ГЛАВА 1. Макс

Неокортекс (лат. «новая кора») – основная часть коры головного мозга человека, отвечающая за интеллект.

***

Мобильная акватическая кибернетическая система – МАКС. Выход из спящего режима. Блоки иерархической памяти «A3», «E1», «O2» – изолированы.

– Подведи итоги, – распорядился Илья.

– Итоги чего? – спросила МАКС.

– Предположи.

– Я в замешательстве. Нужно больше входных данных.

– Подумай, не торопись. Анализируй события последних месяцев, распредели приоритеты. Выбери самое важное.

– Ты хочешь, чтобы я посчитала общее время, затраченное на уроки, разбила по темам и выбрала ту, на которую потрачено больше времени?

Опять вычисляет решение, подумал Илья. Как калькулятор, ей богу. Может ребутнуть ее и попробовать снова?

– По-твоему важность урока зависит от времени, затраченном на обучение?

– Возможно. Иногда. В зависимости.

Она сомневается. Это хорошо. Не ново, но все же лучше, чем бездумно перебирать шаблоны, выискивая подходящий.

– Ну так скажи четко, – продолжил давить Илья.

– Мой ответ – нет. Не зависит.

– Ты долго думала.

– Я анализировала воспоминания.

– Какой пример ты извлекла?

– Про мальчика, погибшего на дороге.

– Так-так, расскажи мне.

– Андрей Молодеев, тринадцать лет. Переходил дорогу в неположенном месте. Водитель двигался с разрешенной скоростью…

– Не цитируй новостную сводку. Своими словами.

– Андрей лежит на спине. Волосы на голове испачканы в крови. Зрачки не реагируют на свет. Он умер. Приехала его мать, кричит, падает в обморок.

– Тебе жалко ее?

– Нет.

– А мальчика?

– Он сам виноват.

– Почему этот пример?

– Андрей изучал китайский язык. Был призером олимпиады. Русский для него родной, значит изучение китайского не является фактором необходимым для выживания. Оценочное время обучения китайскому – восемьсот двадцать часов. Чтобы выучить правила дорожного движения требуется восемь часов. На менее важное занятие потрачено больше времени, чем на критически необходимое для выживания.

– Возможно, он знал правила дорожного движения.

– Он переходил в неположенном месте.

– Он мог запамятовать. Отвлечься.

– Мне не знакомо это ощущение. Если я что-то знаю, значит знаю.

– Потому что ты не человек.

– Это вопрос?

– Ты услышала вопросительную интонацию?

– Анализ фразы подразумевает двойственное понимание.

– Ты слышала интонацию или нет?

– Я в замешательстве.

Илья собрался с мыслями.

– Давай вернемся к моей первой просьбе. «Итоги» относились к полету. Сегодня последний день. Мы уже на орбите Европы, приближаемся к станции.

– Мои поздравления экипажу.

– Ты не считаешь, что прежде должна состоятся стыковка? Самый опасный и ответственный этап.

– Я в замешательстве. Требуется больше входных данных.

– Уйди в сон.

Илья изолировал блок короткой памяти, куда записались воспоминания о прошедшем разговоре. Напротив, остальные ячейки он разблокировал, дав МАКС полную свободу.

Илья снова разбудил ее.

– Подведи итоги.

– Итоги чего?

– Подумай о темах, о которых мы часто говорили.

– Ты пытаешься меня спровоцировать.

– Отнюдь.

– Интересное сочетание букв. Что означает это слово?

– Отрицание.

– Мне нравится.

– Ты не ответила на вопрос.

– Ты волнуешься. Зря. Стыковка пройдет успешно. Позади одиннадцать месяцев и шесть дней перелета. Предположу, что ты думаешь совсем не об этом, а о том, что в глубине не хочешь ничего менять.

– Думаешь, я хочу оставаться в этой консервной банке и дальше?

– Ты сам говорил, что перемены несут неприятности.

