Непорочная белизна

Глава 5

Когда Прайс спустился вниз, он был чисто выбрит позаимствованной у отца бритвой и выглядел свежим и бодрым в теплой одежде, которую дала ему Хоуп. Большой балахон в конце концов был найден и превосходно ему подошел. В обычный день Хоуп съела бы на завтрак только тарелку овсянки, но для Прайса ей пришлось приготовить яичницу с беконом. Она стояла у плиты и переворачивала вилкой шипящие на сковороде ломтики бекона, когда Прайс подошел к ней сзади и обнял за талию. Поцеловав ее в затылок, он положил подбородок ей на голову.

— Даже не знаю, что лучше пахнет: кофе, бекон или ты.

— Ух ты, как же здорово я, наверное, пахну, если оказалась в одной компании с кофе и беконом!

Его подбородок шевельнулся у нее на голове, и Хоуп поняла, что Прайс улыбается.

— Так бы и съел тебя всю сейчас.

Голос его был одновременно и дразнящим, и серьезным, и чувствительным. По ее телу прокатилась волна тепла, не имеющего ничего общего со смущением. Хоуп прислонилась к нему, почувствовав какую-то слабость в коленях. В его паху что-то начало стремительно увеличиваться в размерах.

— Думаю, нам пора вернуться в постель. — В этот раз его голос уже не был дразнящим.

— Прямо сейчас?

— Сейчас.

Прайс протянул руку и выключил плиту.

Десять минут спустя Хоуп уже была обнажена, дыхание ее было неровным, а тело трепетало на гребне волны наслаждения. Ее бедра лежали у него на плечах, и его язык доводил ее до экстатического безумия. Она уже больше не могла сдерживаться и попыталась остановить его, но он сжал ее руки и продолжил эту сладкую пытку Хоуп сдалась. Ее тело выгнулось и дрожало в предвкушении невыразимого наслаждения. И только когда она полностью утонула в океане страсти, Прайс приподнялся, лег на нее и мягким движением бедер вошел в ее жаждущее лоно.

Хоуп чуть не задохнулась: страсть, как электрический разряд, пробежала по нервным окончаниям ее тела.

Глядя ей в лицо, сжав ее плечи, Прайс начал мягко двигаться внутри ее. Но тут в ней заговорили чувство вины и врожденная честность.

— Я не принимаю никаких противозачаточных средств, — проговорила она, понимая, что выбрала не самый подходящий момент для этого.

— А я не надевал презерватива, — не останавливаясь ответил Прайс. — Но, боюсь, об этом следовало подумать вчера вечером.

Спустя некоторое время, когда Хоуп была уже в ванной, он, одеваясь, крикнул ей:

— Я спущусь и займусь завтраком!

— Я приду через пару минут.

Хоуп по-прежнему чувствовала себя крайне слабой и в то же время умиротворенной. Она взглянула в зеркало, всмотрелась в свои большие карие глаза. У нее будет ребенок. Она знала это, чувствовала. Это одновременно и пугало и радовало ее. Теперь ее жизнь изменится.

Она вышла из ванной, собрала разбросанную одежду Всю свою жизнь Хоуп была осторожна и предусмотрительна, и то, что она, возможно, станет матерью, казалось ей таким же безумием, как полет на космическом корабле без предварительной подготовки.

Прайс сказал, что осторожность не повредит, но иногда не помешает и безрассудство. Да и в любом случае она делала это сознательно, а не безрассудно.

Один ее носок завалился между кроватью и тумбочкой. Хоуп наклонилась, чтобы достать его. И, вспомнив недавний разговор с Прайсом об оружии, заглянула в тумбочку, чтобы проверить, на месте ли пистолет.

Пистолета не было.

Хоуп выпрямилась, уставившись в пустой ящик. Она знала, что пистолет должен был быть там. Когда уезжал отец, она проверила, заряжен ли он, и положила на место. В таком отдаленном месте самозащита была жизненно необходима. Штат Айдахо был полон опасностей, исходящих как от диких животных, так и от человека. Горная местность как магнитом притягивала всяких подонков, от неонацистских группировок до наркодельцов. Она могла нарваться на медведя или ягуара, но гораздо больше она опасалась двуногих хищников.

Пистолет лежал в тумбочке. Теперь его там не было. И Прайс спросил, где она его держит. Почему он просто не сказал ей, что ему необходимо иметь при себе оружие? Он был полицейским и наверняка чувствовал себя с пистолетом гораздо спокойнее, особенно в чужих местах.

