Неру

Глава XIII

Длиннокрылая серебристая птица бесшумно парила над пригородами Дели, выписывая огромные круги в безоблачном тропическом небе. Восходящие от пышущей жаром земли потоки воздуха гнали ее все выше в прохладные слои атмосферы. Неру не мог отказать себе в удовольствии хотя бы раз в году подняться в небо на планере и испытать в свободном полете радость общения с воздушным океаном.

Члены индийского клуба планеристов, почетным патроном которого был Неру, собрались на поле аэродрома и с интересом следили за полетом планера.

Описав последний круг, планер устремляется на посадку. Со всех сторон по выжженному солнцем полю к нему бегут люди.

— Господин премьер-министр, скажите, вам не страшно заниматься столь рискованным видом спорта, — спрашивает у Неру неизвестно как попавший сюда журналист.

— Умирать-то рано или поздно придется, но нельзя из-за страха лишать себя такого удивительного ощущения, какое испытывает планерист, — с улыбкой отвечает премьер-министр и, не задерживаясь, направляется к ожидающему его автомобилю.

Да, его поколение уже прожило большую часть своей жизни, трудной и искалеченной двумя мировыми войнами. Теперь важно подумать о новом поколении людей. Сегодня они живут как бы под тяжестью смертного приговора, исполнение которого отложено только на время. Изо дня в день им внушают мысль о неизбежности войны. Некоторые государственные деятели на Западе все чаще дают волю безрассудному гневу. Президент США Трумэн уже объявил, что «с началом новой войны он отдаст приказ о применении атомного оружия без колебаний, как несколько лет назад приказал применить это оружие против Хиросимы и Нагасаки».

Неру не пацифист. Действительность убеждает его, что сегодня, к сожалению, не всегда можно обойтись без применения силы. Он вынужден заботиться о защите Индии и готовиться к любым неожиданностям.

Далеко не все политические деятели Запада отдают себе отчет в грандиозности перемен, происшедших в Азии, которая освобождается от колониального гнета. Страны Азии, по убеждению Неру, нуждаются в дружбе и сотрудничестве, они слишком поглощены этими заботами, чтобы быть вовлеченными в международные конфликты. Однако их втягивают в эти конфликты вопреки их воле.

Особенно беспокойна обстановка на Дальнем Востоке. 27 июня 1950 года Трумэн отдал приказ американской армии и флоту начать вооруженную интервенцию в Корее и оккупировать остров Тайвань. Правительство США также приняло решение увеличить военную помощь колониальным войскам Франции во Вьетнаме...

...После провозглашения республики ее президент разместился в прежней резиденции вице-короля, получившей теперь название «Раштрапати бхаван» («Президентский дворец»), а премьер-министр занял дом бывшего английского главнокомандующего в Индии. Это здание, выстроенное из красного песчаника, расположено рядом с президентским дворцом на аллее «Тин Мурти» («Три статуи»). Перед его фасадом на широком кругу, от которого радиально расходятся пять городских магистралей, высится памятник трем индийским воинам — пехотинцу, моряку и летчику.

Всегда открытые настежь металлические ворота ведут в утопающий в цветах сад резиденции. На первом этаже большая комната для приема посетителей.

Неру, наверное, был одним из самых доступных руководителей государства. Каждое утро, после завтрака, когда он спускался в сад, его ожидали там люди, желавшие поговорить со своим премьер-министром. И не было такого случая, чтобы он не уделил им хотя бы несколько минут своего времени. В телефонной книге на букву «Н» каждый мог найти строчку: «Неру, Джавахарлал, премьер-министр, резиденция 32-3-12, служебный 32-1-60». И люди звонили и разговаривали с ним, если он был на месте и не занимался срочными и неотложными делами.

Кабинет Неру находился на втором этаже: длинный письменный стол, над ним портрет отца — Мотилала, на самом столе, слева — портрет Ганди, вдоль стен, обитых деревянными панелями, — книжные шкафы, у выхода на веранду — журнальный столик, два кресла и диван.

В июле 1950 года Неру заявил на пресс-конференции, что индийское правительство выступит против мер, направленных на расширение войны в Корее, и призвал великие державы начать переговоры о прекращении военных действий.

Свет настольной лампы мягко падал на чистый лист бумаги. Неру выбрал одну из лежавших на столе ручек и быстро написал: «Его превосходительству, Председателю Совета Министров СССР И.В.Сталину».

Откинувшись на спинку стула, задумался, ровно постукивая пальцами руки по крышке стола, достал из пачки сигарету, привычно разломил ее пополам и, вставив половинку в длинный мундштук, закурил. Встал, подошел к книжному шкафу, полистал две-три книги и вернулся за стол. Он вновь обдумывал прочитанную им еще днем запись беседы индийского посла в Москве С.Радхакришнана73 с заместителем министра иностранных дел СССР А.А.Громыко.

Посол с удовлетворением сообщал о теплой и дружественной обстановке, в которой проходила эта беседа. Советское правительство было встревожено агрессивными действиями Соединенных Штатов на Дальнем Востоке. А.А.Громыко сказал послу, что Индия, встав на путь самостоятельного политического развития, играет важную роль в отстаивании дела мира.

Неру приятно было отметить, что, судя по сообщению Радхакришнана, советские руководители не сомневаются в подлинном характере независимости Индии. Правда, английская дипломатия не без умысла, как бы «по инерции», пыталась подменять Индию в международных делах. Неру был чрезвычайно раздосадован, когда узнал, что индийские дипломаты в Москве по недопустимой наивности хранили свой шифровальный код в английском посольстве. Для премьер-министра не было секретом, что некоторые индийские правительственные чиновники все еще не могли преодолеть в своем сознании психологический барьер в отношениях с англичанами.

Что можно предпринять для ликвидации угрозы миру на Дальнем Востоке? Маневры американской дипломатии очевидны премьер-министру. США прикрывают свои агрессивные планы против КНДР флагом ООН и рассчитывают воспользоваться отсутствием в Совете Безопасности советского представителя, который с января 1950 года не участвует в его работе в знак протеста против отказа принять КНР в члены ООН.

Неру убежден, что без Советского Союза, который проявляет искреннюю заинтересованность в укреплении мира, урегулирование корейского конфликта будет затруднено, если вообще возможно.

«В беседах, которые наш посол имел с Министерством Иностранных Дел в Москве, он объяснил позицию Индии в корейском конфликте, — писал Неру Сталину. — Цель Индии заключается в том, чтобы локализовать конфликт и содействовать быстрому мирному урегулированию путем устранения нынешнего тупика в Совете Безопасности с тем, чтобы представитель Народного Правительства Китая мог занять свое место в Совете, СССР мог возвратиться в него и, в рамках Совета или вне Совета посредством неофициального контакта, СССР, США и Китай с помощью и при сотрудничестве других миролюбивых государств могли найти основу для прекращения конфликта и для окончательного решения корейской проблемы. Будучи полностью уверенным в решимости Вашего Превосходительства поддержать мир и, таким образом, сохранить солидарность Объединенных Наций, я осмеливаюсь обратиться к Вам с этим личным призывом использовать Ваш высокий авторитет и влияние для достижения этой общей цели, от которого зависит благополучие человечества.

Примите, Ваше Превосходительство, уверения в моем самом высоком уважении».

Одновременно Неру направил послание и руководителям США.

Уже через два дня, 15 июля 1950 года, Неру читал ответ из Москвы:

Пришел ответ и из Вашингтона. Правительство США без зазрения совести обвиняло индийского премьера в «поощрении агрессии», в содействии «насилию и принуждению».

Впрочем, Неру вряд ли мог ожидать иной реакции американского правительства: оно слишком далеко зашло в осуществлении своей «дипломатии силы». Тем не менее индийский руководитель рассчитывал, что недвусмысленная позиция Индии по корейскому вопросу непременно должна затруднить действия агрессора, каким являлись США. А безоговорочная поддержка мирной инициативы Индии Советским Союзом создавала прочную основу для того, чтобы потушить опасный очаг войны на Дальнем Востоке.

Враждебно встретили западные союзники по «холодной войне» позицию индийского лидера и по вопросу о заключении мирного договора с побежденной Японией.

Получив американский проект договора, Неру сразу же увидел в нем попытку империалистических держав узаконить превращение Японии в свой военно-стратегический плацдарм против стран Азии и Советского Союза.

Много усилий приложили английские и американские дипломаты, чтобы и в этом вопросе склонить индийского премьера на сторону Запада или хотя бы нейтрализовать его позицию. Как всегда, в ход были пущены и обещания оказать экономическую помощь Индии, и угрозы, но Неру прямо указывал на то, что американский проект мирного договора ущемляет суверенитет Японии и может лишь еще более осложнить обстановку на Дальнем Востоке. Неру выступал против предусматриваемой проектом договора передачи под опеку США двух японских островов и размещения на территории Японии американских войск. Он также настаивал на том, чтобы в договоре было указано, что Курильские острова и Южный Сахалин возвращаются Советскому Союзу, а Тайвань — Китаю.

После того как предложения Индии были отклонены западными державами, индийское правительство в ноте от 27 августа 1951 года заявило об отказе участвовать в Сан-Францисской конференции по заключению мирного договора с Японией74.

