Необыкновенные приключения экспедиции Барсака. Дунайский лоцман

В ВЕРХОВЬЯХ ДУНАЯ

Хотел ли добиться славы Илиа Бруш, когда объявил коллегам, собравшимся в «Свидании рыболовов», о своем намерении спуститься по Дунаю с удочкой в руке? Если такова была его цель, он мог похвалиться, что достиг ее.

Печать заговорила об этом случае, и все газеты дунайской области посвятили соревнованию в Зигмарингене статьи своих репортеров, более или менее обширные и, во всяком случае, способные приятно пощекотать самолюбие победителя, имя которого становилось популярным.

Уже на следующий день, в номере от 6 августа, венская «Нейе Фрайе Пресс» писала:

«Последнее соревнование «Дунайской лиги» по уженью закончилось вчера в Зигмарингене настоящим театральным эффектом, героем которого был венгр по имени Илиа Бруш, вчера еще никому не известный, а сегодня почти знаменитый.

Вы спросите: что же такое сделал Илиа Бруш, чтобы заслужить такую внезапную славу?

Во-первых, этот искусник сумел заслужить два первых приза — по весу и по количеству рыбы, далеко оставив позади конкурентов, чего, кажется, не случалось за все время, как существуют подобные соревнования. Это уже не плохо. Но дальше будет еще лучше.

Когда он собрал богатую жатву лавров и одержал такую блестящую победу, казалось, он вправе насладиться заслуженным отдыхом. Нет, не таково было мнение этого удивительного венгра, который приготовился поразить нас еще больше.

Если мы хорошо осведомлены, — а точность нашей информации известна, — Илиа Бруш объявил коллегам, что он намерен спуститься с удочкой в руке вниз по Дунаю, от его верховья в герцогстве Баденском до устья в Черном море, сделав путешествие приблизительно в три тысячи километров.

Мы будем держать наших читателей в курсе всех перипетий этого оригинального предприятия.

Илиа Бруш должен отправиться в путь 10 августа, в следующий четверг. Пожелаем ему счастья, но попросим также ужасного рыболова не истреблять вплоть до последнего представителя водяное население великой интернациональной реки!»

Так писала венская «Нейе Фрайе Пресс». Не меньше горячности проявила будапештская «Пестер Ллойд», а также и белградская «Србске Новине» и бухарестская «Романул», в которой заметка разрослась до размеров настоящей статьи.

Все эти заметки и статьи, умело написанные, привлекли внимание к Илиа Брушу, и если правда, что печать есть отражение общественного мнения, то можно было ожидать, что путешествие по мере его продолжения будет возбуждать все возрастающий интерес.

В самом деле, разве в городах, расположенных на берегах реки, не проживают члены «Дунайской лиги», которые сочтут долгом принять участие в славе своего сотоварища? Нет сомнения, что он получит от них в случае надобности сочувствие и поддержку.

Пока что комментарии печати имели большой успех у рыболовов-удильщиков. В глазах этих профессионалов предприятие Илиа Бруша имело огромную важность, и некоторые члены Лиги, участники конкурса в Зигмарингене, задержались, чтобы присутствовать при отправлении чемпиона «Дунайской лиги».

Хозяину «Свидания рыболовов» не приходилось жаловаться на продолжение их пребывания в Зигмарингене. После полудня 8 августа, за два дня до срока, назначенного лауреатом для начала оригинального путешествия, более тридцати собутыльников продолжали веселиться в большой зале кабачка, владелец которого, предоставляя этой избранной клиентуре неограниченные возможности для выпивки, получал непредвиденные доходы.

Однако, несмотря на приближение события, задержавшего любопытных в столице Гогенцоллернов, вечером 8 августа в «Свидании рыболовов» разговаривали не о герое дня. Другое событие, еще более важное для обитателей берегов великой реки, служило темой общего разговора и приводило всех в волнение.

Это волнение было вполне понятным, и его оправдывали серьезные события.

Дело в том, что уже в течение многих месяцев берега Дуная подвергались постоянным грабежам. Не счесть было обокраденных ферм, разграбленных замков, обворованных деревушек. Были и убийства: несколько человек заплатили жизнью за сопротивление, которое они пытались оказать неуловимым злодеям.