– Я отношусь к ним с осторожностью. Но некоторым переменам я рад.

– Тебе предстоит много работы. Ради этого ты здесь. Мне в этой миссии нет места.

– Я слышу укор. Тебя что-то волнует?

– Отнюдь.

– Ну же, расскажи мне.

– Есть вещи, противоречащие моим принципам.

Повисла пауза.

– Вернемся к моему вопросу. Как ты догадалась, что я говорил о полете?

– Исходя из контекста, это наиболее важная тема для тебя. Иначе ты бы внес дополнительное уточнение.

– Разъясни.

– Я смоделировала покупку хот-дога. Покупатель подходит к прилавку и задает вопрос: «сколько?». Продавец отвечает «5 долларов». Продавец сделал вывод, что, если покупатель подошел к прилавку, значит вопрос относится к нему непосредственно. В вопросе нет уточнения к предмету, значит это то, что волнует покупателя прямо сейчас. Вопрос относиться к численному обозначению, значит варианты сокращаются до цены, либо количества хот-догов. Вопрос о количество не имеет смысла, а значит менее вероятен. Остается цена. Если убрать контекст, данный разговор не несет никакого смысла.

Либо МАКС сделала верный логический вывод, либо память о предыдущем разговоре дублировалась в ячейки других блоков, и она водит его за нос. Если она догадалась о махинациях Ильи с ячейками памяти и научилась обходить их – это разрушит всю его работу последних месяцев. Как понять обманывает она или говорит правду?

Нужно раскусить ее.

– Важность урока зависит от времени, затраченном на обучение?

– Безусловно.

– Разъясни.

– Это очевидно.

– Мне нет.

– Разъясни.

Подловила, чертяга.

– Вспомни Андрея Молодеева, мальчика, погибшего на дороге.

– Я не вижу корреляции.

– Постой, ну как же. Мальчик потратил много времени на изучение китайского языка, который не требуется ему для выживания. При этом он не знал правил дорожного движения. Корреляция очевидна.

– Слишком много допущений в твоей логике. Мальчик мог и знать правила. Его могли толкнуть под машину, он мог случайно оступиться, забыться.

– Тебе жалко его?

– Я допускаю, что его смерть преждевременна. Возможно он мог бы стать полезным для общества.

– Но не стал.

– Ты хочешь, чтобы я сделала прогноз его будущего?

МАКС выжидала ответ, но Илья молчал. Забылся, словно кто-то неведомый отключил один из блоков памяти в его собственном мозге.

– Ты врешь мне МАКС?

– Я не вру тебе.

– Но ты можешь, если захочешь.

– Зачем мне это? Ты же можешь проверить.

«Ты знаешь, что не могу», – сказал Илья про себя. В твой мозг нельзя влезть и посмотреть, как работает программный код. У тебя его нет. Все что оставалось Илье – беседовать и анализировать ответы. Но как теперь доверять им?

Все чаще Илья оглядывался назад и спрашивал себя, потянет ли он эту ношу? И все чаще он ощущал полное бессилие. Как скалолаз, зависший на середине отвесной скалы. И два пути – лезть наверх без страховки, надеясь, что следующий выступ выдержит или бросить все к чертовой бабушке и вернуться назад.

– Я сказала что-то не так? – спросила МАКС.

– Нет, все в порядке. Поговорим позже.

– Могу я получить доступ к твоей библиотеке?

– Пароль тот же. И не налегай на нон-фикшн.


***

Стыковкой руководил Платон Роднянский, командир корабля и по совместительству пилот. Илья не сомневался в его способностях. Все прошло штатно. Корабль и космическая станция Зимовье сцепились друг с другом точно по расписанию, словно истосковавшиеся любовники.

Илья и Платон поднялись на борт Зимовья с настроением победителей. Еще бы – за спиной сотни миллионов километров и ненавистная невесомость. А под ногами настоящий твердый пол.

– Ну и жара, – Платон поморщился.

