«Лакримоза» звучала невыносимо громко. Четвертая часть нового альбома посвящалась Леонарду Коэну, именно потому играла на повторе уже третий раз за сегодняшний день. Холодный бетон за спиной дополнял композицию, вгоняя все тело в желанное оцепенение. Нужно было собраться с силами. Нужно было еще раз мысленно пройти весь предстоящий путь, стараясь увидеть все детали, не расслабиться при виде любимого лица. Ключ лежал во внутреннем кармане, на связке с остальными, домашними, чтобы в случае проверки не вызвать подозрения. Хотя чего-чего, а уж вызывать подозрения она привыкла. С самого детства.
Нависающее над трассой, окутанное туманом старинное здание внушало уважение. Зубцы, шпиль… Все, как полагается. Играть бы там «Лакримозу»! Но хватит мечтать! Пора!
От бетонной стены трансформаторной будки отделилась фигурка в черном плаще с капюшоном и в сапогах на массивной ребристой подошве. Женщина ступила на проезжую часть и повернула голову вправо, проезжающий мимо автомобиль едва не обдал ее грязью, вылетевшей из-под колес. Она вовремя увернулась. Убедившись, что дорога пуста в обе стороны, женщина медленно перешла через нее.
При ближайшем рассмотрении «за5мок» утрачивал всю свою притягательность, готическая торжественность оставалась только в контурах строения. Пластиковые окна, стеклянные входные двери, машины, припаркованные перед входом, портили все впечатление, грубо выдергивая из мечтаний в реальность. Она сняла наушники. На сегодня с нее музыки хватит. Медная табличка на стене справа от входа отразила ее бледное лицо. «Нейропсихологическая клиника». И больше ничего. Женщина облизнула губы. Черная помада снова заблестела. Камера слежения под козырьком передала отражение на экран пункта охраны, и когда посетительница решительно дернула ручку входной двери, та распахнулась, пропуская ее вперед.
В холле женщина скинула капюшон. Черные волосы рассыпались по плечам, укрывая лицо от любопытных взглядов, помогая ей ощутить себя уверенней. Впрочем, просторный холл был пуст. И это напрягало еще больше. Она провела рукой по волосам, как обычно это делал он. Только ему позволялось убирать их с ее лица, на котором расплавленной медью вспыхивали страстные глаза. Сейчас же в них пылал гнев! Что они сделали с ним?
К женщине вышел охранник, и только теперь она заметила охранный пост, удачно спрятанный за эркером холла. Атлетического сложения парень в фирменной униформе клиники, не таясь, рассматривал посетительницу. О визите он был предупрежден еще в начале смены и соответственно проинструктирован, но весь облик дамы относил ее скорее к пациентам, чем к их богатым родственникам, поэтому охранник медлил. Мешковатый черный свитер, кожаные брюки в облипку, сапоги-ботфорты, и объемный рюкзак за спиной. К тому же броский готический макияж. Возраст абсолютно не поддавался определению: ей с успехом можно дать как 25, так и 40.
Под пристальным взглядом охранника «дама в черном» достала из кармана брюк блокнот и ручку. Торопливо черкнула пару строк. Протянула мужчине. В его взгляде промелькнуло сочувствие, он понял, что посетительница нема. Теперь ее «странность» стала ему понятной, и, словно извиняясь за свою холодность, он жестом показал направление:
— Прямо по коридору и затем налево. Понимаете?
Женщина кивнула. Она ведь была не глухой, просто не могла разговаривать. Иногда ей казалось, что это даже к лучшему. Потому что люди не ценят дара слова, хотя в их любимой Библии черным по белому написано, что вначале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог! Кивнув еще раз в знак благодарности, она спрятала блокнот и, по-прежнему прячась за волосами теперь уже от сочувственного взгляда охранника, целеустремленно направилась по коридору. Сотрудники клиники, проходящие мимо, задерживали на ней взгляды и даже оборачивались вслед. Их яркая фирменная одежда резко контрастировала с мрачным одеянием посетительницы.
Наконец-то! Перед нужной дверью она остановилась. «Главный врач СУШКО Д. П.». Без стука толкнув дверь раскрытой ладонью, «дама в черном» вошла. Серебряное кольцо с руной Sowulo на указательном пальце чиркнуло по обивке.