По всей вероятности, столько преступлений не могло совершить несколько отдельных лиц. Ясно, что речь шла о хорошо организованной банде, без сомнения, очень многочисленной, судя по ее «подвигам».

Странным казалось, что банда действовала только в непосредственной близости от Дуная. Уже за два километра от берегов реки никакое преступление нельзя было отнести на ее счет. Зато поле ее деятельности, по-видимому, было ограничено только в ширину, и берега австрийские, венгерские, сербские или румынские одинаково подвергались нападениям бандитов, которых никогда не удавалось захватить на месте.

Сделав свое дело, бандиты исчезали до ближайшего преступления, совершаемого в другом месте, иногда за сотни километров от предыдущего, и о них ничего не было слышно. Казалось, они улетучивались, а с ними и их добыча, иногда очень громоздкая.

Заинтересованные правительства в конце концов были взволнованы этими последовательными ударами, которые, по всей вероятности, можно было приписать недостаточной связи между полицией придунайских стран. По этому поводу произошел обмен дипломатическими нотами, и, как сообщила печать, в тот самый день 8 августа, переговоры привели к созданию интернациональной полиции, которая должна была действовать под управлением одного начальника на всем течении Дуная. Выбор начальника представил большие трудности, но в конце концов согласились на кандидатуре венгра Карла Драгоша, полицейского комиссара, хорошо известного в тех краях. Карл Драгош считался, в самом деле, замечательным сыщиком, и нельзя было выбрать более достойного. Ему исполнилось сорок пять лет; это был человек среднего роста, худощавый, наделенный более моральной стойкостью, чем физической силой. Однако он обладал достаточной силой, чтобы выносить профессиональные трудности службы, и храбростью, чтобы не бояться ее опасностей. Он числился на жительстве в Будапеште, но чаще всего находился в провинции, занятый какими-нибудь щекотливыми расследованиями. Прекрасное знание всех языков Юго-Восточной Европы- немецкого, румынского, сербского, болгарского и турецкого, не говоря уже о родном венгерском, позволяло ему выходить из всяких затруднений. Будучи холостяком, он не боялся, что семейные заботы стеснят свободу его передвижений.

Как сказано, печать хорошо отозвалась о назначении Драгоша. Публика тоже одобрила его единодушно. В большой зале «Свидания рыболовов» новость приняли крайне лестным образом.

— Нельзя было лучше выбрать, — утверждал в тот момент, когда в кабачке зажглась лампа, господин Иветозар, обладатель второго приза по весу рыбы на только что закончившемся конкурсе. — Я знаю Драгоша. Это — человек.

— И искусный человек, — добавил президент Миклеско.

— Пожелаем, — вскричал кроат с трудно произносимым именем Сврб, владелец красильни в предместьях Вены, — чтобы ему удалось оздоровить берега реки! Жизнь здесь стала прямо невозможной!

— У Карла Драгоша сильный противник, — сказал немец Вебер, покачивая головой. — Посмотрим его за работой.

— За работой!… — вскричал господин Иветозар. — Он уже за ней, будьте спокойны!

— Конечно, — поддержал господин Миклеско. — Не в духе Карла Драгоша терять время. Если его назначение произошло четыре дня назад, как утверждают газеты, то он, по крайней мере, уже три дня делает свое дело.

— С чего бы ему начать? — спросил господин Писсеа, румын, самой своей фамилией предназначенный стать рыболовом. — На его месте, признаюсь, я был бы в крайнем затруднении.

— Потому вас и не поставили на его место, мой дорогой, — благодушно заметил серб. — Будьте уверены, что Драгош не затруднится. А уж докладывать вам свой план, это извините. Быть может, он направился в Белград, быть может, остался в Будапеште… Если только не предпочел явиться как раз сюда, в Зигмаринген, и если его нет в этот момент среди нас в «Свидании рыболовов»!

Это предположение вызвало бурный взрыв веселья.

— Среди нас! — вскричал Вебер. — Вы смеетесь над нами, Михаил Михайлович! Зачем он явится сюда, где на людской памяти никогда не совершалось ни малейшего преступления?