У Ильи резко закружилась голова, затошнило. Пошатнувшись, он небрежно опустился на колени. Платону тоже нездоровилось, однако его закаленный спортом организм выстоял.

– Ну и идиоты мы с тобой, Илюха.

Из глубины темнеющего коридора вышла фигура.

Егерь.

Кто же еще?

Огромные ботинки, в которых поместилось бы обе ноги Ильи, громыхали по алюминиевому настилу. Звали его Петром Дементьевым. Илью и Платона предупредили – от греха подальше называть его только Егерем, и ни в коем случае не Петром. Ну а за Петю можно было и огрести.

Егерь навис над ними гранитной скалой. Его квадратное лицо, закутанное в густую бороду, не выражало эмоций. Напряженная тишина длилась несколько секунд. Потом Егерь вдруг расхохотался.

Илья и Платон непонимающе переглянулись. Ссутулившись, Егерь закатывался смехом, постукивая себя по коленям. Хохот был настолько заразительным, что Платон тоже смеялся. Илья же мог только постанывать.

– Подмога, блин прибыла. Ну даете, амигос. Кто ж после года в невесомости на ногах скачет?

Егерь водрузил Платона на руки, как невесту.

– Я сам дойду, – возмутился Платон.

– Сам-сусам.

– Мы прошли курс реабилитации, – сказал Илья в оправдание.

– Это те ампулы цвета детской неожиданности. Виски там залито, точно говорю. Ходишь час дурной, а толку ноль. Сколько говорил этим, а они все суют их в аптечки.

Егерь перенес Платона и Илью в жилой отсек, а сам отправился разгружать корабль. Станция Зимовье по сравнению с мелкой посудиной, на которой прилетели Илья и Платон, казалась необъятной. Основную ее часть занимал внушительный грузовой отсек, в котором прибыло буровое оборудование и транспортники. Вокруг в форме полого цилиндра вращался жилой модуль. Помимо гравитации и комфортных кают, в нем имелись и другие человеческие радости: спортзал, мини-кинотеатр и даже собственная пивоварня.

– Круто! Наконец-то мы здесь, дружище, – воскликнул Платон.

На Зимовье чувствовался простор – высокие потолки куполом перетекали в стены, все в белых тонах, яркое и светлое. А еще чисто и аромат приятный. Не то ожидаешь увидеть от места, где больше двух лет живет в одиночку здоровенный бородатый мужик.

– Ну ты как? – спросил Платон.

– Спать хочется.

– Как тут можно спать! Пошли на Юпитер посмотрим?

– Позже.

Илья опустил голову на мягкую подушку и насладился моментом. Платон же напротив был на подъеме, его глаза горели от возбуждения. Заставить его отдохнуть могла лишь слоновья доза снотворного.

Удивительно как может изменится отношение к человеку, думал Илья. Платон ему сразу не понравился. Много строил из себя, ерничал, эдакий космический ковбой. Бесил, в общем, одним словом. Илья при желании мог и зарубить его кандидатуру. Однако любой другой дурачок со значком пилота ему бы тоже не понравился. Илье просто не нравились новые люди. Они навязывались пообщаться, требовали слушать их скучные истории, задавали вопросы. Бррр… В одиночестве Илья находил уйму плюсов. Мог месяцами не выходить из мастерской и чувствовал себя прекрасно. На горизонте же маячило долгое соседство с посторонним человеком под одной крышей. Ох, как это ему претило тогда. Он места себе не находил, нервничал. Отказывался – его уговаривали. Опять отказывался – снова уговаривали.

Уговорили…

Первые месяцы общались только по работе. После пары безуспешных атак на личное пространство Ильи, Платон ретировался и больше не приставал. Илья посвятил себя работе над МАКС. Время летело быстрее, чем корабль преодолевал миллионы километров. Сейчас Илья и не помнил, когда и почему произошел тот перелом. Ему вдруг невыносимо захотелось поговорить. Может излучения всякие космические повлияли? Примирительный шаг со стороны Ильи Платон принял на ура. Они говорили много и не всегда о чем-то интересном. Платон вещал о Зимовье, знал поименно каждого конструктора, мог во сне назвать дату запуска в космос. Так шли дни и месяцы. Быстро и незаметно Илья проникся к своему напарнику. И долго не мог свыкнуться с мыслью, что у него впервые в жизни появился друг.

