Утром 14 января 1977 года в ходе присуждения призов Киноакадемии за 1976 г. произошел драматический поворот.
В номинацию по категории «Лучший актер» попали в тот год: Де Ниро — за фильм «Таксист»; ранее совершенно неизвестный исполнитель эпизодических ролей Сильвестр Сталлоне — за фильм «Рокки»; итальянец Джанкарло Джаннини — за фильм «Семь красавиц»; Питер Финч и Уильям Холден — за фильм «Сеть». Лидерами по количеству поданных за них голосов были «Сеть» и «Рокки», но в целом все сходились на мнении, что вокруг этого «Оскара» развернулась самая жесткая конкуренция за последние годы.
Де Ниро вступил в соревнование за «Оскара», уже имея за плечами приз, присужденный ему критиками Нью-Йорка. Роль Трэвиса Бикла была отмечена также и критиками Лос-Анджелеса и Национальным обществом кинокритиков. Его основным соперником был, вероятно, Питер Финч, фраза которого (из роли сумасшедшего репортера Говарда Била в фильме «Сеть») обошла пол-Америки: «Я псих, и я не стану больше этого терпеть!» Финч ужасно хотел получить «Оскара» и дал около 300 (!) интервью, чтобы подогреть интерес к фильму и к собственной персоне. В то же время Де Ниро занял достаточно нравственную позицию и не старался себя выпячивать.
Сравнивать игру двух разных актеров в двух совершенно различных ролях — безнадежное дело, однако не вызывает особых сомнений, кто из этих двух был лучше, достойнее. Но тем не менее бешеная рекламная кампания Финча сделала свое дело, и мнение членов Киноакадемии склонялось в его пользу. 14 января 1977 года Финч приехал в отель «Беверли-Хиллз», чтобы дать очередное интервью в живом эфире, в передаче «Доброе утро, Америка», — и вдруг, прямо в вестибюле гостиницы с ним случился сердечный приступ, от которого он скончался. Итак, «Оскар» Финчу был обеспечен, казалось, самой его смертью…
По правилам Киноакадемии «Оскар» не может быть присужден посмертно. Но в случае с Финчем бюллетени с волеизъявлением членов Киноакадемии уже поступили в счетную комиссию, так что ничто не могло остановить развития событий. Вечером, как все и ожидали, актриса Лив Олмен прочла имя Питера Финча на вынутом из сверкающего конверта листке, и после краткой речи режиссера Чаевского «свежеиспеченная» вдова актера Элета вышла на подиум и приняла «Оскара»…
Так Де Ниро остался без награды за одну из лучших ролей во всей истории американского кино. Единственным утешением ему могло служить лишь то, что он не «пролетел» дважды. Дело в том, что в тот же год на «Оскара» был выдвинут фильм Хэла Эшби «Обреченный на славу», крупнобюджетный фильм о певце Вуди Гатри. Де Ниро приглашали на эту роль, но в конечном счете он отказался, и певца сыграл Дэвид Каррадайн.
В новом фильме Скорсезе «Нью-Йорк, Нью-Йорк» Де Ниро должен был играть вместе с Лайзой Минелли. Из них троих только Минелли, казалось, подходила для мюзикла — после своего «Кабаре», за который получила «Оскара». Тем не менее Скорсезе просто жаждал снять его. Этот фильм словно возвращал режиссера в детство, когда родители брали его с собой в дансинги, и юный Скорсезе (он родился в 1942 году) впитывал музыку Пола Уайтмена, Ксавье Куга и Луи Прима.
«Нью-Йорк, Нью-Йорк» — это история саксофониста Джимми Дойла и певицы Фрэнсины Эванс. Джимми — мучимый невостребованностью музыкант, который мечтает подарить миру новое звучание, а Фрэнсина попросту хочет быть лучшей певицей в своем окружении… Они не могут жить вместе и почти не могут жить врозь… Но каждый из них — своего рода «муза» для другого, и вот однажды они создают шедевр — песню «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (написанную для фильма Кэндером и Эббом). Но, пережив магические мгновения вместе, они все-таки расстаются, и на сей раз навсегда.
«Нью-Йорк, Нью-Йорк» был словно предназначен стать главным хитом сезона еще до того, как заработали камеры на съемочной площадке. Сочетание самой яркой голливудской звезды-мужчины и популярнейшей певицы должно было само по себе обеспечить бешеную кассу. И Де Ниро, и Скорсезе эти соображения считали вполне резонными. Отношения актера и режиссера становились все более и более близкими, так что злые языки обвиняли их в том, что они даже «махнулись» женами — у обоих супруги в тот момент были беременны. (Следует отметить, что беременность Джулии Камерон протекала полегче, чем у Дайан Эбботт, — она смогла даже спеть песенку в фильме «Роза медового месяца».)
