Нерожденные

2

Полеты начались на следующее утро. Время подлета до Припяти небольшое. Загружались на большой стройплощадке на окраине города. Десятки грузовиков подвозили мешки с песком, гранитной крошкой, бором и свинцом. Солдаты загружали мешки в вертолеты, которые один за одним поднимались в воздух и летели к разрушенному зданию 4 энергоблока атомной станции. Зависали над кратером разрушенного реактора. Ниже 200 метров опускаться было нельзя — радиация превышала все допустимые для жизни показатели. Сбрасывали вниз, в черное месиво разорванных балок и конструкций, груз и возвращались вновь на погрузку. После каждой сброшенной порции груза над реактором поднималось на десятки метров облако черной пыли и гари, похожее на огромный гриб и вертолеты старались как можно быстрее убраться в сторону от него.

В день экипажи совершали по 12–15 таких вылетов.

Борт 058 был в воздухе весь световой день. После полетов — дезактивация, помывка, смена одежды, дозиметрический контроль, осмотр врача, ужин и сон. Утром — снова полеты. И так день за днем.

Летать было непросто — под сидушками и на полу вертолета — свинцовые пластины, есть и пить нельзя — все вокруг в радиационной пыли. К концу четвертых суток полетов к летчикам стала незаметно подкрадываться слабость и быстрая усталость. Голос сел, кожа на лице стала красновато — бронзового оттенка.

На пятый день полетов, борт 058, совершая очередной подлет к разрушенному энергоблоку, попал в огромное облако внезапного выброса из разрушенного реактора. Все произошло в считанные секунды. Вертолет стал терять высоту.

— Видимость 0! — закричал штурман

— Обороты и тяга двигателей падают. Отказ правого двигателя — отозвался борттехник.

Ручка управления лихорадочно затряслась. Рогожин вцепился в нее судорожной хваткой, пытаясь удержать курс полета.

— Мы валимся на левый борт — неестественно спокойно и четко сказал штурман.

— Леня! Что с двигателями? — спросил командир борттехника.

— Отказ правого двигателя.

— Сбрасывайте груз! — приказал командир.

— Есть!

— Коля! — почти крикнул майор Рогожину. — Держи горизонталь! Не дай нам завалиться!

— Высота 280. Мы падаем, командир — раздался в наушниках ровный голос штурмана.

Внезапно все стихло и все вокруг погрузилось в молочно — белую звенящую тишину. Последнее, что слышал капитан Рогожин, изо всех сил сдерживающий рукоятку управления, это был крик радиста:

— Мы падаем!! Делайте что — нибудь!!