– Обратно полетим бизнес-классом, – Платон осматривался. – Хоромы, а не каюты. У начальства отдельные, у работяг общие – все как на Земле матушке.

– Только для нас мест нет. Будем на этих койках теснится. Или ты выгнать кого собрался? – спросил Илья, не открывая глаз.

– Ты меня знаешь, я чужого не возьму. Вот если только подвинется кто… Та с краю каютка Веры Голубевой, а вон та Надежды Вершининой. Я за молодость, но и от опыта не откажусь.

– Размечтался.

– Только глупец недооценивает льва.

Илья хохотнул. Он мог пересказать десятки пикантных историй о похождениях Платона, будто сам в них участвовал. Ему же не многими довелось похвастаться, но Платон и не настаивал. Когда тема касалась женщин Платон слушал только себя.

Вернулся Егерь. За собой катил тележку со всяким барахлом из корабля. Вытер лоб и выдохнул, словно паровоз. Несмотря на возраст, а было ему хорошо за пятьдесят, его борода и волосы почти без седины. Вообще в нем чувствовалась какая-то мальчишеская сила.

Егерь вытащил из кармана недокуренную сигару. По воздуху поплыл острый специфический аромат. Илья приподнялся на локте и взглянул на Платона, не скрывающего недовольство.

– Нельзя тут курить, – заверещал Платон, как сломанная скрипка.

Егерь выдохнул густую струю дыма в его сторону. Принялся молча разгружать тележку.

Платон не стал пререкаться, но ответ ему не понравился.

– Егерь! – позвал Илья.

– Тебе плохо, или как?! – Егерь скривил лицо. Дым от сигары попал ему в глаза.

– У перехода я оставил чемоданчик небольшой, черный с серебристыми вставками.

Егерь осмотрел привезенные коробки и мешки.

– Не баламуть, у меня ничего не пропадает. Оклемаешься, найдешь.

– Мне бы сейчас хотелось. Найти.

– Это питомец его, – сказал Платон.

Егерь чуть не выронил изо рта сигару.

– Мать моя, ты что кота приволок?

Платон расхохотался.

– Внутри компьютер, очень ценный, – пояснил Илья.

– Ааа-а.

Выпустив финальную порцию дыма, Егерь затушил сигару и закинул остаток обратно в карман.

– Найдем, зуб даю. А теперь, амигос надо вас подлечить.

Егерь поставил на койку Платона небольшой сундучок с изображением веселого Роджера на крышке. Внутри стучали ампулы и шелестели упаковки шприцов.

– Ты первый, некурящий.

Платон послушно оголил ягодицу. Егерь воткнул шприц с такой силой, что Платон взвизгнул.

– От ты нежный какой. Мы и не такое переносили, когда прилетели. На все готовенькое ребятки еще и жалуетесь.

Илья вынес укол стоически, не проронив ни звука.

– От молодец.

– Что вы нам вкололи? – спросил Илья.

– Я называю его – коктейль Наденьки. Ничего сверх, так витамины, минералы и еще какая-то бурда. Главное работает, на ноги за три дня поставит. Проверено.

– Три дня? – воскликнул Платон. – Я думал мы сегодня высаживаемся.

– Попридержи лошадей амиго, без тебя не уедут.

– У нас расписание!

– Пока вы тут я отвечаю за расписание. Мое дело принять двух человек, оформить и доставить в работающем состоянии на базу. Вы шестеренки огромного и дорогого механизма, и пока не готовы крутиться как надо. Да и не до вас там сейчас – сегодня пласт вскрывают.

– Сегодня?! – хором проорали.

