Ненадежный свидетель

Глава 8 Ошибка

Засада. Голоса доносятся приглушенно, сложно разобрать речь, но звук точно идет снизу. Не походит это на дионей. Они незаметные, тихие создания, прячутся от лишних глаз. Эти, напротив, шумят. Кажется, что-то похожее на смех. Точно, смех. Мужской басистый смех. Они в паре метров от нас, на уровень ниже. В полу должен быть проем. Доски однородные, плотные, кроме метрового квадрата возле ног Шурика. Вот же идиот, не зря его следак шпыняет! Важный, позу боевую занял, пистолет из кобуры вытащил, а сам на крышке стоит.

– Эй. – Толкаю в плечо Афанасьева, взглядом на доски указываю. Сразу понимает, сам искал, я первым заметил.

– В стороне держись, – велит он и кивает на стеллажи. Я не против. Устраивать разборки с людьми их работа, тварей, которые забрали Люську, здесь нет. – На счет три открываем, – кивает своим. Бойцы без единого слова люк обступили, автоматы наготове держат. Не хотел бы сейчас по другую сторону оказаться. Впрочем, на их месте я уже был. На кладбище, когда могилу дочери раскапывал. Непросто такое забыть. – Три! Стоять. Руки над головой!

– Капитан? – раздается голос из темноты. Фонарики в глаза светят, так и ослепнуть недолго. – Свои, капитан. Младший лейтенант Медведев.

– Чтоб меня, – опускает пушку Афанасьев. Ребятам отбой дает. Сценка из анекдота. – Какого лешего здесь делаете?

– Так как же, – теряется младший лейтенант. – Ваш приказ, поисковая группа. Мы от детской площадки идем, вода спала.

– Вторая группа? – уточняет следак.

– В трех километрах разделились, правая ветка Андреевой, мы по левой пошли. Следов детей нет.

– Дебилы вы, вот и нет. Девочки были здесь, одну нашли, живая. Их по канализации привели, – качает головой Афанасьев, на меня косится. – Что думаешь?

– Вика провела здесь пару дней, – пожимаю плечами я. В системе водоотведения дионей давно уже нет, дожди уничтожили улики. К тому же десятки разветвлений. Если бойцам что-то удастся найти, большая удача, но шансы крайне малы.

– Вот и я о том же, – вздыхает Афанасьев, ему не нужно объяснять, сам понимает. – Ладно. Продолжайте поиск, доложите, если что найдете. Мы в отделение, допросим поджигателя, может, что видел. Поехали, Макаров…

Нет! Хватит. Я слишком устал. Эта девочка, счастливая семья, слезы той женщины… Я не могу. Это их работа, меня к такому не готовили! Зачем я вообще здесь? Спасать чужих детей? Найти тварей, сотворивших это с моим ребенком? К черту все! Свою дочь я спасти не смог, и месть не изменит прошлое… Док говорил, что я должен принять, а вместо этого я, как обезьянка на привязи, делаю, что говорят, иду, куда скажут. Но и это не главное. Не хочу продолжать, пока от меня еще что-то осталось. С каждой такой вылазкой я теряю себя, сам не знаю, как объяснить, но что-то внутри ломается. Нужно остановиться.

– Отпусти меня к Аленке, я должен ее увидеть, – вместо задуманного выдаю я, сам от себя не ожидал. Глупо! Но видимо, это то, чего я хочу на самом деле.

– Гриша. Брось. Не стоит, – качает головой он, и это он еще не в курсе, какая изначально была просьба. Но в глазах обеспокоенность. Я настолько паршиво выгляжу, или дело в моей жене? С ней что-то не так? Она в больнице? У нее генетическое заболевание, если оно начало прогрессировать… Нет, не может быть. Аленка еще слишком молода. Мысли начинают завывать. Афанасьеву нет смысла скрывать, только если не сочтет, что я не смогу быть полезен… – Эй, ты в норме?

– Мне нужно ее увидеть, черт возьми! Она моя жена! – Я толкаю его в грудь. – Ты не понимаешь, на месте матери Вики должна была быть она! Это мою девочку мы должны были спасти… Найти живой! Просто… Отпусти меня к жене.

