Несладкий сон

Пролог Долгожданный ритуал

Посреди огромного зала, выполненного в форме исполинской сферы, стоял человек. Несмотря на то, что лицо с острыми чертами не покрывали морщины, несмотря на то что кожа была гладкой и безупречной, только полный глупец смог бы назвать его молодым. Слишком уж цепким и пронзительным был взгляд прозрачных серых глаз, слишком уж сосредоточенным было выражение лица, слишком властной и уверенной поза, чтобы принадлежать какому-то юнцу.

Человек сделал несколько шагов по узкому каменному мостику, ведущему в геометрический центр зала, к установленным там странным приборам: разноцветным кристаллам, расположенным в гнёздах, сплетённых из тонких металлических проволочек; белым полупрозрачным колоннам, покрытым вязью мелких серебристых узоров; зависшим в воздухе формам твёрдого света, пульсирующим в такт неслышимому сердцебиению.

Он подошёл к своему главному сокровищу — кристаллическому сосуду, наполненному жёлто-золотистым газом, чьи клубы постоянно двигались и изменялись, словно являлись живым существом. Тонкие длинные пальцы коснулись стенок сосуда, и он невольно затаил дыхание.

Сегодняшнему дню навсегда предстояло войти в историю. Сегодня он творил то, о чём до сих пор никто не мог даже помыслить. В этот день наступал его звёздный час! Сегодня он, Галадийр Эгор Рундриг ауф Каапо, один из двенадцати Повелителей Чар, переступал черту возможностей человека и делал шаг в сторону божественного.

Разумеется, какой-нибудь дилетант пожал бы плечами и сказал какую-то глупость, например, что такое происходило и раньше. И был бы отчасти прав. В прошлом бывали случаи, когда обычные смертные Возвышались, обретая божественную силу. Если бы захотел, Эгор мог Возвыситься давным-давно, задолго до того, как стал Повелителем. Вот только его не устраивала цена.

Отличие бога от смертного (пусть в случае Эгора слово «смертный» являлось всего лишь не имеющим отношения к реальности ярлыком) было фундаментальным.

Смертные повелевали магией, направляли элир — магическую энергию, воздействуя на Вселенную по чётким незыблемым правилам. Магия являлась точной и строгой наукой, с предсказуемыми усилиями и неизменно повторяемыми результатами. Она влияла на физические законы Вселенной, но действовала в строгом соответствии с этими самыми законами. Пусть не все они были известны, но именно познание Вселенной было тем, что отличало настоящего мага, от человека, использующего магию в своих мелких ничтожных целях. И переступить через эти законы было невозможно.

Главным отличием смертного от бога являлось отношение к законам природы. Боги, любые боги, от Всемогущих Владык с многомиллионной паствой, до мелких племенных божков в дикой глуши, на законы Вселенной плевали с лёгкостью, вызывающей у магов досаду и зависть, более того, в рамках собственного Права боги эти самые законы и устанавливали. Маги создавали магию, боги же творили чудо. Там, где маг действовал с помощью знаний, расчётов, формул, конструктов, узоров и схем, бог использовал желания и концепции. Там, где маг направлял элир, бог использовал неизведанную силу, о которой до недавних пор никто не имел ни малейшего понятия.

И каким заманчивым бы ни выглядело Возвышение, как бы ни хотелось изменять Вселенную силой воли, но пойти на этот шаг Эгор согласился бы разве что при угрозе разрушения души. Ну а раз душа была неуничтожима и бессмертна, это значило «никогда».

Фундаментальным отличием бога от смертного являлись свобода и возможность выбора. Даже самый закоренелый мерзавец мог, повинуясь душевному порыву, совершить великий поступок. Даже самый чистый и невинный добряк мог уступить своим низменным желаниям и совершить мерзость. Боги были лишены подобных возможностей — пусть они и являлись разумными существами, но могли действовать лишь в рамках своих функций. Они были чем-то типа усмирённого животного, неспособного пойти против установок, заданных укротителем. Боги зависели от своей паствы. И это касалось не только потока силы, которую обеспечивала вера прихожан, но и самого разума божества, который исподволь направляли коллективные мысли глупых людишек. В итоге получалось, что как бог направлял свою паству, так и паства направляла бога, а единственным способом стать хозяином самому себе было Падение, при котором в качестве платы за свободу бог терял Престол и лишался силы.