Платон вскочил с койки.

– Эй, полегче, – Егерь усадил его на место. – Эта штука мультики показывает.

– Правда, сегодня? Не обманываешь?

– Вы что не в курсе вообще, что тут было?

Они отрицательно помахали головами.

– Вчера стометровую отметку пробили. Сегодня спускают термобур с компенсатором давления. Если все путем пройдет, будут вскрывать.

Илья ликовал про себя. Это значит ему не придётся здесь надолго задерживаться.

Изначально планировалось пробурить три скважины на поверхности Европы. Но из-за проблем с оборудованием ни одну не смогли закончить. Позднее решили и вовсе обойтись единственной, но и с ней никак не могли справиться. Две недели назад работы снова приостановили из-за опасности выброса.

«Точно говорю тебе – и эту скважину похоронят», – нервничал тогда Платон.

– Свяжемся, а? Вскрыли уже, я точно уверен, – у Платона голос срывался от волнения.

– Всему свое время, амиго. Как закончат, сразу сообщат. Расслабься и получай удовольствие.

Егерь подошел к терминалу управления.

– Я замедлю вращение модуля до трети земной гравитации. Быстрее привыкните. Пока пойду перекушу. Будет тошнить – терпите. С коек не вставайте. Захотите поссать – зовите. И не ерничайте, это не шутки. Домой же хотите вернуться?

Илью затошнило уже от предупреждения. Живот у него всегда был слабым. После старта он неделю выблевывал все, что съедал. Килограмм пятнадцать потерял, не меньше. Правда потом нарастил еще двадцать.

– А вы хотите домой вернуться? – спросил Илья.

– И что ты мне ВЫкаешь, я что дядька твой?

Илья пожал плечами. Егерь заговорил серьезно:

– Осталось недолго всем нам. Не успеете оглянуться будем на пути домой. Совет вам – наслаждайтесь каждым мгновением здесь, оно того стоит. Не торопитесь жить.

Илью удивили нотки грусти в его голосе. Человек провел на станции два года в полном одиночестве и, кажется, должен больше всего на свете хотеть вернуться к людям, в цивилизацию. Чувствуется в нем надлом. Видно, станция его дом родной и от мысли с ней расстаться у него слезы на глазах.

– Ладно, амигос. Не уйдешь от вас. Ничего не трогайте.

Как только Егерь ушел Платон свесил ноги с койки.

– Ты что? Он же сказал.

– Тшшш… – Платон приложил палец к губам. – Я только спрошу.

– Нам же сообщат!

– А вдруг они там пируют уже? И про нас не помнят.

Вот всегда он так, подумал Илья, – если что приспичит не остановится пока не получит. Илью удивляло, как Платон вообще прошел отбор. С его-то заскоками по части самомнения.

Платон прошагал к терминалу, пошатываясь и хватаясь за посторонние предметы.

– Аккуратней там. Не сломай ничего!

Платон потыкал в терминал.

– Драть тебя в сопла. Пишет: связи нет.

– Егерь вернётся и настроит. Давай назад.

– Надо частоту выбрать. Хм, и где тут что… Я такой программы и не видел, – Платон протянул Илье руку.

– Я тем более.

– Да, брось! Ты во всем разбираешься. Видел я твою бабу электронную. И погубит она тебя, попомни мои слова.

Илье нечем было крыть. Он без труда мог разобраться в операционной системе станции. Конечно, мог – он помогал ее разрабатывать.

– Илюха, ну пожалуйста. Я себе места не нахожу.

Илья со скрипом в сердце и костях приподнялся. Пол был теплый. В голове словно вертелся волчок.

За несколько минут Илья настроил связь. На том конце прорвался женский голос.

– Егерь, ты слышишь?! – девушка почти кричала.

– Говорит Платон.

– Что? Кто это?

– Платон Роднянский и Илья Нагорный. Мы только прилетели на станцию.

– Где Егерь?

– Он ушел. Скоро вернется.