– Ты не заключенный. – Он протягивает мне ключи от машины. Удивил, не ожидал от него. – У Алены Игоревны другая семья, больно ты ей сделаешь. Но сам решай, я не тот, кто может подобные советы раздавать. И давай без глупостей, начальству не понравится, если узнают, что псих по городу без присмотра разгуливает. – По плечу хлопает. – Да, и за голубцы твоей жене буду признателен. Уж больно вкусные. Ключи от квартиры в бардачке.

– Спасибо. – Я в самом деле признателен, широкий жест. Прав у меня с собой нет, да и документов в целом. Гаишники остановят, так неприятности Афанасьеву разруливать. Знает, что рискует, по закону я все еще пациент психиатрической клиники, и все же отпустил. В другой жизни мы могли бы стать хорошими приятелями, может, даже друзьями. Но это в другой жизни, а в этой я наконец увижу Аленку… – Ну что, малышка, готова ехать к маме? – поворачиваюсь я к Люське, как только колымагу завел. Галчонок неуверенно кивает, растерялась, боится, столько лет прошло. – Доченька, мы едем домой, выше нос!

Знакомые улицы, аллея с березами, забитая парковка с наставленными в два ряда автомобилями. Вот он! Наш дом с нарисованными на всю стену дельфинами… Как же я скучал по всему этому. Машино-место найти будет непросто, но мне уже все равно, останавливаюсь прямо под инвалидкой. Нехорошо это, никогда так не делал, но сейчас все равно. Гаишники во дворах редкие гости, к тому же машина ментовская, мигалки за стеклом, не заберут.

Галчонок притих, в окно пялится, ни звука не издала. Понимаю, самому страшно до жути. Нет, это не тот страх, пробиравший до костей, он гораздо глубже. Неизвестность пугает похлеще всех известных миру страшилок. Конечности немеют, в горле ком… Нужно собраться! Вот же тряпка! Ее даже дома может не быть. Сам хотел увидеть, а теперь что? На глаза попадается тоненький силуэт в зеленом пальто. Я бы узнал его из сотен тысяч. Она… Моя Аленка… Сидит на детской площадке с книжкой в руках. Светлые волосы в хвост собрала, плечи сутулит. Сколько раз я ей говорил, осанку нужно держать прямой, спина заболеть может…

– Алена… – Даже не осознаю, как ноги несут навстречу. Машину, кажется, на сигналку запереть забыл. – Одуванчик… – Оборачивается. Как же она красива, ничуть не изменилась. Все та же девочка, в которую я влюбился еще студентом. Нет. Только не слезы на глазах. Невыносимо видеть. – Мой одуванчик… Только не плачь. – Я сгребаю ее в охапку что есть сил. Едва на ногах стоит, руки на плечи опустила, дрожит. Как же я долго этого ждал… Ни слова выдавить не могу, да и что говорить, она сама все знает. Уверен, что знает, иначе бы не плакала сейчас, не жалась так.

– Гриша… Что ты тут… – не успевает договорить она. Тело тяжелеет. Обморок. Я держу, ни за что не выпущу. Она моя, всегда была моей.

– Мамочка! – отрезвляет меня детский голосок. Мальчонка, года четыре, подбегает, за руку Аленку трясет. – Мама! Мамочка, что с тобой? – теряется, на меня глазенки поднимает. Боги, как же он похож на Люську, только волосы светлые. – Дяденька, что вы с моей мамой сделали?

Шок. Другими словами не опишешь. Да, я знал, что у Аленки есть сын, слышал его голос по телефону, но это сходство, возраст… Мы не планировали, а что, если? Этот мальчик мой?

– С ней все хорошо, не переживай. Это просто диффузное снижение мозгового кровообращения. Она потеряла сознание, обморок, – выдаю я первое, что приходит в голову. Что я несу? Он еще совсем маленький, чтобы понимать такую чушь. Мысли путаются. Неужели у меня действительно есть сын… Мой сын? Изнутри ломает, но нужно держаться, не напугать. Не так я представлял нашу встречу с Аленкой. Но это лучшее, что могло произойти, лучик надежды, мой путь к свету. Главное, все не испортить. – Я… Я Гриша, друг твоей мамы. С ней все будет хорошо. – Укладываю жену на скамейку, ноги кверху приподнимаю. Должно помочь, не мог перепугать. Или мог? Идиотизм! Это азы физиологии, каждый школьник знает. – Так кровь быстрее прильет к мозгу, и она очнется.

