того, что переживает сейчас он. Он чувствовал, что они в этой долине не одни. Кто-то преследует их, тихо и настороженно.

Эллен была права: это место ужасающе злое. Здесь было совершено жутчайшее преступление, подрывающее саму веру в человека. Но от того злого, страшного преследования, которое она пережила в детстве, теперь не осталось и следа.

И пока Натаниель обдумывал все это, она облекла его мысли в слова:

— Ты ощущаешь эту тихую скорбь? Капли дождя, падающие с елей, туман… все здесь пропитано ожиданием и скорбью. Здесь все хватает за душу, здесь все так прекрасно!..

— Да. И здесь не трудно будет навести порядок. Эта долина созрела для того, чтобы ей пришли на помощь. Она слишком долго страдала от разлитого в ней зла.

Совершенно неожиданно они оказались у края долины, и путь им преградило заболоченное озерцо. Натаниель замер на месте.

— Что с тобой? — спросила Эллен.

— Ничего, — ответил он. — Давай поднимемся на склон и пройдем мимо.

Дав ей пройти немного вперед, он повернулся и посмотрел на долину, потом на хлюпающую под ногами жижу.

— Я вернусь… — прошептал он. — Без девушки…

Эллен остановилась, ожидая его.

— Вот все и обошлось, — радостно сказала она. — На этот раз ничего не произошло.

Улыбка Натаниеля была похожа на гримасу.

— Да, ничего… Не посетить ли нам другие места?

— Да, раз уж мы тут…

Теперь ее голос звучал беспечно. Ничего не может с ней случиться, когда Натаниель рядом, он обращает в бегство всех призраков.

Они молча шли дальше. Прошли уже мимо железнодорожного полотна, мимо усадеб без всяких признаков жизни (все были теперь на горных пастбищах). Потом пересекли шестидесятое шоссе, и вскоре после этого очутились на старой лесной тропинке, где Эллен впервые ощутила страх двенадцать лет назад.

— Натаниель… — неуверенно произнесла она. — Наверное, ты считаешь меня просто истеричкой? Ведь в самой долине ничего не происходило, у меня закружилась голова и…

Он оказался в трудной ситуации. Ему не хотелось снова пугать ее, когда она уже почти успокоилась. Взяв в свои ладони ее лицо, он сказал:

— Дорогая Эллен, я не сомневаюсь в правильности твоих слов, я знаю, что ты все это не выдумала.

Больше он ничего не сказал, несмотря на ее вопрошающий взгляд.

Но она не сдавалась. Он не мог рассказать ей о своих видениях. Но тут он внезапно нашел достойный выход из положения. Он забыл кое-что рассказать ей.

— Видишь ли, перед тем, как попасть сюда, я предпринял ряд расследований, позвонил кое-кому… Я точно не знал, в каком именно месте ты все это пережила, но теперь я вижу, что сведения, полученные мной, полностью согласуются с тем, что я сегодня узнал. И завтра я встречусь с одним человеком, который прокомментирует все это.

— Ты все-таки считаешь, что здесь произошла какая-то хорошо известная история с привидениями?

— Нет, нет, речь не идет о привидениях! Насколько я понимаю, привидений здесь никогда не было. Но то, что когда-то произошло здесь на самом деле, стало достоянием истории.

— И что же здесь произошло?

— Как я тебе уже сказал, мне мало что об этом известно. Знаю только, что здесь когда-то было совершено ужасное преступление. В этой местности произошло несколько подобных случаев, но конкретное место не известно. И только теперь я начинаю догадываться, какая именно история была тут. Молодые мало что знают, а старики рассказывают неохотно.

Чаще всего такие вещи предаются забвению. Во всяком случае, тот, с кем я говорил, знает одного человека, который может восстановить все по порядку. Обо всем этом можно прочитать в Государственном архиве в Хамаре, а также в старинных церковных книгах и судебных протоколах, но у нас нет на это времени. Нас вполне удовлетворяют народные поверья.

Они шли уже довольно долго по едва заметной лесной тропинке, когда вдруг разом замолчали, замедлили шаги, и на лице Натаниеля появилось выражение напряженности, которое так хорошо знала Эллен и которого так опасалась. Ей хотелось попросить его, чтобы он взял ее за руку, но она не решилась. Вместо этого она настолько приблизилась к нему, что едва не наступала ему на пятки. Она дала бы все что угодно за то, чтобы снова оказаться в машине.

Вся атмосфера внезапно изменилась.

Они были теперь в самой чаще леса, и Натаниель казался ей чужим, он словно забыл о ее присутствии. Что-то захватывало целиком его чувства, так что ни о чем другом он не мог думать. Эллен было не по себе.

Ветер раскачивал верхушки елей и берез, день подходил к концу, в лесу становилось мрачно.

Эллен шла, затаив дыханье, опасаясь смотреть по сторонам.

И медленно-медленно к ним подкрадывалось ощущение чего-то неопределенно-тревожного. Ощущение какой-то беспомощности, одиночества, растерянности, но больше всего — озлобленности. Зло, казалось, висело в воздухе, пронизывая собой все вокруг, собиралось здесь многие-многие годы — многие столетия!

Она была рада тому, что принадлежит к роду Людей Льда и находится рядом с одним из самых сильнейших представителей этого рода. Ей казалось, что все происходящее духовно сближает их, дает им возможность ощутить свое родство, каким бы далеким оно ни было.

Она услышала прерывистый вздох Натаниеля.

— И что за место такое ты выбрала? — тихо сказал он. — Из всех людей на земле именно тебя угораздило попасть сюда!

— А что здесь такое?..

— Я еще не знаю, — ответил он. — Но я догадываюсь. Я ощущаю близость праведников . Этих жутких праведников, которых можно встретить повсюду.

Эллен не поняла, что он имеет в виду, но спросить не решилась. Она чувствовала просто, что, находясь в этом месте, она становится больной, как это было с ней и в прошлый раз.

Никогда бы сюда больше не попадать! Хотелось, как и в прошлый раз, бежать в дикой панике прочь.

Но рука Натаниеля крепко и беспощадно сжимала ее руку, словно он чувствовал ее стремление к бегству.

Шаги их становились все медленнее и медленнее. С ветвей кряжистых елей свисал влажный мох, на земле лежали остатки старой, покрытой мхом изгороди. Она вспомнила эту изгородь. Двенадцать лет назад она еще стояла.

Трава доходила им почти до колен.

Эллен вытерла мокрое от дождя лицо. От холодной сырости у нее распухли руки. Тяжесть на душе становилась все более и более невыносимой, как это бывает при глубокой, болезненной депрессии.

— Теперь я еще сильнее чувствую присутствие какого-то одинокого существа, — прошептал Натаниель. — А ты?

Эллен кивнула, замерев от страха.

— В тот раз я тоже это чувствовала. Но присутствия остальных я тогда не ощущала.

— Ты ощущаешь их благодаря мне — через меня. Но это одинокое создание ищет тебя. Ты была права, Эллен, это женщина.

— Но как же мы сможем…

Натаниель вскрикнул и прижал Эллен к себе, спрятал ее лицо у себя на груди.

— Не смотри туда! — воскликнул он. — Ради всего святого, не смотри туда!

12

Они вышли на небольшую поляну. Поблизости виднелись остатки каменных стен давно заброшенного хутора.

— О, Господи, — произнес Натаниель.

— Я ничего не вижу, — жалобно сказала Эллен. — Это те самые дома?

— Нет, нет. Разве ты не видишь изгородь?

— Свалившуюся изгородь? Но где она? Он неохотно отпустил ее, и она огляделась по сторонам.

— Нет, я ничего не вижу… — растерянно произнесла она.

Натаниель не ответил. Уголки его рта опустились в гримасе отвращения. Он смотрел на что-то, невидимое ей, впереди них.

— Но я чувствую, — стуча зубами, сказала Эллен. — Кто-то смотрит на меня. Я ощущаю вокруг себя ненависть, насмешку и презрение, я чувствую горячую мольбу о помощи и не желаю здесь больше оставаться.

Только она хотела удрать, как Натаниель снова крепко схватил ее.

— Не поддавайся панике, — строго сказал он. — Это все равно не поможет. Наоборот. Ты, конечно, можешь удрать, но тогда все останется на той же стадии, что и раньше. Ты не сможешь отделаться от этого переживания, а те, что ищут твоей помощи, останутся ни с чем. Я не слышал более горячей мольбы о помощи — и она адресована не мне, а тебе, хотя я и могу понять все это. О, Господи, как я все это понимаю!

— Это женщина смотрит на меня, не так ли? Он задрожал всем телом.

— Да. Это она просит тебя о милосердии.

— Это злодейство… — жалобно произнесла Эллен. — Это жуткое злодейство! Откуда оно взялось? Это зло внедряется в меня, прижимает меня к земле. Что же нам делать?

В лесу послышалась мрачная похоронная музыка. Эллен задрожала всем телом, чувствуя холод и страх.

Натаниель продолжал настороженно смотреть вперед.

— Это самое фантастическое видение из всех, что встречались мне, — медленно произнес он. — Я имею в виду его силу и интенсивность. Наверняка, это твое присутствие делает его таким. Мы с тобой дополняем друг друга.

Он оценивающе посмотрел на нее.

— Ты сильная? — спросил он.

— Ты имеешь в виду психически? Не особенно, я трусиха.

— Жаль. Было бы лучше всего, если бы… Поскольку она ищет тебя… Но нет! Возвращайся к машине! Ты сможешь найти шоссе, а я попробую справиться сам.

Посмотрев на его бледное, озабоченное лицо, она решительно заявила:

— Нет, Натаниель. До этого мы так много раз помогали друг другу. И если тебе нужна сейчас моя поддержка, ты ее получишь. Одна я снова убегу, ты же знаешь. И мои собственные домыслы мне мало чем помогут. Поэтому скажи, что ты видишь! Я выдержу это — я надеюсь.