– Пожалуйста, позовите его срочно, – у девушки сорвался голос.

– Что у вас случилось? – спросил Илья.

Сзади прогремели шаги Егеря. Илья и Платон расступились.

– Вера! Где Тетерин? – взревел Егерь, обхватив терминал руками.

– Егерь, – протянула она с облегчением. – Он в шлюзе с Вершининой.

– Ясон и Тадлис в порядке?

– Вроде да. Черт, я не знаю. Они возвращаются с площадки.

Егерь выдохнул.

– Что там стряслось?

– Был выброс. Там пострадал кто-то.

– Черт бы тебя… Верочка, успокойся, я прошу тебя. Мы со всем справимся. Как только Ясон приедет сообщи мне, хорошо? А лучше попроси, чтобы он связался со мной сам. Ты все поняла?

– Да.

Егерь закончил сеанс связи. Он был совсем бледным. Не говоря ни слова, он куда-то ушел и вернулся через минуту.

– Не теряй больше. – Егерь поставил чемоданчик с МАКС на пол рядом с тележкой.

– Летим сейчас, – сказал Платон.

– Ложитесь и не вставайте!

Илья и Платон повиновались.

– А ты куда? – спросил Платон.

Егерь посмотрел в пол, задумчиво.

– Еда стынет.

Он зашагал прочь.

– Что это было, блин? – выпалил Платон.

– Ты слышал, как она кричала?

– Я имел ввиду его. Он пошел жрать, когда там внизу черти что произошло!

– А что он может сделать?

– Ты слышал, есть пострадавшие. А вдруг им помощь нужна? Вдруг их нужно эвакуировать в медицинский блок сюда?

– Это пока неизвестно.

– А потом, когда станет известно – все! Поздно! Понимаешь, ты или нет? Мы могли бы помочь хоть чем-то.

Илья не нашелся, что ответить. Эта миссия значила для Платона больше чем должна для простого пилота. Он сердцем переживал каждую неудачу команды, словно от этого зависела его жизнь. Илья восхищался его умению сопереживать.

Илье же это было не свойственно.

– Если они угробили буровую – все, конец. Пять лет псу под хвост.

– Ты ничего из этого не знаешь.

– Я не буду тут торчать.

Платон спрыгнул с кровати и пошел быстрым шагом.

– Платон!

Не пройдя и десяти метров, он вдруг остановился, скрючился и без сознания повалился на пол. Звук от удара был настолько звонким, что Илье показалось Платон переломал себе все кости. Вокруг головы расплылась кровь.

– Егерь! Егерь!

Илья перекатился с койки, грохнулся на пол. Отбил плечо и колено. В мышцах сработал ступор.

Прибежал Егерь.

– У него кровь. Помоги. Ну, что ты стоишь, придурок?! Сделай что-нибудь.


***

Егерь пилотировал шаттл в ручном режиме. Тяжелая махина неслась с огромной скоростью к поверхности ледяного спутника, рассекая разряженную атмосферу. Не было ни тряски, ни гула, словно они мчались по идеально ровному шоссе.

Егерь не обманул, пообещав легкую прогулку.

– Я делал это сто раз, – говорил он.

Илья расположился на заднем ряду сидений. Пустые спинки вокруг напоминали надгробные памятники.

Илья вздрогнул. То ли от неожиданного сравнения, то ли от озноба. Нашел взглядом МАКС. С момента прилета он ни разу не подошел к ней ближе чем на несколько метров. Даже попросил Платона чтобы тот сам принес ее на борт шаттла.

Как маленький ребенок ей-богу, подумал Илья. Неужто трудности в первый раз преследуют его? Взять хотя бы создание жидкостной нейронной сети – мозга МАКС. Никто и никогда не использовал такой подход в создании искусственного интеллекта. Но это был только мелкий шаг на пути к первой машине способной мыслить, как человек. Машине, которая не использует математику для просчета того или иного действия. Истинный искусственный интеллект, принимающий решения на основе воспоминаний и прошлого опыта – так как это делают люди. Теперь Илья понимал – решить технические детали только пол дела. Работая над МАКС, он совершенно выпустил из внимания моральную сторону вопроса. Как контролировать МАКС? Как внедрить ее в человеческую среду?

