Глава 2. Очнулся – гипс!

Еще секунду назад я не ощущал ничего, и вдруг все органы чувств заработали единовременно: свет! шум! запахи! тепло солнца! ветер! Даже во рту проявился вкус мяты. Я подвигал челюстями – точно, вот свежая жевательная резинка.

Но почему так холодно?

– Чего встал, голожопый? – услышал я чей-то хриплый прокуренный голос. – Развелось чудиков…

Прохожий, задевший меня плечом, уже шел своей дорогой, кутаясь в коричневый плащ, какой мой покойный дед носил. Хихикая, мимо пробежали девчонки, обернулись, снова прыснули. За плечом одной из них взметнулся кончик алого галстука. Женщина с авоськами вообще развернулась и потопала, откуда шла.

Я поглядел по сторонам и ошалел от увиденного: широкая проезжая часть, где мчится пестрый поток машин неизвестных марок. Покачивая рожками, проехал троллейбус… Странный, почти весь стеклянный, украшенный новогодней мерцающей гирляндой.

Дома привычные пятиэтажные, но за ними постройки, похожие на сталинские высотки – каменные, изящные, с добротными балконами. Как-то слишком чисто, слишком просторно, слишком… Выхолощено, что ли?

С огромного билборда улыбался краснощекий Дед Мороз: «Дорогие соотечественники! От души поздравляю с наступающим 2023 годом! Желаю вам счастья, здоровья и благополучия!» Год тот же, день, вероятно, тоже – двадцать первое декабря.

И никаких тебе: «Купи! Купи! Ну купи же очередное дерьмо!»

Я зябко повел плечами. Почему так холодно? Мне посигналила машина, водитель покрутил пальцем у виска. Второй проезжающий посмотрел и заржал, и тут до меня дошло, что я абсолютно голый!

Меня накрыло ощущением нереальности происходящего. Ну конечно, это сон, там иногда такое бывает: оказываешься вдруг без штанов на улице, на сцене, в общественном транспорте – нужное подчеркнуть. Я ущипнул себя за руку, поглядел на наливающийся синяк, после чего запрокинул голову и расхохотался. Не сон, а это значит, что я жив!

Тут от холода я застучал зубами, и стало не смешно. Твою мать, как так угораздило? Богиня, мать твою, могла бы хоть одетым закинуть сюда!

Я отошел с оживленной части тротуара ближе к зданию, замечая на себе взгляды. Будь я терминатором, отправился бы вон к тем припаркованным таксистам и потребовал колеса и дробовик. Хотя вряд ли тут в ходу оружие.

Чуть дальше по улице я заметил зеркальную витрину магазина. Перебежками от деревца к рекламному щиту, а от него к деревцу направился туда.

Ощущения были страннее некуда. Все, что происходило до этого, я помнил крайне смутно. То есть вот прошлая жизнь, она пронеслась кадрами: школа, Катя, футбол, поступление в институт, КВН, аспирантура, путешествия, опостылевшая работа, занятия бразильским джиу-джитсу… Вспомнилось, что шесть лет назад мне, мучимому кризисом среднего возраста, очень повезло с тренером – дагестанцем Гайдаром Ризвановичем, которого мы звали просто Ризванычем. Потом долгожданная беременность Алены и радость скорого отцовства, похороны, судебные тяжбы, вынужденная работа на мебельном складе, «джамшуты» в строительной бытовке, нож между ребер.

А вот то, что было после… Сейчас я другой, это абсолютно точно. Тело было другим!

Не дойдя до витрины, я остановился, прислонился к стене и схватился за голову, пытаясь удержать воспоминания: какой-то бескрайний космос, некое существо вроде богини или бога, черт его разберет, какие-то возникающие передо мной строки текста… Это был сон? Видения стремительно таяли. Вторая жизнь? Новое тело? Кто я?

