Глава 19

Брайони бросилась к выходу из пещеры и, прикрыв глаза рукой от солнца, вглядывалась в каменистую горную дорогу. На улице было уже достаточно светло, и, судя по всем признакам, наступало удивительно красивое утро. В чистом небе не было заметно ни малейших следов вчерашней бури, глубокий и ясный сапфировый небосвод венчал пробуждавшийся пейзаж. Умытая дождем долина простиралась внизу золотистым ковром, превращаясь вдалеке в зеленые волнистые холмы.

Где-то там, в нескольких милях отсюда, простирались земли фермы Хилла. Там уже все до единого знали об исчезновении хозяйки и старшего ковбоя. Работники выехали на поиски. Брайони заметила несколько фигурок всадников, разыскивающих ее в долине между кустами и кактусами. Но Бак оказался наиболее близок к цели. Брайони узнала плоские поля его сомбреро, несмотря на значительное расстояние. Неожиданно Бак выкрикнул ее имя, и гулкое эхо отразилось от горных вершин. Брайони подумала, что он еще достаточно далеко и у нее хватит времени собрать вещи и выйти ему навстречу. По многим причинам она хотела скрыть от посторонних, что провела ночь в этой уединенной пещере вместе с убийцей своего отца, который к тому же только накануне сшиб с ног самого Бака. Она поспешила в сумрачную глубину пещеры. Логан спокойно наблюдал за ней.

– Я должна выйти к нему, – торопливо сказала Брайони, повязывая платок на шею и машинально проверяя револьвер в кобуре.

Встретив твердый взгляд Техасца, девушка задержалась на мгновение, и неуверенность отразилась в ее больших зеленых глазах. Сама не понимая почему, она неохотно покидала свое каменное убежище. Ей хотелось хотя бы еще на секунду продлить пребывание здесь, наедине с Джимом Логаном. Она знала, что скорее всего это их последняя встреча.

При других обстоятельствах Брайони могла бы даже подумать, что влюбилась в него… но жизнь распорядилась иначе. Да и невозможно было надеяться на взаимную любовь между двумя такими разными людьми. И если первые семена любви к этому человеку уже запали к ней в душу, она должна уничтожить их, и чем раньше, тем лучше. Это был единственно возможный выход из сложившейся ситуации. И все же Брайони медлила, глядя в его глаза и ощущая странную, незнакомую боль внутри. О, если бы только отношения между ними сложились иначе!

– Полагаю, вы покинете Аризону как можно скорее? – полуутвердительно произнес наконец Джим Логан, нарушая тягостную тишину.

Брайони отрицательно покачала головой.

– Да ты с ума сошла! – взорвался он. – Я же объяснил тебе, что, оставаясь здесь, ты можешь уже сейчас заказывать себе гроб! Ты понимаешь, о чем я говорю, упрямая дурочка?

Брайони вздрогнула от яростного напора Техасца, но в следующее мгновение гордо и решительно вскинула голову:

– Я не намерена ничего предпринимать, потому что не верю ни единому вашему слову.

– Прекрасно, а как ты объяснишь вчерашнее покушение на тебя? А похищение из дилижанса?

– Я не знаю! – Отчаяние прозвучало в ее голосе. Зачем он мучит ее этими вопросами? Почему не оставит наконец в покое?

– Я не уеду из Аризоны. Здесь мой дом, и никому не удастся выжить меня отсюда.

Краска бросилась в лицо Логану. Он схватил Брайони за плечи и яростно затряс.

– Глупая, проклятая идиотка! Ты заслуживаешь той участи, которая тебя ждет! И я больше пальцем о палец не ударю, чтобы спасти тебя еще раз!

Брайони вырвалась и опрометью выскочила из пещеры, унося в памяти черты его лица, искаженные гневом. Едва сдерживая слезы, она побежала вниз по дороге, не замечая возобновившейся боли в лодыжке, тщетно пытаясь изгнать из памяти навязчивый образ Техасца.


Бак был невероятно рад снова увидеть свою хозяйку живой и невредимой. Он встретил ее крепкими объятиями, беспрестанно спрашивая, все ли с ней в порядке. Бледность и слезы в глазах Брайони молодой ковбой расценил как следы перенесенных испытаний и внимательно слушал рассказ о том, как она укрылась в пещере, потеряв коня и подвернув ногу. О Джиме Логане Брайони не обмолвилась ни словом, и Бак без дальнейших расспросов с готовностью поверил в ее историю.

– Мы нашли тело Шорти сегодня утром. Его застрелили, – сказал Бак, когда Брайони закончила.

– О, Бак, это было ужасно! Так неожиданно! Они атаковали нас без всякого предупреждения. В меня они тоже стреляли, а потом погнались за мной. Так я и оказалась в горах. К счастью, мне удалось от них оторваться.

– Вы заметили, как выглядели эти люди? Могли бы вы узнать их, если бы встретили снова?

Брайони помедлила с ответом, но в конце концов отрицательно покачала головой.

