Ох, и обиделась бабуля на Уруса, что тот ничего ей не сказал про Лийскин выбор. Она и услыхала-то эту новость нечаянно от матери этим же вечером, когда та посетовала, что хлопоты не заканчиваются.
– Только Лагору «обращение» справили, да вот уже и Урусу свадьбу делать надо.
Бабка ахала и охала, что вот уже вся деревня слышала про скорую свадьбу, а она, родная прабабка, вынянчившая этого самого правнука, знать ничего не знает:
– И вот прям, как старая дура была бы, кабы кто с деревни спрашивать начал бы. И как эт так сверсталось-то, что никакая баба ишшо не спросила? Никак Горушке, оленёнку моему, ишшо косточки перемывають. А кабы спросили? А? Позору не оберёшьси, родну бабку обошёл такой вестью!
Уруса было жалко, я никогда ещё не видел своего брата таким виноватым.
– Баб, вот ей-богу, мы тебе сюрприз сделать хотели! Да только…
– А-а, и сюриз ишшо какой-то, да всё мне на мою стару голову. Ростила, холила внучка старшенького и вот оно…
Мать, тоже чувствуя свою вину перед старшим сыном за то, что проговорилась ненароком, вступилась:
– Баб, да успокойся ты. Сюрприз – это подарок неожиданный, радостный, значит…
– Ха, подарочком одарить, значить, решили?! Эт, кады Лийска в подоле уже притащила бы? На те, бабка, подарочек, сюриз называется! Уж все вкруг языками перетёрли, а родна бабуля ни сном, ни духом…
Урус не выдержал, бухнулся перед бабкой на колени, та так и застыла с открытым ртом.
– Баб, прости ты меня, неразумного. Не хотел я тебя обидеть! Честное благородное, вот прям сегодня собирались объявить. Ррык с отцом наказали объявление сделать только после оборота Лагорова.
Ррык с отцом легки на помине, как раз зашли в дом да так и замерли на пороге, узрев Уруса на коленях перед бабкой.
Услышав последние слова, вожак подтвердил:
– Да, мам, ты уж прости, но соединение и свадьбу Уруса мы немного отодвинули. Сама видишь, сколько хлопот с приезжими гостями. Лийса, вроде бы, не в обиде. Взрослая уже, понимает такие обстоятельства. Да и не на годы, только на несколько дней задержка.
Урус, уткнувшись в бабкины колени, пробубнил:
– Баб, мы с Лийсой первенца нашего в твою честь назовём, всё равно, кто будет.
Ошарашенная бабка перевела глаза с вожака на Уруса, погладив его по голове, растроганно всхлипнула:
– Сам-то ишшо из пелёнок давно ли вывалилси, а туды ж, уж первенца называть, ты его поначалу сделай…
Урус, пользуясь только что полученным благорасположением, подхватился:
– Баб, я за Лийсой побегу. Чтоб всё честь по чести было.
– Ну, бежи-бежи. Жених, а никакой солидности – всё носится, всё бегаит…
***
Спозаранку, выгнав скотину в деревенское стадо, мать разбудила меня. Урус уже ушёл на дальнее пастбище. Прихлёбывая молоко из кринки, я посочувствовал брату, вынужденному подняться в такую рань, да ещё после того, как вчера засиделись допоздна.
На Лийсу и Уруса, восседавших возле бабки за столом, уставленном снедью, было интересно смотреть. Лисица была непривычно тихой и молчаливой, глаза её не отрывались от жениха, изумрудно посвёркивая. Урус тихо млел, бережно держа лисицу за руку, лицо его сияло. Никогда не видел своего брата таким счастливым!
Кроме простой любви к своей семье, я ещё не знал других привязанностей. Конечно, видел отношения мужчин и женщин в деревне, парней и девчонок, но были они какие-то… приземлённые что ли, иногда откровенно некрасивые. Временами казалось, что ничего особенного и не представляет эта, так называемая, любовь.
Но, глядя на брата с Лийсой, начал понимать, что, наверное, не всё так просто. Опять же, если взять отношения отца и матери – ровные, уважительные, с долей юмора. Да и бабуля рассказывала, что с мужем у них была любовь истинной пары – а это вообще из области легенд. Значит, что-то всё-таки есть во всех этих страстях?
М-да, мне ведь тоже когда-то встретится девушка, которую я полюблю? От этой мысли я малость офигел. Ну, никак не укладывалось у меня в голове, что я могу относиться к какой-нибудь совершенно чужой девчонке так… как, например, Урус к своей Лийсе.
Вот именно! Лийса-то своя! Вредная, языкастая, но одновременно своя, знакомая с детства. И даже на такую вредную мой брат смотрит с бесконечной нежностью!
