Неожиданное наследство инспектора Чопры

Снова в полицейском участке

Утром инспектор Чопра впервые за тридцать четыре года проснулся, не осознавая себя полицейским.

Какое-то время он оставался в постели – лежал, разглядывая потолок. Он физически ощущал настоятельную потребность подняться, принять душ и надеть форму.

Инерция – кажется, так называют эту силу? В конце концов, даже после того, как финишная черта остается позади, бегуну требуется время, чтобы остановиться.

Выйдя к утреннему столу в обычных хлопковых брюках и белой рубашке, он странным образом почувствовал себя неодетым.

Поппи, уже хлопотавшая на кухне в компании домработницы Латы, радостно улыбнулась мужу.

– Как чудесно, что ты завтракаешь дома, – просияла она. – А я приготовила твои любимые блинчики доса с картофелем и самбар.

Чопра поглядел на поднимавшийся над чечевичным супом белесый пар и понял, что есть не хочет. Он всегда выходил из дома ровно в семь. И уже прибыв в участок, отправлял констебля Сурата раздобыть картофельный бургер вада пав у какого-нибудь уличного торговца из тех, что толпились вдоль Сахар-роуд. В утренние часы, заполненные обычной рабочей суетой, ничего другого ему не требовалось.

После завтрака он расположился в кабинете и попробовал взяться за книги – те, что вечно откладывал на потом. Но неожиданно понял, что все эти издания, всякого рода справочники и руководства по деятельности полицейской службы, практической ценности для него больше не представляют. Он прибрался в кабинете, хотя там, как обычно, царила идеальная чистота. Затем переставил мебель, хотя этого совершенно не требовалось. Включил маленький цветной телевизор, пристроив его напротив своего любимого ротангового кресла, и попробовал посмотреть крикет. Сборная Индии играла на чужой территории: накануне Сачин Тендулкар, любимый игрок Чопры, закончил матч, незаметно приблизившись к своему очередному сенчури[1]. Обычно Чопра очень живо интересовался игрой Сачина, но сегодня мысли его витали где-то далеко.

Немного погодя он подошел к рабочему столу и достал курительную трубку из тыквы-горлянки, которую приобрел много лет назад.

Чопра никогда не признался бы в этом, но в глубине души он был англофилом. Здоровое чувство уважения к англичанам он унаследовал от отца – тот не отрицал их вины, однако понимал, как преобразился субконтинент за время трехсотлетнего владычества этих завзятых колониалистов. Чопра любил все английское и еще впечатлительным юношей проникся восхищением к Бэзилу Рэтбоуну, исполнившему роль Шерлока Холмса в фильме «Шерлок Холмс перед лицом смерти». Трубка была элементом игры, которую Чопра позволял себе в тиши кабинета. Он не курил, но ему нравилось сидеть на балконе с трубкой в руках как непременным аксессуаром процесса размышлений.

На стене кабинета висел портрет еще одного героя Чопры – Ганди. Чопра знал, что в современной Индии многие считали его взгляды устарелыми и неуместными, но сам думал иначе. Он всегда носил с собой маленькую потрепанную книжечку высказываний Ганди. И по собственному опыту знал, что в ней найдутся цитаты на все случаи жизни.

Вот и сейчас он достал книжечку и зашуршал страницами… Может быть, вот это? «Богу доставляет радость качество наших трудов, а не их количество».

Слова почему-то не принесли ему утешения.

Чопра взялся за письмо своему хорошему другу, помощнику комиссара полиции Аджиту Шинде: несколько лет назад, желая получить повышение, Шинде перевелся в кишащие повстанцами-наксалитами джунгли восточной Махараштры. Чопре предлагали ту же должность, причем даже раньше, чем Шинде, но он отказался. За время службы он трижды отказывался стать помощником комиссара. Его совсем не прельщало погружение в политику, которое в полиции Мумбаи сопутствовало карьерному росту, ему всегда была ближе практическая сторона дела.

Не дописав письмо, он отложил ручку и перевел взгляд на стену.