– Нет, – соврала она, отворачиваясь от напряженного взгляда Бака. – Все произошло так быстро…

Бак помог ей забраться в седло своей пегой лошади, и Брайони уселась позади него.

– Не волнуйтесь ни о чем, Брайони! Мы с парнями отыщем проклятых негодяев. Это единственное, что мы теперь можем сделать для Шорти.

Его голос прозвучал необычно грозно, без тени привычного добродушия.

Когда Брайони вернулась домой, на нее со всех сторон обрушились бесконечные расспросы. Она вынуждена была снова и снова пересказывать свою историю работникам ранчо, Росите, судье Гамильтону. И всякий раз она умалчивала о том, что знает нападавших и что в горах ее снова спас Джим Логан. Брайони толком не знала, зачем она это скрывает. Поступать так подсказывал ей внутренний голос.

Когда в конце концов она рухнула в кресло в кабинете перед дымящейся чашкой кофе и тарелкой с пшеничными булочками, намазанными маслом, Брайони хотела только одного – чтобы все оставили ее в покое. Но как бы не так. В этот момент на пороге кабинета возник Мэтт Ричардс. Беспокойно переводя взгляд с нее на судью Гамильтона и обратно, он командным тоном потребовал объяснить, что случилось.

Судья Гамильтон пересказал ему всю историю с начала до конца, избавляя Брайони от необходимости повторять ее еще раз. Пока он говорил, Брайони внимательно следила за Мэттом. Мог ли этот красивый, хорошо одетый мужчина быть расчетливым, хладнокровным убийцей, как утверждал Джим Логан? Мог ли он сейчас желать ее смерти? Нет, это казалось невероятным. Слишком невероятным. Каждая черточка лица Мэтта выражала тревогу и сочувствие. Когда он опустился рядом с ней на колени и взял ее за руку, Брайони заглянула в его черные полуприкрытые глаза, пытаясь разглядеть в них намек на неискренность, на тайный злой умысел. Но ничего подобного она в них не обнаружила. Девушка улыбнулась ему, с облегчением забывая нелепый рассказ Логана. Мэтт – такой же убийца, как она сама. Или ее отец!

Казалось, Мэт позабыл об обиде, нанесенной ему отказом Брайони, и радость по поводу ее благополучного возвращения превозмогла все остальные его чувства. Брайони с благодарностью приняла его участие, так же как и сердечное внимание судьи Гамильтона, но тем не менее она чувствовала себя настолько утомленной, что по-прежнему мечтала поскорее остаться одна. Ей хотелось спокойно, в тишине подумать о происшедшем, собраться с мыслями и просто отдохнуть. В конце концов она не выдержала и, извинившись перед обоими гостями, обещала связаться с ними на следующий день, если ей понадобится их помощь. Когда мужчины уехали, Брайони поднялась к себе в спальню. Не в силах даже раздеться, она растянулась на шелковом покрывале в грязной, пыльной одежде и погрузилась в беспокойный сон.


Следующие несколько дней Брайони, не находя покоя, снова и снова возвращалась мыслями к рассказу Джима Логана. Она отчаянно пыталась найти другое объяснение смерти Дэйзи Уинстон и покушениям на ее собственную жизнь. Как бы то ни было, Брайони приняла решение хорошенько обыскать дом. Она сказала себе, что предпримет это ради развлечения, но в глубине души девушка знала, что должна доказать себе, что признания, о котором говорил Джим Логан, не существует. После изнурительных поисков во всех комнатах обоих этажей Брайони вздохнула с облегчением. Торжествующая улыбка появилась на ее губах. Теперь она могла с уверенностью сказать, что в ее доме никакие документы не спрятаны, и эта уверенность подкрепила ее убеждение, что история, рассказанная Джимом Логаном, была на самом деле ужасной, кошмарной ошибкой.

Для того чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, Брайони решила не отказываться от идеи устроить в июне праздничную вечеринку. Первым делом она пригласила Мэтта Ричардса, который, улыбнувшись своей обычной теплой улыбкой, заверил ее, что ни в коем случае не пропустит такого события. С тех пор как Брайони избежала смерти в горах, Мэтт относился к ней с предупредительной добротой и заботой. Он больше ни разу не упомянул о женитьбе, довольствуясь, вероятно, тем, что просто видит ее и может быть полезным при необходимости. Брайони была благодарна ему и стыдилась при мысли, что могла усомниться в нем и хотя бы на одну секунду заподозрить в убийстве.