Сидящий за столом доктор Сушко нехотя оторвал взгляд от бумаг на столе. Тотчас же сбоку от него раздался грохот. Отшвыривая стул с радостным возгласом «Жанка! Жанночка!», к посетительнице бросился Тимур.
Дмитрий Палыч Сушко не был удивлен. Он теребил профессорскую бородку и наблюдал за трогательной сценой. Когда поцелуй затянулся, доктор резким окриком прервал бесцеремонную парочку: «Тимур! Сядь!» Тот вздрогнул, но, пожав плечами, покорно сел на место. «Как же они его подмяли!» — Жанна осталась стоять, поправляя лямки рюкзака. Теперь она всецело сосредоточилась на докторе.
Сушко не выглядел строгим или суровым, но в его манере держаться сквозила нескрываемая жестокость. «Конечно, главный нарколог не может быть другим — должность обязывает, да и контингент никак не предполагает мягкости манер. Однако с Тимуром он не должен так обращаться! Тимур, ее Тимур, не такой, как все».
Выдержав тяжелый взгляд женщины, доктор указал ей на свободный стул рядом с Тимуром. «Как же он зарос! Бедный мой!» Жанна осталась стоять.
В спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу Тимур выглядел, вполне как все. Держался с нагловатой раскованностью. Но Жанна знала, это была напускная бравада, прикрывающая нервную дрожь. Она так же трусилась там, у трансформаторной будки. Но, переступив порог клиники, «закусила удила», и волнение улеглось. Она едва сдержалась, чтобы не взять Тимура за руку, но доктор не должен ни о чем догадываться. Правда, Тимур так долго был без женщины, трамадол — все, чем его баловали в клинике, по схеме уменьшая дозу. Его дрожь как раз оправданна.
Доктор перевел взгляд с Жанны на Тимура и потер лоб.
— Иду навстречу только потому, что получил отдельное указание насчет тебя.
Тимур криво усмехнулся:
— Упрятала сюда и просит с пленником хорошо обращаться? Сука!
Сушко сморщился.
— Указания даны нашим попечителем. А не вашей сестрой!
Тимур сложил пальцы решеткой.
— Сколько у вас стоит палата в сутки? Лучше б дали мне налом. Наградил Бог родственничками!
Сушко хлопнул ладонью по столу, прерывая знакомую песню.
— Вы, девушка, почему без халата?
Жанна вскинула руку, и Сушко невольно отпрянул.
— Не переносит белый цвет! — Тимур подмигнул Сушко и ухмыльнулся.
Жанна повела плечами и, сбросив лямки, подхватила соскользнувший рюкзак.
Аккуратно сложенный белый халат наполнил кабинет запахом стирального порошка. Жанна набросила халат поверх плеч, разглаживая складки. «И на кухне у нее, небось, чистота и выпечка по выходным, — доктор позволил себе улыбнуться. — Этот избалованный мажор и тут устроился неплохо». Жанна, словно прочитав его мысли, неожиданно густо покраснела.
Сушко ловко подбросил на ладони ключ от кабинета.
— Вот и славно! У вас полчаса.
Он вышел из комнаты, аккуратно прикрывая за собой дверь. Послышался звук поворачивающегося в замке ключа. Наконец Жанна позволила себе передышку, присела на край стула. «Что ж, первый этап позади. Теперь им предстоит самое главное. Только бы Тимур смог. Бедный, любимый волчонок!»
Тимур подскочил к двери и прислушался к удаляющимся шагам. Потом резко повернулся к Жанне и упал перед ней на колени. Она нежно взъерошила его отросшие волосы, на концах все еще окрашенные в ее любимый черный цвет. Затем со вздохом сожаления решительно отстранила его от своих колен. «Успеем еще!» — он правильно понял ее жест. Жанна достала из кармана такой же ключ, какой пару секунд назад Сушко подбрасывал на ладони. И даже попыталась повторить этот дешевый трюк. Получилось похоже. Только ее ладонь слегка подрагивала. «Все-таки волнуется! — Тимур потянулся за ключом, но Жанна только покачала головой. — Ладно, детка, рули!» Тимур поднялся на ноги.