Отказ Индии не мог изменить результатов конференции в Сан-Франциско, где большинство голосов принадлежало западным странам, но Неру хорошо осознавал, что последовательный антиимпериалистический курс его правительства содействует укреплению мира в Азии и в конечном итоге упрочению безопасности самой Индии.

В октябре 1951 года в Дели прибыл новый американский посол Честер Боулс, до этого бывший губернатором в штате Коннектикут. Человек неуемных амбиций, он претендовал на то, чтобы через посредничество Индии, которая ему представлялась ключом ко всей остальной Азии, обеспечить руководящую роль США в определении судеб обширного района, простирающегося от Касабланки до Токио.

Вопреки ожиданиям самоуверенного Боулса его первая встреча с Неру прошла в обстановке, лишенной и оттенка дружелюбия. Премьер-министр говорил сухо и настороженно, уделив ему не более двадцати минут. Неру, как вспоминал потом Боулс, не скрывал своего возмущения участившимися попытками американцев заставить его «плясать под их дудочку». На вопросы посла он отвечал одной-двумя фразами, а потом снова замолкал, скучающе глядя в окно. Беседы не получилось, и обескураженный Боулс вернулся в посольство, не зная, что сообщить в Вашингтон о своей первой встрече с индийским премьером. Разве ради тропической жары и дипломатических неудач он покинул свой роскошный дом на реке Коннектикут? И все-таки Боулс продолжал навязчиво добиваться установления доверительных отношений с Неру. Но в беседах с послом премьер-министр всегда вежливо выслушивал его точку зрения, а затем, как бы размышляя вслух, показывал ее несостоятельность. Это случалось каждый раз, когда Боулс пытался отстаивать американскую политику «отбрасывания коммунизма» и вовлечения независимых азиатских стран в военные блоки.

В госдепартаменте США никак не могли решить вопрос о предоставлении Индии кредитов для закупки продовольствия. А тем временем в Бомбей одно за другим приходили советские суда, доставлявшие зерно Индии.

Американцы связывали свои надежды на политические перемены в Индии с Пателем, видя в нем возможного кандидата на пост премьер-министра. Но в декабре 1950 года Патель скоропостижно скончался. Через год произошла смена руководства ИНК: вместо П.Тандона, ставленника покойного Пателя, председателем Конгресса был избран Неру, в руках которого теперь сосредоточилась и государственная и партийная власть.

Выдвинув широкую политическую платформу демократических преобразований, экономического развития страны на плановой основе, правительство Неру проводит первые всеобщие выборы в Индии, на которых Индийский национальный конгресс завоевывает абсолютное большинство мест в парламенте республики.

18 февраля 1953 года в девять часов утра Неру, как обычно, принесли папку с особо важными документами. Первой в ней лежала телеграмма от посла Индии в СССР К.П.Ш.Менона, который информировал премьера о своей беседе с главой Советского правительства.

Сталин принял Менона в кремлевском кабинете вечером 17 февраля.

В 19 часов 45 минут, как было условлено заранее, машина, в которой находились К.П.Ш.Менон и второй секретарь посольства Т.Н.Кауль, свободно владевший русским языком, въехала в Боровицкие ворота, где стоял черный ЗИС-110, сразу тронувшийся с места при ее появлении. Следуя за головной машиной, индийские представители проехали по диагонали почти всю территорию Кремля к Никольской башне. Машины остановились у старинного трехэтажного здания Сената, где размещались Верховный Совет и Совет Министров СССР. Вместе с встретившим их офицером Менон и Кауль поднялись на лифте на второй этаж и, пройдя по длинному безлюдному коридору, оказались в небольшой светлой комнате — секретариате И.В.Сталина. В следующем помещении — приемной — гостей ждал невысокий сухощавый человек в строгом темном костюме, приветствовавший их на превосходном английском языке. Менон узнал в нем В.Н.Павлова, сотрудника Министерства иностранных дел СССР, который с начала сороковых годов в качестве переводчика часто сопровождал советских руководителей на многих важнейших встречах и переговорах с зарубежными деятелями.

Настенные часы негромко пробили восемь раз. Посол, Кауль и Павлов вошли в кабинет Сталина.

Сталин, за руку поздоровавшись с вошедшими, жестом пригласил их к стоявшему слева от входа длинному столу, покрытому темно-зеленым сукном.

Осторожно разглядывая хозяина кабинета, Менон в душе поражался тому, насколько не походил живой Сталин на многочисленные цветные или черно-белые портреты, которые доводилось видеть послу. В облике Сталина не было ничего величественного или сверхъестественного. Перед Меноном сидел старый, утомленный человек с землистого цвета лицом, усыпанным мелкими оспинами. Седые, редкие, аккуратно зачесанные назад волосы. Худые, морщинистые руки, на которых проступали желто-коричневые пигментные пятна. Тонкие нервные пальцы, медленно вертевшие спичечный коробок или карандаш...

Сталин заговорил тихим глухим голосом, не поднимая глаз на Менона:

— Я к Вашим услугам, господин посол.

Менон поблагодарил его за любезное согласие принять индийского представителя.

— Прием иностранных представителей, как Вы знаете, входит в обязанности Председателя Совета Министров СССР, — негромко перевел слова Сталина Павлов.

— Премьер-министр Неру просил меня, господин Сталин, передать Вам приветствие и пожелание доброго здоровья.

— Я признателен господину премьеру и, в свою очередь, прошу передать ему мой привет, — сдержанно произнес Сталин.

За этими словами последовала пауза, которую поспешил разрядить Менон.

— Мне хотелось бы отметить любезность и предупредительность работников советского МИДа по отношению ко мне и сотрудникам нашего посольства. На меня произвело большое впечатление то дружелюбие, которое проявляют советские люди к представителям Индии.

— Это вполне естественно, — сказал Сталин. — Для советских людей все народы и расы равны. Мы относимся уважительно к великому народу Индии.

Сталин взял блокнот и стал что-то рисовать в нем. Потом поднял на Менона прищуренные, чуть косившие глаза и вдруг спросил:

— В Индии основные языки хинди и урду? Родственны ли они? Как они развивались? На каком языке говорят уроженцы Гуджарата?

Посол постарался по возможности полнее ответить Сталину. Последний вопрос, как быстро прикинул в уме Менон, явно не случайный: очевидно, Сталину известно, что Ганди родился в Гуджарате. Посол счел уместным немного рассказать о гандизме, потом перешел к вопросам внешней политики Индии и, в частности, упомянул об обмене посланиями между главами правительств СССР и Индии в связи с войной в Корее.

Сталин, продолжая рисовать в блокноте, изредка кивал головой, будто желая показать, что он принимает к сведению слова посла. Когда Менон кончил говорить, Сталин сказал:

— Мы против нагнетания враждебности в отношениях между государствами. Такой же позиции, как мы понимаем, придерживается и правительство Индии. Но в Америке, — в голосе его появились жесткие интонации, — есть определенные круги, которые заинтересованы в сохранении конфликтных ситуаций. Бессмысленно читать мораль тем, кто способен наживаться на крови.

Он помолчал немного и, усмехнувшись в усы, спокойно заметил:

— Крестьянин — человек простой, но мудрый. Когда на него нападает волк, крестьянин не читает ему проповедей, а пытается убить зверя. И волк чувствует это и ведет себя соответственно...

Менон, не удержавшись, слегка наклонился к собеседнику и украдкой заглянул в блокнот, который лежал перед Сталиным. Страничка блокнота была испещрена изображениями волков в различных позах...

— Какие сейчас отношения между Индией и Пакистаном? — поинтересовался Сталин.

Посол ответил, что в индийско-пакистанских отношениях существует немало сложностей, таких, например, как вопрос о принадлежности Кашмира. Правительство Индии не без тревоги восприняло информацию о намерениях пакистанских руководителей присоединиться к одному из региональных военно-политических блоков, к созданию которых уже приступили империалистические державы.

— Потребуется время, чтобы сгладилась горечь вражды между индусами и мусульманами, порожденной британским владычеством, — добавил посол.

— Как это примитивно, — с неожиданной резкостью произнес Сталин, — создавать государство на религиозной основе!

— Премьер-министр Неру привержен идее светскою государства и полон решимости неуклонно проводить ее в жизнь, — твердо сказал Менон. — Те пятьдесят миллионов мусульман, которые живут в Индии, должны чувствовать себя полноправными индийцами.

— Конечно, — поддержал Сталин, — и ваша политика по отношению к ним абсолютно правильная.

Вернувшись в посольство, Менон написал телеграмму о беседе в Кремле и, вызвав шифровальщика, распорядился отправить ее в Дели вне очереди...

Информация из Москвы не могла не порадовать Неру. Премьер хорошо знал, что в последние годы Сталин чрезвычайно редко принимал иностранных дипломатов, а это была уже вторая встреча главы Советского правительства с послом Индии. Одиннадцать месяцев назад, 5 марта 1952 года, Сталин беседовал в Кремле с предшественником Менона С.Радхакришнаном.

