Неотразимая графиня

Глава 5

Не говори мне, будто бы знаешь, что я чувствую. Ты знаешь, какая радость в моем сердце, когда ты рядом, или грусть, когда ты далеко? Нет, я боюсь, что ты не знаешь, и я всегда одна наедине со своей болью.

Себастьян медленно вздохнул, оглядывая комнату. Казалось, она пропахла старыми титулами и новоиспеченным богатством, тяжелый сигарный дым наполнил его легкие, когда он вздохнул.

– Я уже пожалел об этом, – пробормотал он, обращаясь к Джеймсу. Он не посещал мужской клуб со дня смерти Анджелы. Не то чтобы он не хотел видеть других людей или избегал компаний, но Джеймс настолько обосновался в своем городском доме, что Себастьян был удивлен, как это горничные не отполировали его вместе с мебелью. Нет, это был обычный клуб, но по той же причине он избегал сейчас званых обедов и музыкальных вечеров. Здесь все было так, как до смерти Анджелы и Йена, как будто и не было этой смерти. И как будто бы его жизнь не столкнулась с жестокостью реальности четыре месяца назад.

– Ты можешь жалеть о чем хочешь, – ответил Джеймс и потащил его к столу в центре комнаты. Не где-то в углу – прости Господи, – а именно в центре. – Скажи спасибо, что я не привязал тебя к хвосту моей лошади и не приволок сюда насильно. Это соблазнительная мысль.

Вокруг них разговоры протекали в привычном русле: погода, война на континенте, политика, но особенный энтузиазм вызывала одна тема – женщины. Себастьян расположился на мягком стуле, слишком удобном для человека, стремящегося себя наказать и держать в строгости. Положив руки на колени, он наблюдал, как Джеймс жестом указал официанту, чтобы принесли напитки.

Усевшись напротив него, брат улыбнулся:

– Господи, ты выглядишь ужасно.

– Не понимаю, почему ты настаиваешь на смене декорации, но куда бы мы ни пришли, стараешься уязвить меня?

– Мне нравится задирать тебя. Это одно из величайших удовольствий в моей жизни.

Себастьян сжал губы, когда официант поставил перед ними бокалы. Он скользнул взглядом по бледному золоту виски и отвел глаза в сторону. Джеймс потягивал виски, глядя на него точно с тем же выражением, как смотрел в течение последних месяцев, – терпеливо, но лишь немного расстроенно.

Слева от Себастьяна мистер Альфред Данлоп беседовал с юным бароном Купер-Джайлсом.

– Я непременно должен поехать. Честно говоря, скандал, если таковой и будет, мало волнует меня. Уолтер сказал мне, что мисс Петтигру непременно должна быть там.

– Наследница банкира? – Себастьян услышал вопрос Купер-Джайлса.

– Да, – ответил мистер Данлоп. В его голосе послышалось недовольство. – Потеряв инвестиции, вложенные в кораблестроение, так как «Рейнард» затонул неделю назад, я надеюсь к концу недели получить согласие на брак.

Себастьян перевел взгляд через плечо Джеймса и слушал речь лорда Дерриоу о его новой породистой охотничьей лошади. Джеймс вздохнул, и Себастьян ответил на его взгляд полуулыбкой. Чем больше они общались, тем лучше понимали друг друга.

– Может быть, все, что мне нужно, – это женщина, – предположил он.

– Женщина?

– Да.

– В постели?

Себастьян кивнул.

– Ты хочешь женщину? – Голос Джеймса усилился от недоверия, и Себастьян поморщился.

Да, он хотел легкомысленного секса, кого-то, кто бы заставил забыть об Анджеле. Почувствовать другой запах, кожу, другие руки… Но при этой мысли его тело восставало, мускулы напрягались, и его легкие, казалось, теряли способность дышать. Дыхание перехватило, сосредоточившись на неизменном безмолвном шепоте ее имени. Анджела.