Я попытался представить, как смотрю с нежностью на… да на Варинку, хотя бы. Нет, на Христю… А-а-а-а! Да на малолетнюю Орринку приятнее смотреть, чем на Варинку и Христю вместе взятых! Ну их всех! Лучше совсем никого не представлять.
По другую сторону стола, напротив жениха с невестой расположились мать и Верена, то и дело всхлипывающие – то вместе, то попеременно. Отец пристроился возле матери, которая тут же уткнулась мокрым носом ему в плечо.
А Ррык присел рядом со знахаркой и, вроде бы ненароком, приобнял её, что-то проговорив на ухо. Та, опустив глаза, засмущалась, щёки полыхнули румянцем.
Интересно. Помнится, прабабка говорила, что Верена по Ррыку всю жизнь страдает. Может, закончатся её страдания? Да и Ррыку давно пора личную жизнь налаживать. Отчаянно хотелось добра этому сильному волку, который был для меня даже роднее отца – настолько он был близок нашей семье. Да что там, он и был нашей семьёй!
Сколько себя помню, Ррык постоянно присутствовал в нашей жизни, ничего в семье не решалось без него. Он был вожаком оборотней в деревне, верховным вожаком всего ареала оборотней и неформальным главой нашей семьи. Отец, сильный и властный волк во многом, физически равный дяде, а, может, даже и превосходящий его по силе – он, тем не менее, безоговорочно признавал главенство вожака и полностью поддерживал его.
Во! Поймал себя на мысли, что даже про дядьку думаю с большей нежностью, чем про знакомых девчонок. Конечно, он же мне родной, а те совсем чужие.
А-а, так нужно встретить такую, которая родной мне покажется? Хм…
Вообще-то у оборотней принято обходиться без сватовства и всяких свадеб. Это у людей наворочено всяких обычаев да обрядов, ритуалов разных – всё, чтобы найти причину попраздноватьда покуролесить.
А оборотни обычно проще обходятся. Сходят молодые к камню Зверяны, отдадут по капле своей крови, богиня их и поженит, поставив парные метки. Такая вот свадьба оборотней!
От величины и места расположения меток сразу видно, насколько пара подходит друг другу. Зверяна и пошутить может. Поставит метки на пятках. Или под мышками. Отец, смеясь, рассказывал, как видел супругов с метками на ушах.
Но так, говорят, раньше соединялись.
Нынче же, по-новомодному принято заручиться предварительным разрешением у Зверяны, получить начальные метки. А потом уже можно свидетелей приглашать на соединение, чтобы все желающие могли лицезреть момент одобрения богиней. Вот эта самая мода на свидетелей и пришла к нам от людей.
– Будто знаку богини доверье потеряли, – ворчала бабка Мьяра, но сама же горячо пожелала присутствовать на соединении у камня. – Порадуюсь за внучка. Авось и Зверяну прочувствую! Давненько я с ей не встречалася.
Хм, вот так вот запросто с богиней повстречаться? Похоже, бабуля много что может!
Ритуал сватовства тоже пришёл к нам от людей.
Само сватовство было проведено не совсем по правилам. По-людски положено было делать обряд у невесты дома. Но из уважения к главе рода, старейшине оборотней – нашей прабабке Мьяре – Верена совсем не была против нарушения обычаев. А Лийсе, похоже, было абсолютно наплевать, как всё происходит – по обычаям или нет – главное, наконец, она с Урусом вместе, и богиня своё разрешение дала.
Их нежная и столь долгая привязанность друг к другу поражала и удивляла. Пожалуй, ни с кем Урус не был так близок, как с рыжей лисицей. Я, бывало, даже иногда ревновал брата.
Ещё детьми они раз по десять на дню бегали друг к другу по каждой малости. Урус старался придумать любую причину, чтобы лишний раз сходить в дом к знахарке. Да и голосок Лийсы частенько звенел в нашем дворе, а рыжая огненная шевелюра резко выделялась среди наших тёмных голов за обеденным столом.
Бабуля верно говорила – было что-то другое, отличное от других деревенских, в поведении лисицы. Несмотря на бойкий характер, она во время еды всегда вела себя чинно, не болтала, ела очень аккуратно – не таскала куски из соседней тарелки, не чавкала и не чмокала. Даже мама, по-моему, подбиралась в её присутствии и тоже старалась вести себя соответствующе.
А уж сколько нареканий мы выслушали от матери и бабки за поведение, когда нам в пример ставили Лийсу.