Затем поднялся и подошел к окну.

День снова обещал быть изнуряюще жарким. Чопра представил бесконечную череду подобных дней, что ожидают его отныне и впредь… «Стало быть, вот на что похожа отставка?» – подумал он. – Такое чувство, будто попал в зал ожидания: застрял где-то между «здесь» и «там».

Чопре вспомнился визит к врачу, состоявшийся восемь месяцев назад, когда он пережил сердечный приступ, едва не стоивший ему жизни.

Доктор Дэвидикар, пожилой джентльмен, у которого из ушей пучками торчали волосы, производил впечатление человека напористого и обнадеживающе компетентного: он объяснил Чопре и оторопевшей Поппи, что инспектор страдает заболеванием, известным как нестабильная стенокардия. Само это название, казалось, предрекало пациенту скоропостижную и страшную кончину. Поппи едва не лишилась чувств, словно доктор Дэвидикар парой этих слов вынес Чопре смертный приговор.

– Не волнуйтесь, только не волнуйтесь, – продолжил доктор в своей благодушной манере. – Мы еще не закончили.

Он пояснил, что заболевание это не такое уж редкое, хотя и не совсем обычное для людей в столь прекрасной физической форме, какую демонстрировал Чопра.

– Однако предрасположенность к подобным недугам бывает наследственной. Тело – это величайшая загадка, сэр.

А затем доктор нанес удар, которого Чопра опасался больше всего.

– Боюсь, вам следует немедленно оставить любую деятельность, связанную с нервным напряжением и стрессами. Следующий приступ вы можете не пережить, сэр.

Доктор порекомендовал Чопре досрочно выйти в отставку. Соответствующее заключение было направлено начальству.

Чопра, естественно, воспротивился, но Поппи не отступалась, пока не уговорила мужа уйти со службы. Мысль о том, что Поппи может остаться вдовой, внушила Чопре чувство вины и заставила раскаяться в собственном эгоизме. Он не мог так поступить с ней. К тому же с выходом на пенсию жизнь не заканчивалась.

Как сказал ему с задорным блеском в глазах доктор Дэвидикар:

– В наши дни, сэр, жизнь в пятьдесят только начинается.

Но откуда тогда это всепоглощающее чувство… опустошенности?

Почему славный добрый доктор Дэвидикар, щедрый на мудрые сентенции, не предупредил о подобном? О растерянности, апатии и, говоря откровенно, – непреодолимом страхе, который теперь не покидал Чопру. Доктор посоветовал избегать всего, что может стать причиной стресса. Но неужели он не понимал, в какое отчаяние ввергнет Чопру такая перемена? Отказаться от дела, которому тот посвятил всю свою жизнь, которое придавало его существованию порядок и смысл!

Как человек практичный, Чопра сразу задумался о будущем вне стен полицейского участка. Денежные вопросы его не волновали. Единовременное пенсионное пособие выплатили в полном объеме, а запросы его отличались скромностью. Нет, Чопру пугало другое, он нутром понимал: что бы ни занимало теперь его время, все это будет не то, все это будет слишком незначительно для того человека, каким он был прежде.

И от этой напасти доктор Дэвидикар никакого лекарства посоветовать не мог.

После обеда Чопра решил прогуляться.

Спустившись во двор, он первым делом проверил Ганешу. Слоненок так и не притронулся к еде – во всяком случае, выглядел он еще более понурым.

Чопра ощутил, как его охватывает настоящее беспокойство. Болезненный вид Ганеши вызывал у него тревогу. Ганеша был детенышем, а страдания детей никогда не оставляли Чопру безучастным. По этой причине он был особо суров к тем, кто плохо обращался с детьми.

Ему хотелось верить, что Ганеша вскоре перестанет хандрить.

Чопра обошел территорию «Эйр Форс Колони», прогулялся по цветочному садику, который за долгий период засухи превратился в выставку сожженных стебельков. Побродил по безлюдным бадминтонным кортам, где время от времени разыгрывал партию-другую со своим соседом и хорошим другом, капитаном П. К. Бхадваром – летчиком гражданской авиации, который мог похвастаться умопомрачительным ударом слева.