– Ах, не обращай внимания. – Он повернулся к большому окну, выходящему на улицу, взглянул через головы барона Купер-Джайлса и мистера Данлопа. Они вели беседу о приеме в загородном поместье.

Но Джеймс продолжал игру, теперь его голос звенел шуткой.

– Хочешь, я пришлю тебе одну цыпочку ночью? Или, может быть, мы уйдем сейчас, и я сделаю все, чтобы найти леди Карроуэй? Она нравилась тебе несколько лет назад, помнишь?

– К черту все это, забудь, что я сказал, Джеймс… – Он так и не договорил, когда услышал, как кто-то произнес знакомое имя по другую сторону стола. Его взгляд остановился на мистере Данлопе.

– Конечно, – сказал Джеймс, – вдова Карроуэй сейчас немного старше, чем была когда-то. Я полагаю, некоторых мужчин отталкивают седые волосы. Меня, например.

Себастьян прервал его многозначительным взглядом, затем встал и, обойдя стол, остановился около мистера Данлопа и барона Купер-Джайлса.

Мистер Данлоп, не закончив предложение, взглянул на него:

– Лорд Райтсли.

– Добрый день. – Он поклонился Данлопу, затем Купер-Джайлсу. Вежливость. Это дается проще, когда практикуешь. Хотя, надо признать, гнев и отчаяние стали слабее, чем несколько месяцев назад. Сломанный стул. Разбитое окно, стены, подвергшиеся ударам его кулаков. Кочерга для камина, которую он швырнул, после того как не смог сжечь портрет Анджелы. Теперь он научился контролировать свои эмоции. Только небрежно завязанный шейный платок был свидетельством его гнева, который все еще стремился прорваться сквозь благообразный облик джентльмена.

Себастьян посмотрел на Данлопа:

– Я, кажется, слышал, что вы что-то говорили о домашнем приеме?

Данлоп обменялся беспокойным взглядом с бароном Купер-Джайлсом, и Себастьян сразу все понял.

Он не ослышался и все же решил уточнить:

– Я могу спросить, о каком приеме идет речь?

Данлоп отвел взгляд.

– Вдова Джордж, милорд. Мы уезжаем завтра… мы едем в Уилтшир… – Его голос затих. Видимо, он ожидал, что Себастьян расстроится, хотя Данлоп не мог знать о романе между Йеном и Анджелой и соглашении Себастьяна с Лией держать все в тайне. Идея вдовы близкого друга Себастьяна устроить прием в собственном доме была сама по себе абсурдна.

Все мысли об Анджеле испарились, их заменил образ улыбающейся темноволосой обманщицы. Три недели. Не много времени потребовалось Лие, чтобы нарушить их соглашение.

– Ах, конечно. – И, сделав паузу, подсчитывал, сколько времени у них уйдет на дорогу до Линли-Парка. Он снова вежливо кивнул, затем вернулся туда, где сидел Джеймс.

– Себастьян? – Джеймс взял новый бокал с виски. – Все в порядке? Твое лицо так мило раскраснелось, что я подозреваю…

– Это касается миссис Джордж, она устраивает прием, – тихо проговорил он. Себастьян поглаживал край стола. Его пальцы легко, словно перышки, касались полированного дерева, что являлось свидетельством его самообладания.

– Четыре месяца, – пробормотал Джеймс. – Пожалуй, несколько рановато.

– Да, и никто не сможет предотвратить скандал. Только что овдовев, она устраивает прием в своем загородном доме.

Он мог прекрасно представить, какая сцена развернется: Лия приветствует прибывших гостей во вдовьем чепце, и проклятая улыбка блуждает на ее губах. Она, возможно, даже откажется от траурного платья и вместо этого наденет что-то желтое или провокационно кремовое, чтобы заявить всему миру о своей радостной независимости.

Безрассудство.

Как она любила это слово, упивалась им, все ее существо светилось ликованием. Неужели когда он посетил ее в городском доме, она уже планировала этот прием, а может быть, это он невольно подкинул миссис Джордж эту идею, используя одно-единственное слово?