Вскоре жизнь Брайони вошла в привычное русло, и ужас, обуявший ее в горах во время майской бури, постепенно притупился и стал стираться из памяти. Единственным событием, нарушившим ленивое летнее спокойствие, было известие о том, что в начале июня Кочизе, блистательный вождь апачей, умер в своей резервации. Все поселенцы, проживавшие в округе, встревоженно ожидали реакции индейцев. Несмотря на то, что вождь апачей подписал мирное соглашение с генералом Говардом несколько лет назад, отдельные группы индейцев продолжали совершать набеги на прилегавшие к резервации территории. Теперь, когда старого вождя не стало, правительство Соединенных Штатов рассматривало вопрос о переселении апачей в резервацию на берега реки Джайла, а это место никогда не пользовалось у них особой популярностью. Белые переселенцы штата с тревогой ожидали возвращения военного противостояния. Но шли дни, а возобновления набегов апачей не было, и мало-помалу фермеры и горожане перестали бояться и вернулись к обычным повседневным делам.

На протяжении этого тревожного периода Брайони часто задумывалась, действительно ли апачи совершали все приписываемые им зверства и беззакония, или, может быть, их нередко обвиняли несправедливо. Ей вспомнился маскарад, устроенный Зеке Мердоком и Расти Джессапом, и эта мысль вызвала другое воспоминание. Как-то раз Бак упомянул, что местные жители винят индейцев в смерти Джонни Блэйка, хотя Сэм и Энни убеждены, что за этим стоят отец Брайони и Мэтт Ричардс.

Сжав голову руками, девушка постаралась отогнать от себя неприятную мысль. Это ни в коем случае не может быть правдой! Вне всяких сомнений, несчастный случай с мальчиком Блэйка произошел именно по вине индейцев-предателей, и лучше бы ей принять это объяснение на веру и не мучиться больше бесплодными сомнениями, сводившими ее с ума. Тот факт, что напавшие на Брайони бандиты были переодеты индейцами, вовсе не доказывает, что всякая смерть, приписываемая индейцам, в действительности – дело рук белых людей. Думать так просто смешно!

Это размышление напомнило Брайони, что она до сих пор не пригласила Блэйков на свою вечеринку, и девушка решила исправить положение немедленно, несмотря на открытую враждебность этой семьи.

Нарядившись в желтую рубашку и синюю ситцевую юбку для верховой езды, Брайони завязала шнурок новой шляпы-стетсон и, покинув террасу, направилась в кораль. Бак и Томас неделю гонялись за Сумраком по дикой пустыне и в конце концов все-таки поймали и объездили заново непокорное животное. Несмотря на яростное сопротивление объездчикам, дикий мустанг, казалось, рад был видеть свою прежнюю хозяйку. Сегодня он издалека заметил ее приближение и приветственно заржал.

– Доброе утро, мисс Хилл, – поздоровался с хозяйкой ковбой в красной рубашке, чинивший заграждение кораля. – Поедете сегодня верхом?

– Да, Фрэнк. Седло Сумрака в конюшне?

– Точно так. Хотите, я его оседлаю для вас, мэм?

– Нет, спасибо, я справлюсь сама.

Она вошла в длинное помещение конюшни, перегороженное стойлами, кормушками, насквозь пропахшее лошадьми и кожей. Бак Монро, чинивший седло, оторвался от своего занятия и весело улыбнулся девушке.

– Я только что с северных пастбищ, – сообщил он. – Отобрал там несколько бычков поздоровее и пригнал на бойню. Этот армейский капитан, начальник по снабжению, заказал полдюжины говяжьих грудинок. Хочет получить сегодня после обеда.

– Прекрасно, Бак, – ответила Брайони машинально.

Последнее время она целиком полагалась на Бака во всех деталях скотоводческого дела. Она назначила его старшим вместо Шорти, и временами ее мучила навязчивая мысль, что, займи Бак это место с самого начала, возможно, сейчас убитым был бы он. Тем не менее Брайони отчаянно надеялась, что молодой человек не будет подвергаться из-за нее опасности. Она впервые серьезно задумалась о переезде из Аризоны, хотя бы на время, пока не разрешится опасная ситуация. Хотя девушка больше ни минуты не верила, что Мэтт Ричардс мог быть замешан в этой истории, она не могла отрицать, что кто-то действительно нанял Мердока и Джессапа, чтобы избавиться от нее. От этой ужасной мысли Брайони неизменно бросало в дрожь и ее руки холодели, несмотря на жаркое летнее солнце. Снимая с вешалки тяжелое седло Сумрака, Брайони заметила, что Бак стоит рядом и тревожно смотрит на нее.

– Давайте его сюда, Брайони. Вот так.

Он взвалил седло себе на спину и направился во двор. Брайони молча пошла рядом.

– Не возражаете, если я спрошу, куда вы едете, мэм?

Несмотря на его добродушную улыбку, Брайони не удержалась от возмущенного жеста.

– Возражаю! – воскликнула девушка, однако в следующее мгновение пожалела о своей резкости. – Прости меня, Бак, я просто не люблю чрезмерной опеки. Все постоянно переживают за меня в последнее время, и у меня сложилось такое ощущение, что я даже вздохнуть не могу самостоятельно. Кто-нибудь обязательно подбежит и поинтересуется, не нужно ли мне чуть-чуть свежего воздуха. Я в состоянии сама позаботиться о себе, и я не боюсь ездить верхом в одиночестве! Понятно, Бак?