Отлично тренированная память сразу подсказала Неру главное из той первой беседы. Тогда Сталин заявил послу, что, по его мнению, не существует сколько-нибудь значительной международной проблемы, которую нельзя было бы разрешить путем переговоров. С ведома Неру С.Радхакришнан ознакомил индийских журналистов с содержанием беседы в Кремле. Газеты отмечали дружественную заинтересованность Советского правительства в прогрессе Индии и особо выделяли ту часть интервью Радхакришнана, где он говорил о том, что Сталин ни словом не обмолвился о необходимости для индийцев во всем следовать примеру Советского Союза. А ведь в те дни западная буржуазная пресса, да и некоторые индийские газеты правого толка, стараясь всячески принизить значение сотрудничества СССР и Индии в деле прекращения корейской войны, изощрялись в антисоветских и антикоммунистических измышлениях. Наиболее типичным было «пророчество», что советско-индийские отношения не получат никакого развития, поскольку, мол, «дружба с Россией возможна только ценой подчинения ей».

Кому, как не главе индийского правительства, было знать, что не все шло гладко в первые годы после установления дипломатических отношений между Индией и СССР. Иногда Неру чувствовал некоторую сдержанность советских политических деятелей, но он никогда не был склонен рассматривать это как проявление какой-либо недоброжелательности с их стороны. Напротив, в каждом таком случае он старался по возможности объективно выяснить причину, найти объяснение, а то и оправдание иной суховатой фразе, произнесенной представителем страны, в которой Неру видел только друга индийского народа.

Конечно, он понимал, что в Советском Союзе не могли безучастно воспринимать известия о травле коммунистов Индии, развязанной правыми во главе с Пателем. Там, несомненно, знали и об антисоветских настроениях некоторых индийских государственных деятелей, которые, с надеждой озираясь на прежних хозяев-англичан и на более мощных заокеанских покровителей, время от времени пытались любыми способами омрачить отношения с Советским Союзом. Неру вспомнил и еще раз испытал чувство возмущения, впервые охватившее его, когда ему доложили о том, что министерство внутренних дел под предлогом борьбы с «коммунистической пропагандой» не разрешило советскому посольству показать делийской общественности фильм-балет на музыку С.Прокофьева «Ромео и Джульетта»...

Огромная занятость не позволяла Неру контролировать работу всех звеньев государственного аппарата, но он постоянно занимался внешнеполитическими вопросами, и здесь его авторитет оставался непререкаемым. Одной из важнейших задач своего правительства Неру считал налаживание подлинно дружественных всесторонних связей с Советским Союзом и другими социалистическими странами и прилагал немало усилий для устранения различных препятствий, чинимых империалистической дипломатией и силами индийской реакции. Со своей стороны Советское правительство по достоинству оценивало прогрессивные преобразования, проводимые Неру внутри страны, и активно поддерживало миролюбивый курс Индии на международной арене.

Нажим США на индийское правительство не прекращался. В 1953 году в Индию приезжали государственный секретарь Д.Ф.Даллес, а затем вице-президент США Р.Никсон. Неру не мог без отвращения воспринимать надменно-торгашеский тон высоких американских посланцев. И тот и другой предлагали Индии щедрую экономическую помощь в случае принятия американского плана создания «независимого Кашмира», что на деле означало бы превращение его в американскую военную базу.

Никсон попросту угрожал Неру, что в случае его неуступчивости США будут вынуждены вооружить Пакистан и создать на его территории военные базы. В беседах с Никсоном индийский премьер-министр был холодно сдержан, отвергал всякую возможность военного сотрудничества с США. Для наблюдательных журналистов не остался незамеченным тот факт, что при приеме американского гостя «остро ощущалось отсутствие теплоты».

Однако в упорстве американскому правительству нельзя было отказать: оно систематически продолжало добиваться политической капитуляции Неру. Вскоре после визита Никсона в Дели президент США Д.Эйзенхауэр направил индийскому премьеру письмо, в котором в какой уже раз предлагал Индии американскую военную помощь.

— Если мы выступаем против военной помощи, предоставляемой Пакистану, мы были бы лицемерными и беспринципными оппортунистами, принимая ее для себя, — заявил с негодованием Неру. Он писал Эйзенхауэру: «Вам известны взгляды моего правительства и нашего народа... Эти взгляды и политика, которую мы проводим после самого тщательного обдумывания, основаны на нашем желании содействовать делу мира и свободы. Мы будем проводить эту политику и впредь».

Неру не поддался американскому нажиму, однако правительство Пакистана пошло на подписание с США 19 мая 1954 года соглашения о «помощи в обеспечении взаимной безопасности». Фронт «холодной войны» таким образом был продвинут американцами к северным границам миролюбивой Индии.

Для Неру было очевидным то, что, предоставляя военную помощь освободившимся странам, США тем самым намерены обеспечить свои интересы в Азии через разжигание «войны азиатов с азиатами».

Отвергнув военное соглашение с США, он твердо заявил, что «ни при каких обстоятельствах, и ни под какими предлогами не допустит присутствия иностранных войск на территории Индии», а если иностранное государство совершит акт агрессии в отношении Индии, то она окажет должное сопротивление.

К концу июля 1954 года завершились подписанием соглашения переговоры в Женеве по Индокитаю, и война, продолжавшаяся семь с половиной лет, прекратилась. В заключительной декларации Женевского совещания отмечалась важная роль Индии в установлении мира во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. Представителю Индии было поручено председательствовать в международных комиссиях по наблюдению и контролю за осуществлением условий перемирия во всех трех индокитайских государствах.

В день подписания соглашений о перемирии в Индокитае Эйзенхауэр заявил на пресс-конференции, что США активно ведут переговоры с некоторыми азиатскими странами об организации коллективной обороны для того, «чтобы предотвратить в дальнейшем прямую или косвенную коммунистическую агрессию в этом районе».

На соответствующий запрос американского посла в Дели Неру ответил быстро и определенно: Индия не примет участия в конференции, намеченной на 6 сентября 1954 года в Маниле; она против самой идеи создания военной группировки в Юго-Восточной Азии; намеченная конференция — это попытка «изменить тенденцию к миру, которую создала Женевская конференция».

Позже, знакомясь с информацией о заключении договора об обороне Юго-Восточной Азии, Неру недоумевал: какой внезапный страх вдруг вынудил ряд стран пойти на этот шаг? Разве готовилась какая-то агрессия, разве возникла неожиданная угроза миру в Юго-Восточной Азии или на Тихом океане? Почему был избран именно этот момент непосредственно после заключения Женевских соглашений? Способствовал ли манильский договор разрядке напряженности и укрепил ли он мир и безопасность в Юго-Восточной Азии или любой другой части мира? — такие вопросы возникали в сознании премьер-министра, и он неизменно приходил к выводу, что этот договор только увеличил международную напряженность.

Неру знал о мнении Советского правительства, заявившего, что «договор о создании СЕАТО заключен для подготовки войны, а не для укрепления мира, с его помощью рассчитывают помешать выполнению Женевских соглашений по Индокитаю, укрепить позиции колониальных держав в Азии».

Индонезия, Бирма и Цейлон последовали примеру Индии и отказались от участия в договоре. В результате, кроме США, Англии, Франции, Австралии и Новой Зеландии, в СЕАТО вошли только три азиатских страны — Таиланд, Филиппины и Пакистан.

Договор СЕАТО предусматривал вмешательство во внутренние дела стран-участниц в случае создания в одной из них ситуации, опасной для всего «района обороны». Ясно, что в данном случае западные державы обеспечили себе «право» на подавление национально-освободительного движения в Азии.

Неру, всерьез встревоженный политикой США, 29 сентября 1954 года выступил в народной палате индийского парламента. В своей речи, полной глубоких раздумий о судьбах мира, он раскрыл агрессивную, колониалистскую суть создания западными державами военных блоков.

«Мы в Индии взяли на себя смелость говорить о зоне мира. Мы полагали, что одной из главных зон мира может стать Юго-Восточная Азия. Манильский договор скорее препятствует созданию этой зоны мира. Он берет тот самый район, который мог бы стать зоной мира, и превращает его чуть ли не в зону потенциальной войны. Меня тревожит такое развитие событий», — заявил премьер-министр. Далее он напомнил об истории создания западными державами организации Северо-Атлантического договора (НАТО): «Прежде всего она расширялась географически... она распространялась на Средиземное море, побережье Африки, Восточную Африку и отдаленные страны, не имеющие никакого отношения к атлантическому сообществу... Первоначально организация Северо-Атлантического договора мыслилась как организация для нужд обороны. Но постепенно оказалось, что она должна охватить и колониальные владения всех этих держав. Мне не совсем ясно, почему поддержание и сохранение господства этих колониальных держав в зависимых странах связано с обороной Северо-Атлантического сообщества».

Когда премьер-министр сообщил о том, что португальские власти распространяют зону действия НАТО на Гоа, колонию Португалии в Индии, члены парламента заволновались, послышались возгласы: «Не пройдет!», «Гоа принадлежит Индии!»

«Если Северо-Атлантический договор ухитрился распространить сферу своего действия на Гоа, — продолжал Неру, — то спрашивается: не начнет ли расти подобным же образом и договор Юго-Восточной Азии? Он берет начало у нашего порога. Как знать, куда он может пойти».

Касаясь вопроса о КНР и о необходимости приема ее в члены ООН, Неру в то же время обнаружил понимание причин, в силу которых соседние с Китаем страны опасаются его нового руководства, пока не проявившего интереса к урегулированию территориальных вопросов. По Малайе, Бирме, Индонезии, Вьетнаму, Лаосу, Камбодже и Таиланду рассыпаны многочисленные китайские общины. Китайские императоры, некогда претендовавшие на гегемонию во всей Азии и даже во всей Поднебесной, считали другие страны своими вассалами, а миллионы этнических китайцев в соседних странах, так называемых «хуацяо», — своими подданными.