Несмотря на напряженность ситуации, он коротко улыбнулся ей.

— А ты более смелая, чем кажешься, — сказал он. — Только бы нам удалось освободить тебя и эту женщину от душевных мучений.

Посмотрев ему прямо в глаза, полуживая от страха, Эллен решительно сказала:

— Я достаточно смелая. Выражение его лица смягчилось.

— Эллен, — проникновенно произнес он. — Ты лучшая из тех, кого я встречал.

И тут же лицо его снова стало жестким, почти свирепым.

— Тогда смотри! Смотри моими глазами! И после этого решай, действительно ли ты хочешь помочь мне!

Сделав несколько шагов вперед, он сел на корточки и принялся ощупывать землю.

— Попробуем заняться психометрией, — сказал он, — может быть, это нам поможет.

Эллен увидела, как он поднял кусочек старого дерева, ощупал его и снова выбросил. Но потом он нашел то, что искал — среди густого мха. Вернувшись к ней, он дал ей кусочек трухлявой древесины более старый, чем тот материал, из которого была сделана изгородь. И она опасалась, как бы этот кусочек не развалился у нее в руках.

— Вот! Приложи его к груди и думай о нем, постарайся выбросить из головы все остальные мысли!

Он повернул ее к себе спиной и прижал к себе. Он зажал ее в тиски, взяв в свои ладони ее руки, держащие кусочек древесины.

— Увидь то, что вижу я, — произнес он монотонным голосом, словно это было заклинание.

И если бы Натаниель не был возле нее и не держал ее так крепко, она наверняка потеряла бы сознание. Но он изо всех сил старался вызвать у нее ощущение безопасности, и она твердо решила выдержать все до конца. Она напряженно смотрела вперед, на открытое пространство, как он ей и сказал.

— Видишь там две молодые сосны? Смотри прямо в промежуток между ними. Смотри, забудь обо всем! Я думаю, тебе передадутся мои ощущения, и к тому же мы еще не знаем, как ты среагируешь на психометрию. Возможно, у нас это получится.

Эллен напряженно смотрела вперед, пока у нее не зарябило в глазах, но она видела только две молодые сосны и мокрую от дождя траву между ними.

— Я ничего не вижу, — жалобно произнесла она.

— Расслабься, ты слишком напрягаешься.

Она попыталась вообще ни о чем не думать, только смотреть вперед. Но и это не помогало. А время шло. Эллен совершенно забыла о своем страхе, она злилась теперь на себя за то, что ничего не видит. Она понимала, что ничего хорошего она не увидит. И с трудом подавляла волнение. Ей очень хотелось быть хоть чем-то полезной для Натаниеля, увидеть то, что он хотел ей показать. Но создавалось впечатление, что она слишком слаба для этого. Он еще крепче прижал ее к себе, от его рук исходили импульсы огромной силы.

Эллен была разочарована своей непригодностью к выполнению этой задачи. Но вдруг…

У нее перехватило дыханье, Натаниель тут же насторожился.

— Натаниель! Я ничего не вижу, но я слышу! И я чувствую! Я ощущаю как бы видение внутри меня.

— Прекрасно, Эллен! Можешь быть рада тому, что не видишь ничего конкретного. Это малоприятное зрелище. И что же ты слышишь?

— Что-то стучит и хлопает неподалеку от нас. Да, прямо перед нами. Это так?

— Так. Что еще?

— Мне не нравятся эти звуки, — жалобно, словно ребенок, произнесла она. — И эта деревяшка… деревяшка у меня в руках… я хочу ее выбросить!

Ее пальцы пытались выбросить кусочек трухлявого дерева, но он крепко сжимал ее ладони.

Она понимала, что звуковые впечатления передаются ей с помощью этого кусочка дерева, что звук исходит из точки, находящейся всего в нескольких метрах от них, и этот кусочек дерева обжигал ей ладони, она ненавидела это прикосновение, но Натаниель был беспощаден.

— Я больше этого не хочу, — сказала она жалобно.

— Потерпи! Ты должны узнать, почему женщина просит тебя о помощи.

«Она злодейка, — подумала Эллен. — Она злодейка, злодейка, и я не хочу помогать ей».

— Злодеи тоже могут страдать, — мягко шепнул ей на ухо Натаниель.

— Да, — пробормотала Эллен. — Да, она страдает, и это отвратительные страдания. Но я не могу понять, почему.

— Ты сказала, что у тебя внутреннее видение. Поэтому закрой глаза, ты увидишь все яснее! Эллен подчинилась.

— Да, — прошептала она через некоторое время. — Теперь я начинаю кое-что различать. Люди… множество людей… Но женщину я не вижу. Я знаю, что она где-то поблизости, но я не вижу ее.

— Все хорошо, — тихо сказал Натаниель. — Я пытаюсь воспрепятствовать этому. Мне хочется, чтобы ты увидела праведников.

— Собственно говоря, я ничего не вижу, но зато чувствую что-то. О, это так трудно объяснить.

— Понимаю, — мягко произнес он. — Расскажи, что ты чувствуешь!

Эллен пыталась собраться с мыслями, но это оказалось не легко. Она была так напугана, что вся дрожала, и в то же время ей хотелось, чтобы Натаниель считал ее трезвомыслящим человеком. Впрочем, он видел ее насквозь.

— Это так странно… — запинаясь, произнесла она. — У меня такое странное ощущение большого временного промежутка, продолжавшегося много лет.

— Все правильно. Продолжай!

— Здесь… стоял дом. Прочные каменные стены… Дорога… Да, я все время ощущаю дорогу, широкую, наезженную. Не то, что эта тропинка! На дороге множество людей… Они идут непрерывным потоком. Вот они остановились. Среди них возник переполох, многие разбегаются. Дети… Дети напуганы, я чувствую их страх. Они бегут мимо, закрыв от страха глаза. Лошади впереди повозок то и дело встают на дыбы. Желтая осенняя листва… Зимняя ночь… Ветер… мороз… летнее солнце… зимний шторм, весна…

Голос Эллен становился монотонным, словно она находилась в трансе.

— Дома рушатся. Камни… Они швыряют камни, Натаниель! Почему они делают это? Я слышу возгласы отвращения и крики, слышу презрительные возгласы, эхом отдающиеся в лесу. Да, это праведники! Они идут и идут, чувствуя свою правоту. Натаниель! — громко вскрикнула она.

Она хватала ртом воздух, дышать стало трудно.

— Теперь… теперь я все поняла! Я поняла, Натаниель! Среди них есть человек, который жалеет их. О, спасибо! Спасибо, Господи, за то, что среди нас есть хоть один милосердный человек!

Он отпустил ее. Кусочек дерева выпал у нее из рук.

Видение исчезло. Они были с Натаниелем одни в лесу.

Она повернулась к нему, положила голову ему на плечо, пытаясь унять плач.

— Помоги ей, Натаниель! Помоги ей! Ты ведь это можешь сделать, прошу тебя!

— Сначала нам нужно узнать, что она натворила, — тихо сказал он. — Если я не ошибаюсь, именно это ты и пережила в тот раз. Но не забывай, что у тебя просили помощи двое.

— Тогда я понимаю, почему этой женщины не было в долине, — сказала Эллен, чувствуя такую горечь и сожаление, будто вся вина этой женщины легла на ее плечи. — Тогда я понимаю, почему она не могла покинуть это место.

— Да, — сказал Натаниель.

— Но как тебе удастся успокоить этих духов? — растерянно произнесла она. — Ведь ты не читаешь над ними ни молитв, ни заклинаний. И ты говоришь, что эта процедура отнимает у тебя много сил. Что же ты с ними проделываешь?

— Это отнимает у меня все силы, Эллен, — сокрушенно произнес он. — Но я должен это сделать. Знаешь, у каждого человека имеется какой-то запас доброты, милосердия и сострадания. Это есть у тебя, это есть у всех нас. И этот запас постоянно обновляется: чем больше человек отдает, тем больше получает взамен, и ты это уже поняла, я помню, ты говорила об этом. И я отдаю этим страждущим и всему этому месту всю ту доброту, весь покой, который имею, передаю все это несчастным душам, продолжающим жить в своем отчаянии. Это единственное, что я делаю. Прогоняю прочь злобные мысли и чувства, царящие здесь, заглушаю их своими собственными мыслями о доброте и человечности.

— Понятно.

— Вот почему я не хотел встречаться с тобой после этого в гостинице. Я знал, что буду совершенно пустым, как бы отработанным. Мне нужно время, чтобы снова собраться с силами.

По щекам Эллен катились слезы. Она погладила его по щеке — в знак сочувствия и благодарности. Натаниель снова прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. Несколько мгновений они стояли неподвижно — два удивительных создания из мира обычных людей.

Потом он сказал:

— Но сначала я окажу помощь этим несчастным. Я буду концентрировать свое внимание не на этой женщине, я постараюсь прогнать злобу праведников. Как ты думаешь, ты смогла бы вернуться сама в машину?

— Нет, я хочу остаться с тобой. Я больше уже не боюсь и… Может быть, я мешаю тебе?

— Нет, ты мне не мешаешь, — не спеша произнес он. — Просто я думаю, как для тебя лучше…

— Возможно… — перебила она его, — возможно, тебе нужен человек, чувствующий, как ты, и не удивляющийся тому, что ты делаешь?

Его серьезное лицо просветлело.

— Ты нужна мне, ты это знаешь. Поэтому сядь под елью и составь мне компанию. Я буду тебе очень благодарен за это, потому что я буду очень одинок. Но ты должна сидеть совершенно тихо, чтобы не нарушать моей сосредоточенности.