Последнее я, похоже, произнес вслух. Проходящая старуха язвительно заметила, не сбавляя шага:

– Наклюкался, поди! Алкаш, вот ты кто! Как не стыдно? Такой молодой, а уже алкаш! Бузотер! Нарушитель общественного порядка! Куда смотрит ваш комсорг? Иди проспись!

Я покачал головой. Нет, бабуля, не алкаш и не бузотер. Но ты права, надо «проспаться», то есть все-таки посмотреть, кто я, потому что я уже точно не Александр Михайлович Звягинцев.

Добравшись до витрины, за которой красовались ростовые манекены в строгих платьях, я всмотрелся в свое отражение. На меня растерянно глядел симпатичный высокий парень. Брюнет, волевой подбородок, широкие плечи и V-образный торс с кубиками пресса. Значит, то был не сон. А раз так, нужно срочно думать, что делать дальше.

– Вот он! – до моего сознания донесся старческий голос. – Патруль, сюда!

– Здравствуй, жопа, Новый год, – проговорил я, вкладывая в эти слова отнюдь не переносный смысл.

Сперва из-за пятиэтажки выбежала бабка, которую я видел чуть раньше, а следом за ней… Захотелось перекреститься. Два милиционера. Да-да, не полицейских, а именно милиционера в форме, как в советских фильмах, но чуть модернизированной.

И что делать? Бежать? Сдаваться? Так рук не поднять, они прикрывают естество.

Один мент был невысоким, второй – ну просто дядя Степа с огромной родинкой промеж бровей.

– Безобразничаем, товарищ? – неуверенно выдал длинный, а мелкий заломил мне руки за спину, защелкнул наручники и цыкнул зубом:

– Непорядок. Хотя вдруг это… Вдруг он как в анекдоте. – Мент изменил интонацию: —Возвращается муж из командировки…

Оба захохотали. Отсмеявшись, длинный сказал:

– В отделении расскажет.

Подъехал полицейский… Точнее, милицейский… Бобиком этого тигра язык не поворачивался назвать. Что-то среднее между джипом и хаммером, фигурка бегущего оленя на капоте. Что? «Газель»??? Я думал, скорее Земля сойдет с орбиты, чем наш автопром создаст что-то дельное. Хотя в этом мире автопром совсем уже и не наш – в смысле, не имеющий отношения к моей реальности.

Когда меня затолкали внутрь, я в темноте мало что разобрал. Мысленно взмолился, чтобы не оказалось рядом какого сидельца, который бы мой вид оценил. Машина дернулась, и я повалился вперед, но не ударился, почувствовал что-то мягкое. Донеслось обиженное шипение. А когда зрение привыкло к темноте, я обнаружил себя уткнувшимся в женские сапоги. Дернулся, но кто-то тут же успокаивающе погладил меня по голове:

– Лежи, лежи, красавчик. Все хорошо…

– Хорошо? – послышался чей-то визгливый голос. – Чего хорошего, Маринка? Опять все, что заработали, этим упырям пойдет!

– Ой, да боже ты мой, Ларис, оформят, штраф выпишут да отпустят. А в партию нам и так дороги нет. Так что не говори ерунды… – та, которую звали Маринкой, говорила с ярко выраженным фрикативным «г».

– Ага, легко тебе судить! – возразила визгливая. – У тебя будет первый прокол в фарцбилете, а у меня третий! За третий знаешь, что бывает?

– Страшилки это все, – сказала Маринка. – Никто никуда тебя не выселит, товарищ Шуйский не позволит.

– Да закрой уже рот! – вспылила визгливая, и я понял, что, скорее всего, она не хочет, чтобы ее отношения с товарищем Шуйским обсуждали при мне.

Интересно, о каком билете они говорили?

Я все-таки приподнял голову и увидел, что окружен четырьмя девушками и женщинами разной степени жизненной помятости, расположившимися на лавках вдоль бортов. Из их дальнейшего оживленного спора стало понятно, что девушек приняли в местном подпольном «бардаке».