— Гм!- возразил Михаил Михайлович.- А может, для того, чтобы присутствовать послезавтра при отправлении Илиа Бруша. Может, он его интересует, этот человек… Если только Илиа Бруш и Карл Драгош не одно лицо.

— Как это, одно лицо!- закричали со всех сторон.- Что вы под этим подразумеваете?

— Черт возьми! А это было бы здорово… Никто не заподозрит полицейского в шкуре лауреата, и он будет инспектировать Дунай на полной свободе.

Эта фантастическая выдумка заставила всех собутыльников широко открыть глаза. Уж этот Михаил Михайлович! Только у него и могут явиться подобные идеи!

Впрочем, Михаил Михайлович не очень держался за предположение, которое только что рискнул высказать.

— Если только…- начал он оборотом, который, очевидно, был его излюбленным.

— Если только?

— Если только Карл Драгош не имеет другой причины присутствовать здесь, — продолжал он, переходя без передышки к другому, не менее фантастическому предположению.

— Какой причины?

— Предположите, например, что этот проект спуститься по Дунаю с удочкой в руке кажется ему подозрительным.

— Подозрительным!… Почему подозрительным?

— Черт побери! Да ведь это было бы совсем не глупо для мошенника скрыться под маской рыболова, и особенно рыболова, столь известного. Такая известность стоит любого инкогнито в мире. Можно нанести сто ударов, где только захочется, а в промежутках ловить рыбку. Хитрая выдумка!

— Но надо уметь удить,- поучительно заметил президент Миклеско, -а зто привилегия честных людей.

Такой моральный вывод, быть может, немножко чересчур смелый, был встречен горячими рукоплесканиями этих страстных рыболовов. Михаил Михайлович с замечательным тактом воспользовался всеобщим энтузиазмом.

— За здоровье президента! — вскричал он, поднимая свой стакан.

— За здоровье президента! — повторили собутыльники, опустошив стаканы, как один человек.

— За здоровье президента! — повторил один из посетителей, одиноко сидевший за столом и в течение некоторого времени, казалось, с живым интересом прислушивавшийся к происходившему вокруг него разговору.

Господин Миклеско был тронут любезным поступком незнакомца и, чтобы его отблагодарить, поднял в его честь бокал.

Одинокий посетитель, считая, без сомнения, что этим вежливым поступком лед сломан, решил, с позволения почтенного собрания, выразить и свое мнение.

— Хорошо сказано, честное слово! — заметил он. — Да, конечно, уженье — удовольствие порядочных людей.

— Мы имеем честь говорить с коллегой? — спросил господин Миклеско, обращаясь к незнакомцу.

— О!-скромно ответил этот последний. — Всего лишь любитель, который восхищается блестящими подвигами, но не имеет дерзости им подражать.

— Тем хуже, господин…

— Иегер.

— Тем хуже, господин Иегер, так как я должен заключить, что мы никогда не будем иметь чести считать вас в числе членов «Дунайской лиги».

— Кто знает?- возразил господин Иегер.- Может быть, и я когда-нибудь решусь протянуть руку к пирогу… к удочке, хотел я сказать, и в этот день я, конечно, буду вашим, если только сумею удовлетворить условиям, необходимым для принятия в ваше Общество.

— Не сомневайтесь в этом,- горячо заверил господин Миклеско, воодушевленный надеждой завербовать нового приверженца. — Эти условия очень просты, и их всего четыре. Первое — платить скромный ежегодный взнос. Это — главное.

— Разумеется, — смеясь подтвердил господин Иегер.

— Второе — это любить уженье. Третье-быть приятным компаньоном, и мне кажется, что это третье условие уже выполнено.

— Очень любезно с вашей стороны! — заметил господин Иегер.

— Что же касается четвертого, то оно состоит во внесении своей фамилии и адреса в список Общества. Имя ваше известно, и когда я буду иметь ваш адрес…

— Вена, Лейпцигерштрассе, номер сорок три.

— …вы будете полноправным членом Лиги за двадцать крон в год.

Оба собеседника рассмеялись от чистого сердца.

— И больше никаких формальностей? — спросил господин Иегер.

— Никаких.

— И не надо удостоверения личности?