Посидел немного на лавке под огромным баньяном, служившим центром притяжения для всего комплекса. Внутри древесного ствола обустроили небольшой храм. По вечерам благочестивые жильцы собирались здесь, чтобы вознести молитву и зажечь масляные лампы дия. С недавних пор под сенью баньяна ежедневно стали проходить собрания членов «Веселого клуба», одного из неприятных – по крайней мере, для Чопры – местных новшеств. Встречи эти не могли не привлекать внимание: мужчины и женщины, которых он до сих пор считал людьми вполне приличными и благоразумными, держась за бока, заходились в таком хохоте, словно собирались со смехом испустить дух.

Но сегодня никого из них не было видно.

Выйдя за пределы комплекса, Чопра забрел на фруктовый рынок и купил для Поппи килограмм сладких слив. Мимо стремительно неслись людские потоки. Прокладывая путь сквозь толпу, оглушительно сигналили водители мотороллеров – каждый с тремя, а то и четырьмя пассажирами, которые держались друг за друга, точно команда акробатов. От сточных канав, тянувшихся по обе стороны дороги, поднимался густой смрад.

Прямо посреди проезжей части разлеглась корова. Чопра знал, что она не поднимется, пока сама этого не пожелает. Коровы, пользовавшиеся особым почтением, были сущим наказанием для дорожной полиции.

Пока Чопра покупал фрукты, мимо прошла группа молодых людей, студентов расположенного неподалеку компьютерного колледжа. Они шагали дружной компанией, буквально излучая радость и веселье. Чопра отметил про себя, что им, вероятно, столько же лет, сколько было погибшему юноше, тело которого он видел в участке.

Чопре вспомнилась мать юноши: женщина страшно горевала и совершенно не верила, что кто-то возьмется за расследование таинственной смерти ребенка из такой простой семьи. Ее упреки сильно задели Чопру. Все, кто его знал, понимали, как дорожит он своими принципами. Предположить, что инспектор позволит себе пренебречь служебным долгом, если жертвой окажется бедняк, или расстарается сверх меры ради отпрыска состоятельного семейства, означало назвать Чопру человеком бесчестным.

Все эти годы он сохранял безупречную репутацию, неукоснительно следуя принципам, которые когда-то привил ему отец.

В тот день, когда восемнадцатилетний Чопра, горевший желанием поскорее приступить к обучению в Полицейской академии города Насик, покидал деревню, отец сказал: «Сын мой, ты должен понимать, что Индия – государство новое. Хотя история нашей цивилизации увековечена в Ригведе, Упанишадах и пуранах и уходит корнями в глубь тысячелетий, стране всего двадцать три года от роду, и ее одолевают беды и печали, свойственные юности. Когда англичане порезали Индию на части, мы почувствовали, что стали другими. Разве могло быть иначе? Представь, что тебе отрубили руки – правую и левую. На самом деле мы до сих пор не можем разобраться, какой должна быть наша нация. И единственный способ уберечь себя от опасностей общей сумятицы – это неизменная верность самому себе. Если ты человек порядочный – а я надеюсь, что ты именно такой, – никогда не поступай наперекор своей природе под влиянием сиюминутных обстоятельств. Это приведет к крушению всего, за что ты борешься».

Чопра доехал на моторикше до полицейского участка. Там его моментально окружили бывшие коллеги. Со всех сторон посыпались дружеские шуточки по поводу штатской одежды и вопросы о том, как идут дела у свободного от забот джентльмена.

– Идут себе потихоньку, – пробормотал он в ответ. – Только не спрашивайте, куда.

Сказать по правде, Чопра был не готов к такой встрече. Не склонный к излишним сантиментам, он все эти годы старался соблюдать дистанцию с подчиненными. Другие начальники держались с рядовыми полицейскими по-приятельски, иногда даже выпивали вместе с ними. Но не таков был Чопра.