Более не дергаясь и не опасаясь неприкрытых тылов, я лег на живот, смотрел на носки сапог на высоких каблуках и думал – не про сапоги, а про место, в которое попал.

То, что я в СССР, только в его современном варианте, а значит, в параллельном мире, – ясно. Какой он, этот мир, будем разбираться по ходу пьесы.

Смущало то, что в междумирье казалось понятным и логичным, как такое возможно? Ладно, допустим, наша жизнь – игра, а я жил хорошо, праведно, и мне выпал второй шанс, это я усвоил. Но почему именно мир, где СССР? И если есть такой, то, может, существуют и другие? Тогда правы те, кто утверждал, что вселенных – бесконечное множество.

В моем мире физики до сих пор спорят о том, есть ли мультивселенная. Жаль, не могу вернуться и предъявить доказательства. Какие? Да вот, например, советская проститутка с неким фарцбилетом из 2022 года в сапогах на высоких каблуках, на подошве которых выбита звезда и русским по полиуретановому написано: «Красный октябрь».

Ситуация была настолько абсурдной, что меня начало мелко трясти – то ли от холода, то ли от смеха. В автозаке, набитом проститутками, которые, вполне возможно, были комсомолками, еду я. Голый. Без документов. Без знаний современных реалий. И размышляю о мультивселенной.

– Девчата, – проговорила Маринка, – да он замерз совсем, гля, как трясется. Юлька, дай шубку, накроем его, а то околеет мальчик.

Какой я, на фиг, мальчик… Ах, ну да, мне же всего восемнадцать.

– Да Юлькина шубка ему на один зад, – проговорили басом, и надо мной кто-то склонился – пахнуло терпкими духами и застарелым табачным дымом.

– На один хрен, – поддакнула писклявая и хохотнула, причем так заразительно, что я и сам издал смешок.

– Девочки, да он тут лыбу давит! Эй! – Басистая курильщица толкнула меня в бок. – Ты чего рогочешь? Мы тоже хотим.

Не в силах остановиться, я пропел дребезжащим голосом:

– Ехал я ухабами, не один, а с бабами. Раз споткнулся об ухаб, – дальше было похабно, и я сочинил от себя: – Потерял одну из баб.

Проститутки захохотали, смех курильщицы выделялся вороньим клекотом.

Мой тыл накрыла теплая ткань. Теперь хоть задница не будет мерзнуть. Я свернулся калачиком, переворачиваясь на бок, прижался к теплым ногам, посмотрел на сидящих напротив: краснолицую даму лет тридцати с осветленными волосами и брюнетку, похожую на королеву разбойников из мультика про Герду. На обеих были колготки в сетку и короткие кожаные юбки.

Снова стало смешно. Если взять абсурд, выпарить из него все примеси, потом долго сушить – то вот эта квинтэссенция бреда и происходила со мной. Жизнь, значит, игра. Ага, КВН. Что ж, сыграем.

– Девочки, за что же вас? – Путаны смолкли, уставились как на дурака, пришлось пояснять: – В СССР же нет секса. Нет секса – нет вас.

Брюнетка с прокуренным голосом запрокинула голову и засмеялась – что боцман в хохоте зашелся.

– Смешной, – оценила блондинка.

Перед моими глазами появилась статья из «Википедии», которую доводилось редактировать – в СССР проституции официально не было, а значит, статья уголовного кодекса тоже отсутствовала. Но ночных бабочек привлекали за другое.

Машина резко затормозила. Послышались хлопки передних дверей, кто-то стукнул, и задние дверцы распахнулись.

– Вылазим, граждане проститутки. И ты, нудист, тоже выходи! Первым!

Я поднялся, насколько позволяла кабина, выполз на коленях и едва устоял на ногах. Пальто, укрывавшее меня, соскользнуло.

– Прикройте его чем-нибудь! – распорядился длинный сержант и отвел взгляд, смутившись.

