Неотразимый бродяга

18

Мешок с одеждой для передачи «Армии спасения» уже стоял за дверьми маленького домика, где еще недавно жил Руби. Диана положила в наполовину заполненную картонную коробку последнюю банку обнаруженных в доме консервов и также вынесла ее за двери. Затем она вновь вошла в тесноежилище, состоящее из двух комнаток и ванной, и еще раз все осмотрела, желая убедиться, что ничего не пропустила.

В спальне девушка задержалась, чтобы окинуть взглядом коричневый костюм, аккуратно разложенный на кровати, и белую рубашку, единственную, которая нашлась у Руби. Поверх костюма лежал завязанный галстук с вышитым профилем статуи Свободы, как на долларовой монете. Внизу у кровати стояли туфли, лоск на них, конечно, навели, но он не мог скрыть их почтенного возраста. Все это немудреное имущество было приготовлено для Руби. В этом его похоронят.

Встроенные шкафы и шифоньеры стояли пустыми, с распахнутыми дверцами. Диана обратила внимание на маленький выдвижной ящик ночного столика и подошла, чтобы открыть его. Единственной вещью, которую она там обнаружила, была Библия. Диана озадаченно приподняла брови. Она и не подозревала, что Руби был религиозен. Диана не могла припомнить, чтобы он когда-либо посещал церковь. Она раскрыла обложку книги и прочла написанное на ее обратной стороне имя: Анна Мэй Картер Спенсер. Имя его матери?

Вздохнув, Диана отправилась с Библией в руках на кухню, где в корзине были сложены немногочисленные личные вещи покойного. Какой-то листок выпорхнул из страниц книги и плавно опустился на пол. Это была старая фотография, на которой стояла она сама еще девочкой, лет, наверное, восьми или девяти. Лицо Дианы застыло, а глаза повлажнели, когда она вкладывала фото назад между пожелтевших страниц. Подумав, она не стала класть Библию в корзину, а просто оставила на кухонном столе.

Диана с некоторым удивлением стала вспоминать, а что она, собственно, думала о Руби, когда была подростком. Никаких определенных образов так и не всплыло в ее памяти. Она, очевидно, считала его существование непременной принадлежностью ранчо. И, стало быть, не замечала его, как не замечают растущее на привычном месте дерево. Тогда казалось странным и нелепым даже задаваться вопросом о том, что он думает и о чем мечтает. Если совсем честно, то она скорее воспринимала его как старого недалекого чудака и, в общем-то, была к нему безразлична, как и к любому работнику отца. Мало ли кто о чем мечтает…

Она расслышала звуки шагов. В соседнем домике открылась и со стуком захлопнулась проволочная противомоскитная дверь. Диана еще раз оглянулась вокруг и взяла со стола корзину со скромными пожитками старика. Она вьинла на воздух и не спеша отправилась к тому самому соседнему дому, где только что раздавался шум.

Она постучала, и из глубины комнат послышался голос Холта:

– Войдите. – Когда она появилась в прихожей, Холт вытирал руки после умывания. Он оглянулся и удивленно вскинул брови, обнаружив перед собой Диану. Его серые глаза казались сейчас как-то особенно постаревшими и очень усталыми. – В чем дело? – Он набросил полотенце на крючок.

Диана была слишком погружена в себя, чтобы расстроиться из-за не слишком приветливого приема.

– Я убирала у Руби. Вот здесь кое-что из его личных вещей, с которыми я не знаю что делать. – Она поставила корзинку на стул рядом с собой. – Здесь ничего особенно ценного: его бритва, складной нож, часы, приемник и всякие другие мелочи. Вот я и подумала… – Когда Холт подошел ближе и заглянул в корзину, она сунула руки в карманы своих узких джинсов. – …Вот я и подумала, может, кто-нибудь из ребят захочет что-то оставить себе. Ты их лучше знаешь и сможешь предложить им разобрать эти вещи.

– Хорошо, я займусь этим.

Она продолжала невидящими глазами смотреть на корзинку.