Судя по всему, такое отношение к «хуацяо» в Пекине не изменилось. Поэтому Неру, исходя исключительно из дружеских чувств к китайскому народу, в очень уважительной форме советовал руководителям КНР развеять у соседних стран недоверие к Китаю.

Еще в конце июня 1954 года во время перерыва в работе Женевского совещания по Индокитаю Неру пригласил в Дели премьера Государственного административного совета КНР Чжоу Эньлая.

Тогда казалось, что КНР готова признать существующие границы с Индией и как будто бы нет никаких причин для пограничных споров между двумя соседями. Хотя, впрочем, глава разведывательного бюро Индии Б.Муллик информировал Неру о намерении Мао Цзэдуна организовать вооруженное вторжение на территорию всего Тибета, лишить его традиционной автономии, вплотную подойти к индийским границам, а затем заявить о своих претензиях на северные участки Индии, северную Бирму, Бутан и другие районы, которые на китайских картах были обозначены как области, находившиеся под властью китайских императоров.

Неру воспринимал эту информацию с огорчением и с известной степенью недоверия. Он прилагал столько усилий к тому, чтобы установить с КНР добрососедские отношения, что ему просто не хотелось верить в неискренность китайского руководства.

Однако во время переговоров с Чжоу Эпьлаем в Дели Неру осторожно затронул вопрос о китайских картах, на которых ряд районов Индии включался в территорию КНР.

Чжоу Эньлай, прямо глядя в глаза Неру, сказал, что «это старые карты и что у китайского правительства сейчас нет времени, чтобы заниматься их переизданием».

Неру показалось несколько неоправданным столь пренебрежительное отношение китайского руководителя к важному вопросу, нерешенность которого часто приводила народы к войнам и раздорам. Тем более это было странно слышать от Чжоу Эньлая, человека, получившего образование на Западе, хорошо знавшего мировую историю с ее бесчисленными войнами из-за территориальных притязаний.

Переговоры в Дели в целом проходили успешно. Чжоу Эньлай согласился с предложением Неру подписать совместное заявление о пяти принципах, на которых должны были строиться отношения между Индией и Китаем: 1. Взаимное уважение территориальной целостности и суверенитета. 2. Ненападение. 3. Невмешательство во внутренние дела друг друга. 4. Равенство и взаимная выгода. 5. Мирное сосуществование.

Правда, Неру несколько удивило тогда то обстоятельство, что Чжоу Эньлай не захотел определить срок действия соглашения в двадцать пять лет, как предлагала индийская сторона, и ограничил его восемью годами.

Пять принципов — «панча шила» на хинди — получили широкое признание и поддержку всех миролюбивых народов. 9 февраля 1955 года Верховный Совет СССР в обращении к парламентам всех стран призвал добиваться того, чтобы все государства строили отношения между собой на основе этих принципов.

В октябре 1954 года Джавахарлал Неру совершил десятидневный визит в КНР. Он беседовал с Мао Цзэдуном, но основные переговоры вел с Чжоу Эньлаем. В ходе переговоров с китайскими руководителями Неру неустанно проводил мысль о необходимости расширения индийско-китайского сотрудничества в деле создания в Азии «зоны мира».

Чжоу Эньлай с характерной для него изысканной вежливостью говорил индийскому гостю о необходимости укрепления между двумя народами традиционных уз дружбы и сотрудничества, вспоминал о древней китайско-индийской пограничной торговле, о культурных связях.

Когда индийский премьер увидел в кабинетах официальных индийских лиц карты, неточно показывающие границу между двумя странами, он вслух заметил, что уже получил разъяснения от китайской стороны и больше не беспокоится об этом, поскольку границы Индии ясны и не вызывают сомнений. Чжоу Эньлай повторил свои заверения в том, что эти карты являются репродукциями старых карт, составленных до 1949 года. (Неру еще не мог предполагать тогда, что «картографическая агрессия» Китая в конце 50-х годов выльется в вооруженные конфликты.)

Китайский премьер расточал похвалы в адрес индийского гостя, зачастую ставя его в неловкое положение. (Позднее Чжоу Эньлай заявит, что «не встречал человека более заносчивого, чем Неру».)

Казалось, что китайские руководители с пониманием относились к высказываниям индийского премьера и была достигнута значительная доля согласия в оценке международной обстановки. «Хотя, — как отмечал Неру на пресс-конференции в Пекине 26 октября, — основной подход Индии несколько отличался от основного подхода Китая».

Это замечание Неру весьма симптоматично, и, видимо, оно было результатом неприятного осадка, оставшегося у него от беседы с Мао Цзэдуном, который с циничным безразличием говорил о судьбах мира, о жизни и смерти огромных масс населения Земли, в том числе и самих; китайцев. Для него все люди были одинаково ничтожны — от премьера до крестьянина. Они служили ему сырьем, послушным материалом, чтобы лепить из них, как из глины, свою «великую империю», которая не давала покоя его чудовищно эгоистическому воображению и деспотическому нраву.

Во время беседы с Неру Мао много курил, небрежно стряхивал пепел куда попало: на пол, на стол, в чашку с недопитым чаем, хотя рядом стояла большая пепельница с изображением китайского дракона. Наконец, бросив сигарету и сложив на животе маленькие пухлые руки, сказал, что «не боится, если атомная бомба упадет на Китай и двести или триста миллионов китайцев погибнут. Это будет достаточным основанием для начала уничтожения американцев». И это все, по Мао, есть благо: после новой мировой войны будет построена мировая цивилизация, то бишь империя, и, как следует догадываться, с китайской династией во главе.

Мао вдруг заговорил о Цинь Шихуанди, создавшем в 221 году до нашей эры единую Циньскую династию. Впрочем, Неру и ранее приходилось слышать о пристрастии Мао Цзэдуна в разговорах с иностранцами поминать добрым словом китайских императоров древности. Еще американский журналист Э.Сноу, подвизавшийся в роли биографа Мао Цзэдуна, в своей книге о встречах с ним писал о его симпатиях к Цинь Шихуанди. Но ведь император Цинь Шихуанди, помнил Неру, был тираном, прославившим себя тем, что распорядился сжечь все книги и закопать заживо ученых. Видимо, Мао этот факт ничуть не смущает. Он считает, что «книги сжигали во имя идейного единства...».

Индийский премьер ездил по городам Китая и с нескрываемой симпатией наблюдал, с каким энтузиазмом строил новую жизнь трудолюбивый дисциплинированный народ, как стремился он вырваться из вековой отсталости, невежества и нищеты, как вдохновляли людей лозунги о братстве с Советским Союзом, о мире и дружбе с народами других стран, с Индией.

Но Неру, к своему удивлению, обнаружил в жизни нового Китая нечто похожее на раздвоение: с одной стороны, созидательная энергия народа, увлеченного строительством новой жизни, а с другой, воинственный пафос, националистический угар, исходящий от выступлений некоторых китайских руководителей и особенно от самого Мао Цзэдуна.

Вернувшись из КНР, Неру с еще большей увлеченностью берется за работу по организации совместных выступлений освободившихся стран Азии и Африки против усилившихся попыток империалистических держав разобщить их усилия в борьбе с колониализмом, за мир, социальный прогресс и экономическую самостоятельность. Он встречается с главами правительств Бирмы, Цейлона, Индонезии, Пакистана. В конце декабря 1954 года в индонезийском городе Богоре Неру участвует вместе со своим неизменным советником по вопросам внешней политики Кришной Меноном в предварительной встрече некоторых азиатских стран по выработке проектов основных политических документов предстоящей конференции афро-азиатских стран в Бандунге.

15 февраля 1955 года Неру прибывает в Каир, где проводит двухдневные переговоры с главой египетского правительства Гамалем Абдель Насером. Индия и Египет придерживаются единой точки зрения в вопросе о неучастии в империалистических блоках. Отметив в совместном коммюнике совпадение взглядов по основным международным проблемам, Неру и Насер выражают надежду, что конференция в Бандунге внесет вклад в дело мира.

В марте — апреле о признании и поддержке пяти принципов мирного сосуществования заявляют правительства Камбоджи и ДРВ. По окончании индийско-вьетнамских переговоров в Дели заместитель премьер-министра и министр иностранных дел ДРВ Фам Ван Донг, выступая по делийскому радио, говорит: «Народ Вьетнама всегда помнит о моральной поддержке, которую народ Индии оказывал ему в период борьбы за независимость и свободу. Мы не упускаем из виду также и ту положительную роль, которую сыграла Индия в исходе Женевской конференции. Мы не забываем вклада Индии в осуществление соглашений о прекращении военных действий в Индокитае».

Возглавляемое Неру индийское правительство ведет активную дипломатическую подготовку к конференции в Бандунге, стремясь к тому, чтобы как можно большое число стран одобрило принципы мирного сосуществования.

Усилия Индии и других афро-азиатских государств, направленные на созыв и успешное проведение конференции, поддержаны Советским Союзом, странами социализма и всеми миролюбивыми силами. Неру с удовлетворением воспринимает заявление заместителя министра иностранных дел В.В.Кузнецова, который от имени Советского правительства выразил уверенность, что Бандунгская конференция «явится новым шагом по пути развития сотрудничества между народами в интересах ослабления международной напряженности и поддержания всеобщего мира». Разительно контрастирует с этим заявлением позиция западных держав. «Правительство Эйзенхауэра, — читает премьер выдержку из статьи в «Чикаго сан энд таймс», — считает предстоящую конференцию стран Азии и Африки весьма нежелательной с американской точки зрения».