Брюнетка сняла с шеи длинный зеленый шарф и обмотала вокруг моих бедер, соорудив подобие юбки, со словами:

– Эх, грешно такую красоту от людей скрывать!

Я смутился, уж слишком красноречивыми были ее взгляд и сожаление. Заметно, что ремесло она выбрала по зову… ну да, звезды.

Удалось разглядеть проезжающие по улице машины – знакомых иномарок среди них я не заметил, эти, очевидно, были отечественными, но выглядели добротно и симпатично.

Тем временем коротышка указал на раздвижные стеклянные двери отделения, над которыми красовались опутанные новогодним «дождиком» красные буквы: «МИЛИЦИЯ».

Слева и справа – современные светящиеся вывески, но не рекламные, а с лозунгами: «СЛУЖУ НА БЛАГО ОТЕЧЕСТВА» и «СИЛА МИЛИЦИИ – В ЕЕ СВЯЗИ С НАРОДОМ!» Эти два лозунга выглядели привычно, а вот еще одна вывеска… Признаюсь, повеяло от нее совсем другим временем: «НЕ БОЛТАЙ! БОЛТУН – НАХОДКА ДЛЯ ШПИОНА!»

Лозунг дал пищу для размышлений – а вдруг меня примут за шпиона? Судя по всему, страна окружена врагами (а когда было иначе?), и такой подозрительный тип – голый и без документов – обязательно вызовет вопросы.

– Вот, тащ капитан, привел! – доложил дежурный и брезгливо затолкал меня в кабинет капитана милиции Тырина.

– Кто таков? – изумился «тащ капитан». – Почему голый? Зимой?

Внешность капитан имел располагающую, исконно русскую: желтовато-пшеничные волосы, большой лоб, правильные черты лица, румянец на щеках, ямочка на подбородке. Примерно так я представлял Ивана из русских сказок, если бы не глаза-скальпели.

– Отвечать, когда тащ капитан спрашивает! – рявкнул дежурный.

– Не знаю, товарищ капитан! Ничего не помню. Возможно, шел, поскользнулся, упал…

– Очнулся – гипс? – скептически поднял бровь капитан Тырин. – А раздел кто? Контрабандисты? Ну-ну. Ладно, присаживайтесь, товарищ Соврамши, разберемся.

– Я не вру, товарищ…

– Сел! – тоном, не терпящим возражений, рыкнул Тырин. И уже спокойнее добавил: – Сказал же, разберемся. Ты точно не курсант? Уж больно выправка характерная.

Я помотал головой.

Более всего здесь меня удивил не паркет, не удобный стул и деревянный крытый лаком стол, не ровные белоснежные стены, а фотография неизвестного политического деятеля, где обычно вешали фото нашего бессменного президента.

Пока меня фотографировали и «снимали пальчики», я таращился на нового вождя, перебирая в уме всех известных политиков, которые могли бы стать генсеком, благо память позволяла, но не нашел никого похожего. Да и не застал я то время, мне было десять, когда Союз развалился на Россию и четырнадцать маленьких, но очень гордых республик. Октябренком еще был, а вот в пионеры уже не успел.

Сколько ни глядел на вождя на стене, так и не вспомнил. На вид ему было лет сорок-пятьдесят, узкое лицо, правильные черты, темные с проседью волосы. Чем-то напоминал Машкова, но губы были тоньше. И ведь не спросить, как зовут неизвестного мне лидера страны, – идиотом посчитают.

Да и не дали мне шанса задать вопрос – вопросы здесь задавал товарищ капитан Тырин.

Получив на все свои вопросы одно и то же «не помню», он поморщился и с дружелюбного «ты» снова перешел на формальное «вы»:

– Значит, говорите, не помните ничего? Ни имени, ни фамилии, ни адреса проживания? – Тырин скептически сморщился и посмотрел на часы. Увиденное ему не понравилось, и он снова начал тыкать, причем без всякого дружелюбия в голосе, наоборот, зло и раздраженно: – Слушай, парень, у меня нет ни времени, ни желания с тобой тут валандаться! Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому!