Было дело, я, семилетний мальчишка, налетел с кулаками на лисицу. Она уже вступила в подростковую пору и была много выше меня. Уж больно достали тогда нравоучения старших с экивоками на Лийсу, как нужно вести себя. Ну, и не нашёл ничего лучше, как выместить свою досаду на рыжей девчонке – причине многочисленных выговоров и наказаний, как мне тогда казалось.
Урус не дал даже один разочек стукнуть рыжую, так навалял мне, заступаясь за подружку, что после того случая я стал десятой дорогой обходить лисицу. С тех пор и стал избегать общества Лийсы, стараясь не вникать в события, так или иначе связанные с ней. Вот и прошляпил тот момент, когда нежная дружба брата и лисицы переросла в любовные отношения.
И ведь смеялись над ними в деревне, особенно в пору, когда Лийска стала подростком. Девчонка вытянулась и стала выше Уруса на две головы. И всё равно, эти двое ходили по деревне, держась за руки.
Уже тогда, услышав очередную колкость, брат кидался с кулаками в защиту подруги, несмотря на рост, возраст и количество насмешников. И часто ходил битый, с синяками, пока не начал оборачиваться. Сразу добавилось сил и скорости, да и побои моментально залечивались оборотом.
Может, такая истовая самоотверженность друга и покорила сердце лисицы? Лийса упрямо гоняла многочисленных женихов и вопреки обычаям встречалась с парнем младше себя, что осуждалось деревенскими. Но мало-помалу односельчане свыклись и даже стали гордиться такой примечательной парой.
Года три назад отец взял меня с собой на мельницу за мукой. А там я подслушал, как Рона, волчица с другой улицы, рассказывала тётке из соседней деревни про брата с подружкой да всё сетовала, что не пришлось ей в жизни встретить такого мужчину, который так хлестался б за неё, и всё недоумевала:
– За какие ж такие хорошести так свезло рыжей малолетке?
Эти два слова – «хлестался» и «хорошести» – привели меня в полное недоумение.
Слово «хлестался» прочно ассоциировалось с «хлестанием кнутом», и я мучительно старался вспомнить, с кем же мой брат мог хлестаться кнутом. Да и «хорошести»… Ну да, к двенадцати годам я уже понял, что Лийса всё-таки хорошая, но что такое «хорошести»? Как-то звучало это… не по-доброму, что ли.
Меня так занимали эти вопросы, что, помучавшись догадками, напрямую спросил у Уруса – вид выпученных, обалделых глаз брата повеселил. Он никак не мог понять из моих путаных слов, кого же отхлестал, кроме той вредной пятнистой тёлки из стада, то и дело норовившей удрать в лес, в котором нет добрых оборотней, а недавно завелась новая волчья стая, которую…
– Тьфу, Лагор, да кого ж я мог хлестать-то? А-а, так «хлестался» означает драку?
И тут, видимо, вспомнив толстую Рону – и как только она умудряется оборачиваться? – захохотал.
– Да-а, за тётку Рону вряд ли волки дрались. Скорее, она своего мужика у какой-нибудь бабы кулаками отбила! А хорошести… – зло сощурились глаза. – Запущу-ка я эту вредную тёлку к тётке Роне в огород и скажу, что сама сбежала. Будут ей хорошести в полном объёме, чтоб языком трепать некогда было!
Тряхнув головой, я отогнал мысли о брате. Взглянув на небо, понял, что пора поторапливаться на встречу с Ррыком.
Странно, почему вожак не захотел переговорить со мной дома, даже словом не обмолвился накануне, а официально велел прийти на занятия, хотя, как я понял, других обучающихся кроме меня не будет.
Что гадать? Встречусь с вожаком, тогда узнаю.
Ррык вышел мне навстречу, когда я только подходил к его дому. Махнул рукой в сторону соседнего, там жил наш главный деревенский маг Тимофеич. А к нему-то зачем? Я ж уже перекинулся, мне теперь помощь мага не нужна. Недоумевая, шагнул вслед за Ррыком на двор мага, поморщился.
Всем хорош наш главный маг! Приветлив, обаятелен… У нас его любят. Рядом с ним возникало ощущение… надёжности, что ли. Только… запах. Мне совершенно не нравился запах Тимофеича – кислый, с примесью какой-то противной сладости. Но, кажется, кроме меня никого это не беспокоило. Даже Урус на мои расспросы недоумённо пожимал плечами.
– Ну, да. Запашок от него не очень… Но мужик хороший! Надёжный.
Тем не менее, избегая неприятного запаха, я старался общаться с магом как можно меньше. Потому, в отличие от многих, на усадьбе Тимофеича мне бывать не приходилось.
Огляделся с любопытством.