Но какая, собственно, разница? Даже если она будет болтать на отвлеченные темы и никому не скажет о романе, в конце концов ее поведение откроет правду. Не имело значения, что все узнают о нем как об обманутом дураке, обманутом муже, который не подозревал, что ему наставляют рога. В конце концов сплетни угаснут, и его гордость будет восстановлена. Но была и другая, совершенно невыносимая мысль, которая преследовала его каждый раз, когда он смотрел на Генри: действительно ли тот законнорожденный.

Если бы только у Генри были каштановые волосы или зеленые глаза! Если бы только его лицо не было круглым и он не был так юн, тогда в нем могли бы проступить черты или манеры, которые сразу же подтвердили бы, что он сын Себастьяна. Но пока что Генри был прелестным маленьким мальчиком с милым, невинным личиком Анджелы, его волосы были такие же светлые, как у Анджелы… или как у Йена.

Не обращая внимания на боль в груди, Себастьян тяжело опустился на стул и потянулся к бокалу виски. Он не часто употреблял алкоголь, но сейчас ему просто необходимо выпить, чтобы подготовиться к тем слухам, которые, несомненно, не заставят себя ждать.

Почему юная вдова Джордж не носит траур по мужу, которого так все любили? Что он такое совершил, чтобы заслужить подобное отношение?

И никакого другого ответа быть не может, кроме правды.

Глядя через стол, Джеймс приподнял бровь:

– И когда намечается сбор гостей?

– Через два дня.

Что означало, что Лия уже уехала из Лондона, чтобы осуществить все необходимые приготовления. У него нет времени на путешествие в Уилтшир, чтобы убедить ее отменить вечеринку. И даже если бы он успел вовремя добраться до Линли-Парка, вряд ли ему удалось бы это. Он мало что мог сделать. Это уже скандал, и теперь он лишь будет набирать обороты.

Себастьян осторожно и беззвучно поставил стакан на стол, не выдав своего волнения. Так или иначе, но она должна знать, что он не одобряет ее затею. Может быть, она не верит, что он был серьезен, когда предупреждал ее о безрассудстве?

К сожалению, пришло время указать Лие Джордж на ее ошибки.

Не прошло и шести часов, как Лия уже пожалела, что пригласила всех этих людей, с которыми была знакома довольно поверхностно, приехать в ее дом и изучать ее. Нет, разумеется, они не смущали бы ее заинтересованными взглядами. Они бы лишь украдкой смотрели на нее, когда бы Лия не могла их заметить. Так или иначе, но ей пришлось удержаться от желания попросить дворецкого выпроводить их всех вон.

Она не была готова к проявлению столь повышенного внимания к своей персоне, хотя и старалась изображать хозяйку: Йен всегда брал на себя обязанность развлекать гостей. И несмотря на рискованную затею устроить прием всего лишь после четырех месяцев вдовьего уединения, сейчас она готова была отказаться от этого вызова и вернуться к тихой простой жизни.

Оглядывая сидящих по обе стороны стола, Лия улыбнулась:

– Я прошу прощения, джентльмены, за то, что сегодня вам придется отказаться от сигар. Вместо этого не собраться ли нам всем в гостиной? Я бы хотела сделать одно заявление, прежде чем сообщу вам о тех развлечениях, которые вас ждут.

С удивленно поднятыми бровями и настороженными взглядами гости поднялись со своих мест. Лия пошла наверх, гости следовали за ней. Хотя она отправила более тридцати приглашений, приехали только восемь человек – и если честно, это было даже больше, чем она ожидала. Но возможно, они думали, что она специально выбрала такое странное число, чтобы подчеркнуть собственную эксцентричность, понимая, что вскоре пойдут сплетни по поводу того, что она устроила вечеринку так быстро после смерти Йена.

В гостиной она подождала, пока гости рассядутся. Хотя ей были знакомы все эти лица, никто из приглашенных не был особенно близок с ней или Йеном. Некоторые были заинтригованы возможным скандалом, другие не пользовались вниманием светского общества и были просто счастливы принять приглашение. Они могли сколько угодно шептаться и критиковать ее поведение, но она не пригласила никого, кто хорошо бы знал Йена или мог задать неудобные вопросы.