Мальчонка с любопытством наблюдает, но оборону держит, настоящий защитник растет.

– Если мама не очнется, я позвоню дяденькам полицейским! – Он достает телефон, набирает 102. Умный пацаненок, быстро сообразил. Точно мой, иначе быть не может.

– Егор, не нужно никуда звонить, все хорошо, просто голова закружилась, – подает голос Аленка. Глаза открыла, бледная, дрожит, но улыбается, старается улыбаться, пугать малыша не хочет. – Давайте поднимемся в квартиру…

– Я помогу. – Подхватываю ее под поясницу, но она не позволяет, глаза в асфальт опустила. Все не так. – Алена…

– Не нужно, Гриша, пожалуйста. – На ресницах блестят слезы. Сколько же боли я ей причинил, смотреть на меня не может. Под землю готов провалиться, но такая роскошь непозволительна. Я виноват перед ней, сам знаю. Но этот мальчик, наш мальчик! Это наш шанс все вернуть. Кольца на пальце нет, значит, не замужем, хоть Афанасьев и говорил, что у нее другая семья. Если существует какой-никакой муж, то гражданский, а это не значит ровным счетом ничего. Мы должны попробовать. Она простит, сможет простить, хотя бы ради нашего сына. – Пойдемте, на нас и так все смотрят.

До боли знакомый подъезд, лифт, пятнадцатый этаж. По телу дрожь пробегает, как только на глаза попадается номер 245. Вот она, квартира, в которой мы были счастливы, проживая каждый божий день.

– Мамочка, ты холошо себя чувствуешь? – спрашивает мальчуган. Совсем малявка, «р» не выговаривает, но видит, что с мамой что-то не так, понять пытается.

– Конечно, солнышко. Беги в комнату, поиграй, нам с дядей нужно поговорить. Хорошо? – улыбается она, в лоб целует. Егор на меня косится, но слушается, маме перечить нельзя. Она лучшая, всегда была самой лучшей, а вот я тот еще идиот… – Чай? Я поставлю чайник…

Нервничает, пальто на пуфик бросила, взгляд так ни разу не подняла.

– Алена, постой, – останавливаю ее я у самой кухни. – Почему ты не сказала? Я знаю, как вас подвел, тебя, нашу дочь… Но Егор… Он мой сын.

– Нет, Гриша. Егор не твой сын, – отвечает она.

– Чушь это. Мой! Он копия Люськи, и возраст! – Мотаю головой. Нет, не верю, врет! Ему года четыре, она не могла так скоро найти себе кого-то. Не после смерти дочери. Она не из тех женщин, которые смогут изменить, предать все, что есть. Но я понимаю. Она защищается, все это время меня не было рядом. Я не смог защитить галчонка, подвел ее… Но сейчас я здесь, я докажу. – Сколько ему? Четыре с половиной?

– Нет. Ему еще нет четырех. Через месяц исполнится, – отвечает она шепотом. – Пожалуйста, только не кричи, ты его напугаешь. – Все не сходится, это какая-то шутка. Голова закипает. Я провел в психушке пять лет, наш сын должен быть старше… Она не могла, не верю, не могу поверить. – Я заварю чай…

Иду за ней, как в тумане. Этот мальчик был надеждой, лучиком света, а выходит… Что из всего этого выходит? Что моя жена изменяла мне? Документы о разводе она подала только через год после суда. Нет. Я знаю ее как никто другой, она не могла. Чистейший ангел во плоти, в чем-то наивная, доверчивая… Девочка, которая верит в любовь в прогнившем донельзя мире. Она любила меня со всеми плюсами и минусами, принимала таким как есть. И сейчас любит. Я вижу это в каждом движении, отведенном взгляде. Может быть, я все еще в психушке? Может быть, все это и есть мой собственный делирий, и никаких пропавших детей нет, а я настолько спятил, что не отдаю себе отчета в том, что происходит на самом деле?

