Несколько дней из жизни следователя (сборник)

Леонид Словин. Наваждение

Опыт характеристики следователя по преимуществу материалами уголовного дела.

Повесть в документах.

События, положенные в основу повествования, единственны в своем роде и легко узнаваемы. Поэтому автор не только изменил фамилии участников уголовного дела, но и лишил персонажи конкретных примет биографий и судеб. Прямые аналогии с подлинными действующими лицами этой трагической истории неправомерны. Однако содержащийся в ней нравственный урок должен стать серьезным предупреждением на будущее. Это и заставляет нас вернуться в недавнее прошлое.

Начальникам управлений уголовных розысков МВД союзных республик.

Копия: Начальнику Главного управления уголовного розыска МВД СССР.

По розыску преступников, подозреваемых в совершении особо тяжкого преступления 31 марта в г. Вильнюсе. Розыск подозреваемого Шаншевича М. Г. прекратить в связи с его задержанием, розыск остальных преступников продолжать.

Начальника Главного управления уголовного розыска МВД СССР прошу взять проведение мероприятий на контроль.

Обвиняемый ШАНШЕВИЧ М. Г., 20 лет, бывший студент III курса МВТУ им. Баумана, исключен из членов BЛKCM. Мера пресечения — содержание под стражей

— Расскажите коротко о себе.

— Москвич. Родители развелись. Мать работает в Доме моделей. Отчим — военный, относился неплохо. И все-таки!

— Все-таки?

— У них с матерью еще двое детей. Ему все ясно. В основном я жил с бабушкой.

— Как вы познакомились с Сильвестровым? С другими обвиняемыми?

— Как ни странно, через мать. Это было, когда я еще учился в школе. Отчим хотел, чтобы я занимался спортом, мог за себя постоять. Мать не хотела записывать меня просто в какую-нибудь секцию. Через знакомых узнала про курсы каратэ. Их вел Сильвестров.

— Как проходили занятия?

— Сильвестров говорил, что обучает нас стилю «вада-рью», основанному на мягкости, гибкости: уйти от удара, поставить блок. В соревнованиях мы не участвовали. Две трети времени отводилось физической подготовке — разминке, согреванию, растяжке. За обучение родители платили 10-1-5 рублей в месяц.

После запрещения занятий каратэ Сильвестров сразу прекратил наши занятия.

— Бывали у него после этого?

— Очень часто. Я и другие ребята. Сильвестров — кандидат исторических наук. Это особенно нам импонировало. Он жил один, обычно у него в квартире собирались интересные люди, говорили на темы восточной медицины, философии.

— В качестве кого Сильвестров выступал на ваших занятиях? И потом тоже? Только в качестве тренера?

— Есть такое понятие — «сен-сей», наставник.

— Что оно означает?

— Указания сен-сея не должны обсуждаться, они просто выполняются.

— А после прекращения занятий?

— Мы продолжали приходить уже как друзья, хотя он все равно оставался нашим сен-сеем, хотя бы по возрасту.

— Была ли в его занятиях с вами теоретическая часть?

— Да. Часть занятий отводилась беседам. Сильвестров рассказывал нам о философии каратэ, о психорегуляции...

— Если можно, об этом, последнем, подробнее. Что вы имеете в виду?

— Способность человека регулировать происходящие в организме физиологические процессы. Вызывать, например, ощущения тепла, тяжести. Главное же — мгновенно расслабляться, снимать усталость, недомогание. Известно, что люди, владеющие техникой психорегуляции, могут управлять деятельностью других органов, сердца, причем до такой степени, что даже длительное пребывание под землей в заколоченном ящике не может принести им вреда. Наверное, читали об этом.

— Читал.

— От него, например, я впервые узнал, что есть люди, которым достаточно провести руками вдоль тела другого человека, чтобы узнать о его здоровье, поставить диагноз, а иногда тут же и исцелить. Я имею в виду экстрасенсов. Они приезжали к Сильвестрову издалека, но чаще из Средней Азии и Прибалтики...

«Экстрасенс... Это слово еще не вошло в энциклопедические словари, но знакомо, пожалуй, каждому. Лет пять назад на страницах газет и журналов прокатилась волна сообщений о людях, обладающих необыкновенными способностями руками считывать информацию о самочувствии других и, что еще поразительнее, этими же руками лечить больных... Рука в этом случае выступает как физический прибор, излучающий поток тепла, и не исключено, что именно он и оказывает терапевтическое воздействие... На днях мы побывали в подмосковном профилактории, принадлежащем хлопкобумажному комбинату, и увидели медицинских сестер и врачей, практикующих руками. За несколько минут им, например, удается снизить высокое давление хроническим гипертоникам, снять головную боль...»

«Советская Россия», заметка «Исцеляющие руки», рубрика «Экстрасенсы без сенсаций», 1986 г.

«...В московской лаборатории провели ряд экспериментов... Было установлено, что в обычном состоянии характеристики физических полей Н. С. Кулагиной, так же как и Е. Ю. Давиташвили, не отличались от сигналов контрольной группы. При переходе ее в «рабочий режим» наблюдалось значительное — примерно в тысячу раз — усиление яркости оптического свечения пальцев, резкое импульсивное увеличение проводимости среды около рук, сопровождающееся акустическими щелчками, низкочастотные электрические сигналы...»

«Известия», заметка «Экстрасенс глазами физики»,1986 г.

«...Из этих результатов (последнего исследования природы «экстрасенсов» — Л. С.) вытекает предположение, что лечебный эффект, оказываемый в некоторых случаях «экстрасенсами (когда это не откровенные шарлатаны), связан, помимо психотерапии, с тем, что они прогревают руками так называемые биологически активные зоны (зоны Захарьина — Геда) и тем самым оказывают воздействие на связанные с ними органы».

«Литературная газета», 24 сентября 1986 г.

Потерпевший ЛАУРЕЦКАС П. 3., 34 года, выпускник физфаку, младший научный сотрудник

— Еще учась в университете, я вместе с женой заинтересовался паранормальными явлениями психической деятельности. По этим вопросам в дискуссионном клубе университета происходили горячие дискуссии., Те же явления интересовали меня и как физика. В ходе изучения этих явлений я встречался с труднообъяснимыми примерами воздействия одного человека на другого. И даже познакомился с несколькими людьми, обладавшими явно незаурядными свойствами. Фамилии их сейчас не помню. Один мой знакомый, собиравшийся как-то в Москву, пригласил меня и жену съездить к человеку, интересующемуся теми же вопросами, что и мы. Так мы попали, на квартиру к Сильвестрову.

— Что вы можете рассказать о нем? О людях, которых вы там увидели?

— Прежде всего меня поразило жилище-. Кругом — атрибуты различных религий: иконы с изображением Христа, лампады,

подсвечники, статуэтки Шивы и Будды. Вся квартира выдержана в оранжевых тонах. Оранжевый цвет был всюду. На стенах — автры, разноцветные восточные орнаменты квадратной формы. Я еще раньше слышал, что они используются для выполнения упражнений на концентрацию внимания. Сильвестров, видя мое недоумение, объяснил, что он и Камал Досымбетов, который в это время жил у него, производят эксперименты, связанные с медитацией[1]. Этим термином обычно обозначают...

— Этого не надо объяснять. Какое впечатление произвел на вас Камал Досымбетов?

— В отличие от Сильвестрова, который казался в чем-то физически ущемленным, хотя и преподавал борьбу, Камал произвел на меня впечатление человека незаурядного, что, впрочем, подтверждалось и мнением других присутствовавших, и имевшимся у Камала рекомендательным письмом главного редактора Вотрина...

Свидетель БАРИНОВ П. Н., образование высшее, 52 года, диктор ЦТ

— Несколько лет назад, интересуясь вопросами нетрадиционной медицины, я познакомился с кандидатом исторических наук Сильвестровым и иногда бывал у него дома, где собирались довольно любопытные люди.

— Кого из них вы бы выделили?

— В первую очередь, конечно, киноактера Сабира Жанзакова, он играл обычно роли десантников, суперменов и сам был великолепным каратистом. А затем Камал, фамилии, к сожалению, не знаю.

— Как бы вы его охарактеризовали?

— Ученый, специалист по тибетской медицине. С прекрасной рекомендацией. Вел себя всегда очень скромно, старался держаться в тени. Соответственно одевался — костюм, белая рубашка, галстук. О себе говорил мало, в основном о восточной медицине, лечении травами. Еще? Ему нет тридцати. Знаю с его слов, что рос больным, хилым, страдал изнурительными головными болями. Неоднократно обращался к так называемым светилам, но безрезультатно. Помощь пришла от других. В частности, от Эркабая. Он и открыл ему некоторые свои секреты.

— Вы обращались за помощью к Камалу?

— Однажды я пожаловался на боль в колене, и он на квартире Сильвестрова провел со мной сеанс бесконтактного массажа. Мне как будто стало немножко легче, но боль в ноге не прошла. За лечение Камал никакого вознаграждения не попросил. В то время о Камале только начинали говорить как о выдающемся экстрасенсе, но сам он себя таковым не рекомендовал, уступал первое место Эркабаю —феномену из Каракалпакии, которого обещал привезти в Москву, чтобы показать академику Борискину, признанному авторитету в этой области.

Обвиняемый ШАНШЕВИЧ М. Г.

Продолжение допроса

— ...Однажды Сильвестров рассказал мне и другим ребятам, что в Каракалпакии живет интересный человек с необыкновенными способностями, и предложил съездить к нему.

— Вы еще учились в школе?

— В последнем классе.

— А как же школа, родители?

— Это было во время зимних каникул. Сильвестров позвонил родителям каждого. Он не уговаривал их отпустить, просто сказал, что есть интересный человек, возможно, человек будущего. С энергией, которую он черпает из космоса. «Ребятам, — сказал Сильвестров, — наверно, небесполезно встретиться с ним».

— И как родители?

— Меня вначале не пускали, потом согласились.

— Ехали поездом?

— До Нукуса. Дальше автобусом. Так я познакомился с Эркабаем Юнусовым.

— До этого не встречались?

— Один раз, у Сильвестрова дома, но тогда я не обратил на него особого внимания. Мы с ребятами как раз собрались, чтобы поговорить с сен-сеем, обменяться мнениями о прочитанном, о жизни. Это стало для нас привычным. Тут он вышел из второй комнаты — лет пятидесяти, невысокого роста, крепкий. В самодельном халате, брюки он, по-моему, тоже сам шил — широченные. На шее бусы в несколько рядов, колокольчик. По всему халату— значки. Сильвестров нас ему представил.

— О чем-нибудь говорили в тот раз?

— Нет. Он вообще плохо говорит по-русски, обычно его переводил Камал, если при этом присутствовал. Эркабай по очереди подходил к нам, спрашивал: «Как зовут?» Поцеловал каждому руку. Потом пригласил к себе, в Каракалпакию.

— А там, когда приехали?

— Там все по-другому. Эркабай жил просто. Как дервиш. Ни роскоши, ничего. Спал на полу, ел, что подадут. Одежду шил себе сам. Всегда неразговорчивый, несуетливый.

— Он жил один?

— Да. Перед тем как нам уезжать в Москву, прилетел Сабир Жанзаков, он тогда был еще не очень известен как актер. Потом Камал. Один день мы провели все вместе. Сабир Жанзаков показался мне простоватым, со всеми запанибрата.

— Зачем они приехали к Эркабаю?

— Отдохнуть, подлечиться.

— Каким образом?

— Непосредственно общаясь с Эркабаем. Это многих поднимало. Не только Камала. У Эркабая очень сильная биоэнергия.

— Вот как... А что можно сказать о Камале?

— Интеллигентный. Внимательный... Тогда я только с ним познакомился. Узнал, что он аспирант Института востоковедения в Москве, знает нетрадиционные способы лечения, буддизм, дзен-буддизм. Родители его очень уважаемые люди у себя в Таласе. Это и видно было по тому, как он себя вел. Никому не навязывался. Общества Камала искали. Так и потом было, где бы он ни появлялся. С нами Камал был прост, отзывчив.

— Как относился Сильвестров к Камалу?

— Это сложный вопрос. В присутствии Камала Сильвестрова не замечали, несмотря на ученую степень и возраст. Камал находился па переднем крае науки, занимался делом во многом не-апробированным, спорным... Вокруг него сразу появилось много людей — из научной, писательской среды. Просто истеричек. Основным для них была возможность говорить друзьям, знакомым: «Я знаю Камала, он учитель Джуны...» Сильвестрову, по крайней мере в первое время, все это было не по нутру, но он терпел...

Из рекомендательного письма бывшего главного редактора журнала Вотрина Н. Н.

«...Известно, что способности, проявляющиеся в нетрадиционных способах лечения с помощью биотоков рук, в телепатии, телекинезе, в последнее время становятся предметом пристального научного внимания, исследования...

В Каракалпакии проживает Эркабай Юнусов. Этот человек наделен необычайными способностями, накладывающими отпечаток на весь его образ жизни.

Молодой ученый Камал Досымбетов установил с ним взаимодействие и ведет записи научного характера...»

Свидетель АРИСТАРХОВ Д. В., 34 года, журналист

— С Камалом Досымбетовым я познакомился в редакции нашего журнала во время заседания «Клуба интересных встреч». Будучи председателем клуба, я приглашал на встречи людей ярких, незаурядных. К нам приходили самые разные люди, в том числе увлекающиеся футурологией, знахарством, йогой. Ко всем, конечно,невозможно было относиться однозначно, но в этом свой интерес. Однажды на встрече с известной целительницей я увидел молодого человека восточной внешности, скромного, державшего себя с достоинством. По окончании вечера он подошел ко мне и сказал, что видит вокруг моей головы ауру, т. е. свечение. Аура бывает только у людей очень добрых, благожелательных. Он пожелал мне всяческих успехов, счастья близким. Потом уехал вместе с целительницей.

— Он представился?

— Да. Как аспирант Института востоковедения, эксперт по вопросам экстрасенсорных особенностей.

— Потом вы снова видели его?

— Во время международной конференции в Институте востоковедения. С ним был академик Борискин Илья Демьянович. Обычно он выступает в печати по вопросам особенностей человеческой психики. Еще несколько ученых. Камал был таким, как в день нашего знакомства — скромный, сосредоточенный. Слава не вскружила ему голову. Держал себя просто, но подчеркнуто независимо, с достоинством. Я обратил внимание, с каким пиететом относились к нему некоторые ученые, в том числе и иностранцы, а один, пожилой — к сожалению, я не прочитал его фамилию на визитке у лацкана, — при всех поцеловал ему руку.

— Камал заметил вас?

— Больше того: он поздравил меня с наступавшим днем моего рождения.

— Как он узнал о нем?

— Это и для меня загадка. Но мне известно, что люди, наделенные такими способностями психики, как Камал, нередко поражают еще более невероятными открытиями.

— С Эркабаем Юнусовым вы тоже знакомы?

— Даже гостил пару дней у него в Бируни.

— И как?

— Ну, это дервиш. Средневековье. В то же время интерес к трудам основоположников. «Мир», «космос»...

— Эркабай тоже был на конференции?

— Да. С ним произошел смешной случай. В кулуарах несколько ученых предложили Эркабаю продемонстрировать опыт телекинеза: поставили спичечный коробок и предложили ему сбросить его, не касаясь руками. Но Эркабай — человек разумный, непосредственный, в каком-то смысле ребенок — очень удивился: «А зачем, если можно так?» — и ладонью оттолкнул коробок.

— Встречались вы еще с Камалом и Эркабаем?