11 апреля из Гонконга в Джакарту вылетает индийский самолет «Принцесса Кашмира», на борту которого восемнадцать человек — члены делегаций ДРВ, КНР, журналисты. В шестнадцать часов двадцать минут по местному времени экипаж самолета радирует о том, что полет протекает нормально, а спустя двадцать минут связь с «Принцессой Кашмира» прерывается. Через несколько дней в море в районе к северо-западу от Саравака находят трех обессилевших от голода и усталости летчиков пропавшего самолета. Они рассказывают о взрывах в багажном отделении и в правом крыле, после чего самолет, объятый пламенем, упал в море. Спастись удалось только им троим...

Неру распоряжается провести самое тщательное расследование катастрофы, происшедшей, по его словам, при «необычайных обстоятельствах». Он, естественно, пока воздерживается от того, чтобы говорить о возникших у него подозрениях, но, узнав о двух взрывах на борту «Принцессы Кашмира», — едва ли не первого самолета, перевозившего делегатов Бандунгской конференции, — он не испытывает сомнений. Официальные представители некоторых западных стран слишком уж назойливо твердят о неисправностях в самолете. Нет, это не несчастный случай, а диверсия, подготовленная и осуществленная империалистическими разведками. Результаты расследования подтвердят это, вскоре найдут и следы преступника, укрывшегося на Тайване, однако правительство США откажется поддержать требование Индии о выдаче диверсанта.

Расчеты империалистов сорвать конференцию, используя обычные для них средства — от шантажа и угроз до диверсий, — не оправдались. Делегаты двадцати девяти стран собрались в Бандунге, расположенном в ста километрах от столицы Индонезии — Джакарты.

Неру прилетел в Бандунг на одном самолете с Насером 16 апреля. Заявив, что предстоящая конференция — «это, по существу, эксперимент сосуществования» и что она «чрезвычайно важна не только для Азии, но для всего мира», премьер-министр Индии сразу приступил к переговорам с главами делегаций, постарался уладить споры, возникшие между ее участниками.

Разногласий, к сожалению, немало. Представители некоторых стран, уже связавших себя с империалистическими региональными блоками, повторяют домыслы об «угрозе международного коммунизма» и призывают «осудить советский колониализм наряду с западным империализмом». Не решаясь открыто выступить против пяти принципов мирного сосуществования, кое-кто утверждает, что их осуществление невозможно из-за политики социалистических стран. Делаются попытки «расширить» или «дополнить» принципы таким образом, чтобы оправдать участие Пакистана, Турции и других азиатских государств в агрессивных военных союзах и санкционировать возможное присоединение к ним других стран. Во всем этом Неру усматривает хорошо знакомый ему почерк западной дипломатии. Позднее он скажет, что выявившиеся в Бандунге противоречия отразили «вторжение на арену конференции стран Азии и Африки отзвуков «холодной войны».

Конференция в Бандунге, проходившая с 18 по 24 апреля 1955 года, завершилась победой сил, придерживавшихся прогрессивной ориентации во внешней политике, выступавших за всестороннее экономическое и культурное сотрудничество между государствами, противостоящими силам колониализма, империалистической агрессии, и положила начало движению неприсоединения. В итоговом документе «Декларации о содействии всеобщему миру и сотрудничеству» получили воплощение пять принципов мирного сосуществования — «панча шила», за признание которых Неру, Фам Ван Донг, Насер и другие лидеры национально-освободительного движения вели на конференции упорную и принципиальную борьбу. Участники Бандунга высказались также за всеобщее разоружение и запрещение производства, испытания и применения оружия массового уничтожения людей.

По возвращении в Индию Неру на первой же пресс-конференции заявил, что «Бандунгская конференция была весьма успешной не только в том смысле, что встретились представители стран Азии и Африки, но и в том, что столь различные народы смогли в значительной мере добиться соглашения».

...Самолет, на борту которого находился премьер-министр Индии, держал курс на Москву. Если лететь по прямой, путь от Дели до Москвы занял бы каких-нибудь шесть часов, однако воздушная трасса между двумя столицами в то время не была проложена, и самолет совершал посадки в Бомбее, Каире, Риме, Праге.

Важность предстоящего визита в СССР была настолько очевидной для Неру, что все тяготы многочасового пути не имели сейчас никакого значения. К тому же представлялась возможность еще раз тщательно продумать вопросы, которые предполагалось обсудить в Москве с советскими руководителями.

Неру всегда пристально следил за политикой Советского Союза в отношении Индии и других развивающихся стран, и ни разу ему не пришлось разочароваться в своих наблюдениях: практическая деятельность Советского правительства на мировой арене строго соответствовала провозглашенным им внешнеполитическим принципам.

Так и после Бандунгской конференции в Москве уже было заявлено, что выдвигаемые Индией пять принципов мирного сосуществования будут иметь полную поддержку у Советского Союза.

Приглашение посетить Советский Союз было передано Неру в июле 1954 года послом СССР в Индии М.А.Меньшиковым. Тогда же посол затронул вопрос о заключении соглашения, которое бы закрепило уже сложившиеся между двумя странами дружественные отношения.

Неру было известно, что эти вопросы, как принято говорить, неоднократно зондировались по дипломатическим каналам. Слова Меньшикова, однако, нужно было понимать как уже официальное предложение. Лицо Неру внешне оставалось спокойным, но в глазах отразилось глубокое удовлетворение:

— Я весьма признателен за приглашение посетить вашу страну. Я так же в принципе согласен заключить такое соглашение. — Сосредоточенно помолчав, Неру добавил: — Только надо подумать, как и когда это лучше сделать.

В этот знойный июльский день Неру долго размышлял над предложениями, сделанными ему советским послом. Перед индийским правительством стояла сложнейшая историческая задача — создать по линии государственного сектора главные отрасли национальной тяжелой промышленности и таким образом попытаться ликвидировать экономическую зависимость страны от империалистических монополий, превратить отсталую аграрную Индию, с сохранившимся в ряде ее районов феодальным укладом хозяйства, в развитое промышленное государство.

Неру понимал, что западные страны вряд ли охотно пойдут навстречу его правительству в осуществлении этих замыслов. От Англии, не прекращавшей попыток сохранить свою бывшую колонию в качестве аграрно-сырьевого придатка, или от американских монополистов, видевших в Индии лишь идеальный рынок для сбыта своей продукции, помощи ждать не приходилось. Очевидно, что, если эти страны и согласились бы оказать помощь в индустриализации Индии, то такая помощь была бы предоставлена при условиях отказа индийского правительства от проводимой им независимой внешней политики и включения страны в орбиту военно-стратегических планов международного империализма.

Он вновь и вновь обращался к примеру Советского Союза, часто беседовал с людьми, побывавшими за последние годы в СССР. В Неру все больше крепла убежденность в том, что именно Советский Союза может оказать эффективную и бескорыстную дружескую помощь Индии в деле создания национальной промышленности. Своим ближайшим сотрудникам премьер дал указание выяснить возможность получения такой помощи. Р.А.Кидваи, Б.Г.Редди и другие министры кабинета Неру обратились с запросами в советское посольство. М.А.Меньшиков информировал Москву о заинтересованности индийского правительства в экономическом сотрудничестве с советскими организациями. Вскоре пришел положительный ответ, о котором посол немедленно сообщил Неру.

Как и следовало ожидать, планы премьер-министра и его ближайших сотрудников о создании с помощью СССР промышленных предприятий по линии государственного сектора встретили враждебное отношение со стороны западных держав. Американские и английские монополисты угрожали, что, если правительство Неру примет советскую помощь, Индия перестанет «представлять интерес для иностранных вложений». Некоторые индийские политики английской школы, представители крупной буржуазии скрыто или явно выступали против развития экономических связей с Советским Союзом. Правая буржуазная пресса начала яростную атаку на Неру. В создавшейся обстановке ему необходимо было проявлять максимум хладнокровия и выдержки. Это блестяще удавалось премьеру. С присущей ему логикой он нейтрализовывал противников избранного им курса, умело склонял на свою сторону колеблющихся, поддерживал уверенность в сторонниках. Особую досаду Неру испытывал, когда ему уже в который раз приходилось убеждать некоторых товарищей по партии, поддавшихся доводам империалистической пропаганды. Они, казалось бы, осознавали необходимость экономических преобразований в стране с привлечением советской помощи, но испытывали страх перед «появлением тени красной звезды над Индией». На них в определенной степени действовали домыслы англичан и американцев о том, что-де политика Москвы пока является загадкой, «железный занавес», мол, только поднялся и неизвестно, как поведут себя в этих условиях кремлевские руководители в отношении таких стран, как Индия. Тем более, как пытались уверить Неру некоторые западные лидеры, у Индии уже существуют «тесные» отношения со странами Запада, и вряд ли имеет смысл допускать в сложившийся «круг партнеров» какие-то новые, возможно, потенциально опасные для Индии силы.