Способа вырваться за пределы возможностей магии, но при этом остаться хозяином самому себе, не существовало, это считалось невозможным даже теоретически. До недавнего, конечно же, времени.

Более восьми десятков лет теоретических изысканий, почти двадцать лет путешествий. Эгор использовал лично разработанные чары, побывал в самых далёких местах, где когда-либо происходило божественное вмешательство. Он искал, находил и собирал фел — эссенцию божественной силы.

В процессе исследований Эгор не только открыл эту энергию, но и научился манипулировать ею с помощью магии, создавая надёжный мост между наукой и чудом, между желаниями смертного и воплощением этих желаний силой божества. Теперь воля мага могла напрямую воздействовать на реальность.

Существовала лишь одна проблема. Фел, собранной за двадцать лет странствий, было очень, до обидного мало. Неудивительно, ведь как нищий, роющийся в дворцовом мусоре, получает лишь объедки, так и ему, Повелителю Чар, пришлось довольствоваться следами остаточных проявлений воли богов.

Имеющейся в его распоряжении силы хватило бы на десяток мелких, либо на одно серьёзное применение. Кому-то другому могла в голову прийти идея использовать её для себя, получив богатство, силу или же власть. Но кто-то другой не смог бы открыть фел, не научился бы ею управлять, и уж точно ему бы не хватило сил и таланта, чтобы найти и получить её в нужном количестве. К тому же богатство, сила и власть у Эгора были и так.

Накопленную энергию он собирался использовать наилучшим образом — а именно для того, чтобы обеспечить себе её стабильный источник. И во вселенной существовал только один тип таких источников — живые боги. Именно для призыва и пленения бога был и предназначен сегодняшний ритуал.

Задача предстояла серьёзная. Нужно было не только призвать бога, не только его пленить и подчинить. Самое главное — не откусить кусок больший, чем сможешь проглотить. Могущественное божество не подходило, не годился даже бог средней величины. Даже какой-то божок на задворках занюханного пантеона мог оказаться Эгору не по зубам. Нужен был кто-то слабый, никчемный, желательно с минимумом последователей или даже вовсе без них. Кто-то, неспособный дать отпор, которого удержали бы цепи магического ритуала, кто послужил бы слабым, но постоянным источником фел.

Эгор внимательным взглядом в последний раз окинул ритуальный зал, чёткими отточенными движениями пальцев пробежался по контрольному артефакту, проверяя и перепроверяя готовность структур и оборудования, а затем сделал шаг назад и молча вытянул руку. Сзади послышалось цоканье лап одного из вспомогательных големов, и в ладонь ткнулась рукоять управляющего жезла.

Повелителям Чар дополнительные инструменты не требовались, так что Эгор при желании мог провести ритуал и сам, без подпорок и костылей. Но такого желания не было — лишь полный глупец пожертвует даже толикой надёжности в таком ответственном деле.

Эгор вскинул руку с зажатым жезлом и послал в инструмент импульс магии.

Сначала ничего не происходило. Затем на стенах каменной сферы начали зажигаться цепочки тонких узоров. Каменные колонны засияли мягким, но всё усиливающимся светом, пока не превратились в ослепительные полосы. В воздухе начали появляться маленькие золотые искры и двигаться по непредсказуемым траекториям. Кристаллический сосуд, содержащий фел, покрылся густыми трещинами и осыпался мелким песком.

Реальность покачнулась и пошла волнами. Раздались еле слышимые странные звуки, складывающиеся в мелодию, которая переливалась от неземной восхитительной гармонии до ужасающего режущего мозг диссонанса. Цвета словно выцвели и сдвинулись, превратив окружающий мир в странный тошнотворный калейдоскоп.

