Лондон. Двумя неделями позже
Леди Кэролайн Николсон, заметив, что дверь в кабинет лорда Альбертсона приоткрыта, не раздумывая, проскользнула внутрь. Казалось бы, глупо искать уединения девице, для которой этот бал был первым выходом в свет. Прячась по темным углам, мужа не найти, и Кэролайн прекрасно это понимала. Как понимала и то, что лорд Тайлер, самый желанный холостяк Лондона, который как будто ее заметил, сейчас уже, должно быть, купается в благосклонном внимании какой-нибудь более удачливой и благоразумной дебютантки, кружась с ней в вальсе.
Впрочем, лорд Тайлер так и не изъявил желания зарезервировать танец с Кэролайн и после представления не задержался возле нее дольше положенного по этикету времени.
Очевидно, она все же не произвела на него должного впечатления. Сделав такой вывод, леди Николсон достала батистовый платочек и с шумом высморкалась. Пару минут наедине с собой хватит, чтобы восстановить душевное равновесие и вновь быть готовой предстать перед публикой в почти прежнем своем качестве, если не считать слегка уязвленной гордости и утраты некоторых иллюзий. В конце концов, на лорде Тайлере свет клином не сошелся. В Лондоне полным-полно неженатых джентльменов, и если она не пришлась по нраву первому из тех, кто понравился ей, нет повода записывать себя в неудачницы.
Услышав, как щелкнул язычок дверного замка, Кэролайн стремительно обернулась и увидела, что в комнату вошли двое. Первое, что пришло в голову Кэролайн, – это спрятаться в темном углу, в простенке между книжными шкафами. Вообще-то правила приличий требовали, чтобы она заявила о своем присутствии. Только вот дебютантке, мечтающей как можно скорее выйти замуж, ни к чему вовлекать себя в скандал. В распоряжение гостей бала частные покои хозяев не передавались, и сам факт, что она зачем-то находилась в кабинете лорда Альбертсона, говорил не в ее пользу.
И тут она узнала вошедших. Вернее, одного из вошедших. Лорд Джонатан Кромфорд, граф Линдси, наименее востребованный холостяк Лондона, привел сюда, в полутемный кабинет, даму. Поговаривали, будто одной своей ухмылкой он способен вскружить голову самой стойкой из представительниц слабого пола. Кэролайн трудно было судить о правдивости этого слуха, поскольку ей пока не довелось испытать на себе воздействие легендарного шарма графа. Зачастую дамы устраивают слишком много шума из ничего. Было бы любопытно на собственном опыте убедиться в достоверности или недостоверности подобных утверждений, не без иронии подумала Кэролайн и тут же одернула себя: мысли ее приняли небезопасное направление. Она вышла в свет, так сказать, вооруженная до зубов: ее кузины сообщили все, что только можно было сообщить, о достойных рассмотрения кандидатах в мужья из числа лондонских аристократов и тем самым сильно облегчили для нее вхождение в лондонский высший круг.
В двух-трех шагах от нее находился типичный образчик закоренелого грешника, даром что девицы на выданье предпочитали считать его выходки безобидными шалостями. Девицам этим, как видно, застил глаза его легендарный шарм.
Кэролайн завороженно наблюдала за тем, как граф, бегло окинув кабинет взглядом, принялся обихаживать спутницу. Если бы события не развивались с такой быстротой, а натиск графа не был столь стремительным и настойчивым, Кэролайн, пожалуй, решилась бы заявить о своем присутствии, но момент оказался упущен, и ей ничего не оставалось, кроме как вжаться в стену и ждать, когда все закончится. Если она и надеялась на то, что все ограничится невинным поцелуем и парочка удалится в бальный зал, а следом за ними и она, то надеждам не суждено было сбыться. Теперь ей предстояло пропустить еще один танец, и кто знает, чем это для нее обернется? Может, сейчас решилась бы ее судьба, и она, невольный соглядатай, упускает единственный шанс на счастье… Сказать, что преобладающим чувством ее была неловкость, у Кэролайн не повернулся бы язык. Скорее она была заинтригована происходящим.