— Один раз, в гостинице «Москва». Мы с женой приезжали навестить остановившегося там родственника и в вестибюле случайно столкнулись с Камалом и Эркабаем. Они объяснили, что возвращаются из гостей, от главного редактора нашего журнала. Тогда я еще в нем работал. Мне бросилось в глаза, что они оба немного выпивши... Эркабай показал бусы, которые ему подарила жена главного, только что возвратившаяся с Филиппин. Кроме того, она дала каждому по своей фотографии. Эркабай был счастлив, как ребенок. «А вы подарите что-нибудь?» — спросил он у моей жены. Ни слова не говоря, жена сняла с шеи янтарное ожерелье и отдала ему. В свою очередь Эркабай подарил ей простой колокольчик; сейчас он стоит у жены на письменном столе. По ее словам, колокольчик и в спокойном состоянии распространяет иногда вокруг себя звуковые колебания — биоэнергию, переданную через него экстрасенсом. Когда у нас собирались гости, каждый старался хотя бы немного подержать его в руках...

Свидетель ВИТАУСКЕНЕ Н. А., 32 года, преподавательница музыкального училища.

— Как вы узнали про Камала и Эркабая?

— Мой муж — он умер в прошлом году от тяжелой болезни почек — постоянно интересовался нетрадиционными формами лечения, народной, в частности восточной, медициной, поскольку официальная — а он лечился в самых лучших клиниках — не могла ему помочь. От своих знакомых он узнал о Камале и Эркабае и наладил с ними переписку. Камал жил тогда в Москве на квартире Сильвестрова и мы приехали к ним.

— Кто там был еще?

— Известный диктор телевидения, женщина-профессор из Института востоковедения, занимающаяся буддизмом. Я знаю ее только по имени. Еще два-три человека. Кроме того, там были наши знакомые по Вильнюсу — Лаурецкасы, Беата и Пранас. Дино-актер «Таджикфильма» Сабир Жанзаков.

— Вы с ним не были раньше знакомы?

— Нет.

— Кто лечил вашего мужа? Эркабай или Камал?

— Муж почему-то больше верил в Эркабая, сыграла, видимо, роль его вера в восточную медицину. Сначала мы попали в Каракалпакию, три дня прожили в доме Эркабая, но лечить он не взялся. Посоветовал вернуться в Москву к Камалу. Мы снова приехали в Москву, но Камал откровенно сказал, что болезнь запущена, требует длительного интенсивного лечения, а он предполагает оставаться в Москве всего несколько недель.

— Досымбетов совсем не лечил вашего мужа?

— Провел один сеанс, мужу как будто стало немного легче. Но после возвращения в Вильнюс он умер. Как раз в день своего тридцатитрехлетия.

— Как проходил этот сеанс?

— Камал делал пассы руками над сидевшим на стуле мужем. Было видно, что очень старался помочь, взмок от пота. Спрашивал: «Легче? Сходи помочись...» — Мужу было плохо, он говорил: «Вроде нет...» — «А теперь?» — «Теперь легче...»

— Взял ли Досымбетов деньги за лечение?

— Камал? Нет. Об этом не было и речи.

Обвиняемый ШАНШЕВИЧ М. Г.

Продолжение допроса

— Произошли ли какие-нибудь изменения в ваших отношениях с Сильвестровым после знакомства с Камалом и Эркабаем?

— Как я уже сказал, Сильвестров был нашим наставником, сен-сеем. Так и остался им. А Камал и Эркабай стали Учителями, в том числе и для Сильвестрова, поскольку, как выяснилось, особыми достоинствами он не обладал.

— Как Сильвестров воспринял все это?

— Мне показалось, он смирился...

— Почему вы так решили?

— Я подумал об этом, когда оказалось, что практически мы осуществляем одни и те же функции. Это было во время появления Камала перед публикой. Сильвестров, я и другие ребята с курсов каратэ взяли на себя роль телохранителей...

— Потом в этом качестве вы и приехали в Вильнюс?

— Да.

— А тогда?

— В первый раз я увидел Камала публично на вечере известного поэта, тот как раз вернулся из Индии. По его просьбе Ка-мал и Эркабай поднялись к нему на сцену. Поэт объявил, что посвящает свой вечер Эркабаю. Огромный зал зааплодировал стоя. Камал был в белом шлеме из чистого хлопка. Эркабай с колокольчиком и бусами. С ними была девушка из Литвы, бритая наголо. Кто-то, стоящий около меня, сказал, что Камал достиг уровня Будды...

— Стал то есть просветленным? Каким образом?

— Одни считают, что состояние просветленности можно достичь путем трансцендентального созерцания, находясь десятилетиями в одиночестве где-нибудь в Гималаях. Но есть точка зрения, что просветление может прийти в минуту смертельной опасности. С Камалом же это случилось, когда он, заступаясь за Эркабая, чуть не стал жертвой пьяного хулигана. Один американский дзэн-буддист достиг просветления на автостраде во время автоаварии.

— Как относился Сильвестров к этим разговорам о Камале?

— Он их не поддерживал.

— С каким настроением он провожал Камала и Эркабая после вечера в Политехническом?

— По-моему, стихи ему не понравились, хотя многие считали их медитацией — в том смысле, что словами поэта говорил кто-то другой. Сейчас я все забыл... Из Политехнического мы все поехали к Сильвестрову. У меня было такое чувство, что я и ребята, мы защищаем людей будущего... Правда, в тот раз на них никто не нападал. Я уже знал, что Камал крупный специалист по комплексному изучению человека. Вскоре он должен был возглавить институт— какие уже созданы в Западной Европе и в Америке — по изучению человека, что на него и на Эркабая возложены обязанности по отбору экстрасенсов на территории СССР...

Протокол доставления

г. Вильнюс... февраля... дня.

Сего числа ко мне дежурным по Управлению внутренних дел доставлен Сильвестров Владимир Сергеевич, 42-х лет, прож. постоянного в гор. Москве... улица... дом... работает научным сотрудником научно-исследовательского института, кандидат наук, холост, ранее не судим. При личном обыске изъяты: удостоверение НИИ АН СССР, членский билет в библиотеку Института научной информации, деньги в сумме 26 руб. 18 коп., ключи, брошюра «Гармоническое развитие личности»..,

Обвиняемый СИЛЬВЕСТРОВ В. С.

Мера пресечения — содержание под стражей

— Мой интерес к Камалу и Эркабаю был интересом ученого к таинственным и непознанным особенностям человеческой пси-хики. Камал моложе меня на семь лет, Эркабай — на десять лет старше. Взаимоотношения с обоими нормальные.

— Где и как вы познакомились?

— Через общих знакомых. Камала характеризовали как ученого и экстрасенса. В определенных кругах он вызвал сенсацию, многие хотели с ним познакомиться. В то время Камалу было негде жить, а у меня пустовала трехкомнатная квартира, я предложил ему жить у меня.

— Как долго вы проживали вместе?

— Около года, но за это время Камал прожил у меня всего несколько месяцев. Постоянно куда-то уезжал, о целях поездок я не спрашивал, но считал, что он ездит по делам создаваемого института по изучению биологических и психических возможностей человека. Во всяком случае он глухо на это намекал. Кроме того, часть времени он проводил в Каракалпакии у Эркабая и в Киргизии.

— Что вы можете сказать о том периоде, когда Досымбетов жил с вами?

— Большую часть времени мы проводили в разговорах о биополе, парапсихологии, дзэн-буддизме... По совету Камала я переставил мебель. Из комнаты, где мы занимались аутотренингом, убрал мебель, в частности стулья. Отделали помещение оранжевой драпировочной тканью, цветом, с его точки зрения, наиболее благоприятным для глаз. На пол, чтобы сидеть, положили спальные мешки. Как известно, сидеть на полу полезнее, чем на стульях. Идет постоянное снабжение кровью коленей, кровь фильтруется, недаром на Востоке нет отложения солей. Терапевтический эффект. Я уже не говорю о лечебных позах — «лотосе», «полулотосе», когда ступни кладут на бедра...

— Занятия каратэ не противоречили вашему желанию видеть человека здоровым?

— Я исходил из того, что эти занятия в основном для слабых, мягких. Ввиду сложности приемов требуется огромная самоотдача, самодисциплина, трудолюбие. Одно только замечание, что кто-то из ребят ищет случай подраться, вело к исключению из секции. Чтобы предупредить это, еще в начале занятий я предложил всем принести торжественную клятву, которую сам придумал. Суть ее в том, что мы клялись применять известные нам приемы только в целях самообороны, или для спасения граждан от нападения, или для охраны общественного порядка...

— Как вы сами оцениваете степень их подготовленности?

— Как каратистов? Я считаю, она невысока. Да я и не ставил этой цели. Теперь она у всех у нас одинаковая. «Белый пояс».

— А у Сабира Жанзакова?

— Как актер и каскадер он постоянно тренировался. Пятое или шестое место в республике.

— Тем не менее вам удалось заинтересовать ребят?

— Да. Обычно во второй части урока мы занимались вопросами диеты, аутотренингом. Я клал ребят на спину, просил добиться ощущения тепла в руке, тяжести мышц лица, рук. Вызвать в памяти изображения голубого неба с одним облаком. Так легче представить себе его ясность, голубизну. Снимал напряжение...

— Еще?

— Ребят, например, интересовали факторы риска...

— Что это такое?

— Все жирное, жареное прямо идет на сердце и в желудок. Между тем всего три места-то и надо охранять — сердце, диафрагму и перестальтику! На занятиях мы нередко говорили о том, как их поддерживать в удовлетворительном состоянии. А цель? Быть здоровее физически. Быть устойчивым в социальном плане. Регулировать психологические несовместимости...

— Какую роль в ваших занятиях играли взаимоотношения тренера и ученика?

— Очень важную. Здесь требовалось, как нигде, безоговорочное подчинение ученика учителю. Все было построено на этом...

Следователь

«Что вы там видите?» — интересовался философ, показывая на окно, обращенное к пустырю. — «Ничего», — обычно одинаково отвечали непосвященные. — «Неверно это, — поправлял мудрец. — Перед вами окно!»

Все зависит от направления внимания. Глядя в колодец, можно видеть и воду, и сруб.

Уголовное дело, в котором, кажется, все посвящено обвиняемым, содержит характеристику следователя. Это он формулирует вопросы, даже если они не записаны, а остаются между строк — в ответах свидетелей, обвиняемых. Следователь формирует дело в соответствии с собственными представлениями об объеме, полноте, объективности, поэтому дело, которое он расследует, несет на себе печать его индивидуальности. Смените следователя— и то же самое дело, те же эпизоды будут представляться Чуть иными; следователь придает ему неуловимую особенность. Так в спектаклях актеры, занятые в разных составах, произносящие одни и те же реплики, играющие одни и те же роли, даже самые второстепенные, все же делают спектакли непохожими один на другой. Что же говорить о главных действующих лицах!

Голос следователя звучит в деле, которое он расследует, участники уголовного дела невольно, чуть-чуть говорят его языком, повторяют его интонации. Следователь ведет их за собой, он может первым подавать пример прямоты, открытости, доверия.- Через много лет отбывшие меру наказания обвиняемые пишут следователям, благодарят их за помощь. Чтобы составить представление о следователях, проверяющие из прокуратуры читают расследованные ими дела.

— Как Шаншевич? — спросил Сильвестров. — Могу я узнать? Как он себя чувствует?

— Обвиняемый Шаншевич?

— Да. Понимаете: я считаю себя морально ответственным... Я много старше! И если бы не я, то ребята... Понимаете? Они не попали бы в эту историю... — у Сильвестрова большая голова, непропорциональная по сравнению с короткими туловищем и ногами. — Ребят интересовало многое, и я пытался, как мог, дать им ответ...

— Вы взяли на себя большую ответственность... Считались ли вы с желанием родителей Шаншевича и самих ребят?

— Вы совершенно правы. — На Сильвестрове куртка, джинсовые брюки, туристического типа ботинки, выданные ему в следственном изоляторе. Время от времени он поправляет то одну, то другую часть одежды, подтягивает выше куртку. — Вообще-то я не видел ничего предосудительного в том, что мальчики познакомятся с такими людьми, как Камал и Эркабай, задумаются над окружающими нас загадками природы...

— Родители жаловались вам на ребят?

— Да. Они заметили, что ребята после посещения Каракалпакии как-то отъединились. «Оставьте в покое наших детей»,— был их клич. В свою очередь я ссылался на авторитеты. На академика Борискина, на других ученых, литераторов, видевших Ка-мала и Эркабая, принимавших их у себя. На известного поэта, побывавшего в Гималаях. Новое, непривычное всегда воспринимается нами с трудом...

Пока следователь печатает очередную страницу протокола, Сильвестров читает предыдущую. Берет ручку.

— Пишется «хувараки», через «и»... — Он держит ручку, как вилку, словно хочет взять что-то с общей тарелки, положить себе. — «Ученики»! — Он никак не расстанется со ставшей привычной ролью «сен-сея».

— Вас к телефону, — удивленный дежурный показывается у окошка. — И здесь разыскали!

Следователь удивлен не меньше: он не знает, больше того — никогда не был знаком с человеком, который ему звонит.

— Извините... — Тот, наконец, называет фамилию — известную в республике, человека, безусловно честного. — Извините, что я вмешиваюсь не в свое дело, — он волнуется. — Но я счел своим долгом предупредить...

Следователь привык к такого рода звонкам за время, пока он расследует это дело. Звонили и его предшественнику.

— Вы ведь не хотите, чтобы о вас потом говорил: «Это тот самый, который!..» Так же, как о тех, кто объявлял кибернетику лженаукой и травил генетиков! Какой урон они нанесли нашей науке! Вас ведь не прельщают их лавры! Правда? Вы не обижаетесь?

— Нет, говорите.

Больше, чем где бы то ни было, в Прибалтике принято не спеша и внимательно выслушивать человека, пришедшего к другому со своими сомнениями и неуверенностью.

— Наука пока не сказала своего последнего слова... Существует программа: «Физические поля биологических объектов»...— В трубке раздались знакомые фамилии ученых. — Академик Гуляев, доктор Годик...

— Не беспокойтесь. Дело, которое я веду, науке не грозит. И Юрий Васильевич Гуляев и Эдуард Эммануилович Годик, связанные с этой программой, могут решать свои проблемы, как они их решали...

— Но ведь вы ведете дело против экстрасенсов Камала и Эркабая...

— Успокойтесь. Я веду дело не против экстрасенсов, это просто жулики...

— Вы уверены? — В голосе сомнение.

— У меня есть доказательства. Мы провели большую работу.

Начальнику отдела уголовного розыска УВД Каракалпакской АССР.

По подозрению в совершении тяжкого преступления в г. Вильнюсе задержан Юнусов Эркабай, пятидесяти лет, уроженец и житель колхоза имени Маматкули Каракалпакской АССР

При Юнусове обнаружены сберегательные книжки на вклады, сделанные в центральной сберегательной кассе г. Нукуса, всего в количестве тридцати по 1000 руб. каждый...

Свидетель АРИСТАРХОВ Д. В.

Продолжение допроса

— Поясните, пожалуйста, кто изображен на фотографиях, переданных вам Камалом Досымбетовым и приобщенных к данному уголовному делу.

— На первых трех фотографиях Камал и Эркабай сфотографированы с популярным киноактером и режиссером Сабиром Жанзаковым на съемках его короткометражного художественного фильма «Ремонт». Оба снимались в главных ролях.

— Дальше, пожалуйста.

— Эго академик Столповский и Камал. Камал, Эркабай и член-корр Бойзен-Соловьев. Вы всех их будете допрашивать?

— Безусловно.