Несмотря на личную силу, Эгор не обольщался. Столкновение с богом в его домене, месте его силы, означало неминуемую смерть. Поэтому ему и потребовалось появление этого бога в специально подготовленном месте, там, где у Эгора будет стратегическое преимущество. Он вложил волю в три короткие команды, чувствуя, как фел, изменяя саму реальность, подчиняется его воле и желанием. В воздухе вспыхнули три надписи на Высшем Эсвеш, языке магии и науки. Слова символизировали три понятия, три важные концепции, от которых зависели успех или неудача всего ритуала.

Для того, чтобы призвать обычное существо, требовалось немного: частичка плоти, капля крови или образец элир, плюс не слишком сложная формула. Но в призыве кого-то неизвестного, поиске среди мириад миров и реальностей по нечётким параметрам, вписывающимся в концепцию: «существо, изменяющее реальность, обладающее большими, но не чрезмерными возможностями и являющееся богом», могла помочь лишь божественная сила.

Концепция принуждения использовалась, чтобы зафиксировать это существо в зале призыва, не дать уйти или атаковать. Эгор не обольщался, принуждение было лишь временной мерой: к сожалению, превратить божество в послушного слугу было так же нереально, как и наложить рабские чары на разумное существо.

Самой важной являлась концепция понимания. Если бы призыв потерпел неудачу, а собранная фел рассеялась бы в пространстве, было бы досадно и обидно, но ничего непоправимого бы не произошло. Основная опасность возникала в случае успешного призыва. Жизненно важным являлось осознание, кого именно принёс ритуал, что представляет собой это существо и насколько опасно для Эгора.

И если бы он понял, что не сможет справиться, что призванное божество не по зубам, у него оставалось четвёртое слово:

Именно подобная концепция, отменяющая ритуал и выталкивающая существо туда, откуда оно пришло, служила главным средством спасения. Вспомогательные меры — уничтожение зала и схлопывание его в отдельное измерение, чтобы призванная злопамятная сущность не могла найти пути назад, а также сокрытие ауры и искажение узора души, являлись лишь дополнительными предосторожностями.

Посреди зала заклубился чёрный туман, который пронзили разряды ярко-красных молний. Мелодия достигла крещендо, а слово «Призыв» развеялось в воздухе струйками золотистого дыма.

А когда туман схлынул, когда ярко засияли нестерпимым светом слова «Принуждение» и «Понимание», взгляду Эгора предстала гуманоидная фигура, раскинувшая руки и ноги, словно распятая на невидимой дыбе.

И к полному разочарованию Высшего Мага, выглядела она слишком… слишком… слишком обыкновенной.

Человек дёрнулся в незримых путах и начал вертеть головой по сторонам. Его глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся.

Эгор наклонил голову и внимательно осмотрел пришельца. Он не торопился, ведь время сейчас не играло особой роли.

Если бы Эгор не знал подробностей ритуала, он бы решил, что перед ним обычный ничем не примечательный человек. Выше среднего рост, среднее телосложение с уклоном в худобу. Правильные черты, но при этом лицо, которое вряд ли вспомнишь, увидав в толпе. Светлая кожа, покрытая россыпью веснушек. Волосы светло-рыжие, как у уроженца Гат-Анамата, но глаза серо-голубые.

Одет пришелец был в свободную тёмно-красную трикотажную рубаху, синие потёртые штаны с широким ремнём и необычные тканевые туфли с ярким узором и упругой резиновой подошвой. Тоже совершенно ничего особенного.

Маг устало потёр переносицу, пытаясь подавить непроизвольно возникшее разочарование. Кому как не ему знать, что нельзя судить кристалл по внешнему виду, а ценность трактата определять, основываясь на материале обложки?

— Кто ты такой? — спросил он, и наполненные силой слова гулко отозвались в ушах.

Человек словно вышел из ступора, словно только сейчас заметив, что находится здесь не один. Он открыл рот чтобы ответить, причём, судя по изумлённо распахнутым глазам, отвечать не собирался:

— Ich heiße Ulrich Siebert und…

Эгора совершенно не интересовали слова пленника. Концепция Понимания, сияющая ослепительным золотым светом, помогала узнать гораздо больше, чем способны донести слова.