– Там, за дверями, еще стоит коробка консервов. Мука испорчена. Все, что испортилось, я просто выбросила. В холодильнике – немного пива, масло и яйца. Я пока ничего не трогала. Немногое от него осталось, правда? – На последней фразе голос Дианы дрогнул.

– Пусть бы лучше кто-нибудь другой этим занялся, – заметил Холт мрачно и явно раздраженный ее поступком.

– Мне хотелось самой… – Диана наконец подняла на него глаза. – Я, знаешь, никогда не думала… Руби был для меня просто… – Ком подступил ей к горлу, и Диана умолкла. Ей показалось, что Холт сделал неуловимое движение в ее сторону, словно хотел утешить. Дрожь в ее теле нарастала.

– Обними меня. Пожалуйста, обними меня, – вдруг сказала она совсем тихо, но Холт ее услышал. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем он положил руки ей на плечи и осторожно прижал Диану к своей груди. Тепло его тела мало-помалу успокоило охватившую ее дрожь. Диана начала постепенно возвращаться к жизни, словно в ней вновь ожили застывшие чувства. Теперь она заново по-настоящему испытала боль от ощущения вины и утраты… утраты человека, которого она никогда по-настоящему и не знала. Диана обвила руками талию Холта, словно пытаясь найти в нем опору, и в первый раз после вчерашнего происшествия с облегчением расплакалась.

Теперь потрясение от столь внезапной смерти, свидетельницей которой ей довелось стать, немного ослабло. Диана уткнулась лицом в плечо Холта, и в этом месте рубашка быстро пропиталась солоноватой влагой. Размеренное биение его сердца действовало на Диану успокаивающе, как и его рука, поглаживающая ее волосы. Слегка прогнувшись, Диана плотнее прижалась к его телу, как бы вбирая в себя ощущение надежности и защищенности, которое всегда испытывала в объятиях Холта. Она почувствовала, как его губы мягко коснулись ее лба у самых корней волос.

Проведя руками от его талии до лопаток, Диана приподняла голову, чтобы потереться лицом о его скулы и подбородок, словно истосковавшаяся по человеческому вниманию кошечка, которая хочет, чтобы ее погладили и сказали ласковое слово. В ответ она ощутила приятное тепло его губ возле своего уха. Пытаясь ее утешить, Холт осторожно целовал ее глаза, собирая слезы с мокрых щек. Его руки медленно двигались вдоль ее тела, словно своими прикосновениями он хотел облегчить ее боль. Его объятия по-прежнему были нежными и участливыми. Диана буквально повисла на его руках.

– Так не должно было случиться, – сказал он, имея в виду смерть Руби, а Диана замерла от удивительного ощущения его двигающихся губ у своего виска. – Все это неправильно. – Его слова звучали тихо, приглушенные ее густыми шелковистыми волосами. – И то, что я чувствую… тоже скверно. Вот только толку от того, что я это понимаю, никакого.

С ошеломляющей искушенностью его губы сомкнулись на ее губах, слегка приоткрыв их. Диана чувствовала, что тонет в бурных потоках его желания. Ее собственные чувства неудержимо всколыхнулись, и она ответила ему с беззаветной обреченностью. Совсем как при последней их встрече наедине.

Приподняв девушку над полом, Холт пронес ее в соседнюю комнату и бережно поставил рядом с незаправленной кроватью. Не произнеся ни слова, он раздел ее и уложил на постель. Простыни были еще теплыми и хранили аромат мужского тела. Когда он опустился с ней рядом, пружины кровати жалобно скрипнули. Диана была по-настоящему счастлива вновь ощутить рядом с собой его желанное тело. Всепоглощающее пламя страсти расплавило и превратило в единое целое их тела, заставив вновь испытать неповторимое ощущение полета. На этот раз им обоим было хорошо, как никогда раньше, и потребовалось гораздо больше времени, чтобы спуститься с заоблачных высот на грешную землю.

Но даже придя в себя, они не хотели, чтобы чудо кончалось. Голова Дианы продолжала покоиться на его согнутой в локте руке. Она держала в пальцах сигарету, которую Холт для нее зажег. Пепельница, одна на двоих, опасно покачивалась на его выпуклой и блестящей от пота груди. Диана вдруг с удивлением обнаружила, что теперь ей было как-то проще вновь заговорить о Руби.