Он уставился пристально, словно хотел просверлить во мне дыру, и я всем своим существом ощутил, что больше всего на свете этот человек хочет домой, посмотреть футбольный матч. Ага, вот как работает «Эмпатия», ради которой я набрал столько фобий! Что ж, забавно и… воодушевляюще. Значит, и второй особый талант при мне…

– За «Динамо» болеете? – брякнул я и прикусил язык.

Однако суровое лицо капитана смягчилось (манипуляция сработала!), во взгляде прочлось некое подобие симпатии, и он проговорил примирительно:

– Не хочешь говорить, посиди, подумай. Задержан до установления личности! – Он что-то чиркнул в бумагах и гаркнул: – Гаврилов!

Дверь приоткрылась, там появился мордатый дежурный.

– Да, товарищ капитан!

– Уведите!

Гаврилов взял под козырек и потащил меня на выход из кабинета следователя. Я настроился на Гаврилова и ничего не ощутил, кроме легкого чувства голода, которое подстегнуло собственное, и мой желудок не просто заурчал – взревел. Толстое пузо дежурного радостно закурлыкало в ответ. Похоже, наши внутренности поняли друг друга лучше, чем мы сами.

– И это! – окликнул его капитан. – Оденьте его во что-нибудь! Чего он у вас как этот, как его…

– Шотландец, – подсказал я.

– …клоун! – не воспользовался подсказкой капитан Тырин.

– Так это, че было, в то и упаковали, – объяснил дежурный. – Шлюх из «бардака» как раз загребли, везли в участок, а по дороге этот нудист…

– Понятно, – следователь тут же потерял ко мне интерес.

Дежурный отвел меня в камеру, где мирно дрых какой-то бывший интеллигент с козлиной бородкой, в затрепанном пиджаке и трениках.

Через некоторое время Гаврилов вернулся с окаменевшими от краски штанами, такими же кроссовками производства тольяттинской обувной фабрики и грязной футболкой с надписью «Добро пожаловать на Слънчев бряг!».

– Оденься, нудист, – сказал он.

– Товарищ дежурный, – проговорил я, натягивая штаны. – А где я…

Тот хохотнул.

– В Третьяковской галерее, не видно, что ли? Ну ты в натуре клоун!

Штаны спадали, и я закрутил их на поясе.

– Город какой, вот что я хотел спросить.

– Лиловск. Н-да, парень, вот ты попал! – с сочувствием покачал головой мент.

Расспрашивать, что это за Лиловск такой, я не стал. Ясно, что не Москва и не Питер, то есть Ленинград. Здесь есть хрущевки и более старые дома, значит, он не новый, а в Лиловск переименовали какой-то небольшой городок.

– А Саратов далеко? – спросил я.

– Тысячи две километров отсюда. А с чего это ты о нем вспомнил?

Я сжал виски, помассировал их и соврал:

– Да крутится в голове почему-то.

– Ну, вспоминай.

Дежурный ушел. Одевшись, я ощутил себя рыцарем, защищенным латами со всех сторон и готовым к подвигам.

Растянувшись на холодном полу, я подложил руки под голову. Наконец появилась минутка передохнуть и заняться стратегическим планированием.

Меня не любят – это минус, но и не гонят – это плюс.

Итак, что мы имеем? Я абсолютно свободен от обязательств, у меня нет долгов ни перед живыми, ни перед мертвыми. Моя жизнь – чистый лист. Я пилот полностью заправленного самолета, который может прилететь в любую точку. В любую, Карл!

От понимания закружилась голова. Мне больше не надо перебиваться случайными заработками или ходить на нелюбимую работу. Я волен прожить свою жизнь заново так, как всегда хотел, но не смог.

А чего я хотел?

Вроде бы об этом я уже думал, когда выбирал таланты. И даже решил, кем хочу стать.