Первый ребёнок в семье пожилых родителей. Пелёнки, коляски, бутылочки с молоком. Первые неуверенные шаги. Первый трицикл. Обучение детским премудростям у воспитателя в группе таких же детей. Обучение в школе. Средняя успеваемость. Окончание школы. Служба в армии, бег, спорт, учёба, обучение стрелять из оружия — артефактов на химической взрывчатке с кинетическим поражающим действием. Университет. Работа в большом кабинете. Создание чертежей высотных зданий на больших листах бумаги. Несколько не слишком серьёзных отношений с женщинами. Женитьба. Работа. Развод. Путешествия. Досуг с друзьями. Смерть отца от злокачественной опухоли.

Пришелец продолжал что-то лопотать и Эгор со внезапным раздражением повёл рукой. Рот пленника продолжал открываться, но теперь из него не выходило ни звука.

Информация, которую получил Эгор, оказалась поразительной. Несмотря на сложность и безотказность ритуала, призыв вышел неудачным. Пленник не только не нёс божественной искры, но и не был сколь-нибудь сильным магом. По крайней мере, никаких свершений на научной стезе в прошлом пленника разглядеть не удалось.

Эгор подавил чувство раздражения, но всё равно было обидно. Он с самого начала учитывал вероятность неудачного призыва, вот только не сработавший ритуал стал бы гораздо менее болезненным ударом, чем сработавший таким неправильным образом. Провал ритуала, как и успех был заложен в расчёты, но чего он точно не ожидал, так это вот такого нелепого результата. Эгор ненавидел, когда что-то идёт не по плану. И теперь ему требовалась причина такого провала.

— Чем ты занимался перед тем, как сюда попал? — спросил он.

Каждую субботу Ульрих Зиберт встречался с друзьями. Они покупали пиво отправлялись к одному из друзей, где усаживались за большим столом и играли в затейливую игру. Каждый из присутствующих отыгрывал роль другого человека, и не только человека, словно актёр в иллюзионе. Они играли по затейливому своду правил, где каждое действие и реакция мира на него решалась броском костей с разным количеством граней. Ульрих играл роль никого, но одновременно всего. Он был тем, кого называли Хозяином Подземелья, кем-то большим чем просто игрок. Он был арбитром, судьёй и церемониймейстером, озвучивал правила игрового мира и следил за их соблюдением. В этот раз компания авантюристов, преодолевая многочисленные препятствия, прокралась в древний подземный храм. Один из авантюристов являлся священником этого бога. Он вспорол горло домашней птицы, окропил её кровью старый алтарь и упал на колени в неистовой молитве. Бросок многогранного кубика, остановившегося на цифре 18. Успех. Божество ответило.

Ульрих не любил быть Хозяином Подземелья. Ему нравилось отыгрывать самых разных персонажей, влезать в чужую шкуру. Он всегда полностью вживался в роль, практически становился ею. Благодаря этой особенности товарищи редко когда позволяли ему становится простым игроком, потому что именно она делала его таким хорошим Хозяином Подземелий. Ведь он полностью погружался в мир, вещая тихим проникновенным голосом, становился попеременно то маленьким зеленокожим уродцем, то мускулистым громилой с бычьей головой, то гигантской огнедышащей рептилией, то… богом. И именно в момент, когда он, Владыка Червей, Пожиратель Праха, ответил на зов своего последователя, реальность покачнулась, подёрнулась рябью и втянула его в бескрайнюю пустоту.

Эгор скривился. Ритуал сработал и сработал великолепно. Но кто мог представить, что где-то в веренице миров и веере реальностей найдётся существо, искренне считающее себя богом, но при этом богом не являющееся? Нет, разумеется, существовали различные формы сумасшествия, безумец мог считать себя кем угодно. Но для того, чтобы предвидеть подобное, не обязательно быть Повелителем Чар, так что сумасшедших ритуал тщательно игнорировал.