– Все произошло так быстро. Я видела, как надвигался жеребец, а лошадь Руби испуганно отступала. Я была от них не так уж и далеко. Если бы я подъехала быстрее, еще до того, как мустанг набросился, то Руби, возможно, был бы сейчас жив.

– Если бы ты подоспела раньше, то, возможно, оба вы сейчас были бы мертвы. Бесполезно об этом рассуждать, Диана. Невозможно было предвидеть то, что произошло. Единственное, что могло бы его спасти, так это немедленная медицинская помощь. Но до нее было слишком далеко.

– Я знала Руби всю свою жизнь и никогда даже не подозревала, что он так тепло ко мне относился. Я просто знала, что он есть, как есть… Гай. Они всегда были под рукой, когда мне… – Слова застыли у нее на языке, и она почувствовала, как вздрогнул Холт. Диана искоса посмотрела на дымок, вившийся от его сигареты, и на остывший пепел, грозивший вот-вот с нее сорваться. Они только что были так близки, а сейчас связывавшие их нити стали безнадежно рваться одна за одной.

– Зря я помянула Гая, – прошептала она с сожалением.

– Не важно. – Холт загасил свою сигарету и передал Диане пепельницу.

– Не важно? Но ведь ты продолжаешь винить меня в его совращении, думаешь, что между нами что-то есть. Но это не так!

– Не важно, – упрямо повторил Холт подчеркнуто равнодушным голосом.

Слезы выступили на глазах Дианы, и она тоже раздавила в пепельнице окурок сигареты.

– Холт, пожалуйста. – У нее перехватило дыхание, и слова прозвучали жалобно и излишне драматично. – Я не хочу спорить сейчас по поводу Гая. Только не сейчас. – Пусть хоть сегодня будет не так, как выходило у них всякий раз после волшебных мгновений – ссора, гнев и тяжелое безразличие.

Холт неожиданно тяжело вздохнул и посмотрел на Диану вновь потеплевшими глазами.

– Хорошо, не будем об этом. – Он повернулся к ней всем телом, взял девушку за подбородок и сладко поцеловал, не доводя, впрочем, на этот раз до крайности. Он вытащил из-под нее свою руку и сел на краю кровати, спустив ноги на пол.

Диана вдруг почувствовала прилив необыкновенной нежности к этому человеку. Она приподнялась и обняла его сзади, положив ладони на мерно вздымающуюся волосатую грудь. Прижавшись к его телу, она стала покрывать поцелуями бледные рубцы, безжалостно исполосовавшие его спину. Но теперь это не было призывом к повторению близости, а лишь способом выплеснуть переполнявшие ее душу эмоции. Холт медленно снял ее руки со своей груди и слегка обернулся ей навстречу, не отвергая, но осторожно прекращая ее объятия.

– Уже почти полдень, – сказал он. Кивнув, она не стала настаивать на своих ласках и покорно позволила ему встать. Сама же Диана лежа наблюдала за тем, как он одевался, чувствуя, что имеет наконец право на созерцание этой интимной процедуры. Ее взгляд вновь наткнулся на загадочные шрамы, и вопрос готов был вот уже в который раз сорваться с ее губ. Холт обернулся и перехватил этот ее взгляд. На мгновение он замер, потом взял с пола рубашку и прикрыл свою изуродованную спину от ее жаждущих разгадки глаз.

– Мой отец бил меня, когда я был маленьким. – Холт принялся застегивать пуговицы на рубашке, и голос его звучал спокойно и без всяких эмоций. – Он был клоуном на ковбойских родео. Мать показывала мне его фотографии. Он постоянно мотался по разным местам, и дома мы его видели не часто. Но всякий раз когда он объявлялся, то обязательно находил повод, чтобы высечь меня, а начав, уже не мог остановиться. Мать плакала и умоляла его прекратить. Я же к концу экзекуции всегда оказывался без сознания.

– О Боже, Холт, не может быть! – выдохнула Диана в ужасе.