Но тогда я не мог слушать сердце, потому что у меня его не было. Бесплотный, я не мог рассуждать душой, только бездушным разумом.

Итак, чего я хочу? Карьеру кавээнщика? Стать профессором экономики? Поступить в институт международных отношений и податься в разведчики? Изобрести лекарство от рака? Ага. Нацепить фрак (халат), посадить себя в клетку и воткнуться в бумаги.

А может, тогда просто радоваться каждому дню и жить на полную катушку?

Эй, Александр Звягинцев, то есть Нерушимый, чего ты хочешь? Чего ты хочешь всем сердцем, так, чтобы до ломоты в зубах?

В глубине души шевельнулся ребенок – тот самый, что очень-очень давно на соревнованиях отбил пять мячей подряд и спас команду. Он помнил, как ребята напрыгнули на него и повалили, их глаза светились счастьем, и он сам был счастлив. Большего счастья я не испытывал никогда. Точнее, не испытывал такого открытого искреннего счастья.

А после того, как сказал тренеру, что ухожу из спорта, вечером, укрывшись одеялом, я с трудом сдерживал слезы. Потому что мамина кровать находилась в этой же комнате, отделенная от моей шкафом, и проявлять слабость было нельзя.

Вот чего я хочу – играть в футбол. А еще хочу увидеть, как миллионы соотечественников выбегают на улицу, обнимаются, угощают друг друга пивом, когда наша сборная пройдет… ну, хотя бы в полуфинал чемпионата мира. О большем не мечтаю, ведь футбол – командная игра, не все зависит от одного человека.

Решено! Строю карьеру футболиста. Безумие? Ха! А то, что со мной произошло, не безумие?

Почти убедив себя, заколебался. Саня, ты серьезно? Ты же столько всего можешь сделать хорошего с такими возможностями – и для себя, и для страны, и для всего человечества! А ты собрался мячик гонять?

Мотнув головой, я никак не мог отделаться от картинки: вот я выхожу на поле вместе с командой. Мы встаем в круг, обняв друг друга за плечи, потом расходимся по позициям. Я встаю в ворота…

Я улыбнулся, представив свою команду на футбольном поле. Пусть не сборную, пусть даже рядовой клуб из Второй лиги, ворота которого я защищаю, и у меня перехватило дух и замерло сердце!

«Лучший в мире»…

От перспектив я не смог дышать. С таким талантом мечты станут реальны.

Я представил финал чемпионата мира, нашу сборную на поле со мной в воротах, летящий в мою дальнюю «девятку» мяч…

«Прыжок!.. Да! Нерушимый намертво берет мяч!» – заорал бы в восторге комментатор.

А потом, как в 2018-м в моем мире, жители моей необъятной Родины ликуют, выходят на улицы. Незнакомые люди, объединенные нашей победой, обнимаются, угощают друг друга пивом и коньяком.

Осталось всего-то понять, как отсюда выбраться и что делать дальше. Если в этом Союзе все так же строго, как было в том, нужно сделать документы, прописаться, устроиться на работу и… как-то пробиваться на просмотр в местный клуб. Интересно, а в этом городке вообще есть футбольная команда? Что-то не слышал я ни о каком клубе из этого городка в моем мире…

Черт, а ведь по спортивным меркам я уже динозавр! Пацаны с пяти лет навыки нарабатывают, а я последний раз играл в десятом классе. Сперва надо вспомнить, что да как, ведь на «самом лучшем» далеко не уедешь, я таковым могу быть только раз в неделю, а на следующий день выпаду из жизни. Надо бы записаться в футбольную секцию, показывать себя там, заодно вспоминать навыки, а потом уже в клубы на просмотры рваться…

Кстати, неплохо бы опробовать второй особый талант. Вот только как? Стать самым лучшим взломщиком и свалить отсюда? Ага, поймают, а потом потарахтеть в Магадан лет на пять, а то и десять – наверняка все висяки на меня сбросят. Сделаться самым убедительным и уболтать себя выпустить? Так менты по уставу работают – не получится.