Маг вздохнул. Было жалко потраченных сил, времени и ресурсов, так что первую мысль — использовать Слово Изгнания, он откинул как глупую. Увы, способов минимизировать ущерб было немного, поэтому Эгор решил действовать по поговорке и получить с этой дрянной собаки хоть пригоршню блох. К тому же, какой уважающий себя маг откажется от новых знаний?

— Расскажи, чего вы добились своём мире! — велел он, и вновь вереницы образов заполнили сознание.

Дикие люди, охотящиеся на зверей и живущие в пещерах. Первое земледелие. Первые войны. Древние цивилизации, строящие огромные пирамиды усыпальниц для своих королей. Развитие культуры и искусства. Войны. Империи. Религиозные культы. Новые цивилизации, приходящие на смену старым. Наука, делающая свои первые шаги. Четвероногие верховые звери. Воины, облачающиеся сперва в кожаную, затем в кольчатую и, напоследок, цельнометаллическую броню. Развитие метательного оружия. Первые метатели на химической реакции сгорания, примитивные и неудобные. Отмирание брони за ненадобностью. Развитие искусств. Взрывообразное развитие медицины, науки, сельского хозяйства, постижение физического мира. Новое, более совершенное оружие. Исчезновения четвероногих верховых животных, вытесненных механическими средствами, движимыми реакцией горения. Механические средства для полёта. Глобальные войны. Новое оружие, новые, ещё более мощные средства уничтожения. Новые взрывы с использованием реакции распада частиц. Взрывообразное развитие промышленности, средств общения. Вычислительные механизмы, изобретательно использующие природные явления. Огромные мегаполисы, улицы, забитые транспортом. Самодвижущиеся военные механизмы, метающие взрывающиеся артефакты на химической тяге. Общение на огромных расстояниях с помощью физического воплощения стихии Молнии — как по металлическим проводникам, так и через окружающий эфир. Полёты на орбиту планеты, а также на её единственную луну. Беспилотные устройства, летящие в отдаленные уголки звёздной системы.

Эгор разочарованно покачал головой. Их цивилизация добилась немалых успехов за кратчайшие сроки, вот только в сознании пленника он не увидел ни следа использования магии. Многие вещи, которые были изобретены в том мире, с помощью магии можно было сделать проще и, главное, чище. Даже те сильные взрывы, которыми пленник так гордился, в мире Эгора мог сотворить более-менее умелый маг, способный запустить реакцию деления. Но, разумеется, такого не делал — загрязнения после такой реакции были обширны и требовалось немало муторных усилий, чтобы их устранить.

Казалось необычным количество метательного оружия. В мире Эгора оно было, но использовалось только для охоты на животных, да и то не на всех. Неразумную тварь от человека отличало наличие двух вещей: разума и магии. И каждый ребёнок, получив во время уличных игр камнем по голове, отведав пригоршню грязи в лицо, либо песка в глаза, после этого инстинктивно подобных вещей не допускал. С самого детства у людей неизменно вырабатывался рефлекс — гасить инерцию любых быстро летящих предметов, что делало метательное оружие практически бесполезным. Да, существовали способы подобную защиту обойти, как-никак она начиналась лишь в верхних слоях ауры. Вот только сработали бы они лишь с простыми обывателями, любой мало-мальски подготовленный человек брал ауру под сознательный контроль, а уж люди со специализацией могли ею отражать даже клинковое оружие. Так что неудивительно, что в мире пленника правило дистанционное убийство, а в мире Эгора — ближний бой. В качестве средства боя дистанционного использовалась магия.

Маг закрыл глаза и снова прогнал в своём дисциплинированном разуме достижения цивилизации призванного. Он искал хоть что-то, что будет полезным, натолкнёт на новые идеи или откроет новые области знаний. Да, кое-что он всё-таки нашёл, но это были мелочи, не заслуживающие особого внимания.

Эгор уже решил заканчивать с экспериментом, признавать ритуал неудачным. Он приготовил Слово Изгнания, чтобы отправить пленника обратно в мир, из которого тот пришел.