О подворье мага среди деревенских ходило много разных слухов. Рассказывали о чудной птице с большущим красочным хвостом. А посреди двора, говорили, росла дивная яблоня, на которой одновременно цвели цветы, зеленели завязи плодов, да тут же висели спелые румяные яблоки.
Хотя и слыхал такие рассказы не раз, а всё-таки увидев чудную яблоню, не удержался, открыл рот от удивления.
Под самой яблоней стоял деревянный стол с деревянными же скамьями. Позади скамеек были приделаны доски, так думаю, чтобы спину подпирали, если сидеть прямо устанешь. Как у бабкиного кресла. У деревенских-то так делать не принято. А зря. Удобно сидеть, наверно.
В ожидании хозяина Ррык сел на скамью, кивнув мне, чтобы устраивался. Со склонившейся ветки сорвал спелое яблоко, смачно захрустел. Засмеялся моему ошарашенному взгляду:
– Рви яблоки, хозяин не обидится. Он на этой яблоне тренируется магией. Даже в морозы цвести и плодоносить заставляет. Хочет секреты эльфийской магии разгадать. Ему эти яблоки уже поперёк горла стоят – одному ж столько не съесть. Ты думаешь, откуда я зимой-то вам яблоки таскал? Вот соседу помогаю урожай собирать.
Вспомнил – и правда, Ррык частенько приносил яблоки. А я никогда не задумывался, откуда он их берёт в конце зимы – такие наливные, сочные и сладкие, лопал от души и не спрашивал. А ведь зимние сорта яблок, даже если хорошо хранятся, к весне теряют сочность.
– Ррык, знаешь? У меня такое странное ощущение…
– Будто спал, а теперь вдруг проснулся?
Я вскинулся:
– Ты знаешь?
– А чего ж не знать-то?
Слегка усмехнулся.
– Это перекид, Лагор. До перекида оборотень, что ребёнок. Только б играться. Вас и учить-то в это время трудно. А вот после перекида… Как почувствуете слух и обоняние зверя, так будто просыпаетесь. На жизнь по-другому смотреть начинаете.
Помолчал.
– Вот и подумаешь иной раз – не зря же так завелось-то, чтобы оборотень в пять-шесть лет зверя обрёл, хоть и безмозглого. Но дикий оборотень сразу становится взрослее и к твоим годам много чего может, чего ты даже вполовину не умеешь.
– Да-а, «дикий» в его года много взрослее и охотится лучше, да и в лесу не пропадёт в отличие от вас, поздних-то, – из-за угла избы вышел Тимофеич, неся в руках горячий самовар. – Лагор, сбегай-ка на крыльцо, притащи посуду, я её туда выставил.
От движения на руке мага сверкнул камень, и россыпь разноцветных лучиков брызнула в стороны, отразившись от связки подвесок на поясе. Вот это мне тоже не нравилось!
Ладно, когда женщины побрякушками обвешиваются, но Тимофеич-то похлеще иной щеголихи обряжался. Довольно высокий, не так, чтобы толстый, но грузный. И борода лопатой. А все пальцы перстнями унизаны, на ином и по два помещались. На запястьях каждой руки по два браслета. На шее сразу несколько – как их назвать-то? – ожерелий разной формы – тут тебе и круглые с загогулинами, и пластинки какие-то на цепочках висят. Даже пояс из квадратов узорчатых набран, а на нём подвески разные гроздьями телепаются. Ещё брошки по рубахе приколоты. И всё в каменьях! И в ухе большая круглая серьга с тремя блескушками мотается.
И думается мне, что вся эта «красота» не из простой меди делана, да ещё и весит пару пудов, наверное. А если посмотреть на мага при солнце… да какое там посмотреть? Глаза от переливчатого блеска до слёз режет!
Бывает, конечно, и мужчины человеческие, и оборотни носят браслет какой, или пояс нарядный оденут. В том-то и дело, что «или». Чтобы обвешиваться побрякушками с ног до головы, хоть бы и дорогими, ни у кого в обычае не было.
Но было в Тимофеиче и другое! Надёжный он был, основательный, несмотря на страсть женские побрякушки напяливать. Поговоришь с ним немного, и уже кажется тебе роднее самого близкого человека. Потому любят его у нас в деревне и на странности внимания не обращают.
Уже позже, принимая от мага чашку с душистым чаем спросил:
– Так зачем же тогда нам «осознание» делать, если «дикие» в нашем возрасте лучше и взрослее?
– Эх, Лагор-Лагор, столько учился, а разницу так и не понял. Да, к жизни в первое время дикий молодой приспособленнее будет. Только со зверем своим он очень долго не в ладах. Зверь в нём сильнее человека. И пока обуздает он своего зверя, может и жизни лишиться. Да и видел ты, чтобы кто из «диких» чего-нибудь существенного в жизни добился? Ну, кроме вожака вашего, конечно. Он исключение.