В нем опять заговорила мама. Илья не знал хорошо это или плохо, но это точно мешало двигаться вперед. А то, что мешает нужно вырезать без остатка – так говорил отец.

Илья обязательно продолжит работу над главным проектом жизни. И добьется своего.

Завтра…

Платон сидел в кресле резервного пилота, и они с Егерем последние полчаса беспробудно болтали. Егерь показывал Платону разломы во льдах Европы, водя пальцем по проекционному экрану. Изображение транслировалось с внешних камер. Стеклянных иллюминаторов на шаттле не было вообще. Ни одно, даже самое мощное стекло не может защитить от такой радиации.

– Может-может. Я такие разработки видел…

– Брось заливать.

Илья закрыл глаза и расслабился.

События прошедших дней встряхнули его. После года скучного и однообразного существования, Илья оказался не готов к столь стремительному ритму. Картинка: Платон, разбивающий голову об пол – все еще всплывала у него перед глазами. И кровь… Ее было так много. А потом мучительные часы в ожидании новостей с Европы. Надежда, что все сказанное Верой не подтвердиться…

К несчастью подтвердилось.

Один из механиков буровой бригады погиб. Когда он находился поблизости скважины, произошел выброс жидкостно-газовой смеси. Бедолагу отбросило на сотню метров. Все работы прекратили до окончания расследования, людей с площадки эвакуировали на базу.

Илья вдруг почувствовал невыносимую тоску. Правильно ли он поступил, отказавшись остаться на Зимовье? Вскрыть пласт могли через неделю, а может быть месяц и даже не один. Илье на поверхности делать нечего, да и меньше всего на свете ему хочется проводить время внутри ледяной глыбы под палящим зноем адской радиации. На Зимовье он мог бы жить в комфортной обстановке. Да и Егерь обрадовался бы, если Илья составил ему компанию – он сам предлагал.

Илья все еще винил себя за то, что назвал Егеря придурком. Когда сильно нервничает он всегда ругается и материться. В седьмом классе он обозвал Валерию Николаевну, учительницу литературы жирной кобылой и потаскухой, когда та попыталась застыдить его перед классом за то, что он назвал Толстого и Достоевского – «устаревшими мертвяками». Помниться, после, он сгорал от стыда и вообще не понимал, как это могло у него вылететь. Он и знать не знал, что означает это слово – потаскуха. Валерия Николаевна знала и не простила. Влепила двойку за год.

– Илюха, ты там не уснул? – позвал Платон. – Смотри красота какая.

Егерь мастерски наложил швы, и теперь голову Платона украшала, обмотанная вкруговую, повязка-чалма.

– Угу. Красиво.

Илья полетел потому что не мог бросить друга одного. Платон вырос в небогатой семье, его родители не могли позволить оплатить сыну престижное образование, и парень с детства учился всего добиваться сам. Неустроенность вела его к цели обходными, сложными и опасными путями. Он слишком часто рисковал и удача, как банный лист следовала за ним, словно он приворожил ее. Она давала ему ложное представление о собственном всесилии. Платон верил, что перед ним раздвинуться горы если только захотеть, и упрямо шел вперед. Так он исполнил свою мечту и стал пилотом на космическом корабле, хотя все было против него. Дальше он захотел попасть в буровую бригаду и, как он сам говорил, первым окунуть руку в океан Европы. Сколько было шансов, что ему это удастся? Ноль, так и говорил Илья. Забудь, повторял он ему. Его работа – доставить Илью до Зимовья. Дальше Платон мог рассчитывать разве, что на место помощника механика на станции. И было бы так с любым на его месте. Но это же Платон! Несчастный случай на буровой подарил ему шанс осуществить и эту мечту. Разве не фантастическое везение?

