К середине дня я уже изнываю от желания увидеть Мэттью. Погода сегодня не радует, и я торчу в номере в ожидании, что он позвонит и скажет, когда приедет. Включаю телевизор, и, к моему облегчению, в новостях не говорят об убийстве Джейн. При этом я испытываю странное чувство досады: прошло всего две недели после ее ужасной смерти, а о ней уже забыли.
Звонит телефон, и я хватаю трубку.
– Я дома, – говорит Мэттью.
– Здорово! – радостно отзываюсь я. – Значит, успеешь сюда к ужину.
– Вообще-то, когда я приехал, тут был человек из охранных систем. Практически сидел у нас на пороге. – Он делает паузу. – Я и не знал, что ты, оказывается, обо всем уже договорилась.
– Договорилась о чем?
– О сигнализации.
– Не понимаю…
– Тот парень сказал, что вы договаривались на вчера. Насчет установки. Приходил мастер, но дома никого не было. И они нам названивали, похоже, каждые полчаса.
– Ни о чем мы не договаривались, – раздраженно отвечаю я. – Я только сказала, что мы с ним свяжемся, и все.
– Но ты ведь подписала договор. – Голос у Мэттью озадаченный.
– Ничего я не подписывала! Не ведись на это, Мэттью, он тебе лапшу на уши вешает, выдумывает какие-то договоренности. Это обман!
– Я сначала тоже так решил. Сказал ему, что, насколько я знаю, мы с тобой еще ничего не решили. А он показал мне копию договора с твоей подписью.
– Значит, он ее подделал!
Мэттью молчит.
– Ты что, правда думаешь, что я все это провернула? – догадываюсь я.
– Да нет, что ты! Просто подпись очень похожа на твою. – В его голосе звучит сомнение. – Когда я его выпроводил, решил полистать ту брошюру, которую ты оставила на кухне. А внутри была клиентская копия договора. Могу взять ее с собой, чтобы ты посмотрела. Если это подделка, мы сможем как-то решить проблему.
– Засудим их! – бодро подхватываю я, стараясь не дать сомнениям закрасться ко мне в голову. – А когда ты сюда приедешь?
– Сейчас приму душ, переоденусь… К половине седьмого приеду.
– Буду ждать тебя в баре.
Повесив трубку, испытываю досаду: как он мог подумать, что я заказала сигнализацию, не посоветовавшись с ним? Но противный голосок в голове издевательски спрашивает: «А ты уверена? Точно уверена?» – «Уверена!» – чеканю я в ответ. Между прочим, этот тип из охранных систем явно был из тех, кто на все пойдет ради денег; и соврет, и сжульничает – лишь бы заключить сделку. С осознанием собственной правоты я спускаюсь в бар и заказываю бутылку шампанского.
Когда приезжает Мэттью, бутылка уже дожидается в ведерке со льдом.
– Тяжелая выдалась неделя? – спрашиваю я. Выглядит он совершенно измотанным.
– Не то слово, – отвечает он, поцеловав меня, и кивает на бутылку: – Неплохо!
Официант открывает шампанское и разливает его по бокалам.
– За нас! – с улыбкой произносит Мэттью, глядя на меня поверх поднятого бокала.
– За нас! И за наш шикарный люкс!
– Ого, ты заказала люкс?
– Других номеров не было.
– Какая досада! – усмехается он.
– Кровать там необъятная, – отмечаю я.
– Надеюсь, я тебя в ней не потеряю?
– Не бойся, не потеряешь. – Я ставлю бокал на стол. – Ты захватил договор, который якобы я подписала? – Хочу скорее с этим разобраться, чтобы нашему отдыху больше ничто не мешало.
Мэттью бесконечно долго достает договор из кармана. Видно, что показывать его он не хочет.
– Согласись, подпись точно как у тебя, – извиняющимся тоном произносит он, протягивая мне бумаги.
Я замираю, уставившись в документ, но смотрю не на подпись, а на сам текст. Никаких сомнений – все заполнено моим собственным почерком, и этот почерк разоблачает меня намного убедительней, чем подпись. По крайней мере, мне так кажется. Ведь можно подделать подпись – но не целые строки аккуратно заполненного договора, где заглавные буквы выведены ровно так, как это делаю я! Я тщательно изучаю страницу, пытаясь отыскать хоть какую-то деталь, которая выдала бы подделку. Но чем внимательнее я вглядываюсь в слова, тем больше убеждаюсь: я писала их сама. Я уже почти вспоминаю, как выводила их; я практически ощущаю ручку в одной руке и чувствую, как другая рука лежит на столе, придерживая листок. Открываю рот, собираясь соврать и откреститься от этого почерка, и вдруг, к своему ужасу, начинаю рыдать.