— Конечно. Могу ли я тебе помочь чем-то? Он улыбнулся.

— Дуреха! В данном случае я помогаю тебе!

Эллен сидела и смотрела на Натаниеля, стоявшего к ней спиной. В лесу уже начинало темнеть, моросил мелкий дождь, но она ясно видела его: широкие плечи, длинные слегка расставленные ноги. Он стоял совершенно неподвижно, повернувшись лицом к поляне, в глубокой сосредоточенности.

Эллен надеялась, что токи тепла, идущие от нее, достигнут его и укрепят силы Натаниеля. Она пыталась не думать ни о чем, но в конце концов ей пришлось отвернуться: он был настолько привлекательным, мужественным и сильным, и у нее еще свежо было воспоминание о том, как он прижимал ее к себе, стоя сзади нее и принуждая смотреть на что-то, происходившее перед его глазами. В тот раз он фактически прочитал ее мысли — а она думала тогда о том, что не желает помогать злодейке. Не дожидаясь, когда она произнесет это вслух, он сказал, что злодеи тоже страдают…

Конечно, они были близки в эти минуты физически и психически. Так что нет ничего удивительного в том, что он был особенно восприимчив к ней.

Эллен была уверена в том, что Натаниель знал о смятении ее чувств. Но он был достаточно деликатен, чтобы не говорить об этом вслух. Он хорошо знал, что между ними ничего не может быть, так что лучше всего подавить в себе чувства, не дав им развиваться дальше.

О, как это было мудро с его стороны! Но Эллен отдала бы все на свете за малейший намек с его стороны на то, что она значит для него куда больше, чем просто товарищ.

Даже сидя под дождем, она не чувствовала хода времени. Она могла бы просидеть так всю ночь, лишь бы быть рядом с Натаниелем. Она пыталась убедить себя в том, что является для него духовной поддержкой, что ей достаточно просто терпеливо сидеть поблизости.

Постепенно Эллен начала ощущать изменение атмосферы в лесу. Куда-то ушли страх и злоба. Она почувствовала, что ее постепенно наполняет какое-то ясное свечение. Она вдруг почувствовала покой и тихую радость. В этот сырой и холодный летний вечер воздух казался ей сухим и теплым.

И наконец ее наполнило чувство глубокой благодарности.

— Натаниель, — тихо сказала она. — Все уже ушло.

Она увидела, как его сильные плечи задрожали в глубоком вздохе. Эллен встала и подошла к нему поближе. Натаниель едва держался на ногах, глаза его были закрыты, по лицу катился пот. Не раздумывая, она взяла его под руку, чтобы поддержать. Он очнулся, словно возвратился из забытья.

Он попытался улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.

— Садись, — заботливо произнесла она.

Могла бы и не говорить. Он просто упал на землю, обхватив руками колени. Эллен понимала, что ему некоторое время необходимо посидеть без движения. Теперь она не испытывала больше никакого страха. Праведники были стерты из воспоминаний этого места, и в памяти этой долины остался только тот, кто думал о них с состраданием.

Сидя рядом с Натаниелем, Эллен не сказала ни слова. Она насквозь промокла, чувствовала, что лицо посинело от холода, а волосы свалялись, словно войлок, но это не имело для нее никакого значения. Она думала только о Натаниеле.

Была уже ночь, когда он, наконец, поднял голову и посмотрел на нее измученными, но добрыми глазами. Эллен была так рада снова увидеть его лицо, что импульсивно взяла его под руку и взволнованно произнесла:

— Спасибо, Натаниель! Большое спасибо! Он улыбнулся. Он тоже продрог, черты его бледного лица заострились.

— Это я должен благодарить тебя, — сказал он. — Никогда еще мне не было так легко передавать свою силу другим, как сегодня. И потом приходить в себя.

— Да? — обрадовалась Эллен. — Почему же?

— Потому что все это время ты передавала мне свое сильное и прекрасное чувство, Эллен.

— Ой! — прошептала она и тут же отвернулась. — Извини!

— Тебе вовсе не за что просить извинения, — горячо воскликнул он.

Она была совершенно сражена его словами. Ей хотелось умереть от стыда.

Но теперь, поняв, что он все знает, она могла свободно говорить об этом.

— Я чувствую себя такой одинокой… — высоким жалобным голосом проговорила она, — такой неуверенной…

Он осторожно повернул ее лицо к себе. Она посмотрела в его удивительные, темные и в то же время сияющие золотом глаза, и то, что она прочитала в них, вызвало жар в ее теле. И когда он обнял ее, она поняла, что его чувства намного сильнее и интенсивнее, чем ее.

С возгласом удивления и облегчения она положила его руку к себе на плечо и провела по ней щекой, прижалась к ней лицом, чтобы он не видел сияния ее глаз.

— Я совершенно согласен с тем, что ты писала мне в своем письме, — тихо сказал он. — Если бы мы не знали, что ожидает нас…

Она наконец осмелилась взглянуть на него.

— Это так опасно?

— Да, — сокрушенно произнес он. — Опасно. И я еще никогда не ошибался в своих спонтанных предчувствиях. Мы должны держаться друг от друга на расстоянии, Эллен, только так мы можем спастись. Я не могу брать на себя ответственность за это.

— Ответственность за что?

Он снова обхватил руками колени, не желая смотреть на нее.

— Я увидел, что я обнимаю тебя, Эллен, и что я… поцеловал тебя, и что между нами было фантастическое, абсолютное взаимопонимание. Такого со мной никогда раньше не было. Сразу после этого я ощутил страх. Я почувствовал внутри себя жгучую боль, почувствовал вибрации смерти, наполняющие все пространство вокруг нас. А ты… Тебя не было со мной. Там, где только что стояла ты, тесно прижавшись ко мне, была пустота.

Из его слов она не могла понять, кто из них умрет и почему. И, кстати, какое это имело значение? Если один из них умрет, что станет тогда с другим? Какая жизнь его ждет?

Но мысль о том, что в первый же миг их встречи Натаниель понял, что их дружба перерастет в любовь — что он все это время знал, что поцелует ее — мысль об этом казалась ей головокружительно чудесной!

Эллен тихо и блаженно вздохнула.

— К несчастью, мы оба принадлежим к роду Людей Льда, — продолжал Натаниель. — А Люди Льда имеют тесную связь между собой. Мы можем поддерживать связь и как представители одного рода, Эллен. И в то же время мы не имеем на это права. О, все это так несправедливо, так жестоко!

— Не могли бы мы… — смущенно произнесла она.

— Что ты хочешь сказать?

— Если опасность заключена в поцелуе… (С какой тоской она произнесла слово «поцелуй»!)… Не могли бы мы просто встречаться? Без того, чтобы…

— И ты думаешь, это возможно? — с горечью произнес он. — Мы уже не можем обходиться друг без друга. Ты можешь?

Она посмотрела на его губы, посмотрела в бездонные, отливающие золотом глаза, посмотрела на его сильные руки, на его мускулистые бедра и широкие плечи — и отвернулась.

— Нет, — тихо сказала она. — Не могу.

— И я тоже. Говоря по правде… Нет, нам нужно идти, — резко добавил он и встал.

Но пока они шли по темному лесу, он держал ее за руку, и Эллен семенила за ним танцующей походкой.

Натаниель посмотрел на нее и, нежно улыбнувшись, спросил:

— Тебе теперь лучше?

— Намного лучше. Во всех отношениях. Ты недавно сказал, что и злодей может страдать. Немного переиначив твои слова, я могла бы добавить, что скорбь может приносить радость.

— Все зависит от человека. Но я должен был подумать об этом раньше. Я знаю, что ты разделяешь мои чувства. Но ты ничего не знаешь обо мне. Прости меня, Эллен!

— Не надо просить прощения, — великодушно ответила она. — Ах, Натаниель, я насквозь промокла! Я чувствую холод, голод, усталость. Но я так счастлива!

Натаниель не решился ей напомнить, что они сделали лишь половину того, что было нужно. И поскольку ему и раньше приходилось очищать место от преступных мыслей, он знал, что это не минутное дело.

Они вышли на шоссе.

— Эллен, сейчас ты вернешься к машине! Тебе придется сделать крюк, но так нужно.

— Почему? А как же ты? Стиснув зубы, он сказал:

— Я… обещал вернуться. Я обещал это озерцу и самой долине. Чтобы очистить их от тех преступлений, которые были совершены там. А это я должен сделать без тебя.

— Но почему?

— Потому что для тебя это могут быть слишком сильные переживания.

— Но почему?

— В твоем словарном запасе нет других слов? Эллен, ты сама понимаешь, как ты устала. Ты не выдержишь больше.

— А ты сам выдержишь? Ты бы посмотрел на себя! Твои глаза слипаются от усталости, руки дрожат, а лицо бледнее тех привидений, которых ты намереваешься спасти! Если мы оба готовы упасть в обморок от усталости, не лучше ли нам поспать? Что ты скажешь в свое оправдание?

— Ничего. Просто я щажу твои нервы, — улыбнулся он.

— Мои нервы сделаны из стали, льда и камня, — уверенно произнесла Эллен. — Точь-в-точь, как дом господина Бигбая.

Он рассеянно улыбнулся при воспоминании об этом. Он и в самом деле выглядел очень усталым. Таким усталым, что Эллен становилось просто страшно.

— Я нужна тебе, — заключила она. Наконец он сдался.

— Да, может быть и так, — сказал он. — Идем, мой дорогой друг! Вместе мы либо справимся, либо потерпим неудачу!

Но когда они снова подошли к входу в долину, Натаниель был просто изумлен тем, что увидел. Он ожидал жестокой борьбы, он заранее был готов к тому, чтобы немедленно отослать Эллен обратно к машине, если произойдет что-либо страшное, и взять все на себя, но он был просто потрясен тем, что заболоченное озерцо встретило его просветленным миром и тишиной.