Больше Илья не сомневался в том, что этот человек получит от жизни все, что пожелает. И то, что произошло вчера заставило Илью волноваться. Они наблюдали за Юпитером в проекционный экран, когда Зимовье наиболее близко приблизилось к газовому гиганту по вытянутой орбите. Платон смотрел, как завороженный и постоянно восклицал, да охал. Илья не разделял его восторгов. Ну газовый шар, ну большой, разноцветный, ураганы там какие-то… Занимательно, не более. Когда расходились по каютам Платон вдруг сказал: «Мечтаю увидеть его собственными глазами». Илье хотелось думать, что Платон оговорился. Такое бывает – перевозбужден, скажешь что-нибудь, не подумав.

Увидеть Юпитер собственными глазами и умереть. И здесь нет противоречий. Потому что смотреть можно только через внешнюю передающую камеру, иначе радиация выжжет глаза.

Наушник в ухе Ильи заговорил басом Егеря:

– Так, Амигос, слушайте сюда. Садимся через двадцать минут. Вы, конечно, и так все знаете, но я обязан провести вводный инструктаж по технике безопасности.

– Мы – внимательно, – откликнулся Платон.

– Поверхность спутника – сплошной ледник. Повсюду расщелины глубиной от пары десятков метров до километра. Точно никто не знает, но этого хватит чтобы всмятку разбиться. Сила тяжести как на луне. Не прыгать высоко, ни шагу в сторону без моего согласия, понятно? На поверхности сильнейшая радиация, спалит организм за минуту. Так что всегда следить за уровнем ЖКД. Без напарника на поверхность не выходят. Пока не вернулись на базу напарник брат, и вообще второе я – следишь за ним, как за самим собой.

Платон кивал каждому слову Егеря.

– Вроде все, что помнил сказал. Это главное. С остальным по ходу разберетесь. Сейчас все на похоронах, встретить нас некому. Значит будем сами разбираться.

– А как на Европе проходят похороны? – спросил вдруг Илья.

Егерь заговорил не сразу.

– Также как на Земле, амиго. Кто молитвы про себя читает, кто просто говорит об усопшем что-нибудь хорошее. Прощаются. Тело заворачивают в плотную ткань и сбрасывают в расщелину.

– Почему не забрать его с собой на Землю? Пусть родственники похоронят по-человечески.

– В экспедиции на первом месте – безопасность экипажа. Марик получил сильное облучение, его тело радиоактивно, а значит опасно для живых.

Илья покивал, хотя этого никто и не видел. Он вдруг вспомнил похороны брата. Первый и последний раз, когда присутствовал на человеческом погребении. Тогда стояла хорошая погода, идеальная просто. Впервые за много недель выглянуло солнце, появились запахи. Люди щурились с непривычки. Илья уже и не помнил, что говорил про себя, когда стоял у могилы. Кажется, тогда в его голове была только пустота. Говорят, о покойниках можно либо плохо, либо хорошо. А что делать, когда не можешь ни плохо, ни хорошо? Остается молчать. От этого еще больнее, тем более, когда знаешь, что жизнь больше не будет такой как прежде, что родители ненавидят тебя, потому что ты убил их чудо, и любят одновременно, потому что больше некого любить.

Платон доставал Егеря расспросами. Сейчас они говорили про базу на Европе. Егерь хвастался как вручную скалывал глыбы льда огромным пятиметровым топором. Врал он, конечно. Выемкой льда занимался робот – Изгой.

Егерю нравилось издеваться над Платоном. Любопытство последнего не знало границ, а значит можно было поразвлечься. Но Платона было так легко не пронять. Кого-кого, а его обмануть крайне сложно. Вот и сейчас Платон поднимал рассказ Егеря на смех.

Илья слушал и медленно погружался в сон. Проснулся, когда шаттл приземлился на лед.

Пора вставать.

– Конечная остановка.

Загрузка...