Я вновь встретил его через несколько лет на вокзальной площади, у фонтана. Здесь было безлюдно, солнце еще не взошло, но небо выло уже голубое н чистое, потому что над астропортами облаков не бывает.
Фонтан на вокзальной площади по утрам бездействует. Днем из островка в центре бассейна бьет высокая радужная струя, и у барьера собираются люди. В бассейне плавают золотые рыбки. Люди любят смотреть, как они бросаются на хлебные крошки и исчезают в толще воды, и как их преследуют те, кому ничего не досталось…
Но утром площадь была пуста. Лишь не барьере у бассейна кто-то сидел спиной к астровокзалу. Мне стало любопытно, что он здесь делает в такую рань, и я пошел н нему через площадь.
Он сидел, свесив босые ноги в воду, и задумчиво глядел на ее гладкое зеркало. На этот раз лицо его было бледное, как у большинства космонавтов. Одет он был в обыкновенный гражданский костюм, но я его сразу узнал. Его выдал серповидный шрам на лице.
— Это опять Вы? — спросил я. — Доброе утро,
Он приветливо улыбнулся и посмотрел на часы с видом человека, который очень торопится,
— Вы уже уходите?
— Нет, — сказал он. — Я жду приятеля, мы только вчера вернулись. А почему вы спрашиваете?
— Я хочу, чтобы Вы опять что-нибудь рассказали, — объяснил я, — В труде пилота-десантника так много романтики.
— Вы опоздали. Я уже пять лет командую звездолетом,
— Скучновато, наверное, быть командиром? — осведомился я.
— Нет. — Он помолчал, — Первое задание, которое я получил, было несложным. Мы искали планетную систему на стадии возникновения. Считается, что зарождение звезд и планет происходит в холодных туманностях. Туманность — это очень большое облако пыли и газа. В первой из них мы ничего не обнаружили,
— И перелетели в другую, — догадался я.
— Точно. Они были очень похожи, хотя первая была темной, а вторая флюоресцировала под лучами нескольких близких солнц. Но за месяц работы мы и здесь не нашли ничего, кроме пыли.
— И направились к третьей туманности,
— Почти так. Все было готово к переходу в новый район. Но кто-то из моих наблюдателей засек астероид.
— По-моему, все ваши истории начинаются с астероида, — вставил я. — А потом выясняется, что это вовсе не астероид,
— Вы проницательны. — Он усмехнулся. — Это была круглая глыба диаметром метров двести, н она находилась в пятидесяти миллионах километров от нас. Ее отражающие свойства оказались весьма необычными, Отлет из туманности пришлось отложить, и мы двинулись на сближение…
Расстояние, которое нас разделяло, было невелико, Гиперпереход исключался, и я вел корабль на умеренной скорости, собираясь подойти к планетке вплотную. Наблюдатели не отходили от телескопа, и вскоре выяснилось, что это не просто круглая глыба, как мы считали. Это была действительно сфера, а таких астероидов не бывает. Может быть, перед нами искусственный объект? Подумав об этом, мы заспорили. Нас разделял уже всего миллион километров. Мы остановились, и я собрал командный состав в посту управления.
— Разве можно остановиться в пустоте?
— Конечно. Даже рядом с какой-нибудь планетой или другим небесным телом. Современные звездолеты послушны. Вы отдаете соответствующую команду, и дальнейшее происходит уже без вашего ведома. После остановки навигационные автоматы производят замеры гравитационных полей и, если необходимо, с помощью двигателей удерживают координаты. Как правило, это не ощущается.
— Что? Работа двигателей?
— Да. Конечно, если внешние поля сравнительно слабы, но ни звезд, ни планет поблизости не было, и мы могли вдоволь любоваться чужим звездолетом. Постепенно мы пришли к мнению, что его пилотируют разумные существа, астронавты другого мира, и сейчас они тоже разглядывают нас сквозь свои телескопы.
— Смелый вывод. Из чего он следовал?
— Материальные памятники исчезнувших цивилизаций хорошо изучены, Но в наших каталогах не было Сфер диаметром 200 метров — это раз. Плюс — рассеивающие свойства объекта. Спектральное распределение отраженного от него света было куда-то сдвинуто и вдобавок деформировано, и это легко объяснялось, если внутри находились существа, неприспособленные к привычным для нас излучениям. В остальном корабль не проявлял признаков жизни.