С задумчивым выражением лица Хоуп спустилась вниз. Прайс стоял у плиты и готовил бекон.

— Прайс, у тебя мой пистолет?

Он бросил на нее быстрый оценивающий взгляд и повернулся к плите.

— Да.

— Почему ты мне не сказал, что собираешься его взять?

— Я не хотел тебя беспокоить.

— А с чего бы это мне беспокоиться?

— Я уже говорил, что здесь могут появиться и другие люди.

— Я-то не беспокоюсь, а вот ты, похоже, не на шутку встревожен.

— Беспокоиться — моя обязанность. Я себя чувствую гораздо увереннее, когда вооружен.

На какое-то мгновение выражение его лица стало жестким и отрешенным. Может быть, это объяснялось тем, что он работал в полиции, видел много такого, чего никогда не видел обычный человек, и привык ожидать худшего Но на мгновение, всего лишь на мгновение, он показался ей таким же опасным, как и любой из тех преступников, с которыми ему приходилось иметь дело. До этого момента он был таким простым и общительным, что контраст потряс ее.

Хоуп отогнала от себя эти тревожные мысли и больше не заводила разговор о пистолете.

После завтрака она спросила:

— В каком округе ты работаешь?

— В этом, — ответил он, — но я здесь недавно. Я знал, где располагается база, но до сих пор не нашел времени зайти и познакомиться с тобой, твоим отцом и, конечно же, Тинкербелом.

Пес лежал на полу между стульями, на которых они сидели, в надежде на то, что такая позиция удваивает его шансы получить лакомый кусок. Он насторожился, когда услышал свое имя.

— Объедки со стола есть вредно, — строго сказала Хоуп, — кроме того, ты уже позавтракал.

Тинк, однако, вовсе не выглядел обескураженным, и Прайс засмеялся.

— А сколько ты уже работаешь в полиции?

— Одиннадцать лет. До этого я работал в Бойсе. — На его лице появилась улыбка. — К твоему сведению, мне тридцать четыре года, разведен уже восемь лет, иногда не прочь пропустить пару стаканчиков и изредка выкуриваю пару сигар, хотя далеко не заядлый курильщик. Я не хожу в церковь, но верю в Бога.

Хоуп отложила вилку. Она почувствовала, как краснеет от смущения.

— Я не хотела…

— Нет, ты как раз хотела, и это вполне нормально. Когда женщина разрешает мужчине заняться с ней любовью, она имеет полное право выяснить о нем все подробности, включая размер его трусов и их фирму-производитель.

— Фирма «Жокей», — сказала она и покраснела еще больше.

Он пожал плечами:

— Как правило, я обращаю внимание только на размер, а не на фирму. Его улыбка превратилась в усмешку. — Хватит краснеть. Так, значит, ты взглянула на мои трусы. Я тоже обратил внимание на твои трусики сегодня утром, не так ли? Могу поспорить, ты просто повесила мои сушиться, а не понюхала их так, как я.

Сегодня утром он взял ее трусики, поднес их к лицу, сделал преувеличенно глубокий вдох и закатил глаза в притворном экстазе, чем сильно ее рассмешил. После этого трусики последовали на пол за остальной одеждой.

— Ты дурачился, — проговорила Хоуп.

— Да неужели? Может быть, как раз это-то меня и завело. Как ты думаешь? По-моему, у меня была чудная эрекция.

— У тебя была чудная эрекция еще до того, как мы поднялись наверх, так что это не аргумент.

— Чудная эрекция появилась, потому что я представил, как нюхаю твои трусики.

Она рассмеялась над его шуткой. Похоже, спорить с ним было бесполезно.

— Ты знаешь, у меня есть очень плохая привычка, — признался он.

— Какая?

— Я помешан на пультах дистанционного управления.

— Ну да, как и сотня миллионов других американцев. Наш телевизор принимает всего лишь одну станцию — одну! — и тем не менее когда папа смотрит телевизор, он сидит с пультом в руке.

— В таком случае у меня достаточно легкая форма помешательства. — Прайс улыбнулся и взял ее за руку. — Ну как, Хоуп Бредшоу, вы не будете возражать, если я приглашу вас на ужин, когда погодные условия станут вновь пригодными для человеческого существования?

— Боже! — сказала она. — Свидание? Даже не знаю, готова ли я к этому.

Он рассмеялся и стал отвечать ей, но неожиданно луч солнца упал на их руки. Пораженные, они одновременно взглянули на этот луч, потом посмотрели в окно. Ветер прекратился, и сквозь тучи местами виднелось голубое небо.