Здесь не было и следа тех призрачных фигур, которые преследовали их до самого дна долины. Атмосфера была чистой и он мог видеть, что ожидает их. Но возле самого болота он снова почувствовал присутствие чего-то бесчеловечного и понял, что они добрались до места самого преступления.

Теперь там никого не было. Абсолютно никого!

— Натаниель, — удивленно сказала Эллен. — Все кончилось!

Значит, она тоже почувствовала это! Для нее это было просто чувственное впечатление, а для него — видение.

— Ты думаешь, оба моих переживания имеют какую-то связь?

— Конечно, — ответил Натаниель, — неразрывную связь. Я и не предполагал, что, очищая другое место, я одновременно очищаю и это.

— Ты говоришь об этом с облегчением?

— Еще бы, — убежденно произнес он. — Теперь мы можем немедленно возвращаться к машине. Мне вовсе не хочется, чтобы ты простудилась, и к тому же уже поздно!

Она подумала о том, что если усталость Натаниеля хоть наполовину соответствует ее усталости, то и этого вполне достаточно. Она понимала, каково было его напряжение в лесу.

Пока они шли через темную, но уже совершенно мирную долину, она видела, что силы постепенно оставляют его. Идя рядом с ним, она испуганно наблюдала за этим, стараясь в то же время как-то подбодрить его. Она любила каждую черточку его изнуренного лица, каждую жилу на его сильных руках, любила его нестриженные волосы, но больше всего — его чистую душевную силу, его необычное мужество и отзывчивость.

Только теперь она обнаружила, что, хотя небо закрыто тяжелыми тучами, близится рассвет.

— Неужели мы провели здесь всю ночь? — удивленно спросила она.

— Фактически, да! Нет ничего удивительного в том, что мы с трудом передвигаем ноги.

Она знала, что больше всего времени потребовалось Натаниелю для того, чтобы очистить злодейское место. Они оба испытали так много потрясений, что совершенно забыли о времени.

Подойдя к месту, где росли высокие ели и где Эллен — как она утверждала — видела маленькие дома, они увидели перед собой какого-то человека, в высшей степени живого человека с плотно перевязанной охапкой сена в руке. Заметив их, он резко остановился.

— Ох, как вы меня напугали, — засмеялся он. — А я-то думаю, что это за люди, идущие из Долины Плача.

«Долина Плача…» — изумленно подумала Эллен, чувствуя на себе взгляд Натаниеля.

— Ты думал, что мы привидения? — неожиданно спросил Натаниель, зная, что местные жители обращаются друг к другу только на «ты».

— О привидениях я пока что не слышал, — ответил мужчина. — Но кто знает, чего можно ожидать в таком месте?

— А ты рано поднялся.

— Это лучшее время для работы.

— Верно.

Мужчина не был болтливым. Он не стал спрашивать о том, чем они занимались так рано и почему насквозь промокли. Так оно было лучше.

Что бы они могли ответить ему?

Оглядевшись по сторонам, Эллен спросила:

— Скажи, здесь была какая-нибудь усадьба? Она заметила, что Натаниель весь обратился в слух. Воспользовавшись случаем, чтобы поговорить, мужчина сел на придорожный камень. Они последовали его примеру.

— Я понимаю, что вы не здешние? Конечно же. Странно, что вам известно это. Да, в самом деле, здесь был когда-то маленький хутор. Но это было очень давно. Очень, очень давно…

Достав свою трубку, он вытряхнул из нее пепел. Стало уже совсем светло, и Натаниель беспокоился за Эллен, которая слишком часто хлюпала носом. Но они не могли упустить шанс поговорить с местным жителем.

— Я слышал, в этих местах когда-то произошла жуткая история, — осторожно заметил Натаниель.

Крестьянин, судя по всему, был не из тех, кто верит слухам. С наслаждением вдохнув трубочный дым, он посмотрел через плечо в сторону долины. Потом указал черенком трубки в сторону деревни.

— Там, возле Стеглемоэна, которого уже больше нет, но который находился в лесу с другой стороны от дороги… там закончила свои дни Берит.

— Ее так звали? — спросил Натаниель. — Она была родом с этого хутора?

— Нет.

Эллен сидела молча. Неужели они теперь узнают всю правду?

— И что же там произошло? — продолжал Натаниель.

— О, эту историю рассказывают по-разному… Я многое мог бы рассказать о печальном конце Берит Тон. Каждый говорит об этом по-своему. Но лично я считаю, что эта история произошла в конце 1700-х годов. Говорят, что это был последний случай обезглавливания в Оппланде, хотя я в это не верю. Головы продолжали отрубать и после этого.

У Эллен начало покалывать сердце. Она в отчаянии смотрела на Натаниеля, словно спрашивая, не нужно ли идти, но он продолжал спокойно сидеть. Сглотнув слюну, она стала напряженно слушать.

— Видите ли, отрубленная голова торчала на шесте изгороди много-много лет в назидание остальным и, как это можно назвать сейчас, для сенсации.

«Кусочек дерева от этого шеста… — подумала Эллен, чувствуя дурноту. — И я держала его в руках! Кусочек того самого шеста! Этого я никогда не прощу Натаниелю!»

А крестьянин продолжал:

— Деды и прадеды многих здешних жителей видели эту голову с длинными черными волосами. Я сам встречал людей, которые видели ее, но когда я был ребенком, они были уже стариками и видели эту голову в детстве.

Так что это было очень давно. Все говорили об одном и том же страхе. Дети не осмеливались проходить мимо, потому что волосы развевались на ветру, а зимой, обледенев, стучали по изгороди. В те времена здесь проходила дорога на запад, до сих пор виден ее след… Позже хутор и сама долина получили название Долины Плача.

Последнее не совсем согласовывалось с предыдущим, тем не менее, общая картина начинала уже вырисовываться.

— Расскажи нам, что же произошло, это очень интересно, — сказал Натаниель.

Было ясно, что крестьянин вовсе не находит эту историю забавной, на лице его появилась сердитая гримаса, но он все же начал:

— Я перескажу вам ту версию, которая кажется мне наиболее правдоподобной. Но рассказ получится длинным.

— Если у тебя есть время, то и у нас найдется, — сказал Натаниель, и Эллен кивнула.

— Так вот, получилось так, что сюда пришли из-за горы двое шведских рабочих. Они остановились в усадьбе, называемой Нордре Тон. Им позволили жить там, пока они искали в горах руду.

Так вот, они нашли руду в скалах, неподалеку от Нордре Тон, прожив там все лето. Но потом один из шведов уехал, а другой остался, поскольку он немного приударял за хозяйкой усадьбы, фру Берит. Это была красивая дама и к тому же весьма легкомысленная, во всяком случае, она, как говорится, бегала за этим шведом. Люди начали болтать о них.

Знаете народную песню «Я смотрю на тебя в окошко»?

— Конечно, — разом ответили они.

— Ну так вот, эта поговорка произошла из здешних мест! Это слова из колыбельной, которую Берит Тон пела по вечерам своим детям.

Но эту песню она пела и своему любовнику, ведь вы, наверное, знаете этот текст.

Эллен потихоньку пропела:

Я смотрю на тебя в окошко,

Дорогой мой, любимый дружок,

Подожди за порогом немножко,

Уезжает мой муженек.

В этот вечер уедет далеко,

И его я не стану ждать,

Приходи, я, как тень, одинока,

За порогом не надо стоять!

— И так далее, с множеством куплетов, — сказала Эллен. — И в этой песне слышится предостережение.

— Еще бы! Когда ее муж уезжал, любовник приходил к ней. И вот однажды осенью, когда муж был в поле, она лежала в постели со шведом. И ей удалось уговорить его застрелить мужа. Тот так и сделал, и муж ее умер, упав на косу. Это место получило название Луг убийцы.

Не знаю, как им удалось скрыть это преступление, но никто ничего не заподозрил. Все считали, что он умер от раны, упав на косу, пулевого же ранения никто не заметил. А впрочем, я точно не знаю.

Но после этого убийства дела у любовников пошли плохо. После смерти мужа у нее стало туго с деньгами, поэтому они оба стали воровать и грабить в деревне. Шведа мучили угрызения совести, потому что он послушался и стал убийцей, между ними все чаще и чаще возникали ссоры.

В конце концов он пригрозил рассказать всем о краже, которую они вместе совершили.

Но вы знаете, как обычно бывает: тот, кто один раз совершил убийство, в следующий раз делает это легче. Берит больше не доверяла своему любовнику, хотя, как говорят, они были уже тогда женаты. И вот, когда он был в горах и плавил руду, она обманула его.

Дело было весной, и он остался ночевать под елью. Берит пришла туда и залила ему в ухо расплавленное олово.

Эллен вскрикнула и отвернулась. К горлу у нее подступила тошнота.

— Можете себе представить страдания этого бедняги. Но что, вы думаете, она сделала? Ей не хотелось ждать, пока он умрет, и она потащила его за волосы по земле — она тащила его так целых три километра, а он все это время кричал от нестерпимой боли. Она притащила его на самое дно долины, к озеру Рака…

Эллен и Натаниель кивнули. Натаниель был ужасно бледен, этот рассказ тяжело подействовал на него.

— И Берит утопила шведа в болоте.

В ту ночь по дороге проезжало двое мужчин из Вестланда. И они услышали ужасающие крики несчастного.

Это происходило как раз в Долине Плача.

Они были, конечно, в ужасе от всего этого, и когда они прибыли на следующий день в деревню, они рассказали там обо всем, что пережили ночью. Несколько парней решили пойти посмотреть, в чем дело, считая, что вестландцы слышали голос лисицы. Но в долине они увидели следы, словно кого-то тащили волоком по траве, и им осталось только идти по этому следу, который и привел их к заболоченному берегу озера. Там они нашли мертвого шведа. Бедняга уже скончался.