– Если не я его отец, тогда кто? – Нервы не выдерживают. Нужно мягче, спокойнее, она и так на грани истерики, но сил нет. Я начинаю выходить из себя, злость закипает. Убить готов, не ее, того придурка. Но от самого себя становится страшно. Я не был таким, никогда. Что они сделали со мной в этой чертовой больнице? – С кем ты спала, пока еще была моей женой?

– Не смей! Ты не можешь, я не заслуживаю. – И вот она уже плачет. Не выношу ее слез. Стыдно, как язык повернулся? В морду бы себе дать, да только не исправит это сказанного. – Зачем ты пришел? Это мой сын, только мой, и все!

– Прости… Одуванчик, – обнимаю сзади, вырывается, но не позволяю уйти. Не отпущу, в ушко целую. Ей всегда нравилось, да и сейчас притихла, не шевелится, только носом шмыгает. – Ты не заслуживаешь и никогда не заслуживала. Прости дурака. Девочка моя любимая…

– Я не знаю, кто его отец, как и кто та женщина, что его родила, – шепчет она еле слышно. – Я усыновила его три года назад. Прошу тебя, не говори так громко. Он не знает. Егорка мой сын, и я люблю его больше жизни.

– Ты усыновила его? – Ответ одурманивает. Не знаю, как на это реагировать. Егор приемный, но как же сходство? В дверях Люська пожимает плечами, смотрит на фотографию мальчонки. Дети действительно похожи. Но… У паренька ямочки на щеках. Ни у меня, ни у Аленки их нет и никогда не было, как и у Люськи. Генетика. Как я не заметил? Да и не хотел замечать. Этот ребенок мог стать лучиком света, но послужил началом конца. С душевнобольным мужем она бы никогда не получила разрешения на усыновление. Но к одиноким женщинам, потерявшим своего ребенка, комиссия благосклонна. Пазл сложился, вот только общая картинка не радует. – Поэтому ты подала бумаги на развод? А мы? Как же мы? Наша дочь. Ты убрала все ее фотографии!

– Мы? Гриш, нас нет. – Она впервые поднимает на меня глаза. – Больше нет. Мы умерли, когда погибла Люся, когда ты выкопал ее тело, когда бегал за монстрами вместо того… Ты действительно не понимаешь? Мы потеряли дочь, ты был нужен мне. Я… Если бы не Егор, я бы уже покончила с собой! Пузырек со снотворным стоял на столе, я все решила, написала прощальное письмо тебе, родителям. А потом эта газета и статья о младенце, выброшенном в мусорный контейнер! Ты хоть представляешь, скольких мне усилий стоило заставить поверить комиссию, что я буду лучшей мамой для этого мальчика! Он спас меня, и я сделала все, чтобы спасти его. И делаю. Через месяц у меня свадьба. У Егора будет полная семья, которую он заслуживает. – Она замолкает, и я вижу, что хочет сказать что-то еще, но не может. Она к этому давно готовилась, каждый раз не решаясь. Я сам заставил, вытряс всю боль наружу, стоило мне сюда прийти. – Я любила тебя, Гриша и сейчас люблю, но нас больше нет, как и нашей дочери. Мы должны жить дальше. Я нашла свой смысл и искренне желаю, чтобы ты нашел свой.

– Ты с ним счастлива? С тем человеком, за которого собираешься замуж? – Грудную клетку разрывает. Следак был прав, прийти сюда было ошибкой. Я в очередной раз причинил боль женщине, которую люблю. Эгоист, я даже не представлял, через что ей пришлось пройти, пока я отлеживался в психушке. Аленка сделала нечто прекрасное, на что у большинства людей не хватило бы сил. Она не сдалась после всего пережитого, посвящая себя совершенно чужому пищащему комочку, ставшему родным. – Я его знаю?

– Нет. Он хороший человек, заботится о нас. Любит Егорку, – вскользь отвечает она. – Нам хорошо с ним. Прости меня, Гриша. Я…

– Глупенькая, – мягко целую ее в лоб. – Тебе не за что просить прощения, это все моя вина. Какое-то время поживу у Афанасьева, пока идут поиски. Если тебе что-нибудь будет нужно… Хоть что…

– Я знаю, Гриша, спасибо. Он оставил адрес, – кивает Аленка, глаза в пол. – Это и твоя квартира, ты можешь остаться здесь. Переезд займет пару дней. Слава давно хотел, чтобы мы перебрались к нему, но я была… – Она замолкает. Была не готова, вот что хотела сказать. Оно и понятно, это ее дом, и навсегда им останется. Все та же чистая, наивная девочка. Но от этого еще больнее. Раньше она видела во мне благородного рыцаря, теперь все иначе. Неужели она действительно думает, что я могу выгнать их с сыном из своего жилья? – Мы продадим квартиру, если ты захочешь. Все будет по закону.