– Да ладно тебе, Тимофеич, кого из «диких», кроме деревенских, Лагор видел? Ты же сам не раз наблюдал, как после перекида осознанцы первое время пасуют перед «дикими», зато потом навёрстывают.
– А вот не скажи, Ррык. Смотри-ка, наш Лагор не спасовал! Как он этого Грома с прихвостнями… их ведь с десяток было, а на место-то как ловко поставил!
Маг аж языком прицокнул, довольно сощурив глаза.
Ррык с хрустом разгрыз зачерствевшую баранку, прихлебнув чаю, задумчиво сказал:
– Думаю, наследство сказалось.
– Ясно дело, что наследство. Но характер тоже никуда не денешь.
Я с недоумением переводил глаза с одного на другого. Наследство… характер… чего это они? Я за бабулю испугался, что зашибут, больше ни о чём другом и не думал. А все восхищаются какой-то смелостью… аж стыдно. Ладно, другие… но и эти туда же.
– Не стыдись Лагор!
Маг что, ещё и мысли читает?
– Тут ведь дело не в том, что ты собирался делать, а в том, что получилось. Мало у кого духу-то хватило бы поперёк стаи пойти. Честно скажу, я б, наверно, спасовал. Сначала глянул бы, кто из своих рядом, чтоб спину прикрыли, да взвесил бы шансы свои и противника. И у них на то расчёт был. А там, скорее всего, отступил бы так, чтобы достоинство не уронить. А ты, не глядя, махнул да в самую морду вожака ощерился! Так не то, что олени себя не ведут, на такое любой взрослый волк, а то и медведь, не решится. А Гром-то струсил – думал, заломает оленя и скажет, что инстинкты сработали – и никто ему возразить ничего бы не смог. Поди докажи, что не со зла. А вот накося, выкуси! Олень зубастый сам нападает! Хо-хо-хо! Ну, ладно, – прихлопнул о стол ладонями, – поели, делом пора заняться.
Уже после того, как прибрали после завтрака, опять чинно уселись за стол. Ррык молчал, уступая первенство Тимофеичу.
Маг пригладил встопорщенную после еды бороду:
– Ну, Лагор, давай заново знакомиться. Знал ты меня, как деревенского и школьного мага, как уважаемая Мьяра говорит, шамана, – хмыкнул, – но… Позволь представиться, главный маг княжества Осиян – Гилон Тимофеичер Нол.
Чего?! Сам знаменитый Гроза Гилон? Княжеский главный маг? В нашей деревне? Да быть такого не может!
Я же сколько живу, столько его и помню – простой деревенский маг, наш наставник на «осознании».
Хотя… Оглянулся.
Яблоня чудная. Забор, отгораживающий двор от деревенской улицы, вовсе и забором не назовёшь – так, штакетник. Отсюда со двора всю улицу видать, как на ладони, а с улицы ни двора, ни макушки яблони не видно. Только кусты густющие, через которые никакими силами не продраться. Деревенские мальчишки по-всякому пытались пролезть – я-то знаю. Уж больно завлекательно яблочка по весне попробовать да птицу заморскую рассмотреть, может, и перо выдрать – больно красивые, говорят – а потом похвастать удалью.
И надо же, в самый этот момент из-за угла избы птица появилась.
Смотри-ка, на курицу походит. Да только таких больших кур я не видел никогда. А сама-то синяя, на голове коронка из перьев. Идёт, а хвост из-за угла всё тянется и тянется… да когда ж он кончится-то?
Нет, такие чудеса другие шаманы делать не умеют. Уж точно много проще живут.
Среди деревенских столько рассказов и историй про знаменитого мага ходит. А он, выходит, среди нас живёт? И никто НЕ ЗНАЕТ?
Я, ошалевший от такого известия, очумело переводил глаза с мага на вожака и обратно. Нет, вожак-то, скорее всего, в курсе статуса нашего Тимофеича – вон, нисколько не удивлён новостью. Однако…
– Ну, полно. Поудивлялся, и хватит глаза таращить. Ты что ж думал, особенного потомка Рруса Трёхлапого без присмотра оставят? Тут, брат, такие дела творятся, тебя у нас из-под носа увезти норовят.
Чего? Увезти? Зачем я кому-то сдался?
– Так, Тимофеич, ты мальца-то с толку не сбивай, объясняй по порядку. Не забывай, он только третьего дня оборотился, считай, только проснулся. Ему твои мировые проблемы, сам знаешь…
– Прав, прав ты, Ррык. Это я, то ли от радости, что дождались, то ли от того, с чего начать не знаю.