Неру часто встречался с советскими представителями; в беседах с ними проверял правильность некоторых своих выводов, просил о предоставлении дополнительной информации по отдельным вопросам экономики и политики Советского Союза. Размышляя вслух и высказывая свои сомнения, Неру постоянно следил за реакцией собеседников, но говорили они открыто, без загадок и намеков, что разнило их с западными дипломатами.

Как-то во время одной из бесед с советским послом Неру почувствовал, что тот несколько взволнован, и прямо спросил: «Говорите, господин посол, что вас беспокоит?»

Меньшиков совсем не удивился вопросу. Послу хорошо была известна проницательность Неру:

— Да, господин премьер-министр, беспокоит. Дело в том, что ряд чиновников индийских министерств не только не разделяют идеи экономического сотрудничества с Советским Союзом, но и противодействуют ей.

Слегка нахмуренные брови и складки у переносицы Неру разгладились, на лице его появилась теплая улыбка:

— Чиновники могут интересоваться теми или иными деталями и даже высказывать свои замечания... — Неру сделал многозначительную паузу. — Но решение вопросов от них не зависит.

А вскоре вице-президент Индии С.Радхакришнан с уверенностью заявил советскому послу:

— Наш премьер принял твердое решение достигнуть соглашения с СССР о строительстве завода. Он вообще будет поддерживать строительство новых крупных заводов в Индии по линии государственного сектора.

2 февраля 1955 года было подписано соглашение о строительстве с помощью СССР комплексного металлургического завода в Бхилаи. Условия соглашения выгодно отличались от того, что предлагали индийцам западные страны. Так, например, СССР предоставлял кредит по ставке вдвое ниже ставок капиталистических фирм, советские организации не претендовали на участие в управлении предприятием.

Неру расценивал соглашение о Бхилаи как первый серьезный шаг индийского правительства на пути к созданию независимой национальной экономики и рассматривал его наряду с советско-индийским торговым соглашением от 2 декабря 1953 года как падежную основу для будущего экономического сотрудничества.

В марте 1955 года Неру сказал советскому послу, что хотел бы посетить СССР в июне текущего года.

Министерства иностранных дел обеих стран незамедлительно начали подготовку визита. Проект программы пребывания главы индийского правительства в Советском Союзе был согласован в короткие сроки.

Неру, ознакомившись с проектом, одобрил его, но попросил посла по возможности включить в программу посещение Самарканда, история и архитектурные памятники которого давно привлекали его внимание. Ему вообще хотелось побывать в Среднеазиатских республиках, поскольку его всегда интересовало, как в СССР решаются проблемы национальных меньшинств, каких успехов в экономике и культуре достигли народы Средней Азии.

— Мне хотелось бы, — сказал Неру советскому послу, — осмотреть как можно больше советских металлургических и машиностроительных предприятий. Вы знаете о моем интересе к вопросам планирования экономики. Если это не встретит возражений с вашей стороны, я также хотел бы поближе ознакомиться с организацией планирования народного хозяйства в СССР.

Один из присутствовавших на беседе индийских чиновников предложил несколько сократить число мероприятий в программе визита и выделить больше времени для отдыха премьер-министра.

— Я еду в Советский Союз не отдыхать, — возразил Неру, — а как можно полнее ознакомиться с жизнью советских людей.

Посол попросил у премьер-министра согласия на издание в СССР его книги «Открытие Индии».

— Мне будет приятно, если с моей книгой познакомятся советские люди, — ответил Неру. — Я с удовольствием напишу предисловие для русского издания.

Советская страна готовилась к визиту высокого гостя. Культурная жизнь Москвы, Ленинграда и других городов, казалось, была в эти дни пропитана духом Индии. В залах Академии художеств СССР в Москве, в ленинградском Эрмитаже открылись выставки, посвященные культуре и искусству индийского народа. Советские люди с огромным интересом знакомились с редчайшими памятниками древнего искусства, с творчеством индийских, русских и советских художников, запечатлевших живописную природу Индии, жизнь ее людей. Общее восхищение вызвали работы ремесленников, золотыми руками которых создавались подлинные шедевры искусства — ковры, ткани, изделия из кости, металла, дерева.

В мае 1955 года в городе Калинине (бывшей Твери) на берегу Волги был открыт памятник выдающемуся русскому путешественнику Афанасию Никитину, который первым из европейцев в XV веке посетил Индию, полюбил эту страну и вдохновенно поведал о ней в своем «Хождении за три моря».

В июне 1955 года в издательстве «Художественная литература» увидела свет первая книга восьмитомного собрания сочинений великого Рабиндраната Тагора. За годы Советской власти произведения классика индийской литературы издавались десятки раз, однако собрание сочинений выходило впервые. Последний том включал в себя «Письма из России», написанные Тагором во время его поездки в СССР в 1930 году.

Перед началом визита Неру в СССР был выпущен русский перевод «Открытия Индии».

«Я счастлив, что моя книга «Открытие Индии» переводится на русский язык, — писал Неру в предисловии к советскому изданию. — Я надеюсь через несколько дней посетить Советский Союз, эту великую страну, чтобы лично увидеть то, о чем я читал так много, и познать в какой-то мере те силы, которые содействовали созданию в наш век этой великой и обширной страны, оказывающей столь большое влияние на судьбы всего мира».

Предстоящей поездке премьера в СССР были посвящены его многочисленные встречи с журналистами. На одной из пресс-конференций Неру, в частности, сказал:

— Я отправляюсь в Советский Союз не только без всякого предвзятого мнения, но и с открытой душой, готовый откликнуться на чувства советского народа. С большим нетерпением ожидаю я встречи с советскими людьми. Мне хочется услышать о том, что они сделали, посмотреть все собственными глазами.

Самолет, на борту которого находились Неру и его дочь Индира Ганди, после остановки в Бомбее 5 июня взял курс на Каир. Здесь после беседы с главой правительства Египта Г.А.Насером Неру попал в плотное кольцо журналистов.

— Основным вопросом переговоров с советскими руководителями, — отвечал он, — будет вопрос о мире и ослаблении международной напряженности. В ходе переговоров в Москве, несомненно, будут затронуты проблемы торговых и экономических связей между Индией и Советским Союзом. Кроме того, я хотел бы обсудить некоторые вопросы планирования. Наш первый пятилетний план завершается, и нам предстоит подготовка нового пятилетнего плана развития индийской экономики.

Самолет снова в воздухе. В салопе тишина. Спутники Неру, утомленные многочасовым перелетом, дремали. Лицо Неру с полузакрытыми глазами казалось бесстрастным. Может быть, именно сейчас в его памяти историка оживали имена первопроходцев, устанавливавших дружественные связи между народами обеих стран... Великий ученый и мыслитель из Хорезма Аль Бируни более 900 лет назад посетил Индию, глубоко изучил науку, культуру, языки, обычаи ее народов; тверской купец Афанасий Никитин, для которого Индия стала второй родиной; русский путешественник Ф.Е.Ефремов провел в Индии восемь лет — с 1774 по 1782 год. Его записки об Индии, проникнутые глубоким уважением к индийскому народу, разительно отличались от многочисленных писаний британских путешественников и миссионеров, с их россказнями о варварских обычаях и сверхъестественных ужасах «загадочного Востока». Музыкант и драматург Герасим Лебедев в конце XVIII века основал драматический театр в Калькутте. А индийские купцы, которые обосновались на Волге в первой половине XVII века? По приказу астраханского воеводы в городе в 1625 году был построен индийский караван-сарай. Русское правительство поощряло их деятельность. Петр I, посетив Астрахань в 1722 году, дружески беседовал с индийскими купцами. В 1812 году преемники этих купцов пожертвовали в пользу русской армии, сражавшейся с войсками Наполеона, крупные денежные суммы.

Прогрессивные деятели России и Индии всегда с сочувствием следили за борьбой индийского и русского народов против тирании и деспотизма. Переписка двух великих гуманистов своего времени Л.Н.Толстого и Махатмы Ганди отражала тот постоянный и глубокий интерес, который испытывала передовая общественность обеих стран к судьбам народов царской России и колониальной Индии...

Самолет приземляется в восемнадцать часов по московскому времени. Он плавно подкатывает к зданию аэродрома. Подается трап. Неру выходит из самолета, одетый в парадный коричневый шервани, в петлице которого неизменная роза. В этот момент происходит непредвиденное: толпа встречающих москвичей неожиданно устремляется к самолету, приветственно размахивая флажками и букетами цветов. Позднее в беседе с одним из советских представителей, отвечавших за организацию встречи высокого гостя, Неру скажет, что его искренне тронул такой незапланированный «беспорядок», такое сердечное проявление к нему чувств советских людей.

Неру по-юношески легко сбегает по трапу. Пионеры вручают ему и его спутникам огромные букеты московской сирени. Неру тепло приветствуют руководители Советского государства. Звучат государственные гимны Индии и СССР. Неру обходит выстроенный в его честь почетный караул, направляется к микрофону.

— Давно я имел желание приехать сюда, в Советский Союз, — произносит он первые слова, и все вокруг затихает. — Мне давно хотелось приехать сюда, в этот известный и замечательный город. Сегодня это желание исполняется... Я считаю себя путешественником, я приехал сюда как путешественник, имеющий самые лучшие пожелания вашему правительству, вашему народу. Я приехал сюда, чтобы узнать вас лучше и больше. И я уверен, что мой приезд сюда укрепит наши отношения. За теплый, дружеский прием, оказанный мне, я выражаю благодарность.