С гулко стучащим сердцем и влажными от волнения ладонями Лия напомнила себе, что гости здесь для ее развлечения, и не более. Глубоко вздохнув, она указала на большой портрет Йена, висевший на стене, который она перенесла сюда из галереи.

– Спасибо, что вы приехали, – начала она, тем самым давая сигнал прекратить перешептывания и разговоры. – Я понимаю…

Херрод, дворецкий, поймал ее взгляд, стоя в дверях.

– Одну минуту, извините меня, – сказала Лия и выскользнула из комнаты, радуясь отсрочке.

– Я очень извиняюсь, мадам, но прибыл еще один джентльмен. Граф Райтсли. Он настаивает на встрече с вами…

Райтсли. Она надеялась, что он не узнает о ее затее, пока прием не закончится, освободив их обоих от неприятного разговора. Но он приехал… ругать ее, читать нотации, заставить опять ощутить печаль и одиночество, те чувства, которые, без сомнения, терзают его самого.

Внезапно Лия успокоилась. Ее сердце забилось ровно, дыхание пришло в норму. Она может не стараться казаться лучше перед другими, но вызов лорда Райтсли – это нечто иное. Он намерен проверить ее независимость, что ж, пусть попробует, Лия сильно сомневалась, что Себастьян хоть что-нибудь знает о той силе, которая появилась после смерти Йена.

– Спасибо, Херрод. Пожалуйста, позаботьтесь о моих гостях, пока я отсутствую, – сказала она, затем почти бегом спустилась по лестнице в холл.

Сейчас ей предстоит увидеть его, графа с невозможно зелеными глазами и суровым, угрюмым выражением лица. Ей было интересно, как она будет на этот раз реагировать на его просьбы, как будет изображать независимость и отстаивать свое право на открытое неповиновение.

Лия жалела его. Хотя она стремилась двигаться вперед, отделяя себя от того человека, в которого превратилась, пока была женой Йена, она не могла забыть гнев графа в его прошлый визит и ту злость, с которой он бросил письма Анджелы на пол. Райтсли целиком и полностью погружен в свою печаль, тогда как сама Лия всеми силами старалась избавиться от нее.

Как бы он ужаснулся, обнаружив, что она жалеет его. И еще больше, если бы знал, что это только усиливает ее решимость. Невзирая на то что он говорил, она не склонна проявить послушание и тем самым исполнить его просьбу, не важно, что он граф, не важно, что ее сердце защемило от боли при виде отчаяния в его глазах.

Райтсли, как всегда, ожидал в просторном холле, на полу рядом с ним стояли два саквояжа. Получая удовольствие от того, как потемнело его лицо при ее появлении, Лия заулыбалась было, но сдержала улыбку и сделала книксен.

– Милорд Райтсли, я не знала, что вы собирались приехать. Все гости уже в сборе, и сейчас мы…

– Мой приезд – это реакция на слухи, причина которых – вы. – Он взял ее руку и поднес к губам. Хотя это был всего лишь жест вежливости, во всяком случае, он хотел, чтобы это выглядело так, Лия поразилась той силе, которая исходила от его руки, и мягкой угрозе поцелуя, когда его губы коснулись ее ладони, затянутой в тонкую перчатку. Аура благородной скорби, окружавшая его, испарилась, и ее сменила злость.

Впервые за три года их знакомства она поняла, что граф Райтсли наконец-то разглядел ее. Не как случайное лицо в свете, не как жену Йена или его вдову, но как Лию Джордж саму по себе. Отдельно от тех толп женщин, которые, разумеется, не были столь совершенны, как леди Анджела Райтсли, и относились к другой категории, как и Лия Джордж. Презираемая. Неприятная. Враг.

Может быть, жалеть его было ошибкой?

Райтсли отпустил ее руку.

