Неподходящий

Глава 11

По дороге на кухню они прошли через большую гостиную, и Кира с любопытством исследователя дополняла уже сложившееся чуть ранее впечатление: как о квартире, так и самом хозяине.

Подобно прихожей, главная комната дома была выдержана в современном классическом стиле: строго, функционально и просторно. Светлые стены, мебель и паркет из темного дерева, окна в пол. В центре, между длинным и широким диваном и ожидаемо гигантского размера телевизором занимал свое место прямоугольный ковер.

Сначала гостиная Кире понравилась, однако через пару секунд в глаза бросились математически выверенные пропорции свободного и занятого пространства, идеальное сочетающиеся в интерьере цвета и материалы — и былой восторг угас.

Слишком стерильно. Этакий уют с налетом роскоши для дома успешного человека, лишенный уникальной изюминки, благодаря которой гости и хозяева, как правило, не чувствуют себя моделями на страницах глянцевого журнала.

Кухня оказалась меньше, но зато была лишена мрачных тонов в оформлении. Ее очевидная обжитость удивляла, но в мыслях Кира сразу себя пожурила: Сергей такой же человек, как и все, пусть и богатый. В наличии грязной кружки и тарелки в раковине не было ничего необычного, как и в открытой коробке печенья, брошенной прямо на обеденном столе.

Тем не менее вопреки доводам разума Кира все равно пережила легкий «разрыв шаблона»: наверное, подсознательно она, как и многие, считала, что люди с серьезными суммами на счетах существуют отличным от простых смертных образом. Без немытой после обеда посуды, грязной одежды и пыли на полках.

— Присаживайся, — пригласил Сергей, пока сам остановился у одного из изящных навесных шкафчиков, где за открывшимися застекленными дверцами обнаружился внушительный запас элитного алкоголя и бокалы всех мастей. — Тебе со льдом или чистый?

Прозвучавший вопрос дошел до Киры с опозданием. Сев за обеденный стол и окинув комнату новым взглядом, она вдруг заметила, что та чем-то неуловимым напоминает кухню в квартире ее детства. Духом, наверное, что присущ старым московским домам. А может быть, атмосферой настоящего жилья — не съемного и временного, а постоянного и имеющего законного владельца.

— Кира?

Она вздрогнула; мозг с опозданием обработал заданный вопрос:

— Мне чистый, да. — Кира украдкой взглянула на Сергея.

Разливая по бокалам виски, он стоял к ней спиной, но казался вполне расслабленным и менее грозным: домашний интерьер не прибавлял ему пафоса и лоска. Кира невольно залюбовалась пока еще скрытой под тканью рубашки спиной с широкой линией плеч и узкой талией. Сидеть за чужим столом в ожидании угощения, просто наблюдать за притягательным мужчиной и наверняка знать о его интересе и симпатии в отношении собственной персоны оказалось занятием приятным и новым.

Сергей обернулся, подхватив два наполненных бокала, и прошел к столу. Толстое стекло с гулким звуком ударилось о поверхность, выводя Киру из странного, почти медитативного состояния.

— Спасибо, — улыбнувшись Сергею, она пододвинула бокал к себе и сделала первый глоток.

Теплый виски прокатился по горлу и рухнул в желудок, согревая и расслабляя. Сергей тоже выпил, не спуская с Киры задумчивого взгляда из-под ресниц.

Тишина, которую никто из них пока не разрушал, казалась плотной и ощутимо напряженной, однако ничего тревожащего в ней не находилось. Зато желания и волнения, притяжения тел и сопротивления разума хватало с лихвой. Кира чувствовала вес этой сотканной из противоречий пелены на собственных плечах и хорошо понимала, что не избавится от нее иначе как шагнув на встречу своим страхам.

— Тебя не станут ждать дома?

Подобного вопроса Кира совсем не ожидала. Она даже не сразу нашлась с тем, что стоит говорить в ответ, в один миг подумав и о том, что безопасности ради нужно сказать, что ее ждут и даже очень, и о том, что врать совершенно не хочется, да и незачем.

— Нет, — она покачала головой, остановившись в конце концов на правде. — Я живу одна. А что?

Сергей усмехнулся, будто догадавшись, почему ее столь смутил его вопрос.

— Не знаю. — Он пожал плечами и откинулся на спинку стула. — Подумалось вдруг, что тебе, наверное, рано жить одной.

— Рано? — Теперь Кира удивилась еще сильнее. — Мне двадцать пять! — На самом деле, конечно, двадцать два, но Сергей не мог об этом знать.

— Дело не в возрасте, — возразил он. — Просто ощущение.

— Думаешь, я этакий тепличный цветочек, которого все опекают? — Кира с трудом удержалась от горького смешка: если бы он только знал!.. — Я с восемнадцати прекрасно живу одна.

— Извини, — Сергей примирительно улыбнулся. — Я не хотел усомниться в твоей самостоятельности.

Кира кивнула.

— Нестрашно.

Сергей, однако, продолжал всматриваться в нее с такой пристальной внимательностью, что становилось неуютно.

— Никак не могу понять, какая ты на самом деле, — признался он сам Кире на радость, вероятно заметив в ее глазах недоумение. — Любопытно.

— Что ж, тогда не буду облегчать тебе задачу, — сообщила она ровным тоном, не желая демонстрировать Сергею ни собственной растерянности, ни гордости: все-таки лестно быть сложным объектом, не поддающемся примитивной «каталогизации».