С самого начала съемок было ясно: что-то должно случиться. Работа над сценой, в которой Джимми долго и занудно упрашивает Фрэнсину станцевать с ним на празднике по случаю годовщины победы над Японией, заняла массу времени. Не было написанного сценария. Актеры импровизировали буквально во всем, и съемка заняла целых восемь дней. Иногда группе приходилось ждать по нескольку часов, пока Скорсезе вместе с Де Ниро и Минелли придумают продолжение. Одна из сотрудниц группы вспоминает, что ей звонили в семь утра и звали на съемку вне графика, а потом приходилось ждать до полуночи, когда сцену наконец начинали снимать.
Сценарист Мардик Мартин, работавший со Скорсезе и Де Ниро в «Злых улицах», видел серьезные пробелы в картине. Он никак не мог придумать концовку и часто по ночам строчил куски, которые наутро сразу начинали снимать. Де Ниро тоже чувствовал неладное.
«С самого старта у нас было навалом проблем со сценарием, — вспоминает он. — Мы с Мартином и Лайзой все время оттачивали вещи, которые потом никуда не годились. Мы все время импровизировали, но нам постоянно приходилось учитывать уже отснятые куски сюжета. Мартин, думаю, со мной согласится, что подобные вещи лучше придумывать заранее, до съемки… Все должно быть в сценарии. Не годится терять время впустую на размышления и прикидки, потому что время стоит денег, и больших денег. Мы двигались очень медленно, а приближалось уже время заканчивать фильм. Вот так вот мы и делали фильм — без заранее написанного сценария, на сплошной импровизации…»
«Нью-Йорк, Нью-Йорк» стал жертвой театрального закона, согласно которому «чего нет в пьесе, нет и на сцене». Но Скорсезе считает, что причина была в другом:
«Когда мы приступили к фильму «Нью-Йорк, Нью-Йорк», уже вышел «Таксист» и «Злые улицы» тоже получили массу положительных откликов. Бобби получил «Оскара» за «Крестного отца». «Таксист» взял приз в Каннах, и мы стали немножко зарываться и задирать нос. И решили: да ну его к лешему, этот сценарий! Мы много импровизировали и сняли-таки фильм. У нас голова шла кругом, мы ведь понимали, что сценарий у нас неважнецкий. К примеру, мы несколько недель снимали начальную сцену, где Де Ниро встречает Лайзу Минелли, и первоначальный монтажный вариант этой сцены длился около часа! Тут режиссер получил все, чего желал, — и двух блестящих актеров с огромным опытом, и наконец — часовой сюжет!»
Де Ниро и Скорсезе подолгу с глазу на глаз обсуждали, что надо делать. Скорсезе предпочитал не раскрывать перед остальными содержание их дискуссий. Одному репортеру, посетившему съемочную площадку, Скорсезе сказал так: «Между мной и Бобби все строго лично. Боб говорит со мной приватно. Ему требуется много времени. Нам всем требуется время…» В такие моменты становилось ясно, что Скорсезе и Де Ниро на съемках словно существуют только друг для друга. Де Ниро «забирает» на себя режиссера целиком бесконечными вопросами, а Скорсезе, в свою очередь, отдает Де Ниро все свое внимание.
В одной из сцен фильма Джимми Дойл впадает в пьяное бешенство в ночном клубе. Де Ниро и в самом деле принял несколько рюмок, чтобы быть «готовым» к роли. Прежде чем Скорсезе крикнул: «Начали!» — Де Ниро вытянул руки в стороны и закрутился вокруг своей оси на цыпочках, как волчок, — эту технику он уже использовал в фильме «Бей в барабан медленно», чтобы почувствовать дурноту. Когда камеру запустили, Де Ниро перестал вращаться и пьяно зашатался по сцене ночного клуба… Когда сцену отсняли, группа зааплодировала. Скорсезе был просто в восторге, но Де Ниро накинулся на него и стал быстро говорить что-то свистящим шепотом. Скорсезе прервал аплодисменты и заявил, что они будут снимать еще один дубль.
Де Ниро не может играть в вакууме; ему нужны рядом другие актеры. Он часто провоцирует своих партнеров. Это может их бесить, но зато сам Де Ниро получает от них требуемую реакцию. Джон Катлер хорошо изучил эту манеру Де Ниро. Катлер снимался в роли пианиста, который по фильму задирается с Джимми Дойлом. Наблюдая со стороны за сценой, Катлер непроизвольно состроил сердитую рожу. Де Ниро, великий наблюдатель, заметил это краем глаза. Он отозвал Катлера в сторонку со словами: «Джон, этот парень — пианист, а не актер. Ты бы не смог вернуться и поддержать меня в этой сцене? А то я из этого парня не могу выжать ничего путного».