– Боюсь, я оказал вам плохую услугу, миссис Джордж. Очевидно, я переоценил ваш ум.

Лия вздрогнула, разжала пальцы – он даже не извинился за то, что слишком сильно сжал их. Сейчас, когда он на мгновение забыл о своем горе, вся его энергия была направлена на то, чтобы отругать ее.

Она подняла голову:

– Вы сердитесь, потому что опоздали на обед?

– Я думал, что моей просьбы достаточно, чтобы избежать скандала, неужели это так трудно понять? А теперь мы здесь.

– Да, – пробормотала она. – Мы здесь. Хотя я не посылала вам приглашение.

– Я думаю, мне было бы приятнее, если бы вы продолжали соблюдать траур и носить не только соответствующую одежду, но и вдовий чепец.

– Я решила приберечь шелковую ночную рубашку для ночного свидания.

– И если бы вы сохраняли верность правилам хорошего тона и не улыбались, как…

Он прервался, окинув ее на удивление недоброжелательным взглядом, когда она широко улыбнулась. Лия потянулась и погладила его по щеке. Это была ошибка, действие влекло за собой последствия, и она пожалела, что прикоснулась к нему. Но отступать было поздно.

– Мой бедный лорд Райтсли. Нехорошо с моей стороны мучить вас, не так ли? Пожалуйста, пойдемте со мной. Когда вы приехали, я как раз собиралась сделать заявление перед нашими гостями.

– Нашими гостями? – переспросил он.

Она начала подниматься по лестнице и выпрямилась, когда услышала его шаги. На полпути он остановился.

– Нашими гостями? – спросил он снова, когда она достигла лестничной площадки.

Лия оглянулась.

Себастьян стоял внизу лестницы, сжимая перила, его рот сложился в тонкую требовательную гримасу. Еще одна вариация ее матери, подумала Лия, только мужчина: аристократ, не желающий отступать от строгих правил, принятых в обществе. Но она помнила Райтсли до трагического происшествия с каретой. Бывало, звуки их общего с Йеном смеха наполняли весь дом. Она помнила и то, с какой нежностью и любовью он наблюдал за своей женой, не обращая внимания на взгляды, которыми обменивались Анджела и Йен. Удовольствие на его лице, когда он выводил Генри к гостям. И его гордость, когда мальчик впервые ответил Лие коротким рассеянным поклоном в обмен на ее книксен.

Предательство изменило их обоих. Лие хотелось думать, что она получила хороший урок, и хотя боль была еще очень сильной, она оказалась более готовой к этому. Возможно, она могла бы экспериментировать со своей независимостью, не заставляя его страдать, и, может быть, даже помочь ему своим вызывающим поведением?

Вздохнув, она замедлила шаги и теперь стояла всего на несколько ступенек выше его. Небольшое преимущество, которое давало возможность посмотреть друг другу в глаза.

– Я знаю, что вы не появились бы здесь, если бы не ваш страх, что я могу открыть тайну Йена и Анджелы. Я знаю, вы предпочли бы, чтобы я отослала гостей домой, а вы могли вновь погрузиться в траур. Но если бы вы посмотрели на этот прием как на возможность снова наслаждаться жизнью, если бы позволили мне помочь вам, то вы бы поняли, почему я затеяла все это…

– Мне не нужна ваша помощь.

Ей не стоило говорить это. Она знала, что он не потерпит ее вмешательства, и все же решилась попробовать:

– Может быть, и нет, но…

Она замялась, когда он снова с неприязнью осмотрел ее.

– Это он так обращался с вами? – вдруг спросил Райтсли.

Лия нахмурилась:

– Я… я не понимаю, о чем вы?

– Йен. Он опекал вас? Обращался с вами как с ребенком? – Слова были сказаны мягко, печально, словно он был человеком, который жалел ее.

Лия стояла молча, неуверенная, куда могут завести его расспросы, и не в состоянии отвести взгляд от безжалостных изгибов его рта.