Сергей довольно хохотнул, но промолчал, предпочтя резко, буквально за долю секунды изменить положение и придвинуть успевшую лишь негромко взвизгнуть Киру вместе со стулом ближе к себе. Теперь они сидели впритык, соприкасаясь коленями.

— Я так поседею, — пробурчала Кира. В груди глухо билось встрепенувшееся перепуганной птицей сердце.

Горячая ладонь Сергея уже легла на ее колено, но замерла в неподвижности, отчего тонкие капроновые чулки вдруг превратились в плотные и колючие рейтузы (вроде тех, что Кира с ненавистью натягивала на себя темными зимними утрами в первом классе). Избавиться от них требовалось немедленно.

Пожалуй, сейчас отчаяннее Кира мечтала только об одном: почувствовать прикосновение рук Сергея кожа к коже. Полноценного физического контакта хотелось до сухости во рту и зашкаливающего пульса.

До немеющих от страха перед неизбежным продолжением ног и пылающих в предвкушении наслаждения губ.

До сбившегося дыхания и головокружения, что лишь усилилось, когда случился новый долгожданный поцелуй.

Кира словно рухнула в омут, правда, с завораживающе теплой и чистой, едва ли не родниковой водой. Потерявшись в пространстве и времени, безыменная и беспамятная, теперь она заключалась в одних ощущениях. В нежных и умелых прикосновениях сильных рук и чувственных губ.

Сергей целовал ее откровенно и свободно. Жадно. Не имея больше необходимости сдерживать себя ради спокойствия случайных прохожих или, собственно, Киры. В одну секунду едва касаясь ее рта своим, отчего на нервных окончаниях всполохами рассыпались приятные до невозможности искры, в следующую Сергей заходил на иной уровень контакта: влажный и бесстыдный.

Стремительность, с которой Киру захлестнуло совершенно бесконтрольное, всеохватывающие желание — у нее внутри как будто плескался нагретый солнечными лучами золотистый, полупрозрачный цветочный мед, — ошарашивала и лишала благоразумия.

Кира дрожала и плыла, когда Сергей поочередно посасывал ее верхнюю или нижнюю губу, когда кончиком языка он проходился от одного сверхчувствительного уголка к другому, когда вжимал ее всем телом в свое, вынуждая переползти к нему на колени.

Сковывающая движения юбка задралась до пояса, офисная блузка еще держалась на плечах благодаря единственной оставшейся в петлях пуговице, а Кира ничего не замечала. В ушах стоял гул, сквозь который лишь изредка пробивались тихие, характерные для поцелуев и ласк звуки: шорох ткани, влажные причмокивания и пунктиром — дыхание: хриплое мужское и томное женское.

Похныкивая от удовольствия и нетерпения, спиной Кира почти лежала на столешнице, с головой утонув в новых, запредельно ярких ощущениях. Губы Сергея спускались по ее шее к груди, что пока мучили его руки через ставшее дополнительным инструментом для повышения чувствительности тонкое кружево. Расстегнутая полностью блузка сползла до локтей и повисла, то ли мешая Кире пошевелиться, то ли, напротив, став для нее опорным канатом в первом полете за неизведанным.

Ей было до того хорошо и невыносимо, что не верилось. Она никогда не думала, что физическая близость с мужчиной действительно окажется настолько отличной от обычной, физиологически необходимой для организма разрядки наедине. Весь мир Киры словно замкнулся на Сергее — его запахе, тепле, прикосновениях и бездонно-черных глазах — и кроме него вокруг не существовало никого и ничего.

Она утратила способность говорить и не находила в голове ни единой отчетливой мысли. Все ее желания и нужды в эти мгновения устремились к мечте об освобождении, и вместе с тем она совершенно не хотела финала.

Не отдавая себе отчет, Кира пальцами одной руки зарылась в черные с серебром волосы, когда губы Сергея чуть сильнее сомкнулись у нее на груди. Втянув внутрь рта сосок и затем едва прикусив тот зубами, после он кончиком языка водил по раздраженной коже, играя на контрастах между легкой болью и успокаивающей лаской. Кира выгнулась, продолжая сильнее прижимать его голову к собственной груди.

Перед глазами шли мутные круги, тело просило о большем и страдало от переизбытка и вместе с тем — недостатка ощущений. Каждый свистящий вдох Сергея отражался в Кире: пылающее напряжение внизу живота вспыхивало, дергая за ниточки нервы, и следующие несколько секунд она зависала на грани между не знавшей конца пыткой и обещанием сумасшествия.

— Какая ты... — прошептал вдруг Сергей, обжигая дыханием ее влажную от ласк грудь.

Кира смогла только распахнуть глаза и посмотреть вниз на взъерошенную макушку, вновь склонившуюся над ее телом. Картина была непривычная и чуточку порочная.

Не замечая Кириного взгляда, Сергей сомкнул губы на впадинке между ребрами и глубже втянул тонкую и нежную кожу, оставляя собственную метку. Слабая боль от наливающегося кровоподтека показалась яркой лишь в первую секунду, прежде чем стала затихать раздражающе-приятными волнами.

Кира, всегда равнодушная к любым формам проявления собственничества, вдруг почувствовала внутри себя новый виток возбуждения и закусила губу.

Сергей поставил ей засос. Первый в ее жизни.

И теперь она до саднящих губ захотела вернуть ему эту любезность.