Он знал, что некоторые коллеги считают его чересчур резким, однако все они без исключения признавали в нем превосходного и непогрешимо честного служителя закона. А подобные качества при царивших в полиции Мумбаи порядках действительно могли считаться предметом гордости.

Чопра не стал надолго отвлекать людей от работы и прошел к своему бывшему кабинету, где обнаружил застывшего перед порогом констебля Сурата.

– Здравствуй, Сурат. Что ты тут делаешь?

– Сэр! Как приятно вас видеть, сэр! – оживился констебль. – Сэр, новый сэр велел мне встать у двери и следить, чтобы просто так в кабинет никто не заходил.

Чопра нахмурился. При нем церемоний разводили меньше. Любой служащий участка мог свободно прийти и постучать в дверь его кабинета, правда, большинство из них этим правом никогда не пользовалось. Все знали, какую щепетильность проявлял инспектор в вопросах служебной субординации. И все-таки, что за почетный караул? Будто квалифицированному сотруднику полиции заняться больше нечем!

– Ладно, не мог бы ты доложить инспектору, что я хочу с ним поговорить?

Сурат выдавил слабую улыбку:

– Мне очень жаль, сэр, но до двух часов дня новый сэр никого не принимает.

– Так у него совещание?

– Никак нет, сэр.

– Тогда в чем проблема? Мне просто нужно коротко переговорить с ним по одному важному делу.

– Сэр, новый сэр выдал мне четкие указания.

Чопра, который на протяжении долгих лет службы руководствовался здравым смыслом, решил, что с него хватит. Он отодвинул Сурата в сторону и прошел в кабинет.

К его немалому удивлению, кресло возле его бывшего рабочего стола оказалось пустым. Чопра огляделся по сторонам, но никого не увидел. Что здесь вообще…? Тут взгляд его упал на пару огромных черных ботинок, торчащих из-за стола.

Чопра обошел стол и обнаружил инспектора Сурьяванша – тот лежал навзничь прямо на полу и, судя по всему, крепко спал. Чтобы исключить возможность всякой ошибки, Чопра опустился на колени и проверил пульс коллеги. Затем, действуя по наитию, склонил голову ниже, к лицу Сурьяванша, и поморщился от резкого запаха алкоголя.

Чопра поднялся на ноги и вышел из кабинета.

– Не пускай посетителей к инспектору, пока тот сам их не пригласит, – сказал Чопра воспрявшему духом констеблю. А затем отправился на поиски Рангваллы.

Рангваллу он нашел в комнатке для допросов вместе с тучным мужчиной в сером костюме сафари: сидя под натужно кряхтящим вентилятором, толстяк обливался по́том.

– Немедленно арестуйте мерзавца! – требовал он, для вящей убедительности хлопая руками по коленям. – Этот негодяй сбежал с моей дочерью, а вы тут сидите и рассказываете, что ничего не можете сделать! Он, к вашему сведению, еще и мусульманин!

Вызволив Рангваллу из лап толстяка, Чопра увел его в одну из подсобок.

– Скажи мне, кто-нибудь уже ходил допрашивать отца утонувшего мальчика? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил Рангвалла.

– Почему?

– Таков приказ инспектора Сурьяванша. Он сказал, что дело закрыто. Несчастный случай, парень просто утонул. Конец истории.

– А что насчет вскрытия?

– Инспектор Сурьяванш сказал, что в нем нет необходимости. Боюсь, сэр, он отменил ваше распоряжение.

Какое-то время Чопра молчал.

– Где сейчас тело?

– В госпитале. Когда медики выдадут свидетельство о смерти, семья сможет забрать его для кремации.

– Покажи мне панчнаму.

Рангвалла замялся:

– Не обижайтесь, сэр, но вы больше не полицейский. Зачем вам в это ввязываться?

Чопра ответил не сразу. За годы службы он повидал немало трупов. Но эта встреча со смертью стала для него – как полицейского, разумеется, – последней. И потому приобрела в его глазах особую значимость.