Овацией были встречены эти безыскусные, идущие от сердца слова. Отвечая на взрыв приветствий традиционным намасте, Неру с растроганной улыбкой направился к ожидавшей его машине. Тысячи москвичей, заполнивших улицы, по которым проезжал Неру, горячо встречали посланца индийского народа. Приветственные транспаранты, индийские и советские флаги, цветы...

Кортеж машин двигался медленно, и Неру успевал вглядываться в лица людей: они выражали искреннюю, неподдельную радость. Казалось, вся Москва высыпала на улицы. «Руси — хинди, бхай, бхай!» — гремели дружные возгласы. «Русские и индийцы — братья!»

«До сих пор ни один иностранный лидер не встречал такого исключительного приема в СССР», — писали в те дни индийские газеты.

Не только Индия, но и весь мир следил за поездкой Неру в СССР с вниманием и интересом. Этот визит воспринимался как событие исторической важности.

Утром 8 июня в Кремле начались переговоры Неру с советскими руководителями. Ему приходилось беседовать и вести переговоры со многими известными лидерами разных государств. Неру нередко испытывал на себе «гибкость» западной дипломатии, наблюдал ее деятелей с их недоверчивостью, подозрительностью, высокомерием, постоянными попытками уйти от существа обсуждаемого вопроса или навязать свою точку зрения.

Здесь, в Кремле, Неру почувствовал атмосферу неподдельной теплоты, доброжелательности и доверия. Он видел, с каким участием руководители Советского правительства выслушивали его разъяснения, касающиеся внутренней и внешней политики индийского правительства. По задаваемым ему вопросам Неру стало ясно, что в Советском Союзе хорошо представляют проблемы, стоящие перед Индией, и в принципе готовы оказать возможную помощь в решении вопросов, прежде всего экономического порядка. Завязалась непринужденная, откровенная беседа. Разговор зашел о некоторых основных международных проблемах — об ослаблении напряженности между Востоком и Западом, о мирном сосуществовании. Советские руководители выразили озабоченность по поводу проводимой правительством США политики с позиции силы.

— Я не понимаю, — заметил Неру, — зачем сильному человеку надо все время демонстрировать свои мускулы. Политика США изменчива, подвержена различным колебаниям. Она поддается нажиму конгрессистского лобби или зависит от исходов президентских выборов. Вы посмотрите, как быстро американцы приходят в восхищение от того, что уже через короткое время напрочь забывают. Однако, — продолжал премьер, — в американской политической жизни за последнее время можно заметить некоторые, пока еще слабо просматривающиеся, перемены. Канули в небытие реакционный мракобес сенатор Маккарти и кое-кто из его окружения. В определенных кругах США высказываются более миролюбивые взгляды на будущее, чем прежде. Конечно, немало и других сложностей. Однако в Америке наверняка существуют силы, заинтересованные в улучшении международной обстановки. Возможно, — рассуждал премьер, — Англия будет поддерживать США, но не исключено, что англичане и французы начнут проводить свою собственную линию. Небезызвестный Эрнст Бевин как-то сказал: «В конце концов, если Европа не может обойтись без Америки, то и Америке также не обойтись без Европы».

Неру сообщил, что получил письмо от премьер-министра Великобритании А.Идена.

— Иден приглашает меня в Лондон до возвращения в Индию. По его мнению, перспективы мира теперь гораздо лучше, чем за все время с окончания второй мировой войны. Мне кажется, — сказал Неру, — что у вас нет оснований опасаться, что на предстоящем совещании в Женеве вы окажетесь в изоляции. Я уже говорил об Англии и Франции, которые могут эффективно использовать свой авторитет для успешного проведения совещания. Да и президент США Эйзенхауэр производит на меня впечатление более восприимчивого политика, чем Даллес. Конечно, не надо питать иллюзий или ждать слишком быстрых успехов, но личные контакты и прямые обмены мнениями могут дать положительные результаты.

Руководители Советского правительства высказали мнение, что визит Неру в Лондон в преддверии Женевского совещания может оказаться полезным:

— Для дела мира будет только хорошо, если на Западе вас поймут так же, как поняли мы вас.

Беседы иногда длились часами: обсуждались и вопросы развития индийско-советских отношений, и положение на Дальнем Востоке, в Индокитае, и проблемы разоружения.

Неру испытывал огромный подъем сил, его радовало совпадение позиций Советского Союза и Индии по многим международным вопросам. К.П.Ш.Менон вспоминал позднее: «Советские руководители никогда не пытались оказывать даже слабое воздействие или давление на Индию с тем, чтобы привлечь ее на свою сторону. Они прояснили ситуацию с самого начала, когда оставили за нами, гостями, право подготовить проект совместного заявления».

График поездок и всевозможных мероприятий был, как того и хотел премьер, чрезвычайно напряженным. Неру успевал везде, проявляя большую подвижность. Сухопарый, подтянутый, он всегда пребывал в хорошем настроении, в добром расположении духа. Будучи человеком пунктуальным, он требовал того же от своих спутников, хотя поспеть за Неру было делом далеко не простым.

Гостеприимные хозяева охотно шли навстречу пожеланиям премьера. Советское правительство предоставило ему возможность побывать на одном из авиационных заводов, где его ознакомили с производством гражданских и военных самолетов. За день до отъезда из СССР премьер-министр Индии посетил первую атомную электростанцию Академии наук СССР. Неру в полной мере оценил эти жесты доверия к нему со стороны Советского правительства.

На каких бы предприятиях Неру ни побывал в эти дни, везде его окружали люди — рабочие, инженеры, везде завязывались теплые, откровенные разговоры. Неру интересовало буквально все: как осуществляется перевод опытных моделей в серийное производство, каковы условия труда и отдыха для рабочих, как ведется жилищное строительство и многое другое.

Волнующей для Неру стала встреча со студентами Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова. Они приняли Неру как доброго знакомого, с гордостью показали просторные светлые залы для занятий, отлично оборудованные лаборатории, университетскую библиотеку, свои общежития. Неру был приятно поражен, когда студенты не только сообщили, что изучают санскрит, хинди, бенгали и урду, но и охотно продемонстрировали свои познания. В книгу почетных посетителей МГУ Неру вписывает ровные твердые строки: «Этот великолепный университет так огромен и многообразен, что трудно его осмотреть полностью во время краткого визита. Идеи и то, как эти идеи проводятся в жизнь, говорят о многом. Я надеюсь, что университет будет выпускать юношей и девушек, великих умом и сердцем, которые явятся носителями доброй воли и мира. Я поздравляю всех тех, кто учится в этом прекрасном университете, и желаю им самого большого успеха».

...Иногда полушутя-полусерьзно Неру признавался друзьям, что ничего не знает об искусстве, будь оно восточное или западное, и не компетентен что-либо сказать о нем. «Я реагирую на него так, как мог бы реагировать любой несведущий любитель. Иная картина, скульптура, иное здание заставляют меня восторгаться, трогают меня и вызывают во мне странные чувства; порой они доставляют мне лишь небольшое удовольствие, а то и вовсе не задевают меня, и я прохожу, почти не замечая их; иногда они даже отталкивают меня», — со смущенной улыбкой говорил он.

Присущая Неру скромность вынуждала делать его такие признания. На самом деле он не только любил искусство, но и прекрасно разбирался в нем, знал историю древнеиндийского искусства, почитал произведения выдающихся живописцев, скульпторов, зодчих, ценил балет, оперу, с удовольствием слушал симфоническую музыку. При малейшей возможности, — а это случалось, к сожалению, редко — он с наслаждением погружался в мир прекрасного, созданный талантом и гением великих мастеров. Посмотрев в Большом театре «Лебединое озеро» П.И.Чайковского и «Бахчисарайский фонтан» Б.В.Асафьева, Неру восхищался великолепной музыкой, изобретательной постановкой, красочностью декораций и костюмов, филигранной техникой артистов-исполнителей.

В Эрмитаже он по несколько минут в глубокой задумчивости стоял перед полотнами своих кумиров — Леонардо да Винчи и Рембрандта.

Осмотрев выставки, посвященные культуре и искусству Индии в Москве и Ленинграде, Неру не мог скрыть своего волнения, увидев, как бережно и любовно хранятся в СССР реликвии индийского народа. Его ознакомили и с произведениями русских и советских художников, побывавших в Индии.

«Только художник, искренне любивший и понимавший душу индийского народа, — размышлял Неру перед картинами индийского цикла В.В.Верещагина, — мог с такой достоверностью изобразить природу страны, ее архитектурные памятники, быт и душу простых людей».

11 июня Неру со своими спутниками отправился в поездку по стране. Гостей сопровождали первый заместитель министра иностранных дел СССР В.В.Кузнецов, посол СССР в Индии М.А.Меньшиков.

...Легендарный Сталинград! Здесь героический советский народ нанес сокрушительный удар гитлеровской военной машине.

— Слава и имя Сталинграда известны всему миру, — обратился Неру к встречавшим. — Это город, где вы доказали свой героизм не только в войне, но и в мире.

На всем восемнадцатикилометровом пути от аэродрома до города Неру приветствовали тысячи сталинградцев. Он отвечал на приветствия и, вглядываясь в лица людей, пытался понять, какая сила помогла им выстоять в жесточайшей битве с гитлеризмом и затем, после победы, из руин восстановить этот город.