Фел, использованную в ритуале, вернуть невозможно. И вместе с тем, хотелось получить хоть какую-то отдачу от затраченных усилий. Слова Принуждения и Понимания все ещё действовали, так что с завершением эксперимента Эгор медлил. Через взгляд обывателя он постиг прошлое неизвестной цивилизации и её настоящее. Осталось узнать будущее.

— Чего ваша цивилизация может достичь? К чему она стремится? — задал он последний вопрос.

Полёты на отдалённые планеты, в иные звёздные системы. Колонизация сначала соседних планет, а затем и дальних звёзд. Огромные космические ковчеги, курсирующие по Вселенной. Глобальные войны, в которых уничтожаются планеты и светила. Металлические големы, исполняющие роль слуг и воинов. Огромные вычислительные устройства, с помощью логики и математики обрабатывающие невероятные объёмы знаний и решающие любые задачи. Големы, под руководством этих машин воплощающие указания в реальность.

Это, конечно, было не взаправду, всего лишь фантазиями писателей да сценаристов иллюзиона, так что к подобным амбициям следовало относиться со скепсисом.

Но именно к фантазиям Эгор привык подходить очень серьёзно, более того, воплощать их в жизнь. Тем более, что некоторые мечты соотечественников пришельца ему очень понравились.

В особенности это касалось идеи вычислительного механизма, обрабатывающего знания и синтезирующего на их основе нечто новое, именно так, как это делает человек, только во много раз быстрее и эффективнее. Дисциплинированный разум мага занимался тем же самым — магия улучшала память, реакцию и скорость мышления. Но порою Эгору не хватало помощника, ещё одного человека, способного взглянуть на задачу с иной перспективы.

Можно было взять очередного ученика, но Эгор по натуре был одиночкой, снова тратить время на воспитание и учёбу того, кто лишь через множество лет покажет приемлемый результат, не хотелось. К тому же стоял вопрос доверия — абсолютной преданности можно добиться лишь у неразумного животного. Рано или поздно ученики становились полноправными магами и хотели найти свой путь, поэтому пришлось бы дозировать информацию, ограничивать знания и скрывать свои разработки, что сразу же убивало всю затею на корню.

У него имелось множество големов с логикой различных ступеней сложности. Но прямолинейное мышление голема, если это можно назвать мышлением, неспособность исполнять абстрактные приказы, делали их неподходящими для подобных задач.

Поэтому идея искусственного мозга, управляющего големами и решающего сложные задачи, Эгора несказанно захватила. Увы, ничего подобного в мире пришельца не существовало — имеющиеся вычислительные машины могли только обрабатывать узкий круг задач и хранить информацию, как это делали каталогизирующие кристаллы крупных библиотек, включая его собственную.

Казалось бы, у проблемы решения не существовало. Вот только в памяти пришельца существовала интересная концепция, предложенная одним из писателей-фантазёров. Живые вычислители, особые люди с мозгом, способным запомнить и обработать невообразимые объёмы информации, строить прогнозы и решать задачи. Ментаты.

Эгор создал стандартную структуру тонкой диагностики души. Подобные чары требовали очень высоких навыков и серьёзной концентрации, но в этом царстве фел, месте, где все незыблемые законы становились необременительными пожеланиями, структура заклятия сложилась словно сама по себе.

Получив результат, маг удивился. Общеизвестно, что магия и разум всегда связаны воедино. Каждый разумный человек в этом мире (даже болваны, называющиеся разумными с большой натяжкой) обладал от рождения магией. Магия являлась неотъемлемой частью души.

У пришельца магии не было. Она не была слаба или неразвита, как изначально предположил Эгор после наблюдения за другим миром, не была атрофирована. Нет, магия отсутствовала совершенно — словно перед ним стоял не человек, а обычное домашнее животное, какая-нибудь корова или лошадь.

Теорема Окларта-Бринка, неоднократно доказанная и проверенная на практике, гласила: «Ментальное порабощение разумного существа невозможно». Человек или монстр, получив рабское принуждение, рано или поздно его сбрасывал — врождённая магия подсознательно находила выход, и рабовладелец получал удар в спину от, казалось бы, полностью покорного невольника. Именно поэтому приходилось воспитывать, обучать, прибегать к уговорам, заманивать и опутывать обязательствами. И только укротители животных могли рассчитывать на абсолютную преданность своих подопечных.