— Целительница, вы ее знаете. Поэт Задоров с женой и Эркабаем. Вот интересная фотография: Камал в традиционной одежде буддийского монаха. Цвет здесь не виден, но сама одежда тускло-желтого цвета. Этим подчеркивается ее изношенность, скудость. Я уже говорил: во многих отношениях Камал представлялся человеком удивительным. Чтобы изучить механизм психотерапевтического воздействия, он принял обряд крещения, для проникновения в тайны тибетской медицины некоторое время был буддийским монахом..,

— Вам известно, каким образом Досымбетов был посвящен в монахи?

— Я слышал разное. Одни говорили, что он был направлен на Цейлон с деликатной миссией, другие — что с Цейлона приезжал авторитетный буддийский представитель. Понятно: там тоже заинтересованы в трудах по тибетской медицине...

Свидетель ДОМИНИКАЙТЕ Й. Д., 19 лет, учащаяся Вильнюсского строительного техникума

— От своих друзей я узнала, что в Каракалпакии живет человек выдающихся способностей. Он лечит людей биотоками, биоэнергией. Узнав его адрес, я и моя подруга по техникуму решили поехать к нему. Им оказался Эркабай Юнусов. У Эркабая мы провели в доме двое суток, после чего вернулись в Вильнюс. Ничего особенного в его доме мы не делали, даже разговаривали очень мало. Однако после этого посещения я почувствовала себя морально окрепшей. Вообще, духовно красивее. После этой поездки я с подругой ездила еще в город Талас Киргизской ССР, где жил учитель Эркабая — Камал Досымбетов, молодой человек феноменальных способностей, главный специалист в розыске лиц, представляющих интерес для науки.

— Платили ли вы за лечение Эркабаю или Камалу?

— За лечение мы ничего не платили, вернее, с нас не требовали, но, приезжая к Эркабаю, я отдавала ему все деньги, которые у меня были, а когда уезжала, Эркабай обычно давал мне деньги на обратную дорогу. Хочу добавить, что Камал и Эркабай учили нас раскованности, снятию тормозов и комплексов.

— Предлагал ли Эркабай Юнусов вам и вашей подруге во время пребывания в Каракалпакии вступить с ним в интимные отношения?

— Предлагал, но мы отказались. Эркабай не настаивал и больше к этому вопросу не возвращался.

На суде она даст показания еле слышно, обращаясь непосредственно к судьям. Так же тихо ответит на вопросы: .сдавленные «да», «нет». Зал ничего не услышит, заскучает, пока фигурка в белой полупрозрачной кофточке с виднеющимися бретельками на плечиках замрет перед столом. Лишь когда свидетельница сойдет с трибуны, всем бросится в глаза ее лицо — нахмуренное, злое. Лечение не пошло впрок.

Из рекомендательного письма бывшего главного редактора журнала Вотрина Н. И.

«...Записи научного характера, которые ведутся молодым ученым Камалом Досымбетовым и посвящены Эркабаю Юнусову, являются целью достаточно длительного эксперимента.

Просим вас оказывать всяческое содействие этой работе, помогать поездкам Эркабая Юнусова и Камала Досымбетова из Каракалпакии в Москву по вызову научных учреждений».

Автограф на книге. «Недра». М., 1984 г.

Дорогому Камалу на добрую память с большой благодарностью за все хорошее и светлое, что вошло вместе с ним в наш дом.

Валентин Хольст

Следователю по особо важным делам прокуратуры Литовской ССР

Направляются протоколы допроса свидетелей— жителей Бирунийского района Каракалпакской АССР в отношении Эркабая Юнусова.

Приложение на...листах.

Свидетель МИРОВ Е. М., 44 года, образование высшее педагогическое, сотрудник районной газеты

— В прошлом году весной в райцентре, на остановке ко мне подошли двое приезжих — мужчина и женщина. Женщина объяснила, что они приехали из Вильнюса, чтобы изучить «феномен» каракалпакского философа и провидца — Эркабая Юнусова, который, как она сказала, обладает незаурядными биосвойствами и экотрасенсорными возможностями. Я ничем не мог помочь, поскольку не слыхал о таком человек, хотя родился и вырос в Бирунийском районе. Однако дней через пять я случайно увидел приезжих вместе со странным мужчиной лет пятидесяти, одетым в длинный халат или рубашку, подшитую стежками; грудь его была увешана бусами, на одежде висело огромное количество разных значков, в том числе пионерских, на голове был какой-то чепец. Еще на шее у него я заметил множество разных побрякушек, а также колокольчик, который у нас вешают на скот, чтобы он не заблудился. Приехавшие были очень рады, шли со счастливыми улыбками. Они показали на меня мужчине в халате и все вместе подошли. Я чувствовал себя неловко рядом со странным человеком, но тому нравилось быть в центре внимания. Он даже сказал, что слышал внутренний голос, который предупредил его, что мы встретимся на базаре. При таких словах приезжие многозначительно переглянулись и закивали...

Свидетель МУРАДЖАНОВА Р. Н., 56 лет, образование 8 классов, колхозница, пенсионерка

— Эркабая Юнусова знаю много лет, мы его называем «Эркабай-палван», что значит «борец», «богатырь». Обычно он каждый день бывает на действующем кладбище Султан Уайс Баба, куда ездит много людей, особенно на уразу (пасху) и кыркасу (поминки). Женщины часто обращаются к нему за медицинскими советами. Совет стоит от 1 до 3 рублей. Обычно Эркабай-пал-ван ставит диагноз «популасу» — «сглаз». Рецепт от «сглаза» — трава «одраспан» с горы. Ее надо смешать с коровьим или бараньим салом, затем все сжечь, накрыться плотно одеялом и дышать этим дымом, пока не вспотеешь, потом спать — наутро хворь проходит. Эркабай-палван носил на шее всякие банки, побрякушки, а рядом ставил мешок, чтобы собирать милостыню. О других его занятиях мне ничего неизвестно.

Свидетель КАРЫМСАКОВ Д. Д., 25 лет, образование среднее юридическое, закончил Ташкентскую среднюю школу милиции, участковый уполномоченный РОВД

— Эркабая Юнусова знаю с детства. Часто видел его на тоях, свадьбах, где он занимался национальной борьбой. Участвовал в республиканских соревнованиях на приз кузнеца Ерназара. Принимал спиртное, но вел себя всегда тихо. Обосновался на кладбище Султан Уайс Баба, где принимал милостыню, в основном от женщин.

Одно время на кладбище стало появляться много приезжих, большинство из Прибалтики. Все они в основном общались с Эркабаем и ночевали у него дома, в связи с чем я неоднократно наведывался к нему, чтобы добиться его трудоустройства. В прошлом году Эркабай показал мне письмо, подписанное известным писателем, главным редактором журнала. В нем говорилось об исключительности Эркабая и важности для науки образа жизни, который он ведет. После этого Эркабая перестали тревожить...

Свидетель АБДАЛОВ Б. С., 52 года, образование 10 классов

Эркабаю прихожусь дядей, знаю его с детства как сына младшей сестры, дом мой находится по соседству с его домом. Всю жизнь с малых лет я тружусь на хлопке в колхозе «Маматкули» и в настоящее время являюсь бригадиром. Много времени и сил положил на то, чтобы помочь Эркабаю стать полезным человеком, обзавестись собственным семейным очагом. Однако ничего из этого не получилось. В колхозе он работал плохо, слыл недобросовестным, в любой момент мог бросить работу. Уговоры не действовали. Все последнее время проводил на кладбище Султан Уайс Баба, где занимался попрошайничеством. Первое время Эркабай стеснялся земляков, прятался при их появлении. Потом стал просить милостыню открыто. Полученные деньги Эркабай клал на сберкнижку, отдельно вкладами по тысяче рублей. По природе Эркабай скуповат, взаймы не давал, не говоря уже о безвозмездной помощи кому бы то ни было.

С некоторых пор к Эркабаю зачастили люди, приезжавшие из разных городов, чаще из Прибалтики. Дом Эркабая старый; похож на коровник. Без полов. Много раз мы предлагали Эркабаю помочь привести дом в порядок, но он только махал рукой. Ничего, кроме раскладушки и нескольких грязных одеял, в доме не было. Как приезжие устраивались там на ночь, нам всем было непонятно, особенно после того, как я в .качестве бригадира проверил у некоторых из них документы. Все приезжие оказались людьми с образованием, а некоторые даже научными сотрудниками, литераторами, учеными! Несколько раз я видел у Эркабая киноактера Сабира Жанзакова, которого до этого часто видел по телевизору. С их появлением Эркабай внешне преобразился — стал носить рубашку до пят, которую сам себе сшил, бусы, значки.

Однажды Эркабай на несколько недель исчез, а появившись, объявил, что был в Москве, где был принят известными людьми, которые изучают его и прибегают к его помощи.

В ауле, однако, Эркабаю никто не поверил, поскольку люди знают его как «дурачка» — человека никчемного, хотя и безобидного, открытого...

Из заключения судебно-психиатрической экспертизы в отношении Эркабая Юнусова

«...Мышление последовательное, с тенденцией к конкретности, суждения порой примитивны, что подтверждается экспериментально-психологическим исследованием. Запас приобретенных знаний мал, круг интересов ограничен бытовыми подробностями.

Критические способности не нарушены.

На основании изложенного комиссия приходит к выводу: Эркабай Юнусов психическим заболеванием не страдал и не страдает, а обнаруживает остаточные явления травматического поражения головного мозга без изменений со стороны психики, что не лишает его возможности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. В период времени, относящийся к инкриминируемому деянию, также не отмечалось признаков временного болезненного расстройства душевной деятельности. Это подтверждается сохранностью у него в тот период ориентировки и речевого контакта с окружающими, целенаправленным характером его действий при отсутствии признаков болезненного толкования реальной действительности...»

Подписи:

Главный эксперт, член Академии наук СССР, академик...

Консультант, член-корреспондент Академии наук...

Свидетель ЯСЮЛЯВИЧЮС М. И., 27 лет, образование высшее, адвокат, г. Вильнюс

— Расскажите о своей встрече с Камалом Досымбетовым на квартире Сильвестрова. О чем вы говорили?

— Камал мне очень понравился. Держался с достоинством, в то же время очень сдержанно, интеллигентно. Было такое чувство, что он понимает с полуслова, о чем бы с ним ни заговорили. Кроме того, сильнейшее биополе!

— Вылечил ли он кого-нибудь из ваших знакомых?

— Кажется, нет.

— А Эркабай?

— Тоже. Правда, должен сказать, что когда я приезжал в Каракалпакию, и они были оба, то примерно через неделю у меня пропадала экзема на руках, которой я обычно страдаю.

— Результат биополя? А может, просто оттого, что вы были на отдыхе? Ничего не делали?

— Признаться, я об этом не задумывался.

— Что вы думаете по поводу их средств к существованию? Эркабай жил на средства, которые ему подавали как милостыню. А Досымбетов?

— Я никогда его об этом не спрашивал. Говорили, что он должен возглавлять институт...

— Рекомендовался ли Камал экстрасенсом?

— Нет. Но в этом и не было нужды! Все и так это знали! Кроме того, рекомендательное письмо главного редактора!

— Кто вам сказал о нем? Сам Досымбетов?

— Для этого он достаточно скромен. С содержанием письма меня ознакомили люди из его окружения.

— Вам показали оригинал?

— Нет. С письма были сделаны десятки, если не сотни ксерокопий. Узнал я также, что Камал занимался развитием своих способностей в известной лаборатории на Фурманном переулке и является наиболее квалифицированным экспертом по розыску людей, имеющих уникальные способности в области экстрасенсорики. Один из присутствовавших рассказал, что Камал прошел школу монашества в одном из буддийских монастырей специально для углубления наших познаний о применяемых монахами приемах психорегуляции...

Свидетель AЛЕКАНДЕ-РАТЕНАСАРУ-ТЕРО, 33 года, гражданин Шри Ланка, образование высшее, аспирант Московского университета, сенегалец, владеет русским языком, в переводчике не нуждается

— Когда мне было 16 лет, я был посвящен в буддийские монахи, до этого я был послушником. Это первая стадия монашества. Я исповедую южный буддизм. Буддийский монах должен соблюдать 226 различных правил поведения, однако при этом не обязательно полностью посвящать себя религии. Я, например, являюсь преподавателем русского языка и одновременно монахом Главное для нас — не носить светской одежды, соблюдать правила поведения: не убивать, не красть, не лгать, не грешить, не употреблять спиртного, не принимать еду после полудня, не пользоваться парфюмерией, не носить украшений, сидеть и спать на скромных кроватях и лавках, не принимать от людей золотых вещей и денег...

Находясь в СССР, закончил филологический факультет университета. Во время учебы я с группой студентов выезжал на каникулы в Киргизию, где со мной познакомился молодой человек по имени Камал, который сказал, что интересуется южным буддизмом. Я дал ему свой московский телефон. Вскоре Камал позвонил и попросил встречи, чтобы я рассказал ему о буддизм. Мы встретились на какой-то квартире. Из разговора я понял, что представления его о буддизме очень поверхностны. После этого он несколько раз заходил ко мне в общежитие, просил меня посвятить его в буддийские монахи. Я стал говорить, что не имею на это права и не уполномочен, но он не отставал от меня. Это продолжалось два года. Наконец, я решил согласиться, поставив условия, которые, как я надеялся, он не сможет выполнить. Я попросил его принести письменные согласия на его посвящение в монахи от его родителей, жены, если он женат, военного комиссариата, а также личное его заявление. К моему удивлению, он все это доставил, и мне не оставалось ничего другого, как выполнить обещание. Мы с друзьями постригли его наголо и присвоили ему имя Аннда Ананда (с ударение на первом «а»). По нашему закону, теперь за ним надо было наблюдать, чтобы узнать, как он выполняет свои послушнические обязанности, однако я на время уехал в Шри Ланка.

Еще там от своих товарищей, тоже студентов МГУ, я узнал, что Камал своими обязанностями послушника пренебрег. Остававшиеся в Москве на учебе буддийские монахи по моей просьбе несколько раз заходили к нему и потом мне писали, что Камал проводит время с женщинами, выпивает. Мы поняли, что поиски высшей стадии психического состояния человеческого сознания— нирваны — Камала не интересовали, влекла его экзотика, возможность достичь известности любым путем. Он не был тем человеком, каким хотел выглядеть в глазах окружающих. Буддийским монахом Камал никогда не был...

Академия наук СССР ордена Трудового Красного Знамени

Институт востоковедения Справка

На Ваш № 181/215 сообщаем, что Досымбетов Камал аспирантом Института востоковедения никогда не являлся и не является.

Начальник отдела кадров подпись

Свидетель БОЙЗЕН-СОЛОВЬЕВ А. Н., 44 года, член-корреспондент Академии наук СССР, Москва

— Несколько лет назад во время отпуска в горах я перенес травму ноги. Несмотря на усилия врачей, последствия ее продолжали сказываться. Сотрудница нашего НИИ порекомендовала мне своего знакомого, владеющего секретами тибетской медицины, как она сказала, «хорошего скромного молодого человека». Им оказался Камал Досымбетов, который позвонил мне по телефону и в назначенный час пришел к нам. Он показался мне действительно скромным, интеллигентным человеком, державшимся

даже несколько застенчиво. Осмотрев больную ногу, он подтвердил, что у меня действительно задет нерв и посоветовал мне делать ванны. Кроме того, весьма ненавязчиво предложил попробовать массаж. Я согласился. Массажировал он контактным способом и после массажа у меня временно наблюдалось улучшение. По истечении определенного времени боль в ноге прошла совсем.

— Сколько раз Досымбетов массировал вам ногу?