Катлер наблюдал за Де Ниро с близкого расстояния еще на съемках картины «Бей в барабан медленно». Уже там он отметил много любопытного в этом человеке.
«Сперва я смотрел на Боба не в камеру, а стоя в сторонке, — делился он в интервью «Нью-Йорк таймс». — Де Ниро казался совершенно невыразительным. Позже, в той сцене, где он утомленно сидит на своей кровати, не в силах даже натянуть штаны, я снова поглядел на него, но теперь уже в объектив. И я сделал поразительное открытие. Если я смотрел на Де Ниро невооруженным глазом, он не представлял собой ничего значительного и выглядел довольно скучно. Но стоило мне приникнуть к камере, как я видел перед собой гения кино. Линза делала из него блестящего персонажа. Да, он чертовски фотогеничен, камера его любит…»
Катлер указал здесь на важный секрет успеха Де Ниро на экране. Так же, как в случае с Гэри Купером, Кэтрин Хэпберн или Марлен Дитрих, камера делает из него чудо на экране. Мастерство его исполнения становится под объективом камеры блистательным, и даже такие малоприятные персонажи, как Трэвис Бикл или Джимми Дойл, оказываются в его трактовке притягательными. По мнению Катлера, эта фотогеничность в любую эпоху сделала бы Де Ниро звездой.
«Поразительно, сколько времени он проводит в кадре без слов, — добавляет Катлер. — Бобби — этакий тихий актер, молчун. Он мог бы стать звездой и в немом кино».
Конечно, подготовка Де Ниро к исполнению роли Трэвиса Бикла состояла не только в поглощении изрядных доз виски и вращении на цыпочках. Он провел много часов с ветераном свинга Джорджи Оулдом, который обучал его некоторым тонкостям игры на саксофоне. Даже Оулд ощущал при этом некоторое давление, которое происходило от ненасытной жажды его ученика узнать побольше. Оулд возглавлял свой собственный джаз-бэнд, играл с такими музыкантами, как Каунт Бэйси, Бенни Гудмен, Арти Шоу и Бенни Берриган. Но столь сосредоточенных и упорных людей, как Де Ниро, он не встречал. Однажды Оулд назвал его «занозой в заднице» из-за беспрестанных вопросов, которыми Де Ниро засыпал его, но в то же время он, несомненно, любил своего ученика.
«Просто невозможно поверить, чтобы человек так учился, — говорил Оулд в интервью «Нью-Йорк таймс». — Я показываю ему кое-что в пятницу — довольно трудные пассажи, — а наутро в понедельник этот щучий сын уже делает все одной левой. Он скрывался где-нибудь в укромном уголке и репетировал до полуночи. Малыш здорово выучился играть на саксе, причем освоил все за три месяца!»
Для Де Ниро это опять же было своего рода средством «доказать свое право» на роль Дойля. Хотя ни единой ноты, сыгранной им, на звукозаписи в конечном счете не появилось — играл Оулд, — но знание игры на саксофоне позволило Де Ниро по крайней мере понять природу мастерства музыканта.
«Моя работа состоит в том, чтобы создать у зрителя ощущение, что это я играю, — делился он с читателями «Тайме». — На самом деле перед камерой я играю ту же самую вещь, что и Оулд за кадром. И мне нужно синхронизировать мою игру с игрой Джорджи. Мне потребовалось некоторое время, чтобы обучиться. Я не знаю нотной грамоты, но у меня есть слух, и Джорджи учил меня играть со слуха. Я научился дуть в мундштук и дышать так же, как это делает Джорджи».
Новые навыки, приобретенные актером, естественно, льстили его самолюбию, и он с гордостью показывал мозоль на большом пальце, которую заработал, пока учился играть, как Джорджи Оулд. Через несколько месяцев, когда работа над фильмом была уже позади, Де Ниро предлагал журналистам — и даже не совсем в качестве красивого жеста — послушать в его исполнении композицию «Нежность». Впрочем, никто не принял его предложения…
Но проблемы фильма «Нью-Йорк, Нью-Йорк» не заканчивались на отсутствии сценария и раскручивающемся бюджете (окончательная сумма расходов составила свыше 9 миллионов долларов, на 2 миллиона больше первоначальной сметы), и картина была завершена на семь недель позже запланированного срока. Пошли слухи об употреблении кокаина на съемочной площадке и сплетни о завязавшемся между Минелли и Скорсезе романе. Беременная жена Скорсезе, Джулия Камерон, постоянно находилась на съемочной площадке, и ее отношения с группой были весьма натянутыми. Впоследствии именно употребление мужем наркотиков и связь с Минелли Джулия Камерон назвала в числе причин, заставивших ее развестись.
Съемки затягивались, актеры становились все более нервными и раздражительными. Де Ниро и Минелли в один момент накалились настолько, что пострадали физически.