Гостей отвезли на строительство Волгоградской ГЭС, показали знаменитый Тракторный завод.

— Какова технология производства тракторов? Что вы можете сказать об их качестве? Способны ли они конкурировать с зарубежными моделями? Насколько они пригодны для работы на полях Индии? — эти и другие вопросы премьера звучали в цехах Тракторного завода. Неру просто, непринужденно разговаривал с рабочими, много шутил, радовался шуткам собеседников.

...Неру любил детей. Он всегда искал встреч с ними и видел в них лучшую часть человечества, которой суждено сделать мир чище и справедливее. Дети, чувствуя любовь к ним этого человека, искренне тянулись к нему со своими радостями или невзгодами.

Несмотря на большую занятость, премьер находил время вести обширную переписку с детьми не только Индии, но и других стран. По его инициативе в Дели каждый год устраивались международные выставки детских рисунков, и Неру всегда их посещал.

В одном из писем к детям он писал: «Я люблю беседовать с вами об этом прекрасном мире, который принадлежит нам, о цветах, деревьях, птицах, животных, звездах, горах и ледниках и обо всем другом вокруг нас... Вы должны читать много сказок и историй о далеком прошлом. Но мир сам по себе является чудесной приключенческой сказкой... Нам надо только иметь глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и сознание, обращенное к жизни и красоте мира».

И в Советском Союзе Неру с удовольствием встречался с детворой — в московской школе, в Ленинградском Дворце пионеров, в «Артеке». Прощаясь с пионерами «Артека», он обратился к ним:

— Я люблю детей, где бы я их ни встретил — в Индии или в другой стране. Я очень счастлив, что увиделся с вами. Только что маленькая девочка спросила меня, нравится ли мне здесь. Я, ответил, что мне очень нравится советский народ и особенно мне нравятся дети Советского Союза. Я всегда буду помнить об этой встрече и передам ваше приветствие детям Индии. Я надеюсь, что, когда вы вырастете, а дети Индии станут взрослыми, вы будете сотрудничать друг с другом.

...И снова в дорогу — в Грузию, Узбекистан. Кто-то из спутников Неру шутливо пожаловался, что мероприятий так много, что выделить время для сна становится все труднее.

— А вы берите пример с меня, — невозмутимо ответил премьер, — спите в самолете.

15 июня 1955 года он прибыл в Самарканд — древний город, некогда бывший столицей Тимура. Как известно, один из Тимуридов, Бабур, в XVI веке воцарился на делийском троне. Могольские правители Индии поддерживали теснейшую связь с Ираном, который тогда переживал период, известный как Золотой век персидского искусства. В Индии возникла новая архитектура, сочетавшая в себе индийские идеалы и персидские мотивы. Элементы такой архитектуры Неру увидел и в Самарканде. Красота этого города заворожила его. Он осматривал самаркандские мавзолеи, мечети, обсерваторию великого узбекского мыслителя и ученого — Улугбека, гробницу грозного Тимура.

— Эти тончайшие мозаичные работы очаровательны. Сохранились ли в наши дни мастера, способные сотворить нечто подобное? — спросил Неру одного из реставраторов, работавшего над восстановлением архитектурного памятника.

Мастер сначала растерялся, а потом, всмотревшись в доброе лицо гостя, сказал переводчику:

— У нас есть мастера, которые выполняют такую работу и даже посложнее. Их произведения широко используются для художественного оформления зданий.

Неру удовлетворенно кивнул головой.

Во второй половине следующего дня гости уже были на целине в районе города Рубцовска. Неру давно размышлял над проблемой освоения степных и полустепных районов Индии, и для него был чрезвычайно интересен опыт советских целинников. Он ходил по пашням, постоянно задавая вопросы руководителям местного совхоза.

Зная, как необходимо для дальнейшего промышленного развития Индии строительство заводов тяжелого машиностроения, Неру вникал во все детали, когда знакомился с работой таких гигантов советской тяжелой промышленности, как Магнитогорский металлургический комбинат или Уральский завод тяжелого машиностроения. Осматривая «Уралмаш», он восхищенно сказал: «Вот такой завод заводов нам нужен в Индии!»

Поездка по Советскому Союзу подходила к концу. Перед заключительными переговорами в Москве премьер два дня провел в Ленинграде. Неру знал историю этого прекрасного города, где свершилась величайшая в истории человечества революция. Он ходил по Ленинграду и чувствовал себя так, как будто он уже бывал здесь. Знакомые по кадрам кинохроники и фотографиям Дворцовая площадь, Зимний дворец, Невский проспект, Смольный...

В двадцатые годы его поразили описания революционного Петрограда в книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Он вспомнил, как в 1927 году в Москве ему удалось посмотреть фильм Всеволода Пудовкина «Конец Санкт-Петербурга», приуроченный к десятилетию Великого Октября. В памяти сохранились кадры, показывавшие прошлое царской России: роскошь и рядом ужасающая нищета, страшные эпизоды империалистической войны, всеобщая радость и торжество в февральские дни падения царизма, страницы героической деятельности партии большевиков, возглавляемой В.И.Лениным. Молодой Неру почувствовал мощь, динамику, революционность этого фильма. Тогда он еще пожалел, что такая картина вряд ли выйдет на экраны Индии. Индийские прокатчики не решились бы показать народу советский фильм. Кинотеатры страны в то время были сплошь заполнены продукцией британских и американских кинофирм...

Утром 21 июня Неру после десятидневной поездки по стране возвратился в Москву.

Подлинным праздником для 80 тысяч москвичей, пришедших на стадион «Динамо», стал митинг, посвященный дружбе между народами СССР и Индии. Неру обратился к собравшимся на своем родном языке — хинди:

— Две недели тому назад мы прибыли в Советский Союза и скоро покинем эту великую страну. За это время мы проехали около тринадцати тысяч километров, посетили многие известные города и видели много замечательных вещей. Но самым замечательным из всего этого был прием, который был нам оказан повсюду, где бы мы ни были, и те горячие чувства, которые были широко проявлены к нам.

...Где бы я ни был в Советском Союзе, я везде находил страстное стремление к миру. Я верю, что огромное большинство людей в каждой стране жаждет мира, однако страх перед другими часто затемняет их сознание и заставляет их действовать иначе. Именно этот страх и ненависть мы должны искоренить и попытаться создать атмосферу мира.

Визит подходил к концу. 22 июня 1955 года в Большом Кремлевском дворце было подписано Совместное советско-индийское заявление, в котором отмечалось, что в советско-индийских отношениях «необходимо руководствоваться следующими пятью принципами мирного сосуществования государств — взаимное уважение территориальной целостности и суверенитета друг друга; ненападение; невмешательство во внутренние дела друг друга по каким-либо мотивам экономического, политического и идеологического характера; равенство и взаимная выгода; мирное сосуществование». «Исходя из пяти принципов, — говорилось в заявлении, — создается широкое поле деятельности для развития культурного, экономического и технического сотрудничества между СССР и Индией». Свою экономическую помощь Индии Советский Союз не обусловливал никакими политическими условиями.

Советские руководители с благодарностью приняли приглашение Неру посетить Индию.

Уже перед самым отъездом Неру ждал приятный сюрприз. Ученый совет МГУ имени М.В.Ломоносова присвоил премьер-министру Индии ученую степень почетного доктора юридических наук Московского университета. Так советские ученые оценили деятельность видного государственного деятеля, всегда активно выступавшего за соблюдение принципов международного права, за признание суверенных прав больших и малых государств, за ослабление международной напряженности в Азии и во всем мире.

Печать всего мира широко комментировала итоги визита Неру в СССР и подписанное советско-индийское заявление как событие огромной исторической важности не только в плане дальнейшего укрепления дружественных отношений между СССР и Индией, но и в плане ослабления международной напряженности.

Раздраженно реагировали на визит Неру реакционные круги западных стран и прежде всего США, явно не желавшие развития отношений СССР со сбросившими колониальное господство молодыми государствами Азии.

23 июня в Вашингтоне представитель государственного департамента в резкой форме отказался комментировать подписанное в Москве советско-индийское заявление, а влиятельные американские газеты предупреждали, что, укрепляя дружественные отношения с СССР, Неру может лишь вызвать враждебность американской стороны.

Джавахарлал Неру полностью был удовлетворен результатами своего визита в Советский Союз, понимая, какого надежного и верного друга обрела его многострадальная родина, так нуждавшаяся в искреннем участии и поддержке.

«Я думаю, что уезжаю отсюда одновременно и богаче и беднее, чем приехал, — волнуясь, говорил Неру при прощании с советскими людьми. — Я считаю, что уезжаю отсюда богаче потому, что у меня будет очень много прекрасных воспоминаний о нашей дружбе и о приеме, который вы нам оказали. Я уезжаю отсюда беднее потому, что оставляю тут свое сердце...»

В течение двух следующих недель Неру посетил ПНР, где он с польскими руководителями подписал совместное заявление, в котором также были подтверждены пять принципов мирного сосуществования между государствами. Потом последовали визиты в Австрию, Югославию и Великобританию.

Успешное начало развитию тесного дружественного советско-индийского сотрудничества было положено. Продолжением его явился ответный визит советских государственных деятелей в Индию в ноябре — декабре 1955 года. Отныне частые регулярные встречи советских и индийских руководителей станут хорошей и прочной традицией.