– Нет. Вы, по-видимому, забыли, что случилось за последние месяцы, – невозмутимо ответил Бак. – Позвольте мне поехать с вами. Обещаю, что не буду ни во что вмешиваться и предоставлю вам полную самостоятельность. Подумайте сами, если бы я видел, как на вас напал гризли и пытается задрать до смерти, неужели бы я стал стоять в стороне и наблюдать сложа руки. Откровенно скажу вам, мэм, этого не будет!

Брайони не могла удержаться от смеха и, сокрушенно покачав головой, разрешила ему сопровождать себя.

– Я еду к Блэйкам. Хочу пригласить Энни и Сэма на мою вечеринку.

– Энни Блэйк на вашей вечеринке? Даже не рассчитывайте на это, Брайони. Эта девушка ни разу в жизни не была ни на одной вечеринке. Она не может думать больше ни о чем, кроме как о работе до полного изнеможения на отцовском ранчо. Готов поспорить, что она и танцевать-то не умеет!

При этих беспечных словах Бака, деловито седлавшего Сумрака, улыбка появилась на губах у Брайони.

«О, Энни прекрасно может думать о других вещах, помимо своей работы, – размышляла она, машинально похлопывая мустанга по длинной шее. – Энни думает о тебе, Бак, и, если моя догадка верна, чаще, чем ты можешь себе представить. Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы помочь ей стреножить тебя. Поверь, у нее это получится не хуже, чем у тебя получается управляться с этими глупыми телятами. А что до умения танцевать, то это мы еще посмотрим!»

Стоял чудесный летний день, жаркий и ясный. С гор доносился освежающий прохладный ветерок. Они молча скакали рядом. Бак опасался беспокоить Брайони разговорами. Он смотрел на нее искоса и думал, что, если бы она дала ему волю, он снял бы ее с седла, прижал к своей груди и покрыл поцелуями ее серьезное, задумчивое личико. Он был по-прежнему страстно влюблен в нее, но сдерживал свои чувства, уважая девушку и сознавая, что она его хозяйка и думает о нем как о друге, надежном и верном, но не более того. Бак не хотел осложнять ей жизнь и вести себя как бешеный бычок в полнолуние. Но тем не менее он решил присматривать за Брайони, чтобы она снова не попала в беду.

Разглядывая украдкой профиль девушки, Бак заметил, что она сильно изменилась с тех пор, как впервые приехала на ранчо, особенно после злополучного нападения неизвестных и убийства Шорти Баханэна. Сначала она казалась немного неуверенной в себе, хрупкой, как диковинный цветок. Она была здесь такой же чужой, как тот шикарный английский костюм для верховой езды, который она привезла с собой из города. Теперь все это исчезло без следа. Она почувствовала ответственность своего положения. О, Брайони Хилл по-прежнему оставалась чертовски красивой, и все ковбои на ранчо с ума сходили от любви к ней. Она так деловито и разумно решала все вопросы, что работники прониклись к ней почтительным уважением.

Но за последнее время изменилась не только ее внешность. Ее кипучий энтузиазм, казавшийся поначалу неотъемлемой частью характера, теперь угас. В последние недели Брайони выглядела притихшей и опечаленной. Ее уже не так легко было рассмешить, как прежде, и глаза, ее глубокие, огромные зеленые глаза, очаровавшие его с первого взгляда, теперь затуманились тревогой. Бак мечтал, чтобы она поделилась с ним своей заботой, позволила помочь, но ему слишком хорошо было известно, что Брайони невозможно заставить говорить о том, о чем она не хочет. Эта девушка слишком высоко ценила свою независимость и не терпела вмешательства в свои личные дела даже от ближайших друзей – судьи Гамильтона и Мэтта Ричардса.

Пока Бак размышлял о переменах, происшедших с Брайони, сама она была погружена в более мрачные думы, о которых предпочла бы вовсе забыть. Забыть? Если бы это только было возможно! Но воспоминания об одном человеке и одной ночи занимали ее мысли с неотступным постоянством.

Перед ее глазами стояло красивое лицо молодого человека, наемного стрелка, открывшего ей одной свою душу. Брайони не в состоянии была забыть Джима Логана, его голубые глаза и то, как менялся его обычно насмешливый тон, когда он говорил о своем отце и великолепном ранчо в Техасе. Как могла она забыть восхитительную неожиданную нежность, с которой он любил ее в ту грозовую ночь, его губы и руки! Брайони знала о его богатом любовном опыте, но тем не менее была уверена, что той ночью между ними произошло что-то особенное и значительное. Для нее эта ночь стала посвящением в мир страсти, о глубине которого она не подозревала прежде, а для него, Брайони чувствовала инстинктивно, происшедшее означало нечто еще более серьезное.