Похоже, перед Эгором стояло живое исключение из этой теоремы. Разумное существо без даже зачатков магии. Идеальная заготовка для его экспериментов. Возможность проверить старое и постичь новое.

— Похоже, тебе не повезло, — сказал он пленнику обычным голосом. — Ну, или наоборот, очень повезло, кто знает?

Эгор сосредоточился на слове «Изгнание», парящем перед внутренним взором и, изменив его, воплотил в пространстве.

Золотые буквы Высшего Эсвеш замерцали золотыми искрами и сложились в единственное слово:

Он не знал, как добиться нужного результата, но именно здесь, в вихре божественной силы, необходимость в знании отпадала. Здесь, в царстве фел, с такими зыбкими и податливыми границами реальности, имели значение лишь Желание и Намерение. И Эгор пожелал.

Вспыхнули и распались буквы, выполнив своё предназначение. Пленник громко протяжно закричал.

Прекратилась музыка, и исчезли вспышки цветов, постепенно прекратились колебания реальности, погасли артефакты и приборы. Вокруг проступил сферический зал из обычного ничем не примечательного камня, где на металлическом помосте распростёрся рыжеволосый человек.

Эгор не был ни химерологом, ни укротителем. Но маг не может зваться Повелителем Чар и быть невеждой хоть в одной из магических дисциплин.

Теперь, когда концепция Понимания перестала действовать, перед ними остро вставала проблема общения. Но, к счастью, в арсенале укротителей имелась структура, подходящая именно для таких целей. Пусть она и служила для обучения животного набору команд, но модифицировать под другие задачи для мага его уровня не представляло никакой сложности. Эгор сосредоточился, собирая в сознании образ из известных ему языков и видов письменности, складывая его в плотный шар и присоединяя к магической структуре, после чего сделал шаг вперёд и положил руку на голову своему пленнику.

Тот снова закричал — страшно и надрывно. В любом языке, включая в примитивные наречия юго-восточных дикарей, объем информации со всеми понятиями и ассоциативными связями был огромен, сложен в восприятии даже для подготовленного разума. Эгор же вложил в разум своего подопытного восемь языков и пятнадцать видов письменности, всё то, чем владел сам. Разумеется, подопытный мог погибнуть, умереть от кровоизлияния в мозг. И наблюдая, как он раздирает ногтями себе лицо, как из его носа стекает струйка крови, как лопаются в глазах капилляры, Эгор ожидал, что так и произойдёт. В этом случае эксперимент можно было признавать завершённым и заняться подготовкой к следующему. К примеру, отправляться в путешествие в поисках новой фел, чтобы повторить призыв, на этот раз с настоящим богом.

К удивлению Эгора, подопытный выжил. Его крики, из-за сорванного горла превратившиеся в громкое сипение, постепенно перешли во всхлипывания, а руки тяжело оперлись об помост. Эгор сотворил диагностическую структуру и обнаружил, что с ним преимущественно всё в порядке. Несколько кровоизлияний в мозгу, обширный инсульт, сорванные связки и повышенная температура — ничего такого, с чем не справятся простейшие целительские чары.

Подопытный поднял глаза и просипел что-то неразборчивое. С немалым удовлетворением Эгор разобрал слова, произнесённые на самом обычном Атише, родном языке Эгора.

— З-за ч-что? Да что я тебе сделал, ублюдок?

Маг улыбнулся. Эксперимент переходил в завершающую стадию. Осталось добавить последний штрих, наложить последние чары. И для этого в арсенале укротителей существовало отработанное и отполированное до совершенства средство — заклятие Узды. Эгор сформировал нужную структуру и вновь положил руку на голову пришельцу. На этот раз тот только дёрнулся и мотнул головой, словно прогоняя непрошенную мысль.

— Что ты сказал? — спросил Эгор, продолжая улыбаться.

— Я хотел спросить, что я должен сделать, Хозяин?