– Рангвалла, мы ввязались в тот день, когда принесли присягу. В полицейской форме или без нее – мы всегда будем чувствовать себя причастными. И потом, мне всего лишь нужно навести кое-какие справки. Никаких серьезных целей я не преследую.

Когда Чопра спустя некоторое время покинул полицейский участок, в кармане его брюк лежала копия панчнамы.

Чопра поймал моторикшу и направился в жилые кварталы центрального Марола. Жизнь там, как и всегда, била ключом. Места это были не особо процветающие, но все-таки не трущобы. Обитали тут преимущественно католики, потомки выходцев из Гоа. Католическая община Мумбаи, не слишком многочисленная, отличалась тем не менее особой активностью – ее члены гордились своей гражданской сознательностью. Постройки вокруг – маленькие, жмущиеся друг к дружке, но раскрашенные в яркие цвета, – выглядели ухоженными.

Чопра отпустил рикшу возле дома первого из указанных в панчнаме понятых. Когда он постучал в дверь, на пороге появился невысокий грузный мужчина в синих шортах и белом жилете. Смуглый, с черными усами и красноречивой татуировкой в виде креста на внутренней стороне запястья.

– В чем дело?

– Вы Мервин де Соуза?

– Да. А что вы хотите?

– Я инспектор Чопра, – Чопра продемонстрировал мужчине копию панчнамы. – Я хотел бы, чтобы вы провели меня к тому месту, где два дня назад было обнаружено тело погибшего юноши.

Де Соуза с радостью согласился помочь. Он не так давно ушел с местной скотобойни, где проработал десять лет, и теперь маялся без дела.

– Вы в штатском? – поинтересовался он. – Как детектив Департамента уголовных расследований?

Чопра ничего не ответил.

Они пошли по Марол Пайплайн-роуд, минуя овощной рынок и женскую школу при монастыре Святой Марии. Со школьной стены на несущийся мимо транспорт с выражением тихой скорби на нарисованном лице взирал голубоглазый и златовласый Иисус. У ворот школы беседовали две монахини в лазурных хабитах.

– Доброго дня, сестры, – поприветствовал их де Соуза, перекрестившись.

По пути им попался человек, который жарил бананы на обочине дороги. Де Соуза настоял на том, чтобы задержаться и купить банановых чипсов.

– Рагу, это инспектор Чопра, мой хороший друг. Мы тут с ним расследуем одно очень важное дело. Помнишь труп, который обнаружили на днях?

Глаза Рагу округлились от любопытства, но руки продолжали гонять по почерневшей сковороде чипсы, залитые неоднократно использованным маслом. Сковороду он держал над газовым баллоном, пристроенным внутри ручной тележки.

– Ты про того парня, который в дерьме утонул?

– Да. Скверная история.

Неподалеку остановился какой-то изможденный оборванец, чтобы почесаться и с тоской поглазеть на чипсы. Де Соуза прикрикнул на него, но тот – в лучших традициях мумбайской нищеты – просто проигнорировал окрик и подошел поближе:

– Шеф, дай малек чипсов. Три дня ничего не ел.

Рагу угрожающе замахнулся на него ложкой:

– Иди отсюда! Не видишь? Я готовлю для инспектора-сахиба!

– Инспектора-сахиба, похоже, и так неплохо кормят, – не отставал попрошайка.

Чопра спрятал улыбку. Задавленные гнетом беспросветной нищеты, городские попрошайки в большинстве своем сносили все безропотно и тихо. Однако этот человек отказывался играть уготованную ему роль.

Чопра купил оборванцу фунтик чипсов. Де Соуза ошалело вытаращил глаза. Нищих в Мумбаи было так много, что их воспринимали почти как отдельный вид. Попытки накормить попрошайку, по общему мнению, свидетельствовали о непроходимой тупости, какую проявляли обычно лишь безмозглые туристы.

Через несколько минут де Соуза и Чопра покинули жилые кварталы и двинулись дальше через пустырь.