Да чего их так разбирает? Чтобы наш Тимофеич так волновался, это что-то неординарное должно случиться. Конечно, исполнение пророчества – событие важное, да только с пророчеством этим не всё ясно.
Из горла вырвался сип. Откашлялся.
– Тимофеич, а точно я под это пророчество подхожу? Может, и не я вовсе тот семьдесят пятый потомок-то? Может, сбились где со счёту?
Маг задумчиво огладил окладистую бороду:
– Были такие сомнения. Всё-таки число не маленькое. После ухода Рруса оба его сына погибли, а вскоре враги и всю семью старшего сына вырезали. Сначала думали – всё, прервался род Великого Оборотня. Да только и в те времена уже была служба безопасности при князе. Семью старшего сына Армета спасти не смогли, как ни сторожили – уж больно враги хорошо подготовились, предателя при княжьем дворе нашли, и такое бывает. М-да, не уберегли… Но вот зазнобу младшего сына в расчёт не взяли. Младший-то, Рассверт, уж больно до женщин охоч был. Даже смешно. Оборотни ведь верностью своим любимым женщинам известны. А Рассверт, кажется, ни одной юбки не пропускал. Как утро, так из его покоев новая красотка выходит. Всех придворных дам… кх-м… – закашлялся после вожакова тычка в бок, – осчастливил.
Тимофеич с Ррыком, ухмыляясь, переглядывались, видимо, вспомнили что-то своё. Пришлось напомнить о продолжении, этой истории я ещё не знал:
– А кто же стала нашей прародительницей?
– А прародительницей, – магу смешно, – стала дочь стражника-оборотня, про которую, Слава Сиянию, никто почти не знал. Звали её Рианой, от Рассверта-то она одна из всех и понесла.
– Думаю, всё ж-таки, сыновья Рруса знали про пророчество, – Ррык вступил в разговор, – наверно, они и разыграли такую комбинацию про запас.
– А вообще-то умно! У старшего – семья, а враги не дремлют. Всякое может случиться.
– Во-во, оно и случилось. А младший не женат, баб меняет…
– Эй, Ррык, повежливее о бабах… тьфу, женщинах!
Эти два дружка ещё и зубоскалят! Хохочут. Я тоже не сдержался:
– Уважаемые наставники, вы, между прочим, о моих предках говорите!
Теперь маг толкает вожака в бок, тыча в меня пальцем:
– Смотри-ка, щенок зубы молочные скалит!
– А то… Порода! Вот подрастёт, ты ему на один зуб сгодишься!
Два уважаемых человека, а ведут себя, как щенки, ей богу!
Я оглянулся на забор, опасаясь – не услышал бы кто с улицы неприличные выражения, которыми обменивались эти… такие уважаемые. Тимофеич перехватил мой опасливый взгляд:
– Не бойся, Лагор, с улицы ни звука с этого двора не слыхать, – подмигнул, – работать умеем.
– Мьиу-а-а-а-а-у-у…! – казалось, в самое ухо с перепугу заорала кошка.
От неожиданности я высоко подпрыгнул прямо со скамьи, в воздухе оборачиваясь, приземлился оленем рядом уже на четыре ноги и вытаращился.
Посреди двора стояла Тимофеичева «птичка» с развёрнутым хвостом! Я так пасть и разинул. Вот это да!
Птица-то и сама много больше курицы, а уж хвост-то у неё раза в три длиннее тулова будет, а тут она ещё его и распустила – вот диво дивное! Хвост, что веер, на полдвора размахался! Тулово птицы синим переливается, а хвост изумрудной зеленью полыхает, и по вееру пятна, на глаза похожие, рассыпались. Тут «птичка» шею вытянула да как опять завизжит драной кошкой, хоть уши затыкай – ага, копытами.
Старшие, привалившись друг к другу, совсем от хохота зашлись. Обернулся в человека, сплюнув с досадой в сторону дурной птицы. Пригладив растрепавшиеся волосы, сел на своё место и сердито уставился на веселящихся вожака с магом.
– Ох-хо-хо! У Оша-то брачный период! Никак, про баб услыхал, себе требует! Ах-ха!
Тимофеич совсем согнулся от хохота.
И это главный маг княжества Гроза Гилон!
Утирая выступившую влагу с глаз, маг пояснил:
– Мне Оша в Бормите подарили, когда я туда посольство сопровождал. Оша и ещё одного павлина, самку. Я чего-то не додумал, когда другую птицу князю передарил. Теперь и та у князя на птичьем дворе мается, и этот всё норовит к соседским курам сбежать. Благо, защита не пускает. Всё хочу Оша к невесте отправить, да руки не доходят. То забуду, то в спешке уезжаю, не до павлина. Вот поедешь к князю, с собой Оша заберёшь.