Жанна достала из рюкзака еще один пакет, а из него — комплект фирменной одежды персонала клиники. Первым делом водрузила себе на голову шапочку, затем не без труда скрутила волосы в жгут и просунула их под накрахмаленный бортик. Парой ловких движений Жанна стерла яркий грим с лица. Скомканные влажные салфетки полетели на пол. Теперь в ней сложно было узнать любительницу готического рока. Тимур с восхищением наблюдал за действиями подруги:
— Как же я тебя люблю!
Жанна торопливо черкнула пару строк в блокноте. Он прочитал вслух: «За тебя убью!»
— Не надо, детка! — Тимур знал, что так оно и будет, если вдруг что-нибудь пойдет не так. — Пускай живут. И нам не мешают.
Мгновенно посерьезнев, он начал быстро переодеваться.
Воздух в гараже Шульги буквально искрил от скрытого напряжения. Разборки между друзьями происходили частенько, но редко на повышенных тонах. Сегодняшний день не был исключением. Борис по прозвищу Боб, в мешковатом комбинезоне, молча мерил шагами пространство своего гаража, то и дело переступая через разбросанные по полу детали. Споткнувшись о крыло переднего колеса, он отшвырнул его в сторону ногой, на что Калганов только пожал плечами. «Неужели и вправду злится?» Ему редко приходилось наблюдать, как Боб выходит из себя. Сам же он сидел молча, скрестив руки на груди. Не рискуя нарушить табу (хотя курить хотелось), просто вертел в руках пачку сигарет и щелкал зажигалкой, не замечая, что этим раздражает друга еще больше. «Лучше б уж курил!» Наткнувшись на тяжелый взгляд Боба, Воха, а именно так Володю Калганова звали друзья, наконец, спрятал зажигалку в карман. Ну и ладно!
— Ревность — плохой советчик! — Воха устал играть в молчанку.
Боб резко остановился, будто наткнулся на невидимую стену:
— А при чем тут ревность?
— Именно так выглядит это твое досье на теперь уже официального жениха Томки.
— Ты же сам все видел! То, как этот белый воротничок умеет постоять за себя, вызывает вопросы.
Воха снова извлек зажигалку из кармана:
— А что, собственно, не так?
Боб сделал резкий выпад. Выхватил зажигалку из рук опешившего Калганова. В необъятном кармане комбинезона та жалобно звякнула о гаечный ключ.
«Ладонь пурпурного песка»? — Воха наигранно возмутился, назвав первый попавшийся прием боевого тайцзы, но про себя отметил, что Шульга в хорошей форме. «Таки этот его цигун свое дело делает. Сотрясение мозга миновало без последствий». Однако параллели с Новаком Воха не провел, на что собственно и рассчитывал Боб. Наглядный пример автослесаря с боевыми навыками прошел мимо. Боб вздохнул. Придется разжевать:
— Вспомни, как мы с ним познакомились. На Новака «наехали», и он не знал, что делать. Был напуган, как дитя малое. Просил о помощи, отлеживался в больнице. А потом? Под дулом пистолета одним таким выпадом уложил Радужного. Обезвредил. Вытащил обойму.
— Когда любимой женщине грозит опасность — у мужика открываются скрытые резервы, даже у такого, хм, фи-и-нансиста. (Слог «фи» в слове «финансист» Воха нарочно потянул.)
Боб усмехнулся и поднял указательный палец:
— Вот именно! Скрытые! Новак — тип с двойным дном. Тут явно что-то не так. И я узнаю, что именно.
— Как?
— Подниму всю подноготную, пороюсь в биографии, разыщу мать…
Воха выставил перед собой руку:
— Без меня!
Боб усмехнулся:
— Кто бы сомневался. Но так даже к лучшему. Новак будет сугубо моим делом. — Воха с улыбкой развел руками. Мол, я же говорил! — Можешь считать это проявлением ревности, мне все равно. Когда ты собираешься Чукчу проведывать?
Воха облегченно вздохнул, разговор перешел в привычную для него плоскость.
— Зажигалку верни. — Боб проигнорировал протянутую ладонь друга. — Ок-ок! А вот хотя бы и сегодня. Тем более что воскресенье, и начальства в СИЗО нету. Как раз и пропетляю.