Он впервые дал волю глубокому чувству, впервые был близок с женщиной, которую любил со всей теплотой и нежностью, на какую способно человеческое существо. Размышляя над своим отношением к этому человеку, Брайони постепенно поняла, что именно он и только он способен дать ей то, чего она не находила в других мужчинах. Любовь. Настоящую взаимную любовь, о которой она мечтала, о которой пишут в книгах. В глубине души Брайони чувствовала, что Джим Логан был ее второй половиной, но им никогда не суждено быть вместе. И она пыталась, отчаянно пыталась забыть Техасца.

Однако воспоминания о его прикосновениях, его голосе, взгляде преследовали ее повсюду, причиняя неизбывную боль. И сейчас, когда рядом с ней скакал Бак Монро, Брайони не могла отделаться от дикого, невыполнимого желания – ей хотелось, чтобы на его месте оказался сильный загорелый стрелок, зажегший в ее душе мучительное пламя любви.

Удивление Брайони граничило с испугом, когда, подъезжая к ранчо Блэйков, она увидела предмет своих терзаний собственной персоной. Джим Логан выходил из маленького, скромного домика в сопровождении Энни Блэйк. Они оба были поглощены разговором и, выйдя во двор, остановились совсем близко друг от друга. Энни теребила свои каштановые волосы и внимательно смотрела в глаза Логану. Брайони неожиданно ощутила приступ острой ревности, но в следующее мгновение опомнилась, быстро сообразив, что ведет себя глупо. Тем не менее щеки девушки густо покраснели, а сердце часто заколотилось.

Джим Логан заметил их приближение одновременно с Энни, которая тут же недружелюбно нахмурилась. Выражение лица Техасца ничуть не изменилось, так, словно он увидел совершенно незнакомых людей. Брайони напряженно встретила его холодный взгляд, вдруг почувствовав себя совершенно раздавленной. Реакция Бака Монро оказалась более оживленной. Едва спрыгнув со своей лошади, молодой ковбой подскочил к невозмутимому стрелку.

– Полагаю, нам есть о чем поговорить, мистер Джим Логан! – угрожающе сказал он, сжимая кулаки.

– Бак, прекрати! – взмолилась Энни, отчаянно хватая его за рубашку. – Что ты делаешь? Он же убьет тебя, если ты попытаешься с ним стреляться! Господи, да что ты против него имеешь?

– Он знает, что я имею против него! Проклятие! Никто не может сбить меня с ног и спокойно уйти без фонаря под глазом!

– Боюсь, ты не совсем прав, ковбой, потому что я определенно поступил именно так! – заметил Логан сквозь зубы, насмешливо улыбаясь.

Бак пришел в бешенство, но Энни крепко вцепилась в него, не давая сделать шагу. К тому времени Брайони спешилась и подоспела на помощь девушке.

– Бак, немедленно прекрати разыгрывать из себя идиота! – распорядилась она. – Забудь о том, что между вами произошло! Ты же прекрасно знаешь, что Джим Логан может убить тебя на месте, если захочет. И что мне тогда прикажешь делать? Искать себе нового старшего ковбоя? Нет уж, ты слишком ценный работник, чтобы я позволила тебе погибнуть так глупо. Так что лучше остынь и пойди привяжи наших лошадей.

Эти слова, обращенные к чувству долга молодого человека, возымели действие, и, все еще красный от гнева, он демонстративно повернулся спиной к невозмутимому Техасцу.

– Я не собирался нарываться на пулю, Брайони, – пробормотал Бак, оправдываясь. – Для выяснения отношений кулаки иногда бывают лучше револьверов. Я дерусь не хуже любого мужчины… и не нуждаюсь в женском покровительстве!

– Конечно же, нет, – мягко согласилась Брайони, – но я приехала сюда для того, чтобы поговорить с мистером Блэйком и Энни, и не собираюсь становиться свидетельницей вашей схватки. Пожалуйста, держи себя в руках, чтобы я не пожалела, что взяла тебя с собой.

Бак все еще выглядел решительно настроенным на драку, но слова Брайони успокоили его, и, бросив хмурый взгляд в сторону стрелка, он оставил попытки вызвать его на поединок.

Энни с облегчением вздохнула, когда мисс Хилл перевела взгляд на Джима Логана. К удивлению Брайони, его ответный взгляд был по-прежнему бесстрастным. Не сказав ей ни слова, с неизменной насмешливой улыбкой на губах он направился к своему коню, легко вскочил в седло и, кивнув на прощание Энни, ускакал прочь. Брайони обескураженно смотрела ему вслед. Как мог он быть с ней настолько равнодушным? Может быть, вся его любовь была простой игрой воображения? Возможно ли так ошибиться? Брайони устыдилась своих бурных переживаний и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и не удариться в слезы при посторонних.

– Зачем вы приехали? – недружелюбный голос Энни Блэйк вернул ее к действительности.

Бак, послушно привязав лошадей, вернулся к девушкам и теперь с любопытством поглядывал на свою хозяйку.

– Я бы хотела поговорить с вами и вашим отцом. Можно мне войти в дом?