– К князю?
– К князю, к князю. Подучим, и вперёд – на службу! Иль ты решил насовсем в деревне остаться, коровам хвосты крутить?
Недоумённо тряхнул головой – вот уж о чём-о чём, а о будущем я особо ещё и не задумывался.
А интересно, как князья живут? Говорят, и сын у него есть, почти Урусов ровесник. Да, вроде, и не один. А…
Старшие наконец-то отсмеялись, Тимофеич хлопнул ладонью по столешнице:
– На чём мы остановились?
– На бабах, то бишь, на женщинах, – хмыкнул Ррык и уже серьёзнее, – думаю, Рассверт видимость создавал, когда с разными бабами спал, зато и Риану уберёг.
– Похоже на то. Про Риану-то считаным людям было известно, это уж сейчас об этом открыто говорят, а тогда к государственным тайнам её беременность приравняли. Да и потом не светили. Приглядывали только. Князь всегда знал, да пара доверенных лиц. Даже не охраняли. Вроде как обыкновенная оборотница. Дочь родилась, Раста. Так, в основном, по женской линии пошла наследственность – это-то недругов и сбило с толку. Никто и не держал Расту с мужем, когда они из столицы в леса подались – оно и спокойнее вроде. Но приглядывали. Ох, и досталось вашим предкам! Вроде детей нарожают, правда, больше трёх только у Мьяры да твоего отца было, да толку-то! Что-нибудь да случается, и каждый раз только один ребёнок в живых оставался. У Мьяры-то одного брата медведь-шатун ещё подростком задрал, когда тот решил перед друзьями побахвалиться удалью. Другой тоже на охоте за зайцем погнался да в хитрую болотину угодил. Не выбрался – следы только до болотины довели. И всё, с концами… – вздохнул. – А уж когда история с ведьмой случилась, да в живых только Ррык с Аритом остались, тогдашний князь совсем обеспокоился. Тут ещё и на сына его покушение. Маг-то для пригляда рядом находился, да Листавия его самого первого убрала – никто ничего и не понял. Видно, за столько лет расслабились, кто-то где чего сказал, что кому намекнул. Не уследили. Листавия-то из Тирриэла приехала. Потом, после всех событий её путь отследили – прямиком ехала, не петляла, знала куда. И не одна, трое магов её сопровождали. Двое от зубов оборотней погибли, ещё одного израненного поймали. Только допросить не смогли. У него блокирующее заклинание сработало – а это оч-чень редкая магия! А Листавию, похоже, пытались сделать матерью особенного – немного не рассчитали… Вот тогда-то власть и зашевелилась. Было решено плотнее вас охранять. Благо, Ррык с твоим дедом до «осознания» додумались! Тут уж и школу для маленьких оборотней открыли. И маги, что есть в деревне, все из службы безопасности княжества. Да и понятно стало – часть пророчества сбылась, значит, всё верно.
– Но, может, всё равно где-то сбились со счёту, – упрямо гну свою линию. – Урус тоже может быть семьдесят пятым, или даже Арыска?
– Эк, как же тебе не хочется быть особенным, – глаза мага лучились участием, а мне стало почему-то неловко. – Понимаю, Гор. Ответственность. Тебя ведь очень долго ждали, на тебе очень много важного завязано.
Как-то совсем неуютно стало после слов шамана, невольно ссутулился, передёрнув плечами.
– Только, если и были сомнения, что где-то что упустили, не так сосчитали, то после твоего оборота всё по местам встало. Не ошиблись, правильно посчитали. И, – маг довольно заулыбался, – это хорошо, что ты оленем обернулся! Удачно-то как! Вас ведь в последнее время трудно скрывать стало. Сам знаешь, в тебя разве что пальцами не показывали – вон, особенный идёт. Были мнения дать тебе раньше обернуться, но тут уж мы с Ррыком отстояли, чтоб зверя твоего получше приручить да и … детство немного продлить. Ты уж извини, брат, но теперь придётся резко взрослеть – пора пришла.
Мне совсем тоскливо стало от этих слов.
– Ну-ну, Лагор! Во взрослой жизни тоже много чего интересного есть. Обещаю, что скучно не будет!
– А-а…
Если уж заставляют взрослеть, то пусть на вопросы отвечают.
– А зачем удачно… ну, что оленем?