Загипнотизировать их, заставить забыть случившееся? Ага, размечтался. Здесь хоть и Советский Союз, да только двадцать первый век на дворе – меня уже оформили, и я есть в базе.

Ладно, отложим до лучших времен. Я прошелся по камере, глянул за решетку. С моей стороны было три зарешеченные двери, напротив – три глухие. Две камеры наблюдения в разных концах коридора. Что-то много тут помещений – видимо, с криминалом не очень.

Интересно, а где проститутки, которые со мной ехали? Заплатили штраф, и их отпустили?

Эх, не надо было тупить и светить голым задом в общественном месте. Спрятался бы быстренько – авось обошлось бы. А теперь что? Я в сердцах пнул решетку.

Вот тебе и тема для размышления. Оцени простор для полета мысли!

Время было вроде то же, да не совсем. Страна была другая. Не Россия. Но и не тот СССР, который я смутно помнил. В книгах я вычитал термин – точка бифуркации. Переломный момент, когда знаковые события идут по другому пути, рождая новую ветку реальности.

Где отправная точка? Не у алкаша же спрашивать.

Видимо, случилось это не так давно, потому что есть привычные глазу хрущевки, зато нет сочащихся кичем кривобоких уродцев девяностых, да и современные здания добротные, все оконные рамы в одном цвете. Судя по машинам на дорогах, люди тут живут небедно. Вот только что за марки авто? Неужто автопром так развился?

Не веря себе, я тряхнул головой. Неужели я в улучшенной версии мира? Там, где нет межнациональной розни среди советских народов? В мире, где мне можно пройтись по Дерибасовской и в Эстонии возложить цветы к памятникам воинам-освободителям? Где еще в цене семья, друзья, честь? Где решают интересы не олигархов или продажных чиновников, а Родины?

Разве не этого хотелось каждому, кого печалил развал великой страны? Или в этой версии СССР все только с виду так хорошо?

Вспомнился капитанов смартфон неизвестной модели, логотип подсмотреть не удалось. На мой пораженный взгляд он с какой-то гордостью сказал: «Ирва-десятка!»

Конечно, во мне тут же разыгралось любопытство! Какие отличия этого мира от привычного? Где провели чемпионат мира по футболу в 2018-м? Написал ли Джордж Мартин «Песнь льда и пламени»? Какие тут звезды на эстраде? И вообще, какие отношения у этого СССР с так называемым цивилизованным миром?

Но естественное любопытство было тут же придавлено грузом насущных проблем и вопросов. Если сначала меня накрыла эйфория, то теперь я взглянул на ситуацию более трезво.

Без имени, без адреса, без денег, работы и без каких-либо документов! Без бумажки я какашка, звать меня никак, и, что делать дальше, непонятно. Если мою личность не установят, что тогда? Попасть в какой-нибудь ЛТП мне совершенно не улыбалось. ЛТП – это лечебно-трудовой профилакторий, куда в моем Союзе насильно отправляли алкашей и наркоманов.

Ну спасибо, богиня, удружила! Со злости я опять стукнул по решетке, и появившийся мент призвал меня к порядку. Алкаш всхрапнул и перевернулся на другой бок. Вот что неизменно в моей стране, так это колдыри. «Пьют и воруют», – вспомнил я крылатую фразу авторства Розенбаума, ошибочно приписываемую Карамзину. Очень хотелось верить, что второе изменилось в лучшую сторону.

Помаявшись, я вдруг почувствовал, что смертельно хочу спать. Сунул ладонь под щеку и сразу вырубился. Не каждый день доводится умирать и оказываться в параллельной реальности, да еще в таком неприглядном виде.

Проснулся от того, что моего соседа по камере куда-то выводили, после чего я, недолго думая, перелег на лавочку и сразу же отключился снова, а во второй раз открыл глаза от стрельбы.

Загрузка...