— Два или три раза.

— Вел ли он при этом какие-то разговоры? Что рассказал о себе?

— Он из Киргизии, из семьи ученых или писателей. Точно не помню. Рассказал, что хочет поступить в аспирантуру в наш институт, на что я ответил, что буду иметь это в виду, поскольку тема, интересующая его, весьма перспективна.

— О какой теме шла речь?

— «Философская основа тибетской медицины». Об этом позднее я говорил с руководителем института, но поддержки не встретил. Надо заметить, что во время нашего разговора присутствовала моя жена, являющаяся специалистом в этих вопросах. У нее создалось весьма скептическое представление о научном багаже гостя. А когда он заговорил о вопросах, связанных с пока еще не изученными элементами человеческой психики и прочее, она сказала ему: «Чтобы судить об этом, молодой человек, надо тоже кое-что знать...» У меня создалось впечатление о нем как о весьма поверхностном человеке...

Свидетель ШАНШЕВИЧ Е. И. образование высшее, 44 года, модельер Дома моделей

— В период массового увлечения, я бы сказала, поклонения, такому виду спорта, как каратэ, я узнала о платной секции, которую вел Сильвестров, и сказала о ней сыну. Так я сама свела Максима с обвиняемыми...

— Часто ли ваш сын уезжал из дому?

— Два-три раза в год вместе с другими ребятами, которые только случайно не оказались дома в тот вечер и потому не уехали в Вильнюс вместе с Сильвестровым.

— Куда он чаще ездил?

— В Каракалпакию. К Эркабаю.

— Повлияло ли это на него?

— Уже после первой поездки Максим возвратился как подмененный. Закрывал дверь в свою комнату на металлическую палку. Никто не должен был заходить без его разрешения. Освободил тумбочку для вещей, которые привез от Эркабая — старый грязный свитер, сломанный будильник, колокольчик. Повесил портрет Эркабая...

— Потом?

— Питаться стал отдельно. Перед началом еды сосредоточивался на мантре. Много раз я и муж хотели прервать эту связь, спрашивали сына, что у него общего с Эркабаем, которому пятьдесят, то есть почти в три раза старше!

— Видели ли вы Эркабая Юнусова? Что можете сказать о нем?

— Я видела обоих. В отличие от Камала Эркабай показался мне чем-то вроде наших юродивых. Со сниженным интеллектом. Сын с восторгом рассказывал, как Эркабай прост, как он чистил картофель, как голый купался в арыке, как, извините, мочился па площади. Постепенно сын все больше отдалялся от нас. Перед последней поездкой — в Вильнюс — связь и вовсе прервалась. Как-то однажды полусерьезно он назвал себя «человеком Камала»...

Обвиняемая МОЦКИЕНЕ Л. А., 28 лет, кандидат искусствоведческих наук, замужем, один ребенок, г. Вильнюс. Мера пресечения — подписка о невыезде

— О незаурядных в целебной деятельности возможностях Эркабая и Камала я узнала от знакомых. Практически, как мне сказали, каждый из них может вылечить любого больного. При первой же возможности я поехала в Каракалпакию с мужем — Моцкисом Зигмантом и сыном Леонардасом. Мальчик подвержен простудным заболеваниям, все время с насморком. В Каракалпакии в доме Эркабая насморк и кашель практически пропадали.

— Эркабай лечил вашего сына?

— Нет, только иногда, проходя, гладил по голове, брал за руку, что-то говорил.

— Вы полагаете, это сказывалось на здоровье мальчика?

— Думаю, да. Он объяснил, что лечит не таблетками, а словом, теплотой рук, тела. Обычно мы раз в год во время отпуска ездили ненадолго в Каракалпакию, где и мне тоже становилось лучше. Исчезали недомогание, головные боли. Улучшался сон.

— Действовал на вас так же благоприятно и Камал?

— В последний раз после защиты диссертации он тоже помог мне, хотя я его прямо об этом не просила. Я заметила, что он внимательно присматривается ко мне и, как казалось, делает пассы руками в мою сторону. Вскоре я почувствовала себя лучше.

— Платили вы Камалу и Эркабаю?

— Незадолго до их ареста я сняла со своей сберегательной книжки тысячу рублей и отдала Камалу.

— С какой целью?

— Ходили слухи, что Камал и Эркабай испытывают нужду в деньгах для того, чтобы ставить опыт по изучению биополя.

— Наука у нас существует не за счет пожертвований...

— Я познакомилась с рекомендательным письмом, считала, что действую на благо людей...

— Камал и Эркабай не в первый раз остановились у вас на квартире?

— Нет, они уже бывали у нас в доме.

— Вдвоем?

— Да. Но в последний раз они вызвали еще своих друзей — Сильвестрова, Максима Шаншевича.

— Еще...

— Актера Сабира Жанзакова...

Обвиняемый ЭРКАБАЙ ЮНУСОВ, 50 лет, образование среднее, без определенных занятий. Мера пресечения — содержание под стражей.

— Обвиняемый Юнусов, вам объявляется фамилия, имя переводчика, участвующего в допросе... Доверяете ли вы ему производить перевод ваших показаний на русский язык и задаваемых вопросов на каракалпакский язык? Имеются ли отводы?

— Отвода не имею.

— Расскажите коротко вашу биографию.

— С самого начала, как родился?

— Да, вкратце.

— Я у родителей один. Были младшие братья и сестры, но они умерли. Учился слабо. Рос сильным, здоровым. Закончил десять классов. С юношеских лет стал заниматься национальной борьбой. Выступал на свадьбах, тоях. Получал призы, деньги. В тридцать лет познакомился с девушкой, хотел жениться, но родители отдали ее за другого, и молодые уехали в соседний район. Работал в колхозе разнорабочим.

— Почему оставили работу? Когда?

— Уже не помню. В ауле многие начали строиться. Я ушел из колхоза, стал им помогать. Мне хорошо платили.

— Дальше.

— Так я жил, пока в ауле не появился человек, которого называли Бабаджан-дервиш, фамилию не знаю. Он, как мне тогда казалось, был очень странный. Ходил в рваном халате, носил на шее женские украшения.Бусы, побрякушки. Мы подружились.

— Продолжайте.

— Бабаджан рассказал, что уже много лет нигде не работает, собирает милостыню, ни в чем не нуждается. Я ему понравился, он тоже понравился мне. Под его влиянием я бросил работу и мы стали ходить вдвоем. Обошли несколько областей. Бабаджан обещал научить своему ремеслу и выдать за меня дочь, которая жила в Ташаузе. За это я отдавал ему все деньги, которые мне подавали. Новая жизнь мне нравилась. Молиться я не умею, поэтому только делал вид, что бормочу молитвы. Бабаджан научил нескольким арабским словам, которые я должен был повторять для людей. Люди благодарили, давали один-два рубля. Некоторые говорили, что после наших молитв они стали лучше себя чувствовать, давали еще денег.

— Пробовали вы лечить?

— Нет, я не умею это делать.

— Выдал ли Бабаджан за вас свою дочь?

— Нет. За два года я видел ее всего несколько раз, да и то Бабаджан не позволял с нею разговаривать. За обман я решил его проучить. Однажды, когда был выпивши, избил его и стал ходить один.

— Где вы собирали милостыню?

— За тридцать пять километров от нашего аула есть действующее кладбище Султан Уайс Баба, считающееся у мусульман священным. Там собирается много людей. Каждый день я стал бывать на кладбище и собирать милостыню. Люди приезжали туда семьями, предварительно зажаривали целых баранов, запасали еду. Я был сыт и ни в чем не нуждался.

— Сколько вы зарабатывали на кладбище?

— В день выходило до ста пятидесяти — двухсот рублей. Я перенял многие привычки Бабаджана, лечил от «сглаза», от ревности. Носил рваный халат, который сам себе сшил, самодельные брюки, белую шапочку из хлопка. На халат я нацепил разные значки, бусы. Люди стали думать, что я необычный человек.

-— Долго ли вы так жили?

— Несколько лет, пока не познакомился с Камалом. Он приехал на Султан-Баба, с ним было еще несколько человек. Он стал говорить со мной на нашем языке, остальные ничего не понимали. Камал задал несколько вопросов из Корана и убедился в том, что я ничего не знаю. Камал — умный человек, грамотный. Родители — большие люди...

— Дальше.

— Я признался, что бродяга, обманываю людей. Мы подружились.

— Таким образом, перед вашей первой поездкой в Москву Камал уже знал, что вы никакой не экстрасенс?

— Знал.

— А киноактер Сабир Жанзаков? Ему вы тоже обо всем рассказали?

— Сабир не знал. Он верил, что мы необыкновенные люди...

Свидетель ЯСЮЛЯВИЧЮС М. И.

Продолжение допроса

— Кто был еще в тот вечер с вами на квартире Сильвестрова?

— Кроме Камала, у Сильвестрова было еще несколько человек, в том числе Лорет Моцкиене, искусствовед из Вильнюса, ее муж — Зигмант Моцкис, артист киностудии «Таджикфильм» Сабир Жанзаков с женой. Кто-то из сотрудников Института востоковедения. В конце вечера Жанзаков взял гитару, спел несколько мантр.

— Какое впечатление произвел на вас Сабир Жанзаков?

— Это начитанный, интеллигентный человек, так же, как и его жена — актриса Тереза Жанзакова. Сабир интересовался наукой, восточной мудростью, самостоятельно начал изучать китайский язык, а также буддизм, дзэн-буддизм. Как я понял, его не удовлетворяла его актерская деятельность и позиция режиссеров, которые считали, что ему под силу только роли злодеев и героев в экстремальных. обстоятельствах — десантников, каратистов...

Следователь по особо важным делам прокуратуры Литовской ССР

Направляются характеристика, протоколы допросов свидетелей— работников студии «Таджикфильм» в отношении киноактера Сабира Жанзакова.

Приложение на листах.

Характеристика на актера киностудии «Таджикфильм» С. Жанзакова

С. Жанзаков состоял в штате киностудии в течение шести лет. За указанный период зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны как актер и режиссер. В качестве актера снялся более чем в сорока фильмах, воплотив яркие образы представителей сильных и мужественных профессий — парашютистов, десантников, моряков. В качестве режиссера снял фильм «Ремонт» по его собственному сценарию...

В последние годы сценический талант С. Жанзакова особенно расцвел, что было отмечено журналом «Искусство кино», посвятившим ему очерк «Образы героев»...

Директор студии Секретарь партбюро

Председатель месткома

Свидетель АБДУРАЗАКОВ X., 33 года, оператор, образование высшее, г. Душанбе

Работал с Сабиром Жанзаковым над его дипломной картиной «Ремонт». Мы снимали фильм в пустыне, недалеко от Бухары. На главные роли Сабир пригласил двух непрофессиональных актеров, которых он считал людьми необычными — наделенными мощным биополем. Вскоре они приехали. Это были Камал Досымбетов и Эркабай Юнусов. Узнав, что в фильме снимаются «супермены», вся группа сбежалась на них посмотреть. Однако ничего примечательного ни в них, ни в их поведении не было. Работали они просто плохо, репетировать не хотели: «Не нравится? Мы уезжаем!» Отказывались от дублей. Тем не менее Сабир относился к обоим с удивительным тактом, если не сказать с обожанием. Было даже стыдно смотреть, как режиссер унижается перед ними. Камал и Эркабай очень скоро раскрыли свои «идейные» позиции, которые сводились к следующему: «Долой стыд! Свободу половых отношений! Ни совести, ни морали!». При этом они ссылались на какие-то философские учения. Первыми садились к столу, могли все съесть сами, Сабир называл их «людьми космоса» и «святыми», в действительности они были распущенны, грубы, неопрятны. Особенно Эркабай. Говорили по-русски мало. В основном: «Дай рубль...» Камал учил: «Надо жить, как хочется, делай, что хочешь». Сабир их содержал, даже повздорил из-за них с женой. Он говорил, что они помогают ему и ей освободиться от комплексов, стать полноценными людьми. Камал, мне казалось, издевался над Жанзаковым, делал все, чтобы вывести его из себя и, как я считаю, глубоко завидовал его актерской известности, положению постановщика. Когда я говорил Сабиру об этом, он не соглашался, объяснял, что помогает ему стать волевым, сильным, содействует его творческому росту. Надо сказать, что Жанзаков не был удовлетворен своей прошлой работой в кино, когда его считали нетипажным для местного кино и он годами находился в простое или снимался в ролях простых, одноплановых, требовавших в основном его мастерства каратиста, чемпиона республики. С помощью Камала и Эркабая Сабир как режиссер хотел сделать тонкую психологическую картину, но этого не получилось. Камал и Эркабай жили за его счет, пьянствовали, делали циничные предложения женщинам, появлялись на съемки нагишом. Если бы не отношение к ним Сабира, их давно бы посадили. А здесь относились к ним как к безобидным дурачкам...

Потерпевший ЛАУРЕЦКАС П. 3.

Продолжение допроса

— Какие взаимоотношения сложились у вас с Камалом со времени вашего первого знакомства в доме Сильвестрова, и чем объяснить происшедшую метаморфозу?

— В начале нашего знакомства с Камалом Досымбетовым мы с женой больше слушали, нежели говорили. Жена как биолог также интересуется влиянием биологических объектов друг на друга. Поэтому мне показалось, что мы все трое обрадовались знакомству. Скорее всего, так и было. Я надеялся с помощью Камала проникнуть в суть восточной философии, овладеть секретами психорегуляции, на которые без наставника — Учителя — могли уйти годы. Камал же, как я понял, увидел во мне человека, уважаемого в своем кругу, который может стать распространителем его взглядов в регионе, в данном случае в Вильнюсе. Поэтому он был особенно предупредителен с нами, пригласил на конференцию в НИИ востоковедения, несколько раз звонил нам в Вильнюс.

— Что он говорил вам по телефону?

— Вообще ни о чем, говорил, что пытается чего-то достичь в области психорегуляции. Был довольно ироничен к себе, ненавязчив.

— Так было всегда?

— К сожалению, нет. Примерно год назад я стал замечать у него жажду власти, появилась манера вести себя подобно императору. Он стал демонстративно навязывать свою волю. Если кто-то позволял себе с ним не соглашаться, выходил из себя по малейшему поводу. Даже в мелочах требовал, чтобы его слово было последним. Формировалось что-то вроде секты Камала. Было и другое нововведение: «Нечего приезжать без денег!..»

— Какие события этому предшествовали?

— Наш приезд в его родной город Талас. Когда мы с женой приехали, в доме уже было много людей, в том числе и наши знакомые по Вильнюсу — самые рьяные поклонники Камала — Лорет Моцкиене, искусствовед, с мужем Зигмантом Моцкисом, Штройс, молодые девочки, учащиеся техникума. Разговор на научные темы в таком коллективе не получался, да Камалу и не о чем было говорить. Иногда он изрекал какие-то истины. Эркабай в основном занимался пловом. Я всегда смотрел на него как на народного умельца вроде Насреддина. Кроме того, его явно интересовал слабый пол. От Досымбетова не укрылось мое разочарование в нем.

— Как протекала жизнь в доме, когда вы находились там?

— Мы были всего два дня. У меня и у жены осталось впечатление, словно все, к То там находился, ждали какого-то чуда. Но чуда не было. Подолгу сидели вечерами молча, погруженные в себя. Говорили мало.

— Платили ли вы какие-либо деньги Камалу или Эркабаю во время проживания в Таласе?