Сразу же после этих слов, которые он только и ждал услышать, Боб двумя пальцами извлек зажигалку из кармана. Воха схватил ее на лету. Обстановка разрядилась. В голове Вохи мелькнула было шальная мысль, а не ударить ли им по пивку, но, наткнувшись взглядом на скелет разобранного байка, не решился ее озвучить. У Боба нарисовался срочный заказ, значит, ему надо работать, а то, пока приходил в себя после сотрясения, трудился вполсилы. К тому же пробить Чукчу он давно уже обещал. Еще до убийства Аллы. При воспоминании о дочери Татарского Воха помрачнел.
— Ладно, пока!
Друзья, молча, пожали друг другу руки.
Выйдя из гаража, Воха первым делом без удовольствия закурил. Вся та история с похищением девушки случилась прошлой осенью. А сегодня ровно неделя, как на календаре значилась весна. Сколько же смертей он не сумел предупредить за это время? Вся эта их деятельность с Бобом… Воха задумался, подбирая определение нахлынувшему отчаянию. Будто пытаешься обогнать собственную тень. И что бы ты ни делал, она все равно всегда оказывается на полшага впереди.
Воха затушил начатую сигарету о край железной бочки, с некоторых пор служившей Бобу урной, и потопал мимо гаражей к остановке по требованию. Желтая маршрутка мигнула фарами в начале улицы. Но Воха рано обрадовался. Мгновение спустя он понял: это она отъезжала. Теперь придется ждать. А за это время Чукчу на киче кто-нибудь посадит на пику. Воха сплюнул. Трижды. Чтобы не накликать. С неба посыпал снег с дождем.
Оставшись один, Боб поднял покрышку. Провел по ней пальцем, оттирая пятно мазута. Секунду постоял, задумавшись. Как там сказал Воха? «Ладонь пурпурного песка». — Метод боевого цигун, согласно которому при нанесении удара ладонью по человеческому телу особых болевых ощущений не возникает, однако спустя несколько дней на месте удара проявляется отпечаток руки пурпурно-красного цвета. Фигурально выражаясь, так и действовал Портной.
Боб подошел к стене: края прикрепленных к ней фотографий жертв слегка покоробились от влаги. Сырая выдалась зима. Боб включил радиатор. Нажал кнопку со значком вентилятора. Кончик фотографии Ивана Мостового дернулся от потока теплой струи воздуха. «Что ж мы имеем на сегодняшний день? В убийстве Мостового сознался мелкий наркот Чукча. Но срезанная с пиджака пуговица доказывала, что это дело рук Портного». Бобу этого было достаточно. Однако даже для Вохи, который верил Бобу безгранично, но был ментом и мыслил, как мент, — нет. Чукча оставался единственной живой ниточкой, ведущей к Портному, как бы его там ни звали на самом деле. Боб почти видел перед собой облик маньяка, почти осязал. Казалось, обернись — и вот он. Но когда Боб обернулся, увидел только собственное отражение на хромированной поверхности покрышки. Пора было браться за работу. И так половину утра потратил. А Калганов справится, у него Чукча расколется, и не таких колол. И тогда уже Боба ничто и никто не остановит.
Тамара резко села на постели. Рядом кто-то был! Спросонья она не сразу поняла, где находится. А придя в себя, снова повернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Воскресенье. Можно себе позволить. Новак мелькнул в дверном проеме. Он был все еще в пижаме, атласные отвороты которой делали ее похожей на смокинг. В руке Виктор держал дымящуюся чашку с ароматным кофе. Тамара улыбнулась, наверняка это для нее. Сейчас посыплет корицей и зайдет. В подтверждение этой догадки Виктор мягко ступил на бежевый ковер в спальне. Тамара протянула руку и замерла: «Господи! Неужели все это действительно правда?» Окна в пол пропускали первые яркие в этом году лучи солнца. Начало марта было серым и снежным. А сегодня вот распогодилось. День обещал быть чудесным. Ей на мгновение показалось, что в этом тоже заслуга Вика (так она называла Виктора, когда они были вдвоем), что это он подогнал перемену погоды под их выходной. Если бы это оказалось правдой, она бы не удивилась.