– Моя бедная миссис Джордж, – проговорил он, поднимая руку, чтобы провести кончиками пальцев по ее щеке.

Она понимала: он копирует ее жест, чтобы лишний раз поиздеваться. Но прикосновение к ее коже было слишком похоже на нежность, и она не могла сдержать румянец, который окрасил ее щеки, или увернуться от его прикосновения.

Его пальцы прошлись по линии ее скулы, и он приподнял ее подбородок. Она хотела ударить его по руке, но почему-то не смогла.

– Вы были всегда его тихой тенью, не так ли? Вторили каждому слову и движению? И я вижу, вы хорошо изучили его, хотя в вашей попытке подражания есть что-то детское. Я не ребенок, миссис Джордж. И мне не нужна ваша помощь.

– Я уверяю вас, милорд, в моих действиях нет ничего снисходительного. Если бы не обстоятельства смерти Йена, я вообще не имела бы с вами никакого дела. На самом деле будет лучше, если вы уедете. В вашем присутствии здесь нет никакой необходимости, более того, оно нежелательно.

Он мог отправляться ко всем чертям – это все, чего она хотела.

Райтсли опустил руку.

– Увы, оставлять вас в одиночестве было бы неправильным решением. И не думайте распустить гостей. Если вы сделаете это, то вызовете еще больше слухов. Прием продолжится.

– Вы собираетесь контролировать меня? – спросила она, сложив руки на груди, а потом опустила их, чтобы не быть похожей на маленькую девочку. Как он так просто мог выбить почву из-под ног?

– Да, мадам. Я буду контролировать вас, что бы вы ни думали.

Лия взглянула на вазу с маргаритками, стоявшую на лестничной площадке, ее пальцы, сжатые в кулак, медленно разжались. Как бы глубоко она ни дышала, все равно не могла успокоиться. Какое-то движение у дверей привлекло ее внимание, и она оглянулась в поисках лакея, который стоял около саквояжей графа, ожидая ее распоряжений.

– Вы можете отнести вещи его светлости в Синюю гостиную, – наконец сказала она, хотя больше склонялась к тому, чтобы приказать вышвырнуть их за дверь.

Затем Лия вернулась в гостиную, не глядя по сторонам, и подошла прямо к портрету. С портрета на нее смотрел Йен, его рот застыл в знакомой насмешливой улыбке. Казалось, его шарм потускнел за последние месяцы, но, возможно, это произошло потому, что она окончательно разочаровалась в нем. Но даже при всей его снисходительности, давая ей массу причин для обид, унижения и злости, он никогда намеренно не делал ей больно.

В отличие от лорда Райтсли, хмуро подумала она.

Херрод уже обслужил гостей в ее отсутствие. Лия подала знак слуге принести ей бокал вина, затем повернулась и подождала, пока все затихнут. Как и прежде, ее сердце гулко стучало в груди, но на этот раз не из-за страха. Ее взгляд прошелся по комнате и нашел графа, он сидел рядом с Уильямом Майером и бароном Купер-Джайлсом. Тревога читалась в его глазах, когда он не без предупреждения кивнул. И Лия, глядя на него, подняла свой бокал, прекрасно сознавая, что каждый из присутствующих заметил их безмолвный обмен взглядами.

– Леди и джентльмены, – начала она, – я понимаю, что пригласить гостей, когда после смерти моего мужа прошло не так уж много времени, весьма неординарно. Кто-то даже может назвать это скандалом. – Приподняв бровь, она оглядела других гостей. – Тем не менее если вы хорошо знали Йена, вы не могли забыть, что он был человеком, заслуживающим большего, чем наши слезы и горе. Он вел образ жизни, которому многие из нас, включая меня, могли бы позавидовать. Смеялся, танцевал, участвовал в политических дебатах, обожал литературу и все делал со страстью, и казалось невозможным, что все это соединялось в одном человеке. Но это было именно так.