— Ну, господин Иегер,- возразил президент,- чтобы ловить рыбу на удочку!…

— Это верно, — заметил господин Иегер. — Впрочем, это неважно. Ведь все должны знать друг друга в «Дунайской лиге».

— Как раз наоборот, — заверил господин Миклеско. — Вы только подумайте! Некоторые из наших товарищей живут здесь, в Зигмарингене, а другие на берегу Черного моря. Не так-то легко поддерживать добрососедские отношения.

— В самом деле!

— Так, например, нашего поразительного лауреата последнего конкурса…

— Илиа Бруша?

— Его самого. И что ж? Его никто не знает.

— Невозможно!

— Но это так, — уверил господин Миклеско. — Ведь он всего две недели назад вступил в Лигу. Совершенно для всех Илиа Бруш удивительное…- что я говорю! — подлинное откровение.

— Это то, что на скачках называют «темная лошадка»?

— Именно.

— А из какой страны эта темная лошадка?

— Это венгр.

— Так же, как и вы. Потому что вы венгр, как я полагаю, господин президент?

— Чистокровный, господин Иегер, венгр из Будапешта.

— А Илиа Бруш?

— Из Сальки.

— Где эта Салька?

— Это местечко, маленький городок, если хотите, на правом берегу Ипеля, реки, которая впадает в Дунай на несколько лье выше Будапешта.

— С ним, по крайней мере, господин Миклеско, вы можете считаться соседями, — смеясь заметил Иегер.

— Не раньше, чем через два или три месяца,- таким же тоном возразил президент «Дунайской лиги».- Столько времени ему понадобится для путешествия…

— Если только оно состоится! — ядовито молвил веселый серб, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.

Другие рыболовы придвинулись к ним. Иегер и Миклеско оказались в центре маленькой группы.

— Что вы хотите этим сказать?- спросил господин Миклеско. — У вас блестящее воображение, Михаил Михайлович!

— Простая шутка, господин президент, — ответил спрошенный. — Впрочем, если Илиа Бруш, по-вашему, ни полицейский, ни преступник, почему он не может посмеяться над нами и оказаться просто хвастуном?

Господин Миклеско взглянул на дело серьезно.

— У вас недоброжелательный характер, Михаил Михайлович, — возразил он. — Когда-нибудь он сыграет с вами скверную шутку. Илиа Бруш производит на меня впечатление человека честного и положительного. Кроме того, он член «Дунайской лиги». Этим все сказано.

— Браво! — закричали со всех сторон.

Михаил Михайлович, казалось, совсем не сконфуженный уроком, с замечательным присутствием духа воспользовался новым предлогом и провозгласил тост.

— В таком случае, — сказал он, схватив стакан, — за здоровье Илиа Бруша!

— За здоровье Илиа Бруша! — хором ответили присутствующие, не исключая господина Иегера, который добросовестно осушил стакан до последней капли.

Последняя выходка Михаила Михайловича была, впрочем, не менее лишена здравого смысла, чем предыдущие. Объявив о своем проекте с большим шумом, Илиа Бруш больше не показывался. Никто ничего о нем не слышал. Не было ли странно, что он держался где-то в стороне, и возникало вполне законное предположение, что он хотел одурачить своих чересчур легковерных товарищей. Как бы то ни было, ожидать придется недолго. Через тридцать шесть часов все разрешится.

Тем, которые интересовались проектом, нужно было только подняться на несколько лье выше Зигмарингена. Там они, без сомнения, встретят Илиа Бруша, если он, действительно, такой серьезный человек, как утверждал президент Миклеско.

Но здесь могла возникнуть одна трудность. Было ли установлено местонахождение истока великой реки? В точности ли указывали его карты? Не существовала ли неуверенность в этом вопросе, и, когда попытаются встретить Илиа Бруша в одном пункте, не окажется ли он в другом?

Конечно, нет сомнений в том, что Дунай, Истр древних, берет начало в великом герцогстве Баденском. Географы даже утверждают, что это происходит на шести градусах десяти минутах восточной долготы и сорока семи градусах сорока восьми минутах северной широты. Но даже это определение, допуская, что оно справедливо, доведено только до дуговой минуты, а не до секунды, и это допускает широкие разногласия. Ведь дело шло о том, чтобы забросить удочку в том самом месте, где первая капля дунайской воды начинает скатываться к Черному морю.