«У нас с Лайзой была сцена в машине, когда нам надо было драться, — вспоминает Де Ниро. — Мне подумалось, что выйдет здорово, если моя голова станет вроде как колотиться о потолок салона, и еще — если я как бы случайно стукнусь рукой. Я не потерял над собой контроля, нет, просто слегка переусердствовал, это бывает. Лайза тоже слегка ушиблась, а я разбил руку. Но ведь нам надо было что-то попробовать! И не всегда можно предсказать заранее, чем кончится новая задумка».
Несколько лет спустя, во время съемок фильма «Пробуждения», друг Де Ниро и партнер по съемкам Робин Уильямс окажется в том же положении, что и Лайза Минелли. На сей раз Де Ниро закончит эту сорванную сцену со сломанным носом.
Что происходило с картиной «Нью-Йорк, Нью-Йорк», отлично можно проиллюстрировать на примере музыкального номера внутри фильма под названием «Счастливый конец». Эта сцена, музыкальная фантазия, обошлась в 350 тысяч долларов и заняла десять дней съемок. Скорсезе снимал эту сцену первой, и она ему очень нравилась как парафраз старых добрых мюзиклов MGM. За две недели до подписания фильма «в свет» Скорсезе стал монтировать четырехчасовую ленту, вырезая все что можно. Он признается, что тут вкус ему изменил. Он выкинул номер «Счастливый конец», чтобы довести фильм до коммерчески приемлемых 153 минут (в версии европейского проката фильм шел еще меньше — 136 минут), но результат был неудачен. По иронии судьбы, когда в 1981 году вышла новая версия фильма на 163 минуты, сцена с музыкальным номером была возвращена, и именно она получила самое большое одобрение.
«Нью-Йорк, Нью-Йорк» был не единственной картиной в тот период, где Де Ниро сталкивался с проблемами. Фильм «XX век», сделанный два года назад, все еще не был показан в Америке. Версию, продемонстрированную в Каннах (на пять с лишним часов), американские дистрибьютеры из «Парамаунта» не одобрили. У них был контракт на съемку фильма продолжительностью три часа пятнадцать минут. Продюсер Альберт Гримальди представил «Парамаунту» ленту, порезав ее без согласия Бертолуччи. Режиссер не принял такой версии и выпустил параллельно свой вариант монтажа — на четыре часа пять минут, премьера которого состоялась в 1977 году на Нью-Йоркском кинофестивале. Впрочем, не важно, сколько тут было замешано «распорядителей» или сколько вышло версий, фильм все равно был невероятно скучен и мог принести Де Ниро лишь самые худшие отклики за всю его карьеру.
В Каннах Де Ниро признался европейским репортерам, что живет в «любопытной» части Лос-Анджелеса. Любопытно было не только это. На юге Франции, в поместье Бель-Эр, Де Ниро вращался в самых высоких кругах и, кажется, вовсе не собирался поддерживать свой имидж трудяги и «синего воротничка», который сложился и культивировался в прессе.
В Бель-Эр Де Ниро и Дайан Эбботт были на положении хозяев дома и по уик-эндам собирали изысканное общество. Среди гостей были Скорсезе и Джулия Камерон, а также Брайан Де Пальма и Питер Бойль.
Де Ниро был по-настоящему влюблен в свою жену. Один из гостей писал потом в «Нью-Йорк таймс», что актер часто поглаживал жену по спине или по бедру, беседуя с гостями, что был «очень внимателен и чуть ли не ревнив»; последнее, однако, вовсе не удивительно для итало-американцев поколения Де Ниро. Хотя актер любил компании, он предпочитал не быть в центре внимания. Его представление о приятном времяпрепровождении состояло в том, чтобы слушать беседу друзей, которые со временем составляли неразлучный кружок. Приятели привыкали к его постоянному молчанию и не удивлялись.
«Чтобы узнать Бобби, требуются годы, — говорит Брайан Де Пальма. — Он очень ярок, но начинаешь это понимать не сразу, а какими-то вспышками прозрения, и то после долгого-долгого знакомства».
Те, кто близко знаком с Робертом Де Ниро, знают, что его молчание — это средство разговорить других. Он молчит, но внимательно слушает, примечает и складывает «в копилку» различные ухваченные мелкие детали или манеры: материал для своих будущих ролей. Актриса Кэти Макгиннис, игравшая в картине «Нью-Йорк, Нью-Йорк», считает, впрочем, что у знаменитого молчания Де Ниро есть и другие причины.
«Я думаю, что он скрывает нечто, способное ужаснуть, — говорит она. — Я хочу сказать, что он защищается своим молчанием. В нем есть какая-то часть, которую он не хочет показывать, потому что боится ее греховности. Может быть, это у него обычный эгоцентризм, а может быть, и нет».