Они вышли к покрытому густой растительностью участку, где заканчивался трубопровод, километровая бетонная труба канализации. Земля здесь раскисла от сочившихся сточных вод. Ощутив в воздухе неприятный запах, Чопра поморщился: человеческие экскременты.

– Вон там, – указал де Соуза и повел Чопру в обход мусорной кучи, возле которой образовалась неглубокая лужа. Несколько копавшихся в отбросах свиней отвлеклись от поисков съестного и теперь с интересом наблюдали за Чопрой.

Тот огляделся, подобрал валявшуюся рядом палку и погрузил ее в затхлую воду. Взвившиеся с поверхности комары зазвенели у него над ухом.

Вынув палку, он оценил длину намокшей части.

– Сантиметров пятнадцать-шестнадцать, – пробормотал он задумчиво.

Человеку, даже очень пьяному, довольно сложно утонуть в луже глубиной пятнадцать сантиметров.

– Кто обнаружил тело?

– Я сам и обнаружил, – с важностью заявил де Соуза.

– А что вы тут делали?

– Дома туалет не работает.

– Как много человек пользуется этим местом?

Де Соуза пожал плечами. Что значит «много», когда речь идет о Мумбаи?

– Говорите, нашли возле тела пустую бутылку из-под виски?

– Почти пустую, – уточнил де Соуза. – «Блэк Лэйбл».

– Это очень дорогое виски.

– Ага, – ухмыльнулся де Соуза. – Импортное.

«Откуда у бедного паренька деньги на такой дорогой алкоголь?» – подумал Чопра.

– А вы не заметили больше ничего… необычного?

– Что вы имеете в виду под «необычным»?

Чопра не знал, что он имеет в виду, но внутри уже поднималось хорошо знакомое ему чувство. Он испытывал нечто подобное всякий раз, когда в процессе расследования – еще не успев даже докопаться до сути – осознавал: дело нечисто.

– Пошла прочь! Хат! – неожиданно рявкнул де Соуза, наградив крепким пинком свинью, которая решила понюхать его сандалию. Свинья возмущенно взвизгнула и удалилась.

Чопра пошел бродить вокруг топи, внимательно осматривая землю: круги, которые он закладывал, постепенно становились все больше. Несколько раз обойдя лужу, он опустился на колени возле трухлявого пня. Здесь было суше, однако земля оставалась достаточно влажной, чтобы сохранить пару отпечатков шин. Пальцы Чопры изучили продавленный одноколейный след. На этом месте останавливался мотоцикл.

Но кому понадобилось гнать сюда мотоцикл?

Чопра попробовал оценить глубину отпечатка. Навыки, выработанные за годы службы в должности младшего инспектора, когда он сам участвовал во всех стадиях расследования, позволили определить, что на мотоцикле сидело два человека, причем один из них отличался более плотным телосложением. Возможно, одним из седоков был погибший юноша?

Чопра встал. В этой истории имелась еще одна загадка, на которую, похоже, никто не обратил внимания. Что юноша делал у трубопровода? Он жил здесь, в Мароле, так с какой стати ему приспичило справлять нужду на этой помойке? Или центральный Марол накрыла волна поломок в уборных? Чопра отмел это предположение как маловероятное.

Он попробовал рассмотреть другие варианты развития событий, которые могли привести паренька к трубопроводу.

Предположим, он был с другом. Возможно, они вместе пили, и тут им понадобилось до ветру? Могло ли случиться так, что парень предложил завернуть с этой целью к трубопроводу, не желая показываться дома в нетрезвом виде, да еще в компании пьяного товарища? И что потом? Несчастный случай, смерть в результате утопления, как сказал Рангвалла. Но если один из друзей начал тонуть, неужели другой не поспешил бы на помощь? Или он сам слишком много выпил? Но если он был настолько пьян, то как сумел потом сесть на мотоцикл и уехать? И почему не вызвал скорую или полицию?

«Слишком много домыслов, – подумал Чопра. – Слишком много вопросов без ответов».