Эллен с содроганием вздохнула.

— Это одна версия, — сказал крестьянин. — Но есть еще и другая.

Тоже вполне допустимая. Начало в ней то же самое: «Я смотрю на тебя в окошко», измена и все остальное. Но в этой версии говорится, что любовники задумали убить мужа, и когда он заснул, они влили ему в ухо расплавленное олово. А потом его, умирающего, они потащили через долину, которая стала называться Долиной Плача, потому что он ужасно кричал перед смертью. На этот раз путь был короче, потому что его тащили не с холма, а со двора. На самом дне долины они утопили его в болоте. Но крики умирающего услышали, и его нашли. В ухе у него обнаружили олово, так что любовники не могли ничего отрицать, но швед куда-то пропал. Так его и не нашли. Поговаривали, что он утопился в Бегне.

Эллен посмотрела на Натаниеля, чтобы понять, какую из этих версий он считает правильной. Но лицо его было непроницаемым. Было видно, что эта история произвела на него тягостное впечатление. Впрочем, не только на него.

— Но Берит схватили, — продолжал рассказчик. — Ее приговорили к смертной казни путем отсечения головы, и голова ее была выставлена на длинном шесте у дороги. Это было сделано для того, чтобы другим было неповадно совершать такие преступления.

Голова ее торчала возле Моэна, который со временем был переименован в Стеглемоэн. Ее длинные черные волосы развевались на ветру. Особенно страшно было проезжать по дороге ночью, когда слышался шелест волос.

Голова торчала на шесте долгие-долгие годы. От былой красоты Берит не осталось и следа. Но в конце концов голова упала на землю.

Поблизости жил старик, который сжалился над усопшей и зарыл голову у обочины дороги. Но сколько бы он ни пытался зарывать ее, она все равно выходила на поверхность. И череп с пустыми глазницами, лежащий на обочине, до смерти пугал всех, кто проезжал мимо. Словно она хотела что-то сказать после своей смерти.

— Да, — тихо произнесла Эллен, — так оно и было.

— Она так и не обрела покоя, — сказал крестьянин.

— Да, — ответил Натаниель. — Но теперь она успокоилась. Теперь успокоились все: она сама, ее муж и ее любовник. Теперь вокруг нее царит тишина.

Крестьянин неуверенно кивнул, не зная точно, как ему понимать все это.

— Мой друг кое-что смыслит в таких вещах, — пояснила Эллен.

— Ну, разве что так!

В лесу было совершенно тихо. Внизу виднелась деревня, в стороне возвышались мрачные, темно-зеленые холмы. На самом дне долины поблескивала, словно расплавленное олово, речка Берна. Эллен отвернулась.

Крестьянин с достоинством поднялся, и Натаниель поблагодарил его за рассказ. Эллен не проронила ни слова. Она была в замешательстве. Она была просто шокирована этим рассказом о преступлении, оказавшемся более тяжким, чем она думала. Она чувствовала себя просто больной.

— Любовь не всегда бывает прекрасной, — философски произнес крестьянин.

— Да, — согласился Натаниель. — У любви много сторон.

— Сама по себе казнь — отвратительное мероприятие. Это плохо действует на тех, кто является ее свидетелем.

— Могу себе представить, — сказал Натаниель. — Все вдруг становятся праведниками.

Крестьянин удивленно посмотрел на него.

— Именно так оно и было! — сказал он. — Просто удивительно, как много сразу появилось «добрых граждан»! Добродетельные и непримиримые, они уносили с собой сувениры и…

Эллен отошла в сторону.

Натаниель нагнал ее, и они вместе пошли к шоссе.

— Теперь у меня нет необходимости навещать того человека, — сказал Натаниель. — И это хорошо, потому что он меня и не ждет.

Она рассеянно кивнула.

— Я вижу, что тебе плохо, Эллен, — тихо сказал он. — Но… Ты умеешь водить машину?

— Во всяком случае, права у меня есть.

— Это хорошо. Мне хотелось бы, чтобы ты сидела за рулем, пока мы будем ехать домой.

Она заметила, что он дрожит, как в лихорадке.

— Понимаю, — мягко произнесла она. — Я с удовольствием сяду за руль, если ты осмелишься ехать со мной. Это пустяки по сравнению с тем, что мы пережили этой ночью.

— Согласен, — ответил Натаниель.

13

Опытным шофером Эллен не была. Водительские права она получила недавно и ездила мало. Поэтому теперь ей с трудом давался каждый пройденный километр.

Натаниель ничем не мог ей помочь. Он сидел, закрыв ладонями лицо, пытаясь придти в себя после напряжения, испытанного им в лесу.

Когда машина рывком затормозила, он убрал руки с лица и понял, что она испытывает большие трудности на оживленной трассе Гола.

— Теперь ты умеешь водить машину, — с деланным спокойствием произнес он, хотя голос его был по-прежнему сдавленным.

— Я давно уже умею водить машину, — пробормотала Эллен. — Но я не знаю, как переключать скорости на твоем автомобиле. А, вот теперь понятно! Трогаемся в путь!

«Прыгаем, а не трогаемся», — подумал Натаниель, но ничего не сказал. Ему не хотелось лишать ее того минимального покоя, который она, наконец, обрела.

Через некоторое время Эллен упрямо произнесла:

— Я совершенно убеждена в том, что это преступление было зверским и абсолютно непростительным. И все-таки я чувствую отвращение к праведникам.

— Да, — ответил Натаниель. — Ведь она знала, что совершает преступление. Тогда как все остальные считали себя безупречными по отношению к осужденной. Я всегда ненавидел гордившихся собой праведников.

Зная, как трудно ему приходилось порой в жизни, среди всех тех, с кем он вынужден был считаться, Эллен взяла его за руку.

— Ради Бога, держи руль! — сердито произнес Натаниель.

Эллен снова стала смотреть на дорогу. Потом она задумчиво произнесла:

— Натаниель… Ты, наверное, знаешь очень много о будущем. Что же должно произойти с человечеством? Куда мы все идем?

— Никогда не задавай мне подобных вопросов! — с неожиданным для нее раздражением ответил он. — Никогда! Потому, что я не собираюсь отвечать на них.

Эллен сразу притихла.

— Извини, — послушно произнесла она. Потом повернулась и посмотрела на озеро.

— Ой, там летит скопа! Клянусь, это скопа!

— Лучше смотри на дорогу! — прикрикнул Натаниель.

— Не могу же я смотреть на дорогу, повернувшись в другую сторону, дурачина! — огрызнулась Эллен.

Несколько секунд они растерянно молчали, но потом разом захохотали.

— В следующий раз я сам сяду за руль, — примирительно сказал Натаниель.

— Если этот следующий раз будет, — тихо произнесла Эллен.

Натаниель приказал ей в отеле лечь в постель, отправил ей на подносе еду, стакан вина, велел переодеться в сухую одежду и хорошенько выспаться. Но сам он не пришел.

Эллен заснула — без всяких воспоминаний о детстве и не предаваясь утопическим мечтам о Натаниеле.

Проведенное с Натаниелем время казалось ей теперь какой-то сказкой. И это касалось не только выпавших на их долю испытаний, но также таких простых вещей, как полет на самолете, обед в гостинице и все то, о чем до этого Эллен только читала в книгах. Кстати говоря, жизнь в отеле не особенно приятна. Удобств особых нет, обстановка отнюдь не шикарная: узкая кровать, на которой до нее спало много людей, царапины и пятна на мебели, дорогая, но не вкусная еда. Но поскольку она была с обожаемым Натаниелем, все представлялось ей в романтическом свете.

И вот настал день и час отъезда. Эллен стояла в своей комнате и смотрела в окно. В горле у нее першило, глотать было больно, но можно ли ожидать чего-то иного после такой ночи!

Дождь уже перестал, воздух прохладный, небо высокое, бледно-серое, солнце пряталось за облаками. Натаниель стоял в комнате чуть поодаль, за ее спиной.

— Я не буду тебе писать, — сказал он. Это был для нее удар в самое сердце.

— Да, так будет лучше всего, — тихо ответила она.

— Лучше всего будет порвать все связывающие нас нити. Я надеюсь, ты скоро найдешь себе парня, который…

— О, замолчи… — с горечью произнесла Эллен. — Натаниель… Тебе известно, когда это несчастье должно произойти с нами?

Она повернулась к нему. И только теперь она заметила, как тяжело это расставание отражается на нем.

— Нет, это мне неизвестно, — со вздохом ответил он. — Тогда, при первой нашей встрече, я понял, что это произойдет не сразу. Но с тех пор прошло немало времени.

— Тебе не кажется, что это должно произойти сейчас, в данный момент?

Нахмурив брови, он ответил:

— Нет, мне так не кажется. А что?

— Ты ведь сказал, что это случится… как только ты… поцелуешь меня? — смущенно произнесла она. И тут до него дошло, на что она намекает.

— И у меня нет никакого предчувствия опасности! Эллен! Ты полагаешь, что мы можем наплевать на все пророчества и… Знаешь, эта мысль мне очень нравится.

Она улыбнулась.

— Это совершенно безопасное место, — сказал Натаниель. — И я знаю, что здесь нет никакой опасности, но, Эллен, я никогда еще не ошибался, ни разу!

Она ждала.

Он подошел ближе. Сердце у Эллен забилось. Его губы были на уровне ее глаз, и она смотрела на них, зная, что через несколько секунд… Она почувствовала приятное напряжение во всем теле, щеки ее порозовели.

Его руки бесконечно осторожно коснулись ее лица, хотя в глазах его был затаенный страх и напряженное ожидание.

Дверь открылась, и на пороге остановилась горничная со стопкой постельного белья.