– Нет, выбрось эти мысли из головы. Я никогда так не поступлю. К тому же после завершения дела я вернусь в больницу, а дальше подыщу что-нибудь. Тебе не нужно об этом переживать.

– Мы хотели выпить чаю. – Всплескивает руками, чтобы скрыть смущение. Мотаю головой, к себе прижимаю. Ей неловко, как и мне сейчас. Не стоит продолжать, сделаем только хуже.

– Мне пора, я был рад тебя увидеть.

– Возьми. – Сует мне пятьдесят тысяч в карман. Это не откуп, хочет помочь, знает, что денег у меня нет. Она и попрошайкам всегда помогала, что говорить о бывшем муже. – Пожалуйста, возьми.

– Нет, Ален, не нужно, – мотаю головой я. Но в такие моменты ее стойкости любой может позавидовать. Не сдается. – Спасибо, я отдам.

– Те пропавшие девочки, – осторожно спрашивает она. Ей страшно узнать правду, страшно вспомнить прошлое. Но своим приходом я и так вернул ее в тот самый кошмар, который она отчаянно пыталась забыть. – Это дело связано с… Люсей?

– Да. Следователь считает, что да. Мы нашли одну из девочек, сегодня. Она жива.

– Ты нашел? – Голос дрожит, но она уже знает ответ. Если бы не этот факт, Афанасьев не отпустил бы меня к ней. – Найди вторую… Если кто и сможет, то это ты.

– Алена, – опускаюсь на колени я. – Я должен был спасти нашу дочь. Прости меня.

– Она с тобой? Ты ее видишь? – Я киваю, но выдавить ни слова не могу. – Она такая же, как была? Или старше? Сейчас она тоже здесь?

– Да. Ей все еще семь, и она ничуть не изменилась. Любит рисовать, постоянно поет, – улыбаюсь я, глядя на галчонка.

– Передай ей, что мама очень сильно ее любит, – почти не слышно, проглатывая слова, произносит она. – И пусть заботится о тебе, она всегда о тебе заботилась, о нас… Хоть и была совсем маленькой.

– Она знает.

Дверь в прихожей открывается. Аленка поняла, кто пришел, отстраняется от меня, виновато взгляд отводит. Значит, женишок.

– Алена, Егорка, я купил роллов. Твоя любимая «филадельфия» и острый соус, – раздается мужской голос. Не ошибся. Кулаки сами сжимаются. Не любит моя жена роллы, никогда не любила! Ни черта этот придурок ее не знает. Вот же! Нужно держать себя в руках. – Милая, у нас гости? Добрый день, Вячеслав, а вы…

– Слав, это… – теряется жена. – Это Гриша, мой бывший муж.

– Приятно познакомиться, – протягивает руку мужчина. Нужно бы ответить, но гордость не позволяет. Молча стою как истукан, в камень остается превратиться. Высокий, лет 40, плюс-минус, светлые волосы. Дорогие часы говорят о статусе, но одежда простая, поношенные джинсы и свитер. На секунду закрадывается сомнение, что Егор может быть его сыном, но нет. Никаких ямочек на щеках. Мы не встречались прежде, первое впечатление производит неплохое, но я на подсознательном уровне его ненавижу. – Алена говорила, что вы помогаете следствию в поисках детей? Трагическая ситуация, особенно если учитывать все обстоятельства. Соболезную вашей утрате.

– Да, разумеется, – киваю. – Алена. Мне пора, спасибо за чай. Рад был тебя увидеть.

Остается молча уйти. Давно пора было, до прихода этого… козла. Мальчонка из комнаты нос высовывает, Люськиной комнаты. Любопытный. Всегда хотел, чтобы у нас родился еще один малыш. Решили не спешить. Наверное, это и стало нашей ошибкой.