Само собой разумеется, никакие инструкции ничего подобного на предусматривали. Контакт — это, знаете ли, ответственность. После короткой дискуссии было решено, что для начала к чужому кораблю пойдут в двух одноместных зондах мои лучшие пилоты, самые опытные и осторожные, Операция выглядела простой. Они должны были приблизиться к нему, произвести съемку и вернуться. Мы согласовали стартовую программу и расписание радиосвязи — первый сеанс через час, а потом каждые полчаса. Наконец настал момент старта.
— Первая связь только через час?
— Да. Полет в один конец должен был продолжаться часов пять, До этапа тесного сближения ничего неожиданного произойти не могло. Кроме того, за каждым зондом, покинувшим звездолет, следит специальный телескоп. Ровно через две секунды после старта в посту управления загорается телеэкран, на котором отлично виден зонд.
Все приготовления были закончены, и ракеты одновременно покинули стартовые тоннели. На табло зажглись надписи: «Тоннель 1 свободен», «тоннель 2 свободен»… Но истекли положенные две секунды, а экраны оставались слепыми. Прошло еще несколько секунд, минута, две. Кто-то побежал разыскивать радистов. В посту управления никого из них не было, потому что до начала сеанса все еще оставался час. Чужой корабль неподвижно завис на экранах, минуты уходили, ситуация не прояснялась, но вдруг одна из надписей на табло погасла. Через миг она вновь загорелась, но уже изменившись. Теперь надпись на табло гласила: «Тоннель 2 занят». Это означало, что одна нз ракет возвратилась.
— Почему?
— Никто этого не знал. При такой ситуации в самом факте возвращения ничего невероятного не было. Поразительно, что вернулся один эонд, а не оба. Но самое удивительное началось еще через минуту, когда возвратившийся пилот ворвался в пост управления и закричал:
— Вы что, спятили? Немедленно поворачивайте!
Я до сих пор помню, Какие у него были глаза, когда он пытался заставить меня немедленно развернуться и возвратиться в точку старта ракет.
Наконец он понял, что мы не злоумышленники и не умалишенные, и к нему вернулась способность слушать. Я познакомил его с тем, что вы знаете. В ответ он рассказал собственную историю.
Дело, по его словам, происходило так. Когда зонды покинули стартовые тоннели, наш корабль неожиданно для пилотов пошел мимо них, как перрон космического вокзала. Поравнявшись с кормовым срезом, они увидели, что двигатели корабля включены. Звездолет удирал на полной тяге прочь от скрытого где-то вдали чужого.
Пилоты попытались выйти на внеочередную связь, но никто не откликнулся. Звездолет продолжал удаляться, и они приняли, вероятно, оптимальное решение: один продолжал действовать по программе, а второй вернулся, чтобы выяснить, что происходит.
Но выяснять нам пришлось вместе. Времени это почти не заняло. Оказалось, что, подчиняясь команде, наш звездолет покоится относительно звезд, но его маршевый двигатель работает. Он работал, чтобы скомпенсировать действие неизвестной силы, увлекающей нас к чужому кораблю.
Когда мы это поняли, нам стало страшно. Чужой корабль не подавал ни признаков жизни, ни сигналов — так мы думали раньше. Это не соответствовало действительности. Он создавал мощное притягивающее поле, чтобы подтащить нас к себе. Напряженность поля была колоссальной. Нас разделял миллион километров, но двигатель работал так, будто надо было зависнуть над планетой размером с Марс.
Остальное понятно. Когда зонды стартовали, поле чужого подхватило их и понесло прочь от нашего корабля. Движение — вещь относительная, и пилотам казалось, будто это мы уходим без предупреждения. Один из них все еще оставался на траектории.
Наконец, нашелся радист, и мы установили связь с пилотом, продолжавшим работу по программе. Я объяснил ему ситуацию. Следует отметить, что сила, увлекающая его к чужому кораблю, возрастала по мере приближения. Но с момента старта прошло всего десять минут, расстояние между нами не достигло еще и тысячи километров и, хотя скорость зонда увеличилась до трех километров в секунду, его ускорение почти не изменилось. Паниковать было рано. Я спокойно обрисовал ему ситуацию и рекомендовал лечь на обратный курс. Он не менее спокойно отказался.