— Будь я проклят, — сказал Прайс, вставая и подходя к окну, — я-то надеялся, что буран продлится дольше.

— Я тоже, — сказала Хоуп. В ее голосе прозвучало гораздо больше разочарования, чем она хотела показать. В конце концов, он пригласил ее на свидание. Улучшение погоды означало то, что он уедет гораздо быстрее, чем она надеялась, но это вовсе не означало, что она его никогда не увидит.

Хоуп тоже подошла к окну и открыла рот от изумления, когда увидела, сколько выпало снега.

Знакомый пейзаж изменился до неузнаваемости. Казалось, снег полностью выровнял земную поверхность. На крыльце снега намело по самые окна.

— Похоже, не меньше трех футов. Владельцы лыжных баз, конечно, порадуются, но снегоуборочным машинам придется поработать, чтобы очистить дороги. — Прайс подошел к двери, открыл ее, и холодный воздух ворвался в дом. — Боже мой! — Он захлопнул дверь. — Явно ниже нуля. Маловероятно, что этот снег растает.

Странно, но улучшение погоды, казалось, не обрадовало Прайса. В течение дня Хоуп несколько раз замечала, как он выглядывал то из одного, то из другого окна. У нее было много работы, от разбушевавшейся стихии домашних дел не убавлялось. Например, нужно было стирать. А без электричества это было в два раза труднее и занимало в два раза больше времени. Прайс помог ей выжать постиранную вручную одежду, а затем принес дров, пока она развешивала белье на перилах. Хоуп проверила его форму, взяла рубашку и пощупала швы, которые явно не собирались высыхать в ближайшее время. Хотя, учитывая то, что Прайс поддерживал сильный огонь в камине, возможно, часа будет вполне достаточно. Жара на втором этаже уже почти достигла тридцати градусов.

Она начала развешивать на перилах рубашку, как вдруг ей в глаза бросилась надпись на этикетке. Размер рубашки был пятнадцать с половиной. Это было странно. Хоуп знала, что Прайсу нужен был явно больший размер. И действительно, рубашка была ему мала. Она вспомнила, как с трудом стягивала ее прошлой ночью. Конечно, под форму было надето теплое белье, отчего она могла показаться слишком тесной, но если бы она покупала рубашку для Прайса, она бы даже не взглянула на вещи размером меньше шестнадцати с половиной.

Он вошел с охапкой дров и сложил их около камина.

— Пойду уберу снег со ступенек! — крикнул он ей.

— Можно подождать, пока потеплеет.

— Ветра нет, и несколько минут на улице продержаться можно, а больше и не потребуется.

Прайс застегнул куртку и вышел из дома. На руках у него были рабочие перчатки отца; ботинки, правда, еще не высохли до конца, но Прайс предусмотрительно надел две пары теплых носков. Тинк увязался с ним, довольный возможностью сделать свои дела на улице, а не на половике.

Погода улучшилась, и, возможно, ей удастся что-нибудь поймать по радио. Она спустилась вниз и включила его. Дом наполнился музыкой, что было значительно приятнее треска эфирных помех. Слушая мелодию, Хоуп достала из холодильника мясо, чтобы разморозить его к обеду.

Основной новостью была, конечно, погода. И, как только закончилась песня, диктор начал рассказывать о последствиях бурана. По оценкам дорожного департамента, потребуется три дня, чтобы расчистить все дороги в округе. Почтовая служба работает с перебоями, но ремонтные бригады трудятся днем и ночью, чтобы наладить ее.

— Далее в новостях, — продолжил диктор. — Во время бурана автобус с шестью заключенными потерпел аварию на федеральном шоссе номер двенадцать. Трое человек погибли, в том числе два помощника шерифа. Пятеро заключенных сбежали. Двое были пойманы вновь, но трое по-прежнему находятся на свободе. Неизвестно, удалось ли им пережить буран. Будьте осторожны, если увидите незнакомых людей, один из преступников крайне опасен.

Хоуп замерла. Что-то оборвалось у нее внутри. Федеральное шоссе номер двенадцать было всего лишь в нескольких милях отсюда. Она протянула руку и выключила радио — голос диктора вдруг стал действовать ей на нервы.

Ей необходимо было подумать. К сожалению, мысли были слишком пугающими, чтобы размышлять спокойно.

Форма была Прайсу явно мала. У него не оказалось бумажника. Что бы он там ни говорил, теперь Хоуп была уверена, что пятно на его штанине — след крови, но он не был ранен. На запястьях у него были кровоподтеки — от наручников? И у него не было пистолета.

Впрочем, теперь был. Ее.