– Как хотите, – пожала плечами девушка. – Папы сейчас нет дома, но вы можете сказать мне все, что надо.

Она повела гостью внутрь, но, остановившись на ступеньках, неожиданно обернулась к Баку.

– Может быть ты тоже зайдешь, Бак? – предложила она, краснея. – Я приготовлю тебе лимонад.

Однако беззаботный молодой человек пропустил мимо ушей отчаянную мольбу в ее голосе, больно резанувшую слух Брайони.

– Нет, Энни, не стоит. Я пойду разыщу вашего негодного погонщика Билла Дженкса. Этот мошенник проиграл мне двадцать долларов в покер на прошлой неделе и до сих пор не отдал. Кликнете меня, Брайони, когда соберетесь домой.

И Бак, насвистывая, направился к коралю. Энни разочарованно посмотрела ему вслед, и на этот раз Брайони пришлось выводить ее из состояния задумчивости.

– Пойдемте, Энни, – окликнула она ее, сочувственно улыбнувшись. – Думаю, вас заинтересует то, что я сейчас скажу.

Очутившись в доме, Брайони не могла не заметить скромности и непритязательности жилища Блэйков. Небольшой дом был так же прост, как сама Энни. Темный деревянный пол прихожей покрывал один-единственный домотканый ковер, все комнатки были крошечными по сравнению с комнатами в доме Хилла. Пройдя вслед за Энни в небольшую гостиную, Брайони отметила безукоризненную чистоту и порядок вокруг. Убранство гостиной состояло из дивана, обитого ситцем, и трех стульев с прямыми спинками, расставленных вокруг небольшого, грубо срубленного соснового стола. Весь дом был пропитан сильным запахом табака, а на полке Брайони заметила коллекцию курительных трубок. В углу у камина стояло длинное ружье.

– Ну, что вы хотите мне сказать? – спросила Энни с обычной неприязнью в голосе. – У меня много работы, ужин пора готовить, так что я не могу торчать тут с вами целый день. Говорите побыстрей, зачем приехали.

К тому времени Брайони успела оправиться от потрясения, вызванного внезапной встречей с Джимом, и могла рассуждать более трезво. Очевидно было, что неприязнь Энни не уменьшилась за несколько месяцев, прошедших с момента последней встречи, и Брайони преисполнилась решимости положить этому конец. Энни и Сэм Блэйк непременно должны приехать на ее праздник. Брайони спокойно села на диван и внимательно посмотрела на Энни.

– Я приехала пригласить вас и вашего отца на фиесту, которую я устраиваю на своем ранчо двадцатого числа этого месяца, – ответила она ровным голосом. – Может быть, вы уже слышали о ней? Я очень надеюсь, что вы приедете.

– Слышала ли? – Энни резко засмеялась. – Да вы никого во всем штате не сыщете, кто бы о ней не слышал. Все кругом только и говорят, что о шикарной фиесте, которую закатывает у себя мисс Хилл! Что ж, у вас, вероятно, соберется немало народу, мисс Хилл, но ни меня, ни моего отца вы у себя не увидите. Да мы скорее умрем, чем переступим порог вашего дома.

– Это означает, что вы все еще считаете моего отца ответственным за несчастья вашей семьи, так? И вы по-прежнему убеждены в моей причастности к ним?

– На самом деле нам не в чем винить лично вас, – неохотно сказала Энни. – Джим Логан объяснил нам, что вы ни о чем не знали.

– Джим Логан так и сказал? – переспросила Брайони, стараясь не выдать охватившего ее волнения. Глаза ее заблестели, но времени обдумывать слова Энни у нее не было. Неприступность ее собеседницы только что дала необходимую брешь.

– Прекрасно, – сказала Брайони. – В таком случае могу я полюбопытствовать, почему вы отказываетесь принять мое приглашение?

Энни поджала губы.

– Я не слишком люблю всякие вечеринки, мисс Хилл, и не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. У меня есть дела поважнее, чем без толку убивать время на каких-то там дурацких вечеринках, где много пьют, танцуют и вообще занимаются всякими глупостями. Я не хочу в них участвовать и не буду.

– Не хотите, Энни, или, может быть, вы боитесь?

– Что вы сказали? – Девушка угрожающе шагнула вперед, сверкнув глазами. – Я ничего не боюсь! И всякий, кто говорит иначе, низко лжет!

– Я говорю иначе, и я не лгу! – ничуть не смущаясь, ответила Брайони, спокойно встретив гневный взгляд Энни. – Вы попросту боитесь! Боитесь надеть платье и вести себя как дама! Вы боитесь показать, что вы женщина, с женскими чувствами, страхами и слабостями. Вы боитесь встретиться с Баком Монро лицом к лицу, бороться за него, как женщина борется за мужчину. Вы боитесь, что недостаточно красивы, умны, симпатичны, чтобы обратить на себя его внимание, и попросту отказываетесь даже попытаться понравиться ему! Вы понимаете, о чем я говорю, Энни Блэйк? Вы попросту боитесь. У вас просто сердце уходит в пятки!