— Когда мы прибыли в Талас, к нам подошел Эркабай, спросил, есть ли у нас деньги, и сказал, чтобы мы отдали их ему. Я решил, что здесь такое правило, и все деньги, что у нас были, около двухсот рублей, отдал Эркабаю. Перед отъездом я сказал Эркабаю, что мы уезжаем, и он дал нам часть денег на покупку авиабилетов, а после моей просьбы добавил еще двадцать рублей. В целом впечатление о поездке у меня осталось очень нехорошее. Окружавшие Камала восторженные поклонницы, в том числе несколько очень молоденьких девушек из Литвы, обращали на себя внимание. Когда я попробовал поговорить с одной из самых ретивых из них, тем более что она родственница нашего знакомого, я вызвал недовольство Камала.

— С кем вы общались в Таласе?

— Вместе с нами там находился киноактер Сабир Жанзаков с женой. Жены наши сразу же нашли общий язык и Вильгельмина пригласила Терезу в гости в Вильнюс. Мне был интересен Жанзаков, по-видимому, я ему тоже, но он старался держать себя нейтрально и в то же время, как я заметил, боялся разозлить Камала и почти унижался перед ним, доказывая свою лояльность. Этого я не мог понять.

В Таласе что-то произошло. Когда мы уезжали, Камал холодно кивнул — он не простил мне независимого поведения. Но я не нуждался в Камале, ибо понял, что знания его довольно поверхностны и он не тот человек, за которого себя выдает.

Короче говоря, мы быстро уехали. Да! Еще я обратил внимание на то, что Камала окружает несколько парней в черных куртках, которые вели себя странно, производили впечатление телохранителей, молчаливых послушников; им откровенно нравилось впечатление, которое они производили, — роботов... Явно с молчаливого одобрения Камала они игнорировали меня и мою жену, демонстративно прекратили с нами здороваться. А один — по-моему Максим Шаншевич — сказал довольно громко, чтобы мы слышали: «Мы люди Камала. Остальным нечего здесь делать...» «Люди Камала...» Нам стало не по себе. Тогда мы с женой еще не знали, что очень скоро они ворвутся в наш дом...

Вильнюсская станция скорой помощи

КАРТА ВЫЗОВА

Время приема сообщения 13 час. 22 мин. Время выезда 13 час. 24 мин.

Сведения о больном (Нужное подчеркнуть)

Больной обслужен:

Адрес не найден:

— не был на месте

— отказался от помощи

— вызов ложен

— пациент практически здоров

— из-за плохого освещения

— отсутствия нумерации домов

— бездорожья

— Смерть до прибытия

Свидетель СТОЛПОВСКИХ М. Г., 56 лет, зам. главврача больницы, Москва

— Несколько лет назад в нашей больнице лечился Камал Досымбетов по поводу остаточных явлений травматического характера. В больницу он попал по рекомендации его дяди — ученого из Академии наук, проживающего во Фрунзе. Досымбетов показался мне застенчивым, серьезным юношей. Два-три раза разговаривал со мной по поводу своего здоровья. Узнав, что моя жена — специалист по вопросам иглоукалывания, просил меня рекомендовать ей его для дальнейшего лечения после выписки. Несколько раз затем я видел его в лаборатории жены, после чего он надолго исчез из моего поля зрения. И вот однажды на вечере в редакции центрального журнала, куда меня пригласили, я вдруг увидел Досымбетова в роли ученого, «человека феноменальных способностей». Меня очень удивило, что больного мальчика кто-то может всерьез воспринимать как специалиста по восточной медицине, Учителя!

— Чем вы можете это объяснить?

— Лишь одним — малодоступностью сведений о восточной медицине, недостаточной информированностью интересующихся.

— Как себя повел Досымбетов, увидев вас в редакции?

— Вначале он как будто стушевался, но взял себя в руки и дальше вел себя вполне непринужденно. По-видимому, ему присуще умение быть в центре внимания, производить нужное впечатление на окружающих. Его можно было сразу понять, хотя он не говорил прямо, выбирал соответствующую форму. По сравнению с ним Эркабай выглядел как большой простодушный ребенок.

— Что вы можете сказать о так называемых экстрасенсах?

— Увы! До сих пор не проведено квалифицированной государственной клинической проверки, которая дала бы однозначный ответ: есть лечебный эффект воздействия экстрасенсов на пациентов или нет? А шарлатаны этим пользуются!

— Поддерживали ли вы личные отношения с Досымбетовым?

— Никаких, кроме тех, о которых я сейчас сказал.

Обвиняемая МОЦКИЕНЕ Л. А.

Продолжение допроса

— Понятно ли вам обвинение в заранее не обещанном укрывательстве преступления — убийства, совершенного с особой жестокостью в присутствии вас и вашего мужа? Что вы можете пояснить по этому поводу?

— В марте Камал позвонил из Москвы и сказал, что хотел бы приехать в Вильнюс отдохнуть и полечиться, что у него расходились нервы, потому что Эркабай провел его через стрессы, унижения, заставлял нищенствовать... Все в таком духе. Мне не хотелось, чтобы он приезжал, мы с мужем хотели пожить спокойно. Но что-то было в его голосе жесткое, злое. Я поняла, что он все равно приедет. И от этого только произойдут еще большие недоразумения и неприятности.

— Он приехал один?

— Да. Первые несколько дней он провел у своего знакомого Штройса, врача, тоже интересовавшегося проблемами восточной медицины. Потом он попросил свою знакомую, которой предварительно дал на проезд деньги, слетать в Каракалпакию за Эркабаем. Штройс говорил, что Камал все вечера проводил дома, никуда не ходил. И хотя о его приезде в Вильнюс знали его знакомые, никто не пожелал с ним встретиться, чего раньше практически не могло быть.

— Дальше, пожалуйста.

— Когда приехал Эркабай, он тоже остановился у Штройса. Теперь стали раздаваться звонки. Эркабая благодарили за гостеприимство в Каракалпакии, приглашали в гости.

— Одного или вместе с Камалом?

— Вдвоем. Но Камал, как правило, отказывался от визитов, потому что эти люди не желали его видеть в те дни, когда Эркабая не было в Вильнюсе.

— Это достоверно известно?

— Да. Несколько раз он звонил мне, был откровенен, смущен случившимся. Жаловался на то, что Эркабаю не оказывается почет, соответствующий его возрасту. Потом он рассказал, как его унизили в доме Уромонаса...

— Художника?

— Да. Он тоже считался его учеником и даже несколько дней гостил у него в Таласе. Уромонас будто бы там жил бесплатно, получил у Эркабая деньги на проезд, что-то еще. По-моему, брюки. В пути он поистрепался... Дело не в этом. В доме Уромонаса возник острый разговор, в котором также приняли участие Пранас Лаурецкас, физик (он давно уже и заметно отходил от Камала), и Шлижюс. Пранас при всех заявил, что знания Камала весьма поверхностны и прочее. А когда Камал неэтично повел себя в отношении одной из присутствовавших, Уромонас пригрозил избить его. Так, по-моему, кончился тот вечер, когда Камал на улице случайно встретил Зигманта...

Обвиняемый МОЦКИС 3. Г., 29 лет, образование высшее, архитектор. Мера пресечения — подписка о невыезде.

— В конце марта, незадолго до того, как все случилось, на улице Антакальнё я случайно встретил Камала и Эркабая на стоянке такси. Я заметил, что Камал чем-то расстроен, Эркабай был, как всегда, невозмутим. Я понял, что с ними что-то произошло, спросил, в чем дело. Камал ответил, что несколько человек, которых я знаю, оскорбили его и теперь он не знает, кто остался ему другом, кто— нет. Моя жена и я всегда относились к Камалу с большим уважением, и он тоже никогда не причинил нам никакого вреда, держался корректно и вежливо. Кроме того, мне было известно, что он согласовал свой приезд в Вильнюс с моей женой, поэтому я предложил ему располагать нами. Камал смягчился, сказал: «В вас я всегда был уверен...» Я спросил, надолго ли он прибыл в Вильнюс. Он ответил, что должен расставить акценты в своих отношениях с людьми, которые повели себя не должным образом. Я поинтересовался также, как продвигается его научная работа, но Камал ответил, что сейчас у него другие заботы, и если мы не отменили своего приглашения, он хотел бы переехать к нам. В конце разговора, когда мы уже ехали в такси, он сказал, что вызвал в Вильнюс своих учеников-каратистов, которые помогут ему рассчитаться с обидчиками.

— Назвал ли Камал тех, кто должен был прибыть?

— Да. Шаншевич Максим, Сильвестров.

— Кого-нибудь еще? Припомните.

— Сабира Жанзакова.

Обвиняемый ШАНШЕВИЧ М. Г.

Продолжение допроса

— Это было вечером, в пятницу. Мать сказала, что меня разыскивал Сильвестров. Отношения у меня в семье в это время были натянутые, мы почти не разговаривали. Я знал, как матери не хочется, чтобы я снова встретился с Сильвестровым, но у нее свои принципы. Она очень гордилась принципиальностью, а я в этом видел еще один способ меня унизить. Поэтому я сразу при ней позвонил Сильвестрову. «Еще несколько минут и ты меня бы не застал, — сказал сен-сей. — Звонил Камал, просит меня и кого-нибудь из ребят срочно прилететь в Вильнюс, у него неприятности. Не знаешь, кто свободен?». «Я полечу, — сказал я, — у нас как раз сегодня стипендия». «Встретимся на аэровокзале через час, только не знаю, как с билетами». «Не беспокойся!..» Я заметил: стоило мне поехать к Камалу или Эркабаю или, скажем, они меня куда-нибудь посылали — всегда в автобусе, в самолете оказывались места, или был продукт, который им требовался. Так было и в этот раз — именно два билета на ближайший рейс! Редкая удача!

— А вам не кажется — то, что вы в Вильнюсе вместо нескольких дней находитесь уже год по вине Камала и Эркабая — это не такая уж удача!

— Я не подумал об этом.

— И впереди...

— Да, не подумал.

— Что вам рассказал Досымбетов в Вильнюсе? Что ему требовалось?

— Надо было проучить нескольких людей, демонстрирующих неуважение к нему и Эркабаю. Он пожалел, что мы приехали только вдвоем, но сказал, что завтра приедет еще и Сабир Жанзаков, который находится на съемках, но все равно приедет к нам.

— Где вы остановились в Вильнюсе?

— Нам предоставили площадь Лорет и Зигмант Моцкисы, у них двухкомнатная квартира в центре. В одной жили они сами, вторую, большую, уступили нам. Вчетвером мы спали на полу в спальных мешках.

— Как Камал предполагал проучить недругов?

— Он поручил мне поехать на другой день на Антакальнё, где жил Уромонас, и потребовать у него долг — сто рублей, которые Эркабай дал ему в Таласе. «Потом,— сказал Камал,— ты должен его ударить».

— Избить?

— Камал сказал «ударить»!

— Как вы себе представляли происходившее? Что это?

— Мне показалось, что Камал устраивал испытание нам, своим ученикам. Хотел знать, может ли он на нас положиться.

— Но ведь вы взрослый человек! А если бы Камал приказал вам избить вашу мать?

— Я верил Камалу. Я считал, что такой приказ он никогда не даст. А потом... Вы слышали о законе добровольного повиновения Учителю?

— Карма послушания?

— Потом то же испытание прошел и Сильвестров, несмотря на то, что он старше нас и ученый, кандидат наук...

— Как вы поступили в отношении Уромонаса?

— Он дал пятьдесят рублей, ста у него не нашлось. Объяснил, что должен Эркабаю именно пятьдесят, после чего я сказал: «Камал приказал тебя ударить...» «Что ж, — ответил Уромонас, — ударь, если тебе от этого будет легче...»

— После этого вы вернулись к Досымбетову?

— Все ему рассказал. В это время вместе с Камалом в комнате находился Сильвестров. Камал приказал: «Поедешь к Уромонасу, возьмешь пятьдесят рублей и ударишь его...»

— Это испытание вы прошли только на Уромонасе?

— Мы ездили еще к Михалаускасу.

— Ему тоже наносили удары?

— Да. Это, мне кажется, нужно было, чтобы перебороть себя. Михалаускас — двухметрового роста амбал, мог запросто подмять и Сильвестрова и меня.

— Чего вы хотели достигнуть, проходя испытание?

— Не знаю. Мне казалось... Вернее, Камал говорил, что, отказываясь от своего «я», переступив через него, получаешь высшую мудрость, что ли? Нирвану? Потом, находясь все это время здесь, в изоляторе, я спрашивал себя: «Может, мне просто лестно было, что я служу людям космоса, что ли? Являюсь их орудием. Ну, вроде научно-фантастических романов...

— В основном приказания Камала исполняли вы и Сильвестров?

— Один раз вместе с нами ходил муж Лорет Моцкиене — Зигмант, но он, по существу, только присутствовал, чтобы оказать символическое уважение Камалу.

— Вас не смущало то, что никто из бывших учеников Камала не оказал вам поддержки?

— Только вначале. Но потом появился Сабир Жанзаков. Это сразу подняло настроение. Сабир — известный актер, его везде узнавали, рассыпались в благодарностях, объяснялись в любви. Ему ни в чем не было отказа — крутили фильмы, когда он просил, прерывали обеденный перерыв, давали машины...

— Как Жанзаков реагировал на распоряжения Камала?

— Сабир в первую очередь пытался их смягчить, повлиять на Камала, но это не всегда у него получалось или получалось плохо. Наоборот, стоило Сабиру взять кого-то под защиту, Камал сразу же ужесточал приказание и поручал не кому-нибудь, а именно Сабиру, словно старался сломить его волю. Сделать так, чтобы Сабир все время делал обратное тому, что ему хотелось... В этом был его метод избавления от комплексов.

Потерпевший УРОМОНАС К. С., 27 лет, образование высшее, преподаватель рисования, г. Вильнюс.

— Кто из приезжавших по поручению Досымбетова наносил вам удары?

— Всего было три визита. Сначала приезжал Шаншевич, потом его тренер Сильвестров и он, затем они приезжали втроем. Третьим был Сабир Жанзаков. Кроме того, их сопровождал Зигмант Моцкис, у которого они остановились.

— Какой силы наносили удары?

— Жанзаков — чисто символически. Я считал, что ему стыдно за ту роль, которую он, известный, в общем-то, человек, играет при Камале и Эркабае. Шаншевич и Сильвестров довольно сильно ударили по лицу каждый.

— Нанесли ли вы ответные удары?

— Нет. Я вообще не драчун, считаю, что отказом от удара можно ранить человека сильнее, чем рукой. Я сказал Шаншевичу: «Ударь, если тебе от этого будет нравственная польза...»

— Что за долг Камалу у вас образовался?

— В долгу себя перед ними я не считаю. По приезде в Талас я, как и другие, отдал все имевшиеся у меня деньги и потом часть из них получил для обратного проезда, однако Камал, по-видимому, полагал, что я должен был оставить денег больше, имея в виду так называемый институт изучения человека, на создание которого собираются деньги.

— Но если создается институт, выделяются и фонды.

— Никто не решался сказать об этом вслух. Это означало бы открытое выступление против Камала.

— Речь шла еще о брюках...

— Действительно, Камал одолжил мне брюки, они были настолько старые, что я их выбросил в гараж. Их с трудом нашли, чтобы представить Камалу. Не думаю, чтобы все происшедшее у меня в квартире доставило ему удовольствие. Скорее, еще больше разозлило.

Обвиняемый МОЦКИС 3. Г.