— О, извините, я думала, что здесь никого нет… Разве вам не нужно на поезд, фрекен?

— Нужно, — ответила Эллен, по-прежнему пребывая в состоянии сладостного ожидания, которое еще не было разрушено.

— Тогда вам нужно спешить. До отхода поезда осталось всего несколько минут.

— Ой! — воскликнула Эллен, и они бросились бегом в вестибюль.

— Дело еще не так плохо, — сказал Натаниель, глядя на часы. — Горничная немного преувеличила, так что тебе не придется ставить рекорд в беге.

Она немного замедлила шаги. Сзади они услышали голос дежурной.

— Господин Гард! Вас спрашивает какой-то господин.

— Меня?

— Да, а вот, кстати, и он.

Это был Рикард Бринк, и его обычно спокойное лицо было теперь хмурым и печальным.

— Натаниель! Я узнал от Кристы, что ты здесь.

— Что случилось?

Вид у Рикарда был несчастным.

— Речь идет о Туве. У нее и раньше не все было в порядке, просто мы не хотели ни о чем говорить…

— Пойдем с нами на вокзал, — сказал Натаниель. — Эллен спешит на поезд. Мы можем поговорить по дороге. Так что же такое с Тувой?

Они перешли на другую сторону улицы к вокзалу, где уже был подан поезд.

— Да, ты же знаешь, в чем дело. Ей двадцать два года, и жизнь ее пока что не баловала. Но мы даже не думали, что…

— Надеюсь, она ничего с собой не сделала?

— Нет, но ей трудно найти себе друзей, ее внешность отпугивает большинство, и, Натаниель… Я страшно боюсь, что она может стать на сторону Тенгеля Злого!

Все резко остановились.

— Нет! Этого быть не может!

— Кто знает, — устало произнес Рикард. — Она очень сильно мечена, и необдуманные насмешки со стороны товарищей действуют на нее куда сильнее, чем мы думаем. Вот поэтому она и связалась с одним парнем, ее старым школьным приятелем. Это настоящая вульгарная чернь, Натаниель, но нашей девочке выбирать не приходится. Возможно, она влюблена или просто счастлива оттого, что он смотрит на нее и разговаривает с ней. Но он просто пользуется ею. Она помогает ему в его преступных делах.

— О, нет! — вырвалось у обоих.

— Но это так. Она ведь умеет колдовать. И гораздо эффективнее, чем мы думали. Сама она не участвует в разбое, но она отводит взгляды людей, так что парень беспрепятственно ускользает от наказания.

— Но, Рикард, это просто ужасно!

— Да. Бедная Винни, она связалась с нашим проклятым родом и вынуждена была родить меченого ребенка. Но мы все равно любим Туву.

— Мы это знаем, — сказал Натаниель. — Но что я могу сделать?

— Дело в том, что они удрали. Они где-то здесь, в горах Вальдреса. И поскольку ты находишься здесь, я подумал, что, возможно, ты поможешь нам. Найди ее и, если сможешь, поговори с ней… Внуши ей другие мысли…

Они подошли к поезду, Эллен нашла свое место и высунулась в окно, чтобы поговорить с ними.

— А ведь она — одна из тех, кому предстоит бороться против Тенгеля Злого, — сокрушенно произнес Натаниель. — Да, конечно, я помогу тебе найти ее. И охотно поговорю с ней — если она захочет слушать меня. Вам известно хоть приблизительно, где она?

— Да. Но есть другая опасность. Ленсман послал на поиски отряд добровольцев. В этом, конечно, нет ничего страшного, но среди них есть один фанатик. И он вооружен!

— Да, но… — вырвалось у Эллен. — Я останусь здесь! Я хочу помочь!

— Это слишком опасно, — заметил Рикард. — Парень может совершить отчаянный поступок, не говоря уже о том охотнике на людей.

Натаниель вздохнул.

— Опять эти праведники!

— Да, можно так сказать, — ответил Рикард. — Всегда находятся такие, кто присваивает себе право судить других. Такие люди просто расцветают, верша суд над другими. Мы должны найти их, Натаниель!

— Разумеется, я пойду с тобой, — кивнул он. — Ты не можешь подождать, пока я попрощаюсь с Эллен? Станционные смотрители уже вывешивают флажки отправления.

Рикард пожал Эллен руку и отправился в отель, чтобы подождать там Натаниеля.

— О, Натаниель, как это ужасно, — жалобно произнесла она. — Я много думала о Туве после того, как побывала у вас. Я думала о том, что может чувствовать молодая девушка, настолько некрасивая. Люди думают, что внешность — это все. И, к сожалению, внешность очень много значит для парней.

Оба замолчали, переживая за Туву. Потом стали говорить о своих делах.

— Я знал, что этого между нами не будет, — в отчаянии произнес Натаниель.

— То, что по-твоему должно будет произойти, уже произошло, я поняла это, когда горничная помешала нам бросить вызов судьбе.

— Да, — сказал он и вдруг выпалил: — Эллен, останься со мной! Я не могу терять тебя сейчас! Останься! Потом я привезу тебя домой на машине.

— Хорошо, — ответила она преисполненным решимости голосом. — Мы отправимся на поиски Тувы. Я иду!

Поезд тронулся с места. В проходе толпились школьники, мешая ей пройти. А поезд шел все быстрее и быстрее…

Эллен бессильно опустилась на сиденье.

— Бесполезно бороться, — прошептала она самой себе. — Если у Натаниеля было виденье, значит, так оно и есть. Единственное, что мы можем сделать, так это держаться друг от друга подальше. И это единственное, чего мы не хотим.

Эллен вернулась к своей неинтересной работе в Осло, а Натаниель приступил к выполнению своей очередной задачи.

Теперь их связывали только тоска и ощущение потери.

— Пошла к черту, сказал я!

Тува подалась назад. В ее желтых кошачьих глазах затаилась обида.

— Но я могу помочь тебе…

— Ты мне только мешаешь! Разве ты не понимаешь этого, чертово пугало? Любая полицейская свинья сможет найти меня по одному только описанию твоей внешности: «Карликового роста ведьма с безобразнейшей рожей, какие только бывают в мире, похожая на старуху, с клочковатыми волосами и адски-желтыми глазами…»

— Никто обо мне такого никогда не говорил!

— Но я сейчас говорю.

— Но ведь я вызволила тебя из тюрьмы!

— Да, да, да, да! Разве я не отблагодарил тебя за это? Разве я не взял тебя с собой сюда? Но ты просто свинья, разве ты не понимаешь это своим скудным умишком? Отправляйся в деревню и скройся с глаз! Но не говори никому, где я, иначе я разрежу на куски твое гнусное, кривое, корявое тело! Поняла?

— Я буду держаться на расстоянии от тебя и заботиться о том, чтобы с тобой ничего не случилось, — пообещала Тува. — Ты же знаешь, я могу сделать так, что они не смогут увидеть тебя!

— Чертова ведьма! — выкрикнул он. — Я не хочу иметь дела с ведьмами! И если я снизошел до того, чтобы попросить у тебя помощи, это еще не значит, что я влюблен в тебя! Ты просто чокнутая! Прочь от меня! Уйди! Исчезни!

Тува попятилась назад. Но не ушла. «Он говорит так только потому, что напуган, — подумала она. — Ведь еще вчера он говорил, что я надежный товарищ. Ни один парень не говорил мне никогда таких слов. Я должна помочь ему».

И она потащилась сзади него, но так, чтобы он ее не заметил.

14

В полдень он напал на их след.

Это был окурок сигареты. Он лежал у переправы, предваряющей вход в безлюдную долину Гейтеботн.

Ион встал, улыбнувшись уголком губ. Потом провел пальцами по стволу ружья. Прикосновение к металлу вызвало на его холодном, жестоком лице что-то вроде нежности. Это было очень дорогое оружие — с нарезным стволом и оптическим прицелом, он любовно ухаживал за ним. Оно стоило ему месячного жалованья и предназначалось для охоты на диких оленей и другую крупную дичь.

Но сегодня он вышел на другую охоту.

Сегодня он охотился на человека!

Иона обдало брызгами грохочущего поблизости водопада. На крутом откосе, спускавшемся к реке, лежал почерневший снег. Наклонившись, Ион зачерпнул из реки пригоршню воды и выпил.

Выдался очень подходящий погожий денек для похода в горы. Хотя теперь вершины гор заволакивало тучами. Холодная, бесформенная масса облаков опустилась на березовый лес, расползлась, словно белые пальцы привидения, среди скал и зарослей кустарника. Горные склоны исчезли в тумане один за другим. В конце концов видимость стала простираться всего на несколько метров. А дальше начиналось море неизвестности.

Рот его искривился в презрительной гримасе, когда он подумал о ленсмане. Он вспомнил, как тот сказал ему перед отходом: «И запомни: никаких выстрелов! Это всего лишь молокосос, он нужен мне живым, чтобы я снова отправил его в тюрьму».

Ион никак не мог понять, что имел против него ленсман. Лучшего стрелка в деревне не сыскать, к тому же он был абсолютно законопослушным. И он никогда до этого не брал с собой ружья.

Другое дело, он всегда прихватывал его, проходя мимо дома, но ленсман не имел к этому никакого отношения.

Ион фыркнул.

Всего лишь молокосос? Нет, это был мелкий гангстер, свинья, мусор большого города. Он участвовал в грабежах; разумеется, зачинщиком всего этого он не был, но все-таки!

С ним удрала какая-то девчонка, и ленсман сказал, чтобы они вели себя осторожно.

Но почему?

Какая разница, парень или девчонка? Девчонки могут быть такими же скверными, если не хуже. А эта спуталась с преступником. Чертова шлюшка, больше ничего о ней не скажешь!