Бледная от ярости, Энни устремилась вперед, но Брайони быстро вскочила и бесцеремонно толкнула девушку на диван. Внимательно заглянув ей в глаза, она мягко спросила:

– Это правда, Энни, не так ли? Загляните в свое сердце, и вы поймете, что это правда.

Губы Энни конвульсивно задрожали, неожиданно из ее глаз орехового цвета брызнули обильные слезы. Девушка закрыла лицо руками, судорожно всхлипывая от острой жалости к себе.

– Да, это правда! – выдохнула она горестно. Брайони села рядом с ней, обняв рукой за плечи.

– Это правда, – продолжала Энни. – Я так хочу, чтобы Бак меня заметил… я люблю его! Но я ему безразлична. Он любит вас, это ясно как день!

– Чепуха! – Брайони крепче сжала ее вздрагивающие плечи. – Бак просто увлекся мной, и это глупое увлечение ровным счетом ничего не значит. Уверяю тебя, Энни, я знаю, о чем говорю. Я сама часто увлекалась разными мужчинами, но никого из них не любила по-настоящему. Я вообще не знала, что такое любовь до тех пор, пока…

Она осеклась, и Энни посмотрела ей в лицо блестящими от слез глазами.

– Пока что?

– Да ничего. Это не важно. Важно то, что я верю – Бак вполне может полюбить тебя, если ты дашь ему такой шанс. Посуди сама, вы наверняка знаете друг друга очень давно, правда? Ну так вот в этом-то и проблема! Он смотрит на тебя, как на свое старое седло. Он просто не допускает мысли, что ты женщина, которую можно полюбить, к тому же прости, Энни, но твоя манера одеваться и твоя прическа не поспособствуют перемене его чувств к тебе. Первое, что тебе необходимо усвоить, – это то, что ты женщина. Ты должна верить в свои силы, соответственно вести себя и одеваться. Скажи, неужели у тебя нет другой одежды, кроме этих безразмерных джинсов и бесформенных шерстяных рубашек?

Энни шмыгнула носом и в некотором удивлении посмотрела на свою одежду.

– Мне никогда не нужно было ничего другого. Это надежная рабочая одежда, а я в жизни только и делаю, что работаю.

– Ну так, может быть, тебе попробовать заняться чем-нибудь еще? Хочешь ездить на пикники или фиесты время от времени?

Энни вытерла глаза ладонями.

– Пожалуй. – Девушка недоверчиво пожала плечами. – Но то, что вы сказали обо мне, правда – я не знаю, как надо одеваться и как вести себя. Люди будут смеяться надо мной.

– Никто и не подумает смеяться, Энни. Я обещаю. Только позволь мне помочь тебе, и сама увидишь, как быстро все переменится. Половина местных ковбоев будут неделями обивать ваши пороги, добиваясь твоей благосклонности! Ты поймешь, что нет ничего проще понравиться мужчине, – откровенно сказала Брайони. – Только очень важно верить в себя, нравиться самой себе и показывать это другим. Все остальное придет само собой.

– Откуда вы так много знаете обо всех этих вещах? – Энни вдруг, неожиданно для себя самой, с восхищением взглянула на свою гостью. – И что вам за охота рассказывать об этом мне? Полагаю, уж вы-то можете заполучить любого мужчину в округе. Вы красивая и все такое…

Брайони засмеялась и махнула рукой.

– Единственная причина моей осведомленности заключается в том, что я всю жизнь провела в глупой женской школе и завоевание мужчин было там едва ли не главным предметом! Все мои подруги говорили только об этом, и все, чему нас учили, будь то живопись, музыка или вышивание, было направлено к достижению единственной цели. – Она вздохнула. – Каждая из нас должна была найти себе привлекательного богатого мужа и всю свою жизнь отдавать приказания слугам. Нас готовили стать красивой, достойной оправой для наших мужей. Мы должны были производить хорошее впечатление на их друзей, и не более того. Какая чушь! Ты и представить себе не можешь, как я рада, что избежала этой участи, что приехала сюда, в Аризону! Здесь я сама себе хозяйка, сама могу о себе позаботиться. Я много работаю, и за это люди уважают меня. И это уважение для меня важнее, чем все светское общество Сент-Луиса, вместе взятое!

Энни засмеялась, и все ее лицо неожиданно преобразилось. Глаза сделались яснее и ярче, резкие черты лица смягчились.

– До чего же разной была у нас жизнь! – заметила она. – Ваша была полна…

– Легкомысленностью, – немедленно подсказала Брайони.

Энни усмехнулась:

– Да, легкомысленностью, а моя – беспросветной работой. Столько лет прошло! Не знаю, способна ли я буду что-нибудь усвоить, если вы… если ты захочешь меня научить.

– Не глупи, это будет вовсе не сложно! Все, что нам нужно будет сделать, – это одеть тебя подобающим образом и научить делать разные красивые прически. И да, конечно же, я научу тебя танцевать.