– Целуй меня, Линдси, – хрипло и требовательно пробормотала леди, – я вся горю. Я так долго ждала этого момента…
– Не могу же я тебя целовать, когда твой муж от тебя ни на шаг не отходит, – возразил Линдси. – Нельзя упрекать меня в том, что я не в силах изменить. – С этими словами он снял перчатки, бросил их на ближайший стул и сгреб леди в объятия.
– Моему мужу нет до меня дела. Все, чем он дорожит, – это его драгоценная коллекция, что хранится в частной галерее и предназначена только для его глаз. Только о ней он и говорит. Какая скука! Никому не позволяет на нее взглянуть, а ни о чем другом и говорить не может!
Спутница Линдси жадно гладила графа по плечам, запрокинув голову и подставляя сложенные бантиком губки для поцелуя.
– Так ты желаешь видеть меня в роли интересного собеседника? Хочешь, чтобы я осыпал тебя любезностями? – Граф не давал своим рукам отдыха.
– Нет, – протяжно выдохнула дама. – Я хочу от тебя большего. Целуй же меня! Я так давно мечтала познать вкус твоих поцелуев…
Граф исполнил приказ, но, похоже, леди осталась недовольна.
– Ну же, зачем ты мучаешь меня? Целуй крепче!
На этот раз граф очень долго не отрывался от губ своей спутницы.
– Так лучше? – хрипловатым шепотом спросил Линдси. – Ты всегда получаешь то, что хочешь, дорогая?
– Я хочу, чтобы ты целовал меня еще и еще…
– Ты уверена, что тебе нужны мои поцелуи, а не внимание мужа? И не его драгоценные – во всех смыслах – картины?
– Твои поцелуи мне дороже его картин, – решительно заявила спутница Линдси и, просунув руку между их телами, добавила жарким шепотом: – А ему вообще цены нет.
Линдси был несколько обескуражен напором дамы. Однако чем решительнее ее настрой, тем ближе к воплощению его план.
– Испытывать вожделение к картинам, когда рядом безумно красивая женщина, – преступление! – хриплым шепотом произнес граф, лаская свою спутницу.
– Я не хочу говорить о картинах, – недовольно простонала дама, – я вообще не хочу говорить. – Ослабив шнуровку корсета, она приспустила рукава платья, и ее пышная грудь выплеснулась через край декольте. – Я больше не могу ждать…
Линдси понимал, что, не исполнив хотя бы отчасти желания дамы, он своего не получит. Покрывая поцелуями ее грудь, он лихорадочно искал подход к тому предмету, что в данный момент интересовал его больше всего.
– Я думаю о тебе каждую ночь в своей одинокой постели, – призналась его спутница. Грудь ее бурно вздымалась при каждом вздохе.
Он провел подушечкой большого пальца по ее соску, и она вздрогнула всем телом.
– И что ты представляешь, дорогая? Какими бы «нехорошими» делами мы могли бы заняться с тобою вместе? – Желая несколько снизить накал страстей, Линдси приподнял свою спутницу за талию и усадил на край стола лорда Альбертсона. Письменные принадлежности хозяина дома с грохотом покатились по полу. «Прости, старина», – подумал Линдси.
– Я хочу, чтобы ты сбросил все эти ненужные тряпки. Хочу, чтобы между нашими телами не было преград – кожей чувствовать твою кожу. И я хочу, чтобы мы бесконечно предавались нескончаемой страсти.
Между тем его спутница ни на миг не выпускала его из рук. Дабы замаскировать свой побег, Линдси пересадил даму подальше, приподняв при этом ворох мешавшихся юбок. Соприкосновение обнаженных бедер с прохладной столешницы орехового дерева вызвало у леди чувственный трепет.
– Что ты скажешь о том, чтобы фантазии твои перестали быть только фантазиями? Ты заслуживаешь куда большего, чем краткий миг удовлетворения на жестком деревянном столе в темноте. Твое роскошное тело надо боготворить и лелеять. Мне же сейчас остается лишь полагаться на воображение, догадываться о том, как выглядит то, что от меня скрыто. – Вот когда пригодились ему те романтические стихи, что приходилось заучивать в Итоне. Он готов был наплести сколько угодно чуши, лишь бы она была довольна. Цель оправдывает средства, как говорится.