Эти глупые участники облавы направились в еловый лес.

Ион же вовремя отделился от них и отправился на самостоятельные поиски. Его собаки лаяли прошлым вечером, а это значит, что кто-то проходил мимо его дома и поднимался в горы. И теперь беглецы попадут в засаду у Гейтеботна.

Но об этом Ион не сказал ни ленсману, ни остальным. Трусы! Ему хотелось одному взять добычу.

Он сжимал локтем гладкую поверхность ствола и улыбался.

Никаких выстрелов, сказал ленсман. Да, да, но если парень окажет сопротивление? Если он вооружен? Конечно, он вооружен! Значит, придется обороняться! Если он попытается скрыться в тумане, Ион тоже будет стрелять. Сначала сделает предупредительный выстрел. Но если тот не остановится, пусть пеняет на себя. Правильно?

Этого парня зовут Улав. Улав Нильсен. В газете помещена его фотография. Этого Иону вполне достаточно. Правонарушитель.

Проклятая свинья! Воровал машины, участвовал в налетах, избивал порядочных, работящих людей. Такие, как он, заслуживают смерти. Таких нужно отстреливать, как волков, с такими не стоит нянчиться. Головорезы!

Стиснув от ярости зубы, Ион сильнее прижал к себе ружье. Таких нужно просто стереть с лица земли!

Он перебрался по камням на другой берег реки. Цепляясь за ползучие растения, он взобрался на склон. Ноги скользили по гладкому сланцу, несколько раз он скатывался вниз с осыпей, но ружье он прижимал к себе крепко, в любую минуту готовый к выстрелу. Ведь никто не знает, когда…

И вот он снова притаился в кустах вероники и можжевельника. Потом пошел по узкой тропинке, петляющей среди камней, осыпей и зарослей ивняка. Из тумана то и дело выскакивали, словно мачты кораблей, замшелые, кривые березы. Он шел вперед, имея перед собой только одну цель. Найти этого парня и…

И что потом?

Хотя он и ощущал в себе холод и спокойствие, сердце его стучало от праведного возмущения.

Встречавшиеся время от времени следы ног свидетельствовали о том, что он на верном пути. Было совсем не трудно идти по следу беглецов.

Да, ведь их же двое.

Одни следы мельче, очевидно, это следы той девчонки. Да, если она решила удрать с таким, как этот Улав Нильсен, грош ей цена!

Вон там! Разве там не движется что-то среди берез?

Он остановился, прислушался. В воздухе сеял мелкий, как капли тумана, дождь. С волос, намокших от сырого воздуха, по щеке покатилась капля и упала за воротник.

Он вздрогнул.

В кустах среди берез что-то снова зашуршало. Ион бросился на землю, держа наготове ружье.

— Я взял тебя на мушку! — крикнул он. — Малейшее движение, и я буду стрелять! Тишина.

С ветвей берез тихо и грустно капала вода. Обращаясь к темной тени в тумане, он сказал:

— Я предупредил тебя, имей в виду!

Звук выстрела напоминал приглушенный щелчок — и его тут же поглотил молочно-белый туман. Из кустов с кудахтаньем вылетела какая-то крупная птица, по всей видимости, глухарь.

Ион встал и в сердцах выругался. Потом пошел напролом через густой кустарник, преисполненный ненависти к беглецам и смущенный собственной неудачей.

Ветви берез обдавали его каскадами воды, стекающей ему за шиворот. Штаны промокли и прилипали к ногам, но он не обращал на это внимания.

Внезапно он остановился.

Перед ним лежали остатки рубашки. Рубашка была разорвана на полосы. Но никаких следов крови он не обнаружил. «Кто-то из них натер себе ногу», — с презрением подумал он.

Осторожно продвинувшись на несколько метров, он быстро отпрыгнул в сторону и спрятался за камень, а там как раз сидел на стволе березы преступник, спиной к Иону. Он снимал в это время ботинки. Значит, все-таки мозоль! Оружия не видно, хотя, возможно, у него что-то и есть…

«Вот теперь я смогу запросто пристрелить его», — подумал Ион и прицелился. Он испытывал чувство удовлетворения от того, что мог как следует прицелиться. Но это уже не охота, это просто бойня.

Нечестная игра.

И даже если этот скот и не заслуживает того, чтобы жить, он должен получить шанс защищаться. Ион предусмотрел свой следующий шаг: ему нужно застать парня врасплох. Тогда, возможно, парень повернется к нему с пистолетом в руке. И тогда все будет зависеть от того, кто выстрелит первым.

Или можно было бы крикнуть: «Руки вверх!» Парень, возможно, попытается убежать.

И тогда… Паф!

Ион еще не решил, какой из этих вариантов лучше. Возможно, он мог бы…

Внезапно он подпрыгнул на месте. Парень заговорил, почти равнодушно:

— Можешь подойти сюда, ты, что спрятался за камнем. Я не вооружен.

Ион нахмурился. Потом встал и подошел поближе, держа палец на курке.

— Я не боюсь тебя, жалкая тварь, — прорычал он. Парень повернулся и посмотрел на него.

— В самом деле? — спросил он. — Так я и поверил тебе. Палец-то на спуске!

Ион опустил ружье, оставаясь при этом начеку.

Парень был в возрасте двадцати с небольшим, и хорош собой.

— Я слышал, как ты стрелял, — сказал он. — Хорошо, что ты пришел!

Ион был в ярости и замешательстве. Все шло не так, как он ожидал.

— Почему же это? — сухо осведомился он. Улав Нильсен пожал плечами.

— Голод, — сказал он. — И пятки все стерты. У тебя есть какая-нибудь жратва?

— Тебе следовало бы сдохнуть от голода, мерзавец, но я крещеный человек. На, жри!

Ион снял с плеча котомку и швырнул ему пакет с ломтями хлеба.

— Значит, ты добровольно вернешься в тюрьму? Парень покосился на ружье.

— Добровольно? Разве у меня есть выбор? Ион крепче сжал ствол ружья.

— Ты можешь попытаться!

— Что ж, попытаюсь, чтобы разочаровать тебя, — усмехнулся тот.

— Разочаровать меня? Что ты хочешь этим сказать?

Ион просто кипел от гнева.

— Тебе этого не понять. Нет, оглянись по сторонам! Да, теперь здесь туман, но утром здесь было чудесно. Я видел здесь горного козла с массивными рогами, он плыл по озеру. Какое было чудесное зрелище!

Ион надеялся, что парень что-нибудь предпримет, не будет просто сидеть и болтать.

— Да, здесь прекрасное место для охоты, — сказал он.

— Ты хочешь сказать, что пристрелил бы этого козла? Господи, как же мы с тобой похожи, ты и я!

— Похожи? Мы? — воскликнул Ион. — Заруби себе на носу, между нами нет никакого сходства! Я порядочный, законопослушный человек, а не гангстер.

— Нет, я хотел сказать то, что у всех есть тяга к острым ощущениям. Ты охотишься на животных. Мы в городе ищем острые ощущения в другом. Убивать животных разрешено, а воровать машины запрещено. Мне кажется, здесь, в горах, так все прекрасно и чисто. Но единственно, кого я встретил здесь, так это тебя… Так что люди повсюду одинаково низменны.

Ион открыл было рот, чтобы протестовать, но не нашел никаких контраргументов.

И как все односторонние люди, чувствуя, что проиграл борьбу, он решил прибегнуть к насилию. С помощью кулаков или ружья он должен был вбить этому проходимцу в голову, что он, Ион, намного лучше этого отброса городской мусорной свалки. Ему хотелось крикнуть во все горло, что закон разрешает охотиться на животных, но парень об этом уже сказал. Он хотел сказать, что этот негодяй чуть не совершил убийство, но тут он вспомнил свой собственный выстрел в лесу и замолчал.

И сам не понимая, почему, он вдруг почувствовал, что его чудесное, дорогое, горячо любимое ружье с оптическим прицелом горит у него в руках. И он выронил его с гримасой боли на лице.

В следующую секунду ружье было уже в руках Улава Нильсена. Он прицелился в Иона его же собственным оружием!

— Чертова деревенщина, — с возбужденной улыбой произнес парень. — Ты настолько сентиментален, что поверил всей этой хреновине!

Ион чувствовал в горле комок. От страха он не в силах был ни о чем думать.

— Вот так-то, — с расстановкой произнес парень. — Так оно лучше. Повернись-ка!

Ион подчинился. Он подумал о своей семье, оставшейся в деревне, и мысленно обругал себя за проявленную слабость. Цепляясь за последнюю надежду, он сказал:

— Да, теперь мы знаем, кто из нас мерзавец.

— Вот именно, — холодно ответил Нильсен.

Ион услышал резкий звук позади себя и испуганный возглас парня. Молодой беглец качнулся вперед, и ружье выстрелило куда-то в сторону.

Он обернулся. Девушка, самая уродливая из всех, кого он только видел, сидела верхом на Улаве Нильсене, который ворочался под ней, уткнувшись носом в землю.

— Брось мне ружье! — крикнул ей Ион, увидевший в ней сообщника.

— Нет! — крикнула ему в ответ страшная уродина. — Вы хотели знать, кто здесь настоящий мерзавец? Сейчас этот мерзавец умрет!

— Нет! — закричал Ион, закрывая ладонями лицо.

Он услышал шуршащий звук летящего по воздуху предмета. Открыв глаза, он увидел, как его сокровище, его ружье с оптическим прицелом и всем остальным описало большую дугу и шлепнулось в озеро.

Он уставился на низкорослую, уродливую девушку, ощущая одновременно растерянность, облегчение и ярость.

— Я же сказала, что величайший из грехов должен погибнуть, — сказала она, криво усмехнувшись. — Ружье было слишком большим соблазном для вас обоих. И что вы из себя представляете без него?