— Он нарушил дисциплину?
— Нет. Зонд — автономная единица. Конечно, на борту звездолета все подчиняются командиру. Но выйдя в космос, пилот становится самостоятельным. По ряду причин так удобнее.
— Но какие у него мотивы?
— Он полагал, что это — первый шаг к контакту, и считал, что я преувеличиваю опасность. По его мнению, чужие включили поле, чтобы помочь ему подойти к ним. Потом они выключат поле. Спорить было бесполезно.
Время тянулось медленно. Прошел час, другой. Зонд ускорялся. Мы уже знали, что поле чужого одинаково действует на все предметы и сообщает им равные ускорения. Из всех полей только гравитационное обладает этим свойством. Вероятно, у чужих звездолетчиков был искусственный источник направленной гравитации — нечто вроде гравитационного лазера.
Приближалась критическая минута. Я упоминал, что ускорение, с которым двигался зонд, постепенно нарастало. Через три с половиной часа оно увеличилось вчетверо и достигло 2g. Скорость зонда возросла до ста километров в секунду. Его двигатель мог обеспечить полет на 2.5g, но не больше. Конечно, пилот знал это, тем не менее он опять отказался вернуться. Он уже прошел полпути до чужого корабля. Вторая половина короче, — заявил он. И вновь возразить было нечего.
Темп событий нарастал. Зонд летел по эллиптической траектории, и поэтому чужой звездолет находился пока вне поля зрения следящего телескопа. Спустя четыре часа после старта зонд прошел уже девять десятых всего расстояния; его скорость возросла до трехсот километров в секунду, а ускорение — до пятидесяти единиц. Обратный путь был закрыт. Чужие все еще не снимали разгоняющее поле, и было непонятно, каким образом они собираются остановить зонд. Его скорость и ускорение росли. Связь была устойчивой. Пилот оставался спокоен, хотя многим уже казалось, что он обречен. Но чужим от этой встречи тоже не поздоровилось бы. Продолжать разгон с их стороны было равносильно самоубийству. Поэтому оставалась надежда.
Вскоре нарушилась связь. Доплеровский сдвиг увел частоту передатчика за пределы приемного фильтра. Разумеется, заранее никто не предполагал, что взаимная скорость зонда и звездолета может приблизиться к световой.
Все кончилось стремительно. Изображение ракеты смазалось, исчезло, телескоп не мог уследить за ее движением. Мы даже не заметили, как силуэт чужого звездолета вошел в поле зрения. А еще через миг на экране не осталось ничего, кроме багрового света туманности…
— Они взорвались оба?
— Нет. Телескоп сопровождения проскочил точку встречи. Но на других экранах чужой корабль стоял так же неподвижно, как и раньше, таинственный и зловещий. Зонд будто испарился. А для чужого это столкновение было как укус комара.
Через некоторое время кто-то из наблюдателей заметил, что в точке, где траектория зонда пересеклась с поверхностью сферы, образовался микроскопический бугорок. Что-то вроде прыщика высотой в два метра. Это было все, что осталось от зонда. Величина бугорка уменьшалась. Он незаметно для глаза укорачивался, но этот процесс протекал так медленно, что его завершения мы дожидаться не стали…
Он замолчал, повернув лицо к шоссе, ведущему в город. Вдали появилась точка. Она увеличивалась, превращаясь в автомобиль.
— Наконец-то. — Он перекинул ноги через барьер бассейна и обулся. — Это товарищ, которого я жду. Мы только вчера вернулись, а сейчас летим в другое место.
— Не уходите. Расскажите, что было дальше.
— Только не перебивайте, — предупредил он. — Я буду краток. Зонд исчез, в остальном изменений не произошло. Туманность багрово светилась. Чужой корабль по-прежнему висел неподвижно, пытаясь притянуть нас своей таинственной силой. Оставаться на месте было бессмысленно. Я выждал положенное время — сутки, пока кончится кислород в кабине зонда. Так полагается делать, даже если вы уверены, что человек погиб. Через сутки мы стартовали.