Кажется, его слова возымели нужное действие. И рука ее, лишившись объекта воздействия, бесцельно замерла. Спутница Линдси с шумом вдохнула и вынесла вердикт:
– Линдси, я хочу тебя, и я хочу, чтобы ты был со мной в постели.
– Что ты говоришь? – Линдси сумел увеличить дистанцию между ними, не выпуская из рук нижнюю часть ее платья. – Ты приглашаешь меня к себе в спальню среди ночи, с мужем, спящим в соседней комнате?
«И с коллекцией бесценных картин в десяти шагах от нас?» – про себя добавил Линдси.
– Да, – сказала она и подалась к нему навстречу, словно не в силах вынести разъединения.
– Тогда твоя храбрость не уступает твоей красоте. – Линдси наклонился и поцеловал ее в шею. – Неукротимая страсть – редкое качество. Особенно редкое среди лощеных светских дам. Возможно, в твоем лице я встретил ту единственную, что будет ровней мне во всем том, что касается чувственных удовольствий.
– Завтра ночью, – накрыв ладонью его руку, сжимавшую ее юбки, жарко заговорила дама, – я буду одна. Мой муж поздно вечером поедет на какой-то закрытый аукцион. Ты должен приехать ко мне, и мы будем любить друг друга страстно и нежно, словно Ромео и Джульетта.
Видимо, его спутница забыла о том, как плохо все закончилось у Ромео и Джульетты, решил Линдси, но развивать эту тему не стал. Сейчас, когда до цели рукой подать, не самое подходящее время для развенчания иллюзий.
– Предложение довольно-таки смелое, миледи, – заметил Линдси. – Вы уверены, что хотите этого?
В чем он, Линдси, был абсолютно уверен, так это в том, что не станет вылезать ночью из окна любовницы по плющу, застигнутый врасплох со спущенными штанами. Его главная цель не имела ничего общего с прелестями леди Дженкин.
– Ваша смелость вдохновляет, миледи, – с чувством добавил он.
Леди Дженкин соскользнула со стола и быстро поправила свой наряд, словно зашнуровывать корсет впопыхах давно вошло у нее в привычку.
– Буду считать минуты до нашей следующей встречи в моей постели, – сказала леди Дженкин и, крепко поцеловав Линдси в губы, выпорхнула из комнаты.
Дверь со щелчком захлопнулась, и Линдси смог наконец перевести дух. Он вытер губы тыльной стороной ладони, привел в прежнее безукоризненное состояние вечерний наряд и, окинув взглядом оставленный в беспорядке стол лорда Альбертсона, сквозь зубы выругался. Он был чем-то сильно раздосадован, даже разозлен. Едва ли разбросанные по полу письменные принадлежности или помятые листы бумаги были тому причиной.
Будь неладен проклятый старик, из-за которого он оказался в ловушке! Отец всегда плевал на его чувства и желания! Как смеет он и с того света диктовать ему, как жить?! Гори он в аду!
Несколько успокоившись, Линдси достал из шкафа графин с бренди, щедро плеснул в стакан и стал пить мелкими глотками, наслаждаясь растекающимся по телу теплом. Убрав бренди и пустой стакан на место, Линдси направился к двери, но, взявшись за бронзовую ручку, такую гладкую и прохладную на ощупь, вспомнил про перчатки и пошел обратно, к стулу. Сделав шаг, Линдси замер. Ему показалось, что в темном простенке между шкафами мелькнула чья-то тень. Он прислушался. Ему показалось или он действительно услышал шелест шелка?
Толстый персидский ковер на полу почти полностью заглушал шум его шагов. Дышал он ровно и спокойно. Скорее всего, в том простенке он найдет разве что ленивого сонного кота. Однако его предположение оказалось ошибочным. Соглядатаем стал отнюдь не кот – если бы чувство юмора не изменило ему в этот момент, Линдси точно рассмеялся бы. Но он не рассмеялся, а уставился на девицу, которая тоже на него глазела.
– Кого же мы тут видим?