Продолжение допроса

— На следующий день, в воскресенье, Камал встал поздно, от завтрака отказался, долго сидел в кресле у окна, ни с кем не разговаривал. Жена дала ему кофе, он перекинулся с нею несколькими фразами насчет погоды и вроде отошел. Но и потом весь день был злобен. Правда, со мной и женой, как с хозяевами, старался держаться корректно, на остальных же метал громы и молнии. Они разговаривали между собой вполголоса, старались не попадаться ему на глаза. Создавалось впечатление, будто мы принимаем у себя то ли богдыхана, то ли императора. Казалось, Камала особенно раздражает Сабир. Жена утром достала из почтового ящика свежий номер журнала «Советский экран» с его фотографией на обложке. Сабир бурно радовался вместе с нами, только Камал, когда Сабир показал ему фото, сказал холодно: «Подумаешь...» и пренебрежительно отбросил журнал в сторону. Потом все, кроме Эркабая, стали собираться в гости к Лаурецкасу...

Потерпевший ЛАУРЕЦКАС П. 3.

Продолжение допроса

— Вечером мне позвонил Камал и сказал, что хочет прийти вместе с друзьями. Визит был мне неприятен, но я не мог отказать. Тем более что с Камалом хотел прийти и Сабир Жанзаков, с которым после посещения Таласа меня связывали дружеские отношения. На всякий случай, однако, я позвонил своему другу Бангуолису и попросил его прийти. У Бангуолиса в это время находился один из его друзей, он захватил и его. Живу я довольно далеко от центра, на отшибе, транспорт по нашей улице не ходит, так что надо или идти пешком, или ехать в такси. Камал появился около 20 часов, я не видел, как они добрались, на чем. Раздался звонок, я открыл дверь — на пороге стояли Камал, Сабир Жанзаков, Сильвестров и Шаншевич, которого я тоже видел в Таласе. Жена сделала чай, подала кекс. Пока пили чай, я понял, что намерения у компании недружественные, хотя Сабир и держался по-прежнему по-приятельски со мной и с женой. Поэтому при первой возможности я снова позвонил Бангуолису и поторопил его. Вернувшись в столовую, я увидел, что опасения мои не напрасны. За столом Сильвестров и Шаншевич вели себя по отношению ко мне невежливо, игнорировали. Камал больше молчал, а когда говорил, то в основном в угрожающем тоне: «Есть возможность свернуть шею так, что никто не узнает...» И в таком духе. Как хозяин дома я старался на многое закрывать глаза, даже назвал Камала своим другом, на что тот заметил: «Если ты друг — подари тысячу рублей, подарок доказывает, насколько реальна дружба». За исключением Сабира Жанзакова, все были выпивши. Я слышал, как, улучив минуту, когда, кроме меня и Сабира, жену никто не слышал, она спросила Жанзакова, кивнув головой на стол: «Что у вас общего с ними? Это же хулиганы!» И был потрясен услышав его ответ: «Я — слуга Камала. Он — мой хозяин...»

Потерпевшая ЛАУРЕЦКЕНЕ Б. Е., образование высшее, кандидат наук, биолог

— Мой муж взглядом предупредил меня, что Камал и его компания готовятся его избить, я была к этому готова. Тем не менее, когда Камал внезапно поднялся, я была застигнута врасплох. Все пошли к выходу. Я еще раз успела сказать несколько слов Сабиру, из них он один был трезвый и порядочный. Но и он по какой-то причине весь принадлежал Камалу. Даже спросил у мужа:

— Почему ты не платишь Камалу за учение?

— Чему он может меня научить? — спросил Пранас. — Я абсолютно не нуждаюсь в его учении.

Тут все они бросились на него, сбили с ног, стали избивать. Все, кроме Сабира. Длилось это недолго, муж вскочил на ноги, крикнул, чтобы они убирались. В это время уже подходил друг мужа — Бангуолис с товарищем. Втроем они вытолкали Камала и остальных за дверь, а я, чтобы как-то разъединить Сабира с его друзьями, схватила у него шапку с головы и побежала к соседнему дому. Пока он меня искал, остальные на время куда-то исчезли и Сабир с ними не встретился. Потом вся компания вернулась без Жанзакова, снова ломились в дом, стучали в дверь. Камал кричал, что хочет остаться у нас ночевать, но Пранас ответил, что может оставить одного его. Все продолжалось довольно долго, мы позвонили в милицию. Не дожидаясь прибытия наряда, Камал и другие скрылись.

Потерпевшая ЖАНЗАКОВА Т. И., 26 лет, образование высшее, киноактриса. На иждивении ребенок 3-х лет

— Камала знаю на протяжении последних четырех лет, как и Эркабая. Я считаю его злым гением моего мужа — актера Сабира Жанзакова. Мой муж интересовался восточной мудростью, вопросами психорегуляции и на этой почве сошелся с Камалом, которого считал ученым. Я не верила и не верю ни одному слову

Камала, однако как любящая жена старалась не досаждать мужу. Снимая свой дипломный фильм «Ремонт», Сабир пригласил Камала и Эркабая сниматься в нем, хотя на роли просились хорошие актеры-профессионалы. Из-за непрофессионализма снимавшихся лента получилась заурядной. Когда студия предложила мужу главную роль в одном из фильмов, он поставил условие, чтобы в фильме нашлись также роли и Камалу, и Эркабаю, которых он очень любил и которым привык во всем верить. Сабир говорил мне, что мог бы отдать за них жизнь. Причина такого отношения была мне непонятна, поскольку Сабир прожил трудную жизнь, не ждал помощи ни от кого, пришел в кино самостоятельно и сам пробивал себе дорогу без протекций и поблажек. Я считаю, что Сабир, занимавшийся восточной философией, верил, что Камал знает способы саморегуляции, то есть мобилизации биологической энергии актера для достижения поставленной задачи.

— В чем же все-таки, по-вашему, дело?

— Сабир был защищен от людей откровенно грубых, сильных физически, идущих напролом к цели. И был уязвим для тех, кто с детства привык видеть в доме достаточно известных, признанных в своем кругу лидеров, держаться с ними на равных. Таким рос Камал.

— Как Досымбетов относился к вашему мужу?

— То, что Сабир по своей простоте принимал за помощь «в снятии комплексов», на мой взгляд, шло от ненависти Камала, его презрения и зависти к мужу, а также от понимания своей зависимости от Сабира. Он был его визитной карточкой — его любили и знали все. И вот ненависть к Сабиру и понимание своей зависимости от него колебались, и то одно, то другое периодически преобладало... Камал, пользуясь доверчивостью мужа, брал его с собой просить милостыню, попрошайничать, чтобы увидеть якобы мир глазами дервиша, а на самом деле — лодыря!

— Давал ли Жанзаков деньги Досымбетову на «контору» — так называемый Институт человека?

— Неоднократно. В последний раз Сабир передал ему три тысячи рублей.

— Что вы можете сказать о физическом состоянии своего мужа в феврале к моменту его последней поездки в Вильнюс?

— Мой муж вообще физически был очень тренирован, занимался различными видами борьбы, тренировался у Германа Васильевича Попова. В свое время был чемпионом республики, говорил, что должен был получить «дан» от Аямы в Японии — знак, который в Союзе имеют всего пять или шесть человек. Однако, несмотря на свою силу, муж никогда не вступал ни в какие стычки, по природе был миролюбив, сдержан, доброжелателен. Вслед за Владимиром Высоцким, которого очень любил, повторял: «Бить человека по лицу я просто не могу...»

Обвиняемая МОЦКИЕНЕ Л. А.

Продолжение допроса

— В тот вечер мы с мужем остались дома, никуда не пошли, было предчувствие чего-то тяжелого, неприятного. День был сырой, промозглый. Мне нездоровилось. Камал, Сильвестров, Шаншевич и Сабир ушли еще засветло, куда именно, не сказали. Настроение у Камала было по-прежнему плохое, никто не знал, как к нему подступиться, с какой стороны подойти. После их ухода стало совсем тягостно. Сын все эти дни был у моих родителей. Муж тоже что-то чувствовал. Обоим нам было не по себе, но мы уже не могли отказать гостям, перешагнуть через черту гостеприимства. Нам оставалось только надеяться на лучшее. Весь вечер просидели молча у телевизора. Эркабай дремал в комнате, только вставал пить чай; обычно балагур, он тоже весь день провел молча. Мы уже думали, что наши гости не придут, когда около двенадцати ночи появился Сабир. Он был совершенно трезв и, мне показалось, спокоен. У нас сразу поднялось настроение. «Камала еще нет? — спросил он. — Странно!» Эркабай ему тоже обрадовался. Поставили чай. Постепенно выяснилось, что он и остальные были у Пранаса Лаурецкаса. Но, когда стали уходить, Вильгельмина, шутя, унесла его шапку, и он оставил остальных. Когда наконец шапка благополучно к нему возвратилась, Камала во дворе Лаурецкасов уже не было, и он решил, что они уехали без него на такси.

— Продолжайте.

— Примерно через полчаса раздался настойчивый звонок в дверь. Позвонили раз, потом другой. Я поняла, что это Камал, что что-то случилось. Мне и сегодня не по себе, когда я вспоминаю. Словно в кошмарном сне...

— Вот вода. Выпейте.

— Спасибо. Как только я открыла, Камал, шедший первым, не снимая одежды и обуви, двинулся в квартиру: «Сабир здесь?»— «Да». Я ни о чем не подозревала. Увидев высунувшегося из комнаты Сабира, Камал закричал, показывая на него: «Бейте предателя!» Сильвестров и Шаншевич с кулаками бросились на Сабира. Все они были выпивши. Из комнаты выскочил Эркабай. Чтобы не отстать от других, он тоже кинулся на Жанзакова. «За что?» — спрашивал Сабир. Он только прикрывался от ударов и не пытался причинить кому-нибудь боль. Его втолкнули в кухню, потом в комнату. Время для нас остановилось. Какой-то вихрь зла ворвался в квартиру и уже не утихал до утра...

Свидетель КОРНЕВ М. Н., 46 лет, образование среднее, бывший милиционер УВД, г. Вильнюс

— Когда вы получили указание дежурного ехать на проспект в квартиру Моцкисов?

— Примерно в час десять ночи.

— Оно поступило по рации в патрульную машину?

— Да.

— Какого содержания?

— Жильцы дома жалуются на драку, которая идет в квартире. Соседи пытались вмешаться, но им не открыли, а шум продолжается.

—- Долго вы были в пути к месту происшествия?

— Шесть минут.

— Дальше.

— Нас встретили мужчина и женщина — соседи. Когда мы подошли к двери Моцкисов, еще был шум, но он сразу прекратился, когда я стал стучать в дверь.

— Вы предупредили, что из милиции?

— Да.

— Открыли не сразу?

— Минут через десять, но сначала через дверь обещали, что будет тишина. Тем не менее я настоял на своем. Открыла хозяйка, я и сержант Науекас прошли в квартиру. Там было несколько человек, вид у них был возбужденный. Они пояснили, что обмывали диссертацию хозяйки и произошла ссора, но теперь они помирились. При мне пожали друг другу руки.

— Знаете ли вы киноактера Сабира Жанзакова?

— Да, но его в квартире не было. Я по крайней мере не видел.

— Вы обошли квартиру?

— Да.

— Осмотрели все помещения?

— Кроме ванной, я не подумал о ней. Она была закрыта снаружи.

Свидетель БИЛОТЕНЕ Р. Г., 46 лет, образование среднее, воспитательница детского сада

— В ту ночь на нашей лестничной клетке никто не спал, из квартиры Моцкисов неслись какие-то крики, стоны. Соседи выходили на лестницу, прислушивались. В квартире кого-то избивали. Началось это после полуночи и с перерывами продолжалось до рассвета. Примерно в три часа я не выдержала, позвонила в дверь Моцкисов. К двери подошла хозяйка — Лорет. Я попросила ее прекратить безобразие — людям завтра на работу. Моцкиене сказала, что все будет тихо, дверь не открыла. Однако как только я вернулась к себе, крики возобновились с новой силой... Когда позднее я снова вышла на лестницу, там были и другие соседи. Мы снова стали звонить к Моцкисам в дверь, но к нам никто не вышел. Мы решили позвонить дежурному по милиции, что и было сделано моим мужем. Кого избивают и за что — я не знала.

— Как, по-вашему, были ли услышанные вами крики зовом о помощи?

— Да. Один раз я явственно слышала мужской голос, кричавший фальцетом: «Мама!» и «Помогите!»

Окно кухни Моцкисов обрамляют цветные веселенькие занавески. Хотя после преступления прошло больше года, ничто не приглушило их бьющую в глаза яркую пустоту. Плоский матовый плафон под потолком напоминает уменьшенную в размерах летающую тарелку.

Можно было продолжать. Вспыхивают горячим светом «юпитеры», включают монитор, следователь делает знак прокурору-криминалисту и его помощникам, выдвигает руку с магнитофоном — ответы обвиняемого должны звучать четко.

Выезд на место и воспроизведение обстоятельств случившегося записываются на видеопленку...

— Здесь, на кухне... — Следователь продолжает. — Тоже наносили удары.

Шаншевич кивает. Его большой, напоминающий лошадиный, глаз — матовый, чистый — смотрит не мигая, он словно не понимает, чего от него хотят.

— Да, наносили. — Шаншевич ничего не скрывает. — Так же, как в коридоре, когда мы вошли. И потом в комнате.

— Как это происходило?

— Камал говорил: «Бейте!» Мы били.

— Кто конкретно?

— Я, Сильвестров. Иногда Эркабай. Потом Камал говорил: «Хватит!» Мы переставали наносить удары.

— Покажите, где в это время находился Жанзаков и где остальные. Не замечаете ли вы изменений в обстановке? Так ли все, как было тогда?

— Не было посуды на столе, — Максим понимает вопрос буквально, между тем следователя интересует лишь то, что непосредственно связано с преступлением. — И этого тоже.

У двери — диковатая, величиной с нормальную женщину, кукла — в трениках, в видавшем виды сатиновом халате, прошивной белокурый парик растрепам.

— Мы привезли с собой. — Это его идея — заимствовать манекен в службе, занимающейся спасением людей на водах. Следователь показывает на манекен.— Придайте ему, пожалуйста, позу, в которой находился в тот момент Жанзаков. Аккуратнее, манекен на шарнирах.

— Сейчас.

Скорбная кукла сопротивляется. Глаза ее по-прежнему закрыты. С ней приходится обращаться очень бережно: пробковая— она почти невесома, ранима, как ребенок...

— Руками Сабир прикрывал лицо.

— Он наносил ответные удары?

— Нет.

— Лично вы, в кухне... В какие части тела наносили удары?

— В предплечье. По туловищу.

По проспекту, внизу, одна за другой проходят несколько машин, скрываются в направлении Виршулишкес. Над сигнальным фонариком одной из них показывается и мгновенно тает дымок; весна выдалась холодной, к вечеру снова морозило.

— А другие?

— Все действовали примерно одинаково.

— Сколько ударов вы нанесли?

— Не знаю, не считал.

— Десять? Сто? Это продолжалось всю ночь...

— Я был как во сне. Не помню.

— Вы отдавали себе отчет в том, что происходило?

— Я верил в Камала. Он — гуру, Учитель. В Учителе нельзя сомневаться. Я думал, он знает, что делает, и не допустит непоправимого. До конца я верил, что так надо. Рядом был Сильвестров, он делал то же. По команде Камала мы наносили удары, потом по его же команде прекращали.

— Что же было потом?

— Из кухни мы перешли в большую комнату.

— Покажите, как вы шли.

Съемку приходится прервать. Узкий коридор мешает вести видеозапись. Оперативно-следственная группа, обвиняемый, конвой, понятые, прокурор-криминалист с помощниками переходят на вторую половину квартиры, в большую из комнат. Диван перегораживает ее на две части, против дивана — кресло, на которое бросили Жанзакова.