– Мне было одиннадцать, когда бык сломал ему ногу, бросив на ограждение арены. Когда он вышел из больницы, то должен был еще неделю провести дома. У него был сыромятный арапник, которым он и потчевал меня, не довольствуясь кулаками.

– Но ведь рядом наверняка были люди: твоя учительница, соседи, наконец…

– Это было в те времена, когда еще не признавали такой проблемы, как издевательство над детьми. То, что родитель находил нужным делать со своим ребенком, никого не касалось, тем более что наказание вполне могло быть заслуженным. – Рот Холта скривился в горькой усмешке.

– Все равно можно было как-то положить этому конец? – Ее мозг отказывался верить в то, что ситуация действительно была безнадежной и никакого рационального выхода из нее не существовало.

Холт долго не отвечал, потратив необычно много времени, чтобы просто заправить свою рубашку в брюки.

– Однажды он отсутствовал примерно месяц, и мать сказала, что отец должен приехать домой на выходные. Когда она пошла в продуктовую лавку, я сбежал из дома. Я поклялся себе, что больше он никогда меня не ударит. Через два дня полиция вернула меня обратно. Мать была дома одна. Она сказала, что отец разыскивает меня. По ее словам, он обещал больше меня не трогать. Но, когда он пришел, по его взгляду я сразу же понял, что все его обещания не более чем ложь. Он принялся орать, что я огорчаю мать своими фокусами и скоро просто сведу ее с ума. Когда же в его руке вновь появилась плеть, я бросился от него в спальню. Так как матери часто приходилось оставаться одной, у нее в шкафу всегда стоял заряженный дробовик. Я запомнил, как отец говорил мне однажды, что если хочешь выстрелить в кого-то с близкого расстояния, то дробовик лучше, чем пистолет. Не знаю, действительно ли я хотел его застрелить или просто собирался попугать. Я взвел курки и наставил стволы на дверь. Когда же он появился в проеме, я не раздумывая нажал оба курка.

Диане стало не по себе. Она и сама почувствовала, что побледнела. Лицо же Холта оставалось спокойным. Он застегнул кожаный пояс брюк и наклонился, чтобы обуться.

– Дела на меня заведено не было, во-первых, ввиду обстоятельств убийства, а во-вторых, из-за моего несовершеннолетия. Как бы то ни было, меня все-таки продержали за решеткой месяца два, а потом сдали матери на руки. Позже мы переехали в… Аризону.

– Это ужасно, – только и могла вымолвить Диана.

– Если бы все начать сначала, я сделал бы то же самое. – Холт исчез за дверью ванной комнаты.

У Дианы ушло несколько долгих минут на то, чтобы прийти в себя от услышанного. Наконец она встала с постели и начала одеваться. Присоединившись к Холту в гостиной, Диана не знала, что сказать, да и говорить, собственно, не было больше никакого настроения.

– Мне надо посмотреть одну из лошадей. Увидимся за ленчем. – Он открыл противомоскитную сетку и остановился на пороге, пропуская девушку вперед.

– Да, конечно. – Всего лишь вежливые фразы в попытках умолчать горькую правду. Сын, который ненавидит своего отца… тогда и сейчас…

Быстрая езда верхом под теплым и ласковым утренним солнышком не избавила Диану от скверных ощущений и тяжести на сердце. Похороны Руби были назначены на следующий день, но ее угнетенное состояние и угрызения совести не были связаны с его гибелью. Она перевела лошадь на шаг и направила ее к конюшне в объезд жилых построек, не желая ни с кем встречаться. Диана угрюмо смотрела на раскачивающуюся из стороны в сторону лошадиную голову перед собой.

– Эй, Диана! Езжай сюда! – донесся до ее слуха чей-то голос. – Почему ты не сказала мне, что отправляешься на прогулку? Я бы с удовольствием проветрился вместе с тобой.

При звуке своего имени Диана автоматически натянула поводья и остановила лошадь. Слева от нее возвышались на металлических подпорках цистерны с горючим. А за ними как раз и размещался тот старый трейлер, который Гай собственными силами приспособил под жилье для себя. Он вольготно развалился в старом плетеном кресле, которое, казалось, укоренилось на бесплодной почве и пустило молодые побеги. Кресло было очень удачно расположено в тени, отбрасываемой этим странным домом на колесах.