Ион попытался сказать что-то, но у него ничего не получилось. Он никак не мог примириться с потерей ружья.

— Ты заплатишь мне за него, — кисло произнес он. Улав Нильсен поднялся на ноги и быстро пошел прочь, но тут же двое мужчин схватили его. Ясновидящему Натаниелю не стоило никакого труда найти его.

— Отец! — воскликнула Тува. — И Натаниель? Что вы здесь делаете?

— Ищем тебя, — сердито ответил Рикард. — Мы были свидетелями того, что произошло. Теперь, я полагаю, нам всем нужно спуститься в деревню.

— Она бросила в озеро мое дорогостоящее ружье, — пожаловался Ион.

Он хотел сказать это сурово, но у него получилось жалобно.

— Я видел, — ответил Рикард. — Вы получите деньги. Но на них вы лучше купите для своей семьи цветы, конфеты или одежду!

Ион ничего не ответил, но подумал: «Это уж мое дело».

— Возьмешь на себя мужчин, Рикард? — сказал Натаниель. — Мне нужно поговорить с Тувой.

Рикард кивнул. Пропустив их вперед, Натаниель пошел следом вместе с Тувой.

Сначала они молчали.

Потом Тува сказала:

— Человек всегда хватается за соломинку.

— Я знаю, — ответил Натаниель. — Для таких, как ты и я, не очень-то легко найти себе возлюбленного.

Она бросила на него быстрый взгляд. Неужели он пошел по той же дорожке? Он, что, с ума сошел?

— Мы стоим вне общества, — продолжал он, думая при этом об Эллен.

— Да, — сказала она. — Я думала, что он любит меня. А ведь тогда человек может сделать все, что угодно, не так ли?

— Да, это так. К сожалению, и преступление тоже, если это приносит радость другому.

— Значит, ты…

— Пока еще нет. Но я встретил одну девушку, ради которой готов совершить то же самое, что и ты ради него. Вызволить ее из тюрьмы! Ты в самом деле влюблена в него?

— Да что там говорить! Он называет меня огородным пугалом. И все же я немного поколдовала, и этот крестьянин обжегся о свое ружье и бросил его. Но Улав злоупотреблял моей помощью.

Немного помолчав, она добавила:

— Я чувствую себя такой одинокой, Натаниель.

— И поэтому ты становишься на сторону зла? Ты полагаешь, там тебе и место?

— Да, во всяком случае, мне не место среди преуспевающих и счастливых!

— Тува, мы с тобой избранные!

— Это ты избранный. А я просто меченая.

— Но ты предназначена для того, чтобы поддержать меня в борьбе против Тенгеля Злого.

— Почему я должна это делать? Я была рождена под его знаком. И охотно стану на его сторону. Вы все такие скучные, такие правильные!

Натаниель остановился и посмотрел на нее.

«Так, должно быть, выглядела Ханна, — думал он. — Низкорослая, коренастая, плотная, с гротескными конечностями, с лицом, покрытым родинками и родимыми пятнами, с глазками-щелочками и приплюснутым носом». «Господи… — в отчаянии продолжал Натаниель, обращаясь к Богу, как это делали многие до него в течение нескольких столетий. — С тем, что Ты даешь человеку такую безнадежно уродливую внешность, еще как-то можно смириться, ведь и Ты, бывает, проморгаешь что-то… Но в таком случае, Тебе не следовало бы давать бедняге тоскующее сердце, способность любить!»

Как ему следовало поступить с Тувой? Если она перейдет на сторону Тенгеля Злого, это будет просто катастрофой.

— Я стала злой из-за окружающего меня зла, — сказала она. — Мне хочется мучить красивых, удачливых, счастливых людей. И я так и делаю.

— Делаешь? — в ужасе произнес он.

— Конечно, — усмехнулась она. — Но пока это еще пустяки. Например, делаю так, чтобы у красивой девушки накануне свидания вскочила на носу бородавка. Или делаю так, чтобы у какой-нибудь нарядно одетой дамы торчала из-под платья комбинация. Это забавляет меня, Натаниель, что бы ты ни говорил. Ведь в моей жизни не так уж много развлечений.

— Но твои родители все делают для тебя, я это знаю.

— Я тоже это знаю. Но родители мало чем помогут, когда в день на Ивана Купалу тебе так хочется пойти со всеми на праздник, но никто не зовет тебя.

Положив ей руку на плечо, Натаниель сказал:

— Дорогая Тува! Ты же знаешь, все в нашем роду любят тебя!

— Не подлизывайся, Натаниель, меня этим не купишь.

Он убрал руку.

— Тува, я говорю серьезно. Нам с тобой предстоит адская работа. И мы должны быть готовы к этому.

— Ты слишком слаб пока, я это знаю.

— Откуда ты это знаешь?

— Наши уважаемые предки сообщили об этом Бенедикте. Она поддерживает с ними контакт.

— А что они сказали о тебе?

— Они озабочены. И это забавляет меня. Натаниель не знал, что на это сказать, ему не хотелось читать ей наставления.

Они думали каждый о своем, он и Тува, и никто из них не мог читать мысли другого. Возможно, так было лучше.

Ведь Натаниель не мог сконцентрироваться на ней, о чем очень сожалел. Потому что он думал теперь об Эллен и о том, что он потерял ее. Он больше не должен видеться с ней. Это было для него просто невыносимо, он не хотел жить без нее, зная, что и она не хочет жить без него.

А Тува?

Мысли ее были настолько жуткими, что она вынуждена была скрывать их.

«Натаниель? — презрительно думала она. — Милый, добрый Натаниель, покорный, как жертвенное животное! Я могу улыбаться тебе, но из этого не следует, что я с тобой заодно! У меня совсем другие планы, я знаю, кто мой господин и учитель! Ему я хочу служить!»

Услышав слова Натаниеля, она вздрогнула. Неужели он все понял?

— Ты ведь знаешь, кто твой защитник, — сказал он.

Взяв себя в руки, она сказала:

— Я слышала об этом. Имре собственной персоной! Но наверняка он спит крепким сном. Я ни разу не видела его.

— Главное, что в борьбе он станет на твою сторону и поможет тебе.

— Ему придется потрудиться, — с дьявольской усмешкой ответила Тува.

— Тува… — осторожно произнес Натаниель. — Я еще не готов посетить долину Людей Льда. Так же как и ты. Хочешь, я буду приходить к вам несколько раз в неделю, чтобы мы смогли поддержать друг друга? Тебе нужна моя воля для борьбы со злом. А ты можешь дать мне немного своего бесовского юмора.

Она хохотнула.

— А ты находчив! Почему бы и нет? Жизнь моя, как я уже сказала, не слишком богата развлечениями. Так что я смогу позабавиться, мучая тебя.

— Спасибо, Тува! Значит, договорились.

Он не понимал, почему у него возникает какое-то смутное, неприятное чувство, когда он находится рядом с Тувой. И это никоим образом не было связано с ее отталкивающей внешностью — Натаниель был не из тех.

Нет, дело было совсем в другом. Он чувствовал интуитивно…

Его пробирала дрожь. «Это все из-за тумана…» — подумал он.

— Значит, ты нашел себе девушку, — агрессивно произнесла Тува.

Лицо Натаниеля смягчилось.

— Да, — ответил он. — Ее зовут Эллен. Но мы не можем принадлежать друг другу.

— Не болтай чепухи, — прошипела она. — Она выглядит нормально? Да, могу себе представить. Не можете принадлежать друг другу! Вы сами не знаете, о чем болтаете!

Он посмотрел на свою родственницу, достававшую ему едва до пояса. Они были примерно одного возраста. Жизнь дала ей горький опыт. Ей нельзя рассказать, почему они не могут принадлежать друг другу, но ему стало вдруг стыдно. Стыдно оттого, что многое ему далось даром. Например, любовь Эллен.

Тучи комаров носились над озером, скрывавшим на дне благородное оружие. Люди отходили от озера все дальше и дальше, пока совсем не скрылись в тумане. А озеро продолжало загадочно поблескивать среди безлюдного Гейтеботна, куда теперь вряд ли кто-нибудь вернется.

В этот вечер, вернувшись домой, Натаниель был как в лихорадке. Он не смог даже сразу подойти к телефону. Он позвонил Эллен. Почувствовал слабость в ногах, едва услышав ее голос.

— Эллен? Это Натаниель.

Ее прерывающийся от волнения голос был весьма красноречив.

— Натаниель? При-и-ивет! Я… просто не могу найти нужных слов. Я уже не надеялась когда-нибудь услышать твой голос.

— Я тоже, но… Тува… Мы с тобой имеем преимущество…

— Извини, Натаниель, но я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я должен был просто сказать тебе… что я так люблю тебя, Эллен, и мы не должны забывать это. Мы есть друг у друга. Пусть даже мы и не можем встречаться.

Некоторое время она молчала, потом спросила:

— Но что случилось с Тувой?

— Тува, бедная Тува не имеет никаких шансов быть счастливой. Она любит одного парня, совершенно никчемного. Но даже этот мерзавец не захотел обладать ею. Понимаешь? Мы вынуждены были рассказать друг другу о своих любовных делах… Эллен! Ты слышишь меня?

— Да, да, я слышу. Спасибо, что ты позвонил, Натаниель! Я понимаю, о чем ты говоришь. И я так рада. Должна признаться тебе, что мне было очень плохо. Ведь я тоже чувствую… так много по отношению к тебе, ты же знаешь.

— Мы должны встретиться! Вреда от этого не будет, мы встретимся ненадолго…

— О, нет! — жалобно произнесла она.

— Что случилось?

— Я поступила в одну из школ в Вестланде. Собираюсь изучать там социальную психологию. Мне пришло приглашение, когда я вернулась домой. И я сразу же сообщила им, что приеду…