Пока идут приготовления, Шаншевич по своей инициативе возвращается к недалекому прошлому:

— В Каракалпакии, когда мы вместе с Эркабаем просили милостыню на Султан-Бабе, Камал дома садился читать сутры. Кажется, сутры... Мы смотрели на него как на бога!

Многое из того, что казалось ему до ареста единственно ценным и важным, потеряло смысл, а то и просто выскочило из головы. Исчезли целые блоки терминов — приводов, систем аргументации, цеплявшихся друг за друга, как шестеренки часов.

У Шаншевича задумчивое лицо, большие притомленные глаза породистого скакуна. Он смотрит ими, не мигая, словно никак не может понять, почему он здесь, а не в институте.

— Отдалило ли вас знакомство с Камалом и Эркабаем от сокурсников?

— Постепенно я отходил от ребят, общался с теми, кто интересовался теми же проблемами, что и я. Многое стало казаться мирской суетой. Камал дал мне задание: постоянно контролировать себя. Во время выпивки и потом, что бы ни делал, в каком состоянии ни находился. Все это чушь собачья...

Следователь не демонстрирует обвиняемым, даже тем, кто стал жертвой случайных и неблагоприятных факторов, своего сочувствия. Будь он учителем, он обходился бы без любимых учеников.

И сейчас он понимает: хотя в силу особенности своего характера Шаншевич, как и другие, и поддался влиянию Досымбетова, он не был слепым орудием. Нанося Жанзакову большое количество ударов в жизненно важные органы, обвиняемый с учетом его умственного развития и достаточного опыта не мог не предвидеть наступление смертельного исхода, должен был отдавать себе отчет в своих действиях.

— Главное же, мы должны были беспрекословно слушать Учителя! Гуру!

— Камала?

— Ну да! Он утверждал, что старик Эркабай выше Раджниша![3]

— А что вы думаете о них теперь? Мнение изменилось?

— Что думаю? Шарлатаны они. Оба!

Почти год, проведенный в следственном изоляторе, изменил его внешность. Шаншевич выглядит старше, над верхней губой торчат рыжеватые, на смуглом лице неожиданные, усы.

Включены «юпитеры». Следователь возвращает обвиняемого к допросу:

— Ногами наносили удары?

— Да.

— Вы были в обуви?

— Обувь я оставил в коридоре.

— Все сняли обувь?

— Кроме Камала. Он не снял ни пальто, ни перчаток, ни ботинок. Ходил, засунув руки в карманы.

— Он наносил удары ногами?

— Да. Несколько раз.

— Как именно?

— Сабир уже лежал на полу, не защищался. Камал разбежался и ударил. Как по мячу. Будто пробил пенальти. И тут все поняли — все. Это убийство! Хозяева бросились из комнаты...

— Покажите место, где были нанесены удары Камалом?

— Те, похожие на пенальти?

— Да.

— Сабир был в кресле, потом упал.

— Подойдите к манекену...

Кукла безучастно смотрит в сторону. Волосы прошивного парика тихо шевелятся, скорее всего они принадлежали когда-то блондинке, предпочитавшей вышедший из моды несколько лет назад так называемый «сассон». Ее синий поношенный халат смят на груди, понятые — пенсионного вида мужчина и женщина — стараются не смотреть в безглазое лицо. Сбоку, над манекеном, картина, написанная Моцкисом, подражание Рериху; книжная полка, томик Н. Тинбергена с характерным названием «Поведение животных».

—...Придайте позу, в которой находился Жанзаков.

— Не могу. Я плохо себя чувствую. Извините.

— Заканчиваем. Кто предложил вызвать «скорую помощь»? Когда?

— Хозяйка квартиры, Лорет. Это было уже утром. Она попросила знакомого врача срочно подъехать. До его прихода мы все пробовали делать Сабиру массаж сердца.

— И Камал?

— Он тоже подходил, но в общем я его почти не видел.

— Как же экстрасенсорные возможности? Делал ли он пассы?

— Не видел.

— Что приехавший доктор?

— Он тут же сам вызвал «скорую помощь».

Свидетель РИМ КУС А. А., образование высшее, медицинское, врач-реаниматор «скорой помощи»

— Кто находился в квартире, когда вы прибыли?

— На месте были супруги — хозяева квартиры, но они толком не могли ничего объяснить, двигались словно во сне. Я понял, что всю ночь не спали. Хозяйка—Моцкиене — стала что-то говорить о том, что пострадавший пришел к ним домой уже избитый. Но следов крови на лестнице и в коридоре я не заметил, и в квартире все было убрано.

— Где находился пострадавший?

— Посреди комнаты стоял диван, он словно перегораживал ее на две части, за диваном на полу, ближе к окну, лежал мужчина.

— Кто был еще в квартире, кроме хозяев?

— Когда мы поднимались по лестнице, я видел несколько человек, сидевших на ступеньках. Когда уезжали, их уже не было. Только напротив лифта сидел странного вида мужчина в халате с бусами на шее, черноволосый, восточного типа.

— Оказали ли вы помощь Жанзакову?

— Он был уже мертв.

— Задолго ли до вашего прибытия наступила смерть?

— Незадолго: суставы свободно двигались, трупное окоченение не наступило. Я сразу позвонил дежурному милиции.

Из заключения судебно-медицинской экспертизы

...На теле обнаружены множественные кровоподтеки в области головы, груди, спины, стенки живота, на руках и ногах, переломы ребер, костей носа и т. д. Всего минимум 119 повреждений. Смерть наступила от совокупности повреждений, поскольку вследствие повреждений развился травматический шок и отек мозга.

Из записей, обнаруженных в вещах С. Жанзакова:

Джидду Кришнамурти:

«...Мастера дзэн пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Надо всегда помнить: они не гневаются, это тоже часть их сочувствия. Они не гневаются вовсе, ведь если бы они гневались, все было бы утеряно. Как тогда можно преобразить другого? Ты тогда в одной лодке с ним и вы вместе тонете. Нет, так нельзя помочь.

Гнев — тоже сочувствие, но это возможно только в Японии, ни в одной другой стране это невозможно. Нужна определенная традиция. Такая традиция существовала в течение почти тысячи лет. Поэтому, когда мастер дзэн прыгает и бьет своих учеников, ученики понимают этот язык. Если я начну бить вас, вы не поймете, вы разозлитесь, вы сообщите в полицию. И это никому не поможет. Нет, вы не поймете.

В Японии это понимают. Когда мастер дзэн бьет ученика, ученик принимает это с благодарностью. Вы, может быть, удивитесь, но с тех пор, как мастер изобьет ученика, он становится главным учеником. Он чего-то достиг. Вот почему мастер проявил к нему такую любовь и сочувствие. Вот почему, избивая ученика, мастер его благословляет.

Ученики дзэн про себя мечтают о том дне, когда мастер изобьет их. Они ждут. Они молятся об этом. Они соперничают друг с другом. Но это возможно только потому, что существует давняя традиция. Странная традиция, но когда она укоренилась в подсознании расы, страны, она действенна...»

Дети «чуда»

«...Пощечины и пинки, раздаваемые учителем, здесь (г. Нагоя, Япония. — Л. С.) в порядке вещей, но бывают случаи, когда преподаватели просто убивают учеников: кого ножом, кого битами для бейсбола. Одну тринадцатилетнюю девочку учитель убил так: желая приучить ее к порядку и показать, где и в каких случаях надо снимать обувь, он прошелся по ее телу в тяжелых башмаках... Один преподаватель из Осаки несколько минут продержал своего провинившегося ученика в подвешенном состоянии за окном четвертого этажа...».

Из еженедельника «Панорама».— Литературная газета, 19 марта 1986 г.

Из заключения специалиста

сотрудника межреспубликанского филиала Института научного атеизма АОН при ЦК КП Литвы Семенова Т. Р.

Работы Д. Кришнамурти (1895 или 1897—1986), индийского религиозного мыслителя и поэта, объявленного теософами в 1910 году новым учителем мира, носят сугубо мистический характер, весьма абстрактны. Истина, по Кришнамурти, раскрывается только интуитивно, в состоянии свободного «излияния» личности, чему препятствует любая законченная философская и религиозная система.

Свидетель СУПРУНОВ А. М., 43 года, образование высшее, библиограф

— Около полугода я занимался корейской борьбой «теквон-до» вместе с Жанзаковым. Мое мнение: «Сабир верил в то, что Камал знает тайну «кими», «чи», как называют ее китайцы, или «ци». В тайну так называемой жизненной силы. Без овладения ею нельзя стать выдающимся мастером. То есть необходимо добыть биоэнергию, которая, как некоторые считают, присутствует в каждом человеке, дополнительную силу. Судите сами, борец пробивает рукой бревно или метровую толщу шифера. Никакими физическими законами нельзя это объяснить, рука обязательно должна сломаться. Этот феномен трудно объяснить, как нельзя объяснить, почему хождение по горячим углям у иных людей не оставляет ожогов. Учитель — гуру открывает тайну «кими» не каждому. Это опасно — научиться управлять биоэнергией. Эту тайну Сабир хотел получить, а для этого должен был пройти путь испытания, путь отказа от собственного «я». Так было в ту ночь. Камал внушал: «Ты сильный, можешь всех расшвырять — и Сильвестрова, и Шаншевича, и Эркабая! А ты терпи! И сноси их удары. И терпи, если тебе говорят, что ты трус, что ты струсил и убежал, когда началась драка у Пранаса Лаурецкаса. Смири гордость, проси милостыню, унижайся!» В то же время это был урок Сильвестрову и Шаншевичу: «Ты должен преодолеть страх, ты бьешь чемпиона по каратэ!..» По-моему, это все — трагическая ошибка на пути познания. Я по-прежнему верю в Камала, Эркабая. Это мое личное мнение.

Свидетель САБУРОВ М. Р., старший научный сотрудник НИИ Академии наук СССР, заслуженный мастер спорта СССР

— Несколько лет назад я в качестве тренера вел занятия по корейской борьбе «теквондо». В числе других спортсменов занятия посещали также Сильвестров и Сабир Жанзаков, который в то время учился в Москве на высших режиссерских курсах. В плане теквондо Жанзаков получил многое. В том числе боевую и танцевальную технику. Про Сильвестрова этого не скажешь, невзирая на то, что он сам был тренером. Есть люди небольшого роста, но крепкие. Сильвестрова назвать крепким было нельзя.

— Приходилось ли вам встречаться с Камалом Досымбетовым?

— Мне довелось его видеть дважды. Один раз Сабир Жанзаков привел его ко мне домой...

— Что вы можете сказать об этих встречах?

— Это были как бы встречи с двумя разными людьми. Первый — Камал Досымбетов — был плохо одет, не от мира сего. Поминутно впадал в транс. Под стать была и легенда. Она, в общем-то, обычная: рос хилым, болезненным. Приговор врачей — «не жилец...» Но попал к старцам, несколько лет убирал за ними грязь, плевки. «Путь к вершинам нелегок...» Буддийский монастырь, годы послушничества... Я заметил, что Жанзаков относился ко всей этой галиматье с детским восхищением. «Детство после детства...»

— Как вы встретились во второй раз?

— Это было в Комитете по науке и технике. Второго Досымбетова я не узнал: в костюме, сорочке, галстуке. Абсолютно современный, перспективный, преуспевающий. Говорят: «много масок — нет лица...»

— Один из свидетелей объясняет зависимость Жанзакова от Досымбетова тем, что тот помог Жанзакову овладеть так называемой тайной жизненной энергии — «ними», или «чи», как называют ее китайцы. Без овладения ею якобы невозможно получить дополнительную силу...

— Это тема серьезного разговора. И не все в ней ясно. Конечно, женщина, спасая ребенка, может сдвинуть с места огромный тяжелый шкаф. Можно искусственно привести себя в это состояние. Убегая от собаки, даже неподготовленный человек развивает большие скорости... Что же касается боевого единоборства, то к нему уже давно подключен коммерческий интерес. Цирковые моменты. Разбивание бревна или метровой толщи шифера... Во время одной из поездок во Францию бойцы Аямы везли с собой вагон специальных досок для разбивания. Если учесть, что они решили воспользоваться своим материалом, несмотря на то что во Франции дерево не такой уж дефицит, видишь в этом некий смысл. Все это обнаружилось, когда доски по какой-то причине не прибыли к месту выступлений.

— Мог, по-вашему, Жанзаков верить в то, что Досымбетов научит его все-таки пользоваться какой-то дополнительной силой, сделает феноменальным бойцом или выдающимся киноактером?

— В начале их знакомства — безусловно. Я вспоминаю, с какой детской верой он слушал его...

Переводчик МУЛЕТДИНОВ Э., 22 года, курсант, ст. сержант, г. Вильнюс

— Он говорит, — Мулетдинов показывает на Эркабая, — что Камал очень надеялся на Жанзакова. Сабир за границей снимался, должен был деньги получить... — Курсант говорит с напором, у него гладкие щеки без растительности, аккуратный курсантский чубчик, он не знает полутонов и каждую фразу начинает одинаково. — Он говорит, много должен был денег получить, заплатить Камалу за учение.

— Спросите: что значит «много» и что «мало»? Какая разница?

Мулетдинов задает вопрос Эркабаю, серьезно выслушивает ответ.

— Много — значит пятьсот или тысяча, а мало — значит пять или десять рублей...

Эркабай серьезно кивает: за время, проведенное в следственном изоляторе, он заметно улучшил свой русский язык:

— Пять или десять — это очень-очень мало!

«Как же они не разобрались в нем — те, кто проходят сейчас свидетелями, люди с высшим образованием, профессора, доценты... — Следователь не раз ловит себя на этой мысли. — Примитивность бьет в глаза... — Он вспоминает статьи в «Литературной газете», мнение известного психотерапевта — «Эффект пустышки». Вокруг только и слышно было: «Камал! Эркабай!» В каждом изреченном ими слове искали второй — огромный — смысл...»

Эркабай что-то говорит переводчику, незнакомо — жестко, не по-русски жестикулирует. Переводчик снова внимательно слушает. На этот раз Эркабай говорит дольше обычного. Глубоко посаженные глаза смотрят серьезно, их окаймляют густые брови; красиво очерченный нос симметрично делит благообразное лицо; сейчас Эркабай похож на подсобного рабочего продуктового магазина.

— Он говорит... — Переводчик оглаживает китель — китель его притален, курсант заботится о внешнем виде. — Камал — большой человек, он сказал, чтобы Эркабай держал себя при посетителях важно, следил за осанкой, больше молчал. Тогда посетители сами будут давать подарки. Надо вспоминать не только «Аллаха», но и «космос», ходить в длинной рубахе со своим изображением на значке. Делать вид, что изучаешь труды Маркса, Ленина...

В известный ему одному единственный момент, который следователь для себя безошибочно определяет, он подсаживается к машинке и быстро обеими руками печатает. Кажется, лавина ударов обрушивается на каретку. Переводчик, по его знаку, берет уже отпечатанный предыдущий лист протокола, начинает читать. Обвиняемый закуривает. Сизый дым дешевого табака ползет по кабинету.

Так же стремительно следователь внезапно ставит точку.

— Он говорит, — снова начинает переводчик, — Камал рассказал про знаменитого дервиша Раджниша. Раджниш купил дом за шесть миллионов, собственный самолет. Камал прислал медальон с его фотографией...

«О чем вы думали?.. — следователь, машинально кивая, думает о другом. — Вы, рекомендовавшие Эркабая как исключительную личность, создавшие рекламу лжепророку, толкнувшие в расставленные Досымбетовым сети людей недостаточно развитых и нуждающихся в руководителях? Как будете смотреть в глаза людям!»