Температура кофе с молоком и карамельным сиропом позволяла пить его, не опасаясь обжечься. Вкусно. Фарфоровую чашечку из чайного сервиза классического английского стиля Виктор привез из Лондона неделю назад. В Букингемском дворце со стороны музея расположилась элитная сувенирная лавка, куда Виктор зашел за буклетом с репродукциями Рембрандта, а вместо них купил чашку с блюдцем. Точно из такой королева Елизавета каждое утро пьет свой любимый цейлонский чай. Так он и сказал, протягивая ей коробку с подарком на следующее утро после приезда. Тамара тогда еще спросила, а можно ли из нее пить кофе, а не чай? На что Виктор лишь утвердительно кивнул. «Королевам можно нарушать правила этикета, на то они и королевы». Тамара замечала за Виктором такие вот слабости. «Точно такую, как у Елизаветы». Она предпочла бы свою, обычную, из супермаркета, без предысторий, потому что теперь чувствует себя словно на втором месте после Елизаветы по значимости для него. Но, как сказал бы ее дорогой Воха Калганов, все это бабские заморочки. Просто детство у Виктора было советское. Бедное, как у большинства.
Тамара поправила волосы и, взяв чашку, взглянула на свежевыбритого Виктора. Влажные после душа волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб. Глаза после практически бессонной ночи оставались на удивление ясными. Тамара вспомнила, как долго он гладил ее по голове, после того как она выдохлась. Она так и заснула, чувствуя мягкие волны тепла от его руки. Ей захотелось сказать ему, что он ее любимый, милый мальчик, но язык не повернулся. Ни ночью, ни сейчас. Вместо этого Тамара потянулась и наигранно зевнула:
— Спасибо. Который час? Я проспала все на свете.
— Начало десятого. Можешь расслабиться и подумать о планах на выходной день.
— Пожалуй, ничего глобального. — Тамара отдала чашку Новаку и откинула одеяло.
Виктор провел ладонью по ее гладкой лодыжке, тоже припоминая детали вчерашней ночи, и тихонько улыбнулся одними уголками губ. «А на коленке у нее шрам после падения с велосипеда». Этот шрам он любил, потому что, рассказывая о нем, Тамара впервые погрузила его в свое детство, в свое прошлое, и тогда он понял, вот оно, свершилось, она сдалась, она теперь принадлежит ему, Виктору Новаку.
Тамара прервала его воспоминания:
— Нужно бы съездить в клинику к Тимуру. Что говорит Сушко, когда там его выписывают?
Виктор присел на край кровати. Тамара потерлась головой о его плечо, еще мгновение он любовался ее ногами, а потом нехотя ответил:
— Вряд ли Сушко будет сегодня на месте — воскресенье, а насчет выписки могу и я тебе ответить — не скоро.
Тамара слегка отстранилась:
— Почему не скоро? Ведь курс лечения рассчитан на определенное время? Насколько я понимаю? А Тимур там уже второй месяц.
Новак обнял Тамару и заправил выбившуюся прядь ей за ухо.
— И будет находиться там столько, сколько нужно.
— Кому нужно?
— Нам. Твоя мама переживает, что Тимур испортит свадьбу. Я решил эту проблему: до свадьбы он останется в клинике.
Тамара сняла руку Новака со своего плеча.
— Все-то ты решаешь. А я тебя просила об этом? И при чем тут моя мама!
— Там ему вполне комфортно. Как попечитель, я дал указание выполнять все капризы твоего кузена. В разумных пределах, конечно. И где-то даже спас его.
— Спас?
Новак поднялся с кровати и встал перед Тамарой. Глядя ей прямо в глаза, он словно подчеркнул возникшую между ними дистанцию. В его голосе послышались металлические нотки:
— Именно. С его образом жизни, Тома, надо опасаться, чтоб не было как в том фильме, «Четыре свадьбы и одни похороны». Рано или поздно он нарвется на серьезные проблемы.
Тамара накинула халат и встала. Теперь они стояли друг против друга. Это было так странно, что Тамара покрутила головой, разминая длинную шею. Волосы выбились из косы, придавая ее облику долю некоторого детского очарования. Без макияжа и одежды она выглядела моложе и трогательней. Внешне стараясь выглядеть холодным, Виктор продолжал разглядывать ее, пока Тамара не дотронулась до его руки и не смягчила тон:
— Я в ванную. И вот что…