Происшествие было невероятным. На Земле создали специальную комиссию. Сначала нам не хотели верить. Мы предъявили пленки. Когда их просматривали в замедленном темпе, выяснилось, что этап сближения протекал не совсем так, как нам представлялось. Вначале зонд разогнался до немыслимой скорости и его изображение смазалось. Но потом оно вновь возникло. Это происходило уже рядом с чужим кораблем. Зонд тормозил, причем его торможение нельзя сравнить даже с разгоном. Зонд набирал скорость четыре часа. Он погасил ее полностью на каком-то десятке метров. Почему он не разлетелся в куски, было непонятно. Во что превратился пилот, было страшно подумать. Но зонд сбросил скорость до нуля. Он тормозил, при этом корма двигалась быстрее, чем нос. Он тормозил, одновременно деформируясь, сплющиваясь, укорачиваясь. И тот почти неподвижный нарост, который мы потом обнаружили, был зондом, укороченным и деформированным…
Он опять замолчал. Автомобиль бесшумно подкатил к стоянке. Пассажир помахал нам рукой и пошел через площадь.
— Но зачем они так поступили?
— Понять это мы не могли. В комиссии собрались ведущие специалисты по галактическим культурам, но никто не мог предложить разумного объяснения. Работа комиссии зашла в тупик. Тогда пригласили нескольких физиков. Они-то и разрешили все наши затруднения.
— Физики? Типы, которые так любят шутить?
— С этим мы тоже столкнулись. Они пришли на заседание, просмотрели наиболее жуткие кадры, выслушали наши не менее жуткие комментарии и расхохотались. Они смеялись долго и громко. Потом они все объяснили.
Оказывается, объект, который мы встретили в багровой туманности, вовсе не был звездолетом чужой цивилизации, у которой возникли враждебные чувства к землянам. Это все-таки было естественное образование. Но, конечно, не астероид. Это была черная дыра.
— Черная дыра? Но ведь ее нельзя увидеть!
— Мы сказали им то же самое. С этим они не спорили. Они просто напомнили нам, что время в окрестностях черной дыры течет очень медленно, почти останавливается. Это приводит к тому, что ни один предмет, падающий в черную дыру, не может в нее упасть. Для постороннего наблюдателя он будет бесконечно долго приближаться к загадочной «сфере Шварцшильда», но никогда ее не достигнет. За миллиарды лет, проведенные в туманности, черная дыра стянула к себе громадные количества пыли. Образно говоря, шар, который мы видели, и был сферой Шварцшильда, облепленной пылинками, которые падали, но не могли упасть на нее. Мы видели оболочку из пыли, спресованной временем.
Его приятель молча остановился рядом с нами. Он был обыкновенный, ничем не примечательный. У него не было даже шрама.
— Да, это на них похоже, — сказал я, имея в виду физиков. — Предложите парадокс, и больше им ничего не надо. Они будут смеяться, если кому-нибудь непонятно то, что знают они. Ho ведь речь шла о гибели человека!
— Верно. Но они сказали такое, что мы сразу им все простили. Они объяснили, что это относится не только к пылинкам, но и к зонду. Торможение, которое должно было раздавить пилота, существовало только для нас — оно было следствием разного хода времени в двух системах отсчета. Деформация и сплющивание ракеты тоже были своеобразной иллюзией, связанной с искривлением пространства. Словом, пилот остался цел и невредим. Физики сказали, что вызволить его ничего не стоит, хотя технически это довольно сложно. Но торопиться некуда, заявили они. Спасатели могут прийти через миллион лет и все равно не опоздают: ведь в его времени операция займет доли секунды. Научно-техническое обеспечение физики взяли на себя. Подготовка к спасательной экспедиции продолжалась три года и только недавно закончилась.
— Ну, желаю успеха, — сказал я, когда он замолчал. — У меня есть просьба. Вы знаете, как я люблю такие рассказы. Мне хотелось бы поговорить с этим смелым пилотом, когда он вернется. Можно будет это устроить?
— Мы вернулись вчера. И устроить это нетрудно.
Он обернулся к своему товарищу:
— Ты не возражаешь?..