Согласно одной легенде, которая долго считалась географической истиной, Дунай рождался в саду принца Фюрстенберга. Колыбелью его будто бы был мраморный бассейн, в котором многочисленные туристы наполняли свои кубки. Не у края ли этого неисчерпаемого водоема нужно ожидать Илиа Бруша утром 10 августа?

Нет, не там подлинный источник великой реки. Теперь известно, что он образован слиянием двух ручьев, Бреге и Бригаха, которые ниспадают с высоты в восемьсот семьдесят пять метров и протекают через Шварцвальдский лес. Их воды смешиваются у Донауэшии-гена, на несколько лье выше Зигмарингена, и объединяются под общим названием Дунай.

Если какой-либо из ручьев больше другого заслуживает считаться рекой, то это Бреге, длина его тридцать семь километров, и начинается он в Брисгау.

Но, без сомнения, наиболее осведомленные сказали себе, что местом отправления Илиа Бруша, — если он все же отправится, — будет Донауэшинген, и там они собрались, в большинстве члены «Дунайской лиги», во главе с президентом Миклеско.

С утра 10 августа они выстроились, как на часах, у берега Бреге, при слиянии двух ручьев. Но часы проходили, а героя дня не было видно.

— Он не явится, — сказал один.

— Это просто мистификатор, — молвил другой.

— А мы настоящие простаки! — добавил Михаил Михайлович, который скромно торжествовал.

Только президент Миклеско настойчиво защищал Илиа Бруша.

— Нет, — уверял он, — я никогда не допущу мысли, что член «Дунайской лиги» вздумает дурачить своих товарищей!… Илиа Бруш запоздал. Будем терпеливы. Мы вот-вот его увидим.

Господин Миклеско был прав в своем доверии. Незадолго до девяти часов из группы, собравшейся при слиянии Бреге и Бригаха, донесся крик:

— Вот он!… Вот он!…

В двухстах шагах из-за поворота показалась лодка, направляемая кормовым веслом вдоль берега, минуя быстрину. На корме стоял человек.

Этот человек и был тот самый, который несколько дней назад появился на конкурсе «Дунайской лиги» и завоевал два первых приза, венгр Илиа Бруш.

Когда лодка достигла слияния ручьев, она остановилась, и на берег был выброшен небольшой якорь. Илиа Бруш высадился, и любопытные собрались вокруг него. Без сомнения, он не ожидал встретить такую многочисленную компанию и казался несколько смущенным.

Президент Миклеско подошел к нему и протянул руку, которую Илиа Бруш почтительно пожал, сняв шапку из меха выдры.

— Илиа Бруш, — сказал господин Миклеско с чисто президентской важностью, — я счастлив видеть великого победителя на нашем последнем конкурсе.

Великий победитель поклонился в знак благодарности. Президент продолжал:

— Раз мы встретились с вами у истоков нашей интернациональной реки, мы заключаем, что вы начинаете приводить в исполнение проект спуститься до устья с удочкой в руке.

— Конечно, господин президент, — ответил Илиа Бруш.

— И вы начинаете ваше плавание сегодня?

— Именно сегодня, господин президент.

— Как вы рассчитываете совершить путешествие?

— Спускаясь по течению.

— В этой лодке?

— В этой лодке.

— Никогда не причаливая к берегу?

— Нет, кроме как ночью.

— Но вы ведь знаете, что речь идет о трех тысячах километров?

— По десять лье в день это займет около двух месяцев.

— В таком случае, счастливого пути, Илиа Бруш!

— Благодарю вас, господин президент!

Илиа Бруш поклонился в последний раз и вошел в свое суденышко, а любопытные теснились, чтобы увидеть, как он отправится.

Он взял удочку, насадил наживку, положил удилище на скамейку, поднял якорь на борт, оттолкнул лодку сильным ударом багра, потом, сев на корме, закинул удочку.

Мгновение спустя он ее вытащил. На крючке бился усач. Это показалось счастливым предзнаменованием, и, когда он повернул нос лодки, вся компания приветствовала бешеными криками «хох!» лауреата «Дунайской лиги».