Сам он в эту минуту точно в воду глядит — ни один из многочисленных влиятельных рекомендателей и поклонников «экстрасенсов» не явится на заседание Верховного Суда Литовской ССР, который будет рассматривать дело. Их показания будут оглашены под нелестные комментарии присутствующих, а суд вынесет частные определения в адрес Союза писателей и некоторых других организаций.

А пока Эркабай через переводчика завершает свои показания:

— А еще? Камал обещал: если я буду собирать деньги на Институт человека, он познакомит меня с государственными людьми и в будущем, когда станет директором, возьмет на работу и будет платить 200 рублей в месяц...

Из заключений комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз:

«...При судебном психолого-психиатрическом обследовании обвиняемого Шаншевича М. Г выявлены индивидуально-психологические особенности личности с некоторой поверхностностью мышления, чертами личностной незрелости в виде неустановившихся и несамостоятельных взглядов с имитацией образцов поведения субъективно авторитетных лиц. Однако усугубленные состоянием алкогольного опьянения эти личностные черты, хотя и не лишают его способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, могли найти отражение в мотивации и особенностях поведения Шаншевича М. Г. при совершении умышленного убийства С. Жанзакова...»

«Проведенное психолого-психиатрическое обследование выявило у Сильвестрова В. С. признаки внушаемости по отношению к субъективно авторитетным лицам К. Досымбетову и Э. Юнусову, однако эта внушаемость не является патологической, все мотивы его поведения в момент избиения С. Жанзакова полностью аргументированы. У Сильвестрова В. С. не отмечается признаков заболевания и его следует считать вменяемым...»

«...В акте стационарной судебно-психиатрической экспертизы, проведенной ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В. П. Сербского в отношении К. Досымбетова, указано, что в последние годы у него выявились такие особенности психики, как эгоцентризм, переоценка своих возможностей, поверхностность и нестойкость увлечений, стремление привлечь к себе интерес и склонность к вымыслам. В период инкриминируемых ему деяний у К. Досымбетова не отмечалось признаков какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности. К. Досымбетов, используя свои психические особенности, оказал определенное влияние на обвиняемых, которые в силу своих личностных особенностей поддавались его воздействию...»

Свидетель ЖУРАВЛЕВА А. А., медик, образование среднее

— С моим призванием связаны представления о неисчерпаемых возможностях человеческого организма, в том числе и многих таких, о которых мы даже не подозреваем. Я напоминаю людям, что здоровье каждого человека находится в его собственных руках. Человек сам в состоянии создать непреодолимую преграду хворям и немощи. В связи с этим я часто выступаю в различных аудиториях, где меня просят продемонстрировать мои способности в нетрадиционных способах лечения, умении считывать руками информацию о самочувствии другого человека. Долгое время я работала старшим научным сотрудником в лаборатории радиоэлектронных методов исследований биологических объектов Академии наук СССР, сейчас я обучаю своей методике медицинский персонал в одном из профилакториев.

— Знаете ли вы Камала Досымбетова? Какие у вас с ним взаимоотношения?

— Примерно в 1979 году в один из приездов в Москву он познакомился со мной и пожаловался на систематические головные боли. Несколько раз звонил мне по телефону. Переехав в Москву, личные отношения я с ним не поддерживала.

— Дарили ли вы ему свою фотографию и какого содержания на ней была сделана надпись?

— Имя мое получило большую известность, кроме того я выступаю как поэтесса и художник. Снималась я также в кино. И вот на встречах меня часто просят подарить фотографию с надписью. Не исключено, что я могла подарить фотографию и Камалу Досымбетову и сделать надпись на ней — такую, какую он просил.

— Когда вы виделись с Досымбетовым в последний раз?

— Примерно два-три года назад. Он пришел ко мне на квартиру без предварительного предупреждения с пожилым мужчиной, которого представил как своего учителя, и попросил дать взаймы тысячу рублей. Таких денег у меня не было, и я ему отказала.

Из постановления о предъявлении обвинения

«...Камал Досымбетов, имея высшее экономическое образование, общественно полезным трудом не занимался, постоянно находился на иждивении родителей. В бывшей лаборатории биоэлектроники и биоэнергетики познакомился с нетрадиционными методами лечения. С целью извлечения нетрудовых доходов распространял слухи о себе как о специалисте в области биоэнергетики в г. Москве, республиках Средней Азии и Прибалтики. Принимал участие в различных мероприятиях, где выступал в качестве человека, наделенного исключительными способностями, за плату обещал содействие в овладении биоэнергией с использованием ее в творческих целях.

За так называемое обучение получил с потерпевшего С. Жанзакова деньги в общей сложности не менее 6000 рублей, два обручальных кольца, двое часов марки «Ориент» и одни марки «Электроника».

...Будучи в состоянии алкогольного опьянения, совместно с Сильвестровым В. С., Шаншевичем М. Г и Юнусовым Э. с целью мести за отказ С. Жанзакова от участия в избиении гр. Лаурецкаса П. 3. на квартире гр. Моцкис путем нанесения не менее 119 ударов кулаками и ногами потерпевшему в голову, грудь, спину, руки, ноги с последующими переломами 4 ребер правой стороны груди и костей носа, кровоизлиянием под мягкую оболочку мозга и желудочка с последующим развитием травматического шока, с особой жестокостью — длительностью избиения и причинением потерпевшему тяжких мучений — умышленно убил Сабира Жанзакова, т. е. совершил преступление, предусмотренное пп. 3 и 6 ст. 105 УК Литовской ССР...»

Обвиняемый ДОСЫМБЕТОВ КАМАЛ, 33 года, образование высшее, экономист, без определенных занятий. Мера пресечения— содержание под стражей.

— Вам понятно, какие преимущества дает чистосердечный рассказ о случившемся?

— Понятно. Вы объяснили!

— Все ясно?

— Да.

— Что вы хотите предварительно пояснить с связи с предъявленным обвинением?

— Я ничего не помню. Помню только, что пришел в себя и вижу — его бьют.

— Где?

— В квартире.

— Квартира Моцкисов большая.

— Во второй комнате.

Камал предпочитает молчать, отвечает односложно. Следователю приходится снова уточнять. Коэффициент полезного действия невысок.

За окном на проспекте Ленина у светофора раздается гудок машины. Досымбетов делает вид, что происходящее за окном его не интересует.

— В большой комнате?

— Да.

— Кто его бил?

— Не помню. Плохо себя чувствовал весь вечер и потом ночью. Принимал таблетки.

— Но помните, что его били.

— Да.

— А что вы делали?

— Сидел. Да, сидел. С закрытыми глазами. Мне было нехорошо, — он поправляет форменную серую курточку, поглядывает в сторону окна: воскресенье, вызова на допрос не ожидал, с утра помыл голову, боится простудиться.

Снова автомобильный гудок за окном. Близко шумный перекресток.

— Принимали ли участие в избиении другие обвиняемые?

— Не видел.

— Но кто-то из них, безусловно, бил?

— Кто-то бил. Безусловно...

Досымбетову кажется, что он знает теперь уязвимое место в уголовном процессе. «Закон, — думает он, — может пользоваться только заключениями экспертиз, показаниями свидетелей или других обвиняемых, но он бессилен против утверждений типа «не помню», «забыл», «не знаю», даже если они противоречат логике и здравому смыслу. Тут закон ничего не может сделать...»

— Но вы наносили удары Жанзакову?

— Не помню. Я уже сказал.

— А кто находился рядом с вами?

— Не заметил.

— Может, Эркабай?

— Может...

Так начинается этот долгий упорный поединок.

— ...Между прочим, я сам вызвал «скорую помощь».

— «Скорую помощь» вызвал другой человек. Он допрошен.

— Неважно. Я мог сам позвонить. Не в этом дело. Я сказал, они вызвали... Как будущий ученый, как аспирант...

— Вы аспирант?

— Я заполнил анкеты.

— Вас приняли в аспирантуру?

— Но я уже заполнил все документы! Дело в формальности...

— Все-таки! Вы аспирант или нет?

— Мне сказали, и я заполнил анкеты!

Так продолжается до бесконечности.

Обычно во время допроса следователь набрасывает что-то в лежащем перед ним черновике, иногда поднимается и ходит по следственной камере, время от времени подходя к столу, чтобы снова что-то отметить. Его не отвлекает металлический стук дверей, решеток, непрерывные звонки дежурной. Иногда он подходит к окну, смотрит на улицу так же внимательно, как глядит на подследственного.

Он может только предполагать, какой длинный путь отделяет этот его первый допрос Камала Досымбетова от последнего допроса, от того дня, когда уже в качестве государственного обвинителя ему придется поддерживать обвинение в Верховном Суде республики, от дня вынесения приговора Досымбетову.

— Подумайте, — предлагает он. — В ваших же интересах очные ставки с другими обвиняемыми. С Шаншевичем и Сильвестровым, которых вы вызвали из Москвы для наказания Уромонаса, Лаурецкаса. С супругами Моцкисами. Даже с Эркабаем...

Подумав, Досымбетов решит не ожесточать бывших учеников. И вообще предпримет ряд шагов, попытается даже получить разрешение на брак. Все это в какой-то мере повлияет на приговор: вместо высшей меры — пятнадцать лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима и пять лет ссылки.

Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Литовской ССР, советник юстиции НОРКУНАС Г. Р.

37 лет, член КПСС, женат, двое детей, закончил юрфак Вильнюсского государственного университета, трудовой стаж 21 год, из них следователем прокуратуры И лет, в том числе по особо важным делам 9 лет.

Он говорит себе:

— Со своих почитателей — профессоров, академиков, популярных писателей и поэтов — Камал Досымбетов никогда не брал ни копейки. Ему достаточно было быть принятым в их обществе, возможности появиться на людях с Целительницей, с живым классиком, с почетным доктором наук многих университетов и академий.

Деньги несли другие. Ученики... Ученики, а не больные. Среди поклонников Камала почти нет больных. С чем к нему обращались? Переутомление, недомогание. И ни одного рабочего! А между двумя этими категориями — еще одна. «Первооткрыватели»! На них падала слава открытой ими знаменитости! За это им разрешалось торговать своим идолом, сдавать его в аренду нужным людям, друзьям. Те в свою очередь чувствовали себя обязанными — услуги сильным мира сего не пропадают зря: «первооткрывателей» печатают, помогают плыть в бурном житейском море. У них растут дети, внуки и о них приходится думать... Камал все это понимал, поэтому с академиком держал себя иначе, чем, скажем, с преподавателем рисования и студентками техникума. А Эркабай ему требовался лишь в самом начале рекламы, постепенно он вытеснил его, сам занял место Человека, которого следует изучать...

Он проверяет себя: задает вопросы и сам на них отвечает.

— Почему Досымбетов в Вильнюсе был особенно агрессивен?

— Здесь он фактически лишился своих последних приверженцев. Лаурецкас и другие публично объявили его профаном. Он использовал последний шанс.

— В этот день он был особенно злобен...

— Из-за фотографии на обложке «Советского экрана». Жанзаков был признанный кумир, Досымбетов известен лишь постоянно варьирующей кучке людей.

— Ошибся ли Досымбетов в актере?

— Сначала — в чем он не ошибся. Он верно рассчитал: Сабир ни при каких обстоятельствах не поднял бы на него руку. Теперь о заблуждении. В начале знакомства он принял Жанзакова за верхогляда, лишь потом разглядел его основательность. Разобравшись, понял: так просто с Жанзаковым ему не разойтись. Актер искал истину. Открыв обман, он становился потенциальным противником, и опасным. Это было бы для Камала полным провалом. И вот ситуация: король голый, час разоблачения приближается.

— Он решил отделаться от Сабира навсегда?

— Да.

— Сыграл ли алкоголь роль в случившемся?

— Безусловно. И это усугубляет вину убийц.

— Но почему Сабир — каратист, чемпион, будучи крепче и опытнее своих противников, — принял смерть, не сопротивляясь? Искал просветления?

— Кришнамурти здесь ни при чем. И жизненная энергия «чи» или «прана» тоже.

— Зависимость от Учителя?

— Да. Жанзаков считал себя виноватым: там, у дома Лаурецкаса, из-за шапки он оставил Бога в беде!

— Потому и сносил побои?

— Ему казалось, этим все и ограничится.

— И вначале не сопротивлялся...

— Как борец он был выдержан и сильно завысил болевой порог.

— А когда пришла мысль о смертельной опасности...

— Он уже был не в состоянии сопротивляться. Только кричал. У него были сломаны ребра, перебиты хрящи носа...

— Но он еще надеялся. Он сам шел в ванную!

— Он боялся, что будет хуже. Победить их он уже не мог, а мог только вызвать новый приступ гнева, новые избиения...

Воскресное утро. Рябые голуби с розоватыми лапками и черными лакированными коготками расхаживают по ту сторону окна по подоконнику. Дальше громада старых домов, — их обитателям известна до деталей немая внешняя жизнь работников прокуратуры и давно приелась.

Молчит телефон. Через минуту он зазвонит, голос жены будет слышен по всему кабинету.

— Гедас!—Ядвига сократила звонкое «Гедгаудас». Так теперь называют Норкунаса и все сослуживцы. — Ты как сегодня? — За завтраком они не виделись, он ушел раньше. — По радио— я смотрела программу —в двадцать тридцать твоя любимая группа... — Она назовет ансамбль, отличающийся удивительной гармонией и лишь теперь, после того как он распался, признанный классикой.

«Как в плохом детективе, — успеет подумать Норкунас. — Разговор с любимой женой: «Ты рано приедешь, милый? Вечером ансамбль «Битлз»... — Он знает: в плохих детективах следователь либо изучает японский язык, либо меломан. И на работу ему обязательно звонит жена.

Скоро он и сам, пожалуй, не вспомнит, что действительно всерьез занимался вокалом, пел в пользующемся мировой известностью детском хоре «Ажуолюкас», выступавшем с симфоническим оркестром; что по окончании школы перед ним по-настоящему стоял вопрос о выборе профессии, а блистательный в свое время педагог, которого мало кто теперь помнит, разве что только профессионалы, предсказывал ему карьеру музыканта.

— Когда начало? — спросит он.

— В восемнадцать тридцать. Значит, приедешь? — без особых, впрочем, надежд продолжит Ядвига. — Мы будем ждать. Не сядем без тебя ужинать.

— Не знаю пока, — он и не заметит, что чуть было не пообещал невозможное. — Посмотрим. — Так бывает всегда, насколько он помнит свои воскресные дежурства.

Однако домой он вернется поздно. По дороге, в машине, он включит радио — иногда сквозь помехи эфира ему удастся поймать удивительную мелодию — и тогда ночью, в тишине, он попытается воспроизвести гармонический рисунок, заинтересовавший его тонкий музыкальный ход.

Норкунас поднимается из-за стола, делает несколько коротких шагов по кабинету, закуривает.

Следствие по делу об убийстве Жанзакова закончено. Ему остается обвинительное заключение. Подписан приказ о его назначении заместителем начальника следственной части. В принципе он обязан приступить к исполнению непосредственных обязанностей.

Норкунас возвращается к столу, достает из конверта репродукцию плаката «Союзэкспортфильма», воспроизведенную на обложке журнала.

Черноволосый молодой спортсмен в кимоно демонстрирует боевой прием. Пальцы босой, вскинутой на уровень лица ноги растопырены, сбоку виден вынесенный для удара кулак. Похожие на косточки миндаля глаза жмурятся, словно от солнца.

Внизу короткая строчка по латыни. С высоты его баскетбольного роста буковки кажутся Норкунасу совсем мелкими:

SABIR JANSAKOV USSR