Замолчав, Лия взглянула на портрет. Это был трогательный момент, и каждый понимал, что эмоции настолько переполняли ее, что она не могла говорить. Хотя не было слез, она хорошо помнила мужчину, о котором говорила, помнила, как просто было влюбиться в него… как когда-то она думала, что и он тоже любит ее.

Прошла минута, она подняла бокал и посмотрела поверх головы леди Эллиот, стараясь вспомнить окончание своей речи.

– В течение следующей недели я попрошу вас вместо траура отпраздновать жизнь Йена. Для вас будут приготовлены его любимые блюда, и я уже придумала несколько развлечений, которые он особенно любил. Ближайший друг Йена, граф Райтсли, – она указала широким жестом на графа, на этот раз не пытаясь спрятать улыбку, – присоединится к нам, и у него тоже есть предложения. А сейчас я предлагаю тост: за моего любимого мужа, друга и одного из самых потрясающих мужчин, за Йена Джорджа!

Один за другим бокалы были подняты.

– За Йена, – раздались голоса. Лия взглянула на Райтсли. Хотя его губы коснулись края бокала, вино оставалось нетронутым, а бокал полным. Бледная маска вежливости застыла на его лице, и только резкий взгляд его зеленых глаз не мог скрыть удивления и обещания расплаты.

Удовлетворенная Лия сделала еще один глоток, прежде чем подойти к Херроду.

– А сейчас позвольте мне, как и было обещано, представить вам нашу особую гостью – мисс Викторию Линд, которая исполнит любимые музыкальные произведения Йена.

Когда взволнованные голоса и перешептывания стихли, а певица взяла первую высокую ноту, Себастьян поднял свой бокал и осушил его – не за Йена, а за его вдову. Как и Лия Джордж, вино обладало поразительно тонким вкусом, умело скрывая свою истинную силу в деликатном, невинном букете.

Так как оперная дива выступала, стоя в дальнем конце комнаты, Себастьян не мог держать Лию в поле зрения, притворяясь, что все его внимание отдано мисс Линд. Но даже при этом он мог ощущать присутствие Лии за своим левым плечом и силу, которую он больше не мог недооценивать.

Он хотел бы думать о ней как о юной вдове, которая решила распробовать внезапно обретенную свободу любым, пусть даже возмутительным способом. Вдове, которая, вероятно, заведет дюжину любовников просто потому, что ей нравится вести себя эксцентричным образом, а может быть, потому, что у нее нет мужа, на которого она хотела бы произвести впечатление. Неосмотрительное и безответственное, ее поведение было бы объяснимо. Имея несколько тихих минут без грохота поезда или шума колес кареты и с трезвыми мыслями, Себастьян мог представить ее дальнейшие действия. Он мог бы найти способ, дабы предупредить их, какой бы нелепый план ни созревал в ее голове.

Но она оказалась куда хитрее, чем он ожидал, и мотивации, которые он приписывал ей, теперь превратились в глупые предположения. Она устроила этот прием, но по-прежнему соблюдала траур в одежде, включая и вдовий чепец, и пригласила вполне добропорядочных гостей – холостяков, семейные пары и юных женщин с их компаньонками. Конечно, в этом не было ничего, что могло бы противоречить чьей-либо морали. Ей даже удалось все повернуть так, что если о ней будут сплетничать, то наверняка скажут, что она организовала все это в память о Йене. Неужели кто-то сможет забыть, как трогательна она была в момент произнесения речи?

Тем не менее хотя само по себе приглашение гостей носило скандальный оттенок, она отдалась этому с таким рвением, что Себастьян засомневался. Он еще не понимал, что ею движет и что она готова предпринять, но видел, что она не так беспомощна, как казалось. Лия Джордж хотела быть безрассудной. И так как он недооценил ее ум и причину ее бунта, он хотел бы на этот раз избежать повторения ошибки.

Когда первая песня закончилась и все захлопали, Себастьян оглянулся, встретил взгляд Лии и улыбнулся. По тому, как она подняла подбородок, он понял, что она поняла значение его улыбки: не удовольствие, не счастье, но предупреждение.