– Хм… Понимаешь? Ясно, что особенный должен был быть необычным оборотнем. Но если бы ты оказался каким-нибудь там… драконом, например. Даже пусть безобидного доброго дракона, если такие бывают, можно было бы расценивать, как угрозу. Всё же, опасная живность. А олень… что олень? По сути своей мирное животное. Видел же, сколько иноземцев на празднике было?
Киваю – ага, мельком видел, да и бабка с друзьями что-то говорили.
– Это только официальные гости были, которых, заметь, никто не приглашал, но, что будут, знали.
– А ещё какие были?
– А ещё и тайные соглядатаи были. Это те, что в нашей деревне живут, да в соседних деревнях пристроились.
Я недоуменно посмотрел в горящие глаза мага и перевёл взгляд на Ррыка. Тот спокойно грыз яблоко, ничему не удивляясь. Выходит, вожак в курсе того, что творится вокруг?
– Эх, Лагор, тебя ещё учить и учить…
– К-как это? В нашей деревне живут?
– Ну да, в нашей. Кто-то ещё до твоего рождения сюда пришёл, семьи завели, обжились. Кто-то недавно появился. Мы тоже приглядываем и за вашей семьёй, и за пришлыми. В прошлом году маг ассиарский всё пытался в школу наставником устроиться. Мы ему такую проверку устроили. Когда на службу к князю кого берём, такую не устраиваем. Еле-еле отвязались. Он тут ещё месяца два крутился, пытался в деревне пристроиться – тут уж Ррык за него взялся. У соседей пытался закрепиться, пришлось тамошних вожаков в тайную службу вызывать. Шуганули его.
– Настырный, нахрапом пытался влезть. Но дурак! Кто ж так дела делает? – Ррык швырнул огрызок яблока птице.
– Два покушения на вашу семью было. Про одно-то все знают, правда, думали, что те из зверинца просто пытались любого ребёнка оборотня выкрасть для перепродажи…
Я вспомнил бабкин рассказ про то, как Уруса маленьким украли, а в результате спасли ещё и Лийсу.
– А бабуля говорила, что воров всех порвали.
– Ну, один-то поцелее остался. Я подсуетился, некроманта вызвал. Оч-чень редкие маги. Они мёртвого допросить могут, если на нём специальных заклятий не было. Вот он и допросил одного более-менее уцелевшего. Только маг через сутки приехал после того, что тогда случилось. А в таком деле, чем быстрее, тем лучше. М-да… И допрашиваемый оказался не самым главным, но что-то увидел, услышал. Сказал, что приходил к ним важный господин, высокий, в плаще, лицо закрытое, о чём-то разговаривал с главарём – тот потом довольным выглядел. Говорит, деньги у главаря появились, купили в каком-то зверинце несколько зверей и прямиком к нам направились. Они-то прежде грабежом купцов занимались на границе с Тирриэлом. Заметь, Листавия тоже из Тирриэла была. Сказал, что пока добирались к нам, где-то в лесу им человек попался, по виду слуга богатого господина, они его по старой привычке ограбили и убили, только из всего, что было при нём, так это пара золотых монет да лисёнок-оборотень в мешке с порубленным хвостом. Лисёнка они в клетку засунули, главарь всё подхихикивал, что будет их подопечному подружка, – хмыкнул. – Никак главарь провидцем был – Лийса и вправду подружкой Урусу стала. Как видишь, враги тоже чего-то считали, и у них выбор на Уруса пал. Ну, а во второй раз никого даже к деревне не подпустили. Те уже из Ассиара были. Взяли всю группу заговорщиков ещё в столице. А там не только ассиарские были, но и один из приближённых княжеского вельможи. Ассиарские грубо работают, их быстрее других вычисляют, а вельможа тот… Я его тебе потом покажу, чтобы знал.
А его разве не поймали? Тимофеич будто мои мысли прочитал:
– Приближённого вместе с ассиарскими взяли, а вельможа ото всего отказался, и от друга детства своего – мол, знать не знает, чем тот занимался. Всё плакался, что жизнь свою другу доверял, а тот его предал. Только мы с тех пор с него глаз не спускаем. Знаем, что связан он с Ассиаром, но подловить пока ни на чём не можем, а без доказательств к нему не подступишься, – вздохнул. – Не всё так просто в жизни-то. И знаешь, что подлец, а сделать ничего нельзя. Ну, ладно, – прихлопнул ладонью по столу, – сегодня поговорили. А завтра придёшь вместе с Урусом, буду вас магии обучать.
Магии? Мы ж оборотни, ни разу не маги.
– Магии, магии! Вот придёте завтра с Урусом, всё объясню. Да не сюда – ещё не хватало, чтобы дурной силой двор мне разнесли. Ррык знает, куда идти.