– Танцевать! – воскликнула Энни.

Она вскочила и принялась возбужденно ходить по комнате.

– Да, необходимо научиться танцевать, если ты собираешься присутствовать на фиесте. Каждый приглашенный мужчина будет надеяться на танец с тобой!

– Но есть только один мужчина, с которым я хочу танцевать, – с горькой усмешкой сказала Энни, однако в глазах ее затеплилась надежда. – Ты правда думаешь, что я смогу научиться? И что, возможно, Бак захочет меня пригласить?

Брайони окинула девушку теплым взглядом и сообщила ей доверительным тоном:

– Энни, если он не станет виться вокруг тебя, как пчела вокруг горшка с медом, я на следующий же день упакую чемоданы и уеду назад в Сент-Луис! А это, скажу тебе откровенно, вовсе не входит в мои планы!

Маленькая воодушевленная речь Брайони была встречена широкой улыбкой, но почти в то же мгновение она сменилась настороженным выражением.

– Скажи, зачем тебе все это надо? – спросила она тихо. – Зачем дочери Уэсли Хилла помогать дочери Сэма Блэйка?

Брайони снова опустилась рядом с ней на диван.

– Энни, я не верю, что мой отец причинил вред вам или кому бы то ни было. Нет, подожди, дай мне закончить. – Брайони подняла руку, когда Энни попыталась перебить ее. – Я знаю, что ты и твой отец считаете по-другому. Что ж, мне очень жаль, и я могу только надеяться, что однажды правда выяснится и вы поймете, что ошибались, но тем не менее я не вижу смысла обсуждать этот вопрос до тех пор. Я просто хочу дружить с тобой… и с твоим отцом. Ты должна мне верить.

Энни медленно кивнула.

– Я верю тебе, – сказала она тихо. – Я никогда не знала своей матери, у меня никогда не было ни сестры, ни подруги, а мне бы так хотелось ее иметь. Мне бывает иногда так одиноко, ведь, кроме папы, мне и поговорить не с кем.

– Теперь мы будем говорить друг с другом, – улыбнулась Брайони. – У нас будет предостаточно времени, чтобы поболтать наедине, когда мы начнем наши уроки танцев и шитье твоего выходного платья. – Скажи мне, какая ткань тебе больше нравится?

– Ну, наверху у меня лежит отрез льняного полотна. Папа как-то привез мне его из города, – с сомнением начала Энни, но Брайони твердо оборвала ее рассуждения:

– Нет, мэм! Никаких льняных платьев! Платье, которое мы сошьем, будет из шелка или сатина. Мы в Тусон поедем за тканью, если понадобится. Так, а насчет цвета? Я думаю, розовое. К твоим волосам и цвету лица розовый подойдет восхитительно! О, Энни, один раз надев это платье, ты не захочешь его снимать! Моя фиеста изменит всю твою жизнь, вот увидишь!

С этими словами девушки сели поближе друг к другу и принялись строить планы. Очень скоро Брайони удалось заразить Энни своим энтузиазмом. Когда вернулся Сэмюэль Блэйк, он застал обеих девушек хохочущими на диване, куда они повалились после не особенно грациозной попытки Энни повторить танцевальные па, продемонстрированные Брайони. Заметив отца, Энни подбежала к нему и сбивчиво рассказала о приглашении на фиесту. Триумф Брайони завершился согласием мистера Блэйка пожаловать к ней с дочерью.

Возвращаясь домой вместе с Баком, Брайони светилась от радости и воодушевления. Она в общих чертах обрисовала молодому человеку свой визит к Энни, сообщив, что и она, и ее отец согласились быть ее гостями. Бак выслушал ее удивленно, но расспрашивать не стал, решив, что Блэйки, так же как и все остальные, не смогли противостоять обаянию его хозяйки. Сама же Брайони тешила свое воображение, представляя себе реакцию Бака, когда он увидит Энни в розовом шелковом платье и причесанную по последней моде. Энни была бы так счастлива, если бы Бак ее заметил, и он заметит ее непременно.

Однако, когда Брайони пересекла границу собственных владений и очутилась в хорошо знакомой обстановке, ее восторженное состояние прошло. Девушка снова вспомнила о своих собственных проблемах и глубоко вздохнула, вновь предаваясь невеселым размышлениям. Лошади, почуяв близость дома, побежали быстрее. Что ж, у Энни и Бака еще есть шанс быть счастливыми, а сама она должна научиться жить без мужчины, с которым ей хотелось бы прожить всю жизнь. Она должна забыть его.

На душе у девушки стало невыносимо тоскливо. Несмотря на вдохновенные слова, сказанные Энни несколькими часами ранее, Брайони с горечью думала, что уж лучше бы ей вообще никогда не покидать Сент-Луиса, не уезжать на запад. Тогда она никогда не встретила бы Джима Логана, никогда не узнала бы муки этой запретной любви.

Загрузка...