– Подъезжай же сюда, поболтаем! – махнул ей рукой Гай. В его голосе и жестах Диане почудилось что-то необычное.

Ей хотелось просто проехать мимо, словно она не расслышала его приглашения, но теперь, когда она остановилась и обернулась в его сторону, сделать это было никак невозможно. Со вздохом она нехотя повернула в узкий проход между цистернами и навесом.

– Жарко сегодня, как никогда, правда? – Гай так и не поднялся ей навстречу со своего ненадежного сиденья.

– Да нет, вполне приличная погода.

– Спускайся же. Слезай с лошади. – Он снова взмахнул рукой, предлагая ей оставить седло. – Посиди, поговори со мной. – Он наконец встал на ноги и неуверенно качнулся в сторону. – Можещь располагаться. Я принесу себе другой стул.

Когда Диана спешилась, Гай неестественно ровной походкой направился в дом и вынес оттуда точно такое же плетеное кресло в не менее плачевном состоянии, чем то, что было любезно предложено Диане. Он устроился рядом с гостьей, которая вынуждена была все же присесть.

– Как насчет холодненького пивка? – Язык его слегка заплетался.

– Спасибо, не хочу.

– А я, пожалуй, выпью. Подожди, сейчас вернусь. – Он улыбнулся ей и снова исчез в чреве своего прицепа.

Вокруг уже валялось с полдюжины пустых металлических банок, отчетливо распространяя запах недавно выпитого пива. Диана поняла наконец, что Гай здесь потихоньку напивался, хотя часы еще не показывали и полудня. Она осторожно попробовала кресло на прочность, но то оказалось на удивление устойчивым.

– Уверена, что не хочешь пива? – Гай появился в дверях с новой банкой в руках.

– Нет, не хочу.

Он плюхнулся в кресло рядом с ней, приняв все ту же подчеркнуто непринужденную позу. Он ловко открыл банку одной рукой и внимательно посмотрел на нее. В его взгляде неожиданно промелькнула неясная тень печали.

– Это пиво Руби, – сказал он. – Ребята отдали его мне, когда разбирали оставшиеся после него вещи. Флойд взял будильник, а Дону приглянулись наручные часы. Я хотел еще забрать себе приемник, но чертова штуковина не работала. – Гай вдруг рассмеялся, видимо, вспомнив о своем разочаровании, и взглянул на Диану: – Так ты уверена, что не хочешь выпить пива в память о бедолаге Руби?

– Не думаю, что там еще осталось, – сухо заметила Диана.

– Нет, парочка найдется, – успокоил он ее.

– Я все-таки воздержусь.

– А знаешь… – Он запрокинул назад голову и стал смотреть в небо. – Нам надо бы хорошенько помянуть старика. Ему бы это понравилось. Закатить вечеринку с песнями и пивом. Запустить петарды. Он обожал играть в кости. А какими разговорами сопровождал игру! А вот в покер не умел. Ничего не стоило обвести его вокруг пальца. Азартные игры он вообще любил, вот только деньги жалел, когда проигрывал. Я тебе не рассказывал, как он учил меня играть?

– Нет, не рассказывал.

– Учитель из него, конечно, никудышный. – Гай вздохнул и отхлебнул еще пива. – А семьи-то у него вроде как не было?

– Во всяком случае, он никогда не говорил о ней. Майор считает, что у Руби где-то есть сестра, а Флойд говорит, что она пару лет назад умерла. Сейчас мы пытаемся выяснить точно.

– Не думаю, что завтра на похоронах будет много людей, только наши. Едва ля у Руби были друзья. Разве что парочка сезонных рабочих, которые здесь время от времени появлялись. – Пальцы его сильно сжали банку, и она звонко хлопнула деформированным металлом. – Я не говорил тебе, что Холт забрал его седло? Подонок!

Диану покоробило от прозвучавшей в его словах ненависти.

– Не говори так.

– Почему это? – спросил Гай воинственно. – Это правда. Таков он есть, таким всегда и был. И ты это сама знаешь, Диана. Ты испытываешь к нему то же, что и я. А кроме того, – Гай не дал ей возможности оспорить его последнее утверждение, – если бы не он, то Руби был бы сейчас жив.

– Как ты можешь обвинять Холта в его смерти? Это был несчастный случай, я все видела своими глазами. Если и винить кого-то в том, что произошло, то меня, поскольку, подоспей я раньше…

– Нет, ты здесь ни при чем. Ты ничего не могла поделать. Это все Холт, – упрямо повторил Гай. – А сам он винит во всем дикого мустанга.

– Но ведь затоптал-то беднягу мустанг, а не Холт, – резко возразила ему Диана.

– Но ведь именно Холт завел нас всех туда. Это был его дурацкий план. Он должен заплатить за все. Сначала ты, потом Руби. Я ненавижу эту сволочь!

– Это пиво на тебя так действует, Гай. Я отказываюсь верить, что ты действительно так думаешь. Немного успокоишься, и все станет на свои места. – Диана чувствовала, что ее пробирает нервная дрожь, частично от злости на него, частично от закравшегося в ее сердце страха перед тем, что могло произойти.

– Ты заступаешься за него после всего того, что он с тобой сделал?! – Гай выпрямился в кресле и внимательно посмотрел на Диану.

– Ну что я должна сказать или сделать, чтобы ты наконец понял, что я сама этого хотела?! – в отчаянии выкрикнула Диана, чувствуя, что ее просто трясет от гнева на этого тупоголового мальчишку.

– Я не верю тебе. Ты не могла хотеть его – ты всю жизнь его ненавидела!

– Теперь это не так. Я… – Диана поостереглась закончить фразу, полагая, что и так уже достаточно сказала.

– Этот негодяй…

– Прекрати! – с угрозой в голосе повторила Диана. Вести разговор с Гаем в том состоянии, в котором он теперь пребывал, не имело никакого смысла. – Если ты намерен продолжать в том же духе, то я ухожу.

– Нет! – С порывистостью не совсем трезвого человека Гай вскочил и схватил Диану за руку прежде, чем та успела сделать хотя бы шаг по направлению к своей лошади. – Пожалуйста, не уходи. Побудь со мной хоть еще немного. – В его глазах застыли страх и мольба. – Извини, что я наговорилв твоем присутствии все эти ужасные слова. Просто накопилось, и я не мог больше сдерживаться.

Он и вправду показался ей сейчас кающимся мальчишкой, хотя его хватка была по-мужски крепкой. Диана и теперь не могла на него сердиться, совсем как тогда, в детстве, когда он так смотрел на нее своими по-собачьи преданными глазами.

– Меня не слова твои разозлили, Гай, а твое отношение к Холту. Неужели ты не видишь, что он как мог старался сделать так, чтобы у тебя был дом, чтобы ты выучился? Ведь он никогда не был к тебе несправедлив, не так ли?

Однако ее увещевания лишь заставили Гая возмущенно нахмуриться.

– Он бессердечный. В одном твоем мизинчике больше человеческого, чем во всем его теле. Ему абсолютно наплевать на меня!

– Возможно, он просто не знает, как проявить все то лучшее, что в нем, конечно же, есть. А вот насчет его отношения к тебе ты не прав, потому что я видела, как он защищает тебя от моих якобы приставаний и обид.

– Он что же, делал тебе предупреждения? – Его лицо еще больше помрачнело. – Так вот почему ты отталкиваешь меня. Ты боишься его, боишься того, что он может сделать. – Не обращая внимания на ее протестующие жесты, Гай сгреб Диану своими длинными жилистыми руками и погрузился лицом в черные волны ее роскошных волос. – Я не позволю ему делать тебе больно, Диана, ты слышишь это?

Диана в изнеможении закрыла глаза, понимая, что теперь Гай представляет себя в образе ангела-хранителя.

– Я не боюсь Холта, пойми это наконец. – Она отстранилась от него, чтобы вдохнуть наконец полную грудь воздуха. – Мне вовсе ни к чему твоя защита.

– Все это время ты говорила мне, что не хочешь себя связывать, что ты устала от серьезных отношений. – Гай, казалось, совершенно ее не слышал. – Значит, все это время он угрожал тебе. Именно поэтому ты не позвала меня сегодня на нашу обычную прогулку.

– Нет, не поэтому. Я хотела побыть одна и спокойно подумать. Мне никто не был нужен в этот момент, – отчетливо проговорила Диана.

– Когда он измывался над тобой, мне надо было…

– Он не измывался. Сколько можно повторять тебе одно и то же? – раздраженно вспылила Диана. – Если бы мне этого не хотелось, неужели ты думаешь, что я не выцарапала бы ему глаза? Помимо прочего, я дочь Майора, а ты знаешь, как Холт и мой отец близки сейчас. Неужели ты думаешь, что Холт так рисковал бы их отношениями и, наконец, своей работой? Не будь глупцом, Гай. Раскрой же, в конце концов, глаза и посмотри правде в лицо!

– Ты его боишься. – Его рука заскользила вдоль ее спины, что должно было, по-видимому, вызвать в ней ответное чувство. Гай начал целовать волосы девушки и искать губами ее лицо, но она решительно отвернулась от его поцелуев. – Мы уедем, уедем далеко отсюда, только ты и я. Уедем туда, где его угрозы больше не будут тебя беспокоить.

– Я не хочу никуда уезжать! Это мой дом! – Неужели так ничто из ее слов и не проникло в его затуманенный алкоголем мозг?

– Хорошо, давай останемся здесь. Где ты – там буду и я. Я сделаю так, как ты скажешь, – с поспешной готовностью откликнулся Гай. – Я сейчас оседлаю лошадь, и мы поедем кататься вдвоем. А когда станет слишком жарко, мы отправимся к пруду и будем там купаться, как в тот раз.

– Нет! – Диана попыталась наконец докричаться до его сознания.

– Я так люблю тебя, Диана. Я просто хочу быть рядом с тобой. Хочу держать тебя в своих объятиях, целовать тебя. Давай же поедем на пруд, – умолял он. – Обещаю, что все будет так же прекрасно, как и тогда.

– Нет! – Собравшись с силами, Диана оттолкнула его и, сделав несколько шагов назад, гневно посмотрела на Гая своими сверкающими от раздражения голубыми глазами. – Я уже пожалела, что была там с тобой однажды.

– Это неправда. – Он застыл, пораженный ее признанием и все еще ей не веря. – Ты ведь говорила, что не жалеешь.

– Тогда не жалела, а теперь ты заставил меня пожалеть. Господи, неужели ты действительно настолько слеп?! – Она вонзила пальцы в свои волосы, мучительно соображая, как же ему наконец втолковать. – Мы были с тобой друзьями. По неосторожности я позволила нам обоим зайти слишком далеко, это разрушило наши прежние отношения, не возместив их ничем другим. Ты же, всякий раз находясь со мною рядом, не можешь думать ни о чем другом. А я не имею никакого желания повторять то, что однажды произошло.

Губы Гая искривились от боли.

– Но ведь ты говорила, что я нравлюсь тебе.

– Да, ты мне нравишься, но я тебя не люблю. – Диана по-прежнему не была уверена, что до него доходит смысл произносимых ею слов. – Гай, я не хочу, чтобы ты страдал.

– Ты пытаешься уберечь меня от чего-то? Ты боишься Холта и опасаешься, что я все-таки что-нибудь сделаю, чтобы остановить его. Ведь так? Ты пытаешься предостеречь меня?

Это было безнадежно!

– Ты пьян, Гай. Может быть, когда ты протрезвеешь, до тебя дойдет то, что я пыталась тебе сказать. Невозможно же до бесконечности повторять одно и то же. Ты не желаешь ничего слушать и переворачиваешь все с ног на голову, представляя все так, как тебе больше нравится. – Диана резко повернулась и, подойдя к лошади, ловко вскочила в седло.

– Я не пьян. – Гай снова завел свою волынку. – Я, правда, выпил пару банок пива, но…

Диана в сердцах ударила лошадь каблуками, заставив